Владимир сидел в небольшой таверне, кабачке, гостинице, или еще где, за маленьким столиком, приткнувшемся в углу. Скрытый тенью, он мог наблюдать за всем происходящим не привлекая к себе внимания, что сейчас было особенно важно: предстояло решить первую загадку, а именно, где именно он очутился благодаря усилиям Анемподиста, снабдившего его в дорогу традиционным кошельком с неразменной монетой, но не удосужившегося дать ни одного указания относительно места назначения. Открытое пространство было небольшим; едва ли не треть его занимал длинный массивный стол, окруженный скамьями, столики поменьше, с примостившимися рядом табуретами, расположились вдоль стен. Лестница, изогнувшись молнией, вела на балюстраду второго этажа. Там, по всей видимости, имелись комнаты, сдававшиеся внаем. Хозяин заведения, - скорее всего, это был именно он, - мирно дремал у одного из проемов, ведших, должно быть, в кухню. Возле стола расположилась группа из четырех человек, одетых как средневековые бюргеры. У одного из них через плечо на ремне была перекинута волынка (Владимир почему-то сразу же назвал его про себя менестрелем). Менестрель о чем-то вполголоса вещал, остальные, подобно хозяину, дремали, изредка покачивая головой в такт словам рассказа. Перед каждым стояла большая деревянная кружка, видом напоминавшая усеченный конус. Сверху над ними висело, - так показалось Владимиру, - несколько колес от телеги, с воткнутыми по окружности горящими свечами. Мягкий приглушенный свет, степенная тихая беседа, - идиллия, да и только! - если бы не буря за окнами, время от времени сотрясавшая входную дверь, ломившаяся в затянутые бычьими пузырями окна, обиженно подвывавшая в трубе и окатывавшая здание потоками ливня. Иногда пространство на мгновение освещалось вспышкой молнии; но ни эта вспышка, ни гневные возгласы грома не могли развеять сонные чары, царившие внутри.
Владимир прислушался к тому, о чем повествовал менестрель.
- ..выехали тогда на ристалище сэр Пэр и пэр Сэр, и помчались друг на друга, и разом ударили их копья, и разлетелись вдребезги, а сами рыцари сверзились наземь. Тогда, поднявшись, выхватили они мечи и принялись осыпать друг друга ударами, пока мечи их не рассыпались в труху. Лишившись оружия, отбросили они щиты, и двинул могучей рукой в железной перчатке сэр Пэр пэру Сэру в ухо, а пэр Сэр - в ухо сэру Пэру. Загудело внутри лат от могучих ударов и могучих проклятий... Признали соперники, что равны они силами, обнялись, и, продолжая гудеть латами, скрылись в свои шатры... И были восхищены все присутствовавшие на трибунах силой их и трудолюбием.
Вслед за тем раздался грозный звук рога, и выехал на ристалище Черный рыцарь, и не нашлось никого, кто принял бы его вызов...
- Неужели? - обозначил заинтересованность один из сидевших, чуть приоткрыв глаза. - Неужели не нашлось ни одного отважного рыцаря?
- Ни одного, - подтвердил менестрель. - Потому что все уже разошлись: кто на пир, кто на отдых. Ночь наступила, сгустилась мгла. Долго трубил в рог Черный рыцарь, вызывая поединщика, а потом повернул коня, и скрылся в лесу. И были его доспехи зеленые, как весенняя трава, и конь его был зеленый, а каков был он сам, никто не знал, потому как забрало его шлема было опущено...
- Зеленый... - снова приочнулся один из слушателей. - Так почему же черный?
- Он всегда приезжал на ристалище, когда спускалась ночь, и в темноте зеленое казалось черным...
- А опаздывал почему?
- Жил, наверное, далеко. Пока к себе вернется, отдохнет, опять на турнир соберется, глядишь, уже и ночь. А может, просто не везло ему по жизни... На следующий же день, как герольды подали трубами сигнал к возобновлению поединков, выехали на ристалище дон Сквайр и сквайр Дон, и помчались друг на друга, и разом ударили их копья, и разлетелось вдребезги копье сквайра Дона, и покинул он седло, и оказался на земле. Видя же, в какое разорение вверг его дон Сквайр, - а надо заметить, что сквайр Дон был младшим сыном и из наследства ему досталось только доброе имя, - выхватил он жердь из забора и принялся гоняться за доном Сквайром, и не успокоился прежде, нежели не изломал жердь об его латы...
Турнир был прерван, собрался рыцарский суд, который, разобрав дело по справедливости, лишил сквайра Дона права участия за использование недозволенного оружия, после чего восстановил его в этом праве за находчивость.
Так закончился тот день, а под вечер протрубил рог Черного рыцаря...
В этот момент со стоном распахнулась входная дверь, и в помещении возникло еще одно действующее лицо, скрытое плащом. Воспользовавшись обстоятельствами, ворвался ветер, потушивший висевшую поблизости Владимира "люстру", и дождь, словно кто-то выплеснул через порог воду из огромного ведра. Дверь захлопнулась, вошедший скинул плащ.
Русоволосый, крепкий, статный, при бороде и усах, с мечом за спиной, одетый скромно, но с достоинством, - сразу видно, из благородных, - он оглядел помещение в поисках места, после чего, небрежно бросив плащ на руки подскочившей служанке, в два широких шага ликвидировал расстояние, отделявшее его от столика Владимира, уселся без приглашения на табурет, после чего довольно дружелюбно промычал:
- Надеюсь, благородный рыцарь будет не против, если его не менее благородный собрат по оружию разделит с ним скромный ужин?
Несколько не ожидавший такого развития событий Владимир оказался не против, после чего выяснилось, что слова, произнесенные новоприбывшим, следует понимать буквально - тот подвинул к себе блюдо с остывшим мясом и овощами, кувшин с молоком, и принялся насыщаться. Работая только руками и челюстями, но, следует признаться, не без некоторого изящества. Быстро опустошив блюдо и кувшин, он благородно вытер рот рукавом и сказал:
- Благодарю тебя, благородный рыцарь, за трапезу, ибо случилось так, что в дороге я совершенно поиздержался, - в доказательство своих слов, он достал из кармана кошелек, развязал его и вытряхнул содержимое на стол. Из кошелька с легким звоном выпало несколько медяков. - Я не могу расплатиться с тобой прямо сейчас, но мой меч - к твоим услугам. Скажи мне о своих проблемах, и я последую вместе с тобой, дабы разрешить их в твою пользу. Но прежде я должен назвать тебе свое имя, чтобы ты знал, кто перед тобою. Имя мое - Ланселот Болотный.
- Увы!.. - взгляд его собеседника погрустнел. - Когда-то, давным-давно, в стародавние времена, замок нашего рода действительно стоял на прекрасном острове, посреди прекрасного озера. Но его неумолимое течение (времени, я имею в виду), не только изрядно опустошило нашу сокровищницу, но и постепенно затянуло водную гладь ряской и тиной. И теперь наш обветшавший замок окружает болото... Как ни прискорбно об этом говорить, - но истинный рыцарь не должен опускаться до низкой лжи, стремясь возвеличить то, что пришло в ничтожество...
- Вы... ты... наверное, ищете Грааль? И давно? - Владимир никак не мог решить для себя, как ему следует обращаться, на "ты" или на "вы".
- Давно... - Ланселот задумался. - Много поколений ищут утраченный Грааль, но традиция... - Он наставительно указал пальцем в потолок. - Традиция утрачена быть не может. Мой далекий предок, сражавшийся бок о бок с самим королем Артуром и не раз спасавший ему жизнь, дал клятву, которой связаны и мы, его потомки, что отыщем его и доставим в Камелот. Король же, взаимообразно, дал клятву выдать за доставившего Грааль свою дочь, чтобы дети, родившиеся от этого брака, могли с честью занять престол Британии. С той самой поры кто-нибудь из нашего рода непременно отправляется на поиски, а королевская дочь ждет его возвращения...
- Но ведь ты сказал, много поколений назад... Как же она может ждать... - неуверенно осведомился Владимир.
- В соответствии с клятвой, она ждет до двадцати лет, после чего вольна выйти замуж за кого угодно, а обет ожидания переходит к следующей дочери. Также и с нашей стороны - обет переходит от отца к сыну. И так будет длиться до скончания веков, или же до того момента, когда поиски увенчаются успехом. Нечего сказать, удружили предки... - совершенно неожиданно, с досадой произнес рыцарь.
- А как он выглядит, Грааль? - осторожно спросил Владимир.
- В том-то и дело, что никто толком не знает... - Ланселот печально глянул на пустые блюдо и кувшин. - У северных варваров есть такая поговорка: "Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что". Вот и здесь мы имеем то же самое.
- И его что, никто не видел?
- Кто знает... Сколько копий сломано по этому поводу, сколько пергаментов исписано... Каждый, кто отправлялся на поиски, по возвращении с пустыми руками привозил историю своих похождений, а поди, проверь, как оно там было на самом деле. Вот, скажем...
Снова распахнулась дверь, и в гостиницу (скорее всего, место, где оказался Владимир, было именно гостиницей), в буквальном смысле ворвался еще один рыцарь, в латах, но без шлема. Волосы на его голове стояли дыбом, по доспехам пробегали маленькие синенькие огоньки, что-то потрескивало.
- Хозяин, кружку доброго эля! - громогласно провозгласил он, бросил на стол золотой и принялся озираться. Обнаружив сидевших в углу, он снова вскричал:
- Сэр Ланселот!..
- Сэр Блумер!..
Ланселот было поднялся, собираясь двинуться навстречу вновь прибывшему рыцарю, который направлялся к нему, широко раскинув руки, но замешкался, когда между металлическими перчатками последнего с оглушительным треском проскочила искра.
