Аннотация: Протогосударства древности не были переходным звеном между варварством и цивилизацией, они являли собой особый тип развития человечества. В то время как настоящие государства - отклонение от естественного развития общества
В данной части рассуждений об устройстве гипотетической тартарии (то есть особого социально-экономического уклада, а не Великой Тартарии европейской картографии) надлежит рассмотреть проблему протогосударств. Иначе говоря -исторического периода, предшествовавшего появления иерархических эксплуататорских обществ, но уже при этом вышедших за рамки скромных общин примитивных земледельцев-скотоводов-охотников-собирателей.
История тщательно изучила механизм функционирования настоящих государств - держав.
Этнография, не менее добросовестно, изучила устройство "примитивных" негосударственных обществ.
В итоге мы имеем две исторические дисциплины и два блока информации о двух принципиально различных устройствах человеческого общества. Но нет достоверных сведений о том, что лежит между ними, что их может соединять, о том, как из сложных вождеств вылупились первые государства, и как они стали образцом для переформатирования человечества.
(даже с учетом примечания в части 1, что данные современной этнографии нельзя экстраполировать на ситуацию эпохи зарождения прото-государств).
Суть моих рассуждений заключается в том, что прото-государства (или то, что стоит за этим малоудачным термином) не являются переходной эпохой или неким сопутствующим явлением, а имеют собственную ценность, являют собой особый уклад, социально-экономическую фрормацию, свою линию эволюции человечества.
В этом смысле не было прогресса, то есть непрерывного заранее определенного (кем или чем?) развития человечества от простого сложного, от дикости к цивилизации. Имелось несколько вариантов "истории", каждый из которых имел основания для реализации. А известная нам история, в которой победила линия иерархических эксплуататорских государств, появилась в результате сочетания особых условий, не более и не менее. И победа держав, вполне возможно, является всего лишь эпизодом во всемирной истории человеческого общества.
На чем основаны мои предположения?
На разрыве в несколько тысячелетий между временем, когда были созданы материальные предпосылки образования многочисленных сложноустроенных обществ - и временем появления первых держав.
На выполнение весьма масштабных работ, в том числе по терраформированию значительных ландшафтов, в тот период, когда история не обнаруживает наличия держав.
На неустойчивости государств, даже находящихся в зените могущества, при том что основная масса населения не видела в развале надстройки ничего катастрофического для себя, и длительное время могла жить без всякого надзора сверху и принудительной эксплуатации.
На сосуществовании параллельно с державами так называемой варварской периферии, которая не всегда играла роль объекта экспансии, а часто выступала на равных во взаимоотношениях с империями, то есть содержала в себе весьма работоспособные организационные структуры.
В совокупности эти косвенные признаки обрисовывают неясные контуры альтернативного устройства общества, которое долгое время было вполне конкурентоспособным по отношению к классовым государствам. И память о котором стиралось из истории по вполне понятным причинам: дабы не искушать основную массу населением представлением, что его участь может быть не такой печальной.
Для начала рассмотрим историю возникновения государств в двух регионах, наиболее знакомых читателю - в Месопотамии и в Египте. Привлечение сведений из десятков других местностей, где зародились локальные варианты цивилизаций, потребует излишних объемов текста, а приводимые примеры хотя бы на слуху и в общих чертах общеизвестны.
Одомашнивание животных и растений привело к осёдлому образу жизни - осёдлый образ жизни породил государство.
Внешне логично.
Но не исторично.
Описываются три разных процесса, мало связанных друг с другом, хотя частично совпадающих хронологически.
(все приведенные ниже даты весьма условны, разнятся в источниках и даются только для относительной ориентировки во времени)
Месопотамия - Двуречье
Шумер, то есть Аккад и III династия Ура, в Месопотамии считаются самыми древними (из известных ныне) настоящих государств. Долгое время бытовала аксиома "История начинается в Шумере", так называлась книга Сэмюэла Н. Крамера, изданная в 1959 году. Она до сих пор оказывает влияние на официальный взгляд на развитие цивилизаций.
Поскольку вторым примером будет Египет, то сразу же надо прояснить мою позицию по поводу распространенного мнения об экспорте в Северную Африку идеи государственности из Двуречья: контакты, несомненно, были, но вряд ли делегация с Евфрата учила менеджменту жителей Нила - слишком уж разные бывают общества в разных регионах.
Поскольку нас интересует история, точнее - предыстория Месопотамии, то первые оседлые поселения убейдской культуры (подробная хронология ниже) появились в болотах на островках между бесчисленных проток прото-дельты Евфрата и Тигра. Берег Персидского залива в те времена располагался на на пару сотен километров севернее, чем сейчас, потом речные наносы сформировали нынешний южный Ирак.
С точки зрения охотника и собирателя это был рай. потому что протоки кишели рыбой, черепахами, птицами, а антилопы заполняли берега поймы. Наводнения регулярно заливали острова и низменности между ними, увлажняя и питая почву. В таких условиях процветало примитивное земледелие, на поливных лугах жирел скот, сюда же стрепились дикие копытные - предмет охоты.
Жизнь в таких условиях имела свои трудности, зато обеспечивало постоянное обильное пропитание, только надо было подстроиться под природные ритмы и выбирать оптимальную пищевую стратегию для каждого сезона. Не было необходимости кочевать за стадами или перемещаться по мере роста дикоросов - всё было под боком. Земледелие и животноводство носили вспомогательный характер.
Занятие земледелием на начальном этапе в Месопотамии было не самым лучшим бизнес-проектом по сравнению описанным комплексным ведением хозяйства.
Теоретически земледелие могло сформировать страховой фон на случай непредвиденных обстоятельств, и это компенсировало чрезвычайно большие трудозатраты. Вот только уход за делянками закрепляет первобытного земледельца к одному месту, делает его маломобильным, то есть лишает возможности ведения комплексного присваивающего хозяйства. Это скорее ухудшало его положение, поскольку создать запасы можно было другим способом.
Долгое время район будущего Шумера был юго-восточной периферией так называемого "Плодородного Полумесяца" - места зарождения весьма ранних земледельческих и животноводческих культур. Как установил выдающийся ботаник и селекционер Николай Иванович Вавилов сто лет назад, здесь располагался важнейший район доместикации растений и животных, которые потом распространились по всей Евразии. В Плодородном Полумесяце произрастали дикие прародители из восьми основных неолитических культур (то есть дикие предки пшеницы двузернянки, пшеницы однозернянки, ячменя, льна, нута, гороха, чечевицы и горькой вики) и присутствовали предки четырёх из пяти наиболее важных видо домашних животных: коров, коз, овец и свиней (лошадь была одомашнена в степя Евразии и появилась тут только в эпоху государств).
По последним данным, выращивание злаков началось одновременно минимум в пяти разных местах Плодородного Полумесяца около 9 800 гг. до н.э.
