За гобеленом, на котором штурмует багряную даль старинный марсоход, прячется домовой.
Будучи маленькой, Индира часто слышала его шелестящие шаги. Он касался бытия детской лишь краешком, как луна краешком убывающего месяца касается неба перед новолунием. Так, вглядываясь в зеркало, можно было заметить мохнатенькую тень, то выглядывающую из-за края с вытканным дорожным указателем, то прячущуюся обратно. Девочка рассказала о своих наблюдениях Дневнику, и тот встревожился....
- Ты слишком много думаешь о смерти. Домовые существуют в ином мире, чем наш.
- А в каком мире существуешь ты?
- Я не существую в том смысле, который люди вкладывают в это понятие. Существование - бытие, аккомулирующее и изменяющее время. Я же - программа, созданная учеными и немножко тобой. Знания говорят мне, что домовые - сущности по ту сторону биологической жизни.
- Что становится с разумом по ту сторону биологической жизни? Помнит ли душа своих близких, хорошо ли ей там, где вакуум тверже амаза, может ли моя бабушка заглянуть в комнату и - невидимая - погладить меня по волосам, как раньше? Я хочу знать то, что видят домовые - ведь шелестун за гобеленом наверное заметил бы бабушку, если бы она заходила сюда.
- Как знать, Инди... Твоя бабушка была очень доброй и наверняка сейчас в раю. А домовым не велено бывать там. Я говорю тебе - ты слишком интересуешься тем, что по другую сторону. Уходя мыслями Туда, ты можешь не успеть исполнить собственную миссию и огорчишь души предков. Биологическая жизнь, если она, исполняя свое предназначение, идет к горнему предначальному свету, имеет гораздо больше преимуществ для борьбы со смертью. Меня запрограммировали на помощь биологическим существам.
Рассуждения Дневника казались Индире слишком неопределенными.
- Что такое горний предначальный свет - Бог?
- Это то необъяснимое, что движет всем и может дарить себя без ожидания вознаграждения. Так у тебя Индира есть дар любви - даже меня ты любишь, хотя я не существую в полном смысле слова.
Странно, что Дневник так говорил - дар любви. Ах, да - в него была заложена психотерапевтическая программа, и он утешал девочку, которая часто грустила. Хотя мать, отец и сестры постоянно навещали её в её комнатах, и визиты их - особенно мамы - не всегда были виртуальными, и хотя у Индиры было множество друзей по всему свету, она ощущала порой безмерное давящее одиночество. Одиночество струилось как лунный свет по вечерам, набегало волнами, и тогда лишь домовой мог подслушать мысли Индиры - понять ее, может потому, что умел принимать форму Течения Снов, как ракушка принимает форму колебаний волны.
- Пора бы завести своего парня, а ты зачем-то безнадежно влюбилась, - напомнил Дневник. - Хочешь, я подключу психотерапевтов - Его и Его девушки? Проблема любовных треугольников успешно решается современными методами так, что никто из участников не получает душевной травмы. Я уверен, что ты Ему тоже нравишься - хотя бы немножко.
- Не нужно "немножко" - жалость, снисходительность... Я не псих, чтобы жить в комнате с мягкими стенами, а если и псих, то позвольте мне стучаться башкой в стену так, чтобы почувствовать боль и понять что я - живая. Не бойся, я понимаю, что не должна разбивать себе голову или сердце слишком сильно...
- Надеюсь, ты вырастешь не совсем бестолковой. - согласился Дневник. - Одними из твоих первых игрушек стали микроскоп и большущая модель космической ракеты, в которой ты любила засыпать. Как все твои сверстники, ты мечтала стать либо космонавтом, либо микробиологом.
- Исследовать макро или микромир, - продолжила Индира. - мир планет и звездных скоплений либо мир микробов и вирусов, где затаились самые страшные наши враги. Не звездные войны, но войны в колбах и пробирках вынуждены вести люди уже много сотен лет.
Покинув детскую, она задумчиво пошла по гулкому коридору, украшенному разноцветными лампочками, картинами, статуями и вазонами, где росли карликовые деревья с крошечными съедобными плодами. Девочка продолжала болтать с механическим существом, слегка похожим на пятиглазую таксу и послушно семенящим рядом.
- Еще причина, по которой я хочу исследовать микромир - мне кажется - именно там спрятана тайна Времени. Я верю, что с хронотронами можно что-то сделать - сжать, растянуть, пройти в прошлое по оставленному в пространстве хроноэнергетическому следу... Тогда мы можем вернуть из воронки Времени тех, кто достоин Возвращения. Мы заселим планеты ближайших Систем. Бог предназначил людей именно для этого, и все чудеса утешения, описанные в религиях, и строительство самого рая - это то, что предстоит совершить человеку собственными руками и разумом.
