Любил я в детстве по ящикам лазить, которые в шкафах были. Аккуратно, конечно, лазить, стараясь, чтобы всё на своих местах оставалось, и чтобы не видно было моего интереса к тем вещам, которые в этих ящиках лежали. И вот как будто прямо меня и дожидались. Это еще до того, как я невидимым стал, даже еще до того, как в школу пошёл. Вещи преимущественно принадлежали моей бабушке, но никаких объяснений она мне по их поводу не давала, поскольку к этому времени была мертва. И чего же я только в этих ящиках не находил? Целый мир практически. А может и не один мир, но сразу что и несколько миров, и все они были разными.
Разумеется, в то время я так объемно еще не мыслил, и просто доставал из ящики разные забавные предметы, разглядывал их, а потом убирал на место.
Увеличительное стекло, как в фильмах про Шерлока Холмса. Пустую квадратную пачку из под иностранных сигарет синего цвета с нарисованными золотистыми львами. Тщательно сделанную и отполированную наждаком рогатку с небольшим квадратным куском кожи для камешков. Коллекцию минералов в специальной коробочке, которая тоже представляла собой нечто особенное, о чем я должен был прочитать в книжке, которая стояла на полке. Небольшая декоративная трубка с головой Мефистофеля на конце, которую я очень серьезно пробовал курить еще в детстве, насыпая в неё чёрный чай, а потом долго кашляя и открывая дверь на балкон, чтобы выветрился дым. Трубка была лакированной, и после первого же опыта я понял, что она совершенно не предназначена для курения, поскольку лак тут же потемнел, и тогда я подумал - что, скорее всего, она лежит в ящике с какой-то совершенно иной целью. Возможно, что и остальные предметы тоже. Но вот зачем именно, мне было непонятно, что - впрочем - и неудивительно.
Некоторые такие необычные вещи, - которых я не видел дома у других детей, когда иногда оказывался у них в гостях - лежали не в ящиках, а стояли на видных местах. Например, вырванная из иностранного журнала страница с большой фотографией знаменитого французского актёра Луи де Фюнеса, на которой он был изображен с каким-то большим подносом что ли, на котором лежали не то сигареты, не то еще что-то. Да, вроде бы это была реклама сигарет, но мне было интересней, что это знаменитый французский актёр, поскольку несмотря на то, что никаких французских да и вообще иностранных фильмов я в это время еще не видел, но мне отчего-то казалось, что знаменитые актёры - тем более иностранные - должны выглядеть как угодно, но уж точно не так. Впоследствии я не раз имел возможность убедиться - насколько я ошибался, поскольку многие знаменитые актеры - и отечественные, и иностранные - выглядели приблизительно так же, а некоторые и еще хуже. Мне было с чем сравнивать, потому что помимо всего прочего в квартире имелось и множество самых разных наборов открыток - в том числе и со знаменитыми советскими актёрами. Все они выглядели значительно эффектней и красивей, чем Луи де Фюнес, но он - вырезанный из журнала - почему-то казался ближе и естественней. Возможно, именно потому, что это была реклама. Хотя наверняка и у него было множество таких же эффектных и красивых фотографий, как в том наборе открыток, но в серванте стояла почему-то именно такая.
Потом уже я посмотрел практически все фильмы с его участием, но больше всего мне нравился фильм "Большая прогулка" - про войну. Во второй половине 80-х его часто показывали в кинотеатре на метро "Кунцевская", и я ходил на него не то семь, не то десять раз. Больше всего мне нравилось самое начало фильма - там летит такой британский самолёт над сгустившимися облаками, который незадолго до этого подбили из зенитки. И командир экипажа обращается к штурману с вопросом:
- Вы можете мне сказать - где мы сейчас находимся?
- Разумеется, - отвечает штурман.
После чего он долго разворачивает очень большую карту местности и выясняется, что прямо посреди этой карты выжжен очень большой кусок.
- Мы находимся здесь, - воодушевленно отвечает британский штурман командиру и тыкает пальцем прямо в это самое выжженное место.
А в следующий момент сгустившиеся облака под их самолётом расступаются и они выясняют, что летят прямо над оккупированным Парижем. После чего их самолёт замечают с Земли и окончательно подбивают из зенитки.
Несмотря на то, что этот фильм шёл по советским стандартам кино очень долго - чуть ли не два часа - смотрел я его на одном дыхании и совершенно не уставал. Хотя не всё мне в том возрасте было близко и понятно - например, когда медсестра тыкала командиру пальцем в район живота, а когда он мучительно охал - говорила с большим удовлетворением:
- Поздравляю, у вас больная печень. Потому что вы очень много пьете вина. Скорее всего, это начинающийся цирроз.
После чего тыкала пальцем в то же место еще раз, а он снова мучительно охал.
