Морган М. : другие произведения.

Ожерелье принцессы Фиоримонды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Три сборника сказок Мэри де Морган. С наступающим НОВЫМ ГОДОМ!!!

MARY DE MORGAN

  

ON A PINCUSHION

And other Fairy Tales

SEELEY, JACKSON, & HALLIDAY, 54, FLEET STREET

LONDON. MDCCCLXXVII.

  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ НА ПОДУШЕЧКЕ ДЛЯ БУЛАВОК
   ИСТОРИЯ ТЩЕСЛАВНОЙ ЛАМОРНЫ
   СЕМЕНА ЛЮБВИ
   ИСТОРИЯ ОПАЛА
   КОНЕЦ ИСТОРИЙ, РАССКАЗАННЫХ НА ПОДУШЕЧКЕ ДЛЯ БУЛАВОК
   ЗИГФРИД И ХАНДА
   ВОЛОСЯНОЕ ДЕРЕВО
   ИСТОРИЯ ТРЕВИНЫ
   ИГРУШЕЧНАЯ ПРИНЦЕССА
   СКВОЗЬ ОГОНЬ
  

ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ НА ПОДУШЕЧКЕ ДЛЯ БУЛАВОК

  
   На Подушечке лежали Брошка из камня, Заколка для шали из гагата и обычная Булавка. Все они жаловались, потому что их так часто оставляли лежать на Подушечке, вместо того чтобы вынимать, подобно другим брошам и булавкам.
   - Вам, может быть, и здесь хорошо, - сказала Заколка для шали, - но меня это совсем не устраивает, потому что я видела лучшие дни и помню время, когда я никогда не прикалывала что-либо, кроме лучших индийских и кашемировых шалей.
   - Нет, - воскликнула Брошь, - ты не можешь рассчитывать, что тебя будут использовать так же часто, как меня, потому что ты вся черная, и ты не годишься закалывать ничего, кроме темных шалей. Но я переливаюсь всеми цветами, и поэтому могу быть использована в любой день. Я бы скорее предпочла, чтобы меня оставили необработанным, неотполированным камнем, чем все время лежать здесь.
   - Не думаю, - сказала Булавка, - чтобы у кого-то из вас было столько же причин для жалоб, сколько у меня, потому что вы обе не так полезны и, возможно, никому не нужны; но я нужна всегда, каждый день используется так много булавок, что кажется невозможным оставить меня здесь почти на неделю, а все потому, что я так далеко забралась в Подушечку для булавок, что ничего, кроме моей головки, не видно.
   После паузы Заколка для шали сказала: "Я бы хотела, чтобы эти Браслеты там, наверху, перестали болтать. Ничто так не действует мне на нервы, как громкие разговоры".
   - Браслеты всегда болтают, - сказала Брошь. - Однажды я провела два месяца в шкатулке с драгоценностями, и была искренне благодарна, когда меня вытащили. Их болтовня была непрерывной, и невозможно было сомкнуть глаз.
   Все трое хмуро посмотрели на Браслеты, которые висели над зеркалом, но те не обратили на них никакого внимания и продолжали говорить.
   - Давайте сделаем что-нибудь, чтобы заглушить этот шум, - сказала Булавка. - Давайте рассказывать истории.
   - Я расскажу вам одну, - сказала Брошь, - и я знаю, что это правда, потому что она случилась до того, как меня вырезали и отполировали, и я сама была на том месте, где это произошло.
   Откашлявшись, Брошь начала следующим образом.
  

ИСТОРИЯ ТЩЕСЛАВНОЙ ЛАМОРНЫ

  
   Хорошенькая молодая девушка стояла у ручья, склонившись над ним и разговаривая со своим собственным отражением.
   - Ты такая хорошенькая! - сказала она. - Во всей деревне нет такого хорошенького личика, как у тебя.
   Девушку звали Ламорна, и она была дочерью фермера. Все говорили ей, что она очень хорошенькая, и так оно и было на самом деле. У нее были ярко-каштановые волосы, большие карие глаза и губы, похожие на бутон розы. Ручей, у которого она стояла, впадал в море примерно в полумиле ниже по течению, и в нем было полно водяных. Водяные люди - это своего рода эльфы, которые живут под водой и никогда не выходят на поверхность, потому что, если их оставить на воздухе, они бы умерли. Они не русалки, но по форме в точности похожи на людей; только никогда не бывают выше двух-трех дюймов. Они очень добры и доброжелательны по отношению к людям и никогда не причиняют вреда никому, кто не причиняет вреда им.
   Но когда маленькие водяные люди порхали вверх и вниз под водой и услышали, что сказала Ламорна, склонившись над ручьем, они покачали головами, вздохнули и сказали:
   - Ламорна! Ламорна! Тебя ждет ужасный конец, если ты будешь такой тщеславной.
   Но Ламорна не слышала их и продолжала говорить все то же, наблюдая за своим прекрасным лицом и улыбаясь, чтобы увидеть красивый ряд белых зубов; она оставалась у ручья, пока часы не пробили шесть, и тогда она в испуге пошла прочь, зная, что если опоздает принести ужин своему отцу, он рассердится на нее.
   Не успела она уйти, как на берегу ручья появился молодой рыбак, который незаметно наблюдал за ней. Он подошел к своей лодке, столкнул ее, вышел в море и начал ловить рыбу. Его звали Эрик, и люди воды хорошо его знали. Они часто наблюдали за ним и знали, что он не был ни жестоким, ни злым, и никогда не ловил рыбы больше, чем ему было нужно. Поэтому он всем им понравился, и они загоняли лучшую рыбу под его лодку. Сегодня он казался очень печальным и сидел, подперев голову рукой, едва замечая окружающее.
   - Ах, Ламорна! - вздохнул он. - Когда мы были детьми, ты говорила, что любишь меня, и обещала быть моей женой, а теперь не хочешь со мной разговаривать, хотя знаешь, как я тебя люблю.
   Все водяные собрались вокруг его лодки, и когда они услышали это, то покачали головами и выглядели очень серьезными.
   - Так это все из-за Ламорны, - воскликнул один, - никчемной Ламорны, которая только и делает, что смотрит на свое отражение, и ничего так не любит, как свое красивое личико.
   - Кто она такая, - сказал другой, - чтобы презирать любовь такого хорошего молодого человека, как Эрик? У нее нет ничего, кроме ее привлекательной внешности, но красота скоро покинет ее. Не следует ли нам ее наказать?
   - Нет, - сказал третий, - что хорошего будет Эрику, если мы накажем ее? Лучше давайте подумаем, как мы можем излечить ее от тщеславия, и как сделать так, чтобы она тоже полюбила Эрика?
   - Мы никогда не сможем излечить ее от тщеславия, - сказал первый, - пока она может видеть себя в зеркале или в ручье; пока она может видеть свое собственное лицо, она будет продолжать быть тщеславной и глупой.
   - Тогда что же делать? - воскликнули они все вместе; наступила тишина, пока, наконец, не заговорил очень мудрый старый водяной эльф и не сказал:
   - Мы не можем помешать ей смотреть в зеркало или в ручей. Поэтому остается сделать только одно. Это будет сложно, но вполне возможно. Мы должны подождать, пока она склонится над водой, разглядывая себя, и украсть ее отражение.
   Услышав это, все эльфы громко закричали.
   - Ты здорово придумал, - кричали они. - Ах, как это прекрасно - иметь такой ум!
   - Если бы мой бедный дорогой сын не поступил опрометчиво, любуясь летучей рыбой, и не задохнулся, он вырос бы точно таким же, - со вздохом сказала эльфийская леди.
   - С таким умом, - торжественно сказала другая старая эльфийка, - можно было бы править странами или захватывать города.
   На это старый эльф, сделавший предложение, поклонился всем и приятно улыбнулся, потому что был большим любимцем леди эльфов и гордился своими хорошими манерами.
   - Теперь мы должны подумать, - продолжал он, - как это можно сделать, потому что отражения - это такие вещи, которые трудно удержать под водой; они всегда поднимаются наверх, словно пузырьки. Мы должны сделать несколько веревок из песка, чтобы поймать его, и все вместе потянем его вниз по сигналу.
   - Но, - сказал очень молодой эльф, - она все равно сможет пойти и посмотреть на себя в свое зеркало.
   Услышав это, все эльфы разразились презрительным смехом и отругали бы молодого эльфа за то, что он говорит о том, чего не понимает; но мудрый старый эльф остановил их взмахом руки и сказал, что он сам объяснит молодому эльфу его ошибку, так как он никогда не сердился на невежество в молодых, но он скорее хотел исправить это, чем обвинить в этом.
   - Не думайте, мой юный друг, - мягко сказал он, - что у людей есть более одного отражения. Это распространенная ошибка - предполагать так, но на самом деле у каждого объекта есть только одно отражение; только когда объект движется перед стеклом, отражение тоже движется, так что видны все его части. Если мы сможем украсть образ этой тщеславной девушки, когда она склонится над ручьем, она не сможет увидеть себя ни в одном зеркале.
   Он замолчал, и все эльфы снова зааплодировали его мудрости; а юному эльфу стало очень стыдно за свою ошибку.
   Теперь каждый начал думать о том, как это сделать, и все занялись изготовлением веревок из песка, которыми нужно было поймать и связать отражение. Они согласились, что лучше всего сделать это при лунном свете, когда вода очень гладкая; и каждую лунную ночь некоторые из них ждали у поверхности, чтобы посмотреть, не появится ли оно, и предупредить остальных.
   Ламорна, конечно, ничего не знала обо всех этих планах и все еще была счастлива, глядя на себя в зеркало, и совсем не думала о бедном Эрике.
   Когда он приходил к ней вечером и сидел у камина, наблюдая за ней, она не замечала его, но не сводила глаз с зеркала над камином, и если он говорил ей о своей любви, она смеялась и отворачивалась. Затем, если он вздыхал, она смеялась еще больше и говорила:
   - Найди себе жену, мой добрый Эрик; это прекратит твои вздохи.
   - У меня никогда не будет другой жены, кроме тебя, Ламорна, - отвечал он.
   - Тогда тебе придется долго ждать, - весело ответила она. - Я не собираюсь выходить замуж целую вечность - возможно, никогда; и, конечно, не за рыбака.
   Однажды ночью, войдя к ней, он увидел, что она стоит у двери и смотрит на ярко светившую луну.
   - Давай прогуляемся, - сказал он, - давай спустимся к морю.
   - Ладно, - сказала Ламорна, - я приду, - и сначала она побежала в дом, принесла алый платок и повязала его на голову, не потому, что ей было холодно, а потому, что она думала, это делает ее красивее.
   - Давай спустимся к кромке воды, - сказала она, беря Эрика под руку, а затем они вместе пошли на пляж.
   Море было гладким, как стекло, а яркая большая луна делала его почти таким же ярким, как днем. Ряд валунов спускался в море, и Ламорна шла по ним, потому что ей хотелось наклониться и увидеть себя в своем алом платке в лунном свете. Итак, они сели на край скалы, и Ламорна наклонилась так, что смогла разглядеть всю свою фигуру и красивое лицо в глубокой чистой воде. И когда эльфы-наблюдатели увидели ее появление, они позвали остальных, которые стояли в ожидании с веревками в руках.
   - Посмотри на луну, дорогая Ламорна, - сказал Эрик. - Посмотри, как она красива!
   - Да, она прекрасна, - сказала она. Но она не отрывала глаз от своего собственного отражения. Тогда, по данному сигналу, водяные эльфы подняли свои песчаные веревки, поймали ее отражение и все вместе потянули его, а Ламорна с содроганием отпрянула.
   - Эрик,- воскликнула она, задыхаясь, - что-то случилось с луной? Неужели она скрылась за облаком?
   - Нет, - удивленно сказал Эрик. - Видишь, вот она, такая же яркая, как всегда.
   Ламорна снова склонилась над водой и снова отпрянула, дрожа, потому что ее красивое отражение совсем исчезло, и она нигде его не видела.
   - Эрик,- воскликнула она, - я плохо себя чувствую. Помоги мне вернуться домой!
   Эрик тут же вскочил, нежно поднял ее над камнями и помог подняться по пляжу к ее дому.
   Тем временем водяные эльфы почти обезумели от восторга. Им было приятно думать, что они помогают Эрику; но они также были рады за себя, что у них появилась такая красивая новая игрушка, как отражение Ламорны. Оно было в тридцать раз больше любого из них, и им приходилось держать его привязанным, чтобы оно не всплыло на поверхность и не сбежало. Поэтому они нашли для него специальный грот - между несколькими большими камнями, и там они закрепили его - и всем разрешили посмотреть на него, хотя никто не мог прикоснуться к нему, опасаясь, что оно может пострадать. Оно выглядело очень красиво, с ярко-красной косынкой на голове и сладко улыбающимися губами, совсем как у Ламорны, когда она склонялась над водой.
   - Теперь мы знаем, как она укладывала свои волосы, и можем уложить наши так же, - сказали юные эльфы-девы; и они никогда не уставали разглядывать их. Наконец, один эльф сказал:
   - Оно красиво, но бедная Ламорна может увидеть его. Неужели мы никогда не освободим его и не позволим ему вернуться к ней?
   - Поскольку она больше не заботится о нем, как только она перестанет быть тщеславной, - серьезно сказала старая эльфийка, - мы перережем веревки, и оно вернется к ней, где бы она ни была.
   - Но она, возможно, к тому времени состарится и изменится так сильно, что оно ее не узнает, - сказал молодой эльф.
   - Тогда оно тоже изменится, - сказал старый эльф. - Если даже на лице Ламорны появится морщинка, она сразу же появится на ее отражении здесь, а если ее волосы поседеют, его волосы тоже будут седыми.
   - Это будет очень забавно, - воскликнули эльфы. - Мы сможем наблюдать за ним и знать, как дела у Ламорны, хорошо она выглядит или больна.
   Когда Ламорна вернулась домой, ей было страшно и неловко, и она рассердилась на Эрика за то, что он смотрел на нее.
   - Эрик, - сказала она, - разве ты не знаешь, что пялиться очень невежливо?
   - Дорогая Ламорна, я боялся, что ты больна, - смиренно сказал Эрик.
   - Я не больна, - сказала Ламорна, надув губы, - так что смотри в другую сторону.
   - Я никогда не смогу доставить тебе удовольствие, Ламорна, - сказал Эрик, вздыхая и отводя взгляд. - Ты твердо решила всегда быть недоброй ко мне?
   - О, не говори так, Эрик, - воскликнула Ламорна. - Ты меня дразнишь!
   - Я? Дразню тебя? - очень серьезно спросил Эрик. - Я больше не буду, - он встал, поцеловал ее в лоб и ушел, не сказав больше ни слова.
   Когда Ламорна осталась одна, она вскочила и подбежала к зеркалу, как обычно; но когда она посмотрела в него, то замерла в удивлении, потому что ничего не увидела!
   - Должно быть, что-то не так со светом, - сказала она и передвинула свечи; но когда она снова повернулась к зеркалу, все было точно так же. Она увидела отражение комнаты - не хватало только ее собственного изображения.
   - Это заставляет чувствовать себя довольно неловко, - сказала она. - Я, должно быть, больна. Я сейчас же лягу спать; завтра, когда я проснусь, все, несомненно, будет в полном порядке. - И она легла спать.
   На следующее утро она вскочила, когда в окне забрезжили первые лучи солнца, и сразу же побежала к своему зеркалу. Но все было точно так же, как и прошлым вечером. Никакого своего отражения она не увидела. И тогда она начала громко плакать.
   - Никогда не слышала о такой абсурдной вещи! - всхлипывала она. - Не иметь возможности видеть свое собственное лицо в зеркале. Либо я, очень больна, либо что-то не так с зеркалом. Но мне не стоит никому ничего рассказывать, а то они станут смеяться или подумают, что я сошла с ума. Но я думаю, мне нужно сходить и рассказать об этом Эрику. Во всяком случае, он не будет смеяться надо мной.
   Поэтому она оделась так быстро, как только смогла; но когда ей пришлось причесываться, не видя себя в зеркале, она снова заплакала, пока у нее не покраснели глаза. Она не смотрела в зеркало весь день, а когда наступил вечер, отправилась через деревню в коттедж, где жил Эрик. Она постучала в дверь, и ее открыла мать Эрика, которая стояла за ней с бледным лицом и красными глазами.
   - Могу я поговорить с Эриком? - спросил Ламорна.
   - Ты не можешь поговорить с ним, потому что его нет, - холодно сказала его мать. - И все это твоих рук дело. Он был так огорчен недобрыми словами, которые ты сказала ему прошлой ночью, что не мог больше оставаться здесь, поэтому он ушел, чтобы записаться в солдаты и отправиться на войну, - и его мать снова заплакала. Ламорна удивленно уставилась на нее.
   - Почему, как это могло быть моей виной? - сказала она. - Если Эрик был настолько глуп, что обратил внимание на мои слова, я ничего не могу с этим поделать, - и она раздраженно отвернулась. - Но ему не нужно было уходить сейчас, - добавила она, начиная всхлипывать, - потому что я хотела поговорить с ним.
   - Тогда тебе не следовало быть с ним такой жестокой, - сказала его мать и пристально посмотрела на Ламорну, чтобы увидеть, не проявляет ли она признаков раскаяния.
   - Почему вы смотрите на меня? - воскликнула Ламорна. - Я плохо причесалась, или я плохо выгляжу? - Она испугалась, так как не могла видеть себя, что ее внешность изменилась.
   - Ты тщеславная, бессердечная девушка, Ламорна, - сердито воскликнула женщина. - Я посмотрела на тебя только для того, чтобы понять, сожалеешь ли ты о том, что Эрик ушел, а ты все время думаешь о своей внешности, фу! - И она захлопнула дверь у нее перед носом.
   Ламорна повернулась и пошла домой. Она попыталась рассмеяться, когда сказала отцу, что Эрик ушел на войну, но на самом деле ей гораздо больше хотелось плакать.
   "Я была бы не прочь рассказать Эрику, - подумала она, - но я не осмелилась бы сказать что-нибудь кому-нибудь еще, чтобы они не подумали, что я сумасшедшая".
   Время шло, у нее были новые платья, но она не могла видеть себя в них, и снова плакала.
   - Я не знаю, что мне делать, - всхлипывала она, стоя перед зеркалом в прекрасном новом платье, которое она никогда раньше не надевала и все же не могла видеть себя в нем. - Я думаю, что сойду с ума. И, осмелюсь сказать, я становлюсь ужасно уродливой, сама того не подозревая. - Она начала волноваться, не спать по ночам, и совсем побледнела и похудела.
   - Что с тобой, Ламорна? - спросил один из соседей. - Ты становишься совсем худой. Ты не должна так выглядеть в твоем возрасте, иначе потеряешь всю свою привлекательность, - и Ламорна дрожала от страха, слушая. А потом другая женщина сказала ей: - Ламорна, ты сегодня плохо причесалась. Ты не должна становиться неопрятной, иначе ты никогда не будешь выглядеть красивой, - и Ламорна, которая знала, что ее волосы были не так хорошо уложены, потому что она не могла их видеть, убежала, чтобы скрыть слезы.
   Так прошел год, а об Эрике ничего не было слышно.
   У Ламорны было много других воздыхателей, но по мере того, как она становилась сердитой и вспыльчивой, а ее привлекательность начала покидать ее, ее воздыхатели тоже покидали ее.
   Каждый год в деревне устраивалась большая ярмарка, на которую Ламорна всегда ходила, одетая в свое лучшее платье и выглядевшая самой красивой девушкой; поэтому, когда снова пришло время для ярмарки, она решила пойти и одеться как можно наряднее, чтобы никто не мог сказать, что она стала менее хорошенькой, чем раньше. Поэтому она выбрала самое красивое платье, какое смогла найти, и отделала его лентами вишневого цвета, а затем достала шляпку, посмотрела на нее и подумала, что та слишком простая.
   - Если бы я могла купить для нее новое перо, - сказала она, - или несколько цветов, это было бы намного лучше. Я выйду и посмотрю, что смогу найти.
   Она отправилась в деревню и осмотрела все витрины магазинов, но не увидела ничего подходящего для нее; поэтому она свернула в поле, думая, что вместо этого сорвет несколько цветов, чтобы сделать венок.
   Она осмотрела все насыпи и живые изгороди, но все цветы, которые она видела, показались ей слишком простыми, и она выбросила их, как только собрала.
   - Если я не найду ничего красивее этого, - сказала она, - то вообще не пойду на ярмарку, - и она начала сердиться.
   Наконец она подошла к большому старому дереву, и на одной из его нижних ветвей сидела самая красивая птица, какую она когда-либо видела в своей жизни. Ее туловище было ярко-голубым, а крылья - в золотую и зеленую полоску, и она сияла, как будто была украшена драгоценными камнями.
   "О, какая красавица! - подумала Ламорна. - Если бы я только могла достать несколько ее перьев для своей шляпки, как бы я была счастлива!" - и она с тоской посмотрела на птицу. Затем она взяла большой камень и, тихонько пройдя под деревом, бросила его в птицу, но камень упал с другой стороны и не попал в птицу, которая сидела совершенно неподвижно и не шевелилась.
   - Глупое создание! - сказала Ламорна. - Если ты будешь сидеть так тихо, я легко смогу поймать тебя. - Поэтому она подбежала к задней части дерева, взобралась на самый низкий сук и, наклонившись, попыталась схватить птицу. Но птица затрепетала в ее руках, она потеряла равновесие и упала с ветки лицом вниз. Под деревом была небольшая кучка острых камней, на которые упала Ламорна, и ее лицо оказалось рассечено, так что хлынула кровь. Сначала она потеряла сознание от падения, но вскоре пришла в себя, вскочила и побежала домой в слезах. Конечно, она не могла видеть порезы, но чувствовала, как стекает кровь, промыла и перевязала лицо, как могла. Когда вошел ее отец, он удивленно уставился на нее.
   - Что случилось, девочка, - воскликнул он, - что ты с собой сделала?
   - Я упала и порезала лицо, - коротко сказала Ламорна.
   - Порезала свое лицо - это да, и к тому же сильно. Но что заставило тебя вот так наклеить пластырь - наполовину скрыть порез, наполовину - нет? Я выйду и попрошу женщин прийти и помочь тебе, если ты сама не можешь сделать это.
   Итак, лицо Ламорны было забинтовано, и, конечно, она не могла пойти на ярмарку. Все думали, что порезы глубокие, и что они, скорее всего, оставят шрамы на всю жизнь. Ей пришлось много дней пролежать в постели, и она чувствовала себя больной и несчастной. Но пока она лежала так в одиночестве, она думала о многих вещах, которые раньше никогда не приходили ей в голову, и больше всего об Эрике. Она вспомнила, как с презрением отвечала на его любовь, и подумала о том, как тщеславно она относилась к своей красоте; и теперь все это исчезнет, если он когда-нибудь увидит ее снова.
   "И если бы не мое тщеславие, - вздохнула она про себя, - мне бы вообще не пришлось страдать. Только оно заставило меня попытаться поймать птицу. Ах, что за мелочь - красота; можно ли так гордиться такой мелочью!"
   Когда ее лицо исцелилось, она подошла к кромке воды и остановилась, глядя на нее сверху вниз. Все соседи были очень добры к ней во время ее болезни, и никто ничего не сказал ей о метке на ее лице, но она хорошо знала, что ее красота исчезла навсегда.
   - Если бы только вернулся Эрик, - сказала она, стоя и глядя на воду, - я бы сейчас не думала все время о своей внешности, когда он говорил со мной; я бы вместо этого думала о нем.
   Когда водяные эльфы услышали ее слова, они полетели к мудрому старому эльфу и сказали:
   - Видишь, как жестоко она была наказана. Она совершенно излечилась от своего тщеславия. Давайте разрежем веревки из песка и освободим ее отражение.
   Но старый эльф покачал головой и сказал:
   - Не сейчас. Подождите еще немного.
   Когда Ламорна стояла, глядя на воду, она не знала, что кто-то подошел к ней сзади, но она услышала, как ее окликнули по имени, и, оглянувшись, увидела солдата, стоявшего рядом с ней, у которого была только одна рука. Она некоторое время смотрела на него, прежде чем узнала Эрика, так сильно он изменился. Она тихонько вскрикнула и, протянув руки, назвала его по имени.
   - Ты действительно узнала меня, дорогая Ламорна? - сказал он, подходя к ней. - Я думал, ты уже совсем забыла меня к этому времени. Посмотри, как я изменился - у меня только одна рука.
   Ламорна повернула лицо и показала ему шрам.
   - Я изменилась больше, чем ты, Эрик, - сказала она, - посмотри на это.
   Но она подумала: "Теперь он перестанет любить меня, когда увидит, какой я стала уродливой", - и ей захотелось заплакать.
   Но Эрик ничего не сказал о ее лице. Только спросил ее, рада ли она, что он вернулся.
   - Я очень, очень рада, - сказала она. - Ах, как я скучала по тебе после того, как ты ушел!
   - Это действительно правда, Ламорна? - спросил Эрик. - Все время, пока я был в отъезде, я не думал ни о ком, кроме тебя; и теперь не осмелился бы просить тебя стать женой такого бедного, изуродованного человека, как я.
   - Но если ты возьмешь меня, Эрик, - сказала Ламорна, - я стану твоей женой и буду нежно любить тебя, - и они поцеловали друг друга и договорились, что поженятся, как только смогут. А потом они пошли домой, чтобы рассказать матери Эрика, и были так счастливы, как только могли.
   Итак, они поженились, и вечером после этого Ламорна попросила Эрика спуститься с ней к скалам, на которых они сидели вечером перед его отъездом. Была прекрасная лунная ночь, и море было гладким, как стекло.
   - Именно в такую ночь, как эта, мы сидели здесь в последний раз, - сказал Эрик. - Но как же ты тогда изменилась! Ты помнишь, как жестока ты была со мной в ту ночь?
   - Да, Эрик, я действительно так думаю, - сказала она. - Но тогда моя внешность тоже была другой. Ах, как бы мне хотелось, чтобы мое лицо было красивым по-прежнему, таким, каким ты любил восхищаться.
   Когда водяные эльфы услышали эти слова, старый эльф сказал:
   - Сейчас самое время! - И они поспешили к отражению, перерезали песчаные веревки, и с могучим треском оно поднялось прямо сквозь воду на поверхность, прямо под пристальным взглядом Ламорны.
   - Эрик! - воскликнула она, вздрогнув. - В чем дело? Что-нибудь случилось с луной?
   - Нет, дорогая Ламорна, с ней все в порядке. Тебе плохо? - с тревогой спросил Эрик.
   - Я думаю, что, должно быть, болела весь прошлый год, но теперь я снова совсем здорова, - сказала Ламорна, глядя на свое собственное лицо в воде. - Какие большие шрамы у меня на лице! Но меня это не печалит, если это не печалит тебя, дорогой Эрик, - а Эрик поцеловал шрам и сказал ей, что любит ее еще больше.
   Водяные эльфы устроили большой праздник, когда услышали это, и танцевали до утра.
   - В любом случае, есть одна хорошая вещь, которую мы сделали в прошлом году, - сказали они. - Мы вылечили тщеславную Ламорну.
  
   - Ах, ужасная вещь - тщеславие! - торжественно произнесла Заколка для шали. - Я сама страдала от этого. Я стараюсь уколоть любого, кто, по моему мнению, становится слишком тщеславным.
   - Это зависит от того, чем нужно гордиться, - сказала Брошь. - Конечно, некоторые люди почти совсем не тщеславны.
   - Мне нравится эта история, - сказала Булавка, - но я не могу сказать, что считаю ее правдивой.
   - Тем не менее, это правда, - сказала Брошь. - Теперь кто-то другой должен рассказать историю. Возможно, это будет Заколка для шали?
   Заколка для шали некоторое время колебалась, а затем сказала, что попытается вспомнить историю, которую ей много лет назад рассказал индийский Шарф, который она часто закалывала.
  

СЕМЕНА ЛЮБВИ

  
   Много лет назад в стране далеко за морем была маленькая деревня, стоявшая у большой реки; а через реку был мост, ворота которого открывались и закрывались, когда проезжали экипажи и лошади. Рядом с мостом стоял маленький белый коттедж, в котором жила старуха с двумя внучками, чьим делом было открывать и закрывать тяжелые железные ворота. Женщина была очень стара, две ее внучки были детьми двух ее сыновей, которые оба умерли; так что молодые девушки были двоюродными сестрами. Они были одного возраста, но совершенно не похожи. Их звали Заира и Бланчелис. У Бланчелис были золотистые волосы и глаза, похожие на голубые васильки, она смеялась и пела с утра до ночи. Волосы Заиры были черными, как вороново крыло, а глаза - как большие терновые ягоды. Ее называли самой красивой девушкой во всей деревне, но никто не любил ее так, как голубоглазую Бланчелис.
   Старая бабушка только и делала, что сидела у огня и вязала; так что - то одна, то другая из девушек всегда дежурила у ворот и пропускала прохожих. Заира ворчала на эту работу, но Бланчелис делала ее весело и всегда говорила приятное слово каждому из жителей деревни, когда они переходили мост.
   Однажды зимой старая бабушка чувствовала себя слабее, чем когда-либо, и в канун Рождества позвала двух девочек к своей постели и сказала:
   - Мои дорогие внучки, я чувствую, что мой конец быстро приближается, но прежде чем я умру, я должна кое-что сказать вам обеим. Я верю, что вы всегда будете хорошими девочками, и тогда вы обязательно будете счастливы. Мне нечего вам оставить, кроме моего благословения, но у меня есть кое-что еще для каждой из вас. Вот эти две маленькие свечи; это волшебные свечи, и когда вы зажжете их, вам явится фея, которая исполнит желание вашего сердца. Если это доброе желание, то появится добрая фея, но если это злое желание, то придет злая фея; поэтому я советую вам остерегаться, ибо плохие феи никому не помогают. Вы должны жечь свои свечи в одиночестве ночью, когда нет ни луны, ни звезды, и у вас может быть только одно желание, потому что, когда оно исполнится, свеча погаснет; но если вы последуете моему совету, вы никогда не зажжете их вообще. Много-много лет назад их привез из-за моря, из чужой страны, где говорили животные и умели летать мужчины и женщины, моряк, который подарил их моей бабушке, которая подарила их моей матери, которая подарила их мне. Так что они были у меня всю мою жизнь, но никто никогда ими не пользовался, потому что все мы думали, что если люди живут честно и выполняют свой долг, они обязательно будут счастливы без помощи какого-либо волшебного народа.
   С этими словами добрая женщина достала из-под подушки две крошечные свечи и дала по одной каждой из двух девочек, стоявших у ее постели. Они взяли их в великом удивлении, Бланчелис наклонилась и поцеловала ее, и в этот момент старуха умерла.
   Бланчелис сильно горевала и плакала, потому что она очень любила ее, но Заира была так занята мыслями о своей волшебной свече, что не горевала о смерти бабушки, а сидела, размышляя о том, чего бы ей хотелось пожелать, когда она ее зажжет.
   - Я буду хранить ее до тех пор, пока не узнаю то, чего мне действительно очень хочется, - сказала она себе. Поэтому она благополучно убрала свечу; и Бланчелис тоже убрала свою, намереваясь последовать совету бабушки и никогда ее не зажигать. Итак, две девушки жили в том же маленьком коттедже, выходя, как и раньше, чтобы открыть ворота для прохожих.
   На другом берегу реки стоял величественный замок, принадлежавший королю. Давным-давно он останавливался там поохотиться, но теперь был слишком стар, и замком не пользовались. Однажды девушки услышали, что приедет сын короля, и вся деревня должна быть украшена в его честь. В первый день, когда он должен был отправиться на охоту, Заира и Бланчелис знали, что он пересечет мост; поэтому они обе оделись в самое лучшее, чтобы выйти и открыть ворота; но Заира сказала Бланчелис: "Ты отойди и позволь мне идти первой, потому что, как говорят люди, я самая красивая девушка в деревне, и это правильно; поэтому принц должен увидеть меня". Бланчелис встала сзади и смотрела через плечо кузины.
   Она увидела группу всадников, пересекавших мост, и все они были великолепно одеты в разноцветный бархат и золото, а в середине, верхом на белоснежном коне, ехал сын короля, одетый в костюм, отделанный золотом, который сверкал и сиял на солнце. Его волосы, которые были темнее и рыжее, чем его золотое платье, свисали ему на плечи и поднимались вокруг головы, словно тонкие провода. На голове у него была бархатная шапочка, с которой свисало длинное белое перо, скрепленное бриллиантовой застежкой; и когда он улыбался и разговаривал с окружающими, Бланчелис подумала, что никогда в жизни не видела никого более красивого. Впереди отряда ехали трубачи, дуя в свои трубы, чтобы расчистить путь, а позади были слуги и пажи, ведущие собак и несущие соколов.
   Но никто из гостей не заметил двух девушек, стоявших у дверей коттеджа, и лошадиные копыта подняли облако пыли, которое полетело Заире в лицо, и она впала в ярость. "Если это все, что можно получить, например, за то, что ты открыла ворота для королевского сына, - воскликнула она, - я больше никогда этого не сделаю". Но Бланчелис стояла в дверях и смотрела на отряд всадников, пока они совсем не скрылись из виду, а потом вздохнула. "Я бы простояла у ворот весь день, если бы он только один раз проехал мимо", - сказала она, и ее кузина презрительно посмеялась над ней. Но когда королевская свита поехала обратно, Бланчелис открыла ворота, и стояла, и смотрела на сына короля, как и прежде, а когда вернулась в коттедж, то тихо плакала, а когда спала ночью, ей снился сын короля. Каждый день он проезжал по мосту на своем белоснежном коне, когда ехал на охоту, и каждый день Бланчелис выходила, открывала ворота и смотрела ему в лицо; но он никогда не замечал ее, и она вздыхала, снова возвращаясь в коттедж. Так проходили дни, Бланчелис похудела и побледнела. Заира смеялась над ней и спрашивала, что ее беспокоит. "Если ты потеряешь свою красоту, - сказала она, - ты никогда не найдешь себе мужа".
   - Мне не нужен муж, я никогда ни за кого не выйду замуж, - печально сказала Бланчелис, и Заира рассмеялась еще сильнее.
   Однажды ночью, когда Заира крепко уснула, Бланчелис, которая не спала, встала со своей маленькой кровати и, тихо подойдя к окну, выглянула в ночь. Не было ни луны, ни звезд, и ночь была очень темной.
   - Я должна поторопиться, - сказала Бланчелис, - потому что скоро взойдет солнце.
   Поэтому она быстро оделась, но оставила волосы распущенными по спине, бесшумно подошла к шкафу и тихо открыла дверцу. Она вынула свечу и спрятала ее за пазуху. Затем она выскользнула из комнаты, прошла по коридору и вышла в маленький сад. Посреди сада стояло огромное тисовое дерево, ветви которого почти касались земли. В ночи оно казалось огромным черным великаном, и Бланчелис задрожала, глядя на него; но она собралась с духом и, подойдя к дереву, прокралась под его ветвями и опустилась на колени, прислонившись к стволу. Была черная, черная ночь, совершенно безветренная, и было так жарко, словно светило солнце. Бланчелис крепко воткнула свечу в землю, а затем зажгла ее. Как только та начала гореть, сквозь деревья донесся легкий шелестящий звук, похожий на хлопанье голубиных крыльев, а затем перед тем местом, где Бланчелис стояла на коленях, в свете свечи она увидела мальчика, который не был похож ни на кого, кого она когда-либо видела раньше, настолько он был прекрасен. У него были вьющиеся золотистые волосы, которые окружали его голову подобно нимбу, и он носил на волосах венок из розовых роз, и в руке также держал розу. Его одеяние было белым, но оно не скрывало его босых ног, на которых были золотые сандалии; золотой пояс был вокруг его талии. Из его плеч росли мягкие розовые крылья, а лицо было прекрасным, как у ангела.
   - Я - Любовь. Что тебе от меня нужно? - спросил мальчик, и при звуке его голоса все лесные голуби на соседних деревьях проснулись и начали ворковать. Но Бланчелис вздрогнула, молча посмотрела на него; и он снова заговорил:
   - Говори быстрее, скажи мне, чего хочет твое сердце, потому что скоро твоя свеча догорит, и тогда я исчезну.
   Тогда Бланчелис собрала все свое мужество и, сложив руки, сказала тихим, дрожащим голосом:
   - Подари мне любовь королевского сына.
   Любовь на мгновение посмотрела на нее, улыбнулась и тихо засмеялась; затем мальчик осторожно встряхнул розу, которую держал, и в его руку из сердцевины розы упало несколько крошечных семян.
   - Возьми их, - сказал он, протягивая их Бланчелис, - и посади в землю, как только взойдет солнце; но прежде чем ты их укроешь, произнеси над ними имя того, чьей любви ты желаешь. Из них вырастет розовое дерево, и по мере того, как оно будет расти, будет расти и его любовь к тебе. Пока это дерево живо, он будет любить тебя больше всего на свете, но если оно станет чахнуть и умрет, его любовь к тебе тоже ослабнет и умрет, и тогда только одна вещь в мире заставит ее снова ожить. И остерегайся одной вещи, - это уколы шипов, которые вырастут на дереве; ибо, если один из них проколет твою кожу и пустит кровь, пусть даже ее будет очень мало, рана никогда не заживет, даже если она не убьет тебя. Прощай, хорошо охраняй свое дерево.
   - Останься на минутку, - взмолилась Бланчелис. - Скажи, как и где мне следует искать тебя, если мне это понадобится.
   - Меня можно найти во многих местах, - ответила Любовь. - Но я часто бываю там, где ты никогда бы меня не искала, и редко там, где ты искала бы меня. Прощай!
   И снова раздалось тихое жужжание крыльев, и через мгновение Любовь исчезла, свет от свечи погас, и Бланчелис осталась одна под деревом в темной ночи. Лесные голуби перестали ворковать, и снова все стихло. Затем она поднялась с колен и направилась в дом. Она не могла разглядеть семена в темноте, но крепко сжала их в одной руке, когда снова забралась в свою маленькую кроватку. Заира пошевелилась во сне, но не проснулась.
   Когда засияли первые лучи солнца, Бланчелис встала и осмотрела свои семена. Они больше походили на драгоценные камни, чем на семена, потому что были ярко-красными, как рубины, и каждое из них было в форме сердца. Бланчелис поцеловала их, а затем принялась искать место, где бы их посадить. Наконец она взяла цветочный горшок и наполнила его землей, положила в него семена, выдохнула на них имя принца, и засыпала их землей. Затем она поставила цветочный горшок на окно своей комнаты.
   - Теперь я могу наблюдать за ним и днем, и ночью, - сказала она, - и следить, чтобы с ним не случилось ничего плохого.
   В то утро, когда сын короля проезжал мимо на охоту, он остановился у дверей коттеджа и попросил Бланчелис дать ему стакан воды. Это был первый раз, когда он заговорил с ней, и ее сердце забилось от радости. Ночью, когда она пошла посмотреть на свой цветочный горшок, то обнаружила, что в горшке над землей появился крошечный росток.
   На следующий день, проезжая мимо, принц снова остановился у коттеджа; каждый день он останавливался и разговаривал с Бланчелис, и каждый день оставался с ней подольше; и растение в горшке становилось все больше и больше, пока, наконец, Бланчелис не увидела, что это розовое дерево, и что оно покрыто крошечными бутонами.
   Однажды вечером, когда принц вернулся с охоты, он вошел в коттедж Бланчелис и спросил ее, будет ли она его женой, и сказал ей, что, когда он станет королем, она должна стать королевой.
   Бланшелис заплакала от радости; и когда она пошла посмотреть на свой цветок, то обнаружила, что один бутон распустился в великолепную белую розу, которая благоухала по всей комнате.
   Итак, Бланчелис вышла замуж за сына короля, и по всей стране была великая радость по поводу свадьбы, и повсюду были иллюминации; и у Бланчелис были прекрасные дамы, которые поздравляли ее, ей дарили прекрасные драгоценности, и для нее шили прекрасные платья; но больше всего она ценила свой горшок с розовым деревом, которое с каждым днем становилось все красивее, потому что на нем цвели свежие розы.
   Но Заира горько завидовала Бланчелис, потому что та собиралась стать королевой, хотя Бланчелис была очень добра к ней и дарила ей красивые вещи, и взяла ее жить с собой во дворец. И все же, Заира ненавидела ее, и день и ночь думала о том, как она может причинить ей какой-нибудь вред, и когда она увидела, как счастлива была Бланчелис, и как сильно ее любил муж, она возненавидела ее еще больше. Так шло время. Роза Бланчелис выросла в большое дерево, и она посадила ее в дворцовом саду, прямо под окном своей спальни, чтобы это было первое, что она видела, когда просыпалась утром. Все ее придворные дамы знали, что любимое место принцессы Бланчелис в саду было рядом с прекрасным розовым деревом, где она могла часами сидеть, глядя на его цветы и вдыхая их аромат. Она никогда никому не позволяла их собирать и всегда поливала дерево сама. Ее первой заботой утром было осмотреть свое розовое дерево, она смахивала с него насекомых и срезала увядшие листья. А иногда, когда никого не было рядом, кто мог бы увидеть ее, она прижималась губами к розам; но Заира тайно наблюдала за ней и страстно желала знать, почему Бланчелис так сильно любила это дерево.
   Через некоторое время у Бланчелис родился маленький сын, который стал наследником короны, и она была еще счастливее, чем раньше, и ее муж любил ее больше. Колокола зазвонили в день рождения принца, и весь народ ликовал. И розовое дерево росло так быстро, что, когда Бланчелис вышла в сад с ребенком на руках, это было довольно большое дерево, и она могла стоять в тени его ветвей.
   - Ты очень счастливая женщина, кузина Бланчелис, - сказала Заира, подходя к ней сзади, когда та стояла под деревом.
   - Да, действительно, я счастлива, - сказала Бланчелис, глядя на ребенка у себя на руках. - И я надеюсь, дорогая кузина Заира, что ты будешь так же счастлива, как и я.
   - Это невозможно, - сказала Заира, - потому что однажды ты станешь королевой, а я никогда ей не стану.
   - Я так счастлива не потому, что собираюсь стать королевой, - сказала Бланчелис, - а потому, что я нежно люблю своего мужа и ребенка.
   - А что ты любишь больше всего, кроме них? - спросила Заира.
   - Кроме них, я люблю свое розовое дерево, - сказала Бланчелис; она засмеялась и обвила руками ствол дерева.
   - Значит, если бы это дерево погибло, ты была бы очень несчастна, кузина Бланчелис? - спросила Заира, и ее глаза радостно заблестели.
   - Да, если бы мое дерево умерло, я думаю, это разбило бы мне сердце, - сказала Бланчелис, и побледнела при этой мысли.
   Но с того дня Заира не думала ни о чем, кроме того, как бы ей убить розовое дерево, которое так любила ее кузина. Сначала она срывала с него листья и срезала ветви, но на старых местах росли свежие листья, а искалеченные ветви прорастали заново. Затем она взяла острый нож, проткнула им ствол и содрала кору, так что та кровоточила. Но рана вскоре зажила, и кора снова наросла, так что дерево стало даже лучше, чем раньше. Заира могла делать все, что хотела, но дерево росло и росло, и она не могла причинить ему вреда.
   Вскоре после рождения маленького принца старый король заболел и умер, поэтому Бланчелис и ее муж должны были быть коронованы королем и королевой. Снова была устроена иллюминация - по поводу коронации; Бланчелис и ее муж сидели на двух золотых тронах, в то время как короны были возложены на их головы, а ребенок лежал в золотой колыбели у их ног.
   Королева Бланчелис была одета в белый атлас с золотом, в платье было несколько ее дорогих роз, и она улыбалась и плакала от радости; и вся толпа приветствовала ее. Но когда Заира увидела Бланчелис, восседающую на своем золотом троне, ее ненависть и зависть не знали границ, и она заплакала от ярости; ибо она увидела, что Бланчелис была лучше и красивее ее, хотя на ней тоже было роскошное атласное платье и в волосах сверкали драгоценные камни.
   Ночью во дворце был дан большой бал, но Заира не захотела танцевать, и стояла в углу, наблюдая за Бланчелис, ее губы дрожали от ярости. Наконец она встрепенулась, с какой-то мыслью в голове, и побежала в дворцовый сад, в темную ночь. В одной руке она крепко сжимала маленькую восковую свечу, которую бабушка подарила ей давным-давно. Ночь была темной и холодной, не было ни луны, ни звезд, свистел пронзительный ветер, и Заира дрожала в своем желтом атласном платье. Начался дождь, но она приподняла юбки, и в своих тонких блестящих туфлях пробиралась среди луж, пока не подошла к тому месту, где стояло розовое дерево Бланчелис.
   Здесь она остановилась и, взяв свечу, крепко воткнула ее в землю и зажгла. Дул ветер, шел дождь, но свеча горела ровно. Внезапно раздалось шипение, похожее на шипение змеи, и перед Заирой возникла уродливая фигура седой ведьмы, одетой в черное. На голове у нее была корона из переплетенных живых змей, которые двигали головами и плевались ядом во все стороны. В руке, больше похожей на коготь, чем на руку, она держала посох, вокруг которого обвивалась змея с семью головами: первая - змеиная, вторая - обезьянья, третья - жабья, четвертая - стервятника, пятая - тигра, а шестая и седьмая - мужская и женская; и все головы шипели, стрекотали, плевались и визжали от гнева. У ее ног скакали лягушки и жабы и ползали всевозможные отвратительные рептилии, но самым отвратительным из всего было ее лицо, потому что оно было так покрыто морщинами от ярости и гнева, что больше походило на дьявольское, чем на женское.
   - Чего ты хочешь от меня? - прошипела она голосом, от которого Заира задрожала. - Говори - чего ты хочешь?
   Тогда Заира указала на розовое дерево и сказала: "Скажи мне, как убить это дерево".
   Ведьма усмехнулась и вытащила из-за пазухи маленькую гадюку, которую протянула Заире, задрожавшей еще сильнее, но взяла ее в руку и держала, хотя та была холодной, как камень, и очень скользкой.
   - Возьми это, - прохрипела ведьма, - и докопайся до корней розового дерева. Положи ее среди них, она обвьется вокруг, и по мере того, как будет сжимать их своей хваткой, дерево умрет.
   - Кто ты и как тебя зовут? - выдохнула Заира.
   - Я - Зависть, - ответила ведьма; затем Заира снова услышала долгое низкое шипение, и старуха исчезла, оставив ее одну, все еще держащую холодную скользкую гадюку. Она сразу же вернулась во дворец, и рассмотрела ее при свете, когда за ней никто не наблюдал. Змея была ярко-зеленой и блестела, когда двигалась. Ее глаза пылали алым, а изо рта высунулся длинный раздвоенный язык, и она злобно шипела, но не пыталась причинить Заире вред, и та поцеловала и приласкала ее, а затем, спрятав за пазухой, вернулась на бал.
   На следующее утро, как обычно, королева Бланчелис спустилась с ребенком на руках к своему розовому дереву; Заира вышла из-за дерева и, как и прежде, наблюдала за ней.
   - Ах, мое милое дерево, с каждым днем ты становишься все прекраснее, а я счастливее, - сказала королева Бланчелис, обняла ствол дерева своими белыми руками, прижалась к нему щекой и, как и прежде, погладила его.
   - Твой питомец, кажется, в порядке, кузина Бланчелис, - сказала Заира, подходя к ней.
   - Как! ты здесь, кузина Заира? - сказала Бланчелис, отходя от дерева.
   - Смотри, у меня появилось домашнее животное, - сказала Заира; она вытащила из-за пазухи холодную длинную змею и позволила ей обвиться вокруг ее рук и шеи.
   - Что за отвратительное существо у тебя, кузина Заира? - воскликнула Бланчелис, дрожа и отводя взгляд от змеи.
   - У тебя есть, за кем ухаживать, почему бы и мне не завести питомца? - сказала Заира, целуя сверкающую зеленую голову змеи.
   - Но ты, конечно, не сделаешь домашним животным эту ужасную змею? - спросила Бланчелис. - Дорогая кузина Заира, выбрось ее, и я подарю тебе прекрасного питомца - голубя, или газель, или розовое дерево, как у меня.
   - Я бы ни за что на свете не променяла свою змею, - сказала Заира; и ее глаза заблестели почти так же, как у змеи, когда она отвернулась, все еще лаская ее; но королева Бланчелис вздрогнула и почувствовала грусть, хотя и не знала почему.
   Заира подождала до ночи, а потом взяла лопату и пошла в сад, чтобы докопаться до корней розового дерева. Было совсем темно, и никто не мог ее видеть. Она копала и копала, пока не добралась до длинных корней, уходивших глубоко в землю, а затем встала на землю рядом с ямой, вынула змею из-за пазухи и поцеловала ее.
   - Милая змея, - тихо сказала она, - обвей корни дерева и убей его как можно быстрее, чтобы оно умерло, и кузина Бланчелис могла оплакивала его.
   Затем она взяла змею в свою маленькую белую руку и положила ее среди корней дерева. Мгновение та лежала совершенно неподвижно, затем начал медленно обвиваться вокруг них.
   Заира рассмеялась, наблюдая за этим.
   - Прощай, милая змея, - сказала она, - делай свою работу хорошо.
   Затем она засыпала яму землей и разгладила ее так, чтобы не осталось никаких следов.
   На следующий день, когда королева Бланчелис пришла посмотреть на свое дерево, она обнаружила, что оно поникло, поэтому она позвала садовников, чтобы тот полил его, но вся вода в мире не могла помочь; с каждым днем оно поникало все больше и больше, а цветы начали увядать и опадать. Бедная королева Бланчелис смотрела на это со слезами на глазах. Она посылала за другими садовниками, но и они ничего не могли с этим поделать; у королевы заболело сердце, она побледнела и похудела, потому что видела, - муж начинает любить ее все меньше и меньше.
   Каждый день он выезжал на охоту с Заирой, и на всех придворных балах он ни с кем больше не танцевал. Королева Бланчелис скорбела молча, пока с ее дерева не упал последний лист.
   - Я больше не останусь здесь, - сказала она, - так как мое дерево умерло, а мой муж больше не любит меня. Я пойду, найду Любовь и попрошу ее помочь мне.
   Поэтому она встала ночью, завернулась в большой плащ, попрощалась со своим ребенком и отправилась одна.
   Она бродила, бродила и бродила, пока не пришла в деревню, где родилась, и в маленький домик у моста, где она жила.
   Она пошла в сад, где росло тисовое дерево, и где она видела Любовь раньше, но теперь Любви там не было, и когда она спросила соседей, проходила ли она той дорогой, они уставились на нее и подумали, что она сошла с ума. Так она шла и шла, день и ночь, пока у нее не заболели ноги, а лицо не загорело на солнце. Она так устала, что едва могла двигаться, но все равно продолжала идти, всюду ища Любовь, но нигде ее не находила. Наконец она подошла к церкви, в которой происходила пышная свадьба. "Здесь я обязательно найду ее", - сказала она, ускорила шаги, вошла в церковь и села среди людей. Она подождала, пока закончится свадьба, а затем понаблюдала за выходящей свадебной процессией, чтобы посмотреть, была ли среди них Любовь. Невеста была великолепно одета, и было много нарядных экипажей и изысканно одетых людей, но нигде среди них она не увидела фигуры Любви, и она отвернулась от церкви с тяжелым сердцем. Идя по дороге, она подошла к большому дереву, под которым сидела пара влюбленных. "Ах, здесь наверняка будет Любовь", - сказала она, подошла к дереву и молча стояла, наблюдая за молодыми людьми, которые шептались и смеялись; но Любви там не было, и королева Бланчелис тщетно искала ее. Затем она снова пошла дальше, пока не дошла до лужайки, на которой играли несколько детей.
   - Я найду ее среди этих малышей, - сказала она и стала ждать, наблюдая за их играми, но по-прежнему не видела и следа Любви. Так она шла все дальше и дальше, пока не устала так, что больше не могла двигаться, и остановилась на пустынной бесплодной равнине, на которой стояло несколько жалких домиков, а рядом с ними старая церковь и кладбище. Рядом громко ревело море, и повсюду летали дикие морские птицы. Королева Бланчелис в изнеможении опустилась на небольшой холмик перед дверью коттеджа и услышала, как две женщины разговаривали, сидя за прялкой.
   - Он заставлял ее работать на себя день и ночь, - сказала одна из них, - и никогда не говорил ей доброго слова.
   - Он бил и пинал ее, - сказала другая, - для нее даже лучше, что он умер.
   - Сейчас начинают звонить в похоронный колокол, - сказала первая, - но, я думаю, там будет очень мало скорбящих. Он был самым порочным человеком на много миль вокруг.
   Королева Бланчелис посмотрела в сторону церкви, услышала звон колокола и увидела небольшую темную процессию, направлявшуюся к церковному кладбищу.
   Она поднялась с земли и повернулась в сторону кладбища.
   - Бедная женщина! она несчастна, и я тоже, - сказала она со слезами на глазах.
   Священник уже читал службу у могилы, когда она подошла к ней. Только одна женщина стояла рядом с ней, но когда она посмотрела на нее, сердце королевы Бланчелис сильно забилось, потому что рядом с ней была Любовь, одетая как плакальщица. Она подождала, пока служба не закончилась, и женщина со священником ушли, а затем бросилась вперед, схватила Любовь за плащ и опустилась к ее ногам.
   - Помоги мне, Любовь моя! - воскликнула она, а затем заплакала.
   - Бедная королева Бланчелис! - сказала Любовь. - Значит, твоя роза умерла.
   Ее лицо выглядело печальным, а щеки были бледными и худыми.
   - Мое дерево умерло, - рыдала королева Бланчелис, - и король больше не любит меня. Ах, скажи мне, кто убил мое дерево?
   - Твоя кузина Заира убила его, - сказала Любовь. - Она попросила Зависть помочь ей, и Зависть дала ей гадюку, которую она положила у корней дерева, и та выплюнула свой смертельный яд на красное сердце, находящееся в центре ствола, и убила его.
   - Тогда скажи мне, как оживить его снова, - выдохнула королева.
   - Есть только одна вещь в мире, которая может это сделать! - сказала Любовь.
   - И что же это такое? - спросила королева.
   - Кровь твоего собственного сердца, - сказала Любовь. - Ты должна пронзить свое сердце шипом с дерева и позволить ей течь к корням дерева. Когда она коснется змеи, та усохнет и умрет, а дерево снова расцветет.
   Когда королева Бланчелис услышала это, она побледнела, но встала, покинула кладбище и пошла домой. Она шла много дней, потому что до дворца было далеко, и когда она приблизилась к нему, то увидела, что он весь украшен флагами, как будто для какой-то великой радости. Поэтому она остановилась и спросила деревенскую женщину, что случилось.
   - Вы, должно быть, пришли издалека, если не знаете этого, - ответила добрая женщина. - Завтра король женится на принцессе Заире, двоюродной сестре покойной королевы. Королева Бланчелис уже много лет как умерла, так что завтра состоится бракосочетание, и все украшено в честь свадьбы.
   Тогда королева Бланчелис спросила женщину, не оставила ли покойная королева маленького сына и где он сейчас находится.
   - Он всегда с королем, и король так любит его, что люди говорят, будто принцесса Заира завидует ему и отослала бы его, если бы посмела, - сказала женщина.
   Королева Бланчелис поблагодарила ее, а затем села на обочине дороги и подождала, пока наступит ночь, и все уснут в своих постелях. Затем она встала и тихо прокралась во дворец, так, что ее никто не услышал. Сначала она взяла лист бумаги и написала на нем, что она ушла, потому что король разлюбил ее, и как Любовь сказала ей, что Заира убила ее розовое дерево из ревности и украла любовь короля, и она умоляла, чтобы король был добр к ее маленькому сыну, когда она умрет, и чтобы ее похоронили под ее розовым деревом. Затем она поднялась наверх и сначала подошла к постели своей кузины Заиры.
   - Ах, жестокая кузина Заира, - сказала она, - я никогда не причиняла тебе вреда. Почему ты так меня ненавидишь? Но ты никогда не станешь королевой вместо меня, хотя сейчас мечтаешь об этом.
   Затем она подошла к постели своего маленького сына, поцеловала его и приласкала, но не разбудила.
   - Ах, сыночек, - сказала она, - если бы я не вернулась домой сегодня вечером, завтра на моем месте у тебя была бы жестокая мачеха, но теперь у тебя никогда не будет никакой мачехи, и твой отец всегда будет любить тебя.
   Затем, наконец, она подошла к постели своего мужа, короля, и положила свое письмо на подушку, рядом с его головой.
   - Увы! дорогой муж, - сказала она, - сегодня вечером я смотрю на тебя, и ты меня не видишь, но завтра утром ты будешь смотреть на меня, и я тебя не увижу.
   Затем она трижды нежно поцеловала его, попрощалась с ним и вышла из дворца к своей дорогой розе в саду. Теперь это был всего лишь голый черный пень. Итак, королева Бланчелис легла на землю, обхватила ствол руками, сорвала с мертвой ветки длинный гладкий шип, и пронзила им свое сердце, и капли крови потекли к корням дерева, и тотчас змея у корней сморщилась и умерла, а дерево снова начало распускаться и расти.
   Когда король проснулся утром, первое, что он увидел, было письмо королевы; он взял его и сразу же прочитал, а, когда прочитал, его щеки побледнели, и он горько вздохнул, а затем позвал своих придворных и рассказал им, что случилось, и все они вышли в сад к розовому дереву, под которым лежала мертвая бедная королева Бланчелис. Но дерево, которое раньше было всего лишь мертвым пнем, покрылось зелеными листьями и розовыми бутонами.
   Король поцеловал бледное лицо королевы, приказал устроить пышные похороны, и чтобы ее похоронили под ее розовым деревом, и с того дня король не думал ни о ком, кроме королевы Бланчелис, и каждый день сидел у ее могилы под ее розовым деревом; у Заиры отняли все ее прекрасные платья и драгоценности, и оставили одежду, которую она носила до того, как пришла во дворец; она была изгнана из страны, и ей приходилось просить свой хлеб, переходя от двери к двери.
   Но когда розовое дерево зацвело, розы, которые раньше были белыми, стали такими же алыми, как кровь, которая вытекла из сердца королевы и окрасила их.
  
   - Я называю это грустной историей, - сказала Брошь довольно хриплым голосом. - Что касается меня, я люблю истории, которые заканчиваются хорошо.
   Булавка ничего не ответила, потому что тихо плакала и ужасно стыдилась, что ее слезы видны. Даже Браслеты перестали болтать и внимательно слушали. Заколка для шали улыбнулась. Она чувствовала, что ее рассказ удался, поэтому не обращала внимания на то, что говорила Брошь.
   - Теперь ваша очередь, - обратилась Брошь к Булавке, которая, немного подумав, сказала, что расскажет им историю, которую однажды рассказал ей знакомый Перстень с опалом, когда она спросила, откуда у него такие чудесные цвета.
  

ИСТОРИЯ ОПАЛА

  
   Однажды жарким летним днем ярко светило солнце; маленький Солнечный Лучик скользнул по длинной золотой лестнице и незаметно прокрался под листья большого дерева. Все Солнечные Лучи на самом деле крошечные Солнечные феи, спускающиеся на землю по золотым лестницам, которые кажутся смертным лучами солнца. Когда они видят приближающееся облако, то мгновенно взбираются по своим лестницам и тянут их за собой на солнце. Солнцем правит могущественная фея, которая каждое утро говорит своим крошечным слугам, лучам, где они должны светить, и каждый вечер пересчитывает их по возвращении, чтобы убедиться, в их правильном числе. Людям это неизвестно, но Солнце и Луна - враги, и именно поэтому они никогда не светят одновременно. Фея Луны - это женщина, и все ее лучи - крошечные женщины, которые спускаются по самым красивым маленьким лестницам, похожим на серебряные нити. Никто не знает, почему Солнце и Луна поссорились. Когда-то они были очень хорошими друзьями. Некоторые говорят, это потому, что Солнце пожелало жениться на ней, но Луна не любила его, а предпочла морского короля, ради которого всегда держится рядом с миром. Другие думают, что это из-за клочка земли, который Луна объявила своим, и на который Солнце однажды светило так сильно, что высушило и убило все растения и траву там, что очень обидело Луну. В любом случае, они злейшие враги, и Солнечные и Лунные Лучи не могут играть вместе.
   В тот день, с которого начинается моя история, Солнечный Луч, о котором я собираюсь вам рассказать, забрался на дерево, сел возле гнезда Снегиря и наблюдал за Снегирем и его парой.
   - Почему бы мне тоже не завести пару? - сказал он себе; и тогда ему стало очень грустно, потому что у Солнечных Лучей никогда не бывает пары. И все же, он был самым симпатичным малышом, какого вы только могли себе представить. Его волосы были ярко-золотыми, он сидел неподвижно, опершись одной рукой на свою крошечную лестницу, и слушал щебет птиц.
   - Я постараюсь не заснуть сегодня ночью, чтобы увидеть ее, - сказал молодой Снегирь.
   - Чепуха! - сказала его мать. - Ты не должен делать ничего подобного.
   - Но Соловей говорит, что она такая красивая, - сказал Крапивник, выглядывая из своего маленького гнезда в живой изгороди неподалеку.
   - Соловей! - презрительно сказал старый Снегирь. - Все знают, что Соловей давным-давно влюбился в Луну. Кто может доверять его словам?
   - Тем не менее, я хотел бы ее увидеть, - сказал Снегирь.
   - Я видел ее, и Соловей прав, - сказал Лесной голубь своим мягким воркующим голосом. - Я не спал прошлой ночью и видел ее; она прекраснее всего, что когда-либо приходило сюда раньше.
   - О ком ты говоришь? - спросил Солнечный Луч и метнулся к гнезду Снегиря. Все птицы замолчали, когда увидели его. Наконец, Снегирь сказал: - Это всего лишь Лунный Луч, ваше высочество. Никто, о ком ваше высочество заботилось бы, - Снегирь вспомнил ссору между Солнцем и Луной и не хотел много говорить.
   - Какая она? - спросил Солнечный Луч. - Я никогда не видел Лунного Луча.
   - Я видел ее, и она прекрасна, как ангел, - сказал Лесной голубь. - Но тебе следует спросить Соловья. Он знает о ней больше, чем кто-либо другой, потому что он всегда ждет ее, чтобы спеть ей.
   - А где Соловей? - спросил Солнечный Луч.
   - Сейчас он отдыхает, - сказал Крапивник, - и не скажет ни слова. Но позже, когда Солнце начнет садиться, он проснется и расскажет вам.
   - В то время, когда все приличные птицы собираются спать, - проворчал Снегирь.
   - Я подожду, пока не прилетит Соловей, - сказал Солнечный Луч.
   Так что весь день он светил вокруг дерева. По мере того как Солнце медленно опускалось, его лестница опускалась вместе с ним все ниже и ниже, потому что она была прикреплена к Солнцу с одного конца; и если бы Солнцу исчезло, прежде чем он побежал бы назад и поднял ее, лестница разбилась бы о землю, и бедный маленький Солнечный Луч никогда бы не вернулся домой, а бродил бы, становясь все бледнее и бледнее с каждой минутой, пока, наконец, не умер бы.
   Но за некоторое время до захода Солнца, когда оно все еще сияло на великолепном ложе красного и золотого, Соловей поднялся и, выйдя из своего укрытия, запел громко и ясно.
   - О, наконец-то это ты? - сказал Солнечный Луч. - Как я ждал тебя. Расскажи мне быстрее о Лунном Луче, о котором все говорят.
   - Что мне рассказать тебе о ней? - пропел Соловей. - Она прекраснее розы. Она - самое прекрасное существо, какое я когда-либо видел. У нее серебристые волосы, и свет ее глаз гораздо прекраснее, чем у тебя. Но почему ты хочешь знать о ней? Ты принадлежишь Солнцу и ненавидишь Лунные Лучи.
   - Я не ненавижу их, - печально сказал Солнечный Луч. - На что они похожи? Покажи мне ее как-нибудь вечером, дорогой Соловей.
   - Я не могу показать ее тебе сейчас, - ответил Соловей, - потому что она выйдет только после захода Солнца; но подожди несколько дней, и когда Луна будет полной, она придет незадолго до захода Солнца, и если ты спрячешься под листом, то сможешь посмотреть на нее. Но ты должен пообещать, что не будешь светить на нее, иначе ты можешь причинить ей боль или сломать ее лестницу.
   - Я обещаю, - сказал Солнечный Луч, и каждый день возвращался к одному и тому же дереву на закате, чтобы поговорить с Соловьем о Лунном Луче, пока Снегирь совсем не рассердился.
   - Сегодня ночью я наконец увижу ее, - сказал он себе, потому что Луна была почти полной и должна была взойти еще до захода Солнца. Он спрятался в дубовых листьях, дрожа от ожидания.
   - Она идет! - сказал Соловей, Солнечный Луч выглянул из-за ветвей и стал наблюдать. Через минуту или две крошечная серебряная лесенка, похожая на нить, показалась среди листьев, рядом с Соловьиным гнездом, по ней спустилась Лунный Луч, наш маленький Солнечный Луч выглянул и увидел ее.
   Она выглядела совсем не так, как он ожидал, но он согласился с Соловьем, что она была самым красивым существом, какое он когда-либо видел. Она была вся серебристая и бледно-зеленовато-голубая. Ее волосы и глаза сияли, как звезды. Все солнечные лучи казались яркими и горячими, но она выглядела такой же прохладной, как море; и все же она сверкала, подобно бриллианту. Солнечный Луч удивленно уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова, пока вдруг не увидел, что его маленькая лесенка прогнулась. Солнце садилось, и у него было совсем мало времени, чтобы вернуться и поднять за собой лестницу.
   Лунный Луч видела только, как исчезает его свет, но не видел его.
   - С кем ты разговаривал, дорогой Соловей? - спросила она, обвивая его шею своими прекрасными белыми руками и склонив голову ему на грудь.
   - С Солнечным Лучом, - ответил Соловей. - Ах, как он прекрасен! Я рассказывал ему о тебе. Он жаждет тебя увидеть.
   - Я никогда не видела Солнечного Луча, - задумчиво сказала Лунный Луч. - Мне бы так хотелось увидеть один из них, - и всю ночь она сидела рядом с Соловьем, склонив голову ему на грудь, пока он пел ей о Солнечном Луче; и его песня была такой громкой и ясной, что разбудила Снегиря, который пришел в ярость и заявил, что, если это будет продолжаться и дальше, она поговорит об этом с Совой и прекратит это. Ибо Сова была главным судьей и всегда ела маленьких птичек, когда они плохо себя вели.
   Но Соловей не умолкал, и Лунный Луч слушала, пока слезы не выступили у нее на глазах и губы не задрожали.
   - Значит, сегодня вечером я увижу его, - прошептала Лунный Луч, целуя Соловья и прощаясь с ним.
   - И сегодня вечером он увидит тебя, - сказал Соловей, устраиваясь отдохнуть среди листьев.
   Весь следующий день был облачным, и Солнце не светило, но к вечеру облака рассеялись, выглянуло Солнце, и не успело оно появиться, как Соловей увидел лестницу нашего Солнечного Луча, поставленную рядом с его гнездом, и в одно мгновение Солнечный Луч оказался рядом с ним.
   - Дорогой Соловей, - ласково сказал он, - ты прав. Она прекраснее рассвета. Я думал о ней всю ночь и весь день. Скажи мне, она придет снова сегодня вечером? Я буду ждать, чтобы увидеть ее.
   - Да, она придет, и ты можешь поговорить с ней, но ты не должен касаться ее, - сказал Соловей; и тогда они замолчали и стали ждать.
   Под дубом лежал большой белый Камень, обычный белый Камень, ни красивый, ни полезный, потому что он лежал там, где упал, и горько сокрушался, что у него нет цели в жизни. Он никогда не разговаривал с птицами, которые едва ли знали, что он может говорить; но иногда, если Соловей пел, или Лунный Луч освещала его, казалось, он вот-вот расколется от горя, ибо он такой глупый и бесполезный. Он наблюдал, как Солнечные и Лунные Лучи спускаются по их лестницам, и удивлялся, что ни одна из птиц, кроме Соловья, не считала Лунный Луч красивой. В тот вечер, когда Солнечный Луч сидел и ждал, Камень с нетерпением наблюдал за ним, а когда Лунный Луч поместила свою крошечную лестницу среди листьев и соскользнула по ней, он стал прислушиваться ко всему, что говорилось.
   Сначала Лунный Луч молчала, потому что не видела Солнечного Луча, но она подошла близко к Соловью и поцеловала его, как обычно.
   - Ты видел его снова? - спросила она. И, услышав это, Солнечный Луч вышел из-за зеленых листьев и встал перед ней.
   Несколько минут она молчала; потом начала дрожать и всхлипывать, и подошла к Соловью, и если Солнечный Луч пытался приблизиться к ней, она взбиралась по своей лестнице все выше.
   - Не бойся, дорогая Лунный Луч, - жалобно воскликнул он, - я не причиню тебе никакого вреда, ты так прекрасна, и я так сильно тебя люблю.
   Лунный Луч отвернулась, всхлипывая.
   - Я не хочу, чтобы ты любил меня, - сказала она, - потому что, если ты прикоснешься ко мне, я умру. Было бы гораздо лучше, если бы ты меня не видел; а теперь я не могу вернуться и быть счастливой на Луне, потому что я всегда буду думать о тебе.
   - Было бы лучше не любить так, как я люблю тебя? Но мне все равно, умру я или нет, теперь, когда я увидел тебя; и видишь, - печально сказал Солнечный Луч, - мой конец неизбежен, ибо Солнце быстро садится, и я не вернусь к нему, я останусь с тобой.
   - Иди, пока у тебя есть время, - крикнула Лунный Луч. Но пока она говорила, Солнце скрылось за горизонтом, крошечная золотая лестница Солнечного Луча с треском сломалась, обе части упали на землю и растаяли.
   - Видишь, - сказал Солнечный Луч, - я не могу вернуться, да и не хочу этого. Я останусь здесь с тобой, пока не умру.
   - Нет, нет, - закричала Лунный Луч. - О, я должна стать причиной твоей смерти! Что мне делать? Взгляни, рядом с Луной плывут облака; если одно из них проплывет через мою лестницу, оно ее разобьет. Но я не могу уйти и оставить тебя здесь, - и она наклонилась через листья туда, где сидел Солнечный Луч, и посмотрела ему в глаза. Соловей увидел, что рядом с Луной плывет крошечное белое облачко - маленькое облачко размером не больше клочка белой шерсти, но достаточно большое и сильное, чтобы сломать маленькую лестницу Лунного Луча.
   - Поднимайся, поднимайся сейчас же. Смотри! твоя лестница сломается, - пел он ей, но она не замечала его, а сидела, печально глядя на Солнечный Луч. На мгновение лунный свет померк, когда крошечное облачко проплыло мимо него; затем маленькая серебряная лестница упала на землю, разломилась надвое и исчезла; но Лунный Луч не обратила на это внимания.
   - Это не имеет значения, - сказала она, - потому что я не должна была возвращаться и оставлять тебя здесь, теперь, когда увидела тебя.
   Так они просидели всю ночь на дубе, и Соловей пел им, а другие птицы ворчали, что он не дает им спать. Но эти двое были очень счастливы, хотя Солнечный Луч знал, что с каждой минутой он становится все бледнее, потому что не мог прожить двадцать четыре часа вдали от Солнца.
   Когда забрезжил рассвет, Лунный Луч задрожала.
   - Сильное Солнце, - сказала она, - убило бы меня, но я боюсь чего-то еще худшего, чем Солнце. Посмотри, какие тяжелые тучи! Наверняка пойдет дождь, а дождь убьет нас обоих сразу. О, где мы можем найти убежище, прежде чем он начнется?
   Солнечный Луч поднял глаза и увидел, что дождь приближается.
   - Пойдем,- сказал он, - пойдем, - и они побрели в лес в поисках укрытия, но с каждой минутой становились все слабее.
   Когда они ушли, Камень посмотрел на Соловья и сказал:
   - О, почему они ушли? Мне нравится слушать, как они разговаривают, и они такие красивые; они не могут найти там укрытия и сразу умрут. Смотри! У меня сбоку есть большая дыра, где совсем темно и в которую не может попасть дождь. Лети за ними и скажи им, чтобы они пришли; что я дам им приют.
   Соловей расправил крылья и полетел, распевая:
   - Вернитесь, вернитесь! Камень укроет вас. Возвращайтесь немедленно, пока не пошел дождь.
   Они вышли в открытое поле, но когда услышали Соловья, Лунный Луч повернула голову и сказала:
   - Конечно, это пение Соловья. Смотри! он зовет нас.
   - Следуйте за мной, - пропела птица. - Немедленно возвращайтесь в укрытие в Камне.
   Но Лунный Луч пошатнулась и упала.
   - Я стала такой слабой и бледной, - сказала она, - что больше не могу двигаться.
   Затем Соловей слетел на землю.
   - Забирайтесь мне на спину, - сказал он, - и я отвезу вас обоих обратно к Камню.
   Поэтому они оба сели ему на спину, и он полетел с ними к большому Камню под деревом.
   - Прячьтесь, - сказал он, останавливаясь перед отверстием; и оба соскользнули в отверстие и устроились в темноте внутри Камня.
   Потом начался дождь. Весь день шел дождь, и Соловей сидел в своем гнездышке полусонный. Но когда взошла Луна, после того как Солнце село, облака рассеялись, и воздух снова наполнился крошечными серебряными лестницами, по которым спускались Лунные Лучи, но Соловей тщетно искал свой знакомый Лунный Луч. Он знал, что она больше не сможет светить ему, поэтому оплакивал ее и пел печальную песню. Затем он слетел к Камню и запел песню у отверстия, но ответа не последовало. Поэтому он заглянул в отверстие, в Камень, но там не было и следа Солнечного или Лунного Луча - только одно сияющее пятно света, там, где они отдыхали. Тогда Соловей понял, что они исчезли и умерли.
   - Они не могли жить вдали от Солнца и Луны, - сказал он. - И все же я жалею, что рассказал Солнечному Лучу о ее красоте; тогда она была бы сейчас здесь.
   Поэтому всю ночь напролет он пел свои самые грустные песни и рассказывал их историю снова и снова.
   Когда Снегирь услышал об этом, он был очень доволен.
   - Теперь, наконец, - сказал он, - эта Лунный Луч перестанет докучать мне. Я искренне рад, потому что она мне надоела.
   - Как же они, должно быть, любили друг друга! - сказал Голубь. - Я рад, по крайней мере, что они умерли вместе, - печально проворковал он.
   Но сквозь Камень пробивались яркие красивые лучи света, серебряные и золотые. Они раскрасили его во все цвета радуги, и когда Солнце или Луна согревали его своим светом, он становился совсем ярким. Так что Камень из самого уродливого создания во всем лесу превратился в самое красивое.
   Люди нашли его и назвали Опалом. Но Соловей знал, что именно Солнечный и Лунный Лучи, умирая, наполнили Камень их смешанными цветами и светом; и Соловей никогда не забудет их, ибо каждую ночь он поет их историю, и именно поэтому его песня так печальна.
  
   - Мне нравятся такие истории, - сказала Брошь. - Они не только забавны, но и поучительны. Теперь мы знаем, почему Опал меняет цвет.
   - Я не могу заставить себя поверить во что-то настолько невероятное, - презрительно сказала Заколка для шали. - Я знала огромное количество Опалов, и они никогда не говорили мне ничего подобного.
   - Вы оспариваете мои слова? - свирепо сказала Булавка, и ссора только собиралась начаться, когда рука опустилась на Подушечку для Булавок и, взяв Булавку и Заколку для шали, унесла их обоих.
   "Заколки для шали всегда сварливы, - сказала Брошь самой себе, - и, в конце концов, моя история была лучшей".
   А потом, от нечего делать, она заснула.
  

КОНЕЦ ИСТОРИЙ, РАССКАЗАННЫХ НА ПОДУШЕЧКЕ ДЛЯ БУЛАВОК

  
  

ЗИГФРИД И ХАНДА

  
   На окраине большого леса когда-то стояла маленькая деревушка, где все люди были счастливы, потому что все они были добрыми, трудолюбивыми и честными. Это была самая приятная маленькая деревушка в мире. Никакие лихорадки или болезни никогда не приближались к ней. Люди умирали только от старости, и все дети вырастали здоровыми и сильными. Жители деревни никогда не ссорились друг с другом, но жили так же мирно, как цветы в лесу. Так вот, в этом месте существовало старинное поверье, которое гласило, что до тех пор, пока люди были честными и трудолюбивыми, и никогда не ссорились, не были жадными или скупыми, никакие беды не смогут приблизиться к ним, но что тяжелое несчастье обрушится на них, как только они забудут о хорошем и правильном поведении. Дети в этой деревне были так же счастливы, как и их родители, но, возможно, самым счастливым ребенком из всех был маленький Зигфрид, сын сапожника. У него не было ни братьев, ни сестер, но он никогда не чувствовал себя одиноким, потому что играл с маленькой дочерью мельника Хандой, которая была его ровесницей и такой хорошенькой маленькой девочкой, какую вы были бы рады увидеть. Отец Зигфрида, Ральф, был единственным сапожником в деревне и шил обувь и сапоги для всех людей. Раз в год каждый из них приходил к нему и говорил: "Ральф, я хочу новую пару туфель, и уверен, что ты сделаешь их такими же хорошими, как и предыдущие". Так что у Ральфа было много дел, но он долго шил каждую пару, потому что всегда хотел, чтобы обувь была хорошо сшита, и ему было бы стыдно, если бы ему сказали, что она износилась раньше времени или плохо сидит.
   Отец хотел научить маленького Зигфрида своему ремеслу, чтобы он стал деревенским сапожником после него; когда вырастет, Зигфрид собирался жениться на Ханде, и жители деревни, увидев детей, идущих рука об руку в школу и из школы, - как они делали каждый день, - улыбались и говорили: "Вот идут Зигфрид и его маленькая жена".
   В ближайшем лесу было полно птиц и зверей, и, поскольку жители деревни никогда не охотились на них и не причиняли им никакого вреда, те стали совсем ручными. Птицы слетали с ветвей и садились на плечи прохожим или, распевая, порхали вокруг их голов. Белки сидели неподвижно и позволяли кому угодно гладить их, и даже робкие зайцы подходили и нежно терлись о ноги и ступни детей, боясь их не больше, чем боялась бы кошка; на самом деле животные в лесу были такими же мирными и счастливыми, как мужчины и женщины в деревне.
   Однажды по главной дороге пришел странный маленький старичок - уродливый на вид человек - с маленькими глазками и в фуражке с козырьком на голове. На спине он нес тяжелый мешок, как у коробейника. Войдя в деревню, он остановился и начал развязывать его, в то время как все дети стояли вокруг него и смотрели. Все, кто проходил мимо, останавливались и смотрели на него, потому что в деревню редко кто приходил. Затем старик взял несколько шестов и доску, которые он тоже нес на спине, и из них сделал прилавок, который поставил у обочины дороги. Затем он достал из мешка несколько пар ботинок и туфель, которые поставил на прилавок, а затем сам сел на маленький табурет позади нее.
   Все дети собрались вокруг прилавка, чтобы посмотреть, потому что никогда раньше не видели такого количества ботинок и туфель вместе. Там были большие и маленькие, синие, зеленые, красные, желтые, фиолетовые, всех цветов - некоторые с бантиками и розетками, другие совсем простые. На всех были указаны их цены; и о! как же они были дешевы! Ботинки и туфли, которые сшил Ральф, стоили в три раза дороже.
   Через некоторое время старик начал петь:
  
   "Давай, покупай! Подходи, налетай!
   Обувь для всех. Кто нуждается? кто попытается?
   Красные туфли и синие туфли,
   Черные туфли и белые туфли,
   Толстые туфли и тонкие туфли,
   Прочная обувь и легкая обувь".
  
