Рос я тихим, домашним, маменькиным сыночком. Старшая сестра Тома была на 11лет старше и жила своей жизнью, ну а я мужик-продолжатель династии пользовался всеми благами того времени, раз в неделю мама давала мне несколько копеек, и я мчался на окраину совхоза в магазин, где знающая всех продавец отвешивала мне кулек конфет-подушечек, таких сейчас днем с огнем не сыщешь. На этом все блага и заканчивались. Правда годика в четыре мне купили двухколесный велик с бескамерными вечными колесами. И я на нем нарезал круги на поляне перед домом. На ночь он там и оставался, никто на него не зарился и не просил покататься...Первый самолет я увидел лишь частично. Лето. Полдень. Гуляю на травке перед домом, травка-муравка зеленая, поляна большая, все хорошо, если бы не гуси, которые иногда перед походом, на протекающую невдалеке реку, делили поляну со мной. Я их несколько побаивался, но с оружием-прутиком они практически безопасны, если бы не продукты их жизнедеятельности, цвета одинакового с травой. В тот день лета 51-го мимо меня пронеслась по улице ватага ребят постарше, с которыми я никаких дел вообще не имел. Из их шума мгновенно стало понятно, все они мчались за совхоз, где на поле только что приземлился самолет. Представляете, настоящий самолет! Забыв все запреты "Не уходить от дома", я мчался изо всех сил, но моих 4-хлетних силенок не хватало, я явно отставал, а тут еще пришлось помогать чьей-то подружке, у которой нога попала между спицами и рамой велика, на котором ее брат пытался доставить быстрее всех к самолету, а теперь безуспешно пытался освободить ее окровавленную ногу. Девчонка, много старше меня, сидела на жесткой седушке сзади, вот нога и попала... Я отчетливо помню рану, кровь, ее истошный крик ..., свой страх перед всем этим. Не помню, как, но как-то помогал, больше было некому. Для девчонок рана (дефект) на видимой части ноги, это катастрофа, понял это я много позже. Казалось бы, не может четырехлетний ребенок помнить все это. Рановато вроде, если бы не документальное подтверждение.
В ту пору по деревням ездили фотографы и художники, предлагавшие свои услуги. (Отец много лет мечтал освоить загадочное для него фотодело, даже приобрел большой красный очень красивый фонарь из чистого мореного дерева свыдвижными стеклами, сделав дыру в нашем скромном бюджете, но так и не успел, зато я все это потом наверстал с десятком различных фото и кинокамер от "Любителя", "Смены", до ФЭДа, "Зенита-Е" и экзотических "Киев-Вега", "Панорамник-горизонт", "Полароид", и т.д. и т.п. ...) Я помню, как мои родители заказали свои портреты у художника, выбирали рамки, радовались. Портреты были довольно большие, как развернутый тетрадный лист. В правом нижнем углу стояли, написанные карандашом, даты исполнения "1951" год. Они у меня так и хранятся. Мама молодая, красивая с роскошными локонами, да и у папы прическа слава богу, я у него наследовал такую же. Значит мне четыре года. И как раз в это лето произошло еще много событий. Первое, это я чуть не утонул в той самой речке, хорошо моя старшая пятнадцатилетняя сестра Тома, загорая на травке с подружками, следила за мной, вытащила меня, смело шагнувшего в речную глубину не больше метра. Как вытаскивала не помню, а вот мистическую деревянную лестницу, по перекладинам которой я пытался вылезти из глубины помню до сих пор. Второе более значимое событие, это сосед, семья, которого почему-то жила в землянке (А мы жили в однокомнатной нормальной по тем временам квартире.) на другой стороне нашего общего зеленого поля внезапно подарил мне самолет. Зеленый биплан (Тогда я конечно не знал, что это биплан.) с красными звездами и шасси из тюрючка от ниток. Он был большего размера, сделан из дерева, с пропеллером, и я его таскал на веревочке, почему-то игрушечные автомобили я не запомнил, а может их и не было у меня тогда. Радости моей не было предела. Правда, почти одновременно с подарком со мной произошла "неисправимая" трагедия. Пришла медсестра, подружка мамы, с целью поставить мне укол в "заднюю полусферу", наверное, какая-то прививка. Почувствовав недоброе, я спрятался под кровать, но эти хохотушки выволокли меня оттуда и со смехом всадили шприц в самое больное место. Я конечно взревел, послал их. Слава богу, отец выучил первым делом меня материться, кстати внуков он тоже выучил. Все мы этим быстро переболели и дальше, уже взрослые, матерились очень редко, только в шутку. Тут же я сквозь слезы объяснил им причину мата. "Твою мать! (Некорректный перевод) Мне нельзя плакать, я же летчик, а летчики не плачут"! Конечно я тогда был точно летчик: имя Валерий, как у Чкалова, да и свой зеленый самолет... Мое объяснение еще больше рассмешило моих "палачей". С тех пор мама это частенько вспоминала. Вообще тот год был богат на события. Катая колесо (Диск от бортового фрикциона какого-то гусеничного трактора, так потом мне отец рассказывал.) щепкой, я запнулся и упал на нее, щепка прошла под кожей от подбородка слева, почти до глаза. Щепку я выдернул, хлынула кровь, мама естественно перепугалась больше меня. Вот тут я точно наверняка ревел, но это я не запомнил. Повезло что отец был рядом, пришел на обед. Схватил меня на руки, срочно перехватил машину (опять повезло) и в больницу на краю совхоза. Пока вез, кровь заполнила папе грудной карман пиджака, залила паспорт и партбилет, все промокло, пришлось менять. В больнице все сделали, шрам в два сантиметра остался на всю жизнь.
Так вот, до самолета за совхозом я добежал, но он уже разбегался на взлет, и я только запомнил небольшой зеленых хвост с красной звездой, скрывшийся в поднятой пыли, наверное, это был По-2...
Несколько лет жизнь до школы прошла без авиации. Я был мал, читать не умел, книг не читал, да и не помню, чтобы они были в доме. Вру, у отца была довольно толстая книга "История ВКП(б)", это я позже на корке прочитал. Кто не знает, ВКП(б) это Всесоюзная коммунистическая партия большевиков. Дальше помню только переезд к сестре мамы в Онгудай Горного Алтая. Вещей было мизер по нонешним временам, всего два сундука с постелями, одеждой, посудой. Сундуки были разные, один старый, пошарпаный, с коваными ручками. Я потом через полвека его разбирал, намаялся. Дерево лиственица смолистая, ножевка с трудом брала, а какой был благородный запах. Второй, специально изготовленный для переезда, современный по тем временам, дерево слабенькое, железо тоненькое, один плюс в том, что легонький. Там же были главные ценности: патефон с пластинками, гордость отца, красный фонарь как два патефона, и радость мамы швейная подольская машинка, в которую я в свое время сунул палец, когда мама что-то шила, и лишился части ногтя с кожицей. Слава богу, все заросло без следов. Реву, крови было много. И все же рева было меньше чем после случая, когда мы с другом Петькой пожевали стручок красного перца, вот там было реву, мама полдня дула мне в рот, пока я не уснул. Ну вот, приехали мы в Бийск. Дело было поздней осенью, уже иней был на деревьях, мы в зимней одежде. Чтобы ехать дальше нужно было преодолеть Бию-реку, настоящую большую-пребольшую реку. Моста через нее тогда, по-моему, не было, ходил паром. Паром нужно было ждать до утра всю ночь. К нам прибился и подружился молодой красивый парень, курсант какого-то технического училища. Он был в черной шинели и форменной фуражке с эмблемой. Со мной всю ночь не расставался, что-то мне рассказывал, водил по пристани. Мой спасатель и спаситель. Сейчас поймете. Когда утром объявили посадку на паром, толпа хлынула, и мы вместе с ней. Папы с нами не было, он занимался багажом. Все столпились у узких деревянных сходней. Такая серая, невыспавшаяся, замерзшая толпа. Я держался за маму. Наконец разрешили проходить, и тут кто-то толкнул меня, и я полетел в осеннюю мрачную Бию со сходней между паромом и причалом. Точно утонул бы, но мой спасатель-спаситель каким-то чудом успел за воротник пальто перехватить меня и вытащил назад к жизни. Никто даже не успел испугаться. Когда и где мы расстались с эти замечательным парнем, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, не помню. Дальше ехали в кузове грузовика по Чуйскому тракту до Онгудая. Кругом расстилались долины и невысокие сопки покрытые зеленым ковром. Затем пошли горы, обрывы, пропасти. Через полгода по этой же, но уже зимней дороге возвращались назад. Я уже ехал в кабине на маминых коленях. Все стекла были двойные, самодельные. За окнами свирепствовал мороз, но клетки двойного стекла не замерзали.
