" Не может быть! Или невероятное открытие профессора Бражникова"
-пролог-
Иван Александрович Бражников - седовласый и нервный профессор кафедры экспериментальной физики - никогда не позволял себя перебить. Именно поэтому, говорят злые языки, его и не приглашают на встречи с президентом. Профессор и знать не желал никакого президента, исключая президента физической академии наук, чем тоже навлекал на себя недоумение сослуживцев. Отраду профессор находил в двухразовых по два часа лекциях в институте для студентов выпускных курсов. Студенты Бражникова боялись, уважали за огромные знания, за глаза называли "терминатросом" - профессор уже и не помнил когда повредил правое колено, не долечил его в виду забывчивости, а теперь страдал от того, что согнуть и разогнуть колено мог лишь при помощи рук. И вот надо было такому случиться, что во время очередной лекции, на которой предвкушающий легкую победу над трудами ныне модного иностранца Капры, Иван Александрович наконец навис над кафедрой косматой нечесаной головой, хитро прищурился, вознес к аудитории руку с пожелтевшими от табаку пальцами и готовы были уже сорваться громовые слова обвинения с дрожащих, но упрямых губах, именно в этот момент дверь в аудиторию вдруг с грохотом открылась и на свет появился побелевший от страха, лохматый и недоуменный студент Реман. Иван Александрович не вспылил, даже не взорвался - его клочковатые желтые брови вначале взлетели куда-то в необъятные морщины необъятного же лба, вдруг спустились к страшным, горящим как у мартовского кота глазам, уши заходили со страшной силой, крючковатые пальцы потянулись над кафедрой в сторону студента с ужасающей скоростью, словно руки вдруг приобрели способы резины, но тут движения остановились. Весь вид профессора нес студенту страшную смерть. Реман сжал в тихой тоске пальцы рук, сжался весь, затем как-то непостижимо выпрямился и вдруг изрек странным голосом: - Она - его фальцет превратился в тенор: - работает, - и зачем-то басом: - профессор! - Окончена лекция, - прогремел баритон профессора, студенты моргнули и не увидели, а скорее услышали удаляющегося со скоростью близкой к световой по направлению к лаборатории профессора. Именно с этого момента ситуация в институте перестала быть обыденной, а привлекла внимания совершенно различных сторон. И первыми приехали специалисты из службы безопасности президента. Почему-то вместе с собакой.
-1-
- Вы утверждаете, что это "машина времени" ? - не отрываясь от писанины произнес наконец одетый в штатское, с выправкой отставного офицера мужчина. - Что? Необъяснимо, профессор! - звучным голосом кричал пораженный Реман. Бражников молча ходил из угла лаборатории в угол и молчал. Курил и молчал. - Профессор, поясните, - продолжал штатский, впрочем не переставая ни на секунду что-то быстро писать. Исписал он таким невероятным способом уже три листа, хотя ни профессор, ни кто либо другой и слова более не проронили с того момента, как из-за работы адской машины у окна лаборатории, не отключилось электричество в целом районе города. - что же вы молчите, профессор? Мы уважаем ваше мнение и хотели б знать его. - А что вы все пишете, позвольте полюбопытствовать, - наконец закончил бродить профессор и попытался прочитать что-нибудь на исписанных листах. - Простите, не позволю. Государственная тайна! - штатский многозначительно перевернул исписанные листы, что скажем честно было лишним: профессор хоть и обладал прекрасным зрением, и на своем веку видел многие ужасные почерка, настолько изумительно непонятную вязь видел только раз: когда ему выписали какое-то лекарство. Профессор тогда так и не смог прочитать написанное, рецепт потерял, а вскоре и забыл о произошедшим. Лишь сейчас вновь вспомнил, отчего почесал свободной от сигареты рукой брови, да так и затих у