Стол с отбитыми углами, выбритый затылок коллеги напротив, открытое окно слева, мои глаза почти как во время сиесты и, вдруг вид лужи чуть сзади ботинка, того, что со стоптанным каблуком. Какой частичкой глаза можно было её заметить - ума не приложу? Правда, когда спишь, подобные вещи сплошь и рядом, но в данном случае, шла только первая стадия погружения, при которой естественна потеря резкости в очертаниях предметов, частичное отключение слухового аппарата, но не появление глаза Саурона где-то под правой подмышкой.
Поворотом головы меняю угол зрения. Лужа становится такой же реальной, как затылок соседа напротив, но чёткости границ нет в обоих случаях. Приходится даже наклониться, чтобы явление ещё более утвердилось в моём сознании. Срочно проверяется, через сложную систему ощущений, влажность ступней (как потенциальные жертвы) и другого известного места (как источника влаги). Ощущения не фиксируются, но наклон туловища, с небольшим поворотом назад, продолжается и останавливается только в момент, когда воображаемая линия, проведённая от центра зрачка левого глаза к поверхности восхитительной лужи, составила прямой угол (в евклидовом пространстве). Лужа предстала во всём великолепии, а изогнутая поза моего тела, придала на мгновение законченность картине - склонившееся над водой старое дерево, изрядно потрёпанное ветрами лет и неутомимыми любителями водных богатств, обвешанных бамбуковыми удочками с невероятным количеством крючков.
Движение воздуха. Я попытался ухватиться за пластмассовую корзину с недельным запасом всякой дряни, но тщетно. Вместе с корзиной лужа приняла меня.
Из темноты выплыл мужичок, с куском кабеля в руке. Коротким ударом он выбил корзину, несколько секунд серьёзно смотрел мне в лицо, затем исчез, то ли темнота его втянула обратно, то ли изменилось моё положение в пространстве, что, впрочем, одно и то же.
Трава под ногами казалась жёсткой, дышалось с трудом. Солнце уже исчезло, некстати, посчитав свою миссию на этой части планеты законченной.
Когда за холмом как-то буднично возник дом с парадным крыльцом, только одно обстоятельство смутило, ровный ковёр травы без намёка на тропинку (Голландия какая-то). Ощущение лёгкой тревоги усиливалось по мере приближения к дому.
Рука потянулась к звонку, освещённому кричаще жёлтым светом большой лампы.
Сознание успело отметить: правая рука действует несколько самостоятельно, что вовсе от неё не требовалось. Звук звонка тоже озадачил, но уже обыденностью: простой и в меру громкий. Такой звонок не заставляет вздрагивать и учащённо биться сердце в предчувствии жизненных перемен.
Последующая затем пауза в скупых событиях, (в памяти оставалось только самое последнее - нажатие на кнопку звонка) несколько огорчила. Пропала динамика, внешние декорации то ли закончились, то ли их забыли сменить.
Невнятные звуки далёких процессов улавливались органами слуха. Тело испытывало недостаток тепла на грани дискомфорта. Но руки и ноги словно отсутствовали, или, точнее, управление ими было заблокировано внешней причиной. Вместе с нарастающей паникой, через холод, сначала вернулось ощущение нижних конечностей, затем, пальцев рук. Несуразное состояние вне времени, но в пространстве.
И сразу холл, в меру освещённый, конечно, с персидским ковром на паркетном полу, безусловно, с могучим креслом перед камином, обязательные подсвечники на стенах, стол с кривыми ножками, густо уставленный хрустальными фужерами и разноцветными с длинными горлышками бутылками с диковинными напитками (невозможно было усомниться!). Многочисленные картины в массивных рамах, являли портреты то ли хозяев, то ли просто отметившихся во Времени людей. Обращали на себя внимание лица. И мужчины, и женщины, и дети смотрели строго вверх, с необъяснимым напряжением. Казалось ещё мгновение и произойдёт трансформация: все люди на портретах падут ниц перед неукротимой высшей силой, и, наконец-то, их затылки, до сих пор невидимые, словно обратная сторона луны, чётко предстанут перед опешившими зрителями, точнее зрителем.
Из звуков - лёгкое потрескивание поленьев в камине.
Из запахов - отсутствие запаха. И только возле стола, я почувствовал, как лёгкая струйка гнили начала заполнять этот вакуум.
Мелко-мелко задрожала посуда на столе. Искривился уровень жидкости в бутылках. Метнулся в сторону свет от свечей. Языки пламени в камине лизнули кирпичную стенку и растеклись параллельно полу. И звук, невыносимо напрягающий, наполнил комнату. А в центре её стоял я.
Внезапно, острый луч света метнулся в районе кресла. Я непроизвольно дернул головой. Одна из картин рухнула на пол. И в следующее мгновение я увидел, что в кресле спиной ко мне сидит НЕКТО.
