Teck : другие произведения.

Все рассказы о жизни и вине - 11 марта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник рассказов конкурса ВИНОДЕЛ из номинации "Лучший рассказ о жизни и вине" по состоянию на 11 марта

  Крыховецкая Ирина Евгеньевна:
  Этика Древних Цивилизаций
   Собственно день должен был быть иным.... Даже описан иными словами, но Катюха с утра выдернула меня из-за компа, нарушая идиллию покоя, и иллюзию, что утро будет вечно....
   - Я же говорила тебе, Кать, у нас сегодня никак!
   - Как- как еще получится, - поехали, быстрее собирайся, погода отличная, тем более тебе в пылюку лезть.
   - А ты?
   - Только пиар местности, мне прошлого раза достаточно...
   - У коварная, ты какая......Я еще даже кофе не пила!!
   - Нечего в инете сидеть без кофе, - она вот всегда такая прямая, как указка!
   -Это кто на экране?
   -Где?
   - Не прикидывайся. - Катюха заворчала.
   - Это наш с тобой гот или гунн, в зависимости от того, что нам сообщит о себе курган...
   - Не отмазывайся, у него вид слишком живого- современного! - Катюха смеется, - лето, я тебя понимаю.
   - Хоть ты меня понимаешь.... Сейчас, пять минут.
   - Я взяла термос, а кофе забыла....
   - А я еще виновата, что в нете сижу!
   - Я пошла на кухню нам кофе делать, все еще спят?....
  
   Какая это сказка, когда выезжаешь за пределы нашего города-героя, сверкающего, белокаменного, увенчанного стелами и золотыми многочисленными куполами...На горизонте плещется море, лазоревое, совсем не грозное, хоть и Черное....
   "Плачет Азия..." - пел Доктор Кредо, начались танцы в машине. Катюха очень осторожный водитель, после страшной аварии, случившейся не по ее вине, где она чуть не погибла. Мы тогда поссорились, но когда позвонил Катюшин муж и дрожащим голосом заговорил: "Скорпионс, я не виноват...",у меня оборвалось сердце, какая ссора(!), она лежала в реанимации, ее невозможно было узнать, я сидела около нее и умудрялась прикалываться с ее плачевного вида, в итоге она начала смеяться сама, а потом разревелась, потому что слишком долго держала в себе и страх, и боль.
   А сегодня, июньское солнце, шелковые деревья, и пряный ветер так запросто подняли настроение. Работы на сегодня было не много. Во всяком случае, мне надо было рассмотреть один "неописанный курган", который недавно нам "сдали" мальчишки из Байдарской Долины, а Ксюхе пропиарить эту самую долину, в сентябре она уезжает в Питер защищать диплом по менеджменту и туризму, "отлычница" моя, с тобой что ли поехать, надо дела еще шестилетней давности там закончить.... Ладно, каждому свое
   Вы когда нибудь видели Байдарскую Долину ? Аааааах!!!!!!!! Это все, что можно выразить...... Когда лень писать о бликах солнца на древних склонах, о шелесте забытых голосов, ушедших в прошлое цивилизаций, о звездах, которые кажется светят над этим местом и днем, превращая небо в зеркало, опрокинутое и заплаканное, о длинных лугах, извилистых, рвущихся к жизни виноградных лозах. Здесь когда-то вот так же восхищенно радовались сиянию и ласковому теплу тавры. Здесь гордые греки возводили свои сады, а скифы кочевали по этим дивным местам. Здесь был оплот готов и гуннов, сюда стремились печенеги, а Древняя Генуя беспечно царствовала под щедрым солнцем. А еще ранее, на заре времен здесь расцвела могучая цивилизация Аратта, более древняя, чем затерянная в Армении Уратха.... Так, по-моему это уже я занимаюсь пиаром местности...
   Курган оказался готским. Целым, нетронутым и как обычно пахнущим временем. Его можно лишь описывать. Но ничего не трогать. Это ценное место, нужны спецы, археологи. Захоронен не простой гот. И не только он один....... Ну да оставим все это на добросовестную работу спецов. Хотя, иногда очень хочется взять на память какую - нибудь причудливую вещицу, прошедшую через несколько тысячелетий.... Я не терплю "черных археологов". Благодаря им, многие ценные памятники живут в экспозициях крупных зарубежных музеев, а не там, где им должно....
  
   - Здорово! - выдохнула Катюха, стряхивая пылищу с брюк, а ведь не собиралась лезть никуда!
   - Угу.... До пяти успеваем?
   - Легко.... Только час дня.
  
   Дорога петляла, мы выбрались на широкое шоссе, с лева обрыв и заповедники.
   - Ариш, там внизу, если чуть свернем, классный барчик и дегустационный зал.
   - Ты за рулем, - я рисовала в блокноте.
   - Я шашлыка хочу! Нуууу!!!!!!! - Катюха надулась.
   - Угу.....
   - Едем?
   - Угу....
   - Я тебя люблю!!
   - Хм... - она меня рассмешила, - девушка за шашлык любить готова!
   - Да ну тебя, - сегодня ей настроение ничем не испортишь.
  
   Слишком живописные места с тремя вычурными домиками.
   - Это татары здесь? Архитектура выдает, хоть и скрывали...
   - Не знаю, но готовят оболденно.... - и тут она замолчала, уставившись в одну точку. Мимо меня. Я обернулась. Он не шел, он плыл, как королевский фрегат. Высокий, стройный, загорелый. Черная шевелюра и синие, как небо над Байдарами, глаза. Три ямочки, на щеках и подбородке. Безупречный, блин. В одних белых шортах, босиком. Местный?
   - Аполлон Бельведерский, елки! Кать, пошли, не привлекай внимание, не надо....
   - А сама? - засмеялась Катюха.
   - Я художник, - классное у меня оправдание, - я натуру лицезрела.
   - Ну да!
  
   Шашлык здесь действительно вкусный. Под чистым небом, почти в исцеляющем одиночестве, нам сегодня с Катюхой явно фартило настроение. Пока не явился Бельведерский. Просто пришел и сел напротив, за наш столик из светлого дерева. Катюха рассеянно посмотрела на меня. Она всегда теряется в подобных ситуациях, выкручиваюсь я, "отшиваю" и "пришиваю" тоже я.
   - Вы что-то хотели? - вид напускаю учительский, мужики в большинстве своем теряются от строго тона и высокомерного взгляда. Они просто боятся. Хоть и хорохорятся.
   - Да, - ответил Аполлон, и улыбнулся, как де Каприо перед гибелью "Титаника", - я хотел вас пригласить в наш зал...
   Катюха с отстраненным видом срочно заинтересовалась шашлыком. Еще бы. Этот голос надо было услышать и переварить! Глубокий, спокойный, как океанский вздох, уверенный в себе, с легким акцентом. Татарин, причем один из тех редких экземпляров, обладателей "неземной красоты", которые среди них встречаются.
   - Спасибо, мы не пьем, - я даже вздохнула, ну что тут скажешь, на его губы смотреть даже невозможно, если хочешь уйти в целом и невредимом состоянии.
   - Мы не будем пить, -он опять улыбнулся, и Катюха уже жалобно посмотрела на меня. Что, родная, как я тебя понимаю! - я вас приглашаю попробовать вкус местного солнца.
   - Мы не туристы, - пора выруливать - мы местные, проезжали мимо.
   - Такая белая, как сметанка девочка и местная? - Аполлон наконец-то растерялся, - но ляпнул достаточно, что бы Катюха сокрушенно, почти с повинной замотала головой:
   - Ну пошли, пошли, посмотрим этот зал!
   - Ты за рулем!! - я почти кричала.
   - А ты нет!! - она метала молнии. - вот возьмешь и попробуешь, не унижай человека!
   - Чего? - я обиделась на нее.
   -Девочки, -Аполлон улыбнулся, - пойдемте, не расстраивайтесь. Я дам вам шофера!.
   - О! - Катюха пришла в чувство, - нет спасибо, мы сами...
   - Меня зовут Рафаэль, я огорчусь если вы проедите мимо.... Ваше право....
   - Рафаэль Санти... эпоха Возрождения.... Или солнечного удара...
  
   Ну да, ему принадлежала, вся эта "выставка". Короче, Катюха включилась в интеллектуальную беседу, а я в дегустацию.... И это после Дня города!
   - О, Кать! Твое любимое вино....
   - Да? - такое робкое и сомнительное "да".
   Через некоторое время, уже слегка надегустировавшись, я заметила, что Катюха, пристроившись в одном из плетеных кресел "дегустирует" целую бутылку, и разглядывает каталог с винами Крыма. Бельведерский испарился. Взяв бокал я поднялась с кресла. Ощущая "легкий шторм" я пошла к ней, но Бельведерский, как и положено статуе редкой и ценной, появился неожиданно, как из -под Земли.
   - Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы...
   -Да!!
   - Значит я очередной, кто хотел сказать...
   - Да!!
   Бельведерский улыбнулся.... Эти губы. Ка-тюююю-шаааа!!! Help me..... какой болван не заметит, куда направлен взгляд собеседника?! Только слепой болван... . Бельведерский, как питон Ка, не мигая, стал наклоняться ниже и ниже. Это конечно заманчиво, но это не стоит делать, летом, на "работе", вообще! Я поднесла бокал к губам, лишая Рафаэля возможности "поймать своего бандерлога".
   - Вы не правильно пьете вино, - вдруг заявил Аполлон.
   -Да? - я не поняла, - из бокала, а как еще?
   - Его надо греть в ладонях.
   - Вино?
   - Бокал. Это же тюльпан!- Ловко выхватив у меня бокал, Рафаэль обхватил его ладонями, чуть раскачивая багряную жидкость внутри. Убаюкивает он его, что ли?
   - Вот так. Греете ладонями, слегка раскачивая вино, а потом пьете маленькими глотками, чуть теплое. ...
   Эх, мне бы сейчас ледяного.... Ладони Бельведерского потянулись ко мне, я хотела взять бокал, но тогда бы мне пришлось дотронуться до его ладони, а это интимный жест, на который форы мы не даем! Я просто протянула руку, ожидая, что мне отдадут вино. Но Рафаэль проигнорировав мою страждущую руку, поднес край бокала к моим губам. Ну все! Это вот и есть запрещенные во всем мире негласные приемы. И не стыдно вам, товарищ, Бельведерский!
   - Пей, - тихо сказал Рафаэль, очень смело погладив пальцем мои губы. И слава Богу, я таки разозлилась.
   - Спасибо, - разжала его ладони руками, отняла бокал, сделала большой глоток, - зря нагрел, не зима!- и пошла к Катюхе, на ходу допивая вино большими и очень "неправильными" глотками. Пора сваливать отсюда. Хоть бы приехал кто....
   Катерина сидела, как зажатая птичка, ее бокал был почти не тронут.
   - Пошли? - испуганно прошептала она.
   - Пошли,- я улыбнулась, - забирай бутылку, это компенсация за моральный ущерб.
   - Ты что?
   - Ничего, я злая, как собака....
   - Я вижу...
   И в это время:
   - Подождите, девочки! - рядом опять стоял Бельведерский с погрустневшим (ха-ха!!) лицом, - ты права, летом можно пить и охлажденное вино, но охлажденное вино больше обжигает.
   - Почему? - спросила Катюша.
   В руке Рафаэль держал запотевшую причудливую бутылку. Прозрачную, с черным содержимым откупоренную. Он взмахом сделал большой глоток из горлышка, поставил бутылку, ухватился за меня, как железный дровосек, и буквально влип....
   "Не хочешь чая. Что ж тогда испей вина.... За Д`Артаньянов будем пить, за Д`Артаньянов......".
   Ледяное вино, которое обжигает, уносит, завораживает. Пьяное вино, как девятибалльный шторм, которого не ждали. Это не вино, это черт знает что! .... В общем, нельзя так поступать с женщинами, господа мужчины, даже со строптивыми и упрямыми, обманывающими не только вас, но и себя. Мы ездили за готским курганом, а получили поцелуй.... Какое же в мире все древнее, и цивилизации, и мужская хитрость, и женская самоуверенность, и вино, ледяное, но умеющее обжигать. В завоеваниях рожденные люди, привыкли завоевывать буквально все. Мужчина ни за что не захочет проиграть, женщина быть оскорбленной. Истину они так и не найдут. Так как эти два упрямых осла из века в век не уступают друг другу дорогу, хотя им вроде по пути....
  
   Катюха смеялась до слез с моей ошарашенной физиономии. Дважды останавливалась на резких поворотах, поправляла бутылки на заднем сиденье и вливала в меня минералку.
   - Ты себя нормально чувствуешь? Или еще столбняк? - ей было весело.
   - Не, Кать, ну ты не поверишь.... - у меня не было слов.
   - Верю, - она почти всхлипывала от смеха, - я минут двадцать за таким представлением наблюдала...
   - Двадцать? А я думала минуты две...
   Катюша резко затормозила.
   - Давай вернемся, - серьезно заявила она, - если ты путаешься во времени, значит это аномалия. Тебе нужна аномалия....
   - Нет уж! Я и так вся липкая от вина, - разум наконец таки брал верх, - домой, домой..... И ну их всех этих мужиков! Не верю я им, не верю.... Даже, когда сомневаюсь.......
  
   Южное солнце, которое садится за эти горы не один миллион лет, светило нам в спину, мягким теплом согревая каждый сантиметр. Мы молчали всю оставшуюся дорогу. А чего говорить? Опять правы древние предки.... Лучшее знание - сердце. Которое, мы, слышим в последнюю очередь....
  
  
  
  Шеляженко Юрий Вадимович:
  Имя удачи
   Усталость накатила внезапно, когда работа была почти закончена. Руки уже не попадали по правильным клавишам, монитор начал еле заметно подмигивать. И тогда Сергей привычно откинулся на спинку кресла, отдыхая взглядом на бутылке вина в серванте, стоявшей рядом со школьным кубком за спортивные достижения и почетной грамотой от фирмы "Рекламастер".
  
   Мысли унесли его далеко. Он представлял себя стоящим на палубе жемчужного цвета яхты, в спокойный летний день, когда солнечные лучи смешиваются с зелеными волнами и массажируют бледные от домоседства плечи капитана. Его собственная яхта, которой Сергей даже не придумал названия, долго плыла в неизвестном, но, судя по всему, верном направлении. Был недалек тот час, когда судно причалит в маленьком порту, оазисе европейской цивилизации среди бескрайних диких пляжей и виноградников. Заглянув к знакомому хозяину, у которого даже во дворе свисают со всех сторон тяжелые спелые грозди, Сергей мысленно уносит корзинку с винами разных прошлых лет. А в унисон мечтам в голове который раз проносится мысль: "что же мне делать с этим вином?".
  
   Бутылка вина, стоящая в серванте, досталась ему после одной удачной сделки. Фирма, в которой он работал, не скупилась на "представительские расходы". От имени фирмы он часто дарил новым клиентам сувениры при заключении договора. Иногда клиент делал ответный подарок, который по уговору с шефом Сергей оставлял себе. Так ему и досталась высокая коробка из прозрачного сиреневого пластика, за стенками которой была видна черная бутылка необычной формы. Горлышко находилось на короткой чёлке, увенчивавшей большой шар "головы", от которой до самого дна тянулась конусообразная "юбка". Скромная этикетка, главное украшение на "юбке", изображала множество престижных медалей и узорчатые завитушки загадочного французского слова - видимо, названия вина. Еще был написан большими буквами номер года в середине 19 века.
  
   Сергей и мысли не допускал оставить вино вечным сувениром в серванте. Он давно хотел выпить его в хорошей компании или подарить приятелю на день рождения. Но пока все не хотелось расставаться с бутылкой... Вздохнув, он вернулся к прерванной работе.
  
   Для фирмы "Рекламастер", где Сергей работал, наступали тяжелые времена. Недавно вышедший закон о рекламе накладывал запрет на рекламу сигарет и спиртных напитков. Кроме того, не разрешалось прерывать фильмы и прямые трансляции рекламой. Ограничивалась длина рекламных пауз в теле- и радиовещании, а газетную площадь под рекламу закон вообще урезал до жалких десяти процентов. В таких условиях цены на рекламу настолько взвинтились, что "Рекламастер" потерял все мелкие контракты и с горем пополам продолжал удерживать несколько старых крупных клиентов. Поэтому фирме уже не был нужен менеджер по освоению рынка - рынок сжался до нескольких крупных игроков и, в сущности, был давно освоен. Сергей остался без работы. Придя домой после неприятного разговора с шефом, он сел в свое кресло и долго смотрел на свой любимый трофей и символ удачи, бутылку старого вина. Она стояла в серванте, рядом со спортивным кубком и грамотой фирмы "Рекламастер" за привлечение прекрасного клиента - того самого богача, который дал ему эту бутылку.
  
   "Я думал подарить это вино кому-то, но, наверное, просто продам. Должно быть, это дорогое вино, раз ему больше чем полтора века" - думал Сергей. Но вслед за этими мыслями, с неохотой продавать свой талисман, приходили другие: "Нет, мне же не деньги нужны, а любимая работа. Чего я достигну, продав это роскошное вино? Получу за него немного карманных денег, чтобы пропить их гораздо худшим вином в дешевом ресторане? Надо немедленно найти такую же хорошую работу, какую у меня отнял кризис на рекламном рынке".
  
   Приятель, редактирующий полосу культуры в одной из национальных газет, пригласил Сергея написать статью о модной выставке. Тот знал, что за время работы в рекламном бизнесе Сергей познакомился со многими художниками и немного перенял их взгляды на искусство. Когда бородач-креативщик из художественного отдела приглашал Сергея на выставки своих коллег, он с интересом ходил по галереям и подолгу общался со знатоками. Сергей следил за модой в искусстве и дизайне, чтобы понимать с полуслова смутные желания клиентов. Теперь знание художественного бомонда помогло ему найти работу. Сергей каждый день посещал выставки и писал про них изящные статьи, вызывая регулярные потоки восторженных отзывов читательниц. Прошло несколько лет.
  
   Однажды в день рождения главного редактора Сергей задумал набиться к нему на прием со своей давней идеей - создание музея рекламы при газете. Этим утром взгляд Сергея снова остановился на бутылке французского вина. "Юбка" загадочно поблескивала черно-красными бликами рассвета, гипнотически разубеждая дарить ее главреду. "Глупо, что я не могу подарить это вино шефу. Что за сентиментальность? Такой жест с легкостью помог бы мне выполнить свои планы", думал он. К главному редактору пошел со швейцарскими часами, и после получасового разговора все же добился своего.
  
   Музей рекламы, полный тщательно подобранных экспонатов, вскоре стал одной из столичных достопримечательностей. Его упоминали в каждом туристическом справочнике, поэтому от посетителей не было отбоя. Под началом Сергея работало шестнадцать человек: экскурсоводы, вахтеры и уборщицы, а также научный консультант. Однажды, встречая со своей командой Новый год, он объявил себя самым счастливым в мире человеком: ведь накануне экскурсоводка Лена сказала ему "Да!".
  
   Вскоре сыграли свадьбу. Очень хотелось поставить на праздничный стол свой талисман, счастливую бутылку. Но загадочная черная "юбка", заполненная полуторасталетним вином, все еще гипнотизировала Сергея, не позволяя ему попробовать вкус давней победы.
  
   Теща, наслышанная о неимоверной удачливости жениха, подарила ему лотерейный билет "Мегаприз". Сергей посмеялся над подарком и забыл про него. Но Дарья Васильевна заранее переписала номера и следила за розыгрышем на телевидении. В то время "Мегаприз" уже десять розыгрышей подряд не доставался никому, и джекпот увеличился до трех с хвостиком миллиардов. Эту сумму и выиграл Сергей, навсегда завоевав уважение тещи.
  
   Еще через год, в середине июня, со стапелей одной частной верфи сошла яхта жемчужного цвета. Под объективами телекамер владелец разбил о ее борт бутылку старого вина со счастливым криком "я нарекаю тебя..." - тут Сергей звонко прокричал таинственное французское название вина, которое судостроители успели написать золотыми буквами по оба борта яхты. Он еще долго стоял у рычага, спускающего новое судно на воду - стоял, вдыхая сладкий запах изысканных трав, которыми древний винодел сдобрил свой напиток. Но соленый ветер с моря подхватил божественный аромат и унес далеко, оставляя новоиспеченному капитану только радость погони за ним.
  
  
  Миниотене Юлия Александровна:
  виноградное имя
  
  
   Мой дед всегда имел в запасе бутылку хорошего вина. "Каберне", "Мерло", "Алиготе" - эти названия легкой музыкой отложились в моей памяти. Он наливал красивую жидкость в стакан для чая, тонкий, с серебряным подстаканником, пил медленно, прикрывал глаза и блаженно раздувал ноздри.
   -Вино - это радость жизни, - так всегда говорил мой дед, когда его стакан пустел.
   -Перестань забивать голову ребенку этими глупостями! - ворчала бабушка, но ласково и беззлобно.
   -Это не глупости. Если бы не вино, мы никогда бы не поженились, послушай, как это было... - и я в сотый раз слушал эту странную историю, так похожую на сказку.
  
   "Я был простым студентом, вечно голодным, худеньким очкариком, а тут на факультет пришла необыкновенная красавица, гордая, нежная, тонкая. И имя у нее было под стать - Изабелла. Я не то, что подойти к ней, я подумать о ней не мог без трепета, страдал, конечно, ужасно. Хорошо, что как раз наступили летние каникулы, и мой сосед по общежитию позвал меня на все лето к себе в гости. Я смутно припоминал его рассказы о виноградниках, о солнечном молодом вине, о туманах, о девушках, стройных, как лоза. Все это было мне ни к чему, потому что только одно имело значение в тот момент, только одно составляло смысл жизни - Изабелла.
   Мы приехали рано утром, но солнце уже встало и приглашало всех насладиться новым днем. Нам навстречу попалась повозка, в которой седой красивый старик вез большие глиняные бутыли, в телеге сидела молодая еще женщина, оберегающая хрупкую поклажу от ухабов.
   -Это колдун, - шепнул мне на ухо товарищ.
   -Ты что? Какой колдун?
   -Он над женщинами власть имеет, видишь ту, что на телеге? Его жена. А до того, как она за него вышла, к нему, говорят, многие бабы бегали, да что бабы, даже и девки!
   Я недоверчиво обернулся на загадочного старика и неожиданно встретился с ним взглядом, он смотрел прямо и насмешливо, будто слышал весь наш разговор.
   Ничто мне не давало в этот день покоя: ни вареники, ни парное молоко, ни безделье - все время думал я о колдуне. Наконец, не выдержав, обратился я к своему товарищу:
   -Скажи мне, где он живет!
   -Да кто он? - не понял тот сразу.
   -Этот колдун!
   -Зачем тебе? Может, это все сказки, а если не сказки, тем хуже.
   -Скажи, - потребовал я и так посмотрел, что больше он не посмел со мной спорить.
  
   На следующее утро, едва встало солнце, я побежал в указанный дом. Мой колдун уже осматривал во дворе какой-то инвентарь. Я топтался у забора минут десять, пока старик не обратил на меня внимания, сам его окликнуть я почему-то не решался.
   -Чего тебе? - старик подошел к забору.
   -Я это... Секрет женщин... В общем, работы не будет у вас?
   -Работа всегда есть, только чем за нее платить? - старик смотрел на меня в упор.
   -А мне ничем, я так. Мне бы секрет...
   Видимо было во мне что-то такое, что не позволило меня выгнать в три шеи. Старик еще немного помолчал, покрутил красивой седой головой и отпер калитку:
   - Заходи.
   С этого самого дня работал я, не покладая рук, не за деньги, не за другие материальные блага, я работал за любовь, за тайну, за свое счастье. Я учился понимать лозу, видеть будущее завязи, пропускать через пальцы землю и любить ее, как локон девушки. Я узнал, что сделать вино невозможно, ему можно дать жизнь и отпустить его в мир. Мой товарищ приставал ко мне первое время, но потом махнул рукой, отстал, в одиночестве предавался праздности и последним удовольствиям уходящего детства.
   Старик и его жена говорили мало, чувствовали друг друга по шагам, по жестам, по улыбке. Работа на земле сделала их немногословными и внимательными. Каждый вечер, когда садилось солнце, хозяйка выносила нам кувшин красного вина. Мы выпивали его, прежде чем войти в дом. С каждым глотком ко мне возвращались силы, которых я не жалел в работе по молодости лет.
   Лето подходило к концу, росы стали обильнее, и лоза прогнулась под отяжелевшими гроздьями. Нужно было возвращаться в город.
   -Мне пора ехать, - сказал я однажды старику за кувшином вина.
   Он кивнул и пошел в подвал, где в прохладе и пыли хранились его несметные сокровища, его дети, его пот и упорство.
   -На, возьми, - он принес мне большую пыльную бутыль, - вы выпьете ее вместе, и она навсегда станет твоей.
   Его жена только улыбнулась мне и поцеловала, по-матерински, взяв в ладони мою голову.
  
   Всю дорогу не было мне покоя, так я берег заветную бутыль, боялся не только разбить ее, но даже слишком сильно встряхнуть. Не знаю, откуда набрался я смелости зайти в общежитии в комнату к Изабелле, принести ей свое вино. Она посмотрела на меня, как будто увидела в первый раз, но ждала всю жизнь. Когда мы откупорили бутылку, аромат всех виноградников вошел в комнату.
   -Это виноград моего имени. Чувствуешь, "изабелла"? Мой любимый, когда его раскусываешь, серединка выскальзывает на язык.
   -Этот сорт не для еды, а для вина.
   -Я знаю. И все равно его люблю.
   Вскоре мы поженились.
   Это конец истории".
  
   -Да перестань ты ребенку пудрить мозги. Можно подумать, что я тебя полюбила после того, как глотнула вина из волшебной бутылки! Когда ты вернулся после каникул, то тощего очкарика больше не было и в помине, труд на свежем воздухе, море, фрукты превратили тебя в загорелого красавца. Упустить такого могла только полная идиотка!
   -Но ведь вино было именно из "изабеллы"? Откуда колдун узнал твое имя?
   -Простое совпадение. Всякое случается.
   -Не слушай ее, сынок. Женщина выжила из ума на старости лет. Конечно, в той бутылке не было ничего волшебного, но дело не только в загаре и упражнениях. Вместе с вином в меня вошли мудрость и сила жизни. Всегда помни об этом. Вино - это любовь, радость и солнце. Захочешь понравиться девушке, ты знаешь, какой напиток ей принести. Но только помни, что тогда она станет твоей на всю жизнь. Выбирай осмотрительно.
   -Изабелла, принеси мне там мою бутылочку, что-то захотелось молодость вспомнить.
   Дедушка наливал себе, потом бабушке, они смотрели друг на друга влюбленными глазами и даже забывали о том, что с ними рядом я, их внук.
  
  
  
  Денисенко Виктор Анатольевич:
  Капля смолы
   Вино с привкусом смолы... Помню, как рассматривал бутылку, поглаживал этикетку, осторожно, почти со священным трепетом наливал эту божественную жидкость в бокал (хорошо, что мы заодно купили бокалы - в пластмассовых стаканчиках погибло бы всё волшебство).
   Вино с привкусом смолы - чудо острова Крит. Особенно если поймать момент, когда луч солнца преломится в бокале с янтарной жидкостью. Затем - пить не спеша, с каждым глотком вновь восхищаясь и удивляясь непривычному вкусу.
   "Ты должен это попробовать", - сказал мне друг. Он уже раньше бывал на Крите, а вот теперь вытянул и меня с собой. "Это должно тебе понравится", -сказал он, выставляя на стол пару бутылок с вином, а я лишь с сомнением усмехнулся. Затем ещё пару раз усмехнулся на его слова, пока не попробовал...
   Откуда это волшебство? Я пытался понять, что же такое в этом вине? Вроде бы вино, как вино, да вот только привкус, словно в нём растворили каплю смолы... Внезапно - как удар! Я почти понял, отчего я сижу завороженный этим мгновением, отчего я медленно-медленно пью это вино, а когда опускаю бокал, то в смутном оконном отражении вижу, что сижу с блаженной улыбкой идиота.
   Сердце сжалось. Привкус смолы отбросил меня в детство, когда, чтобы познать, всё хотелось попробовать на зуб... Внезапно я вижу себя ребёнком. Я с интересом рассматриваю струйку смолы, застывающую на коре дерева. Я прикасаюсь к ней. Она ещё довольно-таки вязкая, клеится к пальцам. Она так похожа на конфету-тянучку! Ну как же не попробовать?!
   Смола действительно чем-то похожа на конфету, теперь - скорее на ириску: клеится к зубам. Но есть ещё что-то... Привкус во рту. Как теперь, после этого солнечного вина.
   -Плесни-ка ещё, -сказал я своему другу, пытаясь скрыть непонятное смущение от внезапного воспоминания.
   -Придётся сбегать ещё, - улыбнулся мой друг, показывая мне последнюю пустую бутылку...
   Поздно ночью я тихо засыпал, не в состоянии отличить лёгкий хмельной шум в голове от внешнего шума волн, омывавших остров. Но самое замечательное было ещё впереди...
   Под утро мне приснилось, что я старый-старый грек, сидящий на берегу моря. Над головой кружат неугомонные чайки. Моя кожа насквозь пропитана морской солью, тело тонкое и высохшее настолько, что кажется - меня может унести очередной порыв то и дело налетающего тёплого ветра. Я сижу на берегу моря (на краю мира) и пью чудесное критское вино с привкусом смолы. Время словно замерло, и я не боюсь смерти.
   Остаётся только проснуться - встать со светлым чувством и обнаружить, что солнце уже сияет над миром как капля смолы в бокале вина. Только и всего.
  
  
  
  Дьяков Сергей Александрович:
  Звездный урожай.
   (с) Фанг Илтмарский
   - Подожди... не так быстро! - шершавые пальцы легли на запястье, не дав Кейру поднести кубок к губам. В медной глубине томно колыхалась пурпурная жидкость.
   - Ну, чего еще? Это же вино, правильно? Сейчас глотну чуток, и продолжим...
   Марсианин недовольно скривился. По плоскому лицу пробежала волна ряби, золотистые глаза смотрели с упреком.
   - Это лучшее вино, - тихо пропел он. - В нем отблеск последней утренней звезды, свет Венеры и Земли, искристая мощь Солнца... Ветер играл с лозой, драгоценная вода напоила виноград жизнью, а само вино стояло в погребах очень-очень долго.
   - Очень-очень? Я не понимаю...
   - Много оборотов мира, задолго до вашего появления на свет.
   Поиграв с кубком, Кейр поставил его на пыльную ступень лестницы, спускавшейся в прохладу погреба из знойного дня. Ему здесь определенно нравилось. Много деревянных вещей, некоторые настоящая древность, точнее многие - древность, потому что на Марсе давно уже нет ни лесов, ни рек... Это вино действительно очень старое и ценное - тут инопланетянин прав.
   - У вас была какая-то особая церемония? - осторожно спросил Кейр. Марсианин удрученно кивнул. Покрытые хлопьями шелушащейся кожи губы беззвучно раскрылись, словно он мучительно подбирал слова, потом снова тихое пение:
   - Очень-очень давнее искусство... - его рука проплыла над медным кубком, но он не осмелился коснуться вещи, еще хранящей тепло человеческого тела. - Были большие празднества, один раз в каждом жизненном цикле. Мы пели... Мы танцевали...
   - А что пели? Какие-то особые песни?
   - Песни? - эхом откликнулся марсианин, в его голосе звучала сварливая нотка. - Зачем они вам? Это совсем не то, что мы поем для вас и остальных посетителей. Они - личные.
   - А их можно перевести на наш язык... - начал Кейр и тут же напоролся на яростный взгляд.
   - Нет! Никогда! - чирикнул марсианин. - Это вино, то что оно может... может... Даже то, что вы вообще знаете о его существовании - большая честь. Ваш язык не способен передать красоту тех песен, - и помолчав, он заносчиво добавил. - Слишком груб.
   Пожав плечами, Кейр снова взял кубок в руки. Если его поднести поближе к лицу, то можно уловить невесомый сладковато-горький аромат. Очень странный, наверное, вкус. Организм человека вряд ли бы смог усвоить вещества, из которых состоял инопланетный напиток, но здесь главное - вкус, запах, внешний вид. И впереди всех прочих: СДЕЛАННО НА МАРСЕ. Пурпурные, как и само вино, буквы пронеслись перед внутренним взором Кейра. "Аукцион? Лот номер первый..." Он усмехнулся.
   - Так я попробую?
   Глаза марсианина потухли, когда он незаметно коснулся человеческого разума.
   - Валяйте, пейте, - небрежно бросил он. Узкие плечи ссутулились под весом невидимого груза, горло сдавило, но марсианин усилием воли, не таким уж и непомерным, удержал подступившие к глазам слезы.
   - Ветер играл с лозой, - беззвучный шепот на родном языке. Он отдаст им вино и завершит свой цикл с честью. Они взяли все, что было у его народа, но гостеприимство - это он и его братья унесут с собой.
  
  Беккер Владимир Михайлович:
  Виноматериал
  
  
   Теплый субботний вечер; мимо окон рейсового автобуса проплывает освещенный огнями Севастополь. Вечерний Севастополь, столь же прекрасен как и дневной и утренний. Этот город привлекал Мишу с детства. Малахов курган, матрос Кошкин, адмирал Нахимов, Графская пристань, барон Врангель; все это будоражило и волновало любознательного мальчика. Именно отсюда из Севастополя, от Графской пристани в ноябре двадцатого отошел крейсер "Генерал Корнилов", увозивший поручика Полякова через турецкий Константинополь, и тунисскую Бизерту в далекое никуда. Поручик Поляков - Мишин двоюродный дедушка, брат бабушки Капитолины Георгиевны. В шестидесятые годы уже не опасно было признаваться в дворянском происхождении, и бабушка часто рассказывала Мишеньке о своем брате, об отце, действительном тайном советнике Полякове и о прочих высокопоставленных родственниках. Теперь Миша и сам постоял на Графской пристани, посмотрел на отплывающие корабли и возвращался обратно в благодушном настроении. Он прикоснулся к истории.
   В автобусе Мишиной соседкой оказалась симпатичная девушка - студентка Севастопольского приборостроительного института, и они весело провели время, играя всю дорогу в разнообразные интеллектуальные игры. Оленька была потрясена и ошеломлена. У них в приборостроительном просто не может быть таких умных замечательных во всех отношениях ребят; все они только грубые парни по сравнению с этим московским красавцем - знатоком Высоцкого, Битлов и Булата Окуджавы. Кто из них мог так выгодно подать анекдот или историю из жизни театральных знаменитостей. А его познания в русском языке; они просто поразительны. Оленька была очарована. Нужно, конечно, не упускать из вида, что и Миша постарался на совесть, выкладывался на полную катушку.
   Так незаметно за играми и философскими спорами пробежал мимо них весь Крым, прекрасный в любое время года. На прощание Оленька пригласила нового знакомого к себе в Судак на выходные. На следующий день Миша уже без товарищей отправился на свидание. Встретились они в центре города возле кафе Сугдэя.
   Стоял ясный февральский денек. Солнце пригревало так, как оно в Москве и летом не всегда греет. А для теплого Судака, защищенного от северных ветров крымскими холмами, такая замечательная погода была не редкость. Оленька решила поразить московского гостя. Она надела ярко оранжевую курточку, светлую короткую юбочку; самую короткую из гардероба и туфельки на каблучках. Оленька в окружении своих подружек выглядела бесподобно. Миша смотрел на нее издали, и приятный холодок, первое чувство влюбленности, тихонько щекотал его изнутри.
   -- Девчонки, ребята, знакомьтесь! Мой новый Московский друг Миша Белецкий, -- Оленька подхватила его и подвела к своим друзьям, -- Мишенька, ты не против, если мы все вместе отправимся смотреть генуэзскую крепость?
   -- Как же я могу возражать! Наоборот, для меня это большое счастье.
   Пока они поднимались в горы, Оленька начала рассказывать гостю о древней истории Судака, но Миша опередил ее и сам прочитал новым знакомым небольшую лекцию о генуэзской колонии Солдайя, об архиепископах Сурожских и об Айвазовском. Затем они отправились осматривать древнюю крепость и девичью башню, названную так в честь генуэзской принцессы бросившейся в море от тоски по любимому.
   Вид от башни открывался замечательный. Именно отсюда прекрасная принцесса смотрела на море, дожидаясь возвращения своего любимого и, когда увидела черные паруса, то бросилась от тоски в море.
   -- А вы знаете, эта очаровательная легенда очень распространена по всему миру. В Казани вам обязательно расскажут аналогичную легенду о татарской принцессе Сююмбеки. И там тоже в честь принцессы построили девичью башню. И теперь все влюбленные приходят к башне Сююмбеки, чтобы рассказать принцессе о своей любви. Но лично мне более всего нравится родоначальница этих всех легенд, история про блистательного афинского героя Тезея.
   -- Это тот самый, что победил Минотавра?
   -- Да, да, именно он. Он, повинуясь воле богов, оставил Ариадну,на острове Наксос а сам возвратился к отцу в Афины, но огорченный расставанием с любимой забыл заменить черный парус красным. Его отец, афинский царь Эгей увидел черный парус, решил, что сын погиб и в отчаянии бросился в море. Отцовская любовь -- это очень трогательно.
   Ах, какими глазами смотрела Оленька в это время на своего героя, как красиво сказал он эти слова: отцовская любовь.
   Шустрые Оленькины подружки, потихоньку разбежались кто куда, а Миша и Оля стояли посреди огромного яблоневого сада и целовались. Ветерок весело шуршал, пересчитывая ветки, из-за холмов доносился неторопливый плеск волн, аромат, исходивший от коры яблонь, кружил голову, но еще более кружили голову прикосновения Мишиных губ. Миша вел себя галантно, он не распускал руки, подобно крымским кавалерам, не прижимал уверенно девушку к своей груди, он только шептал ей на ухо ласковые слова и слегка прикасался к ней губами. Но от этих легких прикосновений сердце улетало куда-то вниз, а земля плыла под ногами. Никогда еще Оленька не была так счастлива, как в эти минуты. Все прошлые увлечения казались ничтожными перед этим большим чувством охватившем ее сердце
   Время текло незаметно, вот уже и февральское солнышко покатилось на закат. В саду заметно похолодало.
   -- Мишенька, дорогой мой, я так счастлива, как никогда. Но ты, наверное, устал и проголодался, а я, глупышка, мучаю тебя. Сейчас мы пойдем домой, я познакомлю тебя с моими родителями. Ты отогреешься, мама будет кормить тебя обедом, а папа хвалиться своим винным погребом. Папа у меня селекционер, он так любит свой виноградник..., наверное, больше чем меня.
   -- Солнышко, я совсем не замерз; к тому же мне неудобно заваливаться к тебе домой без приглашения, а минута, проведенная рядом с тобой, дороже всех обедов в мире.
   -- Дурачок! Побежали скорей, скоро стемнеет, у нас на юге темнеет очень быстро, а мои будут тебе только рады. Сам увидишь.
   За обедом Миша познакомился с Оленькиным папой. Петр Трофимыч гостей любил преданно и беззаветно; тут же были растворены закрома, сусеки и подвалы и представлены гостю различные сорта вин собственного приготовления. Они разговорились за бутылочкой доброго виноградного вина; беседа протекала важно и неторопливо. Во всех вопросах, затрагиваемых Петром Трофимычем, Миша показывал себя эрудитом и знатоком. Была доставлена еще одна бутылочка, затем еще и еще.
   -- Нет, Петр Трофимович, вы мне на такой вопрос ответьте. Почему до Москвы такое замечательное вино не доходит? Чтобы бутылочку хорошего вина найти, надо полгорода оббежать. Но вот, что самое интересное, грузинского или узбекского еще можно найти, а нашего российского нет, одна бормотуха.
   -- Политика у нас такая неправильная, все русское зажимать. Узбекские вина я не особенно понимаю, сладковаты они немного. А вот грузинские действительно хороши! Ты, какое из грузинских вин предпочитаешь?
   -- Лично я Цоликаури люблю. Очень ответственное вино. А из абхазских Лыхны; не вино -- сказка!
   -- В этом ты прав. Хорошее вино. Но не вызревает Лыхны у нас в Крыму, солнца маловато и земля не та, для Лыхны каменистая кислая почва нужна -- Петр Трофимыч вздохнул и помолчал немного, -- а вот попробуй теперь, Миша, моего самого лучшего винца. Князь Голицын специально из Греции лозу привозил, с острова Корфу. И что самое интересное; на западном склоне холма добрый виноград получается, а на южном, где солнца больше, горьковатый.
   Миша отведал терпкого вина с немного странным названием "Кокур" и нашел его превосходным.
   -- Букет! Петр Трофимыч, превосходный букет! Вкус цветов и меда! Сразу все ощущаешь: соленое море, очарование южного солнца, знойные девушки на желтом песке и синева; синева. Такого вина зимой в Москве выпил и в душе благоухание! Превосходное вино Кокур. Но где же я это название слышал? По-моему в художественной литературе.
   Петр Трофимыч был очарован сразу же и бесповоротно. Новоиспеченные приятели засиделись до позднего утра. За окошком светало. И тут Мише припомнилась Одиссея великого Гомера.
   -- Вспомнил! Вспомнил я, Петр Трофимович, где название такое слышал. Вот откуда вино это. Из древней Эллады это слово пришло.
   После небольшого отдыха собутыльники отправились в студенческий спортивный лагерь альпинистов, где Миша вместе с друзьями проводил каникулы. Петр Трофимович познакомился с Мишиными друзьями, угостил их дарами своего винного погреба и пригласил некоторых из них прибыть в ближайший понедельник на экскурсию на завод шампанских вин в поселок Новый Свет, где сам он заведовал холодильным оборудованием.
   -- Да! Вот это мужик! Ума палата; вино пьет красиво - никакой артист так не сможет; говорит - любую мысль в книжку записывать можно; во всех делах первый, -- Петр Трофимович рассуждал как бы сам с собой, поглядывая при этом на жену виноватыми глазами, -- вот бы такого мужа нашей Ольге, -- Петр Трофимович хотел еще что-то добавить, но постеснялся.
   -- Конечно, хороший мужик. Вина-то литров двадцать вылакали. После этого и собака человеком покажется, -- Оленькиной маме и самой понравился веселый московский гость, но опустошения, причиненные ее хозяйству, немного потрясли славную женщину.
   В понедельник, в девять часов утра к воротам завода шампанских вин подкатила представительная делегация. Миша Белецкий -- руководитель делегации, а также сопровождающие его Шура Барзеев и Леша Сушинский были тепло приняты руководством завода.
   Мишины друзья не зря были приглашены на завод в понедельник. Именно в этот день прибыла на экскурсию большая группа советских писателей, и нашим друзьям выпала честь знакомиться с заводом вместе с метрами советского соцреализма.
   Завод Мише понравился; он познакомился с директором и главным технологом завода, подружился с несколькими писателями, прослушал небольшую лекцию об истории виноделия в России. После торжественной части делегация направилась в цех номер один, где ее членам были представлены для дегустации различные сорта шампанских вин.
   Миша бережно принял бокал, сделал глоток и внимательно посмотрел на членов дегустационной комиссии. Его лучший друг и собутыльник Шура Барзеев дегустировал шампанское с таким умилением на лице, что Миша невольно растрогался. Затем он перевел взгляд на Лешу Сушинского, ожидая его реакции. Леха почему-то восторгаться не спешил. Он скривил губы и произнес несколько небрежно:
   -- Нет! Это не "Мадам Клико", -- затем подумал и добавил решительно, словно точку поставил, -- и даже не "Абрау".
   -- Да! -- подтвердил Миша и высказался более категорично. -- По-моему, это просто кислятина. Петр Трофимыч, я тебе скажу честно, твой "Кокур" не в пример лучше. Даже и рядом поставить нельзя!
   -- Милые вы мои, драгоценнейшие! -- Оленькин папа так разволновался, что даже задрожал крупной дрожью, -- Так мы ведь специально гостей сначала сюда, в первый цех водим. Они ширпотреба наклюкаются, а на хорошее вино потом и не смотрят. Вы посмотрите на писателей.
   Корифеям литературы вино понравилось, через непродолжительное время большинство из них нагрузилось основательно, и когда экскурсовод привел делегацию в элитный цех, то настоящий продукт был им несколько в тягость.
   А Шура Барзеев здесь впал в настоящий экстаз, обилие вина его очаровало, особенно понравился Шуре прибор под хитрым названием "Акратофор" -- емкость на десять тысяч литров молодого вина. Шура охлопывал агрегат со всех сторон, причмокивал от удовольствия и в конце выдал результат.
   -- Мишка, ты только послушай! Если в день по ящику шампанского выпивать, то нам этой бочки на три года хватит.
   Но Миша только отмахнулся, он предавался дегустированию:
   -- Вот это я понимаю! Теперь и за державу не обидно. Действительно, Советское шампанское! А то говорят разные умные слова: ассамбляж, купаж, апелласьон, а вина настоящего не выставляют.
   Поздно вечером друзья, порядочно уставшие во время экскурсии, были доставлены на автомобиле прямо к месту их обитания, палатке номер три, так что и в эту ночь Оленька не дождалась своего героя. Зато на следующий вечер она сама появилась в альпинистском лагере и Миша, знавший до того многих женщин различного цвета кожи и возраста, определенно признал, что по темпераменту крымские девушки превосходят всех остальных.
   А сам Миша после этого случая частенько наведывался на завод шампанских вин и приносил оттуда в лагерь немалое количество так называемого виноматериала, и был признан теперь чемпионом в области яблочных и виноградных вин, хотя абсолютным пивным чемпионом по-прежнему оставался Александр Н. Барзеев.
  
