Тормышов Владимир Станиславович : другие произведения.

Сочинение: "Как я провела лето"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Сочинение: "Как я провела лето" ученицы 3-го класса средней школы, написанное Тормышовой Наташей, но не сданное в школу, - это проза, написанная ребенком для взрослых. Как правило, происходит наоборот, то есть взрослые пишут для детей, и тем ничего не остается, как это читать. Читать же, что пишет ребенок для взрослых, и о взрослых, не каждый станет. А зря, поскольку у ребенка другое мышление, иной взгляд на мир.Особая благодарность Кутузовой Наталии Борисовне за помощь в подготовке публикации.
  Сочинение: "Как я провела лето"
  
  ученицы 3-го класса средней школы,
  написанное Тормышовой Наташей, но не сданное в школу.
  
  Вообще-то, слово "сочинение" подразумевает, что пишущий его должен что-то СОЧИНИТЬ САМ, но, учитывая многолетнюю практику учеников советских школ писать один соцреализм, а теперь - просто реализм, придется описывать то, что было, хотя, право слово, так хотелось бы СОЧИНИТЬ, например, что я была на Багамах, ездила в круиз по Средиземному морю или, в крайнем случае, что-то попроще вроде - "была все лето в "Прометее". Описать, как там замечательно и здорово.
  Но действительность куда прозаичнее, а российский менталитет учеников и учителей дает свои плоды воспитания. Поэтому, стиль у меня, наверное, неважный. О литературных достоинствах сего произведения я вообще скромно умолчу, потому, что их просто нет. Как учили, то и вышло, и не фиг, дорогие учителя, делать вид, что, мы, мол, хорошие, а ученики - дураки!
  Сублимация этих ментальных аберраций уходит корнями в архетипы нашего общества, что, безусловно, влияет не всегда прогрессивно на наше подсознание, бытие, мировосприятие и миропонимание. Это по-человечески понятно, когда коллективное подсознание и старые архетипы влияют на российский национальный ЭГРЕГОР и я, как любой русский человек, это ощущаю и понимаю.
  О чем это я?
  Триста лет татаро-монгольского нашествия даром не прошли: наш язык наполнился многими словами, которые до сих пор считают "неродными" и, следовательно, нецензурными, но которыми многие мои сверстники и люди постарше, владеют в совершенстве.
  Слушая то, о чем вокруг говорят, я понимаю, чувствую, что большинство людей РАБЫ, не желающие избавляться от своего рабства, потому, что они к нему ПРИВЫКЛИ и им так удобно ...быть рабами внутри себя. Дураком быть выгодно, умным - хлопотно.
  Так и живут. А если кто-то делает что-то не так, как все, его либо возносят высоко вверх, либо бросают в него камнями и топчут ногами. Либо сначала топчут, а потом возносят. И вообще для многих, - какая разница как жить? Так и живут безлико.
  А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью - грустно. Что жизнь? Работа - дом, работа - могила. Я живу в заповедном мире моих снов. А жизнь? Что жизнь? Жизнь - это окошко, в которое я время от времени выглядываю. ПОЭТОМУ я буду писать правду, только правду и ничего, кроме правды, что, впрочем, не помешает мне оставить это сочинение себе на память и получить "пару" за невыполненное домашнее задание.
  
  Глава первая
  
   Был синий понедельник. Он наступил сразу после желтой субботы и серого воскресения. Шел проливной дождь, потоки которого сметали все на своем пути. Такой дождь был в 1632 году, когда ураган Миццумото уничтожил несколько деревень близ Кинокавы. Помнится, крестьяне тогда говорили, что это гневается голубой дракон за недостойные приношения.
  Вера в богов, однако, не мешала им пить и бить своих жен смертным боем: "Вещь должна быть твоей и покорной. Или это ненужная вещь. Ненужная вещь - это мертвая вещь".
  Японская мудрость - мертвая мудрость.
  Странные тогда были времена, право слово: драконы еще иногда появлялись в тех местах, уничтожая все, что попадалось - и животных, и крестьян, даже, говорят, одного самурая со слугами сжевали.
  Все боялись всего, даже друг друга, но жили из страха умереть. Много воды утекло с тех пор, череда синих понедельников промелькнула, уйдя, но в памяти как живая, осталась девушка, стоявшая у окна в дождь, и, следя за его низвергающимися потоками, рассказывающая свою тайную историю грусти:
  "Когда мы расставались, мой любимый говорил мне спокойным голосом страшные слова:
  - Расстаемся мы на берегу чужой земли, оставлю я тебя.
  Слезы из глаз его лились, он молчал, боль затая.
  - Сколько пройдет дней и холодных пустых ночей, прежде чем тебя встречу снова я?
   Долго мне бродить в толпе людской, вспоминая каждый миг с тобой. Не услышу я знакомый голос твой.
  Много чего говорил он тогда.
  Нам было так хорошо вместе, но наши родители и все вокруг нас осуждали, все были против и он вынужден был уехать от меня. Но я помню его прощальные слова:
  - Сквозь синь проливного дождя твои лишь вижу глаза. Меня рядом нет, ты одна -
  и лишь к дождю примешалась слеза.
  Причал опустел, тишина... И в той тиши его крик:
  - Дождись меня, я вернусь, помни нашей любви каждый миг!
  Голос затихал вдали, но до сих пор я слышу его в дожде...".
  Девушка, на мгновенье, замолчав, повернулась ко мне и я с ужасом заметила, что передо мной стоит старуха с зияющими провалами десниц и желтой, высохшей морщинистой кожей.
  Я хорошо помню ее слова, хотя и прошло почти четыре столетия:
  - Смерть стоит того, чтобы жить, А любовь стоит того, чтобы ждать.
  Яркое солнце слепит сказа и это так приятно и хорошо, когда красное солнце согревает все вокруг и дает зам возможность жить, чувствовать и любить.
  Помнится, во время нашей последней встречи Аристотель говорил мне: "Будь проще, и люди к тебе потянутся. А, вообще, знаешь, влюбись. Повезет - станешь счастливой, не повезет - станешь философом". А сам в это время поглядывал на мои открытые коленки. Фраза, произнесенная им, звучала весьма пророчески.
  Вообще он очень интересный мужчина: такую речь закатил вечером по поводу нашего визита! Никто из присутствующих ничего не понял, но всем жутко понравилось. Чтобы не выглядеть дураками, все устроили ему грандиозную овацию, а закончилось все банальной пьяной вечеринкой.
  Аристотель был великим оратором, хотя, как ему это удавалось с его дикцией и внешним видом, я до сих не пойму. Но слушали его с благоговением. Сравнить его можно, пожалуй, с Гитлером.
   Как-то раз, будучи в довоенной Германии, мы присутствовали на его выступлении. Это было круто! Я имею в виду реакцию зала, особенно женской аудитории на его речь. Уже к середине его выступления большинство женщин испытало не по одному оргазму. Первые три ряда вообще "писали кипятком" и были буквально мокрыми от мочи. Наблюдать это было интересно, хотя и довольно мерзко.
  Чем больше я размышляю над жизнью, тем яснее представляю, что непонятого значительно больше, чем осмысленного. Чем больше я не понимаю в жизни, тем больше возможностей осмыслить окружающее бытие. Чем непонятнее процесс осмысления, тем больше человек не понимает в этой жизни. То, что раньше было понятным и простым, теперь становится неясным и загадочным, и наоборот.
  С другой стороны, чем больше логики в действиях человека, тем больше он не понимает со временем, зачем он все это делает, теряя конечную цель и смысл жизни. И люди, не зная смысла жизни, продолжают жить вслепую. НИЧЕГО неестественного нет в естественных вещах, если в них просто верить. Это не НОВО, но это так, принимаете ли вы это или нет, Жизнь не является жизнью, хотя бы потому, что она жизнь. Думаете, вы об этом или нет, но однажды приходит смерть и говорит: "Собирайся, пошли, отдай земле тело".
  А мы так не хотим этого и стремимся отсрочить. Отложить, избежать...
  
