Эту историю я услышал в электричке, возвращаясь с выездного футбольного матча. Один пожилой сухонький старичок рассказал мне её в благодарность за пиво, которым я с ним поделился. Ехать в "собаке" муторно, утомительно и невесело, особенно когда любимый город может спать спокойно после очередного проигрыша своего клуба.
"Ты, сынок, не смотри, что я старый и не очень хорошо одет". - Начал свое повествование мой попутчик.
- "Просто пенсии сейчас нищенские мы не живем, выживаем. А ведь я всю войну от звонка до звонка прошел. Ордена, медали имею. Меня даже к герою Советского Союза представляли, а звездочку не дали. Уж не знаю почему.
Сам-то я с Липецка. После войны, где только не был, пока не демобилизовался. Так вот, хочу я рассказать тебе одну историю. Почему - ты сам поймешь. До сих пор её никому не рассказывал. Даже сейчас, когда её вспоминаю, не по себе становится.
Почему вспомнил эту историю? Да сейчас тоже старики не живут, а голодают в большинстве своем. Вот и тогда в сорок седьмом голод был страшный народ пух от голода и помирал пачками. Птиц жрали, кошек, собак, траву всякую. Веришь, нет, некоторые глину умудрялись, есть, чтобы хоть чем-нибудь набить желудок. А потом палочками друг у друга из задницы выковыривали эту самую глину.
Так вот мы тогда стояли с частью в Воронежской области. Липецкой области, чтобы ты знал, еще не существовало тогда. Нас хоть и кормили более-менее, а мы ж не слепые были - всё видели: и голод и смерти человеческие, и детей на скелетов похожих, с большим пупком, у которых одни глаза и были живыми. Сейчас про это не пишут, а тогда и подавно не писали.
И прошел слух, что живет где-то неподалеку от Липецка людоед, который вроде бы людей хавал. А еще говорил, что мол, колдун он страшный - мертвых может оживлять и повелевать ими. Боялись его все. Уж не знаю, сказки, или нет, а только поговаривали, что он мертвых мог заставлять ходить и делать для него разные вещи. А удивляться было особо нечему - народ всякое видел и ко всему привык. Война-то только кончилась.
Время было суровое, но народ зря говорить не будет. Короче говоря, кинули нашу роту на поиски этого людоеда. А у нас в роте фронтовики все, смерть не однажды нюхали и ко всему привычные были. И то помню, командир роты, наш капитан, построил нас всех и сказал:
- Значит, так, ребятушки, миссия перед вами государственная и секретная. Так что языки держите за зубами, чем бы всё это ни закончилось, иначе кончится это для вас длительной отсидкой. Лес валить некому. Так что если есть желающие, - лучше сразу - два шага вперед.
Мы, конечно, сразу всё поняли, что дело секретное. И лучше молчать в тряпочку. Оно надежнее.
Выдали нам лыжи, а дело было зимой, оружие, паёк, и всё обставили, так как будто мы проводим соревнования по лыжам на пересеченной местности.
Не буду рассказывать, как прочесывали мы окрестные леса, как ночевали на снегу - неинтересно это вам, молодым. А только прошла неделя, и мы уже думали, что не найдем мы это людоеда-колдуна. Мало ли что люди болтают?
Однако помню как-то раз вышли мы к какой-то реке. Разбились и пошли цепью, а мне выпало идти по самому берегу этой реки. А тут аккурат оттепель началась сверху снег, а под ним, если провалишься где - вода.
Сначала-то берег был пологий, а потом все берег круче и круче, и я попытался вскарабкаться наверх, да нога и оскользнулась, ледок около берега был тонкий, да и проломился. Хорошо хоть сам не упал в воду. Стою, значит, матюкаюсь, нога вся мокрая, думаю, всё, - точняк заболею.
Потом смотрю, а в воду какие-то доски идут сколоченные как какой-то настил, а вокруг какие-то следы. Подозрительно мне это как-то стало. А мы с ребятами договаривались, что если кто чего подозрительное увидит, то всех оповещать. Свистнул я и ребят позвал. А я тогда старшиной был.