Потом были еще несколько переездов, папа все никак не мог определиться с местом работы, то работа не подходила, то климат. Ну а мы с мамой как нитки за иголкой....
На новом месте в Беловском совхозе тоже была речка, называлась "Малая Белая", происхождение такого названия неизвестно, только впадала она в "Большую речку". За речкой были луга с земляникой и поля. Там нам один из взрослых парней демонстрировал стрельбу из лука в небо. Лук был больше моего роста, стрела с железным наконечником и с оперением из чьих-то перьев. Парень стрелял вертикально в небо, а я и его меньшие братья, разинув рот старались увидеть куда воткнется, исчезнувшая с глаз стрела. Хорошо, никому попало. Еще соседские ребятишки играли в "Бабки" из костей мелкого рогатого, но мне не довелось, потому что меня запирали на весь день в доме, мамы где-то не было, где мы снимали квартиру в соседней деревне, и я мог только через окно наблюдать за игрой, мои друзья специально играли для меня. Мамы с нами, почему-то долго не было, и я хозяйничал в квартире весь день сам, в том числе и в подполье, где нашел толстенные фолианты книг и много медицинского инструмента: шприцы, щипцы, зажимы, ножницы, все блестящее из нержавейки. Все это сохранить бы, сейчас им цены бы не было. Книги были в кожанных переплетах, внутри запомнилось много черно-белых картинок лошадей, наверное, там до нас жил какой-то ветеринар. В ожидании папы я качался на качелях привернутых папой к потолочной матке. Папа приходил поздно, кормил меня, потом долго заполнял какие-то отчеты, при свете керосиновой лампы, сильно уставал. При образовании всего два класса церковно-приходской школы трудно давались ему эти цифры. Вот я и предложил помогать ему. Он мне оставлял какой-нибудь, как я сейчас понимаю ненужный отчет, а я делал копию. Читать и писать я еще не умел, но выводил химическим карандашом все эти цифры-каракули, так и засыпал над ними, потом папа хвалил меня за помощь. Я был горд. А игрушек не было. Чуть повзрослев, уже перед школой, стали играть, чаще всего в "Прятки" и в "Войну". Причем девчонок я не помню в наших играх, да и вообще их как буд-то не стало, исчезли, а раньше были, я точно помню. Откуда-то вернулась мама, папа повеселел, жить стало легше. Мы переехали на центральную усадьбу, где нам дали однокомнатную квартиру, т.е. вообще однокомнатную. Там же были под койкой гусыни, высиживавшие гусят, очень забавные птицы, и каждый год в углу маленький новорожденный очередной телок, поддававший мордочкой кастрюльку с пойлом-молочком в маминых руках. Жили как все, очень дружно, помню папу с мамой вечно что-то шептавшие друг другу на ухо, мама смеялась, счастливы были. Появились новые друзья. Весь совхоз был нашим полем битвы. Ничего мы не делили, ни с кем ни дрались. Не буду занимать Ваше внимание, описывать, наконец мне 6 лет, и я осенью первоклассник.
В середине лета произошла трагедия с тремя нашими друзьями. За школьным садом был большой овраг, там даже ограды не было, по нему стекала вода после дождя и снега. Был он глубокий, заросший лопухами, мусор туда не сыпали, абсолютно безопасный. В один из дней весь совхоз огласился криками, шумом, народ бежал с лопатами к школе. Оказывается, один из краев оврага ни с того, ни с сего обвалился и накрыл ребятишек, троих, об этом тут же сообщили прибежавшие, оставшиеся незасыпанными. Всех их откопали, но уже было поздно, было страшно. Сейчас я бы сказал: "За что, за что, Господи?" И проклял бы бога. А тогда, я там был, но утром, а потом меня мама загнала поесть, мы жили через дорогу от школы. С тех пор я обхожу края оврагов и берега обрывистые рек стороной, боюсь выходить на незастекленные балконы. Интересно, а прыгнуть с парашютом, стоя над восьмисотметровой бездной, это запросто, наверное, действует вера в технику и парашют.
А вообще для нас пацанов старше детсадовского возраста в совхозе было круглогодичное раздолье. Все поля и колки на километры были наши (Преступность была нулевая, наши мамы за нас не переживали.) купались с утра до вечера с другом Вовкой, он был старше года на два, до посинения. Наконец я простыл, затемпературил, слег. Проболел несколько дней, все пошло на поправку, ну дак надо наверстывать упущенное, пошел купаться, хотя родители запрещали. Они на работу, а мы с другом на речку. Вечером меня уже везли в ходке в больницу. Я был без сознания, в бреду. Мама рассказывала, что температура была за 42 градуса, врачи сказали, если к утру не спадет, дела мои плохи. Перевезли по жаре в райцентровскую больницу. Я лежал в палате, а родители сидели всю ночь на улице у окна, ждали... Но не судьба, я выкарабкался, лежал долго, потом заново учился ходить. Когда начал выздоравливать, приходить в себя, отец подарил мне серебристый Ли-2, просто точная большая копия серебристая с двумя мотогондолами, с трехлопастными винтами, с шасси, все как у настоящего, лучшего подарка не придумать, я на нем начал летать, сначала по койке, потом по всей больнице, может и ходить начал оттого быстрее...
Все, а дальше пошли корабли парусные из толстенной сосновой коры, пенопласта тогда не было. Были и самолетики, но корабли заняли весь горизонт. Большие, чуть меньше полметра, сначала с бумажными парусами, затем с матерчатыми. Оснащены, как положено мачтами, реями... Появились в лексиконе якорь, грот-мачта, бушприт, рангоут и такелаж. Но больше всего пахло романтикой и кружилась голова от слов: бриг, корвет, бригантина, штурман, боцман, кок, кэп и конечно юнга и пираты, и т.д. Было и воронье гнездо, откуда далеко видно. Кругом было полно озер, где мы устраивали гонки каждую весну с появлением первых ручьев. Естественно появились книжки про пиратов, морских исследователей белых пятен на планете: Амундсен, Нансен, Седов, Робинзон Крузо... Все это переросло в интерес к боевым кораблям: эсминцы, линкоры, крейсера, торпедные катера, подводные лодки, морские сражения. Не обошлось и без торпедоносцев. Делать мы их не делали, в совхозе никаких кружков технических не было и в помине. А у нас было в этом плане мало инструмента. Определяющей главной проблемой было отсутствие в совхозе для нашей техники двигателей... Зато была Пожарная часть с лошадьми и частенько не совсем трезвыми пожарными, которым мы помогали и даже выезжали вместе с ними тушить пожары в поле.
Чтобы пожарные не спали, они должны были отбивать в рельс на колокольне время. В поле далеко было слышно, а вот ночью, не помню, хоты и пожарка была в паре сотен метров от нас. Ближе к нам был электростолб с громкоговорителем-колоколом, по нему утром четко передавали "Утреннюю гимнастику". Голос этого диктора, как и голос знаменитого Левитана так и остался в ушах...
А небо все чаще стали чертить инверсионные следы, с блестящей серебристой точкой впереди, от реактивной техники. И земли иногда достигали глухие двойные удары, ага, значит парень перешел звуковой барьер и пошел на сверхзвуке... Это мы знали. В четвертом классе к нам на стадион райцентра (Мы туда переехали.), недалеко от нашей четырехклассной старенькой школы, сел вертолет Ми-4. Конечно мы примчались и весь его облазили под присмотром пилотов. Еще одна капля от авиации в душу.
Мы пацаны тогда в поселке все время после школы и на каникулах проводили на улице, слава боку никаких гаджетов тогда не было, зато были голуби, коньки, кеды и велики. Росли мы крепкими и здоровыми. Тут я несколько загнул. Одно лето мы проиграли в карты, в "дурака". Оказалась такая азартная игра. Каждое утро спешили к нашему другу Генке, у него родители были весь день на работе, что позволяло нам играть. Естественно речи о деньгах вообще не шло. Максимально что водилось в наших карманах, это 5-10 копеек на дневной сеанс кино. О мороженом и лимонаде можно было только мечтать. Но деньги и материальное благополучие для нас ничего не значили, мы были все равные среди равных. Зимой у нас была еще одна "неопасная" забава. Каждую зиму происходили большие лесозаготовки, поскольку летом на селе было не до них, да и зимний лес считается более качественным. Спиленные бревна возили тракторами на больших санях. Чаще всего тягачами были знаменитые Дт-54. Целые вереницы этого леса ползали через поселок практически каждый день. Сани были простой конструкции: полозья из двух окованных бревен-кругляков метров по пять со стальными подошвами, связанные поперечинами из таких же бревен, врубленными примерно на треть толщины-диаметра в полозья. До земли расстояние (клиренс) был сантиметров двадцать, этого вполне хватало чтобы уверенно проезжать по колее в твердой укатанной почти ледяной зимней дороге. Впереди к полозьям крепились стальное кованое прицепное водило. По бокам вертикальные стойки-штаги. Было интересно наблюдать как эти сцепки преодолевали регулируемый железнодорожный переезд, тоже окованный стальными уголками, разделяющий поселок Троицкое на две части, одну из них звали "Залинейная", другую никак не звали. Стоял зловещий, сильный скрежет стали по стали. Назад сани возвращались пустыми, тут-то мы их и поджидали после переезда. Дальше заскакивали на сани, и держась за штаги, ехали, пока нас не сгоняли "ласково" матом трактористы. Естественно и я там был. Однажды, как обычно заскакиваю, хватаюсь за болтающуюся в своем гнезде штагу, толчок саней, и я мгновенно оказываюсь под санями в самом их центре. Перекладина неотвратимо надвигается на меня, сейчас она меня размажет тонким слоем по центральному выступу дороги. Все! Конец! Врут все, никакая вся жизнь не пробежала у меня перед глазами. А вот это точно, дуракам везет, вероятно, от следующего толчка об какое-то мерзлое препятствие на дороге сани на несколько мгновений перекосило, они выскочили из колеи, и поперечина прошла надо мной, безобидно, только запорошив меня снегом. Хорошо, следом никто не ехал. Больше, почему-то я не увлекался этой игрой.