  
  Карлссон Ирина:
  История любви
   Евгений Никифорович Горчаков с детства любил голубей. Еще беззубым мальцом, сощурив один глаз и приложив козырьком ко лбу ладошку, подолгу смотрел он в синее воронежское небо на уходящую ввысь белую птицу. Целовался с птенцами и мечтал о своем собственном голубином хозяйстве. Отец у Евгения Никифоровича погиб на фронте: сгорел в танке, а мать свела счеты с жизнью еще до начала войны. Воспитывал Евгения брат отца, инвалид, горбач, и мачеха, которая частенько завывала, сидя на своей постели, утирая тряпкой красное от работы лицо и шумно сморкаясь. Война отняла у нее мужа, оставив ее с четырьмя неродными детьми, а своих они так и не нажили.
  
   Война со своими законами оторвала Евгения Никифоровича от родного дома, от заросшего травой огорода с перерослыми огурцами, от голубей, и занесла его в далекий южный город с теплыми ветрами, запахом кинзы и мясистыми помидорами.
   В училище их, воронежских, было несколько человек. Все светлые, белобровые с водянистыми голубыми глазами, кроме Толича. Под водочку вспоминали родной дом, ходили гулять в городской сад и понимали, что им в жизни повезло. Потому что война к тому времени закончилась - и все они останутся жизнь и непременно, непременно, дружить до конца дней своих.
  
   На последнем году учебы Евгений познакомился с Любой. Женщины, с которыми Евгений общался до этого, были другие. Они были улыбчивые, потные, крупногрудые, пили водочку наравне с курсантами, и с ними можно было все. Любочка же была маленькая и очень хорошенькая: смуглая и белозубая; они целовались, сидя в парке на скамейке, но большего Любочка ему не позволяла. Идти после Любочки к общим женам не хотелось, не справедливо это было, а без этого Евгений болел, раздражался и пил еще больше водки.
  
   - Жениться?! - оторопело спросил Толич. - Ты, что?! Вернешься в деревню - женишься. Не здесь же. Бросай это дело, слышишь. Жениться он задумал...
  
   Нарыдавшись всласть после расставания с Евгением, Любочка решила, что никогда ни к кому не питала подобных чувств. И хоть от него, от Евгения, и пахло все время водкой, Евгений был какой-то родной, ласковый, с ним было спокойно и надежно. Попытавшись-таки в течение нескольких недель справиться с обидой и горечью брошенной женщины, не выдержала: взяла соседскую девочку пяти лет и пошла с ней в городской сад. Подруга нашептала Любе, что в тот вечер Евгений с Толичем стояли в военном патруле во время концерта на летней эстраде. Во время концерта Люба попросила девчушку подлезть под ограду и побежать к сцене. Дождалась, когда Евгений пошел к нарушительнице, подлезла сама и поспешила за ребенком.
  
   - Простите, не усмотрела! - сказала она Евгению, полоснув по его и без того разбитому сердцу улыбкой, и увела ребенка в толпу.
  
   А Евгений стоял и смотрел ей вслед. Ему было очень худо. Но Любочка не знала об этом.
  
   На следующий день, вернувшись домой с работы в пожарной охране, куда определило Любочку спортивное общество Динамо, она нашла Евгения, сидящего на ступеньках в подъезде. Завидев Любочку Евгений встал. Стоял, молчал, переминался с ноги на ногу, мял форменную фуражку и нервно трогал себя за кончик носа.
  
   Через три дня они расписались. Военное руководство помогло с комнатой. Женившись на Любочке, Евгений приобрел все, о чем мечтал. Свое первое жилище, полноценную семью (Любочка забеременела буквально с первого дня) и голубей. Да. Голубей. Счастливого хозяйства без этой чистой птицы Евгений Никифорович не мыслил. Прибил в комнате над дверью и окном полочек и купил пару. Так они и начали свою семейную жизнь. Воркуя....
  
  ***
   Евгений Никифорович сошел с электрички. Достал из кармана мятый носовой платок и с удовольствием высморкался. Убрал платок в оттянутый карман старых американских синтетических брюк, одернул куртку и пошел в поселок. Зима задерживалась. Стоял конец ноября, а снега еще не было. Дорога предстояла долгая, километра четыре до дачных участков. Евгений Никифорович любил загород. К большим городам он так и не привык. Отслужил сорок лет, мечтая о пенсии и собственном доме, но не ожидал, что до такой степени испугается наступившей старости, слабости, отгонял навязчивые смысли о смерти и с надеждой и трепетом вспоминал своего деда Кузьму, который прожил до девяноста лет.
   Раньше дорога до дачи давалась легко. По дороге он обязательно задерживался на несколько минут в хозяйственном магазине. Склонившись над застекленным прилавком, рассматривал скудный ассортимент, и практически никогда не уходил без какого-нибудь шпингалета "на запас" или без десятка гвоздей-пятерочки, самых необходимых в хозяйстве. Было дело, частенько останавливался в магазине-подвальчике в конце поселка и покупал "беленькой". "Беленькую" он любил всю жизнь. Вино да портвейн, это тоже можно, но лишь в последующие дни, для поддержания огня, за неимением. После последнего приступа радикулита и двух месяцев в госпитале, стал оберегаться пить, правая нога приволакивалась, ходить стало тяжело, Евгений Никифорович злился на свою немочь, шмыгал носом и выливал скопившееся раздражение на Любовь Ивановну.
  
   На даче его ждали голуби. В просторной голубятне круглогодично жило несколько голубиных семей разных пород. Пять-шесть теплых месяцев Евгений Никифорович жил на даче при них безвылазно, ругал Любовь Ивановну, что собирает огурцы слишком мелкими, и стрелял коршунов из одолженной у свата мелкокалиберной винтовки. Остальное время года один раз в неделю Евгений Никифорович ездил на дачу на электричке, проветривал голубятню, целовался с родными, проверял кормушки, подливал водички или насыпал в поильники снежку. Возвращался домой уставший и умиротворенный, а, бывало, уходил молча в спальню, и по шмыганью носом Любовь Ивановна понимала, что какая-то пара снесла не вовремя, и от мороза будущие птенцы погибнут.
  
   Евгений Никифорович любил людей, любил Любочку, детей и внуков. Просыпался утром по-деревенски рано, уходил в другую комнату, чтобы не мешать сну Любочки своим шумным носом и размышлял в предрассветном одиночестве о жизни. Писал в блокноте карандашом списки семян на закупку, переписывал из журнала "Сад и огород" удобрения и их использование, и рисовал планы обустройства дачи. Когда-то пятнадцать лет назад в таком блокноте появился первый эскиз покосившейся на сегодняшний день голубятни. А что же голуби? А голуби уже, конечно, были. Они жили в дачном домике под крышей и вылетали через маленькое застекленное окошечко, которое, как наивно полагала Любовь Ивановна, существовало для затаскивания длинных половых досок. Евгений Никифорович никогда ничего не планировал, не думая в первую очередь о своей душе, то есть птицах. Любови Ивановне нравилось просыпаться на даче под глухое воркование птиц над потолком, это напоминало ей первые дни их совместной с Евгением Никифоровичем жизни, когда голуби жили в их комнате. И если она, беременная тогда своим первенцем, спала крепко, то все равно просыпалась от хлопков их крыльев.
  
   Евгений Никифорович не особо привечал искусство, но мимо голубятников в искусстве таки не проходил: за последние пару лет сходил на спектакль театра Образцова и в кино, на "Любовь и голуби". В спектакле он и вовсе ничего не понял, а после кино долго ворчал, шмыгая нервно носом, и критиковал фильм за недостатки в голубином вопросе. Зато на птичьем рынке его можно было видеть почти каждую субботу. Он с нетерпеливым восторгом выходил из метро и спешил строго в отведенные места. К своим. Долгими зимними вечерами в городе, сидя на диванчике на кухне, он мечтал о лете и рисовал внучке в ее альбомчике круглогрудых длиннохвостых птиц, с хохолками и без, в зависимости от породы. Рисовал он их и дочери, когда та была маленькой. Любовь Ивановна заботливо сохранила многие рисунки: карандашные голуби через года остались прежними, лишь на последних - не то от возраста, не то от водки - карандаш словно подпрыгивал, линии прерывались и не были столь же уверенными.
  
   А сейчас он спешил. Мимо хозяйственного и "подвальчика", через мост над плотиной, по песчаной дороге в колдобинах, через железные ворота мимо по-зимнему пустых дачных домиков на очередную встречу со своей душой, с самой большой любовью своей жизни. Самочуствие с утра было неожиданно хорошее, и он шел решительно и быстро, насколько ему позволяла больная нога. На свидание. На последнее.
  
   Еще мальчишкой в своей родной деревне, сощурив один глаз и приложив козырьком ко лбу ладошку, подолгу смотрел он в синее воронежское небо на уходящую ввысь белую птицу. И сейчас высоко в серое ноябрьское небо ушла птица. И не вернулась.
  
  
  
  Лезинский Михаил Леонидович:
  Вино Победы Нашей
   Я много лет был знаком с Рафиком Акоповичем. Был. Он умер на ходу. В мирное время. Присел на минуточку и больше не встал. Рафик Айрапетян еще мальчишкой в составе комсомольского отряда гонялся за бандой Караджи-оглы - памятка у него об этом времени - шрам на спине от удара шашкой.
   Айрапетян хорошо знал крымские леса - до войны был заядлым охотником, а потом, готовясь к партизанской войне, исходил все тропы с руководителем Центрального штаба партизанского движения в Крыму Алексеем Васильевичем Мокроусовым.
   Пишу эти строки и рассматриваю фотографию партизанского проводника: молодой, красивый. На нем - ватник, поверх -брезентовая куртка и такие же брюки, на ногах - постолы, затянутые сыромятными ремнями. Обвешан патронташами, в руках - карабин. К ноге (так удобней, объяснял мне Рафик Акопович - МЛ.) привязана морская кобура просматривается рукоять нагана, на поясе - гранаты и кинжал.
   Он всегда считал себя старым солдатом, всегда считал себя человеком суровым. Но почему же, когда партизаны-ветераны и те, многочисленные солдаты, которых он привёл в Севастополь, а потом выводил из захваченного фашистами города, вспоминают о нем с теплотой? Вспоминают о человеке, добрее которого нет на свете?..
   К Рафику Акоповичу я и пришёл, когда собирал материалы для документальной повести о пограничниках, защищавших Балаклаву.
   - Акопыч, не помните ли случайно солдат майора Изугенева, которых вы вывели в осажденный Севастополь?
   Айрапетян молча достал письмо и протянул мне.
  
   "Многоуважаемый Рафик Акопович! Пишет бывший пограничник АП.Изугенев, которого с большой группой вам довелось выводить с базы Мокроусова к Севастополю. В то время я был майором и носил кожаную куртку... С базы Мокроусова мы спустились вниз, но неудачно и вынуждены были подняться вновь к дому лесника, где и встретили вас. С тех пор прошло двадцать шесть лет и много забылось, но вашу фамилию запомнил на всю жизнь потому, что многие обязаны вам тем, что живут сейчас на белом свете.
   Я считал вас погибшим и поэтому все годы не разыскивал, но вот месяца полтора назад я был в Севастополе и в Диораме дали ваш адрес...
   Вот пока и все. С искренним приветом Изугенев".
  
   Рафик Акопович неожиданно говорит:
   - А ведь встреча с изугеневцами могла окончиться трагически. Они, - до сих пор себе простить не могу! - заметили меня первыми и взяли на мушку. Шевельнись и ... крышка! Вижу, из-за кустов показался ствол автомата и команда: "Хонды хох!"
   Тут-то я сразу сообразил, - так безбожно коверкать немецкий язык могли только свои!
   Огрызнулся:
   -Руки вверх! Еще чего захотели!
   Автомат в кустах описал дугу.
   - Кто такой!?
   - Хозяин крымских лесов!
   Поняли пограничники, что немчура так отвечать не станет. Показались. Ко мне подошел майор Изугенев. К куртке у него еще орден "Знак почета" был привинчен, и спрашивает:
   - В Севастополь мог бы провести, если ты действительно хозяин леса!?
   - Смог бы. Но без разрешения Мокроусова шагу не сделаю.Этак, по просьбе, я всю армию Манштейна в Севастополь проведу.
   - Ну пошли к твоему Мокроусову,- улыбнулся Изугенев.
   ... Дал Мокроусов разрешение, и вывел Рафик Айрапетян пограничников к Балаклаве
   Попутно, Рафик Акопович мне и рассказал, как он со своими ребятами, встречал новый Новый год. А потом, многочисленые его друзья, дополнили рассказ...
  
   Последний день декабря 1941 года партизаны встретили у Байдарских ворот. Близился Новый 1942 год...
   - Эх, - сказал командир партизанского отряда, - Новый год, а я даже лишний сухарь выдать не могу.
   Партизаны голодали. Ямы с продовольствием, спрятанные в начале войны в горах, были предателями выданы фашистам.
   И тут встал Рафик Айрапетян.
   | - Прошу в кустики! Для вас приготовлен райский обед !
   Действительно, за кустами была растелена плащпалатка, самый, что ни есть, "новогодний стол"
   - Угощайтесь! - Айрапетян указал на котлеты. - Фирменное армянское блюдо, скомпанованное из сухарей личного неприкосновенного запаса и лошака генерал-полковника Манштейна. Прошу наполнить бокалы, друзья!
   И произнёс свою самую "длинную" новогоднюю речь-тост:
   - Есть закуска и есть что выпить!..
   На "новогоднем столе" появились чёрствые лепёшки и котлеты из конины. В солдатские кружки Рафик накапал всем по пять граммов спирта и до краёв дополнил кружки отваром шиповника.
   - За Новый 1942 год! За Победу!..
   А потом Рафик Айрапетян сказал:
   - Когда кончится война, я угощу вас настоящим шампанским. Нет, нет, не тем, которое вы знаете, я сочиню для вас новое вино, которое будет напоминать о пройденных дорогах и победах...
   И Рафик Айрапетян сдержал слово. Он создал новый сорт "шампанского", которое назвал "СЕВАСТОПОЛЬСКОЕ ИГРИСТОЕ".
   Это "шампанское" не похоже ни на одно из вин.
   В сентябре 1969 года в Грузии проходил мировой конкурс по качеству вин. Члены жюри - представители разных стран, как сегодня говорят, дальнего зарубежья, - дегустируя вино, не знали чьего оно производства и были объективны в оценках. Золотую медаль присудили
   " СЕВАСТОПОЛЬСКОМУ ИГРИСТОМУ" и к Айрапетяну пришла мировая слава.
   А сам Рафик Акопович, выступая на солидном форуме виноделов в Ялте, сказал:
   - Мы не думали о славе, выпуская "СЕВАСТОПОЛЬСКОЕ ИГРИСТОЕ", мы хотели создать новый сорт вина, достойный победителей над фашизмом, и вся партия была выпущена ко Дню Победы 9 мая 1963 года...
  
   Своим многочисленным друзьям, живущим в Киеве или в Москве, в Санкт-Петербурге или в Риге, - а сегодня! - в Тель-Авиве или в Хайфе, в Хадере или Нетании ( и в других городах), в подарок всегда привозил бутылку "СЕВАСТОПОЛЬСКОГО ИГРИСТОГО" и это было "гвоздём" любого обильного заграничного стола.
   Когда я приехал в Израиль на постоянное местожительство,. привёз только одну бутылку, для себя. И то, мне её самому дали по блату, то есть, по знакомству - вся партия "СЕВАСТОПОЛЬСКОГО ИГРИСТОГО" уходит на экспорт. В Германию.
  
  
  Зибо:
  Бар "Вселенная"
  
  
   В баре Вселенная никогда ничего не меняется. Разве что в ту пору, когда там есть экраны телевизоров. Но телеки в этом баре - это переменная. Сегодня, скажем, они экраны, а завтра - какие-нибудь негативные холсты, и имена художников, понятное дело, никому не нужны.
   Но художник - не всегда тень, хочется мне сказать. Иногда и Бог - тень художника. Это зависит от того, кто кого переплюнет. Слова цепляются за бокал, и я уже не помню, что мне приходило в голову минуту назад. Решаясь выйти из бара, я ожидаю решения от звезд, они - наиболее неизменная часть из всего того, что можно ожидать за пределами многоканальности сознания и подсознания.
   Итак, идешь за хлебом... Нет, к примеру, вечер. Звезда одиноко плюется с неба коротким выстрелом импрессии, а больше ни одной звезды нет, потому что с севера кто-то понатащил облаков, и они поусаживались на воздух, говорят друг с другом о чем-то, и никто этого не понимает, так как в этот вечер люди спешат друг к другу, ко сну, к развлечениям, к колбасе, к случайной смерти. Фонари, ощутив скорую сырость, уже сейчас плывут. Никто не знает, что они - серфингисты, а они так гордятся своей скоростью в неподвижности. Лица. Лица все, как одно, чем-то подсвечены изнутри. Проходя мимо этого света всех мастей, ты хочешь нырнуть поглубже и вынырнуть где-нибудь снаружи. Однако, это невозможно. Это бы назвали воровством душ. Но, слава богу, что никто этого не умеет.
   Идешь сквозь трамвайность вечера. Сквозь магазинность ожиданий. Сквозь беспросветную тягу к наслаждениям. Что тебе этот ритм? И вот ты думаешь, что жизнь - это такой крайне неровный листок бумаги, рвать который неприятно лишь от того, что бумага шершава, а жечь... Может быть, и спичек нет, чтобы жечь. Лезешь в карман...
   ...Ага, еще пару спичек...
   ... Ветер...
   Когда в кармане еще есть спички, но их две, стоит выбрать, что зажигать - жизнь или сигарету. Жизнь или сигарета - тот еще вопрос. Оглядываешься - трамвайность медленно гаснет, так она, как процесс, всего лишь отражения общего круговорота восстаний и падений. Из ночи - снова в ночь. Хочется курить, хочется выбрать. Купить зажигалку - это жалкий суррогат, заменяющий пищу огня дешевым газом. Каждый новый шаг в ночь чувствуешь, как тьма густеет. Одинокая звезда, спрятавшись за облака, своим поступком показывает, что и ей в ночи предназначено свое место. Лишь место. А те, кто желали.... Половина из них уже чего-то нашла. В окнах погасли огни, возвещая о новом минутном празднике. Еще половина ничего не нашла, часть из них, плюнув на все, ограничилось удовлетворением колбасности мироздания, другая часть голодна, она ясно ощущает, что человек человеку.... Еще сто тысяч половин уже отыскалась. Помимо того, что им ничего не нужно, в их ветре наличествует синяя пустота.
   Проходя мимо какой-то световой галереи столбов, обращаешь внимание на тусклые разводы рекламной вывески. Да, верно. Есть альтернатива, так как в баре можно попросить спички у кого-нибудь еще....
   С этого и начинается. Один шаг - это последнее измерение линейных единиц. Если в следующий раз ты захочешь сделать шаг в понимание, то тебе сразу станет ясно, что ты уже сам давно параллелен, и ни один мир с тобой не пересекается.
   В баре сидят мужчины и женщины. Вьется сигаретный дым. Дым хорош - в нем тоже есть лица. Секундное проникновение мыслью, но - краска почти мгновенна. Как фотопленка. Ты решаешься выйти наружу, чтобы....
   Ты выходишь. Снаружи прошли эпохи. Тебе ничего не остается, как поскорее вернуться в бар.
   - Вы, верно, в первый раз? - спрашивает у тебя красивая блондинка, бокал в руках у которой наполнен вином отстраненного безмыслия.
   -Верно, - отвечаешь ты.
   - Это - бар "Вселенная", - отвечает бармен.
   -Здесь не движется время, - замечает кто-то еще.
   -Бар медленнее всех существующих движений.
   -Бар "Вселенная" существует всегда! - говорит группа радостных студентов.
   Ты разворачиваешься и выскакиваешь на улицу. Но улицы нет. Бар стоит в центре гигантского плато, по которому бегают динозавры. С глазами, полными ужаса, влетаешь назад.
   - Вы убедились, - улыбается все та же блондинка.
   В ее бокале - коньяк из антимиров.
   -Я сошел с ума, - говоришь ты.
   - Возможно, - отвечает она, - если человек открыто замечает о своем сумасшествии, значит, с ним и правда что-то не так. Стоит выпить и поговорить об этом.
   Ты садишься. Лак ее ногтей пахнет странной осенью. Ты глядишь в нее, желтый свет великих лесов проникает в сердце, и рука сама тянется к бокалу. Ты чувствуешь, что вселенское безразличие - это детство бактерий по сравнению с вечностью, проводимой здесь.
   - Никто не запрещает тебе сойти, - говорит тебе она, - это - не корабль.
   -Но море вокруг все же есть.
   -Да. Ты куришь?
   -Да.
   -Прикури мне.
   И вот ты утекаешь по дыму сигареты, словно по рукавам реки вечности. Оглядываешься на дверь - многоцветные полосы сливающихся эпох похожи на пролетающие мимо гоночного автомобиля просторы. Тебе становится ясно, что, высунув руку из дверей, ты поймаешь густые частицы настоящего ветра.
   -Не думай ни о чем, - говорит она, - пей. Иначе, для чего тогда бар.
   Когда хмель говорит своим собственным языком, мысли кружатся отдельно взятыми галактиками. Дух бара "Вселенная" приникает в тебя все глубже, и скоро тебе уже не нужны объяснения. Ты понимаешь, что есть время и есть безвременье, но первое и второе, это холст и масло, а это место - единственная точка первозданства. То, как она мигрирует внутри хаоса скоростей мира, зависит от ее собственного настроения. Сигареты создают своим дымом туманности новых космосов. Вино рождает настроение, из которого вырываются крупицы первых звезд. Мир не всегда существует, а бар "Вселенная" есть всегда и будет всегда.
   - Тот, кто однажды был здесь, обязательно сюда же и вернется, - замечаешь ты.
   -Если ты здесь, значит, ты здесь уже был, - отвечает она, - выпьем.
   -Мы пьем уже вечность.
   -Да, это так. Но что ты знаешь о вечности?
   -Не знаю. В вечности не всегда есть сигареты.
   -Да. Это так. Хочешь - выйдем наружу.
   Вы выходите, и ты попадаешь все в тот же трамвайный вечер. Облака этого вечера густы, как ничто более. Возможно, что сейчас они - обратная стороны всех существовавших в тебе настроений. Теперь тебе становится ясно, что желания - это короткая игра, где есть судья. Но вновь хочется податься. К тому же, в кармане - целый коробок спичек.
   -Мы куда-нибудь едем? - спрашивает тебя твоя странная спутница.
   -Можем поехать ко мне, - отвечаешь ты, - правда, у меня ничего нет.
   - Ничего страшного. У нас еще спички!
   -Верно. Спичек у нас много.
   Вы садитесь в такси, которое приехала из таксопарка ночного сердца, едете вдоль преддождевого города, и ты смотришь в глубину ее глаз, где звезд особенно много. Словно в первую ночь, когда появились твердь и суша.
   Телеки в баре "Вселенная" - это действительно переменная. Зато в них устойчиво отражаются судьбы отдельных. Вино, которое они взяли в свое путешествие, постоянно проглядывает сквозь любое состояние погоды многоголосого времени. Трамвайность можно отметить в них, увидев знакомую бутылку и знакомую душу. Больше ничего. Все остальное - в ее глазах.
  
  
   Власишен Юрий Петрович:
  Бiда не в тiм!
  
   Старий друг принiс пляшку вина. Справжнiй друг - справжнє вино.
   - Привiт.
   - Привiт!
   За звичкою я поцiлував друговi руку. Не подумайте: друг - жiнка. Таке буває. Iї долонь вiддає металом. I ще чоловiками. Таке те ж буває: Марiя - стрiптизерка, "богиня шеста", все її життя обертається навколо нього. А зараз ось - скочила з орбiти.
   - Не чекав? - без зацiкавленостi питається вона, занурюючи свої тендiтнi стопи у мої (її!) домашнi капцi з пухнастим бомбоном.
   - Чому ж?! Чекав.
   Я не брешу. Друзi та ще й крапелька щастя - ось i все, що є у людини. Тим бiльше, що Марiя у мене 2 в 1: i друг, i щастя.
   - Ну тодi накладай на стiл.
   Я слухаюсь. Через мить на журнальному столику опиняються: тарiлочка з тонко нарiзаним сиром, трошки шiнки, два келихи i, звiсно, пляшечка улюбленного каберне.
   Вона елегантно всiдається, нога на ногу. Сама спокуса. I трошки отрути. У такi моменти менi хочеться назвати її на сценiчне - фальшиве - iм'я. Марина. Та я швиденько оговтаюсь: адже я чи не єдиний, хто знає її справжнє - Марiя. Маруся. Руся.
   Колись я звав її саме так. Поки... Доки... Коротше, поки Марiя не промiняла мене на сотнi палаючих очей голодних самцiв - вуайєристiв. Давно це було i далеко: ми обходимо цю тему десятим шляхом. Такi вже ми друзi: можемо говорити про все завгодно, тiльки не про нас.
   - Вiдкоркуєш? Чи викликати офiцiанта?..
   - Пробач. Замислився.
   "Надто багато вибачаюся", - ловлю себе на думцi i лiзу до кишенi. Не за словом - за штопором. Зручна рiч: тут тобi i штопор, i запальничка, i вiдкривачка. Марiїн подарунок,три в одному.
   Ось так. Пляшка готова для споживання. Пити або не пити - таке питання не стоїть на нашому порядку денному. Хто виголосить тост, i який? Саме це мене зараз цiкавить. З мене поганий оратор, до того ж я хвилююся, але жодної краплi не проливається мимо келиха. Усi в цiль.
   - Знову будем вiдмовчуватися? Ну, скажи щось красиве!
   Як завжди, Марiя має рацiю. Марiя завжди права - на вiдмiну вiд Марини. Що робити - я пiдвожу очi, щоб розродитися: тост, присвячений їй, другу.
   - Я... Я дуже радий, що ти прийшла. Я... - менi заважає моя лiва рука, що вiдполiнає, граючись штопором - запальничкою - вiдкривачкою. - Ти не заперечуватимеш, якщо я закурю?
   - Тiльки пiсля того, як ти закiнчиш з тим, що почав, - звабливо всмiхається Марiя i перекладає ноги, як Шарон Стоун в "Основному iнстинктi". - З тостом.
   Я киваю, проковтнувши сумнiви i згадки про минуле. "Надто часто погоджуюсь".
   - Так. Я хочу випити за те, чого не iснує. - (Її брови заiнтриговано злiтають на чистий високий лоб). - За дружбу мiж чоловiком та жiнкою.
   Моя гостя задоволена. Я помiчаю це по спалаху в її по-бiсовському зелених очах.Її повний келих тягнеться до мого. Ми цокаємося. Солодко i дзвiнко, нiби цiлуємося. Вiд задоволення вона навiть заплющує очi i так i п'є. А я споглядаю, не поспiшаю. Її насолода вiд чудового "багатого" вина передається менi. Я роблю делiкатний ковток i встаю на ноги:
   - Почекай. Я зараз.
   - Знову якийсь сюрприз? - вона наче боїться.
   - Почекай.
   - А-а, -трiшки розчаровано тягне Марiя, помiтивши, як я перебираю касети бiля магнiтофону. От, знайшов. Касета всерединi допотопного апарата, i з динамикiв лунає i взагалi старозавiтна бiтловська рiч (моя улюблена) - "Norvegian Wood":
   ... binding my time,
   drinking her wine...
   Так, її вино, червоне-пречервоне, i вона просить долляти. А я було хотiв запросити її на танець... Ну i правильно, що не дала: за нашою неписаною замовленiстю, яка поки всiх влаштовувала, єдине в неї, до чого я маю право торкатися - так це її пропахла металом й чоловiками долонь.
   Марiя за справедливiсть. Другий тост - за нею. Чарiвним у своїй невимушенiй грацiозностi рухом вона поправляє свою ультрамодну зачiску i починає (надто урочито, як на мене):
   - Вимкни магнiтофон.
   - Єсть вимкнути магнiтофон!
   I раптом - заспiвала!
  
   А за вiкном лютує мiсяць лютий
   I на вiкнi малює мертвi квiти...
  
   I як заспiвала! Чисто, проникливо - янголи позаздрять!
   I несподiвано почала роздягатися... Повiльно-повiльно, наче у кiно.
  
   ... Бiда не в тiм, що ти мене не любиш,
   Бiда, що я тебе не можу розлюбити.
  
   "Марiє! Маруся!! Руся!!! - ледь не закричав я, але промовчав, приголошений. Як давно я не бачив її божественного тiла, її рiдної такої родимки мiж повних духмяних грудей... Хай тi, самцi у клубi, щоночi бачать мою Марину оголеною, я - єдиний смертний, перед ким Марiя (Марiя) роздягається, i кому спiває одночасно!
  
   We've talked until two
   And then she said:
   It's time to bed...
  
   Саме так. До другої ночи ми насолоджувалися вином i дружньою розмовою. А потiм вона залишилася...
   Цьомкнувши мене у "напiвсонну" щоку за хвилину, як зникнути, Марiя невимушено поцiкавилась:
   - Як гадаєш: матиме успiх цей новий номер? Iз пiснею, я маю на увазi. "Бiда не в тiм..."
   - Ага, - вiдповiв за неї сполох у бiсовських очах.
   - Так, - погодився я i заплющив очi. - Звичайно.
  
   Isn't it good,
   Norvegian wood?
  
   Ще довго я звинувачував себе, лежачи мертвим у самотньому лiжку: не за дружбу треба було пити. Не за дружбу! За любов! I я поповнив келихи. Адже бiда не в тiм!
  
  Власишен Юрий Петрович:
  Бiле та червоне. Чоловiки та жiнка
  
   О, пристрастi вулкан -
   О, чар жiночих влада!
   Єдине перед чим не встою.
   Та ще Вино-
   Смаку принада,
   Бо я - Мужчина, тобто воїн!
  
   Досвiдченiсть - ознака зрiлостi
   Мужчини, що знайшов себе.
   Такому хочеться довiритись
   I йти разом вiд А до Б.
   Закоханий у свою справу
   Любовi знає цiну вiн.
   Романтиком зветься по праву,
   Бо зберiгає тайну вин.
   Тобi розкрити її прагне:
   Вiн кличе за собою. Там
   Пристрастi палає магма,
   Там дух Вина дарує волю нам!
  
   Вкладати душу в свою справу -
   Корисна звичка, аби справа була варта
   (а формулу про грошi i товари
   завчили ми з шкiльної парти).
   Тверезий розум
   Речi наскрiзь бачить -
   Людина справи не чекає на удачу.
   Вино прозрiння принесе,
   Зiгрiє душу, а вона - усе!
  
  
   Потиснути братовi руку, чи не потиснути? З одного боку, якщо б не вiн ,не його забудькуватiсть, то не було б тiєї зустрiчi у маршрутцi. З другого боку, може, то було б i краще - якщо i не було. Ах, красуня.
   Тумашевський тiльки - но кинув i такi от розмiркування та ще й "на тверезу" робиш його просто хворим - знову ж таки на всю голову".
   З голови не йшла Дiна. Так само, як i з серця. Так, вони познайомилися в маршрутцi, i познайомив їх не випадок, а Тумашевський-молодший, легковажний життєлюб-експериментатор. Того особливого дня вiн вирушив у вiдрядження Захiдною Україною - вирушив без
   а) документiв
   б) фiрмових каталогiв, потрiбних для пiдписання можливих контрактiв.
   Добре, що є мобiльний зв'язок. - йов, брате, зроби соцiально-корисний вчинок, - почув Тумашевський-ст. аж нiяк не сумний, чи то занепокоєний голос кревника, - захопи з дому мiй паспорт, забери на моїй роботi сумки i миттю на вокзал. Передаш вiнницьким потягом, йов? ... Де я? У Вiнницi, йов! Давай.
   Мобiльний зв'язок дисциплiнує, виховує лаконiчнiсть, та молодший не вiдмовиться вiд свого тiнейджерського "йов" навiть пiд страхом довiчного заслання на страшнi територiї, де "в данний момент радiозв'язок iз абонентом неможливий", йов. Залишається перечекати, поки подорослiшає, - на правах старшого (розважливого!) брата пiдсумував Тумашевський i загасив сигарету. - I дiяти.
   Контора з продажу будматерiалiв, де малий працював на посадi збутменеджера, розташовувалася в руїнах колишнього дворянського гнiзда на виїздi з мiста. Дуже рiдко тут ступала нога бiлої людини, якою вважав себе Тумашевский-ст. Вахтер тяжко зiтхнувши (так вже несиля розлучатися з речами), видав йому фiрмовi каталоги: фарби, лаки, рiзнi там бетони i гiпси - вагою з порядну цеглину кожний. Якось завантажившись, безвiдмовний i розважливий брат вирушив на трасу ловити маршрутку до вокзалу.
   Щохвилини вiн тривожно поглядав на свiй лiвий рукав: годинник захований пiд сорочкою, з усiма цими сумками його не побачити, хiба що кинути всi цi "фарби, лаки, бетони" на асфальт. Нарештi, напiвпорожня бiла ГАЗель пiдiбрала голосувальника.
   - Дякую, - щиро вигукнув Тумашевський i повалився (разом iз сумками, йов) на таку собi руденьку дiвчину: цi маршрутнi водiї нiколи не дають пасажирам часу нормально всiстися.
   - Пробачте, - також цiлком щиро сказав, присоромлений Тумашевський, злiзаючи з руденької.
   - А з поцiлунками ми поспiшати не будемо, - несподiвано вiдповiла дiвчина.
   - Що? - перепитав молодий чоловiк, вражений до глибин своєї одинокої душi.
   - А з поцiлунками ми поспiшати не будемо, - сказав Принц, злiзаючи iз Сплячої красунi".
   Ось що.
   Оце щиро так щиро. Зухвало. З дещо розгубленою посмiшкою на блiдномуо аристократичному лицi (Тумашевськi - знатний шляхетний рiд) вiн вiдрекомендувався:
   - Принц. Сергiй.
   - Красуня. Спляча.
   Так i повелося. Принц Сергiй V чи VI (вона не признавалася: Сергiй - поширене iм'я) i рудоволоса красуня, яка не давала спати. Анi спати, анi жити. Навiть палити довелося через неї кинути.
   Як часто буває, казка перетворилася на кошмар.
   - Як справи, брате? Йов? - дзвонив життєрадiсний "командировочний" з Хмельницького, Луцька, Львова, Ужгорода...
   - Йов-йов! - брехав "принц", якого понизили спочатку до фаворита, а згодом i до пажа, i зразу видав себе. - Ти коли приїдеш? Давай скорiше.
   Вони вiд душi потисли один одному руки - так, нiби кожен хотiв пересвiдчитися, наскiльки сильнiше за час розлуки став брат.
   - А з поцiлунками ми поспiшати не будемо,- пiдморгнув Сергiй, по-дружньому плеснувши молодшого по плечу.
   Той розсмiявся, хоча, очевидно, i не зрозумiв прихований смисл жарту.
   - Оце по-нашому, - задоволено вимовив молодний Тумашевський, обертаючи в руках пляшку доброго вина. - Каберне. Йов!
   Офiцiант принiс запашний шашлик i отримав за це схвальну посмiшку збутменеджера, що святкував своє триумфальне повернення додому.
   - Ну, за тебе, за удачу! - оголосив тост Сергiй i знову пiдморгнув. Багатозначно.
   - Твоїми устами, - погодився брат и також пiдморгнув. Випили. Посмiхнулись. Добре.
   - Уявляєш, - у молодшого розв'язався язик (який, втiм, нiколи не був прив'язаним), - у Львовi розказали iсторiю. Нiбито ще рокiв десять - тому у переходi можна було б зустрiти одного дядька, йов. Дядько тримав у руках цеглину i звертави до перехожих: "Купiть цеглу. За десятку". I, знаєш, купляли. Йов, i знаєш, чому?
   - Чому? - озвався Сергiй, мало не подавившиись шматком добрече засмаженого шашлика.
   - Нi, не тому, що вiн був страшний чи погрожував, - продовжував молодший Тумашевський.
   - Всi купляли, тому що на виходi з переходу iнший дядько продавав таку саму нiкому не потрiбну цеглину вже за п'ятнадцять, йов! "Купи цеглину, - вiн каже, - у мене, бо той тобi продасть дороже!" Га? Непогано, так? Оце, йов, я розумiю, як треба робити бiзнес!
   Братове захоплення "переходними" комерсантами передалося i Сергiєвi, i вiн оголосив наступний тост:
   - За бiзнес.
   - Давай, йов.
   Випили. Посмiхнулись. Добре Каберне.
   - А ти чому не палиш? - поцiкавився молодший, що завжди переймався здоров'ям, своїм i чужим. - Невже, кинув?
   - Угу, - похмуро кивнув Сергiй V (чи VI?).
   - Через жiнку?
   Брати зустрiлися очима. Все з'ясувалося само собою, все стало на свої мiсця. Двоє мужчин, почата пляшка доброго "Каберне" i загадкова рудоволоса красуня у думках i в серцi. Поки що.
   -За любов, йов! - молодший розплився у мимовольнiй посмiшцi: прикольний вийшов каламбур.
  
   Юрiй Власiшен
  
  
  Kamenezki Alexander:
  Вкус
  
   Всю жизнь я искал суть вещей. Суть вещи оправдывает ее предназначение, запомните это. Предназначение узнают по признакам. Моя голова легко кружится и склоняется набок; тяжелеют веки. Члены наполняются мягким теплом, основа которому - разжижение крови. Дыхание становится медленным и глубоким. Губы слегка немеют; во рту я ощущаю терпкий избыток слюны. Мое тело одолевает легкая, прозрачная дремота, но дух словно бы восстает ото сна - он бодр и свеж. Внутренним оком я умею охватить тысячи причин и следствий; свод моего ума есть могущество пропорций. Я делаю еще один маленький глоток и заключаю: в сосуде вино.
  
   Предназначение вина - дарить радость и забвение. Мы принимаем в дар то, что не принадлежит нам. Радость и забвение влекут человека, ибо он не способен зачать их в себе самом без причины. Вино не есть причина радости или забвения, но оно же - источник этих чувств. Когда-то я находил радость в подобных размышлениях. Теперь я все чаще думаю о забвении. Радость - начало, забвение - конец; значит, вино - символ жизни. Однако, если вино дает нам успокоение от жизни, как оно может быть ее символом?
  
   Я пью за вас, готовых до конца времен развлекать себя подобной чепухой.
  
   До последнего часа я искал суть вещей. Суть вина - не мысль о вине, но его вкус. Чему уподобить? Горечи полынного стебля, который я сорвал когда-то среди руин, поздней осенью, блуждая с котомкой по холмам и различая в дымных узорах облаков начертания грядущего пути? Сладости желтобокой виноградины, оброненной на рыночной площади, когда торговец замахнулся на бродягу? Едкому жжению единственной, спрятанной за щекою монеты? Соленому глотку крови из разбитого носа? Ледяной судороге звериной жажды у горного ручья? Высокомерной терпкости граната? Булыжному крошеву черствой лепешки?
  
   Или это горючий вкус неба и земли, когда солнце вулканом извергается у горизонта, и жестокое пламя его пурпурно горит на острых кромках степной травы, словно совсем недавно еще здесь задыхались сваленные стрелами воины, и слоится голубоватый пар, как если бы души их устало расправляли крылья, чтобы собраться стаей и полететь в ночь?
  
   Нет. У этого напитка иной вкус, чем у моих воспоминаний.
  
   Тогда, быть может, в нем - душный аромат олеандра и прелесть цветов мальвы, прохлада шелка и бережный шелест шагов, морской шум распущенных кос и вязкая истома поцелуя? Совершенный начерк изгиба, божественная геометрия воображения, нечеловеческая красота, созданная на краткий миг для вечного торжества?
  
   Выпью-ка я лучше за вас, поклоняющихся прекрасному.
  
   До самой смерти искал я суть вещей. Она ускользала от меня, играя светом и тьмой, оттенками и полутонами. Всякий раз, когда я срывал с нее маску, она оборачивалась зеркалом, в котором я видел лишь свое усталое лицо. Юношей я обожал их, не узнавая своего отражения; теперь, когда я стар и уродлив, зеркала отвратительны. Именно затем я ищу для вас образ, способный передать душу этого напитка, - ищу и не могу найти, ибо слова бессильны. Постичь означает вкусить, но чаша уже пуста. Блестящее дно влажно отражает мои помутневшие глаза - они все так же насмешливы.
  
   У меня еще хватит сил, чтобы вернуть чашу виночерпию и поблагодарить его за верную службу. Затем я лягу на бок, затяну лицо покрывалом и позволю тишине навсегда затопить мой рассудок. Вам останется на память эта притча о волшебном напитке, в котором скрыты начало и конец. Как обычно, она полна недомолвок; непостижимое зерно истины я уношу с собой.
  
   Я, Сократ.
  