Хотя я понимаю, что в моем несчастном тридцатом веке большинству мечтаний не суждено еще осуществиться. Что ж... Если я найду способ лечения той болезни, от которой умерла моя бабушка, то уже будет неплохо. Откуда взялась и развилась у нее так быстро аллергия на собственный белок? Реакция ли на лекарство или на генномодифицированный продукт, следствие ли давнего отравления на "Серебристой плазмомерке", когда та попала в аварию на Венере? Если бы можно было изменять прошлое без ущерба для будущего, словно стирать с недорисованной картины некрасивые и неудавшиеся фрагменты. Сделать новую идеальную Вечность.
- Твоя планета, Инди, с момента образования пробовала управлять Временем. Вблизи планеты оно потекло иначе. Но ей было очень трудно, Земле, люди, созданные в помощь ей, слабели и, вместо того, чтобы идти к горнему свету, напуганные тайфуном Хроноса дезертировали перед небытием и начинали работать на тьму. Хронос высасывал и не отдавал обратно их падшие души... Так стала нищать и терять красоту Земля, покрывшись кладбищами радиоактивных отходов и просто кладбищами - люди стали вымирать. Вирусы и бактерии, пережив натиск антибиотиков, набравшись сил в тайных лабораториях оружия, мутировали и принялись косить человеческую расу до тех пор, пока оставшиеся люди не объединились, начав ценить набор хромосом друг друга, а, значит, и чужую личность. В эпоху химер уродов зачиналось во много раз больше чем красавцев. Но ты, Индира, живешь в относительно безопасный век.
Собеседники уже прошли несколько дверей, среди которых были двери в спортзал и в учебный класс, куда Индира приходила почти каждый день на виртуальные занятия. В спортзале мяч, отражаясь от стен, проходил такие траектории , как если бы его бросали Индире товарищи по команде, находящиеся на самом деле за много километров в собственных залах.
- В моем классе, - вспоминала девочка, - если мы идем в настоящий поход, по маршруту в реальности, то движемся ночью или бродим по пещерам. И никогда днем не высовываемся на поверхность. Потому что многие ребята не выносят солнечного излучения. Аллергия человечества на любимую звезду - разве это не признаки аллергии на саму жизнь? Примат устал, он изживает сам себя, не в силах измениться.
- Когда-то люди уже жили в пещерах, - напомнил Дневник. - Они предпочитали охотиться ночью, когда засыпали гигантские ящеры, любящие солнце. И вот люди опять вошли в пещеры - их загнали туда существа более древние, чем ящеры, и более сильно отличающиеся от людей по размерам, чем динозавры, - но отличающиеся в сторону уменьшения. Однако Древние вышли из пещер, а вы не слабее их.
Индира прошла мимо двери в трапезную - здесь она обычно заказывала блюда и попадала в маленькое виртуальное кафе, где пел обожаемый ею певец. Но у певца уже была возлюбленная. Можно выбрать другое кафе, другого мальчика, можно пойти в ресторан, на дискотеку, на танцы, но ей ничего не хотелось.
Оранжерея... Там через стеклянный купол сияет солнце. Там плавают лебеди и морские черепахи в бассейне, бобры строят домик, хомяки спят в своей норе, прыгает пушистый кролик, гуляют крыса и морская свинка. Туда же приходят играть два пушистых кота - любимцы Индиры. Робот-садовник следит за садом и за тем, чтобы животные не обижали друг друга, чтобы бобры не погрызли деревьев.
Индира приоткрыла дверь, вдохнула запах цветов и пошла дальше.
Мимо лаборатории, мимо гостиной, по узкой лестнице вверх...
Как я тоскую по тебе
Спроси у Черного Дождя
И у замерзшего Цветка
Как я тоскую по тебе
Спроси - он скажет за меня...
- Красиво, - похвалил Дневник.
- Но ты сказал, что дождь называли черным за много тысячелетий до меня, а тысячи тысяч поэтесс сравнивали себя с замерзающими без ласки цветами. Ты сказал, что такие стихи стары настолько же, насколько неоригинально сравнивать луну с золотой рыбой-шаром, елочным украшением, носом клоуна, грудью амазонки, шапкой пены над пивом, плодом репейника или ежом, прячущимся в желтые листья, пуговицей от бабушкиного халата - любое сравнение, которое я придумывала, оказывалось уже сочиненным кем-то давным-давно.
- Ты неверно поняла меня. Я сказал, что ты вряд ли станешь поэтом не потому, что ты не сочинила ни одной новой метафоры, а потому, что в тебе недостаточно смирения, позволяющего принять этот факт. Истинный певец не может не петь, даже зная, что за миллионы лет до него пели то же самое, и даже лучше. У тебя темперамент ученого - ты непременно хочешь стать первой, что-то открыть. Слишком много честолюбия, чтобы стать литератором, хотя ты и любишь книги, особенно научные.
