Поздний вечер. Крупные капли дождя вот уже который час барабанили по черепичной крыше старого заброшенного дома, на чердаке которого мы сейчас проживали. Холодный ветер проникал в наше убежище сквозь разбитое окно и щели в стенах. Но, несмотря на вышеперечисленные факторы, создающие в помещении дискомфорт, все мы спокойно, укутавшись в одеяло, спали. Хотя это и не удивительно. Представьте себя на нашем месте: вы еле раскрываете глаза после шумной гулянки, выходите к окну, подышать воздухом, и тут перед вашим носом разрывает вражеский снаряд, и вас ставят перед фактом: мол, "война началась". И полному дураку ясно, что вам нужно будет отдохнуть немного и отойти от шока, а сон ведь всё сглаживает.
Меня разбудил громкий и пренеприятный скрип ржавых ножек старой кровати, доносящийся откуда-то справа. Я открыл глаза и увидел причину шума, которой оказался Шнайдер. Озаренный яркой вспышкой молнии, он немного напоминал мне зомби. Он накинул старое цветастое одеяло и, подойдя к окну, продолжил наблюдать за всеми покинутой вечерней улицей.
- Йозефа на горизонте нет? - я взял пачку сигарет и подошел к нему: - Будешь?
- Нет, что-то он задерживается, - сказал он и вытащил сигарету из пачки, - спасибо. Стоп, а ты разве не планировал бросать?
- С таким раскладом, видно - не судьба, - криво и, возможно, немного нервно улыбнулся я. - К такому жизнь меня явно не готовила.
- Знаешь, ты прав, к такому уж точно нам долго привыкать придется: вся эта война, это Сопротивление, весь ажиотаж и хаос. Мне, возможно, чуть проще, чем вам, хоть какой-то плюс от службы в армии, - и он криво улыбнулся и посмотрел на меня.- Смотри, там кто-то есть, или же мне это показалось? - он указал пальцем на пару промелькнувших в холодном свете фонаря силуэтов.
- Собаки бездомные, скорее всего, - высказал своё предположение я и продолжил: - Нам еще повезло, Шнай, мы хотя бы вместе в этой ситуации оказались, а Рих, он ведь там один, наверное, если вообще он...
- Не продолжай, - остановил меня Шнайдер. - Интересно, как он там, от него ведь никаких новостей, - он крепко сжал мою руку.
- Флаке говорил мне уже, давай не будем об этом, - я похлопал его по плечу. - Ты ведь знаешь нашего Круспе - он ведь из тех, кто выбирался из самых сложных жизненных ситуаций, кто может пропасть без вести и через некоторое время неожиданно вернуться.
- Мда, тут ты прав, Тилль, будем надеяться, что он и на этот раз сухим из воды выйдет.
- Судьба герра Круспе вас теперь волновать не должна, - раздался из-за спины холодный, доселе незнакомый мне мужской голос. Мы развернулись. Перед нами стояли Йозеф и худощавый темноволосый парень примерно его возраста. Производил он не самое лучшее первичное впечатление о себе - слишком уж самоуверенный, на мой взгляд, субъект.
- Считайте его теперь без вести пропавшим, забудьте его, вам сейчас надо о другом думать.
- О чем, например?
- О том, как вы будете сражаться и спасать свою шкуру, - ответил незнакомец. - Себастьян Мюллер, можно просто Себа, ваше новое начальство здесь. Извините, что не представился раньше, - он виновато улыбнулся. - А теперь спать, завтра нас всех ждет тяжкий денек.
...- Кхм, итак, могу ли я начать? - ответом на вопрос Себастьяна послужил синхронный кивок. - Сегодня из главного штаба нам пришло сообщение, что где-то за городом америкосы хранят оружие. Нам нужны два добровольца, которые смогут незаметно проникнуть на этот склад и достать хоть немного боеприпасов для организации. Ну, кто пойдет?
- Я пойду, - я встал и осмотрел всех сидящих за столом.
- Я с тобой! - чуть не перевернув стол и всех за ним сидящих, вскочил Шнайдер.