С нашей залинейной стороны к этому переезду шли две дорого, одна гораздо выше на несколько метров второй. Первая была высокая, но довольно узкая, главная, вторая, поднимающаяся из низины, была широченная, считай поле, переходящее в районную нефтебазу за высокой оградой. По первой старались не ходить, все-таки вторая была более спокойной и безопасной. Между дорогами был довольно крутой склон. Иногда из-за грязи после дождя или гололеда приходилось выбирать какой дорогой идти. В тот день я как обычно выбрал нижнюю дорогу, а трактор С-100, а может и С-80, без прицепа перекладывал отполированные башмаки своих гусениц по краю верхней заледеневшей дороги. Я невольно любовался этой грозной, большой, да и редкой машиной. Так и двигались мы параллельно друг другу к переезду. И вдруг эта махина как на коньках заскользила вбок на своих отполированных до блеска башмаках (Это вам не Дт-54) прямо на меня, я конечно виртуозно увернулся от нее, не на того напала. Это в теории, а на практике меня сковал паралич, и, если бы он этот С-100 не погрузил глубоко свои башмаки в мою дорогу и не остановил свое перемещение, нависнув надо мной многотонной громадой, я бы так и стоял столбом-единственным препятствием у него на пути. Ну что повторюсь, не судьба. Вообще-то эти трактора, с такой гусеницей, начиная с американских должны были иметь шпоры противоскольжения, там даже в башмаках были предусмотрены места под них (Отец рассказывал, что когда-то их ставили.), но я не видел их никогда. Меня никто не заметил, и мы продолжили свой путь, только я приотстал от греха подальше.
Летом, это был футбол. В поселке было две основных футбольных команды: наша школьная, из старшеклассников, заводилой в ней был молодой физрук (Имя не помню. Я ему благодарен, что он меня приучил к волейболу.), такой подвижный, прыгучий, как пружина, низенького роста, и команда ремзавода, где были взрослые парни-мужики, иногда для повышения темпа, принимающие на грудь жидкий допинг. Это вообще вызывало у нас восторг. Игры проходили на центральном стадионе. Там же проходили главные тренировки, ну а мы пацаны считали за счастье быть "заворотными хавбэками", принимали мячи за воротами и пинком отдавали игрокам. Футбол был везде, у каждой школы свой стадион. Правда мы гоняли в кедах волейбольный мяч, на жесткий и тяжелый футбольный не было денег, а про ботинки вообще молчу, и гоняли мы на любой поляне за речкой. Границ у таких футбольных полей не было, это меня и подвело. Уходя от противников с мячом, я провалился в небольшую ямку, и со всего маху упал грудью на тонкий пенек, замаскировавшийся в траве. Не знаю сколько я пролежал без сознания, очнулся в кругу друзей и "противников", не понимающих, что со мной случилось. Была только бешеная, острая боль в груди, нельзя было даже дотронуться. Потихоньку она стихала, но напоминала мне еще несколько лет. Что-то там треснуло, наверное. Повезло, что пенек был тупой, не острый, ничего из него не торчало. С футболом я тоже расстался, и хорошо, не напасешься мячей и кед, накладно это.
Зимой коньки, догоняшки, хоккей. Никаких хоккейных коробок никто не строил, вру, было одно залитое ледяное поле на весь центральный стадион, но до него было далеко, это для девчонок повертеться, зато была речка и озера с идеальным зеркально-блестящим льдом на весь поселок на многие сотни-сотни метров с редкими шапками снега, под которыми таились промоины, поджидающие неосторожную жертву, но мы их мастерски объезжали или на крайняк рискованно перепрыгивали на скорости. Проезжать по ним ни в коем случае. При мне парнишка-братан моего друга Витьки так проехал и сразу провалился. Хорошо успел руки раскинуть, да и мы были рядом, выхватили его из ледяной воды. Бегом отвели к соседям сушиться, домой нельзя, "мамка убьет". Изредка были проруби, в конце улиц, спускающихся к реке, откуда брали воду и тут же полоскали белье. Проблемой были коньки, дороговато, но еще большей проблемой были ботинки и клюшки. Проблема ботинок решалась просто. Коньки крепились проволокой к фанерке для увеличения площади опоры, и все вместе затягивалось веревками с закрутками-палочками к ногам, обутым в валенки, хорошо если они (валенки) еще и подшиты. Валенкам конечно не позавидуешь, родители поругивали, а что делать, да и ногам тоже, они были зажаты как в "испанским сапоге", зато нога в щиколотке была устойчива. Так и гоняли. Но еще нужна была клюшка. И вот я собрался за этой клюшкой в лес за речку. Топор за "пояс" и айда на таллинских красавцах. Если бы я знал, что это последний выезд моих лыж, недавно спасших меня от смерти в черной воде, я бы пошел пешком. Подходящую кривую березу удалось подобрать только на высоком косогоре. Возвращаюсь с тяжеленным чурбаком замороженной березы, решил срезать маленько. Ближайший спуск был очень крутой, перепад метров 15-20 и почему-то без следов лыж, недавно был снежок, все припорошил, вот я и буду первопроходцем. Сгруппировался, где наша ни пропадала, все под мышками, и вниз сломя голову в прямом смысле. Пролетел вихрем почти до низа, нежданный толчок в левую лыжу от замаскированного снегом пенька и дальше черте что, и я по центру зарылся в снег, уже без лыж, все остальное, куда попало. Поднялся, обошлось, весь целый, с трудом в снегу нашарил топор и обломок носка левой лыжи. Это была катастрофа. Расщепленный обломок сантиметров тридцать. Лыжи погибли. Самые целые из всего это чурбак березы и я такой же. Доковылял на остатках лыж до дому, забросил чурбак и вместе с ним хоккей, остались догоняшки.
Самый благородный командный спорт, на мой взгляд, это волейбол. Им я и увлекся. Естественно, поначалу игрок я был барахло, ни подать, ни поставить блок не мог, а уж вытащить мяч практически от земли вообще нереально, короче баласт ненужный в команде. Так что стыдливо просиживал на скамейке все уроки физ-ры, когда играли в волейбол, да и не только... В баскет играл нечасто, но без успеха с кольцом. Давно с этим смирился. Один раз сыграли в рэгби в спортзале, запретили, потому что это просто драка, а не спорт, за 45 минут нанесли серьезные травмы двум парням об батареи отопления, хоть и утопленные в стену. И тут тот-самый молодой физрук, кажется Игорь Батькович внезапно для всех, а уж для меня тем-более стал назначать меня судьей по волейболу, вооружил свистком. Поначалу я боялся, стеснялся, пришлось поштудировать правила игры. Потихоньку все "устаканилось", я уже "приборзел" и стал уверенно судить. Конечно мне нравилось командовать, не умея сам играть, тем более Игорь всегда был в моих решениях на моей стороне. Затем как-то не хватило игроков, и он меня ввел в состав команды. Был конечно полный позор. Зато после игры Игорь меня оставил и немного поиграл со мной, показал приемы, и пошло, дальше я уже сам начал и так, и так, стал входить во вкус, класс мой повысился, а тут и лето подошло. Кто-то на поляне за нашими домами поставил столбы, натянул сетку. Интересно, кто, да? А играли мы, уже старшеклассники с нескольких улиц. Утром прибывали на персональных великах, складывали их в кучу, и до вечера, пока было видно мяч. Через эти велики я и загремел, отбивая в азарте мяч. На удивление без проблем, но велики стали складировать подальше. Вспомнилась смешная история. Студентами играли на базе "Мочище" за аэропортом "Северным" Новосибирска в волейбол. Поле было среди высоченных вековых мачтовых сосен. Прошел ночью дождь, все мокрое, а вскоре и мяч стал мокрый, грязный и невероятно скользкий. Играть стало сложнее. И вот мощная подача противника, и мяч летит прямо в лицо нашего одногруппника Виктора, отбить не удается, он же скользкий, да и руки тоже, и создает на лице отпечаток. Всем смешно над грязным Виктором кроме самого Виктора. Виктор парень спортивный, но несколько, прямо скажем, психованный. Он пинком с руки отбивает этот мяч просто в небо. Мяч отскакивает от ближайшей сосны, и... снова попадает Виктору в тоже место, т.е. в лицо, тут уж все просто повалились от хохота, продолжать играть стало невозможно.