- Что с тобой приключилось? - недоуменно спросил Ланселот. - Ты что, заколдован? А я-то уж было рассчитывал на дружеский поединок...
- Увы, мой друг, увы! Хоть я и не заколдован, - просто в нас с конем только что попала молния, - но принять твое предложение не могу, ибо я связан обетом. Некоторое время назад мне сообщили, что сэр Чаттербокс дурно отзывался обо мне на пиру, и я послал ему вызов. Спустя день я узнал, что известие это оказалось пустой сплетней. Не будучи в возможности покарать досужих болтунов, поскольку они сбежали, я послал сэру Чаттербоксу извинение и разъяснение...
- И куда же ты теперь? - несколько разочарованно осведомился сэр Ланселот.
- То есть как - куда? - удивился сэр Блумер. - Конечно же, на поединок с сэром Чаттербоксом. Разве мог я отменить посланный вызов?..
- Да, конечно, - согласно кивнул сэр Ланселот. - Это было бы не по-рыцарски.
В этот момент хозяин, исполненный достоинства невысокий толстячок, поставил перед сэром Блумером полную кружку эля. Тот, ухватив ее, невзначай коснулся его руки; волосы толстячка мгновенно встали дыбом, его мелко затрясло, и он навзничь, плашмя грохнулся на пол. Никто не успел ничего сказать, поскольку все разом повернулись в сторону двери. Та опять распахнулась, в нее наполовину просунулась донельзя испуганная корова, шерсть на которой стояла дыбом, и, издавая громкое мычание, попыталась прорваться внутрь. Однако снаружи ей препятствовали невидимые слуги, которые, после короткой схватки, победили. Не переставая возмущенно мычать, упиравшаяся изо всех сил корова, тем не менее, была извлечена из зала. Дверь снова захлопнулась. Пришедший в себя, но все еще дрожащий мелкой дрожью хозяин поспешил улизнуть.
- Видел бы ты моего старого верного коня, - повернулся к сэру Ланселоту сэр Блумер. - На нем шерсть вздыбилась так, что я не смог удержаться в седле... Я велел его ненадолго поставить куда-нибудь под крышу.
- Жаль, жаль, что ты не можешь принять мое предложение, - сказал сэр Ланселот. - И когда у тебя назначен поединок?..
- Через неделю.
- А где?
- Тут, неподалеку, милях в десяти.
- Через неделю... милях в десяти... Куда же ты так ужасно торопишься?
- Если мой старый добрый конь одолеет это расстояние за указанный мною срок, будет просто замечательно. Тогда, возможно, я разрешу и ему принять участие в поединке. Так что прощай, сэр Ланселот, мне пора.
Он одним глотком осушил кружку, шваркнул ее на стол и поторопился выйти. Некоторое время было слышно, как он отдает распоряжения голосом, перекрывающим раскаты грома.
- У него всегда были замечательные кони, - пробормотал, глядя на дверь, сэр Ланселот. - Он, как и все его предки, покупали коней где-то на юге, в королевстве, именуемом Гасконь. Местный заводчик разводил породу необыкновенного цвета и стати, а девизом его было: "Над конем смеется тот, кто не посмеет смеяться над его хозяином". Для того, чтобы вызвать кого-нибудь на поединок, не нужно было подыскивать повода - достаточно было просто выехать на купленном у него коне...
Он помолчал.
- Славный рыцарь сэр Блумер, - как-то мечтательно произнес сэр Ланселот некоторое время спустя. - Достойный потомок древнего рода. Про его предка рассказывают, будто он как-то дал королю обет, что по соседству с ним, то есть королем, не останется ни одного врага. Не откладывая дела в долгий ящик, он поспешил исполнить данное им слово, но на полдороге обнаружил, что потерял список тех, кого следовало обратить в друзей, или же попросту одолеть и изгнать в случае отказа. Впрочем, в списке все равно не было проку - какой же уважающий себя рыцарь будет отвлекаться на обучение грамоте в ущерб воинскому искусству? А поскольку слово все-таки было дадено, он принял единственно возможное мудрое решение и принялся колошматить всех подряд, не взирая на лица. Можешь быть уверен, что он сдержал бы его в полной мере, но король, прослышав про его подвиги, поспешил освободить его от обета и предложил отправиться на борьбу с сарацинами, подальше от Камелота. Тому, как истинному рыцарю, было все равно, где добывать себе славу, и он отправился на Восток, где спустя время отвоевал у сарацин какой-то оазис и основал там королевство, впрочем, пришедшее в запустение, как только иссяк питавший оазис источник...
Сэр Ланселот машинально взялся за кружку, оставленную сэром Блумером, но, найдя ее пустой, поставил обратно и подпал власти одолевших его размышлений.
- Ты начал рассказывать о Граале... - на всякий случай напомнил Владимир.
- Ах, да, Грааль... - встрепенулся собеседник. - Никто не знает, что он собой представляет. Кто говорит - чаша, кто - блюдо, иные - камень, а иные - книга... Сколько рыцарей, столько мнений. Да еще великий Мерлин туману напустил. Не знаешь, так и скажи: не знаю. А то: "тот, кто увидит Грааль, сразу поймет, что перед ним; ибо он отличен от всего, что существует на свете, и одновременно похож на все существующее". Как можно быть одновременно похожим и не похожим?.. Впрочем, чего с него взять, с колдуна. Слышал, небось, как он с Круглым столом отличился?
Владимир пожал плечами как бы давая понять: что-то вроде слышал, но послушаю еще раз.
- Видишь ли, на пирах у короля Артура между рыцарями постоянно возникали перепалки по поводу места, кому где сидеть, заканчивавшиеся, как правило, недружескими поединками или совершенно неприличными потасовками. Кто-то, уж не знаю, кто, и придумал: сделать Круглый стол, чтобы каждый рыцарь, сидящий за ним, равноотстоял от короля. Сказано - сделано. Вот только задумка оказалась никуда не годной, поскольку все равно кто-то из рыцарей оказывался ближе к королю, а кто-то дальше. Тогда и обратились к Мерлину, который не нашел ничего лучше, как выпилить середину, превратив Круглый стол в Кольцевой. Король сидел в середине, так что требование равноудаленности оказалось соблюдено. Однако теперь образовалось другое затруднение, поскольку к одним рыцарям венценосный монарх сидел все время лицом, а к другим - тылом. Мерлин решил и этот вопрос, приделав какой-то механизм, благодаря которому стол с королем, находящийся внутри, перемещался вдоль кольца, и таким образом Артур мог вести беседу поочередно с каждым рыцарем лицом к лицу. Тут, правда, возникла очередная заминка, поскольку провозгласив тост в честь одного, король выпивал свой кубок напротив другого, а беседа перескакивала с пятого на десятое, но это было сочтено за меньшее зло.
Такая конструкция стола в произведениях Артуровского цикла Владимиру не встречалась, и он слушал, навострив уши. Еще бы - в какой-то мере информация шла почти что из первых рук.
- Поначалу, конечно, кружился Кольцевой стол, но, поскольку количество рыцарей за ним непрерывно возрастало, что влекло за собой какие-то переделки, было решено его зафиксировать, равно как и количество присутствовавших за ним рыцарей, поскольку они уже начали тереться спинами о стены зала. Кроме того, на спинку каждого кресла прикрепили табличку с именем владельца, за исключением одного, оказавшегося сломанным, так что при попытке сесть на него зазевавшийся оказывался на полу, под дружеский гогот всех присутствовавших. Тогда на него повесили табличку "Гибельное сидение", но никто и представить себе не мог, насколько название его окажется пророческим...
Сэр Ланселот опять взялся за кружку, и Владимир понял, что для продолжения рассказа ему требуется глоток доброго эля. Не зная, как правильно поступить, он, в присутствии доблестного рыцаря, решил повторить действия сэра Блумера и швырнул на длинный стол золотой. Но, поскольку необходимыми навыками, вырабатываемыми годами длительных тренировок, он не обладал, золотой, проскользив по поверхности, укатился на пол. От потери лица и необходимости вставать Владимир был спасен расторопным слугой, в мгновение ока подскочившим к упавшей монете, подхватившим ее и заменившим пустую кружку полной.
В лихости осушения кружек с элем сэр Ланселот нисколько не уступал сэру Блумеру.
- ...пророческим, - продолжил свой рассказ рыцарь. - Ибо настал тот день, когда место это было занято, и не кем иным, как сэром Персивалем. Поднявшись с пола после традиционного падения, он поведал историю, приведшую всех в трепет и положившую начало концу бродячего рыцарства. История эта, преисполненная неправдоподобия, подхваченная и запечатленная придворными летописцами, если избавить ее от напыщенных подробностей, сводилась к следующему. Некий рыцарь, неизвестно по какой причине, отказал ему в честном поединке. Погнавшись за ним, сэр Персиваль сбился с дороги и три дня плутал по лесу, совершенно обессилев то ли от недостатка пищи, то ли от тех проклятий, которыми он осыпал незнакомца все это время.
Наконец, как-то на рассвете, выбрался он к какому-то лесному озеру, где невдалеке заметил лодку и дремлющего в ней рыболова. Кричать он уже не мог, поэтому принялся подбирать камни и швырять их, надеясь таким образом привлечь к себе внимание. Наконец, это ему удалось. Рыболов объяснил ему, как добраться до ближайшего замка, смотал удочки и уплыл, поскольку, совершенно ясно, сэр Персиваль разогнал всю рыбу на добрую милю вокруг.
Получив исчерпывающие указания, рыцарь не стал искать легких путей, отправился вдоль берега, заехал в заросли, снова заплутал и лишь к вечеру выбрался к узкому перешейку, соединявшему берег с островом, на котором и располагался замок. Пускать его поначалу не хотели, поскольку выглядел он весьма странно - из всех возможных щелей в латах торчали ветки и трава - однако после данных уверений, что это именно его направил в замок виденный им поутру рыболов, все же впустили, помогли разоблачиться и препроводили в залу, где, судя по всему, долженствовало состояться ужину.