- Неплохо, весьма неплохо, - Себастьян оценивающе взглянул на нас двоих. - Итак, правила "хоррор игры" с названием "война" достаточно просты. Первое - это то, что касаемо отношений между вами. Здесь, в убежище вы можете быть лучшими друзьями, но на поле боя - каждый сам за себя, ребят. Геройство может оказаться напрасным, и вместо одной пешки мы можем потерять две или больше...
"Пешки" - вот как он нас назвал! Меня распирало от негодования. "Начальство" Так, Тилль, не кипятись, это просто малец с завышенной самооценкой.
- Мне послышалось, или ты сказал "пешки", Себа? - похоже, Пауля тоже это задело.
- Это образно, герр Ландерс, - он вновь улыбнулся, так же "виновато", как и прошлой ночью.
- Ну, что же, образно так образно, - Пауль попытался изобразить спокойствие, хотя видно было, что он обижен. - Продолжай.
- ...Поэтому попытка прорваться в тыл врага и спасти друга будет жестоко караться, ради вашей же безопасности, - снова эта несносная слащавая улыбочка на его губах. - Второе правило, относительно ваших действий и вашего передвижения. Прежде чем предпринять что-либо, вы должны посоветоваться со мной. Без моего разрешения переступать границу убежища строго запрещено. Нарушивший это правило будет наказан. И, наконец, третье и последнее правило - вы должны забыть слово "жалость" в отношении врага, пусть и безоружного. Помните одно - этот человек насиловал и убивал женщин, не щадил детей и стариков. Либо ты его, либо он тебя. Вопросы, жалобы, предложения по этому поводу ко мне имеются?
- Никак нет, - Шнайдер виновато опустил голову.
- Вот и славно! Все, кроме добровольцев, могут быть свободны. Йозеф, принеси нам карту.
Следующие полчаса он разъяснял нам дорогу до предполагаемого хранилища, после чего еще целый час в мельчайших подробностях объяснял план проникновения на склад.
- Когда выходим-то? - задал вопрос я, ибо его лекции мне ужасно наскучили.
- Часа через два, герр Линдеманн, я смотрю, вам прямо таки невтерпеж, не так ли?
- Да, - выпалил я, желая как можно скорее отделаться от нашего нудного "начальства".
- "Wer wartet mit Besonnenheit der wird belohnt zur rechten Zeit"*, - сказал Себастьян, - герр Линдеманн. Думаю, эта ваша фраза хорошо передает ваше состояние. Надеюсь, ожидание будет достойно вознаграждено, - он похлопал меня по плечу, будто мы были сто лет знакомы, и, наконец, удалился. Я облегченно выдохнул:
- Наконец-то!
- Тилль, что с тобой? - Шнайдер сел на диван рядом со мной.
- Ты о чем? - я вопросительно взглянул на него.
- Ты какой-то раздражительный все утро ходишь, вот я и...
- Не выспался, - солгал я.
Лучи багрового предзакатного майского солнца, пробираясь сквозь грузные свинцовые тучи, не предвещавшие ничего, кроме повторения вчерашней грозы, отражались во всем, что нас окружало, будь то одинокие покосившиеся столбы электропередач или разбитые окна домов. Казалось, будто каждый миллиметр пустынной дороги впитал этот кровавый закат.
Вот уже полчаса мы со Шнайдером, нажимая на ржавые педали и, стараясь не отставать друг от друга, ехали по заброшенной улице Марклеберга. Вперед и вперед, не оборачиваясь и не останавливаясь, по этому лишенному всякого движения городу, взирая на обугленные железобетонные скелеты разрушенных бомбежкой и смертоносным огнем домов и оставленный людьми мусор. Хорошо хоть не было видно окровавленных расчлененных трупов.
Черт возьми, а ведь два дня назад все было по-другому: здесь, на улице, вовсю кипела жизнь, в окнах заброшенных ныне домов горел свет, на одиноко стоящих, всеми забытых детских площадках резвилась ребятня. Сейчас все иначе, и вместо той людской рутины, которая сейчас показалась бы нам воплощением рая на земле, перед нашими глазами стоит антиутопичная картина войны; вместо человеческих голосов и ласкающего слух пения птиц, отовсюду раздается шум пролетающих где-то вдалеке вражеских бомбардировщиков и треска пулеметных очередей. Неужто мир может вот так, в одночасье перевернуться с ног на голову? Нет, не верю, не могу поверить в это... не хочу! При взгляде на этот город-призрак во мне просыпалось чувство глубокой безысходности и опустошенности, оно угнетало, пожирало меня изнутри, сводило с ума.
