Терехов Андрей Сергеевич : другие произведения.

Черный георгин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.82*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Агитки - Самиздат Третье место на конкурсе СТ-2013))))
    Основано на реальных событиях. Рассказ темный, читать осторожно.
    Это ознакомительный фрагмент. Полную версию в сборнике с иллюстрациями можно приобрести здесь или попросить у меня в комментариях. Я вышлю бесплатно.

Бетти пришла в мою жизнь чудесным ребенком. Красивым, мечтательным и печальным. Бетти любила военных летчиков, а я - ее очаровательную улыбку, ее магнетическую улыбку, которой не было.
Мы встретились в сорок четвертом недалеко от базы "Кэмп-Кук". Выпало несколько выходных, и я, конечно, отправился "искать девочек", а обнаружил Бетти. В черных туфлях и черном платье-рубашке - простенькой, с широким бантом над верхней пуговицей.
Я так обрадовался, что несколько минут только стоял и рассматривал этот темный букет, будто зритель на параде. Придумывал удачную фразу-другую, а подошел с простыми словами:
- Привет, я Фредди.
Бетти ответила, мол, "форма Фредди очень идет", и моя спина чудесным образом выпрямилась, плечи расправились, подбородок поднялся вверх.
Раньше я видел девчонку в почтовом отделении и с другими солдатами. Бетти разбивала сердца, а я ходил по следам из осколков и думал, что именно у меня все получится, сложится, сойдется. Ну, вышло иначе. Бетти победила в конкурсе красоты и под шумок завистниц уволилась из части. Пропала из поля зрения и теперь, будто черный феникс, явилась вновь. Впрочем, она всегда так делала.
- Говорят, тебя попросили уйти?
- Да, Фредди, как Белоснежку.
- За что?
- За то же, за красоту.
На шее девушки была темная ленточка - будто перевязали цветок, - и я невольно засмотрелся, я забыл, о чем шла речь. Да какая разница?
- Ты точно летчик, Фредди?
Я немного обиделся.
- Да, точнее некуда. Самый настоящий, и летаю, да. Я много летаю.
- Не механик, Фредди?
- Нет, Бетти.
- Не диспетчер? Ты очень похож на диспетчера.
- Господи, нет!
Все это происходило посреди убогого бара для военных, где музыка звучала чуть громче, чем хотелось бы, а пиво - чуть больше, чем хотелось бы, - отдавало самогоном. Я то и дело спрашивал:
- Хочешь потанцевать?
- Хочу, Фредди, - отвечала она.
Мы не танцевали. На сцене свинговали чернокожие квинтеты; дробился степ; звенели стаканы, бокалы и кружки, а вместо воздуха плавал сигаретно-алкогольный туман. Казалось, вдохнешь один раз и опьянеешь.
Я пьянел от Бетти. У нее были жуткие сны и ворохи имен, которые она постоянно путала. Бостонский выговор, смоляные волосы, милая мордашка.
Мне хотелось ее любви, я так и сказал Бетти. Ночью мы сняли дешевый номер, и, едва вошли, девушка устало легла на кровать. Конечно, я жаждал присоединиться, но Бетти медленно, как падающая юла, перекатилась вбок и покачала пальчиком.
- Нет, Фредди, ты не должен меня касаться.
- Почему? Я чуть-чуть.
Обидно? Да, до глубины души. Я оказался ничем не лучше остальных - такой же дурак, очарованный красоткой. Идиот, кретин, бестолочь!
- Почему, Бетти?!
- Это убогий мотель, Фредди, для убогой любви. Ты хочешь, чтобы у нас была убогая любовь?
Я печально ответил, мол, "нет, не хочу убогую любовь", и всю ночь просидел на полу. Рядом валялся старый выпуск "Лос-Анжелес Таймс":
<<Сенатор Бартон К. Уиллер осуждает музыкальные ролики, утверждая, что некоторые из этих фильмов "непристойные и похотливые".
"Я надеюсь, эти картины не буду показываться молодым солдатам в лагерях", - заявил Уиллер. - "Многие из этих ребят уже сейчас подвергаются достаточному количеству искушений в некоторых учебных центрах".>>
Сенатор, видимо, знал, о чем говорил.
Время тянулось сладковато-медленно, и нежна была ночь за окном. Постепенно я задремал, уткнувшись в мятое фото сенатора, а утром - неожиданно для себя - попросил Бетти остаться.
- У меня нет денег на отель лучше, но я этого очень хочу. Я только должен кое-что сказать о себе...