В Леванте, который был отделен от Месопотамии сирийскими степями, процветала натиуфийская культура (12 500-9 600 гг. до н. э.), которая считается прямой предшественницей первых земледельческих культур. Натуфийцы занимались охотой, рыболовством и сбором зерна дикорастущих злаков, для чего они делали специальные жатвенные ножи и строили зернохранилища. В это время был построен также первый город - Иерусалим.
Освоение южной, низменной и болотистой Южной Месопотамии происходило на тысячелетия позже того, как в Плодородном Полумесяце появились первые города, поля и стойла; и даже после появления земледелия в Месопотамии Верхней, в северных нагорьях.
В Верхней Месопотамии ранее 6 000 гг. до н.э. начинается так называемое богарное земледелие - то есть в естественно орошаемой местности; там выращивали эммер, голозерный ячмень, бобовые и другие культуры, в небольших постоянных поселениях обнаруживаются ямы разного назначения - для обжига керамики, "зернохранилища" и так далее. Это были культуры Телль Сотто - Умм-Дабагия, хассунская, и связанная с ними самаррская. Есть мнение, что Хассун - Самарра является регрессом по отношению к докерамическому неолиту Плодородного полумесяца, связанным с изменением климата.
Традиции последней распространились на Южную Месопотамию, на болотистые низменности Евфрата и Тигра.
Поселенцы-земледельцы спустились в южные низменности, на узкую полоску земли между буйными реками и полупустынями на юге нынешнего Ирака, в 6 000-х гг. до н.э.. Они были носителя достижений самаррской культуры, при этом, возможно, иного этнического происхождения. В любом случае, они могли быть знакомы только с богарным земледелием, и минимум две тысячи лет, до 4 000-3 500 - х гг. до н.э., они осваивали принципиально другой способ земледелия, с помощью ирригации.
Проблема поливного земледелия состоит не в том, чтобы прокопать канавку на поле вблизи реки, ирригационные сооружения сложны в строительстве и эксплуатации, а агрокультуры должны соответствовать технологическим решениям.
Ирригация в Двуречье (и в других низменных долинах больших рек) связана с рядом трудностей:
- сложным режимом рек (половодья и межени (самого нижнего уровня), неодинаковых уровней подъёма воды, обмеления);
- изменения положения основного русла реки, появление и исчезновение проток, стариц, пойменных озёр, что разрушало уже выполненную систему каналов и плотин;
- песчаными бурями с прилегающих пустынь и полупустынь, способных засыпать поля и каналы;
- нагонными ветрами с моря, создающими угрозу масгтабных неожиданныхнаводнении.
Для снижения влияния негативных факторов население Нижней Месопотамии с древнейших времён проводило сложный комплекс мелиоративных работ:
- рытьё каналов (для доставки воды на удалённые от русла поля),
- сооружение дамб (для защиты поселений и полей от наводнений),
- сооружение системы шлюзов (чтобы пропускать воду во время подъема воды и не давать скатываться обратно при спаде уровня).
Первый очаг полноценного поливного земледелия появился на реке Дияле, притоке Тигра.
Сформировавшаяся таким образом убейдская культура (6 000-4 000 гг. до н.э) подпадает под критерии прото-государства.
В этот период возникают первые крупные поселения, ставшие впоследствии Уром, Уруком, Лагашем; крупнейший и самый значительный из них - Эреду, откуда шумерская традиция выводит всю последующую цивилизацию. Точнее, прародиной Шумера считался мифический(?) остров Дильмун... Они соседствовали с крохотными посёлками - то есть налицо была номовая структура расселения с выделившимся центром. И в этом центре возвышались явные культовые сооружения.
Куда важнее было расширение границ ирригации, фактически поливное земледелие на преобразованном ландшафте заняло большую часть исторической Месопотамии; все технологические решение и вся элементы сельского хозяйства были известны в этот период и введены в оборот.
Урукская культура (III слой городища Варка - Урук), 3 200-2 800 гг. до н.э., раньше связывалась с появлением нового населения - шумеров. Сейчас эта теория имеет меньше сторонников. Ещё одна теория считает многовековую засуху (аридизацию) значимой причиной появления настоящих государств
Археология чётко отмечает границу между убейдской аркадией и настоящими государствами эпохи У рука.
Началась урбанистическая революция: мелкие поселения исчезли, население сосредоточилось (добровольно? насильно?) в городах, окруженных стенами. Города, по крайней мере с современной точки зрения, воспринимались как резиденции бога - хранителя своей земли, а элита исполняла жреческие, административные и военные функции. В погребениях уже чётко заметна разница между знатью и простым людом.
Появилась письменность, сначала рисуночная, в виде пиктограмм, потом архаическая клинопись: в первую очередь это учётные документы храмовых хозяйств.
Шли войны между городами, целью их являлся захват рабов, активно развивалась торговля, в том числе со странами, далеко от Двуречья.
Тогда же активно внедрялась керамика, изготовленная на гончарном круге, и колесо в повозках.
Но всё же это время легенд, о котором мало что можно сказать определённо.
Более чётко письменные источники повествуют о первых династиях Месопотамии.
Раннединастический период (2 800 - 2 400 вв. до н.э.): храмовые города Урук, Ур, Лагаш, Киш, конкурировавшие между собой. Краткое описание этого времени - война всех против всех, в ходе которой одни города возвышались, другие раззорялись. После чего цикл повторялся, до взаимного упадка всех действующих сил.
Аккадское царство (2 316-2 137 гг. до н.э) впервые объединило большую часть Двуречья, включив в свой состав на западе часть побережья Средиземного моря, а на востоке - Элам на побережье Персидского залива. Для своего времени это была крупнейшая держава в мире, самая первая империя в современном понимании.
Аккадское царство прекратило существование в 2 100 г до н.э. из-за внутренних потрясений и вторжения варваров - кутиев.
Кутии разорили Месопотамию и оставили о себе худую память о себе; следует отметить, что для книжников, грезивших былым величием, демократические порядки кутиев и освобождение от гнёта местных общинников, действительно было потрясением основ. Кутии делегировали сбор с Месопотамии дани Лагашу. Варваров изгнали правители Урука, от которые власть в возрождённом Двуречье перешла к III династии Ура (2 112-2 003 гг. до н.э.).
Вся эта политическая чехарда при другой точке рассмотрения соответствует интенсивному внедрению бронзы.
В дальнейшее уже нет смысла углубляться, в Месопотамии окончательно утверждаются настоящие классовые государства с их иерархией и эксплуатацией
Египет
Дополнительно рассмотрим ситуацию на основании официальных данных по истории древнего, еще додинастического Египта.
Долина Нила находилась на востоке тогдашней Сахары, которая с десятого по третье тысячелетие до н.э. была цветущей саванной, с многочисленными реками и внутренними озерами: к примеру, нынешний усыхающий Чад был пресноводным бассейном величиной с Каспийское море. Интересующий нас период попадал в так называемый неолитический субплювиал, который характеризуется как теплый и влажный в климатическом отношении. Нарастание засушливых явлений совпало с зарождением государств: возможно, между этими явлениями существовала связь.