- Шнай, долго нам еще ехать? - я не выдержал и, наконец, нарушил молчание, царившее на протяжении всего пути и довершавшее и без того угнетающую атмосферу.
- Что? - мой вопрос явно вывел Шнайдера из глубоких раздумий о чем-то вечном.
- Долго ли нам с тобой еще ехать, говорю. Ты что там, в дрему впал?
- Да недосып свое берет, - огрызнулся он. - Ехать нам еще километров десять, не меньше. Сейчас проедем еще немножко по трассе, а потом свернем и продолжим путь по лабиринту городских закоулков. Себастьян так приказал. Говорит, что там, дальше по трассе, слишком много американских солдат, охотящихся на нас - партизан.
- "Себастьян так приказал", - немного нервно процитировал я его. - Шнай, с каких это пор ты подчиняешься кому-то и этому мальцу, в частности?
- Подчиняюсь? Я? Тилль, ты сейчас о чем? - он немного отвлекся от дороги и вопросительно взглянул на меня.
- О том, что ты сегодня все утро вел себя с ним, как мирная овечка, хотя раньше бы ты, не слушая никого, диктовал бы свои правила, как ты обычно делаешь это в студии, Шнай! - я, сам того не замечая, стал переходить на повышенные тона.
- Времена сейчас другие, Тилль. Сложившаяся ситуация обязывает меня ему подчиняться. Мы с тобой сейчас не в студии, а на поле боя, и в любой момент, если мы не будем выполнять его ЦУ, мы можем нарваться на крупные неприятности, возможно, с летальным исходом. Риск велик, так что терпи и подчиняйся. Я знаю, тебя, да и остальных тоже это сильно раздражать будет первое время.
Я хотел было спросить, почему. Но ответом явно было "Я же служил". Так что дальше мы ехали молча, наблюдая за все той же картиной остановившейся жизни.
Прибыли мы лишь с наступлением глубокой темноты. Место, которое обозначалось на карте встроенного навигатора жирным крестом, оказалось бывшим винодельным заводом. Охраны на этом объекте было до странности мало: всего десять человек было расставлено по всему периметру здания, примерно в двадцати метрах друг от друга.
- А фортуна сегодня на нашей стороне. Гляди, как их там мало, - шепотом сказал я, устраиваясь рядом с ним в скрывающих нас кустах, и указал пальцем на часовых.
- Нелогично как-то они, - Дум удивленно посмотрел на меня. - Как думаешь, с чего бы это они такую малочисленную охрану выставили? Все-таки это не овощной склад, а хранилище оружия, причем, Себа сказал, весьма неплохого.
- Может быть, они не успели прислать больше людей, или же они считают, что никто не станет сюда лезть?
- А может быть, там внутри охраны достаточно, или эти хорошо вооружены...
- А может, без "а может" обойдемся? У нас пока что все идет как по маслу, Шнай, так к чему же нам задавать самим себе лишние вопросы, мы лишь теряем драгоценное время.
- Да, ты прав, времени на лишние вопросы у нас и вправду нет.
- Ну, раз уж я прав, давай быстренько план наших действий составлять. У тебя предложения есть?
- Можно обезвредить пару охранников, вон тех, что у входа, взять их одежду и оружие и незаметно проникнуть внутрь базы. Что скажешь?
- Неплохо, весьма и весьма. Один вопрос - как мы обезвреживать их будем?
- Я попытаюсь заманить хоть одного из них в кусты, там будешь поджидать ты, второй, скорее всего, пойдет вслед за первым.
- А если придут другие? - мой вопрос заставил Шнайдера немного призадуматься.
- Значит... значит, будем импровизировать, - на том мы и порешили.
На деле все оказалось немного сложнее, чем на словах. Шнайдер чуть не облажался и не пригнал мне всех охранников сразу. Поработав немного битой и переодевшись в узкую и неудобную форму, мы направились наконец к заветной двери.