Будучи посажен за стол, в ожидании прочих, он, обнаружив рядом с собой блюдо с несколькими маленькими жареными рыбками, не замедлил ими распорядиться в свою пользу, после чего принялся осматриваться.
Зала, равно как и замок, находились в столь страшном запустении, какое и представить себе сложно. Камин не топился, слюда на окнах поблекла, углы заросли паутиной. Здесь царил полумрак, поскольку имевшихся в наличии свечей явно не хватало для полноценного освещения. Не смотря на разложенные столовые приборы, за столом никого не наблюдалось.
Вскоре, впрочем, начали прибывать придворные, напоминавшие скорее тени, чем людей. Они бесшумно рассаживались за столом и неподвижно замирали, глядя в пустые тарелки. Последним прибыл и занял место как раз напротив сэра Персиваля давешний рыболов, оказавшийся, судя по одежде, местным королем. Притянув к себе пустое блюдо, на котором прежде лежали жареные рыбки, он тупо воззрился на него и застыл, подобно остальным.
Распахнулись двери. Из одной показалась вереница девушек с накрытыми кусками материи подносами; чинно обходя стол, они скрывались в другой.
И тут до сэра Персиваля дошло, что по причине изрядной бедности, кроме ежевечернего (а может быть также ежедневного и ежеутреннего) ритуала подачи блюд на стол остался собственно только ритуал, за неимением всего остального. Король, чтобы хоть как-то обеспечить замок провиантом, отправлялся на рыбалку, а тот улов, который ему посчастливилось добыть до появления нашего рыцаря и который предназначался поровну всем, этим последним и был съеден без остатка и малейшего зазрения совести.
Чтобы хоть как-то выкрутиться из возникшей крайне щекотливой ситуации, сэр Персиваль принялся отпускать истинно рыцарские шуточки, мол, не в деньгах счастье, и лучше жить в бедности, но быть человеком, чем в достатке, но быть свиньей (при этом громко гогоча после каждой, на его взгляд, удачной шутки), чем окончательно привел всех присутствовавших в крайнее уныние, переходящее в откровенную недоброжелательность.
В общем, рано поутру наш рыцарь, проснувшись, обнаружил себя на лесной поляне, рядом со своим оружием и конем и сколько ни искал замок, чтобы потребовать объяснений, так его и не нашел.
Таково было его приключение, рассказ о котором, в изложении поначалу его самого, а затем придворных баснописцев, выглядел несколько иначе...
Поскольку за время повествования сэру Ланселоту опять потребовалась кружка эля, последовала небольшая пауза, после чего он продолжал.
- ...сверзившись с гибельного места, сэр Персиваль, поднявшись под дружный хохот товарищей, вдруг заявил, что на одном из подносов был вынесен Грааль, и если бы он не был столь сильно отвлечен беседой (он назвал это так) с королем-рыболовом, то этот предмет, чем бы он ни был, стоял бы сейчас посреди стола (то, что стол уже был кольцевой, его не смутило). Следовательно, хотя Грааль ему и не достался, тем не менее, он находился к нему ближе, нежели кто-либо из присутствующих, а потому является избранным и спустя время непременно отправится в тот самый замок и привезет его на зависть тем остолопам (его собственное слово), которые только зря просиживают латы за столом.
Вырвавшиеся слова, продиктованные, вне всякого сомнения, досадой, привели к тому, что присутствующие повскакали с мест и собирались уже было для начала как следует намылить шею сэру Персивалю, но затем, приняв во внимание, что это всегда успеется, как один объявили себя отныне странствующими до тех пор, пока Грааль не окажется у кого-нибудь из них в руках, или до возникновения обстоятельств, потребовавших бы их обязательного присутствия в Камелоте. После чего возобновили пиршество.
На следующий день, кто во сколько встал, доблестные, с сего дня странствующие, рыцари, отправились на поиски. Но дело, как легко понять, не заладилось с самого начала, поскольку ни что искать, ни где, было не известно. Расплывчатое определение Мерлина, как я уже говорил, внесло еще большую сумятицу в умы.
Постепенно то один, то другой рыцарь возвращались в Камелот, и не будучи в возможности предъявить Грааль, а также не в силах состязаться (чего уж теперь скрывать) с фантазиями сэра Персиваля, повествовали о победах над королями, драконами и встречными рыцарями, а также освобождении прекрасных дам из их лап или неволи (в зависимости от одержанной победы). Придворные летописцы, как я тоже уже упоминал, записывали их рассказы слово в слово, а те, раз уж Грааль найти не удалось, не отказывали себе в численности побежденных. Каждый вновь прибывший старался перещеголять подвигами предыдущего, поэтому число королей, драконов и так далее возрастало с такой скоростью, что даже король вынужден был усомниться в качестве производимых подвигов и издать специальный указ о том, чтобы каждый рыцарь самолично приводил ко двору всех побежденных им противников. И надо сказать, что указ этот последовал совершенно своевременно, поскольку дошло до того, что едва успев дойти от пиршественного стола до предназначавшихся ему покоев, рыцари тут же спешили возвратиться обратно к столу и пожаловаться на то, что в замке развелось жуткое количество драконов, которых, благодаря его отваге и силе, только что стало на добрую дюжину меньше.
Но, не смотря на все человеко и драконолюбие, явленное указом, он стал серьезной помехой на пути странствующих рыцарей. Суди сам. Количество плененных королей и истребленных драконов сошло на нет почти сразу: победить - это одно, а тащить за собой всю ораву в Камелот для засвидетельствования и при этом заботиться в дороге о снабжении всем необходимым и пропитании - совсем другое. К тому же, недобросовестные и малоимущие рыцари стали нарочным образом проигрывать поединки, чтобы, сопровождая победителя, воспользовавшись случаем сесть ему на шею. Оглянуться не успели, как массовые выезды на поиски Грааля прекратились и остались в удел только наиболее достойным, приверженным данному им слову...
Но я, кажется, слишком увлекся своим рассказом, а ведь нам нужно хорошенько отдохнуть, поскольку путь нам предстоит неблизкий и испытания нас ждут нелегкие. Чем же могу я отблагодарить тебя за твой благородный поступок?
Лицо его затуманилось, затем внезапно прояснилось.
- Ну конечно!.. С первым же встреченным нами рыцарем я завяжу ссору и предоставлю тебе право вступить с ним в поединок первым, а сам - даю в том нерушимую клятву - буду стоять в стороне и пальцем не пошевелю. Не благодари, - великодушно махнул он рукой, видя, что Владимир собирается возразить, - тем более, так будет не всегда, а только один раз.
Возникшая перспектива как-то мало улыбалась Владимиру. Хотя бродячее рыцарство, если судить по словам Ланселота, давно кануло в Лету, тем не менее, прошедшие годы вряд ли сильно отрицательно сказались на воинском пыле и искусстве владеть оружием отдельных его представителей. Во всяком случае, в последнем Владимир сильно уступал любому, даже самому завалящему рыцарю. Но как сказать об этом сэру Ланселоту? Как признаться в том, что он вовсе не рыцарь?..
- Такое предложение, конечно, очень заманчиво, - принялся мямлить он, стараясь выиграть время в надежде на то, что ситуация разрулится как-нибудь сама собой, - но я не в праве его принять... Дело в том... - Внезапно, он все-таки решился. - Дело в том, что я пока еще вовсе не рыцарь...
У сэра Ланселота вытянулось лицо.
- То есть как это, не рыцарь?..
- Ну... так получилось... дело в том... - В третий раз произнеся "дело в том", Владимир замолчал, не находя других слов.
- Значит, ты... - начал было багроветь сэр Ланселот, как вдруг расхохотался и хлопнул себя по лбу. - Как же это я сразу не догадался... Пока еще не рыцарь... Признайся, ты ведь младший в роду?
Владимир кивнул, поскольку это было правдой.
- Можешь ничего не говорить о своем гербе и начертанном на нем девизе, не называть свое подлинное имя, - тем временем великодушно разрешил сэр Ланселот. - Твоя история наверняка отличается от сотен других не более чем в мелочах. Но тебе исключительно повезло, ибо ты встретил меня, не побоюсь сказать - первого из первейших. И клянусь всем, что тебе дорого, я не оставлю тебя влачить жалкое существование без малейшей надежды выбиться в люди. Готов ли ты бросить все и сопровождать меня в моих поисках, взамен за службу получив звание оруженосца с последующим посвящением в рыцари?.. Впрочем, к чему этот вопрос? Разве от такого предложения возможно отказаться?!..
Владимир кивнул. А что ему оставалось делать?
О рыцарях Круглого стола и Граале имеется множество литературы, как художественной, так и научно-популярной, и было бы весьма затруднительно порекомендовать что-то одно в ущерб другому. Поэтому мы обратимся к замечательной книге Надежды Алексеевны Иониной "Сто великих замков", вышедшей в издательстве "Вече 2000" в 2004 году, книге о "наиболее выдающихся замках мира и связанных с ними ярких и драматичных событиях, о людях, что строили их и разрушали, любили и ненавидели, творили и мечтали..." и приведем из нее маленький отрывок, посвященный королю Артуру.
"В английском графстве Соммерсет находится холм, у подножия которого раскинулись руины Гластонбэрийского аббатства. Многие исследователи отождествляют этот холм с островом Авалон, куда отвезли в ладье смертельно раненного короля Артура. Известно, что раньше холм был окружен болотами, которые во время весеннего половодья превращались в глубокое озеро. Во время раскопок на вершине холма ученые обнаружили остатки древнего здания, но еще в 1190 году здесь произошло событие, о котором говорится во многих исследованиях. Например, писатель Р.У. Даннинг в своей книге "Артур -- король Запада" рассказывает об этом так.
