Мы катались по городу без цели. На остановке - две девицы. Вроде ничего. Одеты скромно, но не без вызова, внимание привлекают, стреляют в проезжающие машины глазками и чего-то ждут.
Друг Кока - балагур и редкое трепло, за что и ценится в компании. Его берут с собой, как единицу, владеющую языком первичного коннекта, когда девчонкам надо пудрить мозги. У него талант. Остановившись перед ними, не стесняясь публики, едим ту парочку глазами, но не долго.
Вступает Кока. Опустив стекло, он незатейливо вопрошает, не подвезти ли симпатичных девушек, куда-нибудь, где все мы вчетвером неплохо провели бы время. Людей на остановке много. Автобусы ходят из рук вон плохо. Ехать эти две особы, судя по всему, собирались в те места, где они влачили поселковое существование городского типа. Туда ведет одна дорога, по которой едем мы.
Не стоять же вечно? - переглянулись девушки, оценивая Коку, меня, спортивный руль призывно поигрывающего мускулами двухлитрового мотора, Сааб. Оценив шансы не дождаться транспорта, дамы заявили, что да, они согласны, но и заедут переодеться. Отчего бы не заехать, согласились мы. Неспешно тронулись. Уточнив маршрут, выясняем, что ехать через КПП, где паспортный контроль так строг, а документов Кока не имеет, что друга моего мы спрятали в багажник. Он влез туда легко и быстро, шутливо поворчав с тоской в глазах - как будто он прощался с нами. Багажник у купе просторный. На посту, включив громче музыку, я отвлекал внимание солдатика. Он нас пропустил довольно быстро, без досмотра, немного задержав свое внимание на ножках моих спутниц, сглотнул и отмахнул рукой, мол, трогай.
Мы едем с ветерком. Двигатель гудит ровно, едва слышно. Майкл Джексон дополняет расслабленности сидящим на заднем сидении девушкам, не заглушая мне их разговора. Оставшись без товарища, я подыгрывал спектаклю, ничуть не страдая его отсутствием, оценивая девиц на предмет, кто будет чья?
Не самая смазливая, заметно интересовалась мною больше, чем другая. Она смотрела с огоньком в немного слеповатых, судя по прищуру, глазках, похоже, волновалась и стремилась произвести впечатление. Я чуял жертву, словно кот, играющий с мышонком, отвечая тем же. В ней ощущалась неподчеркнутая лишним стройность тела. Мой беглый взгляд сползал на ровные коленки без углов, поднимался выше, туда, где выделялась развитая грудь, оцененная наспех через расстегнутую, коротенькую куртку, задерживался на высокой и открытой шее, правильном лице, с ниспадающей на глаза недавно стриженной челкой ухоженных каштановых волос, убранных в длинный хвостик. Еще отметил ровность ее ножек в узких брюках, переходящих в небольшую попку. Немного коробила ее не новая и скромная одежда. Но, в целом, девушка была опрятна и чиста. Она была особенно болтлива и, слушая ее, я слегка поплыл.
Вторая была симпатичней на лицо, в ней ощущалось больше опыта, она покрепче сбита, хотя, по возрасту они, похоже, были ровесницы. В ней было что-то, что мне говорило о ее безбашенности. Наверное, решительность и грубоватость шуток.
От комфортабельной поездки подружки разомлели. Заглушив мотор и сделав тише музыку, я обнаружил недостаток в Коке и открыл багажник. Он, сжавшись, ждал, расплющенный звуком, с ошалелыми глазами. Кряхтя, вылез. Я проклят был по поводу и без, но был прощен, как только он узнал, что дело на мази. Девчонки, помахав ручонками, скрылись в подъезде, пообещав собраться быстро.
Пока их не было, мы тихо поделили пары. Болтливая досталась мне, а опытная - Коке. Спустя немного времени те вышли, уже прихорошившись и одевшись с бОльшим вкусом. Теперь я мог их разглядеть подробней и сравнить. Определенно, у моей фигура лучше. Мне показалось, что вторая полновата, но только по сравнению с первой. А в общем, обе очень хороши и мы сияли с Кокой.
Расселись парами. Двинулись обратно в город. Девочки оказались совсем без изысков и мы травили шутки, в меру пошлые, прощупывая степень дозволенности в анекдотах. Они смеялись громко и открыто, совсем не замечая, что тема разговора уже совсем сползла и никто не прячет откровенных намерений. Неловкости уже не стало, мы вовсю держались за руки, гладили друг другу ноги, не залезая высоко, чем только распаляли не прикрытое ничем желание. Когда же мы приедем? Я уже хочу...