  Глава вторая
  
  Однажды я ехала в Петербург в плацкартном вагоне рядом с купе проводника. Со мной ехала молоденькая смазливая девушка, слишком уж как-то доброжелательная и общительная со всеми.
  Я еще подумала, что здесь что-то не так. И имя у нее было какое-то не располагающее - Элла.
  За окном один красивый пейзаж нашей русской природы сменял другой, но меня он не интересовал.
  Попутчица - вот интересовавшая меня загадка. Было в ней что-то противоестественное и притягивающее. Она была одета в шорты и майку серого цвета, а ноги в темно-коричневых колготках притягивали взгляды всех мужчин.
  Ехала она, кажется, из Каменки и всю дорогу читала рукопись, вызывающую у нее сильную тоску. Когда она однажды отлучилась, я прочитала одну страницу - рукопись оказалась занимательно бездарным описанием, сделанным будто бы патологоанатомом о неизвестно от чего умершем несчастном. Конечно, патологоанатом, хотя и поздний, но лучший диагност, но не верилось, что эта соблазнительная девушка могла польститься на описание его умозаключений, тем более, когда рядом с нею крутились изнывающие кобели-попутчики, немного сдерживаемые обручальным кольцом на ее руке. "Лижут в очередь кобели истекающую соком суку..." - вспомнилось мне вдруг.
  Когда подвернулся удобный случай, я спросила у девушки, что за рукопись она столь тщательно и неистово читает. Оказалось - это ее университетская дипломная работа по ядерной физике и экологии.
  ... Я и не заметила, как заснула и проснулась от лучей вовсю светившего солнца. Потом я поняла, что разбудило меня не солнце, а разговоры рядом со мной. Я прислушалась к ним и потом открыла глаза: наконец-то все стало на свои места. Этот обрученный ангелочек , Элла, вовсю флиртовала с проводником - двухметровым полупьяным наглым парнем лет тридцати пяти, у которого, кстати, на руке тоже сверкало кольцо "счастья и верности".
  Почувствовав мой взгляд, они как-то застеснялись и пошли в купе проводника "пить чай", дверь за ними закрылась, и через некоторое время оттуда стали доноситься глухие удары и толчки о стену рядом со мной...
  Через некоторое время все стихло, девушка пришла утомленная и, накрывшись зеленым клетчатым одеялом, заснула, отвернувшись от меня.
  ...А утром ее на вокзале встречал с охапкой цветов и пылающей радостью улыбкой муж. Она бросилась к нему навстречу, и они слились в страстном поцелуе. Затем она отстранилась от него, поправляя прическу и на вопрос мужа, красивого высокого парня: "Как доехала?", - ответила:
   "Нормально. Очень скучала и ждала встречи с тобой. Я очень сильно тебя люблю!" - услышала я слова Эллы. ...А рядом с вагоном стоял проводник и ухмылялся...
  Любовь зла, и эгоистично до безобразия. А как лжива!?
  Так начался грязно-чернй-желтоватый вторник. Хотелось одного - хоть как-то отмыться от этой всей грязи и прозы жизни.
  ...
  Римский Папа шел после тяжелого утомительного дня в свои покои походкой смертельно уставшего старого человека, гордо, величественно неся свою седую голову. Тяжелые думы не отпускали его и здесь, хотя день был уже окончен и он имел полное право отдохнуть и расслабиться.
  Эти проклятые кардиналы и инквизиторы требовали смерти и еще раз смерти. Так они боролись за чистоту христовой веры. Казалось, весь мир сошел с ума, бросившись в пропасть вниз головой.
  То ли бесконечная вереница костров, с горевшими на них еретиками, давила на его душу, то ли страшное, кровопролитное восстание крестьян в Испании недавно, тяготило его.... Как знать, как знать...
  На душе было тягостно и неспокойно. Потенциальные возможности его как теурга, направленные на объединение и укрепление католического эгрегора, дали, к сожалению, совсем не те результаты, о которых он мечтал в юности.
  Мечты, к несчастью, часто разбиваются о холодную расчетливость этого убогого жалкого мира.
  "Что делать?" - этот вопрос давно мучил Помазанника Божьего. Он словно чувствовал, что уже долгое время делает что-то не то. Но что-то кардинально изменить не хватало ни сил, ни времени, ни желания....
  Багровое солнце уже заходило. Последние лучи закатного солнца разбивались о складки черных штор красного зала.
  Что-то ускользающе-таинственное было в этих бледных сумерках. Папа ощутил как вечность, словно соприкасается с ним своей невидимой полой. И каждый его шаг словно приближал его к вечности и бессмертию..... Или ему так казалось?
  Вместе с солнцем, казалось, уходила сама жизнь. Уходила жизнь вместе со временем прожитых лет. Поступь старого кардинала была тяжела, но фигура, осанка еще хранила былое величие.
  Быстро наступающие сумерки предвещали конец бездонного дня и возможность наконец-то расслабиться.... Черный вторник наконец-то подходил к концу.
  Неясная тень мелькнула перед ним, материализовавшись в одетое во всё черное монаха, с опущенным капюшоном. Монах, согнувшись, неловко упал на колени, едва не свалив божьего Ставленника наземь, и крепко обхватил его колени.
  Разговаривать ни с кем категорически не хотелось. Папа давно уже растерял всех своих друзей после избрания его на престол. Да и были ли они друзьями?
  Папа автоматически перекрестил монаха, протянул руку с перстнем для поцелуя, и, бормоча слова благословения, быстро двинулся в свои покои, рассчитывая отвязаться от возможного просителя.
  Но монах неотвязно шел за ним.
  - Выслушайте меня! - услышал Папа мелодичный звонкий голос, и дыханием Вечности дохнуло на него от этого голоса.
  - Не сегодня, сын мой, не сегодня, - проговорил священник, продолжая идти не оборачиваясь.
  - Приходите завтра, запишитесь в канцелярии на аудиенцию, и я приму вас, если будет свободное время.
  Папа быстрым шагом прошел в свои покои, удивившись по пути отсутствию слуги.
  Монах не отставал от него. Проследовав в покои Главы католического мира, как в свои собственные.
  - Выслушайте меня, мой господин! Дело не терпит отлагательства, - в голосе просителя прозвучала мольба и отчаяние.
  Это наглое преследование возмутило старого священника.
  - Что вы себе позволяете? - Спросил он, замечая, что монах уже успел закрыть дверь на ключ, торчавший из двери. А сам ключ монах, не поднимая капюшона, спрятал в складках сутаны.
  Врагов, по крайней мере, открытых врагов у Папы не было.
  Нереальность всего происходящего сейчас сковала его мышцы странным оцепенением, и он застыл, не в силах вымолвить не слова.
  "Сейчас я умру!" - пульсировала настойчивая мысль в висках. Сердце стучало, словно в ушах. Каждый удар сердца был как последний. В руке у незнакомца сверкнул кинжал.
  Монах откинул скрывающий лицо капюшон, и на плечи, покрытые грубой черной тканью рясы, упал поток белокурых, золотистых локонов.
  Папа понял, что перед ним женщина. Страх начал отступать.
  Прекрасное лицо незнакомки с сияющими решимостью голубыми глазами, притягивало к себе какой-то дьявольской силой. В её маленькой, изящной руке, увенчанной перстнем с красным рубином, был зажат остро заточенный кривой кинжал.
  - Выслушайте меня! - Выкрикнула девушка. И это вывело священника из оцепенения.
  - Выслушайте меня, или я убью себя прямо на ваших глазах!
  - Хорошо. Хорошо, дитя моё, - проговорил Помазанник Божий. Шок и оцепенение быстро уходили. - Я слушаю тебя. Чем дольше я живу на этой усталой земле, тем больше стал осознавать, что не понимаю в людях очень многого, но никак не могу постичь, что именно из непонятого мною я всё же понимаю, и никогда на смогу ощутить разницу между тем, что я уже понял и тем, чего я не понимаю.
  - Может быть, вы всё-таки предложите даме сесть? - Проговорила незнакомка.
  Большей наглости за всю свою бытность священником папа еще не встречал, но сейчас почему-то он принял вопрос как само собой разумеющееся.
  - Да, да, пожалуйста, садитесь, - смущенно проговорил он. И затем уже окончательно уже взяв себя в руки, сказал:
  - Я слушаю вас.
  Тем временем почти совсем стемнело. Папа встал, и сам зажег свечи. Взошедшая на небе луна была чуть подернута легкой туманной дымкой, что изменяло ощущение её обычной холодности.
  Яркий лунный свет наполнял опочивальню ароматом ночи. И, словно скользя в этом лунном потоке света, полился приятный женский голос, полный грусти и отчаяния, погружая старого священника в историю своей жизни и любви.
  "Опять этот Леонардо да Винчи", с тоской подумал Папа Римский, Раб всех верующих католиков на Земле, и прочая, и прочая, и прочая....
  - Я ничем не могу вам помочь, - сказал он вставая. Давая понять. Что беседа закончена.
  - Уходите. Здесь не место женщинам. Это Ватикан. Уходите, не то я позову слуг.
  Пока священник слушал, он бродил как бы в раздумье по покоям. Но цель его блужданий была ясна только ему - он взял в руку большой серебряный колокольчик.
  Но неожиданно всё как-то быстро и неуловимо изменилось. Старая, потертая сутана валялась на полу, а обезумевшая нагая женщина, крепко сжимая в руке кинжал, как львица кинулась на священника.
  Он шагнул ей навстречу, даже не делая попытки защититься. Кинжал выпал из руки женщины, и отчаянно зарыдав, она прижалась лицом к его плечу.
  Никогда в жизни, никогда до сего момента. Этот одетый в папские одежды старик, не видел так близко обнаженной женщины. Никогда еще столь прекрасное создание не прижималось к нему.
  И старый священник ощутил живое тепло и мягкую нежность плоти, вздрагивающих от рыданий хрупких плечей.
  Что-то неведомое для него и могучее шевельнулось в душе у Папы. В душе, которая давно, как ему казалось, была отрешена от всего земного.
  Медленно рука старого кардинала поднялась и опустилась на голову плачущей женщины. Он гладил её по волосам, пытаясь успокоить....
  А утром он позвонил в серябрянный колокольчик, вызывая слугу, и приказал тайно вывести молодого монаха прочь. Затем сам прошел в канцелярию, нашел эдикт о сожжении на костре Леонардо и собственноручно порвал его.
  Проклятый вторник канул в небытиё, как будто его и не было вовсе.
  