Обрывов я продолжал бояться, но они меня сами не обошли. Каждый год на летних каникулах мы работали в летнем трудовом лагере. Не буду отвлекаться на жизнь в этом лагере, но мне как-то пришлось возвращаться в этот лагерь ночью из дома. Шел налегке с одной лопатой и одеялом байковым на плече (Ночи становились прохладными, вот я и решил сходить домой за более теплым и заменить лопату.). Тропинка шла вдоль железной дороги, по холмам, не очень удобно, то вверх, то вниз, но это лучше, чем по шпалам. Кто хоть раз ходил по шпалам, знает, что как это нескладно, шаги какие-то дурацкие, короткие, семенящие, а через шпалу большие, прыгающие. Ночь была лунная, звенела тишиной и пением каких-то ночных птиц, над всем этим яркий до невозможности серебряный лунный диск. От него рельсы справа от меня вились двумя полированными, блестящими лентами. Идти было километров восемь - десять, домой два часа, обратно два, для молодого парня недалеко. Немножко страшновато, все-таки черте где от поселка, ночью, но у меня же оружие-лопата. Шел-шел и вдруг мне показалось, что прямо рядом с моей тропинкой серебрится другая, прямая как стрела. Шагнул на нее и загремел вместе с лопатой под откос. Сколько метров кувыркался не знаю, не помню, оказался рядом с невысокой насыпью, дальше рельсы. Задремал я, наверное, на ходу, вот и почудилась эта тропинка из двух блестящих в лунном свете рельс. Очнулся, поднялся, отряхнулся, нашел лопату и одеяло, ни царапинки, и одежда целая, даже ни замарался, но сон слетел. Кстати, зря совершал этот подвиг, лагерь весь, уже после моего ухода, вечером по каким-то причинам увезли домой, я пождал, пождал в пустом бараке и снова двинул домой знакомой дорогой...
В километрах двадцати от поселка находился совхоз, в котором проживала с мужем моя старшая сестра. Иногда я их навещал, велик под рукой, точнее под ногами, под седлом. Более короткой была грунтовая, укатаная автомобильная дорога, а не вдоль железки, тем более последняя шла несколько в стороне от совхоза. Вот по ней я и добирался, автомобилей тогда было немного, поэтому можно было не оглядываясь ехать по дороге, как угодно. Лето, жара, местами на дороге толстый слой как мука пыли, колеса вязнут. Дорога вверх-вниз в одном месте прорезает холм как небольшое ущелье. В тот раз, что-то много было машин, пыль поднялась как туман на реке, только серый, аж дышать тяжело. И именно в этом месте я завяз в этой пыли, да еще в горку. Оттащил велик на обочину и тут мимо меня по тому месту, где я только что завяз, на бешеной скорости проскакало почти бесшумно здоровенное колесо, а вслед за ним двумя желтыми пятнами фар проследовал и грузовик ЗиС-5. Это он потерял заднее колесо. Вот и все. Возможно колесо и не убило бы меня, но покалечило бы точно. Машины проехали, потерю колеса не заметили, не знаю. Я выпихал велик на бугор, дальше дорога идеальна и шла под плавный откос между невысокими кустарниками. Да, это был точно мой день. Откуда-то раздался страшный рев моторов и одновременно с ним, чуть ли не в метре от моей макушки стриженой пересек дорогу самолет Ли-2. Я кажется успел пересчитать все заклепки на его грязно-зеленом пузе и замаслянных мотогондолах с неубранным шасси. Вообще-то я успел испугаться, не как при встрече с прыгающим колесом, даже голову задрал. Но это было что-то, так близко, и такой самолет, радость на всю жизнь. Оказывается, недалеко был полевой аэродром и оттуда химичили самолеты Ан-2, а Ли-2 зачем-то прилетал к ним в гости. Да-а! Это просто подарок судьбы, а кого еще.
На этом же велике я успел принять участие в испытаниях тормозов вместе с такими же друзьями. Откуда возникла эта идея в наши головы уже не вспомнить. Алгоритм такой: на тупиковом переулке Ползунова, рядом с нашим домом нужно было разогнаться метров за тридцать и остановиться в заданном четырехметровом отрезке (все рассчитано точнее некуда), проще-простого. Начертили щепкой на дороге контрольные линии. Счастье быть первым испытателем выпало естественно на меня. Разогнался что есть дури, строго на первой черте дал по тормозам, хорошо цепь не лопнула... Конечно я проскочил юзом вторую черту, и уже тут сообразил, что катастрофы не избежать, если я сейчас же не упаду набок вместе с великом. Мы летели вместе с ним пусть к пологому, но все же обрыву, не буду врать, невысокому метров пять, может чуть больше, изрытому ямами, бравших чернозем на рассаду. Можете верить, можете нет, но я за доли секунды выполнил запланированное, только порвал брюки покарябал бок и локоть левой руки. Ну и все, испытания досрочно прекратили. А мой бедный велик уже без меня вскорости потерпел аварию. Венька, наш сосед, уже отслуживший армию, попросил его (велик) на время куда-то скататься, на обратном пути пьяный в дым врезался в столб (проверенные мною тормоза похоже не использовал). Велик спас седока, принял удар, но сам согнулся в дугу...
А самолеты в небе еще крепче проникали в душу, и только на задворках мозга еще держались корабли. Над нами в те времена пролегала трасса Барнаул(Новосибирск) - Бийск. Выполнялась она на Ил-14. Я изучил их расписание, старался разглядеть в восьмикратный бинокль, подаренный отцом за девятый класс, записывал бортовые номера, вел журнал, т.е. я уже тогда там был в авиации. Зимой, по ночам в небе гудели моторы, а рано утром я видел инверсионные следы во главе с мощными Ту-95 с блестящими дисками винтов от восходящего солнца, уходивших на Восток, тогда было плохо с Китаем. Я уже представлял себя за штурвалом, а то что там были штурмана, бортачи, операторы, радисты, их я вообще не видел.
Вот такой небольшой перечень запомнившихся событий по жизни, если не считать попадания под копыта лошади, но лошадь умное животное, на меня не наступила ни разу, аппендицит, аденоиды, трижды исправление носовой перегородки, опоясывающий герпес, переломы осколочные кистей рук и открытый бедра ноги на любимом мотоцикле, год в больнице, когда я уже уверовал, что все травмы обойдут меня стороной. Ну и вообще мелкие случайности: падение в дребезги толстенного, большого зеркала с седьмого этажа прямо перед моим носом на крылечке почты, аналогичное обрушение уличного фонаря в бурю и тоже рядом. А фонарь, это он в небе кажется небольшим, а когда упал к моим ногам он был огромный, тяжелый и стальной, с двухметровой трубой толще моей руки. Этой кривой трубой он обнял вокруг меня асфальт. Чего стоит ледяная метровая глыба с пятого этажа, если бы не звонок жены на мобильник, я бы не остановился и через мгновение получил бы ею по голове. А провал снега под ногами над шумящим омутом. Прыжки с парашютом. Чудо, когда ночью на неосвещенном участке дороги недалеко от остановки и переезда почувствовал, сидя за рулем своей машины, опасность слева, мгновенно сдал назад, и скорость задняя, вечно заедающая включилась, и мимо меня пронесся трамвай вообще без огней.
