Тумко Натали : другие произведения.

Альбом сновидений. Книга первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это сборник рассказов, взаимосвязанных своим происхождением. А именно: герои и сюжетные линии вырваны из сновидений. Множество переплетённых между собой или никак не взаимосвязанных миров... возможно вам встретятся среди них знакомые?..

   Натали Тумко
  
   АЛЬБОМ СНОВИДЕНИЙ
  
   Роман
  
   ЧАСТЬ 1
  
   Мой любимый столик в самом углу зала. Отсюда мне хорошо видны входящие посетители, но сама я остаюсь для них удачным компромиссом между случайным клиентом и тенью от замшевых штор.
   Маленькое кафе. С двух сторон - два зрительных зала. Столики расположены вдоль стен, чтобы не мешать движению от лестницы к барам.
   Кинотеатр. Царство иллюзий. Лучшее место для того, чтобы начать роман о сновидениях. То есть, чтобы закончить, потому что я пишу его с тех пор, как поняла, что вижу что-то, что стоит записывать. О чем стоит вспоминать. Большая часть моего странного романа уже покоится в толстых амбарных тетрадках и в ноутбуке по имени "Букашка". Этот роман со мной почти всю мою жизнь... о, не волнуйтесь! Я не собираюсь мучить вас мемуарами! Это было бы нечестно и расточительно с моей стороны - занимать ваше время такими пустяками.
   Писать о том, что знаешь - всегда рискованно: может найтись тот, кто знает об этом же больше тебя. То ли дело, рассказать про то, в чем не разбираешься абсолютно, честно предупредив об этом почтенную публику. Какой тогда спрос? Анализировать - не мое дело. Мне бы запомнить то, что вижу, а потом попытаться передать все это словами, что тоже задача не из простых. Слова имеют обыкновение не находиться в самый ответственный момент. Они не то, чтобы теряются, просто их нет на привычном месте - в голове. Они находятся, когда в них уже нет такой острой надобности.
  
   Но, начнем, пожалуй! Какую же историю поставить первой? Тут важно не ошибиться, иначе весь альбом - насмарку! А, впрочем, я их все люблю. Попробую наугад поставить палец на список. Способ - не хуже иных. Некоторые сны не стоит смотреть по порядку. Да и какой может быть порядок у снов?
  
  
   СЛУЧАЙНЫЙ ЛЕС
  
   Старик нехотя вышел из маленькой сторожки, повертел ключи в руках, ворчливо поинтересовался:
   - Куда это, на ночь глядя? С утреца бы завтра пришел.
   - Нельзя. Утром может быть поздно.
   - Ну, это конечно. Только все равно лучше бы подождать. Нехорошо здесь ночью, не надо бы...
   Он говорил как-то странно, будто заучено, хотя все знали, что проехать эту дорогу можно только ночью, и только через это место и этого старика, а он все равно уговаривал, и не понятно было, зачем он это делает. Впрочем, недолго. Убедившись в твердости моих намерений, дед по нехоженому снегу проковылял до железных ворот, снял проржавленный замок и неохотно, будто продолжая еще уговаривать, отошел в сторону.
   Я сел в машину, завел мотор и медленно двинулся в случайный лес.
  
   Фары высвечивали в темноте кроны деревьев и неширокую хорошо укатанную дорогу. Кто ее здесь, интересно, укатал? Снег по краям дороги лежал ровными буграми, кое-где виднелись следы местных обитателей. На небе светили звезды.
  
   На дорогу вышел зверь и задумчиво посмотрел вслед машине.
  
   Вдруг из под колес с комьями снега стали вылетать маленькие бурундуки. То, что это именно бурундуки, а не какие другие звери, я разглядел вполне отчетливо, и удивленный сбавил скорость, хотя и так ехал медленно. Бурундуки вылетали еще минут десять, я уже почти привык к ним, в тишине исчезали они где-то в лесу, в недосягаемости света фар и больше не появлялись. А потом прекратили.
  
   Нельзя останавливаться. Никогда нельзя останавливаться.
  
   Кто-то голосовал впереди. Женщина. Я остановил машину, женщина молча открыла дверь и села со мной рядом. Мы поехали. Мне хотелось заговорить с ней, спросить, что она делает одна в таком месте, и куда она хочет доехать на моей машине, но спрашивать не получалось, хотя я не мог найти этому явной причины. И вдруг нашел. Женщина была белой. Белесой. Такого неестественного цвета, как разукрашенные лица мимов. Нереально белая... Мне сделалось неуютно.
   Из тумана вырос слон и замер посреди дороги. Я, не успев затормозить, проехал сквозь него, но слон даже не обернулся, занятый какими-то своими, одному ему известными мыслями. Женщина не удивилась, вообще не проявила никаких признаков беспокойства. За поворотом дороги она положила свою ладонь на мою руку, и я понял, что пора остановить машину. Еще я понял, что у женщины ледяные ладони.
   Я невольно оглянулся, когда незнакомка вышла. Она сделала несколько шагов по хрустящему снегу, потом закрутилась в вихрь, части ее одежды стали мишурой пыли, веток и снега, и унеслась в темноту обратно, наверное, на то же самое место, откуда я ее подобрал.
  
   Мне вспомнились разговоры об этом лесе и о его нестрашных странностях, и о том, что не каждый возвращается оттуда... то есть, отсюда. И о том, что этот лес сам решает, стоит тебе помогать, или нет, и насколько, и в чем. Сейчас это не имело большого значения. Просто был лес, и я в лесу, и этот лес решал, стою ли я того, что бы меня отпустить, или надо оставить меня и превратить в одного из немых своих обитателей.
  
   Не важно, как быстро ты едешь, важно - как долго ты едешь, поэтому езжай медленно, что бы ни в чем ни ошибиться.
  
   А потом что-то случилось. Сначала я не понял что, но вдруг понял и уже не мог оторвать взгляда от неба. Звезды пульсировали. Они стали распускать в разные стороны круги, будто следы от камня на воде. И падать. Конец всего.
   Мне захотелось умереть за пять минут до этого, не видя и не зная, что через пять минут начнется конец света и звездопад, и веря, что будет кому вспомнить обо мне, и в следующей жизни мне будет куда вернуться. Оказывается - некуда уже.
   Я ехал дальше, потому что это все равно не имело смысла, а что бы остановиться, нужно было придумать зачем, и не было того, ради чего это стоило сделать... В тишине падали и распускали круги звезды.
  
   Машина спокойно скользила по лесной дороге. Она ничего не боялась и ни чему не удивлялась, и если бы я, ее хозяин, исчез сейчас навсегда, ее бы это ничуть не расстроило...
   Некоторым людям свойственно одушевлять свои машины. Но я-то знаю, что ее любовь прямо пропорциональна качеству масла и бензина, а так же покрышек и всего того ливера, что можно пронаблюдать, если открыть капот.
   Размышляя об этом, я старался не смотреть на небо, а когда все-таки случайно взглянул на него, то увидел тучи и пасмурную зимнюю ночь. Через какое-то время пошел мелкий снежок, и конец света стал забываться.
  
   Я выехал из случайного леса через те же самые ворота, что и попал сюда, хотя не заметил, чтобы ездил по кругу. Старик кивнул, церемонно закрыл ворота на старый ржавый замок и, не сказав ни слова, ушел в свою сторожку. Впрочем, мне было не до разговоров. Как только старик ушел, я ринулся по дороге в город, машинально отметив про себя, что уже светает.
  
   Я вошел в больницу, почти не осознавая, что делаю. Прошел по еще пустому коридору на второй этаж и увидел Ее брата, видимо, он провел здесь всю ночь. Братишка подскочил ко мне, начал что-то говорить, говорить... Слова разлетались в пустоте, теряли смысл и отражались от стен ненужным фейерверком... Кризис миновал. Теперь у Нее все будет в порядке. Милая моя девочка. Я справился. Я сделал все, как надо.
   Стульев поблизости не было, я прислонился к стене, а потом сполз и сел на пол. И только теперь позволил себе забыться.
  
  
  
  
  
   Мне всегда нравились мои сны, но долгое время я не придавала им значения: мне казалось, что все видят нечто подобное, и глупо рассказывать о том, что общедоступно и понятно. Это было что-то вроде игры, о которой не забываешь, но перестаешь думать по утру.
   После того, как я стала записывать сны, мои писательские упражнения резко пошли в гору: я обнаружила силу ритма слов и стала учиться применять ее так, что бы сон передавался как можно вернее. Одно дело - плохо что-то придумать, другое дело - не суметь рассказать то, что и сочинять-то уже не надо. Новый вызов. Новые уроки.
   Любой писатель, не зависимо от уровня таланта, мечтает о признании. Это правильно, иначе многие произведения не увидели бы свет из-за скромности или лени авторов. Как только сны обретали форму рассказа - они попадали к читателям. Сначала - к родным, потом - к друзьям, потом - к друзьям друзей и так далее.
   Меня похвалили за фантазию. Я объяснила, что я тут - почти не при чем. Мне не поверили. Я сказала, что вот конкретно это - мне приснилось. От начала до конца. С именами, диалогами, композицией. Мне сказали, что фантазирую я хорошо, а вру - плохо, потому что таких снов не бывает. Некоторое время я прибывала в шоке. Потом осторожно стала расспрашивать знакомых о том, как именно они проводят время от засыпания до пробуждения, и открыла много интересного!
   Оказалось, что некоторые люди вообще не видят снов (или не помнят о том, что их видят).
   Оказалось, что многие видят черно-белые сны.
   Оказалось, что связанного сюжета с героями и выводами - кто-то не помнит с детства, а кто-то сомневается, что такое вообще возможно.
   Оказалось, что из моей классификации (ее я приведу чуть позже), к большинству моих знакомых, приходит только два-три вида сновидений, преимущественно малоувлекательные.
   Когда я заговорила об управлении сновидениями, мне посоветовали пропить курс "ноотропила". Потом попались любители Кастанеды, и я хотя бы внятно смогла объяснить, что имею в виду, тем, кому действительно интересно было меня послушать. Спасибо вам, родные! Я бы и дальше жила, не ведая, что обладаю чем-то особенным.
  
  
  
  
  
   ТО САМОЕ ОЗЕРО
  
  
   Когда на улице идет дождь, капли падают в озеро, много капель, и от каждой капли идут круги, и тогда озеро перестает отражать то, что его окружает. Мало кто знает, но в такое время по воде можно ходить. Просто редко кому придет в голову бродить здесь во время дождя: тогда песок становиться липким, ил смешивается с опавшими листьями, становясь похожим на нищенское тряпье, от воды веет холодом, словом, озеро будто отгоняет случайных посетителей обратно в теплые уютные домики. И посетители охотно соглашаются с этим. Действительно, что тут делать в такую погоду? Можно вернуться утром, когда тучи разойдутся, и все снова станет просто, понятно и правильно.
   Но в ту ночь мне некуда было возвращаться. Только что у меня отняли мой теплый уютный домик, и все, что с ним связано: уверенность в себе, в завтрашнем дне и в той фразе, которую говорят во время венчания: "В болезни и здравии, в богатстве и бедности...". Там было еще что-то про верность, так вот в это я теперь точно не верю.
   Я купила бутылку коньяка, но не потому, что хотелось выпить, а потому что где-то в подсознании засела мысль, что в таких случаях - это необходимо. Почему-то верилось, что станет лучше. Первый же глоток донес до меня простую истину: если гадость разбавить гадостью - радость не наступает.
   Плакать не хотелось - сырости вокруг хватало, этот дождь, лужи, темень вокруг. Фонари освещали только сами себя, лампочки не в состоянии были привлечь даже примитивных ночных бабочек, впрочем, возможно в дождь бабочки тоже отсиживаются по домам. По своим теплым уютным норкам.
   Ноги сами понесли меня к озеру. Комок в груди не оставил места для страха. Страх - обычное состояние женщины, бредущей по ночи в лесу. По крайней мере, так было раньше. Озеро было совсем близко от нашего поселка - всего минут двадцать пути.
   Я сама не заметила, как оказалась у самой кромки воды. Зачем я сюда пришла?
   Ноги требовали отдыха. Мне пришлось остановиться, и тут я услышала шелест. Этот шелест отличался от шелеста дождя или листьев под ногами. Без луны трудно было увидеть, кто или что издает посторонний звук, но мне показалось, что этот звук доносится с середины озера.
   Лодка.
   Здесь не бывает лодок.
  
   Лодка приближалась. В ней сидели двое: молодой человек и девочка лет шести. Она могла быть как его дочерью, так и младшей сестренкой.
   Они подплыли совсем близко и остановились почти у моих ног. С опозданием я заметила, что в лодке нет весел. Может, она управляется как-то иначе? В полумраке многие очевидные вещи кажутся загадками.
   - Вы долго ждете? - спросил молодой человек. Голос у него был чистый и очень приятный. Я не сразу поняла, о чем он говорит.
   - Что?
   - Вы долго ждете? - повторил он.
   - Я никого не жду. Я здесь - случайно.
   - Да, так всегда бывает, - сказал он, будто согласился с каким-то моим утверждением. Или не моим. Дождь продолжал моросить, но и человек и девочка были сухими. Казалось, этот дождь не имеет к ним отношения.
   - Кто вы? - спросила я.
   - Мы? Вы видите нескольких?
   - Конечно. Вы и ваша спутница. Кто эта девочка? Сестра?
   - Сестра... - задумчиво произнес он, не глядя на нее и не показывая, что знает о ее присутствии. - Да, возможно. Что ж, тогда отвечу на вопрос за двоих. Мы - это что-то вроде придорожного камня. Любите сказки? Направо пойдешь, налево пойдешь... и так далее.
   - Кажется, в сказках за это требуют голову или коня?
   - Вы читали не те сказки. Зачем придорожному камню головы и кони?
   - Что же вам нужно от меня, придорожный камень?
   Незнакомец протянул мне руку.
   - Не хотите ли зайти в лодку? У вас ноги замерзли, вы стоите в тине.
   Я молча приняла его предложение. Собственно, в таком состоянии я могла согласиться на что угодно. Лодка плавно отчалила от берега, хотя теперь уже точно было видно, что ею никто не управляет.
   Молча, мы выплыли на середину озера. Лодка остановилась, и молодой человек вдруг сказал:
   - Вам пора.
   - Что? Утопиться?
   - О, нет. Выбрать дорогу.
   - Но мы посреди озера!
   - Да, - кивнул он, ничуть не смутившись этим обстоятельством. - Отсюда очень удобно смотреть на всё со стороны. Не бойтесь. Главное - поймите, что вам действительно нужно.
   Я встала, потом пожала плечами, глядя в мутную воду.
   - Что нужно? Уж и не знаю. Наверное, поцелуй прекрасного принца, никак не меньше...
   Интересно, как это - сброситься с лодки вниз? Мне представилось, как холодная вода сомкнется над моей головой, и тяжелая одежда прилипнет к телу, или нет, не прилипнет, она будет развеваться в воде, как на ветру... Словно из далека до меня донеслось:
   - Это, пожалуй, можно устроить.
   - Что? - я обернулась на голос, и оказалась в объятьях. Незнакомец поцеловал меня, легко, тепло, нежно. Так, как целуют милых, дорогих, желанных. Так, как целуют впервые и без надежды, что будет когда-нибудь второй шанс, и вкладывая в этот, единственный поцелуй - всего себя, без остатка, отдавая все, что возможно, и даже больше...
   Я совсем забыла, как это бывает. Каковы на вкус первые поцелуи. Мне показалось, что все вернулось сейчас: и юность, и свежесть чувств и острота восприятия, когда ничего не может быть важнее, чем взгляд, улыбка, голос любимого человека... Когда один только поцелуй составляет безграничное счастье, и это счастье переполняет до верху, не оставляя внутри места ни для чего иного.
   Я не заметила, как ступила на воду. Дождь закончился, но воздух еще был полон воспоминанием об этом дожде, и мне казалось, что я тоже - часть этого воспоминания.
   Я шла к вязкому берегу, в темноте, по озерной глади, по воде, на которой не было отражений, и мне виделось, что вот теперь только все встало на свои места. Теперь-то и началась настоящая жизнь. Без обмана и недоверия. Без постоянного ожидания предательства. Удивительно, все это время я не замечала, что живу на грани несчастья. Человек рядом со мной давно превратился в привычку. Мы привыкли "бросать привычку", "избавляться от привычки", но нам странно "потерять" привычку. Это кажется кощунством, будто что-то неодушевленное посмело воспротивиться установленному порядку вещей.
   Я шла по озеру, ослепленная счастьем, новая, добрая, всепонимающая. Я обрела способность УСЛЫШАТЬ несчастье своего муже, его усталость быть привычкой, его желание быть счастливым. Он не думал тогда обо мне, как я еще минуту назад не вспоминала о нем. Немножко счастья для себя. То, чего не хватает нам всем. Просто мы боимся быть счастливыми, видя в этом предательство, и не умея найти иной дороги, кроме как измены и мук совести, или полагая себя верными и постепенно теряя интерес к жизни.
   Странные мысли кружились в моей голове. Оказалось, что факты - менее важны, чем повод, приведший к этим фактам. Оказалось, что время от времени нам необходимо испытывать несчастье, как и безграничное счастье, подобное тому, что испытывала я сейчас. Только тогда мы можем быть уверены, что живем. Только тогда, когда знаем, что никого не сделали привычкой.
   Мои ноги спокойно ступали на воду. Я знала, что так будет до тех пор, пока на озере нет отражений. А что дальше - зависело от меня.
   И теперь я это понимала.
  
   Мне было тогда девятнадцать лет. Опыт взрослой замужней женщины был мне странен, как и многие в таком возрасте я считала, что выходить замуж нужно один раз и на всю жизнь, и что измены не простительны, особенно, если изменяют тебе.
   Этот сон перевернул все в моем мировоззрении с ног на голову. За одну ночь я пережила долгий опыт замужества, измену, чувство предательства и прощение - в той степени, какую может дать только абсолютное понимание другого человека.
   Сейчас, перечитывая эту историю, я вспоминаю свое давнее отношение к ней и думаю, что во многом мои взгляды менялись благодаря вовсе не жизненному опыту, а вот таким вот сновидениям, которые однажды позволили мне оказаться "в чужой шкуре". Это куда лучший метод воспитания, нежели простой рассказ о том, как это может быть, или как это было у других. Кстати, о методе воспитания: и на эту тему мне есть, что сказать.
  
  
  
   МЕТОД ВОСПИТАНИЯ
  
   Опять они превратили меня в дерево. Мне кажется, они специально превращают меня во что-нибудь уж совершенно бездвижное, чтобы я понял, как это плохо и перестал шалить. Не так уж я и шалю. Я сосредоточился и потряс кроной. На маму это особенного впечатления не произвело.
   - Ну, как, ты все понял?
   - Понял я, понял. Я все понял.
   Мама подмела веничком упавшие с меня листья и сказала:
   - Я хочу, чтобы ты вырос культурным человеком.
   - А я не хочу быть деревом.
   - Договорились.
   Мама щелкнула пальцами, и я опять стал самим собой.
   - Иди, помой руки и садись обедать.
   - Хорошо.
   Я пошел мыть руки. Я тщательно намылил сначала одну ладонь, потом - другую. Вернее, я попытался намылить другую ладонь, но первая оказалась настолько намыленной, что мыло выскользнуло у меня из рук и удрало под раковину. Я, конечно, ринулся за мылом. Оно - от меня...
   Когда мы проскакивали мимо кухни, мама очень строго постучала ложкой по столу. Она, наверное, подумала, что я опять шалю, но это же было не так! Мыло опережало меня на каких-то пол метра, я бы и сам его уже догнал, но тут оно поднялось в воздух и, следуя маминому велению, перекочевало обратно в ванну. Я пошел домывать руки.
  
   - Как дела во дворе? - спросил папа, накручивая длинную макаронину на вилку.
   - Замечательно, - буркнул я. - Подрался с Валеркой.
   - Это с чего вдруг?
   - Помнишь, на прошлой неделе, ты превратил меня в кота?
   - Надо же было тебе объяснить, что животным тоже бывает больно и страшно, если загонять их на деревья.
   - Я-то это понял. А Валерка - нет. Пришлось сегодня объяснить. Доступно.
   - Ты уже подготовил учебники? - спросила мама. - Скоро каникулы заканчиваются.
   - Успею.
   - Иногда ты ведешь себя, как маленький. Тебе уже восемь лет, это серьезный возраст. Я не могу все за тобой проверять, как раньше.
   - Мам, я все успею. Честное слово.
   Мама включила чайник и протянула папе лимонный кекс.
   - Спасибо, родная. Кстати, сынок. Можешь начинать придумывать, какой подарок тебе нужен к началу учебного года. Небольшой, скромный, желательно полезный. Глобус не заказывай, мы его тебе и так купим.
   - Уже можно говорить?
   - А ты уже придумал?
   - Да. Давно.
   - Потерпи. Скажешь через неделю, тридцатого августа. И помни про хорошее поведение, его пока никто не отменял.
   Я подумал, что неделю вполне могу себя хорошо вести. То есть, я и так себя хорошо веду. Обычно. Просто родители почему-то так не думают.
   Я давно решил, о чем попрошу папу в конце лета. Попрошу его на целый день сделать меня альбатросом. (Я уже был когда-то чайкой, но тогда я заработал это за то, что кидал камнями в птиц на помойке, и мама наказала меня. Я должен был понять, что такое полет и что такое, когда нечего есть. С тех пор мне уже не хочется кидать в кого-либо камни.)
   Я облечу весь наш городок, каждый закоулок, каждый дом. Я буду кружить над гаванью, а дети будут задирать головы к небу, смотреть на меня и думать: это - альбатрос. Он прилетел издалека и скоро снова отправится в путь.
   Увидеть альбатроса - к удаче. Они редки в наших местах.
  
  
  
   Записывать сны оказалось не так легко, как я полагала. Нельзя было отложить запись "на завтра", или даже "на послеобеда" - история испарялась безвозвратно. Не было ни сил, ни средств ее вернуть. Можно помнить содержание сна, или диалоги (если они были, эти диалоги), или действия. Но помнить СЕБЯ, ту, или того, кем была тогда, прошлое-будущее, воспитание-мировоззрение, единое осознающее СЕБЯ именно ТАК, а не иначе - удается лишь в те несколько минут после сна, в лучшем случае - пару часов. Все равно, что пытаться удержать туман.
   Очень скоро я поняла, что недостаточно пересказать содержания сна. Суть его - остается "за кадром". Кусочки историй и миров, которые я вижу, можно собрать в любую картинку, главное - передать ощущение от этого мира и от существ, с которыми встречаешься по пути. Сны - много больше, чем просто рассказ. Глупо было бы утверждать, что любой пересказ сна - это и есть сон.
   Как описать легкость полета? Усталость от многолетней любви к человеку, которого в реальности я не знаю? Счастье первого поцелуя, пережитого мною (или незнакомой девчонкой, которая волновалась, что кто-то ее заметит, и от этого становилось страшно, но и удивительно здорово)?
   Чужие фобии; страхи, не известные мне; мысли, которые никогда не могли бы прийти мне в голову; дружба со зверем неизвестной породы (что-то между волком и динозавром - большое, медлительное, доверчивое и добродушное, но опасное для любого врага существо), мы шли через лес, у нас было важное, но не срочное дело, и я знала все об этом звере и об этом мире. Эти чувства завораживали и приводили в отчаяние оттого, что почти невозможно пересказать увиденное обычными, повседневными словами.
   В одном из сновидений меня звали Сильфа. За ночь я так привыкла к своему имени, что по утру не отозвалась на приветствие: "Привет, жёнчик. Как спалось?" я просто не поняла, к кому обращается мой муж. А когда поняла, почувствовала, как какая-то часть силы, сущности, знаний - исчезает вместе с именем, не принадлежавшим мне по праву. Спасибо, неизвестная мне Сильфа, что позволила мне немножко побыть тобой.
  
   Иногда, самое трудное во сне - это вспомнить свой пол и возраст. Далеко не сразу, я поняла, что это и не нужно. Это даже вредно. Потому что любая конкретность притягивает к себе следующие, а стоит закрасться хоть одной ошибке,- и тогда все понесется по нарастающей, как снежный ком, и, уверяю, не в ваших силах будет его остановить. Впрочем, вы всегда вольны проснуться. Ну, почти всегда.
  
  
  
   ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ КОНЕЦ СВЕТА
  
   Почтальон попросил расписаться в своей тетради, после чего протянул Сергею письмо и проворно удалился.
   Сережка пожал плечами, закрыл дверь и с любопытством взглянул на конверт. Заказное письмо? От кого? Обратного адреса не было, вместо этого стояла надпись: "Общий информационный отдел". Внутри лежал листок.
   "Сообщаем, что 17 апреля в 11 часов 30 минут по местному времени состоится персональный конец света. Приглашение на одного человека. "
   Сергей не любил навязчивую рекламу и с предубеждением относился к письмам без обратного адреса. Он сразу же пожалел, что открыл конверт. Розыгрыш был неприятен, а главное - бессмысленен.
   На прошлой неделе Сергею исполнилось двадцать четыре года, но он всегда очень серьезно относился к жизни, и розыгрыши воспринимал, как проявление незрелости. Стоило забыть о письме и спокойно заниматься своими делами, но настроение было испорчено, отчет все не клеился, и Сергей впустую простучал по клавишам почти полчаса, пока не понял, что работы не получится.
   Семнадцатое число, думал он, это уже завтра. Что-то произойдет? Где я должен быть, чтобы воспользоваться этим приглашением? В час у меня встреча, как все некстати... Неужели, я воспринял эту записку всерьез?
   Он сам удивился, что так взволнован. Он попытался определить причину этого волнения и понял, что не может догадаться о смысле розыгрыша, в чем именно он состоит? Письмо было нелогичным. В нем не было угроз, или указаний: "сделайте то-то и то-то, иначе...", а просто сообщался некий факт, не зависящий от его, Сергея, действий. При чем и факт-то был не настоящий, абсурдный. Сергей не любил ничего абсурдного и нелогичного.
   Наконец он взял себя в руки, выпил чашку густого кофе, и снова сел за работу.
   Кое-как день подошел к концу.
   Ночь умеет успокоить. Сон у молодого человека был крепкий, подстать его годам, и на утро Сергей уже не вспоминал ни о письме, ни о своих переживаниях.
  
   Будильник разбудил его на полчаса раньше обычного. Молодой человек пересмотрел отчет, кое-что исправил, кое-что добавил и счел, что получилось вполне терпимо. Он быстро оделся, заглотил на завтрак привычный сублимированный набор и выскочил из дома.
   Сергей жил в удачной близи от места работы: каких-нибудь полчаса ходьбы и он - на месте. А тут - завертелось. Быстрый обмен приветствиями, последняя коррекция отчета и, наконец, совещание, на котором этот отчет заслушался, среди прочих, обсудился и принялся к сведению.
   К одиннадцати совещание закончилось.
   Можно было отправиться на ланч и обдумать услышанное и подмеченное начальством. Но Сергей решил не думать ни о чем, а просто сидеть в уютном кафетерии, и разглядывать в стеклянную витрину проезжающие авто и толстых, ничего не боящихся голубей.
   Он не смотрел на часы. Можно позволить себе слегка опоздать, теперь - можно. Маленькая компенсация за сверхурочные вечера последних двух недель.
   Грохот за окном отвлек его от кофейной чашки. Он поддался порыву и выскочил на улицу...
   Так не бывает.
   Такое просто невозможно!
   Луна занимала собой полнеба, огромный ломоть привычного спутника распадался на миллионы метеоритов, эти метеориты летели на землю, образуя огненные струи. Струи приближались и оказывались гигантскими шарами, которые падали на дома, на машины, на цветные рекламные плакаты...
   Это было неестественно и безобразно, как в дешевом фильме.
   Позади рухнул фонарный столб. Сергей обернулся, в этот момент что-то ударило его в висок, и молодой человек потерял сознание.
  
   Неизвестно, сколько он пролежал без движения. Наверное, несколько часов - судя по солнцу, день приближался к вечеру. Сергей медленно поднялся на ноги и огляделся. Слава Богу, ЭТО закончилось. Все было тихо. Да. Слишком тихо.
   Он вдруг понял, что ему не хватает элементарного шума. Повседневного привычного фона, состоящего из гула машин, разговоров, брани, смеха, хлопанья окон, звонков сотовых телефонов...
   Пустые автомобили, пустые дома, разрушенный мегацентр, где еще этим утром предлагали любые услуги по весьма сниженным ценам...
   Сергей попытался расслышать хоть что-то живое, хотя бы совсем далеко, но чтобы оно, это живое - было, и было непременно, безо всяких иллюзий. Но все молчало. Даже ветер не носил по тротуарам мусор или редкие птичьи перья. Не скрипели качели в парке. Не лаяли бродячие псы. Не было даже трупов, чтобы убедиться в том, что иные живые существа все-таки находились здесь когда-то.
   И среди этой ужасающей тишины вдруг раздалось:
   - Привет.
   Он резко обернулся. На обломке стены, цепко держась за край тремя конечностями, сидело непонятное существо, отдаленно напоминающее человека. Трудно было определить, какого оно пола: молоденький юноша, или девушка. У существа были короткие вьющиеся волосы, тонкие черты лица и неприятные глаза с кошачьими зрачками. Одет незнакомец был в рваную простынь, перехваченную поперек талии атласной свадебной лентой. В свободной руке существо держало рожок с мороженным, и время от времени сосредоточенно слизывало сладость.
   Сергей пришел в себя и, запинаясь, произнес:
   - Ты... что?
   На это последовал неожиданно странный ответ:
   - Ох, как ты прав! Не рождаемся! Не рождаемся! Да. А почему?
   Кажется, существо ждало ответа от самого Сергея. Ожидание было напряженным, от этого напряжения существо переменило позу и теперь совершенно ясно стало видно, что у него сзади длинный хвост, узкий, голый, как у крысы, но раздвоенный на конце.
   Сергей отскочил в сторону.
   - Сгинь! Я знаю, ты - черт!
   - Почему? - удивилось существо.
   - У тебя - хвост!
   Существо хрюкнуло от смеха.
   - Ты и кошек боишься?
   Ненормальность происходящего вдруг породило в голове молодого человека новую догадку.
   - Галлюцинации, - сказал он вслух. - Слуховые и визуальные... Схожу с ума.
   Он расхохотался от этой мысли. Все объяснилось, стало легче.
   Существо перестало лизать мороженое, обижено насупилось и вдруг, словно между прочим, подняло вторую руку ладонью к небу, в ладони тут же возник снежный ком, существо размахнулось и швырнуло ком в Сергея.
   Снег оказался холодным. Парень вытер лицо, теперь ему было совсем не до смеха.
   - Очень жаль, - сказал он, - сумасшествие все бы упростило.
   - А то! - согласилась "нечисть".
   - Вернемся к тому, с чего начали. Кто ты, и что тебе нужно?
   - Я - Тень.
   - По виду не скажешь.
   - Много ты понимаешь!
   - Тоже верно. Ты хоть мальчик или девочка? Как к тебе обращаться?
   - Я не могу создавать себе подобных, у меня нет пола, как вы это понимаете.
   - А что у тебя есть? В смысле, как-то же ты себя осознаешь? Ладно, вижу, с этим возникли трудности. Предположим, что ты - он. Странно мне вообразить девчонку с хвостом!
   - Пусть так, - согласился Тень.
   - С первым вопросом разобрались. Теперь второе: откуда ты взялся?
   - Откуда вообще берутся тени: тень - есть двухмерная проекция человека.
   - Не слишком-то ты двухмерен!
   - Я - свободная тень. Мой хозяин отпустил меня после своей смерти, теперь я - сам по себе.
   - Не очень ты похож на человека. И повадки у тебя, прямо скажем, не от мира сего.
   - Всякая тень есть подобие создателя, но не создатель.
   Сергей вздохнул. Он понял, что разбираться в природе существа, сидящего перед ним, просто бессмысленно.
   - Ладно, перейдем к главному. Зачем ты здесь?
   Мороженое закончилось. Тень печально взглянул в рожок, вздохнул и быстро сжевал хрустящую вафлю.
   - Очень люблю все холодное. Наверное, это болезнь со мной такая. Могу прожить без еды, питья, воздуха и света, но без мороженого - не могу, совершенно чахну прямо на глазах. Отсюда появилась мечта: наесться мороженого вдоволь и безнаказанно. Тогда он и говорит, мол, есть такое место, где много мороженого и оно - ничье!
   - Подожди! Кто... он?
   - Он? О, не важно, ведь это мог сказать кто-нибудь другой.
   Тень завел хвост куда-то за стену и тут же вернул, держа на конце новый рожок. Видимо, внизу лежал перевозной контейнер с мороженым.
   Сергей расстроился. Он рассчитывал услышать ответы на свои вопросы, которых накопилось предостаточно, а теперь выходило, что и в этой милости ему отказано.
   - Значит, ты не знаешь, - вздохнул он и опустился на лежащий рядом блок.
   - Чего я не знаю? - поинтересовался Тень, глядя на добычу в хвосте.
   - Что такое вокруг твориться! Где все люди? Что, в конце концов, все это значит?!
   - Как, разве тебе не пришло уведомление?
   - О конце света? Не смеши! Что это за конец света на одну персону? Кому это надо? Абсурд.
   - Как раз нет. Все очень логично. Время от времени очень полезно устраивать конец света, но не уничтожать же для этого безобидное население. Для демонстрации хватит и ограниченного количества участников.
   - Если так уж необходимо было меня уничтожить, можно было просто кирпич на голову уронить, или автокатастрофу организовать.
   Тень очень удивился.
   - Но конец света не подразумевает непременную смерть. Это вроде... смены правил в игре. Меняются цели, но игра от этого не кончается.
   - Цели меняются? Да какие у меня теперь могут быть цели?! Что? Карьера? Семья? Деньги? Может быть - слава? Я был уважаемым человеком, у меня было будущее, надежды, планы...
   - И ты бы, конечно, осуществил их, а в старости умирал бы от тоски, как тысячи тебе подобных.
   - Полагаешь, сейчас - я полон веселья? Зачем я теперь-то нужен?
   - Пока есть человек - есть и цель. Только надо ее найти. Поймать! Поймать цель! - существо засмеялось своей фразе.
   - Легко тебе говорить... Ты, вон, нажрешься мороженого и - только тебя и видели. А мне даже поговорить будет не с кем. Предположим, огород я посажу, полжизни можно будет угробить на поиски пропитания. А с оставшейся половиной - что делать? Нет, это не жизнь. Не хочу.
   Сергей замолчал, уткнувшись взглядом в землю, а Тень вдруг насторожился, принюхался и рявкнул так грозно, что молодой человек даже вздрогнул:
   - Не сметь думать о самоубийстве! Это - грех.
   - Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
   - Такие мысли очень воняют. Тьфу. Аппетит весь испортил, - Тень выкинул недоеденный рожок. - Как только можно такое воображать? Ну, помрешь ты. Ну, похоронят тебя вместе с твоей тенью, если, конечно, найдется, кому хоронить, и - что? Думаешь, все проблемы решил?
   - Думаю - да.
   - Ну и дурак, раз так думаешь. Ради него целый конец света затеяли, а он - тварь неблагодарная!
   - Так я еще и благодарить за это должен? Скажите, пожалуйста! Вот наглость-то! Все у меня отобрать, всего лишить...
   - Это тебя-то всего лишили? Цаца! Сиди один, дурак, раз ничего не понимаешь! Я - тень, и то смыслю побольше! Все! Надоел! Поумнеешь - зови. А раньше - не смей!
   Тень фыркнул рассерженно и огромными скачками умчался в неизвестном направлении, унося в хвосте запечатанную пачку пломбира.
   Сергей поднялся на ноги, отряхнул брюки и посмотрел вверх, где темнело серое небо и висел обломок неприятной изуродованной луны. Где-то там могла находиться Цель, смысл жизни. Может, она совсем рядом, но Сергей не замечает ее? Он огляделся и увидел маленькое деревце, пробивающееся наружу среди разлома в бетонных плитах. Неужели и у этой крохи есть какая-то цель? Он сделал несколько шагов и ощутил себя живым... совершенно, ненормально живым!
   А если этот Тень прав, и никто из других людей знакомых и незнакомых ему, не пострадал, не исчез, если исчез только сам Сергей, и все это - его личный Конец Света, тогда... что тогда?
   Он вздохнул и понял, что устал. Сегодняшний день принес слишком много испытаний: мало конца света, так еще и трехмерная самостоятельная тень, которая вообще ни в какие рамки не вписывается. А что самое удивительное - ведь наступит еще и завтра. И с этим надо что-то делать.
   Он заглянул за угол стены, увидел контейнер, достал несколько пачек уже подтаявшего мороженого и побрел искать место для ночлега.
  
  
  
  
   Иногда я - всего лишь сторонний наблюдатель. То ли герои не пускают меня в свои тела, то ли не для этого я там оказалась. Тогда мне предоставляется возможность смотреть, не участвуя в событиях.
   За ночь ко мне приходит от пяти до восемнадцати снов. Разных. Они никогда не повторяются. Большинство я забываю. Некоторые - помню всю жизнь. Некоторые - лишь какое-то время, которого едва хватает на то, чтобы записать ощущения от мира, от себя или "не себя".
   Разумеется, не все сны одинаковы по своему качеству. Психологи (врачи, эзотерики) разделяют сны на несколько типов (это они молодцы, без их классификации нам бы, наверное, трудно пришлось). Сразу скажу, что абсолютно эти типы не помню, просто знаю об их существовании. У меня - своя система снов.
  
   Первые: сны-испытания. В них я - обычно я и есть, но с добавлением чувства безнаказанности. В таких снах я часто знаю, что это - сон. Иногда - нет. Но я ВСЕГДА осознаю "что такое хорошо, и что такое плохо". Отличительная особенность: ни одна реальность не способна до такой степени меня искусить. В жизни я куда меньше подвержена соблазнам. Как ни странно, я не сомневаюсь, что учитываться будут оба варианта. Не знаю кем и когда, но чувствую это, как крыса - ультразвук.
  
   Второй тип: обычные управляемые сны. В них Я - царь и Бог. Они поддаются моим желаниям, стоит только догадаться, что это - сон. Я давно научилась "ловить" такие сны. Но только недавно поняла, что с какого-то времени этого делать не надо: если сон оценит твое доверие, он может показать тебе такое, чего сам ты в жизни бы не пожелал! Об этом типе снов я расскажу поподробнее дальше. Здесь отвечу только на один вопрос:
   Как узнать, что это сон, если там все обычное?
   По-разному. Иногда, я так и не догадываюсь об этом до самого конца. Но иногда, сны сами себя выдают, нечаянно или специально - не знаю, но такое случается. Приведу один пример.
   Долгое время я жила на Камчатке, поэтому с полным правом могу утверждать, что знаю, как правильно есть бутерброд с красной икрой. Кое-кто из вас ответит на это с легкостью: "Бутерброд с икрой надо есть быстро!". С этим трудно поспорить, но бутерброд бутерброду рознь и вы поймете это, когда попробуете мой вариант. Суть проста: на хлеб необходимо намазать слой сметаны или жидкого плавленого сыра, а уже потом положить икру. Масло тут не годиться - его вкус никогда не бывает достаточно нежен для икры. Поверьте человеку, у которого одно из ярчайших воспоминаний детства - это раскрытый холодильник, в котором стоит трехлитровая банка лососевой икры и мамин голос: "Это надо съесть за неделю, а то пропадет." Лицензии для рыбаков были тогда дешевы, и папа в сезон приносил красной рыбы по нескольку мешков (мешок - в рост человека), мама едва успевала все перерабатывать. Это были заготовки на зиму: рыба, ягода, грибы и капуста. Чтобы утешить завистников, могу добавить, что до семнадцати лет я всего трижды ела мороженое: в наш поселок его редко завозили.
   Так вот, вернемся к бутербродам. Однажды я рассказывала о своем любимом рецепте кому-то из желающих об этом послушать. Я подробно описывала тонкости бутербродного искусства, до тех пор, пока один из слушателей не спросил:
   - Простите, а что такое хлеб? Это такой сорт дыни?
   Вот так я поняла, что это сон.
  
   Третий тип: тревожный бред. События, которые волновали вас в реальности предстают в своем самом гнусном варианте исполнения, с самыми противными последствиями. Управлять обычно не получается, так как трудно преодолеть состояние паники. При чем, не важно как давно вас волновала та или иная проблема: вам могут напомнить о ней спустя долгие годы, и окажется, что она до сих пор актуальна. Логика сна основывается на некоторых реальных фактах, поэтому и трудно определись сразу, что это - сон.
   Пример приведу из простых: через несколько лет после окончания института мне снится телефонный звонок, и вежливый голос сообщает мне, что в связи с переименованием института (общеизвестный факт) в университет, все выданные прежде документы - недействительны. И если я хочу, чтобы мой диплом подтвердился, я должна заново сдать все экзамены за пять лет.
   Вот такая милая новость. Если учесть, что я не сразу могу перечислить даже названия предметов, которые у нас преподавались, стоит ли удивляться моему ужасу. Благо, я почти сразу проснулась.
  