Один из монахов умолял похоронить его на древнем кладбище -- на месте между оснований двух крестов, на которых неразборчиво было написано несколько имен. Когда монах умер и на указанном (месте стали копать могилу, то наткнулись на гроб, в котором были останки женщины с сохранившимися волосами. Под ним был найден второй гробе останками мужчины, а еще ниже -- третий, на котором был закреплен свинцовый крест с латинской надписью: "Здесь покоится прославленный король Артур, погребенный на острове Авалон".
По сообщению хрониста аббатства Маргэма, в первом гробу находились останки Гвиневеры, во втором -- останки Модреда, а в третьем -- останки короля Артура.
Вторая запись об уникальной находке сделана хронистом Джеральдом Уэлльским, посетившим Гластонбэри после этого удивительного открытия. Он описал и свинцовый крест, и череп, и бедренные кости -- все, что ему показали. Однако ко времени его посещения история открытия этих реликвий рассказывалась уже несколько иначе. Например, ей сопутствовали "чудесные и таинственные знамения", призванные ободрить могильщиков
По описанию Д. Уэлльского в земле сначала лежал камень, к которому и был прикреплен свинцовый крест. Под камнем находился только один гроб, но он был разделен: две трети его (в изголовье) содержали останки мужчины, а одна треть (в ногах) -- останки женщины с хорошо сохранившимися золотистыми волосами, заплетенными в косу. Но как только к ней прикоснулись нетерпеливые монахи, коса рассыпалась в пыль. Другой была и надпись на кресте: "Здесь лежит погребенный на острове Авалон знаменитый король Артур со своей любимой женой Гвиневерой".
Были свидетельства еще нескольких хронистов, поэтому, естественно, достоверность их вызывала у ученых сомнения. Не сомневались только в двух фактах: в наличии могилы и существовании креста. В 1607 году антиквар У. Кэдмен опубликовал графическое изображение этого креста, и это был единственный ключ к расшифровке надписи, так как после XVII века крест исчез. Изучив форму букв и характер надписи, ученые установили, что крест определенно относится к "темной эпохе".
Найденные останки монахи перенесли в монастырскую церковь и погребли в могиле в центре ее. В 1278 году аббатство Гластонбэри посетили король Эдуард I и королева Элеонора, чтобы встретить здесь Пасху. Могилы были вновь вскрыты, и на другой день после Великого четверга король и королева обернули останки в тонкие саваны, окропив их слезами: открытыми оставили только головы и колени, "дабы люди могли им поклониться". Из сообщений некоего Адама из Домэрхэма, очевидца происходившего, можно узнать:
Король Эдуард... со своей супругой, леди Элеанор, прибыл в Гластонбэри... и приказал открыть могилу знаменитого короля Артура. В ней были два гроба, украшенные портретами и гербами, и обнаружены кости короля, крупного размера, и кости королевы Гвиневры, которые были прекрасны.
Однако упоминавшийся выше писатель Р.У. Даннинг считает, что этот церемониал заранее был подготовлен ловким аббатом Джоном из Тонтона, чтобы добиться для аббатства привилегий.
В годы правления Оливера Кромвеля аббатство в 1539 году ликвидировали, могилу уничтожили, а кости короля Артура и королевы Гвиневеры развеяли по ветру. Археологи, в 1931 году изучавшие место предполагаемой могилы короля Артура, нашли прочную, но пустую гробницу. Сейчас здесь осталась только табличка для туристов: "Место могилы короля Артура".
К югу от Гластонбэрийского холма виден на горизонте другой холм -- Кэдбэри, который над небольшой деревушкой возвышается своей вершиной, поросшей лесом. Лес этот скрывает крепостные валы огромной цитадели, внимание к которой у археологов пробудила некая миссис Харфильд, любившая гулять по холму со своей собачкой. Однажды, ковыряя землю зонтиком, она заметила мелкие обломки глиняной посуды. Ученые определили, что осколки эти относятся еще к доримской эпохе истории Англии, но два-три из них определенно -- к "темной эпохе" короля Артура. А в конце 1960-х годов археологи открыли остатки зданий, которые могли существовать только в эпоху короля Артура. В центральной части холма, например, явно заметны следы большого здания, построенного в форме креста, что было характерно для европейских церквей V--VI веков.
На плоской вершине холма Кэдбэри нет никаких руин, здесь никогда не стояли средневековые замки. Так может ли этот холм, в прошлом хорошо укрепленный, быть центром мира короля Артура? Название двух близлежащих деревень -- Южный и Королевский Камел, как и название реки Кам, протекающей в тех местах, как будто наталкивают на мысль о замке Камелот. Ведь и по легендам он был окружен равниной с лесом и протекающей неподалеку рекой, но конкретное месторасположение замка никогда не указывалось. Сначала считалось, что замок располагался где-то на юге Англии, но такое мнение существовало до тех пор, пока не появилась версия, что замком Круглого Стола является Винчестер. И только местные жители без всяких версий, но уверенно заявляют, что именно здесь находился Камелот со знаменитым Круглым Столом. Они так и называют этот холм "Замком короля Артура" и дружно утверждают, что в ночь на Святого Джона можно услышать топот копыт боевых коней короля Артура и его рыцарей, спускающихся к ручью..."
Ночь прошла беспокойно. Гроза угомонилась только под утро, а кроме того, случился скандал, вызванный тем, что то ли кошка отыскала блюдце с молоком, предназначенное брауни, то ли наоборот. Они сцепились за право обладания молоком, устроили безобразную свару, визжали и гремели друг другом по полу, опрокидывая все, что попадалось им на пути. К ним почти сразу же присоединились хозяин с хозяйкой, гвалт стал еще сильнее и продолжался по меньшей мере с полчаса. Кто вышел победителем, сказать было сложно, поскольку, даже будучи разведенными по разным углам, противники еще какое-то время продолжали воинственную перекличку, провоцируя друг друга на продолжение выяснения отношений.
Поэтому толком выспаться Владимиру не удалось, не смотря на то, что "с утра пораньше" сэра Ланселота означало на практике "ближе к обеду".
Перекусив и расплатившись, они двинулись на поиски. К ним присоединился менестрель, упросивший проделать хоть часть дороги под их охраной, поскольку, по его словам, на белом свете развелось столько разбойников, что просто яблоку негде упасть, чтобы не угодить в их лапы. При этом он ничтоже сумняшеся забрал со стола и запихнул себе в карман большое, румяное, и по виду очень сочное яблоко, которое Владимир предназначал для себя.
Гостиница располагалась вблизи дороги, где-то позади нее, за перелеском, слышался приглушенный шум - там располагалось какое-то селение. Глянув в одну сторону, они обнаружили приблизительно в сотне шагов тыльную сторону какого-то всадника, дремавшего в седле, при внимательном рассмотрении оказавшимся сэром Блумером, следующим на поединок.
Поскольку идти им было все равно куда, они избрали противоположное направление.
Низкие тучи неспешно плыли над лесом и дорогой, снизу хлюпала грязь, неизвестной глубины огромные лужи то и дело препятствовали продвижению. В одну из таких луж, зазевавшись, наступил менестрель, промок, и теперь, вместо того, чтобы развлекать всю компанию своими рассказами, - как он обещал в гостинице, - постоянно ныл, вспоминая различные истории о тех, кто когда-либо заболевал по причине простуды и к каким ужасным последствиям приводили эти заболевания. Это нытье в конце концов вывело сэра Ланселота из себя, и он твердо пообещал надрать менестрелю уши, если он сию же минуту не замолчит или не подыщет более веселую тему.
Тот некоторое время молчал, после чего выдал-таки на гора общеизвестную легенду, которая в его изложении выглядела так.
- Давным-давно жил был за морем один король, и было у него три сына, без царя в голове, даром что принцы. Как и большинство представителей золотой молодежи, делать им было абсолютно нечего, да не очень-то и хотелось, а потому дни свои они проводили в безделье и развлечениях, так что, по прошествии времени, уже и не знали, чем себя занять. И вот, поощряемые бестолковостью и безнаказанностью, решились они сыграть злую шутку с древним колдуном, жившим в лесу, неподалеку от королевского замка, повелителем ворон Кромахи...
Нетрудно догадаться, что рассказываемая легенда в изложении менестреля выглядела несколько иначе по причине частого употребления исконно народных словечек и занимала собой гораздо больший объем, а потому вряд ли кто упрекнет нас, если мы постараемся укоротить ее по возможности до необходимой сути. Тем более, что до настоящего момента она ничем не отличалась от той, которую можно прочесть в любом сборнике ирландских сказок.
- Ничего более остроумного, чем нацепить ему на дымоход несколько сшитых вместе телячьих шкур, они не придумали, причем сделали небольшое отверстие, чтобы их затея обнаружилась не сразу. Поначалу колдун никак не мог развести огонь в очаге и сильно этому удивлялся; когда же, наконец, ему удалось с этой задачей справиться, через некоторое время над головой у него раздался сильный треск, посыпались кирпичи, и камин частично развалился. Выскочив из дома, он обнаружил, что не обрушившаяся часть дымохода и фрагмент крыши неспешно удаляются в небо, будучи привязанными к какому-то странному огромному мешку.
Справедливо заподозрив в происшедшем братьев-принцев, - они как раз в это время ссорились неподалеку, поскольку рассчитывали на совсем другие последствия - мешок должен был лопнуть с оглушительным треском, - колдун, схватив первое, что попало под руку, погнался за ними исключительно в воспитательных целях.
По причине преклонного возраста, а также потому, что цеплялся схваченной жердью за встречные деревья и кусты, он изрядно отстал, и когда, словно буря, ворвался в королевский замок, там все уже были в курсе происшедшего.
