Товкач Александр Васильевич : другие произведения.

Священная война (испр. вариант, гл 1 - 5)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Существенно исправленный и дополненный вариант романа.Главы I - V.


   Исправленный вариант
  
   Џ А.В.Товкач, 2004 г.
  
  
   Александр ТОВКАЧ
  
  
   СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
  
  
   Жертвам тоталитарных сект
   посвящается
  
  
   ОТ АВТОРА:
  
   Свобода коварна - на ее благодатной почве слишком хорошо растут сорняки. Падение Советской Империи принесло на славянские земли свободу вероисповедания, но возрождение духовных ценностей дало метастазы сектантства. С той поры была сломлена жизнь многих наших соотечественников. Горящеглазые адепты новоиспеченных мессий стали реальностью дня сегодняшнего, и о том, во что эти люди превратятся завтра, можно лишь догадываться. Не стоит забывать, что их хозяева жаждут не только денег, но и влияния на общество, а это страшней всего. История неоднократно подтверждала аксиому: теократия очень жесткая форма правления. Средневековье стало мрачной эпохой именно потому, что церковь ворвалась во власть, и, нарушая собственные заповеди, огнем аутодафе принялась искоренять инакомыслие.
   Так было.
   А в моей книге - так будет.
   И да простит меня читатель за то, что я перенес теократию в будущее.
   Разве История не может повторяться?
   Свою позицию могу доказать тысячами примеров, но это отнимет слишком много времени, потому приведу лишь две кратких цитаты:
  
   ТОТАЛИТАРНЫЕ СЕКТЫ БЕРУТ ВЛАСТЬ В РОССИИ
   Тоталитарные секты в России переживают вторую волну популярности. В этот раз дело не ограничится массовыми сборищами и приставаниями на улицах городов. Сектанты поставили цель проникнуть во властные структуры. Пока это удалось сделать на региональном уровне. Специалисты по сектам отмечают, что наиболее неблагополучным регионом в этом смысле является Урал. В Свердловской области активность тоталитарных сект достигла катастрофических масштабов.
   "Newsinfo", 5 ноября 2003 г.
  
   ТОТАЛИТАРНЫЕ СЕКТЫ В РОССИИ
   ГОТОВЯТ КАДРЫ ДЛЯ ТЕРАКТОВ
   МОСКВА. Тоталитарные секты в России стали сегодня "поставщиками кадров" для террористических актов. В борьбе с этим злом должны объединиться государство, Церковь и общество. К таким выводам пришли участники "круглого стола" "Тоталитарные секты - оружие массового поражения", который прошел 28 октября в Москве, передают РИА "Новости". По словам генерального директора Исследовательского центра стратегий развития и национальной безопасности Игоря Олейника, в последние пару лет появились два новых "беспокоящих аспекта". Это, во-первых, активное проникновение сектантов в педагогические коллективы и коллективы социальной помощи, в том числе наркозависимым. Во-вторых, начали проявляться активные связи тоталитарных сект с террористическими организациями. "В организации последних терактов в Чечне с применением самоубийств прослеживаются механизмы действия тоталитарных сект", - отметил Олейник. Взрывы в доме правительства в декабре минувшего года, по его словам, совершили также славяне, попавшие в квазиисламские тоталитарные секты. "В одиночку государство решить эту проблему не может, - убежден эксперт. - Так как тоталитарные секты охотятся за людьми, ищущими веры. Церковь в одиночку с этой проблемой тоже справиться не может, так как зачастую необходимо применить силу, на что имеет право только государство. Необходимо безусловное и активное участие общественности".
   "Седмица.ru", 28 октября 2003 г.
  
  
  
   ПРОЛОГ
  
   Солнце умирало.
   Его феерическая агония продолжалась недолго - кровавый свет угас, и тени растворились в черном теле земли. Горизонт провалился в бездну. Он погиб вместе с солнцем, в миг, когда тьма спеленала мир.
   Небо пыталось сопротивляться. Оно боролось с удушливым мраком, распустив на своем теле блеклые фурункулы звезд. Но тьма не боялась их немощного света и насмехалась над небом пронзительными голосами цикад. А вскоре черный цвет победил окончательно, ибо дорогу звездному блеску преградили тучи - герольды начинавшегося дождя.
   Так наступила ночь.
   А потом, повинуясь неумолимому закону жизни, солнце родилось опять. Этот набирающий силу огненный демон еще не знал, что сегодня он откроет новую, переломную страницу в книге человеческих судеб. Но сами люди, во всяком случае, некоторые из них, это предчувствовали.
   И было утро, и был вечер.
   День первый.
   Он лениво прокатился по Земле и не изменил на ней почти ничего. Река событий текла по-прежнему плавно и предсказуемо. Но в ее монотонном движении наметился надлом - в подводном городе Праны назревал взрыв, волна от которого разойдется по свету и вырвет с корнем тысячи людских жизней.
   Неумолимые часы судьбы начали отсчет.
  
   ... и ВНАЧАЛЕ, как всегда, БЫЛО СЛОВО...
  
   - ОН!!! Это он, братья!
   Следуя жесту легата, бойцы обернулись к рубке командного пункта и среди сидящих за бронированным стеклом штабистов заметили гражданского. Низкорослый худощавый человек стоял, сложив руки на груди, и в упор смотрел на легата. Их разделяло метров пятьдесят. Командир легиона снова обратился к бойцам:
   - Видите гражданского? Это доктор Бакай. Он - наша главная цель. Он - еретик! Если не убьем Бакая сегодня, завтра он уничтожит нас. Все понятно? Тогда - вперед! Бог видит!
  
  
   Часть первая
   MENE. TACEL. FERES
  
   И сказал им Иисус: идите за мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков.
   Евангелие от Марка, гл.1, ст. 17.
  
  
   Он назвал меня по имени, сказав, что он вестник, посланный ко мне от лица Бога, и что имя его - Мороний; что Бог имеет для меня дело, требующее исполнения, и что мое имя будет известно на добро или во зло среди всех народов, племен и языков, или что среди всех народов обо мне будут говорить и хорошо, и плохо.
   Книга Мормона
  