Внутри никого не оказалось, лишь одиноко стоящие в темноте стеллажи, нагруженные оружием. Здесь было все: ружья, базуки, огнеметы, автоматы и патроны для всех возможных и невозможных калибров. Шнайдер выхватил мой рюкзак и со словами "стой на стреме" умчался вглубь лабиринта из стеллажей. Вернулся он минут через пятнадцать с двумя полными рюкзаками в руках и какой-то загадочной улыбкой на лице.
- Шнай, что ты там такого нашел? - в ответ он лишь молча открыл рюкзак и, немного в нем порывшись, достал из него бутылочку неплохого глинтвейна.
- Мда, наш Доктор рад будет, - я улыбнулся. - Может, пойдем уже?
..."Домой" мы решили возвращаться по объездной дороге, проходящей по правому берегу Кошпуденер. С другой стороны, окруженные черными силуэтами деревьев виднелись крыши зданий Марклеберга.
Солнце только-только показалось на востоке, начиная свой ход вокруг земного шара и знаменуя конец ночной темноты и приход нового дня. Первые лучи его, находя свое отражение в каждой мокрой от дождя травинке, окрашивали окружающий нас смешанный лес, расположенный на берегу озера Кошпуденер, в разнообразные оттенки желтого и оранжевого. Лесной воздух был чист и свеж, в нем витал запах ночной грозы, смешанный с запахом хвои молодых елей. Вода, отражавшая золотистый от восходящего солнца небосвод, тихо журчала умиротворяя. Откуда-то из глубины леса доносились звонкие трели птиц. Вся эта идеалистичная картина успокаивала растрепанные за последние два дня нервы, развеивала ту депрессию, которая была у нас после велосипедной прогулки по пустующему разрушенному городу, как бы говорила: "Это все было просто сном, те два дня - всего лишь ночной кошмар, только очень и очень реалистичный". И я рад был бы поверить в это, рад был бы вернуться в Лейпциг, от которого сейчас, наверное, остались лишь развалины, или в Берлин, находящийся сейчас под осадой, встретил бы Риха в аэропорту, перекусил бы с ним и с ребятами в каком-нибудь ресторане, потом рад был бы отправиться вместе с ними в студию, чтобы заняться, наконец, новым альбомом, но то был не сон и об этом факте мне напоминал тяжелый, доверху набитый боеприпасами рюкзак. Я был бы готов продать душу, чтобы этот момент длился вечно, чтобы я мог вечно вот так ехать по весеннему лесу, полной грудью вдыхая все его запахи, болтать со Шнайдером, но, как ни прискорбно мне это отмечать, все хорошее имеет свой конец, и вот конец этот настал: послышался гул мотора, позади нас появились два мотоцикла с американскими солдатами за рулем, в этот же момент над моей головой, разрывая воздух, просвистели две пули.
- Стойте! - крикнул кто-то сзади. - Стойте или грохну!
Сердце судорожно заколотилось, грозясь пробить грудную клетку, крупные капли пота выступили на лбу. Я со всей силы стал нажимать на скрипящие педали старого велосипеда. Страх, липкий и противный страх сковал меня и не давал нормально мыслить. Вперед, на полной скорости, неважно куда, главное сейчас, как можно быстрее удрать от погони. "Шнай!" - всплывает в моем затуманенном страхом разуме. Я испуганно осматриваюсь, но товарища рядом с собой не вижу, и обнаруживаю, что вместо двух мотоциклов за мной сейчас едет всего один. От этого мне легче не становится. Наоборот, мое богатое воображение начинает рисовать картины одну краше другой, на тему того, что ждет Шнайдера, если его поймали, или же того, что ждет меня, если поймают.
А между тем расстояние между мной и "водящим" в этих "догонялках" не на жизнь, а на смерть неумолимо уменьшалось. Я все быстрее крутил педали. Я уж сам и не замечаю, как оказываюсь возле низкого решетчатого забора, ограждающего озеро. В этот же момент раздается треск пулемета, одна из пуль пробивает резиновое колесо старого велосипеда. До моих ушей так же доносится хохот и масса нецензурных английских выражений в мой адрес. Мой железный конь теряет управление, переднее колесо виляет в разные стороны. Я крепко сжимаю вспотевшие руки на руле. "Это конец", - мысль выделяется из сумбура других и пронзает все мое сознание, заставляя адреналин в сумасшедшей дозе хлынуть в мою кровь. Дышать все труднее. Еще несколько секунд я отчаянно нажимал на педали, пытаясь хоть на десятую секунды отдалить момент неминуемого проигрыша в этих жестоких догонялках, после чего я почувствовал резкий толчок сзади.