   Но все жители деревни прошли мимо и только рассмеялись, оглянувшись на прилавок, и сказали: "Мы не хотим, чтобы он оставался здесь. У нас есть Ральф, который шьет нам сапоги и туфли, и он неплохо справляется". Так что в тот день к старику не пришло ни одного покупателя, а когда наступила ночь, он спокойно упаковал свой товар, разобрал свой прилавок на части и пошел своей дорогой. Но на следующее утро первым делом он снова поставил свой прилавок и покрыл его ботинками и туфлями. Каждый день в течение многих недель он приходил и садился на обочине дороги, на одном и том же месте, напевая один и тот же стишок, и все равно никто не подходил к нему, чтобы купить его товар, а дети так привыкли к нему, что больше не останавливались, чтобы поглазеть на него.
   Но однажды молодая девушка по имени Лизбет, дочь булочника, подошла к прилавку и посмотрела на пару красных туфель с красивыми пряжками, а старик посмотрел на нее, но не сказал ни слова. Затем она отвернулась, но на ходу нащупала деньги в кармане и оглянулась на туфли, а старик кивнул и усмехнулся про себя, наблюдая за ней. На следующее утро она пришла снова, но на этот раз взяла туфли в руки и внимательно осмотрела их; она немного повертела их в руках, а затем положила и ушла, как и прежде; но вечером она вернулась и снова взяла их, и на этот раз она не положила их, а достала свои деньги и заплатила за них старику, а затем убежала, спрятав туфли под передником, потому что она очень боялась, что над ней будут смеяться за то, что она купила туфли старика. Она сразу же отнесла их своей лучшей подруге, которой была девушка по имени Элис. "Посмотри на эти красивые розовые туфли, - сказала она. - Я только что купила их у старика, и они стоят всего пять серебряных пенни. Посмотри, какие они красивые!" Элис посмотрела на них и сказала: "Это правда, они очень красивые, но я не думаю, что они будут хорошо смотреться; однако, поскольку они такие дешевые, это не имеет большого значения. Интересно, есть ли у него еще такая же пара, которую я могла бы купить".
   Итак, Лизбет и Элис вернулись к прилавку, и Элис купила пару туфель, точно таких же, как у Лизбет; а затем они обе пошли, чтобы показать их другим молодым девушкам в деревне, и одна за другой каждая сказала, что она купит пару для себя, пока не осталось ни одной девушки, которая не носила бы обувь старика. Затем наступил черед женщин. Если туфли были такими дешевыми, говорили они, почему бы им тоже не купить их? Они не были обязаны покупать только товары Ральфа. Поэтому через некоторое время все женщины купили у старика сапожки для себя и туфли для своих малышей, а затем они начали уговаривать своих мужей пойти и купить у него обувь тоже. Сначала все мужчины отказывались, говоря, что Ральф шил для них сапоги всю свою жизнь, и было несправедливо отказываться от его услуг; но женщины продолжали уговаривать, и один за другим мужчины соглашались; пока, наконец, в деревне не осталось никого, кроме Ральфа и его сына, маленького Зигфрида, кто не носил ботинки и туфли старика. Сначала Ральф только смеялся и говорил, что они скоро вернутся в его маленький магазинчик, когда узнают, сколько стоят ботинки старика, потому что никто не мог продать хорошие вещи по такой цене. Но сапоги изнашивались, и все равно все люди снова возвращались к прилавку старика за новыми, хотя и знали, что долго те не протянут.
   Тогда Ральф посерьезнел и начал всем говорить, что если они не переобуются и не вернутся, чтобы купить у него сапоги и ботинки, как раньше, ему придется покинуть деревню и отправиться в другое место, где его товары найдут покупателей, потому что он не сможет здесь жить, если ничего не продаст.
   Странно сказать, но как раз в это время, хотя весна была в самом разгаре, однажды ночью случился сильный мороз, и утром фермеры обнаружили, что вся молодая зеленая кукуруза померзла. Раньше такого никогда не случалось, и это очень напугало людей, поскольку, что бы они делали, если бы у них не было зерна, из которого можно было бы печь хлеб?
   Затем на них обрушилось новое ужасное бедствие, и оно убило все молодые плоды, которые попадали с деревьев. Это встревожило людей еще больше, потому что было бы плохо, если бы у них не было ни фруктов, ни хлеба, чтобы поесть.
   Потом погода стала очень жаркой, - такой жаркой, что никто не мог ее вынести, - и вся трава высохла, и коровам нечего было есть, так что они перестали давать молоко; а потом колодцы и ручьи начали пересыхать, и люди стали бояться, что скоро не останется воды. Дождей не было, а потом, что хуже всего, в деревне вспыхнула лихорадка, и многие люди заболели. И все же никто не думал, что все эти несчастья имеют какое-то отношение к старому сапожнику, который все еще сидел на обочине дороги, продавал свою обувь и пел свои странные стишки. Наконец, однажды, один из мужчин вспомнил старое поверье, что жители деревни всегда будут процветать, пока они честны и трудолюбивы, а не жестоки и не жадны.
   - Но это вовсе не наше поведение, - сказали они, - навлекло на нас все эти беды, ибо мы не были ни жестокими, ни бесчестными, ни жадными.
   Лишь маленькая Ханда покачала головой и сказала: "Вы очень жестоки, вы позволяете бедному Ральфу голодать, потому что покупаете себе сапоги и туфли у старика. Ральф хорошо работал на вас всю свою жизнь, а теперь вы все бросаете его и покупаете ботинки у старика только потому, что они дешевле, хотя вы знаете, что они и вполовину не так хороши, как у Ральфа".
   - Ты говоришь о том, чего не понимаешь, Ханда, - сердито сказал ее отец, мельник. - Конечно, для нас правильно покупать все как можно дешевле. Успокойся, дитя мое!
   И все злились на Ханду за ее слова; но она осталась при своем мнении и плакала, когда видела Ральфа, или его жену, или Зигфрида.
   Лихорадка в деревне распространилась, Ральф подхватил ее, и был очень болен; ему приходилось весь день лежать в постели. Он не смог бы сейчас сшить сапоги, если бы кто-нибудь пришел купить их у него. Наконец он и его жена так обеднели, что ей пришлось продать всю их мебель, чтобы купить хлеба. Когда он закончился, она начала продавать всю одежду, без которой они могли обойтись, даже сапоги с их ног, так что маленькому Зигфриду и ей пришлось ходить босиком. Голод в деревне усилился, и мужчины начали ловить и убивать животных в лесу, чтобы поесть. Наконец случилось несчастье похуже всего. Маленькая девочка по имени Фрида, дочь фермера, исчезла, и ее нигде не могли найти. Ее искали повсюду, в деревне и в лесу, но ее нигде не было видно, и все решили, что ее украли. Но на следующий день пропала еще одна маленькая девочка, и ее поиски также оказались бесполезны. На следующий день пропала другая, потом еще одна, и еще, пока не исчезли пять маленьких девочек; и на шестой день маленькая Ханда тоже исчезла. Тогда все люди дружно отправились на поиски с мечами и палками; они обыскали все на много миль вокруг деревни, искали в каждом уголке леса, но никаких следов детей не нашли. И все же, отец Ханды не хотел отдыхать, а ходил и искал ее день и ночь, в то время как бедный Зигфрид искал, пока его ноги не покрылись волдырями и порезами, и он так устал, что не мог идти дальше.
   Никто, видевший ее в прежние времена, не узнал бы эту маленькую деревушку сейчас. Вместо того чтобы выглядеть здоровыми, счастливыми и румяными, жители деревни были измучены, печальны и бледны, в то время как глаза женщин стали красными от слез по потерянным детям. Дома разрушались, и ни у кого из людей, казалось, не было сил или желания строить их снова.
   Над всем этим местом висел горячий густой туман, и с каждым днем лихорадка усиливалась, и все больше людей болели.
   На второй вечер после исчезновения Ханды Зигфрид забрел в лес, чтобы поплакать в одиночестве. Изменился даже лес; ни одна птица не пела сладко в ветвях, как в былые времена. Листья на деревьях побурели и опали раньше времени, животные бросались прочь при звуке шагов, боясь, что их могут поймать и убить.
   Зигфрид пнул что-то ногой и обнаружил, что это ловушка, в которую одной лапой попал бедный маленький Заяц.
   - Бедный Заяц, - сказал Зигфрид, - возможно, ты играл с нами, когда я приходил сюда с Хандой. Я отпущу тебя, и тогда в другой раз ты будешь осторожен, чтобы тебя не поймали, - он распахнул ловушку, и Заяц выскочил из нее, но вместо того, чтобы убежать, как ожидал Зигфрид, сидел совершенно неподвижно перед ним, глядя ему в лицо.
   - Я видел Ханду прошлой ночью, - сказал он, наконец, хриплым голосом.
   Зигфрид вытаращил глаза, но он был так обрадован, снова услышав о Ханде, что совершенно преодолел свое удивление, услышав, как говорит Заяц.
   - Видел Ханду! - воскликнул он. - О, где? Она жива? О, скажи мне.
   - Она в подземной пещере, - сказал Заяц. - Она и все другие маленькие девочки сидят там в ряд, и они не могут ни двигаться, ни говорить, потому что на их ногах волшебные туфли, которые сделал для них старый сапожник, которые держат их неподвижно, как мрамор. Он ждал их одну за другой возле деревни и дал каждой по паре красивых желтых туфель, и когда девочка надевала их, то они заставляли ее бежать, и она не могла остановиться; туфли приводили ее прямо в середину леса. Земля расступалась, и туфли увлекали девочку прямо в подземную пещеру, и земля снова смыкалась; и там сидят бедная Ханда и другие пять маленьких девочек, которые все оказались там таким же образом; и они никогда не сдвинутся с места, пока кто-нибудь не стянет обувь с их ног. Старик ждет сегодняшней ночи, когда он украдет еще одну маленькую девочку, и их будет семь, а потом он заберет их и убьет. На самом деле он своего рода гном, и... очень жестокий и злой. Он переоделся сапожником, чтобы украсть этих маленьких девочек. Он принадлежит к виду, который живет всего триста лет, а затем они начинают уменьшаться и постепенно становятся все меньше и меньше, пока, наконец, не исчезнут совсем, если только не смогут украсть семь маленьких девочек, из костей которых они делают ужасное зелье, которое дает им жизнь еще на сто лет. Я не могу сказать, скольких детей убил этот старик, потому что ему почти две тысячи лет; но теперь пришло время ему убить еще семерых детей, и если он не сможет этого сделать, то будет съеживаться и съеживаться и, наконец, исчезнет.
   Затем Зигфрид хлопнул в ладоши. "Это будет великолепно! - воскликнул он. - Я пойду и сразу же сниму обувь с их ног, а потом, когда он придет, он обнаружит, что они исчезли, то не сможет сделать зелье вовремя, станет уменьшаться и исчезнет".
   Заяц покачал головой. "Это было бы слишком просто, - сказал он. - Обувь не может быть снята с детских ног до тех пор, пока хоть один человек в деревне носит ботинки и туфли, сделанные стариком. Поэтому первое, что ты должен сделать, - это собрать всю обувь у всех в деревне, сложить ее в кучу и сжечь".
   - Но как я могу это сделать? - спросил Зигфрид. - Люди никогда не отдадут мне свою обувь на сожжение, а если я расскажу им все, что ты мне сказал, они мне не поверят.
   - Пойдем и спросим Сову, - сказал Заяц. - Она летает по ночам, когда никого не видно. Возможно, она украла бы обувь и принесла сюда.
   Итак, Зигфрид и Заяц вместе отправились на поиски Совы. Та сидела на ветке в полусне, поскольку было еще светло, так что она еще не совсем проснулась, и Зигфриду пришлось бросить в нее веткой, чтобы разбудить ее. Она выглядела очень сердитой, когда открыла глаза и услышала, чего они хотят, но сказала:
   - Я сделаю это для тебя, если ты мне заплатишь. Если ты дашь мне один свой глаз, я принесу тебе обувь всех жителей деревни сегодня вечером, после того как все они лягут спать.
   - Но зачем тебе мой глаз? - спросил Зигфрид. - Он для тебя совершенно бесполезен. Ты не сможешь видеть моим глазом; и, возможно, Ханда не полюбит меня, если у меня будет только один глаз.
   - Это не мое дело, - сказала Сова. - Мне нужен твой глаз, и я не принесу тебе обувь без него. Я слепа и думаю, что твоим глазом могла бы видеть лучше, чем своим собственным.
   - Хорошо, - сказал Зигфрид, вздыхая. - Принеси мне сапоги и туфли, и ты получишь то, что хочешь.
   - Приходи сегодня в двенадцать вечера на это же место, и ты найдешь здесь все сапоги и туфли, - проухала Сова, а затем снова заснула, и Зигфрид бродил по лесу один, потому что Заяц скоро убежал, сказав, что вернется ночью. Но Зигфрид не пошел домой, опасаясь, что его там задержат и не позволят вернуться в лес.
   Он плакал при мысли о том, что может потерять один из своих ярких карих глаз. "Но я бы отдал оба своих глаза за Ханду, - сказал он себе, - только тогда я вообще не смог бы ее видеть".
   Вечер подходил к концу, и когда пробило двенадцать часов, он вернулся на то место, где оставил Сову, и там, на большом голом месте под деревьями, были свалены в кучу все ботинки и туфли, какие старик продал с тех пор, как пришел в деревню.
   Большинство из них были почти изношены; некоторые, на самом деле, были не более чем старыми подошвами с маленькими кусочками кожи, свисающими с них; но все они были там. Там была пара хорошеньких голубых туфель, которые впервые соблазнили Лизбет, с оторванной розеткой, совершенно белой и с большими дырами по бокам, а также пара, которую купила Элис.
   С одной стороны кучи сидела Сова, а рядом с ней сидел Заяц.
   - Вот они все, - сказала Сова. - А теперь изволь мне заплатить.
   Зигфрид вздохнул, но не нарушил своего обещания; поэтому он вынул правый глаз и отдал его Сове, которая улетела с ним, торжествующе ухая.
   "Надеюсь, Ханда узнает меня", - подумал он; и ему захотелось заплакать, но он не позволил Зайцу увидеть это, поэтому только сказал: - Тогда давай сразу же подожжем их.
   - Сначала послушай меня, - сказал Заяц, - потому что, когда ботинки начнут гореть, я убегу. Когда они совсем сгорят, ты найдешь кучу черного пепла; среди него ты должен тщательно поискать, и найдешь пару сандалий, которые ни в малейшей степени не обгорят и не опалятся. Их ты должен надеть, а затем сильно топнуть по земле, и она раскроется, и перед собой ты увидишь длинный темный проход, который ведет в подземную пещеру, в которой сидят Ханда и другие девочки. Сандалии прослужат до тех пор, пока ты снова не выйдешь из прохода в лес, а затем они рассыплются и развалятся на куски. А теперь до свидания. Я ничего не сказал бы тебе, если бы ты не выпустил меня из ловушки.
   - До свидания, добрый Заяц, и спасибо, что рассказал мне, - сказал Зигфрид, после чего Заяц убежал.
   Затем он взял немного сухого дерева, поджег его и положил под груду ботинок. Вскоре те загорелись и горели ровно, но Зигфрид заметил, что они не издавали никакого шума, кроме низкого шипения, похожего на кипение воды. Куча продолжала гореть некоторое время, а затем внезапно погасла, с громким треском, не оставив ни искр, ни дыма, и когда Зигфрид пощупал среди пепла, то обнаружил, что он совсем холодный. Он покопался в нем, как велел Заяц, и на дне кучи нашел пару сандалий, которые, казалось, совершенно не пострадали от огня. Он надел их на ноги, а затем, стоя посреди пепла, сильно топнул. Он сразу же почувствовал, как земля начала двигаться, и перед ним открылась огромная дыра, которая, казалось, была началом длинного темного прохода.
   Зигфрид собрал все свое мужество, сел на край ямы, осторожно спрыгнул в проход и побежал по нему. Там было совсем темно и так узко, что, если он двигал руками, то ударялся о стены, а если вытягивал шею, то касался потолка. Ему оставалось только бежать и не бояться, что он заблудится. Он шел и шел, и все еще не было ни света, ни отверстия справа или слева. Потом он начал кричать. Он позвал: "Ханда, Ханда, Ханда!" - и это имя отозвалось со всех сторон, но он знал, что слышал не голос Ханды, а только насмешливое эхо. Он боялся, что Заяц обманул его, и он может вечно блуждать в этом темном проходе. Ему хотелось сесть и заплакать от отчаяния, но сесть было негде, и как раз в тот момент, когда он так устал, что подумал, - он не сможет идти дальше, он увидел вдалеке тусклый красный свет и, сделав последнее усилие, побежал к нему. Он обнаружил, что тот исходил из большого пустого склепа, в который вел проход и который был довольно ярко освещен, хотя там не было ни свечей, ни лампы, ни окна. В дальней стороне склепа в ряд сидело то, что он сначала принял за шесть статуй, но, взглянув во второй раз, к своей великой радости, увидел, что это Ханда и пять других девочек.
   - Ханда! - закричал он. - Пойдем, это я.
   Но Ханда не пошевелилась, а сидела, словно окаменев, глядя прямо перед собой. Тогда Зигфрид вспомнил о волшебных туфлях на ее ногах и, подбежав к ней, сразу же стянул их. Ханда вскочила, и первое, что она сказала, было: "Зигфрид, что ты сделал со своим глазом?"
   Зигфрид рассказал ей все, что случилось, и как он отдал свой глаз Сове, и сказал, что теперь, когда он нашел ее, ему плевать на потерю глаза; но Ханда заплакала и сказала ему, что она предпочла бы, чтобы старик убил ее, чем чтобы он потерял свой глаз.
   Затем они повернулись к пяти другим маленьким девочкам, которые все еще сидели, как мраморные фигурки, и Зигфрид снял туфли с их ног, и они одна за другой вскочили и поблагодарили его за то, что он пришел, чтобы спасти их. Зигфрид показал им длинный темный проход, а затем повел их вверх по нему; дети следовали за ним по пятам.
   Когда они добрались до отверстия в лесу, то увидели, что ярко светит солнце, так что с тех пор, как Зигфрид сжег ботинки, прошло четыре или пять часов, хотя казалось, что прошло гораздо меньше.
   Он помог всем детям выбраться из ямы, а затем выпрыгнул сам, но не успели его ноги снова опуститься на траву, как сандалии упали с них и рассыпались на куски, как будто их тоже сожгли дотла, и в тот же миг яма в земле закрылась, а на том месте, где она была, не осталось никаких следов.
   Мельник, отец Ханды, был так утомлен поисками, что в ту ночь ему пришлось лечь спать, но на рассвете он поднялся, чтобы снова отправиться на поиски пропавших детей.
   Когда он оделся, то нигде не мог найти своих ботинок.
   - Это очень странно, - сказал он, - потому что я знаю, что положил их сюда. Жена, ты не видела мои ботинки?
   Но жена сказала, что не видела, и, что было очень странно, - она тоже не могла найти свои собственные ботинки.
   - Ничего,- сказал он, - я могу ходить без сапог.
   Поэтому он вышел с босыми ногами, но когда подошел к обочине дороги, где старик, как обычно, ставил свой прилавок, он остановился.
   - Сосед, - сказал он, - не мог бы ты сегодня утром дать мне пару очень дешевых ботинок? Я нигде не могу найти свою собственную.
   И старик ответил, как обычно, -
   "Давай, покупай! Подходи, налетай!
   Обувь для всех. Кто нуждается? кто попытается?"
   Когда мельник взял несколько сапог, чтобы выбрать пару, он посмотрел на старика и сказал:
   - Друг, что случилось? Ты заболел? Ты очень побледнел и похудел за ночь.
   Но старик ничего не сказал, мельник выбрал пару сапог, которые, по его мнению, подошли бы ему, и надел их. Но как только они оказались у него на ногах, то рассыпались на куски, как будто их сожгли дотла. При этих словах мельник вытаращил глаза, но маленький старичок побледнел еще больше, чем раньше, и его начало трясти от страха.
   - Ну, старик, - воскликнул мельник, - что с сапогами? Они такие же гнилые, как старая картофелина. Дай мне еще пару.
   Поэтому он выбрал другую пару и надел их, но с ней случилось то же самое, что и с первой. В тот момент, когда они оказались у него на ногах, они рассыпались, как сухой пепел. Мельник пришел в ярость.
   - Как ты смеешь продавать такие вещи? - крикнул он. - Дай мне другую пару и чтобы они были в порядке, потому что, если с ними случится то же, что и с первыми, я побью тебя так, как ты того заслуживаешь. Ни один мужчина не смеет так шутить надо мной.
   Теперь старик начал дрожать всем телом, и его зубы стучали от страха, в то время как с каждым мгновением он выглядел все тоньше и меньше, поскольку теперь знал, что его злые чары были разрушены.
   Мельник взял третью пару сапог, но они были точно такими же, как и две другие, его ярость не знала границ. Он схватил старика за шиворот, собираясь тащить его на рыночную площадь и там хорошенько вздуть перед всем народом. Но когда он подошел ближе, то увидел огромную толпу, и там, в центре ее, были Зигфрид, Ханда и пять маленьких девочек.
   Когда Ханда увидела своего отца, она бросилась прямо в его объятия, и он отпустил маленького старичка, который скорчился на земле. Зигфрид рассказал мельнику и людям обо всем, что произошло, и все они стали осматриваться в поисках злого старика, который причинил неприятности.
   - Что мы с ним сделаем? - кричали они.
   - Как мы его накажем?
   - Давайте побьем его, - сказал один.
   - Давайте посадим его в тюрьму, - сказал другой.
   - Нет, - сказал Зигфрид, - его наказание случится само собой. Смотрите! оно уже приближается.
   И когда все посмотрели на старика, все еще сидевшего на корточках на земле перед мельником, то увидели, что он уже был вдвое меньше своего прежнего размера и с каждым мгновением становился все меньше и меньше. Люди стояли, уставившись на него, затаив дыхание в сильном изумлении, потому что старик теперь съеживался так быстро, что скоро должен был вообще исчезнуть. С каждым мгновением он становился все меньше и меньше, пока, наконец, не превратился в ничтожное пятнышко, а затем и вовсе исчез.
   Несколько мгновений все молчали; наконец, мельник сказал:
   - С ним покончено. А теперь давайте подумаем вот о чем: Зигфрид вернул нам наших девочек и потерял из-за них свой глаз; как мы вознаградим его?
   Люди повернулись и посмотрели на Зигфрида, который стоял рядом с Хандой.
   - Мы дадим ему все, что он больше всего любит, - воскликнул один.
   - Мы будем работать на него всю его жизнь, - сказал другой.
   - Нет, - сказал Зигфрид, - я этого не хочу, но обещайте мне, что пока мой отец работает на вас и делает вам хорошие туфли, вы не будете покупать их ни у кого другого. Вы сами навлекли на себя все свои беды своей жестокостью, оставив его голодать после того, как он работал на вас всю свою жизнь.
   - Мальчик прав, - сказал мельник, - мы вели себя нечестиво и эгоистично, и были справедливо наказаны за наше поведение.
   Мало-помалу жизнь в деревне налаживалась. Лихорадка прошла, и жара развеялась; коттеджи были отстроены заново, начались дожди, оживившие иссохшую траву. И все же, хотя вскоре все выглядело ярко и жизнерадостно, как и прежде, люди знали, что все уже никогда не будет таким, как до того, как старик пришел к этому. Они знали, что чары разрушены, и что их деревня ничем не лучше других деревень. Но она стала счастливым местом для Зигфрида, который, когда вырос, стал деревенским сапожником, женился на Ханде и счастливо прожил до конца своих дней.
  

ВОЛОСЯНОЕ ДЕРЕВО

  
   Много лет назад жила молодая королева, которую считали самой красивой женщиной в мире. Ее кожа была белой и гладкой, как слоновая кость, а глаза сияли, подобно звездам. Но самым красивым в ней были ее волосы. Они не были ни черными, ни золотыми, а ровно посередине, цвета опавшего букового листа. Они были такими длинными, что волочились за ней по земле, и такими густыми, что требовалось три служанки, чтобы заплетать и укладывать их каждое утро. Каждый день их надушивал и подстригал придворный парикмахер, который также тщательно осматривал их, чтобы убедиться, - они не истончаются и не редеют. Муж королевы, король, гордился ими так же, как и его жена, и дарил ей всевозможные прекрасные украшения, чтобы украсить их, - бриллиантовые булавки и золотые гребни, - и по его особому приказу придворный садовник всегда хранил лучшие цветы для королевы, чтобы она могла вставить их в волосы.
   Не только король и королева, но и все придворные кавалеры и придворные дамы, - а на самом деле, все в стране, - хвалили и восхищались этими прекрасными волосами; и хотя некоторые придворные дамы завидовали им, всё же все соглашались, - это было бы настоящим национальным несчастьем, если бы с ними что-то случилось.
   Однажды утром королева сидела у своего окна за рукодельем, когда мимо пролетела большая птица. Она была очень похожа на орла, с крючковатым клювом и уродливыми свирепыми глазами. Некоторое время она парила у окна и, наконец, села на дерево снаружи и наблюдала за королевой, которая не поднимала глаз, пока не удивилась, услышав, как птица сказала каркающим голосом:
   - Добрый день, королева, у тебя много волос.
   Королева рассмеялась, довольная тем, что даже простой орел заметил ее красивые локоны.
   - Да, - сказала она, встряхивая ими вокруг себя. - У меня их больше, чем у любой другой леди в стране.
   - Тогда у тебя достаточно, чтобы дать мне немного, - сказала птица. - Я не могу найти ничего мягкого, чтобы выстелить мое гнездышко, и твои волосы пришлись бы очень кстати.
   - Мои волосы! - воскликнула королева, изумленно уставившись на птицу. - Мои прекрасные волосы, чтобы украсить ими твое гнездо! Ты, должно быть, сошла с ума. Знаешь ли ты, что я - королева, и что я ценю свои волосы больше всего на свете?
   - Тем не менее, они были бы очень хороши для моего гнезда, и я советую тебе дать мне немного, - прохрипел орел.
   - Я не стану делать ничего подобного, - высокомерно ответила королева. - Я никогда в жизни не слышала такой дерзости. Немедленно улетай, или я позову кого-нибудь из солдат пристрелить тебя.
   - Они не смогли бы этого сделать, - сказала птица с тихим смехом, - и если ты отдашь им такой приказ, то потом пожалеешь об этом. Я дам тебе еще один шанс. Королева, ты дашь мне немного своих волос для моего гнезда?
   - Нет, я этого не сделаю, - ответила королева, чуть не плача от гнева. - С твоей стороны очень самонадеянно просить об этом.
   Птица больше ничего не сказала, но, поднявшись в воздух, начала медленно кружить вокруг дерева, на котором прежде сидела, и, летая, пела тихим голосом:
  
   "Когда ветер сдувает листья с ветвей этого дерева, они обнажаются,
   Так должна гордая королева потерять свои волосы;
   Листья вернутся с первым весенним дождем,
   Но когда королева снова обретет свои волосы?"
  
   Закончив петь, орел издал пронзительный крик и исчез, оставив королеву в изумлении от его поведения.
   Была осень, она слышала, как ветер свистит в ветвях, и вскоре несколько листьев сорвались с вишневого дерева и упали на землю, и в то же мгновение пригоршня ее кудрей упала ей на колени.
   Королева встревоженно вскочила и со слезами на глазах побежала к королю, чтобы рассказать ему о случившемся. Король посмеялся над ее страхами, заверив ее, что птица не может причинить ей вреда и что волосы выпали у нее случайно.
   И все же королева не могла чувствовать себя комфортно, и в ту ночь, когда ее фрейлины расчесывали ей волосы, на щетках появилось некоторое количество, а два или три локона упали на пол. На следующее утро, проснувшись, она обнаружила несколько длинных мягких каштановых локонов, оставшихся лежать на подушке, а когда встала с кровати, целый ливень с ее головы упал на пол.
   Королева в отчаянии заломила руки и тотчас же послала за придворным парикмахером, который пришел, принеся с собой несколько флаконов, в каждом из которых были лосьоны для роста волос; но все лосьоны на свете были бесполезны. Нельзя было отрицать тот факт, что волосы королевы выпадали самым тревожным образом. Их едва хватало на то, чтобы заплести косы, а на макушке начинала проступать лысина. Она не осмеливалась взглянуть на вишневое дерево, чтобы увидеть, не начинают ли его ветви тоже казаться голыми, но при каждом порыве ветра она слышала, как падают листья, и дрожала, думая, как скоро они все исчезнут. Наконец, однажды утром, когда ветер был очень сильным и свирепым, она подбежала к окну и, выглянув, увидела, что ветви вишневого дерева совершенно голые - нигде не было видно ни листочка. Затем она повернулась к зеркалу и, к своему ужасу, увидела, что тоже стала совершенно лысой. Последняя прядь волос упала, оставив голову гладкой и белой, как яйцо. При этом ужасном зрелище королева закричала и упала в обморок, а когда ее фрейлины пришли ей на помощь, все они были так потрясены, что едва могли говорить. Что касается короля, то его горе было так велико, что он громко зарыдал.
   Королеву уложили на кровать, и придворные врачи и парикмахеры устроили большую консультацию о том, что нужно сделать, чтобы у нее опять выросли волосы, и было решено, что ее голова должна пройти регулярный курс лечения. Тем временем, она сказала, что не покинет свою комнату; было объявлено, что она очень больна, чтобы простые люди не знали, что случилась... ужасная вещь. Но все врачи и парикмахеры ничего не могли поделать. На лысой голове королевы не появилось ни единого волоска, и больше скрывать этот факт было невозможно. Когда об этом стало известно, по всей стране разразилась великая скорбь, и был объявлен всеобщий траур до тех пор, пока волосы королевы снова не отрастут. А пока она была вынуждена носить маленькую кружевную шапочку, украшенную драгоценными камнями. Это была очень красивая маленькая шапочка, и очень ей к лицу, - по крайней мере, так говорили все придворные. Но она была не так красива, как ее собственные волосы, и королева чувствовала это так сильно, что, впервые появившись на публике в своем чепце, едва сдержала слезы.
   Так продолжалось некоторое время, и все врачи и парикмахеры ломали голову, чтобы найти что-нибудь, что заставило бы волосы расти. Но королева так разволновалась, что потеряла аппетит, действительно заболела и не вставала с постели. В первую ночь болезни ей приснился сон, о котором она думала весь день. Ей снилось, что она сидит в дворцовом саду, когда к ней подошел маленький человечек, который был самым странным объектом, какой она когда-либо видела. Он был не больше большого паука и весь одет в зеленое. Когда он увидел ее, он начал танцевать и петь стишок:
  
   "Когда трава тонкая, ты должен косить, косить, косить,
   Но когда земля голая, ты должен сеять, сеять, сеять".
  
   И пока он пел эти слова, он достал из кармана горсть крошечных семян и начал разбрасывать их повсюду. Проклюнулось маленькое растение, которое росло, росло и росло, пока не превратилось в большое дерево, и тогда у него появились почки, и почки лопнули, и появились не листья, а крошечные пряди волос, которые росли и росли, пока не коснулись земли, и покрыли все дерево.
   Когда королева проснулась, она не могла думать ни о чем, кроме странного дерева, на котором росли волосы; и в ту ночь, когда она заснула, ей приснилось в точности то же самое. На третью ночь ей снова приснился тот же сон, и, проснувшись, она позвала мужа и рассказала ему о том, что снилось ей три ночи подряд.
   - А теперь, мой дорогой муж, - продолжала она, - я уверена, единственное, что может заставить мои волосы расти, - это несколько семян с Дерева, на котором растут волосы. Я умоляю тебя не жалеть усилий, чтобы обнаружить его, и предложить награду любому, кто принесет тебе известие о нем. Ибо я чувствую, - тут голос королевы стал очень хриплым, - что если не найду его, то никогда не верну свои волосы, а если нет, то умру, потому что не могу жить без них. - С этими словами она откинулась на подушку и закрыла глаза.
   Король тотчас созвал большое собрание своих лордов и рассказал им сон королевы; был послан герольд, чтобы объявить: сто тысяч фунтов будет выплачено любому, кто сможет принести семена с Дерева, на котором растут волосы или хотя бы сказать, где его можно найти. По всему королевству были расклеены огромные плакаты с предложением награды. Поэтому все начали говорить об этом странном Дереве, о котором никто никогда раньше не слышал, и задаваться вопросом, где оно может быть, - ибо все хотели бы получить награду, - но все согласились, что Дерева, на котором растут волосы, в этой стране нигде не было.
   И вот случилось так, что бедный моряк по имени Руперт увидел один из плакатов и остановился, чтобы прочитать его. Он был сильным молодым человеком, но у него не было ни отца, ни матери, ни сестер, ни братьев, и он чувствовал себя таким одиноким, что ему было все равно, что с ним станет.
   Поэтому, когда он увидел плакат и большую награду, которую предлагали любому, кто мог принести весть о Дереве, на котором растут волосы, он начал задаваться вопросом, где оно находится и не может ли он его найти.
   "Сто тысяч фунтов - это большие деньги, - сказал он себе. - Нет никаких причин, почему бы мне не найти его; я могу сделать это так же, как и любой другой. Пожалуй, попробую-ка я отправиться и поискать его, хотя это кажется погоней за гусем в небе".
   Поэтому он собрал свои вещи, взял маленькую лодку и поплыл на север; ибо он знал, что это была странная страна, где животные говорят, как мужчины и женщины, а у растений есть руки и глаза; он подумал, что мог бы найти там чудесное Дерево.
   Тем временем половина молодых людей в королевстве отправилась на поиски, надеясь получить награду. Некоторые отправились на восток, некоторые на запад, некоторые на север, некоторые на юг; и они искали во всех мыслимых местах и странах. Кое-кто очень скоро отказался от этого и вернулся домой, сказав, что такого дерева не существует. Другие шли все дальше и дальше, спрашивая каждого встречного, слышали ли они о нем или видели, и, не найдя никаких следов, все же, решив не бросать поисков и не возвращаться домой с пустыми руками, шли все дальше и дальше. Так проходили месяцы, а голова королевы все еще оставалась лысой.
   Чтобы ее величество не раздражалась видом волос других женщин, когда ее собственных не было, король приказал, чтобы все они носили маленькие чепчики, которые полностью закрывали голову и спускались на лоб; и поскольку никому не нравились эти чепчики, и все считали их очень неприличными, придворные дамы почти так же, как королева, беспокоились о том, чтобы Дерево было найдено, и ее волосы снова выросли.
   Руперт плыл и плыл на север, пока ему не начало казаться, что он, должно быть, оказался в волшебной стране, о которой слышал. Долгое время он плыл, нигде не видя земли, но, наконец, увидел маленький остров, одиноко стоявший посреди воды. На нем не росло ни травы, ни каких-либо цветов, кроме трех одиноких деревьев. Одно было очень похоже на обычное ореховое дерево, только все орехи были ярко-красного цвета; ветви второго были усыпаны драгоценными камнями всех видов, бриллиантами и рубинами, изумрудами и жемчугом; но третье дерево было самым странным из всех, потому что его ветви были совершенно голыми и выглядели так, словно были сделаны из полированной меди, а в центре на вершине рос огромный стручок, который указывал прямо в небо. Он был похож на большой медный барабан.
   Руперт вытащил свою лодку и, спрыгнув на остров, набил карманы драгоценными камнями и обычными орехами, а затем остановился, глядя на огромный стручок и гадая, что в нем может содержаться. Пока он рассматривал его, раздался звук, похожий на раскат грома, стручок разлетелся на куски, и двенадцать круглых блестящих золотых орехов упали на землю. В то же время дерево засохло, как будто в него ударила молния, и все медные ветви отпали.
   Руперт был так напуган шумом, с которым лопнул стручок, что зарылся лицом в землю, но когда обнаружил, что все снова стихло, медленно поднялся и поднял один из золотых орехов, чтобы осмотреть его. Поскольку они были красивыми и яркими, он подумал, что возьмет их все, и положил на сиденье своей маленькой лодки. Но по мере того, как он удалялся от острова, он начал чувствовать уверенность, что приближается к зачарованной земле. Рыбы больше не отплывали от борта лодки, а плыли за ней, но когда он наживил свою леску и выбросил ее за борт, ни одна не клюнула, а подплыла совсем близко к крючку, а затем отвернулась, издавая негромкий, издевательский смех. Руперт был крайне озадачен и сидел, удивленно глядя на воду, когда услышал над головой шелест крыльев, большая желтая птица облетела лодку, села на нос и с любопытством заглянула ему в лицо.
   Через несколько минут она спросила: "У тебя в кармане - это орехи?"
   Руперт сказал "да" и, вытащив горсть красных орехов, предложил их птице.
   - Расколи немного и дай мне зернышки, - сказала птица. Руперт повиновался, боясь отказаться, так как вспомнил, какая ужасная вещь случилась с бедной королевой из-за того, что она не была вежлива с птицей. Птица съела орехи, а потом сказала:
   - Куда ты направляешься?
   Моряк рассказал, как королева была груба с птицей, которая в ответ уничтожила ее волосы.
   - Я знаю, это была я, - сказала птица со смешком. - Дай мне еще немного орехов.
   Руперт снова дал птице орехи, а затем продолжил рассказывать, как королеве приснился странный сон о чудесном Дереве и как король предложил награду любому, кто сможет его найти; поэтому он отправился на его поиски.
   - Я думаю, ты долго будешь искать Дерево, на котором растут волосы, - сказала птица, все еще жуя. - Если королева будет ждать, пока ее волосы отрастут, ей придется остаться без них на всю свою жизнь. Полагаю, теперь она пожалеет, что не была вежливой. - Но когда она закончила говорить, взгляд птицы упал на золотые орехи, лежащие на сиденье, и с пронзительным криком она полетела к ним; но Руперт схватил их первым и крепко держал вне ее досягаемости.
   - Что это такое? - ахнула птица. - Где ты их взял? Скажи мне сейчас же.
   - Они выпали, - сказал Руперт, все еще крепко сжимая сумку, - из единственного стручка дерева, у которого нет листьев, и чьи ветви похожи на медь, которое растет на маленьком острове недалеко отсюда.
   Услышав это, птица тихо вскрикнула и присела с одной стороны лодки, где сидела, жадно глядя на Руперта и орехи и дрожа от ярости.
   - Значит, это орехи дерева зирбал, - сказала она, наконец, - и стручок лопнул, когда меня там не было. Две тысячи лет я ждала, когда этот стручок лопнет, и теперь пройдет две тысячи лет, прежде чем он снова созреет; это единственное живое дерево зирбал, и на земле нет ничего лучше его орехов.
   Когда Руперт увидел птицу, скорчившуюся в углу сиденья, с опущенной головой и взъерошенными перьями, и вспомнил, сколько зла она причинила, ему захотелось схватить ее и свернуть ей шею, но он сдержался и сказал:
   - Орехи у меня, и я намерен их сохранить; но, возможно, если ты ответишь мне на один или два вопроса, я дам тебе один.
   Птица выпрямилась и, приведя в порядок свое взъерошенное оперение, села, подозрительно глядя на Руперта.
   - Ты говоришь, что ты - та самая птица, которая заколдовала волосы королевы. Что ж, если ты расскажешь мне, как она может вырастить их снова, я дам тебе орех.
   - Что? - воскликнула птица, сердито хлопая крыльями. - Сказать тебе, как королева может вернуть свои волосы? Никогда... я бы предпочла никогда больше не пробовать орехов.
   - Очень хорошо, - сказал Руперт, поднимая золотой орех и соблазнительно протягивая его птице. - Только скажи мне, в какую сторону мне следует направиться, чтобы найти страну, где растет Дерево, и я дам тебе это.
   Птица сидела молча, склонив голову набок, некоторое время наблюдая за Рупертом, а затем с внезапным криком поднялась в воздух и скрылась из виду прежде, чем он понял, что она пошевелилась.
   Сначала он разозлился, но, так как она улетела, думать об этом было бесполезно; во всяком случае, он узнал, что золотые орехи были очень ценными, и подумал, что если она так сильно их хочет, то, возможно, вернется за ними.
   Он был прав. Весь день и ночь он дрейфовал, не видя земли, но на следующее утро на рассвете он увидел вдалеке смутную линию, и в тот же момент услышал шум крыльев над головой. Орел слетел вниз и уселся на край лодки, как и раньше.
   Руперт молчал, казалось, не замечая этого, пока, наконец, тот не нарушил тишину:
   - Ты готов дать мне орех, как собирался сделать это вчера? Я расскажу тебе дорогу в страну Дерева, на котором растут волосы, за орех зирбал.
   Моряк вынул один из кармана и сказал:
   - Тогда скажи мне сначала, а орех получишь потом.
   - Вот страна, где растет это Дерево, прямо перед тобой, - сказала птица. - Многие идут туда, но лишь немногие возвращаются.
   - Почему? - спросил Руперт, отдавая птице орех.
   - Почему? - повторила птица, хватая его клювом. - Тебе лучше пойти туда и выяснить это самому. Теперь ты знаешь, где это.
   Руперт немного поразмыслил, затем сказал:
   - Если ты скажешь мне, как безопасно добраться до Дерева и обратно, когда я снова буду проходить здесь, я дам тебе целых шесть орехов. А если ты откажешься, я возьму свое ружье и застрелю тебя.
   Птица презрительно рассмеялась.
   - Ты не мог бы застрелить меня, - сказал он, - можешь попробовать, если хочешь. И если бы не волшебные орехи в твоем кармане, тебя бы сейчас здесь не было. Только это защищает тебя от моих чар. Что ж, возможно, я сделаю то, что ты хочешь, и расскажу тебе, как найти дорогу к Дереву; только ты должен пообещать отдать мне орехи, когда вернешься.
   Моряк снова пообещал, и птица продолжила.
   - Когда ты достигнешь суши, ты можешь выйти на берег в любом месте - неважно, где - и иди прямо. Ты увидишь, что все животные умеют говорить, но я советую тебе не разговаривать ни с одним из них. И, что бы ты ни делал, остерегайся растений и цветов; ибо у всех у них есть руки, и они попытаются схватить тебя, и если однажды они доберутся до тебя, ничто не сможет тебя спасти - даже твои волшебные орехи. Ты должен идти дальше, пока не дойдешь до высокой стены, в которой есть тяжелая железная дверь, над которой написано:
  
   "Тот, кто знает, может войти сюда,
   Но знать может только тот, кто входит без страха".
  
   Ты должен встать перед ним и сказать:
  
   "Я знаю, я знаю;
   Внутри дует ветер, внутри текут воды;
   Это заставляет Волосяное Дерево расти -
   Я знаю, я знаю".
  
   Затем двери распахнутся, и ты сможешь войти. Внутри растет Дерево. Что еще ты там найдешь, я не скажу. Теперь я выполнил свою часть соглашения; не забудь выполнить свою, когда вернешься.
   Сказав это, птица взмахнула крыльями и исчезла.
   Руперт огляделся и, обнаружив, что находится совсем рядом с сушей, подплыл к берегу и вышел из своей лодки. Это была довольно симпатичная страна, и поначалу он не заметил ничего необычного. Он шел прямо, пока не добрался до ряда великолепных подсолнухов, и остановился перед ними, чтобы полюбоваться, как вдруг из ближайшего стебля высунулась пара красивых белых рук и, схватив его за плечи, начала тянуть его с силой, которой он не мог сопротивляться. В тот же миг все остальные стебли протянули руки и потянулись к нему. А над большими желтыми цветами появились головы - женские головы - с красивыми мечтательными лицами и яркими золотистыми волосами. В следующее мгновение Руперт почувствовал, что руки вот-вот раздавят его насмерть, потому что они крепко сжимали его и казались железными.
   Внезапно он вспомнил о драгоценностях в своих карманах и, вытащив сверкающий изумруд, сверкнул им перед лицом подсолнуха, в чьих объятиях он находился.
   - Оставьте меня в покое, - воскликнул он, - и вы получите это.
   Но руки все еще крепко держали его и не подавали никаких признаков того, что ослабляют хватку. Тогда Руперт взял драгоценный камень и, держа его над головой, сказал:
   - Если ты сейчас же меня не отпустишь, я выброшу его за пределы твоей досягаемости, так что ты никогда его не получишь.
   На мгновение руки дрогнули, затем медленно подались, и Руперт вырвался из них, едва веря, что спасся от опасности. Поспешно, все еще держась на расстоянии вытянутой руки, он бросил драгоценный камень в прекрасную белую руку, которая была протянута, чтобы принять его. Затем он побежал так быстро, как только мог, от ряда подсолнухов и сел, все еще задыхаясь и дрожа, на большой голый камень.
   Немного придя в себя, он огляделся и увидел, что не только у подсолнухов, но и у всех деревьев были руки, которые они протягивали, пытаясь что-то поймать, и, посмотрев на землю, увидел, что даже травинки были вооружены крошечными ручками, которые они протягивали.
   Для развлечения, он зарыл руку в траву, и в одно мгновение ее схватили сотни крошечных рук, которые сильно потянули ее. Он мог легко высвободить ее, потому что их хватка была не сильнее, чем если бы несколько пауков схватили его. Он очень удивлялся этой стране, где все растения казались живыми, и не видел никаких следов человека или зверя. Пока он размышлял, перед ним упала тень, и, подняв глаза, он увидел большую красивую полосатую тигрицу, которая стояла перед ним и смотрела ему в лицо. Он тотчас же схватился за пистолет и выстрелил бы в нее, если бы та не сказала тихим голосом:
   - Почему ты собираешься застрелить меня? Я не причиню тебе вреда. Как ты сюда попал? Ты первый мужчина, которого я вижу на этом острове с тех пор, как оказалась на нем.
   Руперт уставился в изумлении, услышав, как тигрица говорит, и сказал:
   - Я приплыл на маленькой лодке. Меня зовут Руперт, и я здесь, чтобы найти Дерево, на котором растут волосы. Кто ты? Я никогда раньше не слышал, чтобы тигрица говорила.
   - На самом деле я не тигрица; я женщина, которую злая фея превратила в тигрицу. Скажи мне, чего ты хочешь от Дерева и как тебе удалось добраться сюда живым, и я расскажу тебе свою историю.
   Итак, Руперт рассказал тигрице все, что с ним случилось: как он отправился на поиски Дерева, и как он собрал орехи с дерева зирбал, и свое обещание желтой птице, и как он только что убежал от подсолнухов.
   Она спокойно выслушала, а затем сказала:
   - Ты обязан своей жизнью орехам дерева зирбал. Они заколдованы, и именно поэтому желтый орел не мог убить тебя сразу, как сделал бы в противном случае, потому что он - самое злобное существо, но волшебные орехи спасли тебя от него, а также от некоторых опасностей этого острова, о которых ты не знаешь. Ты первый живой человек, который зашел так далеко. А теперь давай сядем и будем держаться подальше от цепких рук, и я расскажу тебе свою историю.
   Руперт сел, а тигрица устроилась у его ног, поджала хвост и начала так:
  

ИСТОРИЯ ТРЕВИНЫ

  
   Меня звали Тревина. Я была младшей из трех сестер, а мой отец был мельником. Я была самой красивой из них троих. Мы жили на мельнице на берегу реки, недалеко от моря, и моим самым большим развлечением было искать на скалах странных животных и водоросли.
   Немного в стороне в море был небольшой остров, на котором собирались большие морские птицы, но куда мы никогда не плавали, так как там нечего было взять, и на него было трудно взобраться, поскольку он был окружен острыми скалами. Тем не менее, я часто смотрела на него и задавалась вопросом, что это за место, и думала, что постараюсь добраться до него, когда смогу.
   Однажды вечером, когда я шла по берегу, то заметила, что за мной следует кто-то, кто держался рядом со мной, и смотрел на меня умоляюще. На берегу было много черепах, и когда они были голодны, то часто следовали за нами, надеясь на еду. Но когда я вернулась домой, то обнаружила в своей комнате ту же черепаху, и, не желая прогонять существо, которое держалось так близко ко мне, я дала ей немного хлеба с молоком и циновку для сна. Мои сестры смеялись надо мной из-за моего нового питомца, но, тем не менее, я очень заботилась о своей черепахе и позволяла ей следовать за мной, куда ей заблагорассудится. Однако через некоторое время ее привязанность ко мне стала довольно утомительной. Я не могла двигаться без того, чтобы она не следовал за мной по пятам, и даже если я засыпала и просыпалась, то обнаруживала, что она наблюдает за мной. Я почувствовала, что это меня злит, и заявила, что, если это будет продолжаться, я брошу ее в море. Ах, если бы я это сделала!
   У моего отца была лодка на реке, и часто в жаркие дни я садилась в нее и лежала в ней, лениво глядя на небо и наслаждаясь легким покачиванием, а так как она всегда была надежно пришвартована к борту, я не боялась уплыть.
   В один неудачный день я вышла на улицу около заката и удобно устроилась на подушках на дне лодки, намереваясь провести час за чтением. Но меня одолела жара, и не успела я пробыть там долго, как крепко уснула. Я крепко спала, а когда проснулась, то обнаружила, что уже совсем стемнело. Поднявшись, я с ужасом увидела, что лодка больше не в реке, - она, очевидно, освободилась от креплений, поплыла в море, и была уже на полпути к острову. Я не знала, что черепаха последовала за мной, но, посмотрев на сиденье, увидела, что она сидит там, и почувствовал к ней настоящую ненависть, когда увидела самодовольную ухмылку, с которой она смотрела на меня. К моему испугу и удивлению, она приблизилась ко мне и с глубоким поклоном сказала:
   - Не удивляйся, прекрасная Тревина, и будь уверена, что с тобой не случится ничего плохого. Знай, что я не обычная черепаха, а король черепах, и только ради тебя принял облик обычного животного, чтобы жить рядом с тобой. Я полюбил тебя с первого мгновения, как увидел, и теперь намерен сделать тебя своей женой. Когда мы прибудем на остров, где меня ждут мои армии, я явлюсь в своем подлинном виде. Сопротивление с твоей стороны будет бесполезным. Нельзя будет услышать ваши крики, и как только мы достигнем острова, мои люди пробуравят дыру в дне лодки и потопят ее, так что твое возвращение будет невозможным. Через день или два я отвезу тебя в свой собственный дом. Я бы сделал это немедленно, если бы не боялся ревности моей матери, которая хочет, чтобы я женился на принцессе-змее.
   Я едва могла выслушать его до конца. Вскочив, я попыталась схватить его, намереваясь бросить в воду и таким образом избавиться от его дерзости; но в тот момент, когда я прикоснулась к нему, вся его фигура начала меняться и увеличиваться, и он быстро превратился в самое отвратительное существо, какое я когда-либо видела. Он был похож на маленького черного человечка ростом не более двух футов, и на спине у него был огромный панцирь, а руки и ноги были в точности как у огромной черепахи. А его лицо! Я даже сейчас содрогаюсь, когда вспоминаю, как оно было ужасно. Огромные сверкающие глаза, огромный рот, отвратительная сморщенная кожа! Я громко закричала изо всех сил, надеясь, что мой отец или сестры смогут меня услышать, и, повернув лицо, закрыла глаза руками, чтобы их не раздражал вид отвратительного существа. Но все мои крики были напрасны, мой голос унесло ветром, и с берега не пришло никакого ответа. Увидев мое огорчение, мой мучитель только рассмеялся.
   Постепенно лодка подплыла к острову, и, подняв глаза, я увидела, что он был покрыт черепахами всех размеров, очевидно, ожидавшими нашего прибытия. Я думаю, что, должно быть, лишилась чувств. Во всяком случае, я больше ничего не помню, пока не обнаружила, что лежу на спине посреди острова, окруженная черепахами, и их отвратительный король нежно склоняется надо мной. Я вскочила и, прорвавшись сквозь их ряды, побежала вниз к кромке воды, но, не найдя там никакой возможности спастись, бросилась на землю, плача и рыдая. Я была уверена, что со временем мой отец и сестры будут скучать по мне и приплывут на остров, чтобы найти меня, но мысль о том, чтобы остаться наедине с ужасной черепахой, пока они не смогут приплыть, была ужасной. Всю ту ночь я просидела на камне у самой кромки воды, горько плача, но все еще чувствуя себя совершенно уверенной, что утром увижу, как мой отец приплывет за мной; но наступило утро, а он не появился, и день прошел, а он все не приплывал, и когда снова наступил вечер, я начала бояться, что мне придется подчиниться черепахе, и решила, - вместо того, чтобы стать женой отвратительного короля черепах, я брошусь в воду и таким образом положу конец своей жизни. Я стояла на скале, глядя в прозрачную зеленую воду, и думала, подождать ли мне еще один день или прыгнуть сразу, и так покончить с моими неприятностями, когда услышала тихий голос над собой, произносящий: "Тревина", и, подняв глаза, увидела прекрасную чайку, парящую в воздухе.
   - Бедная Тревина, - сказала она, - я не могу унести тебя, но я могу передать сообщение твоему отцу. Я ненавижу короля черепах и его мать так же сильно, как и ты, и с радостью сделаю все, чтобы досадить им. Скажи мне, что передать твоему отцу, и я полечу к нему сегодня ночью.
   - Неужели ты в самом деле можешь сделать это, дорогая чайка? - радостно воскликнула я. - Я буду благодарна тебе всю свою жизнь. Тогда лети и скажи ему, что я похищена королем черепах и нахожусь на маленьком острове. Скажи ему, чтобы он немедленно приплыл за мной и прихватил с собой побольше ружей и мечей, чтобы убить черепах.
   Но едва я успела произнести эти слова, как рядом со мной раздался грохочущий звук, с грохотом, подобным грому, в земле разверзлась пропасть, и в ней показалась отвратительная фигура, очень похожая на короля черепах, но больше и толще; я сразу догадалась, что это - его мать. Чайка, увидев ее, пронзительно закричала и улетела.
   - Итак, девочка, - воскликнула она ужасным голосом, - не удовлетворившись отказом от благородного предложения моего сына, ты хотела бы положить конец его жизни. Ему действительно повезло, что я с материнской заботой наблюдала за ним и за тобой, когда он думал, что я далеко. Я была уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет, когда он почтил тебя, обычного человека, своей любовью, вместо того, чтобы предложить ее, как я хотела, принцессе-змее. Но теперь ты будешь наказана. Ты горько пожалеешь о своем бесчувственном поведении.
   В этот момент я увидела короля черепах, спешащего к нам, ковыляя так быстро, как позволяли его маленькие короткие ножки и тяжелый панцирь.
   Он повернулся к матери и, упав перед ней на колени, попытался унять ее ярость - но тщетно. Она продолжала, более яростно, чем прежде.
   - Да! ты будешь сурово наказана, потому что станешь тигрицей; и, оставшись одна в заколдованной стране, пожалеешь, что не была благодарна моему сыну за его доброту, за его предложение стать его женой.
   Затем она взмахнула в воздухе своими черными когтями, и я почувствовала, как со мной происходит ужасная перемена. Волосы стали расти по всему моему телу. Мои руки превратились в передние лапы, как у тигра. Я почувствовала, что сзади начинает отрастать хвост.
   - Теперь, - воскликнула королева черепах, и ее глаза сверкнули злобным удовольствием, - тебе очень повезет, если ты сможешь вернуть себе свой прежний облик; ибо если ты съешь хоть один кусок мяса, то станешь настоящей тигрицей навеки. Как бы то ни было, единственный способ, которым ты можешь когда-либо восстановить свой прежний облик, - это быть избитой до крови человеком ветками с Дерева, на котором растут волосы.
   Я не могла говорить: я пыталась, но мой голос задыхался от слез. Я сцепила руки, но обнаружила, что они не сцепляются из-за выросших когтей. Я бросилась на землю к ногам королевы, чтобы молить о пощаде, но мне не позволили долго оставаться в таком положении, потому что, схватив меня за загривок, она быстро понесла меня по воздуху и не останавливалась, пока мы не достигли этого острова, где она бросила меня на землю со злобным смехом и исчезла. Некоторое время я лежала в безмолвном страдании, пока меня не разбудил голос чайки, окликнувшей меня по имени, и, приподнявшись, я увидела, что она парит рядом со мной.
   - Бедная Тревина, - сказал он печально, - тебе сейчас хуже, чем было раньше, но сохраняй доброе сердце. Я уверена, что со временем ты вернешь себе свой прежний облик, но тебе придется не есть ничего, кроме растений.
   Я поблагодарила чайку и постаралась приободриться; но мое положение казалось трудным, ибо как вообще мог человек попасть в эту заколдованную землю? А если кто-то действительно заберется так далеко, - я знала, что должно быть очень трудно достать ветки Дерева, на котором растут волосы.
   Ты первый человек, которого я увидела с тех пор, как меня принесли сюда; и с тех пор я живу, питаясь травой и плодами. Каждый день я снова плакала при мысли о том, что никогда больше не увижу свой дорогой дом, своего отца и сестер; и поэтому моя радость, когда я увидела тебя, не знала границ.
   Закончив, тигрица повернулась на бок, чтобы вытереть слезу, и Руперт был едва ли менее, чем она, тронут рассказом о ее несчастьях.
   - Но чем я могу помочь тебе, бедная Тревина? - спросил он, помолчав.
   - Помочь мне! - закричала тигрица, ее глаза сверкали от радости. - Разве ты не ищешь Дерево, и разве вокруг него не растут прутья, которыми меня нужно бить? Дорогой, добрый моряк, ты, конечно, не откажешься сорвать один и побить меня им.
   Руперт, конечно, не мог отказаться сделать то, о чем она просила, но мысль о том, что придется ее избить, наполнила его отвращением. Помолчав, она встала и велела ему сделать то же самое.
   - А теперь, - сказала она, - тебе пора продолжать свое путешествие. Я не могу идти с тобой дальше, но ты должен идти прямо, не сворачивая ни направо, ни налево, и как можно осторожнее обращайся с орехами зирбал, потому что они - лучшая защита, которую ты можешь иметь от любого вида заклинаний. Ты найдешь меня здесь по возвращении, но не забудь захватить с собой несколько прутьев, которые растут под Деревом.
   Руперт пообещал, попрощался и пошел своей дорогой; но он был так полон мыслей о бедной Тревине и ее горестях, что почти забыл о волосах королевы и награде и больше хотел найти чудесное Дерево, чтобы побить тигрицу розгами, которые он там найдет, чем собрать семена волос для королевы.
   По мере того как он шел дальше, он обнаружил, что тропа становится все уже и уже, а скалы с каждой стороны становились все выше и выше, и начали изгибаться над вершиной тропы, затемняя ее. Со всех сторон жалобно завывал ветер, и он слышал доносящийся издалека звук, похожий на звук бегущей воды. Наконец он подошел к месту, где скалы преграждали путь, и в них он увидел маленькую дверь. Он толкнул ее и вошел в длинный темный узкий проход. Вскоре стал виден слабый свет, и через некоторое время он оказался перед высокой стеной, такой высокой, что он не мог видеть ее до самого верха, в которой были ворота, а на них - надпись золотыми буквами:
  
   "Только тот, кто знает, может войти сюда,
   Но знать может только тот, кто входит без страха".
  
   Затем Руперт вспомнил, что сказала птица, встал перед воротами и сказал:
  
   "Я знаю, я знаю;
   Внутри дует ветер,
   Внутри текут воды;
   Это заставляет Дерево волос расти -
   Я знаю, я знаю".
  
   Через мгновение дверь распахнулась, Руперт вошел внутрь и огляделся.
   Он обнаружил, что стоит в начале ровного участка местности, но на мгновение или два его так ослепил свет, который окутывал все вокруг, что он едва мог видеть.
   Этот свет был совершенно не похож ни на что, что он когда-либо видел; он был бледно-прозрачного зеленого цвета, и когда его глаза немного привыкли к нему, он заметил, что он заполняет каждый уголок и угол, и единственная тень где-либо была отбрасываема черными лучами черного солнца в небе!
   Это было очень странно. Он протер глаза и посмотрел снова, но все осталось по-прежнему. Солнце было угольно-черным и испускало длинные черные лучи, в то время как все остальное было светлым.
   Немного впереди была черная река, текущая вокруг острова, в центре которого возвышался холм, на котором росло дерево - и какое дерево! При виде этого у Руперта сильно сжалось сердце, и он почувствовал, что сойдет с ума от радости, поскольку, увидев это, понял, что его путешествие подошло к концу. На этом дереве не росло листьев, но оно было покрыто мягкими тонкими волосами, которые росли со всех его ветвей и волнами падали на землю. Он не мог разглядеть его как следует, так как река была широкой, но он увидел, что остров был покрыт различными растениями. Он сел на гальку, глядя на противоположный берег и размышляя, глубока ли вода или как ему удастся переправиться на другой берег. Сидя и раздумывая, он сунул руку в карман и вытащил орех зирбал. Как раз в тот момент, когда он смотрел на него, он услышал журчание воды и увидел огромного лебедя, плывущего к нему. Тот был размером с лошадь, весь ярко-желтый, с ярко-красными глазами, из которых вылетали огненные искры. Руперт поднялся, потому что лебедь, казалось, был очень зол, и крикнул ужасным голосом:
   - Кто ты, человек? и что ты делаешь здесь, так близко от волшебного Волосяного Дерева?
   - Меня зовут Руперт, - ответил моряк, дрожа всем телом, - и я не хочу причинять вреда; я только хочу собрать немного семян, чтобы вернуть волосы королевы. Я был бы вам очень признателен, если бы вы объяснили мне, как перебраться через реку, если она глубокая.
   Лебедь не ответил, но его глаза были прикованы к ореху в руке Руперта, на который он с жадностью смотрел.
   - Что у тебя там? - спросил он после паузы более спокойным голосом. - Конечно, это орех зирбала. Боже мой, прошло две тысячи лет с тех пор, как я пробовал его. Дай мне его.
   - Я уверен, что вы будете рады его получить, - начал было Руперт, но вовремя остановился и сказал вместо этого: - Если вы перевезете меня на спине через реку, подождете меня и привезете обратно после того, как я возьму семена, я дам вам его, но ни при каких других условиях.
   Лебедь подумал, а затем сказал: "Очень хорошо"; и, подплыв близко к берегу, поманил Руперта, чтобы тот сел ему на спину. Тот повиновался, и лебедь быстро поплыл. Когда он приблизился к противоположному берегу, то повернул свою длинную голову и сказал:
   - Что бы ты ни делал, не позволяй цветам целовать тебя. Они обязательно попросят об этом. Но на самом деле они не хотят целоваться. Они только откусят кусочек от твоей щеки; они ужасно жадные.
   Моряк поблагодарил лебедя за совет и соскочил на берег. Он был покрыт растениями с такими цветами, каких человек никогда раньше не видел. Некоторые из них были похожи на рты - мягкие красные губы, сложенные над белейшими рядами сверкающих зубов; и когда Руперт случайно ударил один из них, он издал громкий сердитый крик, в то время как все остальные разразились таким странным смехом, что он подумал, как ужасно это слышать. Но все до единого, когда он проходил мимо них, качали своими длинными стеблями в его сторону и говорили: "Позволь мне поцеловать тебя - только один раз; позволь мне поцеловать тебя в щеку". Но он помнил, что сказал лебедь, и, старательно держась подальше от них, повернулся, чтобы осмотреть другие цветы. Некоторые были похожи на нежные восковые уши, и эти, с их темно-зелеными листьями, он вовсе не считал уродливыми. Но самые красивые из всех росли на длинных тонких стеблях и изгибались, как лилии, а их цветы были похожи на человеческие глаза. Большие глаза, маленькие глаза, голубые глаза, карие глаза, черные глаза, глаза с длинными черными ресницами, глаза почти без ресниц, глаза с тяжелыми веками - все виды глаз, все с любопытством смотрят на него. Они показались ему такими красивыми, что он решил собрать немного, и, подойдя к очень красивому ярко-голубому глазу, положил руку на стебель, чтобы отломить его, но тот сразу же заплакал такими потоками слез, что моряку стало жаль его, и он оставил его блестеть на стебле, после чего все губы разразились пронзительным смехом. Он приближался к чудесному Волосяному Дереву и не мог думать ни о чем другом. Вокруг того рос двойной ряд темно-зеленых растений с длинными жесткими листьями, из центра которых выглядывали высокие твердые серебряные стебли в том месте, где должны были быть цветы. Эти стебли стояли так близко друг к другу, что образовывали довольно плотное ограждение вокруг Волосяного Дерева, и добраться до него, не пройдя через их линию, было невозможно.
   Подойдя к ним поближе, моряк внимательно осмотрел их, чтобы понять, где их можно сорвать, ибо, несомненно, это были те самые стебли, о которых говорила Тревина. Они, казалось, были прикреплены к растениям чем-то вроде петли, Руперт ухватился за одно из них, чтобы отломить его, но не успел он начать тянуть, как прут, раскачиваясь на своем шарнире, нанес ему сильный удар по лицу, от которого он отшатнулся, и все цветы губ снова засмеялись.
   - Ах! орех зирбал, - воскликнул он, доставая один из своих карманов, - ты помогал мне раньше, помоги мне снова. - Не успел он заговорить, как все губы закричали: - Орех, орех - дай нам орех!
   Затем красивый розовый рот, растущий на очень высоком стебле, повернулся к остальным и крикнул: "Тишина!" и, наклонившись к Руперту, сказал: - Послушайте, достаньте свой перочинный нож, разрежьте этот орех на кусочки и дайте их нам, и мы откусим для вас несколько серебряных прутьев, чтобы вы могли пройти к Волосяному Дереву.
   Руперт согласился и, достав перочинный нож, начал крошить орех, в то время как несколько ртов повернулись к серебряным стержням и начали кусать их за стебли. Напрасно прутья хлестали по земле, они не могли повредить цветкам губ, которые продолжали упорно грызть, пока полдюжины прутьев не легли на землю, оставив свободную тропинку к Волосяному Дереву.
   Руперт сразу же сунул кусочки ореха в рот (который жадно раскрылся, чтобы их принять), подошел к дереву и встал под ним.
   Какое это было чудесное дерево! Волосы струились со всех его ветвей и были всех цветов - снаружи черные, и становились все светлее и светлее, пока совсем рядом со стволом не казались чистым золотом. Руперт взял их и пропустил сквозь пальцы. Какими мягкими и густыми они были на ощупь! Чего бы придворные дамы не отдали даже за крошечную веточку. Он подумал о волосах королевы и повернулся, чтобы поискать семена.
   Он нашел их в маленьких стручках, растущих близко к ветвям, и сразу же попытался сорвать. Но обнаружил, что они росли на волосах так длинно и густо, что ему пришлось вынуть нож и срезать их, и даже тогда прошло много времени, прежде чем он смог собрать хоть какое-то количество. Наконец ему удалось сорвать горсть и, тщательно завернув их в носовой платок, положить за пазуху. Когда он повернулся, чтобы уйти, все цветы-глаза были закрыты и, очевидно, крепко спали; губы тоже были закрыты и неподвижны и ничего не сказали, когда он проходил мимо них. Черное солнце быстро садилось, и черные лучи становились длиннее и темнее. Руперт быстро спустился туда, где ждал желтый лебедь, неся с собой серебряные прутья.
   - Поторопись, - сказал лебедь, - как долго ты отсутствовал! Становится совсем светло, и я хочу лечь спать.
   - Спать! - сказал моряк, вытаращив глаза. - Ну, один засыпает, когда темнеет, другой просыпается, когда светает.
   - Неужели? - презрительно сказал лебедь. - Это было бы очень глупо; какой смысл ложиться спать и закрывать глаза в темноте? Темнота никогда никому не вредит. Конечно, человек закрывает глаза, когда слишком светло, и было бы больно держать их открытыми.
   Руперт молчал, не зная, что сказать, и лебедь быстро поплыл с ним по воде.
   - А теперь, - сказал он, доставив его к противоположному берегу, - дай мне мой орех и послушай моего совета, уходи как можно быстрее. Становится так светло, что скоро ты ничего не сможешь разглядеть из-за яркого света.
   Руперт повиновался и сразу же повернулся, собираясь вернуться, потому что по мере того, как садилось черное солнце, повсюду начал распространяться тусклый ослепительный свет, и как только оно исчезло, свет стал настолько интенсивным, что он едва мог видеть, и ему пришлось прикрыть глаза руками, когда он ощупью пробирался к двери в стене. На этот раз с его стороны не потребовалось никаких слов, потому что дверь была широко открыта, хотя и захлопнулась с громким стуком, как только он прошел через нее. Он шел так быстро, как только мог, по длинному темному коридору, снова вышел на яркий дневной свет и там сел, чтобы обдумать те странные вещи, которые видел. Он бы поверил, что все это сон, если бы не семена у него за пазухой и прутья на боку. И там, точно так же, как он их оставил, были длинные ряды подсолнухов с прекрасными лицами, выглядывающими из-за их вершин, и белыми руками, вытянутыми по бокам; а затем, через несколько минут, он увидел тигрицу, идущую к нему очень медленно, как будто у нее едва хватало сил двигаться, и выглядевшую очень худой.
   - Наконец-то ты пришел! - воскликнула она, увидев его. - Как долго я тебя ждала!
   - Долго! - сказал Руперт, уставившись с удивлением. - Да ведь я отсутствовал не так уж много часов.
   - Несколько часов! - слабо сказала тигрица. - Да ведь тебя не было шесть месяцев.
   - Шесть месяцев! - воскликнул Руперт. - А мне показалось, что прошло два часа.
   - Но ты вернулся и принес с собой прутья, - радостно сказала она. - Так что теперь все в порядке. Но я очень голодна, потому что уже неделю не могу найти ни травы, ни растений. Так что теперь поторопись и побей меня сразу.
   - Бить тебя, бедная изголодавшаяся тигрица! - воскликнул моряк, с жалостью глядя на нее. - Бить бедняжку, у которой едва хватает сил ползти! Я бы ни за что на свете не сделал ничего подобного!
   - Бей меня, бей меня, говорю тебе, - кричала тигрица, извиваясь на земле перед ним. - Бей меня немедленно, или будет хуже для нас обоих. - Затем она добавила ужасным голосом: - Разве я не говорила тебе, что очень голодна? Бей меня немедленно, или я тебя съем.
   Услышав это, Руперт больше не стал раздумывать, а, схватив серебряный прут, принялся изо всех сил хлестать тигрицу. Та стояла совершенно неподвижно, принимая удары, только время от времени подстегивала его, призывая:
   - Сильнее! Бей сильнее!
   Руперт повиновался и продолжал бить, пока не увидел, что она истекает кровью, а затем, как раз когда он собирался бросить прут и объявить, что больше не будет бить, ее кожа начала сморщиваться и, наконец, упала на землю, и из нее поднялась самая прекрасная девушка, какую Руперт когда-либо видел. Ее волосы, цвета пылающего золота, были достойны самого Волосяного Дерева, в то время как ее сияющие голубые глаза и розовые губы были намного красивее, чем странные цветы, которые росли вокруг него.
   Руперт все еще стоял, удивленно глядя на нее, но она сразу же протянула руку и сказала: "Как я могу отблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня? Я Тревина. А теперь давай поспешим прочь из этого ужасного места так быстро, как только сможем, но сначала дай мне орех, чтобы защитить меня от заклинаний".
   Руперт сразу же дал ей один, и, когда она застегнула его на груди своего платья, то повернулась к нему и спросила с улыбкой: "Я такая, как ты ожидал?"
   - Ты гораздо, гораздо красивее, - ответил он. - Неужели ты действительно была той тигрицей?
   - Я действительно была той тигрицей, - сказала Тревина, когда они быстро зашагали к берегу, - и, скорее всего, осталась бы такой, если бы не ты. Как бы то ни было, я не буду чувствовать себя в безопасности, пока мы не уберемся с этого ужасного острова; хотя орехи зирбала - лучшая защита, которую мы могли бы иметь.
   - Теперь, действительно, я благодарен королеве за то, что она потеряла волосы, - воскликнул Руперт, - так как это помогло мне освободить тебя, прекрасная Тревина.
   Вскоре они нашли маленькую лодку и, сев в нее, уплыли так быстро, как только могли.
   Через некоторое время Руперт вспомнил о птице и своем обещании и сказал Тревине, что, по его мнению, они скоро увидят, как она придет за своими орехами.
   - У тебя осталось всего восемь орехов, а ты обещал орлу шесть, - сказала Тревина. - Во что бы то ни стало отдай ему шесть, которые обещал, но позволь мне умолять тебя оставить себе оставшиеся два. Один есть у меня. Помни, что в тот момент, когда ты расстанешься с ним, он будет иметь над тобой такую же власть, какую имел над бедной королевой. Он будет умолять тебя отдать ему его, но ты не должен этого делать.
   Руперт пообещал, и через очень короткое время они увидели орла, летящего к ним. Он сделал над ними несколько кругов и, наконец, сел на носу лодки.
   - Ну, - сказал он свирепо, глядя на Руперта, - я вижу, у тебя есть семена. А теперь, где мои орехи?
   - Вот они, - сказал он, вынимая из кармана шесть штук и протягивая их ему. Тот взял их в когти и спрятал в перьях, но все равно не улетел.
   - У тебя есть еще один, - сказал он, - что ты собираешься с ним делать? Ты не ешь орехи зирбал.
   - Я хочу сохранить его как память, - ответил моряк.
   - Но какая от этого будет польза? - прохрипела птица. - Разве ты не отдашь его мне?
   - Нет, я не могу этого сделать, - сказал Руперт, - ты должен довольствоваться тем, что у тебя есть.
   - В моем домашнем гнезде, - сказал орел, - у меня семь маленьких орлят, а ты дал мне только шесть орехов, чтобы я отнес их им. Не отдашь ли ты мне свой орех, чтобы я отнес его моему младшему орленку?
   Услышав это, моряк нащупал орех в кармане, посмотрел на птицу и уже собирался отдать его ему, когда Тревина положила руку ему на плечо, чтобы остановить его, и, повернувшись к орлу, сказала:
   - Бесполезно просить у него орех, потому что он тебе его не отдаст. Я прекрасно знаю, что у тебя в гнезде нет маленьких орлят, что все это ложь, и что ты говоришь это только для того, чтобы получить от него орех.
   Орел повернулся и, издав ужасный крик, поднялся в воздух и улетел, и Руперт и Тревина больше никогда его не видели.
  

* * * * *

  
   Прошел целый год с тех пор, как королеве приснился странный сон, а голова ее все еще была лысой; и никто не мог сказать, как снова отрастить волосы. Люди искали Дерево повсюду. Король разослал гонцов во все концы света. Были принесены всевозможные странные растения и предложены еще более странные средства. Но становилось совершенно очевидно, что настоящего Дерева, на котором растут волосы, никто не нашел.
   Королева болела уже несколько месяцев и теперь почти никогда не появлялась на людях. Наконец, когда она окончательно решила, что никогда не восстановит свои волосы, она послала за королем и сказала ему, что серьезно подумывает о том, чтобы запереться на всю оставшуюся жизнь, и согласится снова появиться только при условии, что он прикажет, чтобы все женщины в стране брили головы и носили чепцы, как у нее. Король в великом смятении умолял ее пересмотреть свое решение, но она была тверда, и, поскольку он не мог вынести мысли о расставании с ней, он, наконец, согласился опубликовать указ, предписывающий всем женщинам в стране, от знатнейшей герцогини до беднейшей нищенки, обрить головы, чтобы королева не раздражалась видом их волос.
   Велики были гнев и недовольство, с которыми был принят этот указ, но люди не осмелились ослушаться короля, поэтому после долгого ворчания они согласились подчиниться, и был определен день, в который должно было состояться бритье, так как королева пожелала, чтобы это было сделано публично.
   По ее предложению король приказал поставить на рыночной площади огромный эшафот, на котором должен был стоять придворный цирюльник, в то время как все женщины, от самых знатных до самых низких, по очереди подходили бы к нему и брили головы. С одной стороны были установлены государственные кресла, на которых сидели король, королева и придворные, чтобы наблюдать за бритьем.
   Когда все это было сделано, королева повеселела настолько, насколько это было возможно. Она сказала, что это почти так же хорошо, как снова иметь собственные волосы.
   Разные посланцы, которых король посылал на поиски Дерева, все еще продолжали возвращаться, каждый принося с собой какое-нибудь странное новое растение, но ничего такого, что могло бы принести королеве какую-нибудь пользу; и так прошло время, пока не наступил день бритья.
   Все улицы были завешаны черным, и стул, на котором должны были сидеть дамы, чтобы их побрили, тоже был завешан черным.
   Рано утром собралась большая толпа, а затем король и королева спустились и заняли свои места, и должно было начаться бритье.
   Глашатай достал свой список дамских имен и назвал первое, которое принадлежало герцогине, которая была довольно молода и очень красива. Она медленно поднялась со своего места, горько всхлипывая, и подошла к черному креслу.
   Она была одета в длинное черное саржевое платье без каких-либо украшений, но ее красивая белая шея и руки были обнажены, а по плечам до талии струились ее яркие мягкие каштановые волосы. Она выглядела такой юной и такой несчастной, что раздался всеобщий стон при мысли о том, что все ее прекрасные локоны должны упасть.
   С последним всхлипом герцогиня села в ужасное кресло и, закрыв глаза, покорилась своей судьбе. Цирюльник наточил бритву и как раз собирался начать, в то время как все затаили дыхание от волнения, когда послышался голос, кричащий: "Остановитесь!" И через минуту все увидели матроса, спешащего к эшафоту, задыхающегося и запыхавшегося, держащего что-то в правой руке.
   - Остановитесь! - крикнул он так громко, как только смог, едва только нашел в себе силы заговорить. - У меня есть семена с Дерева, на котором растут волосы!
   Услышав это, цирюльник отбросил бритву, а королева громко вскрикнула.
   Придворные и король от радости станцевали джигу, а герцогиня, которую должны были побрить, обвила руками шею моряка и тотчас же поцеловала его.
   - Попробуйте их, - нетерпеливо воскликнул Руперт, - прежде чем кого-нибудь брить: они сорваны с Дерева. Я сам их сорвал.
   Услышав это, королева, не в силах больше сдерживать свое нетерпение, бросилась сквозь толпу и, оттолкнув герцогиню в сторону, сама села в черное кресло.
   - Нет лучшего времени, чем сейчас, - воскликнула она, стягивая муслиновую шапочку и бросая ее на землю, совершенно не заботясь о том, чтобы показать толпе свою обнаженную сияющую голову. - Надень что-нибудь на себя, дорогой моряк, и давай посмотрим, что случится.
   Волнение пробежало по толпе, в то время как среди мертвой тишины Руперт открыл пакет и осторожно и медленно посыпал семенами склоненную голову королевы. Через мгновение на ней начал появляться мягкий мелкий пух, с каждым мгновением становясь все гуще и темнее, пока не превратился во вьющиеся волосы, которые становились все длиннее и длиннее, пока они смотрели на него.
   - Что происходит? - ахнула королева. - У меня очень странное ощущение в голове. Они растут?
   Но ей не было нужды задавать этот вопрос, потому что не успели слова слететь с ее губ, как мягкие вьющиеся локоны прежнего цвета упали ей на плечи и росли, пока не достигли ее ног. При виде их она вскрикнула от радости и упала в обморок, в то время как король, придворные и вся толпа кричали "ура" так, словно сошли с ума.
   В ту ночь город был освещен, и во дворце был большой бал, а на следующий день король, королева и весь двор отправились присутствовать на свадьбе Руперта и Тревины, после чего король вручил Руперту награду.
   Один из оставшихся орехов Руперт отдал королю, чтобы тот повесил его над дворцовой дверью для защиты от чар злых фей; но другой он и Тревина всегда хранили, и, возможно, именно по этой причине они так счастливо жили вместе всю оставшуюся жизнь.
  