  
   Глава I
   Доктор Бакай слишком поздно понял, что резня неизбежна. Он еще успел спасти семью, отправив на родину жену и детей, но сам покинуть Белиз уже не мог: в тот злополучный день, когда доктор стал рабом секты пранитов, в его грудную клетку было имплантировано дистанционно управляемое взрывное устройство. Попытка бежать была для него равносильна самоубийству. И теперь, стоя в рубке командного пункта, Бакай с отвращением наблюдал, как по наружной стороне бронестекла сползают ошметки мозга. Рубка располагалась под потолком исполинского тренировочного ангара, задымленное помещение которого было видно отсюда как на ладони, и то, что происходило на полигоне, не могло не вызывать тревоги. Буквально минуту назад снаряд угодил в окно командного пункта. Штабисты сочли попадание случайным. Но следующий выстрел в клочья разнес бойцов расположившегося неподалеку минометного расчета, и когда вздыбленная земля начала оседать, Бакай услышал крик взбешенного координатора:
   - Восьмая, что у вас происходит?!
   Командир восьмой когорты десантного легиона не отвечал, но координатор продолжал вызывать его до тех пор, пока старший диспетчер не указал ему на дисплей. Номер командира когорты не светился.
   - Мертв? - опешил координатор.
   Диспетчер кивнул:
   - Наверняка.
   - Но я не понима...
   Его слова утонули в грохоте взрыва, настолько сильного, что прогнулись металлические опоры командного пункта, стекла покрылись паутиной трещин, а из разорванного силового кабеля посыпался сноп искр. Пропало освещение, мониторы слежения погасли.
   Бойцы восьмой когорты, преодолев слабое сопротивление штабной охраны, подобрались к рубке и открыли сокрушающий огонь. Стекла обрушились на пол дождем осколков, и шквал автоматных очередей начал крушить оборудование поста.
   Штабисты залегли на полу, пытаясь спрятаться от смертоносного свинцового вихря. Старший диспетчер набрался храбрости, на коленях прополз к аварийному щиту и успел опустить рубильник до того, как шальная пуля вошла ему в спину. Диспетчер со стоном выдохнул и опустился на пол, выплевывая сгустки крови, а включенный ним аварийный механизм перевел рубку на осадное положение: окна закрылись броневыми жалюзи, включилось автономное электроснабжение, взвыли сирены, а радиомаяк начал посылать во все посты Цитадели сигнал тревоги.
   Грохот от взрывов стоял неимоверный. Звукопоглощающая прослойка стен не могла полностью погасить обрушившийся на пост децибельный шторм, и барабанные перепонки людей испытывали запредельные перегрузки.
   Некоторое время штабисты еще надеялись, что этот кошмар скоро прекратится, но затем стало еще хуже - начались ракетные попадания. Корпус рубки содрогался с пугающей силой в такт каждому разрыву и, тем не менее, оставался цел. Это давало штабистам хоть какой-то шанс на выживание.
   Когда канонада на миг стихала, Бакай, не помня себя от страха, полз между рядами пультов, кресел и приборных панелей в безумной надежде бежать от всепожирающей смерти, но после каждого нового ракетного удара опять замирал на месте и вжимал голову в пол. Это был первый бой в его жизни, и только теперь доктор понял, что посвятив себя психиатрии, он все эти годы не имел ни малейшего представления о том, каким всепоглощающим может быть ужас.
   Осмелившись, наконец, поднять голову, доктор в блеклом свете аварийного освещения увидел поистине отвратительную картину: между лежащими ничком штабными чинами согнувшись стоял координатор, из ушей которого шла кровь, а на брюках расползалось темное пятно мочи.
   Жалюзи в некоторых местах уже были повреждены и пропускали снаружи огненные отсветы. Когда вспышки следовали одна за другой, координатор зажмуривал глаза и ловил ртом воздух словно выброшенная на берег рыба. Бакай едва успел подумать, что и сам, наверное, выглядит не лучше, как вслед за очередным взрывом последовал короткий как молния, но совершенно невыносимый скрежет разрываемого металла. В броне командного пункта появилась первая пробоина. Небольшая, но ее вполне хватило, чтобы осколки боеголовки разлетелись по рубке и у координатора снесло верхнюю половину черепа. Бакай с окаменевшим лицом проследил за падением обмякшего тела, медленно перевернулся на спину, раскинул руки в стороны, уставился в потолок и заскулил, не слыша в грохоте взрывов и визге осколков даже отзвука собственного голоса. Теперь доктору было совершенно плевать на то, как он выглядит.
   Временами, когда осколки рикошетили от оборудования и впивались в пол, на их пути попадались лежащие люди. Бакай наблюдал за их гибелью совершенно отрешенно, словно происходящее абсолютно его не касалось. А если несущие смерть куски железа свистели в угрожающей близости от его собственного тела, доктор моргал, но и только.
   Он смирился.
   Он уже фактически умер.
   И не нашел в этом факте ничего страшного.
   А когда один из стенных распредшкафов вдруг отошел в сторону, и за ним обнаружилась дверь, Бакай воспринял перспективу спасения с ледяным спокойствием. Ему теперь было все равно.
   Доктор понял, что однажды сжившись со смертью, никогда уже не сможет бояться ее.
   Через миг шрапнель осколков выщербила рядом с Бакаем линолеум и превратила его ноги ниже колен в кровавый фарш. Доктор сцепил зубы, но не издал ни звука, почти не удивляясь тому, с каким безразличием отнесся к первому в своей жизни ранению.
   Второе последовало почти сразу же и было намного тяжелее. Доктор не сразу понял, что произошло, просто ощутил нарастающий жар в груди. Хотел посмотреть, но не смог поднять голову. Попытался дотронуться до очага пожара, и вместо шершавой ткани костюма его рука ощутила какую-то скользкую липкую массу. Уже теряя сознание, захлебываясь кровью, он прохрипел:
   - Если останусь жив... если я только останусь...
   В проеме двери показался человек, крикнул: "Чего ждете?! Бегом отсюда!", - и юркнул обратно в коридор. Затем, сообразив, что никто в рубке не мог его услышать, снова заглянул в разгромленное помещение, окинул его быстрым взглядом, подозвал сгрудившихся в коридоре бойцов и приказал помочь штабистам. А затем добавил:
   - Там должен быть гражданский. Его нужно достать в первую очередь и любой ценой, даже если придется оставить всех остальных. Понятно?... Вперед!
   И бойцы ринулись в рубку, стараясь как можно скорее покончить с опасным заданием. Первым из них не повезло: они как раз угодили под разрыв боеголовки, и остальным пришлось перешагивать через их развороченные тела.
   Раненых штабистов просто вышвыривали в коридор, на аккуратность времени не было. В груде валяющихся на полу человеческих лохмотьев солдаты едва отыскали останки гражданского. Не будь приказа, эту груду мяса оставили бы на месте: отдавать медикам было почти нечего. Но поскольку приказ был, Бакая все же подняли и бережно, вчетвером, за руки и культи ног понесли к коридору. Эта аккуратность стоила жизни еще одному бойцу, разорванному осколком уже на пороге двери. А едва трое остальных вынесли доктора из рубки, она превратилась в настоящий ад: не выдержав непрекращающейся бомбардировки, сорвалась с креплений одна из броневых панелей обшивки, и начались прямые попадания ракет внутрь командного пункта.
   Больше отсюда не вышел никто.
   Из двух отделений, посланных на спасение штабистов, в живых осталось лишь пять человек, которые в момент уничтожения рубки находились в коридоре. Из семи штабных работников, которых бойцы успели к тому времени эвакуировать, лишь трое оказались живы. Бакая тоже можно было причислить к их числу, но с очень большой натяжкой.
  
   Глава II
   Человек, величественно шествующий к реанимационному отделению, обладал среди пранитов почти неограниченной властью. Он был одним из основателей новой церкви, и во многом именно благодаря ему всего за пятнадцать лет своего существования Прана приобрела несокрушимое могущество.
   Никто не знал его настоящего имени. Оно было отвергнуто в день, когда этот человек отказался от мирской жизни. Теперь его называли Кардиналом. Слово, которое у католиков означало всего лишь должность, хоть и очень высокую, у пранитов превратилось в новое имя для вождя. А как раз вожаком Кардинал и являлся, потому что Иоанн, создатель Праны, текущими делами заниматься не любил. Он вообще был для последователей новой церкви чем-то эфемерным, человеком-легендой, святым как пророк и недосягаемым как сам Господь. Некоторые из неофитов обращались в своих молитвах именно к Иоанну, считая его посредником между небом и землей. Иоанн ни с кем не общался, не показывался на людях, а церковью руководил, отдавая приказы Кардиналу, которому доверял безоговорочно. Поэтому со временем Кардинал обрел совершенно особое положение в иерархии Праны. Но, несмотря на свой высочайший статус, он любил вникать в мелочи. Нет, он не сомневался в компетентности своих помощников, просто верить умел лишь себе.
   Одной из мелочей, занимающих Кардинала в последнее время, была работа Бакая.
   Доктор не являлся последователем Праны, но его таланты приказал задействовать сам Иоанн, и у Бакая просто не осталось выбора. Были применены самые бесчеловечные меры принуждения, и доктор понял, что выжить может, лишь подчинившись. А вскоре его ждала более приятная новость. Оказалось, что работа на Прану приносит умопомрачительные доходы. Поэтому Бакай уже без зубовного скрежета выполнил приказ Кардинала о прекращении работы своей частной клиники и роспуске медперсонала.
   Для жителей и властей Дангриги показалось странным, что Бакай закрывает свое весьма прибыльное учреждение. Но это было только начало. Перестав быть клиникой, шельфовая вилла Бакая "Агата" вскоре превратилась в... монастырь непонятно какой веры, а респектабельный, талантливейший врач объявил себя святым и принялся вербовать паству. Вот это уже стало для курортного побережья настоящим шоком.
   Кардиналу было безразлично, как относятся горожане к перемене в деятельности Бакая. Главным для него было сохранить в тайне тот факт, что доктор работает на Прану - афишировать зомбирование влиятельных людей новая церковь не собиралась. А Бакай благодаря своему таланту индуктора был просто идеальным поставщиком высокопоставленных адептов. И вот теперь этот ценный инструмент был поврежден в бою, хотя специалисты генного центра Праны все же сумели сохранить ему жизнь и даже привести в сознание. Сейчас это драгоценное бакаевское сознание необходимо было Кардиналу позарез, и ждать выздоровления доктора он не собирался.
   Врачи даже не помышляли о том, чтобы остановить вождя, когда он с хозяйским видом прошел в реанимационное отделение и направился к палате Бакая. Тот лежал в восстановительном резервуаре, опутанный шлангами и проводами, а хирургические манипуляторы трудились над его развороченной грудной клеткой. Говорить он еще не мог, но это не имело значения.
   - Как ты себя чувствуешь? - подумал Кардинал.
   Доктор пошевелился, повернул голову в сторону вождя и так же молча ответил вопросом на вопрос:
   - А ты как думаешь?
   - Хм... Ты нужен. Немедленно.
   - Я полумертв.
   - Мозг жив, и он может сражаться.
   Бакай, совершенно забыв об осторожности, отрезал:
   - Я не солдат! Я врач, и мне плевать на ваши проблемы!
   Кардинал опустил в резервуар руку и ударил Бакая по лицу:
   - Успокойся, или я прикажу отключить аппаратуру жизнеобеспечения. Запомни, что с этого дня у тебя один выбор - быть либо живым солдатом, либо мертвым врачом. Выбирать можешь прямо сейчас, я не против.
   - Не убьешь, я нужен вам.
   - Только до тех пор, пока на нас работаешь. А если откажешься... Понял?
   - Но воевать...
   - Никто не приказывает тебе бегать с пистолетом.
   - Тогда что...
   - Видишь ли, - вновь перебил Кардинал, - теобизнес порой бывает опасен. Сейчас сложилась именно такая ситуация. Вышел из под контроля Спаситель.
   - Но Он же еще не готов, не развит, даже не выращен полностью.
   - В том-то и дело. Но действовать, как оказалось, уже способен. Спаситель оказался невероятно агрессивным. Он нападает, используя нашу армию!
   Бакай опешил:
   - Успешно?
   - Пока побеждает.
   - А чем, черт возьми, могу помочь я?
   Кардинал объяснил.
  