   Четвертый тип: глупости. Плохо управляются, плохо запоминаются, впечатлений практически не производят, навеяны желанием просто поспать и ни о чем не думать. Глупости любят собираться вместе по нескольку штук и часто утомляют. Осознание личности обычно отсутствует.
  
   Пятый тип: пребывание в чужом "теле" в качестве наблюдателя. При этом сохраняется возможность слышать все эмоции и переживания субъекта, одновременно с этим испытывая собственные, часто - другие. При этом, смешивание личностей не происходит, вы прекрасно отделяете "свое" и "чужое", хотя сопереживание объекту иногда мешает оценивать его отстраненно.
  
   Шестой тип: пребывание в чужом "теле", в качестве участника события, при этом посторонняя личность не имеет влияния, или имеет его лишь в короткие моменты действия. Пятый и шестой типы - часто переходят из одного в другой, иногда - в седьмой тип. Шестой тип характерен еще и тем, что влияние чужой личности привносит изменения в вашу память, характер и манеру поведения. Возможно, мораль и сохраняется, но и она может быть подчинена иным законам. Этот тип сна позволяет так же узнать многое о себе: не сразу, но потом, когда вы анализируете свое одобрение, или протесты по поводу происходящего с "вами".
  
   Седьмой тип сновидений: чужие истории, которые вам позволили увидеть. В таких случаях от наблюдателя может зависеть ход событий, а может не зависеть. Но в любом случае это вмешательство происходит с позволения самого сна. Для вас Ваше присутствие там - бестелесно и не всегда осознано.
  
   Восьмой тип: миры. Смотрите и плачьте: потому что второй раз такого не покажут. Потрясает. Забыть трудно. Уснуть опять после этого - почти не возможно. По длительности - от двух секунд до нескольких минут, но пережить можно несколько сот жизней. Описать - все равно, что ответить на вопрос: "Расскажи о себе". Выбрать можно сотни вариантов, все они будут правдивы, но все будут различны. Самые сильные мои рассказы - всего лишь попытка удержать на листе кусочек такого мира.
  
   Девятый тип: может быть как сам по себе, так и в сочетании с другим типом сна: одновременное осознание нескольких личностей. Не в одном теле. Сильная эмпатия. Контроль этих личностей, или простое наблюдение. Понимание сути всех вещей. Знания ответов почти на все вопросы (только в таком состоянии никогда ни о чем не спрашиваешь, потому что почти отсутствует любопытство). Умение по своему желанию перемещаться из одного тела в другое, или в другие, а так же пребывать вне этих тел, полностью осознавая их настрой и мысли. Даже намеки на мысли.
   Этот тип сновидений случается редко. Но, уверяю, это и к лучшему.
  
   Десятый тип: незнакомое "Я". Зачастую, сон прикидывается банальным и скучным. Окружающая "действительность" либо до боли знакома, либо мало интересна. Но с какого-то момента, вы вдруг начинаете улавливать то самое - необычное. В себе. Это ты - то самое НЕЧТО, которого "все так ждали". Об этом говорит тебе случайный прохожий, или ты сам обнаруживаешь новые особенности своего организма. (К этому типу можно отнести "Мое любимое дерево" или "Надо бы помочь").
   Ты - это ты от начала до конца. Но вдруг оказывается, что ты себя совсем не знаешь. У тебя есть время на знакомство с собой до тех пор, пока длится сон.
  
  
   Одиннадцатый тип: подарок для ностальгии. Эти сны - посещение мест, по которым скучаешь. В моем случае - поселок, где я провела детство и юность. Обычно понимаешь, что это - сон, но никогда не пользуешься этим знанием, чтобы испробовать Силу, или полетать. Этот тип сновидений отличает предельная четкость видения: легко различимы рисунки на обоях, камни, трещинки на бетонном асфальте, трава, облака, и т.п. Можно потрогать руками дерево и ощутить шероховатость коры. Зачастую на знакомых дорожках встречаются дома, или детали, которых нет в действительности, и ты это знаешь, но стараешься не думать об этом, потому что все, что вокруг - создано для тебя на несколько минут с такой любовью, о которой можно только мечтать.
   Мне кажется, это подарок от подсознания. После таких снов я всегда просыпаюсь с улыбкой.
   (Конечно, такие сны могут нести и негативную окраску, отправляя вас туда, где вы меньше всего хотели бы оказаться, но тогда стоит подумать, не являются ли они испытанием и не пытаются ли чему-то вас научить. Например, смириться с прошлым.)
  
   Двенадцатый тип: эмоциональные пятна. Картинки и истории отсутствуют, но обострены чувства все, или одно конкретное. Например, вы находитесь в состоянии влюбленности, и это длится долго, хотя в реальности это чувство почти одномоментно: вспомнилось - отозвалось. Здесь же вы просто купаетесь в концентрате из эмоций.
   Это необязательно реально пережитые вами чувства. Скажем, во сне вы можете долго наслаждаться только что осознанным фактом чудесного исцеления, не имея понятие (и не интересуясь) что это за болезнь была, и была ли она вообще. Меня как-то посетило счастье только что прозревшего человека: я еще ничего не видела, но знала, что это вот-вот произойдет. Когда я открыла глаза, краски и вещи поразили меня своей новизной, и это длилось почти пять секунд. Достаточно, чтобы на долгое время научиться ценить то, что имеешь от рождения.
  
   Тринадцатый: "творилки". Здесь любая грань ваших способностей доведена до гениальности. У вас прекрасный голос, и вы владеете им в совершенстве. Вы можете говорить стихами. Управлять небесными хорами, одновременно сочиняя бесподобную музыку... У меня двойственное отношение к таким снам: с одной стороны, они приносят мне незабываемое наслаждение, с другой - дают почувствовать собственную ущербность.
  
   Четырнадцатый: сон-цель. Вы попадаете в сон с каким-то заданием и должны успеть выполнить его. В зависимости от сложности - вы получаете в придачу любые способности, какие только пожелаете: от мастера восточных единоборств до потомственной гадалки. Главное - дойти до цели.
  
  
   Так, что-то комментарии затянулись. Это все-таки альбом сновидений, а не пояснений к ним.
  
  
  
   ДОЛГОЖДАННОЕ ПОСЛЕЗАВТРА
  
   Начинаю записывать и думаю, мама опять войдет не вовремя. Она как-то всегда умудряется меня перебить в самом начале. Только я соберусь по-настоящему, художественному, рассказывать, как Она - тут как тут. Ладно, может, сегодня обойдется.
   Это произойдет уже послезавтра. Главное, не отвлекаться и сказать сразу все или хотя бы попытаться сразу все сказать. Женька говорит, что раньше такого обычая не было, если только в беду кто-то попадал - бросали бутылки с записками, а их могли и не найти вовсе, или найти через сто лет, когда спасать уже некого будет. Ненадежно. Но интересно.
   - Убери полотенце с подоконника, не позорься!
   Это Она, конечно. У меня Ее голосом все записи испорчены.
   - Что позорного в полотенце?
   - Не спорь, убери. Вообще, что за привычка все время возражать?
   - Ладно, уберу. Потом. Все равно, они проехали уже.
   - Тебе одна причина - раз с домом не встречаемся, можно и в комнате не убираться! Ты почему связь выключила? Сейчас еще один дом проедет, приведи себя в порядок!
   - Уже все сделала.
   Конечно, связь я отключила, иначе, как с дневником говорить? А вот и дом! Как быстро. Сейчас, опишу культурно.
   Дом проплывает величественный, пятиэтажный. В каждом окне маячит любопытная физиономия. Как они уже не устанут? Хотя, я-то тоже у окна. Великое дело - встреча. Все-таки кочевая жизнь, она надоедает... в смысле, не кочевать надоедает, а вот эти лица все одни и те же. Но в этот раз невест не будут передавать, не выросли они у нас за два дня, так что остановимся только так, поболтать, посплетничать. Я сбегаю, послушаю и опять прибегу, все расскажу, хорошо?
   Я уже здесь. С того дома сказали, что у них произошло убийство, и целый день ждали детектива, с другого дома, чтобы разобрался. Он разобрался, конечно, но нудный оказался - жуть. Даже не рады были, что позвали.
   Наши, как я и думала, стали рассказывать о том, как мы набрели на корабль, когда переходили по дну моря, и про границу прохождения домов, около резерваций и, в общем, о всем том, что говорили вчера.
   Что-то, кажется, я забыла, о чем говорить собиралась с самого начала. Я же хотела говорить о послезавтра!
   Послезавтра - великий день! Мне разрешат оставить свое послание потомкам, которое сначала запечатают в большую зеленую капсулу и по старинной традиции выбросят в море или реку. Я тут уже примерный вид набросала, о чем говорить буду. Вот, слушайте.
   Так. Обращаюсь к вам, потомки. Надеюсь, что "бутылка" не слишком вам досадила, и что вы не выловили ее на обед вместо рыбы. Шучу. Зачем ловить рыбу в море, если в любом подвальном аквариуме ее полным-полно. (Это мне Сашкин папа сказал, что обязательно надо пошутить о чем-нибудь в начале, чтобы слушать тебя захотели. Вот я и пошутила.) Потом я представлюсь, назову номер дома, дату и там всякое такое про родителей, воспитателей и капитана.
   Еще мне сказали, что надо рассказать о самом интересном, что произошло в жизни. Рассказываю: однажды на нас напали пираты. Настоящие! Я еще маленькая была, это же целый год назад было, но в окно почти все видела, и как они подъехали, и как стрелять начали, но их, оказывается, давно уже разыскивали, Женечка сообщил в Службу, и всех быстро поймали. Опустили на их Дом такой купол и - все! Нет дома! Куда дели? Перевоспитывать, наверное, отправили. Мама потом меня наругала, что я без спросу выглядывала, но ничего же не произошло со мной страшного, чего ругаться-то?
   Потом, наверное, прочитаю стихи, которые сочинила на мамин праздник и... все.
   Мало, конечно, но они же мне много не дадут говорить: в восемь лет, уверяют, ничего я умного не могу сказать. А, и ладно.
   Так, писк слышали? Это значит, что-то интересное на горизонте и надо в окно выглянуть. Кто у нас сегодня дежурит? Матфей? Значит, посмотреть можно. Если бы Женька - ни за что бы не полезла - он по всякой ерунде трезвонит.
   О! Действительно стоит взглянуть: тут, видимо, был город древних. Мы по истории проходили: люди раньше жили на одном месте, потому что пропитание росло поблизости. Скукотища, да? Все вокруг одно и то же, тоска и только. Это у кого красивый пейзаж в окне - повезло, а кому - дрянь, что делать?
   Так, рассказываю подробно. Какая-то площадь. Дом. Не обычный, а стоячий, древний, наверное. Или специально его здесь сделали, чтобы показать, что очень старое это место. Ой, лампочка горит, сейчас голоса включу...
   - ... музея. По старому обычаю мы почтим минутой остановки тех, кто не может покинуть...
   А, ничего интересного. Музей. Там Матфей сейчас предлагает выйти прогуляться, но меня все равно не пустят, я наказана за вчерашнее: застряла в лесу, искали меня долго, ругались, мама волновалась зачем-то, а я просто гуляла. Отошла далеко, когда сигнал услышала - не в ту сторону побежала. Нет, я-то думала, что в ту, куда надо, а оказалось - ошиблась.
   Так, все закругляюсь. Мы сегодня в гости идем: у Сашки день рождения, нас с мамой пригласили. Сашка - дурак, он меня за косички дергает, но мама ему подарок уже заказала, так что придется идти. Интересно, а какую речь он приготовил? Эх, скорей бы послезавтра...
   Пока, пока.
  
  
  
   Кроме типов сновидений, и жанров, о которых будет сказано дальше, существуют еще так называемые "привязки". Это может быть навязчивое место или вещь, или человек, которые возникают вдруг посреди любого из сновидений и мешают (или помогают) вам спокойно его досмотреть.
   Предположим, это может быть школьный учитель, внезапно возникающий в эротической части вашего сна. Или синяя папка, которую вы вдруг обнаруживаете время от времени в самых неожиданных местах. Она может предвещать наступление кошмаров или, наоборот, придавать вам силы и могущество. Там могут храниться заклятия на любой случай жизни, а, может быть, в вашем сне, открыть папку - значит, всего лишь проснуться, и вы вольны воспользоваться этой возможностью или проигнорировать.
   Это может быть комната, откуда вы не сумеете выбраться, если случайно попали. И эта комната так или иначе будет появляться в ваших снах и пугать вас или развлекать, в зависимости от цели и вашего к ней отношения.
   "Привязки" - это работа для психологов (если, конечно, вы хотите от этих "привязок" избавиться). Подсознание пытается что-то вам сказать, и не знает иного способа. Тут закапываются детские страхи, комплексы, болезни и так далее.
   Моими "привязками" были темные замкнутые коридоры и лабиринты. Они не носили эмоциональной окраски, проверяя, как я буду себя вести. Я старалась запомнить повороты и свои ощущения, чтобы утром составить подробный план. Наверное, подсознание на меня слегка обиделось за такое рациональное отношение, потому что с некоторых пор я перестала видеть подвалы и лабиринты.
  
  
  
  
   ДОЙТИ ДО ГОРИЗОНТА
  
   "Сейчас я зажмурю глаза, а потом открою и окажусь дома, в своей постели".
   Он зажмурился, для верности сосчитал до восьми и открыл глаза: ничего не изменилось. Он все еще сидел в подвале, тусклая лампочка освещала ржавые трубы, покрытые зеленоватым мхом. С этих труб капала вода, капли попадали в лужи на полу и эхом разносились по коридорам.
   Рост встал и пошел вперед.
  
   Через полчаса ходьбы он услышал... пение? Сначала звуки казались беспорядочными, но вскоре он уловил ритм. Несколько раз Рост ошибался и сворачивал в тупики. Приходилось возвращаться и искать верные ходы. Голос не смолкал. Песня закончилась, за ней последовала другая... Он дошел до очередной двери, толкнул ее, и вместо коридора попал в затхлую комнатенку с трубами, похожую на ту, из которой сам недавно вышел.
   Голос перестал петь и прокомментировал:
   - Ба! А вот и новый персонаж.
   Рост увидел девушку лет двадцати, в ночной рубашке, растрепанную, со ссадиной на скуле. Правая рука незнакомки была прикована к трубе блестящими наручниками.
   - Что ты здесь делаешь?
   - Сижу. Выбора нет, не видишь, что ли, я к трубе пристегнута! Где ты ходишь? Я все жду тебя и жду, а ты все не появляешься. Там, за батареей лежат ключи.
   Рост наклонился, нащупал связку, где было указано, и отстегнул наручники.
   - Меня зовут...
   - Знаю, знаю - Рост. Ростислав. Ты музыкант, играешь... скажем, на фортепиано, зарабатываешь на жизнь концертами и уроками музыки. Хорошо плаваешь... Что еще? Характер уравновешенный, в глубине души - романтик. Все хватит с тебя. Ты - эпизод, нечего на тебя фантазию попусту расходовать. Меня зовут Лекси.
   Она поднялась с пола, стала отряхиваться. Рост подождал, пока девушка приведет себя в относительный порядок, затем взял ее за правую руку и пристегнул наручниками к своей левой.
   - А в перерывах между игрой я ловлю преступников. Доставка до горизонта, с понедельника по пятницу, без перерыва на обед и сон.
   Она ошеломленно смотрела на свою кисть и не верила тому, что видит.
   - Нет, это надо же! Невероятно... так не честно. Так совершенно не честно! Сколько раз себе говорила доводить фантазию до конца, иначе она сама себя додумает и уж точно не в твою пользу! Ладно. Ты сам напросился. Давай, выводи нас отсюда, раз такой умный!
   Рост несколько растерялся, но тут же собрался и зашагал к выходу. Девушке ничего не оставалось, как следовать за ним.
  
   Из подвала они выбрались подозрительно быстро, если учесть, сколько Рост бродил по нему, пока не встретился с этой особой.
   - Выползли? - проворчала Лекси. Она оглядела задний двор, темнеющее небо и свою ночную рубашку. - Так, мы свернем за угол, там будет стоять коробка с одеждой моего размера. Скажем, костюмчик какой-нибудь простенький и приличная обувь.
   Они свернули за угол и действительно наткнулись на коробку.
   - Откуда ты знала, что она здесь стоит?
   - Я не знала, я ее придумала. Сон, ведь. Теперь сообразим гостиницу вон за тем домом, потому что я устала и потому, что темнеет. Долго расшаркиваться я не собираюсь, переночуем в том, что наскоро придумалось. Пошли.
  
   Для гостиницы, сочиненной всего за несколько секунд, эта оказалась не так уж и плоха. Правда, номер был одноместный, но зато кровать - полутороспальная, так что, в общем, и целом - весьма сносно. Лекси переоделась в ванной, постоянно напевая, чтобы Рост мог убедиться, что она не удрала.
   - И как я тебе в обновке? Впрочем, можешь не говорить, я и сама знаю, что прекрасно выгляжу.
   Раздался вежливый стук в дверь, Рост пристегнул наручник с девушкой к спинке кровати, а сам пошел открывать. Через минуту он вкатил столик с ужином, сервированный на двоих, тут же бросил этот столик посреди комнаты и выпрыгнул в открытое окно - догонять Лекси.
   Далеко убежать она не успела. Рост схватил девушку в охапку, они упали на землю, и Лекси тут же перестала сопротивляться, сообразив, что силы неравные.
   - Сам виноват, зачем взял номер на первом этаже?
   - Как ты освободилась?
   - Досочинила разборную спинку кровати.
   - Теперь я с тебя глаз не спущу! Вставай.
   - Не тяни меня! Я не могу так быстро идти!
   - Можешь. Сам видел.
   Они "зашли" в комнату через окно, после чего это окно было плотно закупорено огромными шпингалетами, и Рост собственноручно проверил их на предмет неисправностей.
   Лекси тем временем полезла по кастрюлькам. Неудачный побег ничуть ее не смутил и не уменьшил аппетита.
   - Обожаю гастрономическую часть сна. Что тут у нас? Салат. Тьфу, несоленый. Почему они не посолили салат? А тут?... Омлет. Омлеты я не люблю. И кисель я тоже не люблю, зачем ты его только заказал? А тут вообще пусто. Слушай, Рост, это не честно! Ты меня что, голодом решил уморить?
   - Вовсе нет. Просто, пока ты бегала - кто-то забрался к нам в номер и украл наш ужин, а нам подсунул все это.
   - Чушь.
   - Да? А ты проверь. Следующий раз удерешь - они и завтрак стянут.
   Рост сел на кровать и с явным удовольствием принялся за ужин. Лекси сидела напротив и морщилась.
   - Нет... За такие сны, уши надо откручивать. Это ж подумать только, какую гадость показывают!
   - Каждый видит тот сон, который заслуживает, - сказал Рост.
   - Это говоришь не ты. Это говорит мое подсознание. То ли оно меня испытывает, то ли - воспитывает. Пока не понятно. А потом - будет поздно.
   - Почему потом будет поздно?
   - Потому что я умру с голоду, и уже не важно будет, воспитанная я умерла или нет.
   Рост усмехнулся, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и достал висящий на шее маленький кожаный мешочек.
   - Соль, - коротко сказал он.
   Лекси ошарашено помотала головой.
   - Я этого не сочиняла!
   - Конечно. Я сам это сочинил.
   - Но ты не можешь!... Ты не имеешь права придумывать за меня мой сон, хватит того, что вытворяет подсознание!
   - Просто я играю по твоим правилам. Тебе нужна соль или нет?
   Лекси выхватила мешочек, чем вызвала смешок противоборствующей стороны и принялась за салат.
  
   . . .
   За ночь гостиница выросла на шесть лишних этажей и поменяла вид из окна: теперь в него ясно просматривались пальмы, пляж и море, по которому вальсировали яхты.
   - Вчера моря не было, - сказал Рост. - Твои проделки?
   - Не знаю. Не уверена. Оно само иногда вытворяет разное что попало, если я не успеваю проконтролировать. Что ты планируешь делать дальше?
   - Довести тебя до горизонта, как и собирался. Придется нанимать корабль - наймем корабль, но до горизонта я тебя доставлю, сколько бы препятствий ты не сочинила! Потом отрапортую, кому положено о выполненном задании и вернусь домой. А потом...
   - Не будет никакого "потом", дурачок. Я же умираю. Ты доведешь меня до Горизонта и... все. У сна есть одна маленькая особенность: без человека он недействителен, а человек у нас - я.
   - Не говори ерунды. Просто ты не хочешь... - он не смог придумать чего именно она не хочет. Девушка досказала:
   - Я не хочу умирать? Это естественно. Но от желания, похоже, тут не все зависит - я не могу выбраться из этого сна. Не могу. Не получается. Вязну в нем, как в сиропе, он все больше и больше управляет мной, чем я им... Обидно. Так жить хочется. Нет, я не жалуюсь! Сон - это тоже здорово... Но, знаешь, планы планами, а для начала надо из здания выйти. Мне это не всегда удается с первого раза, так что приготовься на всякий случай к проблемам. Они будут.
   - Обещаешь?
   - Предполагаю.
   За дверью оказался коридор, в конце которого виднелась лестница вниз. Лифта нигде не наблюдалось, да и опасно в него садиться - не известно, куда довезет. Лестница надежнее. Если слово "надежность" вообще уместно в постоянно меняющемся мире.
   Рост уверенно направился вперед. Он не помнил, каким образом они дошли до номера вчера: они просто оказались там, после того, как решили провести ночь в гостинице.
   Навстречу никто не попадался. Возможно, подсознание Лекси работало сейчас над более важными проблемами, чем случайные прохожие.
   Спуск не кончался. Ступенек становилось все меньше, а поворотов все больше, лестница постепенно превращалась в воронку...
   - Рост, нам надо выскочить отсюда! Ищи любой проем!
   - Стены ровные, ни одного этажа!
   - Подожди. Я сейчас.
   Девушка сосредоточилась, потом резко обернулась: сзади образовалась дверь.
   - Сюда!
   Впереди простирался коридор с невероятным количеством дверей. Некоторые из этих дверей горели. Что-то рушилось, сзади послышался треск: падали потолочные балки.
   - Что происходит?
   - Наступают кошмары, - сквозь шум прокричала в ответ Лекси. - Бежим! Надо найти, куда спрятаться!
   На этот раз впереди бежала она. Девушка выбрала одну из дверей и толкнула ее: за дверью располагалась большая светлая комната, по всему периметру которой стояли столы с химическими реактивами, приборами...
   - Какая-то лаборатория, - сказал Рост.
   Неожиданно пол под ногами подпрыгнул.
   - Землетрясение! - крикнула Лекси. - Где здесь ванна?!
   Ванная комната обнаружилась за одной из боковых дверок. Оба беглеца прыгнули в ванну, и в этот миг мир обрушился и накрыл их сверху потолком.
   Лекси вжалась в чугун. Какое-то время они молчали, ожидая, что будет дальше, переводя дыхание и боясь пошелохнуться, но все, что возможно уже свершилось, и постепенно Рост обрел способность мыслить.
   - Ты знала, что это произойдет?
   - Нет. Но чувствовала, что что-то приближается. Каждый знает о своем кошмаре заранее.
   - Почему именно землетрясение?
   - Это как раз просто. Я провела детство на Камчатке, а там такое- норма. Постоянно ждешь, что потолок рухнет... Шучу.
   - Странные у тебя шутки.
   - И это единственное, что тебе кажется странным? Сними с меня наручник.
   - Что?
   - Мне руку больно. И вообще, подвинься, ты тяжелый!
   Рост вздохнул, нащупал в заднем кармане ключи от наручников и освободил девушку. Понятие о свободе в данном случае, конечно, относительное.
   - В таких ситуациях самое страшное - задохнуться, - сказала Лекси. - От шока мы не умрем, потому что у нас ничего не сломано... у тебя же ничего не сломано? Я возиться с тобой не стану!
   - Со мной все в порядке.
   - Тогда подвинься.
   - Куда?
   - Знаешь, Рост, хорошо еще, что ты музыкант, а не "качок", а то тебе и до горизонта не пришлось бы меня доводить. Придавил бы легонько, и наше общение на этом бы и закончилось.
   - Мы не задохнемся. Плита неровно упала, щели достаточно, что бы воздух поступал для двоих.
   - Ты это видишь, или сочинил?
   - Тебе важно?
   - Да. Нет. Какая разница, нас все равно скоро освободят! Это единственный дом, который рухнул и все силы брошены сейчас нам во спасение. За пару часов откопают.
   - Мне бы твоего оптимизма.
   - Это не оптимизм, балда, это работа мозга! Не мешай сочинять, я не собираюсь проваляться тут с тобой всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ее не осталось. Интересно, почему ни в одном сне мне не попадаются хоть сколько-нибудь приличные рыцари, чтобы уж не все делать самой?! Вот было бы здорово: красавец мужчина, на коне, с мечом...
   - Меч не всегда уместен, а будь здесь конь, ванны нам бы точно не хватило. Да и спасать можно по-разному.
   - Убивать можно тоже по-разному. Например, довести до горизонта.
   Рост вздохнул. Потом осторожно приподнял голову Лекси и протянул под нее свою руку, чтобы девушке не было так жестко лежать.
   . . .
  
   Горизонт стал значительно ближе, хотя за день они едва преодолели сотню метров. Лекси не была удивлена и высказала предположение, что рамки ее фантазии сужаются сами, и что не столь важно дошел ли ты до Горизонта сам или Горизонт подошел к тебе.
   Росту эта идея не понравилась. Во-первых, тогда не понятно, в чем заключается задача его, Роста, если независимо от того ведет он Лекси, или валяется с ней, извините, в ванне - результат один. А, во-вторых, если Лекси права, то идти осталось не так уж и долго. С другой стороны, можно было очистить совесть и не надевать на девушку наручники.
   Они прошли несколько кварталов. Лекси поскучнела, былая ее резвость куда-то пропала. Девушка уже не пыталась, как прежде, сбегать или говорить колкости. Казалось, силы ее постепенно истощаются. Она покорно шла за Ростом, не замечая даже, что идут они не по прямой, а описывают круг.
   Вдруг девушка упала. Рост едва успел подхватить ее на руки.
   - Лекси, что с тобой?!
   - Надо же, как быстро... Знаешь, такое ощущение, будто во мне большая брешь и силы туда уходят, уходят... Там, за этим забором - лес. Пойдем в лес? Я не люблю пустынных улиц.
   Рост не стал дожидаться конца забора, просто проломил его ногой. Они пробрались через дыру и вскоре оказались на маленькой уютной поляне.
   - Как ты себя чувствуешь? Может, принести что-то, кого-то позвать? Хочешь, я найду доктора? - Рост наспех придумал одеяло и подложил его девушке под голову. Одеяло было страшненькое, в оранжевую клетку, но выбирать не приходилось.
   - Ты почти меня насмешил. Какой доктор? Тебе самому надо спасаться... Вот что. Перебирайся в другой сон. Давай, давай, пока не поздно... Сейчас, я помогу. Только сосредоточусь...
   - Не двигайся и не говори глупостей. Никуда я не уйду.
   - Чего я больше всего не люблю, так это когда вы со мной спорите.
   - Кто это "вы"?
   - Вы... фантазии. Почему вы такие упрямые?
   - Не знаю. Это ты свои сны анализируешь, а не я, так что меня об этом не спрашивай. Тебе удобно?
   - Да... спасибо. Даже сил прибавилось. Непонятно откуда. Я вот тут подумала, может, это и к лучшему, что я умираю во сне. Здесь хорошо... одно жаль - видно, сколько осталось. Кстати, посмотри, горизонт подполз?
   Рост выглянул и ужаснулся: край был совсем рядом, весь оставшийся мир умещался на крохотном острове, и этот остров становился все меньше и меньше.
   Рост медленно сел обратно и стараясь, чтобы голос его не выдал, сказал:
   - Еще топать и топать. С неделю - точно.
   Девушка горько усмехнулась и облизала пересохшие губы.
   - Знаешь, наверное, ты самая удачная моя фантазия. Ты мне даже начинаешь нравиться... Жаль, что нельзя оставить тебя после смерти, чтобы ты хоть кому-то достался... счастьем одарил. Я протяну еще часа два-три, надо подумать, чем их занять. Может, сыграешь? У меня там рояль в кустах спрятан... розовый... "си" в контроктаве западает, но в целом он неплохо настроен...
   Кусты тут же приобрели загадочность, и, хотя Рост не видел рояля, не было никаких сомнений, что он там стоит.
   - Придумай мне прошлое, - неожиданно сказал Рост.
   - Зачем?
   - Ты сказала, - жаль, что нельзя оставить меня после твоей смерти. Но ты и не пыталась.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Придумай меня ТАМ. И пусть я знаю, как тебя спасти. Если это возможно, мы должны попытаться!
   - Но это как раз НЕ возможно. Это - сон. А там...
   - Не понимаю. И чем же ТАМ отличается от ЗДЕСЬ?
   - ТАМ - уже существует. И оно создано не мной. Там ничего не меняется и не надо каждую минуту привыкать к новым факторам...
   - Тем проще! Меньше сочинять.
   - ЗДЕСЬ - не настоящее, Рост. Оно - не живое. Пойми, в том мире никто не поставит для меня коробку с одеждой там, где мне это удобно. И не спрячет розовый рояль в кусты... Там - все другое.
   - Извини, не очень понял. Все это частности, мы не о том говорим. Здесь ты испытываешь вполне реальные боль, страх, голод, волнение... Тебе так же обидно, если ты не добиваешься своего и так же приятно, если ты выигрываешь в лотерее. В конце концов, просто попробуй! Что тебе терять?
   - В этом ты прав... терять мне действительно уже нечего, - девушка приподнялась на локте, Рост тут же поправил одеяло, чтобы ей было удобнее. - Тебя зовут Ростислав. Тебе тридцать лет, ты работаешь... я говорила уже об этом. Через две минуты ты окажешься возле моей палаты. Ты лежишь в той же больнице с сотрясением - завтра тебя должны выписать. Ты случайно влез в мои сны, и, проснувшись, будешь их помнить. Ты не женат... нет! Твоя бывшая развелась с тобой - ушла к другому. Ты долго переживал, но музыка тебя спасла... насчет музыки: в моей палате стоит рояль. Обычный, черный. Его перенесли из холла, чтобы больные не доломали, и поставили сюда, потому что это единственная одноместная палата, и еще потому, что в ней часто умирают... Не об этом говорить! Когда ты окажешься на месте, ты будешь знать, что со мной происходит, и как мне помочь. Независимо от того, выживу я или нет - ты останешься. Слышишь? Ты все равно останешься!
   Контуры Роста блекли, девушка кричала вдогонку исчезающему другу:
   - Но ты успеешь! Ты обязательно успеешь!
   Она уронила голову на старое одеяло в оранжевую клеточку и проговорила уже для себя:
   - Эта часть сна называется вещей. Надеюсь.
   В кустах одиноко растворялся розовый рояль с западающей "си" в контроктаве, на котором никто так и не сыграл.
  
   . . .
  
   Рост очнулся на больничной койке и не сразу смог понять, где находится. Потом вспомнил про драку, про сотрясение, про соседа по палате, которого звали Сеня... и еще, он вспомнил сон. Сон или бред? Он осторожно встал с постели, голова привычно закружилась, но тут же все вернулось в норму, и пошел... пошел...
   Медсестра что-то строчила в больничном журнале, наверное, сочиняла температуру выздоравливающим больным. Увидев Роста, она изобразила на лице удивление.
   - Вы что-то хотели? Вам не надо лишний раз вставать, с сотрясением не шутят!
   - Да, да, я знаю... - он решил уже, что все это глупо, и надо вернуться, но внутреннее упрямство все же заставило его задать вопрос, ради которого он вышел из палаты: - Скажите, здесь лежит девушка по имени Лекси?
   - Алексина? Да. Вон ее палата. Но вам туда нельзя!
   - Там еще должен находится рояль...
   - Ну да, с холла перенесли... Вы куда?!
   - Позвольте. Мне нужно это сделать.
   Медсестра подумала и милостиво кивнула.
   Алексина лежала бледная, но приборы мигали умиротворенно, показывая, что девушка жива. Рост закрыл за собой дверь и присел возле ее постели. Он знал, что делать.
   - Ты постепенно будешь приходить в себя и встанешь на ноги уже через неделю. Мы пойдем с тобой в парк, и ты будешь считать воробьев, купающихся в луже, а потом я куплю тебе мороженое, с вишнями, в такой узенькой длинной форме. А через год...
   Он говорил долго. Ресницы больной девушки вздрогнули, она медленно открыла глаза. Увидела Роста. И узнала его.
   - Не говори ничего. Лежи спокойно.
   - Как?...
   - Просто все получилось. Или сон был один на двоих.
   - Что со мной?...
   Рост улыбнулся и осторожно провел ладонью по ее волосам.
   - Иногда человек может умереть только оттого, что некому придумать для него будущее. Забавно, правда? Такая малость.
   - Я плохо себя помню... ты, случайно не стер мое прошлое?
   - Ты еще не поправилась, все вернется. Хочешь, я для тебя сыграю?
   Он сел на стул, откинув фалды воображаемого фрака, и опустил пальцы на череду черно-белых клавиш.
   Раздалась музыка. Лекси слушала и вспоминала. Дождь. Капли барабанят по подоконнику и крыше. Ветер, и он гоняет листву по осеннему парку. А это - смех. А вот - паровозный гудок тоскует о далеких путешествиях, или нет, это последний звонок в театре и сейчас откроется занавес, медленно погаснет свет, и на сцену выйдут актеры. Они будут играть долгую, интересную пьесу, незнакомую, но чем-то неуловимо похожую на твою жизнь. И можно будет зажмурить глаза и не бояться, что все исчезнет.
  
  
  
  
   Иногда легко ошибиться в распознавании категории сна. Мои сны давно научились прикидываться чем-то иным, чем то, что я о них думаю.
  
   Кроме типов сновидений, перечисленных мною в предыдущей части, существуют и эмоциональные окраски, жанры, подходящие для любого типа. Они знакомы каждому: сказки, романтические истории, кошмары, эротика, бродилки, догонялки, и тому подобное. Если точно определить тип сновидения - то легко можно перейти от плавно начинающегося кошмара к "бродилке" или сказке. Методы этого перехода немножко отличаются, но главное перестать воспринимать кошмар, как кошмар. Забыть о нем.
   В детстве мне снились ужасы только в определенном положении тела - на спине. Я заранее начинала бояться, и мои страхи с лихвой осуществлялись. Если постоянно вертеться с боку на бок - трудно избежать промежуточного состояния, и не всегда получалось достаточно проснуться, чтобы закончить поворот. В детстве я всегда знала, когда наступят кошмары. И они наслаждались моим ожиданием.
   Еще было правило: не смотреть больше трех снов на одном боку. Потеряется яркость. После четвертого - сны могут утягивать силы, и тогда проснешься совсем не отдохнувшим.
   Правил было много, они всегда работали. Но однажды я посчитала, что выросла. И что теперь правила можно отменить, потому что для взрослых людей - несерьезно прогнозировать сказки и ужастики, ибо им некогда заниматься такими глупостями.
   И правила перестали действовать! То есть абсолютно! Сразу!
   Удивительнее всего, что тогда это меня не удивило. Я создавала свои законы, я подчинялась им, но я могла и отменить их в случае необходимости.
   Однако оказалось, что старые правила значительно упрощали мое ночное существование. Без них нельзя стало предсказать, какой сон к тебе пришел. Любой кошмар мог начаться вполне мирно, и только потом перерастал в себя. Пришлось придумывать другие законы. Раз механические повороты туловища больше не давали нужного результата, мне пришлось учиться управлять сновидениями. Как любая учеба - это занимало время, знания накапливались методом проб и ошибок. Мне исполнилось что-то около десяти лет.
   Первое, что я поняла: то, на что вы не обращаете внимания - пропадает. Не важно - хорошее или плохое, какое угодно. Мгновение - и любимый превратился в кактус.
   Второе: если попадаешь в незнакомый сон - ни в коем случае нельзя бояться или метаться в тревожных предчувствиях: сны всегда ждут от вас подсказки - какими вы хотите их видеть. Мне кажется, сны не понимают различия между опасениями человека и его мечтами. И то и другое они принимают за руководство к действию. Поэтому стоит запастись радужными надеждами.
   Далее: любые желания во сне имеют страшную силу. Но это не значит, что они сбудутся тогда, когда вы этого просите: подсознание любит "дарить подарки", когда они вам совершенно не нужны. По крайней мере - мое подсознание так поступает со мной. Наверное, оно хочет показать мне глупость некоторых моих мечтаний. Но я это и так знаю. Зря старалось, родное.
  
  
  
  
   ШКОЛА
  
  
   После моего отъезда школа недолго прослужила местом для обучения детей. В одну из осенних ночей в кабинете географии обвалился потолок. Под руинами погибли стулья, парты, глобусы, дорогие глянцевые карты. Никого из преподавателей или учеников в этот момент в классе не было, но занятия на следующий день по всей школе отменили - до выяснения обстоятельств.
   Однако этим обстоятельствам не суждено было выясниться: на школу одно за другим повалились несчастья. За рухнувшим потолком последовал потоп: фонтанировала каждая труба, каждая батарея. Школу в считанные минуты затопило и бригада сантехников вынуждена бала перекрыть воду и ставить вопрос о замене всей системы водоснабжения здания. Школу закрыли, поставив на дежурство бдительных сторожей. А сторожа стали пропадать. Они потом находились, недалеко за городом, почти в невменяемом состоянии, но что заставило их покинуть свой пост и описывать круги в близ лежащем леске, никто из них так и не смог объяснить.
   На полуобрушенной крыше школы стали гнездиться неприлично огромные страшные вороны с мерзким угловатыми клювами. Пожалуй, это были даже и не вороны, а какие-то другие, незнакомые науке птицы, но кто они такие и откуда, никому не хотелось узнавать.
  
   Школа стояла теперь брошенная. Но никто не бил в ней стекла, не шалил, никто не отваживался ночевать там и даже днем мало кто прогуливался вблизи. Асфальтовая дорожка, ведущая к парадному входу, потрескалась. Деревья, окружавшие школу, и в былые времена являвшиеся гордостью завхоза, лично следившего за их стрижкой, - теперь разрослись, (на их ветках селилось то самое странное воронье), и трудно было признать в этих страшилищах обычные березки, липы и дубы...
   На двери сияла выведенная мелом надпись: "Уроки окончены навсегда. Уходите." Надпись несколько раз смывали, закрашивали коричневой эмалью, но на следующее утро она неизменно появлялась на том же самом месте, написанная тем же самым подчерком.
   Спортивная площадка как-то очень быстро заросла кустарником.
  
   Никогда еще я не видела школу такой пустой. Даже во время каникул здесь проводились какие-то кружки, дежурили учителя, а уж завуч, казалось, ночевала в этих стенах - не помню случая, чтобы она заболела или взяла отпуск. Теперь же ни веселой беготни, ни окриков играющих в пятнашки учеников, ни строгих, размеренных голосов учителей не раздавалось по коридорам. Не было стенгазет, объявлений. Не висело, казавшееся столь неизменным, расписание уроков и звонков...
   И все же школа не пустовала. В ней жила моя Сила. И это чувствовалось с первых шагов, с первых ступеней...
   Какой стала эта Сила без меня? За столько лет могла измениться не только я, но и она, и не известно в чем и насколько она изменилась, и сможем ли мы найти общий язык и договориться о том, для чего я сюда приехала.
   Я остановилась перед лестницей на второй этаж. Сколько лет подряд мои ноги носились по ней вверх и вниз, в толпе одноклассников и в одиночку, вовремя и с опозданием на урок, а потому торопливо, но стараясь не попасться на глаза строгой завучихе...
   Я сделала то, что хотела сделать почти все время, пока училась здесь: оторвалась от пола и не пошла, а полетела над лестницей, не касаясь ступенек. И тут услышала чье-то сиплое ворчание. Мне стало неловко, будто я нашкодила, и меня поймали на месте преступления. Однако моя шалость осталась незамеченной - уборщица мыла коридор. Коридор школы, где уже десятилетие никто не учился.
   - Вытирайте ноги! Вот здесь, о тряпочку.
   Я помнила ее. Все десять лет она исправно мыла полы в нашей школе и говорила две неизменные фразы. Первую я только что услышала, а вторая была: " Ну чего вы носитесь? ". Эта уборщица покинула наш городок вскоре после того, как стали происходить неприятности.
   - Я ищу свою Силу.
   - Посмотри в учительской. Они все складывают на письменный шкаф.
   Не стоило уточнять, как это шкаф может быть письменным.
   Учительская располагалась на первом этаже. Я повернулась и пошла обратно.
   Двери учительской, как и в былые времена, были плотно закрыты и неизвестно, что располагалось за ними, но, как мне всегда казалось, это "что-то" должно было быть непременно зловещим и уж точно таинственным. Я открыла дверь.
   В учительской не оказалось окон. Скорее она напоминала подземелье. Повсюду виделись не оклеенные обоями холодные цементные стены, к одной из стен был прикован голый человек. Его одежда в полном объеме висела прикованная рядом.
   - Помогите, - прошипел он. - Пожалуйста, воды...
   - Как ты здесь оказался?
   - Переночевать хотел.
   - Бомж?
   - Просто мне негде было ночевать! Я не виноват! Дайте воды...
   Мне еще не хватало знакомства с Силой, чтобы определить, человек ли это, или, как в сказке про Кощея Бессмертного, стакан воды принесет больше проблем, чем хотелось бы, и я решила оставить бомжа на потом.
   За закрывающейся дверью послышались сдавленные рыдания.
  