ИГРУШЕЧНАЯ ПРИНЦЕССА

  
   Более тысячи лет назад, в стране на совсем другом конце света, все люди стали настолько вежливыми, что почти никогда не разговаривали друг с другом. И они никогда не говорили больше, чем это было необходимо: "Именно так", "Да, действительно", "Спасибо" и "Если вы не возражаете". За грубость считалось, чтобы кто-то говорил, что ему нравится или не нравится, или что он любит или ненавидит, или счастлив или несчастен. Никто никогда не смеялся вслух, а если бы кто-нибудь увидел, что кто-то плачет, их друзья сразу же стали бы избегать того человека.
   Король этой страны женился на принцессе из соседней страны, которая была очень доброй и красивой, но люди в ее собственном королевстве были настолько не похожи на людей ее мужа, насколько это было возможно. Они смеялись и разговаривали, шумели и веселились, когда были счастливы, плакали и сокрушались, если им было грустно. На самом деле, что бы они ни чувствовали, они сразу же это показывали, и Принцесса была такой же, как они.
   Поэтому, когда она приехала в новый дворец, то совсем не могла понять своих подданных или хотя бы то, почему не было криков и приветствий, и почему все были такими отстраненными и официальными. Через некоторое время, когда она обнаружила, что они всегда остаются такими чопорными и молчаливыми, то заплакала и стала тосковать по своему старому дому.
   С каждым днем она худела и бледнела. Придворные были слишком вежливы, чтобы заметить, как плохо выглядит их юная королева; но она и сама это знала и верила, что скоро умрет.
   У нее была крестная фея по имени Таборе, которую она очень любила и которая всегда была добра к ней. Когда она поняла, что ее конец близок, она послала за своей крестной матерью, а когда та пришла, долго разговаривала с ней наедине.
   Никто не знал, что было сказано, но вскоре после этого родилась маленькая принцесса, а королева умерла. Конечно, все придворные сожалели о смерти бедной королевы, но было бы невежливо так говорить. Так что, хотя состоялись пышные похороны и двор надел траур, все остальное продолжалось почти так же, как и раньше.
   Малышку окрестили Урсулой и отдали на попечение придворным дамам. Бедная маленькая принцесса! Она плакала достаточно сильно, и ничто не могло ее остановить.
   Все ее дамы испугались и сказали, что давно не слышали такого ужасного шума. Но, пока ей не исполнилось около двух лет, ничто не могло помешать ей плакать, когда ей было холодно или голодно, или кричать, когда ей было приятно.
   После этого она начала немного понимать, что имелось в виду, когда няньки холодным, вежливым тоном сказали ей, что она ведет себя непослушно, и она стала намного спокойнее.
   Она была хорошенькой маленькой девочкой с круглым детским личиком и большими веселыми голубыми глазами; но по мере того, как становилась старше, ее глаза становились все менее и менее веселыми и яркими, а ее пухлое личико худело и бледнело. Ей не разрешалось играть с другими детьми, чтобы она не научилась плохим манерам; и ее не учили никаким играм и не давали никаких игрушек. Она проводила большую часть своего времени, когда не была на уроках, глядя в окно на птиц, летающих на фоне ясного голубого неба; и иногда грустно вздыхала, когда дамы ее не слушали.
   Однажды старая фея Таборе, став невидимой, прилетела во дворец короля, чтобы посмотреть, как там идут дела. Она сразу поднялась в детскую, где нашла бедную маленькую Урсулу, сидящую у окна, подперев голову рукой.
   Это была очень большая комната, но вокруг не было ни игрушек, ни кукол, и когда фея увидела это, она нахмурилась про себя и покачала головой.
   - Обед вашего королевского высочества готов, - сказала старшая нянька Урсуле.
   - Я не хочу никакого обеда, - сказала Урсула, не поворачивая головы.
   - Мне кажется, я уже говорила вашему королевскому высочеству, что невежливо отвечать, будто вам ничего не нужно или что вам это не нравится, - сказала нянька. - Мы ждем ваше королевское высочество.
   Итак, Принцесса встала и пошла к обеденному столу, а Таборе все время наблюдала за ней. Когда она увидела, как побледнела маленькая Урсула, как мало она ела, и что ей нельзя было ни разговаривать, ни смеяться, она вздохнула и нахмурилась еще сильнее, чем раньше, а затем улетела обратно в свой сказочный дом, где просидела несколько часов в глубокой задумчивости.
   Наконец она встала и вышла, чтобы посетить самый большой магазин в Волшебной Стране.
   Это был странный магазин. Это не был ни бакалейный магазин, ни магазин тканей, ни магазин шляп. И все же, в нем был сахар, и платья, и шляпы. Но сахар был волшебным сахаром, который превращал любую жидкость, в которую его клали, в сироп; у каждого платья было какое-то особое очарование, а шляпы были шапочками, исполняющими желания. На самом деле это был магазин, где продавались всевозможные заклинания или чары.
   В этот магазин влетела Таборе; а так как она была хорошо известна там как хорошая покупательница, хозяин магазина сразу же вышел ей навстречу и, поклонившись, пожелал узнать, чем может быть полезен для нее.
   - Я хочу, - сказал Таборе, - Принцессу.
   - Принцессу! - ответил лавочник, который на самом деле был старым волшебником. - Какого размера Принцесса вам нужна? У меня есть одна или две.
   - Сейчас она должна выглядеть лет на шесть. Но она должна расти.
   - Я могу сделать вам такую, - сказал волшебник, - но это будет довольно дорого стоить.
   - Я не возражаю против этого, - сказала Таборе. - Вот! Я хочу, чтобы она выглядела именно так, - и с этими словами она достала из-за пазухи портрет Урсулы и отдала его старику, который внимательно рассмотрел его.
   - Я сделаю ее для вас, - сказал он. - Когда вы хотите ее получить?
   - Как можно скорее, - ответила Таборе. - Если возможно, к завтрашнему вечеру. Сколько это будет стоить?
   - Это сложная работа, - задумчиво сказал волшебник. - В моем возрасте мне уже трудно делать такие вещи правильно. Какой у нее должен быть голос?
   - Она совсем не обязательно должна разговаривать, - сказала Таборе, - так что это не сильно увеличит цену. Ей нужно уметь говорить только: "Пожалуйста", "Нет, спасибо", "Конечно" и "Именно так".
   - Ну, в таких обстоятельствах, - сказал волшебник, - я сделаю это за четыре кошачьих шага, два рыбьих крика и две лебединые песни.
   - Это уже слишком, - воскликнула Таборе. - Я согласна дать тебе шаги и крики, но чтобы попросить песни лебедей!
   На самом деле она не считала эту цену чрезмерной, но всегда старалась сбить торговцев с толку.
   - Я не могу сделать это за меньшую цену, - сказал волшебник, - а если вы думаете, что она слишком высока, вам лучше обратиться в другой магазин.
   - Так как я действительно спешу и не могу тратить время на поиски, полагаю, что должна согласиться, - сказала Таборе, - но я считаю, что цена очень высока. Когда она будет готова?
   - К завтрашнему вечеру.
   - Очень хорошо, тогда постарайтесь, чтобы она была готова для меня к тому времени, когда я зайду за ней, и постарайтесь не вносить в нее ничего лишнего, - Таборе вышла из магазина и вернулась в свой дом.
   На следующий вечер она пришла и спросила, готова ли ее принцесса.
   - Сейчас я принесу ее, и, уверен, она вам понравится, - сказал волшебник, выходя из магазина. Вскоре он вернулся, ведя за руку хорошенькую девочку лет шести - очень похожую на принцессу Урсулу, так, что никто не смог бы отличить их друг от друга.
   - Что ж, - сказала Таборе, - она выглядит достаточно хорошо. Но вы уверены, что это хорошее изделие ручной работы и оно вполне надежно?
   - Это самая хорошая работа, какую когда-либо делали, - с гордостью сказал волшебник, хлопая куклу по спине, когда говорил. - Посмотрите на это! Осмотрите ее всю и попробуйте отыскать хотя бы один изъян. Ни одна фея из двадцати не смогла бы отличить ее от реального человека, и ни один смертный не смог бы этого сделать.
   - Похоже, вы говорите правду, - одобрительно сказала Таборе, рассматривая маленькую девочку. - Сейчас я вам заплачу, а потом уйду, - с этими словами она подняла свою палочку в воздух, взмахнула ею три раза, и раздалась серия странных звуков.
   Первая была тихими шагами, вторая - пронзительными криками, третья - голосами удивительной красоты, поющими очень печальную песню.
   Волшебник поймал все звуки и сразу спрятал их в карман, а Таборе без церемоний подхватила куклу под мышку и улетела.
   В ту ночь при дворе маленькая принцесса не слушалась и отказалась ложиться спать. Прошло много времени, прежде чем дамы смогли уложить ее в кроватку, а когда она оказалась там, то не засыпала, и просто лежала неподвижно и притворялась, пока все не ушли; затем она встала, бесшумно прокралась к окну, села на подоконник, свернувшись калачиком, и с тоской принялась смотреть на луну. Она была такой милой, нежной малышкой, с ее теплыми светлыми волосами, ниспадающими на плечи, что большинству людей было бы трудно сердиться на нее. Она оперлась подбородком на свои крошечные белые руки, и, когда смотрела, слезы навернулись на ее большие голубые глаза; но, вспомнив, что ее дамы назвали бы это непослушанием, она поспешно вытерла их рукавом ночной рубашки.
   - Ах, луна, прекрасная яркая луна! - сказала она себе. - Интересно, они позволяют тебе плакать, когда ты хочешь? Я думаю, что хотела бы подняться к тебе и жить с тобой; я уверена, что это было бы приятнее, чем жить здесь.
   - Не хочешь ли ты уйти со мной? - раздался голос совсем рядом с ней, и, подняв глаза, она увидела смешную старую женщину в красном плаще, стоявшую рядом с ней. Она не испугалась, потому что у старухи была добрая улыбка и яркие черные глаза, хотя нос у нее был крючковатый, а подбородок длинный.
   - А куда бы вы меня отвезли? - спросила маленькая принцесса, посасывая большой палец и глядя на нее широко раскрытыми глазами.
   - Я бы отвезла тебя на берег моря, где ты могла бы поиграть на песке, и где у тебя было бы несколько маленьких мальчиков и девочек, с которыми можно было бы поиграть, и никто не делал бы тебе замечаний, чтобы ты не шумела.
   - Я согласна, - крикнула Урсула, сразу вскакивая.
   - Пойдем, - сказала старуха, нежно взяв ее на руки и закутывая в свой теплый красный плащ. Затем они поднялись в воздух и вылетели из окна, прямо над крышами домов.
   Ночной воздух был пряным, и Урсула вскоре уснула; но они все еще продолжали лететь, и летели, над холмами и долинами, на мили и мили, прочь от дворца, к морю.
  
   Вдали от двора и дворца, в крошечной рыбацкой деревушке, на берегу моря, стояла маленькая хижина, где жил рыбак по имени Марк со своей женой и тремя детьми. Он был бедным человеком и жил, продавая рыбу, которую ловил в своей маленькой лодке. Дети, Оливер, Филип и малыш Белл, были розовощекими и ясноглазыми. Они играли весь день на берегу и кричали до хрипоты. В эту деревню фея отнесла все еще спящую Урсулу и осторожно положила ее на порог коттеджа Марка; затем она поцеловала ее в щеки, распахнула дверь и исчезла прежде, чем кто-либо успел подойти и посмотреть, кто это был.
   Рыбак и его жена тихо сидели внутри. Она шила одежду для детей, а он чинил свою сеть, когда без всякого шума открылась дверь, и в комнату ворвался холодный ночной воздух.
   - Жена, - сказал рыбак, - посмотри, кто там.
   Жена встала и подошла к двери; там лежала Урсула, все еще крепко спавшая, в своей маленькой белой ночной рубашке.
   Женщина тихонько вскрикнула при виде ребенка и позвала мужа.
   - Муж, смотри, маленькая девочка! - и с этими словами она подняла ее на руки и отнесла в коттедж. Когда ее принесли в тепло и свет, Урсула проснулась и, сев, испуганно огляделась по сторонам. Она не плакала, как мог бы заплакать другой ребенок, но очень сильно дрожала и была слишком напугана, чтобы говорить.
   Как ни странно, она совсем забыла о своем странном полете по воздуху и ничего не могла вспомнить, чтобы сказать рыбаку и его жене, кроме того, что она принцесса Урсула; и, услышав это, добрые мужчина и женщина подумали, что бедная маленькая девочка, должно быть, немного сумасшедшая. Однако когда они осмотрели ее маленькую ночную рубашку, сшитую из белого тонкого льна и вышитую, с короной в одном углу, они согласились, что она, должно быть, принадлежит очень знатным людям. Они сказали, что было бы жестоко отослать бедняжку в такую холодную ночь, и они, конечно, должны держать ее у себя, пока она не будет востребована. Поэтому женщина дала ей немного теплого хлеба с молоком и уложила в постель с их собственной маленькой девочкой.
   Утром, когда придворные дамы пришли будить принцессу Урсулу, они обнаружили ее спящей, как обычно, в своей маленькой кроватке, но и представить себе не могли, что перед ними не настоящая принцесса, а игрушечная, помещенная туда вместо настоящей. Действительно, дамы были очень довольны, потому что, когда они сказали: "Вашему королевскому высочеству пора вставать", она ответила: "Конечно", - и позволила одеть себя, не сказав больше ни слова. По прошествии времени, в течение которого она больше не капризничала и почти никогда не разговаривала, все стали говорить, что ее поведение улучшилось, и она стала всеобщей любимицей.
   Дамы говорили, что юная принцесса стать самой элегантной в королевстве, и король улыбался, слыша это.
   Тем временем, в далеком рыбацком домике настоящая Урсула выросла высокой и прямой, как ольха, веселой и беззаботной, как птица.
   Никто не пришел за ней, поэтому добрый рыбак и его жена оставили ее у себя и воспитали среди своих детей. Она играла с ними на берегу, учила с ними уроки в школе, и ее прежняя жизнь стала похожа на сон, который она едва помнила.
   Но иногда мать доставала маленькую вышитую ночную рубашку и показывала ей, удивляясь, откуда она взялась и кому принадлежит.
   - Мне все равно, кому я принадлежу, - сказала Урсула, - они не придут и не заберут меня у тебя, и это все, что меня волнует.
   Она стала высокой и светловолосой, и по мере того, как росла, игрушечная принцесса, занимавшая ее место при дворе, тоже росла и всегда была такой же, как она, только в то время как лицо Урсулы было загорелым, а щеки красными, лицо игрушечной принцессы оставалось бледным, с едва заметным легким оттенком на щеках.
   Прошли годы, Урсула в коттедже стала высокой молодой девушкой, а Урсула при дворе считалась там самой красивой, и все восхищались ее манерами, хотя она никогда не говорила ничего, кроме "Пожалуйста", "Нет, спасибо", "Конечно" и "Именно так".
   Король был теперь стариком, а рыбак Марк и его жена поседели. Теперь рыбной ловлей занимался их старший сын Оливер, которым они очень гордились. Урсула прислуживала им, убирала дом, занималась рукоделием и была так полезна, что они не могли бы обойтись без нее. Фея Таборе время от времени наведывалась в коттедж, никем не замеченная, чтобы повидаться с Урсулой, и всегда находила ее здоровой и веселой; ей было приятно думать о том, как она спасла ее от ужасной жизни. Но однажды вечером, когда она нанесла им визит, не появлявшись там уже некоторое время, она увидела нечто, заставившее ее задуматься. Оливер и Урсула стояли вместе, наблюдая за волнами, и Таборе остановилась, чтобы послушать, о чем они говорят.
   - Когда мы поженимся, - тихо сказал Оливер, - то будем жить вон в том маленьком домике, чтобы каждый день приходить и видеться с ними. Но это произойдет только тогда, когда малышка Белл станет достаточно взрослой, чтобы занять твое место, потому что - как бы моя мать обходилась без тебя?
   - И нам лучше не говорить им, - сказала Урсула, - что мы собираемся пожениться, иначе мысль о том, что они мешают нам, сделает их несчастными.
   Когда Таборе услышала это, она посерьезнела и надолго задумалась. Наконец, она полетела обратно во дворец, чтобы посмотреть, как идут дела там. Она застала короля в разгар государственного совета. Увидев это, она сразу же стала видимой, и король попросил ее сесть рядом с ним, так как всегда был рад ее помощи и совету.
   - Вы видите, - сказал его величество, - что мы вот-вот передадим наш скипетр в более молодые и энергичные руки; на самом деле мы думаем, что становимся слишком старыми, чтобы править, и намерены отречься от престола в пользу нашей дорогой дочери, которая будет править вместо нас.
   - Прежде чем вы сделаете что-нибудь подобное, - сказала Таборе, - позвольте мне немного поговорить с вами наедине, - и она отвела короля в угол, к его большому удивлению и тревоге.
   Примерно через полчаса он вернулся в совет, очень бледный, с ужасным выражением лица, прижимая платок к глазам.
   - Милорды, - запинаясь, произнес он, - прошу прощения за наше явно необычное поведение. Мы только что получили ужасный удар; мы узнали то, в чем не можем сомневаться, - что наша дорогая, дорогая дочь, - тут рыдания заглушили его голос, и он почти не мог продолжать, - на самом деле, вовсе не наша дочь, а только кукла.
   Здесь король откинулся на спинку трона, охваченный горем, и фея Таборе, выйдя вперед, рассказала придворным всю историю; как она украла настоящую принцессу, потому что боялась, что они ее балуют, и как она поместила игрушечную принцессу на ее место. Придворные удивленно переводили взгляды с одного на другого, но было очевидно, что они ей не поверили.
   - Принцесса - поистине очаровательная молодая леди, - сказал премьер-министр.
   - Есть ли у вашего величества какие-либо причины жаловаться на поведение ее королевского высочества? - спросил старый канцлер.
   - Ни в коем случае, - всхлипнул король, - она всегда была прекрасной дочерью.
   - Тогда я не понимаю, - сказал канцлер, - какие у вашего величества могут быть причины обращать какое-либо внимание на то, что говорит эта... эта дама.
   - Если вы мне не верите, старые дураки, - воскликнула Таборе, - позовите сюда принцессу, и я докажу свои слова.
   - Конечно, - воскликнули они.
   Поэтому король приказал, чтобы ее королевское высочество была вызвана.
   Через несколько минут та пришла в сопровождении своих дам. Она ничего не сказала, и не заговорила, поскольку к ней не обратились. Она вошла и молча встала посреди комнаты.
   - Мы пожелали, чтобы вас попросили в наше присутствие, - начал было король, но Таборе без всяких церемоний подошла к ней и легонько ударила ее палочкой по голове. Через мгновение голова покатилась по полу, оставив тело стоять неподвижно, как и прежде, и показывая, что это всего лишь пустая оболочка.
   - Именно так, - сказала голова, когда покатилась к королю, а он и придворные чуть не упали в обморок от страха.
   Когда они немного пришли в себя, король заговорил снова.
   - Фея говорит мне, - сказал он, - что где-то есть настоящая принцесса, которую она хочет, чтобы мы удочерили как нашу собственную дочь. А пока пусть ее королевское высочество осторожно поместят в шкаф и объявят всеобщий траур по этому ужасному событию.
   С этими словами он нежно взглянул на тело и голову и, плача, отвернулся.
   Итак, было решено, что Таборе должна была привести принцессу Урсулу, а король и совет должны были собраться, чтобы встретиться с ней.
   В тот вечер фея прилетела в коттедж Марка и рассказала им всю правду об Урсуле и о том, что они должны расстаться с ней.
   Громкими были их причитания, и велико было их горе, когда они услышали, что она должна покинуть их. Бедняжка Урсула сама горько рыдала.
   - Ничего, - воскликнула она через некоторое время, - если я действительно великая принцесса, вы все будете жить со мной. Я уверена, что король, мой отец, пожелает этого, когда услышит, как вы все были добры ко мне.
   В назначенный день Таборе приехала за Урсулой в большой карете с четверкой лошадей и увезла ее во дворец. Это была долгая, долгая поездка; она остановилась по дороге и велела принцессе одеться в великолепное белое шелковое платье, отделанное золотом, надела жемчуга на шею и украсила ими волосы, чтобы та могла должным образом появиться при дворе.
   Король и весь совет собрались с большой помпой, чтобы поприветствовать свою новую принцессу, и все выглядели серьезными и встревоженными. Наконец дверь открылась, и появилась Таборе, ведя за руку молодую девушку.
   - Это твой отец! - сказала она Урсуле, указывая на короля; и на это Урсула, не нуждаясь в других приказаниях, сразу же подбежала к нему и, обняв его за шею, звонко поцеловала.
   Его величество чуть не упал в обморок, а все придворные закрыли глаза и задрожали.
   - Это неприлично! - сказал один из них.
   - Это неприлично! - сказал другой.
   - Что случилось? - воскликнула Урсула, переводя взгляд с одного на другого и видя, что что-то не так, но не зная, что именно. - Я поцеловала не того человека? - Услышав это, все застонали.
   - Ну же, - воскликнула Таборе, - если она вам не нравится, я отведу ее к тем, кто ее любит. Я дам вам неделю, а потом вернусь и посмотрю, как вы с ней обращаетесь. Она слишком хороша для любого из вас.
   Сказав это, она улетела на своей палочке, оставив Урсулу, чтобы она могла попривыкнуть к жизни во дворце. Но Урсула не могла ни с кем поладить, как она вскоре начала понимать.
   Если она говорила или двигалась, они выглядели потрясенными, и, наконец, она была так напугана и встревожена этим, что разрыдалась, от чего они пришли в еще большее потрясение.
   - Это действительно перемена после нашей милой принцессы, - сказала одна дама другой.
   - Да, действительно, - последовал ответ, - если вспомнить, что даже после того, как ей отрубили голову, она вела себя прекрасно и только сказала: "Именно так".
   Все дамы невзлюбили бедную Урсулу и выказывали ей свою неприязнь. К концу недели, когда Таборе должна была вернуться, она совсем исхудала и побледнела и, казалось, боялась говорить громче шепота.
   - Что случилось? - воскликнула Таборе, когда вернулась и увидела, как сильно изменилась бедная Урсула. - Тебе не нравится быть здесь? Разве они не добры к тебе?
   - Забери меня обратно, дорогая Таборе, - заплакала Урсула. - Отведи меня обратно к Оливеру, Филиппу и Белле. Что касается этих людей, я их ненавижу.
   И она снова заплакала.
   Таборе только улыбнулась и погладила ее по голове, а затем направилась к королю и придворным.
   - Как это случилось, - воскликнула она, - что я нахожу принцессу Урсулу в слезах? Я уверена, что вы делаете ее несчастной. Когда у вас была принцесса из дерева и кожи, вы могли вести себя с ней достаточно хорошо, но теперь, когда у вас есть настоящая девушка из плоти и крови, никто из вас не заботится о ней.
   - Наша покойная дорогая дочь, - начал король, когда фея прервала его.
   - Я так понимаю, - сказала она, - что вы хотели бы вернуть куклу обратно. И я предоставляю вам выбор. Что вы выбираете - мою принцессу Урсулу, настоящую, или вашу принцессу Урсула, игрушечную?
   Король снова опустился на трон.
   - Я не могу решить это, - сказал он. - Соберите совет, и пусть они решат это голосованием.
   Итак, был созван совет, и фея объяснила им, зачем они нужны.
   - Пусть приведут обеих принцесс, - сказала она, и игрушечную принцессу внесли с большой осторожностью, достав ее из шкафа, и ее голову положили на стол рядом с ней; и вошла настоящая принцесса с глазами, все еще красными от слез, и ее грудь вздымалась.
   - Я думаю, что не может быть никаких сомнений в том, кто из них предпочтительнее, - сказал премьер-министр канцлеру.
   - Я тоже так думаю, - ответил канцлер.
   - Тогда голосуйте, - сказала Таборе; все проголосовали, и каждый голос был отдан за фальшивую Урсулу, а не за настоящую. Таборе только рассмеялась.
   - Вы - сборище глупцов и дураков, - сказала она, - но вы получите то, что хотите, - она подняла голову, и взмахом палочки прикрепила ее к телу; та медленно повернулась и сказала: "Конечно", своим прежним голосом; и, услышав это, все придворные издали что-то похожее на приветствие, насколько они считали вежливым, в то время как старый король не мог говорить от радости.
   - Мы немедленно, - воскликнул он, - примем меры к тому, чтобы отречься от престола и оставить королевство в руках нашей дорогой дочери, - и, услышав это, все придворные снова зааплодировали.
   Но Таборе презрительно рассмеялась и, подхватив настоящую Урсулу на руки, полетела с ней обратно в коттедж Марка.
   Вечером город был освещен, и все очень радовались выздоровлению принцессы, а Урсула осталась в коттедже, вышла замуж за Оливера и счастливо прожила с ним всю оставшуюся жизнь.
  

СКВОЗЬ ОГОНЬ

  
   Маленький Джек сидел один у огня, печально глядя на него. Ему было семь лет, но он был таким маленьким и бледным, что выглядел немногим старше пяти, потому что был калекой. У него не было ни братьев, ни сестер, и он почти всегда был один, потому что его мать, вдова, уходила на целый день преподавать музыку, а вечерами часто играла на детских вечеринках. Они жили на третьем этаже небольшого дома на унылой старой улице в Лондоне, и Джек почти весь день проводил в маленькой одинокой гостиной, сидя в одиночестве у камина. Сегодня вечером ему было грустнее, чем обычно, потому что был канун Рождества, и его мать пошла на детский праздник в большой дом; она сказала, что там, скорее всего, будет рождественская елка с подарками для всех маленьких мальчиков и девочек, и Джек подумал, что это очень тяжело, когда другие дети, получающие гораздо больше удовольствий, чем он, отнимают у него его собственную мать.
   Если бы она была дома, то села бы рядом с ним на коврик у камина, положила его голову себе на колени и рассказывала ему длинные-длинные истории о великанах и феях. Вообще ему нравилось, когда она ходила на вечеринки, потому что, где бы они ни были, она никогда не забывала принести ему что-нибудь с ужина; неважно, какая это была мелочь, только крекер или конфета, но он был уверен, что найдет что-нибудь, ожидающее его на подушке, когда проснется утром; и действительно, иногда хозяйка дома или кто-нибудь из детей присылали ему довольно милую маленькую посылочку со сладостями, крекерами и сухофруктами, когда его мать осмеливалась спросить, может ли что-нибудь отнести своему маленькому мальчику домой.
   Но сегодня вечером ему нужна была сама мать, и ему было все равно, что она принесет ему утром. Он сидел и думал, пока слезы не навернулись ему на глаза, и он не заплакал навзрыд.
   - Это позор, - сказал он, - ужасный позор. Я думаю, это очень плохо, - он схватил кочергу и хорошенько помешал угли.
   - Ради всего святого, не делай этого снова, - сказал тихий голос из пламени, - этого достаточно, чтобы разорвать меня на куски.
   Джек перестал плакать и посмотрел в огонь. Там он увидел маленькую фигурку, самую странную из всех, какие когда-либо видел, искусно балансирующую на вершине куска горящего угля. Она была похожа на маленького человечка, ростом не более трех дюймов, одетого с головы до ног в оранжево-алое, цвета пламени, и на голове у него была длинная остроконечная шапочка того же цвета.
   - Кто ты? - спросил Джек, затаив дыхание.
   - Разве ты не знаешь, что задавать вопросы невежливо? - сказал маленький человечек, подмигивая одним глазом. - Однако если ты очень хочешь знать, я огненный фэйри.
   - Огненный фэйри! - повторил Джек, все еще глядя на нее и затаив дыхание.
   - Да, разве это так странно?
   - Но я не верю в фэйри, - сказал Джек, не в силах отвести глаз от странной маленькой фигурки.
   Маленький человечек засмеялся.
   - Для меня это не имеет никакого значения, - сказал он. - Возможно, ты также не веришь ни в фэйри ветра, ни в фэйри воды. Но у вас никогда не было бы огня, если бы не мы; мы зажигаем его и поддерживаем. Если бы я сейчас ушел, твой огонь погас бы в одно мгновение, и ты мог бы дуть и дуть сколько угодно, но все это было бы бесполезно, если бы кто-нибудь из нас не вернулся и не поднес свет к углям.
   - Но почему ты не сгораешь? - спросил Джек.
   - Сгораю! - презрительно сказал маленький человечек. - Да ведь мы дышим огнем и живем в нем; мы бы сразу же ушли, если бы он нас не окружал.
   - Ушли! Что ты имеешь в виду, говоря "ушли"? Ты хочешь сказать, что ты умрешь?
   - Я не знаю, как насчет смерти, - ответил маленький человечек, - но, конечно, если не быть осторожным, можно уйти. Но давай не будем говорить на неприятные темы.
   - Ты хочешь сказать, что живешь вечно? - спросил Джек.
   - При должной осторожности нет причин, по которым человек должен уйти после того, как ему исполнится триста лет, - сказал маленький человечек, удобно устраиваясь в углу с горящими углями. - До этого возраста мы очень хрупки, и малейший ветер опасен.
   - Но где вы живете... Откуда вы родом? - спросил Джек.
   - Мы живем в самом центре земли, где всегда есть хороший огонь; но когда у вас здесь горит огонь, мы должны подняться и позаботиться о нем.
   - Значит, вы также приходите к лампам и свечам? - сказал Джек. - Ибо они - огонь.
   - Мы оставляем это молодым людям, - сказал маленький человечек, зевая. - Я никогда не прихожу за чем-то меньшим, чем угольный камин.
   Джек немного помолчал, потом сказал:
   - Странно, что я никогда не видел тебя раньше.
   - Я всегда был там, так что это была только твоя собственная глупость, - сказал гном.
   - Как бы я хотел попасть с тобой в огонь, - сказал Джек. - Мне бы так хотелось посмотреть, на что это похоже.
   - Ты не можешь прийти без подходящего платья, - сказал крошечный человечек, - но даже тогда, боюсь, тебе будет тепло.
   - Я бы не возражал против этого, - сказал Джек. - А в вашем собственном доме, где вы живете, он совсем красный и яркий, как в середине пожара?
   - Это намного лучше. Ах, на это стоит посмотреть! - сказала фея, засовывая одну руку за горящий уголь и умело балансируя в маленькой струе пламени. - Вокруг дворца, где живет наш король, пламя... пламя... ничего, кроме пламени, на многие мили, и окна принцессы выходят на горящие холмы. Ах, как жаль, что люди так недовольны! Если и есть кто-то, кто должен быть счастлив, так это принцесса Пира.
   - Разве она не счастлива? - спросил Джек.
   - Не будь таким любопытным. Она могла бы ей стать, если бы захотела.
   - Тогда почему она не такая?
   - Все это произошло из-за того, что ее отправили в школу, - серьезно сказал маленький человечек. - Если бы она никогда не покидала дворец своего отца, она бы никогда его не увидела. Ты должен знать, что у наших короля и королевы только одна дочь, принцесса Пира, и, конечно, они очень гордятся ею и желают ей хорошей партии. Король огня, чья страна близка к нашей, сделал ей предложение, и ее отец и мать решили, что примут его; но так как она была очень молода, а они хотели, чтобы она получила хорошее образование, они отправили ее на год в школу в горящей горе, думая, что это даст ей шанс увидеть мир больше, чем если бы она всегда оставалась дома. Но, как оказалось, это было большой ошибкой, потому что однажды сын водяного короля, принц Флавиус, пришел и посмотрел с вершины горы, и увидел нашу принцессу; они влюбились друг в друга, и с тех пор Принцесса никогда не была счастлива.
   - Почему они не могут пожениться? - спросил Джек.
   Маленький человечек разразился громким смехом.
   - Ну, ты должен знать, что это невозможно. Во-первых, они не могут подходить друг к другу близко, чтобы он не испарился, или чтобы она не погасла. Кроме того, наш король и слышать бы о таком не пожелал, так как водяной король - его злейший враг. Каждый вечер после того, как она впервые увидела его, принцесса обычно поднималась на вершину горы, и принц приходил и садился немного поодаль, так что они могли разговаривать. Ах, король и не подозревал, какая беда назревает. Но когда он обнаружил ее однажды вечером, придя навестить ее, сидящую и разговаривающую с принцем Флавиусом, он пришел в ярость. Он сразу же отвез ее домой и горел желанием немедленно выдать ее замуж за Короля огня. Но она так похудела, что врачи сказали, - они боятся, что если она будет сильно возбуждена, то вообще уйдет. Очень жаль, что она такая глупая.
   - Она хорошенькая? - спросил Джек.
   - Хорошенькая? Хорошенькая - это не то слово, которое подходит для нее. Она прекрасна... прекрасна! Она самая красивая женщина в Огненной стране, и к тому же она удивительно умна.
   - Малыш, - ласково сказал Джек, - возьми меня с собой и покажи мне свой дом. Я бы никогда не попросил тебя об этом, но здесь так скучно. Позволь мне пойти с тобой.
   - Я не вижу, как это можно сделать, - ответил маленький человечек. - Кроме того, ты бы испугался.
   - Нисколько, - сказал Джек. - Попробуй и увидишь.
   - Тогда подожди минутку, - и маленькая красная фигурка исчезла в самой яркой части огня.
   Через несколько секунд он появился снова, неся маленькую красную шапочку, костюм и ботинки.
   - Надень это, - сказал он, бросая их на колени Джека.
   - Как же мне их надеть? Ведь они не такие длинные, как моя рука.
   Но не успел он прикоснуться к ним, как обнаружил, что становится все меньше и меньше, пока одежда не показалась ему вполне подходящего размера, и он легко скользнул в нее.
   - Теперь возьми это, - сказал красный человечек и бросил ему тонкую блестящую стеклянную маску. Джек натянул ее на лицо. Она точно подходила и не оставляла отверстий.
   - А теперь, - сказал человек огня, - перелезь через решетку и посмотри, как тебе это понравится.
   Джек перелез через решетку и, помогая себе каминными щипцами, взобрался на первую перекладину. Красный человечек наклонился и протянул ему руку, чтобы помочь. Какая это была горячая рука! Она горела, как пламя. Джек почувствовал, что ему хочется бросить ее, но он боялся показаться невежливым, поэтому прикусил губы, чтобы не закричать, и перелез через прутья прямо в гущу огня.
   Оглядевшись, он подумал, что попал в новый мир. Он стоял посреди пылавших, светящихся красным холмов, из которых вырывались струи пламени, похожие на деревья. Тут и там виднелась черная гора, которая дымилась и шипела самым тревожным образом. Но как же было жарко! Сначала Джеку показалось, что он вот-вот упадет в обморок, и он не мог дышать.
   - Ну, - сказал красный человечек, который теперь казался Джеку довольно крупным, - как ты себя сейчас чувствуешь?
   - Здесь тепло, - пробормотал бедный Джек.
   - Если ты не сможешь этого вынести, ты не сможешь вынести Огненную страну. Лучше не заходи дальше, - сказал фэйри.
   - Со мной все в порядке, - сказал Джек, делая над собой усилие. - Осмелюсь сказать, что скоро я буду чувствовать себя вполне привыкшим к этому. Как можно попасть в Страну Огня?
   - Я тебе покажу, - сказал мужчина, доставая из кармана тонкую палочку. Он взял ее обеими руками и стал копаться в угле под ногами, пока не проделал довольно большую дыру. Затем он достал из кармана несколько маленьких шариков и бросил их один за другим в отверстие, которое постепенно начало увеличиваться и увеличиваться, пока не превратилось в огромную черную пропасть в угле перед ним.
   - А теперь пойдем, - сказал красный человечек, сев на край, свесив ноги. - Заберись мне на плечи, обними меня ногами за шею, дай мне свои руки, и я доставлю тебя совершенно безопасно. Только не кричи и не дергайся, или я тебя уроню.
   Джек сделал, как ему было велено, и крепко уселся на плечи своего спутника, обхватив его за шею. Он не мог не испугаться, когда, не говоря ни слова, его проводник прыгнул в дыру и полетел сквозь темноту так быстро, что у него закружилась голова. Они спускались вниз... вниз... вниз. Было совершенно темно, и бедному Джеку стало совсем плохо от быстрого движения. Он бы крикнул, чтобы они остановились, но боялся, что красный человечек сдержит свою угрозу и позволит ему упасть.
   Наконец, далеко внизу, под ними, он увидел слабый красный свет, становящийся все больше и ярче с каждым мгновением.
   - Там Огненная страна, - сказал его проводник, остановившись на минуту, - и мы будем там через несколько секунд.
   И они снова полетели быстрее, чем раньше, к свету, который теперь стал таким ярким, что Джеку было невыносимо смотреть на него.
   - Вот мы и прибыли! - сказал маленький человечек, когда они вышли из темноты на свет через сводчатый проход. Затем он тихо стряхнул Джека с плеч на землю и сел отдохнуть рядом с ним. Немного оправившись от головокружения и испуга, Джек приподнялся и огляделся. Это было так же странно, как в камине. Здесь были огромные холмы, и они были всех оттенков красного и оранжевого, некоторые бледные, некоторые яркие, а по склонам холмов были озера огня. Небо было сплошной массой пламени, и многие холмы дымились.
   - Ну, что ты об этом думаешь? - спросил огненный фэйри.
   - Это, конечно, очень странно, - сказал Джек, боясь сказать то, что он действительно думал, чтобы его не сочли грубым. - Но где ты живешь? Я не вижу никаких домов.
   - Города находятся дальше. Если ты хочешь их увидеть, ты должен снова забраться мне на плечи, - сказал друг Джека, снова беря его на спину, пока говорил.
   Они снова двинулись дальше, пролетая над землей так быстро, что Джек не мог разглядеть и половины той странной страны, через которую они летели.
   Наконец они увидели большой город, с высокими шпилями и мостами, а немного в стороне от него стоял дворец, сделанный из раскаленного железа и сверкающий драгоценными камнями.
   - Это королевский дворец, - сказал огненный фэйри, - и так как это самое ценное, что стоит увидеть во всем этом месте, нам лучше сначала пойти туда.
   - Я увижу принцессу? - нетерпеливо спросил Джек.
   - Скорее всего, она будет в саду, и тогда ты сможешь видеть ее столько, сколько захочешь.
   Они остановились перед садовой калиткой, и огненный фэйри, распахнув ее, сказал Джеку, что тот может войти, но не должен шуметь. Это был самый странный дворец и сад. Теперь Джек увидел: то, что он сначала принял за драгоценные камни, было не чем иным, как разноцветным огнем, извергающимся по всему дворцу. Там был синий огонь, и красный огонь, и зеленый огонь, и желтый огонь, сверкающие на стенах дворца, как драгоценные камни.
   Сначала Джеку показалось, что сад полон прекрасных цветов, но когда он приблизился к ним, то увидел, что это всего лишь фейерверк в форме цветов. Там были все виды колес, вращающихся очень быстро, выбрасывающих искры; время от времени блестящая ракета взмывала в воздух и падала в сияющих звездах.
   Джек перебегал от одного предмета к другому, с восторгом рассматривая его, когда его спутник, схватив его за руку, отвел в сторону, сказав: "Принцесса!" - и указал туда, где группа дам медленно спускалась по тропинке. Среди них шла принцесса, которая, как подумал Джек, была самой красивой леди, какую он когда-либо видел.
   Ее длинные ярко-золотистые волосы ниспадали почти до ног. Ее лицо было очень бледным, она шла очень медленно и смотрела в землю с очень печальным выражением.
   На ней было блестящее платье огненного цвета с длинным шлейфом; одно бледно-голубое с серебром кольцо было закреплено на груди, а другое - в волосах.
   Ее окружали красиво одетые дамы, но ни одна из них не была так прекрасна, как она; Джеку только хотелось, чтобы она не выглядела такой грустной. Дамы разговаривали все вместе, но принцесса не произнесла ни слова.
   - Вашему королевскому высочеству не следует ходить слишком быстро, - сказала одна из них.
   - Не лучше ли вашему королевскому высочеству присесть? - спросила другая.
   - Ваше королевское высочество не вернется во дворец? - спросила третья. Но принцесса только молча покачала головой и пошла дальше, как и прежде.
   Тогда Джек, увидев ее такой красивой и такой несчастной, не смог больше сдерживаться и выпалил:
   - О, бедная принцесса! как мне тебя жаль!
   При этих словах принцесса впервые подняла глаза. Это были такие яркие глаза, сияющие, как звезды, что Джеку было невыносимо смотреть на них, и ему пришлось отвести свои в сторону.
   - Кто это сказал? - спросила принцесса тихим, печальным голосом. - Кто из вас это сказал?
   Дамы ничего не сказали, но удивленно переглянулись.
   - Кто-то сказал, что ей жаль меня, и ей вовсе не нужно прятаться, - продолжала принцесса, начиная всхлипывать, только вместо слез из ее глаз посыпались искры.
   Дамы окружили ее и попытались успокоить.
   - Вы знаете, - сказала одна из них, - врачи сказали, что бы ни случилось, ваше королевское высочество, вам не следует волноваться, иначе последствия могут быть фатальными.
   - Прошу вас, успокойтесь, ваше королевское высочество, - сказала другая. - Вы действительно серьезно заболеете, если будете продолжать в том же духе.
   - Но кто это сказал? - снова спросила принцесса. - Я думаю, что это очень нехорошо с вашей стороны скрывать это от меня. Это первый раз, когда я услышала сочувствующий голос с тех пор, как закончила школу.
   При этих словах Джек больше не мог молчать и, несмотря на красного человека огня, который изо всех сил старался удержать его, подошел к принцессе и сказал:
   - С вашего позволения, ваше королевское высочество, это был я.
   - Ты! А кто ты такой? - ласково спросила принцесса.
   - Я маленький мальчик, и меня зовут Джек.
   - Как ты сюда попал?
   - Я пришел с ним, - сказал Джек, указывая на красного человека огня. - И вы не должны сердиться на него, потому что я заставил его привести меня.
   - Я нисколько не сержусь ни на него, ни на тебя, - очень любезно сказала принцесса. - Но я хочу знать, почему ты сказал, что жалеешь меня.
   - Потому что вы выглядите такой несчастной, и я думаю, что вам очень грустно от разлуки с вашим принцем, - сказал Джек.
   Тут все дамы столпились вокруг него и попытались заставить замолчать, но принцесса сказала:
   - Тише! Пусть говорит. Мне не повредит, если я его услышу, и я не разрешаю вам мешать ему. Спасибо тебе, малыш, за то, что ты сказал. А что касается тебя, - добавила она, обращаясь к другу Джека, - я ни в малейшей степени не сержусь на тебя, и желаю, чтобы никто не говорил о тебе моему отцу.
   Но как только она замолчала, над холмами показалось облако дыма, и дамы закричали:
   - Король! король!
   - Уходи! уходи! - крикнула принцесса Джеку; огненный человечек без лишних слов схватил его и, посадив себе на плечи, с огромной скоростью полетел с ним по воздуху и был далеко от дворца, прежде чем Джек смог перевести дыхание, чтобы заговорить.
   - В какую же передрягу ты меня чуть не втянул! - проворчал маленький человечек. - Это будет последний раз, когда я когда-либо беру тебя с собой куда-либо, можешь быть уверен. Что бы со мной случилось, если бы король подошел и услышал, как ты разговариваешь с принцессой на ту самую тему, о которой он запретил нам всем упоминать?
   Джек не осмеливался сказать ни слова, так как его спутник был очень зол, и они продолжали лететь по воздуху с ужасающей скоростью. Наконец они добрались до длинного темного туннеля и взлетели по нему, а когда снова оказались на свету, маленький человечек снял Джека с плеч и отшвырнул его со всей силы, и он больше ничего не помнил, пока не обнаружил, что лежит на коврике у камина в своей комнате. Возможно, все это было сном, но он был уверен, что это не так.
   Огонь в камине погас, и единственный свет в комнате исходил от уличных фонарей. Джек вскочил и принялся искать повсюду хоть какие-нибудь следы маленького человечка, но так ничего и не нашел. Он подбежал к камину и позвал, но ответа не последовало, и, наконец, он, дрожа от холода, лег в постель, чтобы увидеть во сне принцессу и странную Огненную страну под землей, о которой никто не знает.
   Утром его разбудила мать, вложившая ему в руку маленький сверток и поцеловавшая его. Джек пришел в восторг, когда открыл сверток и обнаружил несколько крекеров, сахарные пирожные и деревянного солдатика с рождественской елки. Он забавлялся все утро, играя с ним, но не мог забыть людей огня и бледную хорошенькую принцессу. Он не осмеливался сказать об этом матери, чтобы не рассердить огненного человечка и дать ему снова показаться. На следующий вечер он снова был один и сидел, с тревогой глядя между прутьями решетки, но ничего не видел. Затем он подбежал к окну и выглянул наружу в поисках водяного принца или маленькой фэйри ветра, но ни того, ни другого он не увидел, хотя шел сильный дождь, и дул сильный ветер. Так проходила ночь за ночью, его мать уходила, и он оставался один, и все же он не видел огненного человечка, и начал бояться, что никогда больше ничего не узнает о людях огня.
   Наступил канун Нового года, матери Джека пришлось уйти и оставить его одного встречать Новый год. Это была ужасная ночь. Шел проливной дождь, и ветер дул сильными порывами. Джек сел у окна и посмотрел на мокрую улицу и плывущие облака. Он перестал искать в огне своего маленького рыжего друга, и сегодня вечером был занят мыслями о Новом годе, который наступит завтра.
   - Когда придет этот следующий год, - сказал он себе, - мне будет восемь лет. Мама говорит, что я очень мал для своих лет. Интересно, стану ли я тогда больше.
   - Маленький Джек, - позвал низкий голос из-за решетки.
   Джек вздрогнул и подбежал к камину. Огонь почти погас. В углях горел только тусклый красный отблеск, но в нем, стоя на коленях и держась за прутья, стояла принцесса огня. Она была бледнее, чем раньше, и казалась совершенно прозрачной. Джек ясно видел угли сквозь нее.
   - Положи еще немного угля, - сказала она, дрожа. - Мне его не хватает, чтобы гореть, и если я не буду гореть, то совсем погасну.
   Джек сделал, как ему было велено, а затем сел на коврик у камина, и принялся смотреть на принцессу во все глаза. Ее длинные светлые волосы ниспадали на решетку, и хотя ее лицо казалось очень маленьким и бледным, глаза были огромными и сверкали, как бриллианты.
   - Как вы прекрасны! - сказал он, наконец.
   - Правда? - со вздохом спросила принцесса. - Так сказал мой принц. С величайшим трудом мне удалось добраться сюда сегодня вечером, но я была полна решимости прийти. С тех пор как я увидела тебя, я так много думала о тебе.
   - Правда? - спросил Джек, все еще глядя на нее.
   - Да, ты пожалел меня, а все мои подданные такие недобрые. А теперь я хочу, чтобы ты оказал мне услугу.
   - Какую? - спросил Джек.
   - Пусть принц придет сюда и поговорит со мной.
   - Как мне его привести? - спросил Джек.
   - Я скажу тебе. Сегодня ночью идет дождь?
   - Да, идет.
   - Это очень удачно; некоторые из его подданных наверняка будут поблизости. Тогда все, что тебе нужно сделать, это открыть окно и ждать.
   - Но дождь попадет в комнату, - сказал Джек.
   - Нет, этого не произойдет, а если и произойдет, это не причинит тебе никакого вреда. Тебя нельзя погасить водой. Будь хорошим мальчиком и делай, как я тебе говорю.
   Поэтому Джек распахнул одно из окон. Сильный порыв ветра ворвался в комнату и обдал его лицо холодным мокрым дождем. Огонь вокруг принцессы вспыхнул ярким пламенем, а затем погас, но она не пошевелилась, а крикнула Джеку, чтобы он встал между ней и окном, прикрыв ее от сквозняка и сырости. Он сделал, как она ему велела, и тогда она запела.
   Сначала она пела тихим голосом, потом ее песня становилась все громче и громче, все яснее и яснее. Наконец она прекратила петь и сказала:
   - А теперь, маленький Джек, посмотри на подоконник и скажи мне, что ты видишь.
   Джек подбежал к окну, и прямо снаружи, на подоконнике, в маленькой лужице воды, сидел крошечный человечек, одетый в тускло-зеленое платье. У него были длинные волнистые волосы, которые выглядели тяжелыми и мокрыми, а его одежда блестела от воды. Минуту или две он очень сердито смотрел на Джека, потом сказал:
   - Кто ты и чего ты хочешь?
   - Скажи ему, - прошептала принцесса, - что он должен привести сюда принца Флувиуса, - и Джек повторил фэйри воды то, что она сказала.
   - А кто ты такой, что осмеливаешься просить меня привести принца? - сказал он. - Неужели ты думаешь, что нашего принца можно звать куда угодно, только потому, что смертные хотят его видеть?
   Но, услышав это, принцесса снова запела тем же нежным голосом, становившимся все громче и громче, пока фэйри воды не вскочил, пообещав привести принца Флувиуса или сделать что-нибудь еще, чего бы Джек ни пожелал, только бы песня прекратилась, так как он не мог выносить жар, потому что это было заклинание, которое пела принцесса, и если бы она продолжала, он бы совсем высох.
   Затем принцесса молча откинулась на спинку кресла среди углей. Водяной фэйри сразу же исчез, а Джек стоял у окна, с большим интересом наблюдая за тем, что будет дальше.
   Дождь лил как из ведра, и внезапно в комнате стало очень темно. Когда принцесса увидела это, она подняла голову.
   - Он идет, - сказала она; и тотчас же из нее со всех сторон вырвался яркий золотистый свет, посреди которого она выглядела еще прекраснее, чем раньше. Затем за окном всплыло белое облако, которое остановилось на подоконнике. Облако разверзлось, и из него вышла фигура молодого человека, одетого в серебристо-зеленое. Он был размером примерно с принцессу, и Джек подумал, что он - самое красивое маленькое существо, которое он когда-либо видел. У него были длинные темные кудри, свисающие вниз, и милое бледное лицо, с глазами глубокого синего цвета, как раз цвета моря.
   При виде принцессы Пиры он вздрогнул и бросился бы прямо к решетке, если бы она не умоляла его ради них обоих не лезть в окно.
   - Это ты, моя дорогая, - сказал он, заглядывая в комнату. - А я думал, что никогда больше тебя не увижу. О, позволь мне только один раз обнять тебя!
   - Не думай о таких вещах, - крикнула принцесса. - Это было бы смертельно для нас обоих.
   - В любом случае, мы погибнем вместе, - сказал принц Флувиус.
   - Но насколько лучше жить вместе! - возразила принцесса.
   - Если бы это было возможно, - сказал принц, вздыхая.
   - И это возможно, - сказала принцесса. - С тех пор как я видела тебя в последний раз, я узнала, что в мире есть только один человек, который может нам помочь, и это старик, который сидит на Северном полюсе. Он знает все, и если бы мы только послали к нему и спросили его совета, он бы сказал нам, что делать.
   - Но кого же нам послать к нему? - спросил принц. - Если бы пошла ты, море наверняка потушило бы тебя по дороге, а я бы замерз, как только добрался до людей льда, и никогда не вернулся бы к тебе. Что касается фэйри ветра, которые постоянно там, они такие глупые маленькие существа, что никогда не смогли бы запомнить сообщение.
   - Маленький Джек, - воскликнула принцесса, поворачиваясь к нему, - ты сходишь к нему, не так ли? Ничего не может быть проще. Один из фэйри ветра заберет тебя и вернет обратно - как прикажет принц. Ты отправишься сегодня же вечером. Дорогой Джек, ты сделаешь это для нас, не так ли? И мы будем тебе так благодарны.
   Джек не знал, что сказать, но сначала посмотрел на принца, сидящего на подоконнике под проливным дождем, задумчиво глядя на него своими красивыми печальными глазами; затем на принцессу, стоящую на коленях на раскаленных углях, умоляя его, сложив руки, помочь им, в то время как искры падали из ее ярких глаз. И они оба были так прекрасны, что он не мог решиться отказать им и молчал.
   Принцесса сразу увидела, что он колеблется, и сказала, улыбаясь: "Тогда решено; ты пойдешь вместо нас. А теперь, дорогой маленький Джек, очень внимательно слушай все указания, которые мы тебе дадим, и сделай все в точности так, как мы тебе скажем. Старик на Северном полюсе очень озорной и хитрый, и всегда делает все возможное, чтобы обмануть любого, кто приходит к нему за помощью. И есть одна вещь, с которой ты должен быть очень осторожен. Ты не должен, что бы ни случилось, задавать ему больше одного вопроса. На первый вопрос, который ему зададут, он обязан ответить правдиво, но если ты задашь ему больше одного, он сразу же схватит тебя и будет держать подо льдом. Он сделает все возможное, чтобы соблазнить тебя задать больше одного вопроса, но ты не должен обращать на него внимания. И обязательно запомни, что именно сказать ему".
   - Что же мне сказать? - спросил Джек.
   - Скажи: я пришел от принцессы огня Пиры, она влюблена в принца Флувиуса, принца воды, и хочет знать, как им пожениться; а потом сожми свои губы и больше не ничего не говори, что бы он ни сказал. Когда ты придешь в страну льдов, тебе будет очень холодно, поэтому я дам тебе огненный шар, чтобы он согревал тебя. И запомни, что тебе нельзя останавливаться и заговаривать с фэйри льда, потому что, если ты это сделаешь, ты замерзнешь до смерти.
   - А как мне попасть туда? - спросил Джек.
   - Подойди к окну, и ты увидишь фэйри ветра, который должен забрать тебя.
   Джек сделал, как ему было сказано, и увидел стоящего рядом с принцем Флувиусом маленького человечка, одетого в светлую одежду цвета пыли, которая свободно висела на нем, казалось, едва его касаясь.
   Его лицо было очень веселым, но на нем почти не было никакого выражения, и всякий раз, когда он двигался, налетал сильный порыв ветра.
   - Ты готов? - ласково спросил принц.
   - Да, - сказал Джек, чувствуя себя очень испуганным.
   - Тебе не нужно бояться, маленький Джек, - сказал принц Флувиус. - Тебе не нужно делать ничего особенного, просто сесть ему на плечи, и он доставит тебя в полной безопасности.
   С этими словами он коснулся его головы, и Джек почувствовал, что становится все меньше и меньше, пока не стал такого же роста, как принц и принцесса.
   - Полетели, - сказал фэйри ветра странным порывистым голосом. Джек сел ему на плечи так же, как раньше сел на плечи огненного фэйри, и они приготовились тронуться в путь.
   - До свидания, маленький Джек, - крикнула принцесса огня. - Когда придет твоя очередь, ты увидишь, что мы обязательно поможем тебе.
   - Прощай, маленький Джек, - эхом отозвался Принц. - Не забудь все, что мы тебе сказали, и не задавай старику больше одного вопроса.
   - До свидания, - крикнул Джек, и они полетели. Дождь бил Джеку в лицо, у него закружилась голова от скорости, с какой они летели, но он молчал и крепко держался за шею фэйри ветра.
   Они летели в молчании, огибая крыши домов, пробираясь между верхушками труб, что показалось Джеку ужасным. Затем они вылетели за город и полетели над полями и проселками. Наконец, облака рассеялись, выглянула луна, и Джек увидел, куда они направляются. Он все больше привыкал к своему положению и меньше боялся оглядываться по сторонам. Они летели над лесами и реками, мимо деревень, которые издали казались такими маленькими, как будто были сделаны из игрушечных домиков и церквей. Наконец они увидели море, Джек больше не мог молчать, и спросил:
   - Я надеюсь, мы не пойдем туда?
   - Мы полетим именно туда, - сказал или, скорее, выдохнул его спутник, потому что его слова прозвучали как порыв ветра. - Я думал, ты никогда не заговоришь, а мне не хотелось заговаривать первым. Как твои дела? Надеюсь, ты чувствуешь себя довольно комфортно.
   - Довольно хорошо, - ответил Джек. - Но я боюсь, что когда мы будем пересекать море, я упаду в воду.
   - Нет, не упадешь, - сказал фэйри. - Я буду крепко держать тебя. О! это великолепно, когда попадаешь на середину моря. Туда стоит подуть.
   - Не будет ли там очень холодно? - спросил Джек.
   - Не о чем говорить,- небрежно сказал его спутник. - Когда мы окажемся среди льда и снега, тебе может быть холодно, но у меня есть огненный шар, который принцесса дала мне, чтобы дуть перед нами, и это согреет тебя. Интересно, о чем ты хочешь спросить старика? Ты мне не скажешь?
   - Я думаю, что мне лучше не делать этого, - сказал Джек. - Я полагаю, что он очень мудрый старик.
   - Мудрый! Он знает все, и что бы его ни спросили, он обязательно даст правдивый ответ, если это будет первый вопрос. Теперь мы летим над водой.
   Они начали пересекать море. Джек, который вполне преодолел свой страх, наслаждался путешествием. Море танцевало и искрилось под ними. Луна серебрила гребешки каждой крошечной волны. Тут и там виднелись маленькие кораблики, быстро плывшие по ветру. Вскоре они совсем потеряли землю из виду, и тогда Джек подумал, что это великолепно.
   Ничего, кроме яркого сверкающего моря на многие мили вокруг. Он громко рассмеялся от удовольствия и был бы вполне счастлив, если бы не мысль, - маленькая озорная мысль, - которая все время приходила ему в голову и которая росла и росла, вопреки его желанию. Он поднес руки к голове, чтобы не слышать ее, но она все равно не уходила. Дело было вот в чем - почему бы ему самому не спросить старика о чем-нибудь для себя, вместо того чтобы спрашивать его о принцессе? Кто бы мог это узнать? Почему бы ему не попросить старика сделать его здоровым? Как бы обрадовалась его мама, если бы, вернувшись домой той ночью, обнаружила, что ее маленький мальчик больше не калека. Как легко было бы придумать что-нибудь, что сказать принцессе, и никто другой не узнал бы правды. Но он знал, что это неприлично. Он обещал, и он должен сдержать свое обещание, и он подумал о бледном лице принцессы и печальном голосе принца. А потом он подумал о своей матери, о своем собственном скучном доме и едва удержался, чтобы не заплакать.
   - Послушай! - сказал фэйри ветра. - Разве ты не слышишь, как кто-то поет?
   Джек прислушался и услышал грустный сладкий голос, поющий песню, которая была прекраснее всего, что он когда-либо слышал раньше.
   - Это русалка, - сказал фэйри ветра, - и она поет для корабля. Она будет продолжать петь, пока корабль не последует за песней. Затем она постепенно уведет его в водоворот, и там он будет поглощен, и бедные моряки никогда не вернутся к своим женам и маленьким детям. Но я подую и унесу корабль в другом направлении, нравится им это или нет, пока моряки не перестанут слышать ее песню, и тогда все будет хорошо. Ах! люди мало думают, когда жалуются на порывы ветра, что это часто делается для их же блага, и что мы избавляем их от опасности, а вовсе не создаем ее.
   - Русалка! - воскликнул Джек. - Я никогда не видел ни одной. Как бы мне хотелось ее увидеть!
   - Когда мы спасем корабль, то посмотрим на нее, - сказал фэйри ветра. Затем он полетел в сторону, пока они не приблизились к кораблю, полному моряков, и фэйри ветра начал дуть изо всех сил. Он дул до тех пор, пока море не поднялось большими тяжелыми волнами. Корабль накренился на один борт. Капитан отдал команду. Матросы потянули снасти, и все задрожали от страха. Но, против их воли, корабль развернулся и поплыл в другом направлении, а фэйри ветра не переставал дуть, пока он оказался за много миль от звука песни русалки.
   - Теперь можем посмотреть на русалку, - сказал он, и они снова полетели на прежнее место. Там, под ними, Джек увидел очень красивую девушку, отдыхавшую на вершине волн. У нее были грустные зеленые глаза и длинные зеленые волосы. Приглядевшись, он увидел, что у нее вместо ног длинный яркий хвост, но все равно она показалась ему очень красивой. Она все еще пела грустным сонным голосом, и пока он слушал, ему захотелось прыгнуть в море. Тоска стала такой сильной, что он сразу же бросился бы в ее объятия, если бы фэйри ветра не схватил его и не улетел вместе с ним, прежде чем он успел это сделать.
   Как радовался ветер спасению корабля!
   - Я так рад, что мы прилетели, - сказал он. - Еще несколько минут, и русалка утопила бы его, и я бы ничего не смог сделать, - и он засмеялся от удовольствия.
   Затем, когда Джек подумал о бедном корабле и о том, как он чуть не погиб, и увидел, как рад был добрый маленький ветер, что спас его, печальные мысли покинули его.
   - Конечно, - сказал он себе, - если этот бедный глупый маленький фэйри ветра может так радоваться, когда делает доброе дело, я должен быть рад помочь другим людям, а не думать о себе.
   И он решил: что бы ни случилось, он не обманет принцессу, а сделает в точности то, что она ему сказала.
   Они полетели дальше. Вскоре стало очень холодно. В море внизу плыли огромные глыбы льда, и вокруг резвились всевозможные странные морские чудовища.
   - Нам лучше остановиться здесь, и я достану огненный шар принцессы, - сказал фэйри и поставил Джека на большой кусок плавучего льда. На нем сидело семейство тюленей, и они очень испугались, когда его поставили среди них.
   - Разве ты не знаешь, - сказал старый тюлень, резко поворачиваясь к нему, - что крайне невежливо входить в ледяную глыбу тюленя, не спросив разрешения?
   - Я очень сожалею, - пробормотал Джек.
   - Оставьте его в покое, - сказал другой тюлень, помоложе, - я уверен, что он очень симпатичный. Хотите, я принесу вам маленькую рыбку? Осмелюсь сказать, если вы очень голодны, я могу поймать вам немного через минуту, если вам этого хочется.
   Джек не успел отказаться, как к нему повернулся пожилой тюлень и сказал:
   - Мне нужен слуга, если вы за этим пришли, а так как вы приятный опрятный человек, я не возражаю попробовать вас; только я очень забочусь о том, чтобы мой лед был ярким, а вода вокруг него была чистой.
   Они все столпились вокруг него, когда фэйри ветра подошел и одним дуновением отправил их всех снова в воду.
   - Видишь, - сказал он, снова беря Джека на руки, - я послал шар перед нами, и тебе будет хорошо и тепло.
   Джек посмотрел перед собой и увидел большой шар света, излучавший мягкое тепло.
   - Как тебе удавалось его нести? - спросил он у фэйри.
   - Это была совсем маленькая вещица, когда принцесса Пира подарила его мне, - ответил тот, - не больше искры, а я увеличил ее до ее нынешнего размера. Сомневаюсь, что он будет гореть до тех пор, пока мы достигнем Северного полюса, но до тех пор он будет согревать нас. Мы приближаемся к ледяному миру.
   Оглядевшись вокруг, Джек увидел, что глыбы льда становились все больше и больше по мере их продвижения, а воды становилось все меньше и меньше, пока, наконец, она совсем не исчезла, и ничего не было видно, кроме огромной равнины сплошного льда. Луна ярко освещала ее, и по поверхности бесшумно двигалось множество почти прозрачных фигур мужчин и женщин со смертельно белыми лицами и холодными сверкающими глазами. Они не разговаривали, но двигались быстро и бесшумно. Они убежали при виде огненного шара, но когда увидели Джека, некоторые из них остановились и жестом приказали ему тоже остановиться.
   - Кто они такие? - спросил он.
   - Это фэйри льда, - ответил его проводник, - они живут на льду и никогда не разговаривают, но всегда скользят так, как ты видишь это сейчас.
   - Почему бы нам не остановиться и не посмотреть на них? - сказал Джек.
   Его спутник ничего не ответил, но указал вниз, где под прозрачным льдом неподвижно лежали какие-то темные, тяжелые на вид фигуры.
   - Видишь? - сказал он. - Это тела мужчин и женщин, которых фэйри льда поймали и заморозили до смерти. Если какой-нибудь несчастный корабль терпит крушение среди ледяных глыб, ледяные фэйри немедленно собираются вокруг него, хватают пассажиров, переносят их сюда и замораживают. Они такие же злые и жестокие, как русалки. Если бы я оставил тебя всего на секунду, ты бы замерз, и ничто не могло бы тебя спасти. Теперь мы приближаемся к Северному полюсу. Посмотри туда.
   Джек посмотрел и увидел ясный розовый свет, который взлетал в небо полосами. Казалось, он исходил от странного темного комка в форме гриба, который поднялся в воздух.
   - Это Северный полюс, - сказал его проводник, - и свет исходит от фонаря старика.
   - Он живет там совсем один? - спросил Джек.
   - Совсем один, и он ссорится со всеми. Он дружил со стариком на Южном полюсе, и они часто скользили вверх и вниз, чтобы увидеть друг друга. Но однажды они поссорились, и теперь не разговаривают.
   - Из-за чего они поссорились? - спросил Джек.
   - Откуда мне знать? - сказал фэйри ветра немного сердито. - От человека нельзя ожидать, что он будет помнить все эти мелочи, - потому что фэйри ветра не выносят, когда им напоминают об их плохой памяти. - Теперь быстро скажи ему то, что ты должен сказать, а потом я отвезу тебя обратно. - С этими словами он опустил его на лед и сам сел немного поодаль.
   Джек огляделся и подумал, что ему, должно быть, снится сон. Все выглядело так странно. Вокруг был чистый холодный лед, а прямо перед ним - огромная глыба в форме гриба, сделанная из какого-то толстого блестящего материала, похожего на слоновую кость, и прямо в середине ее сидел маленький старичок. Он обхватил колени руками и обнял огромный коричневый фонарь, полный дыр, из которых в воздух с каждой стороны выстреливали длинные ярко-розовые лучи, которые Джек видел раньше. Старик был одет в большой коричневый плащ, а на голове у него была маленькая шапочка, из-под которой выбивались длинные прямые белые волосы.
   Он был очень уродливым стариком, в этом не могло быть никаких сомнений. Его лицо было почти плоским, и у него был большой крючковатый нос. Казалось, он спал, потому что голова его свесилась набок, а глаза были закрыты. Джек не осмелился разбудить его и стоял, наблюдая за ним. Он мог бы остаться там навсегда; старик никогда бы не сдвинулся с места, если бы фэйри ветра не дунул сильным порывом, от которого розовый свет в фонаре замерцал; старик встрепенулся, открыл глаза и увидел Джека.
   - А ты кто такой? - спросил он низким раскатистым голосом. - Я уверен, что ты пришел задать вопрос. Никто никогда не приходит ко мне, если только не хочет о чем-то спросить. Подойди ближе и дай мне тебя увидеть.
   Джек приблизился к старику, сильно дрожа. Он попытался вспомнить, что велела ему сказать принцесса, но так или иначе это вылетело у него из головы, и он не знал, с чего начать.
   - Так в чем же дело? - спросил старик с тихим смешком. - Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, как вырасти высоким и стройным, или где найти большой мешок денег, чтобы отнести домой твоей матери? Что тебе надо? Говори прямо и не бойся.
   Озорные мысли снова вернулись в голову Джека. Он посмотрел туда, где фэйри ветра уснул на льду. Он посмотрел на розовый свет, сияющий в черном небе. Он подумал о своей матери, потом о бедной принцессе огня, и, сделав над собой усилие, закрыв глаза, чтобы не видеть ухмыляющегося старика, сказал:
   - Я пришел от принцессы огня, принцессы Пиры. Она хочет выйти замуж за сына Короля воды, принца Флувиуса, но они боятся прикасаться друг к другу, чтобы он не высох или она не погасла. Поэтому они хотят знать, что им делать.
   Тут Джек остановился, открыл глаза и увидел, что старик так трясется от смеха, что боится совсем свалиться с Полюса. Он продолжал хихикать так долго, что Джек подумал, он никогда не остановится. И когда старик закончил смеяться, прошло некоторое время, прежде чем он смог найти в себе силы заговорить, но сидел, тяжело дыша и вздыхая, и время от времени снова начинал хихикать. Однако через некоторое время он стал более спокойным, а затем сказал:
   - О, людская глупость! Все это время они боятся сделать то, что должны были бы сделать. Конечно, они не могут пожениться, пока он не высохнет или она потухнет. Что тушит огонь, кроме воды? и что иссушает воду, как не огонь? Принцесса Пира получила образование в хорошей школе. Я должен был подумать, что она могла бы знать лучше. Тебе лучше вернуться к принцу Флувиусу и сказать ему, чтобы он поцеловал ее, - и старик снова засмеялся.
   Джек стоял рядом, крайне озадаченный, но все же не осмеливался спросить снова. Тогда старик повернулся к нему и сказал:
   - А теперь, что ты хочешь спросить еще? Пусть на этот раз это будет что-то для тебя, мой маленький человечек. Что ты хочешь узнать? Я расскажу тебе все.
   В голове Джека сразу же промелькнула дюжина вопросов. Как ему хотелось их задать! Но он вспомнил предупреждение принцессы и придержал язык. Он посмотрел на фэйри ветра, который все еще спал, и задумался, как бы ему разбудить его. Лед был таким скользким, что он не осмеливался идти по нему. Он как раз пытался осторожно отойти, когда старик поймал его за запястье длинной тощей рукой и удержал.
   - Ну же, - сказал он умоляюще, в то время как его глаза лукаво сверкнули, - ты ведь не собираешься возвращаться, задав только один вопрос, раз уж забрался так далеко. Это было бы очень глупо. Спроси что-нибудь еще, пока ты здесь.
   Он так крепко держал Джека, что тот испугался и сильно дернулся, отчего фонарь старика опрокинулся. Он упал с оглушительным грохотом и разбудил фэйри ветра, который в одно мгновение оказался рядом с ним.
   - Ну что, - сказал он, - ты готов?
   - Вполне, - ответил Джек, его зубы стучали от страха, потому что старик пришел в ярость и протянул свои длинные тонкие руки, чтобы поймать его; но фэйри ветра дул ему в лицо, пока тот не был вынужден закрыть глаза и отвернуться. Затем он взвалил Джека на плечи и улетел с ним, не сказав больше ни слова.
   - Огненный шар погас, - сказал он Джеку, когда они немного отлетели, - так что, боюсь, ты замерзнешь. Если тебе хочется спать, ты можешь это сделать. Я не дам тебе упасть; я собираюсь лететь так быстро, что ты не увидишь того, мимо чего мы будем пролетать.
   Джеку действительно хотелось спать, было холодно, и он был очень рад задремать, хотя время от времени просыпался, чтобы спросить, не приближаются ли они к дому. Наконец фэйри сказал: "Мы уже над Лондоном, и ты будешь дома через несколько минут".
   - Я надеюсь, что моя мама еще не вернулась домой, - сказал Джек. - Она была бы так напугана, если бы вернулась и не нашла меня.
   - Вернулась! - засмеялся фэйри. - Да ведь еще нет двенадцати часов, и Новый год еще не наступил. Вот улица, на которой вы живете.
   Джек не мог поверить, что их не было больше часа.
   В окно он мог видеть принца, стоящего на коленях на подоконнике в точно такой же позе, как и тогда, когда он оставил его, и ему было интересно, сидит ли все еще у огня принцесса. Да. Когда фэйри ветра поставил его посреди комнаты, она была точно на том же месте, ее золотистые волосы падали на решетку.
   - Ну, - воскликнули она и принц вместе, - что он сказал, маленький Джек? Расскажи нам сейчас же.
   - Мне так холодно, - сказал Джек, - я почти замерз.
   Принцесса развела большое пламя в углях, пока в комнате не стало совсем светло. Затем она снова повернулась к Джеку.
   - Теперь, - сказала она, - тебе должно быть тепло. Не держи нас больше в напряжении.
   Джек с минуту колебался, потом посмотрел на принцессу и повторил то, что сказал старик.
   - Что тушит огонь, как не вода? что иссушает воду, кроме огня? Скажи ему, чтобы он поцеловал ее!
   И принц, и принцесса замолчали, когда услышали это. Затем принц со вздохом сказал:
   - Все так, как я и думал. Он имеет в виду, что для нас нет надежды и что мы должны погибнуть вместе. Со своей стороны, я вполне готов, так как это было бы лучше, чем жизнь без тебя, моя Пира.
   - Он не имел в виду ничего подобного, - воскликнула принцесса. - И я думаю, что начинаю понимать его. Мы оба должны измениться, прежде чем сможем быть счастливы. Иди ко мне, мой принц; я не боюсь и охотно рискну, если есть хотя бы маленький шанс на наш союз.
   С этими словами принцесса встала и легко сошла с камина на пол, окруженная ореолом сияющего пламени.
   Джек громко закричал, боясь, как бы комната не загорелась; но в тот же миг принц слетел с окна, и поток воды хлынул на пол. Затем, не говоря больше ни слова, они бросились в объятия друг друга.
   Раздался сильный грохот - звук, похожий на раскат грома; затем в комнате стало ничего не видно, и Джек едва сдержался, чтобы не закричать. Ему стало страшно, но через минуту или две он услышал, как принцесса зовет его:
   - Джек, Джек! - и увидел, как дым рассеивается.
   Посреди комнаты стояла принцесса Пира - та же самая, и не та же самая; а рядом с ней был принц Флувиус, похожий на себя лицом и фигурой, но все же изменившийся. Его рука обнимала принцессу, и она склонила голову ему на плечо.
   Она больше не была окружена пламенем, и странный блеск исчез с ее лица и платья.
   Ее волосы выглядели мягче и меньше блестели, а глаза, казалось, больше не горели, а сияли на Джека мягким, мягким светом. Цветное огненное колесо исчезло с ее груди, а на его месте был букет настоящих водяных лилий. Принц изменился не меньше. Его глаза были яркими и ясными, волосы потеряли свой влажный блеск и были сухими и вьющимися; его одежда выглядела свежей и твердой.
   Принцесса, всхлипнув, опустила голову, и на этот раз из ее глаз полились настоящие слезы. Принц наклонился, чтобы поцеловать их, и в этот момент часы начали бить двенадцать, и все колокола в великом городе зазвонили, возвещая миру, что родился Новый год. И когда они позвонили, комната наполнилась самыми странными существами. Фэйри, гоблины, эльфы, красивые, уродливые и странные, влетели в открытое окно, окружили принца и принцессу и заполнили каждый уголок комнаты. Но все они ласково смотрели на Джека и улыбались ему, в то время как он сидел и плакал от радости. С каждым ударом часов, с каждым звоном колоколов их число увеличивалось, но с шестым ударом молодая пара поднялась с земли и медленно поплыла к окну.
   - Прощай, маленький Джек, мы никогда тебя не забудем, - крикнула принцесса, уплывая, помахала рукой и мило улыбнулась.
   - Прощай, маленький Джек, - эхом отозвался принц. - Мы придем, когда ты захочешь, - и когда часы пробили последний удар двенадцати, они вылетели из окна. Но принцесса все равно оглянулась и послала ему воздушный поцелуй. Затем вся странная компания, которая за мгновение до этого заполнила комнату, поднялась и поплыла вокруг принца и принцессы, комната опустела и стала холодной, а маленький Джек остался один.
  