   Глава III
   Инженеры, оборонявшие Цитадель от взбунтовавшейся армии Праны, знали, как пользоваться стрелковым оружием, но это еще не означало, что они умеют сражаться. Если бы им противостояли опытные бойцы, то на Цитадели можно было бы смело поставить крест. Однако армия была сформирована из людей "пробирочных", выращивали их уже взрослыми, и это уравнивало шансы воюющих сторон. Клоны, идеальные генетически, не имели никакого жизненного опыта. Хитрость и приспособляемость гражданских зачастую становились непреодолимой преградой для фантастически сильных, нечеловечески бесстрашных, но умственно неразвитых солдат. И когда бойцы, захватив тренировочный ангар и уничтожив рубку командного пункта, попытались развить успех, это не получилось. Поднятый по тревоге техперсонал Цитадели вооружился и блокировал коридоры, по которым когорты бунтовщиков могли покинуть ангар. Вместо того, чтобы сконцентрировать удар и уничтожить оборону в одном из коридоров, солдаты начали неорганизованную атаку на всех направлениях.
   Ничего хорошего из этого не вышло. Гражданские закрыли стальные двери тоннелей, а когда бунтовщики жестоким огнем уничтожали эти преграды, оказывалось, что коридоры перегорожены металлическим хламом. Скрытые за этими баррикадами, защитники Цитадели открывали отчаянную стрельбу по солдатам, и атака захлебывалась.
   В одном из коридоров бойцы, понеся значительные потери, все-таки сумели взять баррикаду, но, преодолев ее, увидели вторую. Для атакующих это было последним открытием в жизни.
   Кардинал верил, рано или поздно бунт будет подавлен. Но его абсолютно не устраивал тот факт, что при этом погибнут талантливые инженеры и замечательные техники, которым сейчас пришлось взять в руки оружие. К тому же и самих взбунтовавшихся клонов Кардинал предпочел бы не уничтожать, потому что их выращивание было слишком дорогим удовольствием. Он надеялся, что в будущем этих мерзавцев еще удастся использовать по назначению.
   Для того, чтобы нормализовать ситуацию, проливая как можно меньше крови, необходимо было нестандартное решение. Кардинал его нашел, решив направить все силы на устранение причины бунта. Для этого нужно было уничтожить только одного человека. Если, разумеется, Спасителя можно было назвать человеком. Проблема заключалась лишь в том, что это, созданное генетиками Праны, существо обладало фантастическим интеллектом. Конечно, разум Спасителя был еще не развит, но это всего лишь делало его безрассудным, однако врожденной силы не уменьшало.
   Схватиться со Спасителем мог лишь Бакай, тоже не совсем человек.
   Дело в том, что доктор обожал копаться в чужом сознании так же, как некоторые любят рыться в чужих вещах. Для этого странного хобби, впрочем имеющего нечто общее с его профессией, Бакаю когда-то показалось мало врожденных талантов и он активно принялся за самоусовершенствование. Это и привело его в свое время на курортное побережье Белиза. В Дангриге он открыл свою больницу и принялся регулярно наведываться в близлежащие подпольные колумбийские генные клиники, где проводил на себе сумасбродные эксперименты. А когда доктору показалось мало издевательства над собственной плотью, он напичкал организм нанороботами. Отдавая преимущество микроскопической технике, он не брезговал и крупными имплантантами, чаще всего экспериментальными, неопробированными, а порой и вовсе сконструированными на заказ. Авантюрное экспериментаторство Бакая было настолько рискованным, что иной раз лишь чудо помогало колумбийским реаниматорам вытащить доктора с того света. Зато вскоре он вылепил-таки из себя индуктора. Причем настолько сильного, что руководил поступками людей с виртуозностью заправского кукловода, а в больных мозгах пациентов плавал с такой легкостью, что поднял свои доходы на совершенно бесстыжую высоту.
   Дни напролет доктор вправлял мыслительные вывихи больных, а вечера посвятил изучению сознания выдающихся или просто интересных ему людей. Бакай считал свое хобби весьма увлекательным, хотя и понимал всю его циничность.
   Один из таких вечеров он не сможет забыть никогда.
   Путь в бездну неприятностей открылся в тот миг, когда доктор с удивлением обнаружил интересный разум совсем недалеко от Дангриги. Решив, что на побережье прилетел отдыхать какой-нибудь серьезный ученый, скорее всего философ, доктор попытался идентифицировать его личность, но не смог - мысли странного человека были блокированы для сканирования. Бакая это только раззадорило. Он попытался увидеть глазами незнакомца и оторопел, разглядев интерьер, которого в Дангриге быть просто не могло: космической дороговизны оборудование заполняло громадный зал, и доктор буквально кожей почувствовал, что эта лаборатория лишь часть титанического комплекса. Вокруг приборов суетились сосредоточенные люди в белых халатах, а в тех местах, где оборудование не доходило до потолка, царил мягкий блеск термокевларовых стен. Прежде, чем Бакай успел задаться вопросом, сколько может стоить все это великолепие, он понял, что хозяин мозга обнаружил вторжение. А в следующий миг кровеносные сосуды доктора испытали такой сатанинский взрыв давления, что только нанороботы спасли его от смерти.
   Так Бакай наткнулся на Иоанна.
   Кошмар нескольких следующих минут преследовал доктора месяцами по ночам, заставляя его просыпаться в холодном поту.
   Иоанн, удивленный и обозленный вторжением в свое сознание, не собирался отпускать непрошеного гостя, поэтому едва красная пелена отступила от глаз Бакая и он начал хоть что-то соображать, удар повторился. Звериной болью взорвалась печень, остановилось дыхание, из глазниц отправились в путь по лицу ручьи крови. Мир завертелся в неистовом вихре конвульсий, словно подхваченный предсмертными судорогами Бакая. А когда раскололось время и погибло мироздание, доктор с недоумением понял, что все еще жив.
   Обезвредив Бакая, Иоанн изучил его как следует, решил использовать в своих целях и просто вышвырнул из собственного разума. Затем глава и светоч Праны вызвал Кардинала и, рассказав о "визите" доктора, заключил:
   - Я много встречал дураков, но этот - самый талантливый. Он должен работать на меня.
   Через двадцать минут за самым талантливым дураком прибыла "скорая помощь", которую он не вызывал. Оторопевшая жена Бакая последовала вслед за медиками к кабинету благоверного и, не дозвавшись его, побежала за ключами к дежурной медсестре.
   Никого из персонала бакаевской психиатрической клиники даже близко не подпустили к шефу, распростертому на полу кабинета. Один из прибывших на "скорой" медиков категорически отрезал:
   - Прочь! Это инсульт.
   А когда жена с решительным видом вознамерилась последовать в госпиталь, один из медиков отвел ее в сторону и шепнул:
   - Мы друзья сеньора Бакая. Те самые. Вам с нами нельзя, но не беспокойтесь, на самом деле ничего страшного не произошло, просто сбой в регуляторе функций гипоталамуса. Максимум через неделю сеньор Бакай будет дома, живой и абсолютно здоровый.
   Самоуверенные люди в белых халатах повезли доктора к выходу, а женщина, за долгие годы уставшая бороться с его сумасбродством, опустилась в кресло приемного покоя и закрыла лицо руками:
   - Доигрался...
   Очнулся Бакай в странном лифте. Его сразу же испугали два необычных обстоятельства: во-первых, кабина была слишком большой, а во-вторых, она подозрительно долго опускалась по шахте. В Дангриге такого громадного здания точно не было. С трудом открыв запекшиеся в крови губы, он что-то прошептал, ни к кому, в принципе, не обращаясь. Но один из транспортирующих его "медиков" услышал этот шепот, нахмурил брови, наклонился и зашипел:
   - Чем ты, урод, недоволен?
   Бакай сделал над собой мучительное усилие и прошептал вновь, уже почти внятно:
   - Где я?
   "Медики" расхохотались, а вопрошавший щелкнул полуживого доктора пальцем по лбу:
   - Под океаном, дружище.
   Так Бакай впервые попал в Цитадель, - в Город Праны.
   Когда его подлечили, "перевоспитали" и отвезли домой, он был уже рабом.
   А по прошествии нескольких месяцев именно с помощью Бакая Кардинал надеялся уничтожить Спасителя - результат неудачного эксперимента генных инженеров Праны. Кроме доктора на битву с безумным сверхчеловеком был способен лишь сам Иоанн, но пророк и предтеча не имел права рисковать собой. Значит, бой предстоит Бакаю. Иного не дано. Кроме того, по мнению руководства церкви, Прана вполне заслужила самоотверженность доктора, не даром же ему в последнее время позволяли пользовался генным центром Цитадели для своих усовершенствований. Однажды, когда Бакай после очередного апгрейда несколько дней не мог встать с постели, Кардинал пошутил:
   - Ты не успокоишься, пока не сможешь включать себя в розетку.
   Теперь вождь был благодарен судьбе за то, что доктор так и не успокоился.
  