Кока, со своей, сидели сзади, недолго думая, ушедши в поцелуи и не мешая нам все больше нравиться друг другу.
Ах, девушки... У них в деревне все такие? В любви обильны, в деньгах не корыстны, весьма разговорчивы и ни на что не обидчивы, как бы мы их не подначивали. И было так, что с ними полу шведская семья образовалась. В том смысле, что друг мой ухитрился трахнуть их обоих, в то время, как девица, с которой оказался я, ну очень против была, когда ее подругу я за задницу хватал по приезде в сауну.
Мы не теряли времени. Та сауна была известна свободой нравов, запиралась для одной компании, был бар с большим столом из дерева и банщик, он же диск-жокей, халдей, уборщик, повар и сантехник. Глубокий, с ледяной водой бассейн внушительных размеров, раздевалка, собственно парилка, довольно тесная, но позволяющая лечь. Мы взяли выпить, порознь разделись, девочки вперед, как полагается, завернулись в простыни, уселись за столом, бармен настроил музыку и спрятался под стойку. И процесс пошел.
Махнувши водки, сразу разделились с Кокой. Взяв девушку за руку, я увел ее греться. Там, сняв с нее простынь, я оценил, что мне досталось. Маленький шедевр. Ножки - как струна. Нежнейших чувств позывы просыпались - их захотелось обнимать и пасть в них, хоть и в мыслях. Их линия сходилась без единого просвета, от безволосой, девичьей, ровнейшим скальпельным разрезом узкой щели, до тонких щиколоток. Кожа - нежный, тонкий бархат. Узкие, непорченые бедра придавали фигуре особую, изнеженную утонченность.
Эрекция росла сама по себе, ничем уже не контролируемая. Я восхищался ее телом, а второй я, тот, что ниже, уже стремился к ней. Она - искусство, глупое, непонимающее сути и своей цены... Я? Я хотел ее вообще. Я видел таких ног немного в своей жизни. Когда их встретишь, их не пропускаешь мимо, а долго, очень долго, смотришь вслед... Цок, цок... Ею захотелось обладать.... Не трахать, а владеть ей... Грудь сильная, с бесстыжими, торчащими на сторону сосками на аккуратных, нежно розовых лафетах сисек, спадала сверху нежно, впалым сгибом, а снизу висла шариком мороженного, которого так хочется лизнуть...
Прильнул к ее груди. Рука, от жадности, не знала где остановиться. Животик ровный, без изъянов, едва лишь выпуклый, с маленьким пупком... Не отрываясь, рука лезет дальше, в ягодицы девушки... Об этой попке надо слагать песни ... Спустившись ниже, проскочил в щель, прохладную в моей расплавленной руке, призывно мокрую, идущую навстречу моим пальцам. Тише, тише....
Не удержавшись, высунув язык и поднеся к губам, слизнул с них влагу. Она пахнула сладким... Я совсем дурел. М-м-м, этот запах сокровенной, чистой, юной плоти... Пройдя рукой, где только мне хотелось, проведя ладонью всё в ней, я нежно завалил ее на обжигающую полку, укрытую спасительной простыней и навис, вцепившись поцелуем в ее губы. Она ждала меня, поджав к животику согнутые в коленях ножки. Приподнялся ее стройный, круглый зад и, разводя немного в стороны колени, будто приглашая, она раскрылась...
Я встретил совершенство... Подогнанные плотно, идеальной и ровнейшей формы, белой кожи, губы почти скрывали все. Из чуть расшедшейся, лоснящейся секрецией вагины чуть выступали аккуратные, зубчатые, розовые лепестки ракушки ее входа. Зачарованный, я изогнулся, прошелся кончиком языка, наслаждаясь первозданством линий, не в состоянии отвести глаза. Девица томно выдохнула и разжала мышцы, раскрываясь шире.
Мне не терпелось. Я вернулся в ее, горящие желанием, карие глаза, уступая право близости второму я. Она жадно обхватила икрами мой, нависший над нею торс и ...тут Он упал. Он просто не готов был, подбирая прежде второсортных женщин... или было жарко. Я с ужасом смотрел на свой исчезающий напор. Она была спокойна и ждала. Спустилась на ступеньку ниже, встав на колени, и взяла его губами.
От возбуждения и незнакомой прежде неги я сходил с ума. Ерзал и повизгивал от неизвестных раньше острых ощущений, с трудом пытаясь усидеть на месте. Она это чувствовала и играла, забираясь острым язычком все ниже, уходя в промежность, забирая в рот едва набухший ствол от корня и распаренные яйца, помогала ему тонкими умелыми руками приподняться и возвращалась вверх, жадно заглатывая.
