Аннотация: Произведение пока не закончено. Периодически дополняется, редактируется. Критика, замечания, предложения, и указания на ошибки приветствуется.. С уважением, Виталя Толстый
ИВС
Дверь в камеру приоткрылась на треть, и уперлась в ограничитель. "Пшел", - скомандовал конвойный. Михаил боком протиснулся в небольшое, освещенное зарешеченными яркими лампами дневного света помещение с узеньким горизонтальным зарешеченным окошечком под высоченным потолком. Дверь за его спиной закрылись. Металлические звуки проворачивающегося замка резанули, воспаленный бессонницей, обостренный слух.
- Здорова! - поприветствовал Михаил находившихся в камере двоих арестантов.
- Здорова! С чем тебя к нам? - проявил интерес молодой, невысокий, сухой парень, с живыми глазами и редкими корявыми татуировками на худых руках.
- Ого! - отреагировал на ответ Михаила парень, широко раскрыв живые глаза и участливо взглянув на пожилого высокого сокамерника, призывая его жестом вступить в беседу.
- Андрей, - представился пожилой.
- Сергей, - вторил ему молодой.
Михаил назвал свое имя, и продолжил: - Я спать. А после познакомимся поближе. Не против? Не спал несколько суток. Подглючивает уже.
- Может чаю? - предложил Сергей.
- От души. Благодарю. Но лучше завтра... Всё завтра. Устал.
Михаил осмотрел помещение камеры, и вдруг, увидев её, осознал предопределенность происходящего с ним. Страх и неуверенность перед неизведанностью, вдруг сменилась спокойствием, умиротворенностью, и даже некоей радостью. Будто бы он встретил старого приятеля, способного повлиять на его нынешнюю ситуацию, разрешить его проблемы - на голой решетке шконки (кровати) лежала знакомая с юношеских лет книга, к которой Михаил питал особые, непонятные даже ему самому ощущения. Связывал с этой книгой свое чувствование закономерностей и устройство потустороннего пространства, понимание сути скрытых энергий и явлений.
В памяти мелькнули воспоминания, как он, будучи юнцом, малолеткой, прочитав этот роман, был настолько впечатлен, что назвал собранную и созданную им рок группу "Воланд". Позже, в разном возрасте, он перечитывал этот роман раз пять или шесть.
"Эта книга! В камере... На кровати... Несомненно знак! Знак! - роились радостные мысли в голове Михаила, - Значит... Это значит..." На мгновение, для Михаила вся внешняя реальность перестала существовать. Появилось знание того, что происходящее с ним сейчас контролируется некой силой, недоступной для сознания. Да, именно знание. Не понимание и эфемерная надежда, а внутренняя убежденность и уверенность.
- Я здесь расположусь, - указал Михаил на кровать с книгой.
- Да, конечно. Располагайся, - добродушно и участливо согласился Андрей - высокий, чуть ссутулившийся, в возрасте мужчина, во внешности которого угадывалась былые стать и здоровье.
- Чифирнешь? - спросил молодой, - Бодрит.
- От души! - поблагодарил Михаил, - Давай, символически. И спать.
Михаил развернул матрас, разобрал постель, сунув книгу под подушку. Умылся и лег на спину, подложив руки под голову, закрыв глаза. Погружаясь в сон, Михаилу грезилась его супруга - обнаженная, с растерянным и испуганным взглядом, совсем еще неуверенно и с опаской оседлавшая метлу, и готовая вылететь через распахнутое окошко их квартиры на 13 этаже, в звенящее пространство свежести первых заморозков ночной Москвы. "В добрый путь, милая! - мысленно произнес Михаил. - В добрый путь, родная!" Благостная улыбка протянула лучики мелких счастливых морщинок из уголков глаз к седеющим вискам. Теплая нега, щекотнув живот, разлилась от груди по всему телу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
СОН
Это был приятный сон наполненный обыденностью и нежностью повседневных семейных отношений Михаила с детьми и супругой.
В полумраке свечей просторного помещения он танцует с ней. Играет медленная джазовая композиция. Махровым баритоном, как бы между прочим, ленно выдувает свою мелодию хриплый саксофон. Они вместе, вчетвером, кружатся в такт этой музыке...
А может быть они неподвижны, а весь мир вращается вокруг них... Кружатся их воспоминания, сменяя, чередуя и перебивая друг друга. Они танцуют, и мысленно разговаривают друг с другом, передавая картинки воспоминаний, как-бы спрашивая: "А помнишь?" - и новое воспоминание начинает кружиться вместе с ними.
Вот они совсем еще юные. Первая встреча, после которой они уже никогда не расставались. Конечно же краткие, но такие томительные расставания были. Но теперь они уже были друг у друга. Всегда и навсегда.
Они могли говорить на любые темы, спорить и доказывать, отстаивать свою точку зрения до ссор. До их ссор. Их совместных, безобидных ссор.
Они могли молчать часами, растворившись друг в друге и своем молчании. И это их совместное молчание было ярче и красочней любой болтовни и признаний. Они были созданы друг для друга. Они были друг другом. Они были одним единым.
Любое, вынужденное расставание - на полдня, на несколько часов, казалось им вечной нестерпимой разлукой. Томительные вожделения ожидаемых свиданий...
Вот она ждет его под "часами" на трамвайной остановке. А он, чуть запаздывая, изо-всех сил бежит к ней через мост...
Какие чистые у них улыбки! Свежие и беспечные!
Вот они прогуливаются по Москве. Парки, скамейки, каналы, шлюзы, фонари, лестницы, фонтаны, закаты, восходы, объятья, поцелуи, расставания часами возле подъезда... Возле ее подъезда. Возле того самого подъезда! Возле той самой трамвайной остановки, где он ...
Тепло объятий, чувство близости и присутствия мгновенно пропадает. Музыка замолкает, уступая место зловещему шипению и потрескиванию. Прорывая этот шум, пробегая по позвоночнику студеным могильным холодом, в сознание врезается дикий женский вопль: "Да будь ты проклят!"
"Каша рисовая, - послышался наигранно вульгарно-издевательский, препротивнейший гнусавый, но, как показалось Михаилу, знакомый женский голос за дверью камеры, - Жрать ****ь!"
"С завтраком сегодня не повезло, - с досадой произнес Андрей. - Серега, давай кипяточку наберем, чаю попьем, - обратился он к другому арестанту - молодому худощавому Сергею".
- Миш, ты завтракать будешь? Тебе рис брать? - спросил Сергей, - подгорелый, - добавил он, - привет изжоге!
- Спасибо. Не нужно, - ответил Михаил.
"Кашу не надо, - обратился Сергей к кому-то, присев на корточки возле двери, - Слышь, кипяточку налей, - поставил он три алюминиевых кружки на открытое прямоугольное окошко "кормушки"".
"Кипяточку вам, ****ь?! Позже нах..., - грубо "отрезал" женский голос по другую сторону двери".
И опять Михаилу показалось, что этот голос, эта грубая манера общения, эта матерщина ему знакомы.
- Слышь, красавица, - нахально, нарочито играя на публику - на сокамерников, попытался заговорить Сергей с вульгарной девушкой, раздающей пищу.
"Позже! - передразнил девушку Сергей, - Ну, значит позже, - растерянно и обескураженно пожал плечами и развел он руки в стороны".
"Да не кипишуй ты! - успокоил его Андрей, - Сейчас она баланду развезет по хатам, а после кипяток разносить будет".
Сергей поднял с пола кружки, бурча себе под нос что-то о неудовлетворенной суке. Ополоснул их, и поставил на узенький стол, расположенный в середине камеры.