   Во всех классных комнатах, куда я заходила, окна были занавешены шторами. При этом силуэтов от светящихся днем проемов на шторах не было, как если бы вместо стекол они были бы забиты досками, или на улице была бы ночь.
   В кабинете биологии рядом с доской висела огромная летучая мышь. Она была размером с приличного дога. Мышь смотрела на меня злобным прищуренным глазом: она не знала, зачем я здесь, но понимала, что с моим приходом все изменится, и эти перемены не нравились ей и пугали. Я закрыла за собой дверь, оставив летучую мышь наедине со своими страхами.
   На третьем этаже в коридоре девочка лет десяти играла в классы. Бита, сделанная из старой железной баночки из-под монпансье, летала по квадратикам, и девочка прыгала из клеточки в клеточку, приговаривая: "Раз, два, до четвертой, теперь: раз, два, до седьмой. "
   - Моей битой была баночка из-под гуталина, - сказала я. - С песком внутри. Здравствуй, Сила.
   - Привет, - сказала, девочка, не отрываясь от биты и едва взглянув на меня, - Я ждала тебя. Хочешь, сыграем?
   - Нет, спасибо. Я пришла за тобой.
   Она вдруг потеряла интерес к игре, и классы тут же исчезли с пола, девочка вытянулась на глазах до шестнадцатилетней и скрестила на груди руки.
   - Так. Значит, ты стала самой красивой? Самой умной? Ты прославилась?
   - Это не важно.
   - Но ты собиралась утереть всем им нос! Что бы все поняли, какая ты!
   - Главное, что это поняла я сама.
   - Тогда зачем ты приехала?
   - Простить.
   - Они не достойны прощения!
   Девушка упрямо отвернулась и насупилась.
   - Я знаю больше тебя, - сказала я. - Прошло много лет. Я виновата в том, что не поняла, не осознала этого раньше. Мне не хотелось думать об этом, ворошить... Но, знаешь, каждый должен вернуться однажды, чтобы простить.
   - Вот так просто? Так просто взять и простить? После того что, они сделали?
   - Тебя будут обижать куда сильнее. Но обиды не должны ломать. Они должны укреплять тебя, иначе все твои силы уйдут на месть, на перемывание обид и прочие никчемные вещи.
   - И ты вернулась, чтобы ЭТО мне сказать?
   - Я вернулась, чтобы забрать тебя. Иди ко мне. Ты свободна...
   Девушка вздрогнула, вновь поменяла возраст - года пронеслись на ее лице, потом стала плоской, полупрозрачной, словно слюда, и вдруг стекла на пол и вылилась в мою тень.
   Итак, Сила теперь со мной.
   Раздался звонок. В коридоре послышались детские голоса, топот: невидимые ученики бежали в столовую, звонок был на большую перемену. Я пошла вслед голосам.
   В столовой раздавался звон посуды, выкрики: "Не лезь без очереди!", "Мне стул измазали... ", "А картошка есть? "
   Среди этого гама я едва расслышала свой голос, который почти шепотом произнес:
   - Вы свободны.
   И шум превратился в ветер, который пронесся по кругу, но не набрав силы рассыпался и исчез по щелям.
  
   Я подошла к выходу, как вдруг вспомнила про прикованного. Вернулась. Он не ожидал моего возвращения, обрадовался. Я освободила и его, и его одежду.
   - Давно ты здесь?
   - Не знаю. Была осень.
   Сейчас на улице стоял июль, солнце заливало тротуары, а ребятня носилась в майках и шортах. Одеяние страдальца действительно напоминало осеннее: теплая куртка на меховой подстежке, свитер, ботинки...
   Мы вышли из здания школы. За моей спиной медленно тускнела надпись, сделанная моим подчерком.
   - Как тебя зовут? - спросила я.
   - Не знаю, - ответил человек.
   - Где ты живешь?
   - Не знаю.
   Ему стало неуютно в своей теплой одежде, и он снял куртку. А потом и свитер.
   - Наш автобус отходит через час, - сказала я. - Пойдем, перекусим.
   Он с радостью согласился.
   Уже отойдя на приличное расстояние, я обернулась: школа проседала, корежилась, разваливалась на глазах, но почти бесшумно, будто прокручивалась давно записанная кинолента, где нет звука. Странное воронье поднялось в воздух, покружило с недовольным видом и стаей полетело в неизвестную даль, искать иные зачарованные места. Их никто не звал сюда, и я подумала, что никто не станет о них жалеть.
  
  
  
   Зачастую, не видя своей новой внешности, мне приходится узнавать о ней только по самовосприятию самого человека. Оказывается, то, что мы о себе думаем, очень сильно влияет не только на наш характер и поведение, но и на мировоззрение в целом.
   Удивительно разговаривать с людьми с оттенком превосходства, на которое в жизни у меня нет оснований: с точки зрения очень богатого человека, или всемогущего, или бессмертного. Или просто чрезвычайно красивого. То же самое касается и обратной стороны: застенчивость коротышки, комплексы некрасивой девушки, страх человека, который боится, что его не поймут (он иностранец, или заикается, или просто невероятно косноязычен).
   Все эти эмоции охватывают меня наравне с тем, что я продолжаю испытывать параллельно и собственные чувства, иногда противоположные сопереживаемым с иным персонажем.
  
   Несколько лет назад я написала рассказ "Четыре литра совершенства". Этот рассказ печатали в местных журналах, он даже первое место занял в каком-то конкурсе, (о чем мне сообщили друзья, я-то по своей природной лени об этом так и не узнала бы). Не скажу, что это был лучший мой эпос, скорее - просто очередной. Но как удивительно оказалось, спустя много времени, испытать все то, о чем когда-то я легкомысленно посочиняла. Разумеется, сюжет сна отличался от фантазийного, но суть его была пережита мной почти "дословно".
   Чтобы не вдаваться в пересказ - приведу здесь само произведение, а потом опишу сновидение. Так будет вернее, тем более, как сказал однажды мой редактор: "За что люблю Тумко - за краткость. Ее лень явно идет на пользу ее творчеству.".
  
  
  
  
   ЧЕТЫРЕ ЛИТРА СОВЕРШЕНСТВА
  
  
   Две бутылочки с долгожданной жидкостью грели тело и душу. Рита дотащила бы и канистру, но на канистру не хватало денег, да и много было - целая канистра. Четыре литра - норма. Больше - бессмысленно, меньше - бестолково. Впрок набирать тоже не стоит - жидкость сохраняет свои свойства только в самом источнике, а отдельно от него - протухнет через сутки.
   Очередь Рита заняла еще две недели назад. Списки уточнялись каждое утро, побегать, конечно, пришлось, но оно того стоило! Вы бы видели Люську из параллельной группы. Днем раньше, на нее и внимания никто не обращал, а тут - просто богиня сошла, не иначе! Кожа ровненькая, будто шелковое трико с серебристым блеском; волосы за ночь выросли на полметра, загустели и завились; ноготки, глазки, губки - все превыше похвал. И девчонка-то вроде та же, а так похорошела - взгляд не отвести.
   Эффект держится почти неделю. Недолго, конечно. Но представьте, что вы хотите кому-то понравиться, и именно в эти семь дней. Тогда уже не до рассуждений - стоит оно таких мучений, или не стоит. Собственно, мучений как раз не много, главное - внимательность требуется с использованием, уж слишком эта жидкость усыпляет.
   Рита знала, что самым лучшим было бы пригласить кого-нибудь побыть рядом, пока ЭТО происходит. Но никого не позвала. Она не первый раз занималась самоусовершенствованием в одиночку. Правда, в половине случаев, жалела об этом...
   Обедать не хотелось. Рита быстренько набрала ванну и аккуратно вылила в нее драгоценную жидкость. Вода в ванне тут же заблестела изумрудными и рубиновыми искрами, но это продолжится не долго, искры скоро погаснут. Надо торопиться...
   Девушка завела будильник на требуемые полчаса, сбросили с себя одежду и осторожно опустилась в искрящуюся воду. Привычные ощущения пронзили тело.
   Захотелось танцевать прямо в воде, прыгать и плескаться, но девушка поборола в себе эти желания и увлеченно наблюдала за собственным преобразованием: сначала с кожи исчезли все шероховатости, мелкие шрамчики и порезы. Цвет выравнивался, становясь нежным, матовым. Изнутри начало исходить легкое свечение, будто свет пробивался наружу, потом свечение исчезло, и через тело стала просачиваться дрема, утягивала в сон, и невозможно было ей сопротивляться...
   Будильник делал все, что было в его силах, чтобы разбудить хозяйку, но безуспешно. Не его вина была в том, что Рита так крепко уснула. А изменения продолжались...
  
   Три часа пролетели незаметно. Вода в ванне остыла, и от холода или по другой причине, Рита проснулась. И взглянула на себя.
   - Что? Опять?! Выкину этот поганый будильник!
   Пока она дремала, Вода Совершенства сотворила с ней то, из-за чего эту жидкость так и не стали продавать в обычных магазинах или косметических салонах: ноги девушки срослись между собой и образовали красивый зеленовато-бурый чешуйчатый хвост. Волосы Риты достигали сейчас талии и своей красотой затмевали любую рекламу шампуней. Но что толку в этих волосах, если иначе, как ползком их не продемонстрируешь?
   Она вылезла из ванны, шумно плюхнулась об пол и оставляя на линолеуме мокрый след поползла в комнату. Там она набросила на себя кофточку и порадовалась, что не повесила одежду в шкаф.
   Телефон стоял на тумбочке. Секунд двадцать ушло на стягивание его за шнур, аккуратно, что бы не разбить.
   - Алло? А доктора можно? Да, его. Алло? Это - Рита. Да, опять. Да, не виновата! Я следила. Я правда, следила! Да, срослись. Ну... так, чуть-чуть срослись. Не то, чтобы пленочка, а скорее - чешуя. Да, уснула! Ну бывает же! Так когда вы приедете? Начинаю открывать дверь. Потому что, с учетом новых особенностей моей. . . э-э, фигурки - это займет какое-то время. Жду.
   В трубке раздались гудки.
  
   Доктора все пациентки звали просто "доктор". Иногда уточняли: "русалочий доктор". Он никого не лечил, но владел клиникой, где в палатах вместо коек стояли аквариумы. Чтобы рассосался хвост - требовалась все та же неделя, но проводить ее дома под насмешки и едкие замечания родных - удовольствие из малоприятных. А в клинике - заботливый персонал, чистая вода с подогревом и телевизор.
   По началу это все предполагалось использовать как салон красоты, но внезапно оказалось, что Воду нельзя хранить, а без запаса - бизнеса не сделаешь. К тому же официально Воду запретили, а на черном рынке покупать - не такова была натура доктора.
  
   Он появился через пятнадцать минут - строгий, подтянутый, с привычно деловыми манерами. Бросил на Риту уничижающий взгляд (его давно не сражала красота русалок), и сразу прошел к телефону, буркнув на ходу, то ли "Привет", то ли "Порядок".
   - Четвертая? Готовь машину с аквариумом. Да, опять. Адрес в журнале постоянных клиентов, под пятнадцатым номером на букву "Р". Вызов не ложный, будем оформлять.
   Доктор еще какое-то время говорил по телефону, но уже о своем, личном. Потом прошел на кухню, включил чайник, привычно пошарил в поисках кофе, нашел, заварил себе чашечку черного, ароматного, и прихлебывая дымящийся напиток, наконец вышел к пациентке.
   - Чешется, - пожаловалась она на хвост.
   - Сохнет, - довольно констатировал доктор. Казалось, он испытывает даже некоторое удовольствие от неудобства девушки, будто в наказании за ее неосмотрительность заключался секрет его, докторского, счастья.
   - Вот объясните мне, почему сразу за совершенством появляется такое вот дополнение? Это, что наказание, что ли, за жадность?
   Доктор взглянул на нее мельком, скривил лицо в гримасе, отдаленно напоминающей улыбку и, не отрываясь от своего кофе, пробурчал:
   - Я так думаю, у природы насчет совершенства свое мнение. . . И мы еще поговорим относительно поставщиков этой гадости.
   Во дворе раздался вой сирены, приближающийся, а после, замерший у самых окон.
   - Вещи где? - спросил доктор.
   - Там, на диване. И обувь там тоже.
   Доктор взял пакет с дивана и открыл дверь санитарам. Санитары были привычные, и не задавая лишних вопросов расположили на полу носилки, переложили на них девушку, (один только фыркнул: "Хороша! "), и вынесли ее из квартиры.
   Доктор слил воду в ванне, выключил свет, покормил рыбок в большом зеленом аквариуме, вымыл чашку из-под кофе и, убедившись, что в доме не осталось ничего включенного в розетку, так же удалился.
  
  
   Во сне "волшебную" воду нужно было выпить, после чего остатки из бокала вылить на голову.
   На вкус вода оказалась соленой и какой-то... щемящей, другого слова не подберу. Уничтожить этот эффект получалось одним способом: выпить простой воды. Как понимаете, и эта красота давалась не надолго. Здесь, в этом сне, я видела себя в зеркало и, мало того, наблюдала за преобразованием: изменения происходили не только с моим отражением - я ощущала, как из меня исходит сияние, как разглаживается кожа, как удлиняются волосы. Что-то новое появилось и в глазах: теперь я смотрела на мир, как красавица.
   Проснувшись, я еще некоторое время продолжала ощущать это сияние. Уверена, в тот момент я действительно была безупречно хороша. Жаль только, что в два часа ночи это мало кого интересовало.
   Я пролежала в темноте некоторое время, не шевелясь, стараясь запомнить это чувство. Вывод, который я сделала: то, что мы выдумываем, однажды можем испытать на себе. Пусть лучше это будут добрые фантазии.
   И еще: то, что мы Что-то придумали, не мешает этому Чему-то где-либо существовать реально.
  
   ЛОВИТЕ ПРИЗРАКОВ
  
  
   Она шла по тротуару, старательно огибая грязные лужи и мусор. Никакая весна без луж не обходится, тут уж ничего не поделаешь. А туфли беречь надо. Чуть впереди ее вышагивал мужчина в интересной рубашке: там были изображены непонятные рисунки, пятна, полосочки и при движении среди этих абстракций угадывались странные лица: хмурые и веселые, с большими носами и вовсе без носов, в профиль и фас, с пышными шевелюрами или с причудливыми головными уборами...
   От созерцания чужой рубашки ее оторвал шум приближающейся машины. Уже издалека стало ясно, что автомобиль несется на приличной скорости. Хотя, странно, переулочек-то узенький!
   Девушка ушла с дороги и почти прижалась к железному забору. Мужчина все так же шел посреди дороги, игнорируя или не замечая машину.
   - Эй, отойдите в сторону! Уходите, вас задавят!
   Ничего он не слышит. На раздумье времени не оставалось. Девушка выскользнула из туфлей, пролетела ветром разделяющее их расстояние и рванула на себя глухого человека. В следующее мгновение машина пронеслась точно по тому месту, где только что шел мужчина, обдав их грязными брызгами и вонью бензина. Водитель даже не притормозил.
   Незнакомец снял крохотные наушники, оттуда донеслась веселая музыка. Тут могло и стадо слонов пронестись совершенно незаметно.
   - Вы спасли мне жизнь...
   - Мне просто стало жаль вашу рубашку.
   - Мою рубашку? - растерянно переспросил он.
   - Это - шутка. Вообще-то, я подумала, что вы глухой. Я вам кричала, но, как теперь понимаю, совершенно зря.
   - Здесь машин практически не бывает, я и не волновался. Простите, что побеспокоил...
   - Пустяки.
   - Кому как.
   Девушка вернулась за туфлями, но, посмотрев на грязные ноги, решила идти босиком. Неудачное решение. Потому что через пять шагов она поскользнулась и рухнула в лужу.
   - Мама!
   Незнакомец тут же оказался рядом.
   - Что с вами? Вам плохо? Вы сломали ногу?
   - Мое платье! На кого я теперь похожа?!
   Мужчина помог ей подняться. Грязь стекала вниз, разукрашивая наряд все новыми и новыми полосами.
   - У вас точно все в порядке с ногами? Если вы расстроились только из-за платья, я с удовольствием куплю вам десяток таких же.
   - Зачем?
   - Должен же я хоть как-то отблагодарить вас за спасение.
   - А... нет, спасибо. Да и магазины все уже закрыты - поздно. Стемнеет скоро.
   Он неловко пожал плечами.
   - Но вы не можете идти по городу в таком виде.
   - Не могу, - согласилась девушка.
   Он немного подумал и сбивчиво произнес:
   - Вы только ничего не подумайте, но я тут рядом живу, и если вы согласитесь... то есть я хотел сказать, что это случилось и по моей вине... и у нас есть горячая вода, так что, если...
   - Понятно. А ваша жена не удивится, когда меня увидит?
   - О, тут все в порядке! В смысле, я не женат.
   - Н-да. Как удачно, - проворчала девушка. - Что ж, делать нечего. Придется воспользоваться вашим любезным предложением...
  
   - Прошу к столу, - сказал мужчина и улыбнулся: девушка беспомощно выглядывала из огромного махрового халата, волочащегося по полу, и с трудом передвигалась по комнате.
   - Платье я застирала, надо высушить утюгом...
   - Потом высушим, пусть сначала около вентилятора повисит. А сейчас - чай. С вареньем.
   - С каким?
   - С абрикосовым. Вы любите абрикосовое варенье?
   - Еще не знаю, никогда не пробовала.
   Девушка осторожно взгромоздилась на стул, стараясь ничего не задеть широкими, закатанными до локтей рукавами. Она чувствовала себя немножко неуютно - стол оказался для нее слишком высок (или стул - низок?), но старалась этого не показывать, чтобы не стеснять хозяина. Хозяин тем временем хлопотал с чаем.
   - Заварку густую? С сахаром, без? Знаете, я не очень-то хороший повар, или как называются люди, которые чаем заведуют, - не умею заваривать по всем правилам...
   - Я не привередливая. Спасибо. А варенье откуда?
   - Мама делает. Она у меня в деревне живет, там сад свой... Но я тоже участие принимал - дерево тряс. Знаете, вы сейчас похожи на маленького мокрого эльфа.
   Девушка улыбнулась.
   - Вы верите в эльфов?
   - Теперь - да. Вернее, опять - да.
   - Опять?
   - Да, в детстве я во многое верил... Например, я думал, что все плохие слова и поступки превращаются в призраки и подкарауливают людей в темных закоулках. А потом пристают к прохожим и начинают управлять их мыслями и делами.
   - Может, тем водителем тоже управлял призрак?
   - Возможно. Хотя, сдается мне, этот призрак поджидал его в бутылке, а не в переулке.
   - Неужели нет никакого спасения от этих злых существ? - полушутя, полусерьезно спросила она.
   - Есть. Обязательно есть. Наверное, живет на свете такое существо, доброе, славное. Пройдет, и призраки исчезают.
   - Вот как? - она задумчиво отхлебнула чай и осторожно поставила кружку обратно на блюдце. Потом спросила: - А вы сами никогда не делаете зла?
   - Осознанно стараюсь не делать.
   - Не сквернословите? Никого не обижаете?
   - Не сквернословлю. С обидами иногда не так просто, но я умею просить прощение.
   - Потрясающе. Наверное, таких, как вы, уже и не осталось. По крайней мере, в этом городе. Если только вы...
   - Если только я себя не перехваливаю?
   Она улыбнулась.
   - Очень вкусное варенье. Ваша мама просто чудесница.
   - Тут есть маленький секрет: ядрышки от косточек надо варить отдельно, а потом добавлять к самим абрикосам, тогда варенье не будет горчить. Я дня два, наверное, молотком стучал, хорошо в деревне соседей снизу нет. Разве что мыши. Но мыши возмущаться не будут.
   - Не будут, - согласилась девушка.
   Чай заканчивался, за окнами стемнело.
   - Как там мое платье?
   Она встала из-за стола.
   - Совсем сухое! И утюг не нужен. Теперь все начну сушить вентиляторами.
  
   Мужчина ушел на кухню. Там загремела посуда и послышался шум воды.
   Девушка переоделась. Замечательно! Приятно чувствовать себя чистой. Хотя на дворе - темень, все равно никто не увидит...
   Она направилась к двери.
   - Я провожу вас, можно?
   - Не стоит...
   - Уже темно. В такое время девушкам нельзя разгуливать в одиночку.
   - Ну, ладно... Только до остановки.
  
   Они вышли на улицу. Разговор как-то не клеился. Он не стал спрашивать у нее адрес, или приглашать к себе. Почему-то знал, что они больше не встретятся, хотя причину этих знаний определить не мог. Ему не хотелось отпускать ее и не хотелось быть навязчивым...
   - Мы уже пришли. Возвращайтесь домой.
   Он понял, что это приговор и удрученно кивнул головой.
   - Да. Я пойду. Еще раз спасибо за... за то, что спасли меня.
   Такой темный город. Фонари горят только в нескольких местах, там, где еще не успели разбить лампочки. А в резких, черных тенях прячутся коварные призраки. Хотя, может, они и не прячутся. Сидят себе на виду, уверенные, что никто их не замечает, и подкарауливают очередного незадачливого хама. У хама потом масса неприятностей возникнет, и, в общем-то, так ему, хаму, и надо, но, ведь, он, дурак, еще больше потом глупостей и подлостей наделает, еще большим призракам жизнь даст, и пойдет оно по нарастающей, ни конца ни края не видно... Почему это я вдруг про призраков вспомнил? Детская сказка...
  
   Девушка подождала, пока мужчина скроется за углом дома, потом повернулась и пошла по дороге.
   И призраки исчезали за ее спиной.
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  
  
   Вас не удивлял парадокс: мы можем быть совершенно убеждены, что инопланетяне существуют, но не поверим человеку, который утверждает, что их видел.
   Подтверждение любой нашей веры фактами - на самом деле не радует нас, а пугает. Потому что лишает иллюзии выбора: верить или нет. Иногда, ВЕРИТЬ намного выгоднее, чем ЗНАТЬ.
  
   Одно время я с упоением изучала мифологию различных стран и народов. Выискивала учебники, справочники, запоем прочитывала фольклорные эпосы. Казалось бы, прекрасное хобби на долгие годы. Но - нет. Прошло не так уж много времени, как я вдруг, без особых на то видимых причин, почувствовала, что все, хватит, и отвалилась от знаний, как сытый бобик от тазика с холодцом.
   По началу причину этого я объясняла банальным фактором: потеря интереса. Наверное, мы многое так объясняем. И лишь недавно я поняла, почему, собственно, этот интерес пропал, как и то, зачем он появился. Прежде мне очень трудно было сформулировать свое отношение к христианству и к различным его версиям. С одной стороны, без сомнения, вера возвышает человека, и множество тому примеров вокруг. С другой стороны, неосознанно, я всегда понимала, что соблюдение постов и регулярное повязывание косынки - это не совсем то, что я ожидаю от воцерковления. За исключением редких случаев, большинство людей после принятия христианства, меняются лишь незначительно, обычно в сфере обрядности и осуждения инакомыслия. С ними становилось трудно общаться. Зачастую они перестают анализировать события и делать выводы из повседневных ошибок, предпочитая во всем полагаться на Библию, при этом слабо ориентируясь в ней, или вырывая удобные убеждения из контекста. Но самое горькое, что при этом, они продолжают оставаться жадными, мелочными, эгоистичными - каждый в своем масштабе.
   Например, один мой знакомый, был возмущен тем, что я подала милостыню на улице. Он отчитал меня и сказал, что "Бог им и так подаст", а я - не ценю то, что имею, и очень скоро могу все потерять из-за своей неблагодарности. В его словах была какая-то логика, но она шла вразрез с моими внутренними убеждениями. Что-то мне говорило, что я поступаю правильно, но я даже не задумывалась, почему, собственно, подаю милостыню или не делаю этого. Тогда я не нашла, что сказать. Где-то в глубине упрямо формировалось недовольство своим непониманием себя, хотя тот случай ни к каким конкретным действиям меня не сподвиг.
  
   Теперь, спустя несколько лет, мне уже не трудно беседовать на темы религиозных убеждений. Сейчас мои взгляды имеют под собой платформу знаний. Конечно, мне трудно одномоментно перечислить весь пантеон скандинавских или египетских богов. Думаю, едва ли треть мифов и имен осталось в моей голове, но не это важно. Важно, что я смогла найти себя в этом огромном мире языческих, православных и социальных убеждений, без принятия "на веру" чьего-то чужого мнения. Мне представляется, что отрицание иных мировоззрений - сходно с тем, как если бы вы стояли у огромного шведского стола, но попробовали лишь одно блюдо, уверяя, что остальные - ложные, не истинные и не имеют права на существование. При чем выбранное вами блюдо, скорее всего, - не то, что идеально подходит вашему организму, а просто расположено оно в удобной близости к вам, или в более красивой тарелке, чем иные.
  
   Первоначальное любопытство, наконец, обрело смысл. Подсознание пыталось помочь мне и в реальности. Оно указывало путь и "отходило в сторону", позволяя мне самой обосновать свои же убеждения.
  
  
  
  
   БРИГЕТТА И ГАМАЮН
   Гамаюн - птица вещая, хранитель истории и мудрости народа.
  
   С самой вершины столетнего дуба отлично просматривался почти весь лес. Особенно хорошо - тропинка и человек, который бежал по ней, поминутно оглядываясь, словно за ним гнались. То есть, за ним действительно гнались, просто этого не было видно с моего дуба. Погоня будет здесь, пожалуй, через полчаса, а то и раньше. Да, определенно раньше.
   Беглец приближался. Я решила спуститься, чтобы рассмотреть его получше, и, может быть, завязать непринужденную беседу.
   Человек выскочил прямо к моему дереву, но не успел сделать и двух шагов, как наступил на гриб-дымовик. Тот лопнул, окружив нарушителя облаком едкого дыма. От неожиданности человек замер на месте, потом вдохнул дыма и громко чихнул.
   - Будьте здоровы, - сказала я весьма вежливо.
   Он поднял голову, увидел меня и испуганно отпрыгнул в сторону.
   - Тьфу ты, нечисть! - вырвалось у него.
   - Ну, спасибо, - хмыкнула я. Его слова мне не были обидны. Впечатлительные молодые люди часто реагируют на непонятное подобным образом.
   - Простите. Не сдержался. У меня сегодня неудачный день...
   - Н-да, я заметила. Догонялки по всему лесу, просто любо-дорого посмотреть.
   - А-а, да. Кстати, не подскажете ли, где тут можно спрятаться?
   Если вас разыскивают с собаками, а лес вам незнаком, то вопрос, разумеется, не лишний. Однако, у нас было целых двадцать минут в запасе. А мне хотелось поболтать.
   - И часто вы просите помощи, не будучи представлены собеседнику?
   - Так. Не повезло. Птица с высшим образованием.
   Он устало опустился на замшелый пень.
   - Что ж, выбора у меня нет. Играю по твоим правилам. Зовут меня Бригетта, в вашем лесу я впервые и за мной гонится целая свора желающих моей смерти.
   - Бригетта, Бригетта... знакомое имя. Да, я припоминаю эту историю: так звали хозяина гостиницы из сказки про слугу двух господ.
   - Что? При чем тут гостиница? Помогите мне укрыться, пожалуйста!
   - Не шуми. Все решится. Приятно познакомиться, Бригетта. А я - Гамаюн.
   - Тот самый? В смысле, та самая?
   - Ну, зависит от того, что вы под этим подразумеваете.
   Человек вздохнул.
   - Точно. Никаких сомнений. Гамаюн - вещая птица, хранит истории, мифы и легенды, заговаривает путников до смерти. Это я хорошо влип. Со всех сторон.
   - Не стоит отчаиваться раньше времени. Пока что никто никого не собирается до смерти заговаривать.
   - Так вы мне поможете?! - воскликнул он с надеждой. - Вы спрячете меня?
   - Спрячу? Нет. Помогу? Да. Не волнуйся, время еще есть.
   Я спрыгнула на землю, слегка расправив крылья, чтобы прыжок получился мягче.
   - А ты красивая... э-э... птица.
   - Спасибо.
   Теперь наши глаза были на одном уровне, и разговаривать стало удобней.
   - Можно начинать обмен вопросами, - кивнула я.
   - Что? - спросил он чуть не плача. - Но вы же не Сфинкс! Вы же просто - хранитель историй!
   - А откуда эти истории берутся, по-твоему? Таково условие. Но мы можем ограничиться и всего одним вопросом, если уж тебе невтерпеж. Итак, мой вопрос: кто были ваши родственники, все, кого вы помните, по именам, быстренько.
   Бригетта растерялся, но почти сразу пришел в себя и скороговоркой перечислил своих родителей-бабушек-дедушек-дядек-теток. Потом задумался, припоминая подробности, но ничего путного не припомнил и пожал плечами:
   - Вроде все, кого знаю. Остальные - только в родословной смотреть и лично я с ними не был знаком.
   - Прекрасно. Достаточно.
   Он взглянул на меня с любопытством.
   - А можно тоже спросить: вы - одна такая птица, или все-таки, до вас были другие ваши предки? Ну, истории как-то непонятно говорят: то вы - добрая, то - злая, то - плаксивая, то... разная в общем.
   - Чтобы хранить вековые знания достаточно одного тела. Но души в этом теле могут пребывать разные.
   - Это был ответ?
   - Время идет, - напомнила я.
   Он сразу вспомнил обо всех своих проблемах.
   - Так куда прятаться?
   - Некуда. Даже если сегодня тебя не найдут собаки, выйти из этого леса нельзя иначе, чем через ту же деревню. Значит рано или поздно - тебя отловят.
   - Что? - у него дыхание перехватило от неожиданности. - Так вы меня сдадите им с рук на руки? Тепленьким? Вот знал я, что не мой сегодня день!
   - И куда ты собрался? Дальше бежать? Сядь! Послушай предложение умной птицы.
   Он обреченно опустил голову. Но уши не закрыл, и на том спасибо.
   - Ты можешь спастись только одним способом. Ты должен согласиться какое-то время выполнять мою работу.
   - Не понял. Сидеть на дереве? Сказки рассказывать, вопросы задавать? Ну, может, я на это и сгожусь. Да только, они меня и с дерева снимут. Как бы я не старался.
   - Не снимут. Если ты станешь Гамаюном.
   - Стать тобой?
   - Стать мной.
   - А ты куда денешься?
   - Я попаду в твое тело.
   Он задумался.
   - Ладно. Я еще понимаю, зачем это мне. Но тебе-то - зачем меняться со мной?
   - Скажем, надоело каждый вечер осознавать себя сидящей на одном и том же дереве. И что тебе до моих причин? Думай скорее, я уже слышу лай собак. У тебя не больше двух минут.
   - Знаешь, не так легко согласиться на птичье тело с человечьей головой! К своему я, все-таки привык!
   - Это - не надолго. Твоему телу жить осталось максимум минуток десять.
   - Предположим, что ты знаешь, как такой обмен произвести. Ладно. Все-таки, не просто воробей какой-нибудь. Предположим, у нас все получиться. Тоже поверю. Но если тебя убьют, в смысле мое вот это тельце, то Я так навсегда и останусь птицей?
   - До тех пор, пока не найдешь с кем поменяться. Если, конечно, тебе не понравиться жить вечно.
   Вдалеке отчетливо послышался лай собак. Человек махнул рукой.
   - А, была не была! Я согласен. Говорят, разнообразие полезно. Что надо делать?
   - Помолчать.
   Я закрыла глаза и нараспев произнесла:
   - Был Бригетта, стань Гамаюн. Был Гамаюн, стань Бригетта. По обоюдному согласию. Дежурство сдал.
   - Дежурство принял, - ответил Бригетта, голосом, который только что был моим.
  
   Не знаю, какова была причина гоняться за Бригеттой и нападать на него. Собаки выскочили из кустов, окружили меня, бедолагу, со всех сторон, ожидая приказа хозяев. И этот приказ вскоре последовал... Конечно, сам-то Бригетта спасся, сидя на ветке и наблюдая за происходящем внизу, но у меня-то был свой интерес поменяться с ним местами: дело в том, что мне жутко опротивело осознавать себя в теле Гамаюна и смотреть один и тот же сон несколько ночей подряд. А это, пожалуй, лучший способ в него не возвращаться.
  
  
  
  
  
   У снов - свои законы жанра, но следуй я им - и читать сии творения будет невозможно. Приходится идти на уступки, так сказать, искать средне арифметическое значение между наблюдателем и рассказчиком, между педантичным репортером и фантастом.
   Мы не любим идти на уступки. Но любые нормальные отношения - это набор обоюдных компромиссов. Постоянное, бесконечное надавливание на горло собственной песне. Но лишь так можно надеяться, что эту песню кто-то услышит.
  
  
  
  
   КОГДА ВЫСОХНЕТ МОРЕ
  
   - Говорят, здесь раньше было море.
   Паренек пнул очередную ракушку, размером с кулак, похожую на причудливый махровый цветок, окаменевший, но все еще красивый.
   - Меня предупреждали, что запах здесь не ахти, но кто бы сказал, что так трудно ходить по песку! Я бы надел другую обувь.
   Он посмотрел на свои ботинки, скорчил мину.
   - Тебе не надо далеко ходить, - возразила я. - Бутылок хватает.
   - Э, нет! Мне нужен особый вариант! У меня своя система. Я не хочу нарваться на злобного трудоголика!
   - На кого?
   - Эй, ты что, классификацию джиннов не читала?
   - Разве такая есть?
   - Ну, ты даешь! И с чего я только взял, что ты профик! Это меня твой прикид ввел в заблуждение.
   Я посмотрела на свой "прикид": ничего особенного. Узкие брюки цвета хаки, футболка, ветровка под стиль, сапоги на шнуровке, через плечо - дорожная сумка.
   - Вот, вот! - подтвердил он мой беглый осмотр. - Сразу видно, что ты умеешь путешествовать в песочных условиях. Вообще вид у тебя такой... уверенный. Да. А элементарного не знаешь. Ладно, слушай, я не жадный: значит, так. Бывают джинны добрые, бывают злые. Бывают ленивые, бывают трудоголики. Самое противное, это, конечно, злобные трудоголики. Так желание переврут - мама дорогая! Например, попросишь мороженного - завялят по уши, а то еще поместят тебя внутрь целой горы из мороженного. А злобный лентяй, тот предложит тебе того же лакомства на кончике ножа. Максимум. Это преувеличение, но, думаю, смысл ты улавливаешь? Я тут составил целый список на случай, если на таких нарвусь. И тебе, кстати, советую все уточнить. Не помешает.
   - Спасибо за совет.
   - Я обратил внимание, сумка у тебя очень тяжелая. Еле тащишь. Этого не нужно, джинны все могут. Любое барахло заказывай - все, что пожелаешь! Впрочем, как хочешь. Твое дело. Как думаешь, это все далеко еще тянется? - он кивнул на горизонт.
   - Думаю далеко. Море, все-таки. Даже высохшее.
   - Твоя правда, - согласился он. - Присядем?
   Мой случайный попутчик тут же сел на валун, достал из кармана сигареты, зажигалку. Закурил.
   - Это правильно, что мало кто в джиннов верит. А те, кто верят, не знают об этом месте. А те, кто все-таки здесь был, не склонен делиться своими знаниями с кем попало. Правильно. Представляешь, что началось бы? Ужас!
   - Ужас, - кивнула я.
   - Народ ленивый, ничего не хочет делать! Все бы им на халяву.
   Запах сигареты смешивался с вонью гнилой рыбы. Давно не было даже скелетов рыб, а некогда зеленые пучки водорослей разметал ветер, но запах все еще был здесь. Он пропитал камни, песок, раковины и сам воздух. Мало кто без нужды забредет сюда.
   - Ты освободишь джинна, когда он выполнит твое желание? - спросила я.
   - Вот еще! Пусть попашет раб лампы! Я потом его приятелю продам. Может быть.
   Наверное, есть смысл в злобных лентяях, подумала я. Парень докурил и бросил окурок в сторону.
   - Знаешь, ты только не обижайся, но дальше я сам пойду. Мне нужно сосредоточиться. И потом, не хотелось бы, чтобы кто-то был рядом, когда я... ну, понимаешь.
   - Понимаю. Желание - вещь деликатная.
   - Вот-вот-вот.
   Парень кивнул, довольный, поднялся и двинулся вперед. Через несколько шагов он обернулся:
   - Кстати, тебя как зовут-то?
   - Сильфа.
   - Не хочешь, не говори, - обиделся он.
   Я какое-то время следила, как его силуэт уменьшается вдалеке. Потом пошла своей дорогой.
  
   В полдень солнце накалило песок нещадно. Даже в обуви казалось, что идешь босиком по сковородке. Конечно, можно было переждать несколько часов в укромном месте, но боль напомнила, зачем я здесь, и я только ускорила шаг.
   На глаза мне попалась бутылка, высеченная из белого мрамора. Дом, милый дом. Я подняла бутылку с земли и спрятала в сумку. Не знаю зачем. Наверное, что-то сентиментальное внутри взвыло. Мраморная бутылка подтвердила, что я иду в правильном направлении, (то есть, я и так об этом знала, но последнее время любые приметы и доказательства успокаивали мои нервы; может, я и выглядела уверенной во всем, но таковой уже не являлась.)
   Несколько шагов к югу - и вот! Он все еще был здесь - медный кувшин, помятый с одного края, оцарапанный временем и ракушками, с пробкой, высеченной из цельного изумруда. Я рассмеялась своей находке, скинула с плеча сумку, потом подняла кувшин и выдернула пробку. Из кувшина повалил образцово-показательный дым. За дымом показался обитатель сосуда. Нас разделяло два метра.
  
   Обычно он предстает, как большой грузный мужчина лет пятидесяти по человеческим меркам. Полагает, что так клиент проникается уважением и значимостью события. Но сейчас он был захвачен врасплох (мне показалось лишним тратить время на протирку и прочие ненужные церемонии) и появился, какой есть: смуглый молодой человек с серьгой в правом ухе. Его глаза были подведены черной сурьмой, отчего казалось, что они - миндалевидной формы, хотя на самом деле это было не так.
   Джинн склонился в почтительном поклоне, уткнув взгляд в землю.
   - Слушаю и повинуюсь, госпожа.
   - Всю жизнь мечтала услышать от тебя эти слова.
   - Сильфа!
   - Во плоти.
   Он бросился ко мне, обнял, прижал крепко к себе, мне показалось, что он сейчас разрыдается.
   - Как же я рад тебя снова видеть! Я так боялся, что уже никогда...
   - Я бы не забыла о своем обещании.
   - Мир так велик. Кто знает...
   - Эй, не надо думать обо мне еще хуже, чем я есть. И не стоит выжимать из меня сок, тренируйся на ком-нибудь другом.
   Он отпустил меня, отошел на пару шагов, чтобы оглядеть.
   - Сильфа... Это действительно ты.
   - Рада, что все сомнения рассеяны. Может, предложишь даме присесть?
   Джинн рассмеялся счастливо и слегка повел рукой: перед нами возникло озеро, окруженное со всех сторон зарослями плакучих ив (мы видели картинки с ними несколько веков назад, и оба были очарованы красотой этих деревьев). Рядом лежал пестрый персидский ковер, мягкие подушки, у самых моих ног стоял низенький столик из розового дерева с вином и сладостями. Мне кажется, здесь было все, что я люблю.
   - Угощайся, все для тебя! - воскликнул он, потом снова подошел ко мне, убрал прядь волос с моего лица и тихо добавил: - Привет, Сильфа.
   - Привет, Айсугурон.
   От него пахло пряностями и шоколадным шербетом. В темных волосах блестели крупные черные жемчужины.
   - Я могу построить дворец, - сказал он.
   - Зачем?
   - Для тебя.
   - На одну ночь?
   - На одну ночь.
   Я сглотнула комок в горле, ирония помогла мне справиться с эмоциями:
   - Никакой ты не романтик, а просто злобный трудоголик.
   - Кто?.. - не понял Айсугурон.
   - На нас, джиннов, давно составлена классификация. Ты не знал? Есть добрые и злобные, ленивые и работящие не в меру. Ну и, соответственно, сочетания одного с другим. Джиннов-романтиков не бывает. Не старайся.
   - Интересно... будет, над чем подумать. Классификация. Может и впрямь, стоит как-то определиться с характером? Или чередовать...
   - Н-да, - усмехнулась я. - Так вот люди и создают себе проблемы. По образу и подобию своему.
  