  Голдин Ина:
  Все пройдет, Мария
  
   Помню, это было в самом начале вечера, когда небо еще темно-серое и вывески уже зажглись, а фонари зажгутся вот-вот. Начало осени. Нью-Йорк пах вокзалом - железом, гарью, ожиданием. Пах только что прошедшим дождем. Пробки, как всегда - город оглушается тоскливым клаксонным воем, как мифический порт. В такую же, наверное, погоду, и трубя с такой же тоской, приходили сюда пароходы с эмигрантами, с их наскоро сложенным багажом, их прощальными песнями. Говорят, на том маленьком островке до сих пор бродят призраки тех, кто умер в дороге - они сходили по трапу вместе с живыми, в такой толпе их не замечали...
   Я стояла на набережной, смотрела на сходящий на нет закат, и думала, что нет, мостовые здесь не вымощены золотом. Оказалось, в разбитом сердце нет ничего романтичного - отвратное настроение, усталость и тошнота. Я думала, что все решу, если выберусь на уик-энд, почувствую себя в Нью-Йорке - в сериале. где камеры направлены на каждого прохожего, где сердца бьются, как елочные шарики, но в конце всех непременно настигает ярко-розовый хэппи-энд. И утром, когда вставала ни свет ни заря, садилась в электричку, все было в порядке, по-утреннему свежо и просторно. Я купила себе вафлю с кленовым сиропом; ветер дул с залива, и стоило посмотреть вверх, на изрезанное небоскребами небо, чтобы захватило дух. Этот картиночный Нью-Йорк, этот несбыточный город, о котором там, у нас, знают все и не знают ничего - вот он, передо мной, несчастной провинциалкой с Урала.
   Но когда день переломился пополам, и я несколько часов проходила по картинной галерее, заново привыкая к одиночеству - одиноким некуда ходить, кроме музеев и кино - червоточина внутри стала отчетливее. И эта червоточина, как попавшая в глаз льдинка из сказки, портила все вокруг. Я видела скомканные стаканы из Макдональдса и жестяные банки, брошенные где попало; видела бомжей-негров, сосредоточенную на их лицах темную агрессию; уставших орущих детей, которых матери-туристки волокли за собой, несмотря ни на что; уродливые граффити на стенах; арабов с масляными взглядами, курящих у грязного ресторанчика.
   И все же это был город, который я любила, его простота и его претенциозность нуво-риш; сколько бы не тянулась Америка, она навсегда останется мисс Молли Браун, ее нельзя потопить, но ее никогда не станут принимать в салонах - и его шум, жизнь, от которой Нью-Йорк трещал по швам.
   Я знала, что скоро уеду. И не имела права растрачивать мои моменты в городе.
   Выпить где-нибудь - это, наверное, было не лучшим решением, в одиночку, среди парочек - но меня это всегда успокаивало. Я посмотрела на тянущихся к небу Близнецов. Не говорите, что размер не имеет значения. У меня хватит только на стаканчик чего-нибудь легкого, зато потом я буду рассказывать друзьям в России, как пила на самой высокой крыше Америки...
   - Выпить стаканчик вина. Некурящая, - сказала я в дверях ресторана, раньше, чем мэтр-д-отель успел меня спросить. Несколько месяцев назад я боялась заказывать в кафе. Потом возвращаешься домой, и друзья думают, что ты выпендриваешься.
   Кафе было полупустым, время - самое мертвое, где-то между полдником и ужином, люди работали, я одна болталась в безвоздушном пространстве выходного.
   Я устроилась. В окно глядел Нью-Йорк. Как любой порядочной столице, ему не было до моей печали никакого дела.
   Недалеко, у барной стойки, официант-латиноамериканец возился со стаканами и напевал:
   - Todo passara, Maria, todo passara...
   Он отвлекся от стаканов, подошел ко мне. Глаза лучились теплом, с которым рождаются только на юге, и только у моря.
   - Что мисс будет заказывать? - почти без акцента, так - мягкая нотка.
   Мисс будет заказывать вино - как те неудавшиеся сорокалетние дамы у Тенесси Уильямса, утомленно махнув рукой с сигаретой, или как Мерилин Монро в черно-белом фильме - "Всем достаются леденцы, а мне - палочка от леденца"...
   - Возьмите чилийское, - улыбнулся официант.
   Из Чили я помнила президента Альенде, застреленного в собственном дворце, и Виктора Хару, которому отрубили руки. Не думалось как-то, что там делают вино.
   - Оно хорошее, - сказал официант доверительно, будто кроме меня он никому этого не говорил, а только тихо посмеивался над туристами, бравшими калифорнийское.
   - Вы из Чили? - дернуло меня спросить.
   Короткая, на секунду вспыхнувшая улыбка:
   - Нет. Пуэрто-Рико.
   Пуэрто, а не Порто, как говорят коренные американцы.
   - А вы?
   - Совьетико.
   И снова его улыбка прошлась по стаканам, как луч солнца. Он ушел. А потом вернулся с вином.
   Я не знаю, что там было, в этом вине. Не знаю, увижу ли я когда-нибудь виноградники Чили. Запах у вина был ясный, кисловатый, яркий. Запах, который преображал все вокруг, так что мир виделся через теплую хмельную призму. В детстве, помню, мы смотрели в калейдоскоп. Мне казалось, что цвет этого вина, изысканно-красный, был когда-то в калейдоскопе, собрании детских надежд и сокровищ. И с первым глотком печаль моя куда-то ушла; я сидела на крыше мира, в лучшем городе земли. Странное чувство, которое редко к нам приходит - что мы именно в том месте и в то время, где и когда мы хотим быть, что это, собственно, единственное место и время - это чувство, кажется, мне налии в бокал вместо чилийского. Вроде бы оно и называется счастьем.
   Официант задержался у моего столика.
   - Нравится, сеньорита?
   Я только кивнула.
   - Все будет хорошо, - сказал он. Не знаю, что он разглядел в моих глазах. Наверное, у них это профессиональное - видеть чужие души, сколько их проходит через руки этих бессловесных ангелов.
   - Все будет хорошо, - сказал официант-пуэрториканец, хотя я это уже знала, хотя все уже было хорошо. Подо мной расстилался безбрежный Нью-Йорк, и окна загорались маяками, один за другим, и все это принадлежало мне. Я хотела рассказать ему об этом, но официантам не позволено забалтываться с клиентами.
   - Todo passara, Maria, - напевала я, спускаясь в инопланетном лифте. Нужно было успеть на электричку. - To-do passara.
   Так уж получилось, что в другой сентябрьский день, в другой стране, запах гари и прелых листьев снова принес мне эту песню. "Todo passara, Maria", - я возвращалась домой, было около семи, и к тому времени я давно отучилась думать: "А там сейчас завтракают"... И кто-то позвонил мне домой, сообщил - весело:
   - Ты видела, что творится? Включи телевизор, там твоим американцам, кажется, капут!
   Все пройдет, Мария...
   Я не знаю, где мой официант был в тот день. Может быть, он заболел и не пошел на работу. Может, его к тому времени давно уже уволили, и он уехал к семье, в Пуэрто-Рико. Может, он опоздал на свое метро - двери захлопнулись перед самым носом, - а следующий поезд к станции уже не пустили, и долго не объясняли пассажирам, почему. Женился. Накануне разругался с шеф-поваром, бросил полотенцем в мэтр-д-отеля. Проспал. Перешел работать в латинский ресторанчик внизу, всего в трех улицах от Близнецов. Увидел во сне ревущий взбесившийся "Боинг".
   Все, что угодно.
   Я ни разу больше не пробовала того вина. У нас редко продают южноамериканские вина, и те, что я все-таки пробовала, совсем не похожи на то чилийское. Но часто, услышав песню на испанском, я вспоминаю - темно-красный цвет в бокале, улыбку из Пуэрто-Рико и город, в котором все было возможно.
  
  
  Белоусова Полина Александровна:
  Девушка Шампанская
   Гнется горлышко бутылки. Вот какая она, стройная, гибкая, пьяная. Где-то в Азии есть замечательный обычай: на крышу дома, где дочери уже пора выходить замуж, ставят бутылку. Формы сосуда должны напоминать формы невесты. Будущий жених, привлеченный этими формами, должен сбить бутылку стрелой - и можно играть свадьбу. Русские девушки - как березки, азиатские - как бутылки :))
   Шампанское горчит. Новый год старр, старр. Хочется танцевать, пьянею с одного глотка, гнусь и понимаю, что вся полнюсь игристым шипучим советским полусладким, именно полусладким, каким же еще! Сладкое - слишком приторное, сухое - слишком скучное, полусухое - слишком правильное, а полусладкое - как раз я! То есть во мне: я же бутылка! Если меня потрясти, я буду швыряться пробками и бить люстры :)
  
  
  Качалов Алексей:
  Жизненная Сила
   - Вот ты такой весь вумный, в очках, - пытали мужички, постоянные посетители забегаловки, Валеру, кандидата в депутаты местной гордумы, - так объясни нам без всякой своей экономики - она здесь ни при чем - почему все так хреново, почему руки опускаются, и делать ничего не хочется? Где задор?
   Валера, относительно молодой человек, по крайней мере, он сам себя так ощущал, хотя уже разменял четвертый десяток, и сам был не рад, что связался с мужичками. Пьяненькие-то пьяненькие, а выдать могут такое, что впору сидеть им не здесь, за бутылкой водки, а в думе. Собственно, ничего странного в том, что кандидата занесло в дешевую забегаловку, не было: Валера был кандидат от оппозиции, то есть голодранец и мечтатель, а сюда зашел снять стресс перед выборами, но и тут нарвался на дебаты.
   - Все очень просто, - уверенно начал он, казалось, что у него есть ответы на все вопросы, - пассионарность в русском народе резко упала.
   - Чего-чего? - мужики словно ничего и не ожидали, кроме как услышать очередное непонятное словечко.
   - Ну, жизненная сила, что ли, азарт, вдохновение, в общем, стимула нет, - Валера, как мог, пытался объяснить термин.
   - А-а. И с чего ж это она вдруг упала?
   Кандидат на секунду задумался.
   - Упала она оттого, что веры нас всех лишили. Не в Бога, нет, веры вообще, в себя веры. Вот, - Валера полез в карман и достал мятую бумажку. Я в своей программе из Достоевского привожу, послушайте. "Экономика с начала веков исполняла должность лишь второстепенную и служебную. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающей и господствующей, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти". Вот еще, - Валера, чувствуя, что теряет инициативу, читал не отрываясь, стараясь не смотреть на мужичков, - "У каждого народа своя особая вера. Свое понятие о добре и зле. Если ее нет, нет и народа. Общечеловеческие ценности стирают грань между добром и злом и означают смерть народностей. Если великий народ не верует, что в нем одном истина, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своей истиной, то он тот час перестает быть великим народом, а становится этнографическим материалом. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенной ролью в человечестве. Кто теряет веру в свою исключительность, тот уже не народ".
   Валера выдохнул и робко посмотрел на присутствующих. Достоевский впечатления не произвел.
   - Ну ты загнул, - наконец произнес кто-то. - Тут и на трезвую голову не разберешь. Да и этот твой Достоевский, он когда жил, а мы тебя про сейчас спрашиваем.
   - Сейчас? - под действием алкоголя Валера начинал заводиться. - А сейчас наши дерьмократы уверяют, что нет в нас, русских, ничего особенного, что мы как все, даже хуже. Не понимают они русскую душу. Не понимают, что, говоря так, лишая веры в исключительность, убивают народ, лишают его жизненной силы. Понятно ли чего? - неуверенно спросил Валера, чувствуя, что бесплатная агитация накрывается медным тазом.
   - Понятно-то, понятно. Да только уж больно мудрено ты со своим Достоевским говоришь, - отозвался доселе молчавший Скипидарыч, известный тем, что выпил однажды с похмелья стакан скипидара и при этом остался жив. Врал, наверное, он вообще был местный сказочник. - Проще надо, когда с народом общаешься. И лучше на каком-нибудь жизненном примере.
   - Да какой же тут может быть жизненный пример? Это ж ведь Достоевский, философия, - возмутился Валера.
   - Э, всю философию можно так объяснить, чтобы любой дурак понял. Вот у Дарьи петух был...
   - Помилуйте, причем здесь петух? - недоумевал Валера.
   - А ты не мешай, умная голова, слушай стариковскую сказку-то.
   Скипидарыч сделал паузу, словно собираясь с мыслями.
   - Вопрос, я мыслю, надо так выставить. Вот сидите вы здесь, - обвел Скипидарыч взглядом присутствующих, - водкой заливаетесь, отчего? И в глазах блеска не видно, и вообще, будто пришибленные...
   - Ладно, не дави мозоль, - одернули из публики. - Обещал сказку, так давай, рожай, что ли.
   Скипидарыч только этого и ждал.
   - А ты сперва налей, - тут же обратился он к нетерпеливому слушателю, - а то в горле что-то пересохло.
   Скипидарычу плеснули, он выпил, крякнул и начал так.
   - Сказки это вам по ящику в новостях сказывают. А я вам о натуральных событиях толкую, да так, чтоб с начинкой. Учу вас, дурачков, чтоб в мозгах ваших пьяных хоть чего-то зацепилось.
   - Ну ты, за дурака ответишь, - послышались угрозы.
   - Не тронь. Он дед умный, только спился слегка. Ну давай уж, начинай.
   - А вот ведь, что человек, что скотина - разницы никакой, - Скипидарыч вновь сделал паузу, закурил. - Отрядили нас как-то на сенокос в соседний колхоз. Там всё низины, и травы повыросло море, сами местные не справлялись. На постой бригаду нашу определили на сеновале у Дарьи, матери председателя. Здоровенная бабища такая, только вот ближе к старости мужика своего лишилась, но хозяйство все равно, как могла, содержала. Сенокос, он и есть сенокос: день весь вкалываешь, косой так намашешься, что на сеновал приползаешь - язык за спину, лишь бы перекусить по быстрому, да спать. А с первой зорькой опять - коси коса, пока роса. И вот, как назло, был у хозяйки петух. Голосистый такой, заслушаешься. Поет от души, самозабвенно, не для кого-нибудь, и сам, чувствуется, своим пением наслаждается. Голос зычный и сила в нем страшная, бодрящая, словно командует: "Подъем!". Тут уж не до сна - мертвого разбудит. Куры сбегаются, квохчут, а он на них ноль внимания. Орет, заливается во всю глотку, с переливами: ко-ок-каа-рее-оууу! Для себя поет, не для них, сам наслаждается, сам себя распаляет. Только когда выорется полностью, тогда спрыгнет с забора и приступает к своим обязанностям. Да, музыкальный петух был. Но только вот, зараза, орать начинал ровно в три утра. Вся округа с ним поднималась. А у нас-то, у шабашников, понимаешь, самый сон, но он как заорет - и все, хана, сна как не бывало. А повкалывай-ка тут с недосыпа. В общем, достал нас этот петух своим пением - дальше некуда, хоть убивай. Так и хотели поначалу порешить - да рука не поднялась. Прикиньте: матерый, породистый петушище, злой. Плотно сбитый, яркого рыже-красного окраса с пышным черным хвостом и багровым гребнем, голенастый, с огромными красными шпорами. Окрестные петухи его боялись и уважали. Жалко было такую красу губить, грех на душу брать.
   Мы уж и хозяйке жаловались. Орет, говорим, сволочь, спать мешает. А она - так что ж, что орет? Для него песня эта, может, важнее всего остального. Без нее он, может, и кур топтать не будет. Пускай орет себе, потерпите.
   Хм, потерпите! Дней пять терпели - мочи нет. И вот тогда Васька, механик наш, припомнил старый способ как петуха этого голосистого утихомирить на время. Надо ему, говорит, задницу маслом смазать - враз орать перестанет, потому, как воздух весь, который он через глотку выпускает, через зад начнет выходить. Он механик, ему видней. В общем, сказано - сделано. Раздобыл Васька солидолу - чтоб с гарантией, а то масло обыкновенное, может и не подействует.
   Втроем мы, кто помоложе, с сенокоса пораньше смылись, так, чтобы хозяйки дома не было. Петух под окнами расхаживает, расфуфыренный - как такого возьмешь? Хотели зерном в сарай заманить - там бы уж разобрались, но хитер, зараза: зерно склевал, а в сарай не пошел. Так и пришлось за ним чуть не по всей улице гоняться. Уж как он клевался, царапался, крыльями махал. А мы все исцарапанные, в пыли. Пару горшков на заборе побили, да и сам забор чуть не завалили. Ну чисто на тигра охотились. Все же поймали-таки бедного петуха. Один за ноги держит, другой за шею, а у Васьки палец уже наготове - весь в солидоле. Как всадит его во всю длину петуху куда договаривались, у того аж гребень дыбом встал, а мы возьми, да отпусти. Взвился петух, совсем озверел, теперь он гнался за нами до самого сеновала, еле ноги унесли. Потом даже до нужника дойти боялись: такой зверь, клюнет в темечко - хана.
   В ту ночь мы втроем спецом ближе к трем проснулись, только с сеновала вышли, глядим, а петух уже на забор взгромоздился. Мы наблюдаем, что же будет. Набрал он воздуху и... вышел весь воздух не горлом, а совсем другим местом, как и предсказывал Васька. Если по науке судить, то все правильно: в глотке преграды всякие, а тут, как говориться, все на мази, пройти воздуху легче. Но петух-то этого не знает, думает, мало ли что. Набрал воздуху еще раз - и снова вышел тот другим местом. Петух в полном недоумении с забора спрыгнул, и помчался к курятнику, думает, может куры его как вдохновят. Подошел вплотную и вновь попробовал заорать, и снова воздух не тем местом вышел, куры так и не проснулись. Зато мы оставшуюся неделю спали спокойно.
   Ну а петух в два дня переменился совершенно. Если раньше он гордо и степенно, как хозяин, расхаживал посреди улицы, то теперь жался к забору, весь взъерошенный, грязный, частью даже облысевший. Жалкое зрелище.
   Хозяйка к нам с претензией, что, говорит, вы с ним сделали, окаянные? Не жрет ничего, кур не пасет, не топчет, не кукарекает даже. Яйца все пустые, без зародышей, тухнут только под клушами. Да и сам какой-то забитый ходит, даже цыплята и те уважать перестали.
   А ведь и вправду, думаем, чего-то мы петуха совсем ухайдакали. Ведь с чего он таким вдруг стал? Попробовал раз, другой, третий - ну не может орать и все тут. И так это, видать, его озаботило, что ни о чем ином и думать не может. Какие на фиг куры, когда голоса нет, главного петушиного достоинства? В общем, хана... Исчезло вдохновение, жизненная сила та самая, полет души, так сказать, духовной ценности лишили мы его, понимаешь. И оборвалось у него что-то внутри. Если нам песня строить и жить помогает, то петуху без нее, видать, совсем жить нельзя. Даже жалко стало его. Мы ж, ведь, думали, хотя бы пару дней нормально поспать, а потом пусть опять орет, но солидол - смазка серьезная, надолго хватает, переборщили.
   Через неделю петух совсем захирел. Гребень потускнел, стал бледно-розовый. Хвост выпал, отощал петух, кости одни, вылинял, плешь по всей спине. А кожа синяя, как у магазинных кур - смотреть страшно. И с каждым днем становился все хуже и хуже.
   Скипидарыч с силой вдавил окурок в пепельницу.
   - Так вот и у человека. Лиши его идеи, смысла, жизненной силы - и все, сгинет человек, захиреет, сломается, как вот этот петух без песни. Э-эх! - махнул рукой Скипидарыч, накатил грамм сто и, не закусывая, продолжал.
   - Измельчал народец наш, и вся жизненная сила из него да и вышла. Да, выцвел народ душою, попортился, куцедушие сплошное. Словно стержень вынули, обесхребетили. Как Святогора-богатыря оторвали от земли родной - он и обессилил. Вогнать пытаются в платье с чужого плеча, да только маловат тулупчик-то, басурманы! Лишили идеи, внушили, что без идей лучше жить. А без идеи наш мужик - ничего, нуль без палочки, импотент.
   - Ну а петух-то? - оборвал эту тираду кто-то из публики.
   - А что петух. Так бы, наверное, и помер с тоски. Но сколько терпеть можно бестолкового совсем? Отрубила ему хозяйка голову, пока окончательно не запаршивел, и попал кур во щи. Эдак и русский народ - всю жизненную силу порастерял. А конец один - сгинем скоро все мы с лица земли.
   - Так ведь и я об этом! - оживился вдруг Валера, до сей поры слушавший историю про петуха со скептическим выражением лица. - Пропало вдохновение у всего народа. Пусть мы и с православием начудили, и с коммунизмом, но все равно в этом наша особость была. А теперь ни Царствия Небесного, ни светлого будущего. Нудное мещанское существование, эгоизм сплошной. Ни цели нет, ни идеи. И врага даже нет. А жизнь ради денег - это не жизнь, а глупое амебное существование. В человеческом теле, но без человека, одна сплошная рекламная пауза, пустота.
   Похоже, подвыпивший кандидат разошелся не на шутку.
   - Сказано же, - чуть не кричал он, - не хлебом единым жив человек, а нам пытаются внушить, что ничего кроме этого самого хлеба, в мире и не существует. Философия амеб! У нас отобрали веру в нашу особость, внушили, что мы как все, даже хуже всех, а не какой-то там народ-богоносец. Всю душу вывернули, в грязь втоптали. Где русский дух, где Русью пахнет?! Мертвечина. И ничего святого, ничего не свято!..
   - Ну вы загнули, мужики, - недовольно заметил один из пьющих.
   - А че, прально, - не согласился с ним другой. - Всю душу извели, суки!
   Подвыпившая публика расходилась все сильней.
   - Песни лишили. Как серпом по яйцам!
   - Да, без вдохновения этого самого никуда - ни бабу любить, ни Родину, ни работу.
   - Корни все поотрубали, бляди! И ни задора, ни куража - водка одна.
   - Безнадега полная, хоть в петлю лезь.
   - И-и-и! До чего же измордовали русского человека, скоты! - вовсю визжал пьяный голос.
   - Так делать-то чего?! - вдруг прогремел вопрос.
   - Жить нужно хотя бы назло правителям и американцам, - тут же нашелся кто-то. - Они нас всех извести хотят, ждут, что вот-вот - и мы лапки кверху, подыхать будем. Хрена с два! Мы им назло жить будем, потому как народ неистребим.
   - Не, тут не американцы. Тут похуже, тут капитализм. Все на деньгах свихнулись. Но если все будут деньги, то кто ж будет делать все остальное?
   - Ну а ты, дед, ты что скажешь? - пытал Скипидарыча Валера.
   - Не ищи в селе, а ищи в себе, - как всегда издалека начал тот. Вот ты, во власть лезешь, государством управлять не прочь бы. А зачем это государство нужно?
   - Как зачем? - удивился Валера. - Чтобы о народе заботится.
   - В том-то и ошибка. Государство - это не обслуживающий персонал, и должно заботиться не о народе, а о его величии. А уж великий народ о себе и сам позаботится. Ну а велик народ будет лишь тогда, когда перед ним будут стоять великие цели. Сперва надо, чтобы было к чему приложить силу, тогда и сила возвратится.
   - То есть ВВП этот, экономика - всего лишь средства, а их выдают за цель, не будет высшего смысла, и экономики не будет. Чтобы... чтобы пассионарность, жизненная сила вернулась, нужно нечто большее, идея нужна, смысл существования нужен, а уж экономика ко всему этому сама приложиться. Так что ли?
   - Так, примерно.
   - Но ведь для этого самоидентификация нужна - в ней сила. Понять, в чем же наш менталитет, что мы есть на самом деле. Кто мы? Вот ты кто, а? А ты?! - уже кричал Валера, чуть не хватая за грудки стоящих рядом.
   Обычное распитие спиртного перерастало в стихийный митинг. В забегаловке стоял гул.
   - Так, все! Закрываться пора, - попыталась остудить страсти буфетчица.
   - Эх ты, Верка. - ответили ей. - Мы, может, тут русскую идею обмозговываем.
   - Да вы каждый раз чего-то обмозговываете, а на следующий день снова сюда приходите и напиваетесь. А была б у вас настоящая идея, то дело делали бы, а не болтали попусту. Сами вы все питухи безголосые, ну вас, к черту. - Может и так, - вздохнул Скипидарыч. Э-эх, кто бы мог сказать: "Встань и ходи!", да так, чтоб поверили. Некому сказать...
  
  
  
  Суворов Сергей Анатольевич:
  Заветная лоза.
  Фэнтези-рассказ.
   Пробуждаться от смертельного сна было невероятно больно. Сначала тупая, ноющая боль проникала в сознание, потом приходило чувство тела, и боль, ледяным газом, разливалась дальше. В это время лучше всего лежать не двигаясь, почти не дыша, аккуратно открывая глаза. Лжен леРак знал это по собственному опыту - умирать и воскресать, при его профессии, приходилось не раз. Кстати, сколько еще у него осталось жизней? С каждой смертью память теряет счет снова и снова. Приходиться гадать и высчитывать, идя на очередное смертельное дело. Кажется, еще с десяток должно быть...
   Пролежав спокойно еще несколько минут, Лжен почувствовал себя намного лучше. Несмотря на то, что его четвертовали в этот раз, все части тела отрасли заново, пока он валялся в ледяной яме Возрождения. Он огляделся, немного приподнявшись на локтях. В сумрачном небе висел тусклый диск далекого ночного светила, едва освещая мрачные окрестности. Тени иссохших безжизненных деревьев, растущих по краю, ложились в яму корявыми лапами чудовищ. Дул холодный пронизывающий ветер, повсюду в чаше ямы Возрождения лежали тела многосмертных, людей из темного измерения этого мира, каким был и Лжен. Как и многие из тех, кто здесь лежал Лжен зарабатывал себе на жизнь наемными делами самого скверного и опасного характера. Такие люди, как он, из темного измерения, могли себе это позволить, ведь только они, только их раса корлогов, имеет по несколько десятков жизней. Надо только не бояться мучительного возрождения, и тогда можно заработать неплохое состояние. И еще надо помнить, сколько тебе осталось, чтобы не пропасть совсем, а это становится с каждым разом все трудней и трудней...
   Лжен приподнялся на колени, затем, кряхтя, встал. С трудом пробираясь меж стонущих тел, он отыскал тропинку, по которой можно было подняться вверх. Очутившись на краю ямы, Лжен отыскал бочонок с вином, которые здесь стояли в изобилии. Подойдя к нему, он взглянул на свое отражение в винной глади. Узкое, бледное лицо с заостренным подбородком, изнеможенный взгляд серых глаз, длинные слипшиеся волосы. После воскресения редко кто выглядел бодрым. Ну, ничего, глоток колдовского напитка быстро поправит это дело. Ведь недаром в этом мире делали волшебное вино, секрет которого знали лишь посвященные маги. Эти бочки и стояли здесь специально, чтобы встретить жаждущих восставших.
   Он без промедления окунул голову в содержимое бочонка и начал жадно поглощать нектар зачарованных виноградников. Тут же по всему телу разлилась томная нега, сменившаяся, спустя мгновение, бодрящей энергией. Когда Лжен оторвался от напитка, он снова чувствовал себя могучим и сильным, словно только что хорошенько выспался. Теперь оставалось сменить лохмотья, в которые превратилась его одежда, но это можно будет сделать только в ближайшей деревне.
   Лжен осмотрел голую безжизненную пустыню, раскинувшуюся во все стороны. Нигде не наблюдалось даже признаков жизни. Нужно найти тропу, она, как правило, всегда выводит куда-то. Поеживаясь от холода, он зашагал вдаль.
   Преодолевая метр за метром, Лжен вспоминал обстоятельства приведшие его к смерти. Он заключил сделку с людьми из светлого измерения, которые называли себя странным словом "ученые". Они хотели получить всего лишь часть лозы из зачарованных виноградников Великого Лога, и Лжен взялся исполнить это. Его не интересовало, зачем этим колдунам из другого состояния мира нужна только лоза, и тогда считал дело пустяковым, но все обернулось гораздо круче...
   Оказалось, что зачарованные виноградники Лога имеют очень хорошую охрану, этого и не учел Лжен. Возможно потому, что никогда не задавался вопросом, что это за виноградники и почему они так ценны в мире, где вино считается главным напитком. В этот раз надо все предусмотреть, выведать в деревне больше информации, ведь, несмотря на провал первой попытки, контракт не завершен, и он обязан выполнить его до конца, либо отказаться от гонорара, а эти "ученые" так хорошо платят...
  
  * * *
   В сумерках, склон горы, на котором взрастали зачарованные виноградники, казался черной спиной гигантского животного покрытой лохматой щетиной. Лжен сидел на корточках за огромным валуном и наблюдал, как темнота медленно поглощает мир. В этот раз он будет более осторожен, хитер и удачлив. Теперь Лжен многое узнал об этих виноградниках, старый старик из харчевни оказался на удивление болтлив. А эти "ученые" все-таки хитрецы!
   Лжен еще раз вспомнил разговор со старым харчевником. Вино, сделанное из зачарованных виноградников имеет волшебное свойство открывать вкусившему его удивительную способность видения секретной сути вещей. Здесь, в темном измерении, это не считается сильным волшебством, но в светлом - это просто сногсшибательная магия!!! Стоит человеку выпить бокал заколдованного вина, и он начинает понимать вещи недоступные остальным! Он становится другим, выше и мощнее всех прочих! Это вино, собранное из винограда выросшего не без помощи наложенных на него заклинаний, содержит нектар знаний собранных многими поколениями магов. Оно дает могущество, превосходство, силу! Тот, кто научится производить его, станет властелином многих душ! Он сможет жить подобно королям далекой магической страны Фару!
   "Черт, - Лжен представил себе возможности такой жизни. - Я бы смог договориться с "учеными" и кое-что раскрыть им в обмен на долю прибыли в их мире!". Его глаза заблестели. Кто бы мог подумать какие перспективы дает это вино!
   Лжен еще раз всмотрелся в темноту, уже полностью окутавшую землю. Правой рукой он нащупал тесак из прочной стали. Пора! Все уже решено. Теперь он знает, как поступить с заветной лозой...
  
  КОНЕЦ
   09.02.05.
  
  
  
  
  Туркина Людмила Леонидовна:
  Занимательная лингвистика
   -- ... да, Люд. И возьми по дороге выпить чего-нибудь, ладно?
   -- Ир. Я уже красного вина купила. Киндзмараули. Я ж не знала, что к тебе соберусь, ты, вроде, красное не любишь...
   -- Да, ладно, нормально. Выпьем красное, подумаешь. Приезжай давай быстрей!
  
  
  
  
  
   -- ... вот. А как-то ведь надо с ними разговаривать! Скушно же, сидим-едим каждый день за одним столом. Не могу же я молчать! А как с ними болтать? Они немножко немецкий знают, прикинь. А я - немножко английский. И все. И, я не знаю даже как, но мы с этими турками все время болтали, причем - без умолку.
   -- Как болтали-то?
   -- А я, думаешь, сейчас знаю? Ну, не знаю. Ну, как-то болтали, чего. Фигня это все. С испанцами тоже же болтали, как будто я испанский знаю. Так вот. И тут они меня спрашивают - откуда у Вас родственники в Турции? Я объясняю, что...
   -- Погоди, Ира. Откуда у тебя - родственники в Турции?
   -- Ну, я же и объясняю. У меня есть дядя, брат моей мамы, но не родной, а двоюродный. Он был женат на татарке, а та - из правильной мусульманской семьи, у нее такая мама интересная. Такая правильная татарская мама, все по полочкам! Тетя Суфа, кажется, зовут. Вот. И ее то ли сестра, то ли тетя, в общем - замуж в Турцию уехала, и там детей нарожала, сейчас уже внуки, но они там по-русски говорят. И я это узнала от Сереги, когда уже в Турции была, он мне телефон их дал, ну, мы так приятно поговорили. Пожилая женщина трубку взяла, я к ней по-русски, она - тоже по-русски, но с акцентом, такая удивленная "но Вы же звоните из Турции!".
   Так вот, объяснила я про своих родственников этим туркам...
   -- Погоди. И ты вот это - тем мужикам за столиком объяснила? По-ангийски, опираясь на их знание немецкого? Я по-русски и то не вполне поняла, кто там у вас кому брат.
   -- Ну, Люда! Это вот сейчас непонятно, когда мы тут с тобой вино сидим пьем. А когда мы там с ними суп этот тертый ели - все понятно было. Ну, не хватает слов - так нарисовать можно что-нибудь. Или спросить у кого-нибудь. Там же были люди, которые языки знают. Вот я и спрашивала у окружающих. Там один самый знающий парень был, я у него чаще всех спрашивала - так он мне через неделю разговорник подарил. Видимо, понадеялся, что отстану. Ну, вот и в разговорник можно было загнянуть.
   Да мне вообще кажется, если бы я пару языков каких-нибудь выучила, я бы потом вообще все выучила! Они же все похожи. Языковые группы же. Я у них, кстати, спросила: а вы из какой языковой группы?
   -- Как ты их об этом спросила, мать?! Они там что, филологи все - по жестам о существовании языковых групп догадываться?
   -- Ну, нет. Не филологи. Пришлось сначала объяснять, что такое языковые группы. Ну, я им говорю - вот по-татарски счет - "шиш, беш и т.д.". А по-турецки как? Ну, они...
   -- Ооооо!! С ума сойти...
   -- Да мы вообще много болтали. Ну, о простых таких жизненных вещах. О гороскопах, о кухне там, о климате, еще обо всякой ерунде. Я же болтливая, я же не могу молча есть. Там мне потом вообще предложили на радио выступить. У них там радиопередача русская есть, мальчик там один русский ее ведет, рассказывает, то-се. Ну, и мне говорят - типа, давайте, Ирина, Вы выступите, как интересный собеседник.
   -- Выступила?
   -- Отказалась. Я тут, - говорю, - на отдыхе. Не хочу в передаче участвовать.
   -- Напрасно....
  
  
  
  
  
  
   -- ... а он отвечает: "Intellectual!". Ну, типа, за умную сошла.. и.
   -- Знаешь, Ира. А я грузинский уже немного понимаю.
   -- Грузинский?
   -- Да. Письменный. Погоди, остатки разолью - покажу.
   ...Смотри, вот написано "Киндзмараули", а вот - по грузински, то же самое. Только на одну букву меньше. Ну это у них потому что "дз" одной буквой обозначено.
   -- Ага. Точно. У них - одной.
   -- Вооот. Вот эта подковка перевернутая - это "и". Два раза - вторая и последняя. Вот эти червячки - "а", между ними гребеночка - "р". Ну, а там дальше все понятно, что как.
   Короче. Завтра покупаем "Саперави", изучаем буквы "с", "п" и "в". Потом - переходим к "Вазисубани", закрепляем материал. К концу года - Руставели будем читать. В подлиннике.
  
   01.10.2004 г.
  
  
  Филиппов Алексей Николаевич:
  Зелье заморское
  
   - Вот что Тимоха-богатырь, - обратился укутанный в шубу князь, к русоволосому молодцу. - Плохо мне. Слабею день ото дня. Как я только от болезни своей не спасался? В бане меня парили, салом барсучьим с ног до головы терли, настой калиновый ковшами пил. Ничего не помогает. Самое страшное, что от жизни уже ничего не хочу. Одна надежда на тебя осталась.
   - Так чем же я тебе смогу помочь княже? - изумленно вскинул глаза на правителя богатырь. - Я ведь не лекарь и не кудесник.
   - Знаю, что не кудесник, - вздохнул князь, глядя на замерзшее окно. - Да только ты мне сейчас помочь сможешь. Куда хочешь скачи, но найди мне хмельное зелье заморское. Купец один зельем этим полечиться посоветовал.
   - Это брагой что ли? - заморгал мохнатыми ресницами Тимоха.
   - Сам ты брага, - закашлялся князь. - Вино - это зелье называется. Вино. Понял? Ты, поди, и не слыхивал о таком?
   - Как не слыхивал? - встрепенулся богатырь. - Еще, как и слыхивал. Мне Пахом однопалый про него рассказывал. Правда, говорил, что кислятина, супротив нашей браги медовой.
   - Бог с ним с Пахомом-то, - махнул рукой князь. - Его теперь уж не спросишь. Привези мне вина этого.
   Два дня богатырь скакал по лесам да полям, а на третий в бурю попал. Закружила метель вокруг всадника. Ветром завывает и колючим снегом по лицу лупит. Конь натужно рвался в диком месиве холодных хлопьев, но скоро и он из сил выбился. Провалился в сугроб и заржал жалобно, а буря, будто смеясь над слабостью скакуна, пуще свистит. Взбесилась, словно нечистая сила и давай снег огромными пригоршнями на всадника бросать. Потемнело всё кругом, так потемнело, что богатырь духом пал, но тут как волшебству выросло перед ним черное дерево, и такое это дерево огромное было, что в дупло его богатырь смог без труда особого забраться. И только укрылся он от непогоды в дупле, как провалилось что-то под ним, и полетел витязь неведомо куда. Долго летел, так долго, что семь раз с жизнью попрощаться успел. Хотел уж и восьмой раз проститься, но почуял что-то мягкое под собой. Покрутило Тимоху в этом мягком, повертело, и выбросило из мягкого на твердь. Оглянулся богатырь да понял, что занесло его в царство подземное с пуховой горой посередине. Отряхнул Тимоха пух с кольчуги и пошел средь камней самоцветных.
   Шел, он шел и вышел к озеру красоты чудесной. Нежно голубую гладь водоема, окружали сверкающие янтарем камни и изумрудная трава - мурава, в которой красные яхонты, словно земляничные ягоды в росе блистали. Вот только покоя в красоте той не было. Узрел витязь на камне янтарном девицу, а с глаз её слезы горючие падали.
   Вообще-то Тимоха с девицами говорить не мастер. Он бы и сейчас к девице не подошел бы, да просто подойти больше не к кому было.
   - Чего убиваешься? - с поклоном поинтересовался у красавицы богатырь. - Может помочь чем?
   - Никто мне уже не поможет, - между всхлипами отвечает ему девица, - и помощи мне просить у тебя совестно.
   - Это почему же?
   - Да ты посмотри вокруг, так сразу и поймешь.
   Осмотрелся Тимоха и видит в траве густой, кроме яхонтов алых, белых камней россыпи, а как присмотрелся он к ним, так и смекнул, что это черепа людские.
   - Понял теперь? - тяжело вздохнула красавица. - Всех их о помощи просили, и вот что из этого вышло. Никто мне уже не поможет.
   И только она промолвила это, как сверху метнулась на неё огромная черная птица. Откуда она взялась неведомо, но метнулась стремительно. Так стремительно, что едва успел Тимоха щитом красавицу от чудовища прикрыть. Ударилась птица о щит, опять вверх взмыла, но не задержалась там и вновь в атаку летит. Не просто летит, а пускает впереди себя языки огненные. Жаркие языки, такие жаркие, что у Тимохи щит медный оплавился, и упали капли от щита на богатырскую руку.
   Взвыл богатырь от боли и метнул остаток щита в птицу. Не глядя метнул, но попал щит точно в клюв. Поперхнулась птица, закашлялась и вспыхнула ярко синим всполохом.
   Тихо сразу стало в подземном царстве, так тихо, что слышал богатырь, как пепел черный на камни падает. Не успел Тимоха тишине как следует подивиться, а той уж и в помине нет. Заполнилось в одно мгновение царство радостными голосами, и окружила витязя ликующая толпа.
   - Спасибо тебе богатырь, - поклонился Тимохе седобородый старец. - Спасибо, что дочь мою от чудовища спас. Проси теперь чего хочешь. Всё сделаю. Я ведь властелин подземный, мне всё по силам.
   - Да мне вроде и не надо ничего, - пожал плечами витязь. - Всё у меня есть, вот только коня жалко. Сгинул он где-то.
   Старик хлопнул в ладоши и встал перед Тимохой его конь. Стоит и гривой трясет.
   - Забирай своего скакуна, - машет рукой подземный властелин, - и ещё желания говори. Для меня ведь коня достать сущая безделица, а я должник твой на веки вечные.
   - Чего я у тебя попрошу-то? - вновь смутился витязь. - Есть у меня всё.
   - Не бывает так, - смеется старик, - если жив человек, то ему всегда чего-нибудь хочется. Ну, подумай.
   - Тут думай, не думай, - развел руками богатырь, - не привык я о желаниях своих мечтать, некогда мне. У нашего князя особо не помечтаешь, не дает он нам покоя для мечты. А если, по правде сказать, то хочется мне сейчас хмельного зелья заморского два кувшина приобресть и на печи теплой полежать. Намерзся я за последние дни, да и у вас здесь не жарко. Ничего мне больше не надо.
   - Посмотрим, - усмехнулся старец и подает Тимохе кубок серебряный, - на выпей, а потом будут тебе и кувшины и печь.
   - А чего это?
   - Вино.
   - Не надо, - отстранил кубок витязь. - Я кислого не люблю.
   Только старик отказа не принял, а еще пуще рассмеялся и кубком ну прямо в усы тычет. Пришлось уступить. Богатырь сделал сперва маленький неуверенный глоток и хотел отстранить от себя кубок, но незнакомый ему ранее аромат задержал кубок у губ и заставил сделать еще один глоток, а потом ещё. Язык Тимохи почувствовал какой-то вроде бы знакомый праздничный вкус, но в то же время было в этом вкусе что-то таинственное и неведомое. Витязь отпил еще из кубка, и привиделись ему красоты летнего леса. Тимоха, прикрыв глаза, увидел, как он ещё голоногим мальцом бегает по лесной полянке. Только что прошел теплый дождь, и из-под мягких листьев вылезли коричневые грибы. Вот Тимоша раздвинул кусты малины со спелыми ягодами, нагнулся к грибу невиданной никем доселе величины, сорвал его и почувствовал, что рядом кто-то стоит. Богатырь вскинул глаза вверх и понял, что счастье это его. Таилась оно всегда где-то рядом, но никогда не подпускало к себе, а тут вот пришло внезапно. Перед витязем стояла и улыбалась та самая девица, которую он спасал от чудовища крылатого.
   - Так вот чего мне надо, - подумал Тимоха и открыл глаза.
   Взгляд его сразу же уперся в темный потолок. Лежал богатырь на печи в родительском доме, а рядом с ним стояли два больших кувшина. Витязь вскочил, ударился лбом о горячий камень и кубарем скатился с печи. Нашел под лавкой кольчугу и стремглав бросился к порогу.
   - Ты куда Тимошенька? - крикнула вслед ему мать. - Отдохни, не уйдет от тебя служба эта.
   - Некогда мне маменька, - отмахнулся богатырь. - Ты князю кувшины с печки снеси и скажи, что я теперь не скоро вернусь.
   Тимоха выбежал из избы, вскочил на коня и поскакал в чистое поле, беспрестанно повторяя про себя.
   - Обманул меня старик. Всё, что пожелаю обещал, а сам и не дал ничего. Вот хитрец.
  
  
  Ламкин Павел:
  Исповедь Дона Переньона
   Не всем, ой, не всем везёт родиться у благочестивых богатых родителей. Да и все ли богатые благочестивы? По мне, так среди них поискать ещё надо настоящего благородства-то. А ежели у "благородных" этого самого нет, так что с меня спрашивать, Господи? Слаб я духом и телом, простите меня люди добрые. Хотя, где этих добрых то и найдёшь? Взять брата Венециана - хороший человек, ну украл у него три глотка вина, а он меня поймать не смог, а подозревает, клевету наводит. Говорит - пол бурдюка отлил, так то у меня глотки большие. Сам толковал: вино де - кровь Господня, принимать кою следует в причастие, во искупление грехов. Раз в неделю?!? Ежели у меня грехов много, то это чаще делаю, прости меня Господи. А где вина столько взять? Да еще чтоб незаметно, во избежание искушения ближних. Опять таки, грехи это, хоть и не великие, да отмывания требуют. Слаб я духом и телом, Господи, прости меня, наставь на путь истинный брата Венециана, пошли ему благодать небесную, есть у меня вина перед ним, вино спёр. Окропи кровью лазейною нёбо с гортанью, да очисть меня от смрада грязных мыслей и похоти, ведь велик Ты и благообразен на небесах. А мы в земле копаемся... Отец мой - виноградарь бедствовал: север, солнца мало. Какое вино в Шампани - кислое. Грозди пред зимою незрелыми остаются. Да десять детей кого хошь в гроб вгонют, хоть померло половина, да я выжил -младшенький. Пятый ребенок, как пятое колесо в телеге, а ежели родился хилым? Куда податься "без приданнику"? К тебе Господи, в дом твой - приюти калеку духом нищего в бенедиктском монастыре ныне здравствующем... Да спасибо Господи, за должность незатейливую - келарь, оно де всем нужно, все тебе обязаны, благодарят Господа, да меня грешного не забывают. А мне что нужно? Пару глотков солнечной жидкости. Укроти мои печали влага елейная. Благородного ассамбляжа правда не наблюдается, но ежели смешать хитро выпрошенное, да у Аббата выклянчить пару глотков "благородного", то тогда не всякий бурдюк и выдержит, а ещё удивляются куда новые меха деваются. А лежат оные в прохладном погребе, чуть сахарка с дрожжами, и жди. Срок сам себя объявит, а упустишь - лишь лужи найдёшь да винные пары. Ах, ароматы, Господи! Не Бог весть, лоза - Шардоне, да на мелу выращенная, да после затвора темного - хороша, прости нас Господи. Укроти наши печали напитком незатейливым. Не всё себе беру, делюсь с ближними, десятый бурдюк в кабак несу, на "благородство" меняю. Но уж не всякое из знатного с моим купажом-то сравнится. Оно как! Кабачник то всё рецептуру выспрашивает, боюсь Господи, после вина язык то развяжется, а может и не вина это вовсе. Помилуй Господи, дай Шампани известность и процветания, не лиши нас влаги небесной от лозы нам даруемой. Слаб я душой и телом, Господи...
  
