Врач (замени одну букву и получится "враг") сказал мне:
- Вы больны, мой друг, вы серьезно и неизлечимо больны. Но меня сейчас, по правде сказать, беспокоит другое. Я могу быть с вами откровенен?
Я сидел напротив него, оглушенный услышанным, и лихорадочно собирал расползающиеся мысли. В голове, в груди и даже в анусе пульсировала горячая, волнующая кровь.
- Видите ли, - продолжал врач - мне семьдесят два года. Моей жене семьдесят восемь. У нас трое детей, четыре внука и два с половиной правнука.
- Ну и что? - спросил я вяло. - Это разве связано с моей болезнью?
- Нет, конечно. Дело в другом. По утрам я просыпаюсь с диким стояком. Поймите, мне семьдесят восемь, моей жене семьдесят два, у нас четверо детей, два с половиной внука и три правнука. Последний раз я имел секс около двадцати лет назад. Но ведь стояк! Как быть?! Мне срочно нужна ебля! Я просыпаюсь утром и полчаса жду, когда меня отпустит.
- Но вы же женаты - сказал я.
- О, Господи! - крикнул врач. - Моей жене семьдесят восемь лет. Она давно превратилась в мерзкую, отвратительную каргу. Достаточно взглянуть на неё разок, и уже тянет блевать. Ебать её - всё равно, что ебать египетскую мумию. Она, конечно, хорошая женщина, я её даже люблю по-своему. Но для ебли мне нужно молодое, сочное тело, с упругой жопой, крепкой грудью и узкой, мокрой пиздой.
- Не знаю, вы, видимо, правы. - Я пожал плечами. - Но я не представляю, чем могу вам помочь. И потом, меня больше всего волнует моя болезнь.
- Просто меня давно уже это гложет, мне нужно с кем-то поделиться, - печально вздохнул врач. - А вы меня наверняка поймете. У вас хорошие, порочные глаза.
- Спасибо - сказал я.
- К тому же, вы скоро помрете, так что это останется тайной.
Прошло много времени, прежде чем я решился спросить:
- Скажите, неужели нет никакой надежды?
Он покачал головой, совершенно убито.
- Я старик. У меня воняют ноги, а зубы выпали лет сорок тому назад. Мой член похож на сваренную заживо крысу. Ни одна девушка не захочет взять его в рот. А на проституток совершенно нет денег. Вы думаете, я от хорошей жизни здесь сижу?!
Я постеснялся сказать, что интересовался по поводу своей болезни. Мне вдруг стало жаль этого старого мудака, даже больше, чем себя. Что есть моя болезнь, в сравнении с главной человеческой драмой - отсутствием половой жизни.
Я заплакал и увидел сквозь слезы, что он тоже плачет. Мы сидели друг напротив друга, в провонявшем валерианкой кабинете, и рыдали. Неизлечимо больной человек и старый, давно неебавшийся докторишка.