Археология обнаружила следы собирательства (остатки дикой пшеницы и ячменя) на стоянках на территории Нубии и Египта, датируемых 13 000-10 500 гг до н.э. Среди них были оседлые поселения, в инвентаре которых присутствовали терочники и кремневые ножи для срезки растений. Скорее всего, предки египтян не занимались одомашниванием, по крайней мере, породы домашнего скота Древнего Египта происходят из других регионов. В Судане в раннем хартумском неолите (около 6 000 г до н.э.) определяются культурные разновидности ячменя. В северо-восточной Африке сложился самостоятельный очаг культивации ячменя.
В течение нескольких тысячелетий в благоприятном ландшафте Северной Африки сосуществовали и сменяли друг друга неолитические культуры с разными стратегиями питания: рыболовы, охотники, собиратели, с разной степенью использования земледелия и животноводства.
Население, которое стало древними египтянами (и которое существует до сих пор как народ коптов) стало мигрировать из Сахары на восток в 6 000-х гг. до н.э. В том районе, который сейчас считается границей Сахары и долины Нила, например, в Фаюме, в 5 500-х гг до н.э уже обнаруживаются оседлые поселения, с остатками постоянных жилищ, с ямами для ячменя и эмера, появляются домашние овцы и крупный рогатый скот. Не исключено, что кое-где земледелие освоили некие автохтоны Нила, еще до прихода предков египтян, а где-то они были просто рыболовами и охотниками.
К 5 000-м гг. до н.э. в долине Нила, от Дельты до Верхнего Египта, уже можно говорить о производящем хозяйстве. Археология выделяет две неолитические культуры: тасийская и бадарийская, которые начали прокладывать первые каналы и дамбы. У них уже были мелкий и крупный рогатый скот (вероятнее всего, пришедший из Передней Азии), развитое земледелие (уже появились кошки как истребители грызунов), умение работать с синайской медью. Но охота и рыболовство продолжали играть весомую роль в снабжении продуктами питания.
В 4 000-м г. до н.э, амратская культура (Негада I) строит укрепленные поселения, ведет масштабные ирригационные работы.
Сменившая ее герзейская культура (Негада II) в 3 500 г до н.э. может быть смело названа протогосударством: появляются богатые захоронения вождей, признаки рабства, ведется активная торговля предметами роскоши из Азии, появляется разнообразный медный инвентарь. Тогда появляются номы, то есть устойчивые сельскохозяйственные округа вокруг политического центра (традиционно насчитывают 22 нома в Верхнем Египте, 20 - в Нижнем).
Начались войны за овладение соседскими номами (Негада III), в переспективе ведущие к объединению всей долины Нила, чего требовали объективные обстоятельства: управление развитой системой ирригации, переброска ресурсов, создание резервов.
В Египте, в отличие от Месопотамии, период объединения страны был скоротечен. Номы лежали на одной прямой, по течению реки, стоило овладеть одним, как победитель усиливался вдвое по сравнению с другими одиночными номами, и продолжал движение дальше, поглощая ном за номом - и тем самым усиливая себя в разы. В долинах Тигра и Евфрата расположение государств было сложнее в географическом отношении, допускались сложные комбинации, почему лидер проявился поздно - да и то относительно.
Условная дата 3 100 г до н.э: верхнеегипетский фараон Менес (возможно, известный под другим именем - Нармер, а, возможно, Нармер был его предшественником) стал носить короны Верхнего и Нижнего Египта в знак объединения страны от первого порога до Дельты.
Так началась Первая династия Египта, или Раннее Царство, но дальше углубляться в историю эталонного классового государства не имеет смысла.
Разве что отметить, что достигнутое единство Древнего Египта было разрушено в условном 2 150 г. до н.э. и продлилось сто лет, до нового объединения хозяйственного и политического комплексов страны. В египтологии такое событие получило название Первого переходного периода, за которым спустя какие-то время последовали Второй (условные 1 650 - 1 550 гг до н.э.) и Третий (с датами, уточнёнными по всеобщей хронологии, 1 069-664 гг до н.э.). Таким образом, даже такое эталонное государство как Древний Египет имело серьёзные проблемы с устойчивостью иерархического эксплуататорского общества.
Исходя из вышеизложенного, характер зарождения прото-государств Египта аналогичен Месопотамии (есть теории о заимствовании египтянами от соседей некоторых культурных достижений, археология подтверждает контакты).
Можно говорить об общих чертах и о схожей последовательности перехода от "дикости" к "цивилизации" в тех местностях, где появились первые государства, в Северной Африке и в Передней Азии.
Весьма длительный период, в несколько тысячелетий, в ходе которого периодически возникают (и также периодически распадаются) культуры, обладающие вполне "цивилизованными" признаками: оседлыми поселениями на несколько сотен/тысяч обитателей, навыками сбора естественного урожая растений с применением специальных орудий, начальным одомашниванием копытных животных, явными свидетельствами сложных культов и высокоразвитых ремёсел, торговли на дальние расстояния. Можно было бы употребить устоявшееся название "неолитическая революция", если бы революцию можно было растянуть на семь тысячелетий.
Обобщённо, это время от 10 000 г.до н.э до 5 000 г. до н.э.
Несмотря на длительность периода, на серьёзные изменения климата в разных регионах, влияющих на хозяйство людей и требующих новых стратегий выживания, жившие в те времена общины не испытывали желания усложнить свою жизнь, перейти на новую ступень развития. Хотя, казалось бы, достаточно было сделать буквально движение руки - бросить горсть семян в борозду - чтобы взойти на более высокий уровень цивилизованности, к полноценному производящему хозяйству в благоприятных условиях. Безусловно, такие случаи были, и только неразвитая в должной степени археология не позволяет обнаружить полноценные следы агрокультур.
Но в целом множество общностей вполне комфортно чувствовали себя без усложнения себе жизни, без дополнительных производственных процессов. Теория прогресса в данном случае повсеместно пробуксовывает.
Период с условного 5 000 г. до н.э. до не менее условного 3 000 г. до н.э. - массовый переход к полноценному производящему хозяйству в виде комбинаций в разной степени растениеводства, животноводства, а также прежних охоты, рыболовства и собирательства.
Дальше, начиная с условного 3 000 г. до н.э., начинаются эксперименты с установлением классовых обществ, которые завершаются к условному 2 000 г. до н.э. Это очень бурная эпоха, в ходе которой первые государства возникают, воюют друг с другом, распадаются, объединяются. Иногда вся ойкумена сваливается в анархию или сметается нашествием варваров.
Теорий о причинах появления полноценного земледелия несколько, ни одна из них не является принятой в качестве основной.