  Глава третья
  
  Шла оранжевая среда, падал лениво нудный снег и светило синее солнце, которое придавало миру оттенки холодною равнодушия.
  Перед собственной смертью Сократ, выпив чашу с ядом и еще находясь на ногах, сказал: "Если человек хочет изменить мир, он сначала должен изменить себя". Чаша выпала из рук философа, он в последний раз посмотрел на солнце, сделал несколько неверных шагов по направлению к нише в стене, неловко сел в нее, не отводя взгляда от солнца, светящего ему прямо в глаза, покачнулся всем своим грузным телом и неуклюже упал навзничь во тьму ниши.
  Он несколько раз пытался подняться и посмотреть на солнце, пытался встать, но неожиданно затих, дыхание его смолкло...
  
  ***
  Вода медленно лилась с неба, словно с прохудившегося старого зонта, медленными большими каплями стекал густой кисель и замедленно, как во сне, капал на землю. Еще не было флагов и государств.
  Еще люди не придумали себе богов по собственному образу и подобию. Еще совесть гнездилась в душах людей, и люди были свободными. Каждый делал то, что хотел, и мерилом всему была только собственная совесть, этот единственный бог, который помогал людям принимать правильные решения.
  
  
  До наших дней еще было пять тысяч лет и зим.
  Одинокий охотник в бурой шкуре дикого медведя стоял на берегу бирюзовой реки, держа в руках нож, с которого медленными каплями стекала на землю алая кровь и впитывалась, словно в губку мха в желтый песок, оставляя после себя лишь маленькие грязные капли смерти...
  Смерть...
  Пока лишь чужая...
  Но смерть.
  
  Там, где синий холодный лед
  и где день ждет охотника знак,
  Там жестоким насилием гонят народ
  Из долины, где вырастет злак.
  Там, где мать, умирая, вскормила,
  Там охотник клятву дает.
  Детище голода, злая сила -
  Месть над далями там грядет.
  В царство смерти канула МЕСТЬ,
  Реки горе свое излили
  И чужие спешили осесть
  В той долине, где люди охотника жили...
  
  Когда-то, давным-давно, когда на губах охотника только стал пробиваться легкий пушок, он полюбил темноволосую девушку из собственного племени. Они часто встречались и подолгу вместе гуляли.
  Им было хорошо вместе, просто и легко. И они были счастливы.
  И ничего на свете им было больше не надо. А только лишь быть вместе. А еще долго идти вперед, взявшись за руки и долго лежать, сливаясь воедино в длинном поцелуе, когда почва уходит из-под ног, и ты уже не знаешь, где ты - здесь, лежащий, и видящий сон, что ты лежишь, или ты счастлив и видишь сказочный сон, что ты лежишь со своей любимой.
  Сон и явь смешались воедино. Смерть и жизнь переплелись в магии любви.
  А сон был сказочно красивый и длился он долго, как сама жизнь, но жизнь на то она и жизнь, чтобы в ней не все было сладко. Жизнь среди волков много справедливее, чем жизнь среди людей. Люди - это самые страшные звери, если ты счастлив, то это всегда кому-то не нравится. Такова жизнь.
  По законам племени девушка, выходящая замуж, должна доказать, что она достойна мужа и должна убить Пхонга. А потом принести его тушу к пещере, чтобы принадлежать только одному мужчине, а не всем сразу.
  Выкуп племени.
  Кровью за кровь.
  Не всем мужчинам удавалось убить чудовище на охоте.
  А женщины вообще погибали чаще.
  Пхонг однажды съел Догну, любимую того маленького, безмозглого мальчугана, которого любило всё племя.
  Позже этот парень влюбился еще раз, и снова Пхонг съел его девушку, а делить свою ненаглядную охотник ни с кем не хотел.
  Прошло время. Время лечит умершие души предков, тех, кто живет на небе. Но касательно к людям это не всегда справедливо, а точнее, совсем не справедливо, и наш охотник Вонг влюбился в последний раз в жизни.
  Он сам так решил. Он устал от потерь, устал от жизни и любви, которая приносит одни несчастья и скорбь.
  В этот раз Вонг решил обмануть племя, добыв Пхонга сам, он этот подвиг хотел выдать за дело рук Синеглазой Лани, своей любимой.
  Целый цикл он был на охоте, наконец, пришел к условленной пещере с Пхонгом на хуэрте, запряженной диким луэм, и вошел в пещеру...
  Пещера была пуста. Любимую забрало племя, и, когда он вернулся к очагу, у которого питался, то заметил самодовольно ухмыляющихся самцов, которые смотрели на него с нескрываемым презрением.
  Около пещеры Любви толклись кучкой самодовольные олухи. По селению витали запахи жареного мяса и нескончаемого секса. Это говорило об удачной охоте и новой добыче женщин.
  Когда он зашел в пещеру Любви, то понял, что единственная добыча, которая была у мужчин, была его Синеглазая Лань...
  Она отдавалась со вкусом и криком. Ей явно нравилось такое внимание к своей персоне...
   Вонг окаменел. Он даже перестал слышать радостные крики, доносящиеся до его слуха, связанные с приобретением принесенного им Пхонга.
  Жизнь остановилась, и он только видел свою любимую, которая визжала и орала от удовольствия, извиваясь под мокрым телом Вождя.
  Тогда он ушел из племени и стал жить один. Время от времени он убивал, убивал, убивал, и тосковал.
   Жизнь лишилась смысла. Он не хотел быть скотом, а жить среди скотов он больше не мог.
  Он часто смотрел на луну и выл, извергая из сердца злобу и безмерное отчаяние жизни. Жизнь текла, подобно ручью, идущего с гор после Дождя. У него была одна женщина, которая ушла из соседнего племени, не выдержав издевательств и унижений. Он с нею прожил несколько циклов, но однажды, прибыв с охоты за нгуем, нашел пещеру пустой со свежими, дымящимися еще костями жены и детей. Он тогда впервые в жизни заплакал, слезы текли по его лицу, не принося ему никакого облегчения и радости.
  Внутри охотника все умерло. Умерло навеки и, казалось, безвозвратно. Но в том же цикле, охотясь на Пхонга, и ища вероятной смерти на охоте, он нашел на берегу старой реки свое счастье: она лежала без сознания около самой кромки тихой реки и, казалось, спала. Изо рта ее текла струйка крови, и несколько сумраков кружило высоко в сверкающе синем небе над ней.
  Вонг с сожалением погладил ее светлые спутанные мокрые волосы и обнаружил с удивлением, что эта обнаженная девушка еще жива.
  Он принес ее к себе в пещеру и очень долго ухаживал за ней, пока она, наконец, не начала вставать. Сидя подолгу около костра и смотря сквозь огонь на стройную, худенькую фигуру девушки, Вонг пытался разгадать загадку ее жизни.
   Девушки и женщины его племени никогда в одиночку не выходили в тунку. Долгими, холодными ночами, согревая свою находку теплом своего тела и укрывая ее тело шкурой Пхонга, он редко спал, заботясь о той, что всегда была с ним мыслями. Наконец она встала, смогла ходить и готовить пищу. Это была великолепная женщина, таких Вонг никогда не видел в своей жизни: стройная, гибкая, как новорожденный ребенок.
  Казалось, что все в жизни, что было плохого, ушло навсегда. Наступила в его жизни светлая полоса, и ничего ему в жизни больше было не нужно.
  Ничего, что Найденыш не могла говорить - ее глаза, руки, губы говорили ему больше, чем слова всех женщин в мире.
  ОН ЛЮБИЛ, И БЫЛ ЛЮБИМ! Что же еще нужно человеку в этой ЖИЗНИ? Они вместе радовались жизни, играли, смеялись и купались бесконечно долго в глазах друг друга.
  Мир остановился в момент блаженства двоих, это было счастье. То счастье, что многие так долго, бесконечно долго ищут в этой нелепой и скучной жизни. Им достаточно было просто быть друг с другом рядом. И все. И ни о чем не думать. И ничего не делать! Просто быть рядом друг с другом и упиваться счастьем. Прошло несколько циклов, а может быть целая вечность. Кому оно нужно, это время, если человек просто счастлив? Кому?
  И вот они плыли по широкой и чистой старой реке. Плыли, дурачась, друг перед другом, наперегонки. Старый и счастливый, как дурак, охотник обогнал свое солнышко, свою кровиночку, - как он часто называл свое счастье, и вышел на берег, и громко закричал о своей победе.
   Крик его внезапно оборвался и как-то резко сразу смолк. Вокруг стало тихо. И эта тишина резала слух своей зловещей предрешенностью, что, казалось, чувствует природа.
  Вонг увидел, что рядом, в нескольких корпусах правее девушки, движется громадный Пхонг. Девушка его не видела, и он закричал ей, что есть силы. Это был крик отчаяния. Охотник знал, что она не только не говорит, но и не слышит.
  Но его любимая УСЛЫШАЛА ЕГО. Увидала Пхонга, и что есть силы поплыла к берегу. Охотник бросился на помощь и уже почти настиг Пхонга, когда тот, неожиданно нырнув, скрылся на миг из глаз и в следующий миг, схватив девушку, потащил ее на дно.
  На поясе у охотника всегда висел старый кинжал, что не раз спасал ему жизнь. Он выхватил его и нырнул вслед за Пхонгом. Яростна была та схватка человека со зверем. Несколько раз охотнику удавалось вырвать жертву из пасти хищника, но от большой потери крови она теряла силы и тонула. На нее снова и снова набрасывался зверь.
   Наконец Вонг под водой попал в глаз противнику ножом. По телу зверя прошла судорога - одна, другая, третья.
  Вонг вогнал острие в другой глаз, но выдернуть его сил уже не было: сознание захлопывалось неудержимо, как створки раковины и он понял, что умирает.
   Яростно схватив свою любовь в руки, он, что было сил, дернул ее вверх, оттолкнувшись ногами от дна, он увидел перед глазами ярко-красное марево с черными полосами-разводами перед глазами.
   В мозг его мощным зарядом ворвалась боль, сметающая все на своем пути, и он закричал.
  Последнее усилие увенчалось успехом - он был на поверхности, со своим найденышем, со своим счастьем, за которое он так долго боролся. ВСЯ ВОДА ВОКРУГ НИХ БЫЛА БОРДОВО-КРАСНОЙ ОТ КРОВИ. Когда он вытащил свою жену на берег, она была жива, и ему показалось, что она сказала ему: "МИЛЫЙ, Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ..."
  Она замолчала. Дыхание ее смолкло, глаза застыли, и только из оторванной ноги толчками вытекала ярко-красная кровь...
  Вонг встал. Посмотрел на яркое солнце полными слез глазами. Взял кинжал, чудом оставшийся у него, двумя руками и вогнал его в сердце...
  Заканчивалась красная среда.
  