   Глава IV
   Никогда еще Бакая так не обихаживали. Вокруг его восстановительного резервуара суетились толпы врачей, пытаясь как можно скорее поднять раненого на ноги, потому что действовать против Спасителя в нынешнем своем состоянии Бакай отказался наотрез, это могло привести к непредсказуемым последствиям. Кардиналу пришлось согласиться на условия такого ультиматума и задействовать в реанимации тела Бакая все резервы, имеющиеся в распоряжении Праны.
   Бакай с горечью подумал о том, что если выживет в этом бою, то приобретет немалый авторитет в среде пранитов.
   Если выживет.
   Он понятия не имел, знает ли Спаситель о готовящемся покушении. Во всяком случае, подступиться к ядру генного центра, где было выращено и теперь обитало это существо, праниты не могли. Небольшой, но абсолютно неприступный корпус ядра Спаситель закрыл наглухо и автономность систем жизнеобеспечения давала ему возможность прятаться там сколь угодно долго, продолжая посылать клонов в атаки, которые становились все опасней по мере того, как существо обучалось тонкостям стратегии.
   Как сообщил доктору Кардинал, буквально полчаса назад была прорвана оборона в одном из коридоров и никем больше не сдерживаемые бойцы заняли несколько помещений. Среди них вентиляционную насосную и пост управления автоматической защитой двадцать четвертого сектора. Спаситель еще не сообразил, как можно использовать захваченное оборудование, но Кардинала в дрожь бросало при одной мысли, что рано или поздно проклятое существо догадается испробовать систему автоматической защиты шестнадцатого и семнадцатого коридоров. И тогда от охраняющих эту территорию пранитов останется лишь кровавый фарш. Защитные системы только недавно начали монтировать, но в этих двух коридорах они уже были, и теперь грозили бедой находящимся там людям. Кардинал ни словом не обмолвился им о грозящей опасности, но Бакаю все подробно рассказал. Доктор затравленно посмотрел в глаза вождю:
   - Намекаешь, что мне пора?
   Кардинал кивнул:
   - Там люди гибнут. И в любой момент... да ладно, что там говорить.
   Он махнул рукой и ушел, напоследок так осуждающе посмотрев на медиков Цитадели, что любой из них предпочел бы оказаться на месте Бакая, если бы этим можно было вернуть доверие вождя.
   Бакая усыпили, и когда через шесть часов изнурительной работы медперсонала он вновь открыл глаза, то поднялся на ноги, брезгливо снял последние провода и самостоятельно, оттолкнув бросившихся помогать ему медбратьев, вылез из резервуара.
   Главврач генного центра, все это время лично руководивший реанимацией Бакая, подскочил к нему и скороговоркой зачастил:
   - Вам рано уходить, нужно отдохнуть...
   Бакай осклабился и отшвырнул перепуганного врача в сторону:
   - Я достаточно отдыхал. Пора. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
   Покинув палату, Бакай оторопел: в коридоре, в неудобном кресле для посетителей, сидел Кардинал. Вокруг вождя суетились штабисты, то и дело подбегали с докладами ординарцы, а Кардинал отдавал распоряжения тоном, в котором не осталось и следа от былой заносчивости.
   Кардинал поднял на Бакая покрасневшие глаза:
   - Наконец-то!
   Никогда еще вождь не вел себя так. Значит, дело действительно плохо. Очень плохо.
   - Он догадался включить защиту, - пробормотал растерянно Кардинал, - столько наших полегло! А эти твари расползаются все дальше, я не могу их остановить, - Кардинал не сдержался и закричал, - мне некем защищать город! У меня одни слесаря да прачки под ружьем!!!
   Бакай спокойно посмотрел вождю в глаза:
   - Я готов. Я иду. Но подумай, может, пора прекратить эксперименты? Сколько можно создавать уродов?
   Кардинал вскочил, схватил Бакая за воротник халата и завизжал, брызжа слюной в лицо:
   - Он придет!!! Он обещал! А мы сделаем для Него земное тело! И ты, скотина, долбаный ты сукин сын, никогда, никогда больше не посмеешь в нас сомневаться!!!
   Бакай вздохнул:
   - Прости. И не бойся, с этим прототипом мессии я справлюсь.
   Уже уходя, бросил:
   - А ты пока отдыхай, Цезарь, наслаждайся. Идущий на смерть приветствует тебя!
   Он немного помедлил на пороге палаты, которую праниты в срочном порядке переоборудовали в индукторскую, напичкав заодно, на всякий случай, реанимационным оборудованием. А закрывая за собой дверь, все-таки не сдержался и крикнул через весь коридор, своей наглостью едва не послав в обморок ординарцев вождя:
   - И за "сукиного сына" спасибо... Урод.
   Доктор понимал, что эту фразу ему не простят, но ничего не мог с собой поделать. Он уважал пранитов за ум и практичность, и тем больше его смущали странные цели, поставленные Иоанном перед созданною ним церковью. Доктор удивлялся, как могут образованные, талантливые люди искренне верить в подобную чушь. И после разговора с Кардиналом он в который раз убедился, что ум и благоразумие - далеко не одно и то же.
   Да и в себе тоже не находил особого благоразумия, когда устраивался на кушетке и помогал медикам лепить на свое тело датчики. Теперь каждый параметр работы его организма будет считываться, и в пиковом случае... это все равно не поможет. Но раз так положено...
   И двери рая раскрылись перед ним, стоило лишь ступить на землю обетованную, где в паутине магнитных полей родилась и возрастала новая, величественная жизнь, равной которой на земле еще не было, что бы там ни думали о себе люди. Спаситель был благодарен им за свое создание не больше, чем сами они были благодарны собственным предкам - неандертальцам. Он еще немногое знал о жизни, но уже умел ее переделывать. Для этого его и создавали. И когда испуганный человечек вторгся на его территорию, Спаситель решил сначала препарировать его и только потом убить: Спасителю нужна была информация, а в человечке, похоже, имелось немало интересных знаний. Не даром же он смог возникнуть в закупоренном наглухо комплексе генного ядра, появившись из ниоткуда и приближаясь к резервуару, в котором покоилось тело Спасителя - громадный, гипертрофированный череп и недоразвитый, крошечный торс.
   Уверенность в себе покинула существо, когда в руке доктора возник пистолет-пулемет. Это произошло у ошарашенного Спасителя на глазах, и он взвыл:
   - Откуда? Откуда у тебя появилось ЭТО?!
   Доктор молча принялся разряжать в тело существа содержимое обоймы, и с каждым выстрелом тело Спасителя содрогалось от невыносимой боли.
   Спокойное, размеренное дыхание Бакая почему-то было таким громким, что заглушало даже грохот выстрелов. Будь у Спасителя больше опыта, этот странный факт мог бы подсказать ему, что происходит на самом деле, но существо, как и подчиненные ему клоны, жило на свете слишком мало, чтобы знать все возможности человеческого мозга. И лишь тогда, когда угасающее сознание израненного, залитого кровью существа отметило еще одну неестественную деталь, вспышка озарения пронзила Спасителя.
   Человечек слишком долго стреляет, не меняя обоймы.
   Барабанный магазин пистолета может, конечно, быть вместительным, но не до такой же степени!
   Подсознание, в пиковых случаях принимающее у существа ясные и осознанные формы, сигнализировало: "Опасность! Гипнотическое внушение."
   Спаситель, не веря самому себе, прошептал:
   - Внушение?...
   И, наконец, понял, что происходит:
   - Тебя здесь на самом деле нет!... - он рассмеялся, молниеносно увеличил правую руку и швырнул Бакая головой о переборку, - ...и не будет!... Нигде не будет!