Не тратя понапрасну времени, Кромахи проклял короля, королеву, их сыновей, придворных, всех их родных и близких до десятого колена, а также, на всякий случай, весь скот, имевшийся в королевском хозяйстве. Младшему принцу он посулил, что тот станет нищим и всю свою оставшуюся жизнь проведет в поисках подаяния, средний станет убийцей и всю жизнь не будет выпускать ножа из рук, а старший - вором, который так и закончит свои дни, погрязши в воровстве. Короля после таких пожеланий едва не хватил инфаркт, он поспешил улечься в постель, на столбики которой тут же уселись четыре вороны, принявшиеся оглушительно и насмешливо каркать день и ночь, - в общем, эта часть легенды также почти не отличалась от канонической.
Как и кто только ни старались помочь горю королевской семьи - ничего не получалось. Да, честно говоря, никто и не жаждал особо связываться с колдуном, себе дороже. А вороны вели себя до неприличия дерзко, поедая почти все, что приносилось королю, орали и пугали королеву, кидаясь в нее мышами, пойманными ночью. Слуги потихоньку начали разбегаться, замок пустел, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы слух о происходящем посредством одного из убежавших не достиг ушей Черного Патрика, жившего в соседнем королевстве и тот, закончив посевную своего маленького огородика, вздохнув, поспешил на помощь.
В замке его, как водится, не узнали и собирались уже было выгнать взашей, если бы не вмешалась королева, в очередной раз вынужденная ретироваться с поля битвы. Взяв бедняка под свою защиту, она привела его в спальную, где пытался решить проблему собравшийся по традиции консилиум из самых выдающихся ученых. Поскольку собирался он каждый день и никто ничего нового предложить не мог, состав консилиума вяло препирался по поводу видовой принадлежности сидевших вокруг кровати птиц, а также видах на ближайший урожай зерновых.
Появление Черного Патрика вызвало у консилиума скептические улыбки и ни для кого, кроме ученых, не понятные фразы на латыни.
Но смутить того было не так-то легко. Попросив призвать принцев, он устроил им допрос с пристрастием, затем последовательно головомойку и лекцию о хорошем поведении. После чего, узнав, что старшему принцу грозит быть вором, тут же дал мудрый совет.
- Отправьте его в самую лучшую школу, где обучают юриспруденции (услышав такое слово в устах темного крестьянина, ученые недоуменно переглянулись). Пусть выучится законам и станет самым лучшим судьей, тогда никто не сможет к нему придраться. Или не посмеет, если что-то ненароком прилипнет к рукам. Сами понимаете, находясь при должности...
Все поняли и по достоинству оценили этот совет, кроме соответствующей вороны, которая, услышав его, должна была улететь, но не сделала этого, а закаркала так, будто засмеялась.
Среднему сыну грозило стать убийцей и не выпускать ножа из рук, а потому совет был таков.
- Отправьте его в самую лучшую школу, пусть выучится на врача. Тогда не выпускаемый им из рук нож не будет ножом убийцы. Ну, а если и случится прописать ненароком не то средство, на помощь ему всегда сможет придти старший брат...
Вторая ворона последовала примеру первой.
Младший сын был обречен на нищету.
- Пусть станет странствующим рыцарем, такому оболтусу только среди них и место (к счастью для увлекшегося рассказчика, сэр Ланселот был сосредоточен на перепрыгивании большой лужи и последних слов не расслышал). Пусть проявит себя должным образом, и тогда короли будут наперебой звать его к себе на службу за большие деньги, а там, глядишь, отправится к сарацинам и чего-нибудь себе завоюет...
Третья ворона, если можно так выразиться, и клювом не повела.
Зато ученые схватились за бока и, не решаясь в присутствии королевы изъясняться прямо, опять прибегли к помощи латыни.
А Черный Патрик тем временем все ходил вокруг до около кровати и бубнил себе под нос.
- Ничего не понимаю. Вроде все правильно сказал: вора - судьей, убийцу - врачом, нищего - рыцарем... Пора бы уж и честь знать...
Долго бродил, пока, наконец, выкрикнув что-то сердитое, изловчился, ухватил ближайшую ворону за хвост и просто-напросто выкинул в окно.
Наступила мертвая тишина.
- Да тут, оказывается, все проще пареной репы! - воскликнул Черный Патрик и приказал слугам, застывшим в дверях. - А ну-ка, парни, тащите сюда сачок!.. Сейчас мы с ними разберемся...
Но вороны, не дожидаясь, пока принесут сачок и станут с ними разбираться, серыми пулями последовали вслед за первой.
За возникшим всеобщим ликованием как-то позабылось наличие высокого покровителя изгнанных птиц, страшного колдуна, который не заставил себя ждать своим появлением. В спальную, где царила всеобщая кутерьма, где все прыгали, обнимались и на радостях вопили похлеще ворон, влетел огромный черный ворон, хлопнулся об пол посреди со страхом шарахнувшихся в стороны присутствующих, и обратился Кромахи. Вот только хлопнулся он не совсем удачно - об угол кровати. Из глаз у него посыпались искры, полог кровати и простыня начали тлеть, а под правым глазом у колдуна в мгновение ока вздулся здоровенный синий фонарь, что свело на нет эффект от его появления. Не обращая внимания на исходившие от незадачливого колдуна невнятные угрозы, все бросились тушить возникший пожар, а Черный Патрик, со словами: "В человеке должно быть все симметрично, а то как-то некрасиво", подбил Кромахи левый глаз и отправил тем же путем, каким прежде исчезли вороны...
- Это правильно, это по-рыцарски! - одобрительно заметил сэр Ланселот. - С ними, с колдунами, только так и надо. Эх, жалко, меня там не было... Кстати, а где он живет, этот твой Кромахи?.. - И, узнав, что очень далеко, за морем, снова повторил: "жалко..."
Было решено устроить небольшой привал и подкрепить силы - идти по дороге, только с виду казавшейся чем-то твердым, а на самом деле оказавшейся непролазной грязью, было тяжеловато. Погода не улучшилась и не ухудшилась, все окрест по-прежнему выглядело серым и мокрым. Все трое присели на поваленное дерево, и тут выяснилось, что никто не удосужился что-либо прихватить с собой. На всех имелось одно-единственное яблоко менестреля, которое тот без всякого зазрения совести съел в одиночку, заявив, что у него пересохло в горле от длительного рассказа, а ему еще предстоит порадовать их песней, сочиненной им совсем недавно. Необходимо было до темноты найти хоть какое-нибудь убежище, а потому, посидев немного, они двинулись дальше.
Песня в сопровождении волынки, или же наоборот, - сказать невозможно, - состоялась, как только они пришли в движение. Что касается игры на музыкальном инструменте, то мы позволим себе привести цитату из классика, поскольку она полностью соответствовала происходившему.
"Начинал он блистательно: душераздирающей, воинственной нотой, от которой слушатель вскакивал, как ошпаренный. Но вскоре музыкант переходил на пиано, потом на пианиссимо, а последние такты мелодии уже тонули в сплошном булькании и шипении".
В перерывах между вышеописанным действом, шла декламация в лицах, - по крайней мере, так, наверное, полагал менестрель, - поскольку он старательно менял голос и выражение лица в зависимости от действующего персонажа. Если в этой "песне" и присутствовала рифма, то она была глубоко запрятана. Содержание излагаемого сводилось к следующему.
У одного короля имелась красавица-дочь, расставаться с которой он не желал, а потому спрятал ее в высокой башне, доступ в которую имел только он сам и еще пара-тройка доверенных лиц. Тем не менее, нашлись два отважных рыцаря, славных своими подвигами более, нежели своим богатством, которые решились попытать счастья и добыть руку принцессы. Тот рыцарь, который был побогаче, направился непосредственно к королю на переговоры, а тот, который победнее, сомневаясь в успехе, решил действовать (по словам менестреля) умом. Привязав к длинной веревке крюк, а крюк к стреле, он, стоя у подножия башни и стреляя из лука, с какого-то раза все-таки угодил этим своим приспособлением в решетчатое окно наверху. Поскольку замок был древней постройки, он не доверился вполне удачному завершению первого этапа, и для надежности дернул веревку изо всех сил. Окно, часть башенной стены и принцесса в придачу вывалились. Красавица тут же была подхвачена ветром, - юбок на ней было столько, сколько лепестков у бутона розы, - и унесена куда-то в темный лес, а все остальное обрушилось на незадачливого кандидата в женихи. На страшный грохот прибежала охрана, рыцарь был опутан веревками и доставлен пред светлые очи разгневанного короля. Первый кандидат, узнав о том, что его попытались обойти столь нечестным образом, предложил королю дать согласие на поединок, во время которого собирался сделать из второго своей палицей отбивную. Второй был согласен в том смысле, чтобы принять участие в поединке и превратить своим мечом первого в ирландское рагу (stobhach). Но у короля имелись иные виды на ужин, и он предложил рыцарям состязание иного рода, вполне обычное в подобных случаях: кто доставит принцессу ко двору, тот получит ее руку и станет основным претендентом на королевский трон. Поскольку принятие данного предложения никоим образом не отменяло их собственные, рыцари согласились, и тут же, не теряя драгоценного времени, с разницей в один час, отправились на поиски. Первый отправившийся рассудил, что будет гораздо проще, если он дождется своего соперника вместе с найденной принцессой в ближайшей гостинице, вступит с ним в поединок и, решив его в свою пользу, обретет обещанное королем. Так он и поступил: обосновался на первом попавшемся постоялом дворе, стоявшем на единственной достойной дороге к королевскому замку, и принялся ждать. Однако второй рыцарь оказался не глупее первого. Он, не зная о затее первого, поступил аналогичным образом и также расположился, но только во втором, если считать от замка, постоялом дворе, в ожидании, когда появится его соперник...