- Ты просто перегрелся, - успокоила она, констатируя вполне сносный результат своих трудов.
"Ты упрощаешь, девочка, откуда тебе знать, кто я?" - пронеслось у меня в голове, - "Нас двое".
Не вытерпев, я прыгнул в ледяную воду, потушив огонь в себе, не в нем...
Мы вышли в бар, не ставшие поистине близки. Я знал, что катастрофы не случилось - что это в первый раз, что эта женщина теперь моя, и точно знал - надолго.
А в баре, разложив подругу на столе, не обращая на нас никакого внимания, Кока размашисто ебал Инну... Та громко и раскованно стонала, Кока громко ухал, как дрова пилил, и подгонял ее мычанием кончающего быка. Невидимый бармен сидел под стойкой, читая книгу... Мы выпили остатки водки и отрешенно наблюдали за этой парочкой. Потом, обнявшись, встали и уехали к Гале в деревню. Одни.
Франки
В этом городе просыпались по пятницам. Ночами носило по кабакам, по синюшным, неосвещенным ноябрьским улицам, одиноким фигурам, совершающим променады между ночными check-point"ами, где и теплилась жизнь. Заносило и в крайности. Хотелось экстрима. Тупая страна, такая же жизнь, не выше желания.
Луч фар выхватывает пару фигур из мрака обочины. Одна - стройные ноги, вторая - лучше бы не рассказывать. Едем. Короткий, односложный разговор с первой. Подъезд. Пауза. Нет, я не тороплюсь. Денег не надо. Съездим. Я подожду. Ноги выходят. С заднего сидения голос: "Она не вернется". Я оборачиваюсь... Франкенштейн?
- Почему? - я удивляюсь тому, что она может разговаривать.
- Она всегда так делает.
- А ты?
- Давай уедем. Я не такая. Ты не пожалеешь.
Я знал, что она не вернется. Ей не к кому и ее не отпустят. Слишком хороша и молода.
- Я знаю одно местечко, сразу за городом. Ты голодна?
- А у тебя есть деньги?
- На сосиски и пиво.
На выезде под мост, сто метров по лесу, от трассы недалеко. Сруб, дрова, сосны, снег. Две шлюхи за соседним столом. Пьяный дальнобойщик у стойки. Всё.
Молча ест. Молча смотрю. Все смотрят.
- Еще?
Снова ест. Жду.
- Пошли, - спасибо, не отрыгнула. Я в норме, а жизнь дерьмо.
В машине плюс тридцать. Сама раздевается. Смотреть не на что. Луна освещает свиноподобное тело. Белая, зимняя кожа. Бесформенная грудь. Олигофрен. За бортом минус десять. Полудохлый, неумелый минет. Разложенное сиденье. Не девственница. Принимает в себя. Еще одно пиво... Две сигареты. Снова за дело. Тесно с ней. Молча одеваюсь, выглядывая в окно. От фонарей по четыре луча. В глазах муть. Там холод, здесь жарко. Хорошая машина, надежная. За два часа так и не перегрелась. Место тоже хорошее, отметил про себя, удобный подъезд, освещение, памятник. Над трассой, у всех на виду, вроде, а никто не мешает. И девка хорошая, трудолюбивая, страшная.
Пять утра. Мне чего-то все не хватает. На берег залива. Подышать морским воздухом. Она все время молчит. К воде спуск в камнях. Садимся на брюхо. Визг шин и запах паленой резины.
- Мне не слезть, - лениво говорю я, тупо смотря в ее сторону - вылезай. Все надоело и хочется спать.
Франки слазит. Машина радостно поднимается на рессорах. Чудовище хватает ее за бампер и выносит с камня. Одна тысяча четыреста килограмм. Меня отрывает от земли и я отключаюсь. Спустя полчаса я проснулся. Передо мной была только вода.
Галя
Минуло время, но не много... Мы встречались редко, но встречи эти мне трудно забыть, ибо вложено в них было много чувства, в основном эротического свойства и, особенно, с ее стороны. Она была, как бы это сказать попроще, талантлива от бога, что-ли. И талант ее проявлялся исключительно в постели. Больше за свои 23 года она никогда ничего не делала и не умела делать... Я не скажу, что это плохо - каждому свое. Одно было обидно, что в силу, каких-то, одной природе известных обстоятельств, это создание было наделено ну что-ли, до неприличия красивым телом, немного портившим ее поддернутым носиком и абсолютным отсутствием ума. Вам может показаться странным, но именно последнее обстоятельство и послужило причиной наших встреч и разговоров о ней на протяжении лет, минувших с той поры.