Иногда я и сам создавал опасность. Заступаю в наряд-патруль по нашему авиационному гарнизону. Я офицер, со мной два бойца, у меня "Макаров" и две обоймы, у бойцов кроме повязок на рукавах шинелей ничего. Ходим-патрулируем по нашему военному городку в Забайкалье. Уже ночь, подмораживает. Все тихо, спокойно. Подбегает растрепанная женщина: "Помогите, пьяный муж угрожает, я сбежала, но там еще мама, боюсь вернуться". Быстренько подбегаем к крайнему в наших коротких улицах восьмиквартирному деревянному дому. Поднимаемся на второй этаж, дверь открыта входим осторожно, пожилая женщина сквозь слезы поведала, что ее сын прапорщик запил, поругался со всеми, угрожал порезать, сейчас только что ушел в сарайку за чем-то, прихватив большой столовый нож. Должен вернуться, потому что ушел в одной майке. Та-ак, и что мне делать. Никого опыта по таким делам у меня нет, никогда не дрался, только когда-то студентом ходил дружинником, но там все кончалось уговорами и миром, да и нож не фигурировал никогда. Применить табельное оружие? Но это в крайнем случае угрозы жизни, даже не знаю, успею,нет, да и надо-ли? На всякий случай снял ПМ с предохранителя, передернул, женщины вообще заголосили, наверное, уже пожалели, что вызвали патруль. А вот и кто-то тяжело поднимается по лестнице. Я с бойцами спрятался на кухне. Сквозь щель специально неприкрытой двери вижу, в дверях с площадки появляется здоровенный мужик, таких как я надо на него четверых. Мужик вернулся, потому что подмерз, а может и хмель маленько вышел, но нож в руке. Дальше не идет, опасается, застыл в проеме входной двери. И тут женщины выручили меня, стали ласково уговаривать его ничего не бояться и проходить в комнату. Он дурачок и поверил (Во всем виноваты они, женщины, и всегда!), сделал пару шагов, нож не выпускает, повернулся спиной к нам. Я выскочил и обхватил его руками сзади, но мужик здоров, крутнулся вместе со мной на месте, я изо всех сил старался не отлететь, зато ребята молодцы повисли на его руках, и как-то нож толи упал, толи они его вырвали у него, не понял я ничего. И мужик как-то обмяк, и, наверное, все бы кончилось миром, но прибыл наряд из батальона охраны аэродрома. Это был их прапорщик, своих я всех знал в лицо и конечно просто бы уговорил его-своего не чудить. Может быть и выпили бы вместе. Кто этот наряд вызвал, может соседи? В общем забрали мужика. Через пару дней я узнал, уволили его из армии, вот такие дела. Жил мужик как у Христа за пазухой, и сам все себе, да и семье испортил. А может следовало сразу бахнуть в потолок, а потом на поражение, допустим в ноги, или сразу на поражение, сейчас бы уже отсидел давно... Это я сейчас такой расчетливый и умный после многолетнего тренинга на сериалах.
Вот так и рос, и жил, и живет тихий, спокойный маменькин сыночек, так и не ставший летчиком, с авиацией в душе. И не жалею!
Сибволк 2020
Часть II
Июль. 1965 г. Жара. Довольно грязный снаружи и изнутри темно-зеленый пассажирский поезд Москва-Владивосток с паровозом во главе остановился на станции "Слюдянка" Забайкальской железной дороги. (Почему был паровоз от какой-то станции убейте не помню, но сажу помню везде.) Мы, четыре избранника богов со всего Алтайского края, только что окончившие школу, едем поступать в ТОВМУ (Тихоокеанское высшее военно-морское училище имени С.О. Макарова). Мы лучшие из лучших, наши девчонки мечтают стать женами отважных моряков. А мы, видевшие море только в кино, и нашу речку с именем "Большая речка" коровы переходили в брод, мы уверенно двигались к намеченной цели. Не знаю, как остальные, а я-то ехал учиться на морского летчика. Ну а где еще могут учить на морских военных летчиков, как не в морском училище, в чем меня заверил седой подполковник нашего военкомата. Сколько бумаги и нервов было истрачено на заполнение анкет, (Из-за малейшей помарки всю анкету заново, и чтоб красиво было, ручка перьевая, "звездочка", с нажимом и чернила фиолетовые в непроливашках.) сколько комиссий было пройдено, и в нашем поселке, и в краевом центре в Барнауле. Мы не выспавшиеся, запуганные предстоящими допросами комиссий. А сколько ребят, покрепше меня было отсеяно, ушли в слезах... Все прошло, и вот когда наши сверстники еще мучились с выбором куда пойти учиться, у нас все было определено, и после выпускного бала мы в общем вагоне, не плацкартном. На четверых одна постель, которую мы честно поделили между собой и спали на голых полках. Подумаешь пять суток до Владика. Все форточки от несносной жары открыты настежь, сажа от паровоза задувает, и мы вскоре в трико и в майках стали блестящими и темнокожими, только зубы блестели. Питались уже не помню, как, но тогда на всех остановках женщины продавали за копейки вкуснейшие малосольные огурчики, свежую картошечку, разные пирожки с картошкой и капустой, не бедствовали. Зато в Слюдянке мы отмыли и вагоны и сами отмылись холодной водой из брандспойтов. Вообще, дорога вдоль побережья Байкала это отдельная тема и здесь не главная, скажу одно, туннели и видишь хвост своего же поезда. На какой-то из остановок прямо у берега, искупались в холоднющей байкальской воде.
А дальше потянул электровоз. Недаром сошел с ума на вторые сутки гражданин какого-то европейского государства в поезде Москва-Владивосток. Ехали, ехали, и еще ехали и наконец мы в училище. Владивосток встретил красивым, необычным железнодорожным вокзалом, похожим на старинный дворец из русских сказок и мелким-мелким ночным дождиком, который, по-моему, не пропускал ни одну ночь, а частенько и день. Были большие проблемы найти сухое место утром посидеть по-стариковски на скамеечке. Территория училища начиналась с КПП с морячком и мичманом или лейтехой в повязках. Далее казармы, плацы и т.д. и т.п., расположенные в несколько ярусов на склоне холма. Из достопримечательностей: артиллерийская башня с какого-то сторожевика (?), а может и крейсера с тремя стволами пушек с раструбами на концах, смотрящими на залив, стволов должно было быть по штату четыре, но один был демонтирован, и клумбы, за которыми ухаживали жены персонала училища, домик адмирала, стадион. Покрутились мы около этой башни недолго, внутрь не залезешь, неинтересно, нам бы город посмотреть, корабли, пока еще сухопутным морякам...
Двухярусные серые койки с тумбочками и т.п. Нас человек 100, м.б. больше... И началось. Мы стали то ли ротой, то ли экипажем. Пока еще в гражданке, но утром по команде "Подъем", построения, поверки утром, вечером, днем, прием пищи, иногда хозработы. На поверках выяснилось, у нас есть два парня с Украины со смешными для нас фамилиями" Копайгора и Ломайворота. Поскольку эти буквы стоят в алфавите рядом, то и на поверках, звучало по несколько раз в день так. Мичман (Тоже кстати с Украины, вечно ходил с блокнотиком и карандашом и просил записать в блокнотик провинившегося свою фамилию и количество нарядов вне очереди.) выкликает по списку: "Копай гора?", ответ: "Ы-Я-а!", "Ломайворота" - "Ы-Я-а!" ... Дальше смех... Это было единственное развлечение для нас. Вру, опять вру! Было один раз, но целых два развлечения. Насколько я помню по жизни в любом училище, хоть военном, хоть гражданском, летом меняют, чуть ли не все трубы отопления и водоснабжения, вместе с батареями, поэтому в туалет пожалуйста на краю училища недалеко, метров двести от нас, покрашеный охрой домик из плах, "со всеми удобствами". Слесаря-сантехники расположились рядом-близко от входа в наш корпус со своим верстаком, тисами и большим запасом стальных труб. Это была их первая ошибка. Вторая, и я думая, главная, они оставили там же на выходной Клупп и труборез. Кто не знает, это универсальные инструменты для нарезки резьбы и резки труб. Я их понимаю. Кто в военном училище украдет? Они не учли одного, нас, слоняющихся бездельников. Не знаю кто начал, но точно не я. Я в жизни не резал столько отрезков труб на любой размер и нарезал столько резьб, да и не один я, нас ведь было больше сотни умельцев-специалистов. К понедельнику от машины труб осталась большая гора нарезаных, зато с резьбой на концах трубок, называемых у сантехников сгонами. Был большой шум, но виновников среди нас не нашли. А второе развлечение было вообще малозатратное, но более шумное и имеющие последствия. Я участвовал, но не главным, в ранге помощника-советчика был. Руками ничего не трогал. Где резка труб, там и газовая сварка, где газовая сварка там и карбит(д). Нашлась бутылка зеленая из-под шампанского, карбит и пакля есть, вода есть, пробку нашли. Все снарядили, со всеми предосторожностями потихоньку на полусогнутых коленях, поставили с переворотом на бугорок за нашим корпусом. Отбежали и наблюдаем из-за угла со всеми опять же предосторожностями, мы ж не маленькие. Счас рванет! Ждем, поднимаем глаза и "Майн гот"! Рядом, через этот бугорок на уровне примерно метра два крест-накрест натянуты две бельевые веревки, и на них сушатся с десяток белоснежных форменок наших братьев-курсантов. А вот дальше не помню, наверное, память взрывом отшибло. Взрыв несомненно был, смельчаки даже сбегали на это место трагедии, принесли толи убитую, толи сдохшую раньше крысу, откуда она взялась, загадка. Ее забросили зачем-то, причем крайне "удачно", прям в клумбу, где трудились молоденькие девчонки. Зря мы это сделали, даже не мы, а кто-то из наших раздолбаев. Повезло, что девчонки не видели, что это крыса (Она упала близко, но на уже обработанную клумбу.), подумали, что камень упал рядом с ними. Поднялся визг, вызвали вахтенного офицера, начались разборки. Нас построили, долго пытали, ничего не нашли. А, да судьба форменок в памяти не сохранилась. Вот так, крыса сохранилась, а белоснежные форменки нет.