   И берег тот же
   И солнце то же.
   Теплом и светом
   Обнимает землю.
   Но две души
   Что нашли друг друга
   Где теперь?
   Да кто знает это?
  
  Глава четвертая.
  
  "Если не можешь выиграть сражение - не начинай его"
  /древняя китайская мудрость/
  
  Наступил кошмарный голубой четверг.
   Однажды к одному человеку, которого после его смерти признали святым, пришел человек и просил помочь ему в его проблеме. Однако этот святой отказал просителю-страннику, сказав тому:
  - Твоя проблема находится в тебе самом, и ты неизмеримо больше пользы извлечешь, если решишь ее сам.
  - Да, но я НЕ МОГУ РЕШИТЬ ЕЕ САМ, - возразил странник. - Если бы я мог это сделать, я не пришел бы к тебе за помощью.
  - Дело в том, что ты не хочешь увидеть очевидное. - Старый дервиш, которого считали святым, глубоко вздохнул и закрыл глаза. - Ты похож на слепца, - продолжал он, - который не видит мира вследствие того, что у него завязаны глаза с самого детства, и он пребывает в заблуждении из-за своей уверенности, что он слеп. Хотя на самом деле он может видеть как все нормальные люди, если СНИМЕТ ПОВЯЗКУ СО СВОИХ ГЛАЗ. Но лже-слепец этого не делает, поскольку вся его предыдущая жизнь прошла в темноте и в полной уверенности, что повязка ему просто-напросто необходима. Более того, в свое время нашлись люди, которые сказали ему, что если он снимет повязку, то он тотчас умрет.
  - Послушай, старик, - сказал проситель, - зачем ты мне все это рассказываешь? Пользы от твоего рассказа я для себя не вижу никакой, более того, я не понимаю, почему ты надо мной издеваешься?
  - Чем больше я живу в этом мире и узнаю мир, тем больше неясных вещей становятся понятными мне, - отвечал дервиш. - Но, как ни странно, ранее простые и такие понятные всем вещи становятся удивительными и непонятными. И чем более я понимаю удивительного и непонятного, тем со временем простые и обыкновенные вещи все больше и больше изумляют меня и становятся непостижимыми.
  - Да ты - сумасшедший! - воскликнул усталый путник. - Или просто не хочешь мне помочь. А может быть, просто не можешь. А я думал, что ты мне поможешь...
  И с этими словами этот человек удалился, в душе проклиная старика. При этой беседе присутствовали молодые дервиши-ученики. После окончания этой беседы один из них подошел к учителю и спросил его:
  - Ты отказал не одному этому человеку. И все те, кому ты отказал и не помог, обвиняют тебя в занятиях черной магией и колдовством. Ты знаешь, что по законам шариата это карается смертью?
  - Я занимаюсь тем, что творю чудеса, - ответил старый дервиш, открывая глаза, - это просто моя работа. Люди могут говорить, что угодно, не понимая того, что они говорят. Это их право. Но вся штука-то в том, что сбываются лишь самые заветные желания, а не все подряд.
  - Да, но казнить-то могут вас, - не унимался ученик.
  - Человек духа стоит вне случайностей. - Ответил учитель. - Я вот знаю, что ты не веришь в привидения.
  - Конечно, не верю, - сказал ученик, - как можно верить в то, чего нет?
  - Я тоже в них не верю. - Вздохнул старый дервиш, постепенно исчезая, растворяясь в воздухе...
  
  Глава пятая.
  
  
  