   ...
   Я сидела, прислонившись спиной к столетнему дереву, которого еще пару часов назад здесь не было и в помине. Айсугурон лежал рядом, положив голову мне на колени. В его глазах отражались плывущие облака, хотя небо было чистым. Мы ели виноград. Черный. Без косточек.
   - ... а как насчет брака?
   - Верность нашла новый компромисс: теперь разрешен развод. Имущество пополам, начинай жизнь заново.
   - Что, сразу со всем гаремом?
   - О-о, как все запущено... Знаешь, мир немножко изменился.
   - Меньше предрассудков?
   - Пожалуй, столько же. Только теперь они касаются других тем.
   - А музыка? Музыка, наконец, достигла вершин гармонии?
   - Ну, современная музыка к гармонии имеет мало отношения. К той гармонии, о которой ты спрашиваешь. Но, знаешь, что-то в ней есть. В этих песнях, в этих ритмах. Тебе бы не понравилось, но ты бы скоро привык.
   Айсугурон снял один из перстней и бросил его в озеро. Из глубины вынырнуло несколько диких уток.
   - А помнишь, - спросил он, - нашу песенку: "Я - маленькая букашка. Не надо меня обижать. Я не желаю вам зла, просто лечу и лечу. Что будет, когда высохнет море? Вас не будет, когда высохнет море."...
   - "Мои страхи останутся теми же.
   Мои мысли останутся прежними.
   Но моря не будет
   И страшные люди
   Отсюда уйдут навсегда."
   - Как это у тебя получается в рифму?! Это просто не честно, ты переводишь ее на любой язык и всегда в рифму!
   - В чем же нечестность? - удивилась я. - Рифмы доступны для общего пользования.
   - У тебя способности, - вздохнул он. - Это правильно, что тебя освободили раньше.
   - Это - случайность, - возразила я. - Не каждому попадется ребенок. Бескорыстный, сочувствующий, щедрый. Может он пожалеет о своем единственном желании - свобода для джина. Может, уже пожалел. Но мне хочется думать, что нет. А тебе еще не попался твой человек... И кстати, чтобы тебя утешить - песня на арабском звучала интересней.
   - Не скажи. Хинди - тоже удачный вариант. Только размер стиха на музыку не ложился, а так - замечательно получилось, правда?
   - Конечно! Это же был твой перевод!
   Айсугурон смутился, но ему было приятно, что я помню об этом факте из его обширной биографии.
   - Как это - быть свободной? - спросил он.
   - Все, как у той букашки: летаешь, где хочешь, но все время чего-нибудь боишься.
   - Боишься? Ты? Чего?!
   - Как обычно: человеческой глупости, жадности и подлости.
   - Но теперь ты свободна от них! Тебе больше не приходится выполнять их желания!
   - Теперь еще хуже - я живу среди людей. И прикидываюсь одной из них. Раньше мне не нужно было притворяться. Не нужно было следить за своими словами или действиями. А теперь я сама стала частью общей неправды. Большого многозначительного умолчания.
   Айсугурон поднялся на ноги и посмотрел на меня недоверчиво: шучу я или говорю правду. Я вспомнила, как часто мы с ним мечтали о возможном освобождении и, как много это для нас значило.
   - Не бери в голову. Я, как всегда, преувеличиваю. Свобода - это замечательно!
   День клонился к закату. В ненастоящем озере отражалось багряное солнце. Утки вышли на берег и принялись чистить перья.
   - Я знаю, ты скоро уйдешь, - сказал он. - У тебя теперь жизнь другая, и друзья, наверно, другие. Это - правильно. Так и должно быть. Только скажи, что еще когда-нибудь навестишь меня. Не обещай. Просто скажи. Чтобы я верил. Чтобы ждал. Ты, может быть, и не придешь, но мне будет легче, если...
   - Я приду, - пообещала я. - Ты же знаешь, я с радостью забрала бы твой кувшин, но только человек может его унести отсюда. Мне нельзя влиять на твое наказание. Никак. Я бы давно...
   - Конечно, Сильфа, я все понимаю. Я знаю правила. Мне только нужно немножко надежды, что я еще увижу тебя.
   - Ну, смертность мне пока не грозит, хотя, конечно, могущества поубавилось и значительно. Теперь мне приходится пешком добираться сюда, не то, что раньше... И я могу удержать тебя вне кувшина только до рассвета. Но что я твердо знаю: я очень хочу с тобой встретиться. Еще раз. И еще раз. К тому же, я принесла тебе книги, и рассчитываю узнать твое мнение о них. Как непредвзятого эксперта.
   Я потянулась за сумкой и вытряхнула из нее все содержимое.
   - Здесь несколько сборников по высшей математике, журнал "Современная архитектура", кулинария, искусство, сборник поэзии...
   - А сказки? Сказки есть?
   - Непременно! Изучай.
   Айсугурон перебирал книги, и все не верил свалившемуся на него богатству, чем порадовал меня несказанно.
   - Ты не забыла! Ты не забыла! - восхищенно шептал он. Но вдруг отложил все и помотал головой. - Ну уж нет! У меня еще будет на них время.
   Он снова лег у моих ног. Я провела рукой по его волосам.
   - Расскажи мне о людях, - попросил он.
   - Спрашивай.
   - Они еще верят в любовь?
   - Никогда не понимала такой формулировки. По-моему, это все равно, что верить в существование баобаба: ты же не сомневаешься в нем, если он растет у тебя во дворе.
   - А у тебя есть свой дом? Настоящий.
   - Есть. И есть работа. Простая и настоящая.
   - А кто твои соседи? Ты часто с ними общаешься? О чем вы говорите?
   - О погоде. О ценах на хлеб. О жестокости мира.
   Темнота сгущалась. В ветках плакучих ив засветились крохотные огоньки. Эти огоньки отражались в воде озера, и казалось, что в его глубине рассыпаны нетлеющие угли. Становилось холодно. Айсугурон достал из воздуха прозрачную шаль, укрыл меня, сел рядом. Мы сидели какое-то время молча, прижавшись друг к другу и слушали, как ветер шелестит ветками ив. На небе высыпали звезды. Их количество нам давно было известно, но от этого они не становились менее прекрасны.
  
   - Расскажи еще о чем-нибудь, - попросил он.
   - Спрашивай, - сказала я. - До рассвета далеко.
  
  
  
   Часто я выступаю в роли некоего спасателя. Задача моя проста: развязать веревки, или протянуть руку, или отодвинуть тяжелый засов, чтобы выпустить пленника. А потом исчезнуть. Но время от времени такие спасения происходят помимо моей воли.
   Однажды меня вынесло в огромную тронную залу, где находилось всего двое: женщина, привязанная к столбу, и мужчина с кнутом в руках. Их одежды напоминали моду Древней Греции, да и обстановка была соответствующая. Мужчина не увидел меня, а женщина, не глядя - почувствовала и прошептала:
   - Пожалуйста, замени мою боль. Мне нельзя выдавать тайну.
   Даже осознавая, что сплю - я продолжаю бояться смерти и испытывать боль. Но в тот момент от меня мало зависело: я просто оказалась привязанной к столбу. Первый удар.
   Я кричала голосом незнакомой женщины. Уверяю вас, это очень больно, когда бьют кнутом.
   Но у меня было преимущество: я бы не выдала тайны. Я не знала ее.
   Потом я проснулась. Открыла глаза. И услышала шепот, будто издалека, едва различимый:
   - Спасибо...
  
  
  
  
   НАДО БЫ ПОМОЧЬ (Попутчик)
  
   В вагоне поезда ко мне подсел престранный человек. Ему было около сорока, одет он был почти по-щегольски, но вместе с тем старомодно, даже с моей точки зрения: длинный облегающий пиджак ярко-синего цвета, узкие брюки, на шее под белоснежной рубашкой - шелковый платок. На голове шляпа. Впрочем, шляпу он снял, как только вошел в купе. Человек сел, развернул газету, и, глядя в нее, произнес:
   - Вы читали последние новости? Хотя вряд ли, женщины редко читают газеты.
   Я не стала соглашаться с этим утверждением или опровергать его. Человек замолчал, но через некоторое время произнес так, будто и не прекращал беседу:
   - Они, наконец, нашли подделку. Невероятно. Сотню лет ему все сходило с рук, и вот у кого-то хватило ума его раскусить!
   Человек бросил на меня взгляд.
   - Вы ведь не понимаете, о чем идет речь? А?
   - Нет. Не понимаю.
   - Еще бы! - почему-то обрадовался он. И снова уткнулся в статью.
   Прошло почти полчаса. Мы проехали какую-то деревеньку, и снова замелькал лес.
   - Складывается впечатление, - снова раздался голос попутчика, - что вы не любопытны?
   - Не очень, - призналась я.
   - Да... - задумчиво сказал он. - Вы не любопытны и не раздражительны. Редкое качество для женщины.
   - Вы знаете много женщин?
   - Достаточно. Большинство из них - обычные женщины.
   - А остальные? - усмехнулась я.
   - А остальные - не обычные, - пояснил он.
   Его странная манера замолкать посреди разговора - не была мне неприятна. Если подумать, мне было безразлично - говорит он или нет. Пейзаж за окном - тоже достойное развлечение.
   Спустя некоторое время я заметила, что незнакомец пристально меня разглядывает. Он тут же отвел глаза.
   - Можете смотреть, если находите меня интересным объектом.
   - Спасибо. Это действительно все упрощает...
   Он некоторое время изучал мое лицо, после чего изрек:
   - Ну, вот. Теперь можно поговорить серьезно.
   Человек отложил газету. Мне показалось, что она - всего лишь повод прервать неудачный разговор, притворившись читающим. Повод не хуже иных.
   - Позвольте задать вам несколько вопросов. В свою очередь обещаю ответить на ваши, если таковые найдутся. Мне кажется, даже у нелюбопытного человека всегда найдется, о чем спросить собеседника, верно?
   - Возможно. Зависит от собеседника.
   - Согласен. Обещаю не лукавить.
   - Это не обязательно. Совсем не важно, правду вы скажете, или соврете.
   - Удивительно. Вы от природы такая, или все дело в поезде?
   - А мне уж показалось, что вы и не заметили, куда сели, - усмехнулась я. - Вообще, не часто здесь встретишь новое лицо.
   - Могу вообразить, - кивнул он.
   - Должно быть, нелегко было сюда попасть?
   - Не знаю. Мне было нужно - я сел. Любое действие - всего лишь приоритет необходимости. Но вы не ответили на вопрос. Вас действительно не обижает ложь?
   Собеседник начинал пробуждать во мне симпатию.
   - Правда никогда не казалась мне единственно правильным вариантом ответа, - сказала я - Любая ложь больше рассказывает о человеке, чем голые факты. Факты - лишь случайность, а ложь - всегда следствие. Она показывает фантазию человека, говорит о его страхах и мечтах и о том, чего он ждет от слушателя: зависти, сочувствия или просто заинтересованности. Внимательный слушатель легко разгадает спрятанную правду, но к чему разрушать иллюзию, если кому-то в ней так хорошо...
   Он чуть помедлил с очередным вопросом, словно обдумывая услышанное.
   - У вас тоже есть иллюзии? Я имею в виду - сейчас.
   - Я воображаю, что сегодня - пятница, и я еду к бабушке на выходные. А через восемь остановок мне выходить.
   - Почему - восемь?
   - Это достаточно много, чтобы сбиться со счета и начать считать заново. Да и остановки бывают... не часто.
   - Вы общаетесь с остальными?
   - Редко. Мы привыкли сидеть по своим купе и болеть каждый своим бредом.
   - Понимаю... понимаю. Тогда вы тоже ехали к бабушке?
   - Да. Длинная дорога получилась, правда?
   - Ну, это с какого конца на эту дорогу смотреть!
   - Полагаете, у нее есть конец?
   Человек опустил голову, о чем-то размышляя.
   - Почему бы и нет? - произнес он, и не понятно было: это ответ на мои слова или на его мысли. Мы опять замолчали. Я повернулась к окну, но попутчик заговорил:
   - Полгода назад я подобрал в лесу раненого паренька. Ранение - ерунда, но не найди я его - истек бы бедолага кровью и помер бы. Или звери бы загрызли, тоже вариант. В общем, те, кто его выкидывал - знали, что делали. До города далеко, дорог рядом нет, появление лесничего - такая малая вероятность, что ее и в расчет не стоит брать. В ситуацию он попал по глупости, это уж я потом узнал: пригласила его к себе одна дама, а тут некстати - ревнивый муж домой заявился, ну и... Так вот. Лечил я его без анестезии, и пулю эту выковыривал по живому, а парень терпит. И ведь больно ему так, что скулы сводит, а он - ни звука! Я говорю: кричи, если надо, тут стесняться некого, а он - нет, мол, тут только начни - раскиснешь. Зауважал я его. Да.
   Человек посмотрел в окно, но вряд ли его интересовали луга: он вспоминал. Мне показалось, что он ждет вопроса или поддержки в разговоре.
   - Он вернулся домой? Когда вы его вылечили.
   - Нет. Он все еще живет у меня. Не хочет никуда возвращаться. Отчаялся. В голове мысли о предательстве, о том, что любви не бывает, и что жить не за чем, ну и прочая чушь. Удивительно, боль терпел невероятную, а обычное разочарование пережить не получается. Я исчерпал все свои средства. У меня не осталось доводов, чтобы вернуть его к нормальной жизни. Однажды он мне так и сказал: Ты сам, мол, годами людей не видишь, живешь в своей пещере. Но это совсем другое дело, говорю. Я не бегу от проблем. Я наслаждаюсь своим выбором. А он: ерунда! Найди мне того, у кого ситуация похуже моей, а он не страдает и от мира скрыться не пытается! Тогда, может, и будет смысл в наших разговорах. Или тебе место жалко? Скажи, я переберусь подальше. Дурак ты, говорю. Живи сколько хочешь. Просто потом глупости исправлять поздно будет. Вот такой разговор... С тех пор я задумался: парню действительно нужен пример. Такое случается. Да только, где этот пример взять, и кто сможет его убедить, что бывает хуже. Много хуже...
   Луга закончились, мы въехали в тоннель. Темнота прервала нашу беседу, но вскоре и темнота закончилась.
   - Я подумал, кто же подойдет на эту роль лучше, чем существо с поезда-призрака, - продолжил задумчиво сосед. - Ни надежды, ни будущего, ни, даже, настоящего толком нет. Просто жуть. А вдруг есть кто-нибудь, кто с этой жутью научился справляться? Я и отправился искать! Но, знаете, первые три вагона оказались на редкость неудачные. Ваши попутчики или пытались пугать меня, или изводили своей тоской. Я уж чуть было сам не отчаялся.
   - Вижу, не отчаялись?
   - Правильно видите. Из всех, кто игнорировал действительность, вы мне кажетесь наиболее умиротворенной. Наиболее... честной, что ли? Словом, вы уж, наверное, и сами догадались, о чем я попросить хочу: согласитесь отправиться со мной, навестить... Вы качаете головой? Вы не согласны?
   - Я пробовала сойти с поезда. Мы все пробовали. Как видите, мы все еще здесь.
   - Ах, это? Это - не проблема! Я буду вашим проводником. Поверьте, я очень мало просил за свою жизнь, поэтому теперь мои желания всегда сбываются.
   Я вздохнула. Мне предложили невероятное решение прервать монотонность моего существования. Но все же я боялась спешить.
   - Хорошо ли вы подумали? Возможно, призраки не зря не могут покинуть место своей гибели? Может, в этом есть какой-то смысл? Не стану ли я опасна, ступив на твердую почву? А что, если вы каким-то образом откроете дверь, и все остальные пассажиры разбегутся?
   - Теперь у вас вопросов больше, чем я могу запомнить! Но я отвечу на все махом: все будет хорошо.
   - Что ж, тогда я спрошу о другом: а вы уверены, что именно я вам нужна? Я не психолог. Я недостаточно умна, и уж точно не слишком красива, чтобы повлиять на впечатлительного молодого человека...
   - Уж об этом позвольте мне судить. Я так долго искал, что теперь не соглашусь отступать. Так как? По рукам?
   - Не уверена, что это возможно. Но если вопрос гипотетический - то да, я помогу вам. Если смогу.
   - Отбросьте сомнения. Мы выходим на следующей остановке!
   - У этого поезда не бывает остановок.
   - Позвольте с вами не согласиться, - улыбнулся этот удивительный человек и надел шляпу. - Я не запрыгивал сюда на ходу, я сел на станции. Значит, по крайней мере, одна остановка все же была. Дайте мне свою руку.
   Я протянула ладонь, мало веря в удачу, но мой попутчик без сомнения взял ее, как самую обычную руку и заметил:
   - На вас несколько старомодные перчатки, сейчас таких не носят. Надо будет заскочить в магазин по дороге и прикупить что-нибудь поинтересней. Поторопимся, мы уже подъезжаем к перрону!
   Мы выскочили из купе и побежали к тамбуру. Поезд сбавлял ход.
   Человек распахнул дверь, потом обернулся ко мне.
   - Пожалуй, лучше всего будет, если я возьму вас на руки. Для верности. Хорошо?
   Я кивнула. Страх и надежда перемешались во мне.
   Пусть у него получится. Такого человека нельзя разочаровывать.
   - О! Да вы удивительно легкая! Вам никто не говорил?
   Я рассмеялась, и в этот момент он ступил на землю. Позади нас поезд тут же прибавил скорость. Замелькали знакомые лица, знакомые шторы в синий цветочек. Вагон за вагоном поезд исчез вдали, растворился, как и положено поезду-призраку.
   - Замечательно, что вы рассмеялись моей шутке, - сказал человек, ставя меня на ноги (и земля согласилась меня удерживать!). - Знаете, только счастливое приведение может покинуть место своей привязки. Даже если счастье длиться лишь миг. Наверное, все равно бы получилось, но так оно вернее. Кстати, имейте в виду, если вдруг кто-нибудь станет оборачиваться нам в след - не удивляйтесь. Многие находят странной мою манеру одеваться, но мне, по правде говоря, плевать на их мнение. Нам - туда.
   Он снова взял меня за руку. И я подумала, что ни одно прикосновение за всю мою жизнь не доставляло мне столько удовольствия.
  
  
  
  
   Реальность не часто устраивает мне испытания. Но сны - хорошо знают мне цену. И любят проверять эту мою "стоимость", раз за разом устраивая новые и новые ловушки. На одну чашу весов кладется доверчивость, сила воли, смелость (или хотя бы умение преодолевать страх), а на другую - жадность, чувство безнаказанности (иллюзорное, но такое притягательное), сластолюбие и жестокость. Укладываться спать - все равно, что разворачивать коробку с подарком от незнакомого гостя: ожидание сюрприза и приглушенный восторг. Даже если подарок не понравиться - можно о нем забыть и разворачивать следующий. Конечно, иногда попадаются еще те "подарочки", но дело того стоит!
   Как много нового я узнала о себе, благодаря этим "испытаниям"! Все выползает: и хранящиеся в глубине души пороки, и лень, и мелочность. Одна из любимых тем моего подсознания - клады. Сколько же я их находила! Откапывала, собирала с морского дна, обнаруживала в полиэтиленовом пакете, забытом кем-то на скамейке (лезла туда с благородной миссией - спасти окружающих от бомбы, а в результате наткнулась на шкатулку с колечками, жемчужинами и старинными монетами). Ах, как трудно было в первый раз отказаться от сокровища. Отвернуться от него (закон сна - то, на что ты не смотришь, рано или поздно исчезнет). Перестать распихивать по карманам изумруды.
   Побеждая себя, или проигрывая себе - победа и поражение остаются внутри. Они не исчезают вместе со сном, никуда не уходят. Кроме того - именно сон дает мне представление о "состоянии дел в моей душе": его нельзя уверить, что вы сегодня просто не в духе, и, что обычно вы поступаете совсем иначе... Он никогда не спорит. Он слушает оценку, которую ты сам себе даешь.
   Искушение может прийти к вам в виде огромного магазина без продавца и посетителей, или чужой сумочки в вашем шкафчике. У каждого - свое искушение, свое испытание. И свои правила игры. Вы не продвинетесь дальше, если не научитесь справляться с алчностью, или чревоугодием или еще чем-то, персонально для вас подобранным.
   Клады сняться мне до сих пор. Я не перестала любоваться блеском камней и красотой огранок, но теперь я стараюсь лишь насладиться увиденным. А потом, положить на место и уйти. И, чтобы уж совсем порадовать подсознание (или кто там все это вытворяет), я частенько проверяю карманы на наличие денег: подумать только, сколько же сновиденческих нищих я осчастливила, благодаря борьбе с самой собой.
  
  
   ЧТО-ТО НА ДНЕ ЯЩИКА
  
   Кияшка был человек жадный и пакостный, к тому же большой пахабник, что тоже не увеличивало моего к нему расположения. Но он был честным по отношению к самому себе, а, главное, силен и вынослив, что делало его незаменимым в нашем походе.
   - Ну, что, дура ученая, долго нам еще вышагивать? У меня лошадь устала.
   - Это не лошадь, а конь. Идти еще часа четыре, но коней скоро придется оставить и добираться пешком.
   - И это все мне что, на себе тащить?
   - Да. Для этого я тебя и взяла. Если, конечно, у тебя сил хватит.
   - Кто бы говорил, гвоздь в корсете. Как тебя ветром-то не сносит? А туда же, умничает. В бурдюках что?
   - Вода.
   Вскоре мы оставили коней и пошли пешком. От долгого сидения в седле тело ныло, но ни на каком ином транспорте сюда не добраться, разве что с вертолета спрыгнуть. На вертолет средств у меня не хватало.
   - А почему это туда возвращаться нельзя? Вот возьму и вернусь, дорогу-то я теперь знаю.
   - Пещеру охраняет сфинкс.
   - А, это такой... ни курица, ни кошка. С квадратной прической?
   - Сфинкс, это - она.
   - А, ну, да, - хохотнул Кияшка, - раз с грудями, значит, точно, баба.
   - Главное, говори ей только правду. Она ложь чувствует.
   - И что, если совру? Съест оно меня, что ли?
   - Хочешь проверить?
   Он не хотел проверять. Кияшка был трусоват и, как это ни странно, очень доверчив. Он не испытывал ко мне особого уважения, но верил всему, что я говорю.
   Горная тропа становилась все уже, часть ее обвалилась с прошлого раза. Идти было трудно, особенно Кияшке с его ношей, но ему и в голову не приходило что-то сбросить - я сказала, что вода нам жизненно необходима и почти не соврала.
   Вскоре тропинка вывела нас к нужному месту. Если не знать заранее, где искать, то трудно поверить, что в этих скалах может быть проход или тайник. Я подошла к скале и постучала в нее. Несколько секунд ничего не происходило, потом раздалось гулкое уханье, и стена провалилась вниз, открыв взгляду новую стену, у которой возлежала величественная Сфинкс. Величия было в ней несколько меньше, чем ожидаешь, глядя, скажем, на ее каменные изваяния. Сфинкс была ниже ростом, а ее волосы достигали земли, были спутаны, всклокочены и не производили впечатления царственной прически.
   Однако и этого хватало, чтобы у некоторых пропадал дар речи.
   Кияшка был напуган, но виду старался не подавать, храбрился, и первым вышел вперед отвечать на вопросы, чем, признаться, несколько меня удивил.
   - Зачем ты пришел сюда?
   - А, так... за сокровищами.
   - К чему тебе они?
   - Ну... наберу, чего достану и того, домой.
   - Ты жадный?
   - Не без этого.
   Он не оправдывался, и это понравилось Сфинксу. Я знала, что так будет. Ее недовольство обычно выражалось в легком подергивании кончиком хвоста. Сейчас хвост лежал спокойный, и это был добрый знак.
   - У тебя есть час. Ты должен выбрать только одну вещь, иначе не сможешь выйти. Кроме того, ты никогда больше не должен возвращаться сюда, второй раз в пещеру тебе не войти.
   Кияшка кивнул, он знал условия. Он взвалил на плечи бурдюки и скрылся в образовавшемся проходе.
   - А ты? Ты уже была здесь. Тебе опять нужен ящик?
   - Да.
   - Тебе обещана вторая попытка, взамен на услугу...
   - Помню!
   Я кивнула и достала из наплечной сумки ножницы и расческу. Сфинкс послушно наклонила голову.
   Должно быть, в древние времена ее причесывали рабыни, или жрицы, хотя в летописях нет упоминания ни о тех, ни о других. Впрочем, в летописях много чего не хватает. Сама Сфинкс не могла удержать в руках, то есть лапах, столь сложный предмет, как гребень, да и вряд ли он у нее был. Я отрезала лишние полтора метра волос, теперь их длина достигала ее плеч, и расчесала оставшиеся. Волосы были спутаны, и несколько раз я случайно дернула за прядь, но Сфинкс стерпела, ни словом, ни рыком не показав недовольства.
   - Иди, и помни: третьего шанса у тебя не будет.
   Кияшка купался в одном из золотых барханов и выглядел счастливым. Бурдюки лежали почти у входа, видимо он выронил их, когда увидел содержимое пещеры. Чего он не увидел, так это парочки полуистлевших тел, лежащих в самом углу. И такое случается. Нечего жадничать.
   - Зачем тебе этот ящик, дура очкастая? - Кияшка слышал, о чем мы говорили снаружи.
   - Это не просто ящик. Это ящик Пандоры.
   - И что? А... это та, что любопытная слишком была? Ну да, ну да, читали. Так я слышал она все гадости оттуда уже повыпускала. Тоже дура, вроде тебя. Или ты думаешь, там еще что-то осталось?
   - Да, осталось. И об этом знает каждый мало-мальски образованный человек.
   - Ах, какие мы все из себя образованные. Ну и что там еще осталось, просвети недоумка?
   - Надежда, Кияшка. Там осталась надежда. По легенде Пандора так быстро захлопнула крышку, когда увидела, что натворила, что надежда не успела вылететь наружу и осталась погребенной в ящике.
   - Тьфу ты, я думал, что стоящее, а ты и впрямь дура. Еще бы там вера, например, куда ни шло. С верой можно мир завоевать. А надежда... так, эфемерное что-то. Ни продать, ни пощупать. Чего ты с ней делать-то будешь, а?
   - Людям отдам.
   - Ну, ну. Если она им так нужна, как ты говоришь, чего ж она хранилась-то в одном наборе с дрянью? Ладно, не отвечай, опять умничать начнешь. Ты вот лучше скажи, как это ты второй раз прошла? Сфинкс сказал, тьфу, сказала, что, вроде как, только единожды можно?
   - Прошлый раз я ничего не вынесла.
   - Дура, что с нее взять, - пробормотал Кияшка, убедившись в этом окончательно и вплотную занялся сокровищами.
   Прошлый раз мне удалось просмотреть примерно двадцатую часть пещеры, но у меня были помощники и чуть больше времени, чем сейчас. Но я не расстраивалась: минутами больше, минутами меньше, что они в сравнении с вечностью. Я принялась за работу.
   Я не ожидала, что удача улыбнется мне, но это произошло: из под очередного бархана показался краешек заветного ящика. Он был завален тяжелой грудой золота и камней, вытянуть его из этой груды не представлялось возможным, я стала откидывать сокровища.
   - Ваше время на исходе, - возвестил величественный голос.
   Кияшка остановил свой выбор на золотом шлеме, остальное отбросил в сторону, как наименее ценное.
   - Эй, дуреха, ты идешь? Поторопись!
   - Беги, Кияшка, не жди меня!
   - Балда! Пропадешь!
   - Я так долго искала его, я не уйду!
   Большая часть драгоценностей уже была сметена в сторону.
   Скала с шумом захлопнулась, пещера погрузилась во мрак. Наощупь я доразгребала сокровища и достала, наконец, ящик. Присела рядом, поставила его на колени и открыла крышку...
   Горстка света выпорхнула к сводам пещеры, обдав меня волной теплого воздуха.
   Свет растекся по стенам. Заиграл лучиками на разноцветных каменьях, на позолоченных кончиках копий и жемчужных бусах. Его было не слишком много, но достаточно, чтобы бродить в завалах, не спотыкаясь.
   Кияшка вернется домой, и приятели начнут расспрашивать его о неожиданном богатстве, а он сначала будет отмалчиваться, а потом, наверное, не выдержит и разболтает все лучшему другу. Слово за слово, в поход соберется человек восемь. Дойдут пятеро. Двоих Сфинкс пропустит в пещеру, а выйдут из нее трое. Главное, чтобы сил хватило дождаться, я об этом позаботилась - вода и сухари у меня есть. А надежда меня не покинет. Надежда теперь всегда со мной.
  
  
  
  
  
   Часто я предпочитаю не знать, что сплю. Это бывает удобно, если ищешь спокойных приключений.
   Как-то я бродила по незнакомому городу, открывая для себя новые виды и интересные картины из чужой жизни. Тротуар привел меня (так часто бывает) к остановке трамваев и автобусов. Здесь, видимо, проходило несколько серьезных маршрутов, потому что народу стояло много, и движение общественного транспорта было оживленным, как в час пик. Я размышляла над тем, стоит ли сесть на следующий автобус и проверить какой-нибудь маршрут. Так можно узнать о незнакомом городе много интересного.
   Но выбрать маршрут я не успела: к остановке вдруг подъехало странное сооружение, напоминающее сарай на колесах с вывеской под самой крышей: "Бриллиантовый трамвай". Несоответствие надписи и объекта меня так поразило, что я невольно подалась вперед, дабы рассмотреть сие чудо поближе. Никто рядом не удивился. Дверь "сарая" отъехала в сторону, и теперь стало видно, что внутри на деревянный пол набросана солома, окна расположены почти под потолком, так что не возможно увидеть, что за ними, даже подпрыгнув. Мало того: в "салоне" не было ни одного кресла, ни одной скамейки и никаких ручек, чтобы держаться.
   Люди на остановке пришли в странное возбуждение: мне показалось, что каждому не терпится попасть во внутрь, но почему-то желающих действительно войти оказалось немного. То есть, каждый подходил поближе и замирал у входа в раздумье. При этом, явно каждый знал - что это за трамвай, потому что любопытства, кроме меня, никто не проявлял.
   Рядом послышался негромкий голос, (женщина говорила сама с собой):
   - Ну, почему сегодня? Так некстати! И что им стоит сделать расписание...
   - Простите, - обратилась я, - а куда идет этот трамвай?
   - Туда, куда вам нужно, - ответила женщина, не глядя, будто отвечая на свои мысли.
   - Мне никуда не нужно, я тут гуляю, - сказала я.
   Женщина посмотрела на меня, потом кивнула, но, кажется, опять не мне:
   - Была не была! Когда еще такое случиться!
   Она решительно шагнула вперед, и я, поддавшись чужому импульсу, последовала за ней.
   - Так, граждане, пошустрее! - раздался знакомый голос незнакомой кондукторши. Мне кажется, все кондукторши мира говорят на одном языке. - Напоминаю тем, кто не знает: цифра на билетике - это номер вашей остановки! Слушаем ушами внимательно. Всех предупредила, двери закрываются! Готовим за проезд!
   Я наклонилась к соседке и спросила:
   - А сколько стоит билет?
   - Сколько вам не жалко. Здесь нет фиксированной цены.
   - Мне не жалко денег, мне только на обратную дорогу оставить, чтобы хватило...
   Женщина почему-то рассмеялась. Тихо, почти радостно.
   - Вы не здешняя? Я объясню. Билет действителен в оба конца, но, возможно, вам и не понадобиться ехать обратно. Это же "Бриллиантовый трамвай"! Он везет туда, куда вам нужно. То есть, не туда, куда вы ехали, а куда вам ДЕЙСТВИТЕЛЬНО необходимо попасть. Например, мой брат всегда доезжает на нем на работу, потому что работа - единственное, что ему по-настоящему нужно. А моя подруга попала в осенний парк, где познакомилась с замечательным человеком, скоро у них свадьба. Только этот трамвай очень редко встречается. У него нет стойкого расписания.
   - Не уверена, что все правильно поняла.
   - Главное, не пропустите свою остановку.
   Тем временем кондукторша добралась и до нас. Мне достался билет с цифрой 9, я пожала плечами и спрятала его в пустой карман (мелочь из этого кармана только что перекочевала в сумку кондукторши).
   Люди выходили и заходили. Все мои мысли были заняты тем, чтобы не упасть: все-таки неудобно держаться "за воздух". Я бы, может и села на солому, но так никто не поступал, а ходить "в монастырь со своим уставом" - я считала неуместным.
   Вдруг кто-то дернул меня за рукав.
   - Сейчас ваша остановка, - сказала кондукторша.
   - Но я просто гуляю, - возразила я.
   - Ну и гуляйте, - удивилась она. - Кто вам мешает?
   Дверь со скрипом открылась, и я шагнула на теплый песок. Солнце ослепило меня, я на миг зажмурилась, а когда открыла глаза - передо мной высились дворцы Поталы. Такие, как я видела на картинках и в туристических проспектах. Тибет. Страна монахов и мудрецов.
   У меня перехватило дыхание от восторга. Но здравый смысл успел вмешаться:
   - А... как я вернусь домой? - спросила я кондукторшу.
   - Захоти, - коротко бросила та, двери закрылись, и трамвай уехал.
  
   Наверное, я очень долго гуляла.
   Потом воспоминание о доме, похожее на теплый клубок шерсти, стал разрастаться внутри. Я подумала, что, пожалуй, хочу вернуться. И проснулась.
  
   Ни минуты не сомневаюсь, что могла бы до сих пор бродить по Тибету, если бы моя действительность оказалась менее привлекательной.
  
  
  
   ПОЛИНА
  
   Я сидела на берегу, в ожидании очередного судна и писала акварелью берег, волны, небо и бестолково носящихся чаек. На моем листе они не носились, но выглядели от этого не менее бестолково. К слову сказать, подобных этюдов накопилось у меня уже больше десятка, по числу дней, которые я ожидала корабль.
   - Ух ты, как здорово! - раздалось за моей спиной. Я обернулась: уперев ладони в колени, за моим, с позволения сказать, творчеством, наблюдала молоденькая особа лет тринадцати, босиком, в развивающейся на ветру юбке, русыми косичками длиной почти до пояса, и с выражением неописуемого восторга на лице. На ее выцветшей от солнца блузке висел кулон сделанный из причудливой раковины.
   - Правда? Тебе нравится?
   - Еще бы!
   Я улыбнулась.
   - Дарю.
   Девчушка недоверчиво взглянула.
   - Вы шутите, да?
   - Ничуть. На, держи.
   Она осторожно приняла протянутый листок, и все еще не веря такому счастью, спросила:
   - А вы не отнимете?
   Я рассмеялась. Сильнее польстить она бы мне не смогла.
   - Присаживайся. Как тебя зовут?
   Она опустилась рядом со мной на горячий от солнца камень.
   - Полина. А вас?
   - Ростислава.
   - Как красиво. А мне вот мое имя не нравится. Нет, не то что бы уж совсем, так немножко... А вы все время здесь рисуете?
   - Нет, только последние пару недель. Надеюсь, что удастся сесть на корабль, но пока никто не рискнул меня взять. Говорят, женщина на борту - плохая примета. А денег для того, чтобы исправить эту примету, у меня нет.
   - А куда вам надо попасть?
   - Не важно. Главное, чтобы была возможность рисовать.
   - Вы любите море?
   - Конечно. Разве можно его не любить...
   Полина по-детски шмыгнула носом, взглянула на рисунок и сказала:
   - А хотите, пойдемте с нашим судном. Мы как раз завтра отходим.
   - Ты дочь капитана?
   - Нет. То есть, мой папа был когда-то капитаном, но сейчас он занимается наукой и в море не ходит.
   - Боюсь, Полина, ваш капитан вряд ли согласится видеть меня на борту, как бы ты не старалась его уговорить. Я обращалась и к нему и к десятку других, все без толку. Но спасибо за заботу.
   - Я не стану его уговаривать. Мы идем через поющие острова...
   - Поющие острова?
   - Моряки их так прозвали. Вы приходите завтра с утра пораньше, и вещи соберите все с собой. Хорошо?
   - Хорошо, - растерянно проговорила я.
  
  
   На следующее утро я, не особо веря в удачу, стояла у причала, наблюдая за погрузкой на судно бочек с питьевой водой. Матросы бегали с корабля на берег и напоминали тех самых чаек - такое же беспорядочное (на первый взгляд) движение. Полина выделилась из пестрой массы и подбежала ко мне радостная, взволнованная:
   - Здравствуйте! Я боялась, а вдруг вы не придете.
   - У тебя получилось?
   - Конечно. Это все вещи, или еще есть?
   - Все, все.
   - Тимур! Иди сюда, помоги!
   Матрос послушно взял мою котомку, этюдник и папку с листами. Полина схватила меня за руку, будто боялась, что я исчезну неожиданно, и потянула за собой, непрерывно тараторя.
   - ... а жить мы будем вместе в одной каюте. А вы любите крабов? Никита сделал мне рамку, я вашу картину на стенку повесила, только надо на ней написать, кто автор, а я потом буду показывать ее всем и гордится, что мы даже жили вместе, очень красивая картина. А нашего кока зовут дядя Федор, вы ему скажите, какое блюдо ваше любимое, он приготовит, он умеет вкусно готовить, если его попросить и похвалить потом, потому что похвалу он очень уважает, вот как-то он сварил такой суп, не помню, как называется, а его никто не похвалил, так он за это...
   - Подожди, угомонись. Как тебе удалось убедить капитана?
   - Просто. Я сказала, что без вас никуда не поплыву, а они без меня в море не выйдут.
   - Почему?
   - Я же их талисман, - ответила она так просто, будто быть для кого-то талисманом - самое обычное занятие.
  
  
   Это утро было восхитительным. Шел третий день нашего плавания. Я вышла на палубу еще до восхода, чтобы успеть установить мольберт и дважды покрыть водой лист - собиралась писать пейзаж "по сырому". Вода требовалась только пресная, и кок поначалу ворчал на перерасход, будто лишняя баночка воды грозила, по меньшей мере, двухнедельной жаждой всему судну, но стоило мне пару раз похвалить его стряпню - как мы стали лучшими друзьями и все ворчания прекратились.
   Солнце поднималось из-за моря, небо менялось каждую минуту. Такой пейзаж писать надо быстро, чтобы картина вышла цельной, и ощущение свежести передалось полноценно.
   - Вот вы где! Я так и подумала, что вы опять рисуете!
   - Ты чего в такую рань поднялась, иди, спи.
   - Нет, я лучше с вами, - Полина зевнула и принялась заплетать волосы в одну косу, резонно решив, что с двумя возни больше. - А как это у вас получается, что облака, как живые, махровые такие же?
   - Просто лист сырой. Всего лишь техника.
   - Нет, это талант.
   - Талант, это когда художник смотрит на море, а рисует свою душу.
   - Как это?
   - Понимаешь, талант - это всего лишь умение высказать то, что у тебя внутри. Не важно: музыкой, стихами, рисунками... Не бывает таланта у человека с полным отсутствием внутреннего мира. Ты можешь научиться хорошо рисовать, но если ты не умеешь переживать, и тебе все равно, что ты рисуешь - твоя картина так и останется профессионально выполненной пустой картиной. Она ни в ком не пробудит никаких эмоций.
   - Сложно... Я умею выражать душу только когда пою. Это считается?
   - Конечно.
   - С пением проще, понятно, как что передается. А вот как в картине передать, что мне грустно, например. Это же - море. Просто море.
   - Представь, что я пою красками.
  
  
   На четвертый день я стала замечать, что на судне царит какая-то всеобщая нервозность. При чем охвачены ею были все: от капитана до рулевого. На мои вопросы моряки не отвечали, а как-то странно ухмылялись и торопились заняться чем-нибудь очень срочным и важным, например, накручиванием нитки на палец или проверкой готовящегося обеда, или подсчетом мух сидящих на медовой бочке.
   Вскоре обстановка стала совсем невыносимой и я обратилась к Полине.
   - Чего они ждут?
   - Пения, - ответила она. - Скоро уже будет слышно.
   Я собралась спросить, какого пения, и что все это значит, но Поля уже убежала по каким-то своим тоже очень важным делам, и вопрос повис в воздухе.
  