- Нет, Фредди, это плохое начало. Лучше ничего не говори, только купи дождевой воды.
- Дождевой? Из которой дожди идут?
- Да, Фредди, она самая чистая.
Она осталась. Вечером, и на следующий день, и на другой. Бетти назвала это "фестивалем убогой любви имени мисс Шорт", и я не обиделся, хотя спал каждую ночь на паркете.
Бетти мечтала стать актрисой. Хотела прославиться и оставить свое имя в чужих сердцах, как воткнутый нож. Бетти любила зеленый горошек и никогда не смеялась; диковатые мысли летали вокруг ее головы, словно перья из выпотрошенной подушки. Запах Бетти застывал на выбеленных простынях.
- У тебя очень теплые глаза, Бетти, - шептал я.
- Нет, Фредди, - отвечала она без тени улыбки, - у меня очень холодные глаза. Ты женишься на мне?
Я нервничал, говорил: "О, Бетти, мы еще так мало знакомы", - и утром четвертого дня она исчезла с моим кошельком. Минус тринадцать долларов шесть центов, плюс - сутки в тревожном ожидании.
"Может, ушла за едой?"
"Встретила знакомого?"
"С ней случилось несчастье?! А деньги? Да к черту их, где она?"
Это был сущий кошмар; от страха я не знал, что делать. Замучил владельца гостиницы; обошел постояльцев; вернулся в часть и поспрашивал там - никто ничего не заметил.
Выходные закончились, Бетти так и не появилась. Друзья сказали:
- Брось, Фред, она со всеми себя так ведет. Нашла себе другого.
Это было глупо, но я продолжал ждать ее. Ловил, как бабочек на летнем лугу, малейшие слухи, и года через два, какими-то дикими путями, узнал, что Бетти собирается замуж. Не то за Мэтта, не то за Пэтта Гордона - очередного несчастного летчика.
Я захотел найти Бетти и сказать ей пару нехороших выражений. О, как я мечтал об этом! Несколько отменных фразочек из водительского жаргона, таких метких и емких. Спорю, Бетти мигом бы поняла, что я чувствовал.
Но дни бежали вперед, а слова тускнели и покрывались пылью, пока я окончательно не забылся в объятиях японки из концентрационного лагеря.

***

Рузвельт в четвертый раз стал президентом, умер вместе с мировой войной, и пришел Гарри Трумэн. Что ж, не стоит его слишком винить - за ним гнались демоны коммунизма.
Я получил лживое "Пурпурное сердце", и около сорок шестого устроился механиком в Холленбек. Рядом была древняя синагога и вереницы брошенных машин. С них мы скручивали все полезное, пока не оставались кузов и стекла, кузов и стекла, на которых засыхали трупики мошкары.
Мальчишки-латиносы днями напролет пинали ржавые остовы, а мы кричали, мол, лучше угоните новую. Мексиканцы. К концу сороковых в центре Голливуда никого, кроме них, почти не осталось - белые переехали в Западный Уилшир и Сан-Габриэль или в Сан-Фернандо, и город Ангелов превратился в город пачукос.
Однажды, когда мне попался особенно раздолбанный "Додж", просто не автомобиль, а "примус на колесах", воздух запах южными цветами:
- Привет, Фредди.
Сердце замерло, я неловко обернулся и увидел Бетти. Она была так же красива, и крупные глаза ее так же сияли, но не улыбались. Узкая юбка, широкоплечий жакет - все, даже губы, имело траурно-черный оттенок.
- Бетти! Господи! Где? Где ты была?
- Гуляла, - просто ответила девушка. - У тебя нос в саже, Фредди.
Будто и не минуло три года. Я вспомнил о деньгах, которые она украла, и подумал: "Эй, приятель, надо бы возмутиться!"
- Как ты меня нашла? - сказал я вместо этого.
- Я не искала, Фредди. Все лучшее попадается, когда не ищешь.
Я улыбнулся и решил, что тогда мы обязательно должны куда-нибудь вместе сходить. Бетти согласилась.
- Да, Фредди, мы обязательно должны куда-нибудь сходить.
- Постой, - опомнился я, - ты разве не замужем? Я слышал от ребят, что ты замужем. Или нет?
Бетти посмотрела в сторону, моргнула.
- Я ношу траур; как ты думаешь?..
Мне захотелось стукнуть себя чем-то и запрыгать от радости в один и тот же миг.