Меж тем, Михаил сделал несколько приседаний, десяток отжиманий, и незатейливых физических упражнений. Умылся, растерся казенным вафельным полотенцем, оделся, и заправив постель уселся на нее поджав под себя ноги "по турецки".
"Женственная особа, - Михаил саркастически оценил манеру общения конвойной барышни с арестантами. - Весьма душевно общается. Материться будто малолетка на публике, желающая казаться взрослой. Где-то я уже такое слышал, - задумался Михаил".
- Она здесь хуже любого мужика. Сегодня ее смена. Жесткач! До проверки точно кипятку не получим, - поддержал разговор Андрей.
- Я на проверке с ней поближе зазнакомлюсь, - самоуверенно заявил Сергей. - Увидите, сама сучка будет кипяток приносить и предлагать.
- А вы давно здесь? - спросил Михаил, неопределенно обратившись к сокамерникам, но все-же больше к Андрею. Как ему казалось более взрослому, а следовательно, более опытному.
Видимость опыта, скорей исходила не от возраста, а от внешности Андрея. Как уже ранее было сказано, это был высокий, жилистый, широкоплечий, но ссутулившийся мужчина, со спокойным, уверенным взглядом помутневших блекло-серых небольших глубокопосаженных глаз, обрамленных воспаленными малиновыми веками. Во внешности его угадывался большой стаж бывалого "сидельца". Тонкие бледные губы. Вертикальные полумесяцы морщин впалых щек. Редкая, коротко и неровно стриженная грязно-седая растительность головы. Болезненно желтоватый цвет кожи. Длинные фаланги артритных пальцев. Большие вытянутые, поросшие волосом уши. Внешность Андрея не говорила, она кричала о его зэковском стаже. Сломанный кривой нос, венчающий глуповато-виноватое искривление большого рта зловещей улыбки. Типичное поцыкивание сквозь редкие желто-коричневые зубы. Своеобразная жестикуляция и специфичные движения рук и пальцев. Низкий, сипловатый голос, казалось, натужно выдавливался острым подвижным кадыком из краснокожей, мелкоморщинистой шеи. В глаза собеседнику Андрей старался не смотреть.
- Неделю шконарь давлю, - со свистящим придыханием ответил он.
- Меня позавчера привезли, - бодро среагировал молодой Сергей, пытаясь быть участником разговора более взрослых людей. - У тебя то, что за беда?
- На воле-то есть кто? Семья? Дети? Грев? Поддержка? - поинтересовался Андрей.
- Есть. Все есть. Полный набор - супруга, двое детей, родители живы еще..., - ответил Михаил.
"Грев? - задумался он, и продолжил: "Братки, скорее всего "зашхерятся" сейчас. Мусора уж очень ими интересуются. Подельники здесь, - Михаил кивнул на стенку камеры, - по соседним хатам... - Подельники..., - усмехнулся Михаил. - Подельники "запели" сразу, как только их приняли. Удрученно продолжил он. Благо они никого не знают. Все связи и контакты через меня. Поэтому мусора и пытаются мне организацию и координацию преступного сообщества пришить. Пока молчу. Отказался от дачи показаний по 51-ой. Пусть ищут, работают, доказывают. Мусора злятся, уговаривают, угрожают. Вероятно, нужны им мои признания. Похоже, не все у них гладко идет. Хотя, говорят, что нашу группу разрабатывали полгода. Следили, слушали, фотографировали, фиксировали. Сейчас наверное обыски идут. Я еще в обезьяннике ОВД сидел, так на их автостоянку уже кучу техники свозить начали.
- Бабки предлагал? Спросил Андрей, - сейчас много чего за деньги решается.
- Еще когда задерживали, когда мордой в землю лежал, сами говорили: - "о деньгах даже не заикайся, даже и не думай". - У них в управлении округа какой-то полковник на генерала идет... Им показуха нужна. В мусарню съемочную группу вызвали. Мол, обезвредили особо опасную организованную преступную группировку.
- Не зли их сильно, - посоветовал Андрей.
- Если так все серьезно закручено, могут определить в "пресс-хату" на централе, - "успокоил" Сергей.
- Ну, под "пресс", может и не кинут (не за золотом же охотятся - за показаниями), а "наседку" подселить могут, - предположил Андрей.
- А кто такой этот "наседка"? - поинтересовался Михаил.
Андрей и Сергей недоуменно посмотрели друг на друга, и практически одновременно ответили: - Стукач!
- Внутрикамерный сотрудник - ВКС, - поторопился пояснить Сергей.
- Или ВКР - внутрикамерный работник, - спокойно дополнил Андрей, - одним словом, та ****ь в камере, которая тебе в душу лезть будет, чтобы на "базар" тебя вывести, информацию вытащить, убедить дать показания. На каждом централе, в каждой хате есть. И не по одному.
- На тюрьму заедешь, там все сам увидишь, - со знанием знатока добавил Сергей.
- А вы, я так понимаю, уже бывали за решеткой? - поинтересовался Михаил.
- Да. За грабеж два годика на тюрьме в Оренбурге, - перехватив инициативу в разговоре, горделиво, поторопился ответить Сергей.
Вел он себя так, будто для него было удовольствием находиться под следствием, отбывать наказание, ненавидеть ментов, знать авторитетов, рассуждать над "правильностью" поступков и преступлений, пренебрежительно и свысока относиться к людям, пострадавшим от преступлений - терпилам, лохам, и пр. Явно холерик, Сергей всячески показывал, что нисколечко не жалеет о том, что с ним случилось. В нем была какая-то глупая бравада, какая-то гордость за то, что он арестант, заключенный, бандит. О каком-либо раскаянии, или хотя-бы банальном сожалении нечего и говорить.
- Маргинал, - сделал для себя умозаключение Михаил, - А родом ты из Оренбурга? - уловив легкие распевные "О" в динамичной и отрывисто-комковатой манере говорить, спросил Михаил Сергея.
- Из области, - ответил Сергей, - я деревенский. Мать, сестры в поселке живут. А в Оренбург мы на гастроли гоняем. Выедешь, "нахлобучишь" кого-нибудь на телефон, или на планшет, если повезет. Нормально так побухаешь пару дней - недельку, и опять на "делюгу". В поселке вообще ловить нечего. Колхоз развалился еще до моего рождения. Все пьют. Работы нет вообще. Помладше был, металлолом, да кабель тырили, на магазины в соседние поселки вылазки делали. Но там же все друг друга знают - моментально вычисляли. Мамка штрафы платила, да участковому манду подставляла, пока я малым был, - задумался он, и продолжил: - Мать у меня, знаешь какая красивая!
Сергей на мгновение замолчал, потупив взгляд в пол. Еле заметно, кожа на лбу, в области переносицы собралась в вертикальные складки. Сергей явно что-то вспоминал. И мысли его, в эти мгновения, доставляли ему тяжелую горечь и душевную боль.
- Батя сидит, - наконец многозначительно выдавил он из себя осипшим дрожащим голосом. Затем сглотнул, скривившись, будто болело горло, - У нас все мужики, все кто не уехал, по очереди или пачками, рано или поздно садятся, - Сергей снова замолк и задумался.
- А в Москве-то, вертельщик-самоучка, ты как оказался? - иронично-надменно поинтересовался Андрей.
- Пришел, - спокойно ответил Сергей.
- Пешком чтоль? Как "ходоки к Ильичу?!
- Да. Пешком, с подельником.