"Демографическая теория", предложенная Карлом Зауэром, предполагает, что увеличение численности населения было не следствием, а причиной перехода к земледелию. Местных ресурсов диких растений не хватало для прокорма возросшего числа людей, и тогда их стали культивировать.
Теория "фиесты" допускает, что в рамках местной культуры имела место демонстрация своей власти и могущества вождей и ведущих семей, в частности, в виде организации многолюдных праздников - фиест. Для этого было необходимо сделать запасы дичи и злаков, часть которых произрастала возле жилищ или размножалась в неволе.
Теория "целенаправленной эволюции" рассматривает одомашнивание растений как результат взаимного приспособления людей и растений, когда люди сначала защищали дикорастущие растения до их созревания, а затем произошёл специализирующий отбор, закончившийся полным одомашниванием.
Для справки, далее приводится хронология зарождения полноценного сельского хозяйства в других основных регионах доместикации - и появления (или не появления) государств:
- долины рек Янцзы и Хуанхэ (7 000 гг. до н. э.) - государство Шан-Инь, 1 600 гг. до н.э.;
- высокогорья Новой Гвинеи (6 000 гг. до н. э.) - государства не появились;
- Центральная Мексика, Мезоамерика (3 000 гг. до н. э.) - прото-государства ольмеков, 1 200 гг. до н.э
- северо-запад Южной Америки, Анды (4 500 гг. до н. э.) - прото-госуларство культура Норте-Чико, 3 000 гг. до н.э. и полноценное государство культура Чавин, 800 гг. до н.э.;
- Африка южнее Сахары (3 000 гг. до н. э.) - прото-государство культура Нок, 1 500 гг. до н.э.;
- долина Миссисипи (2 000 гг. до н. э.) - прото-государство Кахокия, миссисипская культура, 800 г. н.э.
В целом, расхождений с примерами Месопотамии и Египта не наблюдается. Всегда существуют значительные временные разрывы между активным собирательством и зарождением сельского хозяйства, между переходом к сельскому хозяйству - и проявлением цивилизованной жизни. Отчасти тысячелетия "вхолостую" могут быть объяснены накапливанием опыта
И даже полноценное сельское хозяйство, как в ново-гвинейском очаге, не приводит к появлению государства.
Иначе говоря, нет цивилизационного детерминизма, по умолчанию принятого современными общественными науками: человечество обречено усложнять свою жизнь, осваивая этап за этапом, восходя к вершинам цивилизации. Ведь согласно рассмотренным нами примерам, прогресс постоянно буксует, не проявляет себя на значительных временных промежутках, что противоречит самой доктрине прогресса, имманентного человеческой цивилизации.
Государство, даже в самых примитивных формах не могло родиться в один момент волей одного человека (или ограниченной группы людей).
Таких универсальных гениев нет в природе в принципе, тем более, учитывая реалии описываемой эпохи, когда значительное время занимала борьба за существование, а накопление информации с ее передачей испытывали затруднения.
В том виде, как оно представляется официальной историей, зарождение государства есть совокупность крайне разнородных социальных, технологических, агрономических, военных, культурных и т.д., и т.п. процессов, которые находятся в стадии развертывания, и у которых, на гипотетический момент зарождения государства, не просматривается финал, положительный для его организаторов.
Единственное предположение, способное придать достоверность и осмысленность моменту зарождения державы, заключается том, что все вышеперечисленные процессы были запущены ранее, прошли долгий путь развития, уже проявили выгоды своего развития... и в какой-то момент кому-то пришла в голову идея присвоить достижения общества себе, обратить их в свою пользу.
То есть, "приватизировать" себе и своему окружению все выгоды, принудительно заставив нести остальным членам общества тяготы и неудобства.
"Приватизация прибыли - национализация расходов", как гогворят в наше время
Как выясняется, весьма значительное время, до сложения всех характерных черт государства, функционировало общество, которое выполняло все функции государства по организации общей деятельности, но еще не было инструментом подавления большинства меньшинством.
Это и есть наша искомая тартария.
Государство без государства, которое без насилия выполняло основные функции государства.
Для наглядности, представьте себе долину Нила примерно 5 000-х гг. до н.э.
Предки исторических египтян, пастухи и примитивные земледельцы из тогда еще цветущей Сахары, вышли к долине Нила: к огромной реке с весьма буйным нравом и в болотистой пойме, заполненной бегемотами и крокодилами.
Неизвестно, почему они выбрали весьма рискованный и малоперспективный (на тот момент) путь развития земледелия, причем с искусственным орошением, вдобавок в местности, в которой катастрофические половодья сменялись летними засухами. За тысячу-другую лет весьма немногочисленные (пока ещё) разрозненные общины на протяжении 1 200 км долины реки создали искусственный ландшафт шириной в несколько километров с дамбами, улавливающими плодородный ил, с накопителями паводковых вод, с водоотводом и сетью распределительных каналов, с полями различных культур, точно рассчитанных на количество необходимой влаги.
Кто и как организовывал эти работы, если государства в привычном для нас понимании не было? То есть некому (с нашей точки зрения) было принуждать людей делать то-то и то-то, координировать их усилия, просчитывать баланс земляных перемещаемых масс, составлять (и постоянно корректировать) графики работ, совмещенные с сельхозработами и необходимыми днями отдыха, организовывать их защиту от соседей, кочевников и хищников, просчитывать пайки, составлять запасы продовольствия и инвентаря, бороться с эпидемиями - вдобавок при том, что выгода от перехода на такой образ жизни была в то самое тысячелетие весьма неочевидна, заметно было ощутимое падение уровня жизни.
(рост оседлого населения шел опережающими темпами по сравнению с ростом прибавочного продукта, так что охотник неолита или скотовод жили в лучших условиях чем земледелец неолита и медного и бронзового веков).
...Десятки поколений, занятых одним и тем же, столетия непрерывной работы, тысячелетие приобретения опыта и знаний...
Позволю себе привести аллегорию для описания ситуации.
Те замыслы и тот объем работы, которые были выполнены до образования государства, свободными, никем формально не управляемыми общинами, можно представить в виде автомобиля, собранного и функционирующего механизма. А то, что было выполнено позже, в эпоху первых государств - не более чем тюнинг автомобиля.
Известные нам величественные пирамида и зиккураты, огромные города, произведения искусства первых государств, составляют 10-15 процентов (по моему личному мнению) от усилий, затраченных ранее на преобразование ландшафта целого региона,
Причем ирригационные работы были выполнены вручную, инструментами неолитического изготовления, весьма немногочисленными (по крайней мере, в начале) трудовыми коллективами, чьё рабочее время значительно также занималось обеспечением продукцией сельского хозяйства.
Цивилизации эпохи первых государств выполнили лишь надстройки на прочном фундаменте, который был заложен их негосударственными предшественниками. И это обстоятельство вызывает дополнительные вопросы...