   Была малиновая пятница. День ожиданий и надежд. Было душно и холодно одновременно.
   В это время я всегда вспоминаю Кливленд. Великую депрессию и все прелести, связанные с этим "чудесным" временем. Тогда выпить было абсолютно нечего. Все страшно мучились, проклиная все на свете: и президента, и всю его рать. Гадкое было время.
   Ну, так вот, в это препаршивейшее времечко и разыгралась эта трагедия, про которую я вам хочу рассказать...
   Один старый францисканец, непонятно каким образом выживший и оказавшийся в то дремучее время в Америке, сколотил себе состояние на том, что мог подниматься в воздух в любое время и летать в любом направлении. Этот деляга возомнил себя новым Иисусом Христом и соответственно себя вел. Такое иногда случается с людьми, которые считают себя чем-то отличным от кучи дерьма.
   Звали его ни много, ни мало - Христополус, но он этим неимоверно гордился и свято верил, что это имя ему дано Всевышним для выполнения им "ВЫСОКОЙ МИССИИ", про которую он, впрочем, не любил особо распространяться. Этот новоявленный миссия считал, что скоро наступит "конец света" и всем неизбежно придет каюк. Он говорил своим слушателям, что это просто своеобразное очищение земли от всего отжившего и наносного, и что тот, кто послушает его и пойдет за ним, сможет стать "счастливейшим человеком" и богоизбранным пророком своего времени, напрямую попадет в рай, и там будет иметь все, что ему заблагорассудится.
   Его внимательно слушали, но, как чаще всего бывает, делали по-своему. Так уж устроены люди. Но не все и не всегда. Может, это и неправильно с точки зрения людей, но с точки зрения "миссий", время от времени появляющихся в подлунном мире, это правильно, и даже более того, справедливо, что у любого выскочки, именуемого себя миссией, появляются кое-какие ученики. И вот эти ученики, с вашего позволения я буду в дальнейшем называть их просто "свита", и сделали своего высокоуважаемого УЧИТЕЛЯ богом. Но опять-таки следует оговориться, что не все ученики, а та их часть, которая считала себя особо приближенными к его святейшеству УЧИТЕЛЮ.
   Конечно, это целая наука, как из ничего создать свое учение, как манипулировать сознанием простаков, ждущих с открытым ртом, чтобы пришел кто-то "великий и могучий" и научил их чему-то ТАЙНОМУ и великому, сказал бы им истину и направил на истинный путь спасения. Все это есть в нашей книге "Мифоуказания" и повторяться нам не хочется, независимо от того, будет ли когда-нибудь опубликован, сей труд или нет.
   Но, как вы уже поняли, сей новоиспеченный собственным славолюбием миссия это то ли знал, то ли просто как-то краем уха слышал, то ли просто был великим пройдохой, но, тем не менее, все мыслимые и немыслимые ошибки он мог совершить на своем многотрудном пути, и, как результат этого многотрудного пути, у него появились профаны, именуемые себя учениками и начали всячески прославлять его досточтимое имя и всю ту ересь, которую он называл своим УЧЕНИЕМ.
  - Извините, можно вас на секундочку?
  - Скажите, вы в бога верите? В бога нашего, Господа Иисуса Христа?
  - Бог любит вас! Он послал нам нового пророка, который поможет Америке, снова сделает ее великой страной!
  - Если вы несчастливы, если у вас нет работы и нет денег - приходите в нашу Обновленную Истинную церковь Иисуса Христа и найдите у нас все, что вам необходимо! Все, что хочется вашей душе!...
  Нет, конечно же, наш властолюбец не принес на Землю что-то кардинально новое и нужное. То, что он говорил, знали все вокруг, но людям свойственно заблуждаться и они очень любят создавать себе кумиров и им поклоняться. А новый миссия был очень даже подходящей фигурой для этого. А дураков в любой стране хватает...
  - Наш новый миссия - новое воплощение Иисуса Христа - в один голос вскоре стали утверждать его последователи. Откуда взялся этот слух никто не знал, но так утверждали посвященные в тайное учение "адепты".
  Откуда взялись эти адепты, тоже никто не знал, но, как это часто бывает в таких случаях, они сами откуда-то появились из среды учеников. Свита делает имя королю - этот рецепт ВЕЛИЧИЯ можно было бы порекомендовать всем умным монархам, отщепенцам, самозванцам и просто людям, страдающим манией величия.
  Так вот, этот францисканец со временем стал просто называться Христом т так он в это уверовал, что если к нему обращались как-то по другому, он обижался на этих людей и читал им нудные нравоучительные проповеди, которые никто не понимал, но слушали его все, открыв рот. И если вначале своего появления он еще время от времени и ссылался на Библию, то позже стал цитировать только лишь самого себя, и других авторитетов для него не существовало.
  Иногда, устав от дел праведных, он являл миру очередное чудо исцеления, и народ любил его за это. Но однажды он крупно погорел на такой мелочевке, что стыдно даже сказать. В один из ненастных дней, в который намечалось очередное "чудо", группа адептов, направленная грабить банк, не вернулась в свои кельи к сроку с деньгами. То ли их фараоны за задницу схватили, то ли, имея на руках достаточное количество денег для существования и без миссии, они скрылись. Итак, денег не было, а мессия Христос стоял со своей паствой в долгой молитве не один час, а с неба дождь купюр не сыпался и все тут. Хоть ты тресни, а денег все не было.
  И тут некоторым апостолам пришла в голову мысль сбросить с самолета из-за тучи новенькие фальшивки, которые как раз печатались в то время, поскольку денег, как вы сами понимаете, не хватало.
  Сказано - сделано. И над воздевшими к небу руками людей закружились фальшивки, которые были похожи на настоящие деньги.
  - Вы все находитесь на пути в царствие Божие, - вещал "пророк". - Те, кто со мной - спасутся! - заклинал он их.
  - Слушайте меня, будьте со мной до конца, ибо наступает конец света, и грядут великие катаклизмы и потрясения!
  - Ныне не существует для вас ни отца, ни матери, но в душу свою пустите Господа нашего бога. Т если вы уверуете в него всей душой, то Господь позаботится о вас и спасет вас! В грехе жили люди с момента прошлого моего пришествия. Вы видите, к чему это привело?!
  - У ваших матерей три божка - чрево, блуд и сон. Три мерзких богини - грудь, гениталии и задница...
  Народ вопил. Народ орал. Люди сошли с ума, собирая доллары, падающие с небес. Они были готовы поверить чему угодно из того, что говорил этот странный бородач, который мог сделать дождь из денег.
  - Чудо! - орали они, - это настоящее чудо! Ты наш бог! Еще! Еще! Еще!
  Многим, может, было и наплевать на то, что он говорил, но некоторые всерьез уверовали, что он бог и, стоя на коленях, молились ему и плакали от счастья, что сподобились лицезреть живого бога, верили каждому его слову и кричали:
  - Ты - наш бог, мы - с тобой!
  И многие впадали в состояние религиозного транса, а другие сходили с ума от любви к этому новому, такому могучему богу.
  И был вечер. И была ночь, а он все не умолкал и говорил, говорил, говорил...
  И принесли тогда к нему его апостолы одного человека, совсем мертвого и просили они сына человеческого: - Спаси его! Спаси его душу!
  - Хорошо, - молвил пророк, - будь, по-вашему. И поднял он руку, и возложил длань на усопшего, и поднялся тогда тот человек, что три дня уже лежал в гробу, ничего не ел и не пил. И вид из-за этого имел довольно изможденный. Впрочем, доподлинно неизвестно, дышал ли он или просто притворялся, но его друзья - апостолы по совместительству, - утверждали, что он - мертвее некуда. Им, конечно, виднее. Но сомнения не чужды любому здравомыслящему человеку.
   Когда этот, уже живой усопший, встал и открыл глаза, он почему-то сразу упал на колени и стал облизывать ноги Спасителя и орать голосом плохого актера: - Спаситель! Спаси нас, ты - наш бог! Мы верим тебе! Веди нас! Говори, что мы должны делать, и мы все сделаем!
   А толпа тем временем бесновалась: - Чудо! Это живой бог! Это наш спаситель!
  - Ваши друзья здесь, с вами! - вещал тем временем мессия, - ваша семья здесь, это - ваши единомышленники по вере. Каждому будет по вере его! Верите ли вы мне? - возопил он внезапно страшным голосом.
  - Верим! Верим! - неслось со всех сторон.
  - Любите ли вы бога? - вопрошал пророк толпу.
  - Любим! Любим! - бесновалась толпа.
  - Я ваш бог! - гремел голос в ночи, - те, кто пойдет со мной, достойны, будут царствия небесного. Они спасутся и вознесутся живыми на небо. Я всем уверовавшим в меня обещаю благоденствие и вечную жизнь в раю. БОГ ЛЮБИТ ВАС! Сегодня - судный день. Я пришел, чтобы судить вас. Покайтесь, и вы спасетесь.
  Толпа народа, как послушные овцы, одурманенные опиумом для ума в виде лживых обещаний, вознесла руки в едином порыве вверх и стала каяться. Пророк же не унимался: - Кайтесь, кайтесь во всех грехах. Я - господь ваш и не будет у вас другого бога.
  Когда чудовищная вакханалия достигла апогея, сказал он тихим голосом, который был слышен всем хорошо так, как будто прозвучал у них в черепе: - КТО ВЕРИТ В МЕНЯ - идемте со мной и будете спасены во веки веков. ДА БУДЕТ ТАК. Аминь.
  И пошел он. И толпа поднялась с колен и двинулась за ним. И подошел он к пропасти и шагнул в нее. И шагнула за ним толпа его поклонников и учеников. И исчезли они все до единого в пучине морской.
  
  Наступала желтая суббота - день духов и дураков...
  
  
  Глава шестая.
  
  В субботу я обычно посещаю отца. С матерью они не живут. И он у меня такой вот субботний папа.
  В эту субботу были у деда в гостях. И мой отец рассказал мне занимательную историю:
  "Когда мой отец женился на моей матери, был пост. Он привел её домой к моей бабке. Талия у матери была 36 см. При росте в 160. Бедра 84, грудь 86. Барби. Она мне показывала свое платье тех времен. Аристократическая кровь. Она была из рода Голицыных. Порода...
  Бабка поглядела на неё скептически и говорит отцу:
  - Ково привел, дурак? На неё мешок не взвалишь - придавишь её мешком-то. Хлипкая. Разводись, сынок, да возьми себе в жены нормальную бабу.
  Был пост.
  Бабка вытащила откуда-то квашеную капусту. Шваркнула тарелку на стол и изрекла:
  - Нате. Жрите, антихристы, свадебное угощение. В пост удумали жениться.
  Такая вот была встреча.
  Потом она все сделал возможное, чтобы развести отца с матерью, в чем и преуспела".
  