- Что-ж ты оплошал то?! - раздраженно язвил Андрей, - Отобрал бы у какого-нибудь подростка телефон, или серьги с девицы содрал бы. Да с комфортом...
- Нам нельзя было на транспорте, - быстро прервал его Сергей, повышая тон, - нас мусора в розыск объявили. Без паспортов, без бабок. Я в апреле откинулся... За месяц "начертили" - хрен сотрешь! Какой-то "мажорной кобыле" башку проломили. Короче, "по тяжелой". Сняли с нее планшет, грамм 200 "голды", полушубок норковый, и банковские карты. Все скинули "барыге", а карты хотели обналичить в "бабломёте", - глупо улыбнулся Сергей, - короче, наши фотки с этих банкоматов потом по всей области висели. Кобыла не простой оказалась. Была бы какая-нибудь "лохушка", хрен бы кто нас искать стал. У нас мусора даже "заявы" не принимают, если телефон отжать, или на "лопатник" разгрузить "пассажира", или сумочку у "чиксы" высмыкнуть.
- Как в сказках! - прокомментировал ситуацию Михаил, - Вот живет себе в королевстве дракон, и пока забирает простых девиц, он нахрен никому не нужен. Все только охают, дрожат от страха, думая: "только бы не нашу забрал"; шепчутся по кухням: " а король-то наш ничего не делает, не защищает нас от дракона". А "кипеш" поднимается только когда дракон стырит принцессу...
- Да какой он нахер дракон?! - вскипел Андрей, отложив газету, поднявшись с кровати, и сев на её край, - он "баклан"! Обыкновенный баклан! Гнида, которая у детей, женщин и стариков крохи отнимает. Еще и гордится этой хренью, романтик-недоносок, - зло процедил Андрей сквозь сжатые зубы, жестикулируя и шевеля лишь презрительно растянутыми бледными губами.
- Да что ты знаешь обо мне?! - вскричал Сергей, глядя на Андрея злым и растерянным взглядом. Он явно не ожидал, что его рассказ, призванный по его разумению вызвать восхищение, его, Сергея лихостью и удалью, вызвал у одного из слушателей неприязнь и ненависть: - Что ты знаешь? - кричал он, - мне 21 год, я всю семью кормил своими гастролями. Отец сидит всю жизнь. Мать болеет, сестер нарожала от кого попало - то одному поверит, то с другим сойдется, чтобы хоть какой-то мужик в доме, хоть какая защита. Старшая сеструха - вдова с грудным ребенком. Мужа её застрелили - дюже умный был - правды искал, правозащитник недоношенный - всё по закону, да по правилам! И где эти законы? Где? ...Как жить-то? Что жрать?
- Средняя вот, - успокаиваясь, продолжал он, - которая от участкового мусора - инвалид. Ни аптеки, ни медпункта в поселке. Скорая не приезжает. Трупы, сами на мотоцикле в коляске в "район" возим. А бывает и так, что, закопали, помянули, и всё. И через неделю уже никто не помнит, кто такой, что за человек был...
Слегка "остыв", задумавшись, он продолжил: - Младшая еще совсем малая. А я, 6 классов только закончил - школу в поселке закрыли. Учить некому. Все уезжают. Все разворовано чиновниками и ментами. Украсть даже нечего. Да и не у кого уже. Одни "бедолаги", да такие же голожопые нищие узкоглазые! Это вы здесь в столице жируете. Всё напизженное бабло сюда стекается! Нам бы в поселке такую житуху, как у вас, в Москве...
Внезапно открылось окошко кормяка, и мужской голос громко и спокойно скомандовал: - Проверка! Готовимся!
В следующее мгновение сокамерники Михаила скатали матрасы на своих кроватях в "рулет", и разделись до трусов...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
ПРОВЕРКА
Внезапно открылось окошко кормяка, и мужской голос громко и спокойно скомандовал: - Проверка! Готовимся!
В следующее мгновение сокамерники Михаила скатали матрасы на своих кроватях в "рулет", и разделись до трусов... Михаил повторял всё за ними.
Ключ в двери повернулся, дверь открылась на треть, упершись в ограничитель, и в камеру вошли трое мужчин и молодая женщина. Все в форме. Преклоненных лет, худенькая бабулька, облаченная в белый халат, оставаясь стоять в дверном проеме, теплым взглядом наблюдала за происходящим. - Врач наверное, - предположил Михаил.
Молодая русая женщина, обладательница пышных, но не портящих фигуру очертаний, облаченная в новенькую, темно-синюю ментовскую форму, боком протиснулась в камеру. Молча, недобро обвела всех взглядом, наигранно презрительно и доминирующе заглянув каждому в глаза. Она, очень энергично и самоотверженно стала прощупывать одежду, вещи, раскатывала матрасы, срывала с них простыни, проверяла наволочки, туалетные принадлежности, полотенца, и казенные тапочки.
Один из мужчин, вероятно невысокого звания, осматривая задержанных, попросил каждого широко раскрыть рот, посветив в него маленьким фонариком. Затем лениво прощупал пакеты с чаем и сахаром. Нехотя осмотрел отхожее место. Взобравшись на "зеленого слоника" - окрашенную в зеленый цвет кирпичную перегородку, отделяющую постамент туалета от основного помещения камеры, посветил своим фонарём в решетку вентиляционной шахты, осмотрел камеру видеонаблюдения. Спрыгнул. Заглянул под раковину умывальника. Ополоснул руки.
Невысокого роста, лысеющий начальничек, с какими-то бумагами и списком в руках, по очереди задавал одинаковые вопросы каждому обитателю камеры: - Фамилия, имя, отчество? - Статья? Жалобы на самочувствие?
- Мне бы от головной боли что-нибудь. Попросил Андрей.
Плешивый начальник обернувшись взглянул на бабульку в дверном проеме. Та, понимающе и одобрительно хлопнула густонакрашенными ресницами и качнула головой: - Конечно принесу, - пообещала она, но подумав, добавила: - вообще-то, у нас родственники "через заявление" приносят лекарства, и подтверждают диагнозы медицинскими справками и выписками.
Меж тем, молодая женщина приступила к проверке вещей Михаила - осмотрела футболку и бросила её на решетку кровати...
Нужно сказать, что шконки в ИВС (изолятор временного содержания), да и сама постель, достаточно комфортны. Решетки кроватей сварены из широких полос железа, так что они (решетки) не впиваются в тело. Толстые стандартные ватные матрасы, пуховые подушки, чистые простыни и наволочки, теплые синие шерстяные одеяла.
... бросила футболку на решетку кровати, пальцами прощупала резинку тренировочных брюк, и раскатала свернутый в рулет матрас...
И здесь, Михаил с ужасом, с несвойственной ему внутренней паникой, вспомнил, чтО, у него лежит под подушкой! Его талисман! Книга!
Конечно, такая книга вряд ли будет рассматриваться как что-то противоправное, но хрен знает, какие у них здесь правила! Заберут, и всё, и нет его талисмана. А вместе с ним, и нет той уверенности, той надежды на освобождение. Скорейшее его освобождение! Освобождение, в течение нескольких часов! Ведь вот-вот, и его повезут на суд - на избрание меры пресечения. И уж суд то, уж суд то точно разберется! И оставит его на воле! Под подпиской! Ну, в крайнем случае, под домашним арестом! Суд - это о-го-го!
На какое-то мгновение, сохранение этой книги стало для Михаила первостепенной задачей, вопросом жизни и смерти. ;Книга - это символ возможности его освобождения. Это надежда. И её нельзя отпускать. Пока он здесь, книга должна быть с ним!;
- А вы нам вроде как кипяточку обещали?! - вдруг неожиданно для себя самого, игриво обратился он к женщине.