   Пение раздалось неожиданно, и все замерло на мгновение. Замер ветер, облака, корабль, волны... И тут же снова ожили, но в это мгновение вдруг стало ясно, что теперь не может быть все по-прежнему, что это только видимость, а на самом деле все изменилось и изменилось безвозвратно. Пение, каким-то странным образом доносящееся с едва заметной горстки островов на горизонте, пробудило во мне незнакомое доселе чувство такой безбрежной тоски, от которой невозможно спастись или спрятаться, можно только подчиниться ей и выполнять все, что она от тебя потребует.
   Я увидела Тимура, того матроса, что помог мне донести вещи до каюты. Его глаза помутнели: этот человек лишился воли. Еще минута и он бросится за борт. А рулевой направит корабль к островам, и мы разобьемся о рифы...
   - Полина, что нам делать? !
   - Вы не волнуйтесь, Ростислава! - задорно воскликнула она. - Теперь моя работа начинается.
   На палубе собралась вся команда. И у каждого моряка было одинаковое выражение тоски и безнадежности на лицах.
   Полина подскочила к штурвалу и встала около рулевого. Ее длинные волосы развивались на ветру, она отвела загорелые руки за спину, будто собиралась взлететь сейчас, и умчатся к облакам, затем бросила насмешливый взгляд в сторону островов, набрала в грудь воздуха и запела...
   Ее пение вторило музыке моря, вторило крикам чаек и плачу невидимых сирен, но оно было другим: в нем звучала радость жизни. Воспоминание о детстве и первой любви, и надежда тех, далеких женщин, что ждут на берегу и молятся разным богам о возвращении вечно странствующих мужей.
   Откуда я знаю это, в песне не было слов...
   Тоска стала покидать сердца моряков. В их взглядах появилась осмысленность. Постепенно далекое пение затихло, как и пение Полины, и все вернулись к своим делам.
  
   Я пришла в каюту вымотанная и упала на постель.
   На утро я проснулась поздно. Сквозь иллюзии ночи неожиданно пробились воспоминания вчерашнего вечера: пение сирен, тоска, Полина...
   Я подскочила с кровати, как ошпаренная.
   - Хорошо, что вы встали, а то вы так спали долго, что я боялась, вдруг вы заболели! А я завтрак принесла, он, правда, уже остыл, но, если вы подождете, я сбегаю, подогрею...
   - Полина. Мне, ведь не приснилось это, да?
   - Смотря что. Вы мне расскажите, а я тогда уже смогу ответить.
   - То, что случилось вчера.
   - Сирены? Нет, не приснилось.
   Я снова упала на кровать.
   - Как команда?
   - Отлично! Дядя Федор меня вареньем накормил, а Денис Валерьевич, ну вы знаете его, такой усатый, он...
   - Мы могли погибнуть вчера?
   - Ну, не то что бы... необязательно. Некоторые выживали. Мой отец, например - и по сей день здравствует. Честное слово.
   - Он был здесь?
   - Ну да. Не вставайте, я сейчас полотенце постелю и покормлю вас в постели. Вы любите завтрак в постели?
   - Поля, кто твоя мама?
   - Вы осторожнее, а то перевернете все, мне придется белье стирать.
   - То, что я слышала вчера... твой голос. Это не обычное пение, это... Твой отец был на этих островах, свою маму, судя по всему, ты не помнишь или не знаешь, или знаешь о ней что-то, о чем не стоит рассказывать... Поля, ты - дочь сирены?
   Девочка опустила голову и стала расставлять тарелки молча, слегка угрюмо, будто уличили ее в чем-то нехорошем. Потом сказала:
   - А, может, у меня талант такой, чего сразу сирена, сирена...
   - Может и талант, - согласилась я. Не имело смысла говорить об этом сейчас. Впереди еще достаточно времени. - Что сегодня на завтрак?
   Полина тут же ожила, затараторила привычно, поведала мне все свежие сплетни, часть из них тут же опровергла... Все вошло в свое русло.
  
  
   Вскоре наши пути разошлись, и так уж случилось, что никогда больше мне не удалось встретить Полину. Я стала домоседкой, и мои картины все чаще изображают вазы с фруктами, благородные натюрморты.
   Я до сих пор пытаюсь нарисовать то, что увидела тогда. То ощущение покоя, простого доступного каждому счастья и умиротворения, и в то же время буйства чувств, энергии, страстей! Нарисовать мечущиеся голоса и порывы ветра, несущего с собой соленые брызги, куски морской капусты и водорослей... Но на картине остаются лишь море, небо и едва видные острова на горизонте. И ничего больше.
  
  
  
  
  
   Некоторые сновидения длятся всего несколько мгновений, но успевают столько рассказать, что долго не можешь прийти в себя от пережитого. Например, однажды я увидела небольшую деревеньку. Я даже рассмотреть ее не успела - на встречу шел человек, я собиралась спросить, где нахожусь, но человек не увидел меня и прошел насквозь. Я на мгновение стала ИМ. Все его мысли, знания, волнения, мировоззрение - все на этот миг стало и моим тоже. Я проснулась и попыталась записать то, что узнала, о чем думал этот незнакомец. Обычными приемами, как оказалось, это сделать невозможно. Я написала рассказ-набросок, с сюжетом и всем прочим, что полагается. Я бы могла написать несколько десятков таких рассказов, но они все были бы меньше, чем то, о чем я узнала.
   Вот эта история.
  
  
  
   ПИТАЛИСЬ МЫ ОДНОЙ РЫБОЙ
  
   Вести о косяке взбудоражили деревню.
   - Давно пора, - обрадовано ворчал староста.
   Рыбный косяк опаздывал почти на неделю, и в деревне начали поговаривать, что он пройдет стороной, как уже случалось несколько лет назад. Это означало голод и тяжелую зиму: старых запасов хватит только чтобы свести концы с концами.
   И снасти, и гарпуны были приготовлены заранее.
   Для двенадцатилетнего Стаса эта рыбалка была особенной. Она была первой, в которой ему разрешили участвовать. Сколько разговоров он слышал, сколько прекрасных историй об отважных рыбаках и небывалом улове знали деревенские старики.
  
   Вышли из деревни еще до рассвета. Конечно, не было никакой романтики в том, чтобы тащить снаряжение, но на душе у каждого было радостно и волнующе.
   На поле пришли заранее, расселись по кустам и стали ждать. Всем было велено молчать или говорить в полголоса, чтобы случайно не спугнуть косяк, а такое могло случиться, хотя и не случалось ни на чьей памяти (из присутствующих). Впрочем, ждать-то пришлось не долго. Стас не успел заскучать.
  
   Все подняли глаза к небу, и Стас запрокинул голову, и увидел, как медленно, вяло, из-за деревьев выплывает первая рыбина, огромная, неторопливая. Она слегка покачивала плавником метрах в десяти - двенадцати над землей, бесшумно скользя по небесной глади. Тень от нее перекрыла половину поляны, но тут за ней показалась следующая, а там - и другая: и десятки, сотни серебристых гигантов заполонили долину.
  
   Староста был опытным ловцом и понимал, что выбор рыбины - задача не из легких. Укажи он на слишком большую - и не обойдется без жертв. Сил деревенских охотников может не хватить на то, чтобы удержать и притянуть добычу. Если же перестраховаться и отловить помельче - придется экономить на еде и строительном материале до следующего лова. А кто его знает, каков будет этот следующий лов и сколько охотников на него получиться взять. Мало ли, вдруг - эпидемия, или еще что. О двух рыбинах и речи идти не могло: и одна выматывала крепких мужиков дочиста.
   Староста указал на толстого карпа, и деревенские гарпунщики тут же заняли исходные позиции.
   Важно было одновременно забросить гарпуны. Это уж понимали все. По сигналу старосты десятки гарпунов взметнулись в воздух. Рыба затрепетала. Тут уж подключились остальные и потянули канаты изо всех сил. И Стас тянул.
   Команды старосты были точны и односложны. Битва шла около часа, соседние рыбины вяло сворачивали и оплывали стороной трепещущего собрата.
   Наконец, карп выбился из сил и с оглушительным грохотом упал на землю...
   Позже, погрузив добычу на специальные повозки, они тронулись в путь.
  
   Уставшие и счастливые возвращались они домой. Стас представлял, как они войдут в деревню, под оживленный гвалт детворы; соберутся женщины, прикатят бочонки с солью, принесут топоры. Шумно начнется разделка рыбы. Детям поручат раскладывать чешую на солнце, чтобы потом, после просушки, покрывать ею крыши; всюду будет слышен лязг топоров и ножей, и шкварчание раскаленного масла; вкусный запах свежеприготовленной рыбы будет витать над деревней. И эти шумы, и запахи будут длиться еще несколько дней. И еще долго потом он будет рассказывать друзьям о своей первой рыбалке, чуть преувеличив опасность и чуть приукрасив достоинства улова, как это принято у настоящих рыбаков.
  
  
  
  
  
   Я живу в маленьком деревянном домике на сопке, где стоят такие же домики - три улицы, посреди огромного миллионного города. Одна из граней моего забора выходит на край скалы, и если посмотреть в ту сторону - становиться виден бушующий мегаполис и краешек залива. Когда в городе туман, звуки автострад поглощаются им, как и сами автострады, многоэтажки, рекламные плакаты, и тогда кажется, что мой домик - на маленьком острове, а дальше - океан. Или край мира. Или начало какого-нибудь другого мира.
   Это - не сон. У нас город такой - весь на сопках.
  
   Как-то я возвращалась домой по нашей "деревенской" почти лесной тропинке. Внезапно, мир вокруг меня перевернулся! То есть, мир-то остался прежним, но мое отношение к нему стало совсем иным: я испугалась таких больших и зеленых деревьев, меня удивила дорога, и две колеи показались совершенно неуместными и нелогичными. А домик впереди, вместо привычных теплых чувств, вдруг вызвал панику своей такой странной формой...
   Испуганная сущность быстро покинула мое тело. Наверное, кто-то спящий и совершенно нездешний, случайно получил возможность увидеть мой мир моими глазами. Жаль, что он слишком увлекся своими чувствами, будь он хоть чуточку терпеливее - и он узнал бы, как это уютно жить в маленьком домике посреди большого - большого города, а временами оказываться на самом краю мира...
  
   (Кстати, добавлю: к болезням (например, рассеянному склерозу) это происшествие не имеет никакого отношения.)
  
  
  
   ПАРЕНЬ С БЕНЗОКОЛОНКИ
  
  
   На автостанции почти никого не было: я, пожилой механик в синем рабочем комбинезоне и, где-то в глубине вокзала - кассирша, о существовании которой я узнала, когда решила уточнить расписание автобусов.
   В здании вокзала было скучно, четыре в ряд скамейки, доска объявлений и дверь с надписью "Аптека не работает", и я вернулась на улицу.
   У меня было почти два часа в запасе. В маленьком городке обычно нечем себя занять, если нет знакомых или особых дел. Ничего из перечисленного у меня не было: ни знакомых, ни особых дел, поэтому я села на узкую лавку около посадочной площадки, на которой теперь не было ни одного автобуса, достала тонкую книжку из тех, что часто продают на вокзалах, и углубилась в чтение. Чтение занимало меня недолго: воробьи затеяли купание в пыльной яме, и от этого поднялся такой шум, такой гвалт, будто это не воробьи, а, никак не меньше, - бройлерные куры.
   За пыльной ямой продолжался неуверенный асфальт (он, как бы был, но участками: то ли частями положили, то ли частями разобрали его, да так и оставили). Дальше стоял сарай, вплотную к нему - два гаража, один из которых был сейчас открыт и именно в нем и находился механик в синем рабочем комбинезоне.
   Механик возился с автобусом, но скорее с чувством долга, нежели с желанием что-то починить или выяснить, что там внутри сломано. Он словно продолжал окружающий пейзаж и так хорошо вписывался в него, что трудно было представить, как может выглядеть этот двор без него.
  
   В глубине вокзала затарахтел телефон, невидимая кассирша подняла трубку и о чем-то недолго переговаривала.
   - Семеныч! Марата зови, смерч идет! С запада!
   Механик поднял голову.
   - Далеко?
   - Минут десять - двадцать, не больше! Поторопись!
   Механик Семеныч кивнул, набрал в легкие воздуха и крикнул, что есть сил:
   - Марат! Мать твою за ногу. Марат! Где этот дон Жуан хренов носится? Ищи его теперь!
   Он добавил еще несколько слов, которые простительно говорить пожилому механику в ситуации крайнего раздражения, и вдруг заметил меня.
   - Выручайте, на вас одна надежда! - обратился он ко мне почти жалостливо.
   - Я-то что могу сделать?
   - Я старый и хромой, мне полчаса ковылять до мастерской, а вы добежите за пару минут. Вон, видите, в самом конце проспекта синий корпус? Сразу за ним - бензоколонка. Он - там.
   - Кто он-то?
   - Увидите парня в таком же наряде, - он показал на свою униформу, - зовут его Марат. Просто скажите ему: смерч движется с запада. Хорошо? Скорее, пожалуйста! Через полчаса здесь камня на камне не останется! Я знаю, о чем говорю!
   Я побежала за помощью. Мне и в голову не пришло усомниться в важности этого странного поручения, хотя связь между смерчем и Маратом никак не улавливалась.
   На бензоколонке возился парень лет двадцати трех, как раз подходящий под описание.
   - Вы - Марат? - спросила я, переводя дыхание.
   Он бросил на меня заинтересованный взгляд и кивнул.
   - Там просили передать, что смерч идет с запада.
   Взгляд Марата тут же посерьезнел, сделался сосредоточенным и деловитым. Парень сразу отложил работу.
   - Спасибо.
   Он резко поднялся на ноги и, не раздумывая, двинулся по дороге. Быстро. Уверенно.
   - Подождите! - воскликнула я. - Что все это значит?
   - Некогда объяснять! Уже ветер поднимается! Пойдемте, там все увидите.
   Я поспешила за ним.
   Мы очень быстро миновали ряд домов, и вышли из деревни. Дорога сразу вывела нас в поле, и к ужасу своему я увидела огромный столб пыли, несущийся прямо нам на встречу. Высотой он был метров пять, хотя в толщину, не больше одного обхвата.
   Ветер усиливался.
   Молодой человек решительно направился прямо на встречу смерчу.
   - Куда ты?! - закричала я. - Там опасно!
   Он обернулся, и я скорее прочитала по губам, чем услышала:
   - Оставайтесь там! Все будет хорошо!
   Если бы я и хотела - дальше двигаться просто не смогла: порыв ветра с силой отбросил меня на землю. Я не стала подниматься на ноги. Только чуть приподняла голову, чтобы видеть происходящее. Мои ожидания не были обмануты!
   Марат подходил все ближе, с трудом преодолевая силу ветра, и вдруг я увидела, что смерч больше не движется. Он замер на одном месте, и будто ждет чего-то.
   Молодой человек мягко приобнял пылевой столб и наклонился к нему. Я не поверила своим глазам: парень поцеловал смерч. Столб из песка и пыли замер на месте, уверяю, он даже прогнулся под рукой мужчины, будто кошка, которую погладили. Несколько мгновений ничего не происходило, потом вдруг столб живой пыли превратился в просто пыль и рассыпался по земле.
   Марат еще пару секунд стоял не шелохнувшись. Тишина воцарилась вокруг, и ветер стих. Наконец молодой человек повернулся и пошел в мою сторону. Подойдя, он протянул мне руку, и я с удивлением обнаружила, что все еще лежу на земле.
   Я поднялась на ноги.
   - Что... что это было?
   - Смерч... - ответил он рассеянно.
   - Ну, это-то я поняла. А вот... дальше-то - что?
   - Если женщина хочет ласки, лучше отдать ей все, что есть. Иначе это может плохо закончиться. Верно?
   Он посмотрел на меня и задорно подмигнул.
   И я позавидовала смерчу.
   Мне стало понятно, почему механик назвал паренька "Дон Жуаном", и почему смерч не смог (не смогла) уступить столь деликатному кавалеру. Каждая женщина мечтает о таком принце, о человеке, не скупому на ласку и внимание... Мне захотелось заговорить о чем-нибудь, все равно о чем, только бы подтверждать снова и снова свои догадки, а потом гулять с этим незнакомцем до заката, и узнать, о чем он думает, и о чем мечтает...
  
   Но я здесь была проездом. И мой автобус отходил через час.
  
  
  
   Часто случается, что сон угадывает твое желание.
   Однажды, мне очень захотелось написать рассказ про пустыню. Странный порыв без сюжета и героев. Я пыталась воспользоваться сухой тактикой фантазера: "старайся и придумывай", но это и раньше-то не всегда срабатывало, а тут - совсем беда. Я уж чуть было не отказалась от своей затеи, как вдруг одно из сновидений перенесло меня как раз в желаемую историю. Как говориться: только смотри и записывай.
  
  
  
   МУЗЫКА ВЕТРА
  
   В пустыне нет ориентиров. Здесь нельзя проложить дорогу и следовать по ней, наверняка зная, что попадешь туда, куда она ведет.
   - Эй, Заир! А что это напарник твой все молчит? Немой, что ли?
   Заир, мой напарник, которого на самом деле звали иначе, (он предлагал нашим гостям самим выбрать ему имя) криво усмехнулся.
   - Хочешь говорить, говори со мной. Мальчишку не тронь. Если с ним что случиться, или расстроится он, и дар исчезнет - остаток дней в пустыне проведешь.
   - Я думал, вы оба дорогу знаете? - удивился наниматель.
   - А здесь нет дорог. Здесь или удача, или чутье, или вон, как у моего напарника - компас внутри.
   - Ну-ну. Главное до места доведи.
   Наниматель был немножко похож на пирата. Только не на знакомого пирата пустыни: на черном жеребце, укутанного в длинные одежды. Наши пираты скрывают лица не от людей, а от песка и солнца. Здесь даже честный человек предпочитает маску. Нет. Этот пират был похож на пирата морского: он носил длинные спутанные волосы, рубашку и жилет, и узкие брюки, и сапоги, каких у нас нигде не купишь.
   Заир, который не был Заиром, проследил взглядом за "пиратом", и, наклонившись ко мне, прошептал:
   - Как бы не было с ним проблем.
   - Посмотрим.
  
   Мы были четвертый день в пути.
  
   - Можешь обманывать кого хочешь, но я-то знаю твой секрет, - сказал "пират", убедившись, что нас никто не слышит. - Допустим, что голос можно скрыть, и все остальное в этом ворохе тряпок не рассмотришь. Но мне-то достаточно одного твоего движения, что бы понять - кто ты!
   За отсутствием иных развлечений, нам остается лишь размышлять, наблюдать и вести беседы. Время от времени кто-нибудь догадывается.
   - Уж мальчика от девочки я отличить сумею! - прошептал он, наклонившись совсем близко ко мне.
   - Похвально. Научишь?
   - О, какой милый голосок. Просто божественный. Знаешь, я рад, что не ошибся. Как-то веселее вышагивать, когда знаешь, что рядом такая красавица. Ты же красавица?
   - А здесь есть с кем сравнивать?
   - Да, и язычок подвешен. Для восточной женщины, кажется, не принято вольнодумство?
   - Что ты знаешь о восточных женщинах?
   Пират хмыкнул.
   - Это - в точку. Немного. Так, по слухам в основном ориентируюсь. Но я точно знаю, что разговаривать одними вопросами - где угодно невежливо.
   - Договорились. Что тебе нужно?
   - Ну вот, опять вопрос! - он сел на песок и жестом предложил мне присесть рядом. Я села.
   - Здесь скучно, - сказал "пират". - Невероятно скучно. Я передумал все свои мысли и изучил все достойные внимания объекты. Например, я точно знаю, что этот Заир - не муж тебе, не любовник и не просто слуга. Он оберегает тебя, это очевидно. Он отдаст за тебя жизнь, это я тоже понял. Но я не знаю - почему. Почему? Кто он тебе? И кто ты? Ты занимаешься очень странным делом: переводить караваны через пустыню опасно. Это и для мужчины-то рискованно, а уж если кто узнает...
   - Узнает? Откуда, интересно? И что случится, если, как ты говоришь, "кто-то узнает"?! По-моему, кроме меня, никто не вызывался указывать дорогу?
   - Не злись. Я не собираюсь тебя шантажировать.
   - Да? А было похоже. Кстати, зря старался, я часто встречаю подобные потуги и умею с ними бороться. Но я рада, что ошиблась. Ты спрашивал про Заира? Он действительно мне не муж и не слуга. Однажды я завернула караван, чтобы подобрать заблудившихся в песках. Заир был в числе спасенных, и сказал, что теперь его жизнь принадлежит мне. Я сказала, что десяти лет мне достаточно.
   Он покачал головой. Трудно было понять - одобряет он услышанное, или осуждает.
   - Вопросы закончились? - поинтересовалась я.
   Он поднял голову и взглянул на меня из-под повязки. Оказалось, что у него темные глаза, и очень живые. Такие глаза - редкость. Я встречаю подобные не чаще, чем на две сотни человек.
   - Зачем ты здесь? - спросил он. - Я знаю, что не из-за денег.
   - И откуда, интересно, ты это знаешь?
   - Я знаю людей, - коротко ответил он. Это был достойный ответ.
   Я покачала головой.
   - Что? - спросил он. - Не хочешь говорить? Если это тайна, я не буду настаивать...
   - Это - не тайна. Но когда я пытаюсь объяснить - меня не понимают. Даже Заир. Даже он не понимает.
   - Я постараюсь.
   В его тоне совсем не было иронии или пренебрежения. Я вдруг поняла, что он действительно "постарается". Что ж, по крайней мере, выслушает...
   - Когда заходит солнце, путники располагаются на ночлег и замолкают разговоры... я слушаю музыку. Ветер шевелит бархан за барханом, песок разбивается на песчинки и каждая песчинка звучит в общем хоре... Эти песни похожи одна на другую, но они никогда не повторяются. Ветер всегда разный. Песок всегда - другой. Ночи не одинаковы.
   Можешь смеяться.
   Но он не смеялся. Я подняла голову и взглянула на собеседника: он замер.
   - Я знаю, о чем ты говоришь... Только я думал, что это не возможно, что бы кто-то здесь... Я тоже слушал такую музыку. Долго. Не здесь, далеко. В море. Там тоже музыка, она другая, но это, наверное, не важно...
  
   До самого вечера "пирата" не было видно. Я уж решила, что он совсем оставит меня в покое, но он вдруг появился, когда мы заканчивали ужин, и обратился не ко мне, а к моему напарнику.
   - Так. Я тут кое-что обдумал, пока время было... Вот что. Заир, или кто ты на самом деле, долго тебе еще от тех десяти лет осталось? Не бойся, никто не слышит. И она знает, что я знаю. Ну, сколько?
   - Три года, - ответил тот.
   - Прекрасная цифра! То, что нужно, не много ни мало! Вот что. Мы, как этот рейс закончим, поменяемся местами. Теперь я буду твой остаток долга отрабатывать. Не гляди таким взглядом! Тонкости мне по дороге объяснишь, а уж защитить я ее смогу, не волнуйся, не хуже твоего. Ну, как, договорились?
   "Заир" встревожено посмотрел на меня, не зная, как воспринимать эти слова.
   - Все в порядке, - сказала я. - Он понимает про музыку ветра.
   Мой напарник удивленно повернулся к "пирату" и спросил:
   - Ты действительно понимаешь?
   - Рехнуться с вами можно! Похоже, тут все разговаривают одними вопросами! Вот какая разница? Тебя из рабства освобождают, тебе не все равно, по какой причине? Ну, да, да, я такой же чокнутый, как и она, теперь тебе легче?
  
   У каждого свои причины делать то, что он привык делать. Например, я люблю слушать пустыню. Ночью, когда караван спит, и погонщики спят, и часовые погружены в приятную дрему, в тишине слышно, как ветер перекатывает песчинки, бархан за барханом, тысячи, миллионы тихих голосов сливаются в единую симфонию.
   С некоторых пор, я слушаю эту музыку не одна. Рядом со мной "пират", который на самом деле, совсем не пират. И я сделала потрясающее открытие: музыка еще прекраснее, если слушать ее вдвоем.
  
  
  
   Конечно, в жизни, мне и в голову не придет переводить караваны через пустыню, но, тем не менее, у нас с героиней рассказа есть кое-что общее: в отрочестве я любила слушать "музыку землетрясения". Кроме обычных, вполне ощущаемых нами толчков, вулканы выдают еще массу волн, к которым мы почти не чувствительны. Несколько лет подряд, я просыпалась по ночам (без каких-либо логичных объяснений) примерно за десять секунд до такого толчка. И слушала. В тишине, царящей вокруг, издалека, поначалу едва различимо, начинали дрожать окна домов, расположенных на краю поселка. Волна шла дальше, и я следила за ней, дом за домом, окна за окнами, волна приближалась, вот, наконец, она - рядом. Вот она уже здесь! Через мое окошко, через кровать, и - дальше... Волна удалялась, я прислушивалась к ней, пока хватало возможности слуха. А потом - спокойно и сразу засыпала.
   Долгое время я просыпалась посреди ночи только ради того, чтобы одну минуту наслаждаться музыкой земли.
   Да. Я понимаю и "пирата" и незнакомку из пустыни. Может, поэтому, мне разрешили увидеть их историю?
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
   Удивительная вещь - комментарии, вы не находите? Это, как шутить между шутками. Событие, факт или фотография обычно и так говорят сами за себя, но нам почему-то хочется добавить, уточнить, связать предыдущие кусочки с нынешними и сделать какие-то выводы или прогнозы. И выводы, и прогнозы, между прочим, имеют обыкновение быть ошибочными, поскольку человеку (даже самому умному) свойственно ошибаться. Мало того, мы любим давать событиям названия, (как поступаю и я со своими снами), будто название делает это событие или фотографию более реальными и важными, и в своих комментариях многозначительно вставляем между строк: "вы помните прецедент с делом о...?"
   А с каким упоением мы слушаем "комментарий специалиста", как приятно осознавать, что вот он - тот, кто, наконец, ответит нам на вопросы, и мы будем знать, как с этим бороться.
   Мне не дано понять желание некоторых быть умнее всех. Я всегда боялась оказаться самой умной в классе (а такое случалось частенько), потому что я-то знаю, сколько всего я еще не знаю, и быть самой умной - значило бы поставить потолок для всего человечества (ну, или для некоторой его части) по своим меркам, о скромности коих мерок я сама отлично осведомлена. И вера в то, что всегда найдется кто-то посообразительнее - колоссально облегчает мне жизнь. Будто где-то в подсознании сидит убеждение, что самый умный за все ответит. Или всем подскажет, что делать. Или хотя бы объяснит, что вообще происходит. А этого-то как раз я и не умею. Спасибо, что жизнь неоднократно доказывала, что я - не пуп земли. Кто-то другой, но не я.
   Меня до сих пор приводит в ужас мысль, что предел наших знаний может в действительности существовать. Впрочем, меня пугают многие абстрактные понятия. Судите сами.
  
  
  
   СТЕРИЛИЗАЦИЯ
  
   Окно плохо закрывалось. Не могу понять, зачем я столь упорно пыталась его закрыть. Наверное, проявлялась истерика.
   Над домом пролетели самолеты, мне показалось, что они меня заметили, я отшатнулась в сторону, и тут же рассмеялась собственной глупости.
   - Ты смеешься? - спросила Салли. Ее английский был еще хуже моего, но, может быть, именно поэтому мы отлично понимали друг друга.
   - Ничего, - ответила я. - Нам надо спуститься в убежище.
   На всякий случай я показала пальцем вниз. Японочка поняла и стала неуклюже вылезать из-за стойки, куда забралась в панике, когда объявили воздушную тревогу. Я бросилась к ней и помогла подняться.
   - Мальчик, - сказала Салли, гордо показывая на живот.
   - А то как же, - согласилась я по-русски, потому что не знала эквивалента на чужом языке, но она меня поняла и заулыбалась.
   Мне тут же пришло в голову, что мы, наверное, совсем тронулись, если болтаем, - каждую секунду дом может рухнуть. Но Салли не могла быстро идти, а я не могла бросить ее одну. Просто не могла, и плевать на инстинкты самосохранения!
   Неожиданно все замерло. Шум исчез. Пропало завывание сирены, самолеты не напоминали о себе обычным гулом... Зато со стороны выхода послышался странный топот.
   Я оставила Салли возле окна и достала револьвер. В нем осталось всего два заряда, но кто бы не находился там, за дверью - он об этом не знал, и оставалась надежда, что я смогу добыть новое оружие раньше, чем использую это. Я ждала несколько долгих минут, и уже решила про себя, что нас топот минует.
   Дверь распахнулась и в зал ввалилась толпа девушек в нарядных одеждах. Я подумала про свои лохмотья и усмехнулась: наверное, рядом мы не очень-то смотрелись. Тем лучше.
   - Стоять! Перестреляю.
   Идущая впереди всех замерла, но улыбка с ее лица не слетела, наоборот стала шире.
   - Ты не понимаешь. Теперь - все. Больше нечего бояться. Их нет. Самолетов больше нет. А внизу стоят хозяйки и всех кормят. Ты ведь хочешь есть?
   Я очень хотела есть. Мы проторчали в этом зале почти три дня, и последние два обеда мне пришлось отдать Салли.
   - Не двигайтесь! Безмерно рада за вас и ваших хозяек, но лучше бы вам искать дур по другим залам.
   - Да что с ней говорить! - сказала одна из особ. - Пойдемте остальных предупредим. Эта вниз спустится - сама все увидит.
   И они ушли. Я попыталась проанализировать услышанный только что бред про самолеты и хозяек. Что ж, если верна хоть первая часть из этого - можно считать, что мечты сбываются. Вряд ли в городе остался хоть один человек, не желающий прекращения воздушных атак. С "хозяйками" сложнее... Что они хотели этим сказать?
   Я убрала револьвер за пояс и обернулась: Салли нигде не было. Она не могла незаметно пройти мимо меня, и спрятаться здесь практически не за чем.
   - Салли!
   Японочка не откликалась. Я заглянула за стойку, поотпихивала пустые картонные коробки, и даже перетрясла зачем-то кучу тряпья, служившую последние ночи нам постелью. Безрезультатно.
   Я вылетела в коридор, распахивала встречающиеся по пути двери, рискуя получить пулю, но никто не стрелял, я бежала дальше, потом вниз по лестнице, потом на улицу.
   - Салли!
   По всей улице тянулись очереди, не слишком длинные, и двигались они быстро: каждому давалась полная тарелка еды и алюминиевая ложка. Раздавали еду обычные с виду женщины, все одного возраста, с заботливыми улыбками на лицах. С таким выражением смотрят на непутевых щенков, хлебающих молоко из миски.
   За моей спиной неожиданно раздался крик:
   - Сашенька, Сашенька! Мальчик мой, где ты?
   Я узнала ее. Она жила в соседнем доме и покупала продукты в том же магазине, что и мы. К соседке подбежали с тарелкой, она съела несколько ложек, и слезы на ее глазах высохли. Странное варево "хозяек" произвело потрясающий эффект.
   - А он ушел погулять, - сказала она окружающим. После следующей ложки ее голос заметно повеселел, и она рассказывала уже, как когда-то, вы не поверите, она хотела родить мальчика. Последняя фраза, что я услышала: "А вам идет этот фасон".
   Меня затошнило от страха. Я начала осознавать, что произошло.
   В небе не было самолетов. На улице не наблюдалось ни одного мужчины. У незнакомой особы пропал мальчик, и исчезла Салли, носившая под сердцем ребенка мужского пола.
   Я миновала четыре дома.
   - Это же прекрасно! - воскликнула рядом девушка в цветастом платье, та самая, что врывалась с компанией ко мне в зал. А может, и другая - по всей улице развешаны были одинаково пестрые платья и все желающие могли взять любое понравившееся.
   - Что - прекрасно? - спросила я.
   - Теперь никаких войн, и работать не надо - хозяйки всех накормят.
   - У меня нет хозяек - я свободный человек.
   - Да брось ты. Феминизм теперь не уместен. Мужиков-то нет.
   - А как же продолжение рода?
   - Нашла о чем страдать. Тебе-то что до рода? О себе надо думать. Главное, теперь никакого насилия, никаких войн, и никому не надо доказывать, что ты тоже человек. Разве не здорово? Ты вот лучше переоденься, смотреть на тебя противно, и поешь, сразу легче станет. А если что-то узнать хочешь - спроси у хозяек. Они на все вопросы отвечают.
   - Это-то меня и пугает. Человек не может знать ответы на все вопросы.
   Девушка пожала плечами и пошла дальше.
  
   Ларек с разбитым стеклом манил валяющимися рядом пакетами с чипсами и консервными банками, но ни одного мародера не наблюдалось поблизости, никто не спешил поживиться даровыми припасами... я села около киоска и подняла пачку крабовых палочек.
   Посреди дороги лежал врачебный кейс, из него вывалились пузырьки, упаковки шприцов и фонендоскоп. Доктор не вернулся домой.
   Крабовые палочки только раззадорили аппетит, я достала из-за сапога нож и открыла консерву.
   В городе начинались гуляния. Где-то послышались веселые частушки, их тексты на ходу переделывались, и становилось не смешно. Мимо проходили красивые женщины и смотрели на меня с отвращением. Кто-то пнул кейс доктора, и несколько пузырьков скатились в сточную канаву, прозвенели вниз и там, внизу, разбились. Лекарства теперь не нужны. Говорят, новомодная еда "хозяек" колоссально удлиняет жизнь... А кто вам сказал, что я хочу долго жить?
  
  
  
  
   Отлично помню этот сон, хотя была в нем много лет назад. Здесь нет ни грамма моей фантазии: просто записала, что видела и что ощущала.
   Я знаю, что многие видят сны, подобные моим. Кто-то не придает им значения. Кто-то забывает. Кому-то не приходит в голову управлять сном. Зачем? И, правда, вроде не за чем. Но с некоторых пор я обнаружила удивительную схожесть в законах сновидений и реальности. Возможно, сны лишь пытаются научить нас, как правильно поступать с действительностью, как управлять ею и прогнозировать?
   Где-то в глубине меня сидит убеждение, что именно сны помогают мне справиться с некоторыми проблемами из моей реальной жизни. Преодолеть страхи и комплексы. Пережить то, что невозможно пережить наяву. И найти друзей, о которых можно только мечтать.
  
  
  
  
   В ГОСТЯХ У ФАРЭТА
  
   У его дома реальность заканчивалась. Если внимательно присмотреться, то она заканчивалась даже чуть раньше, еще у дороги: например, из фонарного столба рядом с железным завитком, рос фиолетовый цветок. Сначала можно было подумать, что кто-то просто прикрепил его к завитку, но цветок не вял и закрывался на ночь и перед дождем, и было ему никак не меньше трех лет, а может и больше.
   А еще мусорный бак менял надписи. Вы скажите: вот невидаль! Просто баки разные, или мальчишки балуются. Бак один и тот же, а мальчишкам в голову не придет цитировать Сартра. Бак знал четыре языка и иногда допускал грамматические ошибки. Одно из произведений он высвечивал как-то абзац за абзацем несколько недель подряд. Вещь была незнакомая, и у меня закрались подозрения, что бак сочиняет сам.
   Домик моего друга охраняла не говорящая собака. Она не говорила на всех языках, включая родной. Можно было бы принять ее за немую, но она так громко зевала, что рассеивались всякие подозрения на этот счет. Звали собаку Рафаэль, но она откликалась и на Бобика, и на Жучку, и на совсем уж непонятное прозвище Автоклав.
  
   Друг открыл мне дверь с колокольчиком, который позвонил еще до того, как я успела дойти до двери. Фарэт протянул мне руку и помог переступить порог.
   - Привет. А я все жду - жду. Чуть было не заждался.
   - Я опоздала?
   - Нет.
   - У меня плюшки с собой.
   - Здорово!
   Он взял пакет с плюшками и куртку, а я задержалась в прихожей, чтобы причесаться. В зеркале отразилась я, что уже было приятно, но в пышном бальном платье эпохи где-то около рококо. Волосы были убраны в аккуратную прическу с жемчугом и мелкими цветочками.
   Я показала отражению язык. Отражение укоризненно покачало головой, будто говоря: "Ну и нравы у вас там! "
   - Иди сюда! Чай на столе!
   Я прошла в комнату. Чай еще не был на столе. Сервиз только пытался вскарабкаться по скатерти: чайник с заварником ловко подсаживали сахарницу, а та доталкивала банку с вареньем. Я рассмеялась и помогла всему сервизу достичь, наконец, места назначения.
   Мне нравилось здесь бывать. Комната служила Фарэту одновременно и гостиной и рабочим кабинетом. Здесь стоял важный письменный стол, уверенный, что сделан он из красного дерева, (хотя Фарэт как-то по секрету сообщил мне, что это просто крашеный ясень), много полок с книгами, морские карты, большой глобус, с надписями на незнакомом мне языке. В центре комнаты расположился круглый столик для чаепитий, за которым мы сейчас и расположились.
   Варенье, которым всегда угощал меня Фарэт, являло собой помесь самых разных плодов и ягод, но все сочеталось так удачно, что хотелось есть и есть его, понимая, что точно такого же больше не будет, потому что каждый вариант подбирался по интуиции, по вдохновению, и бесполезно записывать рецепты или рыться в кулинарных книгах в поисках подобия - его не было. Как и подобия того, кто это варенье приготовил...
   Он был таким, каким вы готовы были его увидеть. Например, Аня уверяла, что он рыжий и толстый, мне он виделся русым, крепкого телосложения и выше меня на голову. А Толька, так тот высмеивал обе наши версии и уверял, что Фарэт - индеец, причем ходит он всегда в национальном индейском прикиде и головном уборе из перьев, как и положено вождю то ли каманчей, то ли аппачей.
   Он был разным не только внешне. Лариса Максимовна, его соседка, ни разу ни сталкивалась с его странностями и ничего особенного в Фарэте не находила. Мы как-то беседовали с ней по этому поводу, и меня поразило, насколько она считает его заурядным человеком. Куда интереснее для нее был тренер по баскетболу, что жил в доме напротив. По утрам, уверяла она, он делал пробежку длиной в целых три квартала, а потом обливался на заднем дворе холодной водой.
   - У тебя какие-то проблемы, - сказал Фарэт, глядя на меня чуть прищурившись. Варенье заканчивалось, пришло время разговоров.
   Я вздохнула.
   - Ерунда.
   - Жалься, - позволил он. Признаться, я никому не рассказывала о своих бедах. То ли в силу характера, то ли по другим причинам. Но Фарэту можно было поплакаться на любую тему и не чувствовать себя нытиком.
   Мне кажется, таких историй, как моя, Фарэт выслушал немало. Но, вот что удивительно, в его присутствии казалось, что ты - уникален, и все, о чем ты говоришь сейчас - интересно и ново ему. Сама же я, изливая душу, будто вытаскивала из этой своей души занозу за занозой, и мне становилось легче, и проблемы переставали быть проблемами, превращаясь в мелкие ступеньки, которые вели меня к счастью и пониманию чего-то важного.
   Мы проговорили долго. Мне стало легко, как всегда бывало после наших встреч, часы за спиной пробили какое-то время, и я засобиралась домой. С Фарэтом и прощаться было легко. Отражение в зеркале пыталось совладать с огромным париком, который все сползал на бок, и на меня не обратило внимания, а, может, просто обиделось на мою давешнюю выходку, и теперь - игнорирует?
   Собака "бобик" вежливо проводила меня по дорожке от дома до калитки и молчаливо потерлась на прощание о мою ногу. Уже заворачивая за угол, я бросила взгляд на мусорный бак: на нем неуверенным подчерком сияла надпись: "Человек человеку - человек? "
   Я задумалась ненадолго, а потом ответила ему:
   - Да.
  
  
  
  
  
   Однажды, мне делали операцию без наркоза. То есть вкололи некое вещество, от которого меня парализовало - я не могла кричать и двигаться, но чувствовала боль, осознавала происходящее и слышала голоса. Ужас состоял в том, что разум мой был совершенно ясен, и боль приходилось терпеть, потому что выбора не было никакого. И проснуться нельзя.
   Я прекрасно все помню. Мои глаза были закрыты, но меня окружала не темнота, а яркий свет - коридоры света, по которым я носилась, чтобы как-то заглушить боль. Я пыталась шептать. Попытки были тщетны - тело не слушалось. Я ощущала рядом врачей, чувствовала их перемещения, движения (чуть ниже, чем они должны были бы находиться, будто я вишу в воздухе в полуметре над их головами); и боль переместилась вниз и была будто отдельно от меня, но все еще очень сильная.
   И вот тут я осознала чужое присутствие. Не людей. Даже не нелюдей. Не уверена, что это были разумные существа, и уж точно они не были материальны, но они были - почти воплощение мерзости. И еще я знала совершенно точно: им нужна не я. Они или живут здесь, или приходят время от времени и нужна им не моя боль и не боль других пациентов. Они приходят к врачам. К тем, кто знает, что не было ошибки. К тем, кто знает, что мне больно. К тем, кто экономил наркоз. И от них не избавиться.
   Пробуждения не было - я же не спала. Просто голоса обрели четкость, и тело получило возможность двигаться. Когда я смогла говорить, я сказала врачу:
   - Мне было больно.
   - Ну, наверное, у вас такая реакция на наркоз, - сказала она, даже не пытаясь выглядеть убедительной.
   Если бы она видела то, что видела я - ушла бы в монастырь и отмывала грехи до конца своих дней.
   Я не знаю, что за сущности крутились рядом. Но тот ужас, который я пережила, узнав о них - не идет в сравнение с болью, которую испытывало мое тело. Врачи не понимают, НА ЧТО они обменивают чужые страдания. ЧТО приклеивается к ним. К тем, кто осознанно наступает на горло своей совести.
  