Чтобы понять масштаб и сложность происходившего пять тысячелетий назад -представьте, например, что в наши дни существует реальная опасность повышения уровня океана до такой отметки, что на планете не останется суши, и что за сто лет человечество должно обустроить жизнь на воде и под водой.
Необходимо выполнить всю подготовку нового Ноева ковчега простым сообществом - например, пользователями интернета, то есть усилиями ничем не связанных людей, которым предстоит нащупать методы взаимодействия, распределить обязанности и заняться непрерывным усердным трудом ради весьма неясных перспектив и выживания будущих поколений.
Без диктата государств, без финансирования банками и монополями (хотя бы по простой причине, что данный переход цивилизации на другой способ существования не принесёт прибыль, и этого обстоятельства достаточно, чтобы приговорить семь миллиардов человек к уничтожению в новом всемирном потопе).
Да, сейчас это невозможно.
Потому что из коллективной памяти человечества стерта сама идея такой организации. Ампутирована возможность самоорганизации без принуждения и получения прибыли, способность к добровольному объединению значительных коллективов для решения сложных и длительных задач.
Есть еще одно недоумение, связанное с длительным периодом невозможности насилия над большинством населения, которое существовало в первоначальный период становления настоящих государств.
По вполне объективным причинам: вплоть до развитого бронзового века (то есть, до условного 2 000 г. до н.э.) орудия труда мало чем отличались от вооружения.
Скорее, они были идентичны, если сопоставлять оружие для убийства животных и для убийства людей. Воин отличался от охотника только наличием защитного снаряжения, да специфическими приемами борьбы именно с человеком.
Для визуализации моего тезиса представьте среднестатистического воина условного "бронзового" 2 000 г. до н.э. В его руках медный или бронзовый кельт, насаженный как топорище, и потому выглядящий как полноценный топор, плюс кинжал, с каменными вкладышами или медный, булава, щит, шлем из войлока или прутьев. Один воин имел явное превосходство над одним крестьянином из-за выучки, опыта обращения с оружием, морального настроя на убийство, наконец, крепости тела ввиду лучшего питания.
Против него стояли несколько общинников с таким же кельтом, только насаженным немного иначе, и поэтому служащим мотыгой, с такими же ножами - только меньше размером, с камнями или с дубинами. Всё превосходство воина в выучке сводится на нет численным преимуществом тех, кого он должен принуждать делать нежелательные для них действия. И "чистых" робких крестьян в условном 2 000 г. до н.э. еще не было, эти люди вполне себе владели приемами охоты и самообороны против тогдашней весьма обильной и агрессивной фауны - напомню, львы тогда были обыденностью, простые люди отбивались от них самостоятельно, и зверюге схлопотать камень в морду или копье под ребро можно было запросто.
Воинов, обслуживающих аппарат насилия, не могло быть много, в большом количестве их не выдерживала примитивная экономика зачаточного государства.
Превосходство воина над крестьянином проявилось много позже, когда появились полноценные доспехи, длинно-клинковое оружие, колесницы и лошади. Вот тогда стали реальностью эпические картины, когда рыцарь мог разогнать толпу вилланов, одинокий конкистадор - прорубиться сквозь полчища индейцев, а белый сахиб с кольтом - усмирить деревню черномазых.
В таких условиях трудно представить карательную экспедицию царской дружины в деревню - скорее, наоборот, поход возмущённых общинников против "беспределыциков" в столицу нома, в ходе которого "эксплуатируемые" численным превосходством были бы способны задавить "аппарат угнетения".
И всё же власти как-то умели договариваться с народом в тот период первых государств - за счёт чего? Не за счёт ли того, что власти блюли рудименты вольностей прежних тартарий, а общинники сохраняли иллюзии относительно намерений властей?
Далее следует рассмотреть особенности появления первых государств на примере тех же Месопотамии и Египта, чтобы увидеть, какие стечения обстоятельств привели к их появлению.
О них изложено у Джеймса Скотта в монографии "Против зерна (Глубинная история древнейших государств)", 2017 года издания, как раз посвящённая проблеме появления первых государств.
Ниже я изложу основные тезисы, с которыми вполне согласен.
Против зерна - это не фигура речи, а позиция автора, оценивающая роль зерновых в "одомашнивании" человека.
Для государства, в котором есть иерархия и эксплуатация, особую роль играет продукт, который прозрачен для контроля на всех стадиях получения и использования, хорошо сохраняется и легко транспортируется. Из всех продуктов растениеводства и животноводства этому критерию отвечают только зерновые культуры.
Они видны на поверхности, когда растут, у них четкий график сева, ухода и без чрезмерных легко превращается в муку, то есть доводится почти до съедобного состояния, зерно и мука легко просто делятся на части для различных нужд. То есть, зерновые идеально отвечают потребности во внешнем контроле и налогообложении - а в обычной общине в этом нет необходимости, там каждый член в курсе происходящего, он полностью вовлечен в выращивание урожая.
Скот в этом отношении невозможно представить в качестве основы цивилизации - и, на самом деле, чисто скотоводческих государств история не знает, степные империи представляли из себя симбиоз кочевников с оседлым населением, дополнительно к тому - лежащих на торговых путях.
Также внешнему контролю недоступны клубневые культуры, с которых легко убрать ботву, тем самым замаскировать, и которые могут длительное время находиться в земле без потери качества. К примеру, это свойство картофеля, импортированного в Европе Нового Времени широко использовалось теми, кому надо было ввести в заблуждение врагов или сборщиков налогов.
Для выращивания зерновых нужны открытые пространства, окультуренные поля, доступные обозрению, контролю и оценке урожайности; в случае же интенсификации, достигаемой путём ирригации - ещё и компактные.
Зарождение государства в Месопотамии и Египте было связано с достижением того уровня агрокультуры, при котором человека/семью/общину стало возможным обеспечить преимущественно зерновой пищей, лишив возможности существенного добавления к рациону из других источников.
Потенциальный раб помещался в условия, когда он под надзором мог обеспечить себя, дать достаточный прибавочный продукт, подлежащий изъятию в пользу других людей, и при этом лишался возможности производить что-то для улучшения своего положения - к примеру, он мог ловить рыбы в свободные часы на ужин, но уже не имел возможности прожить этим, и, тем самым, сменить свой род деятельности.
Государство сознательно ограничивало возможности своих подданных в выборе способов существования, которые в предшествующую эпоху были весьма разнообразны, а растениеводство занимало отнюдь не главенствующую роль. При утере навыков к охоте, рыболовству, собирательству, что могло произойти за одну смену поколений, земледелец и животновод, уже не мыслил другой жизни, кроме как на выделенном ему участке работ - вне его он бы просто не выжил.
Первые рабы первых государств "запирались" в свои поля и в области деятельности, лишались свободы выбора стратегий выживания, как их предки: собиратели-охотники-земледельцы, выбиравшие род деятельности согласно сезону или другим обстоятельствам.