- Это я просил кипятку налить, - с претензией вмешался несдержанный Сергей, - вместо завтрака, - уточнил он.
В следующий момент, эта милая, молодая, энергичная и по своему сексуальная пышечка разрядила в адрес Сергея обойму отборнейшей обескураживающей вульгарщины, которую воспроизвести и изложить здесь весьма затруднительно, да и нецелесообразно. Скажу лишь, что присутствующие менты, покраснев, виновато улыбаясь, опустив глаза, начали по одному выходить их камеры. Матерясь на всё, что встречалось на пути этой мадам, она тоже протиснулась в щель приоткрытой двери. Однако, уже через две - три минуты вернулась, и в очередной раз, обложив Серёгу матом, налила три кружки крутого кипятка.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
КСЮНЯ
Эта молодая, наигранно вульгарная женщина, внезапно напомнила Михаилу его давнюю знакомую Ксюню Эбаеву - забаву его молодости. Такая же русоволосая, круглолицая, розовощекая, сероглазая. Таких же крупных, привлекательных форм - большой мягкой грудью, круглой попой и пухлыми ножками знаком "Х". О таких еще говорят "кровь с молоком". Михаилу казалось, что даже тембры и легкая сиплость голоса, осанка, оценивающий, и в то же время, презирающий похотливый взгляд, были не то чтобы схожи - идентичны.
- У меня в молодости была знакомая, с которой мы были одно время очень близки, - делился Михаил своими воспоминаниями, - она как две капли воды похожа на эту конвойную. Так вот, эта знакомая была извращенкой. Любила жесткие акты, даже на грани жестоких. Любила, чтобы её насиловали, издевались над ней. И не то чтобы в шутку, а прямо провоцировала на жесть, на грубость. В сумочке у нее всегда пару самотыков, вибраторов, мази, гели, смазки, белье и всякая фигня. Любила компании, групповушки. Да так, чтобы до синяков, чтоб аж до крови из задницы. Озабоченная, одним словом.
- А я сразу поставил диагноз этой неудовлетворенной злобной ментовке, - похвастался Сергей, заваривая чифир, - я бы ей "духовку почистил", - мечтательно добавил он.
- Но интересно не это, - продолжил Михаил, не обращая внимание на реплики Сергея, - её манера общения. Все, кто с ней общался, просто офигевали, как она разговаривает. Точно так же, как эта ментовка из конвоя. Ксюха, так зовут знакомую, крыла матом всех подряд. Причем делала это так обидно и унижающе для собеседника, что частенько получала по лицу. Ей доставляло огромное удовольствие унижать людей в обычной жизни, а в сексе самой унижаться и терпеть. Так вот! У кого хватало духа в обычной жизни "поставить её на место", дать отпор, достойно ответить или прессануть, тот, или та, становились её любовниками, ну или любовницами. Остальных же, она просто давила, морально убивала, уничтожала.
- Ты хочешь сказать, что этой вертухайке нужно дать по лицу, чтобы она раздвинула ноги? - начал проводить аналогии, и разрабатывать стратегии Сергей.
- Нет, я не о том, - задумчиво улыбнулся Михаил, - я о судьбе, о путях господних, о предназначении человека, - многозначительно пытался пояснить он, - дело в том, что Ксюха с самой сознательной юности вела аморальнейший образ жизни - извращенный секс, алкоголь, наркотики... любые - она обкуривалась, закидывалась, и двигалась всем, что было в наличии. Никаких духовных ценностей, ничего святого - сплошные оргии, и ненависть к окружающим. Как же она ненавидела ментов! Для нее сотрудник органов - это никто, это последнее дерьмо, опущенный, обиженный, недочеловек...
- Правильно, все мусора пидоры! - Поддержал Ксюнино мировоззрение Сергей, перелив заваренный чифир в чистую кружку, и жестом предложил его Михаилу.
- Не все так просто, - возразил Михаил, и также жестом отказался. - Откуралесив в угаре молодость, лет в 30, Ксюха тихонечко, по большому блату устроилась надзирательницей на местный кичман. И теперь, о её зверствах и беспределе ходят легенды. Она, как-то по пьяни делилась со мной впечатлениями о своей работе..., - Михаил задумался, и закончил: - В общем, она там просто счастлива. Она нашла себе профессию по душе. Нашла себя.
- Таких извращенцев-извергов по лагерям, да централам много, - Андрей приподнялся на кровати, опершись на локоть, - кто за деньгами, кто от безысходности туда идет работать, потому, что другой работы просто нет в окрУге. А кто-то вот так, потому, что уроды моральные, садисты, извращенцы, которые кайфуют от того, что унижают, упиваются от истязания заключенных, испытывают наслаждение от издевательств над слабыми. И эта девочка тому подтверждение, - Андрей кивнул в сторону двери, - у этой в арсенале тоже имеются пара латексных перчаток и вазелин. В женских камерах она вообще лютует. Да и не только в женских. Был тут в нашей хате один умник - права качал. Его разок ночью на досмотр вывели, обратно приволокли еле живого, с разорванной жопой и фиолетовыми яйцами. Естественно, проводила досмотр она, - Андрей снова жестом указал на дверь камеры.
В коридоре за дверью послышались приближающиеся шаги и нарастающий цокот женских каблучков.
Окошко кормушки открылось: - Кто просил таблетки? - Спросил мягкий приятный женский голос, - возьмите вот - Цитрамон.
Андрей моментально оказался присевшим на корточках возле "кормяка", протягивая в него открытую большую ладошку: - Только Цитрамон? Другого ничего нет? - глупо улыбаясь, поинтересовался он.
- А что другое вас интересует? - Спросил добрый голос старушки-врача, и её рука, чуть задержавшись в его ладони, аккуратно оставила в ней две серые таблетки.
- Анальгин хотя-бы, и от давления что-нибудь, - попросил Андрей, - сердечко бывает прихватит. В пятницу вы мне хорошие таблетки приносили. Помните?
- Помню, помню. Вы сейчас, при мне таблетки примите. Так чтобы я видела. Вы же давно здесь, знаете, если найдут...
- Да знаю, знаю, - перебил её Андрей, обернувшись в камеру, глядя на занятые кипятком и чифиром алюминиевые кружки: - вот только запить сейчас нечем, в кружках кипяток. Выпью, не волнуйтесь, не найдут, - пообещал он заботливой пожилой женщине.
- Обязательно! Не забудьте! - Еще раз напомнила она.
Металлическое прямоугольное окно с грохотом закрылось и защелкнулось снаружи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
ЧИФИР
- Андрюха, - обратился к нему Сергей. - Давай! - он указал взглядом на кружки. - Давай, чифирнем да потрещим. Введешь нас в курс, язвительно продолжал он, - чё, да как, расскажешь. Где правильно, нам разжуешь. А то, нервяки гоняешь, слова нехорошие мне говоришь, а свою масть тихаришь.
Андрей несколько раз оценивающе подбросил лежащие у него на ладони таблетки, затем, положил их на полочку, где лежал целлофановый пакетик с сигаретами россыпью, громко хрюкнул носом, потянув в себя сопли, сглотнул, и спокойно сказал: - Конечно, давай чифирнем.