Я ездил к ней. Она была проста, приветлива, не знала, что такое деньги и в те ночи, что мы проводили вместе, мне не о чем жалеть было в этой жизни, это правда. Но наступало утро и открыв глаза, я видел, что вокруг хоть чисто право, но так бедно, что едва лишь натянув штаны, бежал я прочь, невнятно обещая новых встреч и несуразность положенья осознав. Через неделю после нашей первой встречи она ждала меня на день рождения. Я не приехал... Но она простила...
Я делал ей подарки, редкие и недорогие, она была им рада искренне и безгранично, так благодарив,
как будто это то, о чем она мечтала. Мне было стыдно... И мы встречались реже и реже. Она сидела неделями в своей комнатке с видом на дремучий лес и, может быть, ждала, а может - нет? В любом случае, это состояние для нее являлось чем-то важным и определяющим. В те редкие часы, когда мы виделись, из нее лился водопад слов, чувств, переживаний. И, похоже, что я был единственным, кто слушал ее всегда, не прерывая и до конца.
Папа ее, бывший мент, был алкоголик, мать считала ее шлюхой, младший брат..? Не знаю, он был еще так молод и всегда выгоняем из комнаты.
Она была проста настолько, что при каждой встрече достаточно было лишь нескольких коротких приветливых и ласковых фраз, пары шутливых извинительных объятий и не сильного влечения к себе за ее тонкую ручку. И вот она уже сидит на коленях, уже твоя, уже лопочет о чем-то своем, и уже готова для меня на все. Спустя недолгое время мы уже в постели, она творит свое искусство, как может это делать только Она. Откинувшись, удовлетворенный я лежу с полу прикрытыми глазами, готовый уже погрузиться в сон, обняв ее. Но она бесконечна - она выскальзывает из объятий, не прекращая ни на секунду своего ненавязчивого лепета, не вызывающего ничего, кроме сонливости, опускается вниз и начинает свою игру..., и только тогда она замолкает. Я не в силах сдерживать себя и все начинается снова. Потом мы спим. Она была единственной, кто спал у меня на руке, и рука никогда не уставала поддерживать ее милую головку, запутавшуюся в длинных, каштановых волосах...
Мне тогда очень нравился фильм Cherry 2000... Красивая мечта об идеальной любовнице...
Она была живым ее воплощением.
Лена
Кока редко привязывался к женщинам. По крайней мере, настолько, чтобы встречаться с ними более двух раз. Но в жизни случаются исключения. Случилось оно и с ним. Появилась в его жизни просто Лена, которая перевернула все его, Кокины, представления и заставила его опуститься перед ней на колени. Кока влюбился. Влюбился настолько сильно, что мы, его друзья, переживали с ним все его взлеты и падения на этом пути истязаний. Он отдавал себя ей полностью. Он покупал ей мебель, телевизоры и другие мелочи. А ему это было не свойственно. Кока мутировал на глазах. Это было полное уничтожение личности.
Лена, надо сказать, была девушка небольшого роста, стройная, красивая по-своему, и не без претензий к людям, ее окружающим. Ей было 25. Цену она себе знала. И ценой этой для моего друга стал отказ от вечеринок в кругу друзей - раз, он забыл о своем чувстве природного кобелизма - два, он готов был на ней жениться - это три. Минуло уже три или четыре месяца, как Кока исчез из нашей жизни, как вдруг, однажды, мы встретились за кружкой пива. Его рассказ звучал примерно так: "Она такая", "Она эдакая", "У меня никогда такой женщины не было" и далее в таком же духе. Я опускаю здесь особо пикантные и восторженные характеристики, которые мой восхищенный друг не переставал давать своей Елене Прекрасной.
Лена, после нашей мимолетной встречи как-то на улице, показалась мне несколько высокомерной и взбалмошной натурой. Но придавать этому значение и убеждать в чем-либо своего друга я не утруждал себя, ибо влюбленный человек - это психически больной человек, и действительность он воспринимает не так, как все - это общеизвестно. Тогда, на улице, я стал свидетелем их ссоры. Лена собиралась уйти, а Кока был в недоумении, что делать и как ее остановить?
-Ты ее любишь? - спросил я Коку. - Тогда падай на колени перед ней.