Собрались все, и ни у кого, ни каких мыслей нет по поводу этого настила нет. Ни у городских. Ни у деревенских. А ледок-то видно - свежий, недавно совсем застыл. Вокруг по карте ни деревни, ни домов каких завалящих нет. Подозрительно очень. Решили нырнуть. Вызвался сибиряк один, здоровый такой парень - метра под два ростом, косая сажень в плечах.
Разделся, нырнул. Через какое-то время выныривает. Глаза дикие, круглые и бегом из реки. Ну, мы ему спиртика налили, растерли его. Он и говорит:
- Трупов там на дне навалено, что на кладбище, причем, есть и относительно свежие. Но больше я туда не полезу, жутко больно, однако.
Решили мы тщательно обыскать всё вокруг. Пошли по следам, и точно нашли супостата. Неподалеку в землянке жил. Приходим, а у него там полный котел мяса вареного. Мужик матерый, борода большущая глазюки красные, сам страшный как черт. Выволокли мы его наружу, а он орет:
- Вы чего, мужики делаете? Обалдели совсем? Я, - говорит, - только корову зарезал.
А сам как тяпнет зубами одного нашего солдатика за руку, и бежать в лес.
Ну, мы ему, понятное дело, по морде, бока маленько намяли, так он сразу присмирел, ругаться перестал. Смирный такой стал, покладистый.
А чего покладистым не стать после нескольких ударов прикладом по голове. Конечно, станешь.
Когда землянку его обыскали, нашли одежды всякой ворох - мужской, женской, даже детская была. У нас один охотник был, так тот на дереве каком-то еще две ноги отыскал человеческих. Он их там, этот изверг, держал на потом. На улице-то холодно было, мороз. Чем не холодильник?
Мужик после всего найденного и не препирался, особенно, после того как ему все зубы прикладом выбили.
Ротный послал одного из наших звонить в соседнее село, что было в пяти километрах оттуда, чтобы прислали машину из части. А заодно, чтобы рапортовал, что поймали мы людоеда.
Часа, наверное, через три смотрим, толпа на нас бежит с вилами, с топорами.
"Что, - думаем, - за хрень такая?".
Ну, ротный само собой орет:
- Рота! В ружье! Занять круговую оборону!
Ну, заняли мы круговую оборону. Он орет:
- Стой! Стрелять буду!
А только бабам и мужикам эти его слова до фонаря, они как бежали, так и бегут, кто, в чем одет, как полоумные вперед. А нам оборонять этого суку, который людей жрал, тоже не с руки. Что мы звери, какие стрелять в мужиков с бабами ради этого изверга?
Капитан наш в воздух дал очередь и орет:
- Стой, всех перестреляю к ебеням!
А только какой-то мужик, что впереди бежал половчей него оказался да как накатил ему с левой, так ротный с копыт и свалился без сознания. Вся толпа, что бежала, кинулась на этого людоеда-колдуна и, веришь, нет, растерзала его буквально на куски.
А что удивляться большинство с вилами и топорами были. Некоторые бабы к вещичкам кинулись, своих близких что ли кто узнал, некоторые плачут, убиваются.
Ротный тем временем маленько оклемался. Стали мы кумекать что делать. Капитан-то наш, слышь, мужиком неплохим был, всякого на войне нагляделся. Короче, решили мы, чтоб мужиков не посадили, да и у нас, чтоб неприятностей не было, доложить, что пристрелили мы людоеда этого.
Собрали мы местных в толпу и объяснили им ситуацию, приказав молчать до самой смерти. Те с пониманием отнеслись к этому решению, даже благодарили нас".
Тут в электричке объявили остановку, уж не помню какой километр. И мой попутчик встал и пошел к выходу.
- Эй, батя, - окликнул я его, - а чем всё кончилось?
- Да ничем. - Оглянулся дед, - Приехали в часть, отрапортовали, как договаривались, на этом всё и кончилось.
Старый фронтовик повернулся, и пошел, покачиваясь к выходу из вагона.