   Позже я рассказала об этом своей подруге-доктору. Ее ответ был прост:
   - Это был бред, вызванный наркозом.
   Я знаю, что такое бред. Я знаю, что такое сон. Это - ни то, ни другое. Я не знаю, что это было, я могу только рассказать об этом.
  
   Безнаказанность - самая опасная из иллюзий. Иначе, зачем нам столько религий?
  
  
  
   ШАЛОСТЬ
  
   В зале, как обычно по приемным дням, было людно. По обеим сторонам ютились конторы, и почти в каждую дверь тянулись очереди, похожие на постоянно извивающихся змей. Стоило ли говорить о шуме - неизбежном спутнике отчетного периода.
   Совсем непонятно, что среди этих суматошных взрослых делали два ребенка, одиноко стоящие в стороне: мальчик лет девяти и шестилетняя девочка. Впрочем, чему удивляться! Они пришли с мамой. И они были не первыми из детей, кто ожидал здесь своих родителей, пока те бегали по Очень Важным Кабинетам с Очень Важными Документами, одним словом - бухгалтерия. Вы полагаете, дети скучали? Ничуть не бывало!
   Стоило лишь взглянуть под ноги, как от скуки не оставалось и следа! Весь пол этого огромного зала был поделен на квадраты, и на каждом из квадратов был изображен пейзаж: обычный - с речками, горными ущельями и рощами, или необычный - зимние замки в лунном свете; огромные острова-черепахи посреди бушующего океана; высокие до неба радуги, по которым катились хрустальные кареты, запряженные серебряными лебедями... Ни один из мотивов не повторялся.
   Размеры картинок достигали каждый квадратного метра. Поверхность их была покрыта прозрачной пленкой, похожей на стекло или пластик, но прочной, так что за всю историю зала никому не удалось не только разбить, но и поцарапать это чудное покрытие.
   Максим и Аленка стояли на квадрате, изображающем фонтан с разноцветными рыбками. Мама запрещала детям шуметь, хотя среди такого гама, им вряд ли удалось бы отличиться.
   - Прошлый раз их было четырнадцать, а сейчас - десять, - сказала Аленка. Она внимательно сосчитала рыбок еще раз и снова, в подтверждение, кивнула головой. - Точно. Четыре штуки уплыли на другую сторону, пока кто-то здесь был. Я не думала, что этот квадрат посещают.
   - Не говори так громко, Они могут услышать, - одернул ее брат.
   - Взрослым не до нас. Они следят друг за другом, чтобы кто-то не влез без очереди.
   Аленка была права. Никто не обращал на них внимания. Все знали, что вахтер на выходе не пропустит детей без родителей, значит, не стоит волноваться, что они удерут на улицу. Кроме того - картинки на полу завораживали детские взгляды, и даже самые отъявленные хулиганы становились здесь спокойными и послушными.
   - Мама сказала, что этот зал раньше назывался детским, - опять заговорила девочка. - Они думают, что это оттого, что рисунки на полу.
   Максимка хмыкнул. Они прошли еще несколько квадратов и, наконец, остановились у очередного.
   - Единорог, - заворожено произнесли они вместе. Выбор был сделан. Дети еще раз огляделись, чтобы убедиться, что на них не смотрят. Потом взялись за руки.
   - Хочу туда, - негромко произнес мальчик заветные слова и топнул ногой.
   В тот же миг пол под их ногами мягко прогнулся, и дети соскочили в зеленую траву. Рядом сидела бабочка, огромная, размером с книжку. Бабочка чуть трепетала крыльями и пила нектар с большой фиолетовой розы. Невдалеке лежал на земле единорог. При появлении детей, он поднял голову и удивленно взглянул на гостей.
   - Можно, я его поглажу? - спросила Аленка брата. Тот подумал, что ничего плохого в этом нет, и кивнул. Он знал, что они пробудут здесь всего две минуты, а, значит, надо пользоваться моментом.
   Девочка подошла к зверю и присела рядом.
   - Какой ты красивый, - говорила она, проводя рукой по его золотистой гриве. - Мы здесь совсем ненадолго, но ты не расстраивайся. Когда мы исчезнем, ты снова замрешь, но потом мы вернемся. Или кто-то другой. Мы уже были на пятнадцати квадратах, а на двух аж по три раза, и к тебе тоже еще заглянем. Потому что ты добрый. И живой. Есть места, где совсем нет никого живого, только пряничные домики, или дворцы, или деревья, скучно. А недавно мы были на корабле. Настоящий корабль, с парусами. Но там тоже никого не было. Мы больше туда не пойдем, там сильный ветер, я чуть не простыла... А это - мой брат, его зовут Максим, а я - Алена. А тебя как зовут? Не умеешь говорить?
   Максим тем временем оглядывал место, куда они попали. Кроме единорога и бабочки, здесь жили еще четыре птицы, похожие на сов, только в перьях слишком много было зеленоватых оттенков. Совы сидели на единственной ветке единственного кривого деревца и молчали. Наверное, они были очень умные.
   Время прошло быстро. Две минуты закончились.
   Детей оторвало от земли, и вот они уже стоят на стеклянном полу. Поблизости шумели люди, очереди шевелили своими длинными туловищами, над кабинетами вспыхивали и гасли надписи: "Войдите".
   Аленка нагнулась, еще раз провела рукой по гриве единорога, но теперь он был холодным на ощупь и неподвижным. Девочка оглянулась на толпу.
   - Как можно, приходить сюда каждый день, и ничего не знать об этом месте?! - возмутилась она.
   - Им некогда, - сказал Максим. - Взрослые не обращают внимания на чудеса под ногами. Они слишком заняты бухгалтерией.
   Сестренка пожала плечами, не видя в этом оправдания, и взяв брата за руку, потянула его к следующему квадрату.
  
  
  
  
   Интересно, как только я научилась "обманывать" сны (избавляться от кошмаров, управлять ими), они тут же научились обманывать меня! Сон может легко обойти ловушку, если ему это позволить. Например, он может заманить в испытание, и пока не пройдешь это испытание до конца - силы тебе не видать. Очень важное замечание: победившие грешки и пороки начисто лишают меня власти над сновидениями. Подсознание училось вместе со мной. Мы с ним стоим друг друга.
   Во власти подсознания изменить мой возраст, пол, память, но взамен оно позволяет тому, что от меня осталось - испытать всю градацию переживаний и потрясений, на которую способна наша фантазия.
   Часто вполне примитивная история вдруг оборачивается сказкой, и, оттого, что ты не ждал этого - внутри становится тепло и радостно, словно оставленный в сторонке подарок в скучной обертке оказался самым лучшим из всего полученного в этот день рождения.
  
  
  
  
   В ГЛУБИНАХ МОРСКИХ
  
   На этот раз со скалы выбросили мужчину. Не сам он спрыгнул, таких даже спасать не интересно. Брякнуться о мель и начинают захлебываться. Не дураки ли?
   Тяжелый... Одежда намокшая много весит. А снять неудобно, да и не стоит: человек в первую очередь плохое замечает, ему и в голову может не прийти, что его от смерти спасли, но что одежды нет, сообразит сразу. Ну вот, какая я не внимательная, это же у него мешок с камнями к ногам привязан. Знакомая история. Пару раз сталкивалась.
   На воздухе мужчинка резко потяжелел, я протащила его несколько шагов и бросила. Сил не хватило на дальнейшие подвиги. Привычно сделала искусственное дыхание, проследила за результатом: утопленничек закашлял и стал приходить в себя. Вот и славненько. Я отряхнула руки от песка и направилась обратно в залив.
   - Помогите...
   Мало ему!
   - Что еще?
   - Вы должны мне помочь! Я спецагент...
   Никогда не буду спецагентом, - решила я и помогла ему сесть на земле. Он еще немножко покашлял, выплюнул остатки воды и сразу попытался принять очень бодрый вид. Не стоит изображать бодрость, если вас только что вытащили из воды, и особенно, если вы попали туда в костюме, ботинках и галстуке.
   - Как я здесь оказался? - спросил агент.
   - Вас выбросили со скалы, привязав мешок с камнями к ногам. Мешок мне пришлось выкинуть, вы уж не обессудьте.
   - Почему ты меня спасла?
   - Не люблю утопленников. Залив маленький, рыбам нужно не много, а в сезон тут шагу ступить некуда - на мертвяка наткнешься.
   - Интересная точка зрения... Ты тут живешь поблизости?
   - Нет, я приехала на каникулы.
   - Как тебя зовут?
   - Полина.
   - Красивое имя.
   - Дурацкое, - сказала я.
   - Послушай, Поля. Никто не должен знать, что ты меня здесь видела...
   - О нет, что вы, сейчас же пойду всем разбалтывать, что выловила спецагента. Интересно, как вы это себе представляете?
   Он, видимо, очень ясно себе это представлял, потому что взглянул недоверчиво. Я вздохнула. Агент начинал мне надоедать.
   - Вы в состоянии самостоятельно дойти до дома? Если да, то я ничем больше помочь не могу и... до свидания.
   - Стой! - он схватил меня за руку. Сильный, гад! Спасай их после этого. - Как ты здесь оказалась в такую рань? Кто тебя подослал?
   Ну не дурной?
   - У вас мания величия.
   - На тебе купальник, но вещей поблизости нет. Значит, ты не просто случайный спасатель. Ты ожидала...
   Свободной рукой он пошарил по своим мокрым карманам.
   - Ты обыскивала меня, пока я был без сознания.
   - Я, что, похожа на маньячку? Если вы недовольны, что я вас спасла, то подождите пару минут, я найду мешок и все верну на место.
   - За спасение, конечно, спасибо, но я не могу найти причины...
   - У меня синяк на руке будет.
   - Извини, - он отпустил меня. Зря я его спасала. Таких болванов просто необходимо топить время от времени, чтобы умнели. Хотя, вряд ли это сильно поможет...
   - Счастливо оставаться, - я махнула рукой и бросилась в море, пока агент не догнал.
   - Ты куда? - донесся крик.
   Куда, куда... живу я здесь, чего пристал.
  
   В конце каникул папа обещал забрать меня. Но похолодало раньше, и я уже реже выходила на берег, да и надобность отпала: народ почти не купался в такую погоду, поэтому и не тонули. От нечего делать я гонялась за цветастыми рыбками, вылавливала остатки мусора или просто сидела в подводной пещере к большому неудовольствию зеленой камбалы. Рыбу, конечно, по-другому звали, но я не знала как.
   В конце сентября я заволновалась, не случилось ли что с отцом, но как это узнать? Возможностей ограниченное количество: у меня нет денег (закончились еще в середине лета, купила по глупости два купальника дорогущих и еды какой-то навороченной, прихожу к тайнику - а деньги оставшиеся стащили. Мальчишки, наверное резвились.), у меня нет друзей ("утопленники" не в счет, в основном приезжие и в основном адресов я не знаю), если только...
   Ребята, что топили спецагента, позаботились и о его документах: их выкинули отдельно от него, но почти в то же самое место. Найти непромокаемые корочки не составило труда, тем более, что свободным временем я все равно располагала в избытке. Теперь они, кажется, пригодятся...
  
   Телефон на автостанции не работал. Я напросилась к диспетчеру. Та долго не хотела пускать, но, видимо, моя одежда не по сезону ее разжалобила, и телефон мне все-таки дали.
   Я спросила, могу ли видеть такого-то агента. На том конце рассмеялись и, поставив ударение на другой слог фамилии, объяснили, что он сейчас на обеде, но если мне очень надо... Мне оказалось очень надо.
   - Это говорит Полина Вишневская. Вы меня помните?
   - Простите, не очень.
   - Так часто вам девчонки жизнь спасают?
   - Ах, да, конечно... Где ты находишься?
   - У автозаправки, которая ближайшая к бухте. Я только хотела спросить...
   - Никуда не уходи. Я сейчас приеду.
   И он положил трубку. Я поблагодарила диспетчершу и пошла на улицу в ожидании агента.
  
   Он появился почти быстро, я сделала всего пятнадцать кругов (зато теперь эту заправку узнаю и с закрытыми глазами). Агент приехал на машине, а когда вышел из нее, то я даже немного растерялась: в сухом виде он выглядел очень презентабельно.
   - Что ж, привет, спасительница. Рад убедиться, что ты - не плод моего воображения. Тебе не холодно в такой одежке? Холодно, сам вижу. Одень.
   Он накинул на меня свой пиджак, который сидел на мне, наверное, как пальто, зато очень оказался теплым. Вообще-то я холод нормально переношу, но тут что-то продрогла.
   - Рассказывай. Нет! Стоп! Твое дело может подождать?
   Я кивнула.
   - Очень хорошо. Тогда мы сейчас пойдем пообедаем, я не успел, а тебе лишним не будет, а потом ты мне все расскажешь, ладно?
   Конечно, ладно. Какой же человек в здравом уме откажется от дарового обеда?
   Мне позволено было сесть на переднее сидение. Агент, когда не страдал манией преследования или манией величия, производил впечатление вполне хорошего человека, и я решила сделать ему приятное.
   - А я документы ваши нашла.
   - Нашла? Вот молодец! Мне за них влетело порядком. Сейчас приедем уже, потерпи чуток. Очень голодная?
   - Да, - созналась я. Он почему-то обрадовался.
   В кафе он заказал мне жареной картошки с котлетой и сок. От борща я отказалась. Себе агент взял полный набор для уничтожения голода в пределах нескольких дней (а, ведь, не толстый, куда влазит?) и принялся за еду. Золотого правила "когда я ем - я глух и нем" агент, видимо, никогда не слышал.
   - Ты меня по телефону нашла?
   - Угу.
   - Который на карточке был?
   Кивок.
   - Это хорошо, что я на визитки не пожалел денег, из пластика заказал. Бумага бы растеклась давно. А где твои родители? Они с тобой приехали? Или ты одна? Ешь, ешь, не отвлекайся, успеешь еще все рассказать. Мне вот только знаешь, что не понятно - как это ты опять в воду ушла. У меня в голове такие мысли начали заводиться...
   Я подавилась от смеха.
   - А хвост вы не заметили случайно? В скалах есть дыра под водой, если туда проплыть - попадешь в пещеру. Мы с папой ее обнаружили когда-то, и теперь я на лето сюда приезжаю, живу там.
   - Одна?
   - Нет. Еще две крысы.
   - Ручные?
   - Местные.
   - И ты не боишься?
   - Пусть они меня бояться, я же больше!
   - Кабы все женщины так рассуждали, - с грустью сказал агент. Видимо, вспомнил что-то личное.
   Обед закончился, и мы решили поговорить о деле. Агент взглянул на меня внимательным профессиональным взглядом, и мне сразу захотелось вылить на него ведро воды, чтобы поскромнел.
   - Чем могу помочь?
   Я вздохнула.
   - Мне пора ехать домой. В заливе холодно уже, а зимой он вообще льдом покроется.
   - И где твой дом?
   - Я прошу у вас разрешения только на один междугородний звонок. У меня денег нет, и знакомых, кроме вас, тоже.
   Агент позволил себе улыбнуться.
   - Скажи номер, и я все разузнаю. Должен же я, хоть как-то отблагодарить.
   Я дала телефон, и назвала фамилию отца. Агент вышел, с полчаса его не было, а потом вернулся, как мне показалось, мрачный.
   - Ты только не волнуйся, Поля...
   Самое дурацкое начало из всех, что можно придумать. Лучше бы уж сразу ляпнул, чем такие подготовочки.
   - Что случилось?
   - Отец твой жив, - медленно начал он, - но в больнице. Он попал в аварию...
   - Вы поможете мне доехать до дома?
   - Разумеется!
   Агент, видимо, ожидал могучего рева или просто истерики, но мне было не до этого. Необходимо срочно попасть домой...
   Он долго договаривался с начальством о небольшом отпуске за свой счет, объяснял ситуацию. Наверное, выдумывал что-то, а, может, и нет. Я сидела в приемном кабинете, изучала календарь, пыталась определить день недели, но никак не могла сосредоточиться. Внутри все тряслось. Если бы можно было - я пустилась бы к отцу бегом. Бегом не понадобилось: агент отпросился, и тут же заказал по телефону два билета.
   - Зря вы со мной едите, я и сама нормально доберусь.
   - Тебе сколько лет?
   - Четырнадцать.
   - Не боишься одна путешествовать?
   - Нет. Подумаешь, каких-то шесть часов на автобусе, тоже мне путешествие.
   - То, что ты особа отважная, я уже понял. Но так, знаешь ли, будет надежнее. Прогуляюсь. Не возражаешь?
   С чего мне было возражать? Лишь бы к отцу скорее попасть.
  
   Больница была знакомая, хотя никогда я в ней не лежала. Навещала иногда пострадавших (у нас городок приморский, желающие утопнуть тоже попадались). Агент хотел купить отцу яблок и апельсинов, но я настояла на колбасе, хлебе и сыре.
   - Пожалуйста, недолго, - предупредила медсестра. Мы вошли в палату.
   Я увидела отца и поняла, что все будет в порядке. Он переломал себе ноги, ударился головой, но не сильно, сотрясения нет. Не дав агенту представиться, и тем самым испугать больного, я заговорила первой.
   - Привет, па. Как дела?
   - Ты загорела за это лето. Много была на солнце?
   - Не очень. Как ты себя чувствуешь?
   - Да, все в порядке. Так, парочка переломов. Извини, что не успел встретить.
   - Ерунда. Меня подвезли.
   Агент встрепыхнулся.
   - Здравствуйте. Я...
   - Это мой знакомый, - перебила я.
   - Спасибо, что позаботились о ней.
   - Что вы, что вы. Ваша дочь достойна медали...
   - За спасение утопающих, я полагаю? - усмехнулся отец. Агент растерялся. Не ожидал, наверное, иронии.
  
   Попрощавшись с новым знакомым, я осталась в больнице. Помогала медсестрам сортировать карточки, разносила градусники по палатам, мыла с санитарками полы и тумбочки и все в таком духе.
   Через пару недель мы с папой отправились к морю, благо, оно совсем рядом. Я толкала перед собой инвалидное кресло (жаль, что у людей ноги за десять дней не срастаются), папа ворчал по каким-то мелочам и чувствовал близость разлуки.
   - Ну что тебе стоит хоть одну зиму побыть дома?
   - Зачем? Ты опять на работе будешь пропадать, а уроки за этот год я еще летом выучила. Весной появлюсь, сдам.
   - Неужели там много лучше, чем здесь?
   - Конечно.
   - Иногда я ловлю себя на том, что не знаю, о чем с тобой говорить. Ты слишком быстро взрослеешь...
   - Тебе кажется. Ты вот лучше скажи, на следующее лето я могу рассчитывать на твой отпуск? Или даже на три, потому что ровно столько лет ты его не брал?
   - Конечно, можешь рассчитывать! Не на три, но... А ты точно придешь весной?
   - Обязательно. Я всегда так делаю, правда?
   Мы замолчали.
   - Что-то случилось, дочка?
   - Нет... Просто я хотела сказать... спокойной зимы, папа.
   - Спокойной зимы, девочка моя.
   Я поцеловала его в щеку и ушла в океан. До новой весны.
  
  
  
   Вынуждена признать, что я на редкость невнимательна. В сочетании с плохой памятью и богатой фантазией, можно представить, как нелегко иногда приходится моим родным или тем, кто просто оказывается рядом. И при этом, я редко сомневаюсь в том, что делаю или в том, чего хочу. То есть, настоящее и будущее для меня вполне понятны и однозначны, но вот прошлое для меня (в некоторых вопросах) - клубок вероятностей. Стоит мне предположить, "как оно могло бы случиться" и "оно" тут же становиться почти правдой. А через некоторое время - возможно, правдой. А потом - "Конечно, так оно и было". Моя искренность (а я верю в то, о чем говорю), вводит в заблуждение даже самых искушенных врунов.
   Поэтому, мое отношение к правде как к таковой - несколько отличается от обще признанных стандартов. Я не отношусь к правде, как к необходимости. Скорее, она для меня - одна из вероятностей.
   Может быть, именно поэтому, сновидения вытворяют с моей памятью такие фортели. Иногда, мне приходится наскоро придумывать себя и свое прошлое, наиболее подходящее к ситуации, чтобы всего-навсего позволить сну продолжиться. Ведь разным людям мы рассказываем истории по-разному. Так и сны - им тоже хочется знать, кто перед ними. Беда, если ни вы, ни они - понятия об этом не имеют.
  
  
  
   ПИСЬМО ИЗ НЭТ-ТИКА
  
   Здравствуй, Оленька!
   Чудный городок этот твой Нэт-тик. Я поселилась в том самом домике, на берегу поющего озера, о котором ты рассказывала. По соседству со мной - лишь крохотное имение, что же до людей - так их вовсе нет. В имении проживает робот, хозяева его давно умерли, наверное, лет триста назад, но он все так же следит за домом и садом, и выращивает овощи, а по осени с очаровательным усердием переводит весь урожай на компост. Имя у робота сложное, но я зову его Робертом. Иногда я прихожу к нему в гости, и мы обмениваемся размышлениями о жизни: я - своими, он - чужими. А еще - делимся кулинарными рецептами, хотя ни мне, ни ему они не нужны.
   Что бы дойти до самого города, а точнее - поселка, нужно потратить никак не меньше получаса, но это - приятная прогулка. Здесь такие красивые деревья, и дорога вымощена розовой галькой, хотя нигде на побережье я не видела такую, наверное, привозили издалека. В поселке познакомилась с некоторыми торговцами и лавочниками, и, конечно, с доктором Тюком (ты права, он совершенно чокнутый! То есть, когда говоришь с ним о погоде или болячках - он вполне интересный собеседник, но это его хобби! Весь кабинет с пола до потолка уставлен мыльницами всевозможных видов. Мыльницы на полках, мыльницы на столе, мыльницы на полу, на люстре, на диване! В глазах рябит от этих мыльниц!)
   Ты просила узнать, действительно ли золотую паутину плетут пауки в здешнем лесу. Да-да! В августе крестьяне целыми семьями сматывают ее в клубки, а потом продают на рынке. Мастерицы вяжут из нее платки и шали, и ажурные накидки (я купила себе одну, жаль, не могу послать тебе такую же).
   А поющее озеро! Я каждый вечер выхожу на террасу, чтобы послушать эти завораживающие симфонии. Иногда сюда приезжают туристы, (откуда они берутся?), и селятся поблизости. Бывает, что от их шума совсем ничего не слышно. И они же еще возмущаются, и называют местных жителей лгунами, лишь потому, что по собственной глупости пропустили такое чудо, а теперь и вовсе перестали в него верить.
   Мне так о многом хотелось тебе рассказать, но ты и сама все знаешь, ты видела свой Нэт-тик не раз. Прости, что разочарую: я не узнала, как ты можешь попасть сюда иначе. Каждый, кого я спрашивала, оказался здесь каким-нибудь нелепым образом, а кто-то и вовсе отказывается говорить со мной на эту тему. Наверное, способ один... Но ты не расстраивайся. Если у меня получилось, так у тебя - и подавно все получится! Это же твой город! Знаешь, я тебе очень благодарна. Спасибо, что позволила мне поселиться в твоих снах. Это самый замечательный подарок на последний день жизни.
  
   С вечной благодарностью. Зоя.
  
   P. S. Письмо оставляю на столе открытым, как и договаривались.
  
  
   Думаете, я придумывала эту историю? Я случайно прочитала письмо на столе. Из сна. Боюсь, что не запомнила и половины. Но уж - что есть.
  
   Короткая история. Я увидела человека, привязанного к дереву, но не как обычно, а словно распятого: руки разведены в стороны и привязаны к веткам, а талия и ноги - к стволу. Я знала, что он хороший человек, и что моя работа - спасти его. Враги ушли, оставив его в живых и обрекая на мучительную смерть в лесу.
   Я начала распутывать веревку и случайно коснулась его руки. Меня будто током пронзило: эта рука была теплой. Настоящая теплая рука.
   - Что случилось? - спросил он, заметив, что я замерла.
   - У тебя рука... теплая, - сказала я сдавлено.
   - Конечно! Я же живой еще пока!
   Я посмотрела ему в глаза и поняла, что таю. Иногда пробуждение похоже на поведение снежинки, упавшей на ладонь: как не крепись - утечешь сквозь пальцы. Сон мог бы еще длиться. Его спугнул мой ужас. Мой восторг. Растерянность. И вместе с ними - еще масса переполняющих меня эмоций, названия которым я не знаю.
   Надеюсь, что этот человек спасся, все-таки правую руку я ему успела освободить.
   Так я поняла, что существа из моих сновидений бывают живыми. Или, по крайней мере, таковыми себя считают.
  
   ПОСЛЕДНИЙ ОФИЦИАНТ.
  
   Он возник в дверном проеме и услужливо поклонился.
   - Добрый вечер. Вы готовы сделать заказ?
   - Заказ?
   - Да, да, услуги на следующую жизнь. Не хочу быть бестактным, но вы же понимаете, эту - пора заканчивать.
   - Жаль...
   - Жаль? Не может быть, - позволил себе усомниться официант. - В этой жизни у вас почти не было резерва счастливых случайностей. Если вы помните, вы изволили заказать излишек в прошлом варианте.
   - Нет, не помню.
   - Ах, да, конечно. Извините. Так какие будут пожелания? В тот раз вы особо выделили наличие должного количества страданий, с целью увеличения стойкости характера. Могу я узнать, вы остались довольны?
   - Если вы о характере, то, несомненно, стойкость я приобрел. Я не совсем понял, что я должен заказать?
   - Например, продолжительность жизни, или специфику случайностей. В каком направлении вы хотели бы двигаться: политика, искусство, общение с природой, армия... Могу предложить стандартный вариант.
   - Стандартный?
   - Да, он подразумевает усредненные жизненные условия и почти целиком зависит от внутренних данных индивидуума. Словом, интересная жизнь ровно настолько, насколько вы сами сможете ее сделать. Чем больше пытаетесь, тем больше вам помогают. И наоборот.
   - Интересно... И часто такой вариант заказывают?
   - Мама, дедушка бредит? - тихо спросила внучка.
   - Выйди из комнаты, - сказала ее мать.
   - Почти всегда, - ответил он. - Многие хотят испытать свои силы. К сожалению, часто эти силы переоцениваются, отсюда - такое количество пустых судеб. Впрочем, всегда все можно исправить.
   - Знаете, по началу я хотел поговорить о необычном заказе, но сейчас склонен подумать об этом.
   - Очень хорошо. Поговорим об исходных данных. Вам угодно иметь обоих родителей?
   - Не знаю. Нет. В этой судьбе мой отец здорово выпивал, у матери жизни почти не было. Лучше уж, пусть будет она свободной женщиной. Это можно?
   - Разумеется, разумеется, - он что-то скоро записывал на маленьком клочке бумаги. - Жену вам угодно одну, несколько? Или вы хотите побыть женщиной?
   - Это обязательно?
   - Нет, нет, ваш лимит однополости еще не исчерпан. Хотя, увлекаться - не советую, души преобразуются самостоятельно и если неправильно выбрать характеристики тела, очень неудобно может получиться. Ничего нет печальней женской души в мужском теле. И наоборот. Вы понимаете?
   Я понял, о чем он говорит.
   - Что вы посоветуете?
   - Вам пока можно не бояться несоответствия души. Мы всегда предупреждаем клиента в подобных случаях. Пол мужской? Хорошо. Спутница жизни?
   - Достойная меня.
   - Все супруги достойны своих мужей, иначе они не стали бы их супругами. Какими болезнями вы предпочли бы болеть? Есть пожелания?
   - О, нет!
   - Значит, на наше усмотрение, хорошо. Особо жесткие бытовые условия? Это полезно для воспитания души, советую заказать, сейчас это модно.
   - Спасибо, не надо. В этой жизни нахлебался. Средненькое, так средненькое.
   - Как вам будет угодно. Хотите что-нибудь особо отметить?
   Я подумал. Вспомнил свою жизнь, мысленно исправил кой-какие моменты, потом поставил на место... Все зависит только от меня. И тогда зависело, и теперь, и потом. Впрочем, теперь - уже нет. И не так это важно.
   - Ничего не надо отмечать. Я наслаждался этой жизнью, как мог, и только моя вина, что я не добился большего. И в следующей не хочу поблажек.
   - Достойные слова! Приятно иметь с вами дело. Надеюсь, вы еще побудете некоторое время нашим клиентом, прежде чем отправитесь... дальше. Хотя, скорее всего, вашему развитию осталось не более трех - пяти жизней для конечного совершенства, - официант убрал листики в нагрудный кармашек и поклонился на прощание. - До встречи в новой смерти. Счастливых вам испытаний.
   И исчез. А вместе с ним исчезла моя дочь, моя комната и моя завершившаяся жизнь.
  
  
   В повседневной жизни, я обладаю вполне здоровым чувством юмора. Во сне же мне редко удается блеснуть остроумием, или пронаблюдать комическую ситуацию. Но и такое время от времени случается.
  
  
  
  
   ДОМ, КОТОРЫЙ ГУЛЯЛ САМ ПО СЕБЕ.
  
  
   Андрей (он же Дюша, как звали его друзья) открыл глаза и понял, что дом куда-то идет. Ни о чем подобном они с вечера не договаривались, и это было очень подозрительно.
   Дюша вспомнил о свидании. И сплюнул в сердцах с досады.
   - Что ты опять натворил?!
   Дом виновато замер, пойманный на месте преступления.
   - И как, по-твоему, я должен объясняться с Катериной? Она подумает про меня, бог знает что! Она подумает, что я удрал, бесстыже удрал, и знать меня больше не захочет. Ты этого добивался?
   Молчание злорадно сообщило, что дом добивался именно этого и счастлив, что хозяин так хорошо его понял.
   Считалось, что трехгодовалый дом склонен остепеняться, врастать на одном месте и двигаться только в случае опасности или по приказу хозяина. Дюшеному дому стукнуло уже двенадцать. И он игнорировал право хозяина на оседлую жизнь.
   - Может, ты у меня болен?
   Дюша встал с постели, подошел к стене и потрогал ее рукой. Никакого озноба. Теплая сухая поверхность говорила о том, что все с домом в порядке, просто придуривается.
   Однажды дом действительно заболел: промочил в болоте свои тощие куриные ноги и вместо того, чтобы спокойно обсохнуть, затеял неприличную погоню за лягушками по тому же самому болоту. К вечеру его ноги стали заплетаться, а стены покрылись липкой слизью. Дом просидел недвижимо несколько дней, пока Дюша оттирал его всякими мазями, топил изнутри, чтобы прогреть трясущиеся своды, в общем, старался и хлопотал вовсю. И вот - благодарность.
   - И это твоя благодарность? - спросил он вслух. - Хочешь, чтобы я всю жизнь так и прогулял холостяком? А я детей люблю!
   Дом, в целом, против детей ничего не имел. Даже наоборот. Но вот эти дамочки... Может, можно обойтись без них?
   - Ну как я тебе без них обойдусь? Балда, что мне, почкованием размножаться?
   А нельзя?
   - Нельзя. И не хочу! Хочу жену, чтобы заботилась обо мне и любила. И тебе она, кстати, ничем не помешает. Тебе давным давно пора остепеняться.
   Дом не хотел остепеняться.
   Дома от природы были бесполы. Но как-то повелось, что люди наделяли их тем полом, к которому относились сами. Часто от хозяина передавался дому характер и кой-какие привычки. Но тут случай был совершенно противоположный: Андрею хотелось, просыпаясь видеть в окне тот же пейзаж, что и накануне вечером - для дома это было невыносимо: самое малое, что он делал - это поворот вокруг оси, а случалось, что, выходя поутру на порог, Андрей обнаруживал возле этого порога, например, Тихий океан. Андрей мог часами лежать на софе, глядя в потолок - дом не умел бездействовать. Ну, хотя бы дырочку в земле поковырять?.. А?
   Открыл дверь, посреди двора - котлован.
   Однако в остальном и дом и Дюша отлично понимали друг друга. Разумеется, если речь не заходила о женщинах. Что тут начиналось!
   Андрей кипятился, говорил, что бросит все, найдет себе мертвый дом и останется жить там навсегда. Правда, сам он в это не очень верил: он не понимал тех, кто селился в умерших домах, не понимал, как можно жить среди таких холодных стен и не чувствовать, как волна теплого ожидания встречает тебя, когда ты возвращаешься с прогулки или от гостей.
   Андрей оделся, собрал кровать и выглянул в окно. Время шло к обеду, день стоял пасмурный, серый. Он разгреб компас, удалив с него выпавшие из ящика тряпки и книги, и внимательно вгляделся, пытаясь определить, где они сейчас находятся.
   - Если ты переплывал ночью что-нибудь, пеняй на себя, - пригрозил он дому.
   Компас показывал, что они все еще на материке. Хотя, проспи Дюша на лишних три часа дольше - и никто не поручился бы за это.
   Искать Катерину теперь не имело смысла. Если она и согласится подождать его возвращения, то уж никаких гарантий нет, что на следующую ночь дом не выкинет что-нибудь еще в этом роде и не удерет, скажем, на Аляску. Впрочем, там ведь тоже есть женщины...
   Размышления о женщинах были прерваны криком. Женским криком.
   Дом испуганно вздрогнул и на всякий случай попятился.
   - Вперед, трус! - устыдил его Андрей. - Мы обязаны прийти на помощь!
   Дом врос в землю.
   - Эх, ты. Какой ты мужик, если можешь оставить в беде даму?
   Судя по всему, дом нисколько не возражал, даже напротив, - пусть себе эта дама пропадает в своей беде, - одной дамой меньше будет.
   Андрей выскочил наружу, побежал на крики, которые теперь перешли в рыдания, и увидел чей-то небольшой ухоженный дом. Рядом с крыльцом сидела черноволосая девушка, она рыдала, прижимаясь к дому, и Дюша сразу понял причину: дом умирал. Его окна уже оплыли, двери почти заросли, а чешуйчатая крыша облезла и напоминала сейчас плохо очищенную рыбу.
   Рыдания девушки становились тише, Дюша различил некоторые слова:
   - Как же... помогите кто-нибудь... девочка моя, как же я без тебя...
   Дом был вросший. Молодой, ему было лет пять-шесть, не больше, и умирал не от старости, совсем нет...
   - Что случилось? - спросил Андрей.
   - Я ушла утром... - девушка еле произносила слова - слезы заглушали все. - Прихожу, а она... она... Может, у вас есть какое-нибудь лекарство?
   Столько надежды звучало в ее голосе, что он почувствовал себя палачом:
   - Боюсь, что слишком поздно. Я знаю эту болезнь. Если первые два часа ничего не предпринять... Не плачьте так... вот, платок.
   - Это... ваш дом?
   Андрей обернулся: его домик опасливо подкрадывался, дрожа от страха и любопытства одновременно.
   - А... да. Не обращайте внимания, он ужасный трус.
   Закрапал дождик. Андрей понял, что надо что-то делать.
   - Знаете, я предлагаю пойти ко мне, сейчас мы все равно ничего уже не сделаем, а когда ваш дом закостенеет... простите. Через пару часов можно будет его вскрыть, забрать вещи и все, что вам дорого. Давайте, я помогу вам встать. Это - грибы?
   Он увидел рядом лукошко. Девушка едва кивнула.
   - Их тоже можно взять с собой. Я умею варить грибную кашу.
   - А... а эта болезнь не заразна? Ваш дом не пострадает?
   - У него прививка. Меня зовут Андрей.
   Она кивнула, но своего имени не назвала. Девушка была слишком напугана и расстроена. Она не замечала дождь, не замечала, что идет босиком - туфли остались у крыльца, и, наверное, не замечала самого Андрея, хотя опиралась сейчас на его руку и шла в его дом. Кстати, дом!
   - Иди сюда, подлец! Не заставляй нас топать лишние метры.
   Дом послушался. Понял, что сейчас хозяину не до споров.
   - Он все еще ходячий? - спросила девушка, впрочем, скорее не из любопытства, а что бы что-нибудь сказать. - Кажется, ему уже десять?
   - Двенадцать, - уточнил Андрей. - И все никак не осядет.
   - А моя быстро вросла. Всего два года бродила... Я не против, мне это место нравится. Нравилось...
  
   Он усадил незнакомку на диван, сам в ускоренном темпе принялся готовить обед, (а кому и завтрак).
   После обеда девушка пришла в себя и выразила желание поскорее покинуть эту страшную поляну, ставшей кладбищем для ее любимого дома. Андрей сходил в дом, забрал вещи, указанные в составленном списке. После чего они тронулись в путь.
   Девушка истосковалась по разговорам, и они проболтали целый день. Столько нашлось общих тем!
   А к вечеру, утомленные событиями и разговорами, они неожиданно обнаружили, что стоят на великолепном склоне: внизу расстилались поля, позади - возвышался лес, а наверху сияло предзакатное солнце.
   - Я понял, - сказал потрясенно Андрей, - Я теперь понял, почему мой дом не останавливался... Он искал это место. И я его искал! Только не знал об этом. По-настоящему мне не хотелось жить ни у моря, ни в лесу, ни в пустынях... не мог вообразить, что есть в мире такая красота...
   Солнце садилось, окрашивая все вокруг в причудливые цвета, и эти цвета менялись каждую минуту. Легкий ветерок шелестел листвой позади, в мире царили покой и единение.
   - А там можно будет установить качели, - сказала девушка. Андрей взглянул и понял, что лучшее, чем качели и придумать нельзя.
  
   Давно спустилась ночь. Дом прислушался к тому, что творилось у него внутри: там все было тихо, обитатели мирно спали. Тогда дом приподнял одну ногу и осторожно переставил ее на метр влево. Замер. Внутри ничто не шелохнулось, и дом, успокоенный этим, побрел через темноту, рассчитывая к утру быть уже далеко от этих мест.
  
  
  
   Существует мнение, что коты сворачиваются клубком - перед холодами. Мои истошные наблюдения показали, что они делают это, когда им УЖЕ холодно. Вид довольно сопящей, растянувшейся вдоль обогревателя тушки, может ввести вас в заблуждение, и вы сочтете, что сегодня вас ждет теплый солнечный денек. Но, отодвинув штору, вы легко убедитесь, что на улице - метель.
   Так общественное мнение и устоявшиеся традиции иногда идут вразрез с моими собственноручно собранными фактами. Я не удивляюсь. Я позволяю миру жить со своими заблуждениями, чтобы он так же терпимо относился к моим.
  
  
  
  
   МЕСТО
  
   Если лежать не шевелясь, то через пять минут вода начнет касаться кончиков пяток. Потом захлестнет ступни, постепенно доберется до колен, бедер, талии... Когда брызги долетят до лица, придется подниматься и возвращаться в пещеру. К тому времени стемнеет, выползет огромная Луна и станет окрашивать море странными цветами, а потом построит на волнах лукавую дорожку, на вид такую прочную, а на самом деле совсем никудышную, и будет манить по ней доверчивых простачков, заставляя их верить в то, что в конце их ждет нечто совершенно особенное. Ничего там нет. И конца этой дорожке тоже нет никакого.
   От мыса до пещеры - двести шестьдесят четыре шага. Иногда - двести шестьдесят семь, но это не потому, что мыс отодвигается, просто я хожу по-разному.
   Могло быть намного хуже. Например, Место было бы совсем маленьким, или неинтересным, или вообще посадили бы меня в клетку, и пришлось бы жить там. Особенно страшно, если дверь у клетки не закрывается. Сколько я тогда продержусь? Год? Десять? Сто? Так же, как и здесь? Здесь - тоже клетка с открытой дверью. Стоит только зайти дальше леса, пересечь полянку и тоненькую прозрачную речку... Не думать об этом!
   Я заставляю себя смотреть на облака и складывать из них забавных зверюшек, птиц, лица... Лица... Какие они бывают? Забываю... Пока я здесь - там все в порядке. Стоит мне уйти из этой лагуны, и начнутся войны, беды, катаклизмы... а, может... нет? Может, уже можно? Насколько хватит моей хорошести, чтобы жить здесь? При условии, что я не могу умереть.
   Так, не думать об этом, не думать. Надо дойти до середины лагуны, потом повернуть налево, сделать пятьдесят шагов и уткнуться в старое дерево. Я устаю жить в одиночестве. Почему Они не огородили это место забором, или глубоким рвом, или морем? Зачем оставлять мне постоянный выбор?
   Я утешаю себя тем, что этот мир не одинок. Непременно есть еще, похожие, или вовсе другие, но все равно - миры. А, значит, есть кто-то, кто сидит, как и я, до тех пор, пока не истощится его терпение, тогда он встанет со своего тысячелетиями насиженного Места, и пойдет вперед, к людям, к иным существам. Он непременно пожалеет об этом, но будет поздно. Потому что в каждом мире непременно есть существо, которое несет за собой Конец Света. В нашем мире - это я.
  