   Скорость, с которой существо научилось моделировать миражи, шокировала доктора. Он с трудом поднялся с пола, пытаясь собраться с мыслями и, пока не поздно, придумать иной метод нападения. А Спаситель, раны которого мгновенно зажили, уже покидал резервуар. Не физически, конечно, так как его тело не было приспособлено к передвижению. Тело существа оставалось на месте, а его двойник приближался к двойнику Бакая, и прирожденное уродство Спасителя на созданную ним тварь не распространялось: призрачный человек был достаточно быстр, чтобы у Бакая не возникло даже мысли о бегстве, и настолько силен, что когда схватил доктора за горло, у того потемнело в глазах.
   Бакай не умел изменять свое тело и поплатился за это полной беспомощностью перед врагом. Он попытался было сгенерировать новое оружие и почти успел создать пистолет, но едва вороненая сталь начала приобретать плотность, оружие упало на пол - Бакаю нечем было его держать, существо переломило ему руки.
   Удар. И в реальном мире, в тесном помещении индукторской, Бакай закричал, выгнулся дугой, и датчики, укрепленные на его теле, начали посылать сигналы тревоги.
   Еще удар. И в реальном мире ребра Бакая лопнули, а датчики приборов начало зашкаливать.
   Еще удар. И в мире миражей, опутавшем ядро генного центра, Бакай уже не мог подняться.
   Существо поняло, что настало время спокойно препарировать его мозг: выкачать, выжать знания, с которыми можно будет легко преодолеть сопротивление пранитов, превратить Цитадель в свой оплот и уверенно наращивать влияние на человеческих существ. Каким будет это влияние, Спаситель еще не представлял, но знал, что ему понравится править людьми.
   Чувство выкачивания информации было таким сильным, что превратилось в ощущение физического воздействия.
   Бакай не помнил своего рождения, первого вздоха и первого шага до тех пор, пока Спаситель не поднял эти моменты со дна его памяти.
   Не умел регулировать вырабатывание гормонов, пока Спаситель, сканирующий работу его эпифиза, не обнаружил способ сознательно управлять деятельностью эндокринных желез.
   Считал полной чушью россказни о том, что человек может воздействовать на материальные предметы, не прикасаясь к ним, пока Спаситель не откопал эту функцию в глубине его мозга.
   Не подозревал, что умеет летать, пока ошеломленный новым открытием Спаситель не обнаружил зачатки этой способности.
   И пока существо изучало особенности и возможности человека, Бакай, лежащий в луже собственной крови и отхаркивающий с каждым вздохом куски разорванных легких... учился тоже.
   Темнело в глазах.
   Но не это было важно.
   Не хватало воздуха.
   Но и это не имело значения.
   Доктор хотел лишь одного - чтобы существо не догадалось о его намерениях. Он собирался выжить и теперь знал, как это сделать. Но на подготовку к новой атаке требовалось время, и собирая для единственного удара все резервы организма, он чувствовал, что минуты подготовки длятся часами.
   Так было в мираже.
   А в реальном мире тело доктора поднялось над кушеткой, и суетящиеся вокруг него врачи застыли в немом изумлении. Кардинал, сидевший в кресле у изголовья, вскочил на ноги и схватился за сердце. За последние часы он натерпелся более чем достаточно, и левитация доктора стала явным перебором для кардинальских нервов. Бакай рывком развел руки в стороны, между его пальцами пробежал голубой огонек электрического разряда, и в мираже Спаситель отпрянул от растерзанного тела своего врага, почуяв неведомо откуда исходящую опасность. Вдруг в помещении ядра пропало освещение, погасли огни индикаторов и застыли вентиляторы оборудования. И едва Спаситель понял, что доктор каким-то неведомым образом отключил генератор, электричество появилось снова, но повело себя совершенно неподобающим образом: по всему ядру заплясали невыносимо яркие дуги света, и... произошел взрыв.
   Спаситель не удержал генерацию двойника и вновь ощутил свое настоящее тело, распластанное на дне потерявшего всю жидкость, разбитого взрывом резервуара. Без поддержки жидкости урод не мог даже пошевелиться, и беспомощно смотрел, как обугливаются его недоразвитые пальцы. Слышал, как трещит горящая кожа. Ощущал невероятную, безбрежную боль.
   Растворяющийся в воздухе Бакай махнул на прощанье рукой:
   - Я ухожу, а тебе уходить некуда. Здесь твое настоящее тело, не забыл? В этом вся разница, братишка!
   Сработала система пожаротушения, в ядро ринулись потоки фреона. Существо начало задыхаться, и когда пожар был почти уничтожен, за Спасителем тоже пришла смерть. Едва сознание бракованного мессии угасло навсегда, фреон погубил последние языки пламени. В ядре воцарилась ночь.
   Через несколько минут регенераторы вновь начали подавать воздух, но это ничего уже не могло изменить.
   Ощутив себя снова в индукторской, доктор понял, что его тело висит над кушеткой, и от души рассмеялся. Такого облегчения и душевного подъема он не испытывал никогда в жизни. Он не просто выжил, он вернулся другим, более сильным, и ради этого сейчас был готов пережить дюжину подобных сражений. Ему понадобилось несколько минут, чтобы опуститься на кушетку, но он понимал, что отныне сможет выписывать кульбиты, о которых раньше и помыслить не мог. Никакая генная инженерия не могла предоставить подобных возможностей, и больше доктор не собирался пользоваться услугами генетиков или пичкать себя нанороботами. Теперь все необходимые резервы он намеревался изыскивать в себе самом. И предела такому самоусовершенствованию он, пока, во всяком случае, не видел.
   Кардинал очень хотел расспросить доктора о происшедшем, но, шокированный его полетом, пока не мог и рта раскрыть. Выручили наручные часы-компьютер, подавшие сигнал вызова. Вождь нажал кнопку связи и услышал донесение:
   - Открылись двери ядра! Попробуем зайти. Там ничего не работает, абсолютно темно и... Боже, какая там вонь!
   Кардинал, наконец, собрался с духом и прохрипел:
   - Оно мертво?
   Ответ последовал не сразу, зато был категорическим:
   - Мясо!
   Бакай, сидевший на кушетке и катавший между ладоней крохотную шаровую молнию, поинтересовался:
   - Как ведут себя клоны?
   Вождь, только сейчас заметивший плазменную игрушку, сотворенную доктором, отодвинулся подальше от своего опасного раба. Покачал головой, скривился, набрал на часах номер диспетчерской и повторил вопрос Бакая. Выслушав ответ, удовлетворенно хмыкнул и приказал:
   - Постройте их, пересчитайте и разведите по казармам!
   Бакай направился к двери. Кардинал засеменил за ним:
   - Куда...
   - Домой, на виллу, - категорически отрезал доктор, - неделю ко мне никого на обработку не присылайте, мне нужно отдохнуть.
   - Но...
   - И если повысите мой гонорар, я не откажусь. - Бакай остановился и улыбнулся Кардиналу, - Вы, конечно, в свое время предложили мне работу в несколько грубой форме. Теперь я деактивировал мину, которую вы в меня вшили, и, наверное, мог бы уйти. Но я не сделаю этого. Так много как у вас я еще никогда в жизни не зарабатывал.
   - Но ты должен молчать...
   - Обо всем этом? - перебил его Бакай, окинув взором помещение индукторской. - Разумеется, буду молчать. Я ведь прекрасно знаю, что никакого Города Праны не существует. Не беспокойся, мне не выгодно распускать язык. Да никто бы и не поверил.
   Он хмыкнул:
   - В Цитадель просто нельзя поверить. Если честно, то я не верю даже сейчас.
   Поднимаясь на лифте к тоннелю, выводящему на дно океана, доктор думал о том, что обязательно должен найти людей, способных не только поверить в подготавливаемую пранитами катастрофу, но и предотвратить ее.
  