   Кореляков Александр Романович:
  Как Я Впервые Попробовал Алкоголь
   По нашим российским понятиям, алкоголь я попробовал поздно - аж в 32 года. Заранее скажу, - нет, нет и нет. В смысле не больной, не дурак и без всяких там принципиальных заморочек. Просто не хотелось. Мда. Чувствую, что не верите. Ну, как хотите.
   Подходил к концу 1990-й год. Кто помнит, - тот помнит. Кто не помнит - представить непросто. Смутное было время. Сентябрь месяц, последняя декада. Несколько человек из нашего научного коллектива приехала на конференцию в пансионат на берегу моря, недалеко от Новороссийска. Конференция была большая и не совсем по нашей теме. Точнее наша специальность занимала маленький такой участочек на обширном поле Большой и Важной Научной Дисциплины. Поэтому мы с коллегами быстренько, за два дня рассказали друг другу свои доклады, поспорили, сделали выводы и, правильно.... начали культурного отдыхать. Гуляли по окрестным холмам в поисках дикого грецкого ореха, ездили в город на рынок, самые отчаянные - купались.
   Оставалось еще два дня до официального окончания мероприятия, когда оказалось, что темы докладов по всем специальностям исчерпаны, итоги подведены и даже всякого рода формальности и те - успешно соблюдены и запротоколированы. И вот во время очередного завтрака, на трибуну (а питались мы в Зале заседаний, точнее - заседали в столовой)... Так вот на трибуну поднялся один из наших академиков и заявил примерно следующее: Мол, денег, которые мы сдали в виде организационного взноса, оказалось ... много. Еще раз напоминаю - социализм и научная конференция, ни капли фантастики! И он, то есть, академик предлагает в порядке частной инициативы подумать, - как распорядиться этими средствами. Все отчетливо задумались.
   - Предложения у меня два, - продолжил академик и немного замялся: - Первое - посетить с ознакомительной экскурсией завод шампанских вин "Абрау Дюрсо" или, хм, ... завод обычных вин "Мысхако". Какие будут предложения?
   Научная публика несколько оторопела. Сложный вопрос-то. Первым оправился от волнения наш второй академик. Он быстренько забрался на трибуну и высказался в том смысле, что не согласен с предыдущим оратором. Раздались легкие смешки. Дело в том, что наши академики принципиально не ладили и ВСЕГДА имели противоположные мнения. По всем вопросам.
   - Я предлагаю кардинально иное решение, - заявил второй академик, - предлагаю добавить своих денег и посетить оба этих уважаемых предприятия.
   Первый академик встал и с места заявил, что он - за! Аплодировали стоя! Ведь это был первый случай, когда академики сошлись во взглядах.
   Ну, что говорить о посещении "Абрау Дюрсо" - все было очень красиво - и местность и производственные помещения и музей коллекционных вин. И, собственно, дегустация. С тех пор, я попробовал много шампанских. Включая, разновидности "Вдовы Клико" и "Дом Периньона". Однако, более вкусного и благородного напитка, чем в дегустационном зале "Абрау Дюрсо" мне по жизни пока еще не довелось.... Одним словом - Сказка.
   На следующий день мы собрались ехать на завод "Мысхако". Ночью подул сильный ветер. Те, кто бывал в Новороссийске, - знают, что там по осени бывают жуткие состояния атмосферы, когда резкие перемены давления полностью выводят организм из равновесия, ... все время ощущается какая-то тревога, ... самочувствие резко портится и все вокруг начинает раздражать.
   Мы приехали к заводу вторым автобусом. Серые мрачные здания. Высокие глухие заборы. Здоровенный замок на двери маленького магазинчика. Все расселись на ступеньках у входа в дегустационный зал и ждали, - когда же первая группа освободит помещение. Настроение все более ухудшалось....
   И вдруг - двери отворились и показались эти гады, наши коллеги, наши товарищи, наши добрые друзья. В их лицах было разлито столько доброты и спокойствия, столько дружелюбия и всепрощенчества, что мы чуть ли не обнялись, чуть ли не расцеловались. И только строгий экскурсовод держала себя в руках. Она профессионально развела наш теплый коллектив и увела еще не приобщившуюся часть в помещение.
   - Вы сдали больше денег, чем нужно, - заявила она, как только мы расселись за столами, сервированными лишь небольшими бокалами, необычной (для меня) формы. Сказка продолжалась. Еще экскурсовод добавила, что повезло нам вдвойне. Мало того, что сданных денег хватит на двойную дегустационную порцию, так еще и именно в этом году славный завод "Мысхако" поднапрягся и произвел, как она выразилась "всю линейку напитков полностью".
   И мы вдумчиво и сосредоточенно дегустировали всю эту "линейку напитков". Все ж таки, ученые. До сих пор помню, что сначала - рислинг, потом - каберне, потом - мускат, потом портвейн, потом кагор и в конце - "Черные глаза". И отступили неприятности, и мир стал ярче, дружелюбнее и правильнее, а коллеги искреннее и умнее, а пожилая женщина экскурсовод-дегустатор и вовсе - гений чистой красоты.
   Я не знаю, аналога термина дефлорация, но, думаю, что потерял свою алкогольную невинность очень красиво.
  
  Полле Эрвин Гельмутович:
  Пьянство.
  
   Идею начинаемого эссе подала сватья Людмила Петрова на праздновании 20-летия Юли. А почему бы и нет? Средний человек в России проводит за рюмкой (стаканом, кружкой) довольно много времени. И я здесь не исключение. Совершенно непьющие люди, на мой взгляд, или идейные фанатики (их мало, не могу вспомнить среди своих знакомых) или больные, в т.ч. попившие в своё время с избытком. Я думаю, вопрос пить или не пить не должен вообще стоять. Многотысячелетняя история человечества показывает, человек не может обходиться без стимуляторов, типа алкоголя или наркотиков. Посмотрите на нынешние туземные племена, живущие в каменном веке, все имеют некий вариант своего алкогольного напитка, приготовляемого из соков каких-то растений, инки с детства жевали коку и создали великую цивилизацию. Древние хроники Китая, Египта, Греции, Рима свидетельствуют о широком распространении алкогольных напитков. В истории России известен случай, когда татары заняли Москву без сопротивления, так как большинство москвичей оказались беспробудно пьяными.
   Суть проблемы заключается в мере потребления алкоголя. Я не хочу здесь вдаваться в медицинские аспекты проблемы, так как не всегда даже много пьющий человек становится алкоголиком, требующим принудительного лечения. Любой организм имеет индивидуальную генетическую предрасположенность к алкоголю. Чаще диагностированными алкоголиками становятся люди со слабой волей, потерявшие жизненные ориентиры. Нормально развитый человек в состоянии сказать себе стоп, когда ситуация с потреблением алкоголя начинает выходить из-под контроля.
   Попытки многих стран ограничить потребление алкоголя введением сухого закона (Россия дважды экспериментировала в 20-м веке, приучая своё население изготовлять и пить неочищенный самогон) в принципе обречены на провал. Пример некоторых мусульманских стран, наложивших жестокий запрет на потребление спиртных напитков, не показатель, так в тех местах издревле население потребляет наркотики.
   В жизни человек постоянно попадает в стрессовые ситуации, давно известным (одним из многих) способом облегчения душевного состояния является рюмка. Умственная и физическая усталость имеет тенденцию к накоплению в организме, почему люди и ждут праздников, государственных и семейных, конца недели, чтобы расслабиться, в т.ч. и с потреблением алкоголя. Не случайно, среди много пьющих работники тяжёлых профессий: шахтёры, металлурги, хирурги, шофёры...
   Древняя сексуальная культура Китая требует обязательного потребления вина "до того, как". К сожалению, в России нередко предварительное потребление не ограничивается стаканом водки, а отсюда и множество рождающихся детей с печатью неполноценности на лице.
   Пьянство - бич России. Культура народа, культура государства - бесконечно ёмкие понятия, одним из важных направлений является культура потребления алкогольных напитков. И вот здесь-то Россия далека "от мировых стандартов". В течение веков совместной жизни россияне рассматривали как причуду культуру пития в Грузии, Армении (в начале 70-х я с удивлением узнал, что в Армении нет вытрезвителей). Вином запивается еда (в России питьё закусывается), в застолье много песен и веселья. Длинные красивые тосты, регулируемые уважаемым тамадой, контрастируют с российскими "будем!" или "вздрогнем!". Как не удивляться, когда столетние старцы опорожняют полные рога вина. Президент Грузии Шеварднадзе публично, в телевизионном интервью, говорит о том, что ежедневно вечером потребляет 2-3 бокала красного натурального вина. Можно ли представить, что президент России лично объявит народу о том, что любит выпить. И дело здесь не в том, что в России больше любят водку, а в том, что пить не умеют, страдают от похмелья, начальники разного калибра позволяют себе на работу не выходить, президент России в том числе. Что уж тут говорить о "простом работяге", под угрозой увольнения он тащится на работу в тяжёлом состоянии, чреватом трагическими последствиями, как для самого работника, так и для производства.
   В разных странах структура пития проявляется неодинаково. Скажем, в США, как и в России, предпочитают крепкие спиртные напитки, однако потребляют виски и водку высокой степени очистки. Активно внедряется безалкогольное пиво. Государственная и общественная пропаганда США направлены на внедрение в сознание молодёжи здорового образа жизни, спорта. Эффект налицо: за 10 последних лет потребление алкоголя в стране значительно сократились. В Германии, Голландии, Чехии, Австрии пьют не меньше, чем в России, но преимущественным напитком является пиво. Канцлер ФРГ Коль не стеснялся показаться на телевидении с литровой кружкой пива. Особо следует отметить Францию, Италию, Испанию, где в пересчёте на чистый алкоголь потребляют больше, чем в России. В этих странах без вина не садятся обедать, причём употребляемый ассортимент зависит от предлагаемой еды. У итальянцев, испанцев принято, при необходимости, разбавлять вино простой водой. Даже ночной паёк спецпитания в производстве полипропилена в Терни (Италия) содержит бутылку вина объёмом 0.33 л. Разве можно в Томске на ТНХК подобное представить. Как любил говорить Горбачёв, у нас главное - нАчать!
   В России принято пить любое спиртное, если на "холяву", в других случаях, что по средствам. Бедность народа проявляется и в том, что из спиртного он потребляет. В России больше любят водку, причём ту, что подешевле, т.е. плохо очищенную. Но уж когда россиянин "с деньгами", то реальными становятся картинки, аналогичные показанной Шукшиным в "Калине красной", когда дорогой французский коньяк пьют из банного черпака.
   Ниже я попытаюсь высказать личное мнение о некоторых спиртных напитках, которые мне приходилось употреблять и о тех или иных коллизиях, связанных с выпивкой. Сложность изложения связана с тем, что в 90% случаях не удаётся ограничиться одним спиртным напитком. Как-то всегда не хватает первоначально запланированного.
  Крепкие напитки.
   Питьевой спирт. В детской памяти остались семейные разговоры, как мама после войны отучила папу перед операцией выпивать полстакана неразбавленного спирта. Впервые на Колыме увидел питьевой спирт - основной алкогольный напиток, для большинства северян единственный. Через 16 лет я был хранителем спирта в наших путешествиях по Горному Алтаю. В таких трудных и дальних походах без аварийного запаса спирта нельзя. Другие алкогольные напитки в горы можно таскать при наличии лошадей, иначе на рюкзаки никакого здоровья не хватит. Использовали спирт как средство против простуды в условиях дождливой холодной погоды. Понемножку, грамм по 100 спирта выпивали у костра перед ночёвкой, а остаток, когда возвращались на автомобильную трассу. Кстати, о наличии спиртного нельзя было ни в коем случае сообщать пастухам, изредка попадавшимся на пути. Помню, конец июля 1968 г., возвращаемся по карте с озера Тайменье по новому маршруту, в другое место трассы. Остался дневной переход. Поставили палатку около аила (чума) одинокого пастуха-алтайца, чтобы расспросить о надёжной тропе через перевал в долину Катуни. Начали готовить ужин, вдруг алтаец унюхал спирт, я стал для него "самым хорошим" человеком. Притащил сушёное мясо. Конечно, мы его угостили. Утром он бросил отару, потащился нас провожать через перевал, от меня не отходил. Ни добрым словом, ни матом отвязаться невозможно. Когда спустились к Катуни, алтаец ходить не мог, лежал поперёк седла своей лошади. Уж не знаю, как он потом добрался до своей отары.
   Я никогда не любил пить спирт, но живёшь ведь в коллективе. Так получилось, начиная с экспериментальной части дипломной работы, я много работал со спиртовыми растворами, т.е. у меня всегда был хорошо очищенный спирт. В Тюмени некоторые любители выпить убедили меня, что лучше всего лечить желудок (см. "Пациент") чистым спиртом. Несколько месяцев потребляли неразбавленный спирт, настоянный на лимоне, довольно неплохой вкус, однако получил такое обострение, что зарёкся потреблять чистый спирт навсегда. Позже, будучи начальником ЦЗЛ ТНХК я взял спирт под личный контроль и использовал его как жидкую валюту при выполнении строительно-монтажных работ в ЦЗЛ, причём для особо важных персон существовал специальный запас особо очищенного (мной!) спирта. Один раз я выпил немного спирта на ТНХК после проведения пробного пуска завода полипропилена. В начале 80-х не один раз коллектив начальников ТНХК (кроме двух самых верхних) приглашал меня после работы на пьянку с лабораторным спиртом, мне ставили бутылку сухого вина.
   Коньяки, бренди. Из напитков крепостью 40Њ и выше я предпочитаю коньяк. Исторически было принято считать хорошим армянский коньяк, наиболее распространён раньше был "Арарат", три звёздочки. И, действительно, среди дешёвых советских коньяков (бренди) "Арарат" наиболее мягок в приёме. Говоря о дешевизне коньяков надо помнить, себестоимость плохого коньяка существенно выше себестоимости хорошей водки. И это связано, прежде всего, со значительно большей трудоёмкостью изготовления коньячного спирта. Пользовался в СССР популярностью молдавский "Белый аист". Неплохие коньяки (помню "Арагви") представляла Грузия. Но наиболее распространёнными в СССР, по крайней мере, в Сибири были коньячные суррогаты из Чечено-Ингушетии, Дагестана, Азербайджана под непритязательным названием "коньяк". Наверно, я так и думал бы, что там просто не умеют делать коньяк. Однако в Грозном меня угостили коньяком "Вайнах", похоже, в жизни я не пробовал такого вкусного коньяка. Аналогичный нашим отечественным коньячным суррогатам я встретил в 1976 г. в Болгарии - "Слнчев бряг", просто ополоски бочек, в которых вызревает коньячный спирт. Буквально через несколько лет "Слнчев бряг" вытеснил с российского рынка вполне приличный коньяк "Плиску" (в Болгарии "Плиска" в два раза дороже).
   Хороший коньяк у меня не вызывает похмельный синдром. Помню, как в начале 70-х, мы с Геной Неупокоевым вели многочасовые разговоры "за жизнь", пили коньяк без закуски и запивали кофе. Удивительное ощущение: много выпил и не пьян, уснуть не можешь до утра, голова не болит.
   С началом рыночных реформ Россия столкнулась с беспрецедентным натиском фальшивых спиртных напитков с наклейками хорошо известных фирм. К крупной неприятности могла привести в 1992 г. дешёвая покупка ящика армянского коньяка "Отборный". Я сразу обратил внимание на какой-то "жёсткий" вкус, но гости пьют и хвалят (холява!). 5 бутылок этого коньяка я увёз в подарок родственникам в Германию. Приезжаю, газета "Известия" публикует материалы о массовых отравлениях, в т.ч. 4 смертных случаях в городе Энгельсе, от потребления поддельного коньяка "Отборный". Раскрыта подпольная фирма в Грузии, специализировавшаяся на "армянском коньяке". Слава Богу, обошлось! Газеты постоянно сообщают и о подделке молдавских коньяков, в т.ч. "Белого аиста".
   Ром. Прямо скажу пил не часто. Да и не нравится он мне, сладкий, хотя крепость бывает более 60Њ. Впервые я попробовал ром в студенческие годы во времена Карибского кризиса, когда Куба начала рассчитываться сахаром, ромом и сигарами за поставляемое оружие. Естественно, студенту такие напитки не по карману. Как-то были в гостях у сокурсницы, папа которой (Докукин) был одним из начальников в Томском совнархозе. Он по очереди вызывал ребят на кухню и угощал кубинским ромом из очень красивой бутылки. Вроде бы и рюмки маленькие, но кончилось тем, что самостоятельно не смог добраться до дома. Приходилось пробовать ром не только кубинский, даже вьетнамский. Наверно, к рому надо приучить организм, да иметь соответствующую фруктовую закуску. По-моему, ром - напиток не для России.
   Водка. Кормилица бюджета России. Чисто российский напиток, ещё великий Менделеев занимался определением оптимальной крепости водки, рекомендуемой к употреблению. С тех пор распространённые виды водок имеют крепость в интервале 38-45Њ, чаще всего 40Њ. Для изготовления хорошей водки надо иметь тщательно очищенный питьевой спирт, хорошо подготовленную воду, смягчающие и вкусовые присадки. Главными, конечно, являются два основных компонента, продукт соединения которых с точки зрения химии таит в себе много непонятного. Вспоминаю как на Всесоюзном симпозиуме по физико-химическим методам анализа в Яремче (1967 год) десяток докладов по системе спирт - вода были представлены серьёзной научной школой из Тбилиси.
   В настоящее время в торговле сотни разных названий водок, причём иногда с совершенно глупыми названиями ("Ха-Ха", "Батька Махно", "Прошка Громов"...). Много водки поступает с Северного Кавказа, большая часть самодельной, но бывает и очень неплохая (например, из Черкесска), я связываю качество такой водки с высоким качеством горной воды. Действительно хорошая водка ("Смирновская" американского разлива, "Абсолют" шведского разлива, "Столичная" экспортного исполнения, "Алтай"...) стоит дорого, но, покупая её в киоске, в любой момент можешь налететь на подделку. Вспоминаю хорошую коричневую литовскую водку "Паланга" (внешне напоминавшую отечественную "Старку"), которой нас угощали в Каунасе (1973 год) и приговаривали, что эта водка поставляется только в Кремль. Большой перечень водок прошлых десятилетий ("Московская", "Столичная", "Русская", "Пшеничная", "Посольская"...) дискредитирован ухудшением качества через небольшой промежуток времени после начала выпуска. Порочная советская практика повышения цен очень наглядно проявлялась именно на водках. Делалось примерно следующим образом. Имеется напиток под названием "Водка" (в народе "сучок") по 2.12, выпускается новая марка "Московская" по 2.87, затем "Столичная" по 3.12, затем "Русская" по 3.62 и т.д. Проходит немного времени, более дорогая водка уже не отличается по качеству от ранее выпускавшейся. В разных местах выпускали водку одних и тех же наименований, произведённых по одним стандартам, продаваемую по одной цене, но это всё были разные напитки с одной постоянной - крепость 40Њ.
   Ещё интересней ситуация была перед политическими праздниками, партийные органы следили, чтобы к празднику для приготовления стандартной водки использовались лучше подготовленные спирт и воду. Когда я об этом первый раз услышал - обалдел. Лишнее подтверждение, что коммунистический режим держится на обмане. Томск - не исключение. С внедрением рыночной экономики в городе появились новые марки водок по, якобы, оригинальным рецептурам ("Ностальгия", "Синий утёс", "Белое озеро", "Томичка", "Прошка Громов"...). Через пару месяцев история повторяется, качество водки ухудшается. Дело здесь не только в том, что её подделывают где-то в гаражах, но и в элементарном несоблюдении технологии, воровстве компонентов непосредственно на заводе-изготовителе.
   Первую рюмку водки я выпил летом 1955 г. в Соликамске при первой встрече после ужасов войны трёх братьев (папы, дяди Роберта, дяди Отто). Я сразу "захорошел". Много лет водку в рот не брал, да и сейчас не люблю. Но человек живёт не в вакууме, приходится приспосабливаться к большинству. 1971 год, Иссык-Куль, турбаза "Чолпон-Ата", каждый вечер после ужина компанией принимали по одному стакану водки (специально в начале сезона закупили большую партию водки и режим выдерживали все две недели) без закуски перед походом на танцплощадку. Вызовники ТНХК, пока жили без семей только водку и пили. Во второй половине 90-х опять приходится больше водку пить, но уже по финансовым соображениям. Водка - наиболее эффективный способ "поймать кайф" при наименьших затратах, если не забывать о мере и не смешивать с другими спиртными напитками. Существует немало коктейлей на базе водки, мне нравится "Кровавая Мери", водка с томатным соком 1:1, причём сок должен быть хорошо подготовлен (соль, перец нескольких разновидностей, лавровый лист, сахар), лучший вариант мне приходилось пить в Талды-Кургане с самодельным маминым густым томатным соком. С таким соком коктейль смотрится в фужере изумительно, да и вкус отличный.
   Виски. По крепости виски находятся на уровне водок, но розничная цена в России во много раз выше, что сдерживает их потребление. Сегодня виски - напиток в России мало популярный. Из тех людей, с которыми мне приходилось общаться за столом, русские мужики в голос определяют виски как простую самогонку. Я с этим не согласен, просто виски нельзя пить стаканами как водку. Виски надо пить со льдом, все это знают, но как-то мало принято у нас использовать пищевой лёд (может потому, что полгода в окно видим лёд и снег). При своём специфическом вкусе виски (из тех марок, что мне приходилось пить) хорошо очищены от сивушных масел и голова на утро не болит, проверял неоднократно. Если, конечно, не пить виски вперемежку с пивом и водкой.
   Самогон. Рассматривая крепкие напитки нельзя обойти широко распространённый в России самогон. Крепость самогона (40-70Њ) и степень его очистки зависят от умения, возможностей и добросовестности изготовителя. Если до Горбачёвско-Лигачёвской борьбы с алкоголизмом самогон варили преимущественно в деревнях (на зарабатываемые колхозниками копейки накладно покупать водку в магазине), то во второй половине 80-х в каждой второй (может третьей) городской квартире организована своя "винокурня". Мигом подорожал сахар, началась цепная реакция повышения цен. Через несколько лет "великие" бойцы против пьянства в России дали "задний ход". Массовый выброс на рынок дешёвой водки временно уменьшил потребление самогона. Активные самогонщики занялись изготовлением "палёной" водки, смешивая ворованный спирт и водопроводную воду. Власти России стараются перекрыть каналы поступления нелегального спирта в страну и утечки с отечественных спиртзаводов, однако наступают на старые грабли, раз за разом, повышая розничные цены на водку. В последние месяцы (март - апрель 1999 г.) опять появились очереди к самогонщикам.
   Технология изготовления самогона предельно проста. Готовится брага (вода, сахар, дрожи + "что-нибудь"), которая пропускается через обычный перегонный аппарат. Большинство использует медный змеевик для охлаждения паров спирта, я же своей тёще поставлял в Бийск аккуратную стеклянную перегонную установку. Как-то по просьбе папы в Талды-Кургане смастерил самогонный аппарат из обычной скороварки для перегонки старого яблочного вина. Установку соорудил во дворе, запах сивухи чувствовался за 2 квартала от нашего дома. Ничего путного из единственной в жизни попытки испытать себя в роли самогонщика не получилось, вино содержало больше уксусной кислоты, чем спирта.
   Впервые я попробовал самогон в сентябре 1959 г. на сельхозработах в Маложирово, когда работал грузчиком на ЗИС-5. Наш водитель взялся подвести соседу напиленные дрова из леса. Мы с Димой Дзюбачуком помогали. Хозяин расплатился угощением, после двух стаканов мутного самогона мы "развеселились". На следующий день тяжёлое похмелье, "воспитание" проводит факультетское комсомольском бюро, членом которого недавно избран.
   Прошло 40 лет, я всё ещё ощущаю противный вкус и запах маложировской самогонки. Позже приходилось угощаться самогоном у тёщи в Бийске. Это уже другой продукт, очищен перманганатом калия (марганцовкой), белком сырого яйца и подкрашен растворимым кофе. Пить тёщин "коньяк", конечно, можно "для согрева", но не нравится. Любопытно, что в Болгарии любят потреблять дешёвые крепкие спиртные напитки, в каждом магазине продаётся раза в 3 дешевле "Столичной" совершенно неочищенная сорокаградусная "Ракия" (ею же угощают туристов), вкус которой уступает нашему деревенскому самогону. Приходилось мне пить самогон в Абхазии, распространённое название "чача", дядя Артур называл её водкой. Для изготовления "чачи" используются отходы от приготовления вина + фруктовые отходы своего сада. Отбирают для потребления перегон крепостью 60-70Њ, вкус специфический, с российским самогоном не спутаешь. Интересным показалось и непонятным, что летом в самую жару в Абхазии предпочитают "чачу" (лучше, конечно, вообще не пить), а не вино, хотя, в основном, пьют именно вино.
   Личный опыт потребления самогона приводит к однозначному выводу. Кто бы, что ни говорил, но в домашних условиях хорошо очистить самогон от сивушных масел не удаётся, похмелье от самогона тяжёлое, поэтому лучше всё-таки пить (если очень хочется) хорошую лицензионную водку.
   Ликёры. Готовятся из спиртованных фруктовых соков с добавлениями различных вкусовых добавок и глицерина. Ликёры - специфические напитки крепостью 30-40Њ, как правило, очень сладкие, вписываются в аристократическую культуру пития, когда после трапезы из многих блюд в маленьких рюмочках потребляются для поддержания жизненного тонуса. Был в моей жизни месяц, когда после приезда из колхоза "богатые" студенты ходили ежедневно в пельменную около ЦУМа (сейчас "Сибирское бистро"), брали по 3-4 порции пельменей и по стакану ликёра ("Вишнёвый", "Розовый", "Кофейный"...) выпивали залпом. В 19 лет нравилось, сейчас даже представить подобное сложно. Пробовали мы и давно известные в мире марки ликёров "Бенедиктин" (43Њ), "Шартрез", мне не понравились. По-видимому, для ликёров требуется более изысканный вкус. Не знаю никого из своих знакомых, приверженцев ликёров.
  Вина.
   Ассортимент вин настолько разнообразен, что систематизацию может грамотно провести специалист, хорошо знакомый с историей виноделия и основами технологии. Я же условно разделил вина, которые мне в жизни приходилось пробовать на 4 группы: шампанские, сухие и полусухие, креплёные, самодельные.
   Шампанские вина. Принято считать благородными винами, как правило, именно с шампанского начинаются торжественные застолья, при праздновании Нового года шампанское - обязательный атрибут любого, самого скромного стола. Среди отечественных шампанских вин мне больше всего по душе полусухое и полусладкое, эстеты любят самое сухое - "брют", мне не нравится. Обычно шампанское готовят из белого винограда, но помню, лет 40 назад широкое распространение получило красное шампанское "Цимлянское". В 90-е российский рынок заполнили подделки шампанского, фактически просто газированное вино. Нашего неискушённого человека легко обмануть внешним видом бутылки с пробкой, покрытой яркой металлической фольгой. Шампанское - напиток дорогой, если учитывать реальную "убойную" силу, и в застолье, как правило, существует для затравки. Но не всегда. Приходилось мне видеть в ресторане двух беседующих грузин. За столом никакой закуски, только шампанское и шоколад, опущенный в фужер. Отпивают и откусывают, отпивают и откусывают... Известно шампанское (в более или менее интеллектуальной среде) и как напиток, способствующий созданию интимной атмосферы. Есть любители пить смесь шампанского и водки ("полярное сияние"), шампанского и коньяка ("бурый медведь"). Пробовал, не рекомендую, тяжёлое похмелье обеспечено.
   Сухие и полусухие вина. Впервые пристрастился к сухим винам в Барнауле, в начале 60-х город неожиданно заполнился десятками наименований болгарских, румынских и венгерских вин. Барнаульцы напрочь игнорировали сухие вина, несмотря на их дешевизну. Цена белых сухих вин ёмкостью 0.7 литра от 1.25 рубля ("Димиат") до 1.85 ("Хемус") в сравнении с поллитровкой водки (2.12) делала их доступными для бедных аспирантов. Кстати, разница между сухим и полусухим вином не всегда очевидна, по-видимому, "Хемус" относится именно к полусухим винам.
   Студенческий опыт потребления сухих вин был отрицательным, помню, как ребята выкинули в окно общежития недопитые бутылки "Напареулли" (кто только такую кислятину пьёт!). В Барнауле на изменение моего вкуса повлияли научный руководитель профессор Б.В.Тронов, в 75 лет свободно выпивавший 2 бутылки сухого, и друг Валентин Аникеев, выходец из "махровой" московской интеллигенции. Наши с Валентином "научные" портфели вмещали до 18 бутылок "Димиата". Создался круг из 10-12 друзей, которые никаких напитков, кроме сухого вина, не пили. Уже позже я понял бСльшую целесообразность потребления красных сухих вин, но в то время мы игнорировали и болгарские "Гамзу", "Каберне" и венгерскую "Бычью кровь". Просто белые вина явно пьются легче. Именно в Барнауле я прочувствовал прелесть употребления сухого вина с ухой, обычно рыбаки (да и не только) предпочитают водку. Кстати, при сравнении вин Болгарии и Венгрии одного класса (скажем, "Рислинг"), венгерские вина явно вкуснее, но и дороже.
   В Ленинграде в 1976 г. я нашёл отличный фирменный магазин "Грузинские вина", здесь впервые попробовал первосортные (не те, что продавались в Сибири) "Цинандали", "Гурджаани", "Напареулли", всех названий не запомнил. В Ленинграде открыл для себя, что при посещении сауны лучше пить сухое вино, чем пиво (эссе "Баня"). Из молдавских сухих вин - лучшие из тех, что мне приходилось пить, "Алиготэ" (белое) и "Каберне" (красное). В начале 70-х магазины в Тюмени неожиданно переполнились красным и розовым сухим вином из Алжира, по-видимому, больше нечем было расплачиваться за поставки оружия. Тюменцы алжирское вино игнорировали, даже когда его разрешали продавать после контрольного времени (существовал строгий порядок продажи спиртных напитков с 11 до 19 часов). В первых поставках было неплохое вино (арабскую вязь названий на тёмных бутылках прочитать не могли ни продавцы, ни покупатели), цвет фольги вокруг пробки соответствовал цвету вина, мы с Витей Кучерюком предпочитали розовое. Через некоторое время вино из Алжира начали привозить танкерами, в СССР бутилировать. Вот это уже были мерзкие напитки, по слухам, случалось много отравлений. Сам не сталкивался, но покупать алжирское вино перестал.
   Особо следует сказать о полусладких винах, распространённых в винодельческих районах, но мало поставляемых в "северные" края. Крепость на уровне сухого вина (8-11Њ), вкус более сладкий. Впервые я попробовал подобное вино в студенческие годы (июль 1960 г.), когда в деревне, где мы работали на строительстве птичника, продавали молдавское вино из бочек. Дешёвое вкусное вино, но местные жители предпочитали самогон. За вином ходили с обычным ведром. Позже, в Сухуми познакомился с "бутылочным вариантом" полусладкого вина - "Псоу".
   В Абхазии я попил прекрасное красное бочковое вино "Изабелла", интересно, у всех соседей дяди Артура в деревне Лыхны вино из одного сорта винограда, но вкус отличается. Что характерно, пьёшь, пьёшь, ноги не ходят, а голова ясная. И на утро голова не болит. Помню появление в Лыхны. Пить начали с 9 утра, кончили затемно. Застолье шло непрерывно, хотя я на несколько часов отключался. Дядя Артур только успевал с кувшинами в погреб бегать.
   В 90-е появились в свободной продаже грузинские красные вина, которые, судя по литературе, любил Сталин - "Хванчкара", "Твиши", "Киндзмареулли". Трудно сказать, такие ли напитки пил Сталин, нет уверенности в соответствии содержимого бутылки названию на этикетке, но вина действительно вкусные.
   Креплёные вина. В школьные и студенческие годы пил преимущественно креплёные вина. Дома наливали в праздник рюмочку кагора (сладкие аналоги - "Узбекистан", "Мускат", "Мускатель"...) или портвейна. Напитков, под названием "портвейн" в СССР выпускалось великое множество, вкус зависел от номера на этикетке (популярным считался N777), от места выпуска, от качества разлива, но только однажды (в 80-е) мне удалось попробовать натуральный португальский портвейн. Надо ли говорить, что общее в этих винах только название.
   Запомнил первое тяжёлое опьянение. 1 мая 1957 г. после демонстрации (~ 5 км от дома) зашли небольшой группой в грязную забегаловку. Старший среди нас, уже отслуживший в армии, берёт пару "огнетушителей" (0.8 л) портвейна, наливает по стакану, затем ещё по одному. Без закуски. Дорога пешком домой под ярким солнцем. Дальше помню причитания бабушки над раскладушкой и таз рядом. Обычно в 8-10 классах весной мы группами ходили в горы за цветами, брали с собой поесть, 1-2 бутылки мускателя (~ полстакана на нос), никаких проблем не возникало, кроме финансовых (родители приобретение алкоголя не поощряли). Первомайский урок оказался своевременным и полезным, своего рода алкогольным ликбезом.
   Выше я уже говорил, что в начале 60-х прилавки магазинов заполнились вином из "братских" европейских стран. Люди быстро оценили разницу наших портвейнов и креплёных импортных вин. Цена умеренная - 2.30 за 0.7 л (водка 2.12 - 0.5 л), вкус нормальный, градусов хватает, да и внешний вид бутылки привлекает. Варна, Биссер, Тамянка, Тырново... в отличие от сухих вин быстро приобрели популярность. Позже ситуация изменилась, то ли в Болгарии всё выпили, то ли вино пошло по другим направлениям.
   Одно время большое распространение в СССР получили отвратительные плодово-ягодные вина, которые изготавливались практически в каждом населённом пункте на мелких винзаводах (плохой сок смешивали с плохим спиртом). В народе получили название "чернила", но пользовались популярностью, вследствие дешевизны и большой "убойности". Распространённое обращение к продавцу: мне за рубль двенадцать 18 градусов. Я помню даже бутылки, на этикетке которых скромно значилось "Вино". Или "Красное". Ещё одно популярное в народе название упомянутых напитков, ничего общего не имеющих с натуральным вином, плюс мерзкие отечественные варианты вермута - "бормотуха". Позже приходилось пить вермуты изготовления Югославии и Венгрии, итальянские "Мартини", это качественно другие напитки, но мне всё равно не нравятся. С большим скепсисом я наблюдаю за нашими людьми, которые с придыханием в голосе рассуждают на тему потребления "Мартини". Вермут есть вермут (настой на травах) и с натуральным креплёным вином его сравнивать нельзя.
   Руководители государства постоянно "волнуются", чтобы наш человек пил качественные спиртные напитки отечественного производства.
   В 70-е и 80-е было дважды вброшены в торговлю огромные количества ранее неизвестного вина крепостью 16-18Њ. Первый - "Солнцедар". Сам я пару раз пробовал "Солнцедар", не хуже и не лучше традиционного отечественного портвейна. История его распространения напоминает историю с алжирским вином. Первые партии приняты "рядовым пьющим" с одобрением, затем "Солнцедар" начали возить в бочках, цистернах, разливать по бутылкам на месте применения, в результате массовые отравления со смертельным исходом. Теперь никто и не помнит о таком вине. Позже появился "Агдам", мало отличающийся по вкусу и убойной силе, но продержался на десяток лет дольше "Солнцедара". Были и другие массовые креплёные вина, например, "Анапа".
   Заканчиваю тему креплёных вин опытом дегустации хереса, о котором много упоминается в произведениях предреволюционных писателей (например, у Чехова). После окончания симпозиума в Ворошиловграде в ресторанном меню увидели херес. Принесли бутылку марочного хереса, на этикетке изображения десятков медалей. Втроём не смогли осилить бутылку, удивительно невкусное вино (крепкое ~ 20Њ, сахар до 1%). Лет через 20 ещё раз попробовал херес из красивой бутылки, мнение не изменилось. Похоже, не понимаю вкуса, может быть надо пить напёрстками, но никому херес не рекомендую.
   Самодельные вина. На юге принято иметь собственное вино. Не сразу, но и папа начал заниматься виноделием, изготовлением яблочного вина из плодов своего сада. Обычно летом я помогал, основная работа - приготовление яблочного сока из раек (в России принято называть ранетки, на юге Казахстана - райские яблоки, "райки"). Использовали обычную бытовую соковыжималку, часть сока пастеризовали на зиму, остальное - на вино. Обычно ставились 4-5 20-литровых бутылей. Дальше добавлением определённых доз сахара регулировалось брожение, выпуск углекислого газа через водную среду, отстой, двойная декантация, разлив в бутылки. Вино, точнее сидр, 15-16Њ готово к употреблению, стаканами пить опасно, лучше рюмкой. Если при питье не смешивать с другими напитками, то вино обладает слабым снотворным действием, утром голова не болит. Вроде бы технология изготовления вина достаточно проста, но много факторов влияет на качество конечного продукта. Помню, как в 1974 г. после папиного 60-летнего юбилея привёз в Тюмень 20-литровую канистру вина. Друзья-доценты живо оценили высокое качество вина, через 3 дня с ним было покончено.
   В Тюмени я приспособился делать вино из черноплодной рябины, но здесь есть своя специфика. Черноплодка - ягода малосочная, приходится прокрученную через мясорубку массу разбавлять водой. Немало усилий следует приложить, чтобы начать и вести брожение в нужном режиме. Вино из черноплодной рябины 14-16Њ, насыщенного красно-фиолетового цвета, вкусное, сладкое, красивое в фужере, но не подлежит длительному хранению даже в темноте, так как постепенно идёт обесцвечивание. В больших количествах вино из черноплодной рябины, скажем, больше 0.5 литра за один раз пить не рекомендуется, появляется тяжесть в голове, да и организм сладостью переполняется.
   В Томске несколько лет практиковал выпуск вина из разных ягод, лучше всего подходит для подобного рода вин красная смородина. Каждая ягода имеет особенности, соответственно необходимы и коррективы в технологию домашнего виноделия. Скажем, сок красной смородины обладает повышенной кислотностью и требуется специальная закваска для начала брожения, дальше следует вести подогрев (использую электрогрелку), не допуская прекращения брожения... Готовое вино имеет прозрачный ярко красный вид, исключительно красиво смотрится в хрустальных фужерах. К сожалению, именно хороший вкус вина и лёгкость потребления привели к тому, что я прекратил им заниматься. Вино (40-50 литров) выпивается в течение нескольких недель, гости хвалят, но трудоёмкость (минимум, 3 месяца работы) явно не эквивалентна суммарному алкогольному эффекту, проще купить вино в магазине.
   Занимался я и изготовлением разных спиртовых настоек (ягоды, кедровые орешки, скорлупа кедровых и грецких орехов...). У нас в доме не прижились, ягодные настойки жестковаты на приём; ореховые настойки имеют отличный цвет и вкус, но вызывают у меня изжогу. Надо экспериментировать с крепостью, смягчающими добавками, но такого желания не появилось, времени не хватало. Кстати, отечественная пищевая промышленность выпускает великое множество настоек, из них только рябина на коньяке и "перцовка" заслуживают внимания.
   Как-то профессор из Москвы А.А.Полякова рассказала рецепт домашнего еврейского ликёра. Надо взять 1 кг фруктов (апельсины, грейпфруты, персики, абрикосы...), 1 кг молока (желательно, не пастеризованного), 1 кг сахара и 1 л спирта. Попробовал, усовершенствовал (тонкости здесь в последовательности смешивания, иначе конечный продукт не отфильтруешь), вместо давленых фруктов попробовал натуральные соки с мякотью. На конечной стадии добавил сухого фруктового концентрата, в соответствии с первоначально использованными фруктами. В конечном итоге получается ~ 2 литра отличного по вкусу и цвету ликёра крепостью порядка 30Њ. Самые вкусные ликёры моего изготовления - апельсиновый и абрикосовый. Голова не болит, так как сивушные масла использованного спирта хорошо захватываются сворачивающимся молоком и фруктовой мякотью. Вместо спирта можно использовать водку, но соотношение компонентов необходимо изменить. В результате получится вкусный напиток, аналогичный называемому наливкой.
   Одним из популярных самодельных напитков в России является медовуха, брага на отходах производства мёда. Каждый пасечник имеет свой рецепт, несколько раз приходилось угощаться, воспоминания только положительные. Познакомился я с медовухой в первом студенческом "колхозе" в 1958 г., водитель любил "по пути" заворачивать на пасеку. Медовуха - обманчивый напиток, пьётся легко. Хорошо принявши на грудь, ощущаешь ясную голову и непослушные ноги. Проспавшись, не чувствуешь похмельного синдрома. По-видимому, сказываются целебные свойства мёда.
  Пиво.
   Когда-то в детстве я никак не мог привыкнуть к вкусу пива, не нравилось. Удивлялся, почему люди к пиву тянутся. Более или менее осознанно (не потому, что пьют другие) начал употреблять пиво в студенческие годы. Пиво трудно достать, от комнаты посылали гонцов с ёмкостью в район ул. Фрунзе, на Московский тракт (магазин "Колокольчик"), на речной вокзал или стадион "Динамо". На месте стадиона "Динамо" ныне располагается сквер на Новособорной площади, в 60-е за плотным деревянным забором стадиона находился пивной киоск, а любители сидели, лежали с трёхлитровыми банками на травке. Одно время автоматы с пивом стояли в кафетерии гостиницы "Сибирь". Два пятака - стакан, удобно и рядом с общежитием. Несколько месяцев спустя автоматы закрыли, так как начала собираться пьянь со всего Томска, соответственно, антисанитария. В Томске в 60-е выпускали, в основном, 2 вида пива: жигулёвское и бархатное. Как ни странно, мне бархатное пиво больше нравилось. Позже определился со вкусом: если собрался пить много пива, то желательно брать жигулёвское, если одну-две кружки, то лучше бархатное, впрочем, до 90-х покупали, не то пиво, что нравится, а то, что есть в продаже.
   В Талды-Кургане в 60-е - 80-е производство пива было налажено значительно лучше, чем в Томске. Удобно, на каждом углу продают шашлыки, рядом торгуют пивом. Такая же картина в Алма-Ате, Фрунзе, Семипалатинске. Другой вопрос - качество пива. Томское пиво вкуснее южных аналогов и не только вышеперечисленных городов, но и Симферополя, Саки, Сухуми, Адлера и Сочи (говорю о тех местах, где удалось попить пива в дорыночные времена). Создавалось ощущение, что стандартное жигулёвское южное пиво какое-то ненасыщенное, жидкое (то ли хмель экономят, то ли процесс созревания пива искусственно сокращают, то ли просто водой разбавляют конечный продукт).
   Впервые мне удалось попить чешское пиво "Праздрой" и "Старопрамен" в 1961 г. (лучшего пива в СССР не знали), когда лечил радикулит на курорте "Боровое". Очень понравилось, начал, при случае, за ним охотиться. Не один раз, будучи в Москве в 60-е - 70-е, специально ездил на ВДНХ попить чешское пиво и закусить шпикачками (чешские сосиски). Одно время в СССР начали завозить чешское пиво не только в бутылках, но и в алюминиевых бочках литров на 60 (кегах). Помню, как в пансионате Гизель-Дере мужики устанавливали очередь в ожидании подвоза очередной партии достаточно дорогого чешского пива, в то время как местное, туапсинское (типичное южное пиво), никто в рот брать не хотел.
   В советские времена пива в стране не хватало. Но существовало ведомство, где пивом привлекали пассажиров и туристов - пассажирский речной (да и морской) флот. Где бы мне не приходилось ездить на теплоходах по рекам (Обь в Барнауле и Новосибирске, Енисей в Красноярске, Ангара) или на прогулочных кораблях Черноморского побережья Крыма и Кавказа, везде пиво было в наличии. Кстати, характерная картинка показана в художественном фильме "Любовь и голуби", где главные герои с удовольствием пьют пиво на пристани. В Барнауле мы часто ходили пить пиво в уютный ресторан "Волна" в старом здании речного вокзала. В Барнауле же летом 1964 г. поставил личный рекорд одновременного потребления пива. Втроём выпили 3 ящика, т.е. 10 литров пива на нос, примерно за 4 часа. Тогда я был зверски пьян, по дороге домой меня мотало, как никогда раньше. В 23 года хорошо работали почки, через час после начала приёма пива устанавливался режим: кружку выпил, кружку вылил. Аникеев так не мог, пару кружек выпьет и сидит смотрит, как остальные за столом пьют. Теперь я его понимаю.
   Хорошее пиво было в Ленинграде и Москве. Пивбары на Невском, на Таганке и Новом Арбате оставили самые лучшие воспоминания. Ленинград поразил ещё в ноябре 1977 г. пивными киосками "на каждом углу", пиво в кружках, можно с подогревом. Никаких очередей. В разгар борьбы с алкоголизмом в 80-е Ленинград сопротивлялся дольше Москвы, в конце концов, с видных мест открытые пивные ларьки исчезли. Идиотизм, кому они мешали. Но Ленинград всегда держал для Москвы "фигу в кармане", не всё разрушил. Как только власти дали отбой "трезвенным глупостям" Санкт-Петербург стал самым крупным производителем пива в России, в 90-е производит 10% общероссийского производства (по некоторым данным ещё больше).
   Пиво в Германии. Сказать, что пиво - национальный напиток N1, значит, ничего не сказать. Обратил внимание ещё в первую поездку в 1992 г., пиво пьют все: мужчины, женщины, дети. Я не помню названий десятков сортов пива, которые приходилось пробовать, но всегда ощущал высокое качество. Самое дорогое пиво в Германии - разливное, кружка в кафе на улице стоит до 5 ДМ. Самая популярная упаковка - стеклянные бутылки ёмкостью 0.33 л (1 - 1.3 ДМ), в универсамах хорошо налажен приём пустых бутылок ящиками в обмен на ящики с пивом. Самое дешёвое пиво - в алюминиевых банках (0.2-0.5 л, цена до 1 ДМ, в зависимости от объёма). В Папенбурге я имел много возможностей сравнивать разные варианты упаковки пива и убедился, насколько баночное пиво уступает по вкусу своим аналогам без консервантов. У баночного пива два достоинства: длительность хранения и лёгкость транспортировки, для Германии это мало актуально. Помню, организовывал приём родственников у родителей по случаю приезда в гости. Приехал с кузеном Витей в универсам купить пару ящиков пива. Что взять? 3-4 десятка разных названий, Витя за 5 лет в Германии далеко не все даже попробовать сумел. Почесали в затылке, взяли наугад. Разочарований не было. Вместе с тем помню, как другой кузен Володя однажды звал пить пиво из Баварии. Конечно, и среди хорошего можно выбрать лучшее.
   Вернёмся к началу 90-х. Россию захлестнул поток импортного пива в бутылках, банках и кегах из разных стран, включая те, где пиво никогда не было напитком N1, скажем, Китая. Однако ситуация изменилась в течение нескольких лет. В странных, мягко сказано, рыночных преобразованиях России именно производство пива может служить эталоном развития в условиях плотной конкуренции. Наглядно рынок пива проявился в Томске. Ещё 5-6 лет назад томские торговцы стремились завести традиционное новосибирское жигулёвское пиво, чуть позже появилось отличное омское пиво 5-6 наименований. Качество омского пива определено немецкой технологией, потребление сдерживалось только более высокой ценой по сравнению с новосибирским. Неожиданно томичи почувствовали улучшение качества местного пива + более низкая цена. Резко возрос спрос на томское пиво (Крюгер, Пинта, Двойное Золотое, Нижегородское, Воскресенское, Старый Томск...). Соседи по региону (Новосибирск, Омск, Барнаул, Красноярск, Иркутск...) начали бороться за томский рынок снижением цены. Появилось отличное пиво фирмы "Балтика" из Санкт-Петербурга. Пиво из московского региона (Очаково) стало популярным благодаря внедрению полимерной упаковки (в Германии я такого не видел). В результате томичи имеют богатейший выбор пива, импортное ещё есть, но постепенно исчезает из-за отсутствия спроса.
   Особо следует сказать об элях, напитках с высокой крепостью (до 20Њ), почему-то поступающих в продажу под названием пиво. Сначала это были эли из Англии, затем появились в Томске Балтика N9 и региональные аналоги. Такое "пиво" отдаёт спиртом, вспоминается традиционный подход посетителей пивных забегаловок прошлых времён, когда страждущие наливали в пиво водку, чтобы быстрей "захорошеть". Эль опасен в применении, пьешь, как пиво и не замечаешь, как становишься совершенно пьяным. В январе 1999 г. я сам попал в "капкан" эля, когда за праздничным столом не спеша пил только "пиво". Быстро и неожиданно "отключился", весь следующий день маялся от головной боли.
  -------------------------
   Завершив краткий обзор спиртных напитков, ещё раз напомню, речь шла о части тех напитков, которые я лично пробовал, суждения по качеству напитков или влияния на организм основаны на личном опыте.
   Итак, продолжаю заметки на тему пьянства. Вспоминаю свой приезд в Талды-Курган на первые зимние каникулы (январь 1959 г.). Вечером за семейным столом (дополнительно присутствуют две пары родственников) папа разливает своё вино. Одна рюмка, вторая и на третьей мама, округлив глаза: Эрвин, ты пьёшь? Ответить нечего, мама есть мама.
   Здесь я должен задержаться немного на употребляемой терминологии. Одни и те же слова, касающиеся потребления спиртных напитков, не однозначно понимаются (и применяются) разными группами пьющих. Люди, уверенные в себе, чаще интеллектуально развитые, не стесняясь, вслух говорят - "собрались на пьянку", "пропьянствовали вечер", "пойдём выпьем водки", "хочу выпить водки" и т.д. Люди, действительно подверженные пьянству в понимании словаря русского языка Ожегова (постоянное и неумеренное потребление спиртных напитков), или опасающиеся чужого негативного восприятия, никогда по отношению к себе таких фраз и выражений не произносят. Здесь наиболее употребляемые выражения: "хорошо посидели", "неплохо отдохнули", "по грамульке приняли" и т.п.
   Лет 35 назад наша молодёжная аспирантская компания в Барнауле любила шокировать окружающих нестандартными выражениями, в том числе и касающимися потребления спиртного. А ведь пьяницами в общепринятом смысле слова мы не были. Помню, как с Аникеевым мы сбрасывали стресс по завершении очередного этапа выполнения диссертации. Две недели эксперимент в режиме с 7 утра до часа ночи, неделя - оформление статьи в центральный журнал, затем несколько бутылок сухого вина и снова вперёд. С тех пор в моём лексиконе выражения типа: собрались на пьянку по поводу...
   Об отрицательных последствиях пьянок (по поводу и без оного) написано и сказано много, конечный итог - полная деградация личности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кое-что добавлю из личного опыта.
   В памяти несколько сильных опьянений. Родился в Талды-Кургане Игорь (1966 г.), мама с папой собрали хирургов, через некоторое время я уже в горизонтальном состоянии слышу рассуждения мамы, что когда родился первый Эрвин (1938 г., прожил меньше года), Гельмут был такой же пьяный. Не понял, похвала это или порицание, скорей всего констатация факта по пословице "яблоко от яблони...".
   Однажды в Тюмени не смог пойти на работу, когда четыре дня подряд (30.04 - 03.05.72) встречали и провожали в Москву Гену Неупокоева. Вроде все праздники на ногах, но 4 мая не смог надеть брюки, пришлось жене срочно с кем-то в институте договариваться о подмене. Пьянки заканчиваются тяжёлым похмельем (голова болит, живот пошёл в разнос, руки трясутся, не находишь себе места, тошнит от одного вида спиртного), но я не похмеляюсь. Повлияло мнение толкового медика, популярно объяснившего, что снятие похмельного синдрома новыми спиртными напитками - первый симптом начинающегося алкоголизма (болезни). Большинство же пьющих предпочитает на утро похмелиться. Бывают разные способы выхода из пьянки, не связанные с новой попойкой. Две таблетки аспирина (способ вычитал в американской литературе), огуречный и помидорный рассол, чай в большом объёме, прохладный душ, летом хорошо в Оби поплавать (осторожно!), погулять по лесным тропинкам в Оськино - способов много, каждый потенциальный алкоголик сам приводит в норму свой организм. Однажды видел, как приходил в себя один из моих родственников, раз за разом на даче окуная голову в бочку с холодной водой.
   Один из неприятных моментов пьянок - стремление выпившего за руль. Большинство трагедий на дорогах связаны с управлением автомобилем в нетрезвом виде, к сожалению, пьяных за рулём становится больше. Впервые с этим явлением вплотную столкнулся на юге Тюменской области в 1976 г. (я - руководитель студентов на сельхозработах, распределённых по разным деревням). Автобусы между деревнями не ходили, я объезжал подопечных на попутном транспорте. Однажды поднял руку, остановился грузовик с прицепом, заполненный зерном. Водитель молчком разрешил мне залезть в кабину, затем "врубил" такую скорость, что загруженный прицеп мотало по всей ширине гравийной дороги. Посмотрел внимательно на водителя, оказалось, он в невменяемом состоянии. Когда машина остановилась, выяснилось, он не только говорить, но и стоять на ногах не может. Можно было бы посмеяться, как водитель двумя руками держится за борт машины, пытаясь справить малую нужду, но тогда мне было не до смеха. Распрощался и стал ждать другую попутку. Случай запал в память, рано или поздно такой водитель погубит на дороге себя, но это его личный выбор. К сожалению, в дорожных трагедиях большинство пострадавших - ни в чём не повинные люди. Удивительно, но общественное мнение в России мягко относится к преступникам за рулём. При нашем правосознании зачастую хороший адвокат превращает погибших потерпевших в виновников дорожно-транспортного происшествия. Не по этой ли причине даже большие начальники областного и городского масштаба позволяют себе садиться за руль в нетрезвом виде (в Томске видел не один раз). Я только один раз ездил в лёгком подпитии (из Киреевска в Оськино), кочки не чувствуешь - это точно. Осторожно следует управлять автомобилем с похмелья, много трагедий происходит, в связи с замедленностью реакции водителя. Здесь личный опыт богаче, действительно, сначала надо довести организм до нормы, потом садиться за руль. Большинство водителей стараются разными способами убрать запах спиртного после прошедшей пьянки, но эта внешняя сторона, рассчитанная на гаишников. Главное - оздоровить организм.
   В потреблении спиртных напитков есть и положительные моменты. Пьянка пьянке рознь. В жизни россиянина, живущего по нравственным законам православия, бывают события, когда не пить нельзя (не поймут окружающие): свадьбы, юбилейные банкеты, встречи-расставания, рождение детей, поминки ушедших, отдельные государственные и религиозные праздники... Много общих поводов, а есть ещё личные, семейные. И, наконец, пьянки для снятия стресса после физической или умственной перегрузки.
   Вспоминаю свадьбы детей последнего десятилетия (Игорь, Саша, Юля), за два дня выпито море спиртного, хорошая закуска, все довольны, веселятся, танцуют. Откуда только энергия берётся, когда начинаешь демонстрировать молодёжи рок-н-ролл, который и танцевал-то последний раз на собственной свадьбе в 1962 г. Просыпается стремление к прекрасному полу, начинаешь ощущать себя не дедом, а вполне молодым и на многое способным.
   Сильное опьянение (скажем, 1-2 раза в год) способствует очищению организма, надо только не мешать организму удалить всё лишнее. На собственном опыте убедился, даже язвенная болезнь после такого очищения протекает значительно легче.
   Алкоголь - инструмент общения, поэтому я придерживаюсь древнего принципа не пить в одиночку, максимум, способен один выпить 1-2 бутылки пива. Для меня в пьянке главное - общение. В состоянии лёгкого подпития убыстряется реакция в диалоге, появляется разговорчивость, способность переспорить (перекричать) любого. Для многих в первый раз видевших меня в подпитии удивительно моё активное поведение. Помню, как на банкете по случаю годовщины организации НИЦ сотрудники один за другим высказывались, что не ожидали увидеть такого директора. Именно пьянка, открывая на общее обозрение черты лидера, показывает, насколько характер находится под контролем, сколь неестественна маска мрачного руководителя, мало смеющегося в рабочей обстановке, долго продумывающего собственные выступления, предпочитающего молчать на больших служебных совещаниях у вышестоящих руководителей. Кстати, ситуация классическая, народная мудрость давно сформулировала её в виде пословиц, самая известная из которых: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
   Пьянка располагает к пению, к сожалению, в нашей компании (как и в Барнауле и Тюмени) редко поют. Попадаешь в компанию простых людей, на столе гораздо скромнее, но люди поют. Я не один раз на эту тему размышлял и не могу понять, то ли стесняются наши гости друг друга своей недостаточной музыкальной образованностью, то ли у интеллигентов пение за столом ассоциируется с низкопробным пьянством и её гимном "Шумел камыш...", то ли ещё что-то. Сам я петь за столом люблю, но редко получается, так как больше одного куплета ни одной песни не знаю. Кстати, бабушка много раз говорила, как хорошо пел папа в молодости.
   На крупных пьянках (свадьбах, банкетах) много танцуют, мне это занятие тоже нравится, только сначала надо "дойти до кондиции". Бывают казусы, в 1978 г. на небольшой пирушке в кафе "Жемчужина" закружил в вальсе и уронил на пол Надину подругу Веру Плигину. Вообще говоря, танцы (особенно быстрые) на пьянках, как ничто другое, удерживают от перепоя. К сожалению, большинство пьянок в частных квартирах превращаются в попеременное коллективное сидение за столом и в курилке. Кстати, существует мнение и я его приверженец, что курение более вредно для организма, чем умеренное потребление алкоголя. Впрочем, папа активно курил всю сознательную жизнь.
   Я думаю, не каждый читатель согласится с моим обзором влияния пьянок на конкретного индивидуума. Я не оправдываю пьянство как таковое. Казалось бы, стресс снять, по душам поговорить, петь, танцевать, организм прочистить можно без алкоголя. И, слава Богу! И флаг в руку тому, кто может повести за собой людей к здоровому образу жизни, лишь бы это не была подмена алкоголя какими-то мистическими теориями, замутняющими рассудок хуже алкоголя и наркотиков.
   Итак, моё мнение: умеренное потребление алкоголя имеет немало положительных моментов. Казалось бы, ну и пей чаще. И вот здесь-то на страже стоит личный стопор. Каждый организм имеет индивидуальные особенности, свою границу умеренности потребления спиртных напитков, зависящей от великого множества факторов (генетические особенности, пол, возраст, опыт потребления алкоголя, климатическая зона, структура пития и его культура и многое другое). Оценивая свой организм, считаю, при регулярных пьянках чаще 1 раза в неделю легко скатиться к алкоголизму. Определив свою меру, необходимо проявлять волю, не поддаваться на уговоры и ограничить приём алкогольных напитков. Пока это мне удавалось, чего и всем желаю, особенно молодым, нередко переоценивающим возможности собственного организма и считающим, что им "море по колено".
   Вернусь к вопросу культуры пития. Прежде всего, надо реально оценивать собственные возможности, не ориентироваться на способность пить компаньонов. Лучше всего на одной пьянке пить один напиток. У каждого здесь свой опыт. Мой организм совершенно по-разному принимает водку и сухое вино и дело здесь не в крепости, потребляя фужерами сухое вино можно загрузить организм бСльшим количеством спирта, чем при потреблении рюмками водку. Сухие вина: чем больше пьёшь, тем больше хочется (на первом фужере слегка морщишься). Водка: после второй рюмки каждая следующая идёт через отвращение.
   В реальной жизни чаще получается не так, как планируешь, но в нашей компании все поставленные на стол спиртные напитки, рассчитанные на разные вкусы, выпиваются. В большой компании редко удаётся выдержать задуманный режим пития, приходится потреблять разные напитки. Известно, что во время пьянок надо начинать от менее крепких к более крепким. По жизни, почти всегда получается с точностью наоборот. В лучшем случае, стакан шампанского вначале. Затем водка или коньяк, затем вино, а затем и пиво. Всё! Головная боль обеспечена! Ну что это за пьянка, если на завтра голова не болит. В деревнях, что только не добавляют в самогонку, чтобы сильней в голову била (и махорку, и купорос).
   Существует мнение, что можно смешивать в организме напитки, имеющие в основе близкое сырьё: квас - пиво - водка (хлебная основа), вино - коньяк (виноградная основа, не спиртосодержащие суррогаты) и недопустимо, скажем, коньяк запивать пивом. Одновременное употребление напитков из разных групп сразу создаёт дисгармонию в организме, простейшим проявлением которой является нестерпимая головная боль.
   Где-то рядом (по смыслу) находится немецкая пословица, которую много раз я слышал от папы: Bier und Wein macht Mensch zum Schwein, Schnaps und Bier das rat ich dir. Не уверен за немецкое правописание, суть пословицы: пиво вперемежку с вином, делает человека свиньёй, водку с пивом я тебе рекомендую. В России согласны с сочетанием наиболее популярных спиртных напитков, но подход несколько иной и хорошо определяется современной пословицей: водка без пива - деньги на ветер. Каждый читатель имеет личный опыт по совмещению напитков, не всегда совпадающий с фольклором на алкогольную тему. Мой опыт также не всегда позволяет согласиться с народной мудростью.
   Заканчиваю очередной фрагмент жизненной мозаики и надеюсь, уважаемый читатель не сочтёт автора алкоголиком либо проповедником пьянства. Потребление спиртных напитков не главная, но важная и влиятельная составляющая человеческой жизни, по крайней мере, в России. Много поколений руководителей России боролись с бытовым пьянством в привычной для России приказной (силовой) манере. Бесполезно!
   Хлеба и зрелищ - лозунг древних римлян хорошо подходит к современной России. Надо создать достойный уровень жизни большинству населения, тогда исчезнет социальный аспект пьянства (ведь не секрет, что пьют все, но алкоголиками становятся, в основном, представители самой низкооплачиваемой прослойки работоспособного населения общества). Это главное.
   Кроме того, я думаю, нужна долговременная специальная государственная программа по борьбе с пьянством. Такая программа должна включать активную пропаганду здорового образа жизни (спорт, туризм, разнообразные виды самодеятельности, увеличение зрелищных мероприятий ...), активную молодёжную политику (человека в 40-50 лет бесполезно отучать от вредных привычек), пропаганду культуры пития, обеспечение продажи только высококачественных спиртных напитков, развитие общественной благотворительности с домами милосердия вместо медвытрезвителей и многое другое. Всё это требует колоссальных финансовых и материальных ресурсов, которых у России нет и, в обозримом будущем, не будет.
   Борьба с пьянством должна стать одним из стратегических направлений развития России на ближайшие 20-50 лет, решаться по принципу step by step (шаг за шагом). К сожалению, каждый новый правитель России мнит себя истинным стратегом, отвергая наработки прежних руководителей, достаточно посмотреть послевоенную историю СССР, СНГ. Многие полезные начинания в России очередные власти просто "забывают", отвлекая внимание народа на новые "великие проекты".
   Борьба с пьянством - вечная проблема России - не исключение. В 1999 г. позиция государства: продать как можно больше водки под собственным контролем для наполнения бюджета. Болтовня про борьбу за повышение качества водки призвана прикрыть очередное повышение акцизных сборов. Характерное для правителей России шараханье из стороны в сторону при попытках решить водочный вопрос, причём это не качание маятника, а хаотические прыжки, направляемые сиюминутными интересами.
   В завершение обращаюсь к читателям, выдержавшим мои рассуждения до конца. Сухой закон России не грозит. Пейте на здоровье! Пейте для удовольствия! Главное - не забывайте собственную меру!
  