Михаил от чифира отказался, но с любопытством наблюдал, как его нынешние соседи, стоя у стола, молча сёрбали по очереди из кружки, изредка откусывая кусочек рафинада. Сергей периодически пытался зацепить Андрея вызывающим дерзким взглядом. Андрей скромно отводил глаза в сторону. Наконец, скривив брезгливо рот, Сергей высокомерно жестом отказался от последних глотков чифира. Он завалился на спину, на свой шконарь, и с видом победителя заложил руки за голову. Вероятно, желая что-то сказать Андрею, сделал вдох, и уже было открыл рот...
В это самое мгновение Андрей, удовлетворенно щурясь и загадочно улыбаясь, остановил порыв Сергея, подняв левую руку, открытой ладонью к невербальному собеседнику, и сжав на ней узловатые пальцы, оставил торчать вверх лишь артритный, полускрюченный указательный. В такой позе, куражась, Андрей, чуть согнув ноги в коленях, распрямляясь, вытянувшись и приподнявшись на носочки, допил остатки чифира. Поставил кружку на стол. Похабно подмигнув Сергею, он резко выгнулся, двинув вперед тазовую часть своего тела, как-бы демонстрируя свои гениталии, и выкрикнул издевательское: - Оппа! При этом, развел руки в стороны, растопырив свои корявые пальцы, и угрожающе улыбаясь посмотрел в упор Сергею в глаза.
Мгновение, и Сергей отвел в сторону взгляд, опустив руки из-за головы. Сконфузился.
Андрей спокойно вымыл кружку, и лег на свою кровать, вытянув ноги и устремив в потолок взгляд мутных, впалых глаз: - У меня две по девять и четверка между девятками. Все от звонка до звонка, - вдруг внезапно проговорил он ровным голосом, будто самому себе.
Михаил интуитивно чувствовал, что Андрей хочет высказаться, излить душу.
- В каком же году первый раз заехал? - поинтересовался Михаил.
- В год смерти Брежнева, - бодро ответил Андрей, и, вероятно, упиваясь воспоминаниями, начал повествование своей истории: - Молодой был, глупый, отвязный... У меня совершенно противоположная ситуация, чем..., - Андрей кивнул головой, повел бровями, и указал глазами в сторону Сергея, - родители в торговле. Мать в общепите, заведующая производством в ресторане "Метрополя". В те времена - во времена хронического дефицита - это такОй уровень! - блаженство воспоминаний скользнуло по его лицу: - отчим, хороший дядька, тогда был в должности замминистра пищепрома. Я вообще нужды не знал, никаких преград не ощущал. Наверное, это и сгубило. Учиться не хотел, хотя и числился в МГУ, на журфаке. Ни хера не нужно было. Постоянные пьянки-гулянки, шмотки, валюта, тачки, понты, амбиции, бабы, будь они неладны. Безнаказанность и вседозволенность, рано или поздно приводит к трагедии, - Андрей задумался, и добавил: - по кодексу 1960 года - 102-ая статья. "Мокруха", или "спокойной ночи" её ещё называют. Вот так вот.
- И такие серьезные родители ничего не смогли сделать? удивился Михаил.
- Да я, вообще тогда мог бы уйти! - возбуждено ответил Андрей, - идеология вот-только совковая подвела. Взыграл во мне долбанный "благородный д'Артаньян" - "один за всех!" На себя всё взял, в надежде, что отмажут в очередной раз. Думал, там по легкой... А когда жмуры "всплыли", когда расстрельную шить начали, хотел было "заднюю включить", но поздно. Еще хуже бы получилось - группа. Тогда точно каждому бы по 9 грамм рОздали, - Андрей, провел себя по горлу большим пальцем, задрав к верху глаза.
- Офигеть! - прокомментировал Михаил.
- Да и времена тогда другие были, - продолжал Андрей, - это сейчас всё за бабки решается. От любого беспредела откупиться можно. Было б чем платить. Тогда сложнее было, не всё решалось за деньги. Даже за большие. Даже за очень большие! Даже по блату. Меня маманя столько раз вытаскивала и откупала... Короче говоря, "вышак" мне ломился. Отчим впрягся, похлопотал - дали девятину.
Андрей вынул сигарету из целлофанового пакета, лежащего на общей полочке, рядом с чаем, сахаром и туалетными принадлежностями. Закурил, и боком уселся на " зеленом слонике", выпуская струйки дыма в вентиляционную решетку: - Освободился уже при капитализьме - в 91-ом, - продолжал он. Вышел, будто меня заморозили лет на 100. Будто на другую планету прилетел. Совершенно другая страна. Все поменялось. Все совершенно чужое и чуждое. Совершенно одичавший народ вокруг. Какие-то коммерсанты появились, комки, кооперативы, бандиты новой формации, дух легких денег... Конечно для тех, кто умел их делать или отнимать, - уточнил Андрей. - Я тогда думал, что вообще мне это снится. Всё с ног на голову. Зато, никаких ОБХСС, никакой ответственности за валюту, за спекуляцию, никаких налогов. Матушка тогда уже в "Праге" трудилась...
Михаил вопросительно посмотрел на Андрея.
- "Прага" - ресторан! Ну, на случке "Арбата" и " Калининского".
Михаил кивнул головой в знак того, что понял о какой именно Праге идет речь.
Андрей докурил почти до фильтра, выбросил "бычок" в толчок, сплюнул туда же, и подвел итог сказанному: - Громаднейшая иллюзия дикой, безумной свободы! В очередной раз, рухнул очередной старый режим! В очередной раз все подурели! Многие верили, что всё доступно, всё можно, всё безнаказанно... Так, ведь и вправду, было многое можно... Но не всем... Короче, поймал я 4 годика за вымогательство...
Не успел Андрей закончить свои ностальгические воспоминания, как...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
ПЕРЕДАЧКА
Не успел Андрей закончить свои ностальгические воспоминания, как окошко кормушки внезапно открылось, и в "амбразуре" появилось весёлое лицо молодого вертухая, пригласившего Михаила получить передачу и расписаться под списком переданных вещей.
- Молодая - красивая, передачу приносила, - сообщил парень, - быстро среагировала. Вас ведь только вчера поздно вечером к нам доставили, а утром уже передачу принесли. У Вас что, телефон в камере? - пошутил он.
- А что здесь удивительного?! В такой веселой стране живем, - ответил обобщенно Михаил, - нужно быть готовым ко всему. Фильм "Стиляги" смотрели?
- Конечно смотрел!
- Помните, там у Ярмольника "тревожный чемоданчик" возле входной двери стоял?
Парень призадумался. Улыбка мгновенно исчезла с его лица.
- Впрочем, - продолжил Михаил, принимая вещи, - впрочем вы еще слишком юны, чтобы думать о подобных чемоданах.
Было заметно, что парнишка не понимал о чем идет речь, и это ему доставляло внутренний дискомфорт. Чтобы не нагнетать ситуацию и не настраивать против себя персонал изолятора, Михаил пояснил: - На случай ареста у меня дома уже стояла собранная сумка с нужными вещами. Её просто необходимо было доставить мне как можно скорее. Вот и весь фокус! - закончил Михаил.
- Предусмотрительно! - оценил услышанное, молодой сотрудник ИВС, снова заулыбавшись.
Парень "по списку" передал Михаилу черный чай, сахар рафинад, целлофановый пакетик с сигаретами россыпью, туалетные принадлежности, бумагу, тетрадь и кодексы - уголовный и уголовно-процессуальный. И сообщил, что остальные вещи не положено держать в камере, что они находятся в так называемой камере хранения, или по-другому каптёрке. Он предложил проследовать туда под конвоем, и сверить находящиеся там вещи со списком всей передачи.