Джеймс Скотт цитирует Гильермо Альгазе, американского антрополога, специализирующегося на Передней Азии: "Первые ближневосточные деревни одомашнили растения и животных. В свою очередь, городские институции Урука одомашнили людей".
Сам Скотт отмечает в этой связи, что "одомашнивание" людей не требовалось для оседлого образа жизни, потому что он был достигнут ранее, вольными общинами охотников и собирателей. Но "одомашнивание" создало условия для концентрации продовольствия и населения, начального и главного условия появления государства. "Одомашнивание" людей, превращение их в говорящий скот или в разумные орудия - важнейший признак государства. Без этого держава не может существовать, её главная задача - удерживать в той или иной форме основную часть населения в подчинённом положении. Возможно, наиболее жёсткие формы зависимости были как раз в эпоху появления первых государств.
Традиционный образ жизни - вплоть до русского крестьянина девятнадцатого века - не предусматривал работу ради "прибыли" или накопления излишков, которые можно использовать в каких-то целях. Семья, род обеспечивали себе привычный образ жизни и минимальный аварийный запас - и баста. Чтобы заставить такой контингент создавать прибавочный продукт для содержания царя, чиновников, армии, обеспечения престижного образа жизни и т.д. и т.п. - людей надо "одомашнить", как скот, то есть поставить в безвыходные условия, в которых им остаётся только работать из-под палки.
Это и есть суть государства - слом коллективной "нормальной" психологии человека, превращение его в рабочую скотину.
Не случайно в эпоху первых государств, и чуть позднее, процветает нецелесообразная, с нашей точки зрения, практика строительства стен - вокруг первых городов, по периметру государств, на границах между цивилизацией и землями варваров. Весьма трудоёмкие сооружение не могли иметь особого военного значения, так как для полноценного функционирования фортификации нужны значительные воинские контингенты, с чем возникали трудности. Смысл стен становится понятнее, если представить, что они в буквальном смысле этого слова "запирали" угнетённое население, не давали ему разбежаться.
Основать государство из собирателей, сборщиков кореньев и дикоросов, охотников и рыбаков невозможно, их деятельность невозможно прогнозировать и контролировать. А вот из зерновых растениеводов - пожалуйста.
Трудно представить раба, пасущего на лошади скот в нескольких верстах от стойбища, или ушедшего в лес на многодневную охоту. Зависимый человек должен быть привязан к определённому месту и определённой деятельности, находясь под надзором, или, как вариант, использоваться в домашнем хозяйстве, также будучи под постоянным контролем.
Любопытное наблюдение Скотта: первые государства Месопотамии и Египта появились в верхнем и среднем течении рек, и лишь потом охватили своим влиянием дельты Тигра, Евфрата и Нила. Предлагаемое автором объяснение заключается в том, что в дельтах, благодаря биоразнообразию, аборигены могли жить несколькими промыслами, и их было труднее загнать в предлагаемое государством зерновое однообразие. Легче было распространить уже достигнутые результаты с верховьев на сопротивляющееся население нижнего течения.
Следующее обязательное условие появление государства: транспортная связность, что для того времени могло означать только одно - расположение на реке.
В первобытных общинах и в прото-государствах главенствовал так называемый домашний способ производства (о нём ниже), в котором принципиально не производились излишки, кроме разумных страховых запасов. Торговля в виде взаимообмена ценными предметами (в производственном или ритуальном смысле существовала ещё в палеолите, походы за ценным сырьем на сотни километров были обыденностью. Но не было необходимости в транспортировке значительных объемов продовольствия или базовыми товарами- так как каждая община была самодостаточна и полностью обеспечивала себя.
Только в государстве появилась необходимость в транспортировке изъятой части продукции от производителя в закрома элиты, распределение еды и товаров между различными категориями населения, а при необходимости - поддержка производителей в экстремальных ситуациях. Переносчики-люди и перевозчики-быки для этих целей были малоэффективны, даже в пределах первых государств, насчитывающих в диаметре несколько десятков километров. Зато водные пути позволяли легко концентрировать прибавочные продукт в центре и распределять при необходимости в пределах границ - или заниматься крупномасштабной торговлей с соседями, чего при тартариях не было.
(Правда, в Новом Свете, в Андах, вышеперечисленные условия появления первых государств не выполнялись, но и порядки в Тауантинсуйю выглядели настолько оригинально для европейцев, что одна из французских книг 1920-х годов называлась "Социалистическая империя инков". Тема это любопытная, но лежащая в стороне от изучения доклассовых обществ Евразии).
На трудности перехода к высокоразвитому земледелию и к государству работали многочисленные отрицательные побочные эффекты искусственного выращивания растений и скученности людей.
Проявились они давно, ещё на заре производящего хозяйства, но в полной мере, вплоть до катастрофических последствий, стали проявляться в эпоху государств - и в наследство передали в наше время.
Принудительный выбор земледелия как главной стратегии производства продуктов не означал улучшение жизни основной массы населения.
Объективные данные археологии, как-то: средний рост, состояние костей, прямо свидетельствуют об изменениях в худшую сторону. Люди, жившие в присваивающем хозяйстве, были крупнее и выше ростом, то есть лучше питались чем их "одомашненные" потомки. А если верить этнографии, то собиратели "работали" всего несколько часов в день, обеспечивая себя ежедневной пищей - для пахаря дневной урок чаще всего выглядел как "от зари до заката".
Останки земледельцев несут печать "травмы повторяющихся нагрузок", профессиональной деформации костей от длительного монотонного труда. Конечно, кости собирателей и охотников, тоже имели следы переломов, травм, остеохондроза, жизнь не баловала людей в любое время, но с земледельцами история обошлась особенно сурово.
Эпидемии стали значимым фактором смертности после приручения животных - от них возбудители стали мутировать, переходить на людей и косить общины.
При рассеянном расселении эпохи прото-государств эпидемии затухали в самом начале, не выходили за рамки ограниченного круга заражённых, которые или умирали, или разбегались, в любом случае переносчики заболеваний не достигали соседних общин. В новых городах бежать было некуда, а торговля разносила заразу на огромные расстояния, поражая очередные массы скученных, плохо и однообразно питающихся людей.
Выделение зерновых как монокультур, преобразование местности для их произрастания привлекали к себе вредителей всех видов: грибки, личинки, клещи, насекомые, грызуны и т.д. В естественных условиях большая часть растений растет разрозненно, в комплексном хозяйстве прото-государств - на отдельных удалённых делянках, так что гибла только часть урожая. И даже если по какой-то причине терялся весь урожай, то община выживала на других продуктах земледелия и животноводства, за счет других отраслей присваивающего хозяйства.
В условиях, когда основную часть рациона составляла мука - уменьшение урожайности зерновых, повышение потерь при хранении их, засухи - ставили население на грань гибели. Спасали только государственные запасы, которыми подкармливали голодающих, чтобы не потерять рабочие руки.
