Случай в Кёнигсберге

                                    М.С. Баглаю, Г.С. Баглаю
                                    и их семьям посвещаю

Свинцовых туч нависло одеяло,
Развалин-призраков сереет мокрый строй,
Как паутину-тишину вдруг разорвало:
Стрельба и взрывы, мин протяжный вой.
Давило утро заспанным рассветом,
Я в штаб полка по вызову бежал,
Бой вспыхнул в городе, шипя взвилась ракета,
Густой осколков дождь загнал меня в подвал.
Бетон в металле - это в вниз ступени,
Свист пуль, как флейта, барабан - 
осколков дождь,
Споткнувшись, я упал - и ободрал колени,
Кирпич побитый, темень, как не упадёшь?
Достал платок - пот с грязью тёрли шею,
Пыль с галифе, ругаясь, отряхнул,
Упавшую фуражку поднял и поправил портупею,
А сверху слышал треск, далёкий пушек гул.
Луч фонаря прорезал чернь подвала - 
(На мою ругань будто отозвался),
Тень человека на стене подвала встала,
И я, признаюсь честно, испугался.
Глаз к темноте привык уже - смотрю, погоны,
За во̀ротом расстегнутым тельняшка,
Вдруг слышу, где-то снизу, чьи-то стоны,
В руках у человека - наша фляжка.
Он, с хрипотцой мне: "Да свои мы,
Тут раненый, мне б вынести его".
Пути господни неисповедимы - 
Я слышал голос брата своего!
"Братишка, родненький, - 
вскричал его услышав -
Я ж брат твой! Гриша, ты меня узнал?!"
Мы обнялись: "Я здесь случайно, Миша,
Услышал, как в подвале кто-то здесь стонал".
"Потом, братишка, выпьем мы за встречу,
Давай-ка подсоби, вот раненый лежит,
За ноги я возьму, а ты бери за плечи,
Тяжеловат-то, раненый мужик".
"Ну, ничего, крепись, подлечат в медсанбате,
 - Он крови много потерял, скорей неси!"
На выходе светлей, гляжу - да это ж батя!
Взлетели птицей вверх: "Ну, Господи, спаси!"
А сверху стихло всё, лишь дождик
мелкий капал,
Мы вынесли отца - вдруг "газик" тут как тут:
Друзья отца - за ним, и тут я вдруг заплакал - 
Не думал, что в войну нервишки так сдадут!
"Мы с Мишей отвезли отца на излеченье,
Врачи его спасли - остался он живой,
Нигде не говорил про наше приключенье,
Сумеешь - опиши в стихах, ты парень свой".
Я стих не мог "родить", доверием смущённый,
Про клятый Кёнигсберг, про случай на войне,
Да и поверят ли? - обман ведь грех огромный,
А если про войну - ещё страшней вдвойне!
Так быть ведь не могло! Всё это нереально,
Чтоб братья и отец да встретились вот так?!
Ты - фантазёр, поэт, - мне скажут фигурально,
Реально же подумают: "Чего ж ты врёшь, дурак!"
Молчали и они - в рассказ их верить трудно,
Начальство ж разрешило им вместе воевать,
Остались живы все! Потом трудились дружно,
Не лезли и в герои. Скромны - ну,
что с них взять?!
Года отца забрали, потом не стало Миши,
Не победил никто - одна лишь только смерть,
Узнал же обо всем я от живого Гриши,
Когда он вдруг почувствовал, что должен
умереть.
Ему давал я слово, что напишу про случай,
Что если вдруг получится - в стихах я опишу,
И пусть мой стих не сложится, как самый-самый
лучший,
Что люди в нем прекрасные, хоть сдохну - 
всем внушу!
Что добрые, что щедрые, что людям словно
родные,
В районе были лучшими отец и сыновья,
Жаль, не они сейчас герои и народные - 
Вот кто бы был им истинно - уверен в этом я!
Сегодня по истории, по жизни семей множества
Проведена по памяти, по душам борозда...
Не вычеркнут из памяти предатели, ничтожества:
Была война народная, священная война!