Нас четверо за одним столом в столовой, на каждом столе бачки с первым, вторым, хлеб, масло, сахар, ложки, поварешки, большущий чайник на несколько столов, все из литого толстого алюминия, кроме ложек (кажется и они были толстые, на века)... Все горячее и всего много, просто, но вкусно и сытно...
А дальше медкомиссия еще более строгая чем у нас в Барнауле, плюс добавилась барокамера проверки на избыточное давление. Оказалось, к моей полной неожиданности, училище к летчикам никакого отношения вообще не имело, а готовило в основном подплав, т.е. подводников, вот это номер. Подбили мою лебединую песню. Я конечно подводников уважал, и много про их подвиги читал, да и историю создания лодок знал, но где лодки, а где я? Парень я был начитаный, знал кое-что не только про корабли и лодки, но и про танки, и про артиллерию, даже про паровозы. Пошел к кому-то из начальников, промямлил, что я мечтал-хочу быть морским летчиком, но система уже вцепилась в меня и не отпустила. Ее тоже можно понять, как выяснилось у них огромный недобор, претендентов менее одного на место, а тут еще я со своим капризом "не хочу в подплав".
Погоревал, погоревал, ну и ладно буду подводником, (Так ломается старая судьба и создается новая, в одно мгновение.) но все же еще одну попытку неудачо-удачную сделал. Главное, барокамеру прошел без замечаний, причем дважды. Получилось, нас запускали в эту бочку по несколько человек, там нас ожидал уже опытный толи курсант, толи просто матрос с деревянной киянкой в руках. Мы рассаживались на скамейки по бортам, подавалось-наращивалось плавно избыточное давление до одной атмосферы, т.е. равное глубине под водой десять метров. Сидим, ждем, на уши потихоньку давит, ощущается, но терпимо. И вдруг один парень не алтайский схватился за уши и закричал, у него из уха пошла кровь, матрос тут же застучал киянкой в стенку бочки (надежней любой радиосвязи). Давление сбросили, парня увели в медсанчасть, больше я его не видел, и вновь продолжили с оставшимися. Мы все успешно выдержали. Нам потом говорили, что к концу обучения вроде все выдерживают глубину 50 метров, так их тренировали, а может врали, и не все. Предпоследней был врач ЛОР, дальше на комиссию. ЛОР осматривает мое горло, что-то пишет, и тут я решился открыть свой главный секрет (Я его раньше на предыдущих комиссиях тщательно скрывал.), который очень много раз подводил меня в нужный момент. Стоило мне чуть поволноваться и я начинал сильно заикаться, часто не мог произнести нужное слово, пытался заменить его другим похожим и почти всегда неудачно. Почему-то никто на это не обращал внимания? Она (ЛОР) очень удивилась, выслушав мой секрет, я же ни разу за время приема не заикнулся. Дала мне прочитать большой абзац какой-то книги, я прочитал безупречно, она еще больше удивилась, заподозрив во мне дезертира. Я уже смирился с судьбой, внутренне ругая себя, что даже не смог изобразить заикание. Она еще раз просмотрела мое личное дело, и заявила: "Я Вас бракую вообще по другой причине. У Вас увеличенные гланды, а это недопустимо для подводника." И тут я вообще совершил еще один "подвиг": "А я удалю их." В ответ, твердый приговор: "Все равно не допускаю, собирайтесь домой." Точно, вот это мое обещание удалить гланды, убедило ее, что я честен перед медициной. Вот так и закончилась для меня морская карьера.
Я стал свободен, как птица, ждал документы, но приемная машина училища работала медленно. Мои земляки завидовали мне, им уже надоели морские будни. А тут еще пришли в экипаж старшекурсники, вернувшиеся с морской практики, и таких страхов нагнали про службу на подлодке. Наверняка, специально, чтобы отсеять слабоустойчивых. Я тоже слушал, но меня уже это не касалось. Вообще с нами рядовые матросы, прибывшие, как и мы поступать общались как-то тепло по-дружески, как старшие братья. И тут Лешка, мой земляк внезапно решился на рисковый шаг, изменить свою судьбу и пройти моей медицинской дорожкой. Парень он был пониже меня, коренастый, сильнее, крепше меня вдвое. Баловался гирями, немного увлекался боксом, а бокс в училище был в почете. Барокамеру прошел легко. Оставалось несколько дней до его проверки ЛОРом (Такой был график.). Оставалась одна надежда на мороженое, съесть максимальное количество мороженого, спровоцировать ангину, и на прием к ЛОРу, естественно я ему помогал, деньгами. Сбежали в самоволку (Мне это, пожалуй, уже ничем не грозило, а Лешке наоборот нужно было.). В увольнение не пускают, но мы нашли "слабое место", дыру в заборе из стальных высоких кольев, сразу за стадионом, она просматривалась только со стадиона, где предателей не было. Так вот в одном месте между кольями можно было протиснуться. Что мы и делали, и не раз. Подолгу гуляли по набережной, по причалам, разглядывали боевые корабли, такие серые(шаровые) красавцы с гербом СССР и флагом на корме, там же стоял вахтенный матрос у легкого трапа, картина незабываемая... Среди них стояло немаленькое госпитальное судно, все застекленное, и какой-то корабль-спасатель с четырьмя огромными, очень огромными якорями на палубе. Там же и судно "Красный вымпел", поднявшее первым революционный флаг на Дальнем Востоке. На нем была не служба, а рай, на наш непросвещенный взгляд, во-первых телик работал, во-вторых гири у трапа. Леха сожрал все свои и мои деньги на мороженое. Эффект нулевой. И так день за днем. Эффект прежний. Внезапно возникли непреодолимые на первый взгляд трудности прохождения такой терапии. Не одни же мы пользовались этим местом. Правда как-то пути наши ни разу не пересеклись. Замотали нашу потайную дыру колючей проволокой, замотали серьезно, вынудили искать другое место. Ничего, мы нашли просевший фундамент, плохо что недалеко от КПП, но делать нечего, подлезли-пролезли, хотя и с трудом. На следующий день и этот лаз вывели из строя забросав его жидкой грязью. Слабаки, мы перелезли по крыше белого одноэтажного дома с красивыми ставнями. Нам потом, после нашего рассказа о необычном, но благополучном возвращении, поведали, наши кореша, что это дом самого начальника училища, адмирала! Вот черт, больше так рисковать не стали. Нужно было выполнить еще один важный для нас выход в город. В Дальневосточном высшем инженерном морском училище (ДВВИМУ), готовившем моряков торгового флота мы уже успели побывать, но там чего-то не сложилось, предлагали поступать через год. Какое через год, нам сейчас срочно надо в море, только не подводное и военное, а свободное, да хорошо бы еще под парусами, романтика. В конце концов решили, год перекантуемся на каком-нибудь мирном корабле. Тогда во Владик пришла китобойная база "Слава" вся увешанная цветными, праздничными гирляндами. И нам надо было срочно туда на нее, мы же "потомственные мореманы-китобои" обветренные всеми ветрами океанов... Судьба явно помогала нам, кто-то выкусал всю колючку, и мы беспрепятственно вышли на свободу. Нас приняли (на берегу, на каком-то ремзаводе), несколько удивившись нашей прыти стать моряками "Славы", но с одним условием, отработать несколько месяцев на ее ремонте. Ну и что, мы конечно тут же согласились, Господи, куда нас салажат от мамкиных юбок тогда несло... Решено, мы китобои! Осталось мне забрать документы в училище, а Лешке заболеть и тоже забрать. Возвращаемся к нашему лазу, а там, а там выставили дополнительный пост. Стоит морячок в нарукавной повязке и при штыке. Мы его поздновато заметили, что делать, поворачивать назад, а куда, не к адмиральскому же домику? Была-не была, в наглую полезли. Ну все, сейчас нас арестуют, а дальше мы не знали, что на ждет, какая судьба, какие испытания? Ну и пусть, время-то к ужину, есть зверски охота. А моряк-то, вы не поверите, завидев нас, достал книжку из-за пояса и так увлекся чтением, что просто нас не заметил, прошмыгнувших в полуметре от него! Вот так закончилась наша последняя самоволка. Хорошо хоть мы побывали и в городе, и в кафе "Мороженое", в Морском музее, пушки, оборонявшие Порт-Артур, искореженные снарядами, тут же на набережной стоял клепаный японский танк без гусениц до половины заполненный окурками. Повидали и швартовку, и выход в море разных кораблей и боевых, и гражданских, их быт. Видели, как встречают и провожают... Экскурсий в город просто не было, почему-то. В результате Лешка не заболел, а мне выдали проездные назад строго домой, ни шагу в сторону. Вручили запечатанный и опечатанный светло-рыжий пакет из плотной бумаги с моими документами. Посадили в вагон все, дальше свобода, еду с моряками-дембелями и ребятами из какого-то военного оркестра. Почему-то денег было в обрез и меньше. Мои друзья удивились, что я не дембель, взяли надо мной шефство и кормили все время. Запомнился мужичок из соседнего отсека. Он сел пьяненький, дальше они его все время угощали, а он пел один и тот же куплет: "Деньги есть -Иван Петрович, денег нет- паршива сволочь...", и засыпал. Окончательно проснулся в Новосибирске, где наши пути расходились, оказалось, что он ехал к дочери в Красноярск. Ну ничо, собрали ему денег на билет, и он поспешил в вокзал. Почему проводница не высадила его в Красноярске, загадка? Дома Родители были без ума от счастья, ну как-же единственный сыночек вернулся с края света, сколько слез было пролито... А в военкомате, удивились, и тут же предложили любое, кроме летных, училище без экзаменов, но я уже стал опытным военным и тут же наотрез отказался. Точнее я просто устал. Кстати, у остальных тоже как-то странно сложилось судьба, Лешка наотрез отказался поступать в ТОВВМУ, отслужил на флоте срочную, возмужал, устроился шофером, женился и счастлив, а парень из Бийска был отчислен за пьянку с четвертого курса, я его встретил еще в черной курсантской шинели с нашивками курса в поезде Томск-Бийск... Судьбу еще одного не помню.