* * * * *

  
   Прошел целый год, Джеку исполнилось восемь лет. Целый долгий год, а он ничего не слышал и не видел о своих друзьях-фэйри.
   Он помешивал огонь, он наблюдал за водой, но напрасно. Он боялся, что они ушли, чтобы никогда не вернуться, и начинал думать, что все это, должно быть, был странный сон.
   Снова наступило Рождество, но это было совсем другое Рождество, чем в прошлом году, потому что маленький Джек был очень болен, смертельно болен, лежал в постели и не мог пошевелиться. Его мать не ходила на вечеринки, потому что целыми днями и ночами сидела у постели своего маленького мальчика. Как она плакала! Джек не мог до конца понять, почему, потому что, когда ему не было больно, ему очень нравилось лежать в постели, а мать сидела рядом с ним, чтобы приласкать и развлечь его.
   Прошла рождественская неделя, и наступил канун Нового года. Его мать так устала, что больше не могла бодрствовать и, несмотря ни на что, уснула в кресле у кровати.
   Джек лежал неподвижно, глядя на яркую молодую луну в окне. Белый хрустящий слой снега покрывал крыши домов, на которых лунный свет сиял серебром. Пока он лежал и смотрел, свеча замерцала в своем гнезде, а затем совсем погасла.
   - В это время в прошлом году я видел принцессу, - сказал себе Джек, - но больше я ее не увижу, - и он вздохнул.
   - Маленький Джек, - позвал низкий нежный голос, который заставил его вздрогнуть.
   Он посмотрел в окно, и там, в лунном свете, стояла принцесса, выглядевшая еще прекраснее, чем раньше, и принц стоял рядом с ней.
   - Ты думал, что больше никогда нас не увидишь? - спросила она. - Но это будет в последний раз, потому что теперь мы будем жить на другой стороне Луны и никогда больше не вернемся. А теперь посмотри, что мы тебе принесли. Это волшебный пояс, и мы целый год его делали. Ты должен надеть его, и он сделает тебя сильным, а через несколько лет ты больше не будешь калекой.
   Джек увидел, что они держали в руках что-то вроде серебряного обруча, который они отнесли к кровати, и принцесса сказала:
   - Никто не узнает, что он у тебя есть, потому что, как только он окажется на тебе, он станет невидимым. И ты сам тоже не будешь чувствовать его. А теперь сядь, и я надену его на тебя.
   - Спасибо, дорогая принцесса, - сказал Джек, садясь в постели.
   Затем принц и принцесса надели пояс на Джека и застегнули его вокруг его талии, но когда он был надет, мальчик не мог ни чувствовать, ни видеть его.
   - Теперь прощай, дорогой маленький Джек, - сказали они. - На этот раз мы расстаемся навсегда.
   Принцесса наклонилась и поцеловала Джека в лоб. Никогда в своей жизни он не чувствовал более приятного прикосновения.
   - Прощайте, дорогая, добрая принцесса, - хрипло сказал он, протягивая к ней руки, поскольку ему было очень грустно при мысли, что он больше никогда ее не увидит.
   Затем принц и принцесса поплыли вверх по лунному лучу, принцесса оглянулась и послала ему воздушный поцелуй, как и раньше, и они вылетели в окно, и Джек больше никогда их не видел.
   Но на следующий день, когда пришел доктор, он сказал, что Джеку намного лучше, и скоро он поправится, и все дело в новом лекарстве, которое он ему дал.
   И когда Джек рассказал своей матери о принцессе и чудесном поясе, который он носил, она только покачала головой и сказала с улыбкой: "Дорогой мальчик, тебе приснился сон, и я рада, что он был таким приятным".
   Годы спустя, когда он вырос высоким сильным мальчиком, он часто пытался нащупать пояс, но так и не смог его найти; и когда его мать обрадовалась его исцелению и сказала, что все это произошло из-за того, что он стал намного сильнее после болезни, которую перенес той зимой, он улыбнулся про себя и сказал:
   - Нет, все это произошло из-за того, что я отправился на Северный полюс, потому что меня попросила об этом принцесса огня.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

THE NECKLACE OF PRINCESS FIORIMONDE

AND OTHER STORIES

BY

MARY DE MORGAN

LONDON:

MACMILLAN & CO:

1886

  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   ОЖЕРЕЛЬЕ ПРИНЦЕССЫ ФИОРИМОНДЫ
   СТРАНСТВИЯ АРАСМОНА
   СЕРДЦЕ ПРИНЦЕССЫ ДЖОАН
   НОША РАЗНОСЧИКА ТОВАРОВ
   ХЛЕБ НЕДОВОЛЬСТВА
   ТРИ УМНЫХ КОРОЛЯ
   МУДРАЯ ПРИНЦЕССА
  
  

ОЖЕРЕЛЬЕ ПРИНЦЕССЫ ФИОРИМОНДЫ

  
   Жил когда-то король, жена которого умерла, но у которого была самая красивая дочь - такая красивая, что все думали, - она также должна быть хорошей, но на самом деле принцесса была очень злой и практиковала колдовство и черную магию, которой она научилась у старой ведьмы, жившей в хижине на склоне одинокой горы. Эта старая ведьма была злой и отвратительной, и никто, кроме королевской дочери, не знал, что она там живет; но по ночам, когда все остальные спали, принцесса, которую звали Фиоримонда, приходила к ней тайком, чтобы научиться колдовству. Только искусство ведьмы сделало Фиоримонду такой прекрасной, что в мире не было никого, похожего на нее, и в ответ принцесса помогала ей в ее занятиях и никогда никому не говорила, что она там была.
   Пришло время, когда король начал думать, что он хотел бы, чтобы его дочь вышла замуж, поэтому он созвал совет и сказал: "У нас нет сына, чтобы править после нашей смерти, поэтому нам лучше всего найти подходящего принца, чтобы он женился на нашей королевской дочери, а затем, когда мы станем слишком старыми, он станет королем вместо нас". И весь совет сказал, что он очень мудр, и принцессе было бы хорошо выйти замуж. Поэтому ко всем соседним королям и принцам были посланы герольды, чтобы сообщить, что король выберет мужа для принцессы, который должен стать королем после него. Но когда Фиоримонда услышала это, она заплакала от ярости, поскольку прекрасно знала, что если у нее будет муж, то он узнает о ее визитах к старой ведьме и прекратит ее занятия магией, - и тогда она потеряет свою красоту.
   Когда наступила ночь и все во дворце крепко уснули, принцесса подошла к окну своей спальни и тихонько открыла его. Затем она достала из кармана пригоршню горошка, высунула ее в окно и чирикнула; с крыши слетела маленькая коричневая птичка, села ей на запястье и начала клевать горошек. Как только она проглотила его, то начала расти, расти и расти, пока не стала такой большой, что принцесса не смогла удержать ее, но позволила ей стоять на подоконнике; и все же она росла, росла и росла, пока не стала размером со страуса. Тогда принцесса вылезла из окна и села птице на спину, и та тотчас же полетела прямо над вершинами деревьев, пока не достигла горы, где жила старая ведьма, и опустилась перед дверью ее хижины.
   Принцесса спрыгнула и пробормотала несколько слов в замочную скважину, когда хриплый голос изнутри спросил:
   - Зачем ты пришла сегодня вечером? Разве я не говорила тебе, что хотела бы, чтобы меня оставили в покое на тринадцать ночей; зачем ты меня беспокоишь?
   - Но я прошу вас впустить меня, - сказала принцесса, - потому что я в беде и нуждаюсь в вашей помощи.
   - Тогда входи, - сказал голос, дверь распахнулась, и принцесса вошла в хижину, посреди которой, завернутая в серый плащ, почти скрывавший ее, сидела ведьма. Принцесса Фиоримонда села рядом с ней и рассказала ей свою историю. Как король хотел, чтобы она вышла замуж, и послал весточку соседним принцам, чтобы они могли сделать ей предложение.
   - Это действительно плохие новости, - прохрипела ведьма, - но мы непременно победим; ты должна очаровать каждого принца, когда он придет. Хочешь ли ты, чтобы они превратились в собак, которые будут приходить по твоему зову, или птицами, которые будут летать и петь о твоей красоте, или ты желаешь превратить их всех в бусины, - бусины такого ожерелья, какого никогда раньше не носила женщина, - чтобы они могли лежать у тебя на шее, и ты всегда могла носить их с собой.
   - Ожерелье! ожерелье! - воскликнула принцесса, хлопая в ладоши от радости. - Это будет лучше всего, повесить их на веревочку и носить на шее. Вряд ли придворные узнают, откуда взялись мои новые драгоценности.
   - Но это опасная игра, - сказала ведьма, - потому что, если ты не будешь очень осторожна, ты сама можешь стать бусиной и повиснуть на нитке вместе с другими, и там ты останешься, пока кто-нибудь не перережет нитку и не снимет тебя.
   - Не бойтесь, - сказала принцесса, - я буду осторожна, только скажите мне, что делать, и у меня будут великие принцы и короли, которые украсят меня, и все их величие им не поможет.
   Ведьма опустила руку в черную сумку, стоявшую на земле рядом с ней, и вытащила длинную золотую нить.
   Концы были соединены вместе, но никто не мог видеть соединения, и сколько бы вы ни тянули, она не разорвалась бы. Ведьма надела ее на шею принцессы, сказав:
   - Имей в виду, пока она висит здесь, ты в достаточной безопасности, но если однажды ты сомкнешь пальцы вокруг нити, ты разделишь судьбу своих женихов и повиснешь на ней сама. Что касается королей и принцев, которые хотели бы жениться на тебе, все, что тебе нужно сделать, это заставить их сомкнуть пальцы вокруг нити, и они сразу же окажутся нанизаны на нее яркими твердыми бусинами, и останутся там, пока ее не разрежут, и они не упадут.
   - Это восхитительно, - воскликнула принцесса, - и я с нетерпением жду первого, чтобы попробовать.
   - А теперь, - сказала ведьма, - раз ты здесь, и еще есть время, мы устроим танцы, и я позову гостей.
   С этими словами она взяла из угла барабан и пару барабанных палочек и, подойдя к двери, начала стучать в него. Он издавал ужасный грохот. В одно мгновение по воздуху полетели всевозможные существа. Там были маленькие темные эльфы с длинными хвостами, и гоблины, которые болтали и смеялись, и другие ведьмы, на метлах. Там была одна злая фея в виде большой кошки с ярко-зелеными глазами, а еще одна проскользнула внутрь, как длинная сверкающая гадюка.
   Затем, когда все прибыли, ведьма перестала барабанить и, выйдя на середину хижины, топнула по полу, и в земле открылся люк. Старая ведьма прошла через него и повела всех по узкому темному проходу в большую подземную комнату, и все ее странные гости последовали за ней, и здесь все они танцевали и ужасно веселились, но при первом звуке петушиного крика все гости исчезли. Принцесса поспешила по темному проходу, вышла из хижины, - большая птица ждала ее, - и, сев на ее спину, она мигом улетела домой. Затем, подойдя к окну своей спальни, она налила в чашку из маленькой черной бутылочки несколько капель волшебной воды и дала птице выпить; и по мере того, как та пила, она становилась все меньше и меньше, пока, наконец, не обрела свой естественный размер, и запрыгнула на крышу, как и прежде, а принцесса закрыла окно, легла в постель, и заснула, и никто не знал о ее странном путешествии или о том, где она была.
   На следующий день Фиоримонда объявила своему отцу королю, что вполне готова выйти замуж за любого принца, которого он выберет ей в мужья, чему он был очень рад, и вскоре после этого сообщил ей, что молодой король прибывает из-за моря, чтобы стать ее мужем. Он был королем большой богатой страны и собирался забрать свою жену с собой в свой дом. Его звали король Пьеро. К его приезду были сделаны большие приготовления, и принцесса оделась в свои лучшие наряды, чтобы приветствовать его, и когда он пришел, все придворные сказали: "Это действительно подходящий муж для нашей прекрасной принцессы", потому что он был сильным и красивым, с черными волосами и глазами, похожими на терновые ягоды. Король Пьеро был в восторге от красоты Фиоримонды и был счастлив, и все шло весело до вечера перед свадьбой. Был устроен большой пир, на котором принцесса выглядела прекраснее, чем когда-либо, одетая в красное платье цвета лепестков розы, но на ней не было ни драгоценностей, ни каких-либо украшений, кроме одной блестящей золотой нити вокруг ее молочно-белой шеи.
   Когда пир закончился, принцесса встала со своего золотого кресла рядом с отцом, тихо вышла в сад и остановилась под вязом, глядя на сияющую луну. Через несколько мгновений король Пьеро последовал за ней и встал рядом, глядя на нее и удивляясь ее красоте.
   - Завтра, моя милая принцесса, ты станешь моей королевой и разделишь со мной все, чем я владею. Какой подарок ты бы хотела, чтобы я сделал тебе в день нашей свадьбы?
   - Я бы хотела ожерелье из лучшего золота и драгоценных камней, какие только можно найти, и как раз такой длины золотую нить, которую я ношу на шее, - ответила принцесса Фиоримонда.
   - Почему ты носишь эту нить? - спросил король Пьеро. - На ней нет ни драгоценностей, ни украшений.
   - Нет, но такой нити, как у меня, нет во всем мире, - воскликнула Фиоримонда, и ее глаза злобно сверкнули, когда она говорила. - Она легка, как перышко, но прочнее железной цепи. Возьмите ее обеими руками и попробуйте разорвать, чтобы вы могли увидеть, насколько она прочна, - и король Пьеро взял нить обеими руками, чтобы сильно потянуть его; но не успели его пальцы сомкнуться вокруг нее, как он исчез, словно облачко дыма, и на шнуре появилась яркая, красивая бусина - такая яркая и красивая, какой никогда не было прежде - прозрачная, как хрусталь, но сияющая всеми цветами - зеленым, синим и золотым.
   Принцесса Фиоримонда посмотрела на нее и громко рассмеялась.
   - Ах, мой гордый возлюбленный! Ты здесь? - радостно воскликнула она. - Мое ожерелье по праву превосходит все остальные в мире, - и она погладила бусинку кончиками своих мягких белых пальцев, но была осторожна, чтобы они не сомкнулись вокруг нити. Затем она вернулась в банкетный зал и заговорила с королем.
   - Прошу вас, сир, - сказала она, - немедленно пошлите кого-нибудь разыскать короля Пьеро, потому что, когда он минуту назад разговаривал со мной, то внезапно покинул меня, и я боюсь, как бы я не обидела его, или, может быть, он почувствовал себя плохо.
   Король пожелал, чтобы слуги искали короля Пьеро по всей территории, и они искали его, но нигде не могли его найти, и старый король выглядел оскорбленным.
   - Несомненно, он будет готов завтра к свадьбе, - сказал он, - но нам не очень приятно, что он так с нами обращается.
   У принцессы Фиоримонды была маленькая служанка по имени Иоланда. Это была девушка с ясным лицом и веселыми карими глазами, но она не была такой красивой, как Фиоримонда, и она не любила свою госпожу, потому что боялась ее и подозревала в злых поступках. Когда она раздевала ее в ту ночь, она заметила золотую нить и одну яркую бусинку на ней, и, расчесывая волосы принцессы, она посмотрела через плечо в зеркало и увидела, как та смеялась, и как нежно смотрела на нить, и снова и снова ласкала бусинку пальцами.
   - Это чудесная бусина на шнурке вашего высочества, - сказала Иоланда, глядя на ее отражение в зеркале. - Наверняка это свадебный подарок короля Пьеро.
   - Так и есть, маленькая Иоланда, - воскликнула Фиоримонда, весело смеясь, - и это лучший подарок, который он мог мне сделать. Но я думаю, что одна только бусина выглядит уродливой и неуклюжей; скоро, я надеюсь, у меня будет другая, и еще, и еще, и все такие же красивые, как первая.
   Иоланда покачала головой и сказала себе:
   - Это не сулит ничего хорошего.
   На следующее утро все было готово к свадьбе, и принцесса была одета в белый атлас и жемчуга, с длинной белой кружевной вуалью поверх нее и свадебным венком на голове, и она стояла в ожидании среди своих великолепно одетых дам, которые все говорили, что такой красивой невесты никогда еще не видели в мире. Но как раз в тот момент, когда они готовились спуститься к прекрасной компании в зале, в большой спешке прибыл гонец, который немедленно вызвал принцессу к ее отцу королю, так как тот был очень озадачен.
   - Дочь моя, - воскликнул он, когда Фиоримонда в своем свадебном наряде вошла в комнату, где он сидел один, - что нам делать? Короля Пьеро нигде нет; я боюсь, как бы его не схватили разбойники и подло не убили из-за его богатой одежды или не увезли в какую-нибудь гору и не оставили там умирать с голоду. Мои солдаты повсюду ищут его, - и мы услышим о нем еще до конца дня, - но там, где нет жениха, не может быть и невесты.
   - Тогда нам следует отложить торжество, отец, - воскликнула принцесса, - а завтра мы узнаем, следует ли мне одеться для свадьбы или для похорон, - и она притворилась, что плачет, но даже тогда едва удержалась от смеха.
   Итак, гости разошлись, принцесса отложила в сторону свое свадебное платье, и все с тревогой ждали известий о короле Пьеро; но никаких известий не поступало. Так что, в конце концов, все сочли его мертвым, оплакивали его, и высказывали разные предположения, что с ним могло случиться.
   Принцесса Фиоримонда надела черное платье и умоляла позволить ей пожить в уединении один месяц, чтобы оплакать короля Пьеро; но когда она осталась одна в своей спальне, то села перед зеркалом и смеялась до слез, а Иоланда смотрела на нее и дрожала, когда слышала ее смех. Она также заметила, что под своим черным платьем принцесса все еще носила свою золотую нить и не снимала ее ни днем, ни ночью.
   Едва прошел месяц, как король пришел к своей дочери и объявил, что появился другой жених, которого он очень хотел бы видеть ее мужем. Принцесса покорно согласилась со всем, что сказал ее отец, и было решено, что свадьба состоится. Этого нового принца звали принц Хильдебрандт. Он прибыл из далекой северной страны, королем которой однажды должен был стать. Он был высоким, светловолосым и сильным, с льняными волосами и ярко-голубыми глазами. Когда принцесса Фиоримонда увидела его портрет, она очень обрадовалась и сказала: "Во что бы то ни стало пусть он придет, и чем скорее, тем лучше". Итак, она сняла свои черные одежды, и снова начались большие приготовления к свадьбе, и король Пьеро был совершенно забыт.
   Приехал принц Хильдебрандт, а с ним много знатных джентльменов, и они привезли прекрасные подарки для невесты. В вечер его приезда все прошло хорошо, и снова был большой пир, и Фиоримонда выглядела такой красивой, что принц Хильдебрандт пришел в восторг; на этот раз она не отходила от отца, а просидела рядом с ним весь вечер.
   Рано утром на рассвете, когда все еще спали, принцесса встала, оделась в простое белое платье, расчесала волосы по плечам и тихонько спустилась по лестнице в дворцовый сад; затем она пошла дальше, пока не оказалась под окном комнаты принца Хильдебрандта, и здесь она остановилась и начала петь песенку, сладкую и радостную, как у жаворонка. Когда принц Хильдебрандт услышал это, он встал, подошел к окну и выглянул, чтобы посмотреть, кто поет, и когда он увидел Фиоримонду, стоящую в красном свете восходящего солнца, отчего ее волосы казались золотыми, а лицо розовым, - он поспешил одеться и спуститься ей навстречу.
   - Как, моя принцесса, - воскликнул он, подходя к ней. - Это большое счастье - встретить вас здесь так рано. Скажите мне, почему вы выходите на рассвете, чтобы петь в одиночестве?
   - Я пришла, чтобы увидеть цвета неба - красный, синий и золотой, - ответила принцесса. - Я нигде не вижу таких цветов, если, конечно, не считать эту бусину, которую я ношу на своей золотой нити.
   - Что это за бусина и откуда она взялась? - спросил Хильдебрандт.
   - Она пришла из-за моря, куда никогда больше не вернется, - ответила принцесса. И снова ее глаза загорелись нетерпением, и она едва смогла скрыть веселье. - Снимите нить с моей шеи, взгляните на нее поближе и скажите мне, видели ли вы когда-нибудь что-нибудь подобное.
   Хильдебрандт протянул руки и взялся за нить, но не успели его пальцы сомкнуться вокруг нее, как он исчез, и рядом с первой появилась новая яркая бусина, и она была еще красивее первой.
   Принцесса рассмеялась неприятным смехом.
   - О, мое милое ожерелье, - воскликнула она, - ты становишься все прекраснее! Мне кажется, я люблю тебя больше всего на свете. - Затем она тихо вернулась в постель, так, чтобы никто ее не услышал, крепко уснула, и спала до тех пор, пока Иоланда не пришла сказать ей, что пора вставать и одеваться к свадьбе.
   Принцесса была одета в великолепные одежды, и только Иоланда заметила, что под атласным платьем у нее была золотая нить, но теперь на ней было две бусины вместо одной. Едва она была готова, как король ворвался в ее комнату в неистовой ярости.
   - Дочь моя, - воскликнул он, - против нас замышляется заговор. Отложи свой свадебный наряд и не думай больше о принце Хильдебрандте, потому что он тоже исчез и его нигде не могут найти.
   При этих словах принцесса заплакала и стала умолять, чтобы Хильдебрандта искали повсюду, но про себя смеялась и говорила: "Ищите, где хотите, но вы его не найдете"; снова были предприняты поиски, а когда не было найдено никаких следов принца, весь дворец пришел в смятение.
   Принцесса снова сняла платье невесты и оделась в черное, села одна и притворилась, что плачет, но Иоланда, наблюдавшая за ней, покачала головой и сказала: "Они будут приходить и исчезать, а злая принцесса будет этому радоваться".
   Прошел месяц, в течение которого Фиоримонда притворялась, что оплакивает Хильдебрандта, затем она пошла к королю и сказала:
   - Сир, умоляю, не позволяйте людям говорить, что, когда какой-нибудь жених приходит сюда, то, едва познакомившись со мной, тут же убегает, лишь бы не жениться на мне. Пожалуйста, найдите мне подходящего жениха, в соседнем королевстве или каком-нибудь дальнем, чтобы я не осталась незамужней.
   Король согласился, послы были разосланы по всему миру, чтобы пригласить любого, кто захочет стать мужем принцессы Фиоримонды. И они пришли, короли и принцы с юга и севера, востока и запада, - король Адриан, принц Сигберт, принц Алгар и многие другие, - но, хотя все шло хорошо до утра свадьбы, когда приходило время идти в церковь, жениха не могли найти. Старый король был ужасно напуган и готов отказаться от всякой надежды найти мужа для принцессы, но теперь она со слезами на глазах умоляла его не позволить опозорить ее. Поклонник за поклонником продолжали приходить, и теперь повсюду стало известно, что тот, кто приходит просить руки принцессы Фиоримонды, исчезает, и больше его никто не видит. Придворные испугались и шептали себе под нос: "Это не хорошо, такого не может быть", но только Иоланда заметила, как бусинки появлялись на золотой нити, пока она почти не скрылась, хотя всегда оставалось место еще для одной бусинки.
   Так шли годы, и с каждым годом принцесса Фиоримонда становилась все прекраснее и прекраснее, так что никто, кто видел ее, не мог догадаться, насколько она порочна.
   В далекой стране жил молодой принц, которого звали Флорестан. У него был близкий друг по имени Жервез, которого он любил больше всех на свете. Жервез был высок, широкоплеч и крепок, и он так любил принца Флорестана, что с радостью умер бы за него.
   Случилось так, что Принц Флорестан увидел портрет принцессы Фиоримонды и сразу же поклялся, что отправится ко двору ее отца и будет умолять его отдать ее ему в жены, и Жервез тщетно пытался его отговорить.
   - Злая судьба постигла принцессу Фиоримонду, - сказал он. - Многие хотели жениться на ней, и где они сейчас?
   - Я не знаю и мне все равно, - ответил Флорестан, - но я уверен, что женюсь на ней, вернусь сюда и приведу ее с собой своей женой.
   Поэтому он отправился в дом Фиоримонды, и Жервез пошел с ним с тяжелым сердцем.
   Когда они прибыли ко двору, старый король принял их и тепло приветствовал, и сказал своим придворным: "Вот прекрасный молодой принц, за которого мы с радостью выдали бы нашу дочь замуж. Будем надеяться, что на этот раз все будет хорошо". Но теперь Фиоримонда так осмелела, что едва пыталась скрыть свое веселье.
   - Я с радостью выйду за него замуж завтра, если он придет в церковь, - сказала она, - но если его там не будет, что я могу сделать? - и она смеялась долго и весело, так что те, кто ее слышал, вздрогнули.
   Когда фрейлины принцессы пришли сообщить ей, что прибыл принц Флорестан, она была в саду, лежала на мраморном краю фонтана и кормила золотых рыбок, плававших в воде.
   - Прикажите ему прийти ко мне, - сказала она, - потому что я больше не буду появляться в парадном виде, чтобы встречаться с женихами, и не буду надевать для них пышные наряды. Пусть он придет и найдет меня такой, какая я есть, если уж им нравится приходить и исчезать.
   Поэтому дамы сказали принцу, что Фиоримонда ждет его у фонтана.
   Она не встала, когда он подошел к тому месту, где она лежала, но его сердце наполнилось радостью, потому что он никогда в жизни не видел такой красивой женщины.
   На ней было тонкое мягкое белое платье, облегавшее ее гибкую фигуру. Ее красивые руки и кисти были обнажены, и она плескалась ими в воде и играла с рыбой. Ее большие голубые глаза искрились весельем и были так прекрасны, что никто не заметил скрытого в них зла; а на ее шее сверкало чудесное многоцветное ожерелье, которое само по себе было чудом.
   - Примите мои наилучшие приветствия, принц Флорестан, - сказала она. - Хорошо ли вы подумали о том, что многие принцы, которые видели меня, сбежали навсегда, вместо того, чтобы жениться на мне?
   И, говоря это, она подняла свою белую руку из воды и протянула ее принцу, который наклонился и поцеловал ее, и едва знал, как ответить ей, сраженный ее красотой.
   Жервез следовал за своим хозяином на небольшом расстоянии, но ему было не по себе, и он дрожал от страха перед тем, что должно было произойти.
   - Ну же, попросите вашего друга оставить нас, - сказала Фиоримонда, глядя на Жервеза, - сядьте рядом со мной, и расскажите мне о своем доме, и о том, почему вы хотите жениться на мне, и обо всех приятных вещах.
   Флорестан попросил Жервеза оставить их ненадолго, и тот медленно пошел прочь, сильно опечаленный.
   Он шел по дорожкам, не обращая внимания, куда идет, пока не встретил Иоланду, стоявшую под деревом, усыпанным розовыми яблоками; она собирала фрукты и бросала их в корзину у своих ног. Он прошел бы мимо нее, но она остановила его и сказала:
   - Вы пришли с новым принцем? Вы любите своего хозяина?
   - Да, сильнее, чем кто-либо другой на земле, - ответил Жервез. - Но почему вы спрашиваете?
   - И где он сейчас? - спросила Иоланда, не обращая внимания на вопрос Жервеза.
   - Он сидит у фонтана с прекрасной принцессой, - ответил Жервез.
   - Тогда, надеюсь, вы попрощались с ним, потому что будьте уверены, вы больше никогда его не увидите, - сказала Иоланда, качая головой.
   - Почему? и кто вы такая, чтобы так говорить? - спросил Жервез.
   - Меня зовут Иоланда, - ответила она, - и я служанка принцессы Фиоримонды. Разве вы не знаете, что принц Флорестан - одиннадцатый влюбленный, который приехал, чтобы жениться на ней; все предыдущие исчезли один за другим, и только я знаю, куда они делись.
   - И куда же они делись? - воскликнул Жервез. - И почему вы не расскажете об этом всему миру, чтобы хорошие люди не пропадали?
   - Потому что я боюсь своей госпожи, - тихо сказала Иоланда, подходя к нему ближе. - Она колдунья, и на шее у нее на нити висят храбрые короли и принцы, которые приходят жениться на ней. Каждый из них образует бусинку ожерелья, которое она носит как днем, так и ночью. Я наблюдала, как росло это ожерелье; сначала это была всего лишь пустая золотая нить; затем появился король Пьеро, и когда он исчез, на ней появилась первая бусина. Затем исчез Хильдебрандт, и на нити вместо одной оказались две бусины; затем последовали Адриан, Сигберт, и Альгар, и Сенред, и Фарамонд, и Болдвин, и Леофрик, и Рауль, и все исчезли; сейчас на нити висит десять бусин, а сегодня вечером их будет одиннадцать, и одиннадцатой будет твой принц Флорестан.
   - Если это так, - воскликнул Жервез, - я не успокоюсь, пока не поражу своим мечом сердце Фиоримонды, - но Иоланда покачала головой.
   - Она колдунья, - сказала она, - и, возможно, ее будет трудно убить; кроме того, это может не разрушить чары и не вернуть принцев к жизни. Я хотела бы показать вам ожерелье, и вы могли бы пересчитать бусины и убедиться, говорю ли я правду, но оно всегда у нее на шее, и днем и ночью, так что это невозможно.
   - Отведи меня сегодня вечером в ее комнату, когда она уснет, и покажи мне ее там, - сказал Жервез.
   - Хорошо, я постараюсь, - сказала Иоланда. - Но вы должны вести себя очень тихо и не шуметь, потому что, если она проснется, помните, нам обоим придется плохо.
   Когда наступила ночь и все во дворце крепко уснули, Жервез и Иоланда встретились в большом зале, и Иоланда сказала ему, что принцесса крепко спит.
   - А теперь пойдемте, - сказала она, - и я покажу вам ожерелье, на котором Фиоримонда носит своих возлюбленных, нанизанных, как бусы, хотя я не знаю, как она их преображает.
   - Останьтесь на минутку, Иоланда, - сказал Жервез, удерживая ее, так как она могла бы споткнуться наверху. - Возможно, как бы я ни старался, я либо умру, либо стану бусинкой, как те, кто был до меня. Но если я добьюсь успеха и избавлю землю от твоей злой принцессы, что ты пообещаешь мне в награду?
   - Что бы вы хотели? - спросила Иоланда.
   - Я бы хотел, чтобы ты сказала, что станешь моей женой и вернешься со мной в мою страну, - сказал Жервез.
   - Это я с радостью обещаю, - сказала Иоланда, целуя его, - но мы не должны говорить или думать об этом, пока не перережем нить с шеи Фиоримонды, и все ее пленники не будут освобождены.
   Они тихо поднялись в комнату принцессы, Иоланда держала маленький фонарь, который давал лишь тусклый свет. Там, в своей роскошной постели, лежала принцесса Фиоримонда. Они могли видеть ее при свете фонаря, и она выглядела такой красивой, что Жервез начал думать, - Иоланда говорила неправду, будто она такая злая.
   Ее лицо было спокойным и милым, как у младенца; ее волосы падали красными волнами на подушку; ее розовые губы улыбались, и на щеках появились маленькие ямочки; ее белые мягкие руки были сложены среди душистых кружев и льна, которыми была застелена кровать. Жервез почти забыл взглянуть на сверкающие бусы, висевшие у нее на шее, удивляясь ее красоте, но Иоланда потянула его за руку.
   - Не смотрите на нее, - тихо прошептала она, - так как ее красота уже дорого стоила; посмотрите лучше на то, что осталось от тех, кто считал ее такой же прекрасной, как вы сейчас; смотрите сюда, - и она указала пальцем на каждую бусинку по очереди.
   - Это был Пьеро, а это Хильдебрандт, а это Адриан, и Сигберт, и Альгар, и Сенред, а это Фарамонд, а это Рауль, и, наконец, это ваш собственный хозяин принц Флорестан. Ищите его сейчас, где хотите, и вы не найдете его, и вы никогда больше не увидите его, пока нить не будет перерезана и заклинание не сломано.
   - Из чего сделана нить? - прошептал Жервез.
   - Из чистого золота, - ответила она. - Нет, не прикасайтесь к ней, чтобы она не проснулась. Я покажу вам. - Иоланда поставила фонарь и мягко протянула руки, чтобы убрать бусы в сторону, но как только она это сделала, ее пальцы сомкнулись вокруг золотой нити, и она сразу же исчезла. К ожерелью добавилась еще одна бусина, и Жервез осталась наедине со спящей принцессой. Он огляделся вокруг в сильном изумлении и страхе. Он не осмеливался позвать, чтобы Фиоримонда не проснулась.
   - Иоланда, - прошептал он так громко, как только осмелился, - Иоланда, где ты? - но Иоланда не ответила.
   Затем он наклонился над принцессой и посмотрел на ожерелье. Еще одна бусина была нанизана на нее рядом с той, на которую Иоланда указала как на принца Флорестана. Он снова пересчитал их. "Раньше было одиннадцать, теперь их двенадцать. О, ненавистная принцесса! Теперь я знаю, куда уходят храбрые короли и принцы, которые пришли ухаживать за тобой, и где моя Иоланда", - и когда он посмотрел на последнюю бусинку, слезы наполнили его глаза. Она была ярче и красивее, чем другие, теплого красного оттенка, как красное платье, которое носила Иоланда. Принцесса повернулась и засмеялась во сне, и при звуке ее смеха Жервез преисполнился ужаса и отвращения. Он, дрожа, выбрался из комнаты и всю ночь просидел в одиночестве, обдумывая, как бы ему победить Фиоримонду и освободить Флорестана и Иоланду.
   На следующее утро, одевшись, Фиоримонда посмотрела на свое ожерелье и пересчитала бусинки, но была очень озадачена, потому что к ним добавилась новая бусина.
   - Кто мог прийти и схватить мою нить, неизвестный мне? - сказала она себе, села и долго размышляла. Наконец она разразилась странным смехом.
   - Во всяком случае, кто бы это ни был, он наказан по заслугам, - сказала она. - Мое славное ожерелье, ты можешь позаботиться о себе, и если кто-нибудь попытается украсть тебя, он получит свою награду и добавит мне славы. По правде говоря, я могу спать спокойно и ничего не бояться.
   День прошел, и никто не скучал по Иоланде. Ближе к закату хлынул проливной дождь, и разразилась такая страшная гроза, что все испугались. Гремел гром, молнии сверкали вспышка за вспышкой, с каждым мгновением они становились все яростнее и яростнее. Небо было таким темным, что, кроме света молнии, ничего не было видно, но принцесса Фиоримонда любила гром и молнии.
   Она сидела в комнате высоко в одной из башен, одетая в черное бархатное платье, смотрела на молнию из окна, и смеялась при каждом раскате грома. В разгар бури незнакомец, закутанный в плащ, подъехал к дверям дворца, и дамы побежали сообщить принцессе, что прибыл новый принц, чтобы стать ее женихом.
   - Он не назвал своего имени, - сказали они, - но говорит, что слышал, - всем предлагается просить руки принцессы Фиоримонды, и он тоже хотел бы попытать счастья.
   - Пусть он сейчас же придет, - воскликнула принцесса. - Будь он принцем или самозванцем, какая мне разница? Если все принцы сбегают от меня, возможно, будет лучше выйти замуж за крестьянина.
   Поэтому они повели новоприбывшего в комнату, где сидела Фиоримонда. Он был закутан в толстый плащ, но, войдя, отбросил его в сторону и показал, как богата была его шелковая одежда; он был так хорошо замаскирован, что Фиоримонда не догадалась, что это Жервез, но посмотрела на него и подумала, что никогда не видела его раньше.
   - Добро пожаловать, незнакомый принц, который прошел сквозь молнии и гром, чтобы найти меня, - сказала она. - Значит, это правда, что вы хотите стать моим мужем? Что вы слышали обо мне?
   - Это совершенно верно, принцесса, - сказал Жервез. - Я слышал, что вы самая красивая женщина в мире.
   - И это правда? - спросила принцесса. - Посмотрите на меня сейчас и скажите.
   Жервез посмотрел на нее, и в глубине души сказал: "Это совершенно верно, о злая принцесса! Никогда не было женщины прекраснее тебя, и никогда прежде я не ненавидел женщину так, как ненавижу тебя сейчас", - но вслух он сказал:
   - Нет, принцесса, это неправда; вы очень красивы, но я видел женщину, которая красивее вас, несмотря на то, что ваша кожа выглядит как слоновая кость на фоне вашего бархатного платья, а ваши волосы подобны золоту.
   - Женщина, которая прекраснее меня? - воскликнула Фиоримонда, и ее грудь начала вздыматься, а глаза загорелись гневом, потому что никогда раньше она не слышала, чтобы говорили такие вещи. - Кто ты такой, что осмеливаешься приходить и рассказывать мне о женщинах более красивых, чем я?
   - Я жених, который просит дозволения стать вашим мужем, принцесса, - ответил Жервез, - но все же я говорю, что видел женщину, которая была красивее вас.
   - Кто она... где она? - воскликнула Фиоримонда, которая едва могла сдержать свой гнев. - Немедленно приведи ее сюда, чтобы я могла убедиться, говоришь ли ты правду.
   - Что ты дашь мне, чтобы я привел ее к тебе? - спросил Жервез. - Отдай мне ожерелье, которое ты носишь на шее, и тогда я немедленно позову ее, - но Фиоримонда покачала головой.
   - Ты просишь, - сказала она, - о единственной вещи, с которой я не могу расстаться, - затем она велела своим служанкам принести ей шкатулку с драгоценностями, и она достала бриллианты, рубины и жемчуг и предложила их ему на выбор. Молния осветила их и заставила сиять и сверкать, но он покачал головой.
   - Нет, ничего из этого не годится, - сказал он. - Вы можете увидеть ее за ожерелье, но больше ни за что.
   - Тогда сними его сам, - крикнула Фиоримонда, которая теперь была так зла, что хотела только одного - любым способом избавиться от Жервеза.
   - Нет, - сказал Жервез, - я не женщина, которая устала, и не должен знать, как его застегивать и расстегивать, - и, несмотря на все, что Фиоримонда могла сказать или сделать, он не прикоснулся ни к ней, ни к волшебной нити.
   Ночью буря усилилась, но принцессу это не беспокоило. Она подождала, пока все уснут, а затем открыла окно своей спальни и тихо чирикнула маленькой коричневой птичке, которая слетела с крыши по ее зову. Затем она, как и прежде, дала ей горсть семян, и та росла, росла и росла, пока не стал размером со страуса, и она села ей на спину и полетела по воздуху, смеясь над молнией и громом, которые сверкали и ревели вокруг нее. Они летели, пока не добрались до пещеры старой ведьмы, и здесь нашли ее, сидящую у открытой двери и ловящую молнию, чтобы сделать заклинания.
   - Добро пожаловать, моя дорогая, - прохрипела она, когда Фиоримонда сошла с птицы. - Вот ночь, которую мы обе очень любим. Как ожерелье? Ого, уже двенадцать бусин... Но что это за двенадцатая? - и она внимательно посмотрела на нее.
   - Это как раз то, что я хочу, чтобы ты мне сказала, - сказала Фиоримонда, вытирая дождь со своих золотых волос. - Прошлой ночью, когда я спала, их было одиннадцать, а сегодня утром их двенадцать; и я не знаю, откуда взялась двенадцатая.
   - Это не жених, - сказала ведьма, - но эта бусина сделана из какой-то молодой девушки. Но почему тебя это беспокоит? Она хорошо смотрится с остальными.
   - Какая-то молодая служанка, - сказала принцесса. - Тогда, должно быть, это Сайсели, или Мэрибел, или Иоланда, которая хотела украсть у меня ожерелье, пока я спала. Но какое мне дело? Глупая девчонка теперь наказана, и так же могут быть наказаны все остальные, кто попытался бы сделать то же самое.
   - А когда ты получишь тринадцатую бусину, и откуда она появится? - спросила ведьма.
   - Сейчас он ждет во дворце, - сказала Фиоримонда, посмеиваясь. - И вот почему я должна поговорить с вами, - и затем она рассказала ведьме о незнакомце, который пришел во время бури, и о том, как он не прикоснулся к ее ожерелью и не взял в руку нить, и как он также сказал, что знает женщину прекраснее ее.
   - Берегись, принцесса, берегись, - предостерегающе закричала ведьма. - Разве тебе стоит прислушиваться к рассказам о других женщинах, более прекрасных, чем ты? Разве я не сделала тебя самой красивой женщиной в мире, и разве кто-нибудь другой может сделать больше, чем я? Не прислушивайся к тому, что говорит этот незнакомец, или ты пожалеешь об этом.
   Но принцесса что-то пробормотала и сказала, что ей не нравится, когда кто-то говорит о женщинах более красивых, чем она.
   - Вними моему предупреждению, - воскликнула ведьма, - или у тебя будет повод раскаяться. Неужели ты настолько глупа или настолько тщеславна, чтобы беспокоиться из-за того, что принц праздно говорит то, что, как ты знаешь, неправда? Я говорю тебе, не слушай его, но пусть он окажется на твоей нити как можно скорее, и тогда он больше не сможет ничего говорить.
   А потом они вместе поговорили о том, как Фиоримонде мог заставить Жервеза ухватиться за роковую нить.
   На следующее утро, когда взошло солнце, Жервез отправился в лес, и там он сорвал желуди, ягоды боярышника и шиповника и нанизал их на нитку, чтобы получилось грубое ожерелье. Он спрятал его за пазуху, а затем вернулся во дворец, никому не сказав.
   Когда принцесса встала, она оделась так красиво, как только могла, и заплела свои золотые локоны с большой осторожностью, потому что этим утром она хотела, чтобы ее новый поклонник встретил свою судьбу. После завтрака она вышла в сад, где ярко светило солнце, и все выглядело свежим после грозы. Здесь она подняла с травы золотой мяч и начала играть с ним.
   - Идите к нашему новому гостю, - крикнула она своим дамам, - и попросите его прийти сюда и поиграть со мной в мяч.
   Они пошли и вскоре вернулись, приведя с собой Жервеза.
   - Доброе утро, принц, - воскликнула она. - Прошу вас, приходите и попробуйте свои силы в этой игре со мной; а вы, - сказала она своим дамам, - не ждите, чтобы посмотреть нашу игру, но каждая пусть идет своим путем и делает то, что ей больше нравится.
   Поэтому они все ушли, оставив ее наедине с Жервезом.
   - Ну, принц, - воскликнула она, когда они начали играть, - что вы думаете обо мне при утреннем свете? Вчера, когда вы пришли, было так темно, что вы едва могли разглядеть мое лицо, но теперь, когда ярко светит солнце, прошу вас, посмотрите на меня хорошенько и скажите, считаете ли вы меня такой же красивой, как любая женщина на земле, - она улыбнулась Жервезу и выглядела так прелестно, когда говорила, что он едва знал, что ответить ей; но он вспомнил Иоланду и сказал:
   - Я не знаю, что сказать. Без сомнения, вы очень красивы; тогда почему вы возражаете против того, что я сказал вам, - я видел женщину красивее вас?
   На это принцесса снова начала сердиться, но она подумала о словах ведьмы и сказала:
   - Тогда, если вы думаете, что есть женщина прекраснее меня, посмотрите на мое ожерелье, и теперь, когда вы видите игру цвета на солнце, скажите, видели ли вы когда-нибудь прежде такие драгоценности.
   - Это правда, я никогда не видел таких бус, как у вас, но у меня есть ожерелье, которое мне нравится больше, - и он вытащил из кармана ягоды и желуди, которые он связал вместе.
   - Что это за ожерелье и где вы его взяли? Покажите мне его! - крикнула Фиоримонда, но Жервез удержал его вне ее досягаемости и сказал:
   - Мне мое ожерелье нравится больше, чем ваше, принцесса, и, поверьте мне, во всем мире нет такого ожерелья, как у меня.
   - Почему? это ожерелье феи? Что оно может? Умоляю, отдайте его мне! - воскликнула Фиоримонда, дрожа от гнева и любопытства, ибо подумала: "Возможно, оно способно сделать обладательницу красивой; возможно, его носила женщина, которую он считает красивее меня, и именно поэтому она выглядела такой прекрасной".
   - Давайте произведем справедливый обмен, - сказал Жервез. - Отдайте мне свое ожерелье, и вы получите мое, и когда оно будет у вас на шее, я честно скажу, что вы прекраснейшая женщина в мире; но сначала я должен получить ваше ожерелье.
   - Тогда возьмите его, - воскликнула принцесса, которая в гневе и нетерпении забыла обо всем остальном, и схватила нить, чтобы снять ее с шеи, но не успела она взять ее в руки, как ожерелье упало на землю, а самой Фиоримонды нигде не было видно. Жервез склонилась над ожерельем, лежавшим на траве, и с улыбкой отсчитал тринадцать бусин; он понял, что тринадцатая - злая принцесса, которая сама встретила злую судьбу, уготованную ею стольким другим.
   - О, хитроумная принцесса! - воскликнул он, громко смеясь. - Я думаю, вы не так уж умны, если вас было так легко перехитрить.
   Затем он поднял ожерелье острием меча и отнес его в зал совета, где сидел король, окруженный государственными деятелями и придворными, занятыми государственными делами.
   - Прошу тебя, король, - сказал Жервез, - пошли кого-нибудь на поиски принцессы Фиоримонды. Минуту назад она играла со мной в мяч в саду, а теперь ее нигде не видно.
   Король пожелал, чтобы слуги искали ее королевское высочество, но они вернулись, сказав, что ее нигде нет.
   - Тогда позволь мне посмотреть, смогу ли я привести ее к тебе; но сначала пусть те, кто потерялся раньше, чем она, вернутся и расскажут свою собственную историю.
   И с этими словами Жервез позволил ожерелью соскользнуть с меча на пол и, достав из-за пазухи острый кинжал, принялся перерезать золотую нить, на которую были нанизаны бусы, и когда он разорвал ее надвое, раздался сильный шум, похожий на раскат грома.
   - Теперь, - воскликнул он, - взгляните и увидите короля Пьеро, который пропал, - и, сказав это, он снял со шнура бусину, и король Пьеро, в своих королевских одеждах, с мечом на боку, предстал перед ними.
   - Предательство! - воскликнул он, но прежде чем успел сказать больше, Жервез снял еще одну бусинку, и появился король Хильдебрандт, а за ним появились Адриан, Сигберт, Альгар, Сенред, Фарамонд, Рауль и последний из принцев, дорогой хозяин Жервеза Флорестан, и все они осудили принцессу Фиоримонду и ее злодеяния.
   - А теперь, - воскликнул Жервез, - вот она, которая помогла спасти вас всех, - и он снял двенадцатую бусинку, и перед всеми предстала Иоланда в красном платье; и когда он увидел ее, Жервез отбросила кинжал и обнял ее, и они заплакали от радости.
   Король и все придворные сидели бледные и дрожащие, не в силах говорить от страха и стыда. Наконец король сказал с глубоким стоном:
   - Мы в глубоком долгу перед вами, о благородные короли и принцы! Какое наказание вы хотите, чтобы мы приготовили для нашей виновной дочери?
   Но Жервез остановил его и сказал:
   - Не давайте ей никакого другого наказания, кроме того, которое она сама для себя выбрала. Смотрите, вот она, тринадцатая бусина на нити; пусть никто не посмеет ее снять, и пусть эта нить будет повешена так, чтобы все люди могли ее видеть и знать, что злая принцесса наказана за свое колдовство, так что это будет предупреждением для других, кто захочет поступить так же, как она.
   Поэтому они с большой осторожностью подняли золотую нить и повесили ее за пределами дворца, и там одна бусина сверкала и переливалась на солнце, и все, кто ее видел, знали, что это была злая принцесса Фиоримонда, которая была справедливо наказана.
   Затем все короли и принцы поблагодарили Жервеза и Иоланду, одарили их подарками, и каждый отправился в свою страну.
   Жервез женился на Иоланде, и они вернулись с принцем Флорестаном в свой дом, и все жили счастливо до конца своих дней.
  

СТРАНСТВИЯ АРАСМОНА

  
   Давным-давно жили странствующий музыкант и его жена, которых звали Арасмон и Хрисея. Арасмон играл на лютне, под которую пела Хрисея, и их музыка была так прекрасна, что люди толпами следовали за ними и давали им столько денег, сколько они хотели. Когда Арасмон играл, все, кто его слышал, замолкали от удивления и восхищения, но когда Хрисея пела, они не могли удержаться от слез, потому что ее голос был прекраснее всего, что они когда-либо слышали прежде.
   Оба были молоды, прекрасны и счастливы, как ни длинен был день, потому что они нежно любили друг друга, и им нравилось бродить, видеть новые страны и людей и слушать приятную музыку. Они ездили во всевозможные места, иногда в большие города, иногда в маленькие деревни, иногда в одинокие коттеджи на берегу моря, а иногда прогуливались по зеленым дорожкам и полям, пели и играли так изысканно, что даже птицы слетали с деревьев, чтобы послушать их.
   Однажды они пересекли темную гряду холмов и вышли на дикую вересковую пустошь, где никогда раньше не бывали. На склоне холма они увидели маленькую деревушку и сразу же повернули к ней, но, когда они приблизились, Хрисея сказала:
   - Что это за мрачное место? Посмотри, каким жалким оно выглядит.
   - Давай попробуем развеселить его какой-нибудь музыкой, - сказал Арасмон и начал играть на своей лютне, в то время как Хрисея пела. Один за другим жители деревни выходили из своих коттеджей и собирались вокруг них, чтобы послушать, но Хрисея подумала, что никогда раньше не видела таких несчастных людей. Они были худыми и согбенными, их лица были бледными и изможденными, их одежда выглядела старой и поношенной, а в некоторых местах была протерта до дыр. Но они столпились вокруг Арасмона и Хрисеи и умоляли их продолжать играть и петь, и, когда они слушали, женщины плакали, а мужчины прятали лица и молчали. Когда они замолчали, люди начали шарить по карманам, как будто в поисках монет, но Арасмон воскликнул:
   - Нет, добрые друзья, оставьте ваши деньги себе. У вас их не так уж много, если судить по вашей внешности. Но позвольте нам остаться у вас на эту ночь, дайте нам пищу и ночлег, и мы будем считать, что нам хорошо заплатили, и будем играть и петь вам столько, сколько вы захотите.
   - Оставайтесь с нами столько, сколько сможете, оставайтесь с нами навсегда, - умоляли люди; и каждый умолял позволить ему принять незнакомцев и дать им лучшее, что у него было. Поэтому Арасмон и Хрисея играли и пели им, пока не устали, и наконец, когда начался сильный дождь, они повернули в сторону деревни, но когда они проходили по ее узким улочкам, им показалось, что само место выглядит еще печальнее, чем его обитатели. Дома были плохо построены и, казалось, почти рушились. Улицы были неровными и плохо ухоженными. В садах они не видели цветов, только сырые темные сорняки. Они вошли в хижину, на которую им указали люди, и Арасмон лег у огня, призывая Хрисею также отдохнуть, так как они прошли длинный путь, и она, должно быть, устала. Вскоре он заснул, но Хрисея сидела у двери, наблюдая за темными облаками, которые плыли над темными домами. Снаружи коттеджа висела клетка с черным дроздом, у которого были опущены крылья, а оперенье - скудным. Это было единственное животное, которое они до сих пор видели в деревне, потому что ни кошек, ни собак, ни певчих птиц там, казалось, не было.
   Увидев это, Хрисея повернулась к хозяйке дома, которая стояла рядом с ней, и сказала:
   - Почему бы тебе не отпустить его? Ему было бы гораздо приятнее летать на солнце.
   - Здесь никогда не светит солнце, - печально сказала женщина. - Оно не может пробиться сквозь темные тучи, которые нависли над деревней. Кроме того, мы не думаем о счастье.
   - Но скажи мне, - сказала Хрисея, - что делает тебя такой печальной, а твою деревню - таким унылым местом? За свою жизнь я побывала во многих местах, но ни одно из них не было похоже на это.
   - Разве ты не знаешь, - сказала женщина, - что это место заколдовано?
   - Заколдовано? - воскликнула Хрисея. - Что ты имеешь в виду?
   Женщина повернулась и указала в сторону пустоши.
   - Вон там, - сказала она, - живет ужасный старый волшебник, которым мы околдованы, и у него есть несколько маленьких темных эльфов, которые являются его слугами, и именно они делают нашу деревню такой, какой вы ее видите. Ты не представляешь, как грустно здесь жить. Эльфы крадут у нас яйца, молоко и птицу, так что нам никогда не хватает еды, и мы живем впроголодь. Они сносят наши дома и разрушают нашу работу так же быстро, как мы ее делаем. Они крадут нашу рожь, когда она стоит в снопах, так что мы не находим ничего, кроме пустой шелухи, - замолчав, женщина тяжело вздохнула.
   - Но если они причиняют весь этот вред, - сказала Хрисея, - почему бы кому-нибудь из вас не отправиться на пустошь и не прогнать их?
   - Это часть заклинания, - сказала женщина, - что мы не можем ни слышать, ни видеть их. Я слышала, как мой дед говорил, будто в прежние времена это место ничем не отличалось от других, но однажды пришел этот ужасный старый волшебник и предложил жителям деревни много денег, если они позволят ему поселиться на пустоши; потому что до этого она была покрыта золотым утесником и вереском, и сельские жители устраивали там все свои игрища, но они соблазнились золотом и продали его, и с того дня эльфы мучают нас; а поскольку мы не можем их видеть, мы не можем от них избавиться, а должны просто переносить их проказы.
   - Это печально, - сказала Хрисея. - Ты не можешь узнать, что это за заклинание, и разрушить его?
   - Это песня, - сказала женщина, - и каждую ночь они поют ее заново. Говорят, что если бы кто-нибудь мог пойти на пустошь между полуночью и рассветом и услышать, как они поют ее, а затем пропеть мелодию так же, как они сами, колдовство было бы разрушено, и мы были бы свободны. Но это должен быть кто-то, кто никогда не брал их денег, поэтому мы не можем этого сделать, потому что мы их не видим и не слышим.
   - Но я не брала их денег, - сказала Хрисея. - И нет такой мелодии, которую я не могла бы спеть, услышав ее один раз. Так что я отправлюсь на пустошь и разрушу чары.
   - Нет, не думай об этом, - воскликнула женщина. - Ибо эльфы самые злобные, и ты не знаешь, какой вред они могут причинить тебе, даже если ты освободишь нас.
   Хрисея больше ничего не сказала, но весь вечер думала о том, что сказала ей женщина, выходила и смотрела на мрачную улицу. Когда она легла в постель, то не заснула, а лежала неподвижно, пока часы не пробили час. Затем она тихо встала, завернулась в плащ, открыла дверь и вышла под дождь. Проходя мимо, она подняла глаза и увидела черного дрозда, скорчившегося на дне клетки. Она открыла дверцу, чтобы выпустить его, но он не двигался, поэтому она взяла его в руку.
   - Бедная птичка! - мягко сказала она. - Хотела бы я дать этой деревне свободу так же легко, как могу дать тебе твою, - и, взяв его с собой, она пошла к пустоши. Это был большой участок земли, и выглядел он так, словно его сожгли, потому что земля была обугленной и черной, и на ней не росло ни травы, ни зеленых растений, но было несколько почерневших пней; к ним пошла Хрисея и спряталась за одним из них, чтобы подождать и посмотреть, что будет дальше. Она долго смотрела, никого не видя, но, наконец, невдалеке от нее из-под земли поднялся зловещий отблеск, который все ширился и ширился, пока не превратился в большой круг света, посреди которого она увидела маленькие темные фигурки, похожие на уродливых человечков. Свет был теперь таким ярким, что она могла совершенно отчетливо различить каждого из них, и никогда прежде она не видела ничего более уродливого, потому что они были черными, как чернила, а их лица были искажены и выглядели жестокими и злыми.
   Они взялись за руки и, образовав кольцо, медленно заплясали вокруг, и, когда они это сделали, земля разверзлась, и в их центре выросла крошечная деревня, в точности похожая на заколдованную, только дома были всего в несколько дюймов высотой. Вокруг этого эльфы танцевали, а затем начали петь. Хрисея жадно прислушивалась к их пению, и не успели они закончить, как она пропела ту же мелодию от начала до конца, точно так же, как она ее слышала.
   Ее голос прозвучал громко и ясно, и при этом звуке маленькая деревня рассыпалась и развалилась, как будто была сделана из пыли.
   Эльфы мгновение стояли молча, а затем с диким криком бросились к Хрисее, и во главе их она увидела одного примерно в три раза больше остальных, который, казалось, был их вождем.
   - Пойдем, скорее, накажем женщину, которая посмела помешать нам, - крикнул он. - Во что мы ее превратим?
   - В лягушку, чтобы она квакала, - воскликнул один.
   - Нет, в сову, чтобы она ухала ночью, - крикнул другой.
   - О, ради всего святого, - взмолилась Хрисея, - не превращайте меня в одно из этих отвратительных существ, чтобы, если Арасмон найдет меня, он меня не отверг.
   - Послушаем ее, - воскликнул вождь, - и сделаем так, как она сказала. Давайте превратим ее не в птицу или зверя, а в золотую арфу, и такой она останется, пока на ее струнах кто-нибудь не сыграет нашу мелодию, которую она осмелилась спеть.
   - Согласны! - закричали остальные, и все начали танцевать вокруг Хрисеи и петь, как они пели прежде. Она закричала и попыталась убежать, но они окружили ее со всех сторон. Она закричала: "Арасмон! Арасмон!", но никто не пришел, и когда песня эльфов закончилась, и они исчезли, все, что осталось, - это маленькая золотая арфа, висевшая на ветвях дерева, и черный дрозд, который сидел наверху, зная, что случилось с бедной Хрисеей.
   Когда наступило утро и жители деревни проснулись, все почувствовали, что произошла какая-то великая перемена. Тяжелая туча, висевшая над деревней, рассеялась; ярко светило солнце, и небо было голубым; ручьи, которые были сухими в течение многих лет, текли чистыми и свежими; и все люди чувствовали себя сильными и способными работать; деревья начинали распускаться, и в их ветвях пели птицы, голоса которых не были слышны там в течение многих лет. Жители деревни переводили взгляд с одного на другого и говорили: "Конечно, чары разрушены; конечно, эльфы, должно быть, убежали"; и они плакали от радости.
   Арасмон проснулся с первым лучом солнца и, обнаружив, что Хрисеи нет, встал и пошел искать ее в деревню, крича: "Хрисея, Хрисея! солнце взошло, и мы должны продолжать наш путь", но Хрисея не ответила, поэтому он прошел по всем улицам, крича: "Хрисея! иди, Хрисея!", но Хрисея не пришла. Тогда он сказал:
   - Она ушла в поле собирать полевые цветы и скоро вернется.
   Поэтому он терпеливо ждал ее, но солнце поднялось высоко, жители деревни разошлись по своим делам, а она не вернулась. Арасмон испугался и спрашивал каждого, кого встречал, видели ли они ее, но каждый качал головой и говорил: "Нет, я ее не видел".
   Затем он созвал нескольких мужчин и сказал им, что его жена ушла, и он боится, как бы она не заблудилась и не ушла еще дальше, и он попросил их помочь ему найти ее. Итак, некоторые пошли в одну сторону, а некоторые в другую, чтобы искать ее, и сам Арасмон прошел много миль, крича: "Хрисея! Хрисея!", но ответа не последовало.
   Солнце уже клонилось к закату, и сумерки окутали землю, когда Арасмон вышел на пустошь, где Хрисея встретила свою судьбу. Пустошь тоже изменилась. Там уже начинали расти цветы и трава, и деревенские дети, которые до сих пор никогда не осмеливались приближаться к ней, теперь играли здесь. Арасмон услышал их голоса, когда подошел к дереву, на котором висела золотая арфа. В ветвях над головой пел черный дрозд, Арасмон остановился, прислушался к его песне и подумал, что никогда раньше не слышал, чтобы птица пела так сладко. Ибо она пела волшебную песню, которой Хрисея разрушила чары эльфов, первую мелодию, которую он услышал с тех пор, как обрел свободу.
   - Дорогой дрозд, - сказал Арасмон, глядя на него снизу вверх, - я хотел бы, чтобы твое пение подсказало мне, где найти мою жену Хрисею, - и, подняв глаза, он увидел золотую арфу, висящую на ветвях, и он снял ее и провел пальцами по струнам. Никогда прежде арфа не издавала такой музыки. Она была похожа на женский голос и была очень красива, но так печальна, что, когда Арасмон услышал ее, ему захотелось заплакать. Казалось, она зовет на помощь, но он не мог понять, что она говорит, хотя каждый раз, когда он касался струн, она кричала: "Арасмон, Арасмон, я здесь! Это я, Хрисея", - но хотя Арасмон слушал и удивлялся ее тону, все же он не знал, что она говорила.
   Он внимательно осмотрел ее. Это была красивая маленькая арфа, сделанная из чистого золота, а наверху была пара золотых рук, сцепленных вместе.
   - Я сохраню ее, - сказал Арасмон, - потому что никогда еще не слышал арфы с таким тоном, и когда вернется Хрисея, она споет под нее.
   Но Хрисеи нигде не было видно, и, наконец, жители деревни заявили, что она, должно быть, заблудилась, или сама ушла, нарочно, и что было напрасно искать ее дальше. На это Арасмон рассердился и, сказав, что будет искать Хрисею, пока жив, покинул деревню, чтобы скитаться по всему миру, пока не найдет ее. Он пошел пешком и взял с собой золотую арфу.
   Он ушел на много-много миль от деревни и пустоши, и когда подходил к каким-нибудь фермерским домам или встречал на дороге каких-нибудь деревенских жителей, он начинал играть, и все толпились вокруг него и слушали, затаив дыхание. Когда он заканчивал, то спрашивал их: "Вы видели мою жену Хрисею? Она одета в белое с золотом и поет нежнее, чем любая из небесных птиц".
   Но все качали головами и говорила: "Нет, мы ее не видели"; и всякий раз, когда он приходил в незнакомую деревню, где раньше не был, он звал: "Хрисея, Хрисея, ты здесь?", но Хрисея не отвечала, только арфа в его руках кричала всякий раз, когда он касался ее струн: "Это я, Арасмон! Это я, Хрисея!", но хотя он думал, что звук похож на голос Хрисеи, он никогда не понимал его.
   Он скитался днями, месяцами и годами по городам и деревням, которых никогда раньше не знал. Когда наступала ночь, и он оказывался в поле один, то ложился на свой плащ и спал, положив голову на арфу, и если случайно касался одной из ее золотых струн, она кричала: "Арасмон, проснись, я здесь!" Ему снилось, что Хрисея зовет его, он просыпался и начинал искать ее, думая, что она, должно быть, где-то рядом.
   Однажды, ближе к ночи, когда он прошел длинный путь и очень устал, он пришел в маленькую деревню на пустынном скалистом берегу у моря; поднялся густой туман и навис над деревней, так что он едва мог видеть тропинку перед собой, когда шел. Но он нашел дорогу вниз, на пляж, и там стояло несколько рыбачек, пытавшихся сквозь туман рассмотреть что-то в море и с тревогой переговаривавшихся.
   - Что случилось, и кого вы высматриваете, добрые женщины? - спросил он их.
   - Мы высматриваем наших мужей, - ответила одна из них. - Они отправились на своих лодках ловить рыбу ранним утром, когда было совсем светло, а затем поднялся этот ужасный туман; они должны были вернуться давным-давно, и мы боимся, как бы они не заблудились в темноте, не ударились о скалу и не утонули.
   - Я тоже потерял свою жену Хрисею, - воскликнул Арасмон. - Она проходила здесь? У нее были длинные золотистые волосы, и ее платье было белым с золотом, и она пела голосом, похожим на ангельский.
   Женщины сказали: "Нет, мы ее не видели", и снова устремили свои взоры на море, и Арасмон тоже стал смотреть.
   Они ждали и ждали, но лодки не возвращались, с каждым мгновением темнота становилась все гуще и гуще, так что женщины не могли видеть лиц друг друга, хотя и стояли совсем близко одна от другой.
   Тогда Арасмон взял свою арфу и начал играть, и ее музыка плыла над водой на многие мили сквозь тьму, но женщины так оплакивали своих мужей, что не обращали на нее внимания.
   - Это бесполезно, - сказала одна из них. - Они не могут править своими лодками в такой темноте. Мы никогда их больше не увидим.
   - Я буду ждать всю ночь до утра, - сказала другая, - и весь следующий день, и следующую ночь, пока не увижу какие-нибудь признаки лодок и не узнаю, живы они или мертвы, - но едва она замолчала, раздался крик: "Вот они", и две или три рыбацкие лодки были вытащены на песок рядом с тем местом, где они стояли, и женщины бросились обнимать своих мужей, и все закричали от радости.
   Рыбаки спросили, кто это играл на арфе; "Ибо, - сказали они, - эта музыка спасла нас. Мы были далеко от берега, и было так темно, что мы не могли сказать, плыть ли нам налево или направо, и не было никакого знака, который мог бы привести нас к берегу; как вдруг мы услышали самую прекрасную музыку, и мы последовали на звук, и добрались до берега без какой-либо опасности.
   - Это добрый арфист, который играл, пока мы смотрели, - сказали женщины, все они повернулись к Арасмону и со слезами на глазах выразили ему свою благодарность и спросили его, что они могут для него сделать или что они могут дать ему в знак своей благодарности; но Арасмон покачал головой и сказал: "Вы ничего не можете для меня сделать, если не скажете мне, где искать мою жену Хрисею. Я блуждаю по свету, чтобы найти ее", и когда женщины покачали головами и снова сказали, что ничего о ней не знают, струны арфы, когда он коснулся их, снова заплакали,
   - Арасмон! Арасмон! послушай меня. Это я, Хрисея, - но опять никто этого не понял, и хотя все жалели его, никто не мог ему помочь.
   На следующее утро, когда туман рассеялся, и засияло солнце, маленький корабль отплыл в чужие страны, и Арасмон попросил капитана взять его с собой, чтобы он мог искать Хрисею еще дальше.
   Они плыли и плыли, пока, наконец, не прибыли в страну, в которую направлялись; но они обнаружили, что вся земля в смятении, повсюду война и сражения, и люди покидали свои дома и прятались в городах, опасаясь ужасного врага. Но никто не обидел Арасмона, когда он шел дальше со своей арфой в руке, но никто не останавливался, чтобы ответить ему, когда он спрашивал, была ли там Хрисея, потому что все были слишком напуганы и спешили найти себе укрытие.
   Наконец он прибыл в главный город, где жил король, и здесь он нашел всех мужчин, строивших стены и башни и готовившихся защищать город, потому что они знали, что их враг идет осаждать его, но все солдаты были мрачны и подавлены духом.
   - Нам невозможно победить, - говорили они, - потому что их трое на каждого из нас, и они возьмут наш город и возьмут в плен нашего короля.
   В ту ночь, когда стражники выглянули за стены, они увидели вдалеке огромную армию, марширующую к ним, и мечи и шлемы врагов сверкали в лунном свете.
   Они подали сигнал, и капитаны собрали своих людей, чтобы подготовить их к бою; но они были так уверены, что их разобьют, что их офицеры с трудом смогли подвести их к стенам.
   - Было бы лучше, - сказали солдаты, - немедленно сложить оружие и позволить врагу войти, потому что тогда мы не потеряем наши жизни, а также наш город и наше богатство.
   Когда Арасмон услышал это, он сел у стены города и начал играть на своей арфе, и на этот раз ее музыка была такой громкой и ясной, что ее можно было слышать повсюду, и этот звук был таким ликующим и радостным, что, когда солдаты услышали его, они подняли головы, и их страх исчез, и они двинулись вперед, крича, что они победят или будут убиты.
   Враг напал на город, но солдаты встретили его с такой силой, что тот был отброшен и бежал, а победоносная армия последовала за ним и изгнала совсем из своей страны, и Арасмон шел с ними, играя на своей арфе, чтобы подбодрить их.
   Когда они узнали, что победа принадлежит им, все капитаны задались вопросом, что стало причиной их внезапного успеха, и один из лейтенантов сказал: "Это был тот странный арфист, который шел с нами, играя на своей арфе. Когда наши люди услышали его музыку, они стали храбрыми, как львы". Поэтому капитаны послали за Арасмоном, но когда он пришел, они были поражены, увидев, каким изможденным и худым он выглядел, и едва могли поверить, что это он играл такую чудесную музыку, потому что его лицо стало худым и бледным, а в волосах появились седые пряди.
   Они спросили его, что бы он хотел иметь, сказав, что дадут ему все, что он выберет, за ту великую услугу, которую он им оказал.
   Арасмон покачал головой и сказал:
   - Я ничего не хочу из того, что вы можете мне дать. Я ищу по всему миру свою жену Хрисею. Прошло много-много лет с тех пор, как я потерял ее. Мы двое были счастливы, как птицы на ветке. Мы бродили по миру, пели и играли на солнышке. Но теперь она ушла, и меня больше ничего не волнует.
   И капитаны с жалостью посмотрели на него, потому что все они считали его сумасшедшим, и не могли понять, что сказала арфа, когда он снова заиграл на ней, а она заплакала:
   - Послушай, Арасмон! Я здесь: я, Хрисея.
   Итак, Арасмон покинул тот город и начал все сначала, и скитался дни, месяцы и годы.
   Он побывал во многих странных местах и встретился со многими странными людьми, но не нашел никаких следов Хрисеи, и с каждым днем выглядел старше, печальнее и изможденнее.
   Наконец он прибыл в страну, где король ничего на свете не любил так, как музыку. Он так любил ее, что у него было множество музыкантов и певцов, которые всегда жили в его дворце, и не было другого способа угодить ему так хорошо, как прислать нового музыканта или певца. Поэтому, когда Арасмон пришел в страну, и люди услышали, как чудесно он играл, они сразу сказали: "Давайте отведем его к королю. Бедняга сошел с ума. Послушайте его рассказ о том, что ищет свою жену; но, сумасшедший он или нет, его игра порадует короля. Давайте сразу же отведем его во дворец". Поэтому, хотя Арасмон сопротивлялся им, они потащили его ко двору и послали гонца к королю, чтобы сказать, - они нашли бедного безумного бродячего арфиста, который играл музыку, подобной которой они никогда раньше не слышали.
   Король с королевой и весь двор пировали, когда вошел гонец и сказал, что народ привел нового арфиста, чтобы тот играл перед его величеством.
   - Новый арфист! - сказал он. - Это хорошо. Пусть его немедленно приведут сюда, чтобы он сыграл нам.
   Итак, Арасмона ввели в зал и подвели к золотым тронам, на которых восседали король и королева. Это был чудесный зал, сделанный из золота и серебра, хрусталя и слоновой кости, и придворные, одетые в голубое и зеленое, золото и бриллианты, представляли собой чудесное зрелище. За троном стояли двенадцать юных служанок, одетых в белое, которые пели очень сладко, а за ними были музыканты, которые аккомпанировали им на всех видах инструментов. Арасмон никогда в жизни не видел такого великолепного зрелища.
   - Подойди, - крикнул ему король, - и дай нам послушать, как ты играешь.
   И певцы перестали петь, а музыканты презрительно улыбнулись, ибо не могли поверить, что музыка Арасмона может сравниться с их музыкой. Ибо он пребывал в самом плачевном состоянии. Он пришел издалека, и дорожная пыль осела на нем. Его одежда была изношена и испачкана, в то время как его лицо было таким худым, встревоженным и печальным, что на него было жалко смотреть; но его арфа из чистого сияющего золота ничуть не изменилась. Он начал играть, и все улыбки исчезли, и женщины начали плакать, а мужчины сидели и смотрели на него в изумлении. Когда он закончил, король вскочил и воскликнул: "Останься со мной. Ты будешь моим главным музыкантом. Никогда раньше я не слышал такой игры, как твоя, и я дам тебе все, что ты захочешь". Но, услышав это, Арасмон опустился на одно колено и сказал:
   - Мой милостивый господин, я не могу остаться. Я потерял свою жену Хрисею. Я должен обыскать весь мир, пока не найду ее. Ах! как она была прекрасна и как сладко пела; ее пение было намного слаще, чем даже музыка моей арфы.
   - Вот как! - воскликнул король. - Тогда я тоже хотел бы ее услышать. Но останься со мной, и я пошлю гонцов по всему миру, чтобы искать ее далеко и близко, и они найдут ее гораздо раньше, чем ты.
   Поэтому Арасмон остался при дворе, но сказал, что, если Хрисея не придет в ближайшее время, он должен отправиться дальше, чтобы найти ее сам.
   Король приказал, чтобы он был одет в самую дорогую одежду и получил все, что он мог пожелать, и после этого он не слышал никакой музыки, кроме игры Арасмона, поэтому все остальные музыканты завидовали и жалели, что он пришел во дворец. Но самым странным было то, что никто, кроме Арасмона, не мог играть на его золотой арфе. Все королевские арфисты старались, и сам король тоже старался, но когда они касались струн, от них исходил странный, печальный вой, и никто, кроме Арасмона, не мог извлечь из нее прекрасных нот.
   Но придворные и музыканты все больше и больше сердились на Арасмона, пока, наконец, не возненавидели его настолько, что только и думали, как бы причинить ему какой-нибудь вред; ибо они говорили:
   - Кто он такой, чтобы наш король любил и почитал его перед нами? В конце концов, прекрасна вовсе не его игра; это главным образом арфа, на которой он играет, и если бы ее у него забрали, он был бы не лучше нас.
   И они начали совещаться о том, как им украсть его арфу.
   Однажды жарким летним вечером Арасмон вышел в дворцовый сад и сел отдохнуть под большим буком, когда невдалеке увидел двух придворных, разговаривающих друг с другом, и услышал, что они говорили о нем, хотя они не видели его и не знали, что он там.
   - Бедняга безумен, - сказал один из них, - в этом почти нет сомнений, но, сумасшедший он или нет, пока он играет на своей арфе, король не будет слушать никого другого.
   - Единственный способ - это забрать у него арфу, - сказал другой. - Но трудно понять, как это сделать, потому что он никогда не выпускает ее из рук.
   - Мы должны забрать ее у него, когда он спит, - сказал первый.
   - Конечно, - согласился другой; и Арасмон услышал, как они договариваются, как и когда они войдут ночью в его комнату, чтобы украсть его арфу.
   Он сидел неподвижно, пока они не ушли, а затем встал и, нежно взяв ее, повернулся и вышел из дворца через садовые ворота.
   - Я потерял Хрисею, - сказал он, - а теперь они хотят отнять у меня даже мою арфу, единственное, что я должен любить во всем этом мире; но я уйду далеко, далеко, где они никогда не найдут меня, - и когда он скрылся из виду, то побежал изо всех сил и не отдыхал, пока не оказался далеко на одиноком холме, где его никто не видел.
   Звезды начинали светить, хотя еще не стемнело. Арасмон сидел на камне и смотрел на далекую и близкую страну. Он слышал, как звенят овечьи колокольчики вокруг него, а вдалеке мог видеть город и дворец, который он покинул.
   Затем он начал играть на своей арфе, и пока он играл, овцы перестали щипать траву и подошли к нему, чтобы послушать.
   Звезды стали ярче, а вечер темнее, и он увидел женщину с ребенком, поднимающуюся на холм.
   Она выглядела бледной и усталой, но ее лицо было очень счастливым, когда она села недалеко от Арасмона и слушала его игру, нетерпеливо глядя на дорогу, как будто ждала кого-то, кто должен был прийти. Вскоре она повернулась и сказала:
   - Как прекрасно ты играешь; я никогда раньше не слышала подобной музыки, но что заставляет тебя выглядеть таким грустным? Ты несчастен?
   - Да, - сказал Арасмон, - я очень несчастен. Я потерял свою жену Хрисею много лет назад, и не знаю, где она может быть.
   - Прошел год с тех пор, как я видела своего мужа в последний раз, - сказала женщина. - Он ушел на войну, но теперь наступил мир, он возвращается, и сегодня ночью он поднимется на этот холм. Именно здесь мы расстались, и теперь я пришла, чтобы встретиться с ним.
   - Как ты, должно быть, счастлива, - сказал Арасмон. - Я никогда больше не увижу Хрисею, - и, говоря это, он тронул струну на арфе, которая воскликнула: - О Арасмон, мой муж! почему ты меня не узнаешь? Это я, Хрисея.
   - Не говори так, - продолжала женщина, - когда-нибудь ты ее найдешь. Почему ты сидишь здесь? Это здесь вы расстались с ней?
   Арасмон рассказал ей, как они отправились в странную деревню и остановились там на ночь, а утром Хрисея исчезла, и что с тех пор он бродил по всему миру в поисках ее.
   - Я думаю, что ты глуп, - сказала женщина, - возможно, твоя жена все это время ждала тебя в той деревне. На твоем месте я бы вернулась туда, где ты расстался с ней, и ждала там, пока она не вернется. Как я могла бы встретиться со своим мужем, если бы не пришла на то место, где мы в последний раз были вместе? Мы оба могли бы скитаться вечно и никогда не найти друг друга; а теперь, смотри, вот он идет, - она вскрикнула от радости и побежала навстречу солдату, который поднимался на холм.
   Арасмон наблюдал, как они встретились и поцеловались, и увидел, как отец поднял ребенка на руки, затем все трое вместе поднялись на холм, а когда они ушли, он сел и горько заплакал.
   - Что она сказала? - спросил он. - Что я должен вернуться на то место, где мы расстались. Ее там не будет, но я пойду и умру на том месте, где видел ее в последний раз.
   Поэтому он снова взял свою арфу и пошел. Он путешествовал много дней и ночей по суше и морю, пока однажды поздно вечером не увидел холм, на котором стояла маленькая деревня. Но сначала он не мог поверить, что попал в нужное место, настолько все изменилось. Он остановился и удивленно огляделся вокруг. Он стоял в тенистом переулке, над его головой смыкались изогнутые деревья. Берега были полны весенних цветов, а по обе стороны изгороди виднелись поля, полные молодой зелени.
   - Неужели это та жалкая голая дорога, по которой мы шли вместе? Я бы действительно хотел, чтобы это было так, и чтобы она сейчас была со мной, - сказал он.
   Когда он посмотрел на деревню, перемена показалась ему еще разительней. Было много домов, и они были аккуратными и ухоженными, стояли в аккуратных садах, полных цветов. Он слышал веселые голоса крестьян и смех деревенских детей. Все это место, казалось, было полно жизни и счастья. Он снова остановился на холме, где они с Хрисеей играли и пели.
   - Прошло много, много долгих лет с тех пор, как я был здесь, - сказал он. - Время странно изменило все; но трудно сказать, что изменилось больше, эта деревня или я, потому что тогда она была погружена в несчастье и нищету, а теперь она обрела счастье и богатство, а я, который был так счастлив и рад, теперь сломлен и изношен. Я потерял свое единственное богатство, свою жену Хрисею. Здесь она стояла и пела, и теперь я никогда больше не увижу ее и не услышу, как она поет.
   Мимо него прошла молодая девушка, гнавшая коров, и он повернулся и заговорил с ней.
   - Скажите мне, прошу вас, - сказал он, - не сильно ли изменилась ваша деревня за последние годы? Я был здесь давным-давно, но теперь я не могу думать, что это то же самое место, потому что это самое яркое и процветающее место, какое я когда-либо видел; я же помню его только как унылую полуразрушенную деревню, где никогда не росла трава.
   - О! - сказала девушка, - значит, вы были здесь в наше тяжелое время, но сейчас мы не любим вспоминать об этом, опасаясь, что наши беды вернутся. Люди говорят, что мы были заколдованы. Это было так давно, что я едва помню это, потому что тогда я была совсем маленьким ребенком. Но бродячий музыкант и его жена освободили нас; по крайней мере, все начало налаживаться после их прихода, и теперь мы думаем, что они, должно быть, были ангелами с небес, потому что на следующий день они ушли, и с тех пор мы никогда их не видели.
   - Это были я и моя жена Хрисея, - воскликнул Арасмон. - Ты ее видела? Она была здесь? С тех пор я искал ее по всему миру, но не могу найти, и теперь я боюсь, что она мертва.
   Девушка удивленно уставилась на него.
   - Вы? бедный старик! О чем вы говорите? Вы, должно быть, сошли с ума, если говорите такие вещи. Эти музыканты были самыми красивыми людьми на земле, и они были молоды и одеты в сияющее белое и золотое, а вы - старый, седой и оборванный, и, несомненно, вы также очень больны, потому что кажетесь таким слабым, что едва можете ходить. Пойдемте со мной ко мне в дом, и я дам вам поесть; вы отдохнете, пока вам не станет лучше.
   Арасмон покачал головой.
   - Я ищу Хрисею, - сказал он, - и не успокоюсь, пока не найду ее, - и девушка, видя, что он полон решимости, оставила его в покое и пошла своей дорогой, гоня перед собой своих коров.
   Когда она ушла, Арасмон сел на обочине и заплакал так, как будто его сердце вот-вот разорвется.
   - Это слишком верно, - сказал он, - я так стар и измучен, что, когда найду ее, она не узнает меня, - и когда он снова заплакал, его рука ударила по струнам арфы, и они воскликнули: - Я наблюдала за тобой все эти годы, мой Арасмон. Успокойся, я очень близко, - и его слезы прекратились, и его успокоил голос арфы, хотя он и не знал почему.
   Затем он поднялся.
   - Я пойду на пустошь, - сказал он, - и поищу дерево, на котором нашел свою арфу, и это будет моим последним пристанищем, ибо, несомненно, моих сил не хватит, чтобы идти дальше. - Поэтому он медленно побрел дальше, крича на ходу слабым голосом: - Хрисея, моя Хрисея! ты здесь? Я искал тебя по всему миру с тех пор, как ты покинула меня, и теперь, когда я стар и хочу умереть, я пришел искать тебя там, где мы расстались.
   Когда он вышел на пустошь, он снова удивился перемене, произошедшей во всей округе. Он думал об обугленной, почерневшей пустоши, на которой стоял раньше, и теперь с изумлением смотрел на золотистый утесник, на пурпурный вереск, такой густой, что он едва мог пробираться через него.
   - Сейчас это прекрасное место, - сказал он, - но много лет назад оно нравилось мне больше, каким бы пустынным и заброшенным оно ни было, потому что здесь была моя Хрисея.
   На пустоши было так много деревьев, что он не мог сказать, на каком из них висела его арфа, но, не в силах идти дальше, он пошатнулся и опустился под большим дубом, в ветвях которого сладко пел черный дрозд. Солнце садилось точно так же, как и в былые времена, когда он нашел свою арфу, и большинство песен птиц закончились, но эта птица все еще пела сладко и ясно, и Арасмон, несмотря на усталость и слабость, поднял голову и прислушался.
   - Я никогда не слышал, чтобы птица так пела, - сказал он. - Какую мелодию она поет? Я сыграю ее на своей арфе, прежде чем умру.
   И со всей оставшейся у него силой он протянул дрожащую руку и, схватив арфу, ударил по ней нотами птичьего пения, затем в изнеможении откинулся назад и закрыл глаза.
   В тот же миг арфа выскользнула у него из рук, и Хрисея встала рядом с ним - Хрисея, одетая, как в старину, в сияющее белое и золотое, с яркими волосами и глазами.
   - Арасмон! - воскликнула она. - Смотри, это я, Хрисея!
   Но Арасмон не пошевелился. Она возвысила голос и запела нежнее, чем птица над головой, и Арасмон открыл глаза и посмотрел на нее.
   - Хрисея! - воскликнул он. - Я нашел свою жену Хрисею! - И он положил голову ей на грудь и умер. И когда Хрисея увидела это, ее сердце разбилось, и она легла рядом с ним и умерла, не сказав ни слова.
   Утром, когда некоторые жители деревни пересекли пустошь, они увидели Арасмона и Хрисею, лежащих под дубом в объятиях друг друга, и подошли к ним, думая, что они спят, но когда они увидели их лица, то поняли, что они мертвы.
   Один старик наклонился, посмотрел на Хрисею и сказал:
   - Несомненно, это та женщина, которая пришла к нам и пела давным-давно, когда мы были в беде; и, хотя он изменился и выглядит измученным, он похож на ее мужа, который играл, пока она пела.
   Затем пришла девушка, которая гнала коров, и рассказала им, как она встретила Арасмона, и все, что он ей сказал.
   - Он сказал, что повсюду искал свою жену, - сказала она. - Я рада, что он нашел ее. Где она могла быть?
   - Если бы мы знали, что это он, - сказали все, - как бы мы приветствовали его! но видишь, он выглядит вполне довольным и как будто ничего больше не желает, с тех пор как нашел свою жену Хрисею.
  