Подрезан.
В следующий же миг я слетаю с велосипеда и в позиции "топориком" (если это можно так назвать) падаю в холодную воду озера. Благо, я успел набрать достаточно воздуха в легкие и задержать дыхание при "прыжке". Ноги мои коснулись покрытого илом дна.
Мой преследователь тем временем пустил небольшую автоматную очередь по глади озера и, похоже, решив, что несколько пуль достигли своей цели и я уже не всплыву, уехал. Я вынырнул и, осмотревшись, нет ли кого еще поблизости, поплыл к небольшому, покрытому ивами и невысокими кустарниками островку, ибо вернуться туда, на объездную дорогу, было чревато для меня неприятностями, возможно, даже более серьезными, чем те, от которых я только что отделался.
Я вышел на берег и, присев под одной из ив, дабы укрыться от посторонних глаз, стал обдумывать сложившуюся ситуацию и план своих дальнейших действий.
План был предельно прост и ясен - переплыть на правый берег, идти домой. Но сложившаяся ситуация его усложняла до предела: при мне сейчас не было ни Шнайдера, ни карты, а города я не знал. Я не знал, где здесь ходить можно, а где - нет, то есть я не мог предположить, где меня ждут полицаи, ищущие партизан, а где я мог спокойно пройти и остаться незамеченным. Как я сейчас жалел, что не слушал Себастьяна и не смотрел на названия улиц по пути. Обдумав все эти мелкие детали, я решил, что в этой ситуации я могу лишь отдаться на волю судьбе.
Я переплыл озеро и, преодолев ограду и несколько кустов, оказался в городе. Теперь мне осталось всего лишь не заблудиться в этом лабиринте и не попасться ищейкам.
Спустя полтора часа ходьбы по тихим безлюдным улицам , я услышал душераздирающий женский крик. Я притаился за огромным мусорным баком, стоявшим возле стены и стал наблюдать за дальнейшим развитием событий. Двое мужчин в американской военной форме тащили за собой женщину. Она пыталась вырваться, кричала, молила о помощи, они в ответ били ее и оскорбляли. Сердце мое сжалось. А я, я сидел и надеялся, что меня не заметят. А что мне еще оставалось-то? Их было слишком много, и, если бы я попытался что-либо сделать, результат был бы не в мою пользу.
Один из них направился в мою сторону, я крепко прижался к кирпичной стене. И, как вы, возможно, догадались, выдал себя, подвинув бак ногой.
Раздался неприятный для моего музыкального слуха звук.
Замечен.
- Эй! Здесь кто-то есть! Все сюда! - военный быстро приближался к моему укрытию.
О, как сейчас я ненавидел свою неуклюжесть и закон всемирной подлости! Я быстро поднялся и побежал.
В голове вертелась лишь одна мысль: "Бежать, как можно быстрее, без разницы куда". Наверное, я сейчас развил скорость, которой позавидовал бы любой, даже самый именитый и матерый спринтер. Но и ищейки тоже не отставали. Я завернул за угол в надежде удрать, но не тут то было - впереди меня ожидал лишь тупик.
Загнан в угол.
Ищейки окружили меня. Меня одолела нешуточная паника, и я, собрав в себе последние крупицы мужества, начал биться врукопашную. Первый получил ногой под дых, второй скрючился от удара по уязвимому месту, третий хорошо отхватил по голове. Я уж подумал, что фортуна наконец окончила издеваться надо мною, но моим надеждам на счастливый финал сего действа не суждено было оправдаться: четвертый, незамеченный мною ранее, солдат запустил дротик со снотворным мне между лопаток.
Схвачен.