Я сразу понял, кто слушатель, а кто рассказчик.
?1 Резиновый автобус.
Автобус на самом деле был резиновый. Он останавливался, заглатывал очередную порцию пассажиров, отрыгивал не более трёх счастливчиков и, в клубах чёрного дыма, катил дальше. Для тех, кто занимал сидячие места, каждая такая остановка проходила практически без последствий, если, конечно, она для них не была конечной (ну-ну, посмотрим, как эту фразу переведут на английский). Остальные страдали. Их было большинство. С каждой разом это большинство становилось ещё большим большинством и, в конце концов, образовало плотно сбитую массу. Масса тряслась при движении, сжималась ещё больше после очередного неравноценного обмена пассажирами, материлась по малейшему поводу, потела, неохотно освобождалась от своих частей, и, вдруг, перестала передавать деньги водителю (количество перешло вот в такое качество). Тот попытался давить на совесть (разумеется, через громкую связь), зачитывал права, неуклюже угрожал - всё без толку. И дело было не в скупости граждан или, понятном, отсутствии мелкой наличности, а в физической невозможности осуществить акт оплаты транспортной услуги из-за недостатка свободного пространства.
В какой-то момент, на очередном пункте такого обмена, двери не открылись. Осатаневшие стоячие места, просто, это им не позволили. Вот тут водилу прорвало. Какие проклятия вырывались из его уст - неизвестно, но результат они возымели самый ужасный.
Так уж заведено в этом лучшем из миров, что в первую очередь, чёрные силы не церемонятся с тихими и убогими созданиями.
Сухонький старичок, зажатый между двумя, обильно потевшими тётками, вдруг явственно хрустнул и исчез.
- Ой, - сказали тётки, на глазах у которых это исчезновение и произошло.
Рационального объяснения происшедшему найдено не было и одной из них сделалось дурно. Другая, наоборот, воодушевилась и стала взывать к совести обладателей сидячих мест (опять совесть!).
- А женчине плохо, а дедушку сплющило, а имейте сочувствие, уступите сиденье.
- И-и, - послышалось в другой части салона. Ещё один пассажир пропал. И началось. Пассажиры исчезали по одному и с пугающей частотой. Но, почему-то, просторней в салоне не становилось.
Исчезали и, казалось, хорошо устроившиеся на этом отрезке своей жизни седоки, вместе со своими сидячими местами, что, несомненно, свидетельствовало о существовании высшей справедливости.
-Есть бог, - удовлетворённо комментировал грузный мужчина в очках, подозрительно похожий на Берию, когда прямо перед ним в строгой последовательности исчезли 14, 15, 16, 17 места со своим содержимым.
Но дышать легче не становилось, но острое плечо соседа упорно буравило туловище, но глаз всё равно упирался в чей-то затылок.
Автобус непостижимым образом сжимался, при этом сохраняя постоянным отношение своего объёма к объёму, помещённых в него тел.
Последними исчезли бериевоподобный мужчина и жалостливая тётка, спрессованные теснотой салона.
Когда огрызок автобуса подъезжал к очередному флажку с красной буквой А, уже никто не пытался втиснуться в него.
Несостоявшиеся пассажиры просто трусливо разбегались по полям и лесам, по подъездам и дворам, по паркам и по площадям...
А водила продолжал рулить и посылать проклятия.
?2 Средство против жизни.
Громадное колесо упало на асфальт прямо перед очумевшим Геной, предоставляя ему некие шансы, но сила инерции и состояние сознания не позволила ногам остановиться или хотя бы поменять направление. Через мгновение последовал чудовищный удар в грудь. Сначала Гена перестал дышать, а затем жить. Зевакам, сбежавшимся отовсюду, бросилось в глаза отсутствие обуви на несчастном.
Что тут скажешь - нелепая смерть. Но зато как всё замечательно складывалось для Гены этим днём!
С утра легко проснулся. День обещался быть солнечным, с небесами голубыми, с воздухом чистым и звенящим.
Выполнил ритуал: сходил в туалет, помылся-побрился, помахал руками-ногами, поизгибал туловище, приготовил завтрак (две сосиски, глазированный сырок, зелёный чай), проглотил его, натянул на молодое тело рубашку-джинсы-носки. Всё. Перед тем как уйти, не посмотрел на неаппетитно похрапывающую жену. Потому что не чувствовал симпатии, не говоря уже о мужском желании. Краем глаза, на подоконнике заметил кота. Тот старательно объедал листья с куста жгучего перца.
Утренний воздух слегка обжигал.
Молодой, гибкий, успешный. Хотелось немного полетать. А на встречу - одна в короткой юбке, другая, третья... - и так до автобусной остановки.