  Томск, 31.03.99 г. - 10.04.99 г.
  
  Kotlyyar Irin S.:
  Трансатлантический
  
   ...Ну вот и всё.
   Спиной ощущается мягкая, упругая поверхность покойного
   кресла. Под расслабленными кистями рук - шершавый велюр
   подлокотников. Голова откинута немного назад. Глаза закрыты.
   Всё ! Лечу...
   Позади - хлопотливые сборы и - ожидающее в стылой ночи
   такси. И молнией вопрос: Коржик! Где коржик для Машка?
   Обсыпанный блестящей сахарной крошкой сладкий пряник,
   принесённый вороной на крышу дома - сказка для маленькой
   девочки.
   Позади - короткий перелет в другой город. Такой знакомый
   чужой город. С его опиумными кофейнями и красными фонарями в
   витринах. И таким не нужным во время суматошно спешащей
   пересадки дождем.
   Позади - последние формальности посадки. Сумка с подарками и
   немногими вещами - в багажном отделении. И гул набирающих
   обороты турбин.
   Все! Лечу!
   Впереди - часы и часы полета над океаном.
   И встреча. Но о ней пока не думается. Всё будет как будет. И
   будет - хорошо. Ибо там - любимое существо, малышка с
   огромными карими глазами и каштановой россыпью шелковых
   локонов. И нежные маленькие ручки, обнимающие за шею. И
   звонкий голосок: Папочка! Миленький! Ты прилетел!
   Всё - впереди.
   А сейчас - покой. И в голове нет ни одной мысли. И нет
   потребности думать о том, что скоро лекция, и надо к ней
   готовиться - ведь там, в огромной аудитории - триста пар
   скептически всё оценивающих глаз, которые надо
   загипнотизировать полетом своих мыслей и слов.
   И хоть на малое время - время перелета с востока на запад
   Земли - прочь всё: проекты, звонки, ненаписанные статьи, не
   проведенные эксперименты.
   Всё - прочь!
   ...И вот уже исчезла дрожь колес пробегающего последние
   метры взлетной полосы самолета. Плавный разворот - и курс на
   загоризонтный Сан-Франциско.
   Блаженный покой бездумья. Дрема под мерный шорох вытекающего
   над головой прохладного воздуха вентиляции. Сон...
   Сон? ...
   "Мистер, не желаете ли выпить вина?".
   Лучше бы ты мне предложила водки! - нехотя открывая глаза.
   Хм-м-м. Прямо по курсу - расстегнутая верхняя перламутровая
   пуговичка на форменной строгой блузке - и намек на
   убегающую вглубь нежную ложбинку. Пухлые, в светлой помаде
   губы. Точеный, слегка вздернутый носик. Серые, огромные в
   своей удивленности от увиденного глаза - и стремительно
   расширяющиеся зрачки.
  
   Вы мне предлагаете вино?
   Д-да... - как возвращение из грезы.
   Из ваших рук - всё, что угодно! - и ласково обволакивающий
   посыл улыбки.
   Прошу... В протянутой руке с длинными наманикюренными
   пальчиками - тонкий фужер с рубиновой жидкостью.
   Спасибо - и пальцы как бы невзначай - по нежной коже слегка
   дрогнувшей её руки.
   Пожалуйста... Неуверенный, беспомощно непрофессиональный
   поворот в тесном пространстве прохода между кресел - и
   удаляющийся силуэт хрупких плеч, перехваченной пояском тонкой
   талии, округлость бедер под черным шелком короткой юбки,
   открывающей стройность длинных ножек.
   Ушла...
   ...Что же? Что там было такое еще, запомнившееся?
   Важное в своей неуловленности? Вот! Рыжая! Рыжие, короткие в
   нарочитой небрежности, локоны.
   Задумчивый вдох аромата над темной поверхностью вина.
   Мда-аа. А неплохо было бы...
   И как продолжение еще не совсем ясного желания - нежный,
   прерывистый голос над склоненной к бокалу головой.
   Мистер, вам ещё вина?
   И - упругий посыл тела и карего взгляда навстречу
   затуманенному перламутру её глаз - ДА !!
  
  
  