стола. - Государственная? Но, позвольте... хотя конечно... Так о чем вы спрашивали? - Я спрашивал о вашей машине - штатский указал превосходной ручкой "Ватерман" в направлении непонятной, ныне отключенной, а оттого имеющей какой то обиженный вид машины - это машина времени? - Кто вам сказал такую чушь? - возмутился профессор? - Многие говорят, - уклончиво, как только умеют безопасники, но емко ответил штатский. Профессор вдруг понял, что штатский не уклонился от ответа, а именно ответил. - Многие, это видимо доцент Ромашкин ? - И он тоже! - удивился сообразительности профессора штатский. - Подлец он. - тихо произнес Бражников и уселся на стул. Помог руками и закинул правую ногу на левую коленку. Штатский вновь начал что-то быстро писать. - Интересно, - наконец через полчаса писанины произнес он. - А что тут интересного? - возмутился профессор, - говорит всякую гадость, Капру вон заставил студентов читать, а сам по квантам имел твердую тройку! - По квантам говорите? - прищурился в спешной попытке понять смысл слова штатский. - проверим! - А зачем проверять? - Но вы же сказали, необходимо проверить! - Да? Ну проверяйте! Бред какой ... так вот о машине ... никакого времени естественно нельзя проткнуть, как говорят мои студенты, дело ограничивается получением матрицы поля сосуществования, так сказать, видя ваше образование. Ручка в руках штатского прекратила писать внезапно и возбранялась произнесенное описать. Штатский попросил повторить. Записал сказанное на диктофон и успокоился наконец, как только принесли кофе. - Вот вы говорите матрица, - попивая кофе заметил штатский, - но позвольте, матрица - это, так сказать поле! Профессор сглотнул, вздохнул, снял затекшую ногу с коленки. - какое поле? - Хорошо, спросим по другому: вы утверждаете, что туда можно нас всех загнать и сделать другими, подчинить формуле? - Куда загнать, товарищ, - притихшим голосом недоумевал профессор, - разве я что-то подобное утверждал? - Хорошо, видимо профессор вам тяжело понять, тогда давайте по-простому, без протокола так сказать, скажите, вот эта ваша матрица - если меня туда переселить, я там буду счастлив? Бражников нервно попросил Ремана прикурить, затянулся, попросил и себе кофе, наконец произнес: - Позвольте полюбопытствовать, вы в каком заведении учились? - Высшая школа милиции, далее государственная тайна! - Понятно, а знания в области физики, математики у вас на каком уровне? - В пределах необходимых для оперативной работы на благо государства! - гордо заявил штатский. - Ясно. А вот у вас был профессор Лежнев? - Был, впал в маразм. - Ясно, а профессор Ячменев? - Государственная тайна. - Еще яснее. А кто же сейчас в техническом так сказать отделе? - Не совсем понятный вопрос профессор! Я занимаюсь этим происшествием! Майор Колобков, к вашим услугам! - Как белый день, - устало промолвил профессор. Допил кофе одним большим глотком, жестом попросил Ремана присесть куда-нибудь, сам встал, подошел к машине и повернулся к майору. - Ну записывайте тогда, что же ... это прерыватель - он указал на цилиндрическую часть машины. - Что прерывает? В каких пропорциях? - Не перебивайте майор. - даже не вспылил усталый профессор. - Здесь поток заряженных частиц блокируется полем, далее ускоритель. Зачем мы его включили Реман? - Ромашкин, Иван Александрович! - А, ясно! Ускоритель, в общем, ну и на выходе... Майор я не знаю как вам без терминов рассказать. Почитайте теорпол для начала. Бора, Эйнштейна ... я сейчас вам не помощник! - Так вы можете заглянуть в прошлое, будущее?? - Обычным языком говоря, майор, вот в этом месте происходит искривление поля, константы меняются на совершенно другие, мы их еще не изучали. Огромное потребление электричества, необходимы работы, много аппаратуры, денег в конце концов, людей, всего этого у нас просто нет.