- В принципе, нет смысла сверять. Я и так знаю, что там есть, - подумав, ответил Михаил. - Всё приняли у дочери? - спросил он, - или отказали в чём-либо?
- Не взяли пену для бритья - она в железном баллончике, и шариковый дезодорант - он в стекле, - сообщил парень. - "Металл" и "стекло" не положено, пояснил он, - всё остальное приняли. Лежит в каптёрке. Вот! - показал он список вещей, с двумя вычеркнутыми позициями, - распишитесь вот здесь.
- Одну минутку, - Михаил быстро положил сахар и чай на стол. Высыпал из целлофанового пакета примерно половину сигарет на газету, лежащую на столе. Снова обернувшись к открытому "кормяку", он поблагодарил парня, заставив его улыбаться еще больше. И ставя свой автограф в описи вещей, обратился к нему с просьбой раздать по камерам ИВСа оставшееся в пакетике курево: - угоститесь и сами! - предложил Михаил, увидев замешательство на лице юноши. - Возьмите, возьмите, - настоял он.
Молодой сотрудник, в свою очередь, поблагодарив Михаила, спросил: - Будут интересоваться в "хатах" от кого курёха", что говорить? От кого "разгон"?
- Ничего не нужно говорить. Просто раздайте, - ответил Михаил, - скажете от Деда Мороза, подумав, добавил он.
Только захлопнулась "форточка" кормушки, Сергей нетерпеливо попросил сигарету у Михаила.
- Конечно! Это же на "общак"! - ответил тот, указывая на чай, сахар и сигареты, лежащие на столе.
Сергей, развязав целлофановый пакет, взяв горсть чая, пощупав, понюхав его, удовлетворенно выдал: - Хороший чай! Меленький! Отменный чиф из него будет!
Высыпав, и тщательно стряхнув с ладони прилипшие чаинки обратно в пакет, он взял со стола сигарету, провел ей под носом, прикрыв глаза и глубоко вдохнул её аромат. Чиркнув спичкой, подкурил, и, сделав несколько жадных затяжек, выпуская вверх густые и плотные клубы дыма, присел на свою кровать.
- Серега, мягко и аккуратно обратился к нему Михаил, - если, конечно, имеется такая возможность, мог бы ты курить в вентиляцию? - продолжал он, нарочито заискивающе, - Серега, я просто не курю, - пояснил Михаил, - и когда в помещении накурено...
Не успел Михаил закончить фразу, как Сергей, с виноватым видом вскочил со своей кровати, направившись к вентиляционной решетке, находящейся над толчком отхожего места. Тут же, на него обрушился гневный приказной окрик приподнявшегося с подушки Андрея: - На параше курим! В вентиляцию!
Задержав дыхание, Сергей ступил одной ногой на пьедестал туалета, на носочках вытянувшись вверх, выпустил струю дыма в зарешеченное окошко вентиляции. Жадно и глубоко затягиваясь, он докурил до фильтра, и выбросил окурок в толчок.
Вероятно, решив исправиться, Сергей взял со стола еще одну сигарету, и взобравшись на парапет туалета, выкурил её, выпуская дым строго в маленькую, но эффективно работающую вентиляцию.
Продолжение следует...
ПРОГУЛКА
После вполне сносного обеда была часовая прогулка в зарешеченном дворике примыкающем к сторожевой вышке, во время которой заинтригованный Михаил так и не решился поинтересоваться у Андрея его дальнейшими злоключениями.
"Интересно, - думал Михаил, - зачем Сергею так нужно знать за что был осужден Андрей. Самому-то мне просто интересно. Но если я начну лезть в душу, проявлять открытую заинтересованность, это будет как-то неправильно, да и может вызвать необоснованные подозрения. Как говорится, "любопытной Варваре...""
- Андрюха, - обратился Михаил, едва поспевая двигаться "в ногу" за рослым длинноногим Андреем по прогулочному дворику, - вот, если сидят в "хате" арестанты, принято, допустим задавать вопросы, ну, там, о прошлой жизни например, или о том, чем занимался человек?
- Вопросы следователь задает! - улыбнувшись ответил Андрей, - в среде арестантов и зэков принято говорить "интересоваться" или "проявлять интерес".
- А еще, какие там "примочки" существуют? Какие порядки и правила в тюрьме? Как нужно вести себя? Как всё поэтапно должно происходить? Ну, вот, например, сейчас у меня?
- Не понял. Что ты имеешь в виду? Что значит, у тебя должно происходить? - переспросил Андрей.
- Ну вот сейчас меня задержали. А что дальше? Какой порядок действий? Здесь, на ИВСе, ведь не долго держат, а после куда?
- А тебе меру пресечения уже избрали? На суд возили уже?
- Нет. Пока не возили.
- Значит, самое ближайшее происшествие - это поездка в суд на избрание меры пресечения. Скорее всего арестуют на два месяца - столько по УПК должно идти следствие. Потом в СИЗО. Потом "продлёнки".
Имея высшее юридическое образование, Михаил, конечно знал, какие процедуры его ожидают, но ему был важен взгляд на предстоящее как-бы изнутри, с другой стороны. И он внимательно, вовлечённо слушал, уточнял, внимал. Коли он уже "прилип", то нужно максимально извлечь из этого пользу. Узнать те правила, те законы, по которым живет пол страны, а другая половина ждет, пока им освободятся места.
Не взирая на брутальную отпугивающую внешность Андрея, Михаил чувствовал в нем мощный интеллект, начитанность, порядочность, и, конечно же, огромный опыт уголовного быта и бытия.
Михаил имел внутреннюю убежденность в том, что в жизни ничего не происходит просто так. Всё даётся для чего-то! Что нужно использовать это время и ситуацию, чтобы научиться тому, для чего он помещен провидением в эту действительность. "Нужно "расти", двигаться вперед и вверх. Значит, нужно постичь и эту сферу человеческого существования, - думал Михаил, - еще не знаю для чего, но точно уверен - таков замысел небес, воля Творца!"
Андрей же, обладая огромным потенциалом нереализованной человечности, и вероятно испытывая дефицит общения, внутренне, подсознательно был благодарен Михаилу, за то, что тот искренне и заинтересованно слушал его "раскрыв рот", впитывая в себя порядки, понятия, законы, уклад той жизни, которой, возможно, ему предстояло жить, как обещали менты, более десяти лет.
Так Михаил получил возможность задавать вопросы, а точнее проявлять интерес. А Андрей возможность отвечать на них, а точнее доводить, толковать и "разжевывать".
Это отнюдь не значит, что у Андрея "развязалась метла" и он начал "чесать" всё подряд без разбору. Вероятно, сказывалось долгое пребывание в местах заключения, где выработалась привычка "держать язык за зубами". Поначалу, Андрей выдавал информацию лаконично, дозировано, но как-то точно, доходчиво, как говорится, "в яблочко"...
Забегая наперед... Однажды, находясь в роли наставника, и предаваясь скупым философским рассуждениям, Андрей сделал вывод, который трансформировался в совет Михаилу: - попадаешь за решетку, не влазь во всякие движняки и разборки. Всё это временно! У тебя свой путь. Своя жизнь.
Сергей, будучи выскочкой, и обладая ярко выраженным темпераментом холерика, пытался вклиниваться в разговор, стараясь всячески подчеркнуть свою компетентность, претендуя также на роль наставника. Но был он как-бы вне этого сложившегося симбиоза. Поначалу Андрей критиковал и прикрикивал на него. Позже, демонстративно игнорировал. А после, и вовсе, искренне перестал замечать.