Ну что последняя десятидневка июля подходила к концу. Все мои сверстники уже уехали к местам поступления, я один остался в поселке. Еду к Новосибирск, доезжаю до аэропорта Толмачево, узнаю где набор в гражданское летное. Язык доводит до приемной комиссии, располагающейся в учебно-тренировочном отряде (УТО). Меня встречают, но увы прием уже закончился, видя мое горе: "Не переживай парень набор еще не закончился в Красноярске, давай туда, еще успеешь." "Значит нам туда дорога", ночь в вагоне, утром я в УТО уже в Красноярске налегке, чемоданчик сдал в камеру хранения. Кое-как нашел УТО, но комиссии уже и след простыл... Побрел на вокзал назад, сейчас заберу чемоданчик и пропади все пропадом. Купил обратный билет в Новосибирск, там жила моя крестная Леля (Родное от имени Валентина.), она много для меня сделала непутевого. После девятого класс я приехал к ней на каникулы, посмотреть город, и вынес меня черт к речному училищу прям в центре, и все, черная форма, начищенные бляхи ремней и фуражки с якорем покорили меня. Срочно домой забрать документы из школы. Естественно мне их не отдают, упросил отца, тот знал директора школы. И вот я с документами в середине лета предстал пред светлые очи начальника речного училища. Пока до него шел по коридорам кругом были одни синие фланелевые рубахи с воротниками в полоску и бушлаты, на душе все пело, скоро и я буду носить такой. Начальник, седой, интеллигентный дед, в форме выслушал меня, посмотрел документы: "Да, молодой человек, оценки у Вас хорошие, и я буду рад видеть Вас у себя,... но через два года сразу на третьем курсе после окончания школы. После девятого класса поступать к нам на первый курс нецелесообразно, Вы теряете два года жизни, и я не могу в этом участвовать!" Как обухом по голове, я и так, и сяк, хоть на колени становись, бесполезно. КАК, ждать два года, да я с ума сойду! Я не хочу, мне надо сегодня! Остается одно, подключать крестную, она женщина, она уговорит деда. А не пролезло, и это не помогло. Я до сих пор благодарен этому деду, ведь мог принять, ему-то что, если дурак лезет напролом. Сберег для меня два года жизни. Возвращаемся в камеру хранения в вокзале станции "Красноярск". Рассчитываюсь за хранение, не хватает десяти копеек, чемодан не отдают. Мечусь по перрону, прошу у всех копейки, никто не дает, хоть бросай свои вещи. Уже скоро мой поезд. Хозяйка камеры хранения сжалилась надо мной и все же выдала чемоданчик. Но нервов я потратил немало, она все у меня выпытала, и кто я, и откуда, и зачем, до слез... Возвратился к родителям, горюю. Отоспался, к соседям приехал старший сын, он физик: "Да брось ты все эти... Иди в науку в Томский университет, человеком будешь." А что, может действительно, снова поезд Бийск-Томск, и я в универе, отдал документы. Возникли проблемы с ночлегом, чего-то там не хватало, а чего не хватало? Не хватало паспорта, я из-за этого военного училища не стал получать паспорт. Ну и что прогулялся допоздна по городу, город так себе после Новосибирска. Устал как собака. Перекантовался на столе в какой-то аудитории универа, утром забрал документы, не мое это, хоть я физику и любил, и знал, ну не мое.
И вот я снова в Новосибирске, прибыл 31августа 1965 года. Последний день приема документов в учебные заведения. Когда-то дед из речного говорил мне: "Молодой человек заканчивайте школу и прямой дорогой, минуя наше училище в водный институт, вот что я Вам советую. Вы мне еще сто спасибо скажете." Прав был дед. Сто спасибо ему. Сдаем документы в Новосибирский институт инженеров водного транспорта (НИИВТ). Сдаем на факультет "Судовождение". Стою у высоченной двери приемной комиссии, потянул за ручку не открывается, ничего подождем, весь день впереди. Подходят еще мамаши с чадами за мной и тоже ждут. Так прошло минут сорок, внезапно дверь открывается и выглядывают удивленные члены приемной комиссии: "А вы чего не заходите?" Разбираться со мной не стали, но гневные взгляды мамаш меня прошили. Ну все, документы сдал, утром экзамены, первый математика. Все знакомо, даже уютно, 25 минут и я готов. Спасибо, Борису Абрамовичу, нашему классному по математике в школе, он натаскал нас щелкать задачки как белка орешки кедровые. Вот из-за этих 25 минут и получил ТРОЯК. А ведь в школьном курсе математики я был как рыба в воде. Обидная ошибка из-за невнимательности. Это был удар ниже пояса. Все, больше нет моих сил, в голове пустота и туман, ни о каких предстоящих экзаменах я уже не мог даже думать. Забрал, слабак, документы, меня уговаривали не забирать, уперся как баран, нет и все...
И вот я снова дома. Настроение хуже некуда. Пинаю воздух пару месяцев, с работой как-то не получается, все не по душе. Правда, хоть получил новенький паспорт. Не помню от кого узнаю, что Новосибирский сельхозинститут объявляет набор на подготовительные курсы, главное, что они давали прописку, общежитие. Почему не Барнаул, да потому что в Новосибирске моя вторая мама Леля, есть где остановится. И снова я в поезде, в сельхоз меня берут с руками, с ногами, свой ведь парень из села: тракторист, комбайнер. И тут же вновь вмешалась судьба, знакомый Лели меня прописывает, а с городской пропиской я могу устраиваться хоть куда. Иду на Сибсельмаш, меня берут: "Для начала, потом посмотрим, грузчиком стружки в какой-то механический цех", счастливый, на выходе из кабинета начальника отдела кадров (Вы представляете, на заводе работают 75 тысяч разных спецов, а со мной беседовал сам начальник отдела кадров. Это он, опытный, в годах мужик решал мою судьбу пацана со школьной скамьи. Никаких предварительных резюме, никаких девочек в белых кофточках, весь опыт которых сводится к накрашиванию блестящей помадой розовых губок.) сталкиваюсь с каким-то дядькой. "Ты чего тут делаешь, паренек?" "Да вот устроился в цех грузчиком стружки." "Образование, что можешь?" Показываю права тракториста-машиниста широкого профиля, шофера III класса. "Ого, ты мне нужен, стой здесь, жди." Ныряет в кабинет. Через пять минут, уже с новым направлением меня ведут в другой цех уже в более высокой должности грузчик-тракторист, никакой стружки. Так моя судьба в виде начальника цеха No2, 155-го почтового ящика подправила мой курс. Ну а дальше все просто, прописан, работаю, меня принимают на подготовительные курсы Новосибирского электротехнического института (НЭТИ), кажется платные, но у меня появились деньги, так что не страшно. Почему НЭТИ, дак там же учат строить самолеты. Из сельхоза с трудом, но отпускают. Повторяю, с трудом, большим. Работаю, мужики отличные, по вечерам учусь, все отлично. Энергии хоть отбавляй, мог работать по две смены подряд, легко. У меня под седлом трактор трехколесный с двигателем ЗиД-4,5, прицеп. Два грузчика на прицепе, мои помощники, старше меня втрое. Легко морально, но физически разгружать вагоны внутризаводской узкоколейки, укладывать болванки с тракторной тележки на люльки конвейера, баллоны с кислородом, это что-то, соленый пот застилал и ел глаза, на спине выступила соль на спецовке, но в душе звучали песни. На мое удивление много узнаю нового по математике, физике, препады-то институтские. А вот по литературе был прекрасный молодой человек со степенью, рассказывал блестяще, мы готовы были слушать его часами, забывали обо всем, но курс его вообще не совпадал со школьными, в плане кто положительный герой, кто нет. На воскресенья навещал родителей, иногда встречал в вагонах одноклассников, только парней, они щеголяли непонятными для меня словами: декан, кафедра, семестр, зачетка, им тайно завидовал. Девчонки почему-то не встречались, наверное, их романтика у многих досрочно закончилась вместе с появлением семьи.