СЕРДЦЕ ПРИНЦЕССЫ ДЖОАН

  
   Давным-давно, во времена фей, жили король и королева, которые были богаты и счастливы.
   Но королева была гордой, надменной женщиной и не любила никого более могущественного, чем она сама. И больше всего она ненавидела волшебный народ и не могла вынести, когда они приходили в замок, где жили она и король.
   Прошло время, и у королевы родился маленький ребенок, - дочь, которую они назвали Джоан, - звонили колокола, и по всей стране было великое ликование, и король и королева были счастливы.
   Однажды, когда королева сидела у колыбели маленькой принцессы, наблюдая за ней, она сказала: "Моя милая малышка, когда ты вырастешь и станешь женщиной, ты будешь богатой и красивой, и ты выйдешь замуж за какого-нибудь молодого принца, который будет нежно любить тебя, а затем, в свою очередь, станешь королевой, и у тебя будет прекрасный дворец, и драгоценности, и земли, сколько душе угодно". Едва она закончила говорить, как услышала рядом с собой легкий шум и, подняв глаза, увидела женщину, одетую в желтое с головы до ног, стоявшую по другую сторону колыбели. На ней была желтая шапочка, которая полностью закрывала ее голову, так что волос не было видно, а глаза, которые выглядели хитрыми и свирепыми, были желтыми, как и ее платье.
   - А откуда ты знаешь, королева, что твой ребенок будет так счастлив? К чьей помощи ты будешь стремиться, чтобы получить для нее все эти прекрасные вещи? - сказала странная женщина.
   - Я не буду просить ничьей помощи, - надменно сказала королева, - потому что я королева этой страны и могу получить все, что мне заблагорассудится.
   Желтая женщина засмеялась и сказала: "Не будь слишком самоуверенна, гордая королева; но на следующую ночь, когда луна будет яркой, хорошо охраняй принцессу, когда часы пробьют двенадцать, чтобы у нее ничего не украли".
   - Ни один вор не приблизится к ней, - воскликнула королева; но прежде чем она закончила говорить, женщина исчезла, и королева поняла, что это была фея.
   Небо в ту ночь было темным и пасмурным, и луны не было видно; следующая ночь была такой же, но на третью ночь луна светила ярко и ясно, и когда часы пробили двенадцать, королева проснулась и посмотрела на младенца, который мирно спал в своей колыбели; но между ударами часов она услышала слабый свист за окном, который с каждым мгновением становился все громче. Как будто кто-то свистнул, чтобы спугнуть птицу, и, услышав это, ребенок проснулся и громко заплакал. Королева не могла успокоить девочку, как ни старалась. Наконец малышка закричала совсем громко, а затем застыла совершенно неподвижно, и в этот момент королева увидела, как что-то порхает по комнате, похожее на крошечную птичку с розовыми мягкими перьями. Она вылетела прямо в окно, и свист прекратился, и все снова стало тихо, как прежде. Королева взяла младенца на руки и с тревогой посмотрела на него при свете луны, но он выглядел хорошо и спокойно спал, поэтому мать положила его в колыбель и попыталась забыть желтую фею и свист.
   Няня принцессы Джоан была очень мудрой старой женщиной, много знавшей о феях и их обычаях, и по мере того, как ребенок рос, она наблюдала за ней с озабоченным лицом.
   - Она очарована, - сказала она, - хотя как, я не знаю; но прежде чем она станет женщиной, все увидят, насколько она отличается от других.
   Слова няньки оказались правдой. Никто никогда не видел такой маленькой девочки, как принцесса. Ее ничто не беспокоило. Она не проронила ни слезинки. Если она злилась, то топала ногами и ее глаза сверкали, но она никогда не плакала и никого не любила. Когда ее маленькая собачка умерла, она откровенно смеялась; когда король, ее отец, отправился на войну, это не огорчило ее; а когда он вернулся, она была не счастливее, чем когда его не было. Она никогда не целовала свою мать или своих дам, и когда они говорили, что любят ее, она смотрела на них и спрашивала, что они имели в виду. При этом дамы сердились на нее и упрекали за жестокосердие, но старая няня всегда останавливала их, говоря:
   - Вы не должны винить ее. Она очарована, и это не ее вина.
   Принцесса Джоан выросла и стала самой красивой девушкой в стране. Прошло много долгих лет с тех пор, как видели такую прекрасную девушку, но, несмотря на все это, ее мать горько оплакивала ее, и ее глаза были красными от слез по ее прекрасной дочери, которая сама еще ни разу не пролила ни слезинки.
   Соседней страной правили король и королева, у которых был только один сын по имени Михаэль, которого все очень любили. Он был красивым молодым человеком, и так же хорош, как и красив. Он был так же милостив к самому бедному нищему, как и к самому богатому лорду, и все бедняки приходили к нему, чтобы рассказать о своих бедах, если они думали, что с ними плохо обращаются.
   В этой стране на высоком холме стояла круглая башня, а на вершине ее жил старый волшебник. Никто не знал его возраста, потому что он жил там сотни лет, и никто не знал, как была построена башня, потому что она была сделана из одного огромного камня, и в ней вообще не было стыков.
   Король и королева боялись старого волшебника и никогда не приближались к нему; действительно, никто во всей стране никогда не отваживался подняться на башню и увидеть старика за его работой, кроме принца Михаэля, который хорошо знал старого волшебника и совсем не боялся его, но поднимался и спускался, когда ему было угодно.
   Однажды яркой лунной ночью случилось так, что принц оказался один на склоне холма, и, увидев яркий свет, сияющий на вершине башни, решил войти и нанести старику визит. Поэтому он подошел к маленькой двери и, толкнув ее, вошел в узкую, темную, извилистую лестницу, которая вела прямо вверх в комнату наверху, в которой жил волшебник. На лестнице было темно, как в кромешной тьме, потому что там не было окон. Более того, она была такой узкой, что только один человек мог пройти по ней за раз, но принц Михаэль хорошо знал дорогу и все карабкался и карабкался, пока не увидел полоску света, и, наконец, вошел через маленькую дверь в комнату, в которой сидел колдун.
   В этой комнате было светло, как днем, потому что она освещалась лампой, которую старик сделал сам, и в которой не горело ни масла, ни фитиля, но каждый день она наполнялась солнечными лучами и удерживала их ночью после захода солнца.
   Комната была освещена, а посередине сидел волшебник, на которого было приятно смотреть, потому что он был весь белый. Его борода была белой, как снег, и издалека вы не могли сказать, где была борода, а где платье, но когда вы подходили ближе, то видели, что борода ниспадала почти до его ног, а его кожа была такой же белой, как борода или платье. Глаза у него были совсем бесцветные, но яркие, как две свечи.
   Когда Михаэль вошел, он сидел, глядя в огромную книгу, полную цветных картинок маленьких мужчин и женщин высотой около трех дюймов каждый. Они не были похожи на другие картинки, потому что ходили и двигались по странице, словно живые.
   - Это я, отец. Что это за книга? - спросил Михаэль, подходя к старику.
   - В этой книге, - сказал волшебник, - я храню портреты всех мужчин и женщин в мире, но они - живые портреты, потому что двигаются и выглядят точно так же, как оригиналы.
   - Это, должно быть, очень забавно, - воскликнул Михаэль. - Пожалуйста, покажи мне портреты всех королей, королев и принцесс. Это будет восхитительно, - и он опустился на колени рядом со стариком и заглянул ему через плечо.
   Колдун что-то пробормотал себе под нос и перевернул страницы, а затем остановился на одной, на которой Михаэль увидел маленькие фигурки королей и королев; некоторых он знал, а некоторых никогда раньше не видел.
   - Вот, - воскликнул он, - старый король Ренн, который прибыл к нашему двору в прошлом году, а это королева Констанция, а это их племянник принц Гилберт, который станет королем, когда они умрут, а вот наши соседи - король и королева соседней страны, и, о, отец, кто эта прекрасная принцесса рядом с ними?
   - Это их дочь принцесса Джоан, - со вздохом сказал волшебник. - Но не смотри на нее, сын мой, потому что она не принесет ничего, кроме неприятностей всем, кто ее знает.
   - Мне все равно, принесет ли она беду или счастье, - воскликнул принц. - Но наверняка она самое прекрасное создание на свете, - он схватил книгу и долго смотрел на крошечную фигурку принцессы. Действительно, она была очень красива. Она была одета в белое, с золотым поясом на талии и венком из золотых маргариток на голове, и, пока Михаэль смотрел, она переворачивала страницы и улыбалась ему, пока он не улыбнулся в ответ, и не мог оторвать от нее глаз.
   Когда волшебник увидел это, он взял книгу из рук молодого человека и спрятал ее, сказав:
   - Не думай больше о принцессе Джоан, какой бы красивой она ни была, или однажды ты сильно пожалеешь об этом.
   Принц Михаэль ничего не ответил, но все больше думал о маленькой картинке принцессы. После того как он покинул башню и вернулся во дворец, он не мог забыть ее, но мечтал о ней всю ночь и думал о ней весь день.
   На следующее утро он пошел к королю и сказал: "Отец мой, я пришел просить тебя послать к королю соседней страны и спросить, могу ли я взять в жены его дочь, принцессу Джоан, потому что я видел ее портрет, и нет никого в мире, кого я так сильно люблю".
   Когда король услышал это, он пришел в восторг.
   - Наши добрые соседи, - сказал он, - богаты и могущественны, и для нашего сына будет большой удачей жениться на их дочери.
   Поэтому он сразу же отправил посла просить руки принцессы Джоан для принца Михаэля.
   Отец и мать Джоан были в восторге от предложения и сразу же решили принять его; но сердце королевы сжалось, потому что она подумала: "Наша бедная Джоан не похожа ни на одну другую девушку, которая когда-либо жила раньше, и, возможно, когда принц Михаэль увидит ее и узнает об этом, он откажется жениться на ней"; но она ничего не сказала о своих страхах, и посол вернулся ко двору, нагруженный подарками и с посланием о принятии.
   До его возвращения принц Михаэль не знал ни сна, ни покоя, но бродил в одиночестве среди холмов, думая о Джоан, и все же в глубине души он задавался вопросом, что имел в виду волшебник, когда сказал, что если он будет много думать о принцессе, то однажды пожалеет об этом.
   Наконец он сказал себе: "Я переоденусь бедняком и сам пойду к своей принцессе до возвращения посла, тогда я узнаю, что имел в виду волшебник".
   Поэтому он переоделся крестьянином и отправился один, никому не сказав, куда он направляется, и странствовал день и ночь, пока не прибыл в страну, где жила Джоан, и во дворец ее отца. Он прошел мимо дворцовых садов, и никто его не заметил, и он увидел группу прекрасных дам, которые сидели вместе на траве.
   Его сердце учащенно забилось, когда он посмотрел на них, потому что среди них, самая прекрасная из всех, сидела принцесса Джоан. Ее золотистые волосы ниспадали до талии, лицо было похоже на румяную розу, а глаза были голубыми, как незабудки, но когда она подняла их, он увидел, что они ясные и твердые, как стекло, а ее голос, когда она заговорила, был похож на холодный колокол.
   К ней подбежала маленькая служанка, горько плача, и сказала:
   - Умоляю вас, принцесса, позвольте мне на время вернуться в мой собственный дом, потому что мой отец, охотник, сломал ногу и очень болен.
   - Почему ты должна плакать из-за этого? - спросила принцесса. - Пострадал твой отец, а не ты; но ты можешь идти, потому что, когда ты плачешь и у тебя красные глаза, ты уродлива, и мне не нравится тебя видеть, так что постарайся, когда вернешься, быть красивой и яркой, как всегда.
   Когда дамы услышали ее, они рассердились, но ни одна из них ничего не сказала, и маленькая служанка ушла, плача.
   Пришел конюх из дворца и сказал:
   - Ваше королевское высочество, лошадь, на которой вы ехали вчера, мертва, и мы думаем, это потому, что вы проехали на ней слишком много, когда она уже устала, как мы вам говорили.
   - Она мертва? - воскликнула принцесса. - Тогда поскорее достань мне другую, чтобы я мог снова скакать завтра, и на этот раз постарайся, чтобы это была хорошая сильная лошадь, иначе она может пасть подо мной.
   Конюх ушел, бормоча что-то, а фрейлины принцессы выглядели еще серьезнее, чем раньше, но лицо самой принцессы было ярким, как летнее небо, и она продолжала говорить, не обращая внимания на их печальные взгляды.
   Принц Михаэль отвернулся с тяжелым сердцем.
   - Волшебник говорил правду, - сказал он себе, - не будет ничего, кроме горя, для всех тех, кто полюбит бедную принцессу Джоан.
   И все же он не мог оставить ее и сразу вернуться в свой дом, он оставался возле дворца и в течение нескольких дней незаметно наблюдал за ней, когда она шла и ехала, и слушал все, что она говорила, и с каждым днем он горевал все больше и больше, потому что она никому не сказала ни одного доброго ласкового слова; и все же каждый день, когда он видел, как она прекрасна, он любил ее все больше и больше.
   Когда он снова вернулся в свой собственный дом, то повсюду нашел великую радость, так как посол вернулся с посланием от отца Джоан, обещавшего, что она выйдет замуж за принца, и повсюду велись приготовления к приезду принцессы в ее новый дом.
   - Сын мой, - сказал король, - все устроено для того, чтобы ты торжественно отправился ко двору ее отца и привез свою невесту, так что теперь я надеюсь, ты счастлив и ничего больше не желаешь.
   Когда принц Михаэль услышал это, лицо его стало печальным и серьезным, и его отец и мать задались вопросом, что с ним случилось. Но он сказал себе: "Я никогда не женюсь на моей Джоан, пока она не полюбит меня так, как я люблю ее; но как она может это сделать, если она никого не любит, даже своих собственных отца и мать?"
   При дворе отца Джоан были сделаны грандиозные приготовления, и все были в волнении, когда прибыл принц Михаэль со слугами, лошадьми и подарками для невесты.
   Король и королева сели на троны, чтобы принять его, а рядом с ними была Джоан, и она выглядела такой красивой в платье, таком же голубом, как ее глаза, что все говорили: "Как он будет рад, когда увидит, как она прекрасна".
   Раздался звук труб и звон колоколов, когда вошел принц Михаэль в сопровождении своих слуг, а король, королева и все придворные встали.
   Принц прошел по залу к тронам, на которых они сидели, и, опустившись на одно колено, поцеловал их руки, и последней поцеловал руку принцессы, но он не поднимал глаз от земли и не смотрел ей в лицо, а его собственное было таким печальным, что люди перешептывались друг с другом и говорили: "В чем дело, почему он выглядит таким несчастным? Он должен быть счастливым, ведь она так прекрасна".
   Ночью, когда веселье закончилось, принц послал сообщение королеве, умоляя ее поговорить с ним наедине, и когда та услышала это, ее сердце упало, и она подумала: "Он узнал, что с Джоан что-то не так, и, возможно, собирается сказать, что все-таки не женится на ней".
   Поэтому она отослала всех, кроме старой няни, и велела принцу прийти.
   Когда он вошел и увидел ее печальный взгляд, он сказал:
   - Значит, вы догадались, королева, почему я пришел поговорить с вами. Скажите мне правду, что беспокоит принцессу Джоан, и почему она не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо видел.
   Королева горько заплакала и сказала:
   - Я не знаю; хотела бы я это сделать!
   Но старая няня сказала:
   - Я знаю и скажу тебе, принц. Принцесса Джоан околдована. Злая фея заколдовала ее, когда она была крошечным ребенком, и пока это очарование не будет разрушено, она никогда не будет такой, как другие люди.
   - И в чем же заключается очарование? - спросил принц.
   - Этого я не знаю, - сказала няня. Затем она рассказала Михаэлю о желтой женщине и о свисте, который королева слышала ночью; слушая ее, принц вздохнул и сказал: "Нет такого заклинания, которое нельзя было бы разрушить, если только знать, как это сделать; но это трудно сделать, потому что мы не знаем, что это за заклинание или кто та фея, которая его наложила. Но прикажи прекратить приготовления к свадебным торжествам, королева, ибо свадьбы не будет. Нет, не раньше, чем я найду фею, которая обидела мою Джоан, и заставлю ее расколдовать ее. Завтра я уйду на рассвете и отправлюсь в самые дальние концы света в поисках того, что может разрушить очарование. Пусть Джоан ждет меня семь лет, и если, когда они пройдут, я не вернусь, и вы ничего не услышите обо мне, считайте, что я умер; и она может выйти замуж за другого, за кого вы захотите, ибо, если я буду жив, я вернусь до этого срока. Но пока не пройдет семь лет, помните, что Джоан все еще моя.
   Услышав это, королева заплакала еще сильнее и умоляла принца либо остаться и жениться на Джоан, либо оставить ее, вернуться в свой дом и забыть ее; но если он отправится в земли гоблинов и фей, никто не узнает, что с ним стало, и он никогда не найдет фею, которая очаровала Джоан, или не узнает, как разрушить чары; но принц Михаэль только покачал головой и сказал: "Я поклялся, что не женюсь на Джоан, пока она не полюбит меня так, как люблю ее я, и я не могу вернуться в свой дом и забыть ее, поэтому скажите ей, чтобы она была готова завтра на рассвете попрощаться со мной, и никому не говорите, что я ухожу, пока я не уйду. Также я прошу вас послать гонца к моим отцу и матери, чтобы сообщить им, почему я не возвращаюсь, потому что я не увижу их, чтобы они также не попытались отговорить меня".
   Королева больше ничего не сказала, но очень горько заплакала; старая няня улыбнулась, кивнула Михаэлю и сказала:
   - Ты справишься. Ты благородный принц и вполне заслуживаешь любви нашей принцессы.
   На следующее утро на рассвете королева разбудила принцессу и велела ей встать, так как принц Михаэль ждал ее, чтобы попрощаться. Принц стоял у дверей дворца, и когда принцесса Джоан вышла, выглядя еще прекраснее, чем когда-либо в тусклом утреннем свете, слезы наполнили его глаза, и он подумал: "Скорее всего, я никогда больше ее не увижу, и тогда она никогда не узнает, как сильно я ее любил".
   - Прощай, Джоан, - сказал он, - не забывай меня совсем в течение семи лет, ибо, может быть, я еще вернусь и женюсь на тебе.
   - Но почему ты уходишь? - спросила Джоан. - Я думала, что будет пышная свадьба, и у меня будут все подарки, которые для меня готовят, а теперь у меня ничего не будет; но до свидания, если тебе нужно идти.
   Михаэль вздохнул, вскочил на коня и попрощался с ней. Когда он оглянулся на дворец, королева и Джоан все еще стояли в дверях, и королева рыдала; но принцесса Джоан выглядела вполне счастливой и довольной и лучезарно улыбалась.
   Принц Михаэль скакал и скакал, пока не добрался до своего собственного дома, и тогда он сразу же повернул к башне, в которой жил волшебник. Он поднялся на башню и обнаружил старика, сидящего, как и прежде, в одиночестве, но перед ним не было книги, и он выглядел очень серьезным.
   - Я знаю, зачем ты пришел, - сказал он, как только Михаэль вошел в комнату. - Итак, ты видел принцессу Джоан и все еще хочешь жениться на ней?
   - Я женюсь на ней или ни на ком, - ответил Михаэль. - Но не раньше, чем выясню, кто ее околдовал, и разрушу чары.
   - Тебе придется долго искать, - сказал волшебник, - и могут пройти годы, прежде чем ты сможешь освободить ее. Забудь о ней, сын мой, возвращайся в свой дом, и не трать свою жизнь впустую в бесплодных поисках.
   - Я буду стремиться разрушить чары, даже если на это уйдет вся моя жизнь, - сказал Михаэль. - Но скажи мне, что это такое, и как мне узнать, как их сломать.
   - Фея украла ее сердце, - сказал волшебник, - вот почему она никого не любит и не может чувствовать печали; у нее нет сердца, которым можно любить или жалеть, и пока оно не будет найдено и возвращено ей, она будет тверда и холодна, как камень. Фея поклялась, что отомстит ее матери за ее гордыню, и так оно и случилось.
   - Тогда я пойду и найду ее сердце и верну его ей, - сказал Михаэль. - Но где мне его искать? Скажи мне, по крайней мере, где фея спрятала его.
   - Она отнесла его в замок, в котором хранятся все сердца мужчин и женщин, которые феи крадут или которые они сами выбрасывают; и этот замок очень далеко отсюда; более того, его охраняет старый гном, злобный и жестокий, который не обращает внимания на тех, кто умоляет его впустить их. Откажись от принцессы и возвращайся к себе домой, потому что, если ты уйдешь, то умрешь или будешь заколдован, как бедная принцесса Джоан.
   - Тем не менее, я пойду, - сказал Михаэль. - Только скажи мне, какой путь выбрать, и я сразу же начну.
   Услышав это, колдун вынул из-за пазухи маленький круглый кусочек стекла и дал его молодому человеку.
   - Возьми это, - сказал он, - это все, что я могу тебе дать, чтобы помочь; через это ты должен посмотреть на звезды, и увидишь, что все они разного цвета - синие, зеленые, красные и желтые; ищи ту, которая самая далекая, яркая красная, и следуй за ней; она проведет тебя много миль как по суше, так и по морю, но следуй неуклонно, и пусть ничто не свернет тебя с твоего пути, и ты обязательно придешь в замок, в котором заключено сердце твоей принцессы.
   Принц поблагодарил волшебника и взял стекло; затем, сказав ему "До свидания", он покинул странно освещенную комнату, спустился по темной лестнице и остановился на холме снаружи, а темное небо над головой было заполнено сияющими звездами.
   Михаэль поднял стекло, посмотрел на них сквозь него, и чуть не закричал от удивления, потому что они выглядели чудесно. Они были похожи на драгоценные камни всех цветов, - зеленые, голубые, желтые, розовые, - а на юге была одна, темно-красная, как кроваво-красная роза, и Михаэль понял, что это была звезда, за которой он должен следовать.
   Затем он оглянулся на дворец своего отца. "Прощайте, - сказал он, - когда-нибудь я вернусь и приведу с собой мою принцессу Джоан". Итак, он отправился в путь и странствовал, пока не достиг городов и деревень, которых никогда прежде не видел. Всю ту ночь он путешествовал, пока светили звезды, и он мог видеть темно-красную звезду, за которой ему нужно было следовать. Но когда звезды побледнели, и взошло солнце, и люди начали просыпаться и приниматься за свою работу, он лег под деревом и крепко заснул. Когда он проснулся, день уже почти закончился, и солнце садилось. Поэтому он отправился в маленький городок неподалеку, купил еды и отдыхал, пока на небе снова не засияли звезды. Затем он встал и шел всю ночь, следуя за алой звездой. Так прошло много дней и ночей, и он путешествовал по чужим землям, и сердце его сжималось, когда он думал: "Так я могу скитаться по всему миру и не приблизиться ни к звезде, ни к замку, где хранится сердце моей бедной Джоан".
   Наконец он вышел на берег моря; перед ним простиралось огромное холодное море, и за ним он не видел никаких признаков земли. Но звезда сияла прямо над ним, и он знал, что должен пересечь его, если все еще хочет следовать за ней. Был вечер, солнце уже село, но некоторые рыбаки все еще оставались на берегу, отдыхая возле своих лодок. Михаэль подошел к ним и, достав из кармана немного денег, спросил, за сколько они продадут ему одну из своих лодок.
   Мужчины выглядели удивленными, и один из них спросил: "Почему вы хотите купить лодку? Мы используем их, чтобы ловить рыбу у берега, но ни одна лодка или корабль никогда не пересекали это море, потому что никто не знает, какая земля находится за ним".
   - Тогда я буду первым, кто узнает, - сказал Михаэль. - Скажи мне, сколько ты хочешь, и продай мне свою самую большую лодку.
   Мужчины принялись перешептываться, и один сказал:
   - Он сумасшедший.
   - Да, - сказал другой, - но, несмотря на это, у него есть деньги. Пусть безумец поступает по-своему. Это причинит боль ему, а не нам.
   Поэтому они дали Михаэлю свою лучшую лодку, и он хорошо им заплатил, поднял парус и направился туда, где сияла красная звезда. Он плыл всю ночь, пока не оставил позади все следы суши, и не увидел впереди никакого берега, только холодное серое море со всех сторон. Днем он останавливался, боясь потерять след звезды, но когда наступила вторая ночь, он так устал, что невольно заснул. Когда он проснулся, то обнаружил, что солнце уже взошло, а его лодка дрейфует близко у берега. Это был плоский, пустынный берег, без деревьев и травы, и перед ним был огромный замок. Он был построен из черного мрамора, и более мрачного места не могло быть, потому что окна были маленькими и высокими, все они были забраны тяжелыми железными решетками, и у замка не было шпилей или башен, а был один квадратный черный блок, и больше походил на тюрьму, чем на замок. Вокруг него тянулась высокая стена, а снаружи его опоясывал ров без моста.
   Михаэль направил свою лодку к берегу, сошел с нее и огляделся в поисках какого-нибудь способа пересечь ров и попытаться проникнуть в замок. Затем он увидел неподалеку маленькую хижину, а рядом с ней лежал старик, по-видимому, крепко спавший. Он был маленький и смуглый, лицо у него было серое и морщинистое, как у обезьяны, и на голове у него не было волос. Рядом с ним свернулась большая змея, тоже спящая. Михаэль стоял, наблюдая за ними обоими, боясь разбудить их, когда, не говоря ни слова, серый человек поднял голову и, открыв пару тусклых серых глаз, уставился на него. Он все еще молчал, и, наконец, принц, теряя терпение, подошел к нему и сказал:
   - Друг, я прошу тебя сказать мне, как мне войти в замок; или, если у тебя есть ключ, дай его мне.
   На это старик ответил:
   - У меня есть ключ, и никто не может войти без моего разрешения. Что ты мне за это дашь?
   - Ну, - сказал Михаэль, - у меня нет ничего, кроме денег, - и, говоря это, он достал из кармана несколько монет.
   На это старик рассмеялся.
   - Ваши деньги для меня ничего не значат, - сказал он, - но посмотри туда. Вон там я строю стену из тяжелых камней, но я стар, и силы покидают меня; останься и работай на меня у этой стены, а взамен я дам тебе ключ от замка.
   - Но как долго я должен работать? - спросил Михаэль. - Потому что, если я не смогу войти в замок до истечения семи лет, это будет бесполезно для меня.
   - Посмотри на эту змею, - сказал старик, - она сидит на своих яйцах. Когда они вылупятся, у тебя будет ключ, и ты откроешь дверь замка. А до тех пор ты должен быть моим рабом.
   - С радостью, - сказал Михаэль, который был в восторге, - потому что ни одна змея не смогла бы высиживать свои яйца семь лет.
   Затем старик встал и, поманив его за собой, вошел в маленький домик. С гвоздя на стене он снял пару наручников, скрепленных вместе тяжелой железной цепью. Он надел их на запястья Михаэля и, склонившись над ними, пробормотал несколько слов, отчего кандалы сразу же сомкнулись, и Михаэль не мог ни пошевелить, ни вытащить руки. Затем старик снял еще одну тяжелую цепь, перекинул ее через первую и прикрепил еще несколькими железными кольцами к его лодыжкам, так что он мог только немного двигать руками и кистями, не мог высоко поднимать их и мог ходить только медленными осторожными шагами. Сделав это, он указал туда, где высоко на стене висел сверкающий золотой меч, рукоять которого была украшена драгоценными камнями.
   - Это, - сказал он, - ключ от замка, и тебе нужно только толкнуть двери его острием, чтобы они распахнулись; но пока твои руки скованы, ты не сможешь дотянуться до него, чтобы снять; когда яйца змеи вылупятся, твои железные кольца свалятся, и ты сам сможешь снять меч с его места и войти в замок. А теперь - работай усердно, иначе можешь пожалеть об этом.
   Затем он показал Михаэлю, как ему двигать тяжелые камни и строить, а сам сел рядом со змеей и наблюдал за ним, в то время как принц с легким сердцем принялся за работу, потому что подумал: "Это тяжелая работа, но она ненадолго, и не так много нужно сделать, чтобы завоевать мою Джоан". Поэтому он усердно работал до захода солнца, а затем старик встал, сказав: "Хватит", позвал его в хижину, и дал ему еды и питья, но сам он ничего не ел, а затем показал ему, где он может спать, и Михаэль лег и крепко заснул, и ему приснилась Джоан.
   На рассвете его разбудил старик, который снова дал ему вдоволь поесть, а сам снова ничего не ел, но то, что он ему дал, он взял из урны в углу, а когда закончил, положил в урну остатки.
   Весь день Михаэль усердно работал, а вечером, проходя мимо змеи, посмотрел на нее, когда она лежала, свернувшись кольцом, над своими яйцами, и сказал:
   - Как скоро твоя работа будет закончена, и моя тоже, добрая змея? Прошу тебя, поторопись, чтобы я мог найти дорогу в замок и вернуться к моей принцессе.
   Так проходили дни. Каждое утро старик будил Михаэля, давал ему поесть и заставлял его работать; и весь день принц усердно трудился. Затем, когда наступала ночь, он кричал "Хватит" и, поманив его в хижину, давал ему вдоволь еды и питья, но сам никогда не ел, и, кроме этого, ни одного слова никогда не произносил, а весь день сидел на корточках рядом со змеей, закрыв глаза, как будто спал.
   Тем временем двери замка никогда не открывались, и никто в него не входил и не выходил; но иногда, ближе к ночи, из-за его стен доносились странные звуки, вопли и стоны, которые Михаэль слышал с ужасом, но иногда доносилось сладкое пение, такое нежное, что у него на глазах выступали слезы.
   Но дни шли, из яиц никто не вылупился, и сердце Михаэля начало сжиматься от страха, как бы старик не обманул его. Каждый день он носил камень на голую скалу, и однажды, когда пересчитал камни, чтобы узнать, сколько дней прошло, то обнаружил, что прошло больше года с тех пор, как он сошел на берег. Его руки стали жесткими, коричневыми и потрескавшимися от работы с тяжелыми камнями, а лицо и шея покрылись волдырями и загорели от яростного солнца, которое опаляло их, когда он работал. Его одежда была изрезана, порвана и испачкана, и все же он, казалось, совсем не приблизился к входу в замок. Он встал, вошел в дом, и с тоской посмотрел на меч, висевший высоко на стене, и поднял руки, чтобы попытаться дотянуться до него, но цепи удерживали его, и когда он в отчаянии отвернулся от него, то увидел старика, стоявшего в дверях и наблюдавшего за ним своими холодными тусклыми глазами.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил он. - Разве я не сказал тебе служить мне, пока не вылупятся змеиные яйца, и тогда меч будет твоим?
   - И когда же вылупятся змеиные яйца? - в отчаянии воскликнул Михаэль.
   - Этого, - сказал старик, - я не могу сказать, но сделка есть сделка; исполняй свою часть, а я выполню свою.
   Затем он повернулся к тому месту, где лежала змея, и, улегшись рядом с ней, закрыл глаза, а Михаэль, опечаленный, вернулся к своей работе.
   Время шло, но никаких перемен не происходило. Михаэль отчаялся в своем сердце, но не смог бы убежать, даже если бы захотел, из-за цепей, которые сковывали его руки.
   - Я буду работать здесь, - сказал он, - пока не истечет семь лет, а потом взберусь на стену, которую построил, брошусь в море и покончу со своими бедами.
   Иногда по ночам он доставал из-за пазухи кусок волшебного стекла, который дал ему волшебник, и смотрел сквозь него на звезду, которая все еще выглядела ярко-малиновой.
   - Зачем ты привела меня сюда, жестокая звезда, - печально спросил он, - если ты не можешь помочь мне? Ты сияешь над моим домом и моей принцессой, но помнит ли она меня? Семь долгих лет скоро пройдут, и ее выдадут замуж за другого короля, и все будет бесполезно, если я откажусь от того, чтобы найти ее сердце, так как я только разбил свое собственное.
  
   Шло время. Михаэль усердно работал днем, но ночью он лежал и плакал. Однажды, когда семь лет почти прошли, он склонился над лужей воды и в ней увидел свое отражение; он увидел, что его волосы стали тонкими и с проседью, лицо изборождено морщинами, а глаза затуманены слезами; его плечи были согнуты от тяжелой работы, а его одежда, когда-то такая великолепная, теперь висела лохмотьями.
   - Все было напрасно, - сказал он, - ибо, если даже я вернусь в свой собственный дом, никто не узнает меня, настолько я изменился. Я пойду и убью змею, которая причинила мне страдания, а затем убью старика, который обманул меня.
   Он подошел к змее, которая, как обычно, неподвижно лежала, свернувшись кольцом над своими яйцами, и протянул руку, чтобы схватить ее за горло, но когда он сделал это, его слезы упали ей на голову, и она, испуганно извиваясь, ускользнула так быстро, что он не мог видеть, куда она уползла, оставив груду серых яиц. Старик лежал рядом с ними так же неподвижно, как обычно, не шевелился и не открывал глаз, даже когда змея с шипением проскользнула мимо него.
   - Если змея ускользнула от меня, - воскликнул Михаэль, - то, по крайней мере, я могу уничтожить яйца, - и, подняв ногу, он ударил по ним изо всех сил, но его нога не оставила на них следов и даже не сдвинула их с места. Они словно были сделаны из железа, и каждое из них словно было прибито гвоздями к земле, так крепко и прочно они лежали.
   Михаэль снова разрыдался.
   - Какой я глупый, - сказал он. - И злой тоже. Бедная змея не виновата в том, что ее яйца не вылупились. Может быть, она заколдована, как и я, и так же терпеливо ждет, - и он склонил голову, так что его слезы упали на яйца. Как только они коснулись их, скорлупа рассыпалась, и из каждого яйца появилось маленькое движущееся существо, хотя что это было, Михаэль не видел, потому что вскочил на ноги с радостным криком, который наполнил воздух и эхом отозвался из замка. При этом старик открыл глаза и, приподнявшись, как громом пораженный, удивленно уставился на яйца.
   - Это чудо, - воскликнул он, смеясь от радости.
   Но из яиц не вышло ни одного полностью сформированного животного, - из одного яйца появилась нога, из другого рука, из третьего хвост, из четвертого голова, и все это выглядело так, словно принадлежало какому-то одному животному, и все они собрались вместе и соединились так хорошо, что мест соединения не было видно. Они образовали отвратительное разноцветное чудовище. Наручники на запястьях Майкла разомкнулись, и цепи упали на землю.
   - Теперь, - воскликнул он, - я пойду и возьму меч со стены, и проберусь в замок, и ничто больше не сможет мне помешать.
   Он повернулся и бросился в хижину. Там на стене висел сверкающий меч, и Михаэль протянув руку, крепко схватил его и снял со стены.
   - Даю клятву, - воскликнул он, - на этом мече, что, когда войду в замок, я никому не скажу ни одного слова - ни хорошего, ни плохого, кроме как попрошу о том, за чем я пришел, чтобы меня снова не удержали в течение многих лет. Более того, я не буду пробовать ни еды, ни питья, пока не найду сердце моей Джоан, чтобы вернуть его ей.
   Затем, с мечом в руке, он прошел мимо старика, который все еще сидел и глядел на монстра, слишком занятый, чтобы обратить на него внимание, и направился прямо ко рву без моста. Тот был нешироким, он легко переплыл его и вскарабкался на берег у каменной стены. Он толкнул острием меча ворота, те сразу же распахнулись, и он оказался во внешнем дворе. Здесь он увидел тяжелую дверь в стене замка, без страха подошел к ней и прикоснулся острием меча, - она тоже сразу распахнулась, и он вошел.
   Он оказался в коридоре, заполненном цветами и увешанном шелковыми портьерами. Он ступил на бархатный ковер; воздух был наполнен сладкими ароматами, а вдалеке раздавались нежные поющие голоса. Он прошел в другую дверь, и еще в одну, и с каждым шагом все вокруг становилось прекраснее, пока, наконец, он не вошел в великолепную комнату, подобной которой никогда раньше не видел. На потолке были драгоценные камни, составлявшие узоры из цветов и корон, на стенах были мягкие бархатные драпировки и гобелены. Мебель была из резного золота, серебра и слоновой кости, и повсюду росли цветы удивительной красоты; они росли на полу и вились по стенам, наполняя воздух сладкими ароматами, а на стенах висели клетки, в которых, как подумал Михаэль, сидели нежно певшие птицы.
   Стол в центре комнаты был накрыт, и, когда Михаэль посмотрел на него и задумался, куда ему идти дальше, занавес отодвинулся, и вышла величественная дама, одетая в черный бархат, которая улыбнулась ему и протянула руку, сказав: "Я рада вас видеть; я - хозяйка этого замка; но прошу вас, прежде чем вы скажете мне, откуда вы пришли и что ищете, садитесь за стол и разделите со мною трапезу". Михаэль начал отвечать, когда, почувствовав меч в своей руке, вспомнил свою клятву и, глядя прямо в лицо вошедшей, сказал: "Я ищу сердце принцессы Джоан".
   - И вы найдете его, - ответила знатная дама. - Но сначала вы должны отдохнуть и поесть, потому что вы, должно быть, устали и голодны, - и с этими словами она села за один конец стола, сделав знак Михаэлю сесть на другой, сняла золотые крышки с блюд и приготовилась начать пир. Михаэль не знал, что делать, он молча сидел за столом и вдруг вспомнил о волшебном стекле у себя на груди; он вытащил его, когда она не видела, посмотрел сквозь него, и увидел не изящно одетую леди, а высохшую старуху, одетую в желтое, со злым желтым лицом и злыми желтыми глазами. Он снова спрятал стекло и сидел неподвижно, как камень, хотя желтая женщина снова и снова предлагала ему разные блюда. Он увидел, что ее лицо побелело от ярости. Затем она внезапно исчезла, свет погас, и он остался один в темноте. Он встал и поискал дверь, через которую вошел, но не смог найти ни ее, ни какого-либо выхода из комнаты; так он и остался пленником наедине с певчими птицами.
   - Ничего, - весело сказал он себе, - я, наконец, добрался до внутренней части замка и, несомненно, найду сердце моей Джоан, и если я сдержу свою клятву и не буду ни есть, ни пить здесь, ни говорить что-либо, кроме просьбы о том, что я ищу, ничто не сможет причинить мне вреда.
   Поэтому он сел и стал ждать. Так он просидел всю ночь, и никто не подходил к нему, но птицы пели так красиво, что он почти забыл, как проходило время.
   Когда наступило утро, и свет снова засиял в окнах, он повсюду искал какой-нибудь выход из комнаты, но дверь совершенно исчезла. Более того, блюда исчезли со стола. Прошел день, а он все еще был совсем один, и когда снова наступил вечер, он сидел и жаловался, совершенно измученный и ослабевший от голода. Но когда наступила темнота, лампы в комнате внезапно зажглись, как по волшебству, все засияло, занавес был отдернут, и вошла маленькая девочка с яркими глазами и волосами, которая держала в одной руке кубок, а в другой - наполненную тарелку. Все это она поставила перед Михаэлем, сказав: "Моя госпожа посылает тебе это и просит, чтобы ты поел и попил, потому что ты, должно быть, голоден и хочешь пить", но Михаэль отодвинул кубок и тарелку и сказал:
   - Я ищу сердце принцессы Джоан; я прошу вас отдать его мне.
   На это ребенок ничего не ответил, но продолжал предлагать ему еду и вино. Тогда Михаэль вынул из-за пазухи волшебное стекло, посмотрел сквозь него, и увидел не милого ребенка, а ту же желтую ведьму со сморщенным лицом и злыми глазами. С криком ярости она исчезла, и хотя Михаэль искал повсюду, он не мог найти дверь, через которую она вышла.
   Теперь он действительно начал чувствовать, что если не поест, то долго не проживет.
   - И все же, я не буду ни есть, ни пить, - сказал он, - пока не найду то, за чем пришел, и фея больше не сможет мне отказать.
   Прошла ночь, наступил день, он лежал на диване совершенно неподвижно, слишком слабый, чтобы двигаться, но все же он боялся заснуть, чтобы на него не было наложено какое-нибудь заклинание.
   Так он пролежал весь день, и когда снова наступил вечер, его охватило отчаяние, ибо он знал, что на следующий день умрет от голода.
   - Ах! Зачем я трудился семь лет, - громко воскликнул он, - и, наконец, вошел в замок, если теперь мне суждено умереть с голоду, и Джоан никогда не узнает, как я трудился ради нее?
   - Но почему ты должен умереть от голода, мой принц? - произнес голос; зажегся свет, и в комнату вошла фигура принцессы Джоан, такой, какой он видел ее в последний раз, одетая в белое с золотом, и в одной руке она держала золотой кубок, наполненный прозрачным вином рубинового цвета.
   Михаэль вскрикнул от радости и протянул руки, чтобы обнять ее, но в этот момент меч, висевший у него на боку, пошевелился; он вспомнил о своей клятве, отступил и молча посмотрел на нее.
   Она опустилась на колени рядом с ним и поднесла кубок к его губам, тихо сказав:
   - Мой бедный любимый, как долго ты трудился ради меня! Прошу тебя, выпей это вино, оно придаст тебе силы, прежде чем мы вдвоем отправимся в наш дом.
   Он посмотрел на ее лицо, увидел, как она прекрасна, его сердце дрогнуло, и он подумал: "Может быть, это действительно моя Джоан, и может быть, я действительно завоевал ее?" Он почти позволил ей поднести вино к его губам, в то время как одной рукой она гладила его волосы и шептала ему тихим голосом, когда чаша ударилась о волшебное стекло у него на груди; он вытащил его и посмотрел на нее, и задрожал от ужаса и отвращения, потому что увидел не прекрасную принцессу Джоан, а ту же желтую ведьму, которая держала в одной тощей руке кубок, сделанный из черепа, из которого она хотела, чтобы он выпил.
   Михаэль вскочил на ноги и отшвырнул ее от себя, и рубиновое вино полилось на пол; последовал ужасный шум, похожий на раскат грома, комната наполнилась дымом, и послышались дикие крики.
   Он схватил меч и сидел неподвижно, дрожа всем телом; но когда дым рассеялся, вид комнаты изменился; шелковые занавеси, золото, жемчуга и цветы исчезли, он сидел в мрачной серой комнате, похожей на склеп, а перед ним стояла желтая ведьма, чьи глаза злобно сияли, а губы злобно кривились; но в одной руке она держала то, что заставило Михаэля обрадоваться. Это было мягкое розовое пернатое существо с крыльями, в форме сердца, и оно дрожало и трепетало в ее руке.
   - Возьми это, - воскликнула она, - потому что ты завоевал его. Возьми и скажи королеве, сколько лет тяжелого труда стоили ее гордые слова и хвастовство. Затем, когда ты увидишь ту, у кого его украли, отпусти его, но сначала произнеси над ним:
  
   - Сердце Джоан
   Потерянное и возвращенное
   Лети обратно,
   Твое путешествие окончено.
   Верни ей радость
   Уйми ее боль
   Сердце Жанны,
   Возвращайся домой,
  
   и оно полетит к ней, и ты больше его не увидишь; а теперь убирайся.
   Михаэль взял сердце с криком радости и ликования, а затем повернулся и выбежал из комнаты через открытую железную дверь и прошел по коридорам, уже не покрытым мягкими коврами и увешанными шелком, а унылым и голым, сделанным из холодного камня, по которому эхом отдавались его шаги.
   Он поспешил из замка так быстро, как только мог, и, оказавшись снаружи, не остановился, чтобы поискать старика и чудовище, а переплыл ров и направился прямо туда, где была пришвартована его лодка, как он оставил ее почти семь лет назад, и не останавливался, пока не отплыл так далеко, что серый замок и берег почти скрылись из виду. Наконец, он снова оказался на берегу, где купил свою лодку у рыбаков; здесь он вышел на сушу и пошел пешком, пока не достиг страны Джоан и замка ее отца.
   У него не было денег, его одежда была в лохмотьях, волосы были редкими и седыми, а плечи согнуты. Он был похож на бедного нищего, и ему приходилось выпрашивать еду, иначе он умер бы с голоду. И все же он был готов плакать от радости, потому что нес с собой маленькое мягкое сердечко, ради которого зашел так далеко.
   Он шел день и ночь, очень торопясь, ибо знал, что семь лет почти прошли, и боялся, что уже может быть слишком поздно, что Джоан вышла замуж за другого. Наконец, после многих утомительных миль, он добрался до ее страны, приблизился к дворцу, где она жила, и здесь обнаружил, что все люди украшали свои дома и готовились к какому-то большому празднику.
   Он остановился и попросил еды у женщины, стоявшей у двери дома, и когда она дала ему немного хлеба, пока ел, он попросил ее рассказать ему, что происходит и почему такое веселье.
   - Это из-за свадьбы дочери короля Джоан, - сказала женщина, - завтра она должна выйти замуж за старого короля Ламберта, и свадьба будет очень пышной, но никому из жителей это не нравится, потому что он стар и уродлив, и все говорят, что он совсем не любит ее, а женится на ней только для того, чтобы стать королем этой страны, а также своей собственной. Королева очень расстроена из-за этого и в течение семи лет отказывала ему в согласии; но завтра они поженятся, и гости уже начинают прибывать во дворец, и каждый приносит какой-нибудь великолепный подарок.
   - Я буду гостем на этой свадьбе, - воскликнул Михаэль, - и я принесу для невесты лучший подарок из всех, - и он снова заторопился, не обращая внимания на презрительный смех женщины.
   Когда он пришел во дворец, то обнаружил, что тот увешан флагами, а перед ним воздвигнуты арки из цветов, и знатные лорды, леди и слуги стояли у дверей, встречая прибывающих гостей.
   Михаэль подошел так близко, как только осмелился, боясь, как бы его не прогнали слуги, а потом увидел маленького пажа и сказал ему:
   - Пожалуйста, скажи мне, где принцесса Джоан и что она делает.
   - Она сидит с королем, королевой и королем Ламбертом в парадной гостиной, чтобы принимать гостей и подарки, которые они приносят, - сказал паж.
   - Я гость, и я принес ей подарок, - воскликнул Михаэль, - скажи, как мне попасть во дворец, чтобы я мог отдать его ей.
   Услышав это, паж расхохотался и рассказал другим слугам о словах Михаэля. Они очень рассердились и схватили Михаэля; некоторые хотели утопить его в пруду, а некоторые предложили отвести его к королю, сказав: "Не сейчас - подождите, пока свадьба не закончится, а потом мы увидим, как он накажет нищего за его дерзость".
   Поэтому они отвели его в каменную башню за садовыми воротами, втолкнули в нее, и заперли дверь, и там было только одно маленькое окошко высоко наверху, забранное решетками, и из него он мог видеть дворец и сады.
   Михаэль поддался отчаянию.
   - К чему были все мои годы тяжелого труда, для чего я поседел и состарился раньше времени, - воскликнул он, - если в конце концов, когда я принес то, ради чего столько вытерпел, я не могу отдать это Джоан, но должен оставаться пленником и видеть, как она проходит мимо, чтобы выйти замуж за кого-то другого? - и он бросился на холодный пол и громко заплакал.
   Ночью, когда он лежал и горевал, он слышал звуки веселья, музыку и смех из замка. Иногда он кричал: "Джоан! Джоан! Я здесь - я, кто столько претерпел за тебя и вернул твое украденное сердце, а ты выходишь замуж за короля Ламберта?"
   Иногда он сотрясал решетку тюремного окна, но все напрасно, и наконец, когда все звуки в замке прекратились, он тихо лежал на полу, больше не заботясь о жизни.
   Когда взошло солнце, и снаружи снова поднялся шум, он встал, выглянул в окно, и увидел старую няню, которая гуляла одна в саду и выглядела очень грустной. Михаэль крикнул: "Ты не узнаешь? По крайней мере, ты, кто велела мне идти и пожелала мне удачи, должна помнить меня". Услышав это, старая няня подошла к тюремному окну, посмотрела на него и сказала: "Кто ты и почему ты здесь? Мои глаза стары, и мои уши глухи, но я думаю, что видела тебя и слышала твой голос раньше".
   - Семь лет назад, - ответил Михаэль, - я тоже был женихом, который приехал, чтобы жениться на вашей принцессе, и семь долгих лет я скитался, чтобы вернуть ей сердце, которого у нее не было. Иди и спроси свою королеву, почему она нарушила свое обещание ждать семь лет, пока принц Михаэль не вернется.
   - Принц Михаэль! Ты действительно принц Михаэль? - радостно воскликнула старая няня. - Ты пришел вовремя, потому что наша принцесса еще не замужем, и она должна пройти здесь, направляясь в церковь. Поэтому ты должен окликнуть ее, когда она будет проходить мимо.
   - Тогда держись рядом и скажи мне, когда она будет идти, - сказал Михаэль, - чтобы она не прошла мимо, не увидев меня.
   Вскоре весь замок пришел в движение, зазвучали трубы, зазвенели кларнеты. Затем, когда солнце было высоко, Михаэль услышал топот лошадей и звуки музыки, и старая няня сказала ему: "Вот она"; он посмотрел сквозь решетку тюремного окна и увидел грандиозную процессию, его сердце подпрыгнуло, потому что посреди них, в золотом платье, на белой лошади ехала принцесса Джоан, и она выглядела так же прекрасно, как и тогда, когда он уехал семь лет назад.
   По одну сторону от нее ехали ее отец и мать, и лицо королевы было скорбным, а глаза покраснели от слез. По другую ехал уродливый старик, которого Михаэль принял за короля Ламберта; он улыбался и кланялся людям, но те бормотали и ворчали, когда смотрели на него и видели, каким уродливым и злым он выглядел.
   Когда Михаэль увидел, что они приближаются, он достал из-за пазухи маленькое розовое сердечко и нежно погладил его, шепча над ним:
  
   - Сердце Джоан
   Потерянное и возвращенное
   Лети обратно,
   Твое путешествие окончено.
   Верни ей радость
   Уйми ее боль
   Сердце Жанны,
   Возвращайся домой,
  
   и тотчас же оно расправило крылья и вспорхнуло сквозь решетку тюрьмы, над головами людей, которые кричали: "Посмотрите на розовую птицу!" На мгновение оно замерло рядом с принцессой Джоан, а затем исчезло. Она вскрикнула и заплакала.
   - Моя мать! Мой отец! Что случилось? О, смотрите, это Михаэль вернулся! - и прежде чем они смогли остановить ее, она повернула своего коня к тюремному окну и просунула свои белые руки сквозь решетку, чтобы обнять принца.
   - Михаэль, любовь моя! - воскликнула она. - Какой ты теперь седой и измученный. Как усердно ты, должно быть, трудился для меня все эти долгие годы. Теперь, как я могу заплатить тебе, кроме как любить тебя всю свою жизнь! - и она попыталась вырвать решетку тюремного окна.
   Когда люди услышали ее, они воскликнули:
   - Это принц Михаэль, который ушел семь лет назад и которого мы все считали мертвым; он вернулся вовремя, чтобы жениться на нашей принцессе. Теперь у нас действительно будет свадьба, и она выйдет замуж за принца, который так долго трудился для нее, - и король, и королева, и люди засмеялись от радости. Напрасно король Ламберт гневался и кричал, что принцесса помолвлена с ним.
   - Нет! - сказала королева, - она была обещана принцу Михаэлю в течение семи лет. Мы скорбим о вас, король Ламберт, но мы не можем нарушить наше королевское слово.
   Тогда люди ворвались в тюрьму и вывели Михаэля, истерзанного и серого, каким он был, и принцесса Джоан поцеловала его перед всеми и умоляла, чтобы он женился на ней немедленно, чтобы каждый мог увидеть, как сильно она его любит и как благодарна ему. Итак, привели прекрасную белую лошадь с великолепным золотым седлом и украшенной драгоценными камнями уздечкой, посадили на нее Михаэля, и он поехал в церковь рядом с принцессой и женился на ней, и люди бросали перед ними цветы, и звонили колокола, и звучали трубы, и все были рады.
   И когда это было сделано, Михаэль был одет в пурпур и золото, и были посланы гонцы к его отцу, матери и старому волшебнику, чтобы они могли прийти и посмотреть, как он вернулся домой победителем, и радость наполнила всю страну.
   - Мы уверены, что он будет хорошим королем, - говорили люди. - Видите, он уже показал, на что способен. Конечно, никто другой никогда не смог бы найти сердце принцессы Джоан.
  

НОША РАЗНОСЧИКА ТОВАРОВ

  
   Разносчик тащился по пыльной дороге со своим мешком на спине, когда увидел пасущегося на обочине осла.
   - Добрый день, друг, - сказал он. - Если тебе нечего делать, может быть, ты не откажешься немного понести мой груз за меня.
   - Если я так сделаю, что ты мне дашь? - спросил осел.
   - Я дам тебе два золотых, - сказал разносчик, но он не сказал правды, потому что знал, - у него нет золота, чтобы дать ослу.
   - Согласен, - сказал осел. Итак, они отправились в путь вместе, очень дружелюбно, осел нес мешок разносчика, а разносчик шел рядом с ним. Через некоторое время они встретили ворона, который искал червей на обочине дороги, и осел окликнул его.
   - Доброе утро, черный друг. Если ты направляешься туда же, куда и мы, то тебе лучше сесть мне на спину и отгонять мух, которые меня очень беспокоят.
   - И сколько ты мне заплатишь за это? - спросил ворон.
   - Деньги для меня не проблема, - сказал осел, - поэтому я дам тебе три золотых.
   И он тоже знал, что дает ложное обещание, потому что у него совсем не было золота, чтобы дать ворону.
   - Согласен, - сказал ворон. И они пошли дальше в отличном настроении, осел нес товары разносчика, а ворон сидел на спине осла, отгоняя мух.
   Через некоторое время они встретили воробья, и ворон окликнул его.
   - Добрый день, маленький кузен. Не хочешь ли немного подзаработать? Если да, принеси мне немного червей с берега, пока мы будем идти, потому что я не завтракал и очень голоден.
   - Что ты мне за это дашь? - спросил воробей.
   - Скажем, четыре золотых, - величественно сказал ворон, - ибо за свою долгую жизнь я скопил больше, чем знаю, как потратить.
   Но он знал, что это неправда, потому что у него вообще не было никакого золота.
   - Очень хорошо, - сказал воробей, и они пошли дальше; осел нес мешок разносчика, ворон отгонял мух от осла, а воробей приносил червей ворону.
   Вскоре они увидели вдалеке большой город, разносчик достал из своего мешка несколько шалей и тканей и повесил их на спину осла, чтобы прохожие могли увидеть и купить, если будут к этому расположены. Поверх других товаров лежало маленькое алое одеяло, и, увидев его, воробей сказал разносчику:
   - Сколько ты хочешь за это маленькое одеяло? Оно мне понравилось. Назови свою цену, и ты получишь ее, какова бы она ни была, потому что мне сейчас очень нужно одеяло, - но так как у воробья не было ни пенни, он знал, что не сможет заплатить за него.
   - Цена одеяла - пять золотых монет, - сказал разносчик.
   - Мне кажется, это очень дорого, - сказал воробей. - Я не против дать тебе за это четыре золотых, но пять - это слишком много.
   - Согласен, - сказал разносчик, усмехнулся про себя и подумал: "Теперь я смогу заплатить ослу, иначе у меня могли бы возникнуть некоторые проблемы с тем, чтобы избавиться от него".
   Воробей подлетел к ворону и прошептал ему на ухо:
   - Пожалуйста, заплати мне четыре золотых, которые ты мне должен, потому что мы приближаемся к городу, и я должен вернуться назад.
   - Четыре золотых монеты - это действительно слишком много для того, чтобы принести несколько червей, - сказал ворон. - Абсурдно ожидать такой платы, но я дам тебе три, и ты получишь их почти сразу, - он наклонился к уху осла и прошептал: - Друг мой, тебе пора заплатить мне три золотых, которые ты обещал, потому что разносчик остановится в этом городе, и тебе не придется идти с ним дальше.
   - Поразмыслив над этим, - сказал осел, - я пришел к выводу, что три золотых монеты - это слишком много, чтобы отдать их за то, чтобы отогнать несколько мух. Ты, должно быть, знал, что я пошутил, когда сказал это, но я дам тебе два, хотя и считаю, что это намного больше, чем стоила работа, - и осел повернулся к разносчику, сказав: - Теперь, добрый сэр, два золотых, пожалуйста.
   - Минуточку, - сказал разносчик и, повернувшись к воробью, сказал: - Мне срочно нужны деньги за одеяло.
   - Так и будет, - ответил воробей и сердито крикнул ворону: - Я хочу получить свои деньги сейчас и не могу ждать.
   - В одно мгновение, - ответил ворон и снова прошептал ослу: - Почему ты не можешь заплатить мне честно? Мне стыдно за то, что я пытаюсь таким образом избавиться от своих долгов.
   - Я не заставлю тебя ждать ни секунды, - сказал осел и, снова повернувшись к разносчику, крикнул: - Отдай мне мои деньги. Как не стыдно! такой человек, как ты, пытается обмануть такое бедное животное, как я.
   Тогда разносчик сказал воробью:
   - Заплати мне за мое одеяло, или я сверну тебе шею.
   Воробей крикнул ворону:
   - Отдай мне мои деньги, или я выклюю тебе глаза.
   Ворон прокаркал ослу:
   - Если ты мне не заплатишь, я откушу тебе хвост.
   Осел снова крикнул разносчику:
   - Ты, бесчестный негодяй, заплати мне мои деньги, или я хорошенько тебя пну.
   И они подняли такой шум за стенами города, что судебный пристав вышел посмотреть, в чем дело. Каждый повернулся к нему и начал громко жаловаться на другого.
   - Вы - сборище негодяев и бродяг, - сказал пристав, - и вы все предстанете перед мэром, - он довольно быстро уладит ваши ссоры и будет обращаться с вами так, как вы того заслуживаете.
   Услышав это, они принялись умолять, чтобы им позволили уйти, и каждый говорил, что ему вообще наплевать, заплатят ему или нет. Но пристав не стал их слушать и повел их на рыночную площадь, где сидел мэр и судил людей.
   - Итак, кто у нас здесь? - воскликнул тот. - Разносчик, осел, ворон и воробей. Сборище никчемных бродяг, будь я проклят! Давайте послушаем, что они скажут в свое оправдание.
   На это разносчик начал жаловаться на воробья, а воробей на ворона, а ворон на осла, а осел на разносчика.
   Мэр не обратил на первых особого внимания, но посмотрел на мешок разносчика и, наконец, прервал их, сказав:
   - Я убежден, что вы - группа ни на что не годных негодяев, и один из вас так же плох, как и другой, поэтому я приказываю, чтобы разносчика заперли в тюрьме, чтобы осла хорошенько выпороли, а ворону и воробью вырвали хвостовые перья, а затем выгнали из города. Что касается одеяла, то оно кажется мне единственной хорошей вещью во всем этом деле, и поскольку я не могу позволить вам оставить причину такого беспокойства у себя, я возьму его себе. Пристав, уведите заключенных.
   Итак, пристав сделал, как ему было сказано, и разносчик был заперт на много дней в тюрьме.
   "Очень грустно думать, в какую беду может попасть честный человек, - вздохнул он про себя, сидя и оплакивая свою тяжелую судьбу. - В будущем это будет для меня предупреждением держаться подальше от воробьев. Если бы воробей заплатил мне как следует, меня бы сейчас здесь не было".
   Тем временем осла крепко лупили, и после каждого удара он кричал:
   - Увы! увы! Посмотрите, что происходит с невинным четвероногим за то, что он имеет дело с людьми. Если бы разносчик отдал мне деньги, которые задолжал, меня бы сейчас так не избили. В будущем я никогда не буду заключать сделки с людьми.
   Ворон и воробей прыжками удалились из города разными дорогами, и оба были очень опечалены, потому что потеряли свои хвостовые перья, которые вырвал пристав.
   - Увы! - прохрипел ворон. - Моя судьба тяжела. Но поделом мне за то, что я доверился ослу, который ходит на ногах и не может летать. Это действительно предупреждение мне никогда больше не доверять никому, не имеющему клюва.
   Воробей был совершенно удручен и едва мог удержаться от слез.
   - Все это из-за того, что я послушал этого ворона, - вздохнул он. - Но я должен был знать, что эти большие птицы никогда не бывают честными. В будущем я буду мудрым и никогда не заключу сделку с кем-то большим или более сильным, чем я сам.
  

ХЛЕБ НЕДОВОЛЬСТВА

  
   Жил-был пекарь, у которого был очень скверный, вспыльчивый характер, и всякий раз, когда портилась партия хлеба, он приходил в такую ярость, что его жена и дочери не осмеливались к нему приближаться. Однажды случилось так, что весь его хлеб подгорел, и он бесновался от гнева. Он разбросал буханки по всему полу, когда одна, обгоревшая сильнее остальных, разломилась пополам, и из нее выполз крошечный худой чернокожий человечек, не толще угря, с длинными руками и ногами.
   - Из-за чего вы поднимаете весь этот шум, мастер пекарь? - спросил он. - Если вы дадите мне приют в вашей духовке, я прослежу за выпечкой вашего хлеба и у вас никогда ни подгорит ни одна буханка.
   - Скажите на милость, что это был за хлеб, если бы вы поселились в духовке и помогли его печь? - сказал пекарь. - Не думаю, чтобы он понравился моим клиентам.
   - Напротив, - ответил эльф, - им он очень понравится. Это правда, что он сделает их немного несчастными, но вам это не повредит, поскольку вам не нужно есть его самому.
   - Почему они должны стать несчастными? - сказал пекарь. - Если хлеб хороший, он никому не причинит вреда, а если он плохой, его не купят.
   - Он будет очень вкусный, - ответил эльф, - но он сделает недовольными всех, кто его съест, и они будут считать себя очень несчастными, так это или нет; но это не причинит вам никакого вреда, и я обещаю вам, что вы будете продавать столько, сколько пожелаете.
   - Согласен! - сказал пекарь. Поэтому маленький эльф забрался в печь и свернулся калачиком в темноте, и пекарь больше его не видел.
   На следующий день он испек большую партию хлеба, и хотя не обратил внимания на время, когда положил его в печь и извлек, хлеб получился отменным - ни недожаренным, ни пережаренным - и пекарь пребывал в отличном настроении.
   Первым человеком, который попробовал хлеб, был верховный судья. Он спустился к завтраку в приподнятом настроении, так как только что услышал, что старая тетя умерла и оставила ему много денег. Поэтому он поцеловал жену, потрепал дочерей за подбородки и сказал им, что у него для них хорошие новости. Его старая тетя оставила ему по завещанию двадцать тысяч фунтов. При этих словах его жена от радости захлопала в ладоши, а дочери подбежали к нему, поцеловали и стали умолять его дать им немного денег. Все в прекрасном настроении сели завтракать, но не успел судья попробовать хлеб, как его лицо вытянулось.
   - Это превосходный хлеб, - сказал он, беря большой кусок. - Хотел бы я, чтобы все остальное было так же хорошо, - и он глубоко вздохнул.
   - Что случилось? - воскликнула его жена, которая еще не начала есть. - Сегодня утром, я уверена, тебе не на что жаловаться.
   - Есть! - возразил мэр. - Очень хорошо иметь двадцать тысяч фунтов, но подумай, насколько было бы лучше, если бы их было тридцать. Как много еще можно было бы купить! Или даже если бы это было двадцать пять тысяч фунтов, или даже двадцать одна. Двадцать одна тысяча фунтов - очень хорошая сумма денег, но двадцать тысяч фунтов - это совсем не хорошо. Я не уверен, что не было бы лучше, если бы их не было вовсе.
   - Чепуха! - воскликнула его жена, которая теперь тоже завтракала. - Но я понимаю, почему ты так недоволен, и тоже хочу кое-что сказать. Было бы намного лучше, если бы у нас были эти деньги, когда мы были молоды и могли бы лучше распорядиться ими. Деньги очень мало полезны людям в нашем возрасте. Было бы действительно здорово, если бы они появились у нас пятнадцать лет назад. Не могу сказать, что меня это сильно волнует, но мне грустно думать, что мы не получили их раньше.
   - Нет, - воскликнули дочери, - насколько лучше было бы, если бы они были у нас, а не у вас; мы молоды и можем наслаждаться, мы могли бы дать вам немного, если бы вы пожелали, но мы могли бы быть очень довольны остальным; нам вовсе не доставляет удовольствия то, что эти деньги оставлены вам.
   И они начали ссориться из-за денег, и к тому времени, как завтрак был закончен, у всех у них на глазах стояли слезы, они чувствовали себя недовольными и несчастными.
   Следующим, кто съел хлеб, был деревенский врач. Всю ночь он просидел с человеком, который сломал ногу, и боялся, что тот умрет, но когда наступило утро, он увидел, что больной будет жить, поэтому вернулся домой к своей жене в очень хорошем настроении, хотя и был ужасно уставшим. Жена уже позавтракала, но она все приготовила для своего мужа, и среди прочего буханку нового хлеба пекаря.
   - Смотри, дорогой муж, - сказала она, - вот твой завтрак и немного хорошего, совсем свежего хлеба, потому что я знаю, он тебе нравится. Как мы должны быть рады, что этот бедняга, скорее всего, выживет.
   - Да, действительно, - сказал доктор, - бодрствовать всю ночь - очень утомительно, но я не жалею об этом, когда знаю, что это приносит какую-то пользу, - затем он начал есть. - Но, в конце концов, я не уверен, что сделал что-то хорошее, вылечив этого человека. Это правда, что сломанная нога причиняла ему очень сильную боль, но, возможно, когда он снова поправится, то может сломать спину, и это будет намного хуже. Возможно, мне следовало бы оставить его умирать. Осмелюсь сказать, что, когда он совсем поправится, с ним приключатся всевозможные несчастья; мне было бы гораздо лучше не лечить его.
   - Как, - удивленно воскликнула его жена, - что ты говоришь, муж? Разве ты не врач, и разве это не твое дело - лечить людей? А когда тебе это удастся, разве ты не должен радоваться?
   - Лучше бы я не был врачом, - сказал муж, вздыхая. - Было бы гораздо лучше, если бы вообще не было врачей, - и он сидел и сокрушался, и ничто из того, что могла сказать его жена, не могло его развеселить.
   В симпатичном маленьком коттедже рядом с домом доктора жила молодая пара, которая только что поженилась и была счастлива, как никогда. Их коттедж был увит розами и наполнен красивыми вещами, и у них было все, чего только могло пожелать их сердце. Этим утром они оба спустились вниз, улыбающиеся и счастливые, молодая жена поцеловала своего мужа и запела от радости. Они сели завтракать, щебеча, как две птички в гнездышке; но как только муж попробовал хлеб, его лицо вытянулось, и он некоторое время молчал; затем он сказал:
   - Очень страшно думать о том, как мы счастливы, потому что это не может продолжаться долго. С нами обязательно случится что-то печальное, и до тех пор, пока это не произойдет, мы будем жить в страхе перед этим; ибо мы знаем, что счастье никогда не длится долго, и эта мысль меня очень печалит.
   Жена тоже взяла немного хлеба.
   - Что это ты такое говоришь? - сказала она. - Как ты можешь думать о таких ужасных вещах? Мне не нравится, когда ты так говоришь, и я думаю, что мне очень трудно быть замужем за человеком, который хочет быть несчастным.
   - Лучшее, на что мы можем надеяться, - сказал муж, вздыхая, - это на то, что с нами случится какое-нибудь большое несчастье; тогда с нами все будет в порядке, потому что тогда мы будем знать, что узнали худшее, что могло произойти. А так мы будем жить в напряжении все наши дни.
   - Ах, - воскликнула его жена, - как я несчастна. Что может быть хуже, чем иметь мужа, которому не нравится быть счастливым? Я бы хотела выйти замуж за кого-нибудь другого или вообще не иметь мужа.
   Так что оба начали ворчать, поссорились и разозлились друг на друга.
   Недалеко от деревни, среди полей, стоял большой красивый фермерский дом; фермер был здоровым, умным человеком, у него была хорошая жена и хорошенькие дети. Он был очень занят уборкой кукурузы, потому что была осень, и он стоял среди своих работников, давая им указания, когда они работали в поле. У него не было времени как следует позавтракать перед уходом на работу, но жена прислала ему немного свежего хлеба от пекаря, и он сел под деревом, чтобы съесть его. При этом он посмотрел на фермерский дом и с гордостью подумал, что это самая большая ферма во всей округе, и что она принадлежала его отцу, и его деду, и его прадеду до него.
   "Конечно, это прекрасный старый дом, - подумал он, беря большой кусок хлеба, - он так хорошо построен и крепок", но не успел он проглотить кусок, как его мысли изменились.
   - Но ведь он может когда-нибудь упасть и раздавить меня, - сказал он себе. - В конце концов, он построен из кирпича и может рухнуть в любой день. Насколько прочнее он был бы, если бы был построен из камня. Тогда у него не было такого шанса разрушиться. Когда мой прадед строил его, он должен был подумать об этом. Как эгоистичны люди, - и он стал совершенно несчастен, опасаясь, что его дом рухнет, и сокрушался, пока ел.
   На кухне жена фермера была очень занята приготовлением пищи и уборкой и почти до полудня не прерывалась, чтобы поесть. Затем она взяла кусок хлеба с сыром и, съев его, прислонилась к окну, чтобы понаблюдать за своими старшими девочкой и мальчиком, Джейни и Джимми, которые должны были возвращаться из школы.
   - Наш пекарь действительно печет очень приличный хлеб, - сказала она, - он почти так же хорош, как мой собственный, - и она продолжала есть, пока не увидела, что двое ее детей идут через поля вместе.
   - Вот они идут, - сказала она, - какие они красивые. На самом деле, я должна была бы ими очень гордиться. Я не знаю, кто красивее, Джейни или Джимми, но, конечно, жаль, что Джейни старшая. Было бы гораздо лучше, если бы Джимми был старше ее. Это плохо, когда сестра старше брата. Если бы он был ее возраста, а она была его, это было бы действительно хорошо, потому что тогда он мог бы заботиться и присматривать за ней; сейчас же, она будет пытаться руководить им, а мальчики не любят подчиняться своим сестрам. На самом деле, я думаю, мне лучше было бы вообще не иметь детей, - слезы наполнили ее глаза, и когда ее девочка и мальчик подбежали к ней, ее лицо было очень печальным, и она, казалось, не была рада их видеть.
   Так продолжалось по всей деревне. Каждый, попробовав хлеб, становился недовольным и сердитым, пока, наконец, все люди не начали роптать и жаловаться или же проливать слезы. Только сам пекарь был весел и пел, замешивая тесто, и продавал его своим покупателям с легким сердцем, потому что его торговля никогда не была такой хорошей. Каждый кусочек хлеба, который он испек, был продан сразу, так что его ни на йоту не волновали проблемы других людей, и он смеялся про себя, когда слышал, как они жалуются, и думал о словах маленького темного эльфа.
   Однажды, когда он стоял, разминая тесто, у двери и насвистывая себе под нос, доктор прошел мимо и сердито посмотрел на него.
   - Ради всего святого, зачем вы свистите? - спросил он. - Можно подумать, что вы так счастливы, как только может быть счастлив мужчина.
   - Так оно и есть, - сказал пекарь. - Я счастлив, и, думаю, вам тоже не на что жаловаться.
   - Мне не на что жаловаться! - в ярости воскликнул доктор. - Как вы смеете так оскорблять меня? Так вот что я скажу вам, мой славный друг, - я думаю, что вы очень дерзки, и если вы еще раз позволите себе так говорить со мною, я возьму свою палку и хорошенько вас отлуплю. Это невыносимо, когда одному человеку позволено говорить другому, что ему не на что жаловаться.
   - Нет, вы можете жаловаться на все, что хотите, нр я этого делать не собираюсь, - воскликнул пекарь и громко рассмеялся. Это разозлило доктора еще больше, и он как раз собирался схватить пекаря, когда подошел фермер.
   - Есть ли где-нибудь такая деревня, как эта? - воскликнул он. - В ней невозможно жить, здесь всегда происходят драки и ссоры. В чем дело?
   - Дело в том, - воскликнул доктор, - что этот парень осмеливается говорить, будто мне не на что жаловаться, и ему тоже.
   - Это чудовищно! - сказал фермер. - Он заслуживает того, чтобы его повесили. Как он смеет говорить такие вещи в такой ужасный день, как этот, при таком голубом небе и таком ярком солнце?
   - Ну, господин фермер, - воскликнул пекарь, - вчера вы ворчали, потому что шел дождь, а сегодня вы ворчите, потому что светит солнце.
   - Этого вполне достаточно, чтобы быть недовольным, - сказал фермер. - Вчера должно было светить солнце, а сегодня должен был пойти дождь. Вам должно быть стыдно за такие разговоры, мастер пекарь, и я думаю, что будет справедливо, если мы доставим вас к судье и посмотрим, что он думает о вашем поведении.
   - Нет! - воскликнул пекарь, начиная пугаться. - Что я такого сделал, что меня должны судить?
   - Что вы такого сделали? - сказал доктор. - Посмотрим, как быстро Правосудие это выяснит.
   Поэтому они схватили пекаря и потащили его прочь, и когда они тащили его через деревню, люди собирались вокруг них и следовали за ними, пока не собралась довольно большая толпа.
   Судья сидел у своей двери, покуривая трубку, со слезами на глазах.
   - Ну и к чему весь этот шум? - воскликнул он. - Неужели меня никогда не оставят в покое? Как тяжела жизнь судьи! - Но он встал и вышел на крыльцо, чтобы встретить их.
   - Послушайте, - воскликнул доктор, - вот человек, который говорит, что ему не на что жаловаться, и мы привели его к вам, чтобы узнать, следует ли его наказать или позволить продолжать так говорить.
   - Конечно, нет, - воскликнул судья, - иначе мы скоро поднимем шум на всю деревню. Пусть его отведут на рыночную площадь, и я прикажу, чтобы солдаты публично выпороли его.
   При этих словах бедный пекарь разрыдался и стал умолять, чтобы его отпустили, говоря, что теперь ему действительно есть на что пожаловаться, но на это правосудие разозлилось еще больше. "Тогда, - сказал судья, - вы, безусловно, заслуживаете порки за то, что сказали неправду раньше, когда заявили, что вам жаловаться не на что. Уведи его и делай, как я велю".
   И они потащили пекаря на рыночную площадь и окружили его кольцом, чтобы он не мог убежать, а потом пришли два или три солдата с веревками в руках, схватили его и начали избивать перед всей толпой.
   Но к этому времени все люди были так настроены против него, что некоторые из них закричали: "Давайте пойдем и снесем его дом". И они отправились к дому пекаря, разбили окна и сломали мебель, а затем некоторые из них принялись ломать печь и сорвали дверцу, а другие схватили кочерги и щипцы и разбили ее стены; в спешке и суете маленький темный эльф вылез из духовки и скрылся, никем не замеченный. Но не успел он уйти, как в людях произошла большая перемена.
   Солдаты на лужайке перестали избивать пекаря и в ужасе посмотрели друг на друга, а судья крикнул:
   - Остановись! Из-за чего весь этот шум? И что такого сделал этот человек, что вы избиваете его без моего приказа?
   А люди в толпе перешептывались друг с другом: "Это правда, что он сделал?" - и они поспешно разошлись, пристыженные.
   Судья тоже сначала выглядел несколько пристыженным, но он выпрямился и с очень важным видом сказал: "Вот, мой друг, ты прощен, а теперь иди своей дорогой и в будущем веди себя лучше"; после чего удалился с большим достоинством.
   Итак, пекарь остался один на рыночной площади, и плакал от ярости и боли.
   - Все это случилось из-за от эльфа, - воскликнул он, ковыляя домой. - Как только вернусь домой, я выгоню его из своей духовки и подальше от своего дома. Лучше испортить сотню порций хлеба, чем быть выпоротым за слова о том, что ты счастлив.
   Но когда он добрался до своего дома, маленького смуглого человечка нигде не было видно; там не было ничего, кроме сломанной печи с разбитыми стенами.
   Пекарь починил духовку, и с тех пор его хлеб стал таким же, как у других людей; но, несмотря на это, он научился быть вполне довольным, поскольку теперь знал, что есть вещи похуже, чем то, что его буханки подгорели до черноты, и он был только рад избавиться от помощи волшебного народа. Что же касается маленького черного эльфа, то о нем больше никто никогда не слышал, люди в деревне вскоре пришли в хорошее настроение и были так же счастливы и довольны, как и до того, как попробовали хлеб недовольства.
  

ТРИ УМНЫХ КОРОЛЯ

  
   Старый король Роланд лежал на смертном одре, а так как у него не было сына, чтобы править после него, он послал за тремя своими племянниками, Альдоврандом, Альдебертом и Альдеретом, и обратился к ним со следующими словами:
   - Мои дорогие племянники, я чувствую, что мои дни подходят к концу, и одному из вас придется стать королем, когда я умру. Но в том, чтобы быть королем, нет никакого удовольствия. Моим народом было трудно управлять, и я никогда не довольствовался тем, что я для них делал, так что моя жизнь была тяжелой, и хотя я внимательно наблюдал за всеми вами, все же я не знаю, кто больше всего подходит для ношения короны; поэтому я желаю, чтобы каждый из вас попробовал это по очереди. Ты, Альдовранд, как самый старший, будешь первым королем, и если ты будешь править счастливо, все будет хорошо; но если ты потерпишь неудачу, пусть Альдеберт займет твое место; и если он потерпит неудачу, пусть он передаст это Альдерету, и тогда вы узнаете, кто лучше всего подходит для управления.
   Трое молодых людей поблагодарили своего дядю, каждый из них заявил, что сделает все возможное, вскоре после этого старый король Роланд умер и был похоронен с большой пышностью и церемониями.
   Итак, Альдовранду предстояло стать королем, он был коронован, и повсюду царило великое ликование.
   - Это прекрасно - быть королем, - воскликнул он с ликованием. - Теперь я могу развлекаться и делать все, что мне заблагорассудится, никто не остановит меня, и я буду лежать по утрам в постели столько, сколько захочу, ибо кто осмелится винить кого-то, если он король?
   На следующее утро премьер-министр и канцлер пришли во дворец, чтобы увидеть нового короля и обсудить государственные дела, но им сказали, что его величество лежит в постели и отдал приказ, чтобы его никто не беспокоил.
   - Это плохое начало, - вздохнул премьер-министр.
   - Очень плохое, - повторил канцлер.
   Когда они вернулись во дворец позже в тот же день, король играл в волан с некоторыми из своих придворных джентльменов и был очень зол из-за того, что его игру прервали.
   - Прелестно, - воскликнул он, - что за мной, королем, посылают туда и сюда, как за лакеем. Они должны уйти и прийти в другой раз, - и, услышав это, премьер-министр и канцлер посерьезнели еще больше.
   Но на следующее утро пришли главнокомандующий и лорд верховный адмирал, а также премьер-министр и канцлер, все они хотели получить аудиенцию у короля, а так как он не вставал с постели, и они не могли больше ждать, все они стояли у двери его спальни и стучали, чтобы получить доступ, пока, наконец, он не вышел в страшной ярости и, бросив им свою корону, закричал:
   - Вот, пусть один из моих двоюродных братьев станет королем, ибо я больше не вынесу этого. Это доставляет гораздо больше хлопот, чем того стоит, так что Альдеберт или Альдерет могут попробовать и посмотреть, как им это понравится, но что касается меня, то с меня хватит, - он сбежал вниз и вышел из дворца, оставив премьер-министра и канцлера, генерала и адмирала в смятении смотреть друг на друга.
   Альдовранд незаметно вышел из города и повернул в сторону деревни, весело насвистывая себе под нос. Пройдя немного по полям, он подошел к фермерскому дому, и увидел на соседнем лугу фермера, разговаривавшего со своими работниками. Альдовранд направился прямо к нему и, прикоснувшись к шляпе, спросил, не может ли он дать ему какую-нибудь работу.
   - Работу? - воскликнул фермер, не думая, что разговаривает со своим бывшим королем. - А какую работу ты умеешь делать?
   - Что ж, - сказал Альдовранд, - я не очень люблю бегать, но если вы хотите, чтобы кто-нибудь присматривал за вашими овцами или отгонял птиц от вашей кукурузы, я мог бы делать это.
   - Я скажу вам, что вы можете делать, если хотите, - сказал фермер. - Мне нужен работник, который бы присматривал за моими гусями. Видите, вон они, на пустоши. Все, что вам нужно будет делать, это следить, чтобы они не разбегались, и загонять их ночью.
   - Это меня вполне устроит, - воскликнул Альдовранд. - Я начну сейчас же, - и он отправился прямо на выгон, и, когда собрал гусей вместе, лег, чтобы наблюдать за ними, в отличном настроении.
   - Это великолепно, - воскликнул он, - и гораздо лучше, чем быть королем во дворце. Здесь нет премьер-министра или канцлера, чтобы беспокоить меня, - и он весь день лежал, очень довольный, наблюдая за гусями.
   Когда премьер-министр и канцлер узнали, что Альдовранд ушел, они в большой спешке отправились к Альдеберту, чтобы сказать ему, что настала его очередь быть королем. Но когда он услышал, что его кузен сбежал, то выглядел испуганным.
   - Я сделаю все, что в моих силах, - сказал он, - но я очень мало понимаю в делах королей. Однако вы должны помочь мне, и я сделаю все, что вы посоветуете.
   Услышав это, премьер-министр и канцлер пришли в восторг.
   - Теперь у нас правильный король, - сказали они, и оба радостно закивали головами.
   Итак, король Альдеберт был коронован, и по всей стране было великое ликование.
   На следующее утро он встал рано, готовый принять своих министров, и первым пришел премьер-министр.
   - Ваше величество, - сказал он, - я пришел к вам по делу большой важности. Большая часть нашего города разрушается, и очень важно, чтобы мы немедленно восстановили его. Поэтому, если вы прикажете, я прослежу, чтобы это было сделано.
   - Не сомневаюсь, что вы правы, - сказал король, - молю вас, пусть немедленно начнут строить, - и премьер-министр ушел в восторге.
   Едва он ушел, как вошел главнокомандующий.
   - Ваше величество, - сказал он, - я хочу доложить вам о состоянии нашей армии. В последнее время нашим солдатам пришлось много воевать, и они начинают испытывать недовольство, но покойный король, ваш дядя, никогда не обращал внимания на их нужды.
   - Прошу вас, сделайте, что посчитаете нужным, - сказал король Альдеберт.
   - Чтобы удовлетворить их, - сказал главнокомандующий, - я думаю, что мы должны удвоить их жалованье. Это привело бы их в хорошее настроение, и все будет замечательно.
   - Это, безусловно, лучший способ, - сказал Альдеберт. - Пусть это будет сделано немедленно, - и, услышав это, главнокомандующий удалился.
   Когда он ушел, вошел канцлер с вытянутым лицом.
   - Ваше величество, - сказал он, - я сегодня утром был в казначействе и обнаружил, что денег почти не осталось. Покойный король, ваш дядя, потратил так много, несмотря на все мои возражения, что теперь казна почти пуста. Вашему величеству следует экономить на всем, на чем только можно, следующие год или два, а также снизить жалованье солдатам и прекратить все общественные работы.
   - Не сомневаюсь, что вы совершенно правы, - воскликнул король. - Вам лучше знать; пусть все будет так, как вы хотите.
   На следующее утро вошел премьер-министр с хмурым лицом.
   - Как же это, ваше величество? - воскликнул он. - Как только мы начинаем строить наши здания, приходит канцлер и говорит, что не даст нам денег на строительство.
   Он еще не закончил говорить, когда в комнату ворвался главнокомандующий, не в силах скрыть свою ярость.
   - Вчера ваше величество сказали мне, что все солдаты должны получать двойное жалованье, а сегодня утром я слышу, что вместо этого их жалованье должно быть снижено!
   Его прервал вбежавший в комнату взволнованный канцлер.
   - Ваше величество, - воскликнул он, - разве вы не говорили вчера, что мы должны начать экономить, что я не должен позволять тратить больше денег, и что армия должна обходиться меньшим жалованьем?
   Все трое начали ссориться между собой. Увидев, как они сердятся, король Альдеберт снял свою корону и сказал:
   - Я уверен, что каждый из вас совершенно прав; но я думаю, что едва ли гожусь на роль короля. На самом деле, я полагаю, вам лучше найти моего кузена Альдерета и позволить ему короноваться, а я поищу счастья в другом месте.
   Он выскользнул из комнаты, сбежал по лестнице и выбежал из дворца, прежде чем его смогли остановить.
   Он быстро шел по большой дороге в сельскую местность, тем же путем, что и Альдовранд.
   Пройдя немного, он встретил странствующего жестянщика, который сидел на обочине дороги и чинил жестяные кастрюли, а рядом с ним горел маленький костер.
   Альдеберт стоял, наблюдая за ним, и, наконец, сказал:
   - Как ловко вы заштопали эти дыры! Вы должны вести приятную жизнь, переходя от дома к дому по зеленым переулкам и чиня посуду. Как вы думаете, я мог бы научиться этому, если бы вы учили меня?
   Лудильщик, который был стариком, посмотрел на него и сказал:
   - Ну, я не возражаю испытать тебя, если ты хочешь пойти со мной, потому что мне иногда нужен сильный молодой человек, который помогал бы мне катить мою маленькую тележку; я научу тебя своему ремеслу, и посмотрим, что ты сможешь из этого сделать.
   Альдеберт обрадовался и пошел с лудильщиком.
   Когда узнали, что он ушел, премьер-министр и канцлер в смятении посмотрели друг на друга.
   - Так не пойдет, - воскликнули они, - мы должны немедленно отправиться к принцу Альдерету, и будем надеяться, что справится лучше, чем его кузены.
   Когда принц Альдерет услышал, что настала его очередь править, он подпрыгнул от радости.
   - Наконец-то, - воскликнул он, - я покажу, каким на самом деле должен быть король. Мои кузены ни на что не годились, но теперь они увидят, насколько я буду другим.
   Он был коронован, и снова по всей стране царило великое ликование.
   На следующий день он сидел в комнате, чтобы принять канцлера и премьер-министра и услышать, что они хотели сказать.
   - Друзья мои, - сказал он им, - хороший король должен быть как отец для своего народа, и это то, кем я хочу быть. Я намерен все устроить сам, и если люди будут повиноваться мне и делать то, что я прикажу, они обязательно станут процветающими и счастливыми.
   Услышав это, и премьер-министр, и канцлер выглядели встревоженными, и канцлер сказал:
   - Я боюсь, ваше величество, что вашему народу не понравится, если в его дела будут слишком сильно вмешиваться.
   На это король очень рассердился и велел им заниматься своими делами, а не пытаться учить его.
   Когда они ушли, он отправился на прогулку по своему городу, чтобы увидеть его и узнать его жизнь; но сразу же по возвращении во дворец он послал за премьер-министром, а когда тот прибыл, сказал:
   - Я уже вижу, что многое нужно изменить в моем королевстве. Мне не нравятся дома, в которых живут многие люди, и даже платья, которые они носят; но что поражает меня больше всего, так это то, что, куда бы я ни пошел, я чувствую сильный запах горохового супа. Так вот, нет ничего более вредного для здоровья, чем гороховый суп, и поэтому с моей стороны было бы неправильно позволять людям продолжать его есть. Поэтому я приказываю, чтобы никто больше не готовил и не ел гороховый суп в пределах моего королевства под страхом смерти.
   Премьер-министр принял очень серьезный вид и начал говорить:
   - Ваше величество, вашим подданным наверняка не понравится, если им будут мешать есть и пить то, что им нравится!
   Но король закричал в ярости:
   - Немедленно иди и делай, как я тебе говорю.
   Поэтому премьер-министру пришлось подчиниться.
   Рано утром на следующий день, когда король встал, он услышал сильный шум под своим окном, а когда он пошел посмотреть, что это было, то увидел огромную толпу людей, и все кричали: "Король, король! Где этот король, который желает диктовать нам, что мы должны есть и пить?"
   Увидев их, он ужасно испугался и сразу же послал за премьер-министром и канцлером, чтобы те пришли ему на помощь.
   - Пожалуйста, идите и скажите им, чтобы они ели то, что им нравится, - воскликнул он, когда они прибыли. - Но, знаете ли, я нахожу, что мне совсем не подходит быть королем. Вам лучше всего снова попробовать Альдовранда или Альдеберта, - и с этими словами он снял свою корону, положил ее и выскользнул из дворца, прежде чем премьер-министр или канцлер смогли его остановить.
   Он вышел через заднюю дверь и бежал, бежал, бежал, пока не оставил город далеко позади и не вышел на сельские поля - тем же путем, что и два его кузена; и когда он шел, то встретил трубочиста, который тащился, неся свои длинные метлы на плече.
   - Друг мой, - воскликнул Альдерет, останавливая его, - больше всего на свете я хотел бы быть трубочистом и научиться чистить дымоходы. Могу я пойти с тобой, а ты бы учил меня своему ремеслу?
   Трубочист выглядел удивленным, но ответил.
   Да, Альдерет мог пойти с ним, если хочет, а так как он сейчас шел к фермерским домам, чтобы очистить дымоходы, он мог бы начать учить его сразу.
   Альдерет пошел с трубочистом, прихватив несколько метел.
   Через некоторое время люди за пределами дворца притихли, когда услышали, что король больше не будет им мешать. И когда все снова стихло, премьер-министр и канцлер отправились на поиски короля, но его нигде не было.
   - Так не пойдет, - воскликнули они. - У нас должен быть король, так что нам лучше вернуть одного из прежних.
   Поэтому они начали искать Альдовранда или Альдеберта.
   Они искали их по всему городу и, наконец, вышли на ту же проселочную дорогу, по которой ушли трое кузенов, и там увидели Альдовранда, лежащего на лугу и наблюдающего за стаей гусей.
   - Добрый день, друзья мои, - воскликнул он, увидев их. - Как идут дела во дворце? Я надеюсь, что моим кузенам нравится править лучше, чем мне. Я же весь день мирно лежу здесь и наблюдаю за своими гусями, и это гораздо приятнее, чем быть королем.
   Тогда премьер-министр и канцлер рассказали ему обо всем, что произошло, и умоляли его снова вернуться с ними во дворец, но Альдовранд на это откровенно рассмеялся.
   - Ни за что! - воскликнул он. - Ни за что я не хотел бы снова стать королем. Вам лучше пойти и найти моего кузена Альдеберта и попросить его. Я видел, как он шел по дороге с жестянщиком, помогая ему чинить кастрюли. Так что идите и просите его, а меня оставьте в покое присматривать за моими гусями.
   Премьер-министру и канцлеру пришлось отправиться дальше.
   Они тащились все дальше и дальше, пока, наконец, не встретили Альдеберта, который сидел на обочине дороги, чинил жестяной чайник и весело насвистывал.
   - Привет, кто это у нас здесь? - воскликнул он. - Премьер-министр и канцлер! Я очень рад видеть вас обоих. Посмотрите, каким умелым я стал; я учусь быть лудильщиком, и я сам залатал эту дыру.
   Премьер-министр и канцлер умоляли его оставить свои чайники, вернуться во дворец и стать королем, но он снова принялся за работу, усерднее, чем когда-либо, и сказал:
   - Нет; пойдите и спросите моих кузенов, которые оба намного умнее меня. Я совсем не гожусь для этого, но я очень хороший мастер, и это мне нравится гораздо больше.
   - Что же нам делать? - воскликнул премьер-министр. - Мы не знаем, куда делся Альдерет.
   - Я видел, как он недавно проходил здесь с трубочистом, - сказал Альдеберт, - он вошел вон в тот фермерский дом, так что вам лучше всего поискать его там.
   Итак, премьер-министр и канцлер отправились на ферму. В дверях стояла жена фермера, но когда ее спросили, видела ли она проходящего мимо короля, она удивленно уставилась на них.
   - Нет, - сказала она, - здесь не было никого, кроме нашего трубочиста и его ученика. Они сейчас там, чистят дымоход.
   Услышав это, премьер-министр и канцлер сразу же побежали в фермерский дом и увидели старого трубочиста, стоявшего у кухонного камина.
   - А где же другой трубочист? - закричали они.
   - Он полез в дымоход и как раз собирается начать чистить, - сказал старик. - Так что, если вы хотите поговорить с ним, вы должны кричать.
   Они стали кричать.
   - Король Альдерет, король Альдерет! - кричали они так громко, как только могли, но он не слышал. Тогда канцлер опустился на колени перед решеткой, просунул голову в дымоход и позвал:
   - Король Альдерет, король Альдерет! Это премьер-министр и я, канцлер, пришли, чтобы отвести ваше величество обратно во дворец.
   Когда Альдерет услышал их, он задрожал всем телом, но ответил:
   - Я не собираюсь спускаться; я не хочу быть королем. Я собираюсь быть трубочистом, и это мне нравится гораздо больше. Я не спущусь, пока вы не уйдете, а теперь вам лучше поторопиться, потому что я собираюсь начать чистить, и вся сажа упадет вам на голову, - а затем они услышали стук метлы в дымоходе, и целый ливень сажи упал на голову канцлера.
   Премьер-министр и канцлер, безутешные, отправились в город.
   - Мы должны пойти и поискать короля в другом месте, - сказали они. - Нет смысла просить вернуться Альдовранда, Альдеберта и Альдерета.
   Поэтому они оставили одного - его гусям, другого - его жестянкам, а третьего - чистить дымоходы; таков был конец трех умных королей.
  