  
   Глава V
  
   Буря терзала землю второй день, гнула деревья и срывала с небес каскады сумасшедшего ливня. Громоздкий лимузин отмеривал километры асфальтовой ленты, прорезающей горы Майя. Бесполезные дворники машины тщетно гоняли потоки воды по лобовому стеклу. Водитель, сосредоточившись на управлении, не обращал внимания на ссору пассажиров. Правда, стеклянная перегородка была звуконепроницаемой, и он все равно бы не смог услышать, что:
   - Я лично прибью этого сукина сына!
   - Нашего сына. Перестань.
   - Что значит "перестань"?! - голос человека сорвался. - Я давно говорил, что нельзя этого так оставлять. Дональд не просто отбился от рук, он сошел с ума. Ты хоть поняла, чем он все это время занимался?
   - Разумеется. Кстати, Горан говорит...
   - Горан?! Что он понимает?! И почему до сих пор присутствует в нашей жизни?
   - Можно подумать, не ты его нанял....
   - Я. Ну и что? Его дело - найти парня. Горан свою задачу выполнил, и мы с тобой давно должны были вмешаться лично!.. Признаю, я сделал ошибку, но у меня слишком много работы, а ты же, черт возьми, мать! Что же ты молчала?
   - Прекрати! Я никогда не молчала, и ты прекрасно это знаешь. И когда я умоляла не доверять судьбу мальчика постороннему человеку, что ты ответил? А ведь сейчас Дону нужен ты, отец, ему нужна мужская поддержка и мужская рука.
   Человек промолчал. Он точно знал, что предпримет. И главный шаг сделает уже сегодня.
   Человек закрыл глаза.
   Он думал.
   Постарался расслабиться.
   И в этот миг лицо водителя окаменело - летящий навстречу трейлер бросило на их полосу. Водитель лимузина попробовал увести машину в сторону, но расстояние было слишком мало, и он добился лишь того, что многотонный монстр ударил под углом. Положение усугубилось тем, что столкновение произошло на тридцатиградусном уклоне, причем лимузин шел на подъем - осторожно, с малой скоростью и обладал, соответственно, небольшой инерцией. Поэтому грузовик попросту снес роскошную машину с трассы, впечатав ее в погнувшееся ограждение. Человек, сидящий за рулем трейлера, наверное, как кошка, обладал тысячью жизней - он даже не потерял сознания. Окровавленный, с изуродованной грудной клеткой, он, вогнав педаль газа до упора, толкал лимузин, стараясь проломить им почти уже сдавшееся ограждение. Из лимузина доносился какой-то шум, стоны, затем раздался крик. Шофер грузовика закусил губу так, что сочилась кровь. Он уже почти ничего не видел, когда понял, что проклятая ограда, наконец, поддалась и лимузин ползет к обрыву. Казалось, это будет длиться вечно. Но свершилось - лимузин накренился, несколько секунд балансировал, и с грохотом ушел вниз. Грузовик застыл на краю. Шофер судорожно схватился за голову. Его трясло.
   - В чем дело?.. - бормотал он. - В чем дело? Неужели ты боишься? Нельзя же так... Нельзя! Бог видит!.. Бог видит!!!
   Последние слова он прокричал. И вновь перешел на шепот:
   - Все должно быть чисто. Очень чисто. Бог видит... Я должен. И я... Господи, я могу! Я иду к Тебе!
   Равнодушный рокот ливня разорвало неистовое:
   - Я иду к Тебе! Прими меня, Господи!!!
   Трейлер преодолел роковую черту и рухнул вниз.
   А в диспетчерских дорожной полиции на картах расцвели красные точки, обозначающие место аварии, и сирены вторили сигналам маяков, с помощью которых разбитые машины автоматически просили помощи. Трасса огласилась неистовым воплем сирен, и вскоре машины дорожной полиции сгрудились у пролома в заграждении. Работали мигалки. Промокшие до нитки блюстители порядка старались рассмотреть видневшуюся далеко внизу груду железа и копошащихся вокруг нее спасателей.
   - Ну что?..
   - Секунду... - отозвались универсальные часы на руке сержанта. - Да, пожалуй... Все мертвы.
   - Все, это кто?
   - В лимузине трое и один в трейлере.
   - Кто пассажиры лимузина? Можешь опознать?
   - Они, шеф, не сомневайся. Чета Шнайдеров.
   - Твою мать!
   - А ты чего ожидал?.. Хм, громкое будет дельце.
   - Еще бы!.. Да выключи ты, наконец, этот долбанный мэйдэй!
   - Угу, - пробормотали часы, фигурка полицейского внизу полезла в развороченный лимузин, и через некоторое время машина перестала подавать автоматический сигнал тревоги.
   - Шеф, - снова пробудились часы, - я еще не сказал главного.
   - Ну что там еще?
   - Шофер грузовика...
   - Ты видел его плечо?
   - Да.
   - И та штука там есть?
   - Так точно. Клеймо Бакая.
   - Вот скотина! - Сержант в сердцах сплюнул и продиктовал часам другой номер - нужно было отчитаться перед начальством. У Бакая теперь, наконец-то, будут очень крупные неприятности!
   Сержант не знал, что и без его открытия Бакаю сейчас приходится несладко - на его подводную виллу нагрянули с обыском.
   Белиз никогда не отличался строгостью нравов, а Фишвуд - шельфовый район Дангриги - изначально строился для ничем не ограниченного отдыха богатых иностранцев. Расслаблялись здесь кто во что горазд. Поэтому для того, чтобы полиция обратила на чьи-либо чудачества пристальное внимание, нужны были воистину серьезные причины. А Бакай умудрился перещеголять всех - на него не просто обратили внимание, на него охотились. Но пока без толку.
   Больше всего полицейских раздражали телохранители афериста. Свято верящие каждому слову самозванного пророка, обитатели его так называемого монастыря настолько тщательно оберегали своего пастыря от проблем, что работа полицейских порой превращалась в настоящий кошмар. Вот и сейчас детективы переминались с ноги на ногу в тамбуре, тщетно пытаясь проникнуть в холл. Дверь охранял юноша, фактически мальчишка, худой как спичка и бешенный как цепной кобель. В ответ на все доводы полицейских он только сильнее сжимал кулаки и в который раз шипел сквозь зубы:
   - А я говорю, никто не переступит этот порог!
   - Но мы должны произвести у вас обыск...
   - Это святая земля! - монах не сдавался, - и никто непосвященный на нее не ступит.
   Детектив второго класса Макбрайд, дородный и надменный, с нескрываемым отвращением изучал прижавшегося к стальной двери тщедушного прыщавого юнца.
   - Брось трепаться, сынок, - у Макбрайда кончалось терпение, - если ваша консервная банка - святая земля, то я тоже святой. Иоанн Креститель. Подходит?
   - Да что вы понимаете?! Что вы знаете о Боге?! - глаза монаха горели. Он верил, что если надо - умрет, но не даст Сатане разрушить свой дом.
   Полицейские олицетворяли власть проклятого, управляемого дьяволом мира. И сейчас эта власть ломилась в дверь монастыря. Защищая то, что они называют законом, эти обуянные честолюбием слепцы даже не представляют, кому служат на самом деле. Не знают, что близится день, который разгонит тени Земли. И тогда они заплатят за все... за все... за все...
   Словно очнувшись от видения, на миг застившего ему глаза, монашек заметил, что коп трясет его за руку. Макбрайд продолжал:
   - Дон, ты слышишь меня? Очнись, парень. Что они с тобой сделали?
   Монах опешил:
   - Откуда вы знаете мое имя?
   Полицейский ухмыльнулся:
   - Знать - моя работа, Шнайдер.
   - Пошел вон!!! - голос паренька сорвался и перешел в какой-то совершенно невообразимый визг. - Вон пошел, отродье! Все убирайтесь отсюда, сволочи!
   Макбрайд вспылил:
   - Что означает "убирайтесь"? Ты ордер видел?!
   Монах постарался взять себя в руки, прошипел:
   - Святой отец проводит службу, ему нельзя мешать. И я знаю свой долг...
   - А я знаю свой! - Макбрайд повернулся к сопровождающим. - Вы слышите, что творится за дверью? Больше медлить нельзя, мы и так потеряли слишком много времени.
   Он посмотрел монаху в глаза и произнес, чеканя каждое слово:
   - А сейчас, именем Закона, мы войдем.