Неизбежным спутником огосударствления ландшафта было засоление почвы при неумеренной эксплуатации земли.
Угроза засоления полей появляется при искусственном изменении рельефа речных долин. Почвенная влага приносит наверх с собой соли от земных минералов, в обычном режиме регулярные половодья смываю почвенную соль в море, но при искусственном ослаблении промыва почва получает слишком много солей, что уменьшает продуктивность почвы. Эти процессы происходили в разных местах с разной скоростью, поворачивались вспять, когда дамбы разрушались, и всё же оставались неразрешимой проблемой.
В конечном итоге богатейшая житница Двуречья превратилась спустя тысячелетия в бесплодный солончак.
Также свое влияние оказывала вырубка лесов, хотя, на первый взгляд, долина Нила и Двуречья представляется безлесной, поросшей тростником. Тем не менее леса были, в основном в верховьях, и они играли значительную роль в стабилизации режима рек. В тени деревьев сохранялась влага зимних дождей, из неё возникали ручьи и мелкие притоки, подпитывающие основной сток воды. Рост населения и амбициозное строительство, ремёсла и вырубка под новые делянки уничтожали леса, что усиливало эффект от климатических изменений - глобальной аридизации.
Мало того, что в описываемое нами время, степи стали полупустынями, а полупустыни - пустынями, так еще искусственный ландшафт, предназначенный для обеспечения возрастающего населения, стал терять свои качества и, несмотря на все ухищрения, кормил всё меньше и меньше людей.
На этом можно закончить изложение части тезисов Джеймса Скотта, относящихся напрямую к противопоставлению прото-государств и полноценных государств, остальные, безусловно, интересны, но уже не относятся к теме тартарий.
Дальше я позволю себе по-своему интерпретировать идеи Скотта, потому что автор остался в парадигме прогресса, то есть неизбежности появления классовых эксплуататорских обществ, несмотря на все объективные трудности - а теория тартарий не признаёт "прогресс" в таком виде имманентным человеческой цивилизации.
Для преодоления всех вышеперечисленных трудностей в становлении государств нужна была воля, довлеющая над интересами простых людей, готовая добиваться цели, не обращая внимания на возрастающие потери.
Семья и община на это были неспособна, у них отсутствуют инструменты долговременного систематического принуждения.
Такая цель и такой аппарат насилия появляется только в государстве, каким бы примитивным оно бы ни было в самом начале.
Тогда становится немного понятнее, почему тысячелетиями достаточно развитые культуры задерживались в развитии (в нашем понимании), не совершая закономерный (в парадигме "прогресса") переход от комплексного собирательства-охоты-земледелия - животноводства к преимущественно земледелию, а если переход к земледелию происходил - то к появлению государства.
Попытки "одомашнивания" человека человеком могли происходить постоянно на протяжении тысячелетий - и то, что тысячелетиями, на протяжении бытования десятков поколений, этого не случалось, означает только одно: противодействие тех, кого "одомашнивали" - тем, кто превращал своих соплеменников в говорящие орудия труда.
Таким образом, первые классовые общества-государства с их иерархией и эксплуатацией населения возникли не естественным путём, а благодаря целенаправленным усилиям. В свете данного представления, прото-государства, то есть изучаемые нами тартарий, выглядят более "естественно", как следующая стадия постепенной эволюции общества, а не продукт кардинального волевого преобразования.
Государство, то есть иерархическое эксплуататорское общество, основано на синергии двух процессов, которые взаимно усиливали друг друга. Но имели при этом отрицательные эффекты, которые в полной мере проявлялись много позднее.
Зерновые культуры на поливных землях в благоприятном климате давали самый высокий урожай из всех известных на тот момент одомашненных культур.
Зерно позволяло кормить гораздо большее население на единицу площади, чем применяемые ранее комплексные хозяйства "дикарей", которые основывались на элементах присваивающей экономики.
Возросшее население расширяло площади зерновых культур в искусственном ландшафте, а также производило другие работы, которые обеспечивали "цивилизации" преимущество над окрестной "дикостью".
Взаимоувязанные циклы "рост посевных площадей - рост населения" повторялись несколько раз. В результате преимущество "цивилизации" над "дикарями" становилось неоспоримым, государство распространялось на весь регион, который могло использовать для земледелия выбранного типа. Варварам оставалась периферия, занимать которую было невыгодно - она не годилась под поля.
Вот только, население государств словно подсаживалось на зерновую иглу, требуя увеличенных урожаев для возрастающей численности - и, как настоящий наркоман, уже не могло соскочить с принятого способа обеспечения продовольствием. Возврата к прошлому уже не могло быть: даже если кто-то помнил навыки собирательства и охоты, то ресурсов местности всё равно не хватило бы для прокорма населения, увеличенного в несколько раз. Выжить в случае какого-то катаклизма, неурожая, нашествия могли только земледельцы, работающие непосредственно на полях, они ещё могли обеспечить себя зерном: а вот все остальные, не только знать, жречество, чиновники, воины, но даже ремесленники, строители и домашние слуги лишались своей доли из исчезнувших казённых закромов.
Поэтому, при рассмотрении проблем первых государств невозможно обойти стороной оборотную сторону - распад держав и бегство населения из них.
В официальной истории, с её парадигмой прогресса, откат цивилизации с уже достигнутых рубежей невозможен. Если государство появилось, то оно не может быть уничтожено, а если цивилизация продемонстрировала свои достижения, то возврат в дикость не происходит.
А если это случается, то тут история описывает влияние обстоятельств непреодолимой силы или внешних факторов, вроде вторжения варваров, на которые можно списать всё что угодно.
На самом деле, для гибели государства вполне достаточно даже скупого (и неполного) перечня основных отрицательных факторов, возникших от скученности населения и от перехода к зерновым культурам. Можно даже не привлекать к этим объективным факторам субъективные обстоятельства, хорошо знакомые нам, как коррупцию чиновников, жадность руководства, неудачные войны и междоусобицы элиты. Вообще, в том интервале истории, который нам доступен и кажется достоверным, управление государствами выглядит крайне неэффективным.
Сразу вспоминается убийственная характеристика Анатоля Франса: "Жизнь каждого народа - не что иное, как смена бедствий, преступлений и безумств. Это так же справедливо относительно пингвинов, как и относительно других народов" (из "Острова пингвинов", в котором сатирически изображалась история вполне благополучной Франции, хотя бы с точки зрения русских из города Глупова).
Эпидемии и неурожаи разваливали государство в течение нескольких лет, а опустынивание территории и засоление почвы - растягивали гибель на десятилетия, но всё равно катастрофа была необратимой.
Методы, которые применяет история для изучения удалённого прошлого, не дают возможность составить чёткую картину появления и уничтожения государств, аберрация дальности скрывает мелкие детали, представляет события прошлого как однородный процесс непрерывного функционирования государств. История может обнаружить только значительные разрыва хронологии. Когда они охватывают весь регион и длятся десятилетиями - как Первый Переходный период в Египте и вторжении кутиев в Месопотамии.