Тема начинающегося цирроза стала мне близка и понятна уже значительно позже, когда я тоже стал пить много всего, что попадалось мне на глаза, и одно время - когда только начинал - тоже регулярно тыкал себя пальцем примерно в то же самое место, что и сестра в фильме, чтобы посмотреть - охну я так же мучительно или нет? Оттого, что этого не происходило - мне становилось досадно, и я решал - это по причине того, что пью я недостаточно - не то, что те герои из фильма. В общем, необходимо мне над собой еще много работать в том направлении, и вот тогда однажды я дорасту до того уровня, что какая-нибудь медсестра тоже ткнет мне пальцем в район живота, и когда я согнусь от боли, удовлетворенно скажет:
- Поздравляю, теперь у вас тоже увеличенная печень и начинающийся цирроз. Жизнь прошла не зря.
И, несмотря на то, что будет мне очень больно, почувствую я себя таким же героем, как тот капитан экипажа из фильма, и если и будут меня грызть до той поры сомнения - зря прошла моя жизнь или не зря - с этого момента я буду точно понимать, что не зря, и жертвы были не напрасны. И начал пить в два раза больше. Очевидно, сыграло-таки свою роль обаяние Луи де Фюнеса на той самой вырванной из журнала рекламе в сочетание с тем, что в фильме он - несмотря на то, что являлся директором французской оперы в оккупированном фашистами Париже, а соответственно в достаточной мере конформистом и приспособленцем - тем не менее, отказывается от этой вот мирной и спокойной жизни и отправляется, несмотря на подстерегающие опасности пыток и смерти, на совершение простого человеческого подвига - помочь британским летчикам безопасно выбраться из оккупированной зоны. Правда делает это не сразу и не столько ради самих летчиков, сколько ради незнакомой девицы, которая ему такая:
- Ну, пожалуйста...
Уже потом из другой книги я узнал, что это произошло по причине того, что во Франции о любви знают всё, а у нас - ничего. Книга из которой я это узнал, при всей безысходности трагичности собственного сюжета, была очень и очень ироничная. И написана примерно тогда же, когда снят был и этот фильм.
Примерно в то же время, когда я с таким воодушевлением смотрел в кинотеатре помногу раз фильм про то, как именно следует в случай чего выбираться с оккупированной фашистами зоне, я прочитал "Скупого рыцаря" Пушкина, в котором со вполне себе советской моралью объяснялось, что не следует хранить всё свое золото в одном сундучке, чтобы перебирать его по ночам в одиночестве, когда его никто не видит, а следует как бы избавиться от него, но грамотно. Потому что лёжа в одном месте, это золото является ничем иным - как просто сундуком с золотом, способном в очень короткое время свести с ума того, кто на него постоянно смотрит. Правда, в дальнейшем жизнь не единожды объясняла мне, что подобная позиция не совсем верна, и в мире существует немало таких людей, которые вполне себе смотрят целыми днями на сундучок с золотом и совершенно от этого не устают, прекрасно себя чувствуют и уж точно не скучают, но при всём при этом такие случаи являлись скорее единичными. Потому что большинство из тех, кому в уже следующем десятилетии случайно попадал такой вот сундучок с золотом - и впрямь сходили с ума в том или ином виде после чего об их смерти рассказывалось по телевидению.
А в тот момент я не придумал ничего лучше, чем раздать все эти вещи самым разным своим друзьям, приятелям, знакомым, а иногда и просто случайным людям, которые на какой-то момент показались мне заслуживающими какого-то из этих предметов.
Для меня тогда это был обыкновенный детский обмен разными казавшимися ненужными ценностями, пылившимися в шкафу - не более того. Однако вскоре я обнаружил, что далеко не все из тех, кто удостаивался от меня такого подарка, относились к этому так же. В глазах одних зажигался совсем не детский алчный огонь, и они чуть ли не отрывали мне руку. Другие напротив пугались и всячески пытались уклониться от того, чтобы принять ту или иную вещь настолько, что мне приходилось их чуть ли не уговаривать. Некоторые же напротив мгновенно становились не по детски серьезными и говорили:
- Подожди, у меня для тебя тоже кое-что есть.
После чего тоже вручали мне что-нибудь с их точки зрения не менее ценное. Иногда за этим ценным приходилось идти домой, потому что в ином случае они отказывались принять мой подарок.
О том, что всё это время этот на первый взгляд случайный обмен происходил не между детьми, а между взрослыми, я понял уже гораздо позже. А еще спустя некоторое время мне стало совершенно очевидно, что это даже не люди в тот момент обменивались между собой предметами, а эти самые - казалось бы совершенно безо всякого порядка разложенные по ящикам шкафов предметы - обменивались между собой людьми. Примерно тогда же я и задумался над тем, чтобы стать невидимым. Вскоре я понял, что те, кто разложил в детстве по ящикам шкафов все эти предметы, задумались о том, чтобы я был невидимым, задолго до моего рождения. Таким образом конечный эффект на тот момент оказался обратным и моим, и их ожиданиям. Я и вправду оказался невидимым, но частично.