МУДРАЯ ПРИНЦЕССА

  
   Давным-давно жил король, жена которого умерла и оставила ему одну маленькую дочь, которую звали Фернанда. Она была очень доброй и хорошенькой, но в детстве досаждала своим дамам, задавая им вопросы обо всем, что видела.
   - Вашему высочеству не следует желать знать слишком много, - сказали они ей, на что принцесса Фернанда вскинула свою маленькую головку и сказала:
   - Я хочу знать все.
   Когда она выросла, у нее были учителя и дамы, которые учили ее, и она изучила каждый язык и каждую науку; и все же говорила:
   - Этого недостаточно; я хочу знать больше.
   В глубокой подземной пещере жил старый Волшебник, который был так мудр, что его лицо было почти черным от морщин, а длинная белая борода ниспадала до ног. Он знал все виды магии, и каждые день и ночь сидел, корпя над своими книгами, пока, казалось, ему больше нечему было учиться.
   Однажды ночью, когда все уснули, принцесса Фернанда встала, тихо спустилась по лестнице, никем не услышанная, вышла из дворца и прокралась в пещеру Волшебника.
   Старик сидел на своем низком табурете и читал огромную книгу при тусклом зеленом свете, но он поднял глаза, когда принцесса вошла в низкий дверной проем, и посмотрел на нее. На ней было голубое с серебром платье, ее светлые волосы были распущены и волнами ниспадали до талии.
   - Кто ты такая и что тебе от меня нужно? - коротко спросил он.
   - Я принцесса Фернанда, - сказала она, - и я хочу быть вашей ученицей. Научите меня всему, что вы знаете.
   - Почему ты этого хочешь? - спросил Волшебник. - Ты не станешь от этого лучше или счастливее.
   - Я сейчас несчастна, - сказала принцесса, устало вздыхая. - Научите меня, вы найдете во мне способную ученицу, и я заплачу вам золотом.
   - Я не возьму твоего золота, - ответил Волшебник, - но приходи ко мне каждую ночь в этот час, и через три года ты будешь знать все, что знаю я.
   Каждую ночь принцесса спускалась в пещеру Волшебника, пока весь двор спал. И люди удивлялись ей все больше и больше и говорили: "Как много она знает! Как она мудра!"
   Когда прошло три года, Волшебник сказал ей: "Все! Теперь мне нечему тебя научить. Ты такая же мудрая, как и я". Принцесса поблагодарила его и вернулась во дворец своего отца.
   Она была очень мудра. Она знала языки всех животных. Рыбы выплывали из глубин на ее зов, а птицы слетали с деревьев. Она могла сказать, когда поднимется ветер, а когда море успокоится. Она могла бы превратить своих врагов в камень или подарить несметные богатства своим друзьям. Но, несмотря на все это, когда она улыбалась, ее улыбка была очень грустной, а глаза всегда были полны печали. Она сказала, что устала; ее отец подумал, что она больна, и хотел послать за врачами, но она остановила его.
   - Как врачи могут помочь мне, отец, - сказала она, - если я знаю больше, чем они?
   Однажды ночью, через год после того, как она получила свой последний урок у Волшебника, она встала и вернулась в его пещеру; он поднял глаза и увидел ее, стоящую перед ним, как прежде.
   - Чего ты хочешь? - спросил он. - Я научил тебя всему, что знаю.
   - Ты многому меня научил, - сказала она, падая на колени рядом с ним, - но я не знаю одного - научи меня и этому - как быть счастливой.
   - Нет, - сказал Волшебник с очень печальной улыбкой, - я не могу научить тебя этому, потому что сам этого не знаю. Иди и спроси об этом у тех, кто знает и мудрее меня.
   Принцесса покинула пещеру и спустилась к морскому берегу. Всю ту ночь она провела, сидя на скале, выступающей в море, наблюдая за небом и луной, появляющейся и исчезающей за облаками. Море вздымалось вокруг нее, дул ветер, но она не боялась их, а когда взошло солнце, воды успокоились, и ветер стих. Жаворонок поднялся с полей и полетел прямо в небеса, распевая так, словно его сердце готово было разорваться от чистой радости.
   - Несомненно, эта птица счастлива, - сказала себе принцесса и позвала ее на ее родном языке.
   - Почему ты поешь? - спросила она.
   - Я пою, потому что счастлив, - ответил жаворонок.
   - А почему ты счастлив? - спросила принцесса.
   - Счастлив? - сказал жаворонок. - Бог так добр. Небо такое голубое, а поля такие зеленые. Разве этого недостаточно, чтобы сделать меня счастливым?
   - Тогда научи меня, чтобы я тоже могла быть счастлива, - сказала принцесса Фернанда.
   - Я не могу, - сказал жаворонок, - я не знаю, как учить, - а затем он поднялся, напевая, в синеву над головой, а принцесса Фернанда вздохнула и вернулась обратно во дворец.
   За дверью она встретила свою маленькую комнатную собачку, которая залаяла и запрыгала от радости, увидев ее.
   - Песик, - сказала она, - бедный песик, ты так рад меня видеть? Почему ты так счастлив?
   - Почему я так счастлив? - удивленно ответила маленькая собачка. - У меня есть много еды, и мягкая подушка, на которой можно отдохнуть, и ты, чтобы ласкать меня. Разве этого недостаточно, чтобы сделать меня счастливым?
   - Мне этого мало, - сказала принцесса, вздыхая; но собачонка только завиляла хвостом и лизнула ее руку.
   В ее комнате была любимая маленькая горничная принцессы Дорис, складывавшая ее платья.
   - Дорис, - сказала она, - ты выглядишь очень веселой. Почему ты так счастлива?
   - Потому, ваше королевское высочество, что я иду на ярмарку, - ответила Дорис, - и Люк должен встретить меня там; только, - добавила она, слегка надув губки, - я бы хотела, чтобы у меня была красивая новая шляпка, которую я могла бы надеть к своему новому платью.
   - Значит, ты не совсем счастлива, поэтому не можешь научить меня, - сказала принцесса Фернанда и снова вздохнула.
   Вечером, на закате, она встала и вышла в деревню, и у двери первого коттеджа, к которому она подошла, сидела женщина, кормившая ребенка грудью и убаюкивавшая его, чтобы он уснул. Ребенок был толстеньким и румяным, и мать с гордостью смотрела на него.
   Принцесса остановилась и заговорила с ней.
   - У вас чудесный маленький ребенок, - сказала она. - Конечно, вы должны быть очень счастливы.
   Женщина улыбнулась.
   - Да, - сказала она, - так и есть; только сейчас мой муж ушел в море, а так как он опаздывает, это меня беспокоит.
   - Тогда ты не сможешь научить меня, - сказала принцесса, вздыхая и удаляясь. Она брела дальше, пока не подошла к церкви, в которую и вошла. Внутри все было тихо, так как церковь была пуста; но перед алтарем, на великолепных носилках, лежало тело молодого человека, убитого на войне. Он был одет в свой мундир, грудь его была увешана медалями, а рядом с ним лежала шпага. Он был убит выстрелом в сердце, но его лицо было спокойным, а губы улыбались. Принцесса подошла к нему и посмотрела на спокойное лицо. Затем она наклонилась, поцеловала холодный лоб, и позавидовала солдату.
   - Если бы он мог говорить, - сказала она, - он, конечно, мог бы научить меня. Ни одни живые губы никогда не могли бы так улыбаться.
   Затем она подняла глаза и увидела белого ангела, стоящего по другую сторону гроба, и она поняла, что это Смерть.
   - Ты научила его, - сказала она, протягивая руки. - Ты не научишь меня так улыбаться?
   - Нет, - сказала Смерть, указывая на медали на груди мертвеца, - я учила его, пока он исполнял свой долг. Я не могу научить тебя. - И с этими словами она исчезла.
   Принцесса вышла из церкви и спустилась к берегу моря. Дул сильный ветер, маленький ребенок играл на камнях, соскользнул с них в воду, боролся с волнами, и должен был скоро утонуть, потому что в том месте было очень глубоко.
   Когда принцесса увидела это, она нырнула в воду, поплыла туда, где был ребенок, и, взяв его на руки, положила на камни, но волны были такими сильными, что она едва могла удержаться. Когда она попыталась сама ухватиться за камни, то увидела Смерть, идущую к ней по воде, и с радостью повернулась, чтобы встретить его.
   - Теперь, - сказала та, обнимая ее, - я научу тебя всему, что ты хочешь знать, - и она увлекла ее под воду.
  

* * * * *

  
   Слуги короля нашли ее лежащей на берегу, с бледным лицом и холодными губами, но улыбающейся так, как она никогда раньше не улыбалась, и ее лицо было очень спокойным. Они отнесли ее домой и уложили на погребальные носилки, покрытые золотом и серебром.
   - Она была такой мудрой, - всхлипывала ее маленькая служанка, вкладывая цветы в холодную руку, - она знала все.
   - Не все, - сказал жаворонок, - потому что она попросила меня, каким бы невежественным я ни был, научить ее, как быть счастливой.
   - Это было единственное, чему я не мог ее научить, - сказал старый Волшебник, глядя в лицо мертвой принцессы. - И все же я думаю, что теперь она, должно быть, мудрее меня и тоже это поняла. Посмотрите, как она улыбается.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

THE WINDFAIRIES

AND OTHER TALES

by MARY DE MORGAN

LONDON

SEELEY AND CO. LIMITED

38 Great Russell Street

1900

  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   ВОЗДУШНЫЕ ФЭЙРИ
   ЗАНОСЧИВАЯ КЕСТА
   ПРУД И ДЕРЕВО
   ОВЦЫ НАНИНЫ
   ЦЫГАНСКАЯ ЧАШКА
   ИСТОРИЯ О КОТЕ
   НЕМОЙ ОТМАР
   ДЕВА ДОЖДЯ
   ПАХАРЬ И ГНОМ
  

ВОЗДУШНЫЕ ФЭЙРИ

  
   Была когда-то ветряная мельница, стоявшая на холмах у моря, вдали от любого города или деревни, в которой мельник жил один со своей маленькой дочерью. Его жена умерла, когда маленькая девочка, которую звали Луцилла, была младенцем, и поэтому мельник жил один со своим ребенком, которого очень любил. Поскольку ее отец был занят своей работой, а рядом не было других детей, с которыми можно было бы поиграть, маленькая Луцилла почти весь день была одна, ей приходилось развлекаться самой, и больше всего ей нравилось сидеть и смотреть на фигурки на крыльях мельницы, похожие на нее саму, которые держали друг друга за руки, и танцевали, и прыгали так легко, как будто были сделаны из перьев.
   - Идите, сестры, идите сюда, - крикнула та, что была ближе всех к Луцилле. - Смотрите, здесь маленький человеческий ребенок. Давайте поиграем с ней.
   - Кто вы? - спросила Луцилла. - Меня зовут Луцилла, и я живу на мельнице со своим отцом.
   - Мы воздушные фэйри, - сказала первая серая фигура.
   - Воздушные фэйри! - воскликнула Луцилла. - Что это такое?
   - Мы создаем ветры и обвеваем землю. Когда нас много, мы создаем сильный ураган, и люди пугаются. Мы те, кто вращает для вас колесо вашей мельницы и поднимает маленькие волны на море. Если ты пойдешь с нами, мы прокатим тебя на одном из крыльев вашей мельницы. То есть, если ты будешь храброй и не заплачешь.
   - Я не буду плакать, - пообещала Луцилла, вскочила и протянула руки.
   Ее сразу же подняло, и она почувствовала, как поднимается все выше и выше, пока не оказалась на одном из огромных крыльев ветряной мельницы и вместе с маленькими серыми эльфами рядом с ней не понеслась по воздуху, цепляясь за него.
   - Она сдержала свое слово, - прошептал один из них, держа Луциллу в своих крошечных белых руках. - Я думаю, мы могли бы научить ее танцевать, потому что она совсем не плакала.
   - Нет, она бы наверняка кому-нибудь рассказала, если бы мы это сделали, - сказал другой.
   - Маленькое человеческое дитя, хочешь, мы научим тебя танцевать так, как танцуем мы?
   - Да, да, - воскликнула Луцилла; теперь они неслись вниз, фэйри соскользнули с крыла с Луциллой на руках и мягко поставили ее на землю. - Научите меня танцевать, умоляю. Я никогда никому не скажу.
   - Ах, так говорят все смертные, - прошептал тот, кто еще не говорил. - Ни один смертный не может хранить тайну. Никогда еще не было никого, кто смог бы молчать.
   - Испытайте меня, - снова воскликнула Луцилла, - я никогда не скажу. - И она умоляюще переводила взгляд с одного эльфа на другого.
   - Но если ты это сделаешь, - сказали они, - если ты нарушишь свое обещание, данное нам, мы должны будем сурово наказать тебя.
   - Я обещаю, - повторила Луцилла, - я никогда никому не скажу.
   - Ну что ж, тогда ты можешь попробовать, - сказали они. - Только помни, если ты нарушишь данное нам слово и расскажешь любому смертному, кто научил тебя танцевать, ты больше никогда не сможешь танцевать, потому что твои ноги станут тяжелыми, как свинец; но не только это, - великое несчастье постигнет то, что ты любишь больше всего на свете. Но если ты будешь держать свое обещание, то воздушные фэйри никогда не забудут тебя, и придут на помощь в самый трудный час.
   - Научите меня, научите меня, - воскликнула Луцилла. - Я никогда, никогда не скажу, и я очень хочу уметь танцевать так, как вы.
   - Тогда пойдем, - сказали они, кто-то подошел к ней сзади, кто-то пошел впереди, кто-то взял ее за руки, а кто-то за ноги, и вдруг Луцилла почувствовала себя так, словно была сделана из перьев. Она раскачивалась вверх-вниз так же легко, как и они, и это казалось ей совсем легким. Никогда еще она не была так счастлива и с удовольствием танцевала бы часами, но внезапно, как только солнце начало загораться в небе красным светом, она услышала, как лошадь ее отца скачет галопом по холмам, и в одно мгновение воздушные фэйри исчезли.
   Когда мельник подъехал к ней, он разозлился на нее за то, что она валялась на траве вместо того, чтобы лежать в постели, но Луцилла не осмелилась сказать ему, что ее задержало, или сказать, что она играла с воздушными фэйри.
   Прошли годы, и Луцилла больше никогда не видела фэйри ветра, хотя и ждала их каждую ночь. Она выросла красивой молодой девушкой, и ее отец очень гордился ею. Она была высокой и гибкой, как ивовый прутик, и когда бегала или танцевала, казалось, что она легка, как перышко, подхваченное ветром. Было мало людей, которые могли увидеть ее и сказать, что она красива, потому что, кроме рыбаков, живших в маленьких хижинах на берегу, почти никто не приезжал в деревню. Но все, кто видел ее, восхищались ее красотой, а больше всего ее чудесными танцами. Иногда она выходила на холмы, танцевала и бегала там одна, а ее отец смотрел на нее и говорил: "О Небо, помоги ей! Я не знаю, у кого она этому научилась, но я никогда не видел танцовщицы, которая могла бы сравниться с ней". Иногда она спускалась на берег моря, и это ей нравилось больше всего; там она танцевала с волнами, и двигалась вместе с ними, когда они подкатывали к ее ногам и отступали, и тем, кто наблюдал, казалось, что она и они были одним целым.
   Пришло время, когда ее отец пожелал, чтобы она вышла замуж, и среди молодых рыбаков и деревенских жителей, которые приезжали на мельницу с ферм со всей округи, у нее было достаточно поклонников, но она всегда говорила, когда молодой человек начинал ухаживать за ней: "Сначала позволь мне посмотреть, как ты умеешь танцевать, потому что, поскольку танцы - это то, что я люблю больше всего на свете, было бы жаль, если бы я и мой муж не смогли танцевать вместе", а так как никто из них не умел танцевать так, как она, она прогнала их всех, сказав, что будет ждать мужа, пока не придет юноша, который мог танцевать так же хорошо, как и она.
   Но однажды случился сильный шторм, большой корабль выбросило на берег недалеко от мельницы, среди матросов был юноша с черными вьющимися волосами, яркими глазами и белыми зубами, и когда он увидел Луциллу, он сказал себе: "Я женюсь на этой девушке и возьму ее домой в жены". И вот однажды, когда они вместе сидели на холмах, он умолял ее выйти за него замуж и вернуться с ним на его родную землю; он сказал, что бросит ходить в море и будет жить с ней в маленьком коттедже и зарабатывать себе на хлеб рыбной ловлей. Тогда Луцилла сказала, как она говорила всем другим своим поклонникам: "Сначала позволь мне посмотреть, как ты умеешь танцевать, потому что я никогда не выйду замуж за мужчину, который не сможет танцевать со мной". Моряк поклялся, что умеет танцевать так же хорошо, как любой мужчина в мире, потому что все моряки умеют танцевать, сказал он, и они начали танцевать вместе. Матрос танцевал хорошо и весело, но Луцилла двигалась быстрее; и тогда моряк, видя, что его умение танцевать не идет ни в какое сравнение с ее умением, схватил ее за талию и прижал к себе, воскликнув: "Дорогая, я не могу танцевать так, как ты, но мои руки достаточно сильны, чтобы удержать тебя и не дать тебе танцевать ни с кем, кроме меня".
   Итак, Луцилла вышла замуж за моряка и уехала с ним жить в его маленьком домике у моря, за много миль от мельницы, а так как ее отец старел и больше не мог работать, он тоже поехал с ней.
   Некоторое время моряк и Луцилла жили вместе очень счастливо, и у них было двое маленьких детей; муж рыбачил и продавал свою рыбу, и все еще часто Луцилла спускалась к волнам и танцевала с ними, как она делала в своем старом доме. Она пыталась научить своих маленьких детей танцевать так, как это делала она, но они не могли научиться, потому что воздушные фэйри никогда не прикасались к ним. Но однажды зимой лодка ее мужа разбилась, а море замерзло так, что вся рыба умерла, и они стали такими бедными, что едва могли прокормиться. Потом случилось так, что в деревню, где они жили, пришел большой корабль, капитану понадобились люди для долгого путешествия, и муж сказал Луцилле, что ему лучше отправиться с ним, - тогда у него будет достаточно денег, чтобы купить другую лодку, и в следующем году им наверняка улыбнется удача. Итак, Луцилла осталась одна в коттедже с отцом и двумя маленькими детьми, ей было очень одиноко и грустно без мужа, она часто думала о мельнице и воздушных фэйри, и когда дул ветер, она спускалась к кромке воды, протягивала руки и молила их позаботиться о корабле ее мужа и вернуть его в целости и сохранности домой.
   - О, добрые воздушные фэйри, - воскликнула она, - видите, я держу свое слово, так что и вы держите свое и не причиняйте мне вреда.
   Часто она танцевала у кромки волн, как делала раньше в своем старом доме, и думала, что воздушные фэйри танцуют с ней и поддерживают ее.
   И вот случилось так, что однажды, когда Луцилла танцевала на берегу, мимо проехали двое всадников; они остановились и смотрели, как она танцует, а волны подступали к ее ногам. Тогда они слезли со своих лошадей и спросили, кто она такая и где научилась так танцевать. Она сказала им, что она всего лишь жена бедного рыбака, но она танцевала долгие годы, с тех пор как была маленьким ребенком, когда жила на ветряной мельнице, далеко на холмах. Они уехали, но на следующий день приехали снова, и привели с собой других; они умоляли Луциллу спуститься к кромке воды и потанцевать с волнами, как она делала вчера. Она спустилась на берег и танцевала в такт движению моря, и все аплодировали и говорили друг другу: "Это чудесно, чудесно".
   Затем они сказали ей, что приехали из страны, где король ничего так не любил, как красивые танцы, что он даст большие деньги любому, кто хорошо танцует, и если она вернется с ними ко двору и будет танцевать перед королем, у нее будет мешок золота, чтобы забрать его домой; это сделает ее богатой женщиной, и ее мужу больше никогда не придется работать.
   Сначала она отказалась и сказала, что ее муж уехал и не будет знать, куда она ушла; ей не хотелось оставлять двух своих маленьких детей; но все же придворные убедили ее и сказали, что это ненадолго, и ее отец тоже убедил ее, так как сказал, что они разбогатеют, если она принесет домой мешок золота. Так что, в конце концов, Луцилла согласилась вернуться с ними к королевскому двору и потанцевать там, но она заставила их пообещать, что до наступления весны они отпустят ее обратно в ее маленький коттедж. Услышав это, незнакомцы очень обрадовались и велели Луцилле немедленно собираться в путь; в тот же вечер она попрощалась со своими малышами и оставила их, чтобы отправиться с придворными. Ее глаза покраснели от слез, когда она покидала свой дом, и, прежде чем отправиться в путь, она вышла одна на скалы, протянула руки и позвала воздушных фэйри, чтобы они пошли с ней и помогли ей, потому что она боялась того, что собиралась сделать, и она умоляла их быть верными ей, как она была верна им.
   Они плыли много дней, пока, наконец, не прибыли в страну, о которой Луцилла никогда даже не слышала, и в большой город, который, как ей казалось, должен был вместить всех людей в мире, настолько он был переполнен, и над городом на холме ей указали королевский дворец и сказали, что там живет король, и там ей придется танцевать до конца недели.
   - Нам очень повезло, что мы увидели вас сейчас, - сказали они, - потому что король как раз собирается жениться, через несколько дней приедет принцесса, и в течение нескольких дней будут празднества и веселье, и на некоторых из них вы предстанете перед их величествами и обязательно станцуете как можно лучше.
   Затем Луцилла пошла с ними в большой зал рядом с дворцом, где музыканты играли на всевозможных инструментах, и здесь придворные предложили ей танцевать на возвышении в одном конце зала в такт музыке; и когда они увидели ее танец, музыканты все до единого отложили свои инструменты и встали, аплодируя, и все заявили, - это величайшая удача, что путешественники встретились с Луциллой, и что это порадует короля больше, чем все, что они приготовили для него.
   Вскоре прибыла принцесса, которая должна была выйти замуж за короля, свадьба была отпразднована с большим великолепием, после свадьбы был пир, а вечером должны были состояться песни и танцы, и всевозможные игры для королевской четы и двора, а затем Луцилла должна была танцевать. Придворные, которые привели ее, пожелали, чтобы она была одета в самое великолепное платье, с золотом и драгоценными камнями, но она умоляла, чтобы надеть светло-серое платье, как у воздушных фэйри, потому что она помнила, как они выглядели, когда танцевали на крыльях.
   Наступил вечер, когда она должна была танцевать перед королем; она широко распахнула окно, протянула руки и воскликнула: "Теперь помогите мне, дорогие воздушные фэйри, как вы делали это раньше; храните верность мне, как я хранила верность вам". Но, по правде говоря, она едва могла удержаться от слез, думая о своем муже в море и о своих малышах в коттедже.
   Зал был ярко освещен, а посередине на троне сидели король и молодая королева. Музыканты заиграли, Луцилла вышла на возвышение и начала танцевать. Она чувствовала себя легкой, как морская пена, и когда она покачивалась и изгибалась под звуки музыки, ей казалось, что она слышит только плеск волн, когда они бьются о берег, и шепот ветра, когда он играет с водой, и она думала о своем муже в море, о ветре, несущем его корабль вперед, и о своих маленьких детях, живущих в коттедже на пляже.
   Когда она закончила, в зале раздался такой шум аплодисментов и приветствий, какого там никогда раньше не слышали, и король спросил ее, откуда она родом и кто научил ее танцевать так замечательно, но она только ответила, что она - дочь бедного мельника, который жил на ветряной мельнице, и она думала, что, должно быть, научилась танцевать, наблюдая, как вращаются крылья ветряной мельницы. Каждую ночь король заставлял ее танцевать снова и снова, так как он никогда не уставал наблюдать за ней, и каждую ночь Луцилла говорила себе: "Еще одна ночь прошла, и я на один день ближе к тому, чтобы они отпустили меня обратно в мой дом к моим детям, с мешком золота, чтобы отдать моему мужу, когда он вернется из моря".
   Новая королева была красивой женщиной, но она была очень ревнива, ее злило, что король так восхищается новой танцовщицей, и она подумала, что хотела бы уметь танцевать, как она. Поэтому однажды вечером, когда за ней никто не наблюдал, она надела большой плащ, который скрывал ее всю, и спросила, как пройти туда, где жила танцовщица. Луцилла сидела одна в маленьком домике, который ей дали для жизни, королева вошла, сняла плащ и велела ей молчать и не произносить ее имени, опасаясь, что кто-нибудь подслушает и узнает, что она там.
   - Я пришла к вам, - сказала она, - чтобы вы могли сказать мне, кто научил вас танцевать, чтобы я могла пойти и научиться у него танцевать так же, как вы; ибо в моем родном дворце меня называли самой грациозной женщиной в стране и лучшей танцовщицей, так что нет такого танца, которому я не могла бы научиться.
   Луцилла задрожала, но ответила:
   - Ваше величество, когда я была ребенком, я жила на маленькой ветряной мельнице у моря, вдали от учителей или танцоров, но я наблюдала, как вращаются крылья ветряной мельницы утром, днем и ночью; и, возможно, именно это научило меня танцевать так, как я танцую сейчас. И если ваше величество желает научиться делать то, что делаю я, я с радостью научу вас всему, что знаю, и, несомненно, вы скоро научитесь танцевать намного лучше, чем я.
   Услышав это, королева пришла в восторг, сбросила плащ, встала напротив Луциллы и попросила ее немедленно начать учить ее, чтобы она могла научиться как можно скорее. Весь тот вечер они танцевали, и королеве показалось, что она выглядит точно так же, как Луцилла, но Луцилла видела, что та довольно неуклюжа, тяжело движется и танцует так же, как могли бы танцевать другие смертные. Когда королева ушла, она была очень довольна и сказала, что придет еще дважды, чтобы поучиться у нее, и тогда ее умение танцевать будет идеальным. В глубине души Луцилла была очень напугана, потому что знала, - королева никогда не сможет танцевать так, как она. Однако на следующий вечер та пришла снова, а потом - на следующий; вскоре должен был состояться большой придворный бал; и королева подумала, что покажет своему мужу, как она умеет танцевать. Сам король любил танцевать и танцевал хорошо, хотя и вполовину не так хорошо, как муж Луциллы, моряк; и королева подумала, как он обрадуется, когда увидит, какая у него изящная жена. Когда начался бал, все говорили друг другу, что кажется глупым танцевать после того, как они увидели замечательную новую танцовщицу, но королева улыбнулась и подумала про себя: "Теперь они увидят, что я могу танцевать так же хорошо, как и она". Когда подошла ее очередь, она легко шагнула вперед, танцевала, как могла, и думала, что она так похожа на Луциллу, и придворные говорили друг другу: "Наша новая королева хорошо танцует", но никто и не подумал сказать, что это похоже на танцы Луциллы, а король вообще ничего не сказал по этому поводу; поэтому королева почувствовала, что сердится, и она поочередно краснела и бледнела.
   - Эта лживая девка обманывала меня, - сказала она себе, - она совсем не учила меня танцевать правильно; но я накажу ее за ее обман, и скоро она узнает, что значит обманывать королеву.
   Поэтому на следующий день она пошла к своему мужу и сказала:
   - Муж, я много думала о новой замечательной танцовщице, которой мы все так восхищаемся, и, по правде говоря, я никогда не видела никого на земле, кто мог бы танцевать так, как она; но теперь я думаю, мы должны сделать все возможное, прежде чем она вернется к себе домой, чтобы узнать, кто научил ее чудесному искусству, чтобы мы могли обучить наших придворных танцоров, и они радовали бы нас, когда она уйдет, потому что на самом деле нет ничего на земле, чему нельзя научиться, если этому учат правильно.
   Король согласился, они послали за Луциллой, и король попросил ее рассказать ему, где она научилась танцевать, чтобы они могли вызвать тех же учителей для обучения своих придворных танцоров. Но Луцилла, как и прежде, ответила - она не знала; она думала, что, должно быть, научилась танцевать, наблюдая, как вращаются крылья ветряной мельницы. На это король рассердился и сказал: "Это чепуха, никто не может научиться танцевать, глядя на крылья ветряной мельницы, и невозможно, чтобы она, дочь бедного мельника, могла научиться таким танцам от природы"; затем он пригрозил ей, что, если она не скажет ему правду, он будет вынужден наказать ее, и сказал, что у нее будет день, чтобы подумать об этом, но в конце следующего дня она должна рассказать ему все, что он хотел знать.
   Когда она ушла, король сказал королеве:
   - Жена, если эта танцовщица будет упорствовать в своем молчании и не расскажет нам, как она научилась, есть еще одна вещь, которую мы должны сделать. Мы должны держать ее здесь, чтобы она танцевала для нас столько, сколько мы захотим, и не позволять ей возвращаться в дом, из которого она пришла.
   Королева немного помолчала; ей совсем не хотелось, чтобы танцовщица оставалась при дворе, поэтому она кивнула головой и сказала:
   - Да, но я думаю, она должна рассказать нам об этом все; что касается меня, я начинаю думать, что тут замешано колдовство, и, возможно, ее научил Злой Дух, и тогда не нужно, чтобы она оставалась здесь и танцевала для нас, как бы красиво это ни было, ибо кто знает, какое несчастье это может принести нам?
   Король подумал и ответил, что не очень верит в невезение или удачу, но ему не хотелось бы терять танцовщицу, поэтому им лучше оставить ее, если она откажется рассказать им, как следует учить других танцоров.
   Тем временем Луцилла вернулась в свой маленький домик и горько заплакала.
   - Как бы мне хотелось никогда не покидать своих детей и свой дом, - воскликнула она, - потому что я не могу нарушить свое слово, данное воздушным фэйри, а если я это сделаю, они могут причинить ужасный вред моим малышам или моему мужу в море; а если я откажусь все сказать королю, он, скорее всего, посадит меня в тюрьму, там я останусь на всю жизнь, и мой муж и дети никогда не узнают, что со мной стало. - Она опустилась на колени перед окнами, подняла руки и воскликнула: - О, дорогие воздушные эльфы, я не нарушила свое слово, и вы не нарушайте ваше обещание мне, но придите ко мне на помощь и спасите меня в моей беде.
   На следующий вечер Луцилла снова предстала перед королем, и он сказал ей:
   - Теперь ты расскажешь нам, о чем мы спрашивали тебя прошлым вечером, чтобы мы могли послать за твоими учителями и научить других танцевать так, как ты?
   - Мой милостивый государь, - ответила Луклла, - я не могу сказать вам ничего такого, чего не говорила вам раньше. С детства я танцевала так, как танцую сейчас, я смотрела на крылья ветряной мельницы моего отца, и танцевала в такт волнам; возможно, именно это научило меня так хорошо держать ритм и двигаться. Я танцевала на берегу моря, когда придворные, которые привезли меня сюда, нашли меня, и они пообещали мне мешок золота, чтобы я могла отвезти его домой моему мужу, если я приду и станцую при дворе вашего величества; вы видели, как я танцую, я сделала все, что могла, поэтому я умоляю вас отдать мне мешок с золотом и отпустить меня домой.
   Король молчал, но королева еще больше разозлилась, и в глубине души решила, что Луцилла никогда не должна возвращаться домой, пока не расскажет о своих учителях. Поэтому, когда они остались одни, она сказала своему мужу: "Теперь совершенно ясно, что эта женщина научилась благодаря колдовству, и мы поступим очень неправильно, если отпустим ее, пока она не признается во всем". Поэтому они снова послали за Луциллой и приказали ей признаться, а снова она заплакала и заявила, что больше ничего не может сказать. Тогда король сказал: "Хорошо, давайте отдадим женщине ее мешок с золотом и отпустим ее", но королева остановила его и сказала: "Нет, давайте сначала попробуем запереть ее в тюрьме на некоторое время, и посмотрим, не откроет ли это ее уста".
   Сначала король отказался, потому что Луцилла не сделала ничего плохого, но королева настаивала, что она обманывает их, и что ее танец, должно быть, колдовство, и, наконец, король начал ее слушать. Кроме того, он был очень зол на Луциллу за то, что она хотела вернуться домой, и разочарован мыслью, что больше не увидит ее танцев; поэтому он согласился и сказал, что либо она должна рассказать ему, как получилось, что она научилась танцевать лучше, чем кто-либо другой в этом мире, и кто научил ее, либо они должны подумать, что всему виной колдовство, и она должна отправиться в тюрьму и ждать своего наказания.
   Бедная Луцилла горько плакала. "Увы! - воскликнула она про себя. - Горе мне, потому что я не смею нарушить клятву, данную фэйри, и все же, если я этого не сделаю, я никогда больше не увижу своего мужа или своих детей, потому что боюсь, как бы они не убили меня здесь".
   Однако она продолжала молчать, и король приказал посадить ее в тюрьму до тех пор, пока она не заговорит и не скажет им правду; пришли стражники, увели ее в тюрьму и заперли в темной камере. Там было уныло и холодно, а стены были такими толстыми, что она не слышала никаких звуков снаружи, и было только одно маленькое окошко, которое находилось слишком высоко, чтобы она могла видеть сквозь него. Здесь она лежала и причитала, и почти желала умереть сразу, потому что верила, - ее сожгут или утопят, и горько горевала о том, что оставила свой дом и своих детей.
   Каждый день король посылал спросить, не передумала ли она, но каждый день она отвечала, что ей нечего сказать. Однажды вечером она сидела одна в своей темной камере, скорбя, как обычно, когда дверь тюрьмы открылась, и вошла женщина, закутанная в плащ и с лицом, скрытым маской. Когда она сняла маску, Луцилла увидела, что это королева, и вскочила, надеясь, что та пришла сказать ей, что ее должны освободить, но королева сказала: "Я пришла к тебе одна, чтобы ты мог сказать мне правду. Кто научил тебя танцевать, и где я могу научиться делать то, что делаешь ты? Если ты скажешь мне, я попрошу короля простить тебя, и ты получишь свой мешок с золотом и уйдешь, когда захочешь".
   Тогда бедная Луцилла снова заплакала и сказала: "Моя милостивая госпожа, я могу сказать вам одну вещь, которую я еще никому не говорила, а именно, что я научилась танцевать, но кто мне сказал или как это было, это секрет, который я поклялась никогда никому не рассказывать. А теперь я умоляю ваше королевское высочество позволить мне вернуться к моему мужу-рыбаку и моим детям. Ах! ах! это был злой час для меня, когда я покинул свой дом".
   Королева пришла в ярость, но она скрыла свой гнев, и сначала она попыталась уговорить Луциллу признаться во всем, затем она пригрозила ей гневом короля, а затем, поскольку Луцилла все еще плакала и говорила, что не может нарушить свое обещание, она пришла в ярость и сказала: "Это бесполезно; как бы сильно вы ни любили своего мужа и своих детей, вы никогда их больше не увидите. Король решил, что вы будете казнены на этой неделе, так что теперь вы знаете, чего вы добились своим злым упрямством".
   Королева вернулась к королю и сказала ему: танцовщица призналась, что научилась танцевать, но она не сказала, у кого, следовательно, это должно быть от лукавого, и поэтому ничего не оставалось, кроме как казнить ее. Поэтому они решили, что сначала попытаются утопить Луциллу, и если бы она была ведьмой, то не утонула бы, и король приказал, чтобы на следующий день ее вывезли в море и выбросили за борт, а также чтобы к ее ногам были привязаны тяжелые грузы, а руки были привязаны к бокам.
   На следующее утро стражники привели ее, и они связали ей руки по бокам, и привязали тяжелые грузы к ее ногам, и они спустили ее вниз и посадили в лодку на берегу моря, и они вывезли ее в море, и по всему берегу стояли толпы людей, кричали и глумились, и кричали: "Она ведьма! она ведьма! король поступил правильно, приказав казнить ее".
   - Увы! увы! - воскликнула Луцилла. - Что я сделала, чтобы заслужить это? конечно, я не сделал ничего плохого в том, что со мной так жестоко обошлись. Дорогие воздушные фэйри, придите мне на помощь, ибо, по правде говоря, сейчас время моей самой острой нужды, и если вы покинете меня, я погибну; но я молю вас быть верными мне, как я верна вам.
   Отплыв на лодке, стражники схватили ее и бросили в воду, и соленые волны плеснули ей в лицо и в волосы; но, несмотря на тяжесть на ногах, она не тонула, но чувствовала себя такой же легкой, как тогда, когда танцевала с волнами на морском берегу у своего дома, и она знала, что ветер поддерживает ее; и волны мягко покачивали ее, и влекли ее к берегу, и вынесли на песок, и вся толпа кричала от ярости.
   Когда обнаружилось, что Луциллу нельзя утопить, король и королева очень рассердились и сказали, - теперь совершенно ясно, что она ведьма и что ее нужно сжечь, поэтому они должны отвести ее обратно в тюрьму и устроить, чтобы ее сожгли на рыночной площади. Итак, Луциллу снова отвели в ее маленькую темную камеру, и она опустилась на колени на землю, посмотрела в окно и пробормотала: "Спасибо, дорогие воздушные фэйри, вы сохранили верность мне, как и я сохранила верность вам".
   Затем снова пришли стражники, взяли ее за руки, повели на рыночную площадь, и здесь она увидела большую сложенную кучу дров, на которую ее должны были положить, и люди были заняты тем, что поджигали ее. Но когда Луцилла и стражники подошли к месту, поднялся легкий ветерок, и он подул на лица толпы, пришедшей посмотреть, как ее сожгут. Люди, которые пытались поджечь кучу дров, сказали, что они не могли заставить ее загореться из-за ветра; а когда, наконец, она загорелась, пламя не поднималось в воздух, а стелилось по земле. Тем не менее, они подвели Луциллу к куче и положили на нее, тогда пламя разделилось посередине и отклонилось в стороны, так что она осталась совершенно невредимой.
   При этом люди закричали: "Теперь мы знаем, что она действительно ведьма, так как она не тонет, и огонь не жжет ее", и они побежали сказать королю и королеве, что танцующая женщина не пострадала от огня, но сидела посреди него невредимой. Услышав это, король и королева вместе спустились на рыночную площадь и увидели Луциллу, сидящую на куче дров, и пламя, вырывающееся из нее со всех сторон; поэтому они велели стражникам отвести ее обратно в тюрьму и держать там, пока ее обезглавят. И снова Луцилла склонила голову и сказала: "Теперь я знаю, дорогие воздушные фэйри, что вы никогда не бросите меня, и мне нечего бояться, потому что, пока я буду хранить верность вам, вы будете хранить верность мне".
   К этому времени день клонился к вечеру, и король приказал, чтобы Люциллу казнили только на следующий день, и чтобы на рыночной площади был воздвигнут эшафот, на котором должна быть поставлена плаха, чтобы вся толпа могла видеть, и чтобы и он, и королева были там. Но для того, чтобы дать ей последний шанс, чтобы все могли увидеть, насколько они великодушны, король предложил, что если она признается, даже на эшафоте, кто научил ее танцевать, ей должно быть позволено вернуться туда, откуда она пришла, и взять с собой свой мешок с золотом, и поэтому мешок с золотом был помещен на эшафот, чтобы все люди могли видеть, и мешок был таким большим, что Луцилла едва могла его поднять.
   В тот вечер Луцилла не испытывала страха и спокойно спала бы в своей камере, но поднялся сильный ветер, и она слышала, как он ревел повсюду, а деревья гнулись и ломались от его порывов. Когда наступило утро, король и королева сказали друг другу: "Это то утро, когда должны казнить танцовщицу, но будет трудно отвести ее на эшафот в такую бурю". Однако стражники пришли в камеру Луциллы, вывели ее, как и прежде, и повели на рыночную площадь, хотя им пришлось немало повозиться, потому что ветер дул так сильно, что они едва могли держаться на ногах. По всему побережью маленькие лодки прибивало к берегу, и большие корабли также искали спасения от шторма. Но Луцилла не чувствовала страха, и в своем сердце сказала: "Дорогие воздушные фэйри, помогите мне в последний раз и сохраняйте веру в меня, как я сохранила веру в вас".
   У берега появился большой корабль с сияющими белыми парусами, плывущий по гребням волн, и хотя все остальные корабли, казалось, были потревожены ветром, и некоторые лишились мачт, а другие потерпели крушение, этот корабль, казалось, не пострадал, и люди, которые видели его, кричали: "Какой это замечательный корабль и каким храбрым должен быть капитан, который так хорошо умеет управляться с ветром и волнами" Но когда узнали, что пришло время обезглавить Луциллу, люди больше не беспокоились о корабле, и, несмотря на шторм, стекались на рыночную площадь, и столпились вокруг эшафота, на котором стояла плаха.
   Затем стражники и Луцилла взошли на эшафот, и Луцилла начала бояться, что воздушные фэйри оставили ее; она заплакала, протянула руки, и воскликнула: "О, дорогие воздушные фэйри, я действительно сохранила свою веру в вас, и, конечно, вы сохранили вашу веру в меня". Несмотря на ужасный шторм, король и королева спустились на рыночную площадь; они едва могли видеть и слышать из-за ветра, хотя все время светило солнце и небо было голубым. Тогда стражники приказали Луцилле опуститься на колени и положить голову на плаху; мешок с золотом стоял рядом с ней, и они сказали: "Это твой последний шанс, говори сейчас и признайся королю в правде, вот твое золото, ты возьмешь его и уйдешь". И Луцилла ответила, как и прежде: "Я сказала правду, и больше я ничего не могу сказать, так как я поклялась никогда не говорить, у кого я научилась танцевать".
   Затем палач поднял топор в воздух, но прежде чем тот опустился, внезапно раздался рев ветра, топор вырвался у него из рук, дома на рыночной площади зашатались и упали, а дворец, стоявший высоко на холме, превратился в груду развалин. Только Луцилла стояла на коленях на эшафоте целая и невредимая, потому что короля, королеву и всех людей разнесло ветром направо и налево, среди развалин домов, и никто не думал ни о чем, кроме как о том, как спастись.
   Луцилла подняла голову, посмотрела на море, и увидела, как приближается большой корабль, и она услышала, как матросы кричат: "Эй, эти бедные люди в печальном положении, нам лучше сойти и помочь им"; они отправились на рыночную площадь, и ветер беспокоил их не больше, чем он беспокоил их корабль. Когда Луцилла посмотрела на них, первым, кого она увидела, был ее муж, и она громко вскрикнула, и протянула руки, и воскликнула: "Теперь, дорогие воздушные фэйри, я действительно знаю, что вы сохранили веру в меня и спасли меня в самый тяжелый час нужды".
   Затем она рассказала своему мужу все, что произошло, показала ему мешок с золотом, и молила его отвезти ее обратно в маленький коттедж у моря; и она знала, что это ветер привел ее мужа к ней, потому что он сказал - как бы они ни направляли корабль, он все время следовал одним курсом, и ветер нес его прямо к городу, где ее должны были казнить.
   Итак, Луцилла и ее муж взяли мешок с золотом и вернулись в маленький коттедж на берегу моря, к ее отцу и ее детям; король, королева, и все остальные люди остались, чтобы отстроить свой город заново, и Луцилла никогда больше не видела и не слышала о них, но счастливо жила со своим мужем до конца своей жизни.
  

ЗАНОСЧИВАЯ КЕСТА

  
   Давным-давно жила-была молодая девушка по имени Кеста, которая работала молочницей на большой ферме. Она доила коров, делала сыр и масло, а иногда носила их на продажу.
   На ферме работал человек по имени Адам. Он пригнал коров, чтобы Кеста их подоила, и смотрел, как она их доит. Поскольку она была миловидной девушкой и хорошо выполняла свою работу, он подумал, что она станет ему хорошей женой; поэтому однажды он сказал: "Кеста, не хотела бы ты выйти за меня замуж? тогда мы сможем сэкономить наши деньги и когда-нибудь купим ферму для себя, и я буду фермером, а ты будешь женой фермера, и у тебя будут слуги, которые будут прислуживать тебе".
   - Это мне бы очень понравилось, - ответила Кеста, - но я не могу сразу сказать "да". Завтра я иду в город со своими сырами, а когда вернусь, дам тебе ответ.
   Ночью Кеста посмотрела в свое зеркало и сказала: "Интересно, почему Адам хочет жениться на мне? но если он это делает, то, скорее всего, какой-нибудь мужчина получше тоже хотел бы это сделать; было бы глупо выходить за него замуж, пока я не увижу, не смогу ли я найти кого-нибудь получше. Я должна осмотреться, когда завтра пойду в город, не встретиться ли мне такой".
   Утром она с большой тщательностью оделась в свою лучшую одежду и отправилась в город с корзинкой сыра. Пройдя немного, она оказалась возле мельницы; мельник, весь белый от муки, стоял во дворе, отдавая распоряжения своим людям. Он был пожилым человеком, его жена недавно умерла, и Кеста, подойдя ближе, подумала, что было бы лучше выйти замуж за него, чем за бедного Адама, поэтому она сказала: "Добрый день, не могли бы вы дать мне немного отдохнуть?"
   - Конечно, моя девочка, - сказал мельник, - ты, кажется, запыхалась?
   - Да, - ответила Кеста, - потому что я прошла уже довольно много. Я пришла с фермы, и это было все, что я могла сделать, потому что работник фермера сильно разозлился, ибо я не захотела выйти за него замуж, но, конечно, я слишком хороша для него, - такая красивая девушка, как я.
   - Ты действительно красивая девушка? - сказал мельник. - Дай-ка я посмотрю, может быть, так оно и есть. Что ж, если ты слишком хороша для работника фермера, возможно, ты подойдешь мне. Как ты смотришь на то, чтобы выйти замуж за меня и жить вон там, на мельнице?
   - Я думаю, что мне бы это очень понравилось, - сказала Кеста, - но у меня есть кое-какие дела в городе, и я должна сначала сходить туда, поэтому я остановлюсь здесь и отвечу вам, когда вернусь.
   Она попрощалась и пошла своей дорогой, чувствуя себя очень веселой.
   - Было бы гораздо лучше выйти замуж за мельника, чем за Адама, но кто знает, не найдется ли кто-нибудь получше, чем любой из них, поэтому я не должна торопиться.
   Итак, она пошла дальше, недалеко от города встретила человека на белом коне, и увидела, что это был управляющий великого герцога.
   - Кто знает, может быть, ему нужна жена? - сказала она себе. - Мне следует попытаться. - Поэтому она села на обочине дороги и крикнула: - Ах, боже мой, каково это - быть бедной девушкой, которой приходится убегать от всех мужчин, которых она встречает!
   - Почему? - воскликнул управляющий, останавливая лошадь. - Почему ты должна бежать? кто пытается причинить тебе неприятности?
   - Никто не пытается причинить мне неприятности, - ответила Кеста, - но мне приходится убегать от мужчин, которые хотят жениться на мне, потому что я такая красивая. Сначала это был работник на нашей ферме, а теперь это мельник, который не позволил бы мне идти дальше, если бы я не пообещала вернуться и выйти за него замуж, но я слишком хороша для таких, как он.
   - Неужели это действительно так? - воскликнул управляющий, ненавидевший мельника. - Неужели мельник действительно хотел жениться на тебе? Если ты слишком хороша, чтобы выйти за него замуж, возможно, мне ты подойдешь.
   - Действительно, - сказала Кеста, - я думаю, что это было бы неплохо, потому что я жила бы в хорошем доме и у меня было бы много слуг. Но мне нужно сходить в город по делам, а вы наверняка будете где-то здесь, и когда я вернусь, мы все устроим.
   Поэтому она отправилась в путь, оставив управляющего посмеиваться при мысли о том, как рассердился бы мельник, если бы он женился на Кесте.
   Кеста шла дальше в приподнятом настроении.
   - Теперь у меня действительно все хорошо, - сказала она, - как умно я поступила, не выйдя замуж за Адама до того, как отправилась в город.
   Вскоре она добралась до города и на главной улице прошла мимо банка, в дверях которого стоял сам банкир. Он был толстым, уродливым и старым, но его руки были украшены кольцами, и Кеста знала, что его карманы были полны золота. Кеста сказала: "Было бы прекрасно выйти за него замуж, и я могла бы высоко свысока смотреть на кого угодно. Думаю, что заговорю с ним, так как было бы глупо пройти мимо, не попытавшись". Поэтому она громко вздохнула и сказала: "О, как тяжела моя участь!"
   - Что случилось, моя прелестная девочка? - спросил банкир.
   - Всему виной моя красота, - ответила Кеста. - Хотел бы я, чтобы это было не так, ибо из нее проистекают все мои беды.
   - Какие же? - спросил банкир.
   - Куда бы я ни пошла, мне нет покоя, потому что все мужчины хотят жениться на мне. Сначала работник на ферме, затем мельник и, наконец, управляющий герцога, который едва ли позволил бы мне пройти по дороге, пока я не пообещала ему; но, конечно, это невозможно, и я слишком хороша для любого из них.
   - Неужели это правда? - воскликнул банкир. - Если так, то в тебе должно быть что-то очень необычное. Возможно, ты была бы достаточно хороша для меня. Как бы тебе понравилось быть моей женой, ездить в прекрасной карете и весь день носить шелковые платья?
   - Ах, это было бы замечательно, - воскликнула Кеста, - и с самого начала я подумала, что вы гораздо больше подходите на роль моего мужа, чем любой из тех, кого я встречала; но сначала я должна пройтись по городу, поэтому я зайду сюда на обратном пути.
   Она пошла дальше, пока не вышла на большую площадь перед казармами, где тренировались солдаты; их шлемы и мечи сверкали на солнце, а во главе их ехал генерал армии. Его голос был хриплым от криков на своих людей, и он ужасно ругался, но он был покрыт золотом и выглядел величественно. "Предположим, что у него нет жены, - подумала Кеста, - было бы действительно здорово выйти за него замуж; мне стоит попытаться". Поэтому она подождала, пока солдаты войдут в казармы, а затем, когда генерал уезжал, она подошла так близко к ногам лошади, что он крикнул ей быть осторожной, иначе лошадь собьет ее.
   - Увы! что у меня за жизнь, - воскликнула она очень громко, чтобы он мог услышать, - куда бы я ни пошла, все за мной охотятся!
   - Да кто за тобой охотится?- сердито воскликнул генерал. - Что за чушь ты несешь, моя хорошая девочка.
   - Как вы смеете говорить, что я несу чушь, - возмутилась Кеста, - если я и шагу не могу ступить без того, чтобы не быть остановленной мужчиной, который хочет, чтобы я вышла за него замуж!
   - И почему они хотят, чтобы ты вышла за них замуж? - спросил генерал.
   - Потому что я красивая, конечно, - быстро ответила Кеста, сняла шляпу и посмотрела на генерала.
   - Я не думаю, что ты такая красивая, - сказал он.
   - Но это так, - сердито воскликнула Кеста, - и только глупые люди этого не видят. Идите и спросите в городе. Сначала это был работник на ферме, потом мельник, потом управляющий герцога, потом банкир - все они хотели жениться на мне, но я слишком хороша для любого из них!
   - Если все это правда, - сказал генерал, - то, конечно, ты должна быть чрезвычайно хорошенькой, и, поскольку ты говоришь, что слишком хороша для них, возможно, ты могла бы подойти мне. Как бы тебе это понравилось?
   - Это бы мне очень понравилось, - сказала Кеста, - и так как вы очень этого хотите, я соглашусь, и я надеюсь, что вы постараетесь стать мне хорошим мужем; но я вынуждена сделать одно важное дело, а на обратном пути вернусь к вам, - и она рассмеялась про себя.
   "Мне действительно повезло, - подумала она, - а так как все они, похоже, хотят жениться на мне, почему бы не попробовать подняться выше и не посмотреть, что скажет сам герцог? Нет ничего лучше, чем быть практичной, и было бы совершенно глупо не поговорить с герцогом сейчас, когда я здесь".
   К этому времени она подошла к дворцу герцога, поэтому остановила выходившего слугу, спросила, дома ли тот, и сказала: "У меня к нему особое дело".
   - Он сидит у ручья в саду и ловит рыбу; вы можете пойти и поговорить с ним, если хотите, - сказал слуга.
   Кеста прошла через двор в сад и направилась прямо туда, где герцог сидел у ручья с длинной удочкой в руке и ловил рыбу. Он был одет во все зеленое и, казалось, наполовину спал, - Кеста подошла совсем близко к нему, прежде чем он увидел ее. Тогда она сказала: "Ах, пожалейте меня, ваша светлость, и выслушайте мою печальную историю".
   - Боже милостивый! кто ты? разве ты не знаешь, что я герцог? - сказал он.
   - И именно поэтому я пришла к вам, чтобы попросить вас защитить меня от всех мужчин, которые преследуют меня, - сказала Кеста.
   - Почему они преследуют тебя? - спросил герцог.
   - Потому что я такая красивая, - ответила Кеста. - Они все хотят жениться на мне: сначала работник на ферме, потом мельник, которого я встретила по дороге, потом ваш управляющий, потом банкир, потом генерал вашей армии, и он отпустил меня только тогда, когда я пообещала вернуться к нему.
   - Генерал! - сказал герцог. - Это правда? он действительно хочет жениться на тебе?
   - Конечно, хочет, - сказала Кеста, - если вы сомневаетесь в том, что я говорю, вам лучше послать в город и спросить.
   - На самом деле, - сказал герцог, - я бы не счел тебя такой уж хорошенькой, но если то, что ты говоришь, правда, ты должна быть такой. Я не уверен, что мне самому хотелось бы жениться на тебе; но имей в виду, я буду чрезвычайно зол, если узнаю, что ты сказала мне неправду, и они не хотели жениться на тебе. Конечно, ты была бы рада выйти за меня замуж и стать герцогиней?
   - Да, конечно, - воскликнула Кеста и радостно улыбнулась.
   Тогда герцог взял рог, висевший у него на боку, и громко затрубил в него. Из дворца вышли четыре пажа, одетые в синее с золотом, которые выстроились в ряд, ожидая его приказаний.
   - Смотрите, - воскликнул герцог, - я собираюсь жениться на этой леди, которую все считают очень красивой, так что относитесь к ней с уважением; идите во дворец и прикажите приготовить пир и подходящую одежду для невесты, и скажите капеллану, чтобы он был готов, потому что я намерен жениться на ней немедленно.
   - А теперь, - сказал он Кесте, когда его пажи вернулись во дворец, - подойди, сядь рядом со мной и смотри, как я ловлю рыбу, пока все не будет готово.
   Кеста сидела рядом с ним и смотрела, как он ловит рыбу своей длинной удочкой, но через некоторое время ей надоело молчать, и она спросила: "Что вы поймали?"
   - Пока ничего, - сказал герцог.
   - Тогда почему вы продолжаете ловить? - спросила она.
   - Я уверен, что скоро что-нибудь поймаю. Не хочешь ли немного подержать удочку?
   - Да, очень, - ответила Кеста, которая боялась его обидеть. Поэтому она протянула руку, чтобы взять удочку, и в этот момент корзина выпала у нее из руки, и сыры выкатились.
   - Что это за круглые шарики? - спросил герцог. - И какой у них странный запах.
   - Это мои сыры, - воскликнула Кеста, - я сделала их вчера и несла на продажу, когда...
   - Боже милостивый, ты их сделала! - воскликнул герцог. - Тогда ты, должно быть, обычная молочница, и у тебя довольно грубые руки. Какой ужас! А я собирался жениться на тебе! Как ты смеешь думать, что достаточно хороша, чтобы выйти за меня замуж! - Он вскочил на ноги в порыве гнева и, схватив рог, затрубил в него так громко, что четыре пажа подбежали в большой тревоге.
   - Прогоните ее, - воскликнул герцог, - она самозванка - обычная фермерская работница и делает сыры. Она считала себя достаточно хорошей, чтобы стать герцогиней!
   Кесту прогнали, а пажи следовали за ней, улюлюкали и кричали:
   - Гоните дерзкую девку, которая хотела выйти замуж за герцога, простую молочницу, которая делает сыры.
   Кеста бежала, пока не подошла к дому генерала; у окна сидел он сам в своем прекрасном мундире. Он сидел и ждал ее, но когда увидел пажей позади нее, то крикнул:
   - Эй, из-за чего вся эта суета?
   - Ничего страшного, - сказала Кеста. - Видите, я вернулась, чтобы выйти за вас замуж, как и обещала.
   Но тут пажи закричали:
   - Гоните дерзкую молочницу, которая считала себя достаточно хорошей, чтобы выйти замуж за герцога.
   - А разве герцог не женился бы на ней? - спросил генерал.
   - Конечно, нет; она всего лишь деревенская девчонка, - кричали пажи, - и ее следует выгнать из города за ее дерзость.
   - Так и будет, - воскликнул генерал. - Она думала, что подходит мне - это позор! - И он крикнул нескольким солдатам, стоявшим у его двери: - Эй, солдаты, помогите выгнать эту никчемную девицу из города.
   Но прежде чем он закончил, Кеста изо всех сил побежала по улице к банкиру. Наконец она добралась до большого квадратного дома банкира, стоявшего рядом с банком, и на ступеньках стоял сам банкир в блестящей черной одежде с золотыми кольцами на руках.
   - Вот и я, - воскликнула Кеста, - и впустите меня поскорее, потому что я запыхалась от бега.
   - Почему ты так спешила? - воскликнул банкир, и пока он говорил, пажи и солдаты вышли из-за угла. - И что это они там кричат?
   - Откуда мне знать, - воскликнула она, вбегая в дом.
   Но тут появились ее преследователи, крича:
   - Гоните ее! долой ее!
   - Про кого это вы? - спросил банкир.
   - Про девку в желтом платье, которая вошла в ваш дом.
   - Почему, что она сделала? - спросил он.
   - Она считала себя достаточно красивой, чтобы выйти замуж за герцога и генерала, и ее должны выгнать из города за ее дерзость!
   - Но разве генерал не хотел жениться на ней? - спросил банкир.
   - Наш генерал! - сердито закричали солдаты. - Да ведь она всего лишь молочница и не подходит ему.
   - Тогда, я уверен, она недостаточно хороша для меня, потому что я ничуть не хуже его, - сказал банкир и в ярости вбежал в дом, крича: - Убирайся, дерзкая девчонка! как ты смеешь думать, что достаточно хороша для того, чтобы я женился на тебе! - Случилось так, что в этот момент клерки выходили из банка, и, увидев их, он воскликнул: - Вот, мои добрые друзья, помогите прогнать эту озорницу из города; она хочет быть моей женой, хотя всего лишь обычная молочница.
   На это клерки расхохотались, и все как один помчались за Кестой, которая бежала изо всех сил.
   - Это слишком, - всхлипывала она, - что я такого сделала, чтобы со мной так обращались?
   Но она бежала так быстро, как только могла, стараясь добраться до дома управляющего раньше преследователей, но пажи, солдаты и клерки были рядом с ней, кричали и смеялись.
   - Что случилось? - воскликнул управляющий, - почему вы кричите на эту бедную девушку?
   - Ну, - сказали они, - она хотела выйти замуж за герцога, за генерала, и за банкира, и, конечно, они не захотели этого, потому что она всего лишь обычная молочница.
   - Какая дерзость! - воскликнул управляющий. - Я вспоминаю, что она также просила меня жениться на ней; действительно, она заслуживает наказания за такое поведение, - и, увидев поблизости нескольких своих слуг, он приказал им бежать за Кестой и выгнать ее из города. Но на этот раз она бежала быстрее преследователей и добралась до мельницы прежде, чем они смогли ее догнать, и побежала в сад, где был мельник.
   - Что ж, я рад видеть тебя снова, - сказал он, - но как же ты тяжело дышишь.
   - Я спешила вернуться. А теперь пойдем в дом, - сказала она.
   - Пойдем, - сказал мельник, - но чего все эти люди кричат?
   - Это всего лишь фермеры, которые ведут домой свиней с рынка, - сказала Кеста, но ей стало страшно, потому что она услышала, как люди кричат ей вслед.
   - Свиньи так не шумят, - сказал мельник, - пойду и посмотрю, в чем дело. - И когда он услышал, что все они кричат про Кесту, то пришел в ярость и тоже закричал: - Если она недостаточно хороша для управляющего, я уверен, что она не подходит и для меня, - и он позвал некоторых из своих работников, трудившихся на мельнице: - Видите эту девушку? бросьте в нее немного муки, потому что она наглая девчонка и просила меня жениться на ней.
   Кеста снова побежала, а за ней потянулась толпа преследователей.
   - Как мне не повезло, - всхлипнула она, - но, в любом случае, я могу вернуться к Адаму; он наверняка будет рад меня видеть, - она ускорила шаг, и, наконец, добравшись до фермы, вбежала, зовя Адама.
   - Это ты, Кеста? - воскликнул Адам, подходя к ней и целуя ее. - Я рад тебя видеть, но почему ты так разгорячилась?
   - Это солнце, оно припекало так сильно, - ответила Кеста.
   - Тогда сядь и остынь, - сказал Адам. - Но мне интересно, что это за крики снаружи?
   - Это всего лишь люди устраивают праздник, - воскликнула Кеста. Но, несмотря на все, что она могла сказать, Адам вышел, чтобы спросить людей, что им нужно на ферме?
   - Нам ничего не нужно на ферме, - кричали они, - но мы последовали за этой наглой девкой, одетой в желтое.
   - Почему, что она сделала? - спросил Адам.
   - Сделала! - закричали они. - Да ведь она приехала в город и попросила руки мельника, и банкира, и управляющего, и генерала, и даже самого герцога, так что она заслуживает наказания за свою самонадеянность.
   Тогда Адам стал очень серьезным, вернулся на ферму и сказал:
   - Кеста, я не могу жениться на тебе сейчас, так как ты была в городе и пыталась найти мужа лучше меня, - и он вернулся к своей работе, и оставил Кесту сидеть совсем одну; и она сидела и плакала одна, и, в конце концов, так и не нашла мужа, потому что была такой лживой и тщеславной.
  

ПРУД И ДЕРЕВО

  
   Когда-то посреди бескрайней пустоши стояло дерево, и в тени его ветвей был небольшой пруд, над которым оно склонялось. Пруд смотрел вверх на дерево, а дерево смотрело вниз на пруд, и они любили друг друга больше всего на свете. И ни один из них не думал ни о чем другом, кроме как о другом, и им было все равно, что творится в окружающем мире.
   - Если бы не ты, и тень, которую ты мне даешь, я бы давно высох на солнце, - сказал пруд.
   - И если бы не ты, и не твое сияющее лицо, я бы никогда не увидело себя и не узнало, на что похожи мои ветви и цветы, - ответило дерево.
   Каждый год, когда листья и цветы опадали с ветвей дерева, и наступала холодная зима, маленький пруд замерзал и оставался таким до весны; но как только солнечные лучи согревали его, он снова искрился и танцевал, когда ветер дул на него, и наблюдал за своим любимым другом, видя, как появляются почки и листья, и они вместе считали листья и цветы, когда те появлялись.
   Однажды по вересковой пустоши ехала пара путешественников в поисках редких растений и цветов. Сначала они не смотрели на дерево, но так как им было жарко и они устали, то слезли с лошадей, сели в тени ветвей и заговорили о том, что они делали.
   - Мы нашли не так уж много, - мрачно сказал один из них, - Казалось, вряд ли стоило ехать так далеко за такой малостью.
   - Можно искать много лет, прежде чем найдешь что-нибудь очень редкое, - ответил старший путешественник. - Ну, мы в дороге совсем недолго, и кто знает, может быть, нам еще повезет?
   Говоря это, он поднял один из опавших листьев дерева, который лежал рядом с ним, сразу же вскочил на ноги и сорвал одну из ветвей, чтобы осмотреть ее. Затем он крикнул своему товарищу, чтобы тот встал, и тот тоже внимательно осмотрел листья и цветы, и они оживленно заговорили друг с другом, и, в конце концов, заявили, что это лучшее, что они нашли за все свои путешествия. Но ни пруд, ни дерево не обратили на них внимания, потому что пруд лежал, с любовью глядя на дерево, а дерево смотрело вниз на чистую воду пруда, и они больше ничего не хотели; вскоре путешественники сели на лошадей и уехали.
   Лето прошло, и подули холодные осенние ветры.
   - Скоро твои листья опадут, и ты заснешь на зиму, так что мы должны попрощаться друг с другом, - сказал пруд.
   - И ты тоже, когда наступят морозы, оцепенеешь, превратившись в лед, - ответило дерево, - но ничего, придет весна, и солнце разбудит нас обоих.
   Но задолго до наступления зимы, еще до того, как упал последний лист, через пустошь проехало несколько человек верхом на лошадях и мулах, везя с собой длинную повозку. Они поскакали прямо к дереву, и первыми среди них были двое путешественников, отдыхавших в тени дерева раньше.
   - Зачем они пришли? Чего они хотят? - тревожно закричал пруд, но дерево этого не знало. У мужчин были лопаты и кирки, и они начали рыть глубокую канаву вокруг корней дерева, а затем они копали под ними, и, наконец, и пруд, и дерево увидели, что они собираются его выкопать.
   - Что вы делаете? Почему вы пытаетесь вырвать мои корни и сдвинуть меня с места? - воскликнуло дерево. - Разве вы не знаете, что я умру, если вы удалите меня от моего пруда, который кормил и любил меня всю мою жизнь?
   А пруд сказал: "О, чего они могут хотеть? Почему они забирают тебя? Солнце взойдет и высушит меня без твоей тени, и я никогда, никогда больше тебя не увижу". Но люди ничего не слышали и продолжали копать у корней дерева, пока не разрыхлили всю землю вокруг него, а затем подняли его, завернули в большие тряпки, положили в свою повозку и уехали с ним.
   Затем в первый раз пруд посмотрел прямо в небо, не видя изящного узора, создаваемого листьями и ветвями на голубом фоне, и воззвал ко всему, что находилось рядом с ним: "Мое дерево, мое дерево, куда они унесли мое дерево? Когда взойдет жаркое солнце, оно высушит меня, потому что меня не будет спасать тень моего дерева". И так громко он скорбел и причитал, что птицы, пролетавшие мимо, услышали его; ласточка спустилась к нему и, паря над его поверхностью, спросила, почему он так горько скорбит. "Они забрали мое дерево, - кричал пруд, - и я не знаю, где оно; я не могу двигаться или смотреть направо или налево, так что я никогда больше его не увижу".
   - Спроси луну, - сказала ласточка. - Луна видит все, и она расскажет тебе. Я улетаю в теплые страны, потому что скоро наступит зима. Прощай, бедный пруд.
   Ночью, когда взошла луна, пруд поднял глаза и увидел ее прекрасное белое лицо; он вспомнил слова ласточки и позвал луну, чтобы попросить о помощи.
   - Найди мне мое дерево, - молил он, - ты просвечивала сквозь его ветви и хорошо его знаешь, ты можешь видеть весь мир; найди мое дерево и скажи мне, куда они его забрали. Возможно, они разрезали его на куски или сожгли.
   - Нет, - воскликнула луна, - они не сделали ни того, ни другого, ибо я видела его несколько часов назад, когда светила рядом с ним. Они увезли его за много миль и посадили в большом саду, но оно не пустило корни в земле, и его листва увядает. Люди, которые увезли его, очень ценят его, незнакомые люди приезжают из близких и далеких мест, чтобы посмотреть на него, потому что они говорят, - оно очень редкое, и в мире есть только одно или два таких, как оно.
   Услышав это, пруд почувствовал, как его переполняет гордость за то, что деревом так восхищаются; но затем он воскликнул в отчаянии: "И я никогда больше не увижу его, потому что я никогда не смогу отсюда уйти".
   - Это чепуха, - воскликнуло маленькое облачко, проплывавшее рядом. - Я когда-то было на земле, как и ты. Завтра, если солнце будет светить ярко, оно поднимет тебя в небо, и ты сможешь плыть, пока не найдешь свое дерево.
   - Это правда? - воскликнул пруд, и всю ту ночь он спокойно отдыхал, ожидая восхода солнца. На следующий день облаков не было, и когда пруд увидел сияющее солнце, он воскликнул: "Подними меня в небо, дорогое солнце, чтобы я мог стать маленьким облаком и плыть по всему миру, пока не найду свое любимое дерево".
   Когда солнце услышало это, оно бросило сотни крошечных золотых нитей, которые упали на пруд; медленно и постепенно он начал меняться и становиться тоньше и светлее, и подниматься в воздух, пока, наконец, совсем не покинул землю, и там, где он лежал раньше, не осталось ничего, кроме сухой дыры, но сам пруд превратился в крошечное облако и плыл высоко в голубом небе. Вокруг него было много других маленьких облачков, но наше маленькое облачко держалось в стороне от них всех. Он мог видеть далеко и близко на огромном пространстве, но нигде не мог разглядеть дерево, и снова обратился за помощью к солнцу. "Ты видишь его? - воскликнул он. - Ты, кто видит все, ты видишь мое дерево?"
   - Ты еще не можешь его увидеть, - ответило солнце, - потому что оно далеко, на другом конце света, но скоро подует ветер, и он будет дуть на тебя, пока ты не найдешь его.
   Поднялся ветер, и облако быстро поплыло вперед, оглядываясь по сторонам, в поисках своего дерева. Оно могло бы весело провести время, если бы так не тосковало по своему другу. Повсюду был золотой солнечный свет, сияющий в ярко-голубом небе, другие облака кувыркались, танцевали на ветру и смеялись от радости.
   - Почему бы тебе не потанцевать с нами? - кричали они. - Почему ты плывешь так быстро?
   - Я не могу остаться, я ищу потерянного друга, - ответило облако, и пронеслось мимо них, оставив их играть, и кувыркаться, и менять свои формы, и разделяться, и разыгрывать тысячи шуток.
   На протяжении многих сотен миль ветер гнал маленькое облачко, затем он сказал: "Я устал и не смогу подталкивать тебя дальше, но скоро придет западный ветер, и он подхватит тебя; прощай". И тотчас же ветер перестал дуть и опустился на землю, чтобы отдохнуть; а облако остановилось в небе и огляделось вокруг.
   - Я никогда не найду его, - вздохнуло оно. - Оно умрет до того, как я приду.
   Вскоре солнце зашло, и взошла луна, затем начал мягко дуть западный ветер и медленно двигать облако вперед.
   - В какую сторону мне плыть, где оно? - взмолилось облако.
   - Я знаю, я отнесу тебя прямо к нему, - сказал западный ветер. - Северный ветер сказал мне. Сегодня я дул на дерево; оно поникло, но когда я сказал ему, что ты поднялся в небо и ищешь его, оно ожило и попыталось поднять свои ветви. Они посадили его в большом саду, и вокруг него есть ограда, и никто не может к нему прикасаться, и есть один садовник, который не занят ничем другим, кроме как ухаживает за ним, и люди приезжают из близких и далеких мест, чтобы посмотреть на него, потому что оно такое редкое, и они нашли только одно или два таких, как оно, но оно жаждет вернуться в пустошь, наклониться над тобой и увидеть свое лицо в твоей воде.
   - Тогда поторопись, - воскликнуло облако, - иначе, прежде чем я достигну его, я развеюсь на куски от радости при мысли о том, что увижу его.
   - Какой ты глупый! - сказал ветер. - Почему ты должен страдать из-за дерева? Ты мог бы долго танцевать в небе, а затем упасть в море, смешаться с волнами и снова подняться с ними в небо, но если ты упадешь около дерева, то попадешь в темную землю, и, возможно, ты навсегда останешься там, потому что у корней дерева они сделали глубокую яму, и солнце не сможет вытащить тебя сквозь землю под ветвями.
   - Тогда это будет то, чего я жажду, - воскликнуло облако. - Тогда я могу лежать в темноте, где никто не сможет меня видеть, но я буду рядом со своим деревом, и я смогу прикоснуться к его корням и кормить их, и когда капли будут падать с ветвей, они будут бежать ко мне и рассказывать, как оно выглядят.
   - Ты глуп, - снова сказал ветер, - но ты получишь то, чего хочешь.
   Ветер гнал облако низко над землей, пока оно не оказалось над большим садом, в котором росли всевозможные деревья и кустарники и такая мягкая зеленая трава, какой облако никогда раньше не видело. И там, посреди травы, на земляном ложе, окруженном перилами, чтобы никто не мог причинить ему вреда, стояло дерево, на поиски которого отправилось облако. Его листья опадали, ветви поникли, почки опали еще до того, как раскрылись, и бедное дерево выглядело так, словно умирало.
   - Вот мое дерево, мое дерево! - воскликнуло облако. - Подуй на меня, дорогой ветер, чтобы я могло упасть на него.
   Ветер гнал облако все ниже и ниже, пока оно почти коснулось верхних ветвей дерева. Затем оно опало ливнем, и поползло вниз к земле и корням, и когда дерево почувствовало его капли, оно подняло свои листья и возрадовалось, потому что знало, - пруд, который оно так любило, последовал за ним.
   - Ты, наконец, пришел? - воскликнуло оно. - Тогда нам больше никогда не придется расставаться.
   Утром, когда пришли садовники, они обнаружили, что дерево выглядит вполне свежим и здоровым, а его листья совсем зеленые и хрустящие.
   - Прохладный ветер прошлой ночью оживил его, - сказали они, - и, похоже, что ночью шел дождь, потому что земля довольно влажная.
   Но они не знали, что под землей у корней дерева находится пруд, и что именно он спас дерево.
   Там он лежит по сей день, скрытый в темноте, где его никто не может увидеть, но дерево чувствует его своими корнями и цветет во всем великолепии, и люди приезжают из близких и далеких мест, чтобы полюбоваться им.
  