А вот и лето 1966 года. Меня начинают переманивать в другой цех, на монтаж электронного оборудования каких-то военных средств на базе трехосных тягачей, зарплата втрое выше. Сошлись на том, что если не поступлю, то сразу к ним. Тогда многие сначала пробовали свои силы поступлением в Новосибирский государственный институт в Академгородке. Там даже вступительные экзамены проводились для этого на месяц раньше, чем в других институтах. Сдаю документы, да, здесь уровень даже комплектации документов в красивой пластиковой папке на высоте, не то что в обычной канцелярской с завязками в Водном, там все по-домашнему. А что, я чувствовал себя достаточно уверенно, подготовленно. Заходим, садимся, огромная, светлая аудитория, столы такие, что все просматривается. Каждый за своим столом. Не помню сами брали листы с задачками по математике, или раздавали? Экзамен длинный, часа три, разрешено есть, пить, демократия. Все уткнулись в листы, и я знакомлюсь. И что за черт, я вообще не понимаю смысл первой задачки, потом второй, потом всех, вообще все лишено смысла. Сижу, просто тяну время, снова принимаюсь, ничего не меняется. С соседних столов шепчут с мольбой о помощи, помогаю всем, до кого дотянулся мой шепот, четверым точно, у всех все ясно и прекрасно, только не у меня. Кое как дождался конца, сразу прошу отдать документы, нет, нельзя. Отдали только на второй день, после вывешивания результатов, у меня ДВА. Вообще-то за чистые листы невозможно выставить оценку. Таких как я набрались сотни, стали жаловаться, упрекать, что их специально завалили, тогда бытовало устойчивое мнение, что это делалось специально, мне это казалось маловероятным, я просто забрал документы.
Такой провал вновь очень серьезно подорвал мою уверенность в своих силах, и я принял решение еще раз не рисковать, подавать документы в НЭТИ. Я почему-то считал, что НЭТИ, это очень серьезный институт, много сложнее НИИВТа. Действительно НЭТИ крупнейший институт со славной историей, а про НИИВТ многое и не знали, в том числе и я. Короче, я дрогнул и сдал документы вновь в НИИВТ на судовождение. Нет, тогда я не просчитыва перевод в перспективе в НЭТИ, нет, во мне просто честно боролись две стихии: вода и небо. Забегая вперед, скажу, часть наших главных в авиации увлекались яхтами, так что не я один был такой. Кстати при сдаче документов в приемной комиссии сразу выяснили по отверстиям от дырокола, что я уже пробовал поступать в НГУ и не прошел, вот такая подлянка от науки. И снова первый экзамен, и снова математика, и снова, вы не поверите, 25 минут и я готов, все решил. Вот тут уж я действительно не на шутку завибрировал. Все проблемы до этого момента были ерунда. На кону стояло мое будущее, моя жизнь! Снова и снова, и еще раз проверяю свои ответы, вроде все правильно. Нет, не верю, я снова проверяю, и так до бесконечности... Так прошел час, ну все, я сейчас тут на месте сойду с ума, если не выйду на вольный воздух. Отдал удивленному преподавателю свое задание, вышел. У кого-то спросил, когда будут известны результаты, ответили, что часам к 16-ти дня. Не помню, как дождался этого часа, захожу на дрожащих ногах в пустую аудиторию, где утром сдавал этот проклятый экзамен. Там один преподаватель, такой кудрявый. Спрашиваю, чуть живой стою, жду приговора. Он вытаскивает мою папку, открывает, смотрит туда, потом загадочно на меня: "А как Вы сами считаете, какая у вас оценка?" Нашел кого спросить, без пяти минут покойника? Боясь сглазить, отвечаю нейтрально: "Я вроде все решил." "Правильно, у Вас отлично, так держать!". Мир перевернулся и снова встал на ноги. К Леле я летел на крыльях. Дальше два экзамена: математика устно, физика, сразу письменно и устно, все на отлично. А помните литературу на подготовительных курсах, кое как наскреб на ХОРОШО, и то, наверное, поставили за то, что сочинение было без грамматических ошибок. Все, я студент, и я тоже знаю, что такое декан, кафедра, зачетка и т.п. Учился легко, было интересно, тем более со мной произошло интересное явление. С ноября 1966 года я почувствовал непонятный, огромный прилив сил, мне было достаточно двух-трех часов сна в сутки, и я был бодр, и способен заниматься в полную силу, учиться, это сильно помогало в освоении материала. На этой волне я сдал первую сессию в январе 1967 года по всем предметам за полдня и все на ОТЛИЧНО. Просто уникум какой-то, хоть на Доску Почета... Тем не менее в тетрадках конспектов, на полях сначала появились рисунки речных кораблей-красавцев, потом, а потом их сменили суда на подводных крыльях, и т.д. Сейчас я понимаю, что не штурманские карты меня занимали, а конструкции кораблей.
После зимних каникул энергетическая волна начала спадать, и к следующей сессии, я стал обычным студентом, но учился по-прежнему прилежно, без провалов. Много раз ездил в затон на Оби, на пристани, и в аэропорт "Толмачево", полюбоваться на красавцев и речных и воздушных: "Ракеты", Ту-104, Ил-18, но больше мне нравился Ил-14 в городском аэропорту "Северный". Тогда этот Ил так близко стоял к низенькой оградке, что можно почти дотянуться рукой. Иногда везло и видел истребители. В тетрадках все чаще появлялись летающие универсальные корабле-самолеты, какие-то уродцы. Мне нужна была скорость, и не 7 узлов, а сотни километров. А вот и летняя сессия, сдал легко всего с одной четверкой, и то просто за помарку. Приступили к практике, делали картосьемку в лагере у села Мочище за северным портом. Разделили нас на бригады, через пару недель мы все сделали. Я сдавал карту один за всю бригаду ("Бригадный метод", вспомнившего довоенные годы учебы, точнее прихоть нашего препада, не пожелавшего тратить время на всех, а так препад отличный.) Я сдал все на ОТЛИЧНО, тем более еще и показал в работе один новый для него геодезический прибор, который я освоил самостоятельно. Все разъехались, а у меня непростая, от всех тайная задача: перевестись на самолетостроение в НЭТИ. Для ректора НИИВТа это было конечно неожиданно, тем не менее он выслушал меня очень внимательно, и внезапно дал ДОБРО, причем на дорожку сказал: "Не примут, возвращайся, примем без проблем." Вот везло же мне на добрых людей, за всю жизнь я встретил только одного подлеца, но о нем и писать неохота, его судьба накажет. Теперь осталось уговорить декана самолетостроительного факультета НЭТИ. Не скажу, что он принял меня с распростертыми объятиями, долго изучал мои оценки, выразил убеждение, что я у них не потяну, особенно по математике. В конце концов сдался, но поставил условия: досдать недостающие предметы, и держать они меня будут до первой ДВОЙКИ. Вот и еще один порядочный человек, по жизни он мне еще не раз помог, а внешне страшно строгий, неприступный. Короче, досдавать ничего не потребовалось, а математику дали в НИИВТе гораздо в большем объеме чем в НЭТИ. И наконец-то учеба в институте на самолетостроительном факультете, военная кафедра, армия, работа, и так почти полвека в настоящей авиации.
Вот такой непростой, непрямой был мой путь в авиацию, похоже, я сильно мешал своей судьбе, но она-судьба все же победила! Подробнее в книге "Игра в самолетики".