- Я думаю это... плохо, да. Плохо? Знаешь, вот, возьми ключи, у меня седьмая квартира в том доме, красном, через улицу. Подожди до конца смены, хорошо, Бетти? Я должен тебе кое-что сказать, очень важное о себе.
- О, нет, Фредди, не стоит. Мне уже не нравится. У тебя есть дождевая вода?
Я растерянно кивнул. Теперь у меня всегда стояла канистра для дождевой воды, словно я ждал, словно Бетти могла появиться в любой момент. И появилась, вот ведь странно.
- Хорошо, Фредди, только не задерживайся, - Бетти замолчала на пару секунд и добавила не к месту: - Не люблю машины.
- Почему? - я улыбнулся. - Они быстрые и красивые.
- Не знаю, Фредди. Наверное, потому что люди разгоняются и уже не могут остановиться. Мой отец так погиб. Не задерживайся, Фредди, хорошо?
Господи, я думал, рабочий день не закончится никогда. Моторы не заводились, шины не накачивались, аккумуляторы подыхали, едва я отключал их от питания. Под вечер хозяин, еврей по фамилии Резник, пригнал машину своего деверя, мол, обещал и хоть ты тресни.
- Сэр, - "Чтоб вы сдохли, сэр!" - меня девушка ждет!
- И жалование.
- Сэр! - "Провалиться вам в ад, сэр!"
- И жалование.
Старый еврей был неумолим. Я хотел сбегать и предупредить Бетти, но он не разрешал. Я хотел взорвать к чертям кретина-деверя, его идиотскую машину; автомастерскую, Резника и все-всех-всех, кроме Бетти.
Когда я пришел домой, меня ждал только сквозняк из распахнутых настежь окон. Ключ лежал под ковриком, рядом - тринадцать долларов шесть центов и игрушечная черепашка. На спине ее было написано: "Ассоциация грузчиков Массачусетса. Медленно, но верно".
На меня нахлынуло дикое отчаяние. Я бросился на улицу, пробежал квартал, другой - ни следа Бетти. Уплыла, как по реке - опавшие листья.
Я презирал Резника за это. Я презирал за это себя, Бетти, весь проклятый мир - потому что девушка больше не появилась.
Презрение затерла горечь, горечь - ярость.
"Могла бы и подождать, мерзкая девчонка", - подумал я. Сломал машину деверя, раздавил черепашку и никак не мог успокоиться. Резник меня, конечно, уволил - ну и Бог с ним.
Через месяц, назло Бетти, я потратил все сбережения и переехал в домик на Уитворд-драйв. Вокруг была одноэтажная Америка: бежевые, кремовые, лимонные, розовые лачуги в обрамлении пальм и кипарисов. Они одиноко торчали в синем небе, будто наблюдательные вышки, а я смотрел на осеннее солнце и проклинал судьбу.

***

Сентябрь. Бетти сидела на коврике у двери: колени прижаты к подбородку, губа разбита, глаза большие и печальные. Неоновые огни полосами гуляли по телу девушки, они были такого бледно-зеленого, трупного оттенка.
- Привет, Фредди, - тихо сказала она.
В черной водолазке и рваной юбке Бетти выглядела хрупкой, ранимой, как общипанный цветок.
Изумление? Нет, я почувствовал страшную тоску внутри. Шагнул вперед, затем вспомнил, что очень, просто-таки дико, зол:
- Откуда...
- Фредди, я хочу от тебя ребенка.
Она стала жить со мной. Она целовала меня по утрам и перед сном, она разбрасывала всюду вещи, она была ленивой, взбалмошной, ветреной, пила без конца дождевую воду, а я не мог без этой девушки и дня.
Мы спали в разных кроватях. Бетти говорила, что нужно время, а я отвечал, мол, время не беда. Бетти иногда звонила и пропадала на несколько дней, и я молчал, хотя задыхался от ревности. Бетти же мечтала стать актрисой. Бетти же хотела ребенка от меня.
Она казалась плодородной, чувственной землей, из которой, посади семена, вырастет нечто светлое и красивое. Тогда бы Бетти улыбнулась, а я так хотел увидеть хоть раз веселую Бетти, счастливую Бетти.
У нее было совершенное тело, незавершенная душа и вереницы одинаковых дегтярных платьев, из которых Бетти никак не могла выбрать самое лучшее. По праздникам Бетти надевала на шею черную ленточку, потому что мне это нравилось, и потому что ленточка очень шла к ее светлой душе. Да, она казалась чистой, святой.