  
  
  
  
  Глава седьмая
  
  И, наконец, наступило оранжевое воскресенье. Кто воскрес, и когда это мы все знаем, но, впрочем, некоторые все равно сомневаются.
  Это и понятно. Эти некоторые - это ученики одного небезызвестного лица. Уж им-то сам бог вроде бы сказал: "Ребята, воистину так". И то они сомневались, хотя неглупые были люди. Но это были так сказать особо приближенные к его особе. Воскресшего я имею ввиду.
  Остальные современники напрочь этому не верили и говорили, что дело это нечисто и попахивает откровенным надувательством и мошенничеством.
  А тут еще неожиданно нашелся Аминхорет из Мемфиса, который клялся и божился, что не убивали на кресте человека, а, следовательно, и не был он таким уж безнадежно мертвым, как про это позже стали рассказывать.
   Распять - это да, они его распяли, а убивать его приказа не было. Что они, нелюди, что ли совсем - без приказа убивать?
  Но его, конечно, никто не слушал, а слухи вещь упрямая, особенно, когда их распускает много народа в этом так или иначе заинтересованного. "Какая корысть?" - Спрашивали современники друг у друга. И не находили ответа.
  Была ли корысть или нет, а только по приказу игемона было проведено расследование тщательное и беспристрастное, которое выявило, что да, человек сей, был снят с креста живым, поскольку думали, что он мертв.
   А он сам, то ли смог сам так прикинуться мертвым, то ли Иосиф из Аримофеи ему, что в питье для этой цели подмешал. Но коринфянин, исполняющий обязанности врача на казни, позже допрошенный по приказу игемона с пристрастием показал, что казненный по снятии с креста был жив: пульс у него хоть и слабый, но был; дыхание чуть едва заметное все же было, зрачки его сужались и реагировали на свет.
  Почему сей эскулап вынес вердикт о смерти - позже он под пытками признался, что, мол, некое влиятельное лицо через своих слуг дало ему взятку и намекнуло, что в дальнейшем его, лекаря, не забудут. Причем, этот сумасшедший утверждал, что этим человеком мог быть сам Игемон.
  Но больше добиться от него ничего не удалось. Утром он был найден повешенным в своей камере. Официальное заключение: самоубийство. Однако надзирателя наказали выговором и перевели с повышением: начальником отделения приговоренных в тюрьму Назарета. Начальник тюрьмы вскоре после этого занял видный пост в одном из городов провинции. И хотя все эти факты не связаны вроде бы воедино, но у кое-кого из народа возникло мнение, что это неспроста и все шито белыми нитками.
  Заключение властей по поводу так называемого воскресения просто и понятно любому здравомыслящему человеку: поскольку не было физической смерти, то, и не о каком воскресении тела речь идти не может. На этом вопрос исчерпан и закрыт. Казненный же, по законам Римской империи, хоть и является преступником, но свое наказание получил и в дальнейшем преследоваться не будет как лицо, получившее наказание.
  Однако ежели в дальнейшем вышеозначенное лицо предпримет попытки свержения существующего режима в виде проповедей, воззваний и прочего к нему будут применены более строгие меры воздействия.
  Указ прокуратора был зачитан на всех площадях всех городов Иудеи, и слухи на время приумолкли.
  Но через некоторое время появились люди, которые говорили, что указ поддельный и что прокуратор его не подписывал, а если это не указ прокуратора, то это выдумки фарисеев. Впрочем, говорилось в то время вообще невесть, что и поэтому верили всему и ничему.
  В то время рассказывали один очень забавный случай. Был он или нет - не нам судить, но находились люди, которые утверждали, что все это было на самом деле и в доказательство приводили неопровержимые факты или домыслы, в которых разобраться было порой просто невозможно.
  С царем Иродом приключилась, якобы, беда - заболел царь, занемог. Заниматься государственными делами не может, и собрался он помирать.
  Чем его только не лечили - ничего не помогает, хоть ты тресни. После некоторых докторов его вообще тошнить стало.
  Поэтому нескольких особо ретивых врачей царюга попросту казнил - велел отрубить им голову, что было тотчас же исполнено.
  Но время не всегда лечит, и не всегда время - деньги, короче, этот еврей постепенно умирал, испытывая при этом зверские просто муки. И вино ему уже не вино, и женщины ему не такие и придворные такие скотины - ну просто козлы. И решил тогда Ирод: "Царь я или не царь?". И издал высочайший указ о медицине, и здравоохранении его высочайшего высочества, равных которому мир еще не видел и навряд ли еще когда увидит, а ЮНЕСКО, как ни бьется, до сих пор царя евреев Ирода переплюнуть не может.
  Там было очень много интересного, но, чтобы эти "козлы-медики" не обиделись, цитировать я его не буду полностью, а изложу только ту часть указа, которая касалась непосредственно здоровья "высокочтимого отца народа иудеев", то есть Ирода.
  Так вот этот царек с манией величия взывал к миру магов и волшебников с просьбой вылечить его и обещанием большой награды. Но поскольку всех магов он ранее же любил и при всяком удойном и неудобном случае рубил им головы с помощью своего любимого палача Абдулы, который был гомосексуалистом и любимцем Ирода. Про царей плохо не говорят, иначе рискуешь остаться без головы, но все-то вокруг знали, что царюга с палачом спят вместе. Официальная трактовка: "...для охраны жизни его величайшего высочества". Но все-то люди не слепые и совсем не дураки. Конечно, это личное дело любого человека с кем спать и поэтому царя боялись и старались на глаза ему не попадаться. И не столько ему, как его любовнику Абдуле, поскольку нрав тот имел страстный и свою работу любил. Поговаривают также. Что именно из-за того, что Абдула был извращенцем и любил издеваться над людьми и казнить их разными способами и было столько казней среди евреев.
  Поэтому всякий умный человек старался избегать царево общество, а если уж встречался с тем ненароком, то падал лицом вниз, говоря на всякий случай: "Береженого бог бережет".
  Конечно, были и среди евреев дураки, но не до такой же степени, чтобы рисковать своей шкурой из-за мерзкого здоровья царюги. Пришлось тому посылать гонцов в другие страны со своим указом. А Ирод потихоньку подыхал собачьей смертью.
  Долго ли, коротко ли, но объявился в этой богом проклятой стране один колдун с Востока, который сказал, что он вылечит царя. Долго он расспрашивал больного, щупал его, мял ему живот, смотрел язык и, наконец, изрек:
  - Не волнуйся, хотя болезнь твоя и смертельная, но поправить дело можно и ты не только вылечишься, но и внуков своих переживешь.
  - А что за лекарство ты мне предложишь? И где его взять? - забеспокоился Ирод.
  - Да средство простое, но очень действенное. - Сказал маг. - Но пообещай мне, что ты так сделаешь, как я скажу. Иначе ты скоро умрешь, и я за твою жизнь никакой ответственности нести не буду.
  Глаза Ирода от этих слов расширились, а сам он побледнел. Абдула засуетился и в предвкушении любимой работы потер руки.
  - Ты, смерд, еще условия мне будешь ставить? - заорал царь. - А ну, Абдула, отруби ему голову!
  - Царь, ты не понял меня, - мягко сказал чужеземец. - Я хочу тебя вылечить, просто средство не совсем обычное.
  - Ну, говори, что за средство такое. Долго я еще тебя ждать буду? - завопил царь.
  - А может, мы ему все-таки голову отрубим? - спросил не к месту палач, любимец царька.
  - Заткнись, ишак, не с тобой разговариваю, - прикрикнул царь, - голову ему мы всегда отрубить успеем.
  - О, великий повелитель, - начал маг, - когда солнце встает, всем людям становится теплее, когда наступает ночь, становится темно и воздух холодает. Но всходит луна, и люди начинают заниматься любовью и кричать в ночи голосами зверей...
  - Нет, я сейчас точно отрублю ему голову, - возмутился царь. - Мало того, что он меня не уважает, так он еще и сумасшедший!
  Абдула подскочил к чужестранцу и заломил тому руки за спину.
  - О, царь, выслушай меня, иначе тебя никто не вылечит! - прошептал маг.
  - Абдула, оставь свои дурацкие шутки для своей деревни, - молвил наконец правитель Иудеи. - Сейчас же отпусти его и поставь, где он стоял, а то я сам отрублю тебе голову.
  Царь поправил свою шапку, символизирующую корону, почесал лысый череп и обратился к новоявленному лекарю:
  - Я слушаю тебя, смерд.
  Колдун долго и пространно говорил, излагая свою мысль, которая была проста, мудра и гениальна. Ироду и Абдуле она очень понравилась. Лечение заключалось в том, чтобы царь искупался в бассейне, наполненном кровью детей до семи лет, не прошедших обряд крещения.
  Нужно ли еще раз говорить, что Ирода в народе не любили. Чего стоила всем та его выходка в то время, когда родился Иешуа из Назарета, когда всех новорожденных и младенцев в возрасте до одного года умертвили всех до одного. Тогда Ирод еще не знал Абдуду, а так сделать ему посоветовал один пророк, но когда возмущение народа достигло своего апогея, Ирод приказал казнить этого пророка и тело его выкинуть этому самому народу для удовлетворения своей мести. Дело быстро улеглось, но этого не забыли. Все это ему напомнили его советники-министры. И в их доводах было много того, к чему стоило прислушаться, но были и другие, которые говорили, что жизнь их драгоценного повелителя стоит выше жизни детей каких-то бедняков.
  Это было приятно слышать. Кроме того, речь проповедника здорового образа жизни произвела на всех благоприятное впечатление, и этот йог всем понравился или почти всем. Правда, было жалко детишек, но при дворе и не такое видывали, поэтому большинство предпочло промолчать.
  Канцелярия приготовила необходимые документы, указ был подписан, и по всей стране стали собирать детей, необходимых для печения. Это оказалось не таким простым делом как предполагалось ранее. Родители оказывали отчаянное сопротивление, и со всем этим было много хлопот. Царя проклинали по всей стране, в народе росло недовольство, к царю толпами приходил народ и просил отпустить их ни в чем не повинных детей.
  Когда царь увидел этих испуганных и плачущих детей, у него впервые в душе проснулось какое-то чувство, похожее на сострадание, и ему стало жаль этих детей. Но, впрочем, необходимого для лечения количества детишек набрать все никак не удавалось. По дворцу поползли зловещие слухи. Служба информации ежедневно докладывала о них царю. И эти слухи утверждали, что этот йог вроде бы и не йог вовсе, а переодетый и загримированный казненный, провозгласившим себя царем. Эти же слухи говорили, что смерть детей послужит сигналом к началу восстания, что войска Рима, отозванные из страны на очередную войну, отозваны не зря. Кроме того, говорили также, что возлюбленный Ирода, Абдула, изменяет ему с детьми, и мальчиками и девочками, предназначенными на убой. И еще много чего говорили, чему не верилось уж вовсе. Но на всякий случаи необходимые меры были приняты. И через некоторое время нужное количество детей было набрано.
  В это время по всей стране многие матери молились о спасении своих детей и о чудесном их избавлении от смерти. Проходили торжественные богослужения, на которых весь народ, как один, молился о скором исцелении своего монарха.
  Наконец день чудесного исцеления наступил. Детей новели к бассейну. Сам Ирод присутствовал при этой процедуре. Дети плакали и молились, как умели, чтобы их пощадили. Одна девочка прорвалась сквозь охрану, припала к ногам Ирода, обхватила его костлявые колени своими тонкими ручонками и плача навзрыд умоляла пощадить их.
  Внутри бездушного монарха что-то шевельнулось, ему стало жаль этих несчастных детей, и он почувствовал, что впервые в своей жизни не хочет смерти людей. Он глубоко вздохнул и сказал вполголоса начальнику стражи:
  - Отпустить этих несчастных, я передумал.
  Детей отпустили, и те с криками радости бросились прочь из страшного дворца.
  У царя закружилась голова, и он без чувств упал навзничь. Когда он пришел в себя, болезнь его чудесным образом прошла, но и сам он как-то изменился. Абдулу он сразу же выгнал от себя и отправил на скотобойню заниматься любимым делом - убивать, правда, уже не людей, а зверей, но Абдула и там получал несказанное удовольствие от своей работы.
  Тогда, помнится, тоже было оранжевое воскресенье, едва не ставшее кроваво-красным понедельником.
  А йога так никто и не поблагодарил. Все решили, что царь сам вылечился.
  