-2-
Вечер двадцать восьмого января пришел в лабораторию физического института с тишиной и, какой то внутренней надеждой. Профессор Бражников возлегал на старом кресле. Как и днем одетый в белый халат, лохматый, язвительный, немного усталый, но сейчас глаза Ивана Александровича горели странным огнем победы. Любимый студент профессора, единственный кто мог терпеть его выходки, Реман, сидел напротив, в шатком, но верно служащем стуле. Учитель и ученик пили растворимый кофе, любезно оставленный им майором. Участники происшедшего переглянулись, улыбнулись: профессор любезно и покровительски, студент удивленно и уважительно. - Антон, выгляни, посмотри, стоят? - заговорщицки попросил профессор. Реман тут же сорвался с места, метнулся как молния к дверям, но с достоинством открыл их, осмотрелся, прикрыл их, и так же стремительно вернулся на место: - Стоят, Иван Александрович! - Во-во, Антон! - профессор внушительно помахал своим кривым, многозначительным пальцем, - так и будет! Мы теперь персоны, я б сказал! Кофе будет, а может и завтра уже электричество, аппаратуру дадут! То-то же! Наука! - В наши то времена, Иван Александрович, непостижимо! - В наши то времена, - передразнил смешно профессор, - а что времена? Люди глупее стали, злее, да дураков больше у власти, денег нет, но это в сущности - пшик! Иллюзия, она раз, и изчезнет и кто вспомнит, что был такой доцент Рубашкин? Да никто, смею вас уверить! Кто этого Фритьофа Капру вспомнит? Никто! Дело в науке, мой друг, в науке! Она лишь вечна! Ну раз уж начал, давай опять угощай меня сигаретами! - Нету, Иван Александрович, закончились, - тихим голосом, словно не желая разрушать воздушные замки профессора проговорил Антон. - Вот дела. - нисколько не удивился профессор. Везде все же мы еще не можем быть небожителями. Ну, давай, допивай кофе и пойдем на улицу, курево купим, деньги у меня есть, и за расчеты! Мужчины оделись: профессор в старенькое, но крепкое пальто и добрую еще шапку, Реман в пуховик и вязанную шапку, и вышли из института на заснеженный проспект. Метрах в пятидесяти от них гремел Ленинский проспект, а здесь, в переулке было по зимнему снежно и как-то тихо. - Иван Александрович, не могу я сегодня с вами остаться! - А что так? - Работать надо идти - сегодня товар придет, разгружать, распределять надо. - Тьфу ты, товар! Антон Евгеньевич, мы можно сказать подошли к решению одной из самой главной задачи нынешнего времени, а вы мне твердите о каком-то товаре! И слышать ничего не хочу! - Но на что жить? - пробовал сопротивляться Антон. - Нет, нет, нет, в магазин идем! - Хорошо, - улыбнулся Антон, которого и самого совершенно не радовала перспектива целую ночь грузить медикаменты, когда такое открытие совершается в родной лаборатории. Антон вообще не любил улицу, людей, шум и гам, если только его не производит машина Бражникова или сам Бражников. Именно поэтому Антон с некоторых времен стал бояться выходить на улицу и присутствовать где либо кроме института. Родители некоторое время еще пытались воздействовать на сына, но вскоре разошлись и каждый занялся своей жизнью. Антон этот период изменения в своей жизни перенес как то легко и незаметно, родители квартиру разменяли и у кого Антон теперь должен жить он так и не понял. Особо переживать Антон не умел, устроился на ночную работу и не редко ночевал в лаборатории. Как и Антон, Иван Александрович был одинок, настолько же жадный до знаний, настолько же злой и нервный к другим, поэтому они очень быстро сдружились, совершенно не думая, что кто может подумать. Иван Александрович разговаривал с Антоном то как с учеником, то как с другом, но всегда отдавал должное его уму, сообразительности и не затуманенному разуму. Антону не хватало