Автобус, неуловимо необычный в этот раз. Гена втиснулся в него последним и, прижатый левой щекой к стеклянной двери, проехал свою часть пути, причём 'вынужденным зайцем', из-за физической невозможности осуществить процесс оплаты.
Перед входом в метро, незнакомая тётка неожиданно предложила:
- Мужчина пойдёмте со мной.
- Нет, - ответил Гена, удивляясь.
- Я не пугаю, - уже в спину добавила она.
В подземелье народу, конечно, тоже битком. Но в вагоне к нему приклеили девицу в джинсах, и поездка показалась даже комфортной.
Работа. Набрал на компьютере несколько фраз. Побегал по отделам. Подписал бумаги.
Опять же курилка, неоднократно. В обед релаксация за бильярдным столом. Потом поговорил с шефом, удивляясь самому себе:
'Чёрт, складно излагаю, въезжаю с ходу в проблему, да ко мне прислушиваются, да я спец'!
Ответил на несколько звонков.
Затем пошёл в медпункт к Марине. Поострил, пораспускал руки (без хамства), получил по рукам (не больно). Пиарил свои мужские достоинства, ел Маринку глазами. Та велась. Но дешёвой победы не будет. Это понятно. Неожиданно согласилась встретиться в кафе. После работы. Пообщаться. По коктейльчику, может по кусочку пиццы (с морепродуктами), а там посмотрим. Гена даже опешил. Так далеко с Мариной он заходил только в своих фантазиях, когда тестостерон в молодом теле зашкаливал.
Хотя нет, фантазии у Гены по отношению к Марине были, конечно, куда более дерзкими и, прямо скажем, без намёка на пуританство. Они основывались на прочном фундаменте - двухлетний стаж в качестве мужа и крайне нерегулярный секс последние полгода и, увы, исключительно с женой.
Короче, остаток рабочего дня Гена томился. Лицо горело, а плоть твердела.
Это была панельная пятиэтажка. Памятник времён пятилеток в три года и побед советской хоккейной дружины на чемпионатах мира.
В подъезде произошла заминка. Толпа юных балбесов обоих полов катила по ступенькам вверх громадное колесо. Пришлось сопровождать их до третьего этажа. Немножко постояли на площадке, чтобы 'будущее нашей страны' исчезло где-то наверху и, наконец, Гена с Мариной оказались по ту сторону двери.
Сначала робость напала на парня. Долго снимал туфли в коридоре. Наотрез отказался от комнатных тапочек. Во рту у него всё пересохло, голос стал резким, на лбу выступил пот. Маринка же щебетала, порхала по квартире, передвигала мелкие предметы, предлагала чай-кофе. В какой-то момент вдруг прижалась к нему и дальше всё пошло на автомате. Генины руки мяли её тело, губы впивались в лицо, шею, стальной член рвался из штанов. Уже даже что-то из одежды упало на пол, когда, вдруг, в углу комнаты Гена замечает НЕЧТО.
Вот тебе и порыв страсти, от которого самец должен ослепнуть! Самец оказывается постоянно начеку, а, может быть, время такое, и самец пошёл не тот, что раньше: компьютеры, пищевые добавки, дешёвое пиво, проблемы с парковкой в Москве и атомной энергетикой в Японии, угроза исчезновения белых медведей в Арктике, леди Гага и т.д.
И оборвалось всё внутри, и стало не хватать воздуха, и ноги сделались ватными, и не до женщины уже совсем.
- Ой, - сказал Гена. - Это что?
Марина резко отстранилась, сразу холодная и надменная. Проследила направление его взгляда и медленно по слогам произнесла: Во-ра-ко.
'Какое там, к известной матери, Ворако!' - пронеслось в Гениной голове. В углу был тёмный ужас, ночной кошмар, дикий страх, чудовищный бред и всё это одновременно. Но что конкретно видел Гена, он и сам описать не смог бы, потому что это НЕЧТО было не для человеческих глаз и не для человеческого сознания. Хоть и озвучено его имя, но нельзя дать ему определение, а, следовательно, и имени оно не имело, разве что, набор звуков.
Когда столбняк прошёл, Гена попятился из комнаты. В коридоре он уже летел к двери. Всё, за дверью квартира кончилась. По два прыжка на каждый этаж, кнопка кодового замка и навстречу уходящему дню.
Как раз в это время колесо было втащено на крышу и затем сброшено вниз.
?3 Грусть в отсутствии проблем.
- Куда всё пропадает из холодильника? - спросила жена. - Вчера покупала колбасу, сосиски, творог. Ничего не осталось. И лампочка перегорела.
Семён пожал плечами, он сидел за компьютером и читал новостной мусор. В данный момент, проблема исчезающих продуктов его не волновала. Он ощущал себя сытым.
- Я заметила, это происходит уже не в первый раз.
- Глазастая ты наша, - попробовал отделаться шуткой Семён.