ОВЦЫ НАНИНЫ

  
   Жила когда-то молодая девушка по имени Нанина, которая пасла овец старого фермера. Однажды он сказал ей: "Нанина, я уезжаю, чтобы купить свиней на дальнем рынке, и меня не будет целый месяц, так что хорошо заботься о стаде, и помни, что в нем шесть овец и восемь ягнят, и я должен найти их всех, когда вернусь. И помни, Нанина, что бы ты ни делала, не приближайся к старому дворцу на другой стороне холма, потому что он полон злых фэйри, которые могут причинить тебе зло". Нанина пообещала, и фермер уехал.
   В первый день все прошло хорошо, и она благополучно пригнала овец ночью; но на следующий день ей показалось скучным сидеть на склоне холма, наблюдая за играющими ягнятами, и она удивилась, почему ее хозяин велел ей всегда держаться на этой стороне, подальше от старого дворца на другой.
   - Даже если он полон фэйри,- сказала она, - от того, что я просто посмотрю на него, ничего плохого не случится; а мне бы очень хотела увидеть фэйри.
   Поэтому она погнала свое стадо на другую сторону холма и села, глядя на старый дворец, который был наполовину разрушен, но, как говорили, довольно ярко освещался каждую ночь после наступления темноты.
   - Интересно, действительно ли он освещается, - сказала Нанина, - я бы хотела посмотреть.
   Поэтому она ждала на другой стороне холма, пока не зашло солнце, и тогда она увидела яркий свет, появившийся в одном из дворцовых окон. Пока она стояла и смотрела, входная дверь открылась, и оттуда вышел мальчик-пастух, сопровождаемый стадом черных коз. Нанина уставилась на него, потому что никогда раньше не видела никого более красивого. Он был одет в сверкающую зеленую одежду и носил мягкую коричневую шляпу, украшенную листьями, из-под которой свисали его кудри. В одной руке он держал посох, а в другой - свирель, и, когда он приблизился, то начал играть на свирели и весело танцевать, в то время как козы позади него тоже прыгали и танцевали. Нанина никогда не видела таких коз; они были черными, как смоль, с вьющимися локонами, густыми и мягкими, как шелк. Слушая с открытым ртом музыку свирели, она разобрала слова, которые та говорила:
   "Когда поют молодые птицы,
   И молодые растения распускаются,
   Мы весело танцуем все вместе, ах!"
   Мальчик-пастух приближался, легко пританцовывая, к тому месту, где она стояла, и все громче и громче звучала свирель, и все говорила:
   "Когда поют молодые птицы,
   И молодые растения распускаются,
   Мы весело танцуем вместе, ах!"
   Нанина разинула рот, увидев, как козы танцуют и прыгают в такт музыке, и это было так весело, что она почувствовала, как ее собственные ноги также начинают двигаться. Пастух низко поклонился ей и протянул руку, она вложила в нее свою, и они вместе двинулись в путь. Ноги Нанины были такими легкими, как будто были сделаны из пробки, и она радостно смеялась, когда прыгала; и когда она танцевала с пастухом, ее стадо тоже начало танцевать, и они пошли, а за ними весело скакали черные козы и овцы. "Если мое стадо последует за мной, то вреда не будет", - подумала Нанина, и они продолжили в такт чудесной мелодии
   "Когда поют молодые птицы,
   И молодые растения распускаются,
   Мы весело танцуем вместе, ах!"
   Куда они шли, она не знала, она не думала ни о чем, кроме радости танцевать под чудесную музыку; но внезапно, как раз перед восходом солнца, пастух остановился, опустил ее руку и издал одну длинную ноту на свирели, при которой козы собрались вокруг него, и прежде чем она поняла, куда они идут, они исчезли во дворце. Она ужасно испугалась, потому что увидела, - солнце начинает всходить, и обнаружила, что прошла целая ночь, хотя ей казалось, что прошло всего десять минут. Она пересчитала своих овец, и, увы! не хватало одного ягненка. Она повсюду искала его, но нигде не было видно и следа. Тогда она отвела всех остальных обратно на ферму и наблюдала за ними, наполовину засыпая, потому что устала от танцев. Но когда наступил вечер, и она немного поспала, то сказала себе: "Конечно, лучше всего было бы вернуться в старый дворец и посмотреть, смогу ли я снова увидеть пастуха и черных коз". Итак, как раз перед закатом она вернулась во дворец; и снова открылась дверь, и вышел прекрасный мальчик-пастух, а за ним черные козы. Но когда он начал играть на своей дудочке, а козы танцевать, Нанина совсем забыла о потерянном ягненке и танцевала с ним, как и прежде. Они снова танцевали до утра, а потом он внезапно покинул ее, и она обнаружила, что исчез еще один ягненок. Тогда она заплакала, и пожаловалась, и заявила, что следующей ночью она будет только наблюдать за пастухом, и ничто не заставит ее танцевать; и снова на следующую ночь случилось то же самое; услышав свирель, Нанина не смогла усидеть на месте, и еще один ягненок потерялся. Так продолжалось до конца двух недель, когда из стада остался только один. Тогда она ужасно испугалась, потому что ее хозяин скоро должен был вернуться, и не знала, что ему сказать. Но все же она снова пошла и села у старого дворца, а когда пастух вышел, и она услышала музыку, то не смогла удержаться от танца, а утром исчез последний ягненок!
   Весь день Нанина бродила и плакала, но овец нигде не было видно. Наконец, сильно устав, она села под буком недалеко от дворца и, всхлипывая, прислонилась головой к его стволу. Затем она увидела, что кто-то сломал нижние ветви дерева, и они свисали сломанными. Она подняла их и связала, чтобы они срослись, и, делая это, услышала, как тихий голос прошептал: "Спасибо, Нанина; Нанина, не танцуй". Она огляделась, но рядом никого не было, и снова она услышала шепот: "Нанина, не танцуй". Голос донесся с букового дерева, и среди листьев она увидела маленькое личико, смотревшее на нее. "Спасибо тебе, Нанина, за то, что спасла мои ветви, - сказало дерево, - и, если ты хочешь, я верну тебе всех твоих овец".
   - Мои овцы, - воскликнула Нанина. - Только скажи мне, и я сделаю все, что угодно.
   - Тогда ты не должна танцевать. Каждый раз, когда ты откажешься танцевать с фэйри, один ягненок будет возвращен.
   - Но как я могу отказаться танцевать? - воскликнула Нанина, - потому что, когда я слышу, как начинает играть свирель, мои ноги начинают двигаться сами по себе, и я ничего не могу с этим поделать, - и она громко зарыдала.
   - Закопай свои ноги в землю, подобно моим корням, - прошептал в ответ голос. - Вырой яму поглубже, и я буду держать твои ноги, чтобы ты не двигала ими, только ты должна терпеть боль и не возражать, если потом будешь хромать, потому что я буду держать их очень крепко, и тебе будет больно.
   - Сделай мне так больно, как тебе заблагорассудится, - воскликнула Нанина, - и я не буду возражать. Если только я смогу вернуть своих овец, я перенесу любую боль.
   Поэтому она опустилась на колени под деревом и вырыла глубокую яму в земле среди его корней, а затем, когда опустила ноги в рыхлую землю, она почувствовала, как что-то движется рядом с ними, как что-то сжало и втянуло их глубоко в землю, и держало их, как будто они были связаны веревками. Она увидела свет в окнах дворца, и дверь открылась. "Держи меня, держи меня крепче, - воскликнула она, - потому что, едва услышав музыку, я начну танцевать". Дерево ничего не сказало, но она почувствовала, как его корни сжались так, что она не могла пошевелиться. Дверь дворца открылась, как и прежде, и прекрасный пастух, сопровождаемый своими козами и ее овцами, вышел, и она снова услышала звук чудесной свирели, и он протанцевал прямо к дереву, под которым она стояла, и протянул ей руку. Нанине показалось, что ее ноги начали двигаться под землей, но корни дерева держали их так крепко, что она не могла сдвинуться ни на дюйм. Пастух все еще танцевал перед ней, и когда она увидела, как он прыгает, а стада следуют за ним, она совсем обезумела от желания танцевать и изо всех сил старалась высвободить ноги из удерживающих их корней, но тщетно, хотя она почти кричала от боли, которую они ей причинили. В течение нескольких часов пастух танцевал перед ней, пока, как и прежде, свирель не издала одну длинную ноту, и он исчез, но на этот раз не все стадо ушло с ним, потому что рядом с ней остался один из ее собственных маленьких ягнят, и когда она увидела его, то заплакала от радости. Она почувствовала, как корни ослабили хватку на ее ногах, и она вытащила их из земли; они были синими там, где их держали. Она отвела ягненка домой и привязала его в загоне для овец, но ноги у нее так одеревенели и распухли, что она прихрамывала при ходьбе. На следующую ночь она вернулась к буку и снова сунула ноги в его корни и почувствовала, как они обвиваются вокруг них; но на этот раз бедные ноги так болели, что она плакала, когда корни касались их. Снова появился фэйри, и снова она услышала свирель, и ее желание танцевать стало сильнее, чем когда-либо, но корни вцепились в нее и не давали пошевелиться. Когда свирель смолкла и фэйри исчез, с ней остался еще один из ее ягнят, и она отвела его домой, как и первого, но ей пришлось идти очень медленно из-за болевших ног.
   То же самое повторилось на следующую ночь и на следующую, пока все стадо не вернулось, кроме одного, а ноги Нанины были так плохи, что она едва могла хромать, потому что они были раздавлены и кровоточили, и она задавалась вопросом, останется ли она хромой на всю жизнь.
   В последний вечер она, прихрамывая, пришла к дереву, чуть не плача от боли. Когда она села у его ствола, то услышала тихий вздыхающий голос, говорящий: "Не обращай внимания, Нанина; сегодняшняя ночь последняя, и хотя тебе будет больнее всего, она скоро пройдет". Поэтому она снова опустила ноги в землю, хотя и съежилась, когда корни коснулись ее, и сразу же после захода солнца в окнах дворца появился свет, и вышел пастух со всеми своими черными козами и ее одной белой овцой, следовавшей за ним. Он выглядел красивее, чем когда-либо, потому что у него была корона, украшенная драгоценными камнями, и он был одет в алое и золото, но когда заиграла свирель, это была не веселая танцевальная музыка, а длинные печальные ноты, похожие на похоронный марш; и все же ноги Нанины двигались бы помимо ее воли, и она танцевала бы в такт им, если бы корни не натянулись, как веревки, и не удерживали ее. Слезы боли текли по ее щекам, и она рыдала, а вместо радостных слов музыка говорила:
   "Присоединяйся к нам, Нанина, потанцуй еще раз.
   Один последний танец облегчит твою боль".
   Вскоре музыка заиграла быстрее, и ее страстное желание двигаться вместе с ней стало сильнее. Она раскачивалась, плакала и кричала, пока фэйри и стадо танцевали, то торжественно и медленно, то радостно и дико. Как раз в тот момент, когда она почувствовала, что больше не может этого выносить, свирель издала одну длинную низкую ноту; с могучим грохотом, подобным грому, пастух и козы исчезли, и не только они, - стены старого дворца рухнули, и от него не осталось ничего, кроме кучи камней. Рядом с ней на траве стояла последняя из ее пропавших овец. "Прощай, Нанина, - сказал голос с бука. - Теперь у тебя снова есть все твое стадо", и она почувствовала, как корни ослабли вокруг ее ног, но когда она посмотрела на них, то обнаружила, что ее ноги были изранены и кровоточили. Она опустилась на колени и разгладила землю там, где она была разрыта между корнями, обхватила ствол руками, поцеловала и поблагодарила дерево за то, что оно помогло ей, но голос больше не ответил. Затем она погнала домой последнюю овцу, но ей пришлось ползти на четвереньках, потому что ее ноги были слишком плохи, чтобы ходить.
   На следующий день, когда фермер вернулся домой, он был очень доволен, что она уберегла его стадо, но ему хотелось бы знать, отчего у нее так болели ноги, что она долго ходила хромая. "По правде говоря, хозяин, - сказала она, - это потому, что мне нужно было спасти ягнят, когда они попадали в опасные места".
   Под буковым деревом, где ноги Нанины кровоточили среди земли, выросли красивые маленькие алые цветы, и всякий раз, когда она проходила мимо и видела их, то вспоминала, как ее наказали за непослушание своему хозяину, и решила никогда больше так не делать.
  

ЦЫГАНСКАЯ ЧАШКА

   В маленькой деревушке жил молодой гончар, который зарабатывал себе на жизнь изготовлением всевозможной глиняной посуды. Он брал глину и придавал ей форму на колесе, а затем обжигал свои чашки и кувшины в печи. Он делал большие и маленькие кувшины, и миски, и чашки, и блюдца, и вообще все виды горшков или кувшинов, какие только можно было пожелать. Он очень любил свою работу и всегда думал о том, как сделать новые формы или раскрасить свои изделия красивыми цветами. Он жил в очень маленькой деревушке, но люди приезжали из многих других деревень и городов, чтобы купить его посуду. Раз в год в соседнем городе проводилась большая ярмарка, и как раз перед ней гончар всегда бывал очень занят изготовлением новых горшков и кувшинов на продажу. За несколько ночей до того, как должна была состояться ярмарка, он усердно работал, пытаясь закончить несколько маленьких мисок, поэтому сидел за колесом поздно вечером после захода солнца. Весь день дорога была оживленной от людей, приезжавших на ярмарку, некоторые ехали в повозках, а некоторые шли пешком, и было много цыган, везущих всевозможные товары на продажу. Большинство из них прошли через деревню и направились к большому пустырю чуть дальше, где они остановили свои повозки и поставили палатки, чтобы поспать, пока продолжалась ярмарка. Гончар был так занят своим вращающимся колесом, что не услышал звука шагов, а когда поднял глаза, то с удивлением увидел молодую цыганку, стоявшую рядом и наблюдавшую за ним. Она была совсем юной, с большими черными глазами и румяными круглыми щеками, а в ее черные волосы были закручены маленькие красные бусинки и цепочки. Она была одета во что-то очень веселое, на шее у нее висело золотое ожерелье, а на пальцах и руках - кольца и браслеты.
   - Это должна быть прекрасная чашка, - сказала девушка, - раз ты не сводишь с нее глаз и не можешь смотреть ни на что другое.
   - Я слежу за своей работой, чтобы делать ее хорошо, - сказал гончар, - ибо я живу своей работой, а не воровством или попрошайничеством.
   - Я думаю, многие другие могут делать твою работу так же хорошо или даже лучше, чем ты, - ответила цыганка. - На что годятся твои чашки, когда они готовы? Я не слышу, чтобы ты им что-то говорил, так что я думаю, что это просто обычные чашки, из которых можно только пить.
   - А для чего еще они должны быть предназначены? - сердито спросил гончар. - Что ты имеешь в виду, говоря, что не слышишь, как я что-то говорю своим чашкам? Не думаю, что ты понимаешь, о чем говоришь. Это чепуха, и ты говоришь чепуху.
   - Мой дедушка делал горшки на колесе, - сказала цыганка, тихо засмеялась и показала свои белые зубы в лунном свете. - Ах! но он знал, как их делать, и у него были заклинания, которые он мог сказать им, когда заканчивал их. Одна из его чашек сделала бы тебя мудрым, если бы ты пил из нее, а другая подарила бы тебе сердце твоей истинной любви, если бы она пила из нее, а третья заставила бы тебя забыть все - да, даже твою истинную любовь, и всю твою радость, и всю твою печаль, и я думаю, что это была лучшая чашка из всех, - и цыганка снова засмеялась в лунном свете и запела песенку, усаживаясь перед горшечником.
   - Ну, это уже настоящий детский лепет, - нетерпеливо сказал гончар. - Легко сказать, что твой дедушка знал, как все это делать, но почему я должен тебе верить? а поскольку твой дедушка, возможно, действительно мог изготовить чашку на колесе, это не значит, что ты тоже что-то знаешь об этом ремесле.
   - Он и меня кое-чему научил, - сказала цыганка. - Дай мне кусок твоей глины, позволь мне подойти к твоему колесу, и ты увидишь сам.
   Сначала гончар подумал, что она говорит глупости, но, к его великому удивлению, она взяла глину в свои маленькие коричневые ручки и размешала ее с величайшим мастерством. Затем она положила ее на колесо и изготовила маленький кувшин, и он удивился, насколько ловкой она была.
   - Теперь я сделаю тебе маленькую миску, - сказала она, а затем сделала кувшины, горшки и прочую посуду гораздо быстрее и искуснее, чем мог бы сделать сам гончар. - А теперь я их раскрашу, - воскликнула она. - Смотри, я поймаю цвет луны, и завтра ты сможешь положить их в свою печь и обжечь, и можешь быть уверен, что у тебя никогда раньше не было таких горшков.
   Затем она протянула свои маленькие коричневые руки к лунному свету, и они были покрыты кольцами, которые блестели и сияли, но когда она подняла ладони к лунным лучам, гончару показалось, что они были полны какой-то странной сверкающей жидкости.
   - А теперь, - сказала она, - смотри, я нанесу это на твои горшки, и я должна думать, что доказала, - я знаю о твоем ремесле больше, чем ты сам. - И она взяла горшки в руки и потерла их ладонями, и она нарисовала на них узоры пальцами.
   Гончар посмотрел на нее и почти рассердился, но она только рассмеялась ему в лицо.
   - А теперь последнее, - воскликнула она, - я сделаю тебе чашу, на которую наложу заклинание, и это будет подарок тебе на память обо мне. Она будет очень простой, на ней не будет веселых красок, но когда ты дашь ее своей истинной любви, чтобы она выпила из нее, - если однажды ты сам выпьешь из нее, - ее сердце будет отдано тебе, но будь осторожен, чтобы она не сделала второй глоток. Ибо, хотя первый глоток, который она выпьет, будет выпит за любовь, второй глоток будет выпит за ненависть, и хотя бы она любила тебя больше всего на свете, вся ее любовь превратится в ненависть, когда она снова выпьет. А поскольку ты так невежественен в том, как делать миски и чашки, ты не будешь знать, как сделать такую, чтобы снова вернуть ее любовь.
   Горшечник молча смотрел, как цыганка взяла еще один кусок глины и положила его на колесо, а затем низко склонила голову, на которой блестели бусины и монеты, и, приблизив свои розовые губы к чашке, пропела в нее несколько слов, пока лепила ее руками, и вертела колесо ногой. Это было произнесено на каком-то странном языке, которого гончар никогда раньше не слышал.
   - До свидания, - сказала она, наконец. - Эта чашка - для тебя, не продавай ее, а оставь себе и протяни своей истинной любви, чтобы она выпила из нее; но только один глоток, потому что, если их будет два, возможно, тебе снова понадобится помощь цыганки.
   Затем она рассмеялась и, кивнув головой через плечо, легко зашагала прочь в лунном свете, в то время как гончар смотрел ей вслед.
   Сначала он подумал, что заснул, но вокруг него стояли маленькие ряды кувшинов и горшков, которые сделала цыганка, и действительно, они были сделаны красиво. Он взял их, повертел в руках и удивился их форме и мастерству изготовления.
   - Завтра, - сказал он, - я положу их в печь и посмотрю, что из них выйдет. Она, конечно, умная девушка и знает свое дело; но что касается ее разговоров о том, что она их покрасила, то все это было чепухой; ну, а заклинания, которые вдыхают в чашки, так это вообще детский лепет.
   Но на следующий день, когда горшки были обожжены, горшечник удивился еще больше, потому что они были самых чудесных цветов, какие он когда-либо видел: серебристые, голубые, серые и желтые, со всевозможными узорами, все, кроме маленькой коричневой чашки, которая была последней, сделанной цыганкой. Когда гончар посмотрел на нее, то почувствовал себя немного неловко и начал задаваться вопросом, действительно ли в ней содержится заклинание, как заявила цыганка.
   Когда ярмарка началась, гончар поставил все товары цыганки на прилавок вместе со своими и пометил их очень высокими ценами, но если бы он попросил в три раза больше, то получил бы это, потому что на ярмарку пришли несколько богатых людей, и они сразу же скупили их все, заявив, что таких горшков и кувшинов они никогда не видели. Гончар был очень доволен и обнаружил, что заработал больше денег, чем заработал за много долгих месяцев, но когда люди просили, чтобы он сделал больше таких, он был вынужден покачать головой и сказать, "что ему очень жаль, но он сделал их давно, и теперь не знал, из чего их делать и чем раскрашивать". Цыганку он больше не видел, хотя искал ее повсюду в течение трех дней, пока длилась ярмарка, но ее не было видно, а когда ярмарка закончилась, и люди упаковывали свои тележки и фургоны, чтобы отправиться в путь, он видел очень много цыган и предположил, что она ушла с кем-то из них, не дав ему возможности поговорить с ней снова.
   Прошли годы, гончар больше ничего не слышал о цыганке; иногда ему казалось, что все это было сном, если бы не маленькая коричневая чашка, стоявшая на полке. Иногда он брал ее в руки, смотрел на нее и удивлялся, когда видел, как хорошо и умело она сделана. Он все еще смеялся, когда вспоминал, что сказала цыганка о том, чтобы он оставил ее себе, потому что, хотя он сам пил из нее много раз, он никогда не думал, что это навело на него какое-то заклятие.
   Однажды, когда проходила ярмарка, гончар, как обычно, сидел на своем месте за прилавком, уставленным горшками, и тут подошла и села рядом с ним за соседний прилавок женщина. Ее прилавок был покрыт тонкими льняными тканями с красивыми узорами, и они были такими тонкими и хорошо сделанными, что многие люди хотели их купить. С ней были две ее дочери, и одна сидела за прялкой и пряла лен, а у другой был ручной ткацкий станок, и она ткала, пока другая пряла, чтобы показать добрым людям, как делаются ткани. Обе были хорошенькими девушками, но у той, у которой был ручной ткацкий станок, было самое милое лицо, которое когда-либо видел гончар. Ее глаза были голубыми, а волосы - как золотистая пшеница, и когда она улыбалась, казалось, что светит солнце. Гончар наблюдал за ней, когда она сидела и ткала, и не мог оторвать от нее глаз или должным образом заняться своими горшками или людьми, которые хотели их купить. Каждый день он наблюдал за молодой девушкой и ее работой, потому что ярмарка длилась неделю, и чем больше он смотрел на нее, тем больше ему хотелось смотреть, пока, наконец, он не сказал себе, что так или иначе должен получить ее в жены; поэтому, когда ярмарка закончилась, он умолял ее выйти за него замуж и остаться с ним, и сказал, что всегда будет работать на нее, и она ни в чем не будет нуждаться. Мать была бедной вдовой, она и ее дочери зарабатывали себе на хлеб, путешествуя по стране, изготовляя ткани, и она была бы вполне согласна, чтобы гончар женился на ее дочери, но девушка только рассмеялась и сказала, что она едва знала гончара, но когда снова вернется на следующий год на ярмарку, то даст ему ответ. Итак, вдова и две ее дочери ушли, и у горшечника не осталось ничего, кроме пряди золотых волос, которую он выпросил у дочери.
   Прошел год, но гончару он показался самым долгим годом в его жизни. Он тосковал по тому времени, когда должна была состояться ярмарка, и вдова с дочерьми должны были вернуться. По мере того как приближалось время, он брал коричневую чашку и смотрел на нее снова и снова.
   - Ну, - сказал он, - какой от этого может быть вред? цыганка сказала, что чашка отдаст мне сердце моей настоящей любви, если она выпьет из нее после того, как выпью я, а я пил из нее много раз. Я в это не верю, но ей не повредит, если она выпьет из нее.
   И вот, когда ярмарка началась, он взял коричневую чашку с собой и поставил ее на прилавок вместе с другой своей посудой. Прядильщица и две ее дочери вернулись со своими прекрасными тканями, колесом и ткацким станком, и когда он увидел золотоволосую девушку, то полюбил ее еще больше, чем раньше, потому что ему показалось, что ее глаза стали голубее, а улыбка ярче. Он все время наблюдал за ней, пока она сидела и ткала, но ничего не сказал, а когда ярмарка закончилась, и они упаковывали свои товары, чтобы отправиться в путь, он потребовал от девушки ответа. Та все еще колебалась, и тогда горшечник взял маленькую коричневую чашку со своего прилавка, налил в нее немного отборного вина и сказал ей:
   - Если ты хочешь уйти и никогда больше меня не видеть, я прошу тебя выпить один глоток в память о счастливых днях, которые мы провели вместе.
   Молодая девушка взяла чашу, но не успела она пригубить вино, как поставила ее, посмотрела на горшечника и тихо сказала:
   - Я останусь с тобой навсегда, если ты этого хочешь, буду тебе верной женой и любить тебя больше всего на свете.
   Итак, гончар женился на ней, и она переехала жить в его маленький коттедж. Время шло, и гончар со своей молодой женой жили вместе очень счастливо, и с каждым днем она казалась ему все прекраснее и милее. У них родилась маленькая девочка с голубыми глазами, как у матери, и гончар считал себя самым счастливым человеком на земле, а маленькая коричневая чашка стояла на полке, и гончар смотрел на нее, и все равно не верил в заклинание, ибо говорил сам себе:
   - Моя жена любит меня ради меня самого, а не из-за какого-то глупого заклинания.
   Какое-то время все шло хорошо, но настал день, когда гончару пришлось уехать в соседний город и оставить свою жену дома одну. Когда он ушел, она села у окна со своим маленьким ребенком, и вскоре снаружи появился смуглый, грубого вида мужчина со злым лицом; он посмотрел на нее, когда она сидела, качая колыбель, и подумал, что она самая красивая женщина, какую он когда-либо видел на земле. Когда он посмотрел на нее, жена горшечника испугалась, но когда он сказал ей, что очень голоден, и попросил у нее еды и питья, она встала, потому что у нее было нежное сердце, и она принесла ему хлеба и мяса и разложила их на столе перед ним. Итак, грубый человек вошел в хижину, сел за стол, съел хлеб и мясо горшечника, и выпил его вино.
   - А кто ваш муж и где он? - спросил он. - Я уверен, ему повезло, что у него такая жена и такой дом.
   - Да, правда, - сказала жена гончара. - Мы очень счастливы, нежно любим друг друга, и нам действительно больше нечего желать.
   Тогда цыган сказал:
   - Но ты одета просто, и в твоих комнатах пусто; будь ты женой какого-нибудь богатого человека, он дал бы тебе жемчуга и бриллианты, а также красивые шелка и атлас.
   - Нет, но они мне не нужны, - сказала жена гончара, улыбаясь. - Мой муж много работает, он дает мне все, что может, и я вполне довольна этим.
   - Вы говорите, что он гончар; тогда что же он делает? - спросил цыган, окинул взглядом комнату и заметил маленькую коричневую чашку, стоявшую на полке. - Это он сделал вон ту маленькую чашку?
   - Я не знаю, - сказала его жена, взяла ее и повертела в руке. - Я полагаю, что да, но он сказал мне, что она была сделана очень давно.
   Цыган нетерпеливо схватил ее, налил в нее вина и заглянул внутрь, а потом засмеялся и, склонив над ней голову, произнес несколько слов, а затем снова засмеялся.
   - Я уже видел такие чашки раньше, - сказал он. - И они стоят кучу денег, хотя вы бы так не подумали. Вы когда-нибудь пили из нее? Вы ей пользуетесь?
   - Я не пью из нее, - ответила жена горшечника, - но, кажется, однажды я это сделала, и это было в тот день, когда я пообещала своему мужу, что стану его женой.
   Тогда цыган снова засмеялся.
   - Видишь ли, - сказал он, - я уезжаю далеко, и, возможно, умру от холода и голода на обочине дороги, в то время как тебе и твоему мужу уютно и тепло. Вы не цените эту чашку, но, возможно, в других странах я мог бы продать ее за то, что поддержало бы меня в течение многих дней. Дай ее мне, прошу тебя, чтобы я мог взять его с собой.
   Жена горшечника колебалась и дрожала. Она боялась этого человека и думала, что у него жестокое, злое лицо, но не хотела показаться недоброй.
   - Хорошо, возьми это, - сказала она, - но зачем тебе это нужно?
   Цыган подошел и схватил ее за руку.
   - Ты самая прекрасная женщина, - сказал он, - какую я когда-либо видел; я ухожу и больше никогда тебя не увижу. Поэтому я прошу тебя пожелать мне удачи и выпить за мое здоровье из маленькой коричневой чашки, которую ты мне дала. И если твои губы коснутся ее, это будет самое дорогое, что у меня есть на земле!
   Жена горшечника испугалась еще больше и задрожала еще сильнее, чем прежде. Но мужчина выглядел таким мрачным и угрожающим, что ей не хотелось отказывать ему, и она взяла чашку в руку,
   - И потом ты пойдешь своей дорогой, - сказала она.
   - А потом я пойду своей дорогой, - воскликнул цыган. - А ты останешься ждать здесь, пока не придет твой муж, которого ты любишь больше всего на свете.
   Тогда жена горшечника наклонила голову, попробовала вино из кубка и пожелала цыгану счастья. И когда она это сделала, он снова засмеялся, долго и тихо, пока ее сердце не сжалось от страха; он взял чашку, положил ее в свой узелок и пошел своей дорогой. Жена гончара села у колыбели и чуть не заплакала, сама не зная почему, и вся комната показалась ей холодной, а когда она взглянула на двор, то увидела, что там темно; она склонилась над ребенком в колыбели, и у нее полились слезы.
   - Ах! - воскликнула она. - Почему мой муж не возвращается домой? Куда он делся? Как жестоко оставлять меня здесь совсем одну, чтобы любой грубый мужчина мог войти в дом. По правде говоря, не думаю, чтобы он сильно любил меня, так как все, о чем он думает, это уйти, оставив меня одну; у меня, конечно, мог бы быть много лучший муж, тот, кто любил бы меня больше. Как глупо было с моей стороны выйти за него замуж.
   Так она сидела и горевала весь день, а вечером, когда гончар подошел к своей двери и закричал: "Жена, жена", она не вышла его встречать. И когда он вошел в их маленькую гостиную, то нашел ее со слезами на глазах, сидящей, сокрушающейся и жалующейся. Когда он подошел к ней, чтобы обнять и поцеловать, она отвернулась от него и не позволила ему прикоснуться к себе, и гончар, который никогда не видел, чтобы его жена дулась или сердилась, понял, что здесь, должно быть, что-то не так. Она, должно быть, больна, подумал он; завтра или послезавтра она снова будет здорова. Поэтому он посоветовал ей хорошо отдохнуть и не обратил внимания на ее гневные слова; но на следующий день и на следующий не произошло никаких изменений, а становилось только хуже и хуже. Теперь жена вообще не разговаривала с ним, а когда подходила, то смотрела на него со злостью и не позволила ему прикоснуться даже к подолу ее платья. Тогда горшечник начал думать о маленькой коричневой чашечке; он посмотрел на полку, увидел, что ее там нет, и встревожился.
   - Что стало, - спросил он, - с моей маленькой старой коричневой чашкой, которая раньше стояла на полке?
   - Я отдала ее цыгану, - презрительно ответила она. - Похоже, она ему понравилась, и я не понимаю, почему обязана хранить весь мусор, который у тебя был в доме.
   Тогда гончар застонал про себя и сказал:
   - Ты взяла ее с полки и отдала ему, когда он попросил тебя об этом? Зачем ему это было нужно?
   - Конечно, он просил об этом, - сказала жена очень сердито, - и я просто отдала ее ему, когда выпила за его здоровье, как он просил.
   Тогда горшечника охватил смертельный страх, и он вспомнил слова цыганки. "Первый глоток она выпьет за любовь, а второй глоток она выпьет за ненависть", - и в глубине души знал, что слова были правдой, и что чашка несла в себе заклинание.
   Он сидел и думал, и ждал много дней, надеясь, что его жена изменится и полюбит его, как прежде, но она оставалась холодной. Тогда гончар набил сумку одеждой, положил немного денег в карман, подошел к своей жене и сказал:
   - Жена, где-то есть человек, который причинил мне большое зло, и, возможно, он сделал это невольно. Я собираюсь найти его и заставить все исправить, и хотя ты меня не любишь, ты будешь сидеть здесь с ребенком, пока я не вернусь. И я не знаю, будет ли это через месяцы или через годы.
   Жена горшечника заплакала.
   - Я не люблю тебя, нет, - я ненавижу тебя и буду рада, когда ты уйдешь, но, возможно, это может быть потому, что я злая женщина; и я не знаю, что на меня нашло, что теперь я хочу уйти от тебя, хотя привыкла думать, что у меня был лучший муж на всей земле.
   Гончар горько вздохнул, но поцеловал ее в щеки, которые были холодны как лед, а затем попрощался с ребенком и отправился в путь со слезами на глазах.
   Когда горшечник ушел, жена горько заплакала, но все равно была рада, что ей не придется его видеть, и некоторое время жила вполне счастливо. Она вела хозяйство, и чинила, и подметала, и убирала, как и прежде, и мало думала о гончаре или о том, куда он ушел; но постепенно ее деньги начали иссякать, и она знала, что если гончар не вернется, она скоро станет очень бедной; приближалась зима, и она боялась холода и голода. Поэтому она пошла на чердак, где хранила свой старый ткацкий станок, принесла его, купила лён, и села ткать, как раньше, когда ездила по стране со своей сестрой, которая пряла лён. Она обнаружила, что все еще может очень искусно ткать свои ткани, начала продавать их прохожим, и таким образом зарабатывала себе на хлеб.
   Зима наступила очень холодная и суровая, и жене гончара стало очень грустно. - Но, возможно, - сказала она, - это от мыслей о бедняжках, которые голодают без крова, - потому что она вообще никогда не думала о своем муже. Лён стал очень дорогим, и ей было трудно его купить. - Вместо того чтобы делать дешевые ткани, - сказала она, - было бы лучше взять очень хороший лён и сделать очень, очень тонкую ткань; это будет самая прекрасная ткань, какую я когда-либо ткала, и я продам ее какой-нибудь очень богатой леди.
   Поэтому она купила самый лучший лён, какой только могла, и когда она соткала из него немного ткани, то сидела и смотрела на него, когда увидела, что на нем лежит прядь ее собственных золотых волос, и она подумала, как красиво это выглядело. Затем она сказала:
   - Нет никого, кто любил бы меня или мои волосы, поэтому я сотку из них ткань, и продам ее за очень большую сумму денег, иначе у меня не останется ничего для дальнейшей работы.
   Но она не могла придумать ни одного рисунка, в котором волосы хорошо сочетались бы с тонким льном, пока, наконец, не придумала тот, в котором имелась чашка с сердечком на верхушке. Чашку она сделала из золотых волос, и сердце тоже. Она работала над рисунком много долгих дней, а когда закончила, то посмотрела на него и осталась очень довольна, сказав, что это действительно самая красивая ткань, какую она когда-либо ткала; а теперь ей следует поспешить отнести ее в город и продать за большие деньги, или она и ее ребенок начнут замерзать и голодать.
   Снег густо лежал на земле; жена гончара стояла у окна, разглядывая свою ткань, когда за окном показалась бедная цыганка, ведущая за руку маленького мальчика. У нее были большие черные глаза и смуглое лицо, но ее щеки были такими тонкими, что на них едва проступал румянец, и самому гончару пришлось бы немало потрудиться, чтобы узнать в ней ту цыганку, которая сделала чашку много лет назад; ее одежда висела на ней лохмотьями, а ее маленький мальчик горько плакал от холода. Она постучала в окно своими худыми руками.
   - Пусти меня, - воскликнула она, - сжалься надо мной, ибо я не могу идти дальше.
   Жена горшечника открыла дверь, цыганка вошла в комнату со своим маленьким мальчиком и присела на корточки у огня.
   - Где гончар, который жил здесь? - спросила цыганка. - Прошло много лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и теперь я вернулась, чтобы он дал мне еды, потому что я умираю с голоду.
   - Его нет, - ответила жена, - и я не знаю, где он, потому что он мой муж; он оставил меня, и я очень рада этому; но если ты останешься здесь, я дам тебе еды и воды и позабочусь о тебе, потому что, бедная женщина, ты кажешься мне очень больной; так что оставайся здесь, и я позабочусь о тебе, пока ты не поправишься достаточно, чтобы идти своей дорогой.
   - Есть только один путь, которым мне суждено пойти, - сказала цыганка и посмотрела в огонь своими большими черными глазами, - и это дорога, которая ведет на кладбище. Но если он был твоим мужем, почему ты говоришь, что рада его уходу? Разве он не добр к тебе?
   - Он был очень добр ко мне, - ответила жена гончара, - он дал мне все, что я хотела, и деньги, и еще кое-что, но при всем том я не могла любить его, и я рада, что он ушел и оставил меня наедине с моей малышкой.
   - Ты глупая женщина, - сказала цыганка. - Если у тебя был муж, который любил тебя и хорошо работал на тебя, ты должна была любить его и лелеять его. Мой муж бил меня, был жесток со мной и украл все, что у меня было. И теперь, когда я умираю, он бросил меня.
   Жена гончара принесла ей еду и уговаривала ее лечь и высушить ее лохмотья; она завернула малыша в свою собственную одежду, дала ему поесть, и уложила его спать; и когда она лежала, цыганка смотрела на нее огромными черными глазами, и, наконец, сказала:
   - У вас тут должна была быть маленькая коричневая чашка, подарок мужа?
   Жена гончара уставилась на нее с изумлением.
   - Как ты узнала, что у меня была маленькая грубая коричневая чашка? - спросила она. - Она действительно была, и она стояла на полке, но я ее отдала. Я отдала ее бедному цыгану, который попросил ее у меня; он так сильно хотел ее, что я не могла отказать, и он заставил меня выпить за его здоровье, прежде чем забрать ее.
   Цыганка подняла голову, и ее глаза стали еще чернее, а щеки еще смуглее.
   - А каким был этот цыган? - воскликнула она. - Ты пила из чашки раньше? Ты можешь вспомнить?
   - Я хорошо помню, - сказала женщина. - Я пила из нее в тот день, когда пообещала выйти замуж за своего мужа, и я пила из нее еще раз, когда пожелала цыгану счастливого пути, и вскоре после этого мой муж бросил меня, потому что я не могла вынести его присутствия рядом со мной.
   Тогда цыганка громко вскрикнула, сказала что-то на языке, которого женщина не понимала, и ударила себя по рукам.
   - Я думаю, это был мой муж, - сказала она. - Всего один день! завтра ночью я умру, и кто позаботится о моем маленьком мальчике и проследит, чтобы он не умер с голоду? потому что его отец избил бы и жестоко обращался бы с ним, если бы нашел его.
   Жена горшечника опустилась на колени рядом с цыганкой и поцеловала ее в лоб.
   - Будь спокойна, - сказала она. - Если тебе суждено умереть, умри со спокойным сердцем, потому что я буду заботиться о твоем маленьком мальчике. Того, что достаточно для двоих, хватит и для троих, и он будет называть мою маленькую девочку сестрой, а меня мамой.
   Цыганка ничего не сказала, но долго смотрела на жену горшечника, а потом сказала:
   - Моя одежда - лохмотья, и у меня нет другой, в которую ты могла бы завернуть меня для моей могилы.
   Жена горшечника заплакала.
   - Успокойся, - сказала она, - потому что у меня есть прекрасная ткань из льна и моих собственных волос, и в ней ты будешь лежать, одетая, как принцесса.
   Тогда цыганка снова выкрикнула слова, которых жена горшечника не поняла, и снова стала бить себя в грудь и причитать. Но когда наступил вечер, она повернулась к жене горшечника и рассказала ей всю правду о чарах в чаше, и заплакала о том зле, которое она причинила ей, такой доброй.
   Жена горшечника просидела рядом с ней весь тот день и до глубокой ночи, но когда время приблизилось к двенадцати часам, цыганка села и протянула руки.
   - Колесо, - воскликнула она, - принеси мне колесо твоего мужа и дай мне кусок глины, чтобы, пока еще есть время, я могла сделать свою последнюю чашку, и ты могла выпить из нее до рассвета и исправить зло, которое я причинила.
   Жена гончара очень удивилась, но побоялась ослушаться ее; она пошла в мастерскую своего мужа, и принесла его колесо и кусок глины, которые стояли там, и положила их рядом с цыганкой. Цыганка была так слаба, что едва могла сидеть, но, увидев колесо, она, пошатываясь, поднялась на ноги, взяла глину своими тонкими маленькими коричневыми ручками и размяла ее, как делала много лет назад; затем она положила ее на колесо, и заставила колесо вращаться, и вылепила из нее маленькую коричневую чашу, склонила над ней голову, и что-то прошептала в нее.
   - А теперь пей, - крикнула она, - хотя глина еще влажная. Налей в нее воды, выпей из моей маленькой чашки и пожелай мне удачи, как ты пожелала моему мужу. А потом одень меня в белое с золотом, как принцессу, потому что я должна отправиться в свое путешествие. Но всегда храни моего маленького мальчика, и если мой муж придет искать меня, отдай ему мое кольцо, но скажи ему, что он никогда больше не найдет меня.
   Жена гончара налила немного воды в маленькую глиняную чашку, наклонила лицо и... выпила, чтобы женщина могла быть довольна, и когда она сделала это, цыганка сложила руки, легла на спину и умерла. И когда она попробовала воду из мокрой глины, жена горшечника подумала о своем муже, позвала его по имени, и закричала, чтобы он пришел и помог ей с бедной цыганкой. А потом она подумала о том, как давно он не был с ней, и горько заплакала, склонившись над мертвой женщиной.
   - О, куда он делся? почему я прогнала его от себя? - сказала она. - Я что, сошла с ума? Воистину, бедная цыганка правильно говорила, что если у женщины есть муж, который любит ее и работает на нее, она должна лелеять его изо всех сил. Увы, увы! теперь мой муж в большом мире, а я здесь одна, и некому мне помочь; пока эта бедная женщина не сказала мне, я никогда не понимала, насколько я была неправа.
   Затем она посмотрела на цыганку, лежащую во всех своих лохмотьях, вспомнила свое обещание, данное ей, взяла тонкую льняную ткань, в которую были вплетены золотое сердце и позолоченная чаша, и одела ее в нее, как будто та была принцессой, и на следующий день бедную женщину похоронили, и никто не знал, откуда она пришла и кому она поклонялась.
   Тогда жена горшечника села и горько опечалилась, ибо не знала, что лучше всего было бы сделать, чтобы вернуть своего мужа и сказать ему, что она любит его. Сначала она думала, что выйдет и будет искать его в огромном, огромном мире, но потом вспомнила, как он велел ей ждать там, где она была, пока он не вернется, и она знала, что должна сделать то, что он сказал ей; но так как теперь ей нужно было содержать троих вместо двух, она боялась, что они будут очень бедны, и так как она похоронила цыганку в тонкой золотисто-белой ткани, сотканной из ее волос, у нее не было ничего на продажу, и у нее не осталось денег, чтобы купить еще тонких ниток для плетения. Маленький мальчик цыганки был симпатичным мальчиком с темными глазами, как у его матери, и когда она посмотрела на него, то сказала, что они все трое умрут с голоду вместе, но она оставит его, как обещала его матери, а не выгонит на холодную улицу. Поэтому она вымыла его и, как могла, починила его лохмотья, а затем начала повсюду искать что-нибудь, из чего она могла бы соткать что-нибудь на продажу и уберечь их от голода. Она бродила по саду, входила в дом и выходила из него, и цыганский мальчик, который был умным, смышленым парнем, ходил рядом с ней.
   - Что ты ищешь? - спросил он.
   - Я ищу нитки, которые могла бы сплести в какую-нибудь ткань и продать, - ответила она. - Иначе мы наверняка умрем с голоду, потому что у меня не осталось денег, чтобы купить их, и больше нечего продавать.
   - Я пойду и принесу тебе что-нибудь для плетения, - сказал мальчик, выбежал на дорогу и оглядел ее сверху донизу, чтобы посмотреть, кто будет проходить мимо. Вскоре подъехала большая телега, груженная соломой, и на верху телеги лежал один человек, а другой вел телегу. Лошади шли медленно, цыганский мальчик последовал за ними и начал просить милостыню.
   - Беги, малыш, - крикнул мужчина наверху, - у меня нет денег, чтобы раздавать нищим.
   - Но я не прошу у вас денег, - воскликнул мальчик, - из милосердия дайте мне пригоршню соломы.
   - А зачем тебе пригоршня соломы? - спросил возчик, когда мальчик все еще продолжал просить милостыню.
   - Взгляните! - воскликнул мальчик, - я весь в лохмотьях, но если бы у моей матери была горсть соломы, она могла бы сплести мне пальто, и мне было бы тепло, - на что оба мужчины рассмеялись и заявили, что идея пальто из соломы была очень забавной, но возница сказал:
   - Ну, дай ему немного соломы. Я полагаю, что он из тех цыган, которые живут дальше, и они хотят соломы для своих животных, но все же не повредит дать ему немного, - и они бросили ему соломы; мальчик поднял ее и побежал с ней к жене горшечника.
   - Посмотри, что я тебе принес, - воскликнул он. - Сплети из нее коврик, я продам его и принесу тебе деньги.
   Жена горшечника была поражена, но она знала, что цыгане должны жить своим умом, их учит этому жизнь, поэтому она села и попыталась сплести солому в циновку, как сказал цыганский мальчик.
   Сначала ей было очень трудно, потому что солома была грубой и хрупкой, и она думала, что ничего не сможет сделать. Мальчик сел рядом с ней и помогал ей, чем мог, так что, наконец, все было готово, получился довольно милый маленький коврик, мальчик взял его и убежал с ним в деревню.
   - Циновка, циновка, - кричал он, - кто хочет купить хорошую соломенную циновку, чтобы вытирать ноги, когда они грязные, или чтобы кошка сидела у огня, или чтобы накрыть птичник и держать его в тепле?
   Сначала люди, которых он встречал, смеялись над ним и говорили, что его циновка никому не нужна. Тогда он зашел в паб. Там было несколько мужчин, которые курили и грелись у огня, и когда хозяин увидел его и циновку у него на плече, он сказал, что это довольно хорошо сделанная вещь, и он хотел бы, чтобы она лежала у его двери, чтобы посетители могли вытирать об нее ноги; а затем посетители посмотрели на нее, мальчик рассказал им, откуда она взялась, и сказал, что он может принести им еще много соломенных циновок и ковриков, все такие же хорошие или даже лучшие, такие, что будут служить вечно; и вскоре посетители начали говорить, что купят их, и цыганский мальчик с деньгами побежал домой вполне довольный.
   Итак, жена гончара просидела весь день, плетя соломенные циновки, и вскоре она научилась делать их так хорошо, что люди охотно покупали их у нее. Затем, через некоторое время, она начала украшать их картинками, сделанными красными, черными и белыми соломинками, но картинки всегда выходили у нее в форме чашки; она плакала и горевала весь день напролет. Тогда цыганский мальчик сказал ей:
   - О чем ты плачешь сейчас? У нас есть много еды и питья. Скажи мне, почему ты плачешь, и я помогу тебе, если смогу, потому что ты взяла мою мать в свой дом, позволила ей умереть здесь, и похоронила ее в своей прекрасной ткани, как принцессу.
   - Я плачу, потому что мой муж ушел, - ответила жена горшечника, - и он не знает, что я люблю его, и он никогда не вернется ко мне, потому что он ушел из-за того, что я возненавидела его.
   - Он никогда этого не узнает, если ты не попытаешься ему это сообщить, - сказал цыганский мальчик. - Ты должна рассказывать это каждому, кого встретишь, птицам в воздухе, и диким животным в лесу. Это то, что моя мать велела мне делать, если я хотел передать кому-то новости. Ты должна сказать это даже ветрам и написать это на песке, и на земле, и на листьях деревьев, потому что она сказала, что все может передать сообщение. Так почему бы тебе также не вплести его в свои коврики? Людей, которые их покупают, живут далеко и близко, и, может быть, твой муж увидит один и поймет, - ты хочешь, чтобы он снова вернулся домой.
   Жена горшечника попыталась вплести свое послание в свои циновки, и рядом с рисунком чашки она сплела небольшой стих
   "Из цыганской чашки я пила за любовь,
   Из чашки цыганки я пила за ненависть,
   И когда она снова дала мне чашку
   Моя любовь вернулась, но я выпила слишком поздно".
   - Теперь, - воскликнул цыганский мальчик, - твой муж может увидеть это, тогда он, возможно, вернется домой, и все у нас будет хорошо.
   Гончар же ушел далеко, и куда бы ни направлялся, он спрашивал, не было ли поблизости цыган; и если по соседству оказывался цыганский табор, он сразу же отправлялся туда и спрашивал о цыганке с красными бусами и золотыми цепочками в волосах или о цыгане-мужчине, который носил с собой коричневую чашку. Но хотя он видел сотни цыган, он никогда больше не видел девушку, которая сделала чашку, и никто из цыган ничего не знал об этом человеке и ничего не мог рассказать ему о маленькой коричневой чашке. Он заходил в лавки в больших городах, где продаются кувшины и миски, и просил чашку, в которой было заклинание, поскольку думал, что если бы ему продали такую чашу, то она могла бы помочь ему снять зло, причиненное цыганской чашкой, но везде люди только смеялись над ним.
   Итак, он путешествовал по незнакомым странам, видел странные вещи, но ни одна из них не доставила ему никакого удовольствия, так как он всегда думал о своей жене. Тогда он вернулся на родину и задумался, не отправиться ли ему в свой собственный коттедж, но сердце подвело его, и он держался подальше от маленькой деревушки, где он стоял.
   - Было бы бесполезно возвращаться домой, - сказал он, - потому что, если моя жена не рада меня видеть, и мой дом не дом для меня; а она не будет рада видеть меня, пока я не найду цыганку и не узнаю, как можно разрушить чары.
   Однажды вечером он зашел в таверну, где пили несколько мужчин, и среди них был один, похожий на цыгана, смуглый, дикого вида парень, который громко разговаривал и хвастался многим из того, что он сделал. Гончар сидел и слушал разговор, вскоре мужчины начали ссориться и говорить о том, кто самая красивая женщина в мире. Цыган закричал, что он знает самую красивую, и что она сделала ему прощальный подарок и пожелала ему удачи, и теперь он возвращается к ней, потому что теперь он знал, как заставить ее полюбить его, и он собирался жениться на ней и взять ее в жены.
   На это остальные засмеялись и издевательски спросили, возможно ли, чтобы такая красивая женщина заботилась о таком грубом, некрасивом парне, как он, и заявили, что они не очень высокого мнения о ее красоте, если она согласна выйти за него замуж и быть его женой.
   Тогда другой мужчина, стоявший рядом, сказал, что он знает, где живет самая красивая женщина на земле, хотя он и не верил, что она когда-нибудь станет его женой; и она также была умелой рукодельницей, потому что именно она сделала циновки, которые лежали у него под ногами в повозке, которую он вел. По этому поводу все начали спорить, и их слова стали громче.
   - Если эта прекрасная женщина так любила тебя, - крикнул один мужчина цыгану, - как ты мог уйти и бросить ее?
   Цыган засмеялся.
   - Тогда она не любила меня, - сказал он, - но она полюбит, потому что я взял у нее амулет, который заставит ее полюбить меня сильнее, чем кого-либо на земле. Ей нужно только выпить из чашки, которую я несу, и она будет моей на всю жизнь.
   На это все снова рассмеялись.
   - Тогда пусть каждый поверит, - то, что я говорю, правда, - воскликнул цыган, достал из-за пазухи маленькую коричневую чашку и помахал ею в воздухе, - вот эта чашка.
   Сердце горшечника почти замерло, потому что он узнал чашку, которую цыганка сделала для него много лет назад.
   Один из мужчин презрительно рассмеялся.
   - Это ничего не доказывает, - сказал он. - Я мог бы вынуть коврик из тележки и попросить его сказать, говорю ли я правду; но у ковриков и чашек нет языков, чтобы говорить, хотя мой коврик может сказать больше, чем ваша чашка, потому что на нем есть надпись с рисунком чашки; более того, надпись тоже о цыганке.
   - Давайте посмотрим, - закричали все.
   Мужчина вышел к своей тележке и принес бело-коричневую соломенную циновку, покрытую рисунком из чашек, и прочитал стишок, который был написан на ней.
   "Из цыганской чашки я пила за любовь,
   Из чашки цыганки я пила за ненависть,
   И когда она снова дала мне чашку
   Моя любовь вернулась, но я выпила слишком поздно".
   Услышав это, горшечник вскочил, бросился в их гущу и схватил чашку.
   - Цыган говорит правду, - воскликнул он, - утверждая, что она самая красивая женщина в мире, но он говорит неправду, утверждая, что она когда-нибудь полюбит его; ибо он украл эту чашку, и я отниму ее у него, а если он попытается остановить меня, что ж, тогда я буду драться с ним, и пусть каждый увидит, кто из них двоих лучше.
   Но когда цыган увидел стишок на циновке, он застыл, словно был сделан из камня, не сказал ни слова горшечнику, и, казалось, едва заметил, что тот забрал у него чашку. Тогда горшечник повернулся к человеку, которому принадлежал коврик, и сказал:
   - Если вы продадите мне свой коврик, я щедро заплачу вам за него, и я прошу вас сказать мне, кто его сделал и где вы его взяли, потому что хотел бы купить такой же.
   Тот был очень удивлен, но он сказал гончару, что он был сделан женщиной, которая жила в деревне неподалеку, и она сидела у своей двери и плела циновки, а цыганский мальчик помогал ей; и она была самой красивой женщиной, какую он когда-либо видел на земле, с глазами, похожими на голубые васильки, и волосами, похожими на золотую пшеницу. Тогда горшечник взял свою чашку и коврик и пошел домой, цыган же выскользнул из таверны и скрылся в ночи, и никто его не заметил.
   Тем временем жена гончара продолжала горевать и сокрушаться, потому что, несмотря на то, что она последовала совету цыганского мальчика и рассказывала всем, что она любит своего мужа и желает ему возвращения, он не вернулся к ней; и хотя она вплетала свое сообщение в каждую циновку, которую делала, она отчаялась, что гончар когда-нибудь увидит ее. Единственное, что, казалось, утешало ее, была маленькая коричневая глиняная чашка, которую цыганка сделала для нее перед смертью. Поскольку ее никогда не обжигали в печи, глина была сухой, твердой и потрескавшейся, и на нее было жалко смотреть, но все же жена гончара держала ее рядом с собой и пила только из нее, время от времени целовала ее и прижималась к ней щекой.
   Цыганский мальчик сказал ей:
   - На твоем месте я бы весь день следил, не появится ли твой муж. Я бы плел свои циновки в дверях и с утра до вечера смотрел на дорогу в обе стороны, иначе твой муж вернется и пройдет мимо дома, и ты никогда этого не узнаешь.
   Поэтому она взяла свой ткацкий станок, села у дороги, и смотрела - на холм, и направо, и налево, в ожидании, кто может прийти. Цыганский мальчик тоже часто наблюдал с другой стороны коттеджа, в то время как жена горшечника сидела впереди. Однажды цыганский мальчик подбежал к ней и сказал:
   - По дороге идет мужчина; он идет сюда, но это не твой муж. Это мой отец, и он захочет забрать меня, и он будет бить меня, как он делал это с моей матерью. И если он завладеет чашкой, которую моя мать сделала для тебя, он узнает все ее чары, и сможет исправить то, что она сделала, и, возможно, сможет наложить какое-нибудь злое заклятие на всех нас, чтобы твой муж никогда больше не вернулся. Поэтому лучше всего будет, если ты отдашь мне чашку и позволишь мне спрятаться с ней, а затем ты должна сказать ему, что не знаешь, где я; а если он спросит, скажи ему, что чашка исчезла; и когда он уйдет, я вернусь, но обещай, что ты не отдашь меня ему.
   Жена горшечника пообещала, что она никогда не отдаст маленького мальчика, велела ему взять чашку и быстро спрятаться, а затем взяла свою маленькую девочку за руку, села и стала ждать, когда придет цыган, хотя она дрожала от страха и желала, чтобы тот не приходил.
   Вскоре цыган подошел к передней части коттеджа, где сидела жена горшечника, и пожелал ей доброго дня.
   - Я был здесь раньше, - сказал он. - И ты дала мне еды и напиться. Твой муж, который был в отъезде, вернулся?
   - Мой муж все еще в отъезде, - сказала она. - Но я надеюсь, что скоро он будет здесь.
   Тогда цыган взял одну из циновок, лежавших на земле рядом с ней, и посмотрел на нее.
   - Ты хорошо управляешься со своим ткацким станком, - сказал он, - но что ты хочешь сказать этим маленьким стихотворением, которое ты написала на всех этих циновках?
   - Это небольшое стихотворение, который может быть правильно прочитано только одним человеком, - ответила она, - и если он увидит его, не будет иметь значения, поймут его другие или нет.
   - Ты была здесь совсем одна с тех пор, как я ушел? - спросил цыган. - Никакие другие цыгане не проходили мимо? ибо я хочу присоединиться к моим соплеменникам, и, возможно, ты сможешь сказать мне, в какую сторону они ушли.
   - Одна приходила не так давно, - ответила жена горшечника, - но она так устала от долгого пути, что не могла идти дальше. Она осталась и покоится на кладбище. Она была цыганкой с красными бусами и монетами в волосах. Я дала ей приют, позволила ей спокойно умереть, и похоронила, обернув в бело-золотую ткань.
   - А она ничего не делала, пока была здесь? - спросил цыган. - Она не сделала тебе никакого подарка, чтобы заплатить за твои хлопоты?
   - Она сделала мне подарок за мои хлопоты, - ответила женщина, - хотя это была всего лишь маленькая глиняная чашка, серая и необожженная. И еще она дала мне это кольцо и велела передать его ее мужу, если он придет сюда, и сказать ему, что ему бесполезно искать ее дальше.
   Цыган посмотрел на кольцо, которое она протянула ему, побледнел и нахмурил брови.
   - И где же эта чашка? - спросил он. - И где ее маленький мальчик? Ибо я возьму его с собой.
   - Я не знаю, куда он ушел, - сказала жена горшечника. - Что касается чашки, он взял ее с собой, когда уходил.
   Тем временем мальчик-цыган спрятался в стоге сена совсем рядом с коттеджем, откуда он мог видеть все дороги вокруг, и оглядывался направо и налево в поисках того, кто должен был пройти, потому что он боялся, что его отец может найти его, и забрать его силой. Пока он лежал и смотрел, он увидел человека, спускающегося с холма, который выглядел измученным и усталым, как будто шел издалека. Он, казалось, хорошо знал дорогу и направился прямо к дому, но не вошел, а остановился рядом, как будто хотел посмотреть, кто там. Тогда цыганский мальчик сказал себе:
   - Возможно, это и есть тот самый гончар, которого она ждала все это время.
   Поэтому он соскользнул вниз, подбежал к мужчине и притворился, что просит милостыню.
   Мужчина посмотрел на него и сказал:
   - Ты - цыганское дитя. Откуда ты взялся? Ты живешь под живой изгородью или пришел из цыганского табора неподалеку?
   - Это правда, что я цыганский ребенок, - ответил мальчик, - но я живу не под изгородью, а в этом маленьком домике, потому что женщина, живущая в нем, оставила меня из любви к моей матери, которая помогла ей, когда она была в беде.
   - И что твоя мать сделала для этой женщины? - спросил мужчина, который был не кем иным, как гончаром. - Должно быть, это была большая услуга, если она согласилась оставить тебя у себя.
   - Она спасла ее от злых чар, которые были наложены на нее, - ответил мальчик, - и научила ее снова любить своего мужа, и теперь эта женщина ждет его возвращения и жаждет, чтобы он пришел. Поэтому она обещала держать меня при себе, но теперь я не смею войти в хижину, потому что там мой отец, цыган, и я боюсь, как бы он не забрал меня с собой.
   Когда горшечник услышал, что цыган там, он готов был броситься в дом, но мальчик умолял его сначала послушать, что тот говорит. Они подкрались к дому сбоку и услышали, что цыган разозлился и пригрозил жене горшечника, что, если она не скажет ему, куда делся его мальчик, он схватит ее за волосы и свернет ей шею, несмотря на то, что она такая красивая. Тут горшечник не стал больше ждать, а ворвался в избу, схватил цыгана и вышвырнул его из дома; но ни он, ни его жена даже не взглянули, ранен он или нет, потому что они смотрели только друг на друга и на маленького ребенка, которого жена горшечника держала за руку. Цыган ушел, и они больше никогда о нем не слышали.
   Тогда жена горшечника показала своему мужу цыганского мальчика и рассказала ему о своем обещании его матери, и обо всем, что он сделал для нее, и умоляла мужа, чтобы он позволил ей оставить его. Гончар позволил и пообещал, что, когда тот вырастет и станет мужчиной, он научит его своему ремеслу и сделает его таким же гончаром, как и он сам. Так что все они жили счастливо вместе, цыганский мальчик научился делать чашки и миски и преуспел в этом, но это были чашки и миски, которые не несли в себе никаких чар, и поэтому не могли причинить вреда тому, кто пил из них.
  

ИСТОРИЯ О КОТЕ

  
   Жил когда-то старый джентльмен, который был очень богатым старым джентльменом и мог купить почти все, что хотел. Он заработал все свое богатство для себя, торгуя в большом городе, и так полюбил деньги, что они стали для него дороже всего на свете, и он не думал ни о чем, кроме как о том, как бы накопить их и заработать еще больше. Но у него, казалось, никогда не было времени наслаждаться тем, что он заработал, и он очень злился, если его просили дать деньги другим. Он жил в красивом доме совсем один, и у него был очень хороший повар, который каждый день готовил ему роскошный ужин, но он редко просил кого-нибудь разделить его с ним, хотя он любил поесть и выпить, и у него всегда были лучшие вино и еда. Его повар и другие слуги знали, что он был жадным и жестоким, и ни о ком не заботился; и хотя они хорошо служили ему, потому что он им платил, никто из них не любил его.
   Было Рождество, снег густо лежал на земле, ветер яростно завывал, и старый джентльмен был очень рад, что ему не нужно выходить на улицу, а можно посидеть в удобном кресле у камина и согреться.
   - Какая ужасная погода, - сказал он себе, - ужасная погода, - он подошел к окну и выглянул на улицу, где на тротуарах лежал снег толщиной в дюйм. - Я очень рад, что мне не нужно выходить, и я могу сидеть здесь и греться.
   Он уже отходил от окна, когда на улице появился старик, чья одежда висела лохмотьями, и который выглядел наполовину замерзшим. Он был примерно того же возраста, что и пожилой джентльмен в окне, того же роста, и у него были такие же седые вьющиеся волосы, и если бы они были одеты одинаково, то любой принял бы их за двух братьев.
   - О, - сказал старый джентльмен, - как это раздражает. Такие люди должны содержаться в приюте; нельзя допускать, чтобы они бродили по улицам и приставали к честным людям, - потому что бедный старик снял шляпу и начал просить милостыню.
   - Сегодня Рождество, - сказал он, и хотя он говорил не очень громко, старый джентльмен мог ясно слышать каждое его слово через окно. - Сегодня Рождество, вы будете ужинать здесь, в своей теплой комнате. Из милосердия, дайте мне серебряный шиллинг, чтобы я мог зайти в закусочную и пообедать.
   - Серебряный шиллинг! - воскликнул старый джентльмен. - Никогда не слышал о таком! Чудовищно! Уходи, я никогда не подаю нищим, а ты, должно быть, сделал что-то очень дурное, раз стал таким бедным.
   Но старик все еще стоял, хотя снег падал ему на плечи и на непокрытую голову.
   - Тогда дайте мне медяк, - сказал он, - всего один пенни, чтобы я сегодня не умер с голоду.
   - Нет, - воскликнул старый джентльмен, - я вообще никогда не подаю нищим.
   Но старик не двинулся с места.
   - Тогда, - сказал он, - дайте мне немного еды с вашего стола, чтобы у меня тоже был рождественский ужин.
   - Я ничего тебе не дам, - воскликнул старый джентльмен, топнув ногой. - Уходи. Уходи немедленно, или я пошлю за полицейским, чтобы он забрал тебя.
   Старый нищий надел шляпу и отвернулся, но, - что показалось старому джентльмену очень странным, - вместо того, чтобы казаться расстроенным, он весело рассмеялся, а затем оглянулся на окно и выкрикнул несколько слов, но они были на иностранном языке, и старый джентльмен не мог их понять. Поэтому он вернулся в свое удобное кресло у камина, все еще сердито бормоча, что нищим не следует позволять находиться на улицах.
   На следующее утро снег выпал еще гуще, чем когда-либо, и улицы стали почти непроходимы, но это не беспокоило старого джентльмена, так как он знал, что ему не нужно выходить на улицу под снег. Утром, когда он спустился к завтраку, к его великому удивлению, на коврике у камина сидел кот, смотрел в огонь и лениво моргал. Старый джентльмен никогда раньше не держал в своем доме никакого животного, он сразу же подошел к нему, сказал "Брысь!" и попытался выгнать. Но кот не двигался, и когда старый джентльмен присмотрелся к нему поближе, то не мог не восхититься им. Это был очень большой кот, серо-черный, с длинной мягкой шерстью. Более того, он выглядел сытым и ухоженным, как будто всегда жил в богатом доме. Старому джентльмену почему-то показалось, что он подходит и к комнате, и к ковру, и к камину, и делает все это место более уютным, чем раньше.
   - Прекрасное создание! очень красивый кот! - сказал он себе. - Я думаю, что за такое животное будет предложена награда, так как за ним, очевидно, хорошо ухаживали и кормили, поэтому было бы жаль прогонять его в спешке.
   Одна вещь показалась ему очень забавной в коте, и это было то, что, хотя земля была покрыта глубоким снегом и слякотью снаружи, кот был совершенно сухой, и его шерсть выглядела так, словно ее только что расчесали. Старый джентльмен позвал свою кухарку и спросил, не знает ли она, как кот попал внутрь, но та заявила, что не видела его раньше, и что, по ее мнению, он, должно быть, спустился по дымоходу, так как все двери и окна были закрыты и заперты на засов. Тем не менее, он оказался здесь, и когда его собственный завтрак был закончен, старый джентльмен дал коту большое блюдце молока, которое тот лакал не жадно или в спешке, а так, как будто привык к хорошей еде и всегда ее ел вдоволь.
   - Это очень красивое животное и самое необычное, - сказал старый джентльмен, - я оставлю его на некоторое время и буду ждать награды, - но, хотя он просматривал все объявления на улице и в газетах, он не видел никаких объявлений о вознаграждении, предлагаемом за серо-черного кота, поэтому тот оставался с ним.
   С каждым днем старому джентльмену казалось, что кот становится все красивее и красивее. Старый джентльмен никогда не любил никого, кроме себя, но он начал проявлять своего рода интерес к странному коту и задаваться вопросом, что это была за порода - персидская или сиамская, или какая-то новая, о которой он никогда не слышал. Ему нравился звук ленивого довольного мурлыканья после еды, которое, казалось, не говорило ни о чем, кроме комфорта и достатка. Кот оставался в его доме, пока не прошел почти год.
   Незадолго до Рождества знакомый старого джентльмена пришел к нему по делу. Он много знал о всевозможных животных и любил их ради них самих, но, конечно, он никогда не говорил о них со старым джентльменом, потому что знал, что тот никого не любит. Но когда он увидел серого кота, то сразу сказал:
   - Знаете ли вы, что это очень ценное животное, и я думаю, что оно стоит очень дорого?
   При этих словах сердце старого джентльмена сильно забилось. Он подумал, что было бы большой удачей, если бы бродячий кот смог сделать его богаче, чем он был раньше.
   - А что, кто-то может захотеть купить его? - сказал он. - Я не знаю никого, кто был бы настолько глуп, чтобы отдать деньги за кота, который ни для чего не годится, кроме как ловить мышей, и вы легко можете получить кота даром.
   - Ах, многие люди очень любят кошек, и многое бы отдали за такую редкую породу, как этот. Если вы хотите его продать, правильным было бы отправить его на выставку кошек, и там вы, скорее всего, получили бы за него приз, и тогда кто-нибудь обязательно купил бы его, и, может быть, дал бы очень много. Я не знаю, что это за порода и откуда он взялся, потому что я никогда не видел ничего подобного, и по этой причине он наверняка будет ценным.
   Услышав это, старый джентльмен чуть не рассмеялся от радости.
   - Где проходит выставка кошек? - спросил он. - И когда она должна состояться?
   - В этом городе совсем скоро состоится выставка кошек, - ответил его знакомый, - и она будет особенной, потому что новая принцесса без ума от кошек, и она придет на нее; говорят, что она готова заплатить любые деньги за кошку, которая ей нравится.
   Затем он сказал старому джентльмену, как ему следует оформить заявку на участие в выставке, где она должна была состояться, и ушел, оставив старого джентльмена очень довольным, но про себя он рассмеялся и сказал:
   - Этот старик не думает ни о чем, кроме как о деньгах. Как он обрадовался мысли о том, чтобы продать эту прекрасную кошку, если бы мог что-нибудь за нее получить!
   Когда он ушел, серый кот подошел, потерся о ноги своего хозяина, и посмотрел ему в лицо, как будто понял разговор, и ему не понравилась идея быть посланной на выставку. Но старый джентльмен был в восторге, сидел у огня и размышлял о том, сколько он, вероятно, получит за кота, и задавался вопросом, возьмет ли он приз.
   - Мне будет жаль отдавать его, - сказал он, - и все же, если бы я мог получить кругленькую сумму, было бы настоящим грехом не взять ее, так что тебе придется уйти, киска; но мне действительно невероятно повезло, что ты пришла сюда.
   Проходили дни, наступило Рождество, снова выпал снег, и земля стала белой. Ветер свистел и дул, рождественским утром старый джентльмен стоял и смотрел в окно на падающий снег, а серый кот стоял рядом с ним и терся о его руку. Ему нравилось гладить его, он был такой мягкий, и когда он прикасался к длинной шерсти, то всегда думал о том, сколько денег он должен за него получить.
   Этим утром он не увидел за окном старика-нищего и сказал себе: "На самом деле, они выполняют свою работу лучше, чем прежде, и убирают нищих из города".
   Но как раз в тот момент, когда он отходил от окна, то услышал, как снаружи что-то царапается, и на подоконник заполз еще один кот. Это было совсем другое существо, чем серый кот на ковре. Это было бедное, худое, жалкого вида животное, с ребрами, торчащими сквозь мех, и оно мяукало самым жалким образом и билось о стекло. Красивый серый кот был очень взволнован, увидев это, принялся бегать и громко мурлыкать.
   - Ах ты, отвратительное животное! - сердито сказал старый джентльмен. - Уходи, здесь не место для такого, как ты. Здесь нет ничего для бездомных кошек. А у тебя такой вид, словно ты месяцами ничего не ел. Как ты отличаешься от моего кота! - И он постучал в окно, чтобы прогнать его. Но тот не уходил, и старый джентльмен был очень возмущен, потому что звук его мяуканья был ужасен. Поэтому он открыл окно, и хотя ему не хотелось прикасаться к несчастному животному, он поднял его и швырнул в снег, и оно побежало прочь, и в глубоком снегу он не мог видеть, куда оно ушло.
   Но в тот вечер, после рождественского ужина, когда он сидел у огня с серым котом на коврике у камина рядом с ним, он снова услышал шум за окном, а затем услышал, как бездомный кот плачет и мяукает, прося впустить его, и снова серо-черный кот очень разволновался, заметался по комнате и прыгнул к окну, как будто хотел его открыть.
   - Я буду очень рад, когда продам тебя на выставке кошек, - сказал старый джентльмен, - если меня здесь будут беспокоить всевозможные бездомные кошки, - и он во второй раз открыл окно, схватил дрожащее, полуголодное существо, и бросил его так сильно, как только мог.
   - Теперь, надеюсь, тебе конец, - сказал он, услышав, как тот упал с глухим стуком, и снова устроился в кресле, а серый кот вернулся на коврик у камина, но не мурлыкал и не терся о своего хозяина.
   На следующее утро, спустившись к завтраку, старый джентльмен, как обычно, налил коту блюдце молока.
   - Ты должен быть хорошо накормлен, если собираешься участвовать в выставке, - сказал он, - и я не возражаю против небольших дополнительных расходов, чтобы ты хорошо выглядел. Все затраты будут возвращены, так что сегодня утром ты получишь немного рыбы, а также свое молоко.
   Затем он поставил блюдце с молоком рядом с котом, но тот не притронулся к нему, оставшись седеть и смотреть на огонь, обвив себя хвостом.
   - Ну что ж, если ты уже так много выпил, что больше не хочешь, можешь выпить его, когда захочешь, - поэтому он ушел и оставил блюдце с молоком у огня. Но когда он вернулся вечером, блюдце с молоком и кусок рыбы оказались нетронуты.
   - Это довольно странно, - сказал старый джентльмен, - однако, предположим, что мой повар покормил тебя.
   На следующее утро все было точно так же. Когда он налил молоко, кот не стал его лакать, а сидел и смотрел на огонь. Старый джентльмен немного встревожился, потому что ему показалось, - мех животного выглядит не таким ярким, как обычно, и когда вечером, и на следующий день, и на следующий, оно не лакало молоко и не притронулось к вкусным кусочкам рыбы, которые ему давали, старому джентльмену стало не по себе.
   - Это существо заболевает, - сказал он, - и это очень плохо. Что толку в том, что я держал его целый год, если теперь я не могу его показать?
   Он отругал своего повара за то, что тот дал коту нездоровую пищу, но повар поклялся, что ничего подобного не было. Во всяком случае, кот ужасно похудел; весь день он сидел перед огнем, вытянув хвост, а не аккуратно обвившись им, его шерсть выглядела тусклой и начала вылезать большими пучками.
   - Нужно что-то делать, - сказал старый джентльмен, - дальше так продолжаться не может! Никто не поверит, что такой кот может получить приз. Он выглядит почти так же жалко, как тот бродячий зверь, который стучал в окно на Рождество.
   Поэтому он пошел к ветеринару, который жил неподалеку, и попросил его зайти и посмотреть на очень красивую кошку, - не случилось ли с ней чего-нибудь, - потому что она отказывается есть свою еду. Ветеринар пришел и осмотрел кота, потом покачал головой и снова осмотрел его.
   - Я не знаю, что это за кошка, - сказал он, - потому что никогда не видел другой такой, но это очень красивый зверь и, должно быть, очень ценный. Что ж, я оставлю вам немного лекарства, и, надеюсь, что все будет в порядке, но по этим иностранным кошкам трудно понять, что с ними, и их трудно вылечить.
   Близился день, когда кота следовало отправить на выставку, и старому джентльмену становилось все более и более не по себе, потому что серый кот весь день лежал на ковре и не двигался, и его ребра почти виднелись сквозь шерсть, настолько он похудел. И как ни странно, старый джентльмен, который никогда в жизни ни о ком и ни о чем не заботился, кроме самого себя, начал чувствовать себя очень несчастным не только из-за того, что не получит денег, но и потому, что ему не нравилось думать о потере кота. Он послал за своим другом, который рассказал ему о выставке кошек, и спросил его совета, но его друг не мог сказать ему, что с этим делать.
   - Так, так, - сказал он, - это скверное дело, потому что я всем сказал, что вы собираетесь выставить необыкновенно красивую кошку, а теперь это бедное создание годится только для живодерни. Я думаю, может быть, какой-нибудь натуралист даст вам хорошую цену за его шкуру, так как он очень необычен, и на вашем месте я бы отдал его на живодерню сразу, потому что, если он умрет естественной смертью, его шкура не будет стоить и медного фартинга.
   При этих словах серый кот поднял голову и посмотрела прямо в лицо старому джентльмену, как будто понимал их разговор, и впервые за много долгих лет старый джентльмен почувствовал жалость в своем сердце и рассердился на своего друга за его предложение.
   - Я не позволю, чтобы его убили, - воскликнул он. - Я заявляю, хотя это и кажется абсурдным, что прожил с этим существом целый год, и чувствую, что это мой друг, и если бы он только поправился, я бы ни капельки не беспокоился о деньгах!
   Услышав это, его друг был очень удивлен и ушел в недоумении, в то время как старый джентльмен сидел у огня и наблюдал, как кот, тяжело дыша, лежит на ковре.
   - Бедная киска, бедная старая киска! - сказал он. - Жаль, что ты не можешь говорить и сказать мне, чего ты хочешь. Я уверен, что дал бы тебе это.
   Как только он это сказал, снаружи послышался шум, и он услышал мяуканье; посмотрев в окно, он увидел ту же худую уродливую коричневую кошку, которая приходила туда на прошлое Рождество, и она выглядела такой же худой и несчастной, как и тогда. Услышав этот звук, серый кот встал на нетвердые лапы и попытался подойти к окну. На этот раз старый джентльмен не прогнал бездомную кошку, но посмотрел на нее и почти пожалел; она выглядела почти такой же худой и больной, как его собственная серая киска.
   - Ты уродливое создание, - сказал он, - и я не хочу, чтобы ты все время болталось поблизости; но, может быть, сейчас тебе не стало бы хуже от небольшого количества молока, и оно могло бы помочь тебе выглядеть лучше.
   Поэтому он немного приоткрыл окно, а затем закрыл его, а затем снова открыл, и на этот раз коричневый кот заполз в комнату и направился прямо к коврику у камина и серому коту. На коврике у камина стояло большое блюдце с молоком, и коричневый кот сразу же начал лакать его, и старый джентльмен не стал останавливать его.
   Наблюдая за ним, он подумал, что тот толстеет у него на глазах, пока пьет, и когда блюдце опустело, он взял кувшин и налил еще.
   - Я действительно старый дурак, - сказал он, - здесь молока на целый пенни.
   Не успел он налить свежего молока, как серый кот поднялась и, усевшись у блюдца, тоже принялся лакать его, как будто ему стало лучше. Старый джентльмен уставился на него с удивлением.
   - Ну, это странно, - сказал он. Он взял немного рыбы и отдал ее незнакомому коту, а затем своему собственному. Тот съел его, как ни в чем не бывало.
   - Это замечательно, - сказал старый джентльмен, - возможно, в конце концов, моему коту просто нужна была компания.
   И серый кота замурлыкал и начал тереться о его ноги.
   Так что в течение следующих нескольких дней два кота лежали вместе на коврике у камина, и хотя было уже слишком поздно посылать серого кота на выставку, старый джентльмен не думал об этом, и был рад, что он снова поправился.
   Но через семь ночей после того, как бродячий кота оказался в доме, когда старый джентльмен ночью спал в постели, он почувствовал, будто что-то потерлось о его лицо, и услышал, как его кот тихо мурлычет, как будто хочет сказать "до свидания".
   - Успокойся, киска, и лежи спокойно до утра, - сказал он. Но когда он спустился утром позавтракать, у камина сидел коричневый полосатый кот, выглядевший толстым и домашним, но серого кота там не оказалось; его искали повсюду, но никто не мог его найти, хотя все окна и двери были закрыты, - и невозможно было понять, как он мог уйти. Старый джентльмен был очень недоволен этим, но он посмотрел на странного кота у своего очага и сказал: "Было бы нехорошо сейчас прогнать эту бедняжку, так что пусть она пока остается здесь".
   Услышав эти его слова, старая кухарка расхохоталась.
   - Возможно, - сказала она, - это была волшебная кошка, так как она могла убежать через засовы и замки, и только фэйри могла научить моего хозяина думать о том, что хорошо, а что плохо. Надеюсь, теперь он будет думать еще о чем-то в этом мире, кроме себя и своих денег.
   И действительно, с того времени старый джентльмен начал забывать о своих деньгах и заботиться о людях, которые его окружали, - и все это было делом рук странного кота, который пришел неизвестно откуда и ушел неизвестно куда.
  