Несомненно, действительность была более разнообразный характер, а разрушения строений, следы пожаров, зарастание полей получали бы чёткое обоснование.
Причём, что интересно, уничтожение государства не надо понимать, как исчезновение его населения или ухудшения положения большинства населения. Более того, для низов исчезновение надстройки в виде чиновников, надсмотрщиков, воинов, жрецов и царей - скорее благо, чем бедствие. Уничтожение порядка и законности, безусловно, крайне неприятная ситуация для тех, кто не умел обороняться от бандитов или недополучал необходимое из-за прерывания торговли. И всё же эти бедствия компенсировались тем, что земледельцам оставался весь собранный урожай, а не только часть его для выживания.
С большой долей вероятности можно утверждать, что низы с радостью встречали исчезновение верхов, а то, что история описывала эту ситуацию в жанре трагедии и апокалипсиса - так история опиралась на исключительно на тексты, то есть на мнение верхов. Мемуары простых крестьян, если бы они умели писать, изобразили бы совсем другие эмоции.
Джеймс Скотт в своих исследования левиафана-государства коснулся еще одного аспекта: целенаправленного массового бегства от цивилизации, то есть от комфорта и от прогресса.
("Искусство быть свободными: анархистская история нагорной Юго-Восточной Азии" (издание 2008 г.).
Это описание Зомии - страны горцев, живущих в горах и на плоскогорьях Юго-Восточной и Восточной Азии, в непроходимых джунглях, которые до 1960-х гг. практически не контролировались центральными правительствами. Первооткрывателем этого феномена был нидерландский историк Виллем ван Схенделл, а вот популяризация принадлежит Скотту.
Эта территория заняла бы изрядную часть Европы, а её население исчисляли в сотню миллионов жителей. Об этих людях мало что знали, потому что они умудрялись уклоняться от всех видов контактов с властями. Впрочем, дикарями мало кто интересовался, потому что получить что-то от них было задачей нереальной, а навязать контроль было что-то из области фантастики.
Они жили параллельно ходу мировой истории.
Главное в теории Джеймса Скотта: "дикарей", как правило, нет.
Настоящие дикари, к примеру, андаманцы и аборигены Австралии. Они не контактировали с пришельцами, они не создавали государств. Подавляющее большинство остальных племён и общин Зомии, которые живут в дебрях примитивным бытом, на самом деле имели в своей истории воспоминания о более сложно устроенном обществе, часто о владении письменностью, о том, что они входили в состав каких-то государств или сами были их основателями. Этнографические и исторические расследования подтверждают это сведения.
На восток Азии и в ЮВА проникали разнообразные цивилизационные импульсы: из Китая, Индии, исламские, потом европейские. Государства, основанные на поливном рисоводстве, возникали постоянно, в разных местах, имело долгие и бурные истории, опыты взаимодействия друг с другом. Они всегда располагались в низинах, в бассейнах рек, где возможна концентрация зависимых земледельцев-рисоводов, а также существуют удобные речные или морские пути - ещё одно важнейшее условие сложения государства. А за пределами цивилизованной округи, земледельческих районов, на возвышенностях, куда рисоводство не имело объективных причин для распространения, в джунглях, постоянно находились - и сменяли друг друга - обитатели крохотных деревушек, полу-кочевники, занимающиеся охотой, собирательством, подсечно-огневым земледелием, торговлей (включая работорговлю).
Несмотря на всё разнообразие рас, языков, верований, культур, зомийцы имели ряд особенностей, которые выделяли их в особую группу населения.
Зомийцы никогда не занимались рисоводством: во-первых, это привязывало их к определенному месту, во-вторых, урожай легко поддавался контролю, что при наличии сборщиков налогов означало, что он поступал в распоряжение государства, в-третьих, мучили не самые лучшие воспоминания, как их предки горбатились на чужого дядю за пайку риса.
Основу их образа жизни составляли многообразные занятия, которые позволяли в зависимости от смены сезонов и отношения с соседями менять охоту на собирательство, торговлю - на возделывание делянок, набеги на оседлых - на рыболовство и т.д. Эта постоянная смена занятий не позволяла им жить в комфорте, но зато при необходимости избавляла от внешнего давления. Могли и радикально сменить образ жизни - например, уйти в море, создать морской аналог зомийцев, так называемых оранглаутов, морских цыган азиатских побережий и островов.
Зомийцы не имели никаких сложных структур управления, как максимум - старост деревень или вожаков родов, чаще всего жили просто большими семьями. Таков был осознанный выбор - местная аристократия могла быть перекуплена, стать проводником влияния государств, да и при малейшей угрозе так проще рассеяться, уйти из-под удара. На серьёзное сопротивление покорению зомийцы не рассчитывали. В тех случаях, когда их загоняли в угол и приходилось давать бой, они объединялись пророками или харизматичными главарями - понятно, что такие объединения были непрочными и легко рассыпались.
Зомийцы принципиально не пользовались письменностью, считая её инструментом угнетателей, контроля и учёта. Поэтому их представления об истории, особенно своей, обычно были путанными и упрощёнными. Какой-то высокой и оригинальной культурой, в европейском понимании, они не обладали, да и при таком образе жизни создавать шедевры было невозможно.
Скорее всего, зомийцы не имели национальностей в нашем понимании, все существующие деления на народы, по сути, внешние, давались сторонними специалистами и управленцами. Сами аборигены влёгкую соглашались, чтобы их причисляли к определённому племени, а сами они, в зависимости от обстоятельств, мимикрировали то под государствообразующую нацию, то под соседнее племя, то совсем отказывались от самоидентификации.
Интересным был выбор религии зомийцев - "от противного". Никогда окрестные зомийцы не имели веру, единую с наиболее близким государством, то есть с потенциальной опасностью. Отсюда весьма странные коллизии, вроде мусульман на юге Китая, или притеснения горных мусульман агрессивными буддистами в Таиланде.
Религия была для них заранее выбранным аргументом против объединения с оседлыми соседями.
Описание Зомии можно продолжить, только вот уже перечисленного достаточно, чтобы понять, почему эта культура принципиальных варваров оставалась в тени истории и политики - она не входила в привычные рамки и не подчинялась рецептам, выработанным для оседлого, "одомашненного" населения.
Тем более, что официальная история - это история государств, а не история окружающих их народов.
О масштабах этого явления приводится ссылка на мнение Уильяма Роу: больше китайцев бежало из древнего и средневекового Китая, выбирая судьбу варваров, чем варваров было окитаено. А Великая Китайская стена, похоже, была выстроена (если брать всерьёз версию официальной истории) не столько для защиты от набегов окрестных варваров, как для того, чтобы удержать ханьцев в родном государстве.