  Глава девятая
  
  В жаркой солнечной саванне, где природа скупа и таинственна, жил-был маленький Медвежато-енот. Как и все медвежато-еноты, он был любознательным, смышленым и очень добрым зверьком.
  Весь его день проходил в созерцании облаков, прогулках к оазису, играх с другими детенышами и поисках смысла жизни.
  Надобно отметить, что все медвежато-еноты на свете рождаются со страстным желанием узнать кое-что. Одни из них желают разобраться в устройстве мира, другие хотят знать, что было с ними до рождения и что будет после смерти, третьи - ищут абсолютную истину, а четвертые - исследуют свой возможности.
  Незаметно, как это бывает у детей, наступил день совершеннолетия зверька. В этот день, по обычаю предков, он отправился из своей благословенной страны искать себе новую Родину, где проживет свою еното-жизнь в поисках мечты.
  Он выбрал себе небольшой приятный лесок, в котором угадывалась постоянная, размеренная жизнь по негромкому шуршанию, топоту, уханью различных животных и птиц.
  Зверек осмотрелся, между толстыми корягами старого дерева вырыл себе норку и пошел знакомиться с соседями. Все звери были заняты своими делами. Они торопливо пробегали, не замечая друг друга и медвежато-енота. Когда он спрашивал у них об их смысле жизни, они говорили: "Что-что? Извини, мне некогда. Я иду на охоту". Или: "Извини, я не понимаю - о чем ты говоришь, у меня шерсть лезет".
  В растерянности пребывал Медвежато-енот. Как и все, он рыл, себе норку, каждый день охотился, ходил за лечебными травами, но у него всегда было время поразмышлять. И вот однажды, тихим летним вечером, когда все было как обычно, он захотел присесть и отдохнуть у своей норки. Могучие деревья вокруг стояли неподвижно. Казалось, что их толстые ветви отяжелели за день, и теперь не в силах шелохнуться. Редко, чуть слышно доносились голоса различных животных. Мысли замедлили свой ход. Веки сонно опустились и прикрыли уставшие глаза. Все вокруг несло ощущение покоя и гармонии.
  Вот тела коснулся приятный легкий ветерок. Он погладил по коже с головы до ног, принося новое ощущение. Послышался легкий мелодичный перелив колокольчиков. Он как бы подхватил зверька и понес с собой. Мимо проплывали облака. Далеко внизу серебрились реки. Ровными квадратами расстилались поля.
  Сверху он увидел прекрасный солнечный город и приблизился к нему. Затем подлетел к одному дому и через широко открытое окно попал в комнату. За столом сидел большой, с белым длинным мехом Медведе-енот. Его мудрые глаза смотрели приветливо. От него исходила уверенность, спокойствие, и сила. Все существо Медвежато-енота наполнилось радостным ожиданием. И он услышал глубокий бархатный голос старца.
  - Приветствую тебя, дружок. Я ждал тебя. Я прожил долгую интересную жизнь. Каждый день в повседневной жизни совершал я открытия. В своих собеседниках я видел умных и интересных людей. В живущих рядом со мной находил добрых, надежных друзей. Мое сердце было открыто для любви и тепла. Мои руки всегда готовы к помощи и решительным действиям. А мой ум помогает мне в смелых замыслах.
  -Друг мой, мы с тобою всегда были хорошо знакомы и близки. Когда-то и я был маленьким медвежато-енотом, который выбрал себе Родиной небольшой приятный лесок. И для которого все изменилось после одного путешествия.
   Медвежато-енот поблагодарил старца. Старец, его дом и даже солнечный город отдалились, стали совсем маленькими и, наконец, исчезли вдалеке. И в ясном синем небе он почувствовал себя летящей могучей силой, которая может обернуться свободной птицей, парящей над Землей, или изящной бабочкой, восхищающей мир своей легкостью и гармонией узоров, или грозной стрелой, летящей точно в цель.
  Успокоенный, отдохнувший, он проснулся. Почувствовал твердую теплую поверхность земли. Услышал голоса птиц и зверей вокруг, которые занимались обычными повседневными делами. Он открыл глаза. И увидел сочную листву на деревьях, колыхание теней на поляне. Сладко потянулся всем телом. И подумал: вот я и дома.
  
  Глава десятая
  
  Однажды мне приснился сон, а может быть, это был не сон, а воспоминания о моей прошлой жизни.
  Мне приснилось, будто бы я красивая молодая львица, живущая в свободной прерии. Пока я была молода, я беззаботно бегала по джунглям и играла с разными дикими животными. Мне жилось легко и привольно, проходили дни в детских играх и незначительной охоте на мелкую дичь.
  И вот однажды, мой отец - сильный и мудрый лев, повел меня на самую высокую гору, откуда было видно всю мою страну. Он указал мне вниз, где паслись стада антилоп, где мирно играли волчата, а у водопоя столпились слоны, и сказал: "Теперь, когда ты стала совсем взрослой, и тебе предстоит сделать выбор в своей жизни, по какому пути идти дальше, я хочу, чтобы ты сделала единственно-правильный выбор. Посмотри вокруг, видишь, тебя окружает множество живых существ. Все они разные и снаружи, и внутри, все они нуждаются в заботе, каждый из них имеет право на справедливость...
  Этот мой сон о львице был так похож на мультфильм "Король Лев", который как-то раз принес мне мой друг. Мультфильм, в котором рассказывалось о маленьком львенке, рано потерявшем своих родителей. И ему всегда приходилось самому добывать себе пищу, искать жилье и принимать какие-то решения. Но маленький львенок не унывал, он был смелым и храбрым, а когда ему было особенно тяжело, он вспоминал, как однажды забрался на спину к своему отцу и спросил:
  - Что это мигает там, в ночном небе?
  - Тысячи звезд, - ответил могучий лев.
  - Просто звезды? - не унимался львенок.
  - Нет, не просто звезды, малыш, это глаза ушедших в небо наших предков. Они смотрят на нас с небес и видят все наши поступки. Когда-нибудь и мои глаза будут светить тебе в темноте, и указывать единственно правильный путь. И когда меня не будет рядом, ты просто взгляни на звезды, станет легче.
  Маленький львенок вырос, он стал сильным и справедливым королем в своей стране.
  Возвращаясь мысленно к своему сну о львице, я думаю о том, что сказал мне тогда мудрый отец-лев: "Кем бы ты ни был, ты в первую очередь должен быть самим собой. И поступать с другими так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой!" И вижу при этом тысячи звезд, говорящих со мной о вечности из глубины веков. И вечность проникает в меня, и мудрость тихо входит в мой дом, и я разговариваю со звездами О ЖИЗНИ...
  
  Глава одиннадцатая.
  