НЕМОЙ ОТМАР

  
   Давным-давно на вершине горы стояла деревня, где в зимние месяцы жители не видели никого, кроме друг друга, потому что гора была такой крутой, а тропинка такой узкой, что, когда она была покрыта льдом, подниматься было опасно; поэтому в зимние месяцы люди жили сами по себе и веселились, как могли, долгими тоскливыми вечерами, с играми, танцами, пением и игрой на свирелях, ибо они были народом веселым и беззаботным. Самым хорошим певцом в деревне был парень по имени Отмар; голос у него был нежный, как у соловья перед рассветом, и к тому же он был самым красивым молодым человеком во всей округе. Незнакомые люди оборачивались, чтобы посмотреть ему вслед, когда он проходил мимо; он был высоким и стройным, с вьющимися каштановыми волосами, большими карими глазами и губами, которые всегда улыбались. Он жил со своей старой матерью, которая была вдовой, и работал как в полях, так и на фермах. Когда он был мальчиком, то выучил голоса всех птиц и мог подражать им так точно, что те слетали к нему и садились ему на плечи. Когда фермеры засевали свои поля, и птицы слетались, собираясь выклевать зерно, они послали за Отмаром, и тот пел и свистел, пока они не покидали поле и не улетели за ним. Его часто называли мальчиком-птицей.
   Однажды вечером, до того, как наступила зима, и дороги покрылись льдом, по большой дороге в деревню пришел карлик в желтой шапочке, ведущий осла, на спине которого были навьючены бесчисленные музыкальные инструменты. Всевозможные скрипки, виолы, рожки, трубы и свирели, большой барабан и маленький, треугольники и тарелки. Посреди деревни маленький человечек остановился и огляделся.
   - Кто хотел бы послушать мою музыку? - воскликнул он, а затем, когда жители деревни столпились вокруг него, он велел им всем сесть, пока он разгружает своего осла, но запретил кому-либо из них помогать ему или прикасаться к своим инструментам.
   - Ибо мои инструменты - необычные, - сказал он, - каждый из них я сделал сам, и в каждом есть машина, которая заставляет его играть сам по себе, если я ее включу. Смотрите! - Он взял длинную трубу, начал дуть, и раздались самые сладкие ноты, какие когда-либо издавала любая труба. Маленький человечек на минуту замер с трубой в руке, а затем положил ее на землю; но, как это ни удивительно, та продолжала играть сама по себе.
   Все жители деревни с удивлением уставились на него, а некоторые закричали, что это колдовство, и перекрестились, но маленький человечек взял другую дудку и проделал с ней то же самое, а затем рога и трубы, барабаны и тарелки, после чего взял скрипку и провел по ней смычком, - и как она заиграла! Эта музыка заставляла людей плакать и смеяться. Отмар лежал на земле, прислушиваясь, и ему казалось, что инструменты сделаны из серебра, и когда музыкант завел машины, и все остальные скрипки заиграли вместе, он почувствовал, что едва не сходит с ума от радости, услышав нечто столь прекрасное.
   Прямо за тем местом, где лежал Отмар, сидела молодая девушка по имени Хильда. Она была сиротой и жила одна со старухой, которая давала ей еду и кров за уборку ее комнат и приготовление пищи. Кроме того, Хильда зарабатывала для нее деньги, работая на других женщин в деревне. Она не была ни хорошенькой, ни умной, но она была хорошей девушкой, и если кто-нибудь из жителей деревни заболевал или попадал в беду, он сразу же посылал за Хильдой, потому что знал, - она не пожалеет сил, чтобы помочь. Она играла с Отмаром с тех пор, как они были детьми, и нежно любила его. Она была единственной, кто слушал музыку, но не считал ее красивой. Она вздрогнула, услышав ее, и она сидела и смотрела на Отмара и видела, что в его глазах стояли слезы, и она горевала, что не любила ее так, как он.
   Когда, наконец, инструменты прекратили играть и слушатели начали искать деньги для музыканта, он засмеялся и сказал: "Вам не нужно давать мне деньги, потому что я очень богат и не нуждаюсь в них. В обмен на мою игру я прошу только об одном вознаграждении. Пусть кто-нибудь из ваших молодых людей, которые поют, споет мне песню, потому что я тоже люблю слушать музыку". После этого жители деревни начали искать всех, кто мог петь, выбрали троих или четверых и попросили их спеть как можно лучше замечательному музыканту. Среди них был и Отмар, но его попросили спеть последним, так как он был лучшим. Пока остальные пели, маленький человечек, казалось, не обращал на них особого внимания, хотя они изо всех сил старались хорошо петь и выбрали самые красивые песни, но их голоса звучали очень грубо и плохо после его музыки.
   Но когда начал Отмар, он перестал дергать струны скрипки и слушал его. Голос Отмара звучал ясно и сладко, и все деревенские жители гордились его пением, даже после того, как услышали замечательные инструменты. Когда он замолчал, маленький человечек встал и сказал:
   - У тебя приятный голос, мой мальчик; а теперь я должен идти своей дорогой, но так как я здесь чужой, возможно, ты не будешь возражать, если отправишься со мной и покажешь мне лучший путь через холм.
   Отмар вскочил, радуясь возможности пойти с ним, но Хильда, наблюдавшая за ними, подошла к нему и прошептала
   - О, Отмар, не позволяй ему увести тебя далеко - возвращайся скорее.
   - Какая ты глупая, Хильда! - почти сердито сказал Отмар. - Конечно, я вернусь, но я пойду с ним так далеко, как он захочет, и тогда, возможно, он позволит мне снова послушать, как он играет.
   Карлик погрузил свои инструменты на осла, и Отмар повел их по лучшей дороге. Карлик ничего не говорил, и они шли молча, пока не поднялись на вершину, откуда могли видеть местность вокруг на многие мили. Взошла луна. Музыкант остановил своего осла и некоторое время стоял, оглядываясь по сторонам. Затем он повернулся и сказал Отмару: "Теперь я знаю, где я, и здесь я останусь на эту ночь, но сначала, прежде чем ты покинешь меня, не хочешь ли ты снова услышать мои скрипки и рожки?"
   - С удовольствием, - воскликнул Отмар и в восторге сел на землю, пока маленький человечек разгружал осла.
   - А теперь, - сказал он Отмару с кривой улыбкой, - ты услышишь их игру такой, какой не слышал никто. - А затем он разложил их рядами - сначала скрипки и виолы, затем рожки и трубы, и, наконец, барабаны, тарелки и треугольники, и хлопнул в ладоши, издав длинный, пронзительный свист. Когда он свистнул, инструменты поднялись с земли, и начали раздуваться, и их формы менялись, пока не стали похожи не на музыкальные инструменты, а на человеческие существа, только каждый странным образом сохранил прежнюю форму. Флейты и трубы были высокими и тонкими, и они, и скрипки превратились в красивых девушек, а трубы были мужчинами и мальчиками разного роста, но барабан был самым странным из всех, потому что это был толстый мужчина с очень короткими ногами. Взошла луна, и Отмар мог видеть их всех совершенно отчетливо, и хотя он дрожал от страха, а сердце его сильно билось, все же он продолжал наблюдать. Некоторое время они молча стояли странной толпой, а затем карлик замахал руками и крикнул: "Эй! вы все здесь, дети мои? Да, - один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать - все верно. Давайте, играйте, играйте, играйте, а Отмар поцелует ту, кто больше всего ему понравится".
   Они начали петь все вместе, но каждый голос был подобен звуку инструмента, и в ушах Отмара их музыка звучала так, как никогда прежде не звучала никакая другая музыка. Голоса девушек-скрипок были так сладки, что ему казалось, - он вот-вот расплачется, слушая их, в то время как звуки труб и барабанов наполняли его страстным желанием отправиться на войну, сражаться и побеждать в битвах. Он сидел на земле и слушал их, как человек в трансе, и ему казалось, что он никогда больше не захочет встать и уйти. Гном сидел неподалеку на пригорке и, казалось, не обращал на них особого внимания. Когда Отмар на минуту оторвал взгляд от поющих, он обнаружил, что это место было полно животных, которых никогда не видно днем, но которые вылетают ночью. Там было множество летучих мышей, сов и странных мотыльков, все они парили в воздухе и, казалось, наблюдали за музыкантами и слушали их пение. Затем, когда он посмотрел на землю, то увидел там странных лесных змей и жаб, которые, повернув головы в сторону певцов, оставались неподвижными и наблюдали за ними, в то время как рядом с ним зеленые и коричневые ящерицы застыли неподвижно, словно камни. Отмару показалось, что он наблюдал за ними всего несколько минут, как вдруг карлик закричал: "Рассвет, рассвет, дети мои; смотрите, небо красное. Давайте, поторопитесь, посмотрим, кто выиграл поцелуй Отмара, прежде чем отправимся в путь". Когда он замолчал, все поющие девушки подошли к Отмару, но раньше остальных подошла одна, которая выглядела стройнее и моложе, и чей голос, хотя и был таким же сладким, был слабее остальных.
   - Отмар, - воскликнула она, - прежде чем мы уйдем и оставим тебя, давай попробуем спеть одну песню вместе. Пой, вместе со мной.
   И Отмар запел вместе с ней, когда она пела, чистым голосом, похожим на пение птиц:
   "Прежде чем солнце засияет в небе,
   Мы будем петь вместе, моя любовь и я;
   Но никто больше не услышит, как он поет:
   Под луной или солнцем, в сиянии или дожде".
   И прежде чем последние ноты слетели с губ Отмара, она наклонилась, обхватила его своими тонкими руками и поцеловала в губы, пока они еще были открыты для пения.
   - Прощай, Отмар, - воскликнула она, - это будет твоя последняя нота на долгие годы, потому что, конечно, тебе не нужно будет петь после того, как я уйду, - при этом все странные люди, стоявшие рядом, рассмеялись, что было скорее музыкальным аккордом, чем смехом. И когда ее губы коснулись губ Отмара, он задрожал всем телом, как струна скрипки, когда ее касается смычок; и он издал крик, похожий на сладкий звук колокольчика.
   - Мой, мой! - закричала девушка, когда он испуганно отшатнулся от нее. - Теперь мой голос будет самым сладким и лучшим из всех, потому что у меня есть голос Отмара. Теперь никто не услышит Отмара, - Отмара, который пел, как птицы. Никогда больше он не позовет птиц, зато я смогу петь так, как пел он, и все, кто услышит меня, подумают, что поет Отмар. Радуйтесь, мои сестры, пойте и радуйтесь, - но в этот момент карлик начал кричать:
   - Рассвет, рассвет, дети мои; смотрите, солнце, солнце; берегитесь, берегитесь его лучей.
   Затем раздался громкий звук, похожий на аккорд всех голосов, за которым последовала вспышка света, подобная молнии, а когда она рассеялась, поющие мужчины и девушки исчезли, а на их местах на земле лежали музыкальные инструменты - скрипки, виолы, трубы, рожки и тарелки. Отмар стоял, словно окаменел, и смотрел, как будто во сне, в то время как маленький человечек спокойно погрузил инструменты на осла и ушел, ведя его под уздцы, как и пришел.
   - До свидания, Отмар, - крикнул он в ответ, - до свидания. Когда ты снова услышишь мои скрипки, они будут слаще, чем когда-либо, потому что я добавил к ним твой голос.
   И он продолжил свой путь по склону холма и исчез за гребнем. Отмар побежал за ним, но споткнулся и упал. Он попытался позвать, но никакого голоса не последовало! Слезы текли по его щекам, и он горько рыдал, но вместе с рыданиями не раздавалось ни звука, и он знал, что голос покинул его. Поющая девушка украла его, и он больше никогда не сможет ни петь, ни кричать!
   Солнце поднималось в небе. Зеленые ящерицы, медлительные змеи, лягушки и жуки удивленно смотрели на Отмара, склонив головы набок. Птицы пели все громче и громче, и их голоса сладко звучали в утреннем воздухе. Отмар склонил голову и заплакал, потому что знал, что никогда больше не сможет призвать их к себе. Затем из-за куста поднялся большой черный ворон, который отбрасывал за собой длинную тень, почти закрывавшую Отмара, когда он сидел, и издал глубокое карканье, а затем заговорил совершенно отчетливо.
   - Бедный Отмар! - сказал он. - Она украла твой голос! - и он спрыгнул вниз. - Ты никогда больше не будешь ни говорить, ни петь. Бедный Отмар! Ах! они украли и мой голос тоже; когда-то я пел гораздо лучше, чем птицы, которых ты слышишь сейчас. Это было тысячи лет назад, но карлик пришел к моему гнезду и сказал мне, что если я пойду с ним, он научит меня свистеть, чтобы черви поднялись из земли и прыгнули мне в клюв, когда услышат меня, и он позвал одного из своих трубачей, чтобы научить меня - одного из тех, кого ты видел танцующим, и он велел мне поднести клюв к его губам, когда он пел; затем он украл мой голос, весь, кроме хрипа, который он не захотел, потому что хрип был таким резким, но весь твой голос был сладким, поэтому она забрала его весь - бедный Отмар, бедный Отмар!
   Отмар поднялся, - из его глаз текли слезы, - и повернулся, чтобы найти дорогу обратно в деревню. Он сбился с пути, и уже почти стемнело, когда он увидел верхушки коттеджей и свой собственный маленький дом; но когда он приблизился к деревне, то увидел Хильду, стоявшую на дороге, прикрывая глаза от солнца, и наблюдавшую за тем, как он идет.
   - Отмар, - воскликнула она, увидев его, - это ты? Я искала тебя повсюду, и другие тоже тебя ищут, потому что мы боялись, как бы ты не свалился в какую-нибудь расщелину или не поскользнулся на камнях.
   Отмар подошел к ней и протянул руку, и она увидела, как он был бледен, и что его глаза были полны слез, но он ничего не сказал.
   - Отмар, скажи мне, - воскликнула Хульда, - что случилось? почему ты молчишь? - Но Отмар молчал. - Ты ранен, Отмар? Карлик причинил тебе какой-нибудь вред?
   Тогда Отмар бросился на землю и начал рыдать, но при этом не доносилось ни звука, хотя земля была мокрой от его слез, и Хильда поняла, что Отмар стал нем.
   - Бедный Отмар, бедный Отмар! - каркнул ворон, который держался рядом с Отмаром, и пролетел над их головами, но Хильда не поняла этого, только заплакала, увидев его горе.
   - Не бойся, Отмар, - нежно сказала она, - твой голос скоро вернется; это долгая холодная ночь и страх виноваты в том, что он пропал. Пойдем со мной домой, позволь мне ухаживать за тобой, и ты скоро поправишься.
   Отмар покачал головой, и слезы полились из его глаз, но он позволил ей взять себя за руку и отвести в деревню, где его старая мать сидела и ждала его; но когда она бросилась вперед, чтобы поприветствовать его, и обняла его за шею, он не мог говорить. Сначала жители деревни сказали, что он болен, и скоро поправится, но шли дни, а он так и не заговорил, и они поняли, что он онемел. Одни говорили, что это от холода, другие, - что он испугался; только Хильда сказала себе: "Это сделал злой маленький человечек".
   Так проходили дни, Отмар молчал и работал с другими молодыми людьми деревни, не разговаривая, и больше не мог петь или звать птиц. Он выглядел бледным и грустным, но печальнее всего, - когда в деревне веселились, и жители пели и танцевали. Услышав их, он затыкал уши пальцами, прятал глаза и убегал; ибо звуки любой музыки были для него ужасны после пения бродячих музыкантов. Прошел год, Отмар так и не заговорил, и вместо того, чтобы называть его мальчиком-птицей, деревенские жители называли его "немой Отмар".
   Была ночь середины лета, жители веселились и весело танцевали на лужайке в деревне. Отмара с ними не было; он покинул деревню и сел отдельно на вершине холма, откуда в ясную погоду вдалеке было видно море. Луна была удивительно яркой, а местность почти такой же светлой, как днем. Отмар слышал их смех, но сам не смеялся, и когда он сидел, опустив голову на колени, то беззвучно плакал. Так он оставался один до глубокой ночи, когда песни и танцы закончились, и жители деревни разошлись по домам, но как только часы пробили двенадцать, он увидел Хильду, которая медленно подошла к нему, и он увидел, что она тоже плачет.
   - Отмар, - сказала она, - я подумала, и уверена, что маленький человечек со скрипками был злым фэйри.
   Отмар кивнул.
   - Поэтому я отправляюсь по свету, чтобы найти его, потому что, если он причинил тебе такое зло, он знает, как тебя вылечить.
   Отмар взял ее руку и поцеловал, но все еще плакал, качая головой и делая ей знаки, чтобы она не уходила, так как все было бы напрасно. Но Хильда не обратила на него внимания.
   - А теперь, - сказала она, - я ухожу, Отмар, и, возможно, пройдут долгие годы, прежде чем я вернусь, поэтому ты должен сделать три вещи. Во-первых, ты должен дать мне локон своих каштановых волос, чтобы я могла положить его рядом со своим сердцем и носить его днем и ночью, чтобы не забыть тебя. Затем, ты должен поцеловать меня в губы, на прощание; и, наконец, ты должен пообещать, что мое имя будет первым словом, которое произнесут твои губы, когда они снова смогут говорить.
   Отмар взял свой нож и отрезал самый длинный и яркий локон своих волос, привлек ее к себе и трижды поцеловал в губы, а затем взял ее руку и написал на своих губах ее имя "Хильда", как обещание, что ее имя будет первым, что они произнесут.
   - Прощай, Отмар, - сказала она, - и жди меня.
   Затем она отвернулась и начала в одиночестве спускаться по склону холма; уходя, она оглянулась и крикнула: "Прощай, Отмар", - когда он еще мог видеть или слышать ее.
   Она спустилась с холма и долго шла, пока на небе не забрезжил красный рассвет, и тогда легла под деревом и крепко уснула, пока солнце не взошло и не разбудило ее.
   Она села и задумалась, в какую сторону ей идти.
   - Я должна найти какого-нибудь мудрого человека, который знает о фэйри, - сказала она себе, - и который скажет мне, где искать. Я буду спрашивать каждого, кого встречу, где можно найти самого мудрого человека.
   Так она шла много дней, пока не пришла в крошечную деревушку, за пределами которой, в поле, увидела пастуха, пасущего овец. Хильда остановилась и спросила, не может ли он сказать, где можно найти очень мудрого человека, который мог бы ответить на ее вопрос.
   Пастух немного подумал, а затем сказал: "Самый мудрый человек в этих краях живет в маленьком коттедже на другом конце деревни. Он вылечил моих овец два года назад, когда все стадо заболело и многие умерли - маленький коттедж с красными воротами".
   Хильда поблагодарила пастуха и пошла дальше, пока не подошла к маленькому домику с красными воротами. Когда она постучала в дверь, вышел высокий мужчина, и она спросила его, не он ли вылечил овец пастуха, и раз он такой умный, не подскажет ли он ей, что делать. Она сказала ему, что хочет найти карлика, который вел осла, навьюченного музыкальными инструментами, и которого она знала как злого колдуна, поскольку он лишал людей дара речи.
   Высокий мужчина посмотрел на нее и сказал: "Мое дело - лечить овец, коров и лошадей, и я хорошо это знаю; но я ничего не знаю о гномах и ведьмах, поэтому как я могу сказать тебе, куда он пошел, или что-нибудь о нем?"
   - Тогда у кого мне лучше спросить? - спросила Хильда. - Скажи мне, кто самый мудрый и ученый человек в этих краях, и я пойду к нему.
   Высокий мужчина почесал голову и задумался.
   - Я полагаю, - сказал он, - что старого школьного учителя вон в той деревенской школе можно было бы назвать самым ученым человеком в округе, потому что он учит детей всяким вещам, которые они забывают, когда вырастают. Здание школы вон там, на холме.
   И Хильда отправилась в школу.
   Подойдя ближе, она услышала, как дети выкрикивают свои уроки, а их учитель, старый священник, учит их. Поэтому она подождала, пока не закончились школьные часы, и все дети вышли, а затем робко вошла, сделала реверанс старому школьному учителю, рассказала ему свою историю, и спросила его, - поскольку он был очень учен, - не посоветует ли он ей, что делать; но вместо того, чтобы ответить, старик сначала уставился на нее в замешательстве, а затем сказал: "Я могу научить тебя читать и писать и многим замечательным вещам, но о карликах, которые могут украсть голос мальчика, я ничего не знаю. Тебе лучше больше не думать об этом".
   - Но должен же быть кто-то, - воскликнула Хульда, начиная плакать, - кто может сказать мне, что делать и в какую сторону идти. Ибо я уверена, что старик был фэйри, и если это так, то ни один живой человек не может помочь Отмару, но только тот, кто причинил зло, может его исправить.
   Старый священник печально посмотрел на нее и покачал головой.
   - Дитя мое, - сказал он, - это глупый разговор, - о фэйри и колдунах, - я ничего не знаю о таких вещах. Только необразованные люди и глупцы толкуют о подобных вещах.
   - Тогда я должна идти к необразованным людям и глупцам, потому что они, несомненно, могут помочь мне больше, чем мудрые, - воскликнула она. Поэтому она вышла из школы и снова пошла по маленькой деревенской улице. Первым человеком, которого она встретила, был пекарь, возвращавшийся домой после того, как отнес свой хлеб, и она остановила его и спросила, кто был самым невежественным и глупым человеком в тех краях.
   Пекарь стоял и смотрел на нее, и, казалось, был наполовину зол. Наконец он ответил:
   - Я уверен, что ничего не знаю о дураках. Тебе лучше пойти к кондитеру, который живет в миле вверх по холму. Он, на мой взгляд, самый большой дурак в этих краях.
   Швырнув свою корзину и, по-видимому, сильно обидевшись, он пошел своей дорогой. Хильда прошла еще милю вверх по холму, и там обнаружила небольшую группу коттеджей, а посреди них была лавка с открытой печью, и она могла видеть, как ее владелец занят приготовлением пирожных и сладостей. Хильда вошла и купила торт, и, пока она сидела и ела его, она робко спросила мужчину, знает ли он многих людей в этом районе, и есть ли среди них очень невежественные и глупые.
   - На самом деле, - воскликнул мужчина, - никто не мог бы ответить тебе лучше, чем я. Здесь много глупых и невежественных людей, но они совсем не похожи на людей в моем родном городе, - за много миль отсюда.
   - И кто же из них самый глупый? - спросила Хульда.
   - Мне трудно сделать выбор, - сказал мужчина, почесывая в затылке. - Они все глупые, начиная с мэра и кончая дурачком Томми.
   - А кто такой дурачок Томми? - нетерпеливо спросила Хульда.
   - Это бедный идиот, который живет со своей матерью в маленькой хижине на краю пустоши. Он тратит все свое время, пытаясь поймать птицу, но он никогда не поймал ни одной и никогда не поймает.
   - Спасибо, что сказали мне о нем, - сказала Хильда, вставая, чтобы уйти. - Может быть, если он действительно дурак, он мог бы ответить на мои вопросы, как говорится, - и она снова продолжила с легким сердцем. Наконец она пришла на пустошь, на которой жил дурак со своей матерью. Когда она подошла к маленькой хижине, то увидела, что кто-то танцует перед дубом, одетый в птичьи перья, и птиц, смотревших на него с ветвей. Это был молодой человек лет восемнадцати, и у него было веселое лицо, но любой, кто смотрел на него, сразу видел, что он идиот. Он танцевал вокруг дерева, призывая их спуститься к нему. Хильда подошла и встала совсем близко, наблюдая за ним, пока он бегал вокруг, улыбаясь и хихикая. Затем она сказала: "Пожалуйста, не могли бы вы сказать мне, где я могу найти маленького человечка, карлика, который водит осла, навьюченного трубами и скрипками?"
   Дурачок посмотрел на нее очень серьезно, но ничего не ответил; тогда она продолжила рассказывать ему, как маленький человечек пришел в их деревню, и как он украл голос Отмара, и как она ушла, чтобы найти его. Как только она закончила говорить, с земли поднялся ворон и взмыл над их головами. Увидев это, дурак указал на него и закричал: "Ворон, ворон, следуй за вороном", и когда ворон полетел, он побежал за ним, а Хильда, в свою очередь, последовала за ним. Они бежали долго, дурак прыгал и подпрыгивал, указывал пальцем и кричал: "Ворон, ворон, делай то, что делает ворон". Затем он внезапно повернулся, издав дикий смех, и побежал домой, но на ходу обернулся и крикнул Хильде: "Следуй за вороном, следуй за ним, делай то, что делает ворон".
   Хильда почувствовала, что готова разрыдаться от разочарования, но все же покорно побежала за птицей, бормоча про себя: "Он сказал следовать за вороном, но что хорошего от этого можно ожидать?" Когда дурачок повернул назад, ворон стал лететь медленнее, каркнул и сел на дерево, а Хильда, задыхаясь, села под ним и посмотрела на него снизу вверх.
   - Бедная Хильда! - прохрипел он, но она не могла понять его. - Бедная Хильда, пойдем со мной, и я покажу тебе, где карлик.
   Затем он снова медленно полетел дальше.
   - Что мне делать? - всхлипнула Хильда. - Дурачок велел мне следовать за вороном, но больше никто мне ничего не сказал, - и она пошла дальше, и на этот раз ворон летел довольно медленно, так что Хильда не отставала от него. Так они двигались, пока не наступил вечер, по всевозможным местам, где Хильда никогда не была, и через множество деревень. Потом стало темнеть, взошла луна, но они все еще шли дальше. У Хильды болели ноги, она устала, но не сдавалась и говорила себе: "Дурак сказал: "Следуй за вороном, делай то, что делает ворон!""
   Перед самым рассветом они вышли на большую равнину, где не было ни домов, ни деревьев, но вдалеке виднелась длинная линия гор; чуть дальше в центре равнины Хильда увидела небольшую темную массу, и прямо к ней полетел ворон, а когда Хильда приблизилась к ней, то увидела, что это был маленький карлик, спящий на земле рядом со своей кучей музыкальных инструментов, а осел пасся рядом.
   - О, добрый мудрый дурачок, - воскликнула Хульда, - ты действительно дал мне лучший совет. Ворон привел меня к злому гному, и теперь я буду делать то, что делает ворон, что бы это ни было.
   Ворон полетел дальше и опустился на чахлый кустарник, недалеко от спящего гнома, а Хильда последовала за ним и присела рядом с ним, не производя шума, чтобы не потревожить спящего, и спряталась за ветвями, чтобы ее не было видно. Вскоре маленький человечек поднялся с земли и крикнул: "Идите, дети мои, танцуйте и пойте; рассвет уже близко; когда взойдет солнце, мы должны будем отправиться в путь".
   Затем Хильда увидела то, что Отмар видел раньше. Трубы поднялись с земли, изменились и стали высокими, гибкими мужчинами; некоторые постепенно распрямились, вытянули длинные руки и стали красивыми девушками, - и так, пока каждый инструмент не принял облик человеческого существа. Затем они начали танцевать и петь, и Хильда смотрела на них, как смотрел на них Отмар, и ей тоже казалось, что она никогда в жизни не видела и не слышала ничего более прекрасного, и ей хотелось броситься к ним, но она услышала, как над ней каркнул ворон, и вспомнила слова дурака: "Ворон, ворон, делай то, что делает ворон". Затем она увидела, что ворон спрыгнул с дерева, опустился на землю перед ней и начал копаться в земле своим длинным клювом, как будто хотел найти червяка. "Дурак сказал: делай то, что делает ворон, так что я должна копать", - подумала она и начала копать коричневую землю рукой, пока не сделала ямку, все время наблюдая за вороном.
   Вскоре она увидела, что ворон нашел длинного червяка и поднял его в воздух, но не проглотил. Хильда заглянула в свою ямку, чтобы посмотреть, есть ли там червяк, и на дне увидела длинную, гибкую зеленую змею, свернувшуюся и, по-видимому, вялую. "Мне нужно сделать то, что сделал ворон, - подумала Хульда, - взять ее и вытащить", - и она сунула руку в ямку и схватила змею за горло, хотя очень боялась ее, а затем присела за кустом.
   - А теперь, - воскликнул карлик, когда пение закончилось, - давайте послушаем последний новый голос. Голос Отмара был сладок, как серебро. Давайте послушаем, как он подходит моей младшей дочери.
   Вперед вышла самая младшая и самая красивая из девочек и начала петь, и когда она услышала это, Хильда едва удержалась от крика, потому что узнала голос, принадлежавший Отмару; но как только пение стало самым сладким, ворон с карканьем открыл рот и уронил червяка на землю, а Хильда отпустила ярко-зеленую змею, которая метнулась сквозь короткую траву к танцующим.
   Со всех сторон раздался крик "Змея, змея!", и все, казалось, были охвачены паникой. Змея скользнула прямо к поющей девушке и ловко обвилась вокруг ее лодыжек, в то время как старик и все остальные подняли ужасный шум, но змея с лодыжек девушки скользнула вверх по ее телу ярко-зелеными кольцами, а затем обвилась вокруг ее горла и сворачивалась все туже, и туже, и туже, пока ее голова не упала набок. Затем Хильда услышала шум, похожий на вздох ветра, но сладкий и нежный, в то время как карлик и все певцы пребывали в шуме и смятении.
   Мгновение старик стоял неподвижно, а потом издал ужасный крик. Хильда задрожала, когда услышала его голос, - он не походил ни на что земное, - но прежде чем он замолчал, с земли и из кустов рядом поднялось множество маленьких облачков, черных и толстых, и кружащихся во всех направлениях, и они крутились среди певцов; и, извиваясь среди них, те переставали быть мужчинами и женщинами, но превратились в музыкальные инструменты, какими были прежде, - все, кроме девушки, вокруг шеи которой обвилась змея и которая, казалось, все съеживалась и съеживалась, пока ее больше не стало видно.
   Меньше чем через минуту все они снова были навьючены на осла, и маленький старичок спокойно повел его прочь, как будто ничего не случилось. На траве лежала сверкающая змея, хотя девушка, вокруг шеи которой она обвилась, исчезла. Хильда подбежала к ней, и чуть не заплакала, потому что испугалась, что девушка с голосом Отмара все-таки сбежала от нее. Но она вспомнила слова дурачка Томми: "Делай, как ворон, следуй за вороном", и, подняв глаза, она увидела, что ворон порхает над ней с червяком, которого подобрал с земли, в клюве.
   - О, дорогой ворон, - воскликнула Хильда, - ты привел меня туда, где был маленький человечек, теперь отведи меня назад и покажи, что делать дальше.
   И, помня совет дурачка, она подняла змею и, крепко держа ее за горло, повернулась, чтобы следовать за вороном, который летел впереди нее. Так они отправились в обратный путь, по той же самой стране, через которую проходили раньше. Все выглядело точно так же, но Хильда ужасно устала, потому что она шла уже много дней, и ей было грустно, поскольку она не знала, получила ли она, в конце концов, что-нибудь, или ей не следовало следовать за маленьким старичком, и хотя она слышала голос Отмара, она не знала, как ей вернуть его ему.
   - Неважно, - сказала она себе, - дурачок сказал мне правду, и, очевидно, все знал, так что мне лучше последовать его совету.
   Солнце поднялось высоко в небе, день был очень жарким, и бедной Хильде очень хотелось лечь под деревьями и поспать; к тому же, змея в ее руке извивалась и извивалась, так что она едва могла ее удержать. Иногда она плакала от сильной усталости, но ворон все равно летел перед ней. По дороге она купила сухой хлеб, и когда ворон остановился и опустился на землю, она пожевала его, чтобы утолить голод, но как только ворон взлетел, она последовала за ним, не выпуская змею из своих рук. Солнце село, и тьма была по всей земле, когда она пришла в деревню, где жил дурачок, но того не было видно. Хильда искала его повсюду, но не могла найти. Затем она увидела, что ворон остановился и уселся на крыше коттеджа, где жил дурачок, и, стоя на одной ноге, заснул, спрятав голову под крыло, поэтому Хильда легла рядом с дверью и, положив голову на камень, тоже уснула. Но сначала она сняла свой пояс и крепко обвязала им шею змеи, а затем снова повязала его вокруг талии, чтобы змея не ускользнула, пока она спит.
   Как раз в тот момент, когда звезды начали бледнеть и на небе появились признаки рассвета, дверь коттеджа открылась, и оттуда вышел дурачок, одетый так, как Хильда видела его раньше, с перьями, сорняками и кусочками яркой тряпки. Хильда вскочила, а он рассмеялся, увидев ее.
   - Смотри, - сказал он, - солнце встает; я вышел посмотреть на него.
   - Я вернулась, - воскликнула Хильда, - и я видела их всех - старика и девушек-музыкантов, а та, что украла голос Отмара, никогда больше им не воспользуется, потому что эта змея задушила ее; но что мне теперь делать? Как я могу вернуть ему его голос? Что мне сделать, чтобы заставить его говорить?
   И, говоря это, она вынула змею из-за пазухи и показала ее глупцу. Он посмотрел на нее очень серьезно, как делал всегда, когда ему что-нибудь показывали, выглядел очень мудрым и кивнул.
   - Это змея, - сказал он, - возможно, Отмару понравится змея.
   Хильда умоляла его сказать ей, знает ли он, что ей следует делать, но он больше ничего не сказал, а начал танцевать и петь, как раньше. Наконец, Хильда разразилась плачем.
   - Он всего лишь бедный дурачок, - сказала она, - но я последовала его словам, сделала так, как он мне сказал, и действительно видела злого маленького человечка, а эта змея наказала поющую девушку, поэтому я отнесу ее Отмару, чтобы он мог увидеть, что я пыталась вернуть ему голос. Но теперь я верю, что он навсегда останется немым.
   Она взяла змею и посмотрела на нее, держа в руках. Было очень тихо и, казалось, змея оцепенела, хотя погода стояла теплая. Она увидела, что это была не обычная змея, потому что та была ярко-коричневой и зеленой со странными отметинами, и она странно блестела, когда солнечные лучи касались ее.
   - Теперь я вернусь, - сказала Хильда, - я вернусь к Отмару и скажу ему, что потерпела неудачу, и попрошу его простить меня за то, что я обещала помочь ему. Я вернусь и все ему расскажу.
   Над головой каркнул ворон и велел ей идти быстрее, но она не поняла, что он сказал.
   Поэтому она поплелась дальше, держа змею в руках и пробираясь по полям и вересковым пустошам тем путем, который, как она знала, вел в ее собственную маленькую деревушку, хотя к этому времени ступни ее ног так распухли, что она чуть не плакала от боли.
   Вскоре она пришла в деревню, где жил кондитер, и, проходя мимо его лавки, увидела, что тот стоит в дверях и кивнул ей, когда увидел, что она идет.
   - Добрый день, - воскликнул он, - ты - та молодая девушка, которую я видел недавно.
   - Да, я возвращаюсь домой, - сказала Хульда.
   - А ты нашла свои скрипки и рожки, которые обращались в мужчин и женщин? - спросил он. - Боюсь, это была глупая затея; но что это у тебя в руке?
   - Это змея, - ответила Хильда, - и...
   - Змея! - завопил кондитер. - Господи, помоги этой девушке, неужели она сошла с ума, если бродит по стране, неся с собой змею? Да ведь она может убить тебя! Брось ее сейчас же!
   - Нет, я ее не брошу, - сказала Хульда, - потому что мне кажется, это единственное, что может принести пользу Отмару, поскольку она убила девушку, которая украла его голос, и...
   При этих словах мужчина вздрогнул и воскликнул: "Боже милостивый, у нее совсем не осталось разума. Украденный голос! Кто и когда слышал о таком? Девочка, эта змея может укусить тебя, и ты сразу же умрешь. С какой стати ты должна носить ее, если она убила девушку?"
   - Я несу ее, потому что дурак сказал мне делать то, что делает ворон, - ответила Хильда, - и он все еще держит во рту червяка. Смотри.
   При этих словах мужчина расхохотался.
   - Да какое это имеет к тебе отношение? - воскликнул он. - Ворон часто недолго носит червяка. Брось эту змею сейчас же, глупая девчонка, или, еще лучше, держи ее крепко, пока я размозжу ей голову кочергой.
   И он схватил кочергу, собираясь убить ее.
   Хильда испугалась, как бы он не забрал у нее змею или не убил ее, и побежала дальше; но она бежала так быстро, что наткнулась на пекаря, который как раз выходил из своей лавки с корзиной буханок в руке.
   - Ты что, не видишь, куда идешь? - закричал тот в гневе, когда поднял хлеб, вывалившийся на дорогу; а затем, увидев, что это была Хильда, он сказал: - От кого ты убегаешь, девочка? Ты все еще ищешь самого большого дурака? И что это у тебя там?
   - Я нашла всего лишь змею, - сказала Хильда, попросив у мужчины прощения, и попыталась спрятать змею в юбке, но пекарь схватил ее за руку и заставил показать ему.
   - Ради всего святого, зачем ты носишь с собой живую змею? - спросил он. - Разве ты не знаешь, что это ядовитые твари, и укус одной из них - верная смерть? - И, подобно кондитеру, он попытался вырвать у нее змею. Хильда ужасно испугалась.
   "Если они заберут у меня змею, - подумала она, - тогда мой последний шанс будет упущен", - и она попыталась освободиться от пекаря, но он схватил ее за юбку, крепко держал, и крикнул другим, чтобы они пришли и помогли ему.
   - Помогите, помогите! - кричал он. - Вот бедная сумасшедшая девочка, у нее в руках ядовитая гадюка, она выпустит ее в деревне, та укусит наших детей и убьет их.
   И когда жители деревни услышали его крик, то выбежали из своих домов.
   - Отпусти меня, отпусти, - взвизгнула Хульда, - она не причинит вреда. Я буду крепко держать ее, и я бы не отпустила ее ни за что на свете.
   - Говорю вам, что она сумасшедшая, - взревел пекарь, и кондитер подошел и сказал то же самое. - Она забрела сюда некоторое время назад, и все, что она хотела знать, это где она может найти другого такого же сумасшедшего, как она сама, но, я думаю, для этого ей придется идти очень далеко. Мы должны обезопасить себя и забрать у нее змею, но будьте осторожны, ибо она может укусить.
   Люди собрались вокруг нее и подняли большой шум, хотя и боялись прикоснуться к змее, которую Хильда все еще крепко держала в руке. Они подняли такой шум, что старый школьный учитель вышел из школы, а за ним и его ученики. Люди сказали ему, что вот бедная сумасшедшая девушка, у которой есть змея, и она не позволяет им забрать ее у нее; он вспомнил Хильду, как и другие, покачал головой и печально сказал: "Я боюсь, что вы правы. Бедное дитя действительно сошло с ума, но мы не можем отобрать у нее змею, из опасения, чтобы она никого не укусила. Однако совершенно очевидно, что было бы небезопасно отпустить ее; поэтому, поскольку все дети сейчас идут домой, давайте запрем ее здесь, в школе, пока не найдем что-нибудь, чем можно убить это существо, а затем, когда придет доктор, он сможет посмотреть, насколько плоха бедная девочка и что с ней лучше сделать".
   Хильда побледнела от страха и закричала, что она не сумасшедшая, и что змея никому не причинит вреда, но ее не послушали, втолкнули в школу и заперли за ней двери; здесь Хильда села на пол и заплакала так, словно у нее разрывалось сердце.
   - Увы! - воскликнула она. - Теперь всякая надежда исчезла, и Отмар навсегда останется немым. Зачем я тащила эту змею с собой все это время, если теперь ее отнимут у меня и убьют? - Ее слезы упали на гадюку, когда она посмотрела на нее. Та была ярко-зеленой и желтой, продолжала сворачиваться и извиваться, и издавала громкое шипение. У нее все еще капали слезы, когда она услышала карканье над головой и увидела ворона, сидящего на окне над ней, - и ее надежды снова возродились.
   "Может быть, он пришел помочь мне, - подумала она, - потому что я никогда бы не нашла маленького карлика, если бы не ворон". Затем, когда она посмотрела на птицу, сидящую в окне, то увидела, что она клюет кусок свисавшей веревки, и подумала: "Конечно, если бы я могла взобраться на окно, то пролезла бы через него и спустилась по веревке на землю. Но если они увидят меня, то поймают, так что я должна ждать до наступления ночи, когда все заснут".
   Поэтому она снова села и стала ждать, пока не сядет солнце, и дрожала при каждом шорохе, боясь, что кто-нибудь придет за ней, но ее оставили одну, и никто не пришел. Когда совсем стемнело, и вся деревня затихла, она подошла к окну и попыталась взобраться на него, но обнаружила, что не может этого сделать, держа змею в руке. Сначала она подумала, что привяжет ее вокруг талии, но вспомнила, как та затянулась вокруг поющей девушки и убила ее, и некоторое время не могла придумать, что с ней делать. Наконец она скрутила ее в клубок и положила себе на грудь, хотя и дрожала, боясь, что та ее укусит. И когда она положила ее себе на грудь, то увидела локон волос Отмара, лежавший там; она взяла его и связала им челюсти змеи, чтобы та не могла открыть рот. "Ибо волосы Отмара не порвутся и не поддадутся, - сказала она, - они, - как его сердце, которое будет верным до конца".
   Затем она взобралась на подоконник, пролезла в окно, взяла кусок веревки и спустилась на землю снаружи. И когда она спустилась на землю, то услышала, как над ней каркает ворон, и ее сердце подпрыгнуло от радости, и она побежала так быстро, как только могла, чтобы убраться подальше от деревни, чтобы ее снова не поймали.
   Когда она снова оказалась на открытой местности, то поискала ворона и увидела, что он, как и прежде, летит перед ней в сторону далеких гор, где, как она знала, находился ее дом. Она бродила по свету много дней, но к этому времени лето почти прошло, и когда она добралась до высокогорья, то обнаружила, что появились признаки наступления холодной зимы, деревья начали обнажаться, а на земле лежал легкий белый иней. Была уже глубокая ночь, когда она пришла в деревню, и все жители деревни спали, а их коттеджи были закрыты. Снаружи коттеджа, где жил Отмар, росло большое старое дерево, увитое плющом, и на него сел ворон, а под ним улеглась Хильда, чтобы дождаться рассвета и пробуждения Отмара. Она немного полежала тихо, но когда увидела слабое мерцание света там, где должно было взойти солнце, то почувствовала, что больше не может оставаться спокойной, она вскочила и позвала: "Отмар, выйди, я здесь", поскольку боялась сказать ему перед другими жителями деревни, что она потерпела неудачу.
   Через несколько мгновений дверь коттеджа открылась, вышел Отмар и подбежал поприветствовать ее, но она держалась поодаль.
   - Отмар, - воскликнула она, - я не сделала ничего хорошего, кроме того, что наказала злую девушку, лишившую тебя голоса. Эта змея убила ее, так что она никогда больше не будет петь так, как ты. Смотри.
   И она протянула ему змею; все еще свернутую и связанную его волосами, и когда начало светить солнце, та ярко заблестела.
   - Но я не сделала для тебя ничего хорошего, даже скорее навредила, - продолжала Хильда, - ибо я заставила тебя надеяться там, где надежды не было, ты ждал, что я верну тебе то, что ты потерял, но я этого не сделала, и теперь я никогда больше не услышу, как ты произносишь мое имя "Хильда", - и она заплакала так горько, что слезы скатились с ее лица и упали на змею, которую она все еще сжимала. Отмар протянул руку, собираясь поцеловать, и, сделав это, он коснулся длинного хвоста змеи, и та начала извиваться, и блестела все сильнее и сильнее, когда солнце освещало его. И когда он поднес ее руку ко рту и попытался произнести ее имя "Хильда" своими бедными немыми губами, которые не могли издать ни звука, он дохнул его на змею, и казалось, что та завибрировала от этого имени, и вдруг стала раздуваться, и засияла еще ярче, и ее рот расширился и разорвал волосы Отмара, которые связали его, и продолжала расширяться, превратившись из змеи в свернутую золотую трубу, похожую на ту, в которую превратилась поющая девушка, укравшая голос Отмара.
   - Возьми ее, Отмар, и дуй, - крикнула Хильда, и он поднес ее к губам и крикнул "Хильда!", и Хильда услышала, как ее имя эхом отозвалось во взрыве музыки со всех сторон. При его звуке птицы проснулись на всех деревьях и начали свой утренний хор, и деревенские жители подбежали к своим окнам, чтобы посмотреть, что это был за звук, и увидели Отмара, стоящего рядом с Хильдой и держа ее руки в своих, и у их ног яркую трубу, которую он уронил. Она лежала на земле, но когда Отмар начал говорить: "Хильда, Хильда, ты вернула его, ты вернула мне мой голос", труба разлетелась на множество кусочков и с каждым словом рассыпалась, пока не осталось ничего, кроме небольшой кучки блестящего золотого песка; из-под нее выскользнула темно-зеленая змея с желтыми отметинами, скользнула в кусты и исчезла.
   Тогда все жители деревни возрадовались, а Хильда заплакала от счастья. Отмар женился на Хильде, и его голос никогда больше не покидал его; но когда много лет спустя люди говорили ему, что его голос был сладким и гораздо красивее, чем у птиц, он отвечал: "На самом деле, это не мой голос, это голос моей жены, Хильды, ибо я навсегда остался бы нем, если бы она не нашла его и не вернула мне".
  

ДЕВА ДОЖДЯ

  
   Давным-давно жили-были пастух и его жена, в уединенном маленьком домике далеко от города или деревни, среди каких-то гор. Это был дикий район, ветер яростно дул с гор, а дождь часто лил так сильно, что казалось, коттедж вот-вот смоет. Однажды вечером, когда пастуха не было дома, разразился сильный ливень, который яростно барабанил в двери и окна. Когда жена пастуха сидела и слушала его у огня, ей показалось, что он льет сильнее, чем когда-либо прежде, а капли дождя звучали, словно стук руки кого-то, просившего, чтобы его впустили. Это продолжалось некоторое время, пока жена пастуха не встала и не пошла к двери, чтобы открыть ее, хотя и знала, что впустит ветер и дождь в комнату. Когда она открыла дверь, порыв дождя ударил ей в лицо, а затем она увидела перед собой женщину. Это была высокая женщина, закутанная в серый плащ, с длинными волосами, ниспадающими на спину. "Спасибо", - сказала она. И хотя ее голос был очень тихим, жена пастуха отчетливо слышала его сквозь бурю. "Спасибо, что открыли мне дверь. Многие оставили бы меня стоять снаружи. А теперь, могу я войти в ваш коттедж и отдохнуть?"
   - Как вы, должно быть, промокли! - воскликнула жена пастуха. - Входите, отдохните и позвольте мне накормить вас. Вы пришли издалека?
   - Нет, - сказала женщина, и, войдя в коттедж, села на стул у двери. - И мне не нужно никакой еды, только стакан воды. Я должна идти, но мне недалеко, и я вымокну не сильнее, чем сейчас.
   Жена пастуха удивленно уставилась на нее, так как увидела, что одежда женщины совсем не была мокрой. И что было еще более странно, - хотя ей показалось, будто та одета только в тускло-серый плащ, - теперь она увидела, что та носила много украшений - прозрачные драгоценные камни, похожие на бриллианты, сверкающие и переливающиеся; она также увидела, что ее одежда была из самой лучшей ткани. Она подала ей стакан воды и спросила, действительно ли та не хочет есть, но женщина покачала головой и ответила, что да, вода - это все, что ей нужно. Выпив воду, она вернула стакан жене пастуха и сказала: "Итак, это твой дом. У тебя есть все, чего ты хочешь в жизни? Ты счастлива?"
   - Да, мы достаточно счастливы, - сказала жена пастуха, - за исключением, конечно, одного. Десять лет назад умерла моя маленькая девочка, а других детей у меня нет. Я очень хочу ребенка, чтобы я могла заботиться о нем и делать его счастливым, пока он маленький, а потом, когда я состарюсь, он будет любить и заботиться обо мне.
   - И если бы у вас был маленький ребенок, - сказала женщина, вставая и становясь перед женой пастуха, - ты думаешь, что действительно любила бы его больше всего на свете. Многие женщины так говорят, но мало кто это делает. Скоро у вас родится маленький ребенок, и пока вы любите его больше всего на свете, он останется с вами, но когда вы полюбите что-то больше, чем свою маленькую дочь и ее счастье, она уйдет от вас; так что запомни мои слова. До свидания, - женщина подошла к двери и тихо вышла под дождь; и жена пастуха увидела, как она исчезла; дождь не утихал, но ее одежда не развевалась, и дождь, казалось, не намочил ее.
   Прошел год, и у жены пастуха родилась дочь, прелестная малышка с самыми голубыми глазами и нежнейшей кожей; в тот вечер, когда она родилась, завывал ветер, а дождь лил так же яростно, как в ту ночь, когда серая женщина вошла в пастушью хижину. Пастух и его жена очень любили свою маленькую дочь, так как никогда не видели более прекрасного ребенка. Но по мере того, как она становилась старше, некоторые вещи в ней начинали пугать ее мать, и у нее были некоторые странности, от которых она не могла избавиться. Она никогда не подходила к огню, как бы ей ни было холодно, она не любила солнечный свет, но всегда убегала от него и пряталась в тени; а когда слышала, как дождь барабанит по оконным стеклам, она кричала: "Послушай, мама, послушай, как танцуют мои братья и сестры", и тогда она тоже начинала танцевать в коттедже; ее маленькие ножки стучали по доскам; или, если могла, она выбегала на болото и танцевала под дождем, падавшим на нее, и ее матери приходилось приложить немало усилий, чтобы заставить ее вернуться в коттедж, но она, казалось, никогда не промокала и не простужалась. Рядом с коттеджем протекала река, и она часами сидела возле нее, болтая ногами в воде и напевая себе под нос милые песенки. Тем не менее, во всех других отношениях она была хорошей, любящей девочкой, делала все, что ей говорила мать, и, казалось, нежно любила обоих своих родителей, и жена пастуха говорила себе: "Моя единственная беда в том, что, когда она вырастет, то захочет выйти замуж и оставить меня, и мне придется обходиться без нее". Прошло время, и старый пастух умер, но его жена и дочь все еще жили в маленьком домике, дочь выросла и стала самой красивой молодой девушкой. Ее глаза были светло-голубыми, как цвет далекого моря, но трудно было сказать, какого цвета были ее волосы, за исключением того, что они были очень светлыми и тяжелыми массами ниспадали на лоб и плечи. Раз или два ее мать испытывала сильный страх за нее; это было, когда шли весенние ливни, и маленькая девочка выходила в маленький садик перед коттеджем, чтобы позволить дождю падать ей на голову и лицо, как она любила делать, несмотря на все, что могла сказать ее мать. Затем она начинала танцевать, как всегда делала, когда шел дождь, и когда она танцевала, выглядывало солнце. Ее мать наблюдала за ней из окна коттеджа, и пока она смотрела на нее, ей казалось, что ее дочь была украшена драгоценными камнями, чистыми и яркими; они делали ее больше похожей на дочь короля, чем на пастушку. "Иди домой, дитя мое", - говорила жена пастуха, но когда молодая девушка входила в дом, все следы драгоценностей исчезали, а когда мать упрекала ее за то, что она вышла танцевать под дождем, она отвечала: "Это никому не вредит, мама, это мне нравится, так почему ты должна меня останавливать?"
   Недалеко от коттеджа на склоне горы стоял старый замок, куда раньше приезжали и в котором останавливались короли, но теперь он не использовался в течение многих лет. Однако однажды жена пастуха увидела, что делаются большие приготовления, чтобы украсить его, и она знала, что король и его сын приедут туда погостить. Вскоре после того, как те прибыли, дочь пастуха, по своему обыкновению, спустилась к реке и села на берегу, опустив ноги в воду. Вскоре подошла лодка, и в ней был величественный молодой человек, одетый в бархат и золото, который ловил рыбу.
   - Кто ты и что ты здесь делаешь? - закричала дочь пастуха, потому что она никого не боялась.
   - Я сын короля, - сказал он, - и я ловлю рыбу. Кто ты и откуда, потому что я никогда в жизни не видел такой красивой девушки?
   Он посмотрел на нее и едва мог говорить, такой красивой она ему показалась.
   - Жестоко вынимать рыб из воды, - воскликнула дочь пастуха. - Оставь их в покое и иди потанцуй со мной на берегу, - и она пошла в тень большого дерева и начала танцевать, а сын короля смотрел на нее, и снова он подумал, что такой красивой девушки никогда не встречал.
   День за днем он спускался к реке порыбачить, и день за днем оставлял леску и снасти, чтобы посидеть и понаблюдать за дочерью пастуха, и с каждым разом находил ее все более очаровательной. Однажды он попытался поцеловать ей руку, но она отскочила от него и оставила его сидеть в лодке. Наконец настал день, когда принц сказал своему отцу: "Отец мой, ты хочешь, чтобы я женился, чтобы у меня был наследник престола, но есть только одна женщина, которая может когда-либо стать моей женой, и это дочь бедной женщины, которая живет в маленьком домике вон там".
   Сначала старый король был очень разгневан, но он любил своего сына и знал, - ничто не заставит его отказаться от своего слова, поэтому он сказал ему, что если он приведет домой свою невесту, он будет рад и будет любить ее как свою дочь, даже если она окажется нищенкой. Тогда юный принц поскакал к хижине, вошел и рассказал жене пастуха, как он увидел ее дочь, полюбил ее, и пожелал сделать ее своей женой, чтобы она стала королевой страны.
   Жена пастуха чуть с ума не сошла от радости. "Подумать только, что моя дочь станет королевой", - сказала она себе, и когда ее дочь вошла в коттедж, она не могла сдержаться, но обняла ее и поцеловала, плача и заявляя, что никогда еще женщина не была так благословенна.
   - Почему, что случилось, мама? и чему ты так рада? - спросила ее дочь, в то время как жена пастуха все еще радовалась и плакала от радости.
   - Это сын короля, моя девочка, сын короля, он только что был здесь, и он любит тебя, потому что ты такая красивая, и он женится на тебе и сделает тебя королевой всей страны. Могла ли я, бедная женщина, подумать о таком счастье?
   Но дочь только сказала: "Но я не хочу выходить замуж за сына короля, мама, или за кого-либо еще. Я никогда не буду женой ни одного мужчины; я останусь с тобой и буду ухаживать за тобой, когда ты состаришься и заболеешь, потому что я не могу жить ни в каком доме, кроме этого коттеджа, и у меня нет друга, кроме моей матери".
   Услышав это, жена пастуха очень рассердилась и сказала своей дочери, что она, должно быть, сошла с ума, и что она должна быть благодарна за любовь сына короля и за честь, которую он собирался оказать ей, сделав ее своей королевой. Но дочь покачала головой и сказала совсем тихо: "Я никогда не буду женой сына короля". Жена пастуха не осмелилась сказать королевичу, что ответила ее дочь, но сказала, что ему лучше поговорить с ней самому, если он хочет сделать ее своей женой. Когда он снова сидел в лодке на реке, а девушка на берегу, сын короля сказал ей, как сильно он ее любит, и что он поделится с ней всем, что у него есть в этом мире. Но дочь пастуха только покачала головой и сказала: "Я никогда не буду жить во дворце и никогда не стану королевой".
   Старый король приказал сделать большие приготовления к свадьбе, которая должна была состояться немедленно, и для дочери пастуха были заказаны всевозможные красивые одежды, чтобы она могла выглядеть должным образом как жена принца, но в течение нескольких дней непосредственно перед свадьбой дождь лил так, как никогда прежде; он бил по крышам коттеджей, река вздулась и вышла из берегов; все были напуганы, кроме, конечно, дочери пастуха, которая вышла на мокрую улицу и танцевала, как обычно, позволяя потокам воды падать ей на голову и плечи.
   Вечером накануне свадьбы она опустилась на колени рядом с матерью.
   - Дорогая мама, - сказала она, - позволь мне остаться и ухаживать за тобой, когда ты состаришься. Не отсылай меня туда, где я буду жить с сыном короля.
   Мать очень рассердилась и сказала дочери, что та должна быть благодарна за то, что ей выпала такая удача, и кто она такая, дочь бедного пастуха, чтобы возражать против брака с сыном короля?
   Всю ночь лил проливной дождь, и когда на следующий день дочь пастуха была одета во все наряды, ей пришлось сесть в большую карету, которую король послал за ней, и пока читалась служба бракосочетания, голос священника едва можно было расслышать из-за стука капель по крыше, а когда все вошли в замок на банкет, вода ворвалась через открытые двери, так что королю и гостям было трудно остаться сухими. Это был грандиозный пир, и сын короля сидел на одном конце стола, а его молодая жена была рядом с ним, одетая в белое с золотом. Все придворные и знатные гости заявили, что, несомненно, в мире никогда не было такой красивой молодой женщины, как их будущая королева. Но как раз в тот момент, когда кубки были наполнены вином, чтобы выпить за здоровье невесты и жениха, раздался крик: "Наводнение! наводнение!", и слуги вбежали в зал, крича, что вода хлынула внутрь, и в одно мгновение комнаты наполнились водой, и никто не думал ни о чем, кроме как о том, чтобы спастись. Когда ураган утих, и вода спала, все огляделись в поисках жены принца, которой нигде не было видно. Все говорили, что ее унесло потоком, что она утонула во всей своей молодости и красоте; только жена пастуха плакала в одиночестве и вспоминала слова женщины, которая пришла к ней в ночь бури: "Когда ты полюбишь что-нибудь на земле больше, чем свою дочь и ее счастье, она уйдет от тебя".
   Сын короля оплакивал свою жену и долго не мог утешиться; но когда прошло много лет, он женился на прекрасной принцессе и жил с ней очень счастливо; только когда дождь лил потоками и бил в оконные стекла, ему казалось, что он слышит звук танцующих ног и голос, который звал: "Иди и потанцуй со мной, иди и потанцуй со мной и моими братьями и сестрами, о, сын короля, и почувствуй наши капли на своем лице".
  

ПАХАРЬ И ГНОМ

  
   Однажды утром молодой пахарь шел за своим плугом по полю, как вдруг лошади остановились, и что бы он ни делал, он не мог заставить их пошевелиться. Затем он попытался сам толкнуть плуг, но не смог сдвинуть его ни на волосок. Он наклонился, чтобы посмотреть, что его остановило, когда чей-то голос крикнул: "Стой, я поднимаюсь". Голос был таким громким, что пахарь задрожал от страха, но, хотя огляделся вокруг, не увидел никого, от кого он мог исходить. Вскоре голос раздался снова (только на этот раз немного тише) и крикнул: "Наберись терпения, я поднимусь через минуту". Пахарь задрожал всем телом и замер совершенно неподвижно, а голос зазвучал снова (но на этот раз он был не громче, чем у большинства людей), и сказал: "Сейчас я скажу тебе, чего я хочу. Посмотри перед правой ногой своей лошади и подними меня".
   Пахарь наклонился и посмотрел на землю, и там, прямо перед правой ногой своей лошади, он увидел то, что, как ему показалось, было маленькой черной ящерицей. Он очень осторожно прикоснулся к этому и отшатнулся с удивлением, когда голос заговорил снова, и он обнаружил, что это говорит крошечное существо.
   - Да, - сказал он, - это я. Ты можешь взять меня на руки, если хочешь, но, думаю, я должен немного подрасти, так как сейчас неудобно мал, - и пока пахарь держал его на ладони, он увидел, что существо начало расти, и росло так быстро, что через несколько секунд стало почти в фут высотой, и пахарю пришлось держать его обеими руками. Затем он увидел, что это была не ящерица, а маленькая чернокожая женщина с лицом, выглядевшим так, будто оно было сделано из индийской резины, и уродливыми маленькими черными руками.
   - Ну вот, этого достаточно, - сказал странный маленький гном. - Это хороший размер. О Боже, как утомительно расти! Не думаю, что хочу стать еще больше. А теперь постарайся не уронить меня и обращайся со мной очень осторожно, потому что я не люблю, когда ко мне грубо прикасаются. Я не спал столько, сколько хотел. Я хотел вздремнуть сто лет, а спал не более пятидесяти, но теперь, когда проснулся, думаю, что посплю еще немного. Ты кажешься довольно приятным вежливым молодым человеком. Как ты смотришь на то, чтобы принять меня в качестве квартиранта?
   - Квартиранта! - ахнул пахарь. - Зачем, что мне с тобой делать?
   - Я не доставлю тебе никаких хлопот, - сказал гном. - Но есть ли в твоем доме женщины?
   - Нет, - сказал пахарь, - потому что у меня нет жены, и я слишком беден, чтобы держать слугу.
   - Тем лучше, - сказал гном. - Ибо, хотя я сама - женщина, я ненавижу женщин и могу поладить только с мужчинами.
   - Ты - женщина! - воскликнул пахарь и откровенно рассмеялся.
   - Конечно, я женщина, - сказало существо. - Ну же, скажи быстро, тебе хочется, чтобы я жила у тебя или нет? Конечно, тебе придется согласиться на мои условия.
   - И каковы эти условия? - спросил пахарь.
   - Только одно. Что бы ни попадало в дом, ты всегда должен отдавать мне все самое лучшее. Я сама выберу, где буду жить, когда увижу дом, но из всей еды, что у тебя есть, ты должен самую лучшую отдавать мне. Не так уж много, но самые лучшие кусочки. Поскольку ты мужчина, я не могу носить твою одежду, но ты можешь дать мне немного материала, а из всего остального, что попадет в дом, табак, ковры или мебель, у меня должно быть все лучшее. Если ты согласишься на это, я могу остаться с тобой на очень долгое время.
   - О-о-о, - сказал пахарь, - и, скажите на милость, что я с этого получу? Мне кажется, что ты хочешь получить все самое лучшее и ничего не дать взамен.
   - Напротив, - ответил гном, - я дам очень много. Пока я остаюсь в твоем доме, все у тебя будет хорошо. Сейчас ты бедный человек, но скоро станешь богатым. Если ты посеешь семена, они дадут в два раза больше урожая, чем у других людей. Все твои животные будут здоровы, и через некоторое время из бедного пахаря ты станешь самым богатым фермером в вашей местности.
   - Что ж, - сказал пахарь, - я не прочь попробовать. Я думаю, меня позабавит, если я отнесу тебя в свой коттедж; но если ты не выполнишь свою часть сделки, и я не увижу, что у меня все идет очень хорошо, то предупреждаю, что выгоню тебя.
   - Согласен, - сказал гном, - но помни, если ты нарушишь свое соглашение со мной, я уйду сама. А теперь отнеси меня домой и позволь мне выбрать, где я буду жить.
   Пахарь отнес странную маленькую фигурку в свой коттедж, разинув рот от изумления; там он положил ее на кухонный стол в маленькой кухне. Она огляделась вокруг и покрутила своей маленькой черной головкой.
   - Это будет прекрасно, - сказала она, наконец, - в этом углу есть маленькая дырочка, в которую я могу спуститься, и возле этой дырочки ты должен класть все свои самые лакомые кусочки.
   И, не говоря ни слова, она спрыгнула со стола, юркнула в большую дыру, которую проделали крысы, и больше ее не было видно.
   Но когда вечером пахарь пришел поесть, то, прежде чем приступить к трапезе, он взял самый лучший кусок мяса и самые вкусные овощи и положил их возле дыры. Затем он с нетерпением стал наблюдать, что произойдет, но пока он смотрел, они оставались там. Внезапно дверь с грохотом захлопнулась, и он на мгновение повернул голову, чтобы посмотреть, чем это вызвано, а когда оглянулся, еда исчезла. Каждый день происходило одно и то же. Он клал немного лучшей еды на пол рядом с дырой, но пока он смотрел, с ней ничего не происходило; но стоило ему на мгновение отвести глаза, она исчезала. Точно так же, когда у него была новая одежда, он брал лучший кусок материала и клал его рядом с дырой, и он тоже исчезал. Из всего, что попадало в дом, он брал самое лучшее и поступал с ним так же.
   Тем временем, дела у него начали улучшаться. У него было совсем немного земли вокруг его коттеджа, но в этом году овощи и фрукты, которые он там посадил, выросли так хорошо, что большое их количество он отвез на рынок и продал по такой хорошей цене, что вскоре смог купить еще землю и животных, через некоторое время у него появилась собственная ферма, и он стал довольно богатым человеком, в то время как все его соседи говорили, что ему невероятно повезло. Он больше ничего не видел и не слышал о маленьком черном гноме и, за исключением того момента, когда клал еду и другие вещи рядом с дырой, почти совсем забыл о нем.
   Прошло время, и пахарь начал думать, что хотел бы жениться; он решил посвататься к очень хорошенькой девушке из соседней деревни, которая, как говорили, была самой красивой во всей округе. Многие молодые люди хотели бы жениться на ней, но пахарь был красивым, веселым молодым человеком, и она предпочла его всем остальным; поэтому они поженились, и она переехала жить на ферму. Вечером после свадьбы у них на ужин была прекрасная жирная птица, и пахарь, прежде чем сесть за стол, отрезал от грудки самый отборный кусок и, как обычно, отнес его к норе.
   - Муж, - воскликнула жена, - ты что, сошел с ума, если отдаешь лучшую еду крысам и мышам?
   - Я вовсе не сумасшедший, - сказал пахарь, - но мой дедушка ничего на свете так не любил, как крыс и мышей, и он заставил меня пообещать перед смертью, что в моем доме о них всегда будут хорошо заботиться и у них будет все самое лучшее.
   - Тогда, если ты не сошел с ума, - ответила жена, - я думаю, что это твой дед был сумасшедшим! Теперь, когда я в доме, они скоро получат самый лучший яд, какой только существует для крыс и мышей.
   Но пахарь ласкал свою жену и умолял ее позволить ему сдержать обещание, данное деду, и жена промолчала, не желая показаться сердитой в день своей свадьбы. Через некоторое время она привыкла к тому, что ее муж кладет маленькие кусочки еды, как он сказал, для крыс и мышей, и хотя она всегда заявляла, что собирается их отравить, она не пыталась этого сделать, так как ее муж, казалось, огорчался, когда она говорила об этом.
   Таким образом, все шло хорошо в течение нескольких месяцев, когда жена начала думать, что ее одежда становится старой и что ей нужно купить новую. Итак, она взяла деньги, отправилась в соседний город, и вернулась домой с новыми платьями, шляпками и лентами, выглядела в них очень хорошенькой, и ее муж был очень доволен ими. Но в тот вечер, после того как его жена легла спать, когда пахарь докуривал трубку на кухне, он внезапно услышал голос из дыры, который крикнул так же, как и несколько месяцев назад: "Стой, я поднимаюсь".
   На мгновение пахарь задрожал от страха, а затем увидел что-то не больше черного жука, ползущего через дыру; оно появилось перед его стулом, и голос, который на этот раз был не таким громким, сказал:
   - Хватит, теперь я начну немного расти, - и оно начало расти, и расти, и расти, пока не достигло примерно восьми дюймов в высоту, и пахарь увидел, что это была маленькая чернокожая женщина.
   - Вот, - сказала она, совсем тихо, - этого будет достаточно. Теперь я должна тебе кое-что сказать, и тебе придется быть очень внимательным. Я считаю, что ты нарушаешь наш договор. Во-первых, ты женился, не спросив моего разрешения, а, как я уже говорила вам, я не люблю женщин в доме, но я ничего не скажу об этом, так как об этом в договоре речи не было, но как ты можешь объяснить всю ту прекрасную одежду, которую твоя жена принесла сегодня домой? Она отнесла ее в свою комнату и не дала мне ничего!
   - Но, - воскликнул пахарь, - это одежда моей жены, а не моя.
   - Ерунда, - сказал гном, - деньги ей дал ты. Запомни, все, что она купит для себя в будущем, она должна купить то же самое и для меня. Все по два: платья, шляпки, перчатки, все, что у нее есть, я тоже должна иметь, и быть уверена, что мое не хуже ее.
   - Но как мне это сделать? - воскликнул пахарь. - Как я могу объяснить ей это, не сказав ей, что ты там?
   - Это твое дело, - сказал гном. - Все, что я говорю, - у меня должны быть вещи, если ты хочешь, чтобы я осталась в твоем доме. Ты можешь сказать ей все, что тебе заблагорассудится. Запомни это, и делай, как я тебе говорю, - внезапно маленькая фигурка съежилась, пока не стала размером с черного жука, а затем исчезла в дыре, не сказав больше ни слова.
   Пахарь потер голову и задумался, что он может сделать. Ему совсем не хотелось рассказывать жене о маленьком гноме, потому что он был уверен, - ей это не понравится, но в то же время он не хотел, чтобы гном покинул его дом и забрал его удачу.
   Через несколько дней его жена сказала ему, что идет к сапожнику, чтобы купить себе новые красивые туфли, пахарь подумал о гноме и понял, что должен сделать так, как он ему сказал. Поэтому попросил жену: "Жена, когда ты купишь себе туфли, я бы хотел, чтобы ты купила пару точно таких же, для моей кузины, которая написала мне, чтобы попросить меня о подарке. Я хотел бы послать ей несколько хороших ботинок и туфель, так как она очень бедна, поэтому я буду очень признателен, если ты купишь ей то же, что купишь для себя, чтобы я мог послать ей".
   Жена очень удивилась, поскольку не знала, что у пахаря есть кузина; однако она пошла в город и принесла домой две пары нарядных красных туфель с бантиками наверху.
   Когда она легла спать ночью, пахарь взял одну пару и положил ее у дыры в том же месте, куда он клал еду, и она исчезла так же, как и еда, и он не видел, куда она делась. "Теперь, - подумал он, - когда она увидит, что я совершенно честен, возможно, уродливый маленький гном будет доволен".
   Шло время, пахарь с женой жили очень счастливо и спокойно, пока однажды вечером не появился разносчик с подносом, на котором были выставлены на продажу всевозможные красивые вещи. Жена пахаря подошла к двери и посмотрела на них: потом она купила красивый гребешок для своих волос, но не стала показывать ее мужу, так как собиралась сделать ему сюрприз, надев на следующий день.
   Но в тот вечер, после того как его жена легла спать, когда пахарь сидел, докуривая трубку у огня, он услышал голос из дыры, кричавший так же громко, как и всегда: "Стой! Я поднимаюсь". Пахарь снова задрожал от страха, а затем увидел, как сквозь дыру пробирается что-то не больше черного жука, и снова голос сказал, более тихо: "Теперь я начну немного расти", и вскоре крошечная черная штука превратилась в уродливую маленькую черную женщину с лицом, похожим на индийскую резину.
   - Послушай меня, - сказала она, - и знай, что я начинаю сердиться. Ты начинаешь обманывать меня. Сегодня твоя жена купила себе новенький гребешок у разносчика и не купила такой же для меня. Завтра вечером мне нужен этот гребешок. Мне все равно, как ты его добудешь, но я должна его получить.
   Пахарь почесал в затылке и был очень озадачен.
   - Что же мне делать? - воскликнул он, - ведь моя жена сочтет меня очень жестоким, если я заберу все красивые вещицы, которые она покупает для себя.
   - Я ничего не могу с этим поделать, - ответил гном. - Я должна получить этот гребешок завтра вечером, и предупреждаю тебя, если ты начнешь обманывать меня, как если бы я была обычным человеком, я уйду, - и с этими словами гном мгновенно исчез в дыре.
   На следующее утро за завтраком жена спустилась вниз с новым гребешком в волосах и сказала мужу: "Посмотри, муж, я вчера купила это у разносчика, он сказал мне, что они сейчас в моде, и все в городе носят такие".
   - Ну, - сказал пахарь, - такая мода может быть хороша для знатных дам, у которых почти нет собственных волос, но, что касается меня, я предпочел бы видеть твои прекрасные волосы такими, какие они есть, без каких-либо украшений.
   При этих словах жена надулась и очень рассердилась.
   - С твоей стороны плохо так говорить. Я подумала, ты хотел бы, чтобы твоя жена носила все модные вещи и была такой же, как и другие.
   - Нет, - воскликнул пахарь, - моя жена гораздо красивее других, и она выглядит красивее всех, когда на ней мало украшений. Если бы у какой-нибудь из этих знатных дам были такие волосы, как у тебя, можешь быть уверена, она выбросила бы все гребешки, шляпки или булавки, чтобы не было видно ничего, кроме их волос.
   Когда ее муж ушел, жена подошла к своему стакану и посмотрела на себя, вынула гребешок, а затем попробовала вставить в волосы по-другому.
   - Это правда, конечно, - сказала она, - мои волосы очень красивые, и, может быть, они выглядят лучше всего уложенными так, как я их носила, но все же, жаль не пользоваться гребешком, если я его купила.
   Поэтому, когда ее муж вернулся, она сказала ему:
   - Я верю, что ты прав, муж, и мне больше подходит, чтобы в моих волосах ничего не было, но, может быть, если ты хочешь отправить подарок своей кузине, ты хотел бы послать ей этот гребешок. Это позволило бы сэкономить на покупке чего-нибудь другого.
   На это пахарь посмеялся про себя, но поблагодарил жену и положил гребешок в карман. Вечером, после того как жена легла спать, пахарь взял его и положил у норы, а затем продолжал курить свою трубку, не дожидаясь, пока он исчезнет. Но через несколько минут он услышал голос, кричащий: "Стой! Я поднимаюсь", - и снова увидел, как гном прошел через дыру, а затем начал расти, как и раньше.
   - Чего ты хочешь? - воскликнул пахарь. - Я только что дал тебе гребешок, который ты хотела, а больше ничего нового в дом не пришло.
   - Напротив, - ответил гном, - я считаю, что ты принес в дом очень много новых вещей с тех пор, как я переехала сюда жить, и теперь я намерена выбрать некоторые из них, так как не нахожу, что ты достаточно честен, чтобы предложить их мне. Для начала, мне нужны волосы твоей жены. Я пробовала свои волосы с этим гребешком и обнаружила, что у меня ничего не получается, и поэтому я намерена взять волосы твоей жены.
   - Моей жены! - ахнул пахарь. - Ты, должно быть, сошла с ума!
   - Сошла или не сошла, - ответил гном, - я намерена получить их, и, более того, это мое право. Ты женился, не посоветовавшись со мной, и если бы я постоянно напоминала тебе об условиях нашей сделки, у меня было бы много того, чего у меня нет. Конечно, у твоей жены самые лучшие волосы в доме, так что ты должен отрезать их и принести мне.
   - Но что я скажу своей жене? - в отчаянии воскликнул пахарь.
   - Это твоя забота, а не моя, - сказал гном. - В любом случае, ты должен отдать их мне. Но так как мысль об этом, кажется, раздражает тебя, я дам тебе неделю, чтобы это сделать.
   Пахарь сидел и думал, и ему было очень грустно при мысли о том, что прекрасные волосы его жены будут отданы маленькому гному.
   На следующий день он взял свою лошадь и повозку и сказал жене, что ему нужно отправиться в долгую поездку по делам в большой город, далеко отсюда. Это был самый большой город в той местности, и там жило много очень хороших людей. Сначала жена тоже хотела поехать, но ее муж сказал, что это слишком далеко, и она слишком устанет, так как он не сможет вернуться до очень поздней ночи.
   На следующее утро, когда они сидели за завтраком, он рассказал жене все, что слышал и видел в большом городе, а затем добавил: "И у всех очень прекрасных дам там сейчас самая забавная мода".
   - И что же это такое? - спросила его жена. - Умоляю, скажи мне, потому что я люблю слушать о новых модах.
   - Это, - сказал пахарь, - касается их волос. Вместо того чтобы носить их длинными, они стригут их довольно коротко вокруг головы, потому что, по их словам, так они выглядят лучше.
   - Ну, я тоже считаю эту моду глупой, - сказала жена.
   - Тем не менее, - сказал ее муж, - некоторые из них они выглядят очень умными и красивыми со своими маленькими кудрявыми головками.
   - Очень похоже на мальчиков, я бы сказала, - презрительно сказала жена.
   - Нет, не совсем так, - возразил пахарь, - больше похоже на изображения ангелов в старых церквях; они говорят, что это здорово, и они очень гордятся этим.
   - Ну, тогда некоторые из них могли бы очень гордиться такими, как у меня, - сказала жена, - потому что они такие кудрявые, какие только могут быть, а если бы я их коротко подстригла, они были бы все в крошечных кудряшках.
   Когда ее муж ушел на работу, жена пахаря ничего не могла делать, и все время думала о странной новой моде, о которой рассказал ей муж. "Интересно, как бы это мне подошло", - подумала она, и когда он пришел на обед, она сказала ему:
   - Муж, это правда, что все эти прекрасные дамы выглядели очень красивыми и умными с короткими волосами?
   - Да, это так, - сказал он. - Я был очень удивлен, увидев их, и я слышал, как они сказали, что это чудесное избавление от неприятностей и что их волосы никогда не будут растрепаны ветром.
   - Это правда, - сказала жена, - и все же мне было бы жаль срезать свои.
   - В этом нет необходимости, - сказал пахарь, - здесь не так много людей, которые знают о теперешней моде. Тем не менее, ты, несомненно, будешь выглядеть красивее, чем городские дамы, как бы ни были уложены твои волосы, потому что твое лицо красивее.
   Но когда ее муж снова ушел, жена подошла к своему зеркалу с ножницами в руке.
   - Как говорит мой муж, - сказала она, - это было бы чудесным избавлением от хлопот, и было бы очень приятно, если бы все женщины вокруг увидели, что я могу соответствовать моде раньше них. Интересно, как бы я выглядела? - И она отрезала большой локон. - Ну вот, - воскликнула она, - в конце концов, лучше следовать моде, какой бы она ни была, - и она продолжала стричь, пока, когда вошел ее муж, он не нашел ее с обрезанными волосами рядом с ней.
   - Ну вот, муженек, - воскликнула она, - теперь я похожа на элегантных дам в городе?
   - Да, - ответил он, - только в десять раз красивее; но что касается всех этих прекрасных волос, ты должна отдать их мне, ибо они так прекрасны, что я ни за что не позволю им пропасть, - и он собрал все прекрасные золотые волосы и перевязал их яркой лентой.
   Жена посмотрела на себя в зеркало и подумала, что она действительно очень хорошо выглядит с маленькими кудряшками вокруг головы, и хотя пахарь горевал об этом в своем сердце, все же он был рад, что у него есть ее волосы, и подумал: "Теперь, наконец, этот несчастный маленький гном будет доволен и оставит меня в покое". Поэтому в тот вечер, когда его жена легла спать, он взял пучок волос и положил его рядом с отверстием; они исчезли, и он знал, что гном забрал их.
   Какое-то время все было спокойно, и пахарь надеялся, что больше не услышит о гноме, но однажды вечером, когда его жена легла спать, а он был на кухне и курил трубку в одиночестве, он услышал ненавистный голос, кричащий: "Стой! Я поднимаюсь", а затем он увидел маленькую черную штуку, похожую на черного жука, проходящую через дыру, и все произошло так же, как и раньше.
   - Ну, и чего ты теперь хочешь? - воскликнул пахарь, увидев перед собой уродливую маленькую женщину. - Я отдал тебе волосы моей жены, и, конечно, ты должен быть доволен.
   - Вовсе нет, - сказал гном, - потому что я примерила ее волосы и обнаружила, что они не подходят к моему цвету лица. Я никогда не видела ее сама, но я слышала, как ты говорил ей, что ее лицо было красивее, чем у любой из городских дам. В таком случае, ты не имеешь права оставлять его себе, я должна иметь лицо вашей жены.
   - Лицо моей жены! - закричал пахарь. - Я думаю, ты, должно быть, сошла с ума. Как я могу дать тебе лицо моей жены? И что бы ты с ним сделала?
   - Носила его, - ответил гном, - и все, что тебе нужно сделать, это привести сюда свою жену на этой неделе и сказать ей, чего я хочу; и я подойду и соскребу с ее лица столько, сколько захочу.
   - Да ведь это убьет ее, - воскликнул пахарь.
   - Вовсе нет, - сказал гном, - ей это не повредит, потому что она едва почувствует мой маленький нож; единственное, что, когда я это сделаю, ее кожа будет довольно черной и сморщенной, как у меня, но так как моя была достаточно хороша для меня все эти годы, она, несомненно, будет достаточно хороша для обычной человеческой женщины. Во всяком случае, теперь ты знаешь. У меня должен быть цвет лица твоей жены, чтобы сочетаться с ее волосами, иначе я немедленно уйду. А так как именно ты нарушишь договор, я заберу все твое богатство с собой. - И, повторив глубоким голосом: - Помни, в этот день недели в двенадцать часов, - гном стал маленьким и исчез в дыре.
   На следующий день пахарь был очень несчастен, и всякий раз, когда он смотрел на свою жену, ему хотелось разрыдаться. Жена, не зная, в чем дело, попыталась подбодрить его и спросила, не болен ли он. Но он покачал головой и ответил ей "нет", но у него не хватило смелости сказать ей правду. Так продолжалось, и пахарь с каждым днем становился все печальнее и печальнее, пока накануне вечером гном не сказал ему, что он должен привести свою жену. Пахарь едва мог сдержать рыдания, и, наконец, она вошла на кухню и застала его там в слезах.
   Увидев это, она опустилась рядом с ним на колени и сказала:
   - Муж, ты, конечно, не считаешь меня хорошей женой, потому что хорошая жена разделяет все беды своего мужа. Скажи мне, что тебя беспокоит. Две головы лучше, чем одна, и, возможно, я смогу тебе помочь.
   Тогда пахарь рассказал ей все о ненавистном гноме, и как он нашел его в поле, и как он обещал дать ему все самое лучшее, а теперь он хотел ее лицо.
   Сначала жена с трудом поверила в это, а потом воскликнула:
   - Но если это такое маленькое существо, почему ты не раздавишь его? Если ты не можешь сделать это сам, позволь мне наступить на него, пока он не больше черного жука.
   - Нет, не думай об этом, - сказал ее муж, - потому что дурно шутить с волшебным народом, и, скорее всего, она убьет нас на месте.
   - Но я никогда не расстанусь со своим лицом, - воскликнула жена.
   - Тогда она уйдет и заберет с собой дом и все наше богатство, и нам придется жить в моем старом коттедже совсем бедными людьми, - сказал ее муж.
   Услышав это, жена разрыдалась и заплакала еще горше, чем ее муж, потому что она совсем не хотела становиться бедной. Напрасно он пытался подбодрить ее и сказать, что бедные люди могут быть так же счастливы, как и богатые. Она заявила, что никогда не сможет быть счастлива в бедности. Затем, когда он сказал, что если она отдаст свое лицо, он будет любить ее так же сильно или даже больше, она ответила, что никогда не сможет быть счастлива с ужасной сморщенной черной кожей, как у обезьяны. Всю ту ночь она проплакала, а когда наступило утро, ее кожа стала вся красная, а глаза едва виднелись, так опухли их веки, но она все равно плакала весь день, и ее муж ничего не сказал, чтобы утешить ее, потому что не знал, что сказать. К тому времени, как стемнело, ее лицо так распухло и болело, что она не могла до него дотронуться, она плакала почти вслепую, и слезы катились по щекам. Когда часы пробили двенадцать, муж взял ее за руку и повел на кухню, и там она сидела, закрыв лицо руками и рыдая. Как только пробили часы, они услышали голос, подобный грому, кричащий: "Стой! Я поднимаюсь", - и жена заглянула между пальцами и увидела, как маленькое существо, не больше черного жука, пролезло в дыру, а затем росло, и росло, и росло, пока не стало похоже на уродливую маленькую черную женщину ростом около фута. И когда она увидела, как оно отвратительно, она подумала: "Никогда, ни за какие миллионы я не отдам ему свою кожу!"
   Гном не заговорил с ней, но сказал пахарю:
   - Итак, ты привел свою жену. Это хорошо, если вы хотите, чтобы я осталась с вами. Так что теперь скажи ей, чтобы она опустила руки и позволила мне увидеть это лицо, из-за которого ты так суетишься. У меня нож наготове.
   Пахарь увидел, что у нее в руке крошечный нож, который, казалось, не мог никому причинить вреда.
   - Жена, жена, - простонал пахарь, - что же нам делать?
   Затем жена подняла опухшие глаза и только собралась заговорить, как гном взвизгнул.
   - Что? - воскликнула она, - это лицо! Ты хочешь сказать, это то, что ты считаешь таким красивым, и что я собираюсь сменить свою красивую, сухую, черную кожу на эту опухшую красную массу? Нет, конечно. Ты, должно быть, сошел с ума. Хорошо, что я вовремя это увидела. Я немедленно покидаю дом.
   - Нет, - воскликнул пахарь, - на этот раз это ты нарушаешь свой договор.
   Но гном ничего не ответил, а юркнул в дыру так быстро, как только мог, и пахарь с женой расхохотались от радости. И это был последний раз, когда они его видели, и он, должно быть, сразу же исчез, но они знали, что он оставил после себя часть своей удачи, так как они оба жили счастливо до конца своих дней.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"