  
  
  
  
  
   - ... она просто чудесна в этом платьице, правда? Это жена сшила на первый день рождения.
   Фотография обаятельной девчушки украшала крышку бардачка. Водитель сиял: тема для него была любимая, и, судя по всему, многие уже отказывались его слушать. А тут - я. Удачно.
   - Сколько ей сейчас?
   - Год и пять месяцев. Знаете, я иногда по три недели не бываю дома, так потом отойти от нее не могу. И купаю, и спать укладываю, и кормлю... Все, что жена позволит. Это действительно здорово - быть отцом, никогда бы раньше не подумал!
   Потом мы обсудили преимущество грудного вскармливания и необходимость установки памятника изобретателю памперсов, потом еще что-то из этой же серии...
   Машина сбавила ход. Никакой аварии не было видно, и меня удивило наличие пробки.
   - Не волнуйтесь, - успокоил водитель, - здесь всегда медленное движение. Это не надолго.
   Мы подъехали к транспаранту, гласившему: "Водитель! Будь добр, подвези "невидимого"!"
   Рядом с транспарантом стоял человек в синей униформе, судя по всему - что-то среднее между полицейским и гаишником. Когда машина приблизилась к постовому, мой водитель притормозил, опустил стекло и сказал:
   - У меня уже есть!
   Постовой наклонился, взглянул через окно на меня и кивнул:
   - Все в порядке, проезжайте.
   Машина плавно тронулась с места.
   Я оглянулась на соседние машины: многие водители махали руками или кивали незримым собеседникам.
   Странная догадка пронеслась в моей голове.
   - Так вы не видите меня? - спросила я, когда мы отъехали от странного транспаранта.
   - Нет, конечно. Иначе, я работал бы в дорожной службе. Но мне не повезло, - он вздохнул, - я не дальтоник.
   - Разве в дорожной службе работают только дальтоники?
   - Ну, разумеется! Дальтоники не различают некоторые цвета, но превосходно разбираются в "невидимых". Говорят, вы похожи на легкие облачка из лазоревых радуг...
   - Лазоревых радуг?
   - Да... говорят. А это не так?
   - Не знаю, - честно призналась я.
   - Жаль, - вздохнул водитель. - У вас красивый голос, наверное, вы чрезвычайно симпатичное облако.
   - Спасибо за лестное предположение. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Скажите, и часто вы перевозите... э-э, "невидимых"?
   - Каждый раз, когда еду этой дорогой.
   - Интересно, если вы нас не видите, то как же приглашаете в свою машину?
   - Вы сами появляетесь здесь неожиданно. Едешь, думаешь свои мысли, и вдруг ловишь себя на том, что мысли отвечают тебе, дают советы, а то еще и спорят - вслух! Сам-то я рад поболтать, а некоторых это раздражает.
   - Наверное, такие спутники не всем по нраву? Часто их... нас прогоняют?
   - Прогнать "невидимого" считается дурным тоном, и вообще это - противозаконно. Если хочешь ехать в гордом одиночестве - езжай другой дорогой!
   На горизонте отчетливо виднелся город. Его небоскребы были округлой формы, на солнце сверкали разноцветные витражи и шпили с длинными флагами.
   - Какой красивый город, - сказала я.
   - Да, очень красивый, - согласился мой водитель. - Мне жаль, что вы его не увидите.
   - Почему?
   - Никто из "невидимых" не бывает здесь дольше двадцати минут, а за это время нам никак не поспеть. Кстати, если почувствуете, что пора исчезать - скажите. Успеем попрощаться. Почему-то мне кажется, это важно.
   - Можете начинать. Мне все труднее слышать ваш голос...
   - Да, так быстро... Прощайте. До свидания. Может, еще увидимся?
   - Я обязательно скажу, если это случиться. Спасибо, что подвезли...
  
  
  
  
   ХОРОШИЙ МЕХАНИК
  
   Савелия все знали, как хорошего механика. Правда, никто никогда не видел его с отверткой в руках, и вообще он явно отличался от обычных мастеров: никогда не проверял причины неполадки, за работу брался неохотно, запрашивал дорого, и прослыл лентяем и жадиной, но с золотыми руками. Потому что ни разу еще никто не услышал от него: "Выбрасывайте. Это никогда не заработает". У Савелия работало все. И не важно, что именно вы сдавали в починку: швейную машинку, или телевизор, миксер или старинный граммофон - будьте уверены, на утро они будут как новенькие, а на задней стенке будет красоваться фирменное клеймо Савелия с вычурными линиями и плохо читаемой надписью.
   К вечеру принесли часы. Огромные часы с маятником, красивыми стрелками на циферблате и настоящим деревянным корпусом. Понятно, почему хозяин дорожил ими и почему не доверял обычным мастерским. Савелий попросил прийти на следующий день, чем сразу завоевал уважение клиента, который понял, что мастер будет заниматься только этими часами и, возможно, чинить их всю ночь.
   Однако механик до самой темноты не брался за работу. Он только открыл корпус, но даже не стал заглядывать внутрь, чтобы разобраться, что там поломано.
   Наконец наступила ночь. Из большого окна, мутного, завешанного паутиной, был виден город, и этот город готовился ко сну: одно за другим гасли окна в жилых кварталах, все реже шумели машины, и только яркие вывески над магазинами и рекламные плакаты становились ярче и настойчивее в наплывающей темноте.
   Пробило полночь.
   Савелий поднялся со стула, снял с пояса ключ и открыл им пыльный сейф, спрятанный под столом. Из сейфа он достал печать, крякнул, разгибаясь, и неохотно побрел в противоположную сторону мастерской, где стояло прямо на полу большое овальное зеркало, тоже пыльное, как и все здесь.
   Он приложил печать к зеркалу и отчетливо произнес:
   - Именем создателя твоего заклинаю, появись!
   Изображение в зеркале поменялось, из глубин выплыло неприятное лицо и уставилось на Савелия.
   - Слушаю, Хозяин Печати.
   - Мне нужна еще одна шидда.
   На миг показалось, что лицо в зеркале презрительно сморщилось.
   - Лови.
   Лицо в зеркале исчезло, вместо него возник кусок обшарпанной стены с маленькой дверцей посередине. Некоторое время изображение не менялось.
   Вдруг дверца распахнулась, и из нее выскочило крохотное существо, похожее на смуглую женщину, ростом с фалангу большого пальца. На ней было длинное синее платье, подпоясанное кожаным шнуром, волосы женщины сильно вились и торчали во все стороны.
   Шидда юркнула под стул, но Савелий успел преградить ей путь, схватил шидду и зажал в кулаке. Существо вырывалось и грозно шипело.
   - Староват я стал, ловить вас, - ворчливо сказал Савелий, направляясь к столу, на котором лежал заказ. - Не рычи, не поможет. Поменялось твое место жительства, теперь тут вот устраивайся.
   Он запихал брыкающуюся шидду в часы, захлопнул крышку и приложил сверху печать. Клокотанье внутри затихло. Прошло несколько секунд.
   Где-то внутри заработал механизм и маятник качнулся. Часы ожили. Стрелка сорвалась с места и поскакала по циферблату: тик-так, тик-так, тик-так...
   Савелий не стал выставлять правильное время - завтра это сделает владелец часов. Механик погасил свет в мастерской и прошел в боковую комнату, служившую спальней. В холодильнике стояло пиво, завтра клиент заплатит деньги, и неделю можно будет ничего не делать...
   Он никогда не задумывался о настоящем Хозяине Печати, и о том, для чего в действительности она нужна. Ни наказание, ни разоблачение не пугали его. Он пользовался печатью много лет и давно перестал размышлять об этом. Что же до существ, обреченных томиться в приборах - может, шидды для этого и созданы? Только вот ловить их не так легко, на прошлой неделе упустил двух... надо бы сделать мышеловку.
   Савелий лег в постель и уснул, не мучаемый угрызениями совести.
   В мастерской на столе размеренно тикали старинные часы.
  
  
  
   Некоторые сны не предназначены для прозы. Без сюжета, а зачастую и без людей, тем не менее, они дороги мне. Там я пережила и счастье, и грусть, и иные чувства, названия которым трудно подобрать. Разумеется, для сборника стихов - свое место и свое время. Но одно из таких "поэтичных" видений, я все-таки приведу здесь.
  
   Мы уйдем в эти сны.
   Нас догнать не сумеет никто.
   В старой гавани бриг
   Дожидается нашей команды.
   Он помчится вперед,
   Будет шкипер придирчиво - строг,
   И окрасятся в алое
   Все паруса от заката.
  
   Будет путь наш лежать
   К никому не известной земле.
   И команда сойти
   Не захочет на призрачный берег.
   Мы вдвоем. И огонь
   Не дает нам грустить о тепле.
   И летят облака,
   И луна
   Освещает их перья.
  
   Только спящие души
   Бредут в темноте у дорог,
   Мимо нас, мимо тех,
   Кто таится в холодном тумане.
   Мы уйдем в эти сны.
   Нас догнать не сумеет никто.
   Ждет у гавани бриг.
   Лижут волны прибрежные камни.
  
  
  
  
   КАК ОНИ ДОГОВОРИЛИСЬ.
  
   - Мне хотелось бы увидеть ваши рекомендации, - строго сказал орел, чуть прищурив один глаз, будто сомневался, что таковые рекомендации у меня есть.
   - Конечно, конечно, - торопливо согласилась я и стала доставать из чемоданчика бумаги.
   Орел сурово взглянул на первый лист, потом быстро перебрал страницы когтем, и я поняла, что он владеет скорочтением.
   - Вроде, все в порядке, - с некоторым удивлением произнес он. - И опыт у вас есть. Нанимаем!
   Я вздохнула с облегчением: мне очень хотелось получить эту работу.
   Мы сидели на пригорке возле детской площадки, откуда доносились крики ребятни, играющей, казалось, во все игры сразу: футбол, чехарду, прятки и "войнушку". Рядом высились многоэтажки, площадка просматривалась со всех сторон, что было очень удобно для занятых мам, когда приходила пора проверить, где там ненаглядное чадо.
   Мы с орлом сидели чуть в отдалении.
   - Осталось решить вопрос доставки, - сказал орел. Он был почти одного со мной роста, и не вызывало сомнения, что в несколько раз сильнее.
   - Э-э, - сказала я, - наверное, автобусы к вашим скалам не ходят?
   Орел фыркнул, и я поняла, что сказала глупость - гнездо наверняка спрятано от посторонних глаз. Потом он взглянул на меня оценивающе и произнес с намеком:
   - У меня очень крепкий клюв.
   - Нет, нет, и не уговаривайте! Я тяжелая.
   - И не таких перетаскивал.
   - Возможно, - не стала спорить я. - Но подумайте, как отреагируют малыши, если воспитательницу принесут к ним, словно добычу? Не думаю, что это вызовет их уважение ко мне.
   - Что они там понимают? - сказал он, как любой папаша с такой гордостью, что сразу стало ясно - детишки родились чрезвычайно сообразительные и поймут все моментально.
   - А жена одобрит подрыв дисциплины? - бросила я жесткий аргумент.
   - Н-да, - сконфузился орел. - Об этом я не подумал.
   - Может, - предложила я, - вы перенесете меня на спине?
   - Так я вообще лететь не смогу!
   Мы задумались. С площадки кого-то позвали обедать, сразу же последовали возражения, что еще рано, что есть пока не хочется и вообще они не доиграли.
   - Придумал, - сказал орел. - Еще у меня крепкие когти. Если надеть на вас шкуру покрепче...
   - У меня есть куртка! - быстро согласилась я.
   - Но имейте в виду, так вы тоже напоминаете добычу.
   - Зато вы будете напоминать мне аэроплан.
   - Это что-то обидное? - уточнил орел.
   - Нет, нет, что вы! Это что-то очень красивое и романтичное...
   - Романтичное? Жене понравится. Кстати, нам надо бы торопиться, агентство сообщило, что нашло няньку еще два дня назад, меня дома живьем съедят, если мы задержимся еще хоть на час.
   Я кивнула и полезла в чемоданчик за курткой.
   Мы взлетели над детской площадкой и многоэтажками. На нас никто не обращал внимания. Только один мальчишка стоял, задрав голову, но его тут же сбили с ног и он, рассерженный, принялся бегать за обидчиками.
  
  
  
  
  
   Многие полагают, что я пишу фантастику. Я долго не спорила, потому что не могла точно обозначить разницу, между своими рассказами и, собственно, фантастическими произведениями. Не так давно я попыталась сформулировать тонкости этого отличия. Провести аналогию.
   Предположим, вы придумали оборотня. Вы тщательно описали цвет его глаз, и вой, и злобный оскал. По этому описанию можно создать картину, или безошибочно подобрать грим для актера.
   Но мои описания - менее кропотливы. Возможно, будь у меня в руках зеркало, я бы могла точнее описывать внешность своих героев, а так - мне остается только предполагать, или совсем не пытаться это делать. Мне вообще редко попадаются зеркала во снах, так что обычно я не знаю даже, отражаюсь ли я в них. Сомнения у меня есть, хотя я уверена, что сама не имею отношения ни к вампирам, ни к приведениям. Насколько я вообще могу быть в чем-то уверена.
   Поэтому, если я начну описывать оборотня из своего сна, я вспомню скорее боль, недоумение и тоску, которая охватывает всю твою сущность неожиданно и неотвратимо, как смерч.
   Чешется кожа.
   Болит кожа.
   Набухает кожа.
   Лопается кожа.
   Пахнет псиной и кровью. Все тело содрогается в конвульсиях, уже привычных, но не менее болезненных, чем в первый раз. Отчаянно пытаешься сопротивляться собственному телу, но это заранее - проигранная битва, и ты знаешь об этом. А потом ты начинаешь тупеть и страдать. Страдать от уже непонимания происходящего, но осознания потери частицы своего "я", оттого, что все уже свершилось и пора пойти перекусить. Потому что теперь, главная забота - это голод. И еще много злости. Только уже не помнишь, почему и на кого: просто злость. Ярость. Ненависть. Обида на мир. Одиночество. Невозможность быть понятым. Никем. Никогда. Ты уже привык, но еще не смирился.
   Меньше минуты уходит на превращение. Примерно сорок секунд.
   И вот этот короткий промежуток я и могу описать. Но я не знаю, какого цвета у меня глаза в тот момент. И, если по-правде, - мне все равно.
  
  
  
  
  
  
  
   СТО ОДИН
  
   Вот он и наступил - последний день рождения. Сто один год.
   Когда-то я считала, что это безумно много. Когда-то я считала, что этого - достаточно. Я сама голосовала за этот возраст, и, Бог мне судья, искренне верила в то, о чем говорила. И о чем говорили остальные.
   Я встала с постели и подошла к зеркалу. Что вы! Сто один? Не может быть. Мне не больше пятидесяти. Я и выгляжу и чувствую себя молодой. Наверное, так же думали старики и семьдесят лет назад, когда мы, молодежь, стучали пластиковыми бутылками по бетонным парапетам и выкрикивали лозунги о перенаселении, о всеобщем старении нации и, конечно, о последнем желании в качестве достойной (как нам тогда казалось) компенсации.
   На кухне дочь и внучка что-то стряпали и накрывали на стол. Лиза посмотрела на меня с грустью: промежуток в тридцать лет теперь не казался ей столь уж гигантским.
   - С днем рождения, мам, - сказала она и попыталась улыбнуться.
   - Доброе утро, бабушка, - поздоровалась Ксения, пряча взгляд.
   Я кивнула, как ни в чем не бывало (за столько лет уж научишься контролировать свои эмоции).
   - Спасибо. Что готовим?
   - Как ты любишь... - начала Лизавета, но тут из детской выскочила двенадцатилетняя Сашка, моя правнучка и сразу прибавилось шуму.
   - Бабуля! Привет! Ты уже придумала себе сон?
   - Сашка! - шикнула на нее мать.
   - Ничего, - сказала я. - Конечно. Я уже придумала себе сон.
   - А он про любовь?
   - Почему обязательно про любовь?
   - Ты же знаешь, самые интересные сны всегда про любовь!
   - Ну, значит, про любовь.
   Сашка этим совершенно удовлетворилась и полезла за стол, вспомнив, наконец, про угощения.
   Собрались и остальные. Накануне я просила никого особо не приходить, но появлялись все новые и новые родственники, знакомые, соседи и просто те, кто случайно узнал про сегодняшний день рождения. Это было странно: каждый знал, что веселья не будет, и все же пришли. Прятали глаза, не знали, стоит ли поздравлять вслух, или это - кощунство, быстро садились за стол и утыкались взорами в тарелки. Я улыбалась всем и сталась успокоить каждого, как могла. День рождения напоминал поминки.
   - Мы будем к тебе приходить, - тихо сказала дочь.
   - Уж это - лишнее. Хватит хлопот и без этих глупостей.
   Все ели молча, пили без тостов. Говорили в полголоса на отвлеченные темы.
   Зазвонил телефон. Сорокалетний Антон, младший из внуков, взял трубку.
   - Да? Что?.. О, да, конечно, сейчас спрошу... Бабушка, - он нерешительно кашлянул, - они спрашивают, когда приезжать за тобой, или ты сама...
   - К двум часам будет удобно, - сказала я.
   - Так рано?
   - Зачем заставлять себя долго ждать? Скажи, в два.
   - Ты куда-то уезжаешь, бабуля? - раздался голосок Яськи. Отрада моя. Шестилетний сорванец.
   - Да, Ясенька. Уезжаю.
   - Далеко?
   - Далеко.
   - А почему ты ничего не сказала, я бы нарисовал тебе еще вчера свой портрет, чтобы ты всегда меня вспоминала и поскорее вернулась!
   - Спасибо, дорогой. Иди, я тебя поцелую, а то потом некогда будет.
   Я прижала к себе правнука, за ним потянулись остальные дети и некоторые взрослые, кто-то заплакал, кто-то вышел за дверь, чтобы не заплакать.
   Часы пробили двенадцать. Надо было чем-то занять себя до приезда такси. Я встала из-за стола.
   - Спасибо всем, что пришли на мой сто первый день рождения. Я оставлю вас, простите.
   Я вернулась в свою комнату, посмотрела на свои вещи. За последний год я раздарила почти все, чем владела, и завтра каждая вещь перейдет к своему новому хозяину. Неожиданно я поняла, что мне нечем себя занять. Я поймала себя на том, что пытаюсь убить время! Время, которого у меня как раз и не было, оказалось лишним!
   Я прошлась по комнате, еще раз прочитала завещание, потом сняла с полки старый роман, открыла где-то посередине и углубилась в чтение.
  
   В четверть второго к воротам подъехало такси. Вся родня столпилась на выходе, никто не махал рукой, никто не прощался. Я села в машину. Водитель легко тронулся с места, не спрашивая маршрута и не пытаясь заговорить.
   Мы выехали за город по пустынной трассе. Эта дорога вела лишь к одному зданию, и вряд ли находились желающие до срока приехать сюда.
   У входа меня встретил молодой служащий и проводил внутрь. Мы шли по длинному коридору с бесконечным количеством дверей, похожему на удава, вывернутого наизнанку. Наконец, молодой человек остановился у одной из них, открыл ее и пригласил пройти.
   - По вам, конечно, не скажешь, но я все-таки спрошу: истерики не будет? - спросил он.
   - Нет. Не волнуйся.
   - Знаете, всякое бывает.
   - Догадываюсь. Это кресло - для меня?
   - Да, садитесь, пожалуйста. Хотите кофе? Чай? У нас еще есть время, я пока установлю данные для работы комплекса. Вы сегодня - первый посетитель.
   - Ничего не надо. Работай.
   Он заскользил по клавиатуре, создавалось впечатление, что его пальцы, отдельно от хозяина исполняют какой-то замысловатый ритуальный танец.
   - На всякий случай, мы напоминаем, что ваша ДНКа сохранится в памяти архива.
   - Слабое утешение.
   - Зря вы так, - почему-то обиделся человек. - Я за этот закон не голосовал, меня еще и на свете-то не было.
   - А если бы ты был на свете? Если бы закон принимали сейчас, скажем, завтра. Как бы ты голосовал?
   Человек посмотрел на меня странно, потом отвел взгляд.
   - Но ведь сто один год это - долго, да? Это очень долго. И потом, вы знаете, перенаселение, и что вообще делать с почти бессмертными, куда их селить, дома не успеваем строить для всех...
   - Да, да, ты прав. И мы так рассуждали. Не кори себя. И не думай об этом слишком часто.
   - Заметно?
   - Заметно.
   - Работа располагает. И люди, что сюда приходят: старики да самоубийцы. Когда приняли декрет о "добровольных спящих", сюда просто нашествие было молодежи. Потом поспокойнее стало... Знаете, а ведь старики сюда и раньше приходят, не дожидаются сто одного года. Говорят, невмоготу жить.
   - Тебе такого не понять?
   Пока мы разговаривали, аппаратура сняла необходимые данные, где-то в глубине серых архивных стен разместилось мое трехмерное изображение, и прочий набор цифр, доказывающий неизвестно кому, что я существовала.
   - Теперь надо пройти в другую комнату. Вы принесли диск с последним желанием?
   Я отдала ему диск, мы снова оказались в коридоре, но на этот раз шли совсем не долго.
   Новая комната была похожа на гостиничный номер, в котором из мебели стояла лишь одна кровать. Большое окно уверяло, что снаружи - зимний лес. Легкие хлопья снега медленно, но верно превращали милую елочку, растущую поблизости, в угловатый сугроб. Прекрасная иллюзия. Мои оконные обои показывали Гималаи.
   Последнее время стало модно игнорировать город, а технические возможности легко удовлетворяли потребности в любых иллюзиях. Мы перестали видеть город и перестали думать о городе. О том, что за этими окнами живут люди. И эти люди влюбляются и шутят. Удивляются. Разочаровываются. Живут. И кто-то думает, что сто один - это бесконечно много, а кто-то - считает дни до этой страшной даты, впадает в панику, ужасается приговору. Для одних точная дата - это возможность заранее закончить дела, подготовиться, обдумать прошлое, исправить ошибки и примириться с тем, что не удалось исполнить и испытать за жизнь. Для других - это круглосуточный кошмар, ощущение страшной несправедливости, озлобленность на тех, кто моложе, зависть.
   - Знаете, вы можете отказаться, - прервал мои мысли служащий человек. - Но без поддержки вы сразу состаритесь, а счета ваши все уже аннулированы, и медицинские карты тоже. По-моему, это совсем негуманно - умирать на улице от старости и болезней.
   - Меня не пугает старость, сынок. Ни голод не пугает, ни изгнание, ни боль. Я люблю жизнь.
   - Но вы пришли сюда. Вы все-таки пришли. Почему?
   - Потому что семьдесят лет назад я сочла, что это - справедливо. С тех пор тысячи тысяч людей прерывали свои жизни не по закону природы или судьбы, а по решению толпы.
   - Вы-то почему мучаетесь? Не только вы голосовали "за", все так голосовали.
   - Но это еще не значит, что все голосовали правильно. Каждый думал, что на его век хватит, что совсем скоро положение улучшится, и закон отменят, или продлят срок дозволенной жизни хотя бы в два раза.
   - Говорят, палата скоро начнет обсуждать вопрос о продлении...
   - Об этом постоянно говорят. С тех самых пор. И это не важно, это все равно - дата. Известная цифра. И что хуже всего - от этой цифры нет помилования и нет отсрочки. Включай свою машинку, сынок, а то ты, смотрю, совсем загрустил. Вредная у тебя работа - выслушивать нытье стариков с утра до вечера.
   Он поставил диск в маленькую ячейку над моей кроватью. У диска ограниченная память: всем - свое, но каждому - поровну.
   - В основном - с вечера до утра, - чуть улыбнулся он. - Все приходят попозже. Я буду думать над тем, что вы сказали. Только я не уверен, что поступил бы иначе на вашем месте, я просто не знаю, как надо было поступить. А - вы?
   - И я не знаю. Но я уверена, что у каждого должно быть право на неизвестность.
   - Я запомню.
   Он включил легкую музыку и вышел не прощаясь.
   Комната постепенно погружалась во мрак, диск с моими желаниями мерно жужжал у изголовья. Я чувствовала, что он приближается - последний сон. И там, в этом сне, я буду жить интересную недолгую жизнь. Лет в пятьдесят или семьдесят я спокойно умру от какой-нибудь хвори или несчастного случая, но до той поры, не зная своего срока, я буду совершенно счастлива. Незнание - это больше, чем вера. Незнание - это вечность. Целая вечность в запасе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  
  
   Одно из моих видений перенесло меня в незнакомый город. Собственно, я не была уверена, что это - город, потому что вокруг стояла непроглядная тьма. Я шла по широкому тротуару, ноги чувствовали прохладный асфальт.
   Откуда ни возьмись, выплыло три светящиеся рыбы размером с ботинок каждая. Они поплыли впереди меня, и хотя их света хватало лишь на то, чтобы осветить друг друга и крохотный кусочек асфальта поблизости, но этого хватало, чтобы двигаться по дороге, не сворачивая в заросли по краями и не попадая случайно в лужи. Не знаю, живые это были рыбы, или механизмы такие хитроумные, по крайней мере, двигались они совершенно естественно.
   Откуда-то я знала, что можно назвать этим рыбам адрес, или место, куда хочешь попасть, и они тут же поменяют маршрут на выбранный.
   Кто-то положил мне на плечо морскую звезду, такую же светящуюся. А, может, она сама заползла? Теперь я знала, что встречные увидят меня и позаботятся о том, чтобы и я их увидела.
   Здесь всегда ночь, - неожиданно поняла я. И еще, здесь бывают гости, которые не видят в темноте. Вроде меня. И здесь им рады.
  
  
  
  
  
   ВРЕМЕННО ИСПОЛНЯЮЩАЯ ОБЯЗАННОСТИ КОШКИ
  
   Эта дорога была мне не знакома, как и многие - многие другие. Оказалось, что ведет она через огромные бетонированные поля, похожие на одну сплошную взлетную полосу, но никакой авиатехники здесь не было. Здесь вообще ничего не было: ни самолетов, ни домов, ни даже просто забытого велосипеда. Ничего и никого. Пустынно, тоскливо, скучно. Глазу не за что уцепиться.
   Странные поля вскоре сменились обычными лугами, моя дорожка вела дальше. За лугами следовали заросли кустарников, а там и лес. К лесу я привыкла.
   К чему я не привыкла, так это к внезапным объятиям: на мою дорожку выскочил из-за деревьев толстенький низкорослый мужичок и крепко, с чувством, перехватил меня поперек талии.
   - Какое счастье, что вы наконец-то дошли! - воскликнул человек, отпустив меня, и размахивая от радости руками.
   - Вы не могли знать, что я приду сюда и сегодня. Даже я этого не знала.
   - О, это не сложно, у нас прекрасный оракул. Кстати, разрешите представиться, губернатор. То есть будущий губернатор.
   - Будущий? Вы так в себе уверены, или выборы у вас в кармане?
   - Что вы, выборы давно закончились, но какой же я губернатор, если у меня и города-то нет? Мы поэтому так и обрадовались, когда оракул сказал, что вы придете сегодня после обеда.
   - И все-таки, вы ошибаетесь. Вы ждали не меня.
   - Ах, как вы не понимаете! Это так важно! Мы уже больше месяца как достроили город, а приходится ютиться в палатках и в этих неудобных сырых норах... ну, сами посмотрите!
   Я сделала несколько шагов вперед и посмотрела. Действительно, все близлежащие холмики, у подножья которых заканчивался лес, были изрыты норами и землянками. Рядом стояли походные кухни и палатки.
   - Да, норы, это, наверное, неудобно. А почему вы в них ютитесь, если у вас есть город?
   - Как! Я не сказал? Так ведь в том-то и беда, что он еще не пройден. И, как на зло, целый месяц никого не попадалось, я имею в виду, не здешнего. Вы понимаете?
   - Не совсем.
   - Ну, примета такая, очень известная есть: прежде чем заселиться в город, его должно пройти существо, уж простите великодушно, не здешнее, так сказать, - он засмущался, наверное, побоялся обидеть меня средним родом.
   - А зачем?
   - Ну, это понятно: надо проверить, хороший ли это город, уютно ли в нем, нет ли там каких-нибудь негативных зон...
   - А если есть?
   Он вздохнул.
   - Ну, тогда ничего не поделаешь. Придется строить в другом месте.
   - А заранее нельзя определить, удачным будет город или нет?
   - Как же заранее, если город еще не построен? Место - это место, а город - это город. Так вы согласны?
   - С чем?
   - Походить по городу. Понюхать его, пощупать... Ну, вам виднее, как вы это определяете.
   - Я?! Я никак это не определяю. Я вообще первый раз слышу о таком обычае. То есть, у нас есть нечто похожее, но там запускают кошку и не в город, а всего лишь в дом...
   - Вот-вот, я рад, что вы понимаете! Так вы согласны побыть... как это, кошкой?
   Я вздохнула.
   - Большой у вас город-то?
   - Обычный, на одиннадцать улиц.
   - Одиннадцать? Ну, это еще куда не шло. Ведите, показывайте.
   Губернатор счастливо засеменил по дороге.
   Вслед нам оборачивались люди, улыбались, махали руками.
   Мы обогнули ряд деревьев, потом зашли за небольшой уютный холмик, и я увидела город.
   - Мне дальше нельзя, - виновато пожал плечами губернатор. - Вы не торопитесь, ходите, где хочется и сколько хочется. Главное, не забудьте сказать нам, если с городом что-то не то. Если вам вдруг станет неуютно... ну, вы понимаете.
   - Конечно, - кивнула я и ступила на мостовую.
   Вообразите себе ровное поле, на котором нестройным рядом расположено несколько одинаковых ровных сопок. Каждая сопка разделена на две половинки, будто кто-то вынул центральную часть пирога, оставив полукруглые сегменты по краям. Но если пройтись между этими половинками и посмотреть на их внутренние стороны - взгляду откроется ровная стена этажей (от пяти до девяти), окон и балкончиков: дома-близнецы, глядящие друг на друга в упор.
   Сами холмики не были "дикими": между деревьями отчетливо просматривались огороды, везде темнели тропинки и крохотные заборчики. Новые, пока не обустроенные.
   Мостовая тянулась равномерно по всему городу. Она была сделана с тем расчетом, что через несколько лет без должного ухода и внимания - зарастала травой. Мелкие деревца разрушили бы каменную кладку, и вскоре трудно было бы догадаться, что здесь собирались жить люди.
   Я шла дальше и дальше. Часто между парами домов попадались детские площадки, они почему-то вызывали у меня ностальгию, и природа этой ностальгии не была мне понятна. Площадки были обнесены клумбами, на клумбах росли белые пионы и махровые разноцветные лилии. В песочницах высились пирамидки песка изумрудного цвета, а качели напоминали подвесные лодки, но во всем остальном - это были обычные детские площадки.
   Город мне нравился все больше с каждым шагом. И уютные мостовые, и расчерченные на огороды полусопочки, и лилии на клумбах. Город был пуст, но он был жив и он ждал. Он ждал своих будущих хозяев. Трепетно. Преданно.
   Почти в окончании города я заметила земляные завалы. Наверное, их не убирали специально, чтобы засыпать холмы в случае неудачи: тогда холмы ничем не будут отличаться от обычных. Мне подумалось: сколько же городов прячется в окрестных пейзажах?
   Моего возвращения ждали с нетерпением.
   - Замечательный город, - сказала я. - Поздравляю с новосельем.
   Мои слова породили бурю радостных криков и шум повозок, и суету. Где-то рядом губернатор, уже не будущий, а совершенно настоящий, - раздавал указания о переезде и распределении квартир. Толпа обтекала меня с двух сторон, и не было границ счастью, окружавшему меня.
   Скоро дождь пойдет. Пора в дорогу.
   Я вернулась на свою тропу и зашагала дальше.
  
  
  
  
   В моей жизни, как и в жизнях многих людей, было место трагедии. Беда так поглотила всю меня, что на время я потеряла способность видеть ТЕ САМЫЕ СНЫ. Что-то мне, конечно, снилось, размытое и непонятное, но это равносильно замены натурального, свежемолотого кофе на напиток "Дубок".
   Через некоторое время все успокоилось, сны вернулись, но - о, ужас! Я обнаружила, что разучилась летать. Во сне эта способность являлась для меня чем-то вроде "входного билета": я очень боюсь высоты, а полететь могу, лишь спрыгнув с какого-то возвышения, переборов свой страх (там-то это легко, там я ЗНАЮ, что могу летать).
   А тут я поняла, что - все, разучилась!
   Несколько снов подряд я страшно желала привычных полетов. Я спрыгивала и разбивалась. Я взлетала и тонула, как муха в киселе.
   И вот однажды, Некто попросил меня контролировать свои желания.
   - Посмотри, что ты наделала, - сказал Некто.
   Он показал мне лес, устремившийся к небу - ветки деревьев были вытянуты ввысь, а корни - почти вырваны из земли. Мое желание летать, чуть было не уничтожило целый лес.
   - Все вернется, - сказал Некто. - Все твои способности. Не торопись.
   Он был прав. Однажды действительно все вернулось.
  
  
  
  
   НЕВЕСТА ВЕЛЕСА
  
   Настя возвращалась с работы не испытывая ни облегчения от окончания трудового дня, ни радости по поводу, что вот, уже почти дошла до дома и позади давка в автобусе, оторванные пуговицы и бережное обхватывание сумочки обеими руками, (из-за чего пропадала возможность держаться за перекладину (ах, как не хватает третьей руки!), впрочем, упасть ей не дали бы в любом случае - некуда).
   Девушка держала в руках кулек с полузамороженной рыбой, и думала о том, что скоро придет Антон и начнет ворчать, что рыба еще не готова, а Настя попытается нерешительно возразить, что никак не могла приготовить рыбу раньше, что сама только что пришла, а потом они сядут ужинать, и Антону непременно не понравиться программа по телевизору, или костюм на телеведущем, или наоборот понравятся, но это еще хуже. Настя знала, что и этот вечер окончится привычной ссорой. И именно поэтому она не испытывала радости от того, что возвращалась домой.
   Она повернулась, чтобы закрыть дверь, но на месте двери неожиданно оказалась серая шершавая стена. По стене бежала сеть трещин, в трещинах росли тоненькие веточки с бледно розовыми цветами.
   Настя закрыла глаза. Потом открыла их. Стена была на месте. Девушка устала настолько, что ни испуга, ни удивления от произошедшего не испытала. Просто добавился новый раздражающий фактор, и предстояло решить, что с этим фактором делать.
   Она обернулась. Перед ней простиралась комната большая и светлая за счет длинного прямоугольного окна, не имеющая ничего общего с коридорчиком в ее квартире. Посреди комнаты располагался небольшой бассейн, (или ванна?) овальной формы, вода в бассейне бурлила и испускала во все стороны пар. Пар стелился по полу, в полуметре от бассейна редел, чуть дальше - таял. В углах комнаты стояли столбы, украшенные легкими полупрозрачными занавесями, еще несколько занавесей некстати свисало с потолка почти посреди комнаты, чуть сбоку от бассейна. Никаких иных украшений в оформлении этого странного помещения не наблюдалось, если не считать цветочков в трещинах стен.
   У окна стояли девушки.
   - Что это значит? - спросила Настя. Ей почему-то показалось, что стоит только заговорить, как все исчезнет и жизнь вернется в обычное русло.
   Одна из фигур отделилась от столба, приблизилась к вновь прибывшей и стала изучать ее, чуть склонив голову на бок.
   - Что? - спросила Настя.
   - Только. Без. Истерик, - четко и раздельно проговорила незнакомка.
   - Мне не до того. Так тяжко, что даже не интересно, кто вы такие и что вам от меня надо. Только бы не тормошили по пустякам. Если вы инопланетяне...
   - Слишком. Быстро. Молчи пока.
   Женщина вытянула вперед ладонь и несколько секунд молчаливо водила этой ладонью перед Настей. Настя покорно ждала, потом ей надоело, и она стала смотреть по сторонам. Ничего нового в комнате не прибавилось. Незнакомые девушки, их было пятеро, если не считать той, что стояла сейчас рядом, были одеты по-разному, но все - легко. По-летнему. В мире Насти сейчас стояла зима, со всеми ее атрибутами: теплым пальто на почти натуральном меху, шапкой с "ушами" от ветра, непременными ботинками на толстой рифленой подошве, шарфом, варежками... Пожалуй, жарковато.
   Настя, решив, что это не помешает изучению, осторожно, не делая резких движений (она привыкла к такой осторожности за три года жизни с Антоном), поставила на пол сумки. Потом расстегнула и сняла пальто, перевесив его себе через руку. Потом подумала и стянула шапку. Настя осталась в свитере и джинсах, она всегда ходила так на работу, благо, телеграфисткам иностранных гостей не принимать, и начальству не приходило в голову журить работников за столь неказистое одеяние...
   - Так, - сказала незнакомка, видимо, до конца совершив свой забавный ритуал. - Я - Переводчик. Все, что ты хочешь узнать, ты можешь спросить у меня. Можешь называть меня Альфой, если это имя не вызывает у тебя неприятных ассоциаций.
   Настя тут же подумала, что имя похоже на собачье, но сказать этого вслух не решилась. Незнакомка по имени Альфа продолжала:
   - Несколько часов тебе предстоит пробыть здесь. Позже тебе объяснят... Извини, прибывает новенькая, мне надо изучить ее язык. Там - еда.
   Настя обернулась и увидела в углу комнаты столик с массой вазочек, графинчиков и прочих вместилищ пищи. Как это она не заметила этого столика раньше? Впрочем, его могло там и не быть. Он мог возникнуть только что или стать видимым, если до этого был прозрачен...
   Девушка подошла ближе. В вазочках лежали сладости, салаты, орехи, видимо, хозяева слабо разделяли приемы пищи между закусками и десертами. Настя опустила одежду на пол, села на нее и принялась есть.
   - Вкусно? - раздалось позади. Настя обернулась. Одна из девушек, стоявшая раньше у окна, теперь подошла.
   - Недосолено. А так - ничего. Садись рядом.
   - Спасибо, - она присела. - Меня зовут Асабелль.
   - Чудное имечко. А я почему-то подумала, что только переводчица говорит на моем языке.
   - Я тоже немножко знаю твой язык, только он мне не родной, поэтому Альфа не изучила его, когда узнавала меня.
   - Не родной? У тебя совсем нет акцента!
   - Спасибо, - опять сказала Асабелль. - Я знаю шестнадцать языков, но среди них нет ни одного, который бы подошел для остальных. Очень скучно. О чем ты думаешь?
   Настю действительно волновала одна проблема. И совсем не та, что должна была бы волновать.
   - Тут жарко...
   - Я сейчас попрошу принести для тебя другую одежду!
   - Нет, я не об этом. Рыба потечет.
   Асабелль сначала не поняла о чем речь, видимо не уверенная в своем знании языка, но взглянула на пакет и вздрогнула от отвращения.
   - Не гуманно есть животных.
   - Процесс пищеварения вообще не гуманен, - возразила Настя.
   Однако рыбу отодвинула подальше, чтобы не смущать новую знакомую.
  
   Еда пришлась очень кстати. Постепенно дремотное состояние сытости стало обволакивать девушку. Приятно было думать, что не надо срываться с места, готовить, накрывать стол, угождать... Настолько приятно, что причина этой свободы становилась неважной.
   - У тебя изможденный вид, - сказала Ассабель. - Какая-то трагедия произошла в твоей жизни?
   - Нет, просто пришла с работы. Хотя, если подумать, чем не трагедия?
   - Невероятно! - ужаснулась Ассабель. - У вас еще есть рабство?! Ты обязана вкалывать с утра до вечера на плантациях, за унизительную плату и жалкую тарелку супа на обед?!
   - Вообще-то я работаю на телеграфе, и называется это все не рабство, а право на труд. Но остальное схвачено верно: и плата, и суп на обед.
   - Не понимаю. Ты можешь уйти оттуда?
   - Да... Любой может.
   - Почему же не уйдешь?
   Настя пожала плечами. Трудно оказалось сформулировать ответ на этот вопрос.
   - Привыкла, - наконец ответила она. - Вряд ли где-то лучше. Везде одно и то же: скука, беспросветная тоска.
   - Только бессмертные могут тратить время жизни на скуку. Ты бессмертна?
   - Нет. И в условиях распухающей всеобщей цивилизации, думаю, жить мне не слишком долго. Экология и все такое.
   - Но... тогда я не понимаю? В чем смысл?
   - И никто не понимает, - заверила Настя, но вопрос заставил ее задуматься.
   Голос переводчицы прервал ход ее мыслей. Оказалось, что в комнате стало намного больше девушек, (Настя насчитала всего семнадцать), и переводчица заговорила сразу на нескольких языках. Это было интересно слышать, но смысл сказанного оказался еще забавней.
   - Всем добрых мыслей! Сразу приносим вам извинения за возможные неудобства и спешим сообщить, что вы будете возвращены в тот же отрезок времени и места, откуда были изъяты. Господин Велес приглашает вас принять участие в смотринах. Вы избраны им, как невесты, как девушки, каждую из которых он мог бы полюбить глубоко и навечно. Но сердце его может принадлежать лишь одной из вас. Через час вы встретитесь с ним. До той поры отдыхайте. Вы можете надеть любой наряд по своему усмотрению, служанки помогут вам выбрать украшения.
   И тот час же появились низенькие женщины, и принесли ларцы, и каждая из девушек принялась выбирать себе платье.
  