Не успела песня смолкнуть, как сэр Ланселот непререкаемым тоном заявил, что она сырая и требует серьезной доработки, в связи с отсутствием в ней правды жизни. Принцесса принцессой, она может делать, что ей вздумается, но вот рыцари, если уж они, - да еще в присутствии короля, - предложили друг другу поединок, то избежать его никак не можно, в ущерб чести. Менестрель возражал, утверждая, что поединок вовсе не отменен, а всего лишь отложен, и к тому же не является темой данной песни, поскольку она, прежде всего, о любви. Этот диспут несколько отвлек Владимира от размышлений об отсутствии ночлега и голоде, и неизвестно, к чему бы привел, если бы в некотором отдалении от них на дороге не показался силуэт, передвигавшийся странным манером.
Вынырнув из тени дерева, к которому почему-то прижимался, он по траектории выпущенной из лука стрелы в мгновение ока перемещался к другому и снова прижимался, причем расстояние между деревьями, на взгляд, было весьма значительным. Наши путешественники замерли, не зная, что и подумать. А странный объект, между тем, приблизился настолько, что оторвавшись от очередного дерева, влип в непоколебимо замершего сэра Ланселота и обхватил его руками.
- Прошу прощения и помощи! - задыхаясь, проговорил он. - Помогите мне, добрые господа, хоть ненадолго присесть...
Его усадили на лежавшее у дороги поваленное дерево и хорошенько рассмотрели. Высокий худощавый человек, одетый ничем не примечательно, с шапочкой на голове, в которой торчало перо фазана, сумкой и рожком на боку, что выдавало в нем посланца какого-нибудь важного господина.
- Прошу меня извинить, добрые господа, но я очень спешу, - снова произнес человек.
- Глаза ты, что ли, забываешь дома, когда куда-нибудь спешишь?.. - дружелюбно произнес сэр Ланселот, а Владимир подумал, что где-то эти слова уже слышал. Или читал.
- Знали бы вы, что тут приключилось, так не говорили бы, - ничуть не обиделся человек и тут же, с места в карьер, принялся рассказывать.
Он и в самом деле оказался посланным, - не кого-нибудь, а самого короля! - с важным поручением во все концы земли сразу. Одним из многих. Всем им выдали семимильные сапоги для скорейшего выполнения вышеупомянутого поручения, причем ему достались не по размеру, - жали, - и оба на левую ногу. Странный вид сапог (они были неровно обрезаны несколько ниже колена) объяснялся тем, что семимильными они назывались не только по количеству пройденного за один шаг расстояния, но и, по всей видимости, длине голенищ, которые пришлось сильно обкорнать. Должно быть, их делали в конце месяца, туманно повторил вслед за кем-то посланник, каковая фраза не была понята никем, кроме Владимира, который был ею весьма удивлен. А посему, когда посланник делал шаг прямо, сапоги норовили уклониться влево, в результате чего возникало волнообразное движение с непредсказуемым результатом. Это хорошо, когда по дороге попадался дуб, или, там, рыцарь, а когда болото или, скажем, заросли крапивы... В общем, не прошло и получаса, как рассказчик закончил описание своих мытарств с сапогами и приступил к изложению возложенного на него поручения.
Дело оказалось в том, что у короля была пятилетняя дочка-принцесса, с которой вскоре после рождения произошло следующее. Когда ее мама-королева прогуливалась с дочкой, которую собственноручно везла в коляске, на встречу ей попалась старушка, пожелавшая обеим здоровья и всех благ. Слово за слово, королева, не выспавшаяся, пожаловалась, что малютка часто плачет и не дает ей как следует отдохнуть. Невинное замечание о том, что маленькие дети часто плачут она восприняла в штыки, поскольку настроение у нее было плохое, и тут же, не сходя с места, поцапалась со старушкой, которая оказалась доброй феей, Матушкой Лафтер. Настроение у доброй феи, тем не менее, почему-то тоже было не очень, и она, затронутая за живое, поставила королеву в известность, что наделяет девочку даром не только смеяться чаще, чем плакать, но и способностью воздействовать этим даром на всех окружающих без исключения. Пока принцесса подрастала, дар этот приносил всем во дворце только радость, но сейчас...
Идет, к примеру, заседание Королевского совета. Вызывает король на доклад первого министра, ответственного за финансовое состояние. Тот начинает.
- Не смотря на имеющиеся трудности и постоянное оскудение королевской казны, доходы наши... ваши... ежедневно растут, и по плотности количества самых богатых придворных отнесенных к квадратному футу полезной площади вашего дворца, мы давно уже превысили все знаемые нами королевства вместе взятые, чему свидетельством в том числе постоянно возрастающая гордость простого народа этим обстоятельством...
А тут вбегает принцесса, в простеньком платьице, - и к отцу.
- Папка, - кричит, - дай мне, пожалуйста, один пенни, на леденцы. Четыре у меня есть, а кондитер их по пять продает...
Она у нас хоть и маленькая, а уже и считать умеет, и по хозяйству...
Казалось бы, что особенного? А весь совет, как один, принимается хохотать, да еще как!..
- Пенни, говоришь?.. - покатывается король. - А ты... растут?..
- Растут, ваше величество, - насилу выдавливает сквозь смех первый министр. - Скоро складывать некуда будет...
- Так, может, у нас и с сельским хозяйством все в порядке? - не унимается король.
- А как же! - доносится прерываемый взрывами хохота голос первого министра по соответствующей отрасли. - В таком порядке, что и говорить, собственно, не о чем, за отсутствием темы...
На том Королевский совет и заканчивается.
Или вот, другой пример. Созывает король к себе рыцарей во главе с самым главным маршалом, и говорит им:
- Что-то, - говорит, - скучновато как-то живем. Уж не объявить ли нам кому-нибудь войну? Так, для порядку.
- А чего ж не объявить? - отвечает ему маршал. - Тут и повод имеется. Король соседнего королевства как мимо меня ни пройдет, ни разу не поздоровается.
- Да как же ты такое терпишь?! - возмущается король. - И часто он себя ведет таким образом?
- Пока что ни разу - он у себя там все в карете ездит, а к нам глаз не кажет, но принцип есть принцип...
И тут снова появляется принцесса. Ей, оказывается, хочется новые игрушки - большого кота и двух мышей. И опять, ну что такого особенного? А все хохочут.
- Леопольдом кота назвать надо, - король предлагает, - как этого самого... ну... супротивника нашего будущего...
- А еще колдуну придворному приказать, чтобы он коту этому наколдовал: когда его за хвост дергать будут, он бы жалостливым таким голосом предлагал: "Ребята, давайте жить дружно..."
На том войне и конец. В общем, не жизнь - а сплошной смех. Вот в виду таких-то обстоятельств и разослал нас король с поручением: либо найти и доставить ко двору эту самую фею, либо подыскать принцессе жениха подходящего...
- А сколько ж вашей принцессе лет, если она еще в игрушки играет? - поинтересовался сэр Ланселот.
- Скоро семь будет.
- Семь лет? И уже в замужество? Не рано ли?..
- А чего такого? Пока пусть помолвлены будут. Поживут в одном замке, у жениха. Притерпятся-присмотрятся друг к другу. Семейная жизнь она того... непростая...
С этим трудно было не согласиться.
Тем временем, посыльный поднялся на ноги.
- Ладно, я с вами и так задержался. Отвлекаете меня от дела пустыми разговорами, а мне еще пристанище найти надо, - заявил он.
- Нам, между прочим, тоже, - сказал менестрель. - Не подскажешь, там, впереди, то есть, у тебя позади, есть, где остановиться?
- Ну да. Там деревня и постоялый двор.
- И далеко?
- Да нет. Буквально в двух шагах.
И он, неловко сделав первый шаг, помчался дальше своим совершенно невообразимым способом.
- В двух шагах, в двух шагах... - пробормотал менестрель, глядя ему вослед. - Интересно, это он какие шаги имел в виду?..
Оказалось, что приблизительно соответствовавшие шагу приписываемой сапогам способности преодолевать расстояния.
На постоялый двор они прибыли, когда совершенно стемнело, причем биологические часы Владимира ничем ему в данной ситуации помочь не могли. В равной степени могло оказаться, что уже полночь, или за полночь, а может быть, и менее. Комнату им выделили большую, одну на троих, поскольку было заявлено, что завтра им отправляться в путь с рассветом. Ужин оказался чуть теплым, зато обильным, предвещавшим плохой сон. Но наших путешественников это ничуть не смутило, поскольку за весь день у них макового зернышка во рту не было, а кроме того, такое обилие было привычным и для рыцаря, и для менестреля, которые уснули сразу же, едва добравшись до деревянных топчанов с раскинутыми на них соломенными матрасами. Он же опять ворочался, вздыхал, клял себя за то, что поддался примеру своих спутников, и задремал неверным сном, когда уже пора было, - если судить по назначенному сроку, - подниматься.
Но рыцарское "с рассветом", как и прежде, оказалось "ближе к обеду". Прихватив на этот раз с собой сухой паек, они отправились дальше, но уже вдвоем. Не привыкший к походным темпам передвижения, - в отличие от Владимира, бывшего заядлым туристом и рыболовом, - менестрель заявил, что ему необходим дополнительный отдых и пусть они не беспокоятся о нем, - он их вскоре нагонит. Впрочем, тон этого обещания говорил об обратном.
