Аннотация: Написано между ночью и утром в проходе между кухней и прихожей.
Сидим в коридоре - я, Раста. Сидим в позе лотоса. Почти. На кровати валяется Рон, но его не видно, сидит за столом Лебедь, но его не видно тоже, а еще Цой - но его только слышно. А вообще его нет. Вот так. "Телефонный звонок, как команда - вперед!". Интересно, кто позвонит вам (нам, мне им) утром? У-тром, трем, четырем? Цой кончился. В плеере. В аське полно народа, но пусто.
Каток сваливает. И Лебедя становится слышно. Вот.
Похоже на записки юного натуралиста? М? Я прав. Я прав? Я прав!
И мы все сидим в коридоре, из комнаты доносится какое-то кантри, разбавляемое журчанием туалетного бачка, подобным журчанию чистейшего горного ручейка, что течет в своей безмятежности где-то в тишине зеленого горного ландшафта, которого, собственно нам тоже не видно, как и Рона и Лебедя, но, однако, слышно, причем слышно не тот далекий ручеек в той далекой далекости, а именно тот банальный унитазный бачок, что жцрчит по весьма не лирической причине, а лишь потому, что он неисправен.
Неисправен. Неисправим.
В глаза лезет дым. И в нос тоже и я совершенно на определенно малый, но верный срок забываю о сием замечательном феномене на флэту. Во мне 2, нет, три чашки кофе. А, может, и одна - кто знает? Кто считал? - но явно с молоком.
Ах, точно! Если с утра - то явно две. Под левой рукой Керуак с сотовым телефоном, а в комнате опять что-то играет. Опять Цой. У него весна.
Поскорее бы весну!
Эх, этот офигительный запах улиц, деревьев, людей, машин, промокшего асфальта - дрянь! В руке плавится ручка и стекает капельками пластмассы мне на всю ту же руку. Которая уже как-то прикасалась к весне - но это было давно и больше похоже ощущением на сон, нежели на действительность. Хотя, что есть она - эта действительность? Может - очередной сон? Хэй, старик, открывай глаза, просыпайся! А проснуться действительно не мешало бы... А что? Чувак, посмотри вокруг! Да, сейчас только начался ферваль, но и что с того? Там, где февраль, там недалеко и до весны, а там глядишь, и до лета рукой подать. А ведь это все так хорошо! Время счастья, любви и тепла. Только жаль, что многие этого не видят потому что спят, а спят потому, что не желают видеть, а не желают видеть потому, что не хотят просыпаться. А ты чувак, проснись, иначе все ништяки проспишь. Все равно ведь все мы умрем так или иначе. Но решать тебе, умереть ли во сне или в этой наступающей весне.
Вот, приблизительно так мы все и думаем. Про себя и не про себя, вслух и в голос. И когда спим... А уж когда бодрствуем такую муть мы думаем, что нам страшно становится за себя, за них, за нас, за окружающее нас общество и за дворника в подъезде - кстати, что он здесь делает? Ах да, просто спит, забей! Потом проснется и пойдет подметать тротуары снега, листьев, весны, осени, зимолета и прочего-прочего-прочего... И еще не факт, что в нашем городе. Да и не факт, что он дворник вовсе. Может, он просто тут живет и хобби у него такое, подметать это все. А может, это и не человек, а нечто большее... Может, это просто Жизнь. Да, сама старушка Жизнь собственной персоной, взяла в руки метлу и пошла выметать все, что отжило свое; все; что обветшало, прогнило, умерло или приблизилось к этому состоянию. Дворник Жизнь однажды сметет и тебя и меня, и Рона, мирно спящего на Мирном и Нуну, читающего книгу, и бачок, журчащий словно горный ручей...
Однажды она всех нас сметет, ведь все мы однажды превратимся в грязь и пыль, в зиму и лето, в снег и зной... Может, она нас и сметет, но главное, что мы останемся во всем этом, мы будем жить... но только, если успеем проснуться.
Трам-пам-пам! Проснуться? От Жизни? Зачем? Вполне себе миленько так, разве нет? По-моему, очень даже. Это скучно, и, возможно, даже нелепо - копаться в иллюзорных иллюзиях иллюзий. Это бессмысленно - потому что копаемся мы сами иллюзиями - мыслями, мыслеобразами, буквами предложениями, словами и прочим хламом.
Так что - я бы предложил спать - коли сон. Или бодрствовать - коли явь. Вот-с такие пироги.
А пироги, кстати, неплохие, вкусные. Все в них есть и явь и сон, и небыль и быль, и то и другое, и елки и палки. И все мы в этих пирогах. Нет, бывает, что и в шоколаде порой, но редко. А на самом деле, глупо это все. И то, что мы с Торвииром все это пишем, тоже, с какой-то точки зрения глупо, но не глупее, чем старая брошенная барабанная палочка или надпись на запотевшем стекле автобуса N6.
О, надпись на автобусах, а уж тем более на стеклах - совсем не глупые, а очень полезные вещи. Сейчас объясню почему - они сбываются. Да, они могут. Слово, написанное на таком стекле исчезает и впитывается вместе с жидкостью, которая уже стала паром, в небо, небо проливается дождем/снегом/градом на город,, а город запоминает все, что было написано на таких стеклах. А сильнее города ничего нет в этом мире. Или, в этой комнате. Даже хотя бы потому, что мы живем в этом городе, следовательно - сильнее города быть трудно, но можно быть наравне. Вполне.
Вполне
Вместе с городом
Наравне
Ибо это хорошо быть собой и вместе с этим быть наравне с городом или еще с чем-то. Например, с природой.
Что может быть лучше жизни в гармонии с природой, жизни с ней наравне. Бросить бы все и слиться с ней! Из нее мы вышли, в нее и уйдем, так почему бы не отдаться ей, родимой, и проливаться осадками из надписей на стекле на запотевший город и на его жителей, что живут иллюзиями. Почему бы не пробиться на них прохладным свежим весенним дождем, составленным из надписей, чувств и мыслей?! Разве это не свобода?