  Кузнецова Мария Александровна:
  Стакан вина
  Мой адрес в Интернете, где можно найти другие мои произведения: http://zhurnal.lib.ru/k/kuznecowa_m_a
  Мой почтовый ящик: [email protected]
  Мария Гинзбург.
  СТАКАН ВИНА
  Buildings crashing down to a cracking ground
  Rivers turn to wood, ice melting to flood
  Earth lies in death bed, clouds cry water dead
  Tearing life away, here's the burning pay Рушатся здания
  Земля содрогается
  Реки высохли
  Растаяли ледники
  На смертном одре лежит Земля
  Расплата была горяча
  Мертвыми слезами плачет небо,
  Прочь смывая жизнь.
  "Black Sabbath", "Paranoid", Electric Funeral.
  Быть непризнанным гением в двадцать лет - штука довольно обычная. Но быть в том же возрасте гением признанным гораздо тяжелее, чем кажется. Эрик был гением признанным. Результатом напряженных полутора лет работы стала не только шумиха в научном мире, патент, новый дом и няня для Рича. Эрик похудел на пятнадцать килограммов, стал неразговорчив и мрачен. Марго, жена Эрика, спохватилась только тогда, когда он почти перестал есть.
  Марго была настолько далека от науки, насколько это вообще можно себе представить. Она была уже довольно известной художницей, когда пара познакомилась в художественном салоне Хайги Моранса. Это случилось около трех лет года назад. Эрик тогда только приехал в Сорбонну. Окончив в 2028 году в Упсале государственный институт общей и экспериментальной физики, молодой ученый подал заявку на участие в гранте "Помощь юным талантам", проводившимся фондом Сороса. Эрик выиграл грант и получил в свое распоряжение лучшую в Европе лабораторию для проведения исследований по своей теме. Хайги Моранс был не только миллиардером и меценатом, но и близким другом Марго. Однако молодой ученый сумел обратить на себя внимание художницы. Эрика не смутило ни наличие могущественного соперника, ни то, что Марго старше его на пять лет. Марго сначала не восприняла талантливого юношу всерьез. Момента, когда гениальный мальчик превратился в любимого мужчину, она не успела заметить. Хайги уступил неожиданно легко. Когда родился Рич, Марго узнала, что Моранс неизлечимо болен. Сам Хайги, очевидно, узнал об этом несколько раньше, и этим знанием и объяснялось то, что он отпустил свою возлюбленную. Хайги умер, когда Ричу исполнилось полгода, и с тех пор Марго не написала еще ни одной картины.
  Но чтобы там не болтали завистники в салоне, Марго действительно любила Эрика. На очевидные признаки переутомления мужа она не обратила внимания потому, что сама была придавлена смертью старого друга. Марго настояла на том, чтобы Эрик взял отпуск и предложила куда-нибудь съездить отдохнуть. Вот так они и оказались в Норвегии, а потом и в Исландии. Сама-то Марго, конечно, предпочла бы солнечную Ниццу угрюмым северным широтам. Но в Норвегии жила мать Эрика, которую он уже не чаял и увидеть живой. Суть изобретения мужа Марго не могла понять, в отличие от мотивов Эрика. Фрау Химмельзон умирала. Эрик смог найти способ спасти ее, и в этом было все. Марго жалела только о том, что у Хайги не было такого настойчивого и одаренного сына, как Эрик. Гильдис была безмерно рада их приезду, внуку, которого уже не чаяла увидеть, избавлению от мучений, тому, что впереди еще лет десять, а то и больше, полноценной жизни. В Исландии же родился прадед Эрика, Эрнест. Некоторые подробности биографии Эрнеста Химмельзона Эрик узнал совсем недавно. Почувствовал он и схожесть их судеб. Эрик хотел припасть к родным корням. "Или, скорее", думала Марго, вспоминая тот разговор. - "К родным богам".
  На второй или третий день после приезда женщины вместе готовили ужин на кухне. Эрик чистил картошку. Рич спал. Марго разделывала рыбу. Муж принес несколько форелей с рыбалки, на которую ходил вместе с сыном. Улов был невелик. Но Марго знала способности Рича удерживать на себе внимание сколь угодно большой аудитории, и поэтому была искренне изумлена тем фактом, что Эрику удалось хоть что-то поймать. Пожалуй, она была рада и тому, что познакомилась со свекровью после двух лет совместной жизни с Эриком. Теперь Марго уже рассталась с некоторыми из своих богемных привычек, а приготовление пищи превратилось для нее из бесконечной мучительной пытки в такое же обычное, автоматическое действие, как промыть кисти после работы.
  - В моем возрасте, - сказала Гильдис невестке. - Один день ценишь больше, чем месяц в юности, когда жизнь кажется бесконечной.
  "Но особенно", подумала Марго, - "Если это день предстоит провести не в хосписе, который опостылел за предыдущие пять лет".
  - Только одного не пойму я, - продолжала Гильдис. - Чего-то это все в газетах пишут...?
  Она посмотрела на сына с надеждой, старая напуганная женщина. Эрик вжал голову в плечи, словно защищаясь от удара. И тогда Марго поняла, что фрау Химмельзон захвачена собственным счастьем меньше, чем казалось ей. В том, что военные смогли найти созданной Эриком технологии совсем иное применение, жуткое и отвратительное, непосредственной вины молодого ученого не было. Как ни крути, именно благодаря этому изобретению и гениальности Эрика Марго наконец встретилась со свекровью. Но описания мест, где было применено изобретение Эрика, с легкой руки газетчиков уже названное "лестницей смерти", не сходили с передовых полос тех газет, что он привык читать. А журналисты Норвегии, куда Химмельзоны отправились навестить фрау Гильдис, так же любили посмаковать те события, о которых и думать-то страшно, как и их швейцарские коллеги. Все это, старательно подбирая выражения, Марго объяснила Гильдис. Эрик за все время объяснения не проронил ни слова.
  - В нашем роду, - сказала Гильдис задумчиво. - Не было серых, незаметных людей... Дядя Эрика, Фрей, был известным писателем. Он писал в духе известной сказочницы двадцатого века, Астрид Линдгрен, но в основном про наших богов, великанов и героев. Мой отец Тьёрли, дед Эрика, сам был настоящим великаном. Мать шутливо звала его "ётуном". Но в отличие от сказочных великанов, он был очень добрым.
  - Я помню, - сказал Эрик. - Он был пожарником, и спас немало жизней.
  В его голосе отчетливо слышалось: "А я...". "Началось", подумала Марго.
  - Да уж, настоящий титан, - сказала Марго поспешно. - Я видела фотографии. А ведь Химмельзон вроде как-то так и переводится, сын Неба, да?
  - Да, - сказала Гильдис. - Хотя ётуны - дети земли, по силе они равны богам. Мой дед, Эрнест, искренне в это верил. Я, когда была маленькой, думала, что "ландссвик" - это страшное чудовище, которое сожрало дедушку. А это был всего лишь закон, по которому судили предателей. Изменников родины. Так что среди наших предков были не только герои, и преступники,
  - Он был военным преступником? - спросила Марго, несколько озадаченная таким поворотом разговора. Гильдис покачала головой.
  - По семейной легенде, - пояснила фрау Химмельзон. - Мы происходим от самого покровителя Исландии, великана с факелом, что высечен на обелиске в Рейкьявике. По другой версии, наш родоначальник был простым смертным, воином, которого полюбила валькирия. Полюбила настолько, что ради него спустилась с небес. И когда сто лет назад заговорили о превосходстве арийской нации, ее божественном происхождении, Эрнест вступил в "Насиональ замлинг" одним из первых. Они были коллаборационистами и сдали Норвегию немцам. Эрнест воевал в России в той, последней мировой войне.
  Марго почувствовала себя маленькой девочкой, случайно зашедшей в пещеру седой и мудрой сивиллы, говорящей не вполне понятно, но чарующе. И хотя на кухне стоял современный кухонный блок, а на стене висели электронные часы, Эрик ощущал тоже самое. Если Тьёрли был похож на ётуна, то Гильдис казалась норной.
  - Эрнест был штурмфюрером СС. После того, как нацисты капитулировали, Эрнест был осужден и вернулся только через двенадцать лет. Бабушка очень любила его, но у военного трибунала были все основания...
  - Я раньше этого не знал, - сказал Эрик озадаченно.
  - Этого не знал сам Тьёрли, - пожала плечами Гильдис. - В Норвегии в то время быть сыном штурмфюрера СС было не только позорно, но и опасно. А сейчас ты, Эрик, чувствуешь себя и героем, и преступником одновременно. Но ты ни в чем ни виноват.
  - Вот и я говорю, - сказала Марго, вытирая руки о передник. - Моя мать, кстати, родом из России, и в свое время была одной из десяти самых высокооплачиваемых журналисток Франции. Когда газеты начали свои людоедские пляски вокруг изобретения Эрика, она сказала пренебрежительно: "И если снова что-то где-нибудь взорвется - то слово наше отзовется В. Вишневский.  ". Не он раскручивал эти "лестницы в небо". Эрик их только создал, и совсем не для этого.
  - Ваша мать - мудрая женщина, и это вы унаследовали, - сказала Гильдис одобрительно. - Я рада тому, что мой сын выбрал именно вас.
  - Мир вот уже полгода содрогается в спазматических корчах, - неожиданно сказал Эрик, кусая губы. Голос его срывался. - То, что война на носу, это скажет и тот, у кого он уже провалился от сифилиса. Сейчас они раскручивают мои "лестницы" на Ближнем Востоке. Но не сегодня-завтра они применят их и в Европе. Они сделают это, чтобы сейчас не говорили. Они же такие сволочи... И я, я такая же сволочь, как и они! Даже большая...
  Гильдис беспомощно посмотрела на Марго. Марго повернулась к мужу.
  - Послушай, - сказала она, положив руку на плечо Эрика. - Правитель России в прошлом веке думал, что если оттяпать человеку голову, то исчезнут и все проблемы, что возникают от идей в этой голове. Но тот режим все равно рухнул... Идею убить нельзя, понимаешь ты? Они витают в воздухе. Не ты, так кто-нибудь другой бы это сделал. Ты же сам говорил, что в твоей лаборатории парнишка этот, из Штатов, Джон Бенсон, думал в том же направлении. Раньше или позже люди все равно наткнулись бы на это, а уж как применить твое открытие самым наихудшим образом, сообразили бы и без тебя.
  - Ты не виноват, Эрик, что люди по своей природе такие кровожадные хищники, - поддержала невестку Гильдис, и разговор был прерван появлением сердитого мокрого Рича. Он долго звал маму, и в итоге не сдержался и сделал это прямо в кроватку.
  На следующий день муж завел разговор о том, что неплохо бы съездить в Исландию. Марго не стала возражать. Чтобы в дороге не было скучно, Марго взяла почитать одну из книг Фрея Химмельзона, "Рагнаради навсегда", из семейной библиотеки фрау Гильдис. Старая фрау была польщена вниманием невестки к семейным традициям. Выбор Марго пал на эту книгу только потому, что Ричу понравились яркие, цветные иллюстрации в книге. Химмельзоны планировали посетить Рейкьявик и Хвераронд, а затем погреться в целебной воде геотермальной лагуны Мивартн. Уже в Рейкьявике Марго поняла, что Исландия создана богами совсем для других людей, чем она. Во-первых, Марго все время мерзла. Она тосковала по горячему и яркому солнцу юга, по ярко-синему небу, по непроглядной темноте ночей. Здешнее небо казалось француженке слишком блеклым, словно выцветшим. Солнце тут было размером с электрическую лампочку из тех, что обычно вешают в туалете, и совершенно не грело. Прозрачные северные ночи практически лишили Марго сна. Эрик же, наоборот, приободрился и расцветал на глазах. Он долго гулял в одиночестве по специальной туристской тропе, проложенной по берегу Хвераронда, мимо столбов горячего пара и булькающих котлов грязи. Разноцветные глинистые склоны придавали пейзажу какой-то неземной вид. Муж назвал пейзажи Хвераронда "марсианскими" и спросил, не хочет ли она порисовать. Марго и сама понимала, что пора браться за работу. Безумные ландшафты Хвераронда удачно перекликались с ее настроением. Марго сделала несколько набросков, прежде чем Химмельзоны направились в Мивартн. Они поехали не на само озеро, а на небольшую геотермальную лагуну рядом с ним. Лагуна пользовалась известностью благодаря своим полезным грязям, являвшихся отходом жизнедеятельности диатомовых водорослей.
  Пока Эрик расплачивался с хозяйкой пансионата, Марго направила все свои усилия на обуздание Рича. Борьба шла с переменным успехом, поглотив все внимание молодой женщины. Только когда муж вернулся и взял сына на руки, она смогла оглядеться.
  Молодая женщина в пути несколько приободрилась, поскольку после Мивартна они должны были отправиться домой. Но сейчас, рассматривая маленькие домики для туристов, разбросанные на склоне вокруг геотермальной лагуны и кривые карликовые березки, Марго почувствовала, как в ней поднимается волна бешенства. Словно ей, как в старой сказке, попал в глаз осколок проклятого зеркала, искажающий реальность и превращающий обычные предметы в отвратительные. Марго уже поняла, что Исландия и есть тот волшебный край света, который часто упоминается в сказках. А здесь был самый захудалый тупик края света. В тон ее мыслям серой пахло так, что весь мирный пейзаж казался агитационным пунктом ада. "Спокойно, спокойно", подумала Марго. - "Смотри на это как на первый пригород Парижа".
  - Наш домик номер три, - сказал муж, указывая рукой.
  - Я отнесу вещи, - сказала Марго. - Вы пока спускайтесь в лагуну.
  Она подала мужу заранее приготовленный пакет с вещами для купания. Эрик с сыном на руках пошел к древнему фуникулеру. Зайдя в домик, Марго положила сумки в маленькой прихожей. Заглянув в комнату, Марго заметила потертый гобелен, занимавшей пол-стены над кроватью. "Интересно, сколько с нас удержат, если я изрежу ее на мелкие кусочки и скажу, что никакого гобелена я здесь вообще не видела?", была первая мысль, которая пронеслась в голове художницы при взгляде на картину.
  В центре композиции тканой картины находился воин. Из груди его торчало что-то жуткое и изогнутое. По голубой воде вокруг расплывалось алое пятно. Почти все остальное пространство гобелена занимали причудливо сплетенные кольца тела морского змея. Чудовище было серебряного цвета, с лиловым спинным плавником. Из раскрытой пасти свешивался раздвоенный язык. Из положения голов воина и змея можно было заключить, что они смотрят друг на друга. По низу гобелена шла надпись. Знакомые буквы при прочтении складывались в жуткую абракадабру. Видимо, фраза была написана на исландском.
  От одного сочетания рыжих волос воина с лиловым плавником змея Марго захотелось выть. А от лубочного героизма картины Марго вообще чуть не стошнило. Художница ненавидела псевдофольклорный стиль. Вкупе с незамысловатым интерьером домика, стилизованным под скандинавскую старину, гобелен оказался последней соломинкой, сломившей спину верблюда. Марго почувствовала, как красная пелена застилает ей глаза. Марго крепко зажмурилась, глубоко вдохнула и стиснула кулаки. "Нам бы только день простоять, да ночь продержаться", повторила Марго себе слова из сказки, которую ей рассказывала в детстве мама. Марго досчитала про себя до десяти, повернулась спиной к картине и только тогда открыла глаза. Затем молодая женщина аккуратно прикрыла входную дверь и пнула свою сумку так, что молния лопнула. От этого акта разрушения Марго немного полегчало. Пачка памперсов вывалилась из раскрывшейся сумки на коврик прихожей. Она была совсем тощенькой, судя по всему, там оставалась пара-тройка подгузников, не больше. Марго не стала ее поднимать. Выйдя из домика, молодая женщина направилась к лагуне. "Надо было в Рейкьвике купить упаковку побольше", машинально думала Марго по пути. - "В этой глуши памперсов и не достать будет, а пачка не сегодня-завтра кончится".
  Сквозь редкие березки Марго увидела мужа и сына. Яркий красный свитер и ядовито-бирюзовые штаны мальчика резко дисгармонировали с притушенными красками окружающего пейзажа. Расположившись на полянке, отец и сын весело играли. Игра заключалась в том, что Рич, весело гукая, натягивал себе на голову махровое полотенце с динозаврами, а Эрик, оглядываясь во все стороны, озабоченно спрашивал: "Где же мой сыночек? Куда он делся?", после чего полотенце с радостным визгом стягивалось с головы и начинались бурные совместные объятия. Рич находился в том счастливом возрасте, когда уже мог самостоятельно перемещаться в вертикальном положении, проситься на горшок и есть руками, но пока еще ничего не говорил. "А ведь скоро он начнет задавать вопросы, ответов на которые у меня нет", подумала Марго.
  Тут она заметила среди березок беседку, сложенную из грубых камней и покрытую дерном вместо крыши, как тут было принято строить. В беседке хозяйка и несколько других исландцев накрывали на стол. Видимо, собирались перекусить на свежем воздухе. Для Марго эта беседка показалась верхом убожества. В этот момент Марго неожиданно вспомнила, что герой той детской сказки все равно погиб, хоть и продержался даже дольше, чем день и ночь. Марго мрачно посмотрела беседку и подумала о том, что лучше всего будет сейчас вернуться в домик. Почитать "Рагнаради навсегда. После отъезда из Норвегии у Марго было не так много свободного времени, но книга читалась очень легко, и Марго добралась уже до середины. Марго знала, что опасна для окружающих в таком настроении. В это время один из исландцев пристально глядел на саму Марго.
  Он сидел на камне рядом с беседкой и курил. Черные шерстяные штаны мужчины явно были машинной выработки. Но покрой его черной рубахи с красной каймой на рукавах и горловине, скорее всего, ничуть не изменился с тех пор, как люди впервые прибыли сюда. В ухе мужчины висела массивная серебряная серьга в форме яблока. Марго бросила курить, когда узнала о своей беременности, и с тех пор ни разу не затянулась. Дым от сигареты незнакомца был необычно ароматным. Марго захотелось курить так, что даже голова закружилась. "Кстати, и настроение улучшилось бы", шепнул в голове Марго тоненький голосок ее личного искусителя.
  Марго с трудом оторвала взгляд от алого кончика сигареты и посмотрела мужчине в лицо. Она привыкла встречать в глазах мужчин отражение своей красоты. Однако на лице исландца застыло крайне неприятное выражение. Так мог смотреть не человек, а камень. Возможно, глаз мужчины просто зацепился за волосы художницы, огненно-рыжие, как и у него самого.
  - Худшей на свете хвори не знаю, чем пустое духа томленье Старшая Эдда, Речи Высокого, строфа 95, - неожиданно произнес исландец. Марго вздрогнула от неожиданности. Фраза была очень странная, какая-то витеватая и вычурная. Однако смысл Марго все же поняла. Неизвестный словно прочел мысли художницы, и теперь издевался. Действительно, у Марго не было никаких объективных причин для тоски или печали. Она была еще молода, у нее был любимый муж, между прочим, гений, замечательный ребенок. Марго не нравилась Исландия, но ведь, в конце концов, они и не жить здесь собирались. "Чтобы у тебя большего горя в жизни не было", как говаривала мать Марго.
  Марго нашлась быстро. В салоне Моранса ее прозвище было Бритва, о чем, конечно, не мог знать исландец.
  - А, так вы репетируете? - ядовито улыбаясь, спросила она. - И что же?
  - Рагнаради, - ответил мужчина.
  Услышав разговор, люди в беседке обернулись. "Нет, это они не завтракать собираются", озадаченно подумала Марго. - "Гадают, что ли?" На столе вместо тарелок с бутербродами стояла большая чаша, над которой колебалась облако пара. Рядом лежал небольшой кожаный мешочек. Около него были рассыпаны кости с вырезанными на них руническими знаками. На мысль о трапезе мог навести только пузатый кувшин с двумя ручками, покрытый таким слоем грязи и плесени, словно это была древняя греческая амфора. Да и по форме он на нее очень походил. Ближе всех к Марго стоял нестерпимо красивый юноша, выглядевший ровесником Эрика. Лица остальных Марго не успела разобрать. Единственное, что женщина успела точно заметить, что все они были в национальных костюмах, как и исландец с сигаретой. Перехватив взгляд француженки, юноша непринужденно улыбнулся ей и выдвинулся вперед. При этом он откинул полу своего плаща, и стол снова скрылся из поля зрения Марго.
  - Мы тут фильм снимаем, - сказал юноша. - По сказке. Режиссер еще спит, а он у нас суровый очень. Так вот мы решили пока сцену сами пройти. Я играю Бальдура, бога весны, и зовут меня так же. Рядом с вами - Локи, воплощение бога зла. На самом деле его зовут Лот, и он очень добродушный человек. Как его взяли на эту роль, я вообще не понимаю. А вы, наверно, из туристов?
  Марго кивнула.
  - Марго, - представилась она. - Костюмы какие колоритные, как настоящие прямо.
  Бальдур улыбнулся.
  - Все наши костюмы стоят дешевле трех минут спецэффектов, а их в фильме полагается гораздо больше.
  - Особенно ваш, - добавила Марго, покосившись на Лота. - Не угостите сигареткой?
  Мужчина поднялся на ноги. Лот оказался очень высокого роста и прямо-таки богатырского сложения. "Настоящий великан", иронично подумала Марго, беря сигарету из предложенной пачки. - "Как их здесь называют... Ётун".
  - Как бог огня, зажигалок и спичек я с собой не ношу, - сказал Лот. - Если хотите прикурить, могу предложить только от пальца.
  Марго улыбнулась, показывая, что поняла шутку. Лот поднял руку. Конечно, у него в ладони была спрятана зажигалка, не бог весть какой хитрый фокус. Но проделал его Лот очень умело. Марго на миг действительно показалось, что голубой огонек вспыхнул у него на кончике указательного пальца.
  - Да вы проходите сюда, - сказал Бальдур.
  Марго очень обрадовало это предложение. Ей совсем не хотелось, чтобы Рич увидел свою мать с сигаретой в руках. Да и Эрик рассердился бы. Он был помешан на здоровом образе жизни, что было неудивительно, учитывая болезнь Гильдис. Лот пропустил ее вперед, и Марго села на скамью рядом с подвинувшимся Бальдуром. Полный мужчина с лицом пожилого героя только мельком взглянул на Марго и снова задумался над костями. Видимо, он знал значение рун, и ничего хорошего кости ему не обещали. Вода в котле била ключом, над ним колыхался пар, хотя ни огня, ни плитки под ним не было видно. Но Марго уже слишком долго жила с химиком, чтобы это ее смутило. Как называется соль, которую надо кинуть в воду для достижения подобного эффекта, она, правда, все время забывала.
  Лот прошел вглубь беседки и сел рядом между одноглазым мужчиной и высокой статной женщиной, которую Марго сегодня уже видела. Это была хозяйка пансионата, Сигун. Насчет одноглазого мужчины сомнений тоже не возникало. "Один", догадалась Марго, успевшая выучить главных богов скандинавского пантеона. Несколько смущало то, что вместо второго глаза у мужчины была усохшая впалая глазница, хотя для того, чтобы обозначить верховного бога, хватило бы и символической повязки.
  - А Рагнаради, это что такое? - спросила Марго. На самом деле, в общих чертах этой было ей известно. Женщина чувствовала необходимость поддержать беседу.
  - Последняя битва богов и ётунов, в которой боги падут, - сказал Бальдур. - Гибель этого мира, если уж совсем просто.
  - И начало нового, - сказал Лот.
  Марго с наслаждением выпустила струю дыма.
  - Да, но в том фильме, который мы снимаем, - сказал Бальдур. - Все идет иначе. Злой бог Локи навсегда покидает этот мир, Рагнаради не происходит, и все довольны и счастливы.
  - А что происходит с Локи? - наморщившись, спросила Марго. Сюжет фильма показался ей удивительно похож на события, описанные в книге Фрея Химмельзона.
  В беседке возникла короткая пауза.
  - Для меня, то есть для моего героя, эта битва становится бесконечной, - сказал Лот. - Он создает свой мир. Примерно так же, как это мир был создан из тела предка всех ётунов Мимира.
  - Он становится главным богом своего мира? - уточнила Марго. Она была уже почти уверена, что по странному совпадению актеры принимают участие в экранизации именно "Рагнаради навсегда". Оставалось проверить только самую главную деталь, винт, на котором поворачивалась вся хитро закрученная интрига.
  Лот отрицательно покачал головой.
  - В том мире нет богов, - сказал он. - Ни добрых, ни злых. Люди свободны от их произвола. Единственное, что управляет жизнью людей - это их собственные мечты. Там все мечты сбываются. Абсолютно все.
  - В нашем мире, - неожиданно вступил в разговор одноглазый. - Боги проявляют свою милость тем, что не позволяют сбываться всем мечтам и желаниям людей. Сердца людей полны злобы и горечи. Если бы все их мечты сбылись, мир, может, быть, и выстоял, но сами люди очень пострадали бы. Гораздо сильнее, чем они страдают сейчас.
  - А вот вы, Марго, - сказал Бальдур. - Вы в каком мире предпочли бы жить?
  Марго рассмеялась и вскинула голову.
  - "Неужели ты думаешь", - процитировала она по памяти. - "Что я испугаюсь своих желаний? Что предпочту прозябать, ожидая, пока ты позволишь мне стать счастливой? Нет, Бальдур, я тебя долго слушала, послушай и ты меня. Лучше делать, и каяться, чем не делать, и каяться".
  Все четверо разом посмотрели на нее. Марго поразили глаза исландцев. У всех четверых они были бледно-голубыми, как здешнее небо. Однако небо напоминало молодой женщине вылинявшую, грязную старую тряпку, а глаза исландцев казались выцветшими от бесконечных лет. Усталая мудрость уместно смотрелась в единственном глазу старика, на цветущем лице юноши производила впечатление безобразной фальши. Но и там, и здесь она была совершенно одинаковой. "Родственный подряд, что ли, у них?" подумала Марго. В ней зашевелилось какое-то смутное воспоминание... где-то она уже видела эти три таких похожих лица.
  - Вы читали "Рагнаради навсегда"? - спросил ошеломленный Бальдур. Марго кивнула. "А-а... так ведь в книжке как раз такая картинка есть", сообразила она. - "Последний совет богов перед тем, как Локи теряет свое тело. Ну правильно, Локи, Сигун, Один, Бальдур... а этот мужчина с костями - Браги, бог-сказитель, который должен сложить новую песню о судьбе мира".
  - Но эта не самая известная из повестей Химмельзона, - сказала Сигун с интересом. - Где вы раздобыли эту книжку?
  - Ее написал дядя моего мужа, - сказала Марго.
  - Так вы из Химмельзонов? - спросил Лот. Марго заметила, что у Лота глаза серо-зеленые, а не голубые, как у остальных исландцев из его компании. В них не было усталости, которая наполняла взгляды троих мужчин в беседке. Больше всего глаза Лота напомнили Марго замерзшие волны, которые она видела в заливе Рейкьявика.
  - Я-то нет, - сказала Марго. - Мой муж Эрик Химмельзон, а я урожденная Дюбуа.
  - Это все равно, - сказал одноглазый.
  - Может, выпьете вина с нами? - спросил Лот.
  У Марго одна мысль о так называемых "плодово-ягодных" винах, которыми ее уже здесь пару угощали, вызвала непроизвольные спазмы желудка.
  - Не стоит, - сказала она поспешно, бросая окурок и затаптывая его ногой. - Что-то нет настроения, знаете ли. Неделя такая тяжелая выдалась...
  - Ну, день стоит хвалить вечером См. там же, строфа 81, - улыбнувшись, сказал Лот.
  - "И гораздо, гораздо страшнее, когда вечер не наступает", - подхватила Марго. Это были слова Локи из книги.
  - Вы правы, - сказал Лот спокойно.
  - Поверьте, стакан вина - это то, что вам сейчас нужно, - пристально глядя на женщину, продолжал исландец. - Это развеселит вас, поднимет настроение.
  Марго показалось, что зеленая волна в его глазах ожила и обрушилась на нее. Женщину захлестнуло с головой. Марго изо всех сил боролась с холодным потоком. Она ничего не видела и не слышала. "Надо же, как дало", подумала Марго, пытаясь всплыть . - "Похоже, в сигаретах Лота был не только табак". Лот наблюдал за ней с искренним восхищением.
  - Сигун, налей Марго моего вина, - сказал он. - Наша гостья это заслужила.
  Пожилой Браги потряс кости в ладони и бросил на стол. Они упали с глухим стуком.
  - Если ты возьмешь их с собой, то риск гибели твоего мира, твоей собственной гибели, возрастает многократно, - отрывисто бросил он.
  Сигун уже взяла в руки амфору. При этих словах Браги она вопросительно посмотрела на мужа. Тот утвердительно кивнул головой.
  - Останься, - сказал одноглазый. - Можешь занять мое место в Асгарде.
  - Ты ведь слышал, что она сказала, - ответил Лот спокойно. - Бальдур позвал Марго, думая, что ее слова могут повлиять на мое решение. И они действительно повлияли. Может, исполнение всех мечтаний и погубит людей. И меня самого. Но хотят люди именно этого.
  Когда Марго поднялась на поверхность вместе с роем прозрачных пузырьков и снова обнаружила себя в беседке, перед ней уже стоял подносик со стаканом вина и кусочком темного хлеба. Марго знала, что это "вулканический" хлеб. Его пекли в металлических контейнерах, которые ставили их прямо на землю. Настолько горячая здесь была почва. Местный хлеб Марго уже доводилось есть, и он пришелся ей по вкусу. "Но не вино, только не это", подумала Марго, глядя на темно-красную жидкость в стакане. Стакан был из толстого зеленого стекла, с выпуклыми фигурками по краю. Видимо, старинной работы. Даже не стакан, а, скорее, небольшая чаша.
  - Прошу вас, не отказывайте. Выпейте, - сказала хозяйка, дружелюбно глядя на Марго. - Вам должно понравиться. Это вино муж привез из Греции.
  Удивленная Марго выпила. Вино было холодное и очень вкусное. Действительно, греческое. Уж в винах-то Марго разбиралась.
  - Прямо-таки волшебный вкус, - сказала Марго.
  Хозяйка вся расцвела.
  - Сразу видно своего человека, - сказала она.
  - А, вот и наш режиссер, - сказал Бальдур.
  Марго посмотрела в сторону, куда указывал юноша. К беседке, задыхаясь, спешил мужчина очень крепкого сложения с простым, решительным лицом. Марго невольно подумала, что боевой топор в его руках смотрелся бы гораздо папки со сценарием.
  - Спасибо за вино. Я все-таки пойду, - сказала Марго. - Вам пора работать, да и меня уже заждались.
  - Заходите к нам вечером, - сказал Бальдур. - Вся наша группа живет в домике Сигун.
  Марго кивнула и вышла из беседки.
  Когда Марго подошла к Эрику, муж шумно втянул воздух носом. Лицо его окаменело. "Если он скажет хотя бы слово", подумала марго. - "Я сейчас же уеду отсюда в Гренивик". Гренивик был ближайшим городом на побережье, из маленького аэропорта которого самолетом можно было попасть в Европу. Но Эрик ничего не сказал. Рич бросился к матери, и, обняв ее ноги, радостно завизжал, глядя вверх, на висящее в недосягаемой высоте лицо Марго.
  - Лифт только что ушел вниз, - сказал Эрик. - Придется подождать.
  Марго присела на траву и прислонилась спиной к шершавому, нагретому солнцем стволу небольшого дерева. Рич прижался к ее боку.
  - Папа, сядь! - указывая ручкой рядом с собой, сказал мальчик.
  Эрик сел на траву. Марго искоса посмотрела на него. Лицо у мужа было очень печальное. Сердце у Марго дрогнуло. Она одной рукой обняла сына, а второй мужа.
  - Ну прости меня, - сказала она. - Мне сама хозяйка предложила, ну как я могла отказаться?
  Эрик взглянул на жену, усмехнулся.
  - Я вовсе не сержусь, - сказал он. - Я завидую.
  - Чему?
  - Твоим способностям найти с кем выпить и покурить, стоит оставить тебя одну лишь на секунду.
  - Ну хочешь, я схожу к ним, попрошу еще, для тебя?
  - Нет уж. Сиди здесь.
  "Наверно, это и есть тихое домашнее счастье", подумала Марго, сидя на траве и обнимая двух самых дорогих для нее мужчин.
  Пологий склон гор на противоположном берегу казался рамкой картины. Белые полосы облаков можно было спутать с размазанными по небу клубами дыма из высокой трубы завода. Сделать уродливые урбанистические постройки приятными глазу не смогла даже волшебная серебристая дымка испарений из лагуны. Веселая зелень деревьев и травы на ближнем плане делала вид еще нереальнее. В общем вид так и просился на обложку какого-нибудь романа-антиутопии о жизни на Земле после ядерной войны. Особенно запах соответствовал. "Надо будет сделать завтра пару набросков", лениво подумала Марго.
  От усталости и вина ее разморило, и она так и заснула на солнышке.
  Проснулась Марго оттого, что Эрик легонько потянул ее за руку.
  - Вставай. Как тебя на голодный желудок-то развезло, - сказал он. - Подъемник вернулся.
  Они поехали вниз. Против ожиданий, искупались они очень славно. Чем-то молочно-голубые, непрозрачные воды лагуны напоминали глаза слепца. Вода была очень теплой. Марго наплавалась, поиграла с Ричем, который плескался не хуже молодого морского змея. Раньше, как гласила легенда, ими были полны все прибрежные воды.
  Когда жена и сын ушли, Эрик присел на лежак и некоторое время бесцельно разглядывал берега лагуны. Несколько секунд он не понимал, почему взгляд его притягивает глыба странной цилиндрической формы, лежавшей в расселине и освещенной косо падающими лучами солнца. Когда Эрик понял, что он видит, у него похолодело в груди. Эрик посмотрел на свои часы. Помимо времени они показывали еще дату и день недели. Эрик вскочил на ноги. Подойдя к самой воде, Эрик окликнул Марго, но куда там! Шум и плеск вокруг стояли такие, что кричи он во весь голос, жена и сын все равно не услышали бы его. Эрик беспомощно заметался у самой кромки воды, потом замер, глядя на Марго, играющую с Ричем. Время неслось вперед со скоростью ракеты. Да, ракеты... Эрик чувствовал себя, как в кошмарном сне. Только в кошмарах бываешь таким бесконечно беспомощным, хотя знаешь, что сейчас должно произойти.
  Выйдя из воды и неся на руках сына, Марго увидела, что Эрик смотрит на часы.
  - Нас уже два раза вызвали через этот матюгальник наверх, - сказал он, и на его лице было очень странное выражение. Как будто Эрику очень хотел попросить ее о чем-то, но не мог. - Мол, Химмельзоны, немедленно прекратите нарушать правила поведения для отдыхающих и подниметесь на базу.
  Марго энергично растерла Рича, ловко одела его, несмотря на некоторые протесты, и оделась сама.
  - Он хочет есть, - сказала она мужу. - И я тоже.
  - Там и поедим заодно, - сказал Эрик.
  В фуникулере, не выдержав пристального взгляда мужа, Марго воскликнула:
  - Послушай, я в это их озеро не писала! Впрочем, судя по запаху, это уже сделали многие до меня. А то, что я стакан вина выпила, если у них тут пьяным купаться нельзя, так я уже проспалась! И она сама меня угостила!
  Эрик отвел взгляд.
  - Не горячись, - сказал он рассудительно. - Сейчас все выяснится. Может быть, это какая-то ошибка.
  В тот момент, когда они ступили на твердую землю, раздался такой страшный, невыносимый грохот, что Марго показалось, что она сейчас оглохнет. Эрик сбил ее и сына на землю, сам упал рядом.
  - Что это? - пытаясь перекричать все нарастающий гул, завопила Марго, прижимая к себе Рича. Мальчик молчал, видимо, был в шоке. - Землетрясение?
  Эрик указал рукой ей за спину. Марго оглянулась.
  Диатомитовый завод пылал, как бумажный. Горячий ветер бил в лицо. Марго поняла, что то, что казалось ей серным запахом, было просто ароматом китайских роз. Взглянув вниз, она увидела стремительно прибывающую, кипящую воду, и, вскочив на ноги, отбежала от края. Именно поэтому второй взрыв сбил ее с ног. Женщина упала, и тут наконец Рич заплакал так, что заглушил все остальные звуки.
  Затем неожиданно стало тихо. Воздух очистился, и Марго ощутила ужасный, кошмарный запах, и страстно захотела, что бы вонь от серы, так докучавшая ей, вернулась. Но пахло все тем же - будто вареной говядиной.
  - Там же купались еще люди, - простонала она. - Дети...
  Марго отвернулась от сына, и ее начало рвать.
  - Бум, - сев, сказал Рич подошедшему отцу, указывая в направлении взрыва. - Бабабум!
  После чего выказал желание немедленно быть взятым на ручки, откуда изумленно смотрел на извергающую фонтаны мать. Слов для этого у него еще не было.
  - Тебе получше? - спросил Эрик, когда основной поток ослабел. Марго что-то невнятно пробормотала.
  Со стороны домиков появилось трое людей. Вид у них был дикий.
  - Где хозяйка? - спросил Эрик. - В ее домике должен быть телефон. Нужно позвонить, сообщить.
  - А... что... - начал было один из туристов.
  Второй, увидев, что уровень воды поднялся, внезапно завыл и бросился было к кипящей воде, но третий успел подставить ему подножку.
  - Агнесс! - кричал тот, лежа на земле. Он порывался встать, но друг крепко держал его, приговаривая:
  - Тихо, Петур, тихо...
  - Эрик, - тем временем представился Химмельзон. Первый из туристов наконец обрел дар речи и сказал:
  - Арни. А что же случилось?
  - Завод взорвался. Нужно позвонить в город.
  - Да, конечно. Но мы заходили к Сигун... к хозяйке. В доме никого нет.
  - А телефон там есть?
  - Не знаю, не обратил внимания, - признался Арни. - Понимаете, тут как раз и .... - он снова посмотрел на обугленные остатки завода на другом берегу, который уже снова затягивало туманом.
  - Это все чушь, - сказал тот, кто сидел на извивающемся товарище. - Я там работаю. Работал. Завод не мог просто так взорваться.
  - Надо сделать ему укол, - сказал Эрик, поглядев на них. - Вы не сможете долго его удерживать.
  - Вы врач? - спросил Арни.
  Эрик дернул лицом, а затем молча кивнул.
  - Я думаю, что в домике хозяйки должно быть все необходимое, - сказал Арни. - Я могу пойти, поискать.
  Эрик отрицательно покачал головой.
  - Успокаивающее у меня есть, - сказал он. - Помогите вашему товарищу держать Петура, одному ему не справится. Я отведу жену и сына в дом, и вернусь.
  Он взял Марго под руку, и семья направилась было к своему домику. Не успели Химмельзоны дойти до беседки, в которой Марго встретила актеров, как раздался громкий гул.
  - Чертова куча! - воскликнула Марго. - Опять! Сколько же здесь заводов?
  Но в этот раз звук был иным. Он шел с неба, и все нарастал. Марго посмотрела на небо.
  Низко, чуть не цепляя кромки черных от взрыва гор, из облаков вынырнули самолеты. Шли они, как птицы - стройным клином. Ослепительно сверкнув в прорвавшихся лучах солнца звездами на бортах, они начали перестраиваться, поворачивая на юг.
  Точнее, на юго-восток.
  "Я рада", неожиданно ясно и спокойно подумала Марго. - "Что Хайги умер и не увидел этого".
  - Это американские самолеты с базы в Кеблавике, - бледнея, сказал Арни. - Что же случилось? Что они делают здесь? Куда полетели?
  - Ладно, идите в домик хозяйки позвоните, - сказал Эрик, а затем обратился к тому исландцу, что держал петура: - Вы продержитесь?
  Оценив кряхтение товарища как положительный ответ, Арни поспешно бросился к домику Сигун.
  Войдя в домик, Эрик сразу заметил картину.
  - Смотри-ка, - сказал он, присев на корточки и роясь в раскрытой сумке. - Оказывается, здесь в Исландии скрывался какой-то неизвестный ученик Брюллова или Репина...
  - Скорее уж, Васнецова, - критически ответила Марго. - Или раннего Рериха. Умевший при этом ткать.
  - Ну, выткать эту картину могла и какая-нибудь местная умелица по эскизу художника.
  Рич тоже увидел гобелен и пришел в крайнее возбуждение. Он принялся тыкать пальцем в картину, в отца и что-то требовательно, очень убедительным тоном восклицать при этом.
  - Да, милый, да, - сказал Эрик, но многократно опробованный прием не сработал. Рич подбежал к картине, взобрался на кровать.
  - Куда в ботинках! - закричала Марго.
  Рич ткнул пальцем прямо в лицо воина и снова показал на отца.
  - По-моему, он пытается объяснить, что этот герой похож на тебя, - сказала Марго. - Или что ему кажется, что это ты и есть.
  - Скорее уж на тебя самого, Рич, - возразил Эрик.
  Рич вопросительно ткнул себе в грудь.
  - Да, на тебя. Я не такой хитрый.
  В глазах Рича вспыхнул неподдельный восторг.
  - Слезь с кровати, сынок, - сказала Марго. Сын послушался, но выражение его лица заставило Марго напрячься. - Что здесь написано, Эрик?
  Эрик мог немного говорить и читать на языке своего прадеда. Он взглянул на картину и прищурился.
  - Что-то вроде "день хорош к вечеру", - сказал Эрик после непродолжительного молчания.
  - День хвали вечером?
  - Может, и так.
  Марго задумчиво почесала висок.
  - И что это значит?
  Муж снова взглянул на картину.
  - В данном случае, я думаю, автор хотел сказать, что дела змея не так уж хороши. Еще не вечер, в общем.
  - Я скоро вернусь, - сказал Эрик, вставая. В руке он держал шприц и ампулу с прозрачной жидкостью.
  - Пока- пока, - сказал Рич, маша ручкой.
  Муж вышел.
  - Давай-ка, милый, поедим, - сказала Марго.
  Рич очень спокойно посмотрел на мать.
  - Не, - сказал он.
  - А что мы будем делать?
  Рич подошел к сумке. Для того, чтобы найти в ней что-то, мальчику еще не надо было садиться на корточки. После нескольких минут энергичных поисков, во время которых из сумки летели папины рубашки, баночки с детским питанием и мамины противозачаточные таблетки (Химмельзоны не спешили заводить второго), Рич вытащил книгу своего двоюродного дяди.
  Мальчик подошел к кровати, положил на нее книгу и забрался сам.
  - Ать! - сказал он настойчиво. В переводе на общепонятный это означало "читать". Рич собирался смотреть картинки.
  - Хорошо, - сказала мать, садясь рядом. - Но ботинки все-таки придется снять.
  Рич тяжело вздохнул и взялся за край липучки.
  Он был уже большим мальчиком и умел снимать обувь сам.
  В доме хозяйки действительно никого не оказалось. Как ни странно, исчезли и актеры. Во всей долине около озера остались только Химмельзоны и трое исландцев. Телефонная линия была мертва. Из долины, конечно, можно было выбраться и пешком, но уже вечерело. До Гренивика, ближайшего города на побережье, они не успевали добраться до темноты даже на машине Эрика. К тому же, Марго отказывалась сдвинуться с места на ночь глядя. Арни волновался за состояние Петура, и Эрик разрешил исландцам заночевать в домике вместе с Химмельзонами. Пока мужчины готовили ужин и переносили вещи из своих домиков, окончательно наступил вечер. Для Рича нашлась пачка овсяных хлопьев, фруктовое пюре и кое-что из детского питания, которое Марго захватила с собой.
  После ужина мужчины познакомились и разговорились. Арни и Петур приехали в Мивартн в фольклорную экспедицию. Арни оказался этнологом-лингвистом, как и Петур. Погибшая Агнесс тоже была ученой дамой. Йон, простой рабочий с взорванного завода, был другом детства Арни и присоединился к экспедиции только для того, чтобы поплавать озере с хорошей компанией. До этого ученые посетили Хвераронд, но несколько с другими целями, чем Химмельзоны. В каком-то глухом поселке неподалеку экспедиция нашла бабульку, которая рассказала им новую версию про приключения Локи. Что он-де жил раньше там, на берегу Хвераронда, а потом сюда перебрался. В Мивартн ученые приехали в поисках подтверждения этой истории.
  Затем разговор естественным образом перетек на сегодняшние события.
  - Что же теперь будет, - сказал Арни озабоченно.
  Йон пожал плечами.
  - Мобилизацию объявят, что ж еще, - сказал он.
  - Я не об этом, - сказал Арни. - Что же будет с нашим миром?
  - Это все он, - сказал Петур неожиданно.
  Петур еще не вполне отошел от шока и действия лекарства, и в разговоре участия почти не принимал.
  - Кто - он? - спросил Арни.
  - Ученый этот... Химмельзон, - сказал Петур. - Сидят такие упыри в своих лабораториях и придумывают, и придумывают... Нам на погибель.
  - Да нет, ты это зря, - сказал Йон. - Он такой же подневольный человек, как и мы. Он вообще-то, эти свои "лестницы" придумывал как лекарство, для фармакологической фирмы какой-то.
  - Лекарство от чего? - спросил Петур. - От жизни?
  Марго перевела взгляд на мужа.
  - Пошел бы ты уложил Рича, - сказала она самым непринужденным тоном.
  Рич выдал вопль такой тональности, что стало ясно - кандидатура отца в качестве постового у кроватки всерьез рассматриваться не может.
  - Ох, попался бы он мне, - продолжал Петур. - Я бы времени терять не стал!
  - А что бы вы сделали? - спросил Эрик очень спокойно.
  Петур клацнул зубами.
  - Главное, успеть до горла дотянуться, - сказал он.
  Эрик молча расстегнул ворот рубашки.
  - Эрик, прекрати, - начала Марго, вставая.
  - Ты чего, парень? - спросил Арни.
  - Эрик Химмельзон - это я, - сказал тот бесцветным голосом.
  Петур взвыл страшным, нечеловеческим голосом и кинулся на Эрика, опрокинув стол. Марго закричала. Рич метнул в Петура ложку. Йон схватил Петура, а Арни кинулся вперед, заслоняя Эрика.
  - Пусти! - орал Петур, пытаясь стряхнуть с себя Йона. Рич попал Петуру в глаз, и фруктовое пюре, остававшееся в ложке, наполовину ослепило его.
  - Что за дурацкие шутки, молодой человек! - воскликнул Арни. - Вы же видите, что он не в себе! А если бы ваша жена там погибла!
  - Это не шутки, - сказал Эрик. Петур зарычал прямо как зверь, и Арни пришлось схватить его за руки. Фруктовое пюре растеклось по лицу исландца, придав Петуру совершенно безумный вид. - Моя жена, как и вы, осталась жива по чистой случайности.
  - Надо его вывести и запереть! - сказал Йон.
  - Помогите же нам, - сказал Арни, когда они потащили бьющегося Петура к выходу.
  - Лучше не надо, - сказал Йон.
  Исландцы вышли.
  - Каки, - сказал Рич сурово, махнув на них рукой.
  - Зачем ты так, - сказала Марго. - Ведь ему и правда плохо... У человека жена погибла.
  - Я думал, что если он сделает, что хочет, ему станет лучше, - сказал Эрик.
  Марго покачала головой.
  - Ему ведь еще уколы надо будет делать, - сказала она. - Тебя он к себе теперь не подпустит, а Йон и Арни вряд ли смогут найти вену. Будет мучаться.
  - Боль? - спросил Рич, поняв основное из сказанного матерью.
  - Пойдем спать, сынок, - сказала Марго, беря Рича на руки.
  Эрик остался на кухне один.
  Когда, уложив Рича, женщина вернулась на кухню, мужа там не было. У Марго глухо стукнуло сердце. Она выскочила из домика. Хотя, куда бежать? "К воде", сообразила Марго. Но не успела сделать и пяти шагов, как столкнулась с Эриком.
  - Где ты был? - измененным голосом спросила Марго.
  - Укол делал, вещи помогал носить, - ответил муж. - Слушай, дай сигаретку.
  - У меня нет, я стрельнула, - помолчав, сказала Марго. - Пойдем в дом, Рич испугается, если проснется один.
  Супруги вернулись в дом и начали укладываться.
  - Нет, ну ты подумай, до чего отсталая страна, никакого развития моды, - сказала Марго, неприязненно покосившись на гобелен. - Я сегодня видела мужчину, одетого точно так же!
  Эрик ничего не сказал. Они забрались под одеяло и некоторое время возились, устраиваясь.
  - Я когда Рича на ночь одевала, видела, что памперс там остался последний, - сонно сказала Марго, когда они уже лежали в кровати. - Я же тебе говорила, что нужно взять побольше. Их ведь теперь, наверно, и не выпускают.
  - Поверь мне, это наименьшая из потерь, - сказал Эрик.
  Марго вышла из полудремы.
  - Твоя идея с поездкой сюда, на край света, неожиданно оказалась очень удачной, - продолжала Марго, и впервые за столько дней она говорила совершенно искренне. - Возможно, лучшей из всех твоих идей. Если бы мы остались дома, то сейчас существовали бы только в виде теней на стене.
  - Швейцарию не тронут, ее никогда не трогают, - возразил Эрик. - Как ты думаешь, это конец?
  - Конец чему? - спросила Марго.
  - Нашему миру.
  Жена пожала плечами.
  - О конце света говорят, сколько я себя помню. А война... К этому ведь все и шло, - угадывая его мысли, Марго добавила устало: - Не ты начал эту войну.
  - Но я дал безумным политиканам эту страшную дубинку, - сказал Эрик.
  - Знаешь что, - сказала Марго. - Да, ты виноват. В каждой смерти, что уже произошла на твоих "лестницах", и в тех смертях, что еще будут.
  Лица мужа она не видела, но почувствовала, как он вздрогнул всем телом. Марго продолжала:
  - Это твой дар, ты отвечаешь за свой гений и его последствия. Тебе и решать, что с ним делать. Хочешь, уедем в Штаты? У тебя ведь есть диплом хирурга, а сорбоннский диплом признают везде... Будем жить твоей медицинской практикой и моими картинами.
  - Я уже думал об этом, - сказал он глухо. - Ты говоришь, что я гений, Марго? А я дурак, всем дуракам дурак... Надо было не писать ту статью, и аппаратуру уничтожить... Меня уже не отпустят, понимаешь?
  - Ты свободный человек, - сказала Марго.
  - У меня есть ты и Рич, - сказал Эрик, глядя в угол. - Я не переживу, если... ну, ты знаешь...
  И в этот момент Марго наконец поняла. Она села на постели.
  - Ты знал? - шепотом спросила она, как будто кто-то мог их здесь услышать. - Тебя... тебя предупредили?
  Муж промолчал. Марго обняла Эрика, прижала к себе. Эрик зарыдал, как ребенок, а жена молча гладила его по голове и целовала его в макушку.
  - Я приму любое твое решение, - сказала она наконец. - Утро вечера мудренее.
  - Пятьдесят крон в день, да, - сказала Марго, принимая деньги. - Удачного вам отдыха.
  Эрик вышел в коридор, смачно зевая.
  - Кто это был?
  - Туристы, - ответила Марго. - Приехали отдыхать и купаться. Приняли меня за хозяйку.
  - И ты взяла с них деньги? - спросил ошарашенный Эрик.
  Марго пожала плечами.
  - Они меня разбудили, - сказала она.
  - Но скорее всего, это уже ничего не значащие бумажки, - сказал Эрик.
  - Может, так, а может, и нет, - трезво сказала жена. - Рук они мне не оттянут.
  В этот момент в дверь снова постучали. Это оказались Арни, Петур и Йон. Петур так и ходил с лицом сомнамбулы. Эрик, опасаясь за себя, видимо, вкатил ему лошадиную дозу. Все поприветствовали друг друга.
  - Иди, одевай Рича, - сказала Марго мужу. - После завтрака нужно будет убираться отсюда. Эти прибыли из-за гор, и судя по их радостным лицам, они еще не знают, что всему нашему миру кранты. Вот туда нам и надо.
  - Может, останемся здесь? - сказал Эрик. - В долинах сейчас самое настоящее смертоубийство будет твориться.
  Но остальные туристы поддержали Марго. Исландцы утверждали, что остаться здесь надолго - значит обречь себя на голодную смерть. Мужчины начали накрывать на стол и разогревать вчерашние остатки, а Марго отправила мужа за Ричем.
  Около одиннадцати утра все выжившие, кроме странных гостей, покидали долину.
  Машину слегка тряхнуло. Участок дороги был трудный. Марго хотелось поговорить, но она видела в зеркале заднего обзора прищуренные, напряженные глаза Эрика, и молчала. Исландцам, ехавшим сзади, должно было быть еще сложнее из-за пыли, поднятой машиной Химмельзонов. Марго зябко передернула плечами. Рич спал в своем автомобильном креслице рядом с матерью, сидевшей на заднем сиденье. Из кресла свисали маленькие расслабленные ножки в коричневых кожаных ботиночках. Когда его тряхнуло, он нахмурился во сне. "И кресло ему уже надо побольше", мельком подумала Марго, поправляя сползшую при качке ручку. - "А, черт...".
  Она прямо физически ощущала давление со стороны развалин завода.
  - Я вся прямо чешусь, как мне хочется отсюда убраться, - пробормотала женщина вслух.
  При этих ее словах машину снова качнуло, но ощущение полета почему-то затянулось, и это было неприятно. Марго увидела, как вдруг перекосилось лицо мужа. Она обернулась, холодея от предчувствия.
  Прямо из геотермальной лагуны, с шипением и паром, толкая перед собой огромную мутную волну, на столбе света в небо поднималась ракета. Внезапно Марго поняла, кто были эти странные туристы, и почему взорвался безвредный диатомитовый завод, который никому бы и в голову не пришло отнести к стратегически важным объектам.
  Те, с другой стороны океана, промахнулись. Их настоящей целью была именно эта ракета, ядерная стратегическая ракета "Минитмен-12", как уже определил Эрик, а те сволочи, что так легко расстались с ничего не значащими бумажками, сейчас сидели в бетонированном ЦУПе глубоко под землей.
  И так же ясно Марго поняла, что она, и Эрик, и спящий Рич сейчас умрут, сварятся заживо в кипятке, и испытала ужас неизбежной, невыносимой, смертельной боли, от которой укрыться нельзя, и закричала, пытаясь отстегнуть перепуганного Рича от кресла, прижать его к себе, укрыть, спасти. А вокруг уже пахло вареной говядиной и горячим металлом. Марго прижала плачущего сына к себе и зажмурилась.
  Вдруг кто-то мягко сжал ее плечо.
  Марго открыла глаза и с диким видом уставилась на мощные кубические формы и мирно дымящие трубы диатомитового завода на другом берегу лагуны. Переведя взгляд, она увидела Эрика. Запах серы снова резанул ей нос, но в этот момент он показался ей одним из самых приятных запахов на Земле.
  - Ты чего кричишь? - сказал муж. - Приснилось что-то?
  - Это все вино, - пробормотала Марго. - Меня угостил этот, рыжий...
  - Вино? - улыбнулся Эрик.
  - Слушай, наверно, это не люди, это эльфы были... То есть, ётуны и асы... - Марго обернулась, указывая на беседку, и осеклась.
  Среди чахлых деревьев действительно стояла беседка, сложенная из грубого камня. Но покрытая дерном крыша провалилась, а часть камней выпала из пазов и лежала рядом с беседкой. В целом вид у нее был такой, как будто ею не пользовались уже лет двести.
  - Милая, в Исландии эльфы не живут - слишком холодно, - от души веселясь, сказал Эрик. - Так что я не могу вообразить, кто бы мог тебя угостить. Тем более вином. Откуда здесь вино. Разве что пивом.
  Марго грозно посмотрела на мужа. Чувствовала она себя полной дурой, но сказать ей было нечего.
  - Не сердись, - сказал Эрик. - Вот и подъемник уже вернулся. Пойдем.
  Марго посмотрела вниз, на голубоватую, опалесцирующую воду лагуны, откуда доносились крики и хохот детей, и медленно сказала:
  - Вы идите. Мне что-то расхотелось.
  Эрик пожал плечами. За те полтора года, что они жили вместе, он успел привыкнуть к резким перепадам настроения жены. Взяв Рича подмышку, он повесил на другое плечо сумку и пошел к подъемнику.
  Марго проводила их взглядом. Когда Эрик и Рич скрылись из виду, словно отрезанные краем обрыва, сердце у нее заныло. Марго упрямо тряхнула головой, встала на ноги и подошла к беседке, заглянула внутрь. Посредине стоял стол, тоже сложенный из камней. В стыках длинными бородами нарос мох.
  В центре стола стоял треснутый, с отбитым краем, потемневший от времени стакан из толстого зеленого стекла, украшенный выпуклыми фигурками.
  - Да уж, - сказала Марго, помолчав. - Развеселил.
  Повинуясь не до конца понятному чувству, Марго вошла в беседку и взяла стакан. Она решила отнести чашу в дом, убрать в сумку, как самый удивительный сувенир из Исландии.
  На пороге дома Марго остановилась как вкопанная.
  Гобелен исчез. Не было и более светлого пятна на стене, которое обычно остается под долго висящими рамами.
  У нее холодок пробежал по спине.
  "Локи исчезнет, исчезнет из этого мира и все, что обязано своим существованием проклятому ётуну", прозвучали у Марго в голове слова с последней страницы книги Фрея Химмельзона. Марго заглянула туда по дурной привычке. Она не любила грустных, плохих концов и всегда сразу удостоверялась, что все закончится хорошо. - "В том, новом мире, что он создал из себя, не будет его изображений, ни памяти о нем. Локи станет каждым рассветом, каждым закатом, каждым вздохом живущих там".
  Марго присела рядом с сумкой и долго рылась в ней. На пол полетели рубашки мужа, баночки с детским питанием и коробка с противозачаточными таблетками. Химмельзоны не спешили заводить второго.
  Книги, которую она так и не успела дочитать до конца, там не было.
  Марго глубоко вздохнула.
  - Но я-то тебя помню, - сказала она негромко, глядя на веселые обойчики на стене. - И помню, что ты мне сказал.
  Война в тот день не началась. Она началась только через три месяца, когда Рич наконец смог отказаться от памперсов. Семья Химмельзонов хлебнула всех горестей и лишений военного времени сполна. Марго так никогда и не сказала Эрику тех горьких слов; подобная искренность в нашем мире, увы, оказалась невозможной. Она действительно любила его, юного гения, владельца страшного дара. Небольшая старинная чаша была единственной вещью, которая прошла вместе со своей хозяйкой Камбоджу, Непал и вернулась в Россию. Ее сжимала во мраке бомбоубежища во время налета телкхасцев маленькая детская ручка, на нее несколько десятилетий спустя с очень большим удивлением смотрел специалист по внепространственным прыжкам. А поседевшая Марго, слушая его объяснения, думала совсем не о том, как стакан старинного стекла мог оказаться миниатюрным, но мощным 0 - транспером, с помощью которого можно было, оказывается, посещать параллельные Каналы Времени Земли. Она это давно уже знала.
  Марго думала, а смогла бы она вынести все пощечины и гримасы судьбы, если бы не та шутка, что сыграл с ней очень давно лукавый рыжеволосый бог. Если бы Марго в хаосе горящего морского порта, джунглях Камбоджи и длинными ночами, когда от мороза рвало ставни, не повторяла себе под нос одно и то же. Странную, вычурную, слегка витиеватую фразу.
  "Худшей беды не знаю я, чем пустое духа томленье".
  Костюшин Александр Алексеевич:
  Цунами
  
   ЦУНАМИ
   Жители одной небольшой островной страны, затерявшейся где-то в просторах мирового океана, здорово закладывали за воротник. И хотя воротники они не носили, обходясь одними набедренными повязками, всё ж закладывали очень даже прилично.
   Пили с аванса и с получки, в дни праздников и в дни печали, за здравие и за упокой, при встречах и расставаниях, от бедности и от богатства, за бесчисленное множество идолов и за пропади они пропадом. Пили за рассветы и закаты, за приливы и отливы, за невиданное северное сияние и за полное солнечное затмение. Пили за чужие Галактики и за собственный фурункул, который вскочит неизвестно когда. Короче говоря, аборигены по выпивке дураками не были и очень в этом деле преуспевали. И мужчины, и женщины с утра до вечера самоотверженно поглощали алкогольное зелье. Любое дело на острове совершалось по пьяной лавочке. Детки у них от этого рождались с красно-синенькими носиками и слегка "под мухой". Как показал анализ, материнское молоко островитянок содержало в себе 18% сахара и было крепостью до двадцати градусов. Детки, для простоты общения, рождались тройнями, а их родители имели по два постоянных спутника жизни.
   Состояние вино-водочной промышленности на острове находилось на высоком уровне. Производство одного литра спирта обходилось государству в ноль целых, сколько-то там десятитысячных тамошней разменной монеты. Спирт гнали из бытовых отходов. Потом его хозяйственно разбавляли, добавляли всевозможной гадости, разливали по бутылкам, наклеивали на них дорогие этикетки и пускали в продажу. В местных магазинах доминировал вино-водочный ассортимент. Он на девяносто девять и девять десятых делал план. Оставшуюся десятую давала реализация закусок и импортных вин.
   Как уже говорилось, аборигены мимо рта спиртное не проносили, и имели за это в активе кучу неприятностей. Весёлые застолья заканчивались весьма плачевно. Случалось, что один из сотрапезников переходил рамки приличия и, в пылу дискуссии, отрубал оппоненту голову. В этом случае в силу вступал закон "око за око, зуб за зуб" и провинившийся автоматически наказывался отсечением головы. Не всегда голова отсекалась виновному, что впрочем, не имело никакого значения и не могло заставить островитян свернуть с протоптанной поколениями дорожки.
   Нельзя сказать, что туземное правительство не боролось с пьянством. Борьба велась, но из-за неравенства сил, победа систематически одерживалась зелёным змием, считавшимся на острове священным животным. Само собой разумеется, что против обожествлённого гада боролись чисто символически, ибо многоступенчатая система штрафов приносила казне немалый доход. К примеру, с каждого трудоспособного обитателя острова наряду с общепризнанными налогами взимались так же и винные: за влечение, лечение, вовлечение, извлечение, обучение и отучение.
   Время от времени на острове выступал в благотворительных целях какой-нибудь заезжий лектор. Лекции с антиалкогольной тематикой пользовались среди туземцев огромной популярностью. Билеты до касс, как правило, не доходили, а продавались с рук по спекулятивным ценам. И если на острове за бутылку можно было купить всё, что угодно, то право послушать глупости учёного человека обходилось счастливчику литров в десять, и то - по блату. Слушая потуги поборника трезвости, публика буквально корчились от смеха, так как нет для выпивох ничего смешнее, чем услышать, что "Алкоголь - враг здоровья!" и что "Пьяный за рулём - преступник!". Подобные высказывания расходились в народе, как нестареющие анекдоты.
   Вот и на этот раз нравоучительная лекция собрала на центральном стадионе огромную аудиторию. Мужчины, в ожидании веселья, чинно восседали на циновках и степенно потягивали тёплое сорокаградусное пойло, принесённое с собой и купленное в буфетах. Женщины, помогающие мужьям в опустошении бутылок, щеголяли друг перед другом степенью опьянения и ультрамодными набедренными повязками из перьев экзотических птиц. Пьяная детвора устроила между собой жизнерадостную потасовку. Праздничная обстановка царила на стадионе. По всему было видно, что островитяне соскучились по свежим анекдотам. Время начала представления давно истекло, а лектор всё не появлялся. Публика принялась бурно проявлять своё недовольство, не ведая, что в этот момент бригада лекарей отхаживала нашатырём потерявшего сознание лектора. Тропический воздух острова, состоящий на шесть процентов из паров спирта, нанёс бедолаге нокаутирующий удар. Наконец его привели в чувство, и он, пошатываясь, взобрался на помост в центре поля. Боже, что тут началось! Трибуны взвыли от восторга. Столь бурные эмоции публики были вызваны цветом носа лектора, не похожим на естественный цвет носов коренных обитателе острова. Два часа изнемогала от смеха публика. Но тут нашлись недовольные, которые насчёт необычного носового колера уже отсмеялись и желали посмеяться над чем-то ещё. С помощью тесаков они начали успокаивать своих неугомонных соплеменников. Те, в свою очередь, тоже со смехом взялись за тесаки. В инцидент вмешались блюстители порядка и, руководствуясь принципом "око за око", принялись отделять кислые и весёлые физиономии от расшалившихся тел. Под смешок досталось, естественно, и блюстителям.
   Трое суток статистики подводили итоги, а когда работа была завершена, оказалось, что народу полегло больше, чем от укусов ядовитых змей за последние триста лет. А разрушительные цунами смогли унести такое же количество жизней лишь за два десятилетия.
   Островная страна готовилась к грандиозным поминкам, обещающим перерасти в народное гулянье. Предприятия вино-водочной промышленности работали на пределе возможностей, бытовых отходов не хватало, конденсировали спирт из воздуха. Магазины перешли на круглосуточную торговлю. Органы правопорядка организовали краткосрочные курсы по подготовке блюстителей с суточной стажировкой по отсечению голов.
   Странное впечатление произвела на туземцев последняя лекция на центральном стадионе. Впервые в жизни они отодвинули стаканы в сторону и задумались над тем, в чём тут всё-таки дело? Версий было предостаточно, а ответа на поставленный жизнью вопрос не находилось. Почтенные старцы предложили небывалый эксперимент: с целью выяснения воздействия алкоголя на окружающую среду, в Самое Великое озеро вылили 0,5 литра божественного нектара из отборных сортов бытовых отходов. Одуревшая рыба тоннами выбрасывалась на берег, а доселе мирное стадо крокодилов напало на проходящий мимо железнодорожный состав, причинив тем самым местной фауне непоправимый урон.
   - Алкоголь - враг здоровья! - пришли к выводу мудрые старцы.
   - Алкоголь - враг здоровья! - гремучей змеём поползло из хижины в хижину.
   - Алкоголь - враг здоровья! - пугали кормящие матери своих младенцев.
   И вышло так, что ни в день траура, ни в последующие дни островитяне не употребили ни одной капли популярного ранее напитка.
   Первоначально высшие сферы отнеслись к этому как к чудачеству малограмотных людей. Сложилось мнение, что шоковое состояние масс пройдёт и обязательные куболитры начнут уничтожаться интенсивней прежнего. В связи с этим на этикетки шлёпались звёздочки, что означало дневную выдержку, и повышались цены.
   Шло время. Этикетки напоминали уже атлас звёздного неба. Стоимость бутылки росла в геометрической прогрессии и скоро превысила стоимость автомобиля. Предприятия по производству "врага народа" стабильно перевыполняли план, а реализация равнялась нулю. Небоскрёбы из ящиков готовой продукции занимали огромные территории. Попытка за счёт экспорта нормализировать положение успеха не принесла - за рубежом не испытывали жизненно важной необходимости в приобретении скомпрометированного товара. Продажа вина в нагрузку к товарам первой необходимости закончилось тем, что на острове началось развиваться натуральное хозяйство. Когда же спиртное стали выдавать на производстве в качестве заработной платы, то начались массовые прогулы. Экономика острова пришла в совершенный упадок. Дистрофия государственного кошелька производила отталкивающее впечатление.
   Перестав закладывать за воротник, туземцы принялись возделывать плодородные земли. Климатические условия и столетиями дремавшее трудолюбие позволяло снимать за год по семь урожаев. Помимо земледелия, аборигены увлекались скотоводством и всевозможными ремёслами. Благосостояние их многократно возросло. И если раньше по своей душевной широте они зачастую пропивали последнюю набедренную повязку, то теперь могли менять одеяния не по одному разу в день. Отказ от выпивки позволил им, ко всему прочему, заняться самообразованием. Дело дошло до того, что один самообразовавшийся самородок предложил использовать спиртное для борьбы с вредителями сельского хозяйства. Впрочем, предложение это было отвергнуто определёнными кругами, заинтересованными в сбыте залежавшегося товара. И хотя цены на него максимально снизились до минимального уровня, рисковать здоровьем желающих не находилось.
   После трагических событий на острове не было ни одного нарушения общественного порядка, и блюстители, оставшись не у дел, транжирили энергии на сборе сахарного тростника. Профессионально поставленный удар тесаком позволил им добиться на этом поприще выдающихся результатов.
   Кое-кто не желал мириться с новой жизнью. Они пытались узаконить положение, запрещающее появление в общественном месте в трезвом виде. К счастью, здравый смысл оказался на высоте. Всё же противники трезвости не сидели сложа руки. На острове регулярно проводились лекции, агитирующие за употребление спиртного. Они пользовались у аборигенов огромным успехом, ибо нет ничего смешней для непьющего человека, чем слышать, что сто граммов водки заменяют суточный рацион, что не пьют только телеграфные столбы, что пьяному - море по колено, и что без бутылки в этом деле не разберёшься!
  