И он упал. Лена захотела переговорить со мной, как с его другом. Кока ждал в машине. Мы с Леной отошли в сторонку, чтобы обсудить все без свидетелей. Тогда я, рассмотрев ее в деталях, раскусил ее и посочувствовал в сердцах своему другу. Мы говорили о нем, а ее глаза смотрели на меня, и я понимал, что Кока ей просто безразличен... Он говорил, что покорен ее любвеобильностью. По пять раз в день. Он просто счастлив... Это судьба...
Мне показалось, в нашем разговоре, что все проще, она просто вьет из него веревки и трахает подряд все то, что движется и проявляет интерес к ее персоне. С первых ее фраз, меня проняла ее двойственность. Ее очаровательный маленький ротик говорил одно, а в зеленых, узких глазках читалось совсем другое: "Я тебя хочу!!!" Она чертовски хороша и возбуждает. Заводит взглядом. Кошка... Но Кока - друг и я не вышел из начальной темы, не дав ей повода сломать меня. Она простила Коку. Для чего?
Смех смехом, а кое-что, как известно, к верху мехом. Спустя немного времени, слово за слово, сели мы в автО и покатили в известную деревню, к нашим с ним, старым подружкам, дабы немного встряхнуться и отчудить мальчишник, ибо дело у Коки уже полным ходом шло к серьезному предложению Елене.
Увы и ах - на месте никого не оказалось. На обратной дороге, распив бутылку коньяку прямо на капоте с какими-то двумя деревенскими фуриями неопределенно нежного возраста, так и не согласившимися посетить лоно тамошней цивилизации (было предложено местное помывочное заведение и еще портвейн) мы немного расстроились. Кока махнул рукой, сказал сопутствующую фразу и пригласил к себе и своей Лене пить коньяк и радоваться на его будущую жену.
Жили они на окраине города в ее доме, где ничего не нарушает идиллии тихих, упоительных, горячих, летних ночей, да еще со столь любимым человеком. Но дверь, вопреки ожиданиям оказалась запертой, окна темными и на стук никто не отозвался. А ключа тоже нет. Что делать - не знаем, облом по всем статьям. Кока заглянул в окно, немного подтянувшись на подоконнике, и увидел в полумраке ночной комнаты Васю, натягивающего в срочном порядке штаны. Да видно волновался Василий без меры, отчего получалось это у него как-то неловко и долго. Вырвав дверь, влетает наш Ромео внутрь, Вася жмется в угол, на вопрос: "Ты кто?" - мычит, и висят его портки чуть ниже колен, а он с открытым ртом глотает воздух. Немая сцена...
- Это Вася, - сказала его Лена, с наглым видом высовываясь из под одеяла. Расстроенной она не выглядела.
Я в дверях, в руках коньяк, в постели Лена, в углу Вася, в дураках - Кока. Такие дела. Поступило два предложения: выпить за знакомство - это от Коки и набить морду Васе - от меня. Посоветовавшись с Василием, решили все - таки начать с первого, чем тот и не преминул воспользоваться. Не сильно гремя, оделся и, заявив, что, ибо же за рулем, то уж пить никак не может. Ведь есть же правильные люди!
Мне стало скучно. Молодожены чуть не дрались - ей Кока отчитался, что любил без меры, не пил, про баб забыл, но вот теперь, уж если Лена блядь, то он уйдет из дома. А я, мол, если захочу, могу остаться - ему уж все равно, с кем его Лена... Коньяк тем временем допили, Кока хлопнул дверью. Я же, сильно нетрезвый, оказался наедине с Леной, оставшейся в растрепанных чувствах. Поговорив немного, и напоследок промямлив что-то насчет физической неспособности в таком состоянии добраться до дому, не сшибив при этом пары столбов, я нагло завалился на их ложе и благополучно отъехал.
Прошло часа четыре. Я проснулся полураздетым рядом с полураздетой Леной от звучного женского хохота, пьяного громкого базара, исходящего откуда-то с кухни. Отчетливо звучали традиционные Кокины анекдоты и, не стесняющаяся позднего времени суток пьяная компания из четырех человек, гремящая посудой и бутылками. Им было весело. У меня трещала голова. Лене хотелось писать, и еще ей было страшно, как она объяснила. У них с удобствами проблемы и для меня не явилось чем-то неожиданным, что туалетом может оказаться тазик для белья. Не ходить же в ночь раздетой, да еще мимо кухни, так можно и нарваться на хмельного Коку. Ну, она и не пошла. А после этого взяла меня за руку, притянула к себе, сняла с себя и меня оставшееся, уже не сильно влияющее на приличия, и со словами: "Раз он так?! Тогда и я так!" с таким напором на меня набросилась, что тут уже ничего не оставалось, как включиться в это безумие, не отдавая себе отчета, кто с кем пришел, кто кого друг и кто с кем известно чем занимается...