- Но тебе верно тоже интересно в библиотеке? Ведь даже твоя память не вместит столько книг, как здесь....
- Здесь много изданий, - согласился Дневник. - Миллионы томиков с разными картинками одного лишь "Собачьего сердца". Не говоря уж о количестве изданий священных текстов - все рукописные Библии, писанные еще в Средние века, с виньетками и буквами, похожими на разных животных или цветы...
Они шли по почти бесконечному пути - лабиринту лестничек, который на самом деле представлял из себя что-то вроде извилистого знака бесконечности, так что Индира и ее спутник скоро подходили к тому месту, откуда начинали свой путь, но, так как вокруг, внизу и вверху громоздились полки с новыми виртуальными томами, то возникало впечатление, что число книг не имеет предела. Это было что-то вроде игры, успокаивающей нервы... Вот у Индиры возникла иллюзия, что она идет по мосту, а слева и справа, и везде - книги, книги. Вверху - те, которые несли людям добро и свет. Внизу - темные, злые или просто пустые, бессмысленные книжки. Где-то на двадцатом или двадцать втором веке у девочки начала кружиться голова, а ноги так устали, что она плюхнулась на пол, а Дневник устроился у её колен. Девочка отключила виртуальное изображение, и возникло обычное помещение с полками, на которых появились обычные книги - те, которые перешли к Индире в наследство, которые ей дарили на праздники или которые она сама покупала - в основном то были научные книги, но встречались и художественные.
Вот книга-замок, где каждый зал, коридор или терраса - отдельно переплетенная и особым образом скрепленная с каркасом часть.
Вот книга-река, где буквы постоянно движутся.
Книга-фильмоскоп, картинки и стишки которой можно встряхнуть и перемешать, постигая их новый узор и смысл.
Книга-кроссворд, где надо угадывать самому, что будет дальше.
Книга-рулетка, в которой судьбы героев зависят от случая.
А вот любимое с детства издание Винни Пуха - страницы пахнут медом, сосной и снегом. Там, где Пух несет горшок ослику, еще осталось несколько приклеенных на страницы леденцов в форме горшочков. Страницу, где Пяточок бежит с шариком, можно надуть, и тогда вся книжка приподнимется в воздух. На странице же, где упоминается слонопотам, слышно странное рычание, которого маленькая Индира так боялась, что просила бабушку переворачивать сразу две страницы...
Но вот Индира взяла с полки ту книгу, ради которой пришла сюда. Она сняла ее с полки, открыла, и легкий ветерок подул ей в лицо и стал развевать волосы. Ветер принес запахи горькой степной полыни, слабого донника, цветущей вишни, клубничного варенья и печенья с корицей. Эти запахи любила бабушка, и это книгу ее жизни открыла сейчас девочка и вгляделась в грустное красивое лицо. Впрочем, на многих фотографиях бабушка была веселой, и ее письма, эсэмэски, наивные стихи часто были полны самого радостного светлого юмора. Бабушка не была писателем, в тридцатом веке люди почти забыли о такой профессии - слишком огромное наследие досталось им, чтобы к этому что-то прибавить. Но, как все ее современники, она вела время от времени дневниковые записи, к тому же Дневник обладал способностью сам записывать наиболее интересные ее мысли и высказывания, отзывы друзей о ней, коллекционировал ее записки и фотографии - словом занимался тем, чем когда-то занимались биографы великих людей, хотя бабушка была не великим, а самым обыкновенным, но все равно прекрасным, добрым человеком, поэтому жизнь ее безусловно представляла интерес и кроме того была уникальной как всякая жизнь, а значит бабушка смогла сочинить книгу, которую никто бы не сочинил, кроме нее.
Вот и Дневник Индиры день за днем собирал самое любопытное и яркое о своей хозяйке, что может стать интересно ее друзьям или родственникам или даже совсем чужим людям - собирал по страничкам Книгу Индиры, которая пока еще была Книгой Будущего, а не Прошлого. Впрочем, может быть в Прошлом есть драгоценные россыпи мозаики Будущего, как в калейдоскопе кроме чудных недолговечных узоров есть беспечные разноцветные стеклышки и ровные строгие зеркала.
Все мы ждем, что нас будут помнить и читать вечно.... А кто читает то, что ткут паучки в углу, что вещают трещины на поверхности штукатурки, о чём сообщают прожилки-пружинки листов, ловящих лучи солнца? И существует ли один наборщик и один цензор у книги линий наших ладоней и книги танцев пылинок, оседающих за гобеленом?