Погода осталась прежней, разве что серое небо поднялось несколько выше, и не так донимал влажный ветер, почти не ощущавшийся. Пейзаж, после того как они покинули деревню, так же ничем не отличался от давешнего, - обычный лесной проселок. А вот само поселение вызвало у Владимира некоторый интерес: оно совершенно не походило на обычные деревеньки русской средней полосы. Дома, с соломенными крышами, по всей видимости деревянные, обмазанные глиной, были прямоугольными, без каких-либо террас, - у некоторых не было заметно даже окон, - разной величины и разбросаны совершенно хаотично по отношению друг к другу. Никаких тебе садов-огородов, никаких заборов. Пара колодцев, круглых, выложенных камнем, несколько брехливых собак, традиционные куры и гуси, свиньи. И - на удивление - Владимир не заметил обитателей, хотя, надо признаться, деревенька была крошечной и чтобы оставить ее позади понадобилось не более десяти-пятнадцати минут.
А еще приблизительно через час они достигли хлипенького моста через небольшую речку, по причине прошедших дождей превратившуюся в мутный поток. Переправа особого доверия не вызывала - зияла дырами и дерево, из которого она была изготовлена, выглядело изрядно подточенным термитами, но другой не наблюдалось, и наши путешественники, собравшись с духом, почти ступили на первые бревна, как вдруг приметили возле деревьев шалашик с торчащими из него босыми ступнями, и небольшой, почти потухший костерок возле него.
Совершенно справедливо рассудив, что это расположился на отдых рыцарь, поставленный охранять мост и не имеющий права пропускать через него других рыцарей прежде не испытав их в поединке, сэр Ланселот принялся оглядываться в поисках соответствующего размера камня, чтобы вразумить забывшего о своих обязанностях. Не обращая внимания на возражения Владимира о том, что это, может быть, вовсе никакой не рыцарь - ведь ни коня, ни доспехов, ни оружия вблизи шалаша не наблюдалось, - сэр Ланселот, обретя искомое, заявил, что тем хуже для его обитателя, поскольку он своим присутствием только вводит в заблуждение, метнул здоровенный булыжник так успешно, что снес с одного метания все сооружение, сложившееся как карточный домик.
Из-под рухнувших ветвей выскочил совершенно ошалевший парень, в одних портках, непонимающе помотал головой, осмотрелся и, неожиданно, плюхнулся в реку, оказавшуюся ему чуть выше колена. Подняв тучу брызг, он принялся барахтаться и завывать на все лады: "Тону!"
Сэр Ланселот и Владимир ждали.
Обнаружив через некоторое время, что спасать его явно никто не собирается, детина выбрался на берег и как ни в чем не бывало поскакал на одной ноге к кострищу, попутно вытряхивая воду из уха. Когда сэр Ланселот и Владимир подошли, он уже накидал хвороста, придавил сверху парой поленьев и, приникнув к земле, изо всей силы дул на слабый огонек.
Разговорились. Детина, как и предсказывал Владимир, оказался вовсе даже никаким не рыцарем, а сыном обыкновенного мельника. Но вот история, рассказанная им в ответ на высказанное недоумение по поводу его странного места обитания и поступка, оказалась весьма любопытной.
После отца, ему с братьями (он был, естественно, младший), досталось почти стандартное наследство: мельница, осел, котенок и закрытый ящик, обитый некогда черной, но со временем значительно выцветшей, тканью. Старший брат получил мельницу, средний - осла, младший - котенка (тот был очень ценной породы, по словам Жана, - так звали детину, - мой кум и умел говорить по-человечески), а вот насчет ящика вышла загвоздка. В нем могло содержаться нечто, делящееся на троих поровну, а могло и нечто неделимое, но очень ценное. Не станет же отец столько времени хранить пустяковину? И вот, вместо того, чтобы попросту бросить жребий и предоставить судьбе самой решить, как распорядиться ящиком, братья не надумали ничего лучшего, чем обратиться к стряпчему. Тот явился весь из себя важный, в сопровождении королевских стражников, и в его присутствии ящик был вскрыт, не смотря на протестующие вопли котенка: "Предлагаю не открывать!!!", который нашел-таки щель и, по всей видимости, рассмотрел его содержимое. Внутри ящика оказались поношенные сапоги с тусклого металла пряжками, линялые шляпа с фазаньим пером и камзол, и то и другое некогда зеленого цвета, и ремень. Причем наряд этот, судя по размеру, принадлежал ребенку. И тогда братья вспомнили, что отец неоднократно рассказывал им, как в детстве он часто играл в охотника, и как он жалеет по тем давно канувшим в Лету временам. Стало понятно, что за реликвию мельник хранил в ящике, но было поздно. Поскольку дела на мельнице шли неважно, - требовался ее капитальный ремонт, денег на который не было (как, впрочем, и не только на ремонт), - а потому она и осел были конфискованы в пользу стряпчего в качестве оплаты за тяжкий судейский труд. Возможно, был бы конфискован и мой кум, но он вовремя успел удрать.
Оставшись без средств к существованию, братья решили каждый искать свое счастье в одиночку. Старший и средний не захотели взять себе ничего из отцовского наряда, - эта вещь напоминала бы им об утраченном наследстве, - и подались куда глаза глядят, оставив детский костюм младшему.
Шло время, и Жан окольными путями разузнал, что старший брат, не мудрствуя лукаво, пошел отыскивать клад, нашел и заделался ростовщиком. Средний, пошатавшись без толку по дорогам, стал атаманом разбойничьей шайки и время от времени наведывался к старшему. В общем, оба как-то нашли свое место в жизни. В отличие от младшего.
Поскольку доставшийся ему мой кум оказался треплом, фантазером и прожектером. Вымахав так, что, встав на задние лапы, он мог спокойно возложить передние Жану на плечи, он распорядился одеждой отца в свою пользу и, немного потренировавшись, теперь расхаживал в ней, будто она принадлежала ему изначально. Диковинный кот поначалу вызывал удивление, и у них не было недостатка в желающих послушать его (надо признать) занятные байки, а заодно и накормить. Правда, будучи по сути бездельниками, они быстро надоедали и были вынуждены скитаться из деревни в деревню, пока худая слава об "этих обжорах" не стала обгонять их за добрый десяток миль.
Результатом стало то, что кот изобрел некий план, долженствовавший в случае успешной реализации пристроить Жана к какому-нибудь королю в качестве супруга его, короля, дочери, ну и, соответственно, пристроиться самому. Изобретенный план находился в состоянии реализации, почему, собственно, Жан и находился сейчас в шалаше при речке, в каковую ему следовало погрузиться и произвести предписанные котом действия как только появится королевская карета. Кот исчез три дня назад, обещанная карета все еще не показывается, а он, Жан, исправным образом ныряет в реку каждый раз при возникновении тревоги, оказывающейся ложной.
Повесть эта, как нетрудно догадаться, оказалась весьма длинной. В процессе повествования Жан разогрел и угостил наших путешественников ухой, а они поделились с ним хлебом. После чего, немного отдохнув и пожелав ему удачи, узнав, что неподалеку расположен какой-то город, они отправились в дальнейший путь.
Отойдя с пару миль, они увидели слева от дороги большое стадо прекраснейших коров - солнечно-рыжих, упитанных, одна к одной. Некоторые лежали, некоторые стояли, некоторые лениво бродили под присмотром двух пастухов, один из которых, не смотря на погоду, растянулся на земле, а другой, опершись на длинное кнутовище, похожее на удочку, взирал на стоявшую перед ним корову, пережевывавшую торчащую у нее по обеим сторонам рта траву, и, в свою очередь, взиравшую на него.
- Какие красивые животные, - восхитился сэр Ланселот. - Как только разбогатею, непременно заведу таких в хозяйстве. Спроси-ка у него, чьи они? Мне не к лицу заниматься расспросами неблагородных...
Владимир вздохнул.
- Послушайте, э-э-э... - обратился он к пастуху, застывшему статуей в нескольких шагах от дороги. - Любезнейший... не подскажете ли, кому принадлежит это стадо?..
Поначалу показалось, что тот его не расслышал, настолько долго пришлось ожидать его реакции. Затем, едва повернув голову в сторону напарника, он пробормотал отчетливо пьяным голосом:
- Это самое... Поль... стадо... оно чье?..
Лежавший дисциплинированно согнулся пополам, в результате чего принял неустойчиво сидячее положение, взглянул на корову, протянул: "му-у-у-у...", засмеялся и снова опрокинулся навзничь.
- Правильно, - поддержал его стоявший. - И как это я мог позабыть?.. Этого... как его... графа де Контрабаса...
После чего рухнул плашмя, как подрубленное дерево, по-видимому, израсходовав на ответ остаток сил, произнеся что-то вроде: "я не враг своему здоровью..." и, кажется, упомянув о культуре. Жевавшая корова посмотрела на него и укоризненно покачала головой.
Наши путешественники отправились дальше. Сэр Ланселот бубнил себе под нос, припоминая родословные, и никак не мог припомнить таинственного графа, обладавшего, тем не менее, судя по стаду, значительным достатком.
- Должно быть, кто-то из вновь титулованных, - сообщил он Владимиру, отчаявшись вспомнить.
Они прошли еще с пару миль, когда, теперь уже справа от дороги, обнаружили косарей. Назвать каковых такими можно было исходя из наличия кос, но уж никак не из совершаемых ими действий. Часть из них занималась тем же, чем и пастухи, часть, организовав хоровод, пыталась изобразить нечто в роде народного танца, оставшиеся же, рассредоточившись, размахивали косами кто во что горазд. Причем, по скошенным валкам травы, было видно, что первый ряд они прошли в соответствии с канонами, после чего ряды начали заметно изгибаться, пока, наконец, не превратились в полную сумятицу.
Ближайший косарь махал своим орудием так, словно играл в крокет. При каждом взмахе он повторял: "Ух!", пока, наконец, размахнувшись слишком широко, не выпустил косу из рук, и она улетела куда-то в траву.
- Не иначе как заколдована, - задумчиво сказал он самому себе, но глядя при этом на наших путешественников. - Как с утра не задалось, так и не клеится. Но вы, ваше величество, не подумайте чего, мы все как один... допьем... добьем... скосим. Так что господин наш... этот... как его... барон де Барбос, останется доволен.