Она оказалась легкой. Я поднимал ее на ладонях, как девочку, покрывая поцелуями ее, исходящее желанием тельце. Она была ласкова и страстна. Я с ней, она со мной.. Спустя немного времени, она была доведена уже до такого состояния, что ничуть не сдерживалась и яростно хотела просто порева. Схватив меня за руку, она потянула меня на пол. Я был сконфужен ее напором, да в придачу пьян. Но отступить не мог.. Стащив меня с кровати, Лена отдалась мне, притянув к себе. Все это длилось лишь мгновение. Войдя в ее миниатюрную и узкую вагину, меня взорвало сразу. Она об этом не узнала. Я выдернул и, встав, сказал ей: "Я так не могу". Она всучила номер телефона на прощанье. Я вышел в ночь.
Назавтра к Коке на работу пришел ее папаша - разбираться, кто изнасиловал его бедную дочурку? Мол, вся в слезах сидит, убита горем. Я не сдержался. Бедный папа... Поговорив (впервые? о насущном?), он сам сказал, кто, по его мнению, его дочь и удалился, весь убитый этим откровеньем...
Не было бы счастья...
Алеша Петухатор
Это сладкое слово "халява". Сколько человеческих переживаний и устремлений в него вложено. На халяву и уксус сладкий, а женщина, да еще и красивая? Ведь если разобраться, то для мужчины его женщина - это как выигранная партия, как доказательство его неординарности перед ней. Ее тоже надо выиграть, ее можно и проиграть... Я всегда знал, что если я курю, я должен пойти и купить себе сигареты. Если я хочу есть, я должен заработать себе на еду. Если я хочу достичь чего-то большего, то мало этого лишь возжелать, это еще и сделать придется. Но приходится сталкиваться с людьми, мыслящими иными категориями. Хочешь сигарету? - стрельни, хочешь спать? - выгони хозяина с его дивана, не баре, и на полу поспят, хочешь трахаться? - есть подруга ближнего твоего, а хочешь жить сладко - сделай вид, что у тебя получается - и тебе не дадут умереть с голоду...
Однако этот экскурс в начала сущности человеческой это только присказка, а сказ пойдет о человеке, чье существование, как личности, едва еще только начиналось, тем не менее, зарекомендовать себя с описанной стороны уже успело основательно.
После непродолжительных наших с Кокой, совместных, в выше обозначенную деревню поездок, тамошняя подруга его, а звали ее Инна, как и следовало ожидать, залетела... Кока проявил себя последовательным борцом за независимость личности перед законами природы и денег ей на аборт не дал. И в гости к ним с тех пор показываться застеснялся. Инна переживала по поводу разлуки с другом, но не долго, раз иль два спросивши, как он там, скучает ли, и, мол, не хочет ли заехать попрощаться. Кока не хотел, лишь в шутку силясь вспомнить, кто такая Инна. А девушки, тем временем, не отказывали себя приглашать на разные веселые собрания в кругу моих друзей. И популярность их росла благодаря рассказам об их лучших свойствах. Небезызвестный в нашем кругу человек, по кличке Петухатор (в миру родители назвали Лёшей), услышав эти байки, воспылал желанием с ними познакомиться телесно.
Случай не заставил себя долго ждать, и с ним отправились мы в гости. Инны не застали, она от одиночества не сильно исстрадалась после Коки. Дома была Галя. Не виделись мы с ней, наверно, две недели - Галя была рада встрече. Я познакомил ее с другом и тут же предложил вывезти ее повеселиться. Она собралась быстро, была так благодарна и знакомству и поездке с нами. По пути, определившись с планами на вечер, мы захватили ящик пива, взяли ключ от деревенской бани и через час уже сидели, томно расслабляясь, наслаждаясь треском дров, теплом предбанника и запахом березы веников.
Пошла беседа. Текло рекою пиво и несильное желание к женщине брало свое. Мы совсем разделись. Спустя немного времени, уединившись, я излил Галине чувства, что накопил от долгой с ней разлуки... Поставив ее к полке, наклонил и жестко, скоротечно трахнул. Она тогда обиделась: "Что, это все?" А я отдался пиву безвозвратно, Галину же тем временем всю другу поручив.
Что было дальше, я не помню, пива было много. Все остальное - сплошь его рассказы. Я им верю. Я отключился. Видя, что я сплю, мы не стеснялись - были все раздеты, мой друг тут взялся за Галину поплотнее, при мне она стеснялась посторонних в своих чувствах.