   Юнец процедил:
   - Только через мой труп!
   - Если понадобится! - отрезал полицейский. - ...ребята, уберите с дороги это дерьмо.
   Паренька отшвырнули прочь. Правда выбить металлическую дверь тамбура было невозможно, но у Дональда лежали в кармане ключи. Их пришлось отбирать силой. Сопротивлялся монашек отчаянно и умело, поэтому сгоряча ему вышибли пару зубов и сломали руку. Не помогло. Тогда его оглушили и приковали наручниками к трубе системы пожаротушения.
   Словно в ответ на доносящийся из тамбура шум борьбы, вопли за дверью усилились. Звуки из гостиной доносились настолько жуткие, что Макбрайд приказал своим людям держать оружие наготове и поспешил отомкнуть дверь. Он понимал, что нужно вызвать подкрепление, но не собирался этого делать - не тот он был человек, чтобы испугаться каких-то паршивых сектантов.
   Из тамбура полицейские попали в тускло освещенный холл, в котором было несколько дверей и лестница на второй этаж.
   Они подкрались к двери гостиной. Здесь оказалось невероятно душно, несмотря на отчаянные потуги вентиляции насытить кислородом легкие людей, сгрудившихся в комнате. Несмотря на свои внушительные размеры, она была слишком тесной для такой огромной толпы, и одетые в черные рясы монахи стояли вплотную друг к другу.
   Когда дверь распахнулась и в комнату заглянули полицейские, юродствующий на возвышении хозяин виллы застыл и опустил руки, но реакция продолжалась - черным морем переливалась затянутая в рясы зловещая толпа. Изможденные лица едва угадывались под грязными капюшонами, рыбьи бусины глаз не выражали ничего.
   Только теперь Макбрайд понял, что не крик монахов разрывал внутренности виллы. Чернорясые молчали. Звериный, надломленный вой раздавался не из человеческих глоток - так вибрировал воздух. И вопль этот звучал не в ушах, ибо в гостиной царило безмолвие, он, порождаемый воздухом, проникал непосредственно в мозг, раскраивая черепную коробку, изматывая, перемалывая нервы и... возрождая их.
   Оцепенение, в котором находились монахи, было настолько глубже транса, насколько смерть серьезней сна.
   Бакай умел работать с людьми.
   Макбрайд застыл на пороге и почувствовал, как волосы на голове зашевелились. Он онемел, каждой клеточкой тела ощущая собственный страх. Безумие готовилось связать его волю, подчинить и растоптать. Но трусом детектив не был и знал, что сумеет взять себя в руки.
   Он попытался - судорожно, неистово.
   Прохрипел:
   - Что здесь происходит?
   И сам ужаснулся: его тихий голос, почти шепот, был тысячекратно усилен вибрирующим воздухом и ворвался в черепа монахов яростной, неистовой лавиной. Чернорясые не выдержали - их нервы, которые Бакай превратил в струны и заставил звучать, под ударом Макбрайда начали рваться.
   Бакай схватился за голову, беззвучно, одним движением губ послав полицейскому убийственное:
   - Идиот!
   Шок прокатился по воздуху гостиной. Неистовый, невыразимый, сметающий все на своем пути. Он ворвался в души людей и кромсал их, разбрасывая по нишам опустошенных черепов ошметки мыслей. Комкал чувства и рвал их на куски стальными клыками безумия.
   Искаженные нестерпимой болью лица. Поваленные друг на друга, скрученные в судорожных спазмах тела. Кровь, сочащаяся из ноздрей. Хриплые, надорванные стоны. Все это детектив мог бы еще вынести. Его сломило другое - властный и ненавидящий взгляд хозяина виллы. Бакай, похоже, не очень тревожился, потому что спасение монахов доверил своему ближайшему окружению - выплеснувшейся из боковой двери кучке упитанных жеребцов в белых рясах, а сам по-прежнему стоял на возвышении, скрестив руки на груди, и в упор смотрел на полицейского, коллеги которого давно переместились в глубину холла, подальше от двери в гостиную. Макбрайд оказался один под испепеляющим взором доктора. И не выдержал - прислонился к косяку двери и сполз по нему на пол - ноги отказывались служить. Закружилась голова, к горлу подступил комок. Всепоглощающее чувство вины спеленало мозг. Глаза закатились. И впервые в жизни Макбрайд потерял сознание.
   Через некоторое время он увидел странное свечение. Сначала оно было едва заметным, но так продолжалось недолго - клубы белесого тумана увеличивались и вскоре начали пропускать сквозь себя внешний мир. Зрение возвращалось одновременно с сознанием. А когда окружающее вырисовалось с обычной четкостью, появилась ненависть.
   Макбрайд, поддерживаемый монахами, с трудом поднялся на ноги, проклиная собственную беспомощность. Ему дали выпить какой-то жгучей гадости, от которой по телу прокатилась дрожь, зато ушла слабость. Через несколько минут полицейский прошел в кабинет Бакая и предстал перед хозяином виллы.
   Макбрайд чувствовал себя униженным и больше всего на свете сейчас хотел бы удавить Бакая. Или хотя бы ударить, влепить в благостное, иконообразное хайло доктора так, чтобы оно залилось кровью. А потом схватить подонка за волосы и разбить его рожу об колено. Уничтожить гада, превратить в мясо. И долго, как можно дольше, пока только хватит сил и ненависти, втаптывать это мясо ногами в покрытый пластиковым ковром стальной пол.
   Он буквально физически представлял, как это происходит, видел каждую деталь. Видел, сжимая кулаки, но заставляя себя сохранять хотя бы подобие вежливости, полагающейся человеку его профессии. Зато Бакай тактичен не был и набросился на Макбрайда, именно его обвиняя в том, что произошло с монахами:
   - Дежурный предупредил вас, что в данную минуту вторжение нанесет вред здоровью многих людей. Вы не вняли предостережению, поэтому ответите за происшедшее в суде. А если считаете, что ордер на обыск послужит вам защитой, то мой адвокат, думаю, сумеет доказать вашу неправоту.
   Полицейский вспылил:
   - Ничего у него не выйдет! По-вашему получается, мы должны были ждать, пока вы уничтожаете улики?
   - Какие улики? - опешил доктор.
   - Да бросьте вы! - разозлился Макбрайд, - не стоит играть со мной!
   - Не скрипи зубами, - отрезал Бакай, и в его словах зазвучала сталь. - Я могу сделать так... - он едва заметно взмахнул рукой, и внутренности полицейского взорвались болью. Рука не коснулась его, но нанесенный на расстоянии удар был страшен. Макбрайд покачнулся и схватился руками за живот.
   Бакай отчеканил:
   - Никто не имеет права повышать на меня голос в моем собственном доме. А теперь спокойно, только спокойно, объясни мне причину обыска. Или не хочешь?
   Ошеломленный полицейский отрицательно помотал головой.
   - Если не хочешь, не надо, - пожал плечами Бакай, - я и сам знаю эту причину. Вы, ребята, считаете, что монастырь связан с теми двумя или тремя... Кстати, тремя?...
   - Четырьмя.
   - Вот-вот. Четырьмя телами, которые вы обнаружили.
   Макбрайд процедил:
   - "Как-то связаны". Это ж надо! - его коробило от надменного тона доктора, но задевать его лишний раз полицейский боялся.
   - Да вы садитесь, - предложил Бакай, - все равно ваши ищейки сейчас переворачивают виллу вверх дном. Если они что-нибудь найдут, вам сообщат. Не думаю, что ваше присутствие там необходимо. Нам лучше поговорить.
   - Для кого лучше? - мрачно отозвался Макбрайд, опустившись в глубокое кожаное кресло.
   - Для всех нас, поверьте.
   - Я и так знаю, что вы скажете, - махнул рукой детектив. - Вы продолжите утверждать, что не имеете к трупам никакого отношения. А мы, в свою очередь, продолжим считать иначе. Вы не сможете убедить нас, я не смогу ничего выудить из вас. Тогда к чему наш разговор?