Как-то Бетти принесла кричаще-желтый плакат "Требуются опытные моряки" и повесила на стену. За штурвалом там стоял суровый мужчина, смотрел недобро и был похож на небритого Фреда Астера. "Дотанцевался", - подумал я, а Бетти попросила меня надеть форму и "Пурпурную звезду". Тогда я снова хотел рассказать о себе, и снова Бетти не позволила.
Почему? Не знаю. Она просочилась в мою жизнь дождливым сентябрьским утром и с тех пор водила, как гид, по закоулкам своих желаний. Каждый экспонат стоял там не один год и свел бы с ума любого другого человека. Только не ее.
Бетти хотела быть актрисой и прославиться в веках. Жить за городом, замужем за военным; иметь ребенка, может, двух. Она водила меня по залитому неоном и ее мечтами бульвару Уилшир; через строй пальм на бульваре Сансет, через потоки горбатых, ревущих машин - к старому зданию "Warner Brothers". Из киностудии оно превратилось в спортивный центр, а Бетти все равно его обожала. Там Бетти играла со мной в Риту Хейворт, вспоминала Гарбо и мечтала, как снимется с ней в одном фильме.
- Я буду хорошей актрисой, Фредди. Ты ведь знаешь?
- Да, Бетти, я знаю.
- Я буду снимать одну перчатку, и все газеты будут писать об этом. И все люди будут говорить об этом. Об одной-единственной перчатке, только представь.
Однажды Бетти предложили чудесную возможность в 'Извините, ошиблись номером'. Через год фильм едва не получил 'Оскара' за женскую роль; и Бетти могла бы ходить по красным дорожкам, усыпанная цветами, славой и вспышками фотокамер, - если бы только согласилась. Но Бетти не понравилась смерть героини.
- Я никогда не стану хорошей актрисой с таким началом. Разве можно делать карьеру на жуткой гибели? Нет, Фредди, это неправильно. Я хочу чистую, хорошую роль, чтобы там никто не умирал и чтобы у героини в конце был красивый муж и красивый ребеночек. А у нее муж наркоман.
Почему-то меня раздражал этот ее морализм.
- Подумай хорошо, - убеждал я. - Вдруг больше шанса не будет?
- Ну, Фредди? Конечно, будет, не говори так.
Бетти любила кинотеатры и часами смотрела, как их прожекторы пускают снопы света в ночное небо. Ее мечты были похожи на эти снопы - каждую ночь они пытались разогнать темноту и каждое утро таяли, обессиленные, в рассвете.
Иногда вокруг Бетти крутились, точно кольца Сатурна, "друзья"; обычно - мужчины с похотливыми глазами. Это были актеры, фотохудожники, продюсеры - звезды с увечными душами; все они хотели раздеть Бетти посреди своих пышных гостиных, а Бетти раздевалась только у меня. "Друзья" называли ее "Черным георгином" за пристрастие к темным цветам и за тот фильм, где георгины душили Веронику Лейк. "Друзья" жаловались, мол, Бетти выпрашивает у них деньги; "друзья" пили дорогой "Скотч", поклонялись джазу, ненавидели негров и ворчали о нацистко-большевистской угрозе, хотя ничего в ней не понимали. Я презирал этих идиотов; думал, мол, никогда не стану таким.
Между мной и Бетти и в самом деле было нечто особенное. Порой она делалась ласковой, болтливой и рассказывала о своем детстве, о погибшем отце и погибшем женихе; о том, как работала моделью одежды в универмаге и воровала черные, как битум, платья. В такие минуты казалось, что мы с Бетти вот-вот перейдем некую грань, станем совсем родными и близкими, как мои родители, которые, я помнил, даже в старости не могли наговориться друг с другом. И тут Бетти выдавала нечто обидное:
- Кажется, мы жили очень богато, Фредди. Я помю все смутно, ведь я тогда совсем маленькая была, но я находила вещи, которые бедные люди не имеют. Такое чувство, Фредди, что я сейчас живу не своей жизнью. Тебе не кажется? У меня должна быть совсем другая жизнь. Лучше, красивее.
Я слушал мечты Бетти, ее фантазии и в один момент, точно не скажу когда, вдруг понял: плодородная почва Бетти засеяна. Что-то неправильное посадили туда, и наружу пробивались уродливые всходы. Сад демонических фигур, ретроспектива запрещенных фильмов, песочные часы с запаянными горлышками.
