Свечи медленно догорали, плача навзрыд. Ветер за окном "Грифона" почти притих. И лишь тени от деревьев, как безумные, мечутся по стенам таверны, оставляя следы лунные. Повисая над землей бархатной пылью, свет луны касается земли несильно. Стонут половицы под бродящим от бессонницы. Ходит по второму этажу, словно пьяная конница. Скрип на мгновенье затихает, чтобы возникнуть вновь. От этих звуков у слабонервных обычно стынет кровь. Так возникают легенды о привидениях, даже если не задумываться о таких материях...
Бармен вновь прошелся влажной тряпкой по стойке. Огляделся, посмотрел на пустой зал, да и присел в сторонке. Лишь старик в кресле у камина чинно спит. Да иногда (если не слишком удобно) храпит. Одежды его давно требуют ремонта. Когда он впервые вошел в таверну, бармен подумал, что он актер - мастер экспромта. Возле него, лапой прикрывая недоеденную косточку, лежит собака, охраняя неброский мешок и тросточку.
Чуть слева от камина, обняв себя за колени, сидит девушка-красавица. Смотрит на огонь, вздыхает, к медальону на шее прикасается. Раскроет его, посмотрит на него нежно-нежно, и слеза по щеке проскользнет неизбежно.
Лишь часы впервые пробили двенадцать, бармен очнулся и стал собираться. Протирая усталые глаза, не заметил, что в таверне (так поздно?) находятся чьи-то дети. Их всего только двое - мальчик и девочка, мокрые от дождя, стоят за руки держатся. Им лет по девять-десять. Странно видеть их в таком месте. Мальчик одет совсем неброско: в черные рубашку, штаны, рисунок дракона у него со спины. Девочка одета немного лучше: платье в горошек, сандалии, выглядит суше. Возле двери стоят, мелко дрожат. Взгляд испуганный по таверне мечется, а за ними словно черный шлейф мерещится: плащом накрывает плечи, за руки цепляется, и сползает вниз, а у самой двери испаряется...
Первым очнулась собака, прикрыла косточку, заворчала неосторожно, лапы задние под себя поджала тревожно. Старик приоткрыл один глаз, погладил по холке, прошептал несколько слов собачонке. Затем развернулся ко входу в таверну, чтобы лучше разглядеть детей, наверно.
Бармен, тем временем, вышел из-за стойки, направился к паре.
- Вы кто такие? Откуда? Кого потеряли?
Дети испуганно вздрогнули от громкого голоса, к друг другу прижались.
- Мы здесь случайно, - ответил мальчик. - Убежали...
- От кого? Проходите к камину, вы промокли совсем...
А старик в кресле приподнялся сначала, затем почесал морщинистый лоб и сел. Собака заерзала нервно под ним, напряглась. Девушка у камина, наконец, от огня отвлеклась. Стоило лишь взглянуть на них, и едва не упала, схватилась рукой за горячий камень, но устояла.
Бармен вместе с детьми застыл на полдороги.
- Что-то не так? - спросил он. - Дети продрогли...
- Нет, нет, все порядком, - сказала девушка, на старика бросая взгляды украдкой.
Дети встали возле камина, с ноги на ногу переминаются, бросают взгляды то на старика, то на девушку и улыбаются. А черный шлейф за ними расползается по таверне, и даже если присматриваться, то все равно незаметно. Проникает повсюду, притупляет и без того неяркий свет, а собака возле ног старика лишь поскуливает в ответ...
Бармен, почувствовав неладное, убежал на улицу. Видимо решил, что и без него здесь как-нибудь образуется.
-Дети, скажите, вас потеряли?
- Нет, это мы, наконец, нашли, что искали...
- И что же вы нашли? - подал голос старик.
- Того, кто платить за ошибки, увы, не привык. Скажи нам, Аллель, на кого мы похожи? - обратились они к девушке. - Тебе ведь не сложно...
Только девушка обратилась вслух, взгляд ее уже потух, стоит, вжавшись в стену, судорожно решает, как решить проблему. Только старик сидит, не шелохнувшись, и вроде как наблюдает равнодушно. А черный шлейф уже подбирается к камину, теперь его уже всем видно - течет, словно поток смолы, и из этой жидкости голоса кричат, и зовут от тоски они, и с каждой минутой их голоса все лучше и лучше слышны, и, сливаясь с голосами детей, в зале таверны становится все темней и темней.
- Ты оставила нас в чужом городе умирать, не желая с собою забрать, бросила нас на съедение чумы, - неземным голосом заявили они.
Девушка упала на колени, рыдает, в руках полураскрытый медальон сжимает.
- Я давно уже наказала себя, оставшись на этом свете одна.. И нет теперь дороги домой. Я перестала быть сама собой... И в этом мире осталась правда одна - я уже давно вместе с вами мертва... И нет души - только тело одно. И то теперь уже не мое...
Отчаянье накатывает сильнее, пока в таверне становится все темнее. И детей перед нею уже почти нет, один лишь непрозрачный размывается силуэт. Щупальцами холодными тянется прямо к истоку сердца, сжимает его, разрывает на части...
Скрипит половица...
Бьет по глазам яркий свет...
И девушку от смерти заслоняет силуэт. В руках у него - трость из огня. Темноту словно бритва режет она. И лай собаки надрывается, что есть мочи... И ночь внезапно становится короче...
Когда бармен со стражей ворвался в зал, то уже никто там почти не застал. Только девушка сидела у камина одна, сжимала кулон и плакала она. Темнота растворилась почти без остатка, лишь слегка почернела старая кладка. И хоть девушка выглядела несчастной такой, осталась она прощеной, и все же живой...
А старик и собака продолжали свой путь, в мешке унося не только страх и отчаянье, но и прошлого жуть...