Было б не уместно, сходивши в баню, даже не помыться. Спросив подругу, не поможет ли она ему в таком тяжелом для хмельного человека деле, ответила моя Галя полным (подлым?) согласием. Взяла мочалку, вымыла мне друга. Тот мускулом играя, заблестел вдруг чистотой и жадных глаз нетрезвыми зрачками. Он предложил ей сделать то же с нею, она далась - и стала еще чище. Он возжелал ее, она сказала: "Нет!", мол, мне она верна до гроба, ну иль пока я здесь (не уточняли).
Тем временем и ночь прошла, настало утро, они - все в разговорах. Друг мой в трансе, сильно пьяный. Тут я проснулся, приподнявшись с полки, оценил картину. Та же Галя, трезвая, лопочет о своём, о чем-то. Леха красный, сказать не может ничего - в стельку, сидит, лишь головой кивая, поддакивая, что-ли?
Но время вышло, надо ехать, уже утро... Мы подвели итоги - пива не осталось. Я не помылся, видно не судьба. Зато, проспавшись и в осознание ситуации войдя (никто одеться так и не успел), я вопрошаю: "Ну что мол, Лёха, с Галей получилось?" Он лишь, руками молча разведя, так глупо улыбнулся... Я не сдержался и спросил подругу: "По что ж ты Галя, друга так обидела?"
Она не поняла... А, отвезя её, подумал "Верность есть!" и все исправил...
Анюта
С Аней мы познакомились за пару дней до того, как случилось Это. Кока давно ушел от жены и снимал просторную комнату в старом финском доме в центре. Лучшего места для распития огненной для нас с Лехой не представлялось. Ввалились теплые и без приглашения. Кока трезвый и принял неохотно. Расселись. Выпили по первой. Закуски мало. Скучно. Открылась дверь в комнату и вошла стройная, длинноногая девица в мужской белой рубашке с закатанными рукавами. Больше на ней не было ничего. Лица я не разглядел. Мы переглянулись, одобряюще покивали головами в ее сторону. Позавидовали Кокиной холостяцкой жизни. Девица мелькнула за дверцу шкафа. Мы выпили. Она быстро собралась и молча вышла.
Тепло, весна, конец недели, май. Настроение в конторе на подъеме. Начальник наш, ветеран последних войн в отставке, держал компьютерную фирму, да видно, дело в это он не очень верил, а посему он приторговывал селедкой. Ходили разговоры, что где-то на заливе у него свой остров, на нем база, на базе люди, а у людей есть водка и армейские палатки. Закинув удочку на эту тему, мы, так вышло, напросились к чудо рыбакам на выходные в гости. Шеф сказал: "Поехали", и мы стали собираться. С собой мы взяли лишь одежду, да друга Коку, потому как, в отличие от нас, у него и деньги были. Кока на подъем был легче, чем мы ждали, но условие поставил, что поедет он с подругой. С подругой, так с подругой, подумали мы и, раз такое дело, нам - же легче - будет нам обед готовить.
И вот уж вечер,
Солнце гаснет.
И Кока скарб свой
К нам несет.
На деле оказалось, что багаж его нехитрый включал гитару, лодку, удочки, палатку, два рюкзака, набитых хламом и едой, да плюс еще его подружка.
Он говорил - ей восемнадцать... Я слышал, девочки взрослеют раньше... Я не знаю. Я дал бы ей годка на три поменьше, хотя и мог обидеть этим ее формы... На лицо - подросток, по фигуре - взрослая, готовая к употреблению нимфетка. Однако, к делу...
Выходит шеф, глядит на это как-то косо и, подумав, бросил: "Не, пацаны, в машину все не влезем. Мол, кроме вас еще три человека сядут, а они нужнее будут в деле. Давайте, одного бросайте и грузитесь". Мы пригорюнились. Обдумав варианты типа: без подружки Кока не поедет, без Коки не поедем мы, (что подружка поедет без Коки, в голову не приходило), решили брать такси и ехать на другое место. Ну, думаем мы хором, типа, есть палатка, есть еда и водка, плюс есть лодка - как-то проживем.