Сергей, всячески пытался обратить на себя внимание - цинковал в кормяк и клянчил кипяток, заваривал чифир, получал на всех баланду, приставал к вертухаям, пищераздатчикам и другому персоналу, демонстративно курил одну за одной, за что, в конечном итоге со стороны Андрея был ограничен суточным потреблением табака.
Еще позже, Сергей интуитивно почувствовал, что роль ученика-слушателя не такая уж и второплановая, как думается первоначально, а основная, и даже первостепенная. Она давала огромные преимущества - можно было интересоваться практически любой темой. Она давала возможность безболезненно, без дальнейшего "раскачивания базара", задавать практически любые вопросы. Конечно, в рамках разумного.
Сергей, с присущей ему эмоциональностью и темпераментом, также стал интересоваться у Андрея всякой ерундой. Правда, делал он это как-то грубо, нахально, будто тестируя его на предмет знания уголовных положений, законов, устоев и прочего, касающегося сферы преступлений и наказаний - мира реального, но существующего обособленно, закрыто, как-бы параллельно. Об этом параллельном мире Михаил узнал много интересного и полезного. Теперь ему самому не нужно было спрашивать Андрея о чем-либо. Сергей перехватил у него инициативу, и Михаилу оставалось лишь внимательно слушать, и направлять темы дискуссий в нужном ему направлении.
Позволю себе небольшое отступление.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что большинство, находящихся на свободе, живут себе спокойненько, и думают, что это не про них, что это никогда их не коснется. Что это там, где-то не здесь, не рядом. Это где-то далеко. Это с кем-то. Это у них...
А ведь это настоящий мир, объективно существующий в реальности! В нашей с вами реальности! И попасть в этот мир может абсолютно каждый, не прикладывая никаких усилий, и не обладая сверхвозможностями. Раз! И ты уже на казенном довольствии. Раз! И тебе уже носят передачки...
Большинство, кто пока лично не соприкоснулся, кто представляет этот параллельный мир посредством телевидения, газет, и прочей пропаганды, априори осуждают людей попавших в жернова российского правосудия. Чураются общения с осужденными или бывшими осужденными, считают их отбросами социума на задворках законопослушного бытия. Рассматривают их как угрозу своему теплому, насиженному и нерушимому мещанству и меркантилизму, поглотившему сытого обывателя. И только столкнувшись с реалиями системы, ощутив на своей собственной шкуре иллюзию уверенности в честность, порядочность, непредвзятость и справедливость монстра, имя которому "Правосудие", осознают, какими наивными и смешными были их представления и суждения.
А покуда, прогулка закончилась. Как показалось Михаилу, камера неохотно приоткрыла свою тяжелую железную дверь...
Маленькое прямоугольное помещение с высоким потолком. Яркий круглосуточный свет ламп. Окрашенные темно-зелёные стены. Раздражающе сычащий кран смыва параши, отделенной от остального помещения лишь с одной стороны перегородкой метровой высоты. Умывальник с эмалированной раковиной и древним латунным вентильным краном. Четыре шконки вдоль стен. По две с каждой стороны. В центре узкий столик, вбетонированный в пол. Над массивной железной входной серой дверью с прямоугольной "форточкой" кормушки, высоко, под самым потолком - глазок камеры видеонаблюдения, обрамлённый красными светодиодами. Вот, пожалуй, и вся обстановка. Ах, да. Вот ещё, прямо напротив туалетного отсека, маленькая полочка для средств гигиены и личных вещей.
После ужина, завалившись на шконарь, закинув ногу на ногу, ощущая затылком твердый переплёт талисмана, Михаил мысленно общался со своей любимой. Вот так вот, просто разговаривал с ней. Казалось, он слышит её голос, чувствует её присутствие. На душе становилось теплее, как-то спокойно и умиротворенно.
Они болтали, вспоминали юность, молодость. В начале девяностых - в 91-ом, ей было только 17 лет. И он увез ее на Украину, чтобы заключить брак. В бывшей УССР девушка могла выйти замуж в 17 совершенно законно. В РСФСР, а позже в России, только с 18-ти.
В столице их приютил бывший школьный товарищ Михаила, который жил в общаге МАИ. У него в комнате втихаря поставили дополнительную кровать, на которой и ночевали молодожены.
- Как же мы жили тогда, без гроша в кармане? - мысленно спрашивал он её.
- Так ведь тогда только-только страна рухнула, - отвечала она ему мысленно, - а многое еще было общенародным, бесплатным, доступным. Ты помнишь, как в столовой общаги на столах хлеб лежал, майонез, горчица? Люди тогда совсем другие были, - продолжала она, - Мы, типа в гости ко всем знакомым и родственникам ездили, чтобы поесть. Помнишь?
- Да, конечно помню. К некоторым даже уже неудобно как-то было ездить.
- На рынке у айзеров овощами и фруктами торговали, чтобы обучение тебе оплатить. - Ага! Там же и питались этими овощами и фруктами.
- Точно! - мысленно отвечал он ей, - Я же еще и учился тогда платно в школе официантов.
- Ага! Ты же помнишь, еще до того как мы расписались, наверное на втором или третьем свидании, у нас возник план? Ну вспомни! Мы тогда в электричке ехали, и я сказала, что официанты хорошо "зашибают". А ты сразу, как бы в шутку, разработал план, как стать официантом.
- Помню конечно.
В груди Михаила что-то сжалось от воспоминаний прошлого, ушедшего. Ресницы увлажнились. Он сделал долгий глубокий вдох, и тяжело выдохнул. Сдержался.
Обучаясь в школе официантов и метрдотелей, имея хорошую репутацию прилежного и способного ученика, и перспективного студента, он был направлен на практику в ресторан "Прага".
Однако же, теория кардинально отличается от практики...
"Прага" того периода, действительно была золотым дном для...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
ПРАГА
Ресторан "Прага" того периода, действительно был золотым дном. И для официантов в том числе. Схема была достаточно проста и примитивна. Как известно, в поздний советский период, было крайне сложно попасть в ресторан в качестве посетителя. Массивную дверь заведения открывал статный ряженый швейцар, и убедительно заявлял: - Свободных мест нет! Как правило, простой советский пролетарий это утверждение не оспаривал.
На самом деле, залы ресторана были полупустыми, и цены в меню относительно доступными. Так в чем же подвох?
В том, что официанты вылавливали у входа состоятельных иностранцев, и договаривались с ними о ценах в валюте. Иностранцы воспринимали это как советскую экзотику, и с удовольствием посещали заведение. "Халдеи" получали с них валюту, а в кассу ресторана вносили "деревянные". В тот период так называли официантов и рубли. Учитывая валютный курс, разница была баснословной. Конечно же, нужно было отдать чуть-чуть на кухню, чуть-чуть в буфет, чуть-чуть швейцару, и не чуть-чуть метрдотелю. Тот, в свою очередь, делился с Пал Палычем - старшим мэтром. Помните, на втором этаже, в углу, за столом постоянно сидел такой колоритный мужчина, под три центнера весом?
Нужно сказать, что для Михаила, обслуживание посетителей было сущим адом. Его не хотел брать ни один наставник. Обслуживать клиентов он не мог от природы. Всё его нутро, вся сущность сопротивлялась этой профессии. Практически каждый "подход" к столу, оборачивался либо конфузом, либо скандалом. Он был крайне неуклюж и неловок. Пролитые борщи, залитые вином скатерти и одежда клиентов, дополнялась вышибленными подносами из рук коллег. В зале, у стола, Михаил был стопудовым неумехой и полным лузером. Но!