Сомневаться в том, что косари находятся в том же состоянии, что и пастухи, не приходилось. А потому сэр Ланселот и Владимир отправились дальше, размышляя каждый о своем. Рыцарь, как нетрудно догадаться, опять принялся перебирать родословные, на этот раз в тщетных поисках неизвестного ему барона, а Владимир - пытаясь представить себе, что ожидает их за ближайшим поворотом, до которого оставалось приблизительно три-четыре мили.
Ожидало же их следующее. На пне, возле дороги, расположился толстенький благообразный старичок, почему-то в одних портах, вертевший в руках простенькую корону. По обеим сторонам пня застыли двое слуг, в опрятных придворных одеяниях, с секирами в руках. Вокруг были разбросано некоторое количество фруктов и овощей, - словно кто-то рассыпал корзинку, - и возвышалась солидная тыква. Перед старичком, заложив передние лапы за спину, расхаживал взад-вперед мой кум. Временами он останавливался, ехидно глядел в его сторону, после чего продолжал движение. Когда наши путешественники приблизились на расстояние нескольких шагов, вновь остановившийся кот всплеснул лапами и произнес:
- Решительно не понимаю! Как можно держать у себя фею, совершенно не способную на настоящее колдовство? Третий день не можем добраться до места. Третий день карета превращается в составные части на одном и том же месте!.. Ну куда это годится, а? Да и портные эти, ваше величество, что-то как-то намудрили с королевским нарядом...
- На себя посмотри! - неожиданно взорвался старичок, обладавший довольно тонким голосом. От неожиданности все вздрогнули. - Этот твой... сеньор Водолаз... Сам говоришь, третий день его разбойники на одном и том же месте ловят, раздевают и - с моста в речку... Может, он у тебя того? - Старичок покрутил короной возле виска. - Тогда на кой мне такой зять нужен?.. За себя постоять не способный, а только плавать гораздый...
- Зато богатый, - возразил на это кот.
- Вот то-то и оно, что если б не эта его заслуга, ни за что не поехал бы самолично убедиться. Твое счастье, что казна сильно пообнищала...
- Казна у него, видите ли, пообнищала, - пробормотал кот, махнув лапой, и возобновил хождение. - А мне каково? Последний раз вино в долг дали... Может, оно и к лучшему, иначе все сельское хозяйство враз прахом пойдет, но коли мы так и будем на одном месте топтаться... Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех... Какая фраза!.. Надо будет загнать ее придворному поэту за пару золотых...
Наконец, на наших путешественников было обращено внимание, кот остановился, старичок нацепил корону.
- А вы, молодые люди, кем, собственно, будете?
Сэр Ланселот и Владимир представились. Причем рыцарь, перечисляя титулы, склонял голову то так, то эдак, пытаясь понять, почему это на его величестве нет никакого иного одеяния, кроме портов.
Старичок заметил.
- Что, нравится? - благодушно заметил он. - Из самой Голландии мастера шили...
Сэр Ланселот застыл с открытым ртом, не зная, что ответить.
- Там, сэр рыцарь, такую замечательную ткань придумали, что лучше и помыслить нельзя. Всем взяла: и узором, и расцветкой, но еще больше свойствами чудесными. Одежда, коли ее надеть, невидима для всякого, кто либо не на своем месте находится, либо глуп как пробка.
Сэр Ланселот, продолжая держать рот открытым, на всякий случай сделал шаг в сторону.
- ...И не всякому там забродившему рыцарю удастся чудо такое себе раздобыть, - продолжал между тем король. - Вот тебе, сэр рыцарь, как, нравится мое платье?..
- Значит, на своем месте, и не глуп. Пойдешь ко мне в услужение?
Сэр Ланселот неуверенно мотнул головой, что можно было расценить как угодно.
- Вот и хорошо. Тогда садись и жди, пока карета из замка прибудет, все вместе и отправимся.
- А со старой что? - по-прежнему неуверенно, спросил сэр Ланселот.
- Я, видишь ты, не из простых королей, а из передовых. В том смысле, очень все новое люблю, необычное. Иду, можно сказать, на пару веков впереди текущего. ("Интересно было бы взглянуть на тех мастеров, что платье сшили", - подумалось Владимиру, поскольку очень уж слова короля не соответствовали его облику, а потому, скорее всего, были заученными.) Потому у меня во дворе множество всяких изобретателей ошивается, изобретения изобретают. И есть среди них фея одна. Она из фруктов и овощей кареты делать умеет. Только вот что-то у нее там не вполне получается, поскольку разваливаются они очень быстро. Она утверждает - по причине дорог, а мне так думается - колдовство у нее какое-то неправильное.
- Очень даже правильное, - вмешался кот. - Казну, вон, дочиста извели, изобретатели эти... Ну ничего, - пробормотал он в сторону, - стану первым министром, всех в шею...
- Надо будет сказать портным, чтоб на все сезоны платье пошили, а то зябко как-то, - король поежился. - А ты, сэр рыцарь, далеко ли путь держишь? За какой надобностью?
- Я это... Грааль ищу, - неуверенно промямлил сэр Ланселот.
Кот вытаращил глаза, а затем совершенно неприлично фыркнул.
- Ну, как найдешь, сразу ко мне, - заявил король. - И коли повстречаешь кого, кто чем необычным славен, тоже присылай.
- А то нам своих мало, - добавил кот, уже, видно, ощущавший себя первым министром.
В это время из-за недальнего поворота повалил дым, и раздалось грозное уханье. Рука сэра Ланселота метнулась было к мечу, но на дорогу выползла странная телега, никем, по всей видимости, не приводившаяся в движение.
- Это самодвижущаяся телега, - пояснил кот, - а не дракон. Разрушению не подлежит. Потому как не доделана.
Владимир с интересом следил за приближающимся агрегатом, гадая, что именно приводит его в движение: волшебство или механика. Оказалось - ни то, ни другое. Когда телега подкатила и остановилась на дороге рядом с королем, то выяснилось, что ее просто-напросто толкали два дюжих мужика, не видимые за стоявшей на ней портативной печкой. Этой печкой, да еще колесами в человеческий рост, вот и все, чем эта телега отличалась от прочих, ей подобных. Король тут же покинул пень и прислонился к печке. Кот уселся на задок, свесив ноги.
- Ну что, служивый, - сказал он ближайшему слуге с секирой, - бери этого на плечо, и покатили. Денег нет, приходится экономить, - вполголоса сообщил он нашим путешественникам.
Второй слуга с секирой оказался восковым...
Наступило время сделать небольшой перерыв и, по нашему обычаю, познакомиться с очередной книгой. Эта книга называется "История рыцарства", сочинение Руа, а издана она в С.-Петербурге в 1858 г. (есть и современное издание - ЭКСМО, 2007). Если коротко, эту книгу без преувеличения можно назвать энциклопедией рыцарства, поскольку она содержит достаточно подробные описания всего, что имело отношение к жизни рыцаря - от его воспитания и посвящения, до погребения. Нами выбран маленький фрагмент из главы, посвященной странствующим рыцарям.
"В мирное время рыцари не оставались праздными: верные клятве вспомоществовать утесненным и уничтожать вредные обычаи, они странствовали по долам и горам, отыскивая приключения и везде справляясь, соблюдаются ли добрые обычаи. Таким образом, первые годы их рыцарского звания посвящены были путешествиям в дальние страны, к чужеземным дворам, чтоб сделаться совершенными рыцарями. Зеленый цвет платья - символ надежды - свидетельствовал о их молодости и храбрости. У разных народов и у отличнейших рыцарей перенимали они разные способы переламывания копья. Чтобы испытать себя и поучиться, они домогались чести померяться с этими мастерами своего дела.
Но полезнейшие для них уроки были на войне, где служили они добровольно, стараясь стать на сторону правого. Они изучали также церемониальные обычаи и этикеты каждого двора. Желание отличиться храбростью, талантами и знанием приличий побуждало их знакомиться с знаменитейшими принцами и принцессами, рыцарями и дамами; они старались узнать их историю и заучивали их лучшие деяния, чтоб по возвращении на родину передать все в поучительных, занимательных и приятных рассказах.
Кроме беспрестанных случаев участвовать на турнирах и в войне, странствующим рыцарям приходилось иногда, в местах уединенных, наказывать злодеяния, обуздывать насилие и быть полезными; таким образом осуществляли они те чувства справедливости и великодушия, которые им были внушены. Всегда готовые на помощь несчастному, на покровительство и защиту слабого, они слетались со всех сторон, когда дело касалось исполнения их обета. Часто несколько рыцарей, собравшихся при каком-нибудь дворе, при котором их пожаловали рыцарским званием или при котором они просто присутствовали на торжественных празднествах, соединялись и целым обществом задумывали странствия, называвшиеся поисками (quetes), или для отыскания какого-нибудь исчезнувшего рыцаря или дамы, попавшей в руки врагов, или для другого более высокого предприятия. Герои, переходя из страны в страну, проезжая леса, не имели при себе ничего, кроме необходимого для собственной защиты оружия; они кормились единственно охотой. Вбитые в землю плиты, специально приготовленные для них, служили им кухней; на плиты эти клали они убитых ими козлят, которых прикрывали другими камнями, и таким образом выдавливали кровь; соль и некоторые пряности, единственные их запасы в дороге, составляли всю приправу.
Чтобы вернее захватить врага - цель их поисков, они разделялись на небольшие отряды из трех-четырех человек, меняли или прикрывали свои гербы чехлами для того, чтобы их не узнали. Год и один день - обыкновенный их срок для окончания предприятия. По данной ими клятве они обязаны были, возвратясь домой или в сборное место, откровенно рассказать о своих похождениях, промахах и бедствиях.