  
  Марьян Беленький:
  Трактат о пользе водки
  
   Введение
  
   Водка - вкусный и полезный напиток, оказывающий благотворное влияние на физическое, умственное и эмоциональное состояние человека. Водка является важным фактором консолидации общества на базе поисков взаимного консенсуса. .
  
   Водка является контрастным продуктом, благородно оттеняющим вкус и аромат закуски. Не случайно ведь без водки не обходится ни один стол.
  
   Понятие "водка" неразрывно связано с общением. Непьющий обречен на угрюмое одиночество в любой компании, и напоминает человека, который находится на пляже в костюме, застегнутом на все пуговицы.
   Выражение "Я с ним пил водку" означает человека почти интимную близость. У пьющего человека значительно больше шансов сделать карьеру, поскольку серьезные вопросы решаются не за столом заседаний, а за рюмкой водки.
   Благодаря более широкому кругу друзей и знакомых, пьющий человек успешней решает любые проблемы.
  
  
   Интимные связи легче устанавливаются после выпивки, таким образом, водка способствует повышению рождаемости.
  
   Водка оказывает профилактическое влияние на организм, поскольку попавший в кровь спирт уничтожает любые бактерии.
   Водка оказывает на человека антистрессовое, тонизирующее, успокаивающее, мобилизующее, расслабляющее и антидепрессивное действие. Все врачи об этом знают, но не говорят.
  
   Наибольших успехов в развитии промышленности, науки и культуры достигли страны, где население употребляет крепкие напитки - США, Англия, Канада Россия.
   . За ними идут "пивные страны" - Германия и Чехия. Затем - страны, где население употребляет вино - Франция, Италия.
   Страны ислама, где алкоголь запрещен, плетутся в хвосте мировой цивилизации.
  
   Успехи Англии на мировой арене начались с того, что английские моряки, употреблявшие ром, виски и джин (40-50 градусов), победили моряков испанской "Непобедимой армады", употреблявших херес и малагу (12-17 градусов).
   Английские моряки, снабженные запасами рома, виски, джина, могли преодолевать на своих кораблях огромные расстояния и сохраняли при этом здоровье и высокую работоспособность. Несколько полков регулярно пьющих англичан захватили многомиллионную непьющую Индию, поскольку у индийцев отсутствовала культура единения нации за стаканом водки или виски.
   Англичане подчинили также и китайцев, которые косели от наперстка рисовой водки.
   Благодаря водке, русские люди в течение исторически краткого срока - от Ивана Грозного до Алексея Михайловича - прошли всю Сибирь, сумели освоить Аляску и Калифорнию. Без водки в суровом климате Сибири и Аляски выжить было невозможно. Водка служила выгодным эквивалентом обмена. Народы Севера за стакан водки отдавали вязку соболиных шкурок, или шкуру калана - морского бобра, которая в России стоила целое состояние.
  
   В 17 веке запорожские казаки победили поляков, поскольку качество и крепость украинской "оковитої" не шли ни в какое сравнение с польской Czysta Wodka Wyborowa.
   Как известно, на интервью по приему в Запорожскую сечь испытуемым задавали два вопроса:
   1. В Бога веруешь?
   2. Водку пьешь?
   Оба эти компонента являлись имманентно необходимыми для успеха украинского национально -освободительного движения против польских и турецких агрессоров. Победы запорожцев над турками также легко объясняются тем, что туркам как мусульманам, алкоголь был запрещен.
  
   У народов севера Сибири, а также у американских индейцев в печени отсутствовал фермент, перерабатывающий алкоголь. Поэтому представители этих народов мгновенно превращались в алкоголиков и отдавали за водку, что угодно. Сходство исторических судеб русского и американского народов объясняется любовью тех и других к крепким напиткам. Русским и американцам удалось пройти и заселить огромные пространства, до самого океана
  
   Уинстон Черчилль ежедневно съедал стейк с кровью, выкуривал несколько крепчайших сигар, выпивал бутылку коньяка или виски, благодаря чему дожил до 92 лет.
   Сталин был большим любителем грузинских вин, всю жизнь курил трубку и дожил до 73.
   Рузвельт всю жизнь курил сигары и употреблял виски в немалых количествах .
  
   Гитлер был непьющим, некурящим вегетарианцем. К чему это привело - всем известно.
  
   У всех налито! Ну, поехали, дай Бог - не последняя!
  
  
  Mari N.:
  о Музе
   Мы разговаривали всю ночь. Сначала он играл на гитаре и пел романсы, а я сидела на корточках у стены, слушала и успешно задымляла его холостяцкую кухню. Он сидел на табурете возле окна, на его плечи ложились тонкие гардины, явно дело рук одной из очередных любвей. Его тапочек, закинутой на ногу ноги, смотрел, как и глаза хозяина, на мои замерзающие колени. Я натягивала полы халатика на них. Но халатик был слишком короток, его вельветовые дорожки разъезжались в стороны и мужчине напротив открывались мои ноги. Иногда я нервно, или это от холода, смеялась, сбивая пепел в бывшую банку из-под кофе. Он спрашивал: что еще тебе спеть? А я отвечала: ты главное не останавливайся.
   Потом я вышла переодеться. Мне показалось, что к нему придут еще гости, кроме меня. Но оказалось, что ему сегодня больше никто не нужен. Голубые джинсы приятно облегали, рубашка без галстука была расстегнута на верхнюю пуговку. Я присела на табуретку и зацепилась ступнями за ее квадратные ножки. Он поставил гитару у холодильника и первый раз улыбнулся.
   - О! Твой классический наряд! Наверное, именно такой ты мне нужна.
   И стоявшая на столе бутылка перестала быть его украшением: он откупорил и разлил жидкость, похожую на кровь, в два изящных, как мое запястье, бокала.
   - Я начал бояться, что ты больше не придешь ко мне.
   - Это начало тоста? -усмехнулась я. Он облизал губы и отпил, ничего не ответив.
   - Муза, я рад что ты вернулась ко мне!
   Дальше по тексту: мне очень тебя не хватало. Я думал, что я исписался, что мой талант весь выкурен, выпит гостями и спет на пролет зимними ночами. Он замолчал, наверное, забыл свою обычную речь. И поэтому дальше в один голос:
   - Спасибо, что пришла.
   - Выпьем, Сатирик! -и, пригласительно подняв бокал, повторила, - Выпьем!
   По всем правилам винопития мы пили медленно и грели вино в руках.
   - Твое любимо, - я кивнула, мол, я заметила. - Знаешь, был в магазине, и рука как-то сама потянулась именно за этим. Честно, я не предполагал, что ты сразу придешь.
   "Ну да, -мелькнула мысль, -не знал ты. И в прошлый раз ты не знал, когда тебя бросила очередная любовь, и в позапрошлый, когда вышла твоя книга, и в позапозапрошлый, когда пришло твое нелюбимое лето. Ты не знал.."
   - Муза, почему ты так загадочно улыбаешься? - он погладил мою джинсовую коленку. - Ну расскажи, о чем ты подумала?
   Соскучился. Конечно, где ему найти такое разнообразие в общении с людьми, как со мной. Мне нужна всего одна, нет не ночь, а бутылочка вина, чтобы все стало на свои привычные места: появились идеи, написались рассказы, засветило солнышко в зимнем оконце и появилась внеочередная и очень нужная Сатирику любовь.
   - Давай выпьем за тебя.
   У него как-то странно быстро появился блеск в глазах. На этот раз особенно быстро. Наверное, это уже с годами приходит умение перенимать позитивное, творческое настроение. А он талант.
   - И за тебя. За встречу!
   Похудел без меня, синяки под глазами. И что делает с человеком... Ах, о чем я? Это ведь третья часть нашего разговора. Да и вино еще есть в бокале, который он там по счету? Мы поговорили о его книге, о знакомых людях и не очень, о приятелях. Нет, о НЕЙ мы не говорили, а сразу коротко послали. Это обычная людская натура - быть неблагодарными и быстро забывать хорошее. Через пару бокалов Сатирик сидел возле моих ног, закинув голову мне на колени. Он размахивал бокалом, рассуждал о вечном. Я могу точно сказать рубеж между второй частью и третей: он пожелает больше никого никогда не любить.
   - Знаешь, так надоело страдать.
   - Сатирик, -взяв его за подбородок холодной рукой, заглянула в глаза, - и это ты мне говоришь?
   - Муза, ты снова загадочно улыбаешься, -и он попытался повторить мою улыбку. - Мне, бывает, кажется, что ты наперед знаешь, чем закончится наш разговор.
   Люблю мужчин за их наивность. Я снова вышла переодеться и вернулась в вечернем темно -синем платье. Приподнимая подол, босыми ногами ступая по холодному кафелю, я снова вошла на кухню. К моему приходу бутылка переместилась на пол как и два наполненных бокала. Наверное, это была не та же первая бутылка, что в начале вечера, когда в дыме моих сигарет висели романсы.
   - Мы остались одни? Наконец -то! -обрадованно воскликнул Сатирик, -иди ко мне, -протягивая руку и маня к себе. Мелькнула мысль "как мне все это надоело. Еще пить и пить, а рассвета не видно". Я присела возле на кухонный мохнатый коврик. Так, дорогой, и кто из нас сегодня будет первый жаловаться? Потом я вгляделась в бокал -ой-й, вино же пьем! Это же не слезоточивое! А значит улыбаемся дальше.
   - Да, милый? -и упершись в дверцу тумбочки, отпила красной, как кровь, жидкости. Сатирик по обыкновению полез целоваться. Я ему все разрешаю, только бы он не грустил. К тому же он очень нежен, что бывает, поверьте, нечасто. Предусмотрительно подняв бутылку, на дне которой еще было немного эмоций, я предугадала появление пятна на полу. Вино так некрасиво разливается, так неумело, не по-бытовому. И пока руки вечно молодого и вечно пьяного мужчины скользили по разрезам платья, я согревала себя кровью, которую кто-то умело льет в стеклянные бутылки.
   - По-моему, тебе уже хватит, -прошептали губы у серьги.
   - Еще один глоток... -вытягиваясь к бокалу. -Я не могу не выпить за любовь!
   Этот тост по обыкновению последний.
   - Ах да, твой любимый тост. Пьем!
   Я желаю ему много новых любвей, тепла, нежности, здоровья, творческого потенциала. Дальше по сценарию, который помню только я: пьем на брудершафт, целуемся.
   - Спасибо, что зашла... -смотрю в глаза полные благодарности. - Ты наверное устала? Да? Не говори ничего. Просто расслабься. -Он поднимает на руки и в соседней комнате укладывает на высокую кровать под балдахином. Финальный штрих - поцелуй возле ключицы. Я улыбаюсь ЕГО любимой улыбкой, у меня их много в арсенале. И засыпаю под клацание клавиш клавиатуры, предварительно облизав губы в надежде ощутить еще раз вкус напитка, внешне похожего на кровь.
  
  
  Порутчиков Владимир Геннадьевич:
  Страдивари и Моцарты
  
   Мы столкнулись с ним на набережной одного средиземноморского городка, куда меня занесла жажда моря и развлечений. Неспешно прогуливаясь вдоль полнокровных (или вернее полносочных) пальм в толпе таких же праздных, расслабленных солнцем и свободой разноязычных счастливцев, я, пресыщенный двухнедельным отдыхом, убивал свой последний вечер перед отлетом на родину...
   Он первым заметил меня и, разом нарушив хрупкую вечернюю гармонию, рванул навстречу с расставленными в стороны руками, словно убегающий от прилива краб. "Ба! не может быть! Ты?" - радостно проорал мне в лицо, и так широко открыл рот, произнося это самое "ба", что я успел разглядеть все его пломбы... " Я" - честно признался я, лихорадочно выуживая из глубин памяти и отряхивая песок времен с несколько потускневшего образа своего одноклассника... Жорик... Жорик Балалаев. В последний раз, помнится, он душил меня на полу школы: я не дал ему списать и обозвал "тупицей"... Да, Жорик всегда был сильнее меня, с девчонками ладил гораздо лучше и еще, кажется, играл на трубе в школьном оркестре... И вот теперь, несколько пополневший, возмужавший, но все так же легко узнаваемый он шагнул мне навстречу из далекого уже размытого годами прошлого прямо на теплый кафель иноземной набережной. В мое медовое состояние сытого покоя, словно грубо вбросили ложку дегтя, или вернее досады. "А ты совсем не изменился...- вещал тем временем одноклассник, кладя свою клешню мне на плечо и увлекая в сторону, откуда я только что пришел, - У меня, как ты помнишь, удивительная память на лица..." Я не помнил, но все равно согласно кивал, шеей ощущая его железную хватку. "Ты как? Чем теперь занимаешься? А у меня бизнес... Жил в Америке... Вот недавно вернулся... Знаешь, там надо работать, а у нас можно ничего не делать и получать за это деньги.. Слушай, это надо отметить! Не волнуйся, - быстро добавил он, видимо что-то уловив в моем вытянувшемся лице, - я угощаю!" "Ну отчего же.." - слабо запротестовал я, но, действительно, несколько успокоился: еще один ужин, а тем более с выпивкой, моим сильно похудевшим за дни отдыха кошельком был не запланирован...
   Мы уселись за столик в ближайшем кафе с прекрасным видом на зажатую скалами бухту. "Что будем пить?"- спросил Жорик. "Только не водку"- сказал я, все больше ощущая себя жертвой... " И правильно - будем пить вино!" - радостно согласился он и сразу же затребовал карту вин у ненавязчиво обозначившегося официанта. Наконец, заказал что-то очень дорогое, с нарочитой небрежностью растягивая французские названия...
   Разлив вино в стеклянные бутоны тонконогих бокалов, официант с достоинством удалился, а мой одноклассник, тем временем, тараторил без умолку. Удивительное сочетание физической силы и хорошо подвешенного языка. Рассказал о себе, о бывшей жене, которой купил клинику в Москве... Я слушал вполуха, лихорадочно ища повод, чтобы откланяться и смыться в гостиницу. Но с каждым новым глотком все больше и больше таяло мое внутреннее напряжение, а после второй бутылки я уже забыл и думать о своей давешней досаде...
   Лучи уходящего за море солнца попадали в наши бокалы и мешались с вином, явно повышая его крепость. Мир вдруг повернулся под другим углом и теперь казался простым и понятным, как детский конструктор... Наполненный приятным, но вместе с тем обостряющим восприятие теплом, что волнами поднималось из желудка и разливалось по всему организму, я был уже благодарным, расслабленным слушателем, изредка прерывающим длинный монолог Жорика краткими междометиями одобрения...
   "Правильно, что ты не пьешь водку,- вдруг вернулся он к моему выбору,- Водка - это - туба, ну... такая здоровенная труба в оркестре, это - большой барабан: ее чистый и сильный звук может разом сбить с ног, придавить разум и тело гранитной плитой беспамятства... Это напиток сильных, крепко стоящих на ногах людей..." - вдохновенно вещал одноклассник, внимательно изучая на цвет очередной бокал с вином. Глядя на сбитые кулаки и мускулистые руки Жорика, я подумал, что он причисляет себя именно к таким. "Смотри, как играет - подмигнул он, проследив мой взгляд и продолжая развивать тему, - Пиво - вообще, жлобский напиток и подобен цимбалу, по которому поглаживают железной щеточкой. - он с презрением покосился на компанию за соседним столиком, с наслаждением потягивающую пенящееся расплавленное золото из длинных стеклянных кружек.- Бесспорно, оно охлаждает разгоряченный жарой и жаждой желудок, но отупляет, расслабляет мозги, закутывает их ватой апатии..." "А вино? - поинтересовался я заплетающимся языком.- Оно ведь тоже расслабляет." "Вино? - одноклассник поднял вверх указательный палец и со значением посмотрел на меня.- Вино или точнее вина - это струнные великой алкогольной какофонии, из которой только истинные знатоки и гурманы могут создавать гармонию звуков и чувств... Но среди знатоков тоже есть и свои Страдивари и Моцарты". "Страдивари - это те, кто делают?" - проницательно сощурился я... "Да-да, а Моцарты - кто пьет или вернее умеет пить"- многозначительно закончил мысль Жорик, и разлил по новой...
   Наконец, мы дошли до того, что стали искать суть и соль самой жизни, и, как водится, вдруг различили ее на дне наших полных вина бокалов, но она ускользала с последним глотком, маня, тревожа наш разум и чувства призрачной легкостью, вот-вот готовой разорваться в мозгах вспышкой внезапного озарения, и мы с азартом охотников начинали по новой. В какой-то момент я понял, что кафе уже нет, нет застеленного белоснежной скатертью столика с потемневшими пятнами винной крови и опрокинутыми, подобно сдавшимся на шахматной доске королям, бутылками, нет моря, и ничего вообще нет, кроме голоса Жорика, и огромного звездного неба, вдруг надвинувшегося на нас... А мы возлежим на спине какого-то гигантского слона или кита,- значит не врали древние такие гармоничные теории об устройстве мира,- который неспешно несет нас сквозь океан времен, и прикосновения звезд прохладны и нежны, как поцелуи. "Самое главное не закрывай глаза, а то утратишь единство с окружающим нас миром" - предупреждал меня, тем временем, Жорик, и мы продолжали глотать, по моим ощущениям, прямо из горла, терпкий чуть густоватый воздух, который теперь почему-то назывался "красное-полусладкое"...
   "У тебя есть воз... любленная?" - спросил вдруг одноклассник... "Да" - соврал я, ровно две недели назад поссорившийся со своей подругой, но вдаваться в эти подробности мне не захотелось. Зачем?! Нашей винной симфонии ни к чему печальная, а быть может даже и фальшивая нота вчерашней любви. "Тогда подари ей вот эту звезду.. Я думаю, ей будет приятно". Запоздало отмахнувшись от кометы, что пронеслась чуть не задев кончики наших ресниц, Жорик потянулся к небу хозяйской рукой. " Держи... Только смотри, чтоб не улетела." Моей протянутой ладони внезапно коснулся крошечный, пульсирующий и ослепительный в своем сиянии шар. Звезда... Она трепыхнулась в кулаке, подобно пойманной птахе, и тут же затихла, приятно холодя кожу. Это было последнее, что я помнил...
   Очнулся у моря... Волны лизали мне пятки. Какой-то маленький, полупрозрачный краб, весь в золотых искорках песчинок, сосредоточенно шевелил клешнями и двигался боком около моей физиономии. Наши взгляды встретились... Его подвешенные на ниточках глаза-икринки настороженно дернулись, и краб заторопился поскорей убраться от моих затуманенных головной болью очей, так внезапно и страшно распахнувшихся перед ним... В море ведь, как у людей: нельзя доверять никому, а то слопают вместе с клешнями...
   В еще бессолнечном небе, прямо надо мной, белело едва заметное пятнышко. Судя по всему, это была пойманная ночью звезда, потихоньку выскользнувшая из расслабленной сном ладони... Я сел и, сразу почувствовав, что все еще продолжаю кружиться, но только уже в противоположном остальному миру направлении, со стоном уронил голову на грудь и закрыл глаза...
   Тут кто-то схватил и потряс меня за плечо, а в лицо вдруг сунулась початая бутылка с вином. Ах-да, Жорик..."Опохмелиться хочешь?" - деловито спросил он. "Нет" - ответил я с отвращением и встал... Одноклассник, в отличие от меня, выглядел молодцом. Лишь легкая щетина и помятые брюки напоминали о ночевке на городском пляже... "Прости... Мне пора!"- сказал я, изобразив гримасу сожаления, - в моем состоянии это было не трудно,- и качнулся в сторону краснеющего черепичными крышами города. Жорик посмотрел на меня, как на отработанный картридж, который проще выбросить, чем заново заправлять краской, и слабо махнул рукой... "Ну бывай, увидимся как-нибудь." Он поднес к губам бутылку, сразу став похожим на горниста, и сделав длинный глоток, пошел, не оглядываясь, прочь вдоль берега моря...
   Меня снова стало мутить..." Нет, я, увы, не Моцарт" - подумал, мучительно борясь с тошнотой, и, сгорбившись, побрел к своей гостинице... До самолета оставалось всего лишь три часа...
  
  
   Куц Константин:
  Яблошное
   - Винца? - неуверенно предложил Женя и вытянул из низенького шкафчика под телевизором пузатую бутыль, наполовину оплетенную соломой, - Оно хорошее, - заверил он, - Яблочное.
   Он сказал - "яблошное". У Кати екнуло сердце.
   Катя никогда не пила вина. У мамы спиртные напитки были под строжайшим запретом, который оказался столь силен, что даже уехав в другой город учиться, Катя не могла заставить себя пригубить и капли алкоголя. Впрочем, до Жени вина ей никто не предлагал.
   В университете Катя считалась правильной девушкой: полезной соседкой на экзаменах, но совершенно ненужной на студенческих вечеринках. Однажды, еще на первом курсе она попробовала дружить с Варей-баскетболисткой и даже немного ею увлеклась, восхищаясь вариной молчаливой силой, легкой косолапостью, большими руками и тугими кольцами белокурых волос, но та вскоре вышла замуж за своего тренера и перевелась на заочное. Опять оставшись одна, Катя не пыталась с кем-то сблизиться. Вначале потому, что надо было писать курсовую, обещавшую разрастись до диплома, а потом уже было поздно. Пришло еще одно лето. Катя уехала, а вернувшись в университет следующей осенью, обнаружила, что говорить с однокурсницами не о чем. Почти все они работали летом проводницами в студенческом отряде, и дружба, спаянная работой, окончательно отдалила их от Кати, не знающей ни о том, что дурной чай будет чернее, если положить в него соду, ни том, что за постельным бельем нужен глаз да глаз.
   Девочки ходили в кино и в дискотеки, встречались на квартирных междусобойчиках, крутили романы с последствиями и без них, а Катя курсировала в одном и том же треугольнике "дом-университет-библиотека", отчего ей иногда казалось, что она присыпана пылью, слой которой становится день ото дня все толще и уж никогда не найдется человек, который захочет взять Катю за руку и выдернуть из этой груды, состоящей из монотонных речей пожилых преподавательниц, тетрадок в коленкоровом переплете, аккуратно заполненных чернилами трех цветов, и книжных полок, матово блестящих под тусклым светом библиотечных ламп. Иногда она любила представлять себя солдатом, проходящем сквозь строй и вздрагивающем от ударов шпитцрутенами. Она видела, как обнаженная спина покрывается красными рубцами и местами уже кровоточит, солдат молча сносит эту муку, незаслуженную, но видимо, необходимую.
   Нельзя сказать, чтобы она была совсем уж несчастлива. Неправильно быть совсем несчастливой, когда тебе нет еще и двадцати лет, а для самого главного - в этом Катя была уверена - еще много времени. Она была несчастлива самую чуточку, потому что строй шпицрутенов когда-нибудь закончится, а вслед за ним появится новая жизнь - обязательно хорошая, пусть хотя бы такая же, как жизнь у бабушки, у которой Катя проводила каждое лето.
   Катя любила эти летние месяцы. Отчасти потому, что они были непохожи на ее остальную жизнь, вначале заполненную школой и мамой, а потом - университетом и одиночеством. С бабушкой Катя не была одна и - в этом она стала робко себе признаваться лишь недавно - у нее в деревне она была без мамы, умеющей быть и жить с уверенностью, Кате совершенно недоступной. "Кишка тонка", - так не раз говорила себе Катя, даже не пытаясь копировать стремительную походку своей матери, ее громкий голос и привычку при разговоре отбивать ладонью ритм, как будто она все еще в своем танцевальном классе, а Катя - ее ученица, не умеющая как следует исполнить даже квадрат вальса.
   Бабушка ее не учила. Она вообще, мало обращала на нее внимания, умея обходиться без посторонней помощи, из-за чего Катя иногда представляла себя мебелью, о которой надо заботиться, но не обязательно с ней разговаривать. Кате нравилось это сравнение. В нем была устойчивость и определенность, которых Кате так не хватало. У бабушки она могла не быть скучной отличницей, предсказуемой, как финальная реплика молодящейся преподавательницы старославянского, покидавшей аудиторию с кокетливым "ариведерчи". У нее она не была вечной неумехой, какой видела Катю мама, которая, казалось, не выпускала учительскую указку даже тогда, когда обе ее руки были заняты покупками.
   У бабушки Катя просто жила. Спала подолгу. Ходила на речку с шерстяным покрывалом и с книжкой в обнимку, а вечерами, когда на деревню опускалась темнота, сидела с бабушкой перед телевизором, показывавшем всего одну программу, да и ту плохо. Бабушка наливала в большую пузатую рюмку вина и тянула его весь вечер, потихоньку наливаясь румянцем.
   Это вино бабушка делала сама. Из яблок, которые расли у нее в саду и если бы не вино, бабушка не знала бы куда их девать. От вина душисто пахло, но странно - Кате никогда не хотелось его пробовать. Она словно боялась, что вкус его будет не таким, каким она его себе представляла. Ей казалось, что оно должно быть душистым, сладковато-кислым, а может даже слегка пряным. К тому же бабушка считала, что Кате еще рано пить вино.
   - Станешь бабой, тогда хоть залейся, - говорила она.
   Кате нравились эти вечера. Потом, в конце третьего курса, узнав о бабушкиной смерти - внезапной и легкой - она больше всего жалела этих вечеров с бормотанием старого телевизора, трескотней кота на бабушкиных коленях и черной тишиной за окном, высунувшись в которую кажется, что окунаешься в перину, пушистую, ласковую - вкусную. Как то слово, каким бабушка называла свое ежевечернее самодельное вино.
   - Яблошное? - весело уточнила Катя, принимая от Жени рюмку, до краев полную янтарно-желтой влаги.
   Страх, можно ли ей было приходить в гости к человеку, которого она знает совсем немного, исчез. Катя даже обрадовалась, что оказалась сейчас здесь, у Жени - худощавого мужчины с теплой улыбкой, живущего на полпути между университетом и квартирой, которую Катя с первого курса снимала у старой женщины по имени Галя.
   - Яблошное, - с улыбкой подтвердил Женя.
   Всего три дня назад, на улице, он спросил про "который час", а сейчас уже угадал правильное слово.
   Знакомое и вроде бы навсегда потерянное.
   Бабушкино.
  
  Усачов Максим Анатольевич:
  Сомелье
  
   Смерть всегда доставляет хлопоты. Глядя как возле обгорелого тела, найденного под рухнувшей крышей бара "Алхимик", суетятся шестеро людей, я еще раз убедился в этом. А ведь это только начало. Сейчас приедет машина из покойницкой, и двое молодых парней, вместо того чтобы пить пиво, будут укладывать труп на носилки. Потом молодая женщина Наташа, вместо того чтобы позвонить своему сыну, чтобы узнать о его очередных провалах в школе, будет долго и нудно копаться в трупе. А после того как несколько человек прочтут о результатах работы Наташи, этот уже никому ненужный труп начнет доставлять все новые и новые хлопоты. Конечно, если представить что это тело не обгорело, и череп его не проломлен, и нашли его не в полусгоревшим баре, которой так любят посещать начальники всех мастей и колод, а где-то за городом на пустынном пляже, и если бы еще не исчез хозяин бара, то можно допустить, что хлопоты, доставленные этим трупом, были бы минимальны. Может, все было бы и так.
   Но тут вступает в силу теорема выведенная мной. Хлопоты, доставляемые трупом, прямо пропорциональны хлопотам, которые доставлял человек, пока еще не стал этим трупом. Чем больше человек тревожил своим существованием родственников, друзей, сослуживцев, соседей, врагов, чем шире простирались его интересы, чем больше он имел права грубить лакеям, официантам, секретаршам, тем больше хлопот доставит его смерть. Таким образом, чтобы этот труп никого не заинтересовал, труп должны найти на пляже, череп его не должен быть, выражаясь по казенному, "поврежден тупым предметом" и уж точно при жизни он не должен быть моим коллегой.
   Если бы я жил на Таите, то все в моей жизни было бы по другому. Вместо того чтобы смотреть на бедного Антуана, обгорелый труп, которого лежал прямо посреди мыльной лужи, я бы пил сейчас что-нибудь сладкое и градусное. На Таите, я не запачкал бы в саже брюки. В конце концов, я бы спал, а не искал ответы на вопросы, которые любит задавать наставник. Но о далеком острове я только мечтаю. А пока жизнь моя постепенно проходит. Простенько так проходит. Без причуд бульварных. Без уличной суеты. В обыкновенных делах. Крепких, но обыденных; изо дня в день. И ладненько все вроде бы, и дыхание ровное, и климат умеренный морской. Скучно только. Приехала покойницкая машина. Парни, смеясь, кое-как уложили труп на носилки и укатили. Плюнуть вслед покойнику? Ладно. Я попрощался с господами охранителями порядка и пошел домой.
   Меня называют ищейкой. Конечно, должность моя официально звучит по-другому. Не благородней, всего лишь солидней. Но официальную мою должность знают всего несколько человек - я, мой наставник и какой-то неизвестный клерк в управлении кадровой политики, который своим пером с несмываемыми чернилами ровным почерком ведет мою личную карточку успехов и неудач. Для всех остальных я ищейка. Я не обижаюсь, но мне непонятно почему из всех граней профессии замечена только одна: поиск. Я занимаюсь не только тем, что ищу. А уж если ищу, то не зонтики и шляпки, а чувства, мечты, мысли, какие-то совсем необычные вещи, людей, которые в чем-то неповторимы и уникальны. Разве когда я копаюсь в чувствах десятка людей, чтобы открыть причину слез ребенка, я просто ищу?
   К тому же мы все, так или иначе, что-то ищем. Ищем каждый день и каждую минуту. Ищем какой-то пустяк или любовь - каждый миг мы в поиске, зачастую даже не осознавая того. И одно из самых главных искусств в наших жизнях - найти цель для поиска. Мы все ищейки. Так почему же в моей работе заметили только искание?
   Я сам называю себя сомелье. Сомелье человеческих душ. И никому не признаюсь в этом. Я боюсь, что люди не поймут меня и обвинят в самоуверенности, а наставник прочитает мне проповедь о греховности гордыни. Я думаю, он будет не прав. И люди будут не правы. И если мне кажется что наставника я еще смогу убедить что это не гордыня, не буду же я доказывать всем окружающим меня людям, что не страдаю манией величия. Я исхожу из того, что в каждом деле есть любители, есть профессионалы, а есть эксперты. Так и люди делятся на тех, кто из праздного любопытства капаются в человеческих страстях, чувствах, мыслях и на тех, кто лезет людям в душу по долгу выбранной ими профессии. Некоторые профессионалы со временем благодаря таланту или упорству достигают в этом совершенства и приобретают статус экспертов. Себя я и считал таким экспертом. Экспертом человеческих душ.
   Бедный Антуан, над которым завтра будет издеваться милая женщина Наташа, тоже относил себя к таким экспертам. Вряд ли он называл себя сомелье, но почти наверняка, у него было другое название нашей профессии. Без сомнения, чтобы не прослыть оригиналом, он никого не посвящал в свое открытие. И правильно собственно делал. Как бы сейчас это глупо выглядело! Из дома я позвонил наставнику. Мой наставник был слаб и стар, но голос имел громкий. Мы как всегда бессмысленно с ним поспорили. Это наш ритуал. Когда я был еще совсем молод, ему нравилось играть со мной в игру "Реакционер-Революционер". Помнится, он изображал из себя опытного и всезнающего дядечку, который поучает неоперившуюся молодежь. Меня это бесило. Потом я повзрослел, а он постарел, и игра утратила для нас привлекательность. Но осталась привычка спорить. Вот и сейчас с первых слов, вместо приветствия, я выразил удивление тем фактом, что Антуан умудрился так глупо умереть в моем городе, что без сомнения только доставил мне лишние хлопоты. Наставник возразил, что совершенно не в курсе ради чего Антуан приперся в мой город даже не сказав мне здрасьте, и целых пять минут напоминал мне что никогда не являлся наставником Антуана. В принципе я мог и не обвинять, а Наставник мог и не оправдываться. Я все это знал. Просто эти споры были для нас той самой привычкой, которая и позволяла нам после стольких лет беседовать друг с другом, а не блевать от отвращения когда кто-то из нас открывает рот. В общем, разговор мы закончили громко, но остались довольны друг другом.
   На следующее утро Наставник, чтобы не общаться со мной лично (видимо ему хватило вчерашнего заряда бодрости) прислал мне факсом записку, где от руки написал, что рад послать меня к черту и сообщить, что Антуан приперся в мой город по заданию своего наставника. Цель приезда его, по словам Наставника, проведение ритуала над каким-то колдуном, которого называли Алхимиком. Это все что известно сейчас ему, но если я буду настолько туп, что не разложу все по полочкам к девяти вечера завтрашнего дня, то ко мне прейдет факс со всей известной информацией. Я удержался от ответного послания к черту, оделся и вышел из дому.
   Было жарко. Очень жарко. И пыльно. Город уже почти неделю ждал дождя. Воздух в городе, и без того неприятный из-за дыхания бесчисленных машин, стал еще гаже. В покойницкой милая женщина Наташа уже работала над Антуаном. Зрелище было примерзким. Как ни странно, Наташа любила свою работу. Ей тоже нравилась искать. Мне кажется, что если бы она не сосредоточилась на исследовании кусков мяса, которые когда-то были людьми, то она тоже могла бы стать сомелье. Таким как я.
   Потом мы спустились с ней позавтракать в ресторанчик. Вернее я позавтракать, а она выпить два-три бокала вина. Это тоже ритуал. Я вполне мог попросить просто рассказать мне о том, что она выяснила. Но мне просто нравилась сидеть с ней и разговаривать о погоде, о жизни, о винах. Потом, как бы вскользь касаться интересующей меня темы, и, выслушав её, перейти опять к ничему не обязывающим разговорам. Сегодня я сказал Наташи, что она напоминает мне вино. Изабеллу. Из винограда, который растет под городом, за мысом. Его тревожный, мягкий, солнечный привкус. У меня после разговора с Наташей всегда остается терпкое послевкусье "изабеллы", неважно какое вино я выпил за завтраком. Наташа рассмеялась и произнесла, что нельзя всех людей сравнивать с винами. На это я сказал, что сравниваю с вином не всех людей. Часто люди напоминают мне самогон, или коньяк, или даже безвольную колу. Наташа рассмеялась и убежала. Наверное, звонить сыну.
   Было жарко. Я вернулся на место, где нашли Антуана. По большому счету я уже закончил свой поиск. Деревянная доска, на которой затейливо было вырезано "Алхимик", определенно показывала, что выяснять почему бедному Антуану, по словам Наташи, сначала проломили голову, а потом еще и сожгли, надо у того самого колдуна, ради которого Антуан забрался в мой город и которому принадлежал этот бар. Оставалось только найти его, хорошенько расспросить и не забыть все-таки провести ритуал. Конечно, сделать все это возможно, только если колдун еще не покинул город. Если он не стал дожидаться меня, я, пожалуй, не стану на него обижаться и уж тем более ехать за ним. Сообщу наставнику, пусть он дальше творит чудеса.
   Искать следы внутри бара среди пепла и сажи было бессмысленно, поэтому я сразу пошел к выходу. Я сосредоточился и увидел три цепочки следов, которые вели в бар, и три, которые вели из бара. Ну что ж. Если учесть, что Антуан так и остался лежать с проломленным черепом в горящем баре, то вчера к Алхимику заходило два клиента. Жаль, что следы колдуна не единственные, с другой стороны клиентов в этом популярном баре даже в такую рань могло быть и больше. Итак, три следа: два следа уходили сразу наверх по склону, только один культурно поднялся по лестнице, а другой по тропинке через кусты; следы третьего человека тянулись вдоль моря. Совместим приятное с полезным.
   Сначала человек убегал. Но достаточно быстро он успокоился, расслабился и перешел на шаг. Хотя чувствовалось, что все еще нервничает, длина шага у него интересно менялась: то он семенил, то шагал чуть ли не аршинными шагами. Шел он, почти не задерживаясь. Мне показалось сначала, что знает куда идет. Но потом понял - гуляет, нервы свои успокаивает. Вот даже на скамейку присел бедняга, отдышаться, а отдохнул и дальше на променад. Долго шел. Шаг его постепенно сбился и он все чаще шаркал ногами. Наконец он остановился и начал подниматься в город. Место для подъема он выбрал неудачно - самый крутой склон на побережье, и лестниц наверх нет, только узкая тропинка. Я вздохнул и начал подниматься. Не молод я уже, чтобы по склонам лазить. А преследуемый был молодым. Вот как шустро взбежал, хотя тоже запыхался, долго на краю стоял.
   По его следу я шел больше двух часов. Этот юноша меня даже утомил. Мне казалось, что он как будто в другой город попал. В бар зашел в одном городе, а вышел уже в другом. Плутал, плутал. Я уже подумал, что как вечный жид, он будет блуждать по городу бесконечно, когда следы вывели меня к нему. Он сидел на корявой скамейке под ржавым баскетбольным щитом. Он был молод, не больше 20 лет. Даже моложе моего непутевого сына. Я присел рядом.
   Звали его Сергей. Мы не играли в какие-то тонкие психологические игры. Он слишком устал, а мне было не интересно. Если Наташа напоминала мне вино, то этот юноша мне напоминал бренди, который разливают в подвалах пригорода и лепят этикетку "Слянче Бряк". Тягучий сивушный привкус, лишенный какого-либо благородства. То, что наполняет сосуд его тела, тот коктейль чувств, мыслей, крови, воспоминаний, свойств, талантов и наклонностей, безнадежно замутнено и засорено. До пятнадцати лет он был нормальным парнем, с дурными привычками правда, но не переросшими в нечто темное. А потом, по словам Сережи Слянче Бряка, он совершил глупость. Изнасилование. И что-то в жизни нарушилось. И посыпались на него неудачи. По моему мнению, так и должно быть. Мир на удивление справедливо поступил на этот раз. Или изнасилованная не без дара оказалась.
   Уж не знаю, какое проклятие было наложено, но из сосуда выплеснулась совесть и своевременность. И если пара капель своевременности все же осталось, то уж совесть вылилась полностью. Бряк не сильно, как я понял, расстроился из-за совести, а вот опоздания доставили ему неприятностей и в личной жизни, и если так можно выразится в общественной. Страдал сильно, но пустота незаполненной не осталась - туда прямо хлынули сомнительные способности ко лжи и притворству. Эх, что-то меня поучать поперло. Ну, значит, парень во все тяжкие пустился, но опаздывал катастрофически. И решил он тогда по наводке одного из своих коллег-аферистов обратиться к колдуну, чтобы исправить уродство. Деньги на то чтобы "поправить карму" Сергей по простому украл у коллеги, которого звали "конкретно-литературно" - дядя Ваня. Вот так и оказался Сережа-Слянче Бряк в баре "Алхимик".
   Колдун оказался шутником и выдумщиком. Во-первых, он работал барменом. Ну уж не знаю, лично у меня это был первый случай столь мирного времяпрепровождения колдуна. Правда, сколько за свои двадцать пять лет работы я сталкивался с настоящими колдунами? Раз десять что ли. Маловато для статистики. Во-вторых, колдун создал новую систему "научной магии". Сергей мне целых полчаса пересказывал историю напитков. По его словам, путем смешивания различных напитков можно создавать волшебные эликсиры, при условии добавления в них некоего секретного ингредиента, известного только колдуну. Не знаю, верил ли сам колдун в то, что наговорил этому парню, но мне хотя бы стала понятна его "кликуха" (бедный Сергей страдал фенеязычеем). Лечить парня колдун решил по простому, не мудрствуя: Сергей стал провидцем. Плохенько, не всегда, максимум на полчасика, но видел будущее. Глупость подобного лечения очевидна. Быть может, колдун решил поиздеваться? К несчастьям Сергея добавилась неудовлетворенность - он смутно осознавал, что должно произойти, догадывался куда надо бежать, чтобы избежать нежелательного, но жутко не успевал. Вот тут Сережа Слянче Бряк принялся жалеть себя и "д-о-о-о-олюшку".
   Почему, когда пьешь дешевый бренди, остается во рту противный привкус пластмассы? Я специально ходил смотреть в подвал, где их разливают. Думал, может их в пластмассовых бочках хранят. Оказалось в обыкновенных, деревянных, не дубовых конечно, дешевых сосновых, но откуда вкус пластмассы? Пародию на болгарский "Слянче Бряк" в нашем городе делают из вина, которое забраковали все уважающие себя и потребителей компании. Винограду, как говорится, не хватило ни почвы, ни солнца, но откуда взялась пластмасса?
   Вот Сергею тоже не хватило ни почвы, ни солнца, ни отца, ни матери. Видимо, из вполне благополучного детства он не вынес самого главного - тепла. Не отдарили родители его теплом, может оказались неспособными делиться, а может Сергей не захотел принять. Вот его проблема. Все остальное следствие. И изнасилование, и проклятие. Противно мне было наблюдать, как двадцатилетний парень плакался "дядечке" о своем несчастье, как живописал свой поход к колдуну, описывал появление Инквизитора и долгий спор Алхимика и Инквизитора, начало ритуала, покорность колдуна. Вот и счастливый конец намечался, да тут не вовремя обкраденный дядя Ваня в экспозицию влез, и действо нарушил, о чем-то с бедным Антуаном во мнениях не сошелся, да и пришиб его тяжелой табуреткой. Слянче Бряк смылся, по его словам, потому что испугался за собственную жизнь, он, видите ли, свидетель. О том, что деньги пришлось бы вернуть он как-то упустил. По скромности. "А вот и адресок этого злодея. Точнее место, где тот отлеживаться будет. Спасибо-спасибо. Ну, как же приятное человеку не сделать". Он еще, видите ли, сам в милицию как раз собирался, вот сидел с духом собирался. Хе, не мешало это ему, правда, спокойно спать этой ночью. Ну и конечно, просит карму ему поправить. Ну, я и поправил. Все привнесенное отхлебнул. Гадость. Через некоторое время вытисненное на свои законные места вернется, заново перемешается, и может человек новый будет.
   А мне захотелось посидеть с Наташей, выпить вина, поговорить, чтобы привкус пластмассы более приятным во рту заменить. Но Наташа работала над очередным трупом, и спускаться вниз категорически отказалась. Мои намеки на разбитое сердце и усталую душу не помогли. Мне осталось только повздыхать и уйти.
   Солнце. Город, задыхаясь от жары и горького запаха выхлопных газов, трудился с обреченным энтузиазмом. Люди торопились жить, будто стараясь выгадать сегодня, вот прямо сейчас пару секунд, чтобы их можно было потратить вечером завтра. Я тоже отправился трудиться.
   Дядя Ваня жил во флигеле дома, совсем недалеко от покойницкой. С улицы через низенькую арку я попал в ужасно пыльный двор. Даже от легкого ветерка пыль пугливо взлетала и долго кружилась. И дом, и двор - самые старые на этой улице - перекосились. Сам двор был полностью земляной. Я даже не смог вспомнить в своем городе ни одного двора, где не было бы даже маленького островка асфальта.
   Дядя Ваня жил на первом этаже. Правда, за время своего существования флигель осел, и теперь о том первый это этаж или бельэтаж утверждать с уверенностью нельзя. Я решил не беспокоить его звонком, и просто открыл замок отмычкой. Дядя Ваня чудовищно храпел. Он лежал на кровати в комнате без окон. Рядом с кроватью валялись три бутылки с южным портвейном. Квартира, где отлеживался дядя Ваня, которого я тут же окрестил Портвейном - обыкновенное жилище алкоголика: старая кровать, пустой шкаф без дверей, разбитая люстра, на которой когда-то повесели чью-то сумочку, да так и оставили висеть. Но комнаты чисто вымыты и, в отличие от пыльного двора, в них не было ни пылинки.
   Привести в себя Портвейна заняло двадцать минут, а вот разговорить его я смог только после двухчасового внушения о необходимости исповеди. За это время он пытался меня ударить, сбежать через окно, звать на помощь, притворятся душевнобольным, но все-таки сдался. Да, это он убил Антуана. Произошло это случайно, классическое непреднамеренное убийство. Когда Портвейн обнаружил пропажу денег, он почти сразу подумал про "маленького говнюка" Сергея - уж знал его маленько. И пошел искать. Искал долго, весь город перепахал, зверея постепенно. Думал, что сволочь эта из города дернула, да тут вспомнил об Алхимике.
   До недавнего времени, вор, убийца и мошенник дядя Ваня пил безбожно, до "усирачки", постепенно опускаясь и превращаясь в бомжа. По началу, пытался еще рыпаться, волю в кулак собирал, обещания давал жене, детям, а потом когда они как-то незаметно исчезли из его жизни, то самому себе. Со временем он как-то перестал верить собственным обещаниям и просто пил. Денег становилось все меньше. Хотя сноровку воровскую он не утратил, но вид его уже не позволял промышлять по дорогим квартирам и дачам, и он стал охотиться в кварталах победней. И вот однажды ему подвернулась редкая по тому времени удача. У какой-то седенькой противной бабки, в матрасе он нашел целую россыпь бирюлек разных: и колечки, и перстеньки, и цепочки. Связанная бабка что-то мычала, таращила глаза, Портвейн подумал, да и огрел её топором по башке. Боялся свидетеля. Ну и гульнул тогда хорошо. А когда деньги к концу подходить стали, оказался в баре у Алхимика. О чем с Алхимиком беседовал в тот вечер, Портвейн не помнил. А очнулся на следующий день у себя на удивление трезвый оттого, что какой-то мужик на него холодную воду из ведра льет. Он хотел уж придурка с ведром и припечатать, да не смог, жилистым мужик оказался, еще и огрел по-взрослому. А потом мужик объяснил, что за две тысячи денег Портвейн нанял его жизнь поправить. Портвейну денег стало жалко, думал даже обратно потребовать, когда Алхимик сказал, что считает уговор с его стороны исполненным и теперь новая жизнь Портвейна началась. Он-де лишил Портвейна тяги к выпивке. Напрочь.
   Дядя Ваня понял, что деньги его пропали, и решил открыто в бутылку не лезть, а потом как-то, втихаря, вычистить свои кровные. Но с того самого дня жизнь Портвейна действительно изменилась. Отравляющее желание найти выпивку исчезло. Выпить он мог и бывало нажирался, но потребности ежечасной больше не чувствовал. И пошел он в гору. Удача к нему вернулась, денежка завелась. Ребят молодых сколотил, серьезно работать начали. Не стал он Алхимика трогать, от греха подальше. Даже зашел поблагодарил. И вот тут этот хрен маленький деньги спер. А шмурдяка этого маленького он ведь буквально из грязи вытащил, человеком сделал, на опоздания его постоянные глаза закрывал. Портвейн тут начал объяснять, что тогда прямо в ярость впал, и все последующее только результат этого, действия в состоянии аффекта, если процессуально выражаться.
   Решив, что помочь найти сволочь может только чудо, Портвейн вспомнил об Алхимике. Каково же было удивление дяди Вани, когда в баре он увидел распятого на стене Алхимика и суетящихся возле него Сергея и мужичка ему неизвестного. Я конечно должен быть понять, что Портвейн сразу пошел к Слянче Бряку, чтобы объяснить все сволочность его поступка. Ну, я-то понятливый, это по мне видно, а вот Антуан дернулся зачем-то. Рассказ тут потерял связность. Портвейн то оправдывался, то обвинял, то жаловался, то жалел. Чувствовалось, что единственное о чем сейчас думает, это об адвокате.
   Бедняга Антуан был серьезным противником, но вся его мощь и серьезность относилась скорее к сфере убеждений и дискуссий. В банальных драках он разбирался слабо, ему скорее подходил диспут о том сколько чертей уместится на кончике иглы. Я живо и ярко могу представить, как он уговаривал колдуна добровольно провести ритуал, но представить его в драке - нет. Есть в этом нечто несуразное, как будто бы тихий диспут английских академиков о ночных бабочках Южной Америки был прерван поножовщиной, во время которой академик, скажем Робсон, зарезал академика Смита. Странно, когда я смотрел на его обгоревший труп, лежащий посреди бара, его смерть не казалась мне нелепой и глупой. А вот после того как Портвейн рассказал о драке, вся ситуация вдруг показалась невыносимо глупой. Цепь случайных событий - результат безмозглых действий - которые привели к смерти. И хотя Антуан мне никогда не нравился, но я чувствовал с ним родство, его смерть стала для меня потерей родственника. Дальнего, нелюбимого, но все-таки родственника. Я привязал Портвейна к батарее, и вышел во двор. Уже на улице я позвонил своему другу Диме, который делал вид что охраняет порядок городе, и слил все что узнал. Тот обещал вскорости проведать "клиента".
   У меня оставалась два следа. Чтобы узнать, какой из них принадлежит Алхимику, я пошел по следу Портвейна обратно в бар. Я шел, не касаясь следа, и почти не замечая жизни вокруг. Город ближе к вечеру всегда оживает. Становится еще больше отравленным и вонючим. Машины вылезают, наполняя улицы визгом, мельтешат разноцветными пятнами, вызывая приступы тошноты. Мне не понятно как люди могут нормально воспринимать ядовитые машины на улицах? Допускать их в свою жизнь и даже пускать их в свои сердца. Моя жена, ушедшая, а значит бывшая, с упорством маньяка-коллекционера окружала свою жизнь машинами, от мелких до огромных. Даже штопор у неё был какой-то новомодный, не электрический даже, а с моторчиком, который жужжал еще противно. Мне это казалось даже не бессмысленным, а прямо преступным. Я еще могу допустить, что виноград лучше давит машина, хотя те вина, виноград для которых люди топчут босыми ногами все равно лучше, но открывать бутылку уж будьте любезны руками. Содомия какая-то. Но для жены механический штопор был чудесен и поэтому необходим. И сына моего она воспитывала в том же бездарном поклонении машинам. Игрушки с моторчиками, с электроникой, в десять лет магнитолу, в пятнадцать мотоцикл, в восемнадцать авто. Она даже учиться его определила в инженеры. Потом он, правда, в химики перешел. Правильно. Химия благороднее.
   Каким бесом я женился на ней? До сих пор понять не могу. Нет, влюбиться это понятно. Только окончив курсы и попав после кельи в город, я возбуждался от любой обтягивающей маячки, а уж если под ней не было лифчика, то буквально с ума сходил. Но неужели эта девушка, вкус которой с самого первого свидания мне упорно напоминал маслянистый вкус дешевого, но старого виски, возненавиденное сразу после свадьбы, настолько затуманила мне разум? Недолго мы друг друга мучили, быстро прошла любовь, но этот бездарный привкус остался со мной навсегда. Может именно поэтому меня, как вампира, тянет к женщинам, которые на вкус сладкие и терпкие. Вот и Наташа. Эх.
   По следу Портвейна я ходил почти до самого вечера. Похоже он в тот день обошел всех своих знакомых. Так что на след колдуна я встал уже ближе к шести. След Алхимика по крутой лестнице вывел меня в парк. Солнце еще светило усердно, но парк был почти пуст. Только мамаши с колясками, тихо беседуя, проплывали по аллеям. Ох, колдун был не просто хитер, он был талантлив - его следы были везде. Чуть ли не каждый кусочек парка он посетил, на всех скамейках посидел, а на одной даже поспал. Распутывать клубок его прогулок показалось невозможным, поэтому я решил обойти парк по периметру в надежде найди следы, которые ведут из парка. Или убедится, что он остался в парке. Буквально через пять минут я нашел его следы, которые вели в заброшенную базу отдыха, не проданную еще какому-то толстосуму. Я не стал торопиться и продолжил обход парка. Еще через пять минут я увидел следы, которые ведут уже обратно в парк. Так повторялось еще четыре раза. Наконец в шестой раз следы не вернулись в парк. Ну что же, Алхимик мог и тут придумать какую-то хитрость, но я решил рискнуть.
   Мне повезло, и я действительно встал на настоящий след. Алхимик меня поразил своей наглостью, той самой бесцеремонной наглостью, которой славится мой город. Он провел ночь всего в пяти минутах от своего бара, он даже мог видеть столб дыма и слышать сирены пожарных. Хе! Я вполне мог решить начать поиск в тот же день. И встать на след не Слянче Бряка, а Алхимика! Но это не испугало его, хотя о моих возможностях он похоже откуда-то знал, судя по его "прогулкам" парку.
   Колдун шел по городу не торопясь, похоже просто наслаждаясь городом. Но шел он не по тому городу, который оккупирован туристами и мемориальными досками. Он шел по тем тихим улочкам и переулкам, по которым бегали дети, а не улыбчивые иностранцы, а из окон пахнет жареной картошкой, а не духами. Он не уходил далеко от любимых мною парков и привычного моря. Колдун прекрасно знал город - вот следы уводили в проходной двор, а вот след терялся под листвой маленького заброшенного парка, одиноко примостившегося между двумя многоэтажками. Я, еще ни разу не видя колдуна, почему-то представлял, представлял вкус рома. Совсем неожиданно след прошел рядом с покойницкой. Я остановился и медленно сошел со следа.
   Наташа была злой. Она сидела за своим тяжелым столом и вертела в руках скальпель. Я хотел уйти, но Наташа удержала меня. Труп Димы лежал под грязной простыней. Дима был в форме. Стеклянный взгляд в потолок, скалится, кажется, что он озлоблен на весь мир. Я спросил как это произошло. Наташа разревелась. Я никогда не умел успокаивать плачущих женщин, и успокоить Наташу мне тоже не удалось. Я прижал её к себе, гладил, но скорбь её мне не передалась, я просто пьянел глотая её, во мне бушевал вкус молодой "изабеллы". Она что-то почувствовал и отстранилась. Вскоре она успокоилась и рассказала, что Дима поехал на какое-то задержание и тупой уголовник огрел его по голове. Умер мгновенно. На мой вопрос, что с уголовником, Наташа откинула простыню с соседнего стола. Под ней лежал Портвейн с таким же пустым взглядом в никуда и грозным лицом покойника. По словам Наташи, застрелили при попытке к бегству. У охранников правопорядка своя справедливость. Наташа отошла к окну. Заскрипела дверь и санитары внесли носилки еще с одним трупом. Из чистого любопытства я подошел к носилкам. На них лежал Слянче Бряк. Я спросил у санитаров что с ним случилось. Молодой парень примерно одного возраста с Сергеем, сказал что органы разберутся. Упал с крыши. Предположительно самоубийство. Нашли глупую записку. Не смог вынести муки совести. Санитары заржали.
   Я вылетел из покойницкой, буквально плюясь яростью. Я бежал по следу колдуна, расталкивая людей и пугая дворняг. След колдуна размеренно убегал от меня по улицам и бульварам: мимо моего любимого ресторана, мимо библиотеки в которой я иногда беру книги, мимо книжной лавочки старика-еврея, который удивлено проводил меня взглядом, мимо цирюльника, у которого стригусь, мимо надушенной продавщицы цветов, у которой я покупаю цветы Наташе. У колдун наверняка привкус рома! Привкус предательства и пиратства, привкус южного моря и синего неба, привкус смерти. Почему ко всему к чему он прикасался погибает? Почему я стал его проводником смерти? Я чувствовал собственную вину в этих смертях, но еще больше меня душила ярость из-за того, что я был всего лишь еще одной жертвой колдуна. Я твердо решил, что после того как проведу ритуал, убью алхимика - ради справедливости.
   По началу я даже не заметил, как вбежал во двор собственного дома. Только когда очутился в самом центре двора и машинально поздоровался с соседкой, я замер. На секунду мне показалось что я ошибся, потом, что это какой-то розыгрыш. Но след упорно уводил меня в собственную парадную. Я пошел по нему. Моя дверь была не заперта. Работал телевизор. Я прошел в большую комнату. На кресле, которое мне досталось от отца и которое я бережно берег, спал колдун. По телевизору показывали криминальные новости. Мелькнула фотография Димы и его детей. Я подошел к колдуну и легонько потряс его за плечо. Он проснулся и посмотрел на меня. Я бессильно опустился на стоящий рядом стул и сказал:
   - Ну, здравствуй, сын...
  