опыта, но этого в достатке было у семидесятилетнего Ивана Александровича. Друзья купили сигареты, печенье к кофе, а на оставшуюся мелочь Бражников купил пару пачек растворимого супа: - побаловать себя горяченьким, Антон обязательно захотим! - Обошлись бы Иван Александрович, - сглотнул Антон, - завтра утром в столовку б сходили у нас же талоны еще есть - конец месяца, взяли б по двойной порции, хлеб, компот! - Запомни, ученик! - Бражников остановился и многозначительно помахал перед носом Антона пальцем, - глупости делают те, кто ученых на панель бросают! Ученые должны есть, и есть сыто! И проездные нам должны давать, и молоко! Тем более у нас кошка в лаборатории живет! - Я ее сегодня кормил ... - И не должны мы торговать! - не унимался Иван Александрович, - Думаешь я не смог б заработать себе на безбедную жизнь? Мог бы, да и запросто, как Рубашкин говорит! А интересно ли мне это? Ммм? Молчишь? А я отвечу! Неинтересно! Чертовски скучно мне это, мне даже грустно думать о том как заработать себе на хлеб! Почему я об этом должен думать, а не те, кто этим и должен заниматься? Мое дело наука! На моих открытиях должна работать страна! А она что делает? Предлагает мне уехать заграницу?? А они не хотят спросить у меня: а хочу ли я уезжать? Сейчас что, прошлый век, засилье коммунистов? Да при коммунистах я зарабатывал и себе и для института и спал спокойно и не боялся за завтра! Я думал о науке. А сейчас о чем я должен думать? Как обмануть кого, как талоны в столовой скопить, что бы хоть раз в месяц поесть так, как я кушать обязан по определению каждый день! Да что я тоже, - наконец успокоился профессор, - прости меня Антон, тебе то еще хуже! Переезжай пока ко мне, все равно я один живу! - Что вы, Иван Александрович, зачем? - А затем Антон, что ночевать нечего в лаборатории, там холодно! - Вы все знаете? - А что, ты думаешь, друг мой, я слепой и глухой? Все я вижу и все понимаю! Одного понять не могу, объяснил бы кто: когда им воровать надоест? Когда им жрать надоест? Ну год, ну два, но не всегда же утро с шампанского начинать? Ладно. Прости уж меня за старческую грубость! - Вы правы Иван Александрович, - поежился Антон. - Ладно, пошли суп есть, греться! Раз шампанское другие выпили! У них видимо открытия поважнее нашего будет.
-3-
Несколько недель прошли в лаборатории под знаком торжества науки. К лаборатории поставили круглосуточный пост охраны, раз в день обязательно заявлялся Колобков, привозил с собой то необходимое оборудование, то материалы в количестве, четко указанном профессором. Бражников расцвел, румянец не исчезал с его лица, он постоянно шутил. Реман хозяйничал с помощниками, которые производили вычисления, расчеты, заодно вымыли всю лабораторию, в которой теперь стало тепло и светло. Даже лабораторная кошка стала толстой и довольной, ей специально привозили кошачью еду. Вообще друзья начали сходно питаться: майор распорядился чтобы из местной столовой к ним три раза в день приносили достаточно еды. В соседней комнате поставили пару кроватей, принесли даже телевизор, но он отказывался работать от близости адской машины Бражникова. Впрочем, это совсем не мешало ученым, профессор иногда позволял Антону включать любимую им музыку, а так как это была музыка красивая и тихая, вскоре начинал насвистывать во время работы ее и сам профессор. - Выключаем цепь, - приказал профессор. Антон нажал несколько кнопок на клавиатуре новейшего компьютера, потом встал и лично отрубил питание на машине при помощи рубильника. - Ну что же, - заметил профессор - сегодня очень даже ничего! Как считаешь? - Волновой процесс плавает, - возразил Антон. - Плавает! - передразнил Иван Александрович, - он и должен плавать, иначе и думать не стоило! Вольфрам