Пока не стало чересчур поздно, я сделал то, в чем Бетти больше всего нуждалась. Как я думал.
- Ты выйдешь за меня?
- О, Фредди, конечно.
Бетти попыталась улыбнуться, но у нее не получилось.
- Только я должен рассказать о себе, на этот ра...
- Нет, Фредди, прекрати. Мне не по себе, когда ты так говоришь.
- Но ты будешь моей женой, ты должна все знать, обо мне. Бетти.
- Зачем?
- Затем, что я не летчик.
Брови Бетти поползли вверх, а я рассказал, как был водителем у одного генерала и давно наблюдал за ней, но боялся сплоховать.
- Я украл форму, потому что все говорили, что ты любишь военных.
- А как же 'Звезда', Фредди? Ну эта, - щелчок пальцами. - Красная? Пурпурная?
- Это вроде взятки за молчание. Да, за молчание.
Бетти затихла на минуту, затем пододвинулась и, точно слепая, стала ощупывать мое лицо.
- Фредди, как же так? Выходит, я совсем тебя не знаю. Мне казалось, что я тебя знаю, а ты совсем другой человек. Кто ты, Фредди? Кто ты?
Я что-то мямлил невпопад.
Она сильнее и сильнее сдавливала мое лицо, будто пыталась именно в нем найти ответ. Затем встала, уложила трубочками свои черные волосы и пропала. Как во все, будь п-п-прокляты, прошлые разы.
На душе стало донельзя паршиво. Я корил себя за то, что рассказал и что не рассказал раньше; хотел извиниться и похвалить Бетти, мол, все она сделала верно. Лгуну - судьбу лгуна. Я искал ее через общих знакомых, мечтая объяснить это, объяснить себя - вот он я, тот же славный Фредди, ничего не изменилось.
Бетти нигде не было.
- Может, уехала к матери? - как-то сказали мне. - В Медфорд, у нее там мать живет. Мало ли.
Я ушел из очередной автомастерской и полетел в Бостон (это был первый раз в жизни, когда я куда-либо летал). Феба Шорт, усталая и злая, с порога послала меня к черту и посоветовала проверить отца Бетти.
- Он же умер, - удивился я.
- Жив, куда он денется. Она всегда так говорит, когда ее кто-то разочаровавыет. Что он умер.
Я почувствовал озноб. Неужели, и мне дорога в страну мертвых имени мисс Шорт?
Бетти не нашлась и у отца. Он в самом деле оказался жив - бойкий старичок, который до Депрессии успешно торговал не то мячиками, не то клюшками для гольфа, а потом разорился в пух и прах. Его звали Клео. Клео и Феба - словно герои античного сюжета. Клео жаловался на фондовые рынки, на Бетти и мечтал, мол, удача вновь повернется к нему лицом. Почему-то это напоминало грезы Бетти. Своей несбыточностью?
Я вернулся домой, чуствуя недоброе. Молился, чтобы никто не пришел с вопросом 'Жив ли ты, Фредди?', смотрел на телефон и ждал неминуемого звонка и не мог повешелиться. Ночью раздалась жуткая трель, и наша с Бетти общая подруга заверещала:
- Фред? Ты жив? Тьфу, мне сказали, что ты умер, я так расстроилась, прямо ужас. Ты точно в порядке? Ты не умираешь? Почему-то у Бетти всегда кто-то умирает. Кладбище к-какое-то, честное слово.
С горя или от дурости, но я затеял компанию по уборке мест преступлений. Машины сменили наркодиллеры, изнасилованные еврейки, уличная шпана, грязные проститутки с дорожками на ногах - всего лишь доллар у нее и полтора у тебя; ограбления китайских прачечных, бандитские казни в жаркий полдень и черная, как смола, ненависть. Бетти? Да ни в жизнь
Теперь я возненавидел ее. Ненависть - сильное чувство, оно помогало жить, работать и не думать. Это было чудесно: не думать и ненавидеть в один и тот же миг. Теперь я создавал не просто фразы, а целые обвинительные речи, как чертов прокурор в суде. Не спал ночами и спорил, ругался с воображаемой Бетти - доказывал, как она ошиблась, как она пожалеет, как все теперь пойдет прахом у нее. Наверное, я даже хотел, чтобы так случилось.

***

Конец ознакомительного фрагмента. Полную версию в сборнике с иллюстрациями можно приобрести здесь или попросить у меня в комментариях. Я вышлю бесплатно.
Оценка: 4.82*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"