Приехали на место. Красота - не передать. Погодка прелесть. Быстро разгрузились и за дело. Я разжигать костер, Анюта с Лёхой за дровами, а Кока, ясно, первым делом лодку надувает, удочки налаживает и, видно по всему - сейчас он выйдет в море. Хрен там. Встал вопрос, где весла? А кто знает? Машину Кока разгружал - ему и весла в руки. Да видно, по Природе, чуть не за год, наскучавшись, он торопился так, что весла в суматохе в багажнике такси оставил. Тут с ним истерика случилась. Вот крику было... Кто виноват и все такое. Как это грустно, коль мужчина плачет. Там крайние мы были все, а в том числе и маленькая Аня. В итоге, всех послав на нужные три буквы, наш друг поймал попутку в город, оставив нам еду, два литра водки, пожелав удачи. Тут сделали мы ручкой Коке, махнули водки, дабы снять тот стресс, что он оставил - стало легче. Скоро стало просто хорошо - без Коки. Закат, залив и тихо...
Аня компанейской оказалась девкой, даже очень. Легко и быстро быт устроив, мы скоро напились втроем изрядно, да завалились спать - темно уж было. В палатке места мало для троих - всю ночь мы то делили Аню, как бы к ней прижаться поплотнее, благо просто грелка, то ворочались синхронно с боку на бок. Среди ночи мы постоянно сталкивались с Лехой на ее маленьком тельце. Один закидывал на нее руки, второй ноги. Потом наоборот. И так всю ночь...
В итоге наш "тряпичный" домик рухнул напрочь. Проснулись уже днем - была "картина", думаю, особо если посмотреть со стороны на это: суббота, горожане потянулись на природу - люди, семьи, дети. Машин вокруг - штук десять, может больше. Посреди поляны шевелится что-то в куче тряпок - мы ищем выход из палатки... Выползает заспанная Аня, мы вдвоем за нею. Мы помяты. Анюта, никого не замечая, будто бы одна здесь, подходит к остывшему костру. Задирает на голову юбку и, потягиваясь, натягивает колготки до ушей, от которых растут ее, помрачающие ум взрослого мужчины, ножки. Берет стакан и выпивает залпом водки, не поморщась.
Тут воцарилась тишина - все люди в шоке... Все смотрят на нее. Мы переглянулись с Лехой - дело дрянь, деваха - то совсем без башни.
Оставив все пожитки, налегке, отправились на дикий пляж, от лишних глаз подальше. Там мы купались в ледяной воде, дурачась с полу голой Аней, как с игрушкой, оставшейся только в узеньких, белых, от воды ставших совсем прозрачными, ничуть не скрывающими ее призывной аккуратной щелочки, хлопковых трусиках. Допивали водку, жгли камыш, носились с нею на руках, кидали в воду, залапали совсем и в шутку целовались, не решаясь взять ее - обоим хочется, но нам друг-друга с Лехой стыдно. Все извозились за день и уснули прямо на песке и гальке, разморенные жарким солнцем.
Проснувшись, я с трудом оторвал тяжелую, перегретую на солнце голову. Анюта, в мокрых трусиках, спала, пристроившись на моей ляжке, сладко уткнувшись носиком мне в задницу и тихо посапывала.. Леха рядом. Ее измазанная сажей грудь с неразвитыми, детскими сосками, была открыта солнцу...
День прошел чудесно - мы сдружились... По дороге, в разговорах, Анечка поведала, что раньше здесь уже бывала. Мы начали ее пытать, когда она успела? Совсем спокойно Аня рассказала - ее возил сюда мужик, зимой, прокатиться на машине и потрахаться. Я проглотил язык.
Приехав в город, сразу в "ЖПЛ". Там был и Кока. К Анюте он уже не подходил, оставив ее. Я, как заправский папа, Аню ограждал уже от Коки и ему подобных, так не равнодушных к детям.
Пролетело лето. Пару раз мы еще виделись. Однажды я встретил ее на улице. Она шла с подружкой мне навстречу. Издали заулыбалась. Веселая и бесшабашная, красивая девчонка. В шутку я спросил ее, придет ли она на свидание со мной? Она ответила просто и без стеснения - приду... Я отшутился и пошел своей дорогой, а обернувшись вслед, задумался.
Потом, в каком-то кабаке, ее пытались лапать и она сидела на моих коленках - так спокойней. Я обнимал ее и мне ее хотелось. Я чувствовал ее. В моих руках ей было уютно и спокойно. Мой напрягающийся член упирался в ее попку и она лукаво оглядывалась на меня, тихо ерзая и еще больше воспаляя. На прощанье она дала мне телефон. Не найдя бумаги, я записал его в свой паспорт в графу Дети...
Я как-то позвонил. Трубку взяла мама. Аню она не видела уже с неделю. Спросила меня, порядочный ли я мужчина?
- А что? - переспросил я, удивившись.
А знаю ли я, - спросила она, что Анечке всего 14 и она совсем не посещает школу?