  Когда-то, в далекие времена, в прекрасном лесу, наполненном щебетом птиц и благоуханием необыкновенно красивых цветов, жила пантера. Она была, красивой и грациозной: с необыкновенной легкостью взбиралась она на деревья, а ее мягкой и величавой походкой восхищались все звери леса. Это была очень сильная и умная пантера. Она могла быть и ласковой, и беспощадной Она никогда не нападала без повода и не обижала тех, кто слабее, выбирая себе всегда достойного противника. А еще пантера любила смотреть на небо, небо с бегущими по нему облаками или небо, усеянное россыпью звезд. Когда она смотрела на небо, ей было хорошо и уютно, она ощущала умиротворение и покой.
  Но вот однажды сильная, уверенная в себе пантера проиграла битву, другая пантера одержала верх. С тех пор ее существо наполнилось смятением и беспокойством. Заслышав треск веток под шагами зверей, идущих к водопою, она беспокоилась, думая, что это пожар. Услышав журчание ручья, и почувствовав порыв ветра, ей казалось, что вот-вот разразится буря, ее подхватит поток дождевой воды и унесет прочь из хорошо знакомого ей леса. Пантера больше не верила в себя.
  Однажды пантера отдыхала в тени могучего развесистого дерева. Ласково пригревало солнце, щебетали птицы, по небу проплывали маленькие облачка. Она лежала в траве, и ее крепкое тело расслабилось. Вдруг внимательные глаза пантеры заметили в густой траве маленькую серую мышку, собирающую зернышки в свою нору. Зернышки приходилось нести издалека, перебираясь, через кочки и небольшой ручей, мимо хищных зверей. Но мышка шустро и уверенно носила зерна к себе в нору. Небо нахмурилось, и на землю упали первые капли дождя. Мышка замерла на места, немного постояла, подняв глаза к небу, и вновь стала носить зернышки, не спеша и спокойно.
  Наступил вечер. Пантера вспрыгнула на толстый сук развесистого дерева и, глядя на звездное небо, успокоившееся после дождя, все думала и думала о маленькой упорной мышке.
  На следующий день пантера вновь отыскала мышку. Кто-то раздавил ее домик. И теперь она строила новый, таская спокойно и упорно внутрь вновь вырытой в земле норки травинки и палочки. Тогда пантера подумала, что если мышка, маленькая мышка, может быть стойкой и спокойной, значит, и ей, сильной пантере, тоже нужно бороться за жизнь и не беспокоиться зря. Поняв это, пантера легла в высокую траву и решила, что отныне будет именно так. Она расслабилась и стала спокойной, как безоблачное небо, наполненное гармонией и мудростью. Теперь, отдыхая, слушая пение птиц и ветер, играющий в листве древних деревьев, она знала, что все в ее жизни зависит от нее самой. И осознание этого делало пантеру еще более сильной, более спокойной и независимой. Небо ласково смотрело на пантеру и убаюкивало ее, не спешащими облаками, уплывающими за линию горизонта. А когда пантере становилось трудно, она вспоминала маленькую серую мышку, живущую в густой траве на опушке прекрасного леса, полного пения птиц и запахов необыкновенно красивых цветов.
  
  Глава двенадцатая.
  
  Один царь путешествовал со своей свитой по стране. Он ясно видел высокие горы, светлые озера, зеленые луга, хорошо слышал шум ветра и шорох листьев на деревьях и чувствовал себя спокойно и уверенно. И вот он прибыл в пустыню, где не было ничего, даже жалкой хижины. И тогда царский повар заметил: "0 царь! Я здесь для того, чтобы усладить твой вкус, но сейчас у нас нет даже крупицы соли! А ведь вкус пищи без соли ужасен. Что мне делать?
  И тогда царь сказал: "Успокойся и возвращайся в ближайший город, там ты уверенно выберешь торговца, у которого есть соль на продажу. Ты будешь осторожен, и заплатишь правильную цену: столько, сколько стоит обычно."
  "О, царь, но в твоей казне много денег, какая тебе разница, если я заплачу за соль чуть дороже? Это мелочь для тебя".
  Царь серьезно посмотрел на него и сказал: "Именно из таких мелочей вырастают несправедливости мира. Мелочи подобны каплям воды, которые в конечном итоге заполняют целое озеро. Величайшие несправедливости начинаются с мелочей. И поэтому ты купишь соль по обычной цене".
  С этими словами царь сел в удобный затемненный паланкин и, покачиваясь из стороны в сторону, оставляя где-то далеко-далеко горы, луга и озера, отправился дальше, спокойно и расслаблено отдаваясь своим мыслям и чувствам.
  
  Глава тринадцатая.
  
  Жил в джунглях маленький хорошенький Тигренок. Все у него было, как у всех детей: семья, которая его очень любила, дом, в котором было уютно и тепло. Тигренок был очень хорош собой; его мама-тигрица часто гладила его по пушистой полосатой головке и шептала ему на ушко, как он хорош, как красива его шерстка, как она любит его. В общем, все было хорошо, детство было беззаботное и веселое, мама всегда была рядом, она часто водила его по джунглям, рассказывала обо всем, что он видел; Тигренок любил поваляться в травке на солнышке, поиграть с бабочками, нюхать цветы, бегать за всякими жучками и букашками. Но Тигренок подрастал, и мама не могла уже прокормить его своим молоком, необходимо было добывать еду для семьи и Тигренка. Тигренок очень любил свою маму, и ему было очень грустно с ней расставаться, но, уходя, мама целовала Тигренка и говорила: "Относись к моему уходу без грусти, ведь, когда я придя, то я принесу тебе чего-нибудь вкусного." Так и было. Иногда, когда ему было особенно грустно! без мамы, Тигренок забегал в гости к другим детям, которые жили здесь же, в джунглях.
  Так, как ты в детстве не очень-то понимаешь разницу, кто тигр, кто волк, а кто заяц, то все ребятишки играли вместе. Конечно, не всем родителям нравилось, что тигрята играют вместе с лисятами и зайчатами, но так как взрослым нужно было добывать пропитание, то хочешь - не хочешь, но все дети собирались вместе - это было надежней, и родители даже договорились, чтобы они (дети) собирались в определенном месте, назвали это место "Звериные ясли", и поставили приглядывать за детьми старую мудрую обезьяну. Нельзя сказать, что все звери относились к этому одинаково, но все ребятишки возвращались домой веселые, довольные, много и шумно рассказывали о приключениях, а потом сладко засыпали.
  Но наш Тигренок время от времени приходил домой грустный, вздыхал, был озабочен чем-то. На вопросы мамы: "Что же случилось?" Тигренок только сопел, а иногда и плакал. Однажды он признался маме: "Со мной никто не хочет играть, ведь я тигр, я сильный". Мама успокоила Тигренка, уложила спать и решила на следующий день выяснить, что же все-таки происходит. И что же она выяснила: ее маленький любимый Тигренок, которого она баловала с самого рождения, не умел жить по-другому. Он хотел, чтобы его все любили просто за то, что он есть - как это было дома, он не хотел уступать в спорах, в играх хотел быть только вожаком. Конечно, в душе он уже был тигром, но он не понимал пока, что для того, чтобы стать тигром, недостаточно только иметь шкурку, раскрашенную в желтые и черные полоски - этого недостаточно и для того, чтобы к тебе относились как к тигру, чтобы тебя уважали. Для этого надо вырасти, стать сильным и смелым, научиться защищать слабых, быть мужественным и благородным, и тогда все поймут - кто ты!
  Мама-тигрица увидела все это и поняла, что ее Тигренок слишком избалован ее любовью, и она решила помочь ему справиться с его проблемой. Она стала объяснять и показывать ему, что счастье - это не всегда удовольствие получать то, что хочешь, но, прежде всего то, что ты можешь сделать для других хорошего и сделать их счастливыми, даже в мелочах, на пример, в детских играх. Сначала Тигренок не понимал, как это: помогать другим, уступать в спорах, делать не так, как хочется самому, а кому-то еще, но, попробовав сделать, так, как учила его мама, один раз - он увидел, что другие не разбегаются от него в играх, а наоборот, хотят играть с ним. И Тигренок стал снова веселым и счастливым, у него появилась много друзей, которых он любил, и которые любили его. Он вырастал в смелого, сильного тигра с очень добрым и щедрым сердцем и всегда помнил о том, что с другими надо поступать так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой и никогда не ждать в ответ благодарности, и тогда ты всегда будешь счастлив.
  
  Послесловие.
  
  Меня всегда поражало, почему взрослые писали для детей, и думали, что тем это интересно.
  Я вот попробовала написать взрослым о детях и о взрослых для них самих.
  Не знаю, что у меня получилось, и поймут ли дети взрослых и самих себя. Или же не поняв в силу своей ограниченности, просто свалят все на детский максимализм, и не станут читать вообще.
  Некоторые же вообще скажут:
  - А при чем тут тема: "Как я провела лето?"
  А ни при чем.
  Просто все лето я занималась тем, что писала это сочинение. А как получилось - это уже не мне судить.
  Вот и всё, господа-товарищи взрослые. До свидания.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"