   - Понимаю. Но давайте посмотрим на сложившуюся ситуацию с другой стороны. Я не меньше вас хочу, чтобы расследование увенчалось успехом. Если вы найдете подонков, терроризирующих город, я наконец-то смогу жить спокойно. Сейчас журналисты пытаются внушить публике мысль, что наша община приносит человеческие жертвы. Как вы считаете - нравится мне это?! Так что работайте! Работайте, наконец! Если бы вы знали, каково чувствовать себя объектом травли, то поняли бы меня. Скажите, чем я могу помочь, и я сделаю все, что в моих силах... Согласитесь - вы ничего не сможете добиться, пока не будете иметь достоверную информацию. А правда заключается в том, что мы не только не имеем никакого отношения к смерти этих людей, более того - никто из них ни разу даже не ступал на порог моего дома.
   - Да, вы не захотели опознать ни один из трупов.
   - Не смог. Они не знакомы мне. Между прочим, почему вы говорите о четырех? В морг меня приглашали всего три раза.
   - Четвертый труп обнаружили сегодня утром в отеле "Пальмира". Именно по этой причине мы здесь. Происходящее переходит все мыслимые границы, и мы вынуждены принимать самые решительные меры.
   Бакай поморщился и заметил:
   - Решительные, но неэффективные. Не в моей компетенции давать советы полиции, но если вы примете во внимание мои слова о том, что клиенты вашего замечательного морга не имеют никакого отношения к моему монастырю, то вы, возможно, сдвинетесь с мертвой точки.
   - Разрешите не поверить.
   - Почему?
   - На плече у каждого из них - ваше тавро.
   - Знак, - поправил Бакай, - что ж, я видел фотографии в газетах. Знак действительно в точности повторяет мой, ничего не скажешь. И если вы найдете человека, обладающего копией клейма, можете поздравить себя - разгадка не за горами.
   - Вы меня за идиота... - начал было Макбрайд, к которому постепенно возвращалась обычная самоуверенность, но осекся - раздался торопливый и решительный стук в дверь, а затем она распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и вновь стала закрываться, но ей помешал стоящий в дверях длинноволосый монах в белой рясе, судя по ней - один из приближенных доктора. На его лице читался испуг. Бакай, зная, что никто не войдет в кабинет без вызова, если на то нет действительно серьезной причины, рявкнул:
   - Что случилось?!
   - Мастер, прибыла "скорая помощь", три амфибии. И куча полицейских машин.
   - Что?! - рассвирепел Бакай, - какого черта? Копов еще можно понять, но "скорая"!.. Чем могут помочь местные коновалы? Сборище дебилов! Макбрайд, это вы их вызвали?
   - Интересно, когда бы я успел? - пробурчал едва слышно полицейский, - но, возможно, это сделал кто-то из моих парней.
   - Твоих парней! - бросил на ходу Бакай, выбегая из кабинета, - твои парни - стадо баранов.
   Полицейский вздохнул и не спеша последовал за хозяином виллы. Торопиться он не собирался - не хотел вновь попасть под горячую руку доктора. Когда он, наконец, доплелся до гостиной, Бакай вовсю воевал с вызвавшими "скорую помощь" полицейскими.
   Перед ним, опустив голову и мотая ею из стороны в сторону, стоял маленький коренастый детектив третьего класса Пате. Будучи обычно человеком злобным и въедливым, сейчас Пате, судя по его виду, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Макбрайд со злорадством подумал, что доктор, наверняка, не преминул применить к малышу один из своих коронных приемов. Тем не менее, Пате не сдавался. Он с вызовом поднял голову, что стоило ему, похоже, немалых усилий, и прошипел:
   - Ничего, сейчас медики окажут помощь пострадавшим, а заодно посмотрят, чем вы их напичкали. И, кстати, о Доне Шнайдере, который сейчас отдыхает в тамбуре, выплевывая зубы, - его родители сегодня приезжают. Советую вам прорепетировать перед зеркалом роль кающегося грешника - его отец очень влиятельный человек, вы и на коленях не вымолите у него прощения.
   Бакай поморщился:
   - Плевать я хотел на то, кто его родители. Они фактически бросили Дона, и я, по сути, подобрал юношу на помойке. Вы представляете хотя бы, чего стоило отлучить его от корешей, затянувших парня на дно? А знаете ли вы, как трудно избавить от наркозависимости? Дон и на человека-то не был похож, когда мои ребята привели его в монастырь. Да черт бы вас всех, гадов, побрал! - не выдержал Бакай, - ты, сука, думаешь, меня первый раз пугают влиятельными родственниками паствы?! Раньше нужно думать. Не надо давать людям опускаться до уровня животных - другие ко мне на очищение не попадают. Да кем вы все себя считаете? Кем?! А я по-вашему что - просто кусок дерьма, и со мной можно не считаться?! Ты хотя бы отдаленно представляешь, что вы со своей зондеркомандой только что натворили? Вы изуродовали десятки человек, мне теперь их неделями восстанавливать. Я немедленно, сейчас же свяжусь со своим адвокатом. Я уже говорил Макбрайду - вам и вашему начальству в суде придется отвечать за происшедшее!
   - Извините, - сдался Пате, - но это наш долг - понять, что происходит. А после увиденного здесь, я уже не удивляюсь, что родители Дона, узнав от Горана, где находится парень, стрелой прилетели сюда.
   Бакай поморщился:
   - А это еще что за птица на мою голову?
   - Горан? Думаю, скоро вы познакомитесь.
   В холле в который раз раздался звонок. Затем голос из домофона: "Мистер Бакай, откройте! Это я, Питер. Садовник. Со мной медики. И полиция. Они привели меня как вашего знакомого для ведения переговоров. Я тут рядом с домом ошивался, посмотреть хотел, дурак. Мистер Бакай, они обещают вести себя нормально".
   - Полиция пока согласна не входить, - крикнул из холла Макбрайд, - я убедил начальство, что в этом нет необходимости. Но бригаду "скорой" вы впустить обязаны. Вы не имеете права препятствовать оказанию медицинской помощи.
   Волосатый Романенко вопросительно посмотрел на хозяина. Тот утвердительно кивнул головой, и монах пошел открывать.
   В дверь ввалилась бригада в белых халатах. Один из медиков быстро окинул взглядом комнату и кивнул сопровождающим:
   - Все правильно. Займитесь ими. Будем перевозить в госпиталь. Да, шеф, - произнес он, обращаясь к Макбрайду, - вы со своими коллегами сделали ошибку. Впрочем, простительную... Что смотрите на меня зверем? - адресовал он свои слова уже Бакаю. - Вы что, собираетесь возражать против их госпитализации?
   На мгновение в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, Бакай пожал плечами:
   - Тащить их в местный госпиталь бесполезно. Ближайшего высококвалифицированного специалиста, способного помочь моим людям, можно найти только в Боготе. Вы собираетесь транспортировать пострадавших в Колумбию? Нет? Тогда поверьте, я разбираюсь в подобных проблемах гораздо лучше вас...
   - Это нам решать.
   - Да? Сильный аргумент... Ладно, черт с вами, забирайте. Мне-то хоть можно будет их навещать?
   - Через несколько дней. - Врач с отвращением оглядел свои туфли, в которые неосмотрительно набрал воды в тамбуре. - Ну что вы копаетесь? - обратился он к своим помощникам. - Этому два куба не поможет. Наденьте на него смирительную рубашку и тащите в машину.
   Часы Макбрайда запищали. Он попросил прощения и вышел в тамбур. Когда вернулся, на нем буквально лица не было:
   - Мистер Бакай, мне поручено не держать в секрете от вас, что родители Дона не приедут.
   - Слава Богу! Меня и без них есть кому терроризировать.
   - Вы не поняли. Они не приедут, потому что мертвы.
   Некоторое время Бакай стоял молча, склонив голову и скрестив руки на груди. Потом выпрямился, подобрал свою шутовскую рясу и засунул руки в карманы. Под волочившейся по полу хламидой на нем оказались обрезанные выше колен джинсы:
   - А какого чёрта твои хозяева приказали сообщить об этом мне? Что, опять я виноват?
  
   (Продолжение следует)
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"