- Причём тут глазастая, если жрать охота.
- Глазастая ест глазами и от этого насыщается, - продолжал острить Семён. - Хочешь, найду видео, как приготовить плов по-узбекски или макароны по-флотски, посмотрим, заморим червячка.
- Да пошёл ты, - жена обиделась, но ушла сама.
- Будешь искать по сусекам? - не унимался Семён. - И скрести?
Некоторое время Семёна не напрягали, он только слышал её возню на кухне, которая завершилась финальным стуком посуды в раковине.
- Нет, я не наелась, - возмущённо заявила жена, снова появляясь в комнате. - Ты не хочешь сходить в магазин?
- Легко.
- Значит так: мне два мороженных, две шпикачки, молока и ещё чего-нибудь вкусненького, а себе что хочешь.
'Хочу новую женщину', - подумал вдруг Семён и пошёл одеваться.
До магазина на общественном транспорте - две остановки. Автобус оказался тут как тут. Правда, был он какой-то несуразный по форме и невероятно набит людьми. Но Семёну, всё-таки, удалось втиснуться.
Когда вернулся из магазина, жена уже сидела за компьютером, грызла сухарь и от души лупила по клавиатуре. На него почти не обратила внимания, только крикнула:
- Давай мороженное.
- Сыта, однако. Теперь хочет десерту и зрелищ, - подумал Семён и двинулся на кухню выгружать продукты в холодильник.
Потом сварил себе в турке кофе. Обжигаясь, маленькими глотками выпил. Полистал, валявшийся на подоконнике, бог знает сколько времени, женский журнал. Долго смотрел на куст жгучего перца. Кровавые плоды пиками протыкали пространство. Затем стал прикидывать: отогнать жену от компьютера и поработать (к понедельнику, кровь из носа, а отчёт шефу подай), сделать себе бутерброды с колбасой и сыром, посмотреть телевизор и вздремнуть? Остановился на телевизоре. После кофе его всегда клонило ко сну. Но в коридоре произошла 'встреча на Эльбе', и план поменялся. Жена оставила цифровое чудо и трусила на кухню - в очередной раз заморить червячка.
- Компьютер надолго не занимать, - бросила она на ходу. - Придушу шпикачки и приду, я в чате.
- А не вопрос, - ответил покладистый Семён, плюхаясь на нагретое, известно, чьей задницей, место перед монитором. Услышал, как жена открыла дверцу холодильника.
- Э-э, - раздалось из кухни. - А где продукты?
- Икра на верхней полке, севрюга рядом, но чуть в стороне. А если хочется молочного поросёнка, то я положил его на среднюю полку. Там же утка по-пекински, ещё тёплая. Божественные фрукты увидишь внизу, дорогая, - перечислял Семён.
- Кончай трепаться! Где шпикачки?
- Где-где, в Улан-Удэ, - пропел Семён.
- Слушай, не придуривайся. Где продукты?
По голосу жены до Семёна начало доходить, что что-то не ладно в датском королевстве.
- Да пошарь рукой, если проблемы со зрением, - сделал он, ещё одну попытку дистанционно решить проблему.
- Уже шарю, остряк!
Семён услышал мягкий стук, который, обычно, издаёт дверца холодильника при закрывании.
Больше звуков из кухни не доносилось. Никаких. Прошло минут 5. Семён невольно стал прислушиваться.
- Обиделась, что ли? - подумал он. - Или в тупик поставить хочет? Типа, потащусь на кухню, а она за дверью спряталась и раз шпикачку в харю. Ладно, сижу, работаю (шутка).
Сидеть получалось, а работать нет.
- Может в окно смотрит и шпикачкой давится? Нет. Лучше один раз увидеть, чем мозг грузить, - решил Семён и неторопливо переместил себя на кухню.
Жены там не было. Совсем. Или точнее, Семёну не удалось установить с ней визуальный контакт, даже односторонний.
- Нет человека, нет проблемы, - вспомнил Семён одного усатого дядьку и негромко позвал. - Жена-а.
В ответ натужно загудел холодильник.
Загрустил человек.
Тут, совсем не к месту, подъехал на осле Омар Хайям с пластмассовой корзиной на голове. Он процитировал самого себя:
- Упавший духом - гибнет раньше срока.
Тогда Семён открыл холодильник.
* * *
Каким-то невероятным образом, глаза успевают выхватить из темноты зеркальную поверхность жидкости над головой, тело тут же непроизвольно наклоняется и... Ощущение катапультирования и жуткого холода, затем резкий звук и яркий свет.
Звук - это телефон.
Свет резко поменял интенсивность, и я снова вижу перед собой выбритый затылок коллеги. Чуть повернув и склонив голову, смотрю на мокрый отпечаток в том месте, где была лужа. Замечаю отсутствие корзины.