Послышались радостные возгласы в адрес солдата и ругань в мою честь. Двое детин в форме подхватили меня под руки и небрежно потащили в сторону мотоциклов. Вдруг раздался выстрел и вся "процессия" остановилась.
- А ну, положили на место! Руки прочь, я сказал! - услышал я сквозь сон громкий резкий мужской голос и тут же впал в забытье.
...- Эй, ты из какого отряда? - ребяческий голосок разбудил меня.
- Генри, отстань от него, пусть спит, - тот же мужской голос, который я слышал, когда меня схватили. Я открыл глаза, дабы взглянуть на своего спасителя. Передо мною сидел облаченный в черную форму мускулистый мужчина, примерно моего возраста. Черные с проседью волосы, светлые голубые глаза, нос с небольшой горбинкой, паутинка возрастных морщин и тонкие губы - все, каждая деталь его внешности, выдавала в нем вожака, главаря, человека, которому можно доверять, которому нужно подчиняться.
- Как спалось? - спросил он, заметив, что я проснулся.
- Нормально, - ответил я.
- Фридрих Лихтенберг, - представился незнакомец. - Я главарь этой шайки, отряда тринадцать. Это, - он небрежным жестом указал на пятерых молодых людей сидевших у телевизора. - Алекс, Вернер, Франц, Мишель и Клод - мои партизаны. Это, - указал он на сидевшего рядом с ним мальчишку лет четырнадцати. - мой сын. Генри, милый, принеси воды. Вы кем будете?
- Тилль, Тилль Линдеманн, - представился я.
- И как же вас, герр Линдеманн, угораздило попасться этим полицаям?
- Закон подлости, герр Лихтенберг, никто еще не отменял. Искал я свое убежище, карты с отметками особо опасных мест при мне не было, вот я и зашел на их территорию.
- Вы из какого отряда-то будете? - к нам подошел высокий светловолосый молодой человек, которого Фридрих назвал Клодом.
- То ли одиннадцатый, то ли двенадцатый отряд, - ответил я. - Не запомнил.
- Хорошо, как вашего главаря зовут?- задал он новый вопрос.
- Себастьян Мюллер.
- Значит, двенадцатый. Пойдите, перекусите чем-нибудь, - Клод указал на деревянную дверь, находившуюся напротив камина. - А потом я вас провожу. Здесь недалеко.
...- Ну, вот вы и дома, - Клод улыбнулся и остановил свой мотоцикл. - Надеюсь, мы с вами еще увидимся, герр Линдеманн.
- Я тоже, но, надеюсь, наша следующая встреча произойдет при лучших обстоятельствах, - я улыбнулся в ответ и слез с его железного коня. - До встречи.
- До свидания.
Я почти подошел к входной двери, как вдруг я увидел чей-то темный силуэт, промелькнувший в свете фонаря. Я не на шутку испугался. И каково же было мое удивление, когда я услышал знакомый голос:
- Кто здесь ошивается?
- Пауль?!
- Тилль?! - Ландерс подошел ближе. - Но... Но ведь Шнайдер говорил, что тебя догнали.
- Я был быстрее их, Пауль. Стоп. Шнайдер? Он выбрался? - моей радости не было предела.
- Я, Йозеф и Себастьян выполняли свою миссию и оказались в то время и в том месте. Эти уроды прострелили ему ногу и уже готовились сделать из Дума решето, но не тут-то было. Эти ищейки уже на том свете. Йозеф - отличный стрелок, как оказалось.
- А это у тебя что? - я указал на пакет с логотипом аптеки.
- Бинты, медикаменты. Я ведь говорил - Шнайдера ранили.
- Эй! Ландерс! Где ты есть? - из окна высунулась высветленная шевелюра Райна. - Флаке тебя уже заждался!
- Вы там тише орите, а то раскроете нас, - прокричал в ответ я и улыбнулся.
- Вот-вот! - поддакнул Пауль.
- Тилль? Это ты или это Пауль у нас барритоном заговорил? - в хриплом голосе Михаэля были слышны нотки удивления и радости.
- Да я это. Сейчас залезу к вам и убедишься! - сказал я и отворил входную дверь.
Комментарий к части:
*Кто терпеливо ждет, будет вознагражден, когда придет время (с) Rammstein - Rammlied