Как обычно бывает, положение спас "его величество случай". Спустившись на крыльцо заведения, Михаил увидел группу лоховато одетых туристов, которые "пытали" швейцара. А тот не мог понять, чего они от него хотят. Он им жестами объяснял, что мест нет. А они ему пытались сказать, что сейчас места им не нужны. Им нужно было зарезервировать - отметить вечером юбилей довольно большой компанией. На подошедшего Михаила швейцар посмотрел как на спасителя: - Ты понимаешь по английски, чего им нужно?
В армии у Михаила был сослуживец, Андрей Данилов, который мечтал об учебе в МГИМО, и все свободное время упражнялся в изучении английского языка. От "не хрен делать", Михаил также "подсел" на инглиш. Вот он и пригодился!
Договорившись с туристами, Михаил "поделился новостью" со своим метрдотелем. Тот, в помощь Михаилу назначил шустрого стажера из соседней бригады, по прозвищу "Серик-Зоофил". Работа закипела. Так образовался тандем практикантов. Михаил "пробивал" иностранцев на входе в ресторан, а Серик - Зоофил окучивал их в залах ресторана. Денежки потекли зеленым ручейком. И вот тогда, вот здесь, на "новом рабочем месте", на входе в кабак, равных Михаилу не было. Порой, даже шустрый Зоофил самостоятельно не справляться с наплывом иностранцев. Тогда они брали себе в помощь еще какого-нибудь студента-практиканта, либо "продавали" посетителей свободным официантам.
Практика официально закончилась, а они еще года полтора "молотили" в "Праге" по этой схеме. Да, вот так вот, запросто! Не будучи работниками этого заведения, можно сказать "люди с улицы", просто приходили и "трудились" в лучшем столичном кабаке.
Потом, конечно же, кто-то "стуканул". Вопрос решить не смогли, ни мэтр, ни даже Пал Палыч.
- А ты помнишь Пал Палыча? - спросил Михаил Андрея, в надежде вернуть его к разговору о его прошлых приключениях, - старшего мэтра в "Праге". Знал такого?
- Да, конечно, знавал, - отозвался Андрей, - такой бегемот в углу коридора за столом сидел. Добродушный такой, весельчак. Серьезная личность в те времена. Весь денежный поток через него шел. Матушка тогда в "тени" была, а все вопросы решал заслуженный Пал Палыч. А ты, каким боком с ним знаком? - поинтересовался Андрей.
- Да так, довелось... За то, что "фирмачей окучивали", отстегивали ему. Он прикрывал, пока мог. А мы молотили.
- Да уж, это точно! Ему все отстегивали - валютчики, проститутки, халдеи, таксисты, бандиты, повара, бармены, музыканты, цветочники ... - Он, между прочим, благодаря моей маман..., - Андрей призадумался, и продолжил: - Короче, на это место его определила она..., - снова призадумался, и неожиданно выдал: - гнидой оказался этот Пал Палыч!
Михаил вопросительно посмотрел на Андрея.
- Матушка втихаря замутила продажу ресторана какому-то холдингу. Деньги - неофициальную их часть, получал друг семьи - Павлик, - Андрей загадочно улыбнулся, - и вот, приносят мне этот портфель с небольшой суммой, объясняя, что деньги мол будут передавать несколькими партиями, что там какие-то трудности с "зеленью". А у меня уже билет на руках! Пал Палыч меня лично в такси сажал, во все дёсны меня расцеловал, Иуда. Прямо в этом такси меня и приняли с этими долларами. Пришили вымогательство... Меня вообще, "Альфа" брала, - с гордостью выдал Андрей, - на подъезде к " Шарику" остановили...
- Что за "Шарик"? Что за "Альфа"? - поинтересовался притихший было Сергей.
- Аэропорт "Шереметьево".
- Так это Пал Палыч устроил?! - следуя логике Андрея, искренне недоумевал Михаил.
- Другому, вроде как и некому было, - ответил Андрей, - один из создателей группы "А", стоящий у её истоков, а к тому времени уже отставной, был близким корешком Пал Палыча, и завсегдатаем "Праги". Но бывших, как известно, не бывает, - улыбнулся Андрей, и тяжело вздохнув, продолжил: - Только Павлик и матушка были в курсе деталей этой сделки. Он лично передавал мне деньги, и все купюры оказались переписанными и зафиксированными у мусоров. Тогда еще их не научили, ни ксерить, ни метить люминесцентной краской - тупо переписывали номера купюр.
Андрей поднялся, и сделал несколько глотков остывшей кипяченой воды: - Мне тогда чуть-ли ни измену Родине спецы шили. Прессовали очень жестко. А когда поняли, что я колоться не буду, быстренько меня перекинули обычным мусорам, квалифицировали как вымогательство, мгновенно осудили, и отправили валить тайгу.
Андрей размял сигарету, как делали это с продукцией советской табачной промышленности: - Так вот! - продолжил он, - практически сразу, после того, как меня закрыли, матушка пропала без вести. Была, и пропала. Просто исчезла.
- О-фи-геть! - громко протянул по слогам Сергей, - надо было вложить этого...
- "Альфа", Серёжа, это такое антитеррористическое спецподразделение. Когда-то было в подчинении КГБ, сейчас ФСБ. Управление "А", по-другому. Серьезные ребята. Боевые псы! Причем, породистые и благородные. Заслуживающие уважения по всем раскладам. Потому что, профессионалы в своем деле. Но у них своих мозгов-то нет! Они выполняют приказы. А думают, натравляют и отдают приказы совсем другие люди. Это как рыба - куда рыба думает, туда плавники и хвост гребут. А думает она, как правило, что-то сожрать! Но рыба - тварь молчаливая, она никому не докладывает, что у неё в голове! И тухнет она, как известно, с головы. Но она, не понимает, что у неё "думалка" протухшая, и начинает, хвостом бить, да воду мутить. Плавники и хвост же не ведают, что в голове-то у них уже давно синдром, этого... Как его? Ну, этого, чуда из Мюнхена... Карла Фридриха Иеронима фон-барона..., короче, - Андрей подкурил, сделал несколько жадных затяжек, и задумчиво продолжил: - Думаю, если бы я тогда не выдержал, "вломил" бы им Павлика, наверное, и я тоже, просто пропал бы без вести, или может случайно трагически погиб. Из меня тогда тАк круто выбивали показания, чтобы понять, буду я молчать или заговорю. В планы заказчика, вероятно, не входило, чтобы я заговорил. Или точнее сказать, у них наверняка был другой план, если я расколюсь - план "Б". Заговорил бы, и всё! - Андрей глубоко затянулся, провел внутренним ребром ладони по своему горлу, подняв голову вверх, и выпустил густую струю дыма, - Думаю, всем этим дирижировал тот отставной корешок Пал Палыча. Да и про матушку то я узнал намного позже.
- Может, она за границу двинула, и все концы рубанула? - предположил Михаил.
- Нет, - уверенно ответил Андрей, - она бы нашла способ меня "греть" в лагере. Сеструхе бы помогала! Нет, - повторил он, - нет, нет, нет.
Андрей докурил, с размаху бросил окурок, и сплюнул в толчок: - На этом, наша сытая жизнь закончилась. Бывшие друзья и знакомые как-то очень быстро растворились. У некоторых даже оказались претензии и притязания к моей родительнице и сестрёнке. Точнее, к их имуществу. Пока я сидел, у сестры почти всё отобрали. Она тогда совсем молоденькая была. Кстати, я на третий срок из за неё и уехал.
- А отчим? Ну, матери муж? Он что? - спросил Михаил.