  
  Вялый Василий Викторович:
  Черноморская мессалина
   Юг - соблазнитель. Он заставляет
   молчать разум и царить фантазию.
   Стефан Цвейг
  
  
   - Опять художник опаздывает, - укоризненно покачивая головой, навстречу мне двигался начальник управления Виктор Дмитриевич Ляповец. Был он не по-мужицки пухловат, с розовым румянцем на щеках и родинкой, как у Мерелин Монро, над верхней губой. Движения у него мягкие, неспешные, Ляповец вовсе не походил на общепринятый стереотип руководителя. За глаза его звали Большой Мальчик. Прежде чем кого-либо ругать он долго и неохотно приходил в соответствующее состояние и лишь затем громогласно и натруженно сотрясал воздух, при этом нелепо взмахивая неестественно длинными руками. Подчиненные делали вид, - Виктор Дмитриевич догадывался о этом, - что побаиваются своего начальника. Подобный консенсус устраивал обе стороны. Ляповец считал главным в своей жизни событием тот факт, что когда-то он учился с неким Прокопенко - ныне министром мясной и молочной промышленности - и частенько, - как правило не к месту, - упоминал этот факт биографии.
   Он многозначительно посмотрел на часы, видимо, хотел рассердиться, но передумал.
   - Завтра поедешь в командировку, в Геленджик. - Ляповец сделал паузу, ожидая с моей стороны должной реакции. - Наше управление досрочно, за месяц до открытия летнего сезона, сдает в эксплуатацию базу отдыха. - В его голосе профессионально зазвучали пафосные нотки. - Поступишь в распоряжение коменданта. - Начальник нахмурился и погрозил указательным пальцем. - Чтобы никаких пьянок и ... - он долго подбирал слово ассоциирующееся с неформальным отношением к альтернативному полу, - разгулов. Что надо подкрасишь, подпишешь, подрисуешь - она всё скажет.
   - Кто - она?
   - Как кто? Комендант. Кстати, молодая женщина, - Виктор Дмитриевич
   непоследовательно скабрезно хихикнул, но, вспомнив свой статус и только что произнесенное напутствие, мгновенно посуровел: - В общем, чтобы всё было в порядке. Лично проконтролирую.
  
  
   Не люблю командировок - тряское лоно купе, грязь и суета вокзалов, унылые номера провинциальных гостиниц. Всё скучно, однообразно, хмуро. Но Геленджик стоил этих жертв. Один из красивейших городов Причерноморья в любое время года покорял меня своим великолепием.
   Подкова залива, подзлащенная расточительным южным солнцем, заставляла застыть в изумлении. Кто был в Геленджике, никогда не забудет его знаменитую набережную, особенно в вечерние часы, полную звуков, запахов, очарования.
   Такое количество впечатлений вряд ли мне было по силам одному, тем более, что я забыл упомянуть легион прибрежных кафешек и уж наверняка не меньшее число девушек, встречающихся на безалаберном пути командировочного. Безусловно, в попутчики был выбран Эдик, прозванный нами Репой, всегда готовый ринуться в любые туманно-неведомые дали. Мой друг был расточительно многообразен, что свидетельствовало о личности незаурядной, хоть и несобранной. Его характер соответствовал большинству бесшабашных нигилистов, которые ели селедку на газете, никогда не отдавали взятую в долг десятку, а Бродского считали графоманом. Эдуард - свободолюбивый человек, который из прочих даров свободы, более всего ценил возможность ничего не делать, проводя большинство своего времени за дегустацией всевозможных спиртных напитков и, как следствие, за созерцанием процессов мироздания. Любая работа была Репе неприятна, ибо она всегда означала трудности, а трудности всегда мешали пить. Иногда его, правда, настигали приступы деятельности: он мог сутками лепить из глины скульптуру или, например, весь световой день простоять у мольберта. Эдик с головой уходил в коллекционирование камней, в резьбу по дереву, и, справедливости ради стоит отметить, что не выглядел дилетантом в своем увлечении - изучал литературу, экспериментировал, советовался со специалистами, но также быстро и совершенно неожиданно он утрачивал всякий интерес к предмету своей деятельности, как и загорался им. Поражало его полное безразличие к предметному ряду - Репа совершенно равнодушен к деньгам, равно, как и к их отсутствию. Свобода для него всегда значимее житейских и материальных благ. Он мог по несколько дней жить у кого-либо из друзей, причем, не отягощая нас (меня во всяком случае) своим присутствием. Говорить с ним о том, чтобы он устроился на работу или ограничил себя в спиртном, было столь же бессмысленно, как думать о том, с кем спать после семидесятилетия. Репа был капитан корабля, идущего в никуда.
   Каким-то невероятным образом мой друг явился ко мне, стоило лишь о нем подумать. Облако винных паров проследовало за своим источником. Эдик сел на стул и закурил свою неизменную "Приму". Запах тлеющего навоза заполнил комнату. На предложение поехать со мной в Геленджик он философски пожал плечами, что, очевидно, означало согласие.
  
  
   Побережье встретило нас неприветливо - хмурым небом и штормом на море. Огромные волны, злобно урча, обрушивали водную громаду на берег.
   Камни, огрызаясь, бросались вдогонку за очередной обидчицей, но следующая волна швыряла их назад. Темно-бордовые тучи ревниво прикрывали обнаженные вершины гор.
   - Где же твои хваленые тетки? - Репа мрачно кивнул на пустынную
   набережную. - Придется потратить этот день и деньги на выпивку.
   - Как, впрочем, и многие другие, - добавил я, что означало согласие с
   данным предложением.
  
  
   В административном корпусе - небольшом дощатом домике - дверь оказалась запертой. На наш настойчивый стук внутри послышалось какое-то движение, и вскоре на пороге появилась полная молодая женщина сурово-сонного вида.
   - Что надо, мужчины? - она смотрела на нас пристально и равнодушно, как на новый, но неинтересный предмет.
   Обращение по половому признаку - вещи в России бытовые и привычные, а посему я, не обижаясь, с достоинством VIP-овского гостя, протянул ей командировочное удостоверение.
   - Художник, что ли? - вроде бы с неким разочарованием произнесла она и перевела взгляд на Репу. - А это, надо полагать, "мальчик"?
   Эдик хотел огрызнуться, но я незаметно одернул его за рукав.
   "Читала "Двенадцать стульев" - уже хорошо", - подумал я, рассматривая администраторшу.
   Всё в ней было по-рубенсовски крупно и, - хотя мне больше импонируют стройные женщины, - притягательно. Водопад темно-каштановых волос, скрадывая округлость лица, ниспадал на пухлые, как у купеческой дочки плечи. Приоткрытые сочные губы демонстрировали снежную белизну зубов. Воловьи глаза неспешным взглядом, словно ощупывая, скользили по нашим телам. Под футболкой, с регулярностью вздоха, вздымались спелые арбузы невероятного размера бюста.
   Заметив, что ее внешность произвела на нас должное впечатление, администраторша, едва заметно улыбнувшись, подала мне ключи.
   - Жить будете в четырнадцатом домике. - Она смачно хрустнула скрещенными пальцами. - Сегодня осматривайтесь, а завтра напишете номера на дверях.
   Мы было пошли по дорожке к нашему жилью, но Репа, оглянувшись, спросил:
   - Хозяйка, а винца-то где взять?
   - В поселке, у гречанки бабы Марии, - администраторша ткнула рукой в сторону черепичных крыш, тонувших в изумруде сосновых крон.
  
   Вино старой эллинки оказалось столь же ароматным и приятным на вкус, как и хмельным.
  
  
   Трехлитровый баллон рубинового напитка стремительно обмелел на глазах изумленной бабы Марии.
   - Повтор-р-рить, - заплетающимся языком проговорил Эдик и не самым лучшим тенором совершил попытку исполнить куплет из "Аве Мария". Подгоняемые рокотом грома, мы устремились, - насколько это было возможно, - к базе отдыха. Едва за нами закрылась дверь, как по крыше забарабанили крупные капли дождя, и вскоре ливень сплошной стеной обрушил на землю потоки воды.
   Я достал из сумки пластиковые стаканчики, а Репа порезал яблоко - подарок гречанки - на максимально возможное число долек. Для нас сейчас существовало два мира: один наш - автономный, уютный, ничем и никем в данный момент непоколебимый, и другой - остальное человечество, с его заботами и страстями, такими далекими и несущественными.
   Гроза закончилась, но с запада нахально ползли лохматые ультрамариновые облака. Разговор тек так же легко, как и вино. Воздух за окном был чист, как невеста. Беседа плавно и закономерно сместилась к взаимоотношениям с противоположным полом. Пышные соблазнительные формы администраторши, очевидно, не давали нам покоя. С развратным придыхом, мы рассказывали друг другу альковные похождения, которые с каждым выпитым бокалом становились всё смелее и распущенней, а успехи наши при этом умножались несказанно - любовные похождения Казановы уже не казались такими непостижимыми.
   - Я не понимаю женщин, но ими пользуюсь, - резюмировал сладострастную тему мой друг.
   Вдруг в дверь постучали. Мы недоуменно переглянулись и одновременно пожали плечами.
   - Войдите, - наконец я решился на ответ.
   Дверь открылась, и в комнату вошла наша утренняя знакомая. Черное
   платье облегало ее уже не казавшуюся полной фигуру. (Видимо, сработал эффект сочетания количества выпитого с внешностью женщины). Из-за плеча администраторши выглядывала стройная блондинка с купоросным цветом глаз.
   - Вот, решили заглянуть к вам на огонек. - Она подошла к столу и скептически оглядела скромную снедь. - Кстати, давайте знакомиться. - Администраторша кивнула на свою юную подругу. - Юля. А меня зовут Галиной Николаевной, можно Галей. - Она взяла кусочек яблока и, понюхав его, улыбнулась. - Мальчики, а давайте лучше к нам.
  
   Мы жевали, пили, балагурили, все делая одновременно, да так естественно, словно были знакомы лет десять и никогда не расставались. Галина Николаевна оказалась интересной собеседницей и, как, впрочем, ожидалось, весьма кокетливой женщиной, умеющей нравиться мужчинам, но
  
  
  
   чувствовалось, что за ее нарочитой сексуальностью скрывалась какая-то личная драма.
   - Я замужем в четвертый раз и опять удачно, - смеялась она. - Правда мой пиволюбивый великовозрастный муж лишает меня некоторых земных утех, но зато начисто лишен порока ревности. - Черноморская Мессалина пахла приторными духами и похотью. - О, как я не люблю межсезонье, эту невостребованность, когда не делают даже гнусных предложений, - Галина Николаевна в искреннем возмущении закатывала глаза и щипала меня за ногу.
   Эдик планомерно напивался с целеустремленностью сапожника. Он даже перестал ухаживать за блондинкой, и та поглядывала на него обидчиво-капризным взглядом. Предметы оказывали ему физическое сопротивление: время от времени Репа ронял на стол вилку или бокал, а вскоре его голова классически нашла покой в холодной закуске. Юля увела его в соседнюю комнату. Впрочем, и сама не вернулась. Хотя, единственное на что она могла рассчитывать, так это на густое мужское дыхание, щедро разбавленное запахом "Примы" и перегаром вина бабы Марии.
   Галина Николаевна с упоением рассказывала о приближающемся открытии сезона, когда сотни курортников будут ей делать изысканные комплименты и галантно ухаживать, а она... - администраторша в предвкушении неминуемых удовольствий энергично жестикулировала руками и на время застывала, подыскивая нужные слова. Не найдя филологического эквивалента своим эмоциям, собеседница с некоторым огорчением опускала конечности и с вызовом смотрела на меня, видимо ожидая более решительных действий. Обаяния в ней было значительно больше, чем физической красоты - она обладала тем шармом, который не зависит от "модельной" наружности. У нее был хрипловатый голос, который вкупе с щедрыми формами, видимо, одинаково неотразимо действовал на прожженных развратников и молодых неоперившихся эротоманов. Мой сексуальный базис находился, скорее всего, на равном удалении от обеих упомянутых характеристик.
   - Я смотрю, ты тоже немного устал, - администраторша поднялась из-за стола. - Пойду разберу постель.
   Как много, порой, бывает обещания в подтексте невинной, на первый взгляд, фразы. Захотелось сказать ей что-нибудь ласковое, нежное, но русский язык уже не подчинялся мне. Когда я перебирал, то в моем воображении не рождалось ничего оригинального, а если и рождалось, то значительно позже, чем того требовала ситуация.
   Галина Николаевна раздвинула диван и, бросив на него простыни, подошла ко мне вплотную. С томительной медлительностью она сняла платье, и торжество соблазнительной плоти возымело верх над всем остальным. Я поднялся со стула и рукой прикоснулся к ее груди. Она
   расстегнула мою рубашку и бросила ее на пол. Такая же участь постигла и остальные немногочисленные предметы летнего гардероба.
   Гроза возобновилась с новой силой. Яркие вспышки молнии на миг освещали комнату. Раскаты грома придавали заурядному адюльтеру некое таинство. Если бы нас сейчас увидел Фрейд, он бы пришел в восторг. Мы неспешно дарили ласки друг другу; эротика должна быть как обещание и не быть суетливой. Порнофильмы были бы гораздо увлекательней, если бы то, что они показывают в каждом кадре и с первой минуты, происходило только в последнюю. Что за радость немедленно получать то, чего еще даже не успел пожелать?
   Черноморская Мессалина предмет знала в совершенстве, и я в полной мере ощутил вкус плотской любви, который мужчины разделяют со всеми искусными женщинами.
  
   Утром, пока Галина Николаевна и Юля варили кофе, мы с Репой сидели на берегу и курили. Присмиревшее море неспешно катило стеклянную зеленую волну.
   - После завтрака пойдем писать номера на домиках, - сказал я без особого
   энтузиазма.
   - Номер-то у нее какой? Видимо, не меньше пятого...- предположил Эдик
   и бросил камешек в воду.
  
  Костин Константин Александрович:
  Эпизод 1. Гарантия в комплект не входит.
  Эпизод 1.
  Гарантия в комплект не входит.
   Все события и персонажи вымышлены. Любое совпадение с реально существующими лицами - чистая и непредвиденная случайность.
   Вместо эпиграфа.
   Все. Я - пропащий человек. Мой отпуск кончается завтра в одиннадцать утра, а я ничего общественно полезного так и не сделал. Отпуск - это конечно так, к слову. Завтра возвращаются из Ебипта (извините, Египта) две девушки: моя "жена" и Лехина жена. Две недели, пока Танюха загорала и купалась, я морально разлагался. Я пил, ел и спал. Все. Больше ничего.
   То есть как "кто такой Леха"? Алексей - мой лучший друг и компаньон. Если честно, я страшно ему завидую. У него уже более шести лет одна единственная девушка - его жена Ксюша. У меня же каждые полгода новая. Так никто и не зацепил меня по-настоящему. Конечно, все мои девушки - настоящие красавицы, но пусть меня укусит бульдозер, если из них получатся жены лучше, чем Ксюха.
   Нет, определенно надо что-то сделать. Что-нибудь, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Я встал с кресла, и, поддерживая спадающие штаны (вот уже третий день они не пузе не сходятся), побрел на кухню.
   Здесь я обнаружил только банку ананасового сока и початую бутыль водки. Я налил полстакана сока, и обнаружил, что для водки емкости нема. Вернее, кружек и рюмок была гора, но вся эта гора находилась в раковине. К черту. Я накапал водку в тот же стакан. Хм! Неплохая штучка. Ее бы еще остудить. Я перелил сок из банки в бутылку, и поставил в холодильник. Стены пошатнулись, и чуть не упали на меня. Хорошенькая штучка!
   Я втянул живот и... о, чудо! Штаны сошлись! Я наскоро оделся, засунул пистолет за пояс, и открыл дверь. Она сильно толкнула меня в плечо. Отличная штучка! Бутылку лучше взять с собой.
   Самое сложное - это найти машину. Свой БМВ я нашел уже через пятнадцать минут в соседнем дворе. Эксклюзивная модель. Тюнинг HAMANN. Все опции. Не знаю, правда, зачем я уткнул ее в сугроб почти до дверей, но... наверно, у меня были на то причины.
   Через десять минут, почти опустошив бутылку, я уже был под Лехиными окнами.
   -- Пып-пыыыыыыыып, - сказал клаксон.
   В дома начали зажигаться окна, но окно Пименова оставалось темным. Я еще раз надавил на клаксон. На этот раз я держал его около минуты.
   -- Какая сволочь шумит? - из окна первого этажа высунулась заспанная бабка.
   -- Браток, ты чего, охренел? - пробасил мужичок из другого окна.
   -- Пошли к черту, - выругался я.
   В эту секунду зазвонил телефон.
   -- У аппарата, - произнес я.
   -- Сергей, - раздался Лехин голос. - Ты знаешь, который час?
   Я посмотрел на телефон, но вместо часов мигали буквы "Пипеткин".
   -- Не-а, - честно сказал я.
   -- Почти два часа. Люди спят.
   -- И ты тоже? - огорчился я.
   -- Ну...нет.
   -- Так я и думал. Поехали кататься?
   Вместо кататься мы решили пострелять по бутылкам. Чтобы было по чему стрелять, мы взяли ящик пива.
   Во всем городе есть только одно спокойное место - пляж около моей дачи. Мы расставили десяток бутылок (остальные были еще полные) на берегу. Я отошел шагов на двадцать, и от бедра, по-ковбойски, выпустил всю обойму. Два из восьми - неплохой результат. Следующим стрелял Леха. Он взял шмалер двумя руками, и, хорошо прицелившись, нажал на крючок. Бутылка рассыпалась на осколки. Та же участь постигла остальные семь бутылок.
   -- Да ты крут, - восхитился я. - Теперь давай из Сайги.
   Пименов почему-то хищно улыбнулся, и пошел за винтовкой. Она всегда лежит у меня в багажнике. Как раз для таких случаев.
   -- Серега, - задумчиво произнес подошедший Алексей. - Ты, конечно, удивишься, но у тебя в багажнике три трупа.
   Конечно, удивлюсь. Два - это еще куда не шло, но как в багажник БМВ седьмой серии могли уместиться сразу три трупа? Я недоверчиво посмотрел на друга, и подошел к машине. Да, действительно. В багажнике лежали три обнаженных девушки. Скорее всего - мертвые. Иначе откуда столько крови.
   -- И что ты собираешься делать? - осведомился Леха.
   -- Думаю, надо выпить.
   -- Что? - прошипел он.
   -- Знаешь, залитый кровью багажник - это отвратительное дело на трезвую голову.
   Я в один присест опустошил остатки коктейля. Вообще, на мой взгляд, от трупов в багажнике одна головная боль и нервотрепка.
   -- А не лучше ли будет от них избавиться? - ехидно спросил компаньон.
   -- Веришь-нет, ко мне в голову пришла точно такая идея.
   Мы хотели сесть в машину, но на дороге появились огоньки фар. Алексей вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами и попятился от БМВ.
   Через пару минут к нам подъехала ментовская "пятерка". Вот черт! Здесь же недалеко пост ДПС! Из окна высунулась толстая ряха с сержантскими погонами по бокам.
   -- Здорово, мужики!
   -- Здорово, коли не шутишь, - произнес я.
   -- Вы откуда? - сержант вышел из машины и оказался в опасной близости от ящика с пивом.
   -- Оттуда, - одновременно ответили мы с Пименовым, показывая в разные стороны.
   Мент вошел в физический контакт с ящиком пива. К счастью, там оставалась только последняя бутылка (это ж сколько мы выпили?!).
   -- TUBORG, - прочитал он. - Кто стрелял?
   -- Мы стрелял, - заплетающимся языком ответил Леха.
   Сержант пристально на него посмотрел.
   -- Из чего?
   -- Вот... - я подал свою петарду.
   -- О! - обрадовался мент. - То, что надо.
   Он лихо открыл бутылку стволом. Только теперь до меня дошло, что он пьян.
   -- Слышь, мужик, - окликнул я. - Здесь кладбище поблизости есть?
   -- А тебе нахрена? - спросили одновременно сержант с Лехой.
   -- Надо! - многозначительно ответил я.
   -- Это там, - гаишник махнул рукой. - Бывайте, мужики.
   Он сел в свой тарантас и укатил.
   -- Серега, - произнес Пименов. - А на кой тебе кладбище?
   -- Если спрячешь иголку в стогу сена - ее обязательно найдут. А если спрячешь ее среди сотни таких же иголок, то черта с два кто ее найдет, - пояснил я.
   Кладбище мы нашли не совсем там, куда показал сержант, но, хоть нашли. И на том спасибо. Запущенные могилы, сугробы, покосившаяся хибара и полная луна. Романтика!
   Мы перетаскали тела к ограде. Я прикурил сигарету. Теперь можно и расслабиться.
   -- Стой, кто идет? - из сторожки вышел дедок с берданкой.
   -- Не шуми, дед, - прошептал Алексей. - Мертвых разбудишь.
   -- А это еще что? - смотритель нетвердой походкой подошел к трем трупам.
   -- Как что? - удивился я. - Трупы.
   Старичок подозрительно прищурил глаза.
   -- Мертвяки, говоришь? Знаю я вас. Сначала мертвяки - а потом вся кладбище в резинках будет. А ну пшли отседова.
   Дедок передернул затвор берданки.
   -- Тьфу, срамота. Хоть бы прикрылись чем. Давай отседова.
   Мы с Лехой переглянулись, и принялись за дело. Все три тела вновь оказались в багажнике.
   -- Машина-то он кака, а кобелятся где не попадя, - дед закинул ружье за плечо.
   -- Куда теперь? - спросил Пименов.
   -- На пляж. Купались, утонули - с кем не бывает?
   А что такого? Жизнь вообще полна неожиданностей.
   На озере, слава Богу, нашлась подходящая полынья. Чтобы долго не возиться, я взвалил на плечи сразу два трупа. Алексей плелся сзади с третьим.
   -- О! Мужики, - невесть откуда вынырнул мужичок с удочкой. - Вы рыбачить?
   -- Ты че? Слепой? - взревел Пименов.
   Рыбак зевнул, обдав нас запахом перебродившего спирта, и взмолился:
   -- Мужики, зачем вам двоим сразу три девки? Дайте одну, хоть на сантиметр засуну.
   Я со злостью бросил обеих на снег, и потянулся за волыной.
   -- Девчонки, - нагнулся к телам мужик. - Вы бы хоть оделись, а то все посинели на морозе.
   -- Катись отсюда, - я приставил к его башке пушку. - А то мозги вышибу.
   -- А я что? А я ничего, - рыбак испуганно попятился. - Я уже ухожу.
   -- И что теперь делать будем? - ехидно осведомился Леха.
   -- Грузи обратно, - прорычал я.
   На этот раз тела никак ни хотели влезать в багажник. Я со злостью несколько раз хлопнул крышкой.
   -- Серый, - остановил меня Пименов. - А тачка-то не твоя.
   -- То есть как это не моя?
   -- А ты на номер посмотри. У тебя три пятерки, как номер телефона, а здесь три семерки.
   -- Быть не может!
   Я сравнил номера кузова и двигателя с цифрами из техпаспорта. Так и есть! Не мое корыто! Эксклюзивный тюнинг, да? Вот уроды!
   -- Ну?
   -- А какого черта тогда церемониться?
   Я отвел Леху подальше от машины, резко развернулся, и выпустил всю обойму в бензобак. Сразу стало светло, как днем. Взрывной волной нас откинуло в снег. Какой он оказывается жесткий! Осталось решить только один вопрос: а где моя машина?
  
   Конечно, прежде чем заметать следы, надо было подумать, как вернуться домой. Но пятнадцать километров - это не так уж и много. Всего четыре часа ходьбы. Леха на своей Ауди уехал в аэропорт встречать жену и "жену", а я занялся поисками своей девочки. В моем и соседних кварталах ее не было.
   Когда я уже был готов отказаться от поисков, телефон в кармане завибрировал.
   -- У аппарата, - произнес я.
   -- Сэргэй, да? Это Ашот. Можешь приэзжать за своя машина. Я ее сдэлал, да?
   Оп-па! Точно! Вспомнил! Я же ее зацарапал, и отдал Ашоту в ремонт! И как такое можно забыть? Впрочем, учитывая, как я провел последние две недели - ничего удивительного.
  
   -- Доброе утро, - вкрадчиво произнес я, заходя в салон Урал-БМВ-Машинизейшен, где я покупал свою девочку.
   -- Доброе, - нагло ответил продавец.
   -- Это что? - осведомился я, показывая на свою машину, загородившую вход в магазин.
   -- БМВ, - ответил тот.
   -- Да ну? - удивился я. - А это что такое?
   Я протянул газету, с фотографией обгоревшей машины, и заголовком "Милиция бессильна!".
   -- Тоже БМВ.
   -- А как же спец-заказ, эксклюзивный тюниг, доплата в двадцать штук гринов?
   -- Ах, вы про это! - он покопался в столе, и достал копию моего договора. - Видите, здесь мелким шрифтом написано, что для гарантии того, что ваш эксклюзивный тюнинг не будет повторятся на других автомобилях, вам необходимо каждый месяц платить по десять тысяч у.е. Так как оплаты не поступало, то фирма имеет право модернизировать другие автомобили по образцу вашего.
  11 февраля 2003 г.
  Костин Константин Александрович:
  Эпизод 19. Пьяный и еще пьянее.
  Эпизод 19.
  Пьяный, и еще пьянее.
  Алкоголь - наш лучший друг,
  Это знают все вокруг.
  Вместо эпилога.
   -- Малыш, - я поцеловал Настену в щечку. - Подъем, уже утро.
   -- Угу, - милая сладко потянулась, и открыла глаза.
   Я подал ей в руку чашку кофе. Сегодня четное число, значит моя очередь нести завтрак в постель. Почему я выбрал именно четные числа? Потому что их меньше. Кто не верит - пусть достанет календарь и посчитает.
   -- Какие планы? - зевнула Сергеева.
   -- Я же говорил. Сегодня Happy Birthday у Евгена. Надо поздравить.
   -- Ой! А я собиралась на девичник к Лене. Как же сын?
   -- Топелям позвоню. Пущай Люся с ним посидит.
   -- А еще у меня машинка сломалась. Отвезешь в ремонт?
   -- Конечно, тем более, Ашота давно не видел.
  
   Мы с Максом затолкали Настину Camry в помещение автосервиса. Где же все? Я постучал по клаксону. На звук из подсобки выбежал древний старичок.
   -- Ты кто? - с подозрением спросил я.
   -- Я? Я - дядя Федя, на все руки мастер. Меня все знают.
   -- А где Ашот?
   -- На охоте. А вам чего?
   -- А нам того, - усмехнулся я. - Машинка не машинит. Посмотришь?
   -- Чего не посмотреть? Обязательно посмотрю, - дедок открыл капот. - Ух ты! А это что такое?
   Он ткнул пальцем в инжектор. Подозрение в душе усилилось.
   -- Это, папаша, штукенция. От нее крутится та фигенция, - просветил его Макс. - Потом крутится эта хреновина, и та байдовина.
   У мастера от такого избытка технических терминов глаза на лоб вылезли. Еще бы. Не зря же Топель пять лет в верхнем учебном заведении на лекциях спал. Обучение под гипнозом - самое действенное. Вот и нахватался всякого.
   -- Посмотрим, - дядя Федя потыкал отверткой в фильтр. - Надо отрегулировать. Заводится?
   Я пожал плечами и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель заурчал. Как-то нездорово, с хрипотой в голосе.
   -- Ух ты! - старичок потянулся к генератору. - А это что такое?
   Ни я, ни Макс не успели его остановить. Не знаю, сколько там, в работающем генераторе, вольт, но дедку их хватило. Мелькнула искра, запахло паленой шерстью.
   -- Ух ты! - мастер тряс ужаленной рукой. - Злая какая!
   -- Так, хватит, - я захлопнул крышку капота. - Когда Ашот вернется?
   -- Завтра, - проскулил дедок.
   -- Вот и не трогай ее до завтра. Ашот приедет, все сделает, - я достал мобильник. - Родная?
   -- Сережа? - услышал я Настин голос. - Ой, какая я пьяная!
   -- Малыш, машина будет готова только завтра. Потерпишь?
  
   Теперь - самая ответственная часть дня. Жекин день рождения. Подарок, по сложившейся традиции, я выбрал в винном магазине. Очередная бутылка какого-то там марочного вина. Петухов коллекцию таких штук собирает. Не всех, конечно, а только тех, что мы ему дарим. На день рождения, новый год, день танкиста и прочие праздники.
   Бар "01" - самый оригинальный бар в городе. Роль стойки играет старая пожарная машина. Пиво, вместо краников, подается из огнетушителей, установленных прямо на столиках. Когда я подсел к Евгену, счетчик его источника показывал "0,1 л". Слабовато.
   -- Опять? - обрадовался друг подарку.
   -- Где все? - осведомился я.
   -- Как обычно.
   Еще одна традиция, связанная с Женькиным Happy Birthday. В этот день у всех друзей находятся неотложные дела, и праздник переносится сначала на день рождения другого Женьки, потом - на новый год, и, в результате, отмечается одновременно с моим.
   Школа, где мы учились, была не совсем обычная. С физико-матиматико-экономико-иностанно языковым уклоном. Большая часть людей полагает, что эти науки мы постигли в совершенстве. Как бы не так. Полностью наш класс можно было увидеть только на школьных дискотеках. А что делают нормальные люди перед танцами? Правильно! Пьют смелую воду. Она готовилась просто. Спирт "Троя" и вода из-под крана смешивались в пропорциях три к одному. Так как действовал принцип больше - лучше, то на закуску денег не оставалось. Этот коктейль мы не закусывали, нет. Мы его ЗАКУРИВАЛИ!!! Пищеводы, легкие и желудки за последние три года учебы стали просто луженые.
   К чему это лирическое отступление? К тому, что пить мы умеем. За час празднования счетчик перевалил за десять литров.
   В самый неподходящий момент, когда разговор шел о способах прохождения фейс-контроля в виде директора школы и нескольких завучей, сотка завибрировала и запищала. А, может, запищала и завибрировала. Определить точно не было возможным.
   -- У аппарата, - произнес я в микрофон, старательно изображая трезвого Сергея С.
   -- Ик! Сережа? Ик! Ты меня встретишь? - поинтересовалась супруга.
   -- Настена? Ты пьяна?
   -- Да, я пьяная. Ну и что? Ты меня встретишь?
   -- Обязательно.
   Так, пешком я явно не дойду. Надо ехать на машине. Но, вначале, надо немного ожить. Я взял меню. Кофе? Irish Coffee? Забавно. Ирландский я еще не пил. Надо попробовать. Пищевод обожгло, как расплавленным свинцом. Я помахал официантке.
   -- Что это за гадость? - скривился я.
   -- Irish Coffee, - ответила она.
   -- Читать я умею. Из чего он готовится?
   -- Ирландский кофе и ирландское виски. Пропорции сказать не могу - секрет фирмы.
  
   Пьяный за рулем - преступник. Не пей за рулем, будь осторожен. Такие мысли крутились в голове по дороге. Ладно, не пойман - не вор. Главное сейчас - на ментов не напороться. Хорошо, если гашик нормальный, с понятиями. Возьмет деньги, ботинки полижет, и попрощается. А если нет? Если принципиальный попадется? Хотя, давно меня ГАИ не трогало.
   Тьфу. Сглазил. На дорогу, махая полосатым другом, выбежал блюститель порядка. Я подрулил к бордюру, и остановился. Следом затормозила черная, как смерть сержантов, ГАЗ 3111 с номерами "ф001сб". Что означают буквы "ФСБ", думаю, пояснять не надо. Три цифры указывают на то, что у пассажира этого автомобиля на погонах по три звездочки. Почему "001" расположены в ряд? Да потому, что звезды на погонах тоже выстроились в линию. Единица говорит о том, что звезды максимального, первого, размера. Я, хромая на обе ноги, вылез из паровоза.
   -- Штраф на месте заплатим, или как? - обрадовался сержант.
   -- Куда тебе идти знаешь, или как? - охладил я его пыл.
   -- Что?
   В это время к нам подошел отец. Без шинели, с трехнедельной небритостью, в поношенном спортивном костюме. А кто еще может кататься на таких Волгах, кроме генерал-полковника ФСБ?
   -- В чем проблема? - поздоровался он.
   -- Слышь, мужик, - повернулся к нему мент. - Я тебя не трогал, вали, куда ехал. А то мигом на пятнадцать суток оформлю.
   В тот момент, когда отец достал свои корочки, сержант стал похож на героя фильма ужасов, который внезапно обнаружил, что монстр уже в затылок дышит, а из оружия одна зубочистка. Ей Богу, я бы на его месте застрелился. Это гораздо безболезненней. Но мент тоже не растерялся. Он прикинулся кучкой осенней грязи. Типа, он вообще ни при делах. Лежит себе тут, лежит, никого не трогает.
   -- Ты ровно стоять можешь? - обратился ко мне отец.
   Ровно стоять? Я? Я и так ровно стою. Это джип, на который я облокотился, качается.
   -- Папа, все хорошо, - я искренне посмотрел в глаза третьему шпиону слева. - За женой вот еду.
   -- Я и вижу, - генерал забрал ключи от Линкольна. - Машину завтра верну.
   -- А я?
   -- А тебя водитель мой отвезет.
  
   Настя ждала меня у ресторана, оживленно беседуя с нарисованным на стене морячком.
   -- Дорогая! - изумился я. - Да ты пьяна!
   -- Кто пьяная? Я пьяная? Да я совершенно трезвая, - гордо заявила она, садясь в машину.
   -- Куда едем? - осведомился водитель.
   Настена одарила его возмущенным взглядом.
   -- Не твое дело, козел.
  
  
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"