нужен, а майор третий день не приезжает! Где его черт носит? Вон и кофе уже заканчивается, а ученые без кофе работать что? - Не могут Иван Александрович! - Точно! И Кстати, а почему так мало лаборантов стало? - Двух нет Иван Александрович, - грустным голосом произнес Антон. - сейчас закон вышел, всех студентов в армию забирают, обещали вместо них девушек прислать! - Они что, озверели? Кюри мне тут еще не хватало! Ладно, поговорю с майором! Ты то что грустный? - Повестка мне пришла, Иван Александрович, мама звонила в институт! - Черт с ней, я о повестке! Нам нужен вольфрам срочно! - насвистывая какую-то мелодию, профессор покинул лабораторию. Следующее утро началось с происшествия: отключили высоковольтное питание машины Бражникова. Далее больше: последних лаборантов так и не смогли найти не только в институте, но и на домашних адресах. Бражников молча курил у окна. Реман продолжал рассчитывать вероятность проникновения полей. К вечеру объявился майор Колобков. Первым его указанием была снята охрана. - Нам обрезали финансирование, - пояснил он. - Так они же военные? - Ну и что? Военные тоже зарабатывать хотят. - И куда их теперь? - Охранять дачу будут зятю помощника мэра. - Достойное занятие, - похвалил Бражников, - вы вольфрам привезли? - Нет вольфрама, Иван Александрович, вы извели очень много денег, а где результаты? - Так рассчитываем! Вы лаборантов сняли? - Кто то же должен служить! - Почему физики? Они теоретики, майор, лучшие в Москве! - Пришлем вам студенток. - Понял, не надо, сами справимся! - Вот об этом я и хочу с Вами поговорить, профессор, наедине, если позволите! Иван Александрович окинул взглядом настороженную фигуру Ремана, потом решительно показал майору: - Давайте выйдем на лестницу.
-4-
Военный оркестр играл "Прощание славянки". Почему то именно под эту музыку привыкли провожать новобранцев в армию. Среди провожающих нынешнего призыва особо нелепо выглядел под весенним солнцем прищуренный старичок профессор Бражников. Вырванный из любимой лаборатории, в нелепом костюме, без галстука, с постоянно гаснущей папиросой, он что-то порывался сказать обритому наголо, а оттого выглядевшему особо глупо, с торчащими в разные стороны красными ушами, Антону. - Я так не оставлю, Антон! Буду жаловаться, черт подери эти законы, этих людей! - Не надо, Иван Александрович, не волнуйтесь вы так. Я отслужу, мы потом закончим, а вы сейчас может наконец найдете возможность без вольфрама обойтись. Я тут на призывном подсчитал кое-что, вот смотрите, если его медью заменить, вот, смотрите. - Да брось, Антон! Кому это надо, кроме нас? - Вот для нас и сделаем! Ведь по всем расчетам мы сможем продавить наконец эту границу мира. Смотрите, если тут немного добавить, мы сможем материальный объект разложить! То есть даже человека! - Антоша! - у профессора даже появились слезы. - Призывники, вашу мать, по машинам! Двигайте батонами туловища! - прокричал некто в мегафон. Вновь заорала музыка и Антона оттеснили от профессора.
-Эпилог-
Иван Александрович вошел в свою квартиру. Правое колено неожиданно разболелось с угрожающей силой, но Бражников пересилил себя и дойдя до кухни, порылся в шкафу и нашел чистое блюдце. Позвав кошку, совсем недавно принесенную из закрытой лаборатории, Иван Александрович наполнил блюдечко молоком и устало присел на табурет. - Погода что ли меняется, - проговорил он потирая свое колено. Иван Александрович начал разговаривать сам с собой с неделю назад, как только закрыли лабораторию, а самого профессора уволили из института. Бражников налил себе холодного чаю, тяжело прошел в комнату. Его взор упал на стол, где лежало составленное и заверенное завещание на квартиру. Иван Александрович выкурил сигарету и тихо умер