   Убежать отсюда не получится, - думала Настя, примеряя шелковые одеяния. - Но если переводчица не врет, и эти смотрины - дело добровольное, то никто не помешает мне вежливо отказаться от новоявленного женишка.
   В новой одежде она показалась себе красивой и желанной. Усталости не осталось и следа, будто ее вынесли вместе со старой одеждой, а служанки уже звали за собой. Мысль о том, что выбирает она, а не ее - согревала.
  
   Она увидела его и восхитилась: какая же я дурочка! Как я могла даже думать о том, что бы бежать отсюда. От Него...
   А он подошел к ней, только к ней, взял ее за руку и сказал:
   - Добро пожаловать. Надеюсь, вам понравилось в моем замке? Как вы его находите?
   - Чудесный... - только и смогла вымолвить Настя, при чем не понятно было, относится ли это к замку или к его владельцу.
   Сразу захотелось рассказать ему все, все абсолютно без утайки и жеманства. Поплакаться о бедах, похвастаться успехами, поделиться мечтами и опасениями... Не было темы, которую нельзя было бы поднять и обсудить, но время так быстротечно...
   Они как-то оказались в саду. Взглянув случайно наверх, девушка поняла, что над ними не небо, а стеклянный купол. Видимо, сад находился в одной из гигантских комнат.
  
   Свидание закончилось. Молчаливые служанки провели Настю обратно, и оказалось, что одновременно с ней вернулись и остальные девушки.
   Настя отыскала глазами Ассабель и подбежала к ней. Ей очень хотелось поделиться впечатлениями, хоть с кем-нибудь, кто бы ее понял. Но Ассабель сама была не прочь найти слушателя. Уже с первых слов, они поняли, что свидание было у обеих.
   - Смотри, - воскликнула Ассабель, - тут все одинаково взволнованы!
   - Как он один смог быть сразу со всеми нами одновременно? Как это возможно?
   - Подожди. Как выглядел твой кавалер?
   После нескольких фраз, Ассабель покачала головой.
   - Ничего общего. Наверное, это разные люди.
   - И кто из них Велес? Зачем присылать своих заместителей, если можно встретиться со всеми невестами по очереди?
   - Переводчица! Она нам все объяснит.
   Они отыскали переводчицу и передали ей свои догадки.
   - Все правильно, - ответила переводчица на двух языках. - Это действительно один и тот же человек. Просто он умеет быть одновременно в нескольких местах и выглядеть как угодно собеседнику.
   - Ты хочешь сказать, что мы все видели его по-разному?
   - Конечно. Вы видели Велеса таким, каким вам хотелось бы его увидеть.
   - В чем тогда смысл смотрин?
   - Его невестой будет та, чей идеал совпал с реальностью. Велес может быть любым, но ему, как и каждому мужчине, хотелось бы, чтобы любили его самого, а не иллюзию.
   - К чему же тогда эти иллюзии?
   - От него это не зависит.
  
   Вскоре к одной из девушек подошли служанки, жестами пригласили следовать за ними. Стало ясно, что она - и есть избранница. Настя расстроилась, сама того не ожидая. Ассабель заметила огорчение подруги и улыбнулась:
   - Не бери в голову. Это не значит, что мы ему меньше понравились, просто ее идеалы совпали с тем, что он есть на самом деле. Помнишь, переводчица говорила?
   - Да, я знаю. Я не поэтому расстроилась. В кои-то веки встретила отличного парня...
   Ассабель рассмеялась.
   - Зато теперь ты знаешь, что достойна самого Велеса! Это, между прочим, совсем не мало.
   - Ты права. Слушай, а где наши вещи?
   - Тебе не нравится твое платье? Мне кажется, оно тебе больше идет, чем прежняя одежда.
   - Это-то, конечно. Но, разве, его не надо вернуть?
   - Никто не посмеет носить то, что одевала невеста Велеса! Уж тут - можешь мне поверить.
   Снова раздался голос переводчицы Альфы. Все повернулись к ней.
   - Спасибо всем за участие в смотринах! Как и было обещано, вы вернетесь в то место и время, откуда были приглашены. Всем добрых мыслей!
   Настя обернулась к Ассабель, чтобы попрощаться, но вместо просторной комнаты с бассейном, перед ней оказалась знакомая дверь, обитая дерматином.
   - Уже? - невольно вырвалось у нее. Почему-то показалось, что должно было случиться еще что-то до того, как вернуться. Она поняла. Ей хотелось проститься с Велесом. Сказать ему, что очень приятно было познакомиться, и жаль, что знакомство не продлиться дольше, и еще хотелось увидеть, каков же он на самом деле...
   А, впрочем, так и к лучшему. Долгие проводы - лишние слезы. Что, успела влюбиться? Шустрая!
   Настя засмеялась своему внутреннему монологу и поняла, что грусти - нет и в помине. Она закрыла дверь, краем глаза отметила в углу сумки с рыбой и старой одеждой, прикасаться сейчас к которым показалось кощунством. Как легко было в новом наряде! Как... по-другому!
   Девушка прошла в свою комнату, остановилась перед зеркалом и стала разглядывать себя, новую, внимательно и придирчиво, но вместе с тем, стараясь выискать те самые достоинства, благодаря которым оказалась на смотринах. И они находились, эти достоинства! Раньше она думала, что глаза у нее - бесцветные и невыразительные, а теперь видела, что они - добрые, грустные и чуть уставшие. И это были глаза, только что получившие надежду. Чудесный шелковый наряд скрывал едва заметные изъяны фигуры, (которые раньше девушка прятала под уродливой мешковатой одеждой), но подчеркивал округлость форм, и грацию, и матовость кожи...
   - Я - красивая, - сказала она своему отражению. И это был не вопрос, не удивление. Это было утверждение, открытие, новое правило, по которому теперь она будет жить.
  
   Зазвонил телефон. Девушка не сразу поняла, что это, но потом, очнувшись, сняла трубку.
   - Да?
   - Настюха! - раздался в трубке голос сменщицы. - Ты ключи от шкафчика не забирала?
   Неужели я сама, по своей воле, живу этой жизнью? Каждый день. Такое долгое прошлое...
   - Насть! Чего молчишь? Алло?
   - Да, Вера, я слышу. Ключи у дежурной.
   - А, ладно. Схожу, заберу. Ты ей не сдавай, ты под коврик клади, ладно? Мы с девчонками так решили. Завтра выйдешь - имей в виду.
   Сейчас была нелепой мысль, что завтра она выйдет на ту самую работу.
   - Вера. Подожди. Я не приду завтра.
   - Что, заболела?
   - Нет. Выздоровела. Я увольняюсь.
   - Вот те раз! Насть, что случилось-то, а? Расскажи толком!
   - Не сейчас. Потом. Пока.
   Она положила трубку.
   Снова подошла к зеркалу.
   Как интересно уложены волосы. И цвет совсем не скучный - замечательный цвет! Надо теперь всегда приподнимать их, открывать шею и надевать, обязательно, сережки. Пусть не такие красивые и блестящие, можно и попроще, но непременно надевать.
   Пришло на ум почему-то, что у нее спокойный характер, не вспыльчивый, терпеливый. Она вспомнила, что умеет выслушивать и всегда старается помочь, если может и если это требуется. Антон называл это малодушием... Кстати, Антон.
   Настя отошла от зеркала, с некоторым сожалением, но с приятным пониманием, что скоро опять к нему вернется. Достала из шкафа большую пластиковую сумку и методично стала укладывать вещи молодого человека по имени Антон.
   В ней не было раздражения, злобы или мести за давние обиды. Она расставалась со своим прошлым, как расстаются с совершенно незнакомым человеком, с которым больше не по пути и ничто не связывает. Девушка аккуратно уложила одежду, диски, туалетные принадлежности и прочее. Накопилось много, Антон любил себя побаловать подарками. Отдельно она упаковала обувь, сверху сумки расположились мотоциклетный шлем и свернутый в рулон плакат с изображением малоодетой девицы. Кажется, все.
   Настя прошлась по квартире, проверила, не забыла ли чего и осталась довольна. Можно вернуться к зеркалу.
   Как много еще нужно узнать о себе. Сколько передумать и пересмотреть. Ей предстояло узнать свои любимые блюда, отыскать любимые цветы, найти новых людей, с которыми можно будет общаться на интересные Ей темы. Вспомнить или придумать заново любимые запахи, музыку, книги! Сотни, тысячи открытий! Достоинства, известные Велесу, и совсем не известные ей. Пока.
  
  
  
   Одно из ночных путешествий привело меня к старой водяной мельнице. Стемнело. Колесо с равномерным скрипом сбрасывало воду в реку. На мельнице светилось окно. Свет шел неравномерный, и я подумала, что это, наверное, свечи или камин.
   Я постучала в дверь.
   - Кто там?- проворчал голос с той стороны.
   - Простите за беспокойство, можно ли у вас переночевать?
   Дверь открылась (она и не была заперта - ни замка, ни засова), на меня глядел седой сгорбленный дед. В руке он держал масляную лампу. Его лицо не выражало никаких эмоций, будто факт моего присутствия никоим образом не мог нарушить бренность его бытия. Если подумать, так оно и было, конечно.
   - Переночевать? Ну-ну. А ты знаешь, что это за место?
   - Полагаю, мельница? - осторожно уточнила я на всякий случай.
   - Мельница! Да! - в его голосе прорезалась ирония. - Поразительная наблюдательность! А речка, знаешь, что это за речка?
   - Нет, - призналась я.
   Может, тут ночевать пускают, только после предварительного опроса?
   - Это - слезы мира, - сказал дед.
   Я повернулась к речке. Уже взошла луна, блики отражались на водяных перекатах.
   - Ясно, - кивнула я. - Если я останусь тут ночевать, то проплачу всю ночь?
   - Нет, - сказал дед. - Просто мало кто решается на ночлег, узнав, что это за место.
   - Почему?
   - Потому что это - слезы мира! - Воскликнул он, поражаясь моей бестолковости.
   - Но ведь они уже есть, - возразила я. - Эти слезы. От моего появления их не уменьшится и не прибавится. Да?
   - Ладно, заходи. Есть будешь?
   - Спасибо, не откажусь, - обрадовалась я, проходя за стариком внутрь. - А что перемалывает эта мельница?
   - Зерно, - сказал дед. - Что же еще перемалывать на мельнице?
   Я обернулась, чтобы прикрыть за собой дверь и проснулась.
   Помните? Нельзя отворачиваться от собеседника из сна. От этого вы можете исчезнуть.
  
  
  
  
   ВЧЕРАШНИЙ ДЕНЬ
  
   Молодой человек, лет двадцати трех, с рюкзаком за спиной, в поношенной военной униформе, шел по улице тихой деревеньки. Неторопливо, разглядывая дома и заборы и отмечая про себя, что изменилось, что осталось прежним, а что просто забылось с тех пор, как он покинул эти места далекие шесть лет назад. Молодого человека звали Тимофей Эльсен.
   Деревня была так мала, что найти ее можно было не на всякой карте. Она стояла чуть на отшибе от основных дорог. Многие жители уехали отсюда, когда единственная мини-фабрика, расположенная в ближайшем селе, закрылась. Те же, кто остались - ездили работать в город или жили натуральным хозяйством: продавали молоко, яйца, ягоду, а зимой - орехи, заезжим городским перекупщикам.
   Эльсен с грустью смотрел на покосившийся амбар, (раньше здесь хранили зерно и кукурузу, и они с мальчишками любили лазить на его плоскую крышу и валяться там, жуя яблоки и наблюдая за рыбаками.) Крохотное озерцо, где прежде водились приличные караси, совсем заросло. Здесь жила цапля, и сельчане безропотно уступили ей непригодное теперь болото.
   Эльсен увидел и свой дом. Дом пустовал, еще несколько лет назад мать переехала к сестре в город, и Эльсен не стал в него заходить. Его путь лежал чуть дальше - к скромной, еле приглядной калитке по другую сторону дороги, почти на самом краю села. Он вздохнул с облегчением, увидев ухоженные грядки и вывешенное для просушки белье. Здесь живут.
   Парень открыл калитку, прошел по тропинке, по краям которой росли фиалки. Подошел к двери в дом. Открыл ее и улыбнулся: теперь ему приходилось наклоняться, а когда-то и потолки и пороги были гораздо выше.
   Тетя Нюра возилась на кухне. Слышен был ее голос, женщина напевала без слов какую-то незнакомую мелодию.
   - Здравствуйте, тетя Нюра!
   Она обернулась. Всплеснула руками.
   - Малыш Эльсен! Тимофей, это ты? Совсем не узнать! Как же ты похорошел, возмужал, просто загляденье... Подожди, налью кваска с дороги, а там и обед подоспеет...
   Эльсен отряхнул наваждение; показалось вдруг, что ему все еще одиннадцать лет, и он заскочил к тете Нюре передать гостинец от мамы.
   Тетя Нюра совсем не изменилась, он всегда знал ее такой.
   Эльсен снял с плеча рюкзак, положил у двери, разулся и подошел к столу. Да, в детстве стол был много выше. Он сел на табурет, старенький, обитый уютным домашнем плюшем, принял кружку кваса, сделал глоток... Нет! Этого не забыть и не изменить! Ни с чем не сравнимый вкус лета, детства, восторга!
   Женщина возилась у плиты, и вскоре перед гостем на столе появилась тарелка с наваристым борщом и блины с творогом, и свежий выпеченный хлеб (Эльсен тут же вспомнил, что тетя Нюра всегда сама пекла хлеб, говорила, что не хочет лишать себя удовольствия видеть, "как дышит тесто".)
   - А у нас тут все по-старому, - говорила она. - Только тише стало, детей мало, и дома многие пустуют. Да ты и сам заметил, наверное, когда по деревне шел.
   - Заметил, - вздохнул Эльсен.
   - Я уж и не думала тебя увидеть. Мать уехала, а невесты у тебя здесь, вроде бы не было?
   Она умела спрашивать так, что можно было не отвечать, не заметить вопроса. Как сейчас: хватило бы просто кивнуть головой, мол, да, невесты не было. И этот вариант тоже устроил бы тетю Нюру. А если невмоготу тебе и хочется высказаться: пожалуйста! Тебя рады выслушать и выслушать с интересом, сочувствием, словом так, как тебе хотелось бы, что бы тебя выслушали.
   - А я, собственно, к вам приехал. Вернее, за вами.
   - Вот как?
   Она не удивилась, неожиданно понял Эльсен. Она только вид делает, что удивилась, потому что я этого ждал.
   - Да. Руководство направило. Конкретно за вами.
   - Зачем, интересно, твоему руководству старая глупая женщина из провинции?
   - Не знаю, - честно признался он. - Но я выполняю приказ.
   Женщина пристально посмотрела на парня, будто пыталась отыскать тайный смысл в его словах или намек на знания, которые он утаил. Эльсену нечего было скрывать. Он вспомнил одутловатое лицо генерала, отдающего сумбурный приказ, больше похожий на мольбу, привезти "эту женщину" во что бы то ни стало! "Ты же знаком с ней! Найди нужные слова, убеди ее приехать! В конце концов, скажи, что речь идет о спасении нации!"
   Но, кажется, тетя Нюра и не думала возражать. Надо так надо. Она пожала плечами и уточнила:
   - Ехать немедленно, или можно подождать до вечера?
   Эльсен слегка растерялся.
   - Думаю, время терпит...
   - Прекрасно. Успею собраться. Знаешь, я ведь давно никуда не выезжала. Тут надо хорошенько подумать, что взять с собой. А ты пока можешь прогуляться по огороду, посмотри, может, что вкусное выросло за ночь.
   Молодой человек послушно отправился в огород. Он, конечно, не был голоден, но выискивал "вкусности" с большим интересом.
   Сколько он помнил, у тети Нюры никогда не было никакой живности: ни кур, ни свиней, ни, даже, кошки. Но огород ее всегда был удивителен. Самые обычные ягоды вырастали здесь просто до невероятных размеров (он сам как-то нашел клубнику размером с ладонь, а обычные вишни попадались величиной с грецкие орехи); овощи и фрукты вырастали привычных размеров, но имели совершенно необычный вкус. Нигде и никогда Эльсену не приходилось пробовать такие тыквы или морковь, больше напоминающие какие-то экзотические сладости. Соседи воровали семена, выпрашивали саженцы, но все тщетно: у них вырастали самые обычные сорта самых ординарных свойств и размеров.
   Эти детские воспоминания всколыхнули еще кое-что: он вдруг понял, что всегда было в тете Нюре что-то особенное. Ему припомнилось сейчас, как самые свирепые собаки жались к заборам, стоило ей пройти рядом. И что волосы ее были всегда одной длины. И что никто не знал, сколько ей лет: она не старела, не пользовалась дотациями (если верить почтальонше Тамаре Николаевне), и никто не знал, когда именно она переехала в деревню. Кажется, она всегда жила здесь.
   Но тут же он подумал, что в детстве много кажется невероятным и таинственным. Тем более, что огород оказался обычным огородом. Он не нашел на нем ничего особенного...
  
   После обеда они двинулись в путь. Тетя Нюра выслушала их маршрут: "Нам главное до аэропорта добраться, а там самолет уже ждет". "Военный самолет?" - уточнила она. "Военная почта".
   Самолет доставил их на маленький секретный аэродром.
   До части, где служил Эльсен, всего за полчаса домчал служебный УАЗик.
   На пропускном пункте заминок не возникло, здесь всегда работали слаженно.
   Военная часть располагалась в горах. Некоторые корпуса были фактически встроены в скалу, что делало их неприступными, какими и должны быть военные объекты.
   Командный корпус стоял дальше остальных и был самым большим и высоким зданием. Тимофей слышал, что он еще больше, чем выглядит снаружи - в скалу врезалось несколько длинных коридоров, с кабинетами по обеим сторонам. Кабинеты были без окон, и мало кто знал их предназначение.
   Они вошли в здание и оказались посреди гигантского зала. Эльсен тут же почувствовал себя маленьким, ничтожным. Он уже бывал здесь, и каждый раз огромный зал с высоченными потолками будто придавливал молодого человека к мраморному полу.
   Тимофей оглянулся на тетю Нюру: должно быть, старушке не по себе. Ничуть не бывало! Она держалась прямо и уверенно, будто всю жизнь провела в дворцовых палатах, а не в убогом ветхом домишке с низкими потолками и белеными известкой стенами.
   Навстречу им вышел пожилой человек в штацком. Эльсен вытянулся по струнке.
   - Привет, генерал, - сказала тетя Нюра.
   Она обращалась к нему, как к старому знакомому. Когда Эльсен начал раппорт о выполненном задании, генерал только нетерпеливо махнул рукой и обратился к женщине:
   - Спасибо, что приехали. Огромное спасибо.
   - Потом пожалеешь, - усмехнулась она. - Что, мы так и будем тут торчать, или все-таки предложишь присесть пожилой даме?
   - Конечно! Пройдемте ко мне в кабинет. Мне доложили с поста о вашем прибытии, так что все готово.
   - Не сомневаюсь. Молодой человек пойдет с нами.
   Она не спрашивала, она сообщала. И генерал кивнул, покорно соглашаясь на любые ее условия.
  
   Кабинет генерала оказался небольшой уютной комнатой с обычными потолками. Здесь стояла дорогая, добротная мебель; на стенах висели награды и похвальные листы в рамочках; большой рабочий стол был сейчас накрыт нехитрой скатеркой, на которой чьи-то услужливые руки организовали целый пир: здесь тебе и жареная курочка, и балычок, и пельмешки в миске из дорогого фарфора, и отварная картошечка с лучком, и множество иной снеди. И уж непременная водочка в хрустальном штофе, сок в графине и даже шампанское виднелось в блестящем ведерке, наполненном уже чуть подтаявшим льдом.
   Столовые приборы были рассчитаны на двоих, генерал, не раздумывая, открыл дверцу шкафа, достал еще одну тарелку, вилку и фужер; все это было из другого набора, и совершенно "не под стиль", но генерал не заметил этого, или посчитал не важным. Просто поставил приборы среди прочих и закрыл шкаф.
   - Что ж, стол не плох, - заметила тетя Нюра, располагаясь в кожаном кресле. И откуда-то появились в ней и королевская грация и достоинство той степени, которой неоткуда было знать простой деревенской бабе.
   Генерал волновался. Он знаком указал, что рядовой Эльсен волен усаживаться, где хочет, а сам налил себе водки из штофа, залпом выпил и зажмурился. По нему было видно, что это - необходимость, а не дань удовольствию.
   - Как вы понимаете, Эмили, обстоятельства более чем чрезвычайные... - он перевел дыхание, - заставили меня обратиться к вам.
   Женщина усмехнулась и стала накладывать себе на тарелку, что нравится.
   - Кушай, Эльсен, - сказала она, будто не слышала генерала, - ешь, сколько хочешь, не стесняйся. Кто знает, когда еще такой обед представится.
   Эльсен взглянул на генерала, (тот был почти в прострации и разглядывал то ли пол, то ли ботинки), и решил последовать совету старой знакомой. Точнее, незнакомой, поскольку, как выяснилось, даже имя у тети Нюры было иное.
   - Нам нужна ваша помощь, - генерал вдруг подскочил с места и зашагал по комнате. - Нам действительно позарез нужна ваша помощь!
   - Не нервничай, малыш, - Вот это да! Назвать седого генерала "малышом". Кто же она такая? - Время терпит, - продолжала "тетя Нюра". - Сядь, поешь. Выпей еще своей отравы. Расскажи, что стряслось, может, и советом обойдемся.
   Генерал послушно сел, накидал в тарелку еды из первого же блюда и без аппетита стал жевать.
   Эльсен не мог надивиться. Он молча ел, стараясь смотреть только на вилку.
   - Не понимаю, зачем вам нужны слова, вы и так все отлично знаете. Уже покопались в моей голове, а? И у всех, кто хоть как-то замешан...
   - Много о себе мнишь, генерал. Я не твоя подчиненная и меня мало волнуют ваши детские проблемки.
   Сколько иронии было в ее голосе! Сколько холода... Эльсен невольно взглянул на старушку и обомлел: не было больше тети Нюры. Перед ним сидела незнакомая женщина, выше ростом, с гордой осанкой, красивая и вместе с тем - неприятная, даже страшная. Потому что в ее чертах не осталось ни следа от той доброты, того уюта, что были у тети Нюры. И голос ее изменился: он был почти презрительным, властным. Так, наверное, могла говорить королева с рабом, которому однажды дала обещание, и теперь пришло время это обещание исполнять. И дело было не в том, что исполнить было трудно, или не хотелось. А в том, что королеве неприятна сама мысль, что она может быть хоть чем-то обязана рабу.
   Она резко взглянула на Эльсена:
   - Ты все правильно понял. Умный мальчик.
   Комок застрял у него в горле. Генерал глухо засмеялся.
   - Знаете, Эмили, я уже совсем забыл, как это действует на посторонних. Оказывается, даже забавно! Ладно, я все понял. Расскажу коротко. Раз уж вы настаиваете на словах. Скажем, один маленький диктатор одного маленького государства...
   Генерал говорил и говорил. Эльсен не вникал в детали. Ему были незнакомы имена, и даже названия иных государств мало о чем говорили. Генерал упоминал кодовые обозначения группировок, намекал на сложные отношения между теми-то и теми-то... А в целом история была проста и даже банальна: некто похитил дочку высокого чиновника (может быть главнокомандующего, или вообще - президента). Ультиматум истекает примерно через восемь часов, а выполнить его нет никакой возможности. Так что, вы понимаете, все это может очень масштабно и плохо закончиться...
   Интересно, не будет ли проявлением неуважения потянуться через весь стол и положить себе вон тот кусок мяса в белом подливе? Нет, пожалуй, не стоит. Все-таки, решаются судьбы мира.
   Краем глаза Тимофей увидел, как Эмили улыбнулась. Голос ее смягчился, но интонации по-прежнему были насмешливые:
   - Ультиматумы были и будут. А люди все равно смертны. Что, если бы ее сбила машина, эту девочку? Или авиакатастрофа? Какая-нибудь модная неизлечимая болезнь, у вас таких всегда парочка найдется. Ты так долго ждал, чтобы попросить ерунду?
   - Вам же легче. Меньше суеты.
   - Слишком низкая стоимость обесценивает покупку. Впрочем, твое дело. Ты все сказал. Я помогу тебе. Где сейчас твоя подопечная?
   Генерал молча протянул листок бумаги, заготовленный заранее. Женщина бросила взгляд на надпись, кивнула, и вдруг... исчезла.
   Эльсен замер.
   Генерал, судя по всему, ничуть не был удивлен. Он налил еще водки, подцепил кусок сочной селедочки, закусил, и только тогда откинулся в кресле с облегчением. Закрыл глаза.
   В тишине слышался шум воды в батарее и далекие окрики постовых.
   - Кто она? - спросил Эльсен. Он не узнал своего голоса. Генерал молчал. Молодому человеку показалось, что тот не слышал вопроса, но генерал вдруг ответил, не открывая глаз:
   - Слышал поговорку "Не буди лихо, пока оно тихо"? Вот если бы лихо существовало - его бы звали Эмили. Или, как там? Тетя Нюра. Как тебе больше нравится.
   - Лихо? Но мне показалось, что она вам... нам помогает?
   Смех у генерала был пьяный и мрачный.
   - Да. Одно желание на двадцать лет, но не для себя. Можешь, конечно, и для себя просить, но еще отец меня предупреждал: не вздумай. Любой эгоизм она так наизнанку вывернет, что рад не будешь. А может и вообще отказаться тебе помогать, если захочет. Кстати, запомни. Если соберешься.
   - Я?
   - А ты, что думаешь, она просто так тебя позвала? Ты теперь наследник тайны.
   - Наследник чего?
   - Рядовой! Ты дурак, что ли? Ничего не понял?
   Эльсен моментально подскочил на ноги и вытянулся по струнке.
   - Никак нет! То есть, понял, конечно, но не все.
   - Вольно. Не до церемоний. Все очень просто. Тебе теперь карьера обеспечена, я позабочусь. Ты, главное, о Ней помни. Хотя теперь-то забыть будет не так просто...
   Эльсен помедлил, но все же задал вопрос, который его так волновал:
   - И что можно попросить?
   - Что попросить? Все! Но если хочешь знать мое мнение, самое дорогое, что у тебя было, и чего теперь у тебя нет - это твой вчерашний день. Его ты уже никогда не выпросишь... И ни у кого... День, когда ты ничего не знал о ней... День, когда была тетя Нюра - простая, каких тысячи. Миллионы таких "теть нюр"... И теперь у тебя нет этого вчерашнего дня, и уже никогда не будет... Взгляд у тебя недоверчивый. Это - пока. Скоро ты начнешь гордиться своей тайной. Чувствовать себя почти всесильным... Важным. Это потом тебе станут приходить кошмары по ночам, каждая торговка на улице будет казаться тебе продолжением твоих ужасов, а мысль, которая будет постоянно преследовать тебя, о! Какая мысль! Сколько их еще здесь? Она одна? Две? А, может, их тысячи? И есть ли такая "помощница" у твоего врага? И что может загадать твой враг, пока ты мучаешься над своим желанием?
   Эльсен молчал.
   - Можно верить в Бога, в черта, в инопланетян, - продолжал генерал. - Только когда сталкиваешься с этой дрянью вживую - совсем не так все выглядит... Понимаешь, мы же ни черта не знаем! Никто не знает! Потому что Они не станут снисходить до объяснений. Ты же не объясняешь блохе смысл своего существования...
   - Но Она жила в обычной деревне! Тетя Нюра. Эмили. Зачем она у нас? Среди нас? И надолго?
   - Она сказала, что здесь - на каникулах. Знаешь, кому она это сказала? Моему прадеду, когда тот был не старше тебя... Тот передал тайну моему деду, дед - отцу, а отец - мне. Сыновей у меня нет, да это и не важно, Она сама тебя выбрала, тут уж никуда не деться... Я сейчас пьян, ты уходи... Завтра придешь. Нет, не завтра. Через неделю. Я тебя сам найду.
   Эльсен неуверенно козырнул, но генерал уже не смотрел на него. Тимофей вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.
  
   Странный сегодня день, думал молодой человек, возвращаясь к себе в казарму. Столько вопросов, а спросить и не кого. Генерал знает мало, а то, что он знает - вряд ли расскажет простому рядовому, пусть и "наследнику тайны", как он выразился. Загадочная женщина исчезла. Нет сомнения, что они еще встретятся, не важно, где она будет жить. Эльсен понимал, что узнает об этом, когда придет время. Но станет ли она просто говорить с ним и отвечать на вопросы? Он помнил презрение, холодность в тоне Эмили.
   Эльсен понимал, что не вернется в родную деревню. Теперь ему не к кому туда возвращаться. Тетя Нюра была маленьким лучиком, маяком, который согревал его и всегда ждал. Приветливая и гостеприимная, мудрая, родная... Она не надоедала с расспросами, не поучала. А уж такого вкусного кваса, как у нее, не было ни у кого в деревне...
   И этот маячок потух.
   И никогда уже больше не засветит.
  
  
  
  
   Только дописав эту историю, я поняла ее смысл. Во сне меня больше всего волновал голод. Постоянное желание рядового Эльсена чего-нибудь пожевать. Пока я была рядом с ним, он казался мне "прикольным парнем", и хотелось сказать этой самой "тете Нюре" - уж со своими-то можно быть поделикатнее! Но сейчас я прекрасно понимаю, что попала под влияние его отношения к самому себе. Сейчас меня возмущает то, что он даже не поинтересовался у генерала, зачем тому нужна тетя Нюра. Возмущает, что он не предупредил ее об опасности: он старался об этом не думать, но ведь он знал о тайных комнатах в глубине Командного корпуса, он догадывался, для чего они предназначены! Мало ли, что грозило бедной старушке. Так что теперь я отношусь к Эльсену несколько иначе, чем раньше, и понимаю, почему Она не стала сохранять к нему доброго отношения.
   И еще, мне кажется, что Эмили знала о моем присутствии. Она однажды взглянула мне в глаза. А ведь меня там и быть-то не было.
  
  
   ПЕЧАЛЬ КУМИРА
  
  
   Невозможно угадать заранее, куда Она спрячет систему подпитки. Каждый раз мне приходится обшаривать весь дом и, зачастую, безуспешно. Конечно, я могу обойтись без "еды" два - три дня (может, и дольше, но, слава создателям, пока что не пришлось это проверить), но мне становится так нестерпимо плохо, что уж лучше бы этого не было. Они называют это голодом.
   - Что, скисаешь? Плохо искал!
   - Я уже все перерыл.
   - Вот оставлю тебя без пайка на недельку, посмотрим, как ты запоешь!
   - Не надо.
   - Ладно уж, на сей раз прощаю. И помни мою доброту!
   Она взяла пинцет и достала мою систему из сахарницы. Воистину, фантазия ее безгранична!
   - Что надо сказать?
   - Огромное спасибо за вашу доброту, хозяйка.
   Я опустился на одно колено и поцеловал ей руку, как учили. Кажется, Она смягчилась. Может, все-таки, Она передумает меня удалять?..
  
   Она вытащила меня из черного ящичка, который стоит у кресла. Вопрос питания решился сразу: мне выдавался только дневной рацион (хотя можно было бы накормить меня, впрок лет на пять; впрочем, мне пообещали, что я столько не проживу), из тех соображений, чтобы я не удрал. Меньше чем через неделю я понял, что опасения эти не беспочвенны.
   - Я приду вечером. Или ночью. Или утром.
   - Так поздно? Ты опять оставляешь меня одного на весь день?
   - Еще скажи, что скучаешь.
   - Я скучаю.
   - Ты - любик. Ты не можешь скучать. А даже если и так, мне-то какое дело?
   У них так принято. Кого волнует мнение кино-кумира?
   Я играл с ней. Я видел фильмы со "своим" участием и пытался копировать "себя" героя - артиста. Я занимался с ней сексом. Я научился готовить, потому что Она так хотела. Любик - сокращенно-унизительное от "любимый", "любимая". Суррогаты настоящих отношений. Неудивительно, что это изобретение стало столь популярно: к чему завоевывать чье-то сердце, если стоит только задать требуемые качества и внешность, и, пожалуйста, - поклонник, готовый выполнять малейшие прихоти, не умеющий сопротивляться и не знающий слова "нет".
   - Отпусти меня.
   - Куда это, интересно?
   - Я вижу в окно мир. Отпусти меня туда.
   - Вот еще. Ты стоил мне недешево, и я не собираюсь выбрасывать на ветер столь ценный материал. Ты знаешь, из чего состоишь? Впрочем, к чему тебе это знать...
   Отсюда нельзя выбраться. Я видел фильмы, где люди выбивали окна и выбрасывались на улицу. Я даже не знаю, могу я разбиться, или нет? Могу, наверное. Люди же разбиваются.
   - Сюзи, Лиза, познакомьтесь.
   - О! Это же...
   - Какая прелесть! Он прекрасно выполнен, ты, наверное, немало времени на него потратила. Он зарегистрирован?
   - Вот еще! Очень мне нужны визиты всяких там зеленых защитников!
   - Ты совершенно права. Ах, ну какая прелесть! Эй, повернись! Пусть он разденется...
   Я исполнял приказы.
  
   Наверное, скоро меня не станет. Я видел своего "соперника" в каком-то из фильмов. Она мне его показывала. У меня нет чувства ревности, хотя я слышал о нем и даже изображал, но я не понимаю что это такое. Но если бы я и знал что это - вряд ли бы ревновал к тому, кого ждет моя участь. Рано или поздно новый герой наскучит ей так же, как и все предыдущие. Как и я.
   - Я задала ему нежелание умирать.
   - Зачем?
   - Пусть помучается. Не поверишь, это куда забавнее его нудных признаний в любви.
   Я не могу причинить ей вред. Я не умею даже думать об этом.
  
  
   Этот блок я нашел на задней стенке зеркала в ванной комнате. И принял решение. Вторую неделю я ем с большими перерывами, собирая блоки. Чувствую себя отвратительно, но, вероятно, другого выхода просто не существует.
   Простыни закончились на уровне второго этажа, я не стал долго раздумывать и прыгнул вниз. Не знаю, какой высоты необходимо для разбивания, но два этажа мой организм перенес спокойно. Какой организм, я же любик!
   Ожидаемой толпы внизу почему-то не было. На всякий случай я пробежал несколько кварталов, но никто за мной не гнался, по крайней мере, я никого не заметил. Потом я услышал голос. Кто-то заунывно, почти бесперебойно повторял:
   - Еда для любиков - еда для любиков - еда для любиков - ...
   Меня разобрал хохот. Стоило так мучить себя голодом, изводиться мыслями о неизбежной смерти через недельку - другую, если тут полуавтоматы на каждом шагу. Еще и рацион не дневной, а на целый месяц... Как это здорово не чувствовать голод! Наверное, те самые "зеленые" позаботились, о которых хозяйка говорила.
   Я набил блоками все карманы и только тогда отошел от автомата. Через несколько шагов я решил не маяться дурью и отнес все обратно. Несколько штучек оставил, так, на всякий случай.
  
   Я уже давно потерял ориентацию и вышагивал бесцельно по улицам, смотрел на дома, на вывески, которых не понимал, на людей и на собак, на кошек (вот они какие, оказывается), пока не почувствовал усталость. Тогда я зашел в какой-то переулочек, чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза, и сел на первый подвернувшийся ящик. Я уже было совсем задремал, когда услышал шум...
   По переулку шла длинноногая пышногрудая блондинка. Я поднялся. Когда мы поравнялись, она остановилась и медленными зазывающими движениями начала расстегивать блузку. Как называется кумир женского рода?
   Я попятился. Потом я побежал. Это страшно, видеть рядом с собой только ненастоящее. О чем это ты, забыл, что сам рожден таким же черным ящиком?
   И все же это - страшно.
   Я пробежал еще несколько кварталов и упал в пустые картонные коробки и кучу отбросов. Это называется "свалка". Я видел такое по экрану. Потом я заплакал.
  
   Оказывается, можно быть одиноким и в переполненном шумном городе. Никогда бы не подумал.
  
   По пятницам отлавливают "диких" любиков. По большей части они не возражают, а некоторые сами приходят. Иногда я их понимаю. И мне становится грустно, что я боюсь смерти.
  
   - Что это?
   - Кружево.
   - Я не понимаю... Я не знаю, что такое "кружево", но мне нравится. Очень.
   Мне показалось, что девушка удивлена. Мне сразу стало неловко, я повернулся, что бы идти дальше, но она вдруг спросила:
   - Ты умеешь делать коклюшки?
   - А что это?
   - Вот эти палочки, которыми я плету, называются коклюшки. У меня две сломались, очень неудобно теперь...
   Она подала ножик и несколько деревяшек. Я сел рядом с ней и попытался использовать себя в качестве вырезателя по дереву. Первая коклюшка получилась страшненькая, кривенькая и раза в два меньше исходной заготовки. Я взялся за следующую...
   - Кто ты? Как тебя зовут?
   - Я - любик. У меня нет имени.
   - Ты - искусственный человек?
   Меня никто никогда не называл человеком. Пусть даже искусственным.
   - Да... Меня скопировали с артиста.
   Из под ее пальцев вырастало чудо. Белое ажурное чудо. Наверное, я должен был спросить, зачем она это делает, если любой автомат справится с этим плетением намного быстрее. Но я не стал спрашивать. Я понимал.
   - Если ты кино-кумир, то что ты делаешь так поздно на улице?
   - Я сбежал.
   - Сбежал? - девушка подняла голову и посмотрела на меня темными бездонными глазами. Мне захотелось поцеловать эти глаза, хотя никто не приказывал мне этого делать, и я даже удивился - не заболел ли? Вообще, могут любики болеть?
   - Сбежал? - переспросила девушка. - И что ты собираешься теперь делать?
   - Не знаю, - сказал я. - Наверное, меня поймают, я, ведь, дорого стою. Потом вернут хозяйке, или просто удалят.
   - Ты так спокойно об этом говоришь.
   - Я почти смирился. Я ведь, давно узнал, что меня ждет. Как тебя зовут?
   - Мишель. А тебя? Ах, да, прости, я забыла. Если хочешь, я придумаю тебе имя.
   Все происходит, будто во сне. Я умею спать. Может, это и есть сон? Она говорит со мной, как с человеком. Ни криков, ни унижений...
   - Хочу, - сказал я. - Мне будет приятно иметь имя. Свое имя. Такая пойдет?
   Я подал ей очередную коклюшку.
   - Еще штучки три и они достигнут совершенства. Замечательная коклюшка. Спасибо. Расскажи что-нибудь.
   - Плохой из меня рассказчик. Да и не знаю я ничего интересного, кроме нескольких фильмов, и пары-тройки снов.
   - А что тебе снилось сегодня?
   - Мне снилось, будто в этом городе живут только кино-кумиры. Они шли мне навстречу, и каждый играл себя. Все красивые, ненастоящие... Мне было страшно.
   - Что же тут страшного? Идеальные люди...
   - У идеальных людей не может быть смыслом жизни беспрекословное подчинение.
   - Ты умеешь рассуждать.
   - Я забылся, извини.
   - Почему же, я с тобой вполне согласна. Только я не из этого города и не могу с тобой поспорить. Может, здесь и впрямь одни кумиры.
   Сначала я даже не понял, о чем она говорит.
   - Как это ты не из этого города? А откуда?
   Она махнула куда-то вдаль, за серые громады домов и неоновых вывесок.
   - Издалека. Здесь я всего лишь продаю кружева.
   Она поднялась со ступенек и убрала непроданные кружева в наплечную сумку. Она уходит?
   - Ты уходишь?
   - Да.
   - Не оставляй меня...
   - Мы не можем сидеть здесь вечность.
   - Тогда возьми меня с собой. Я не буду обузой.
   Она посмотрела на меня. Потом улыбнулась и кивнула.
  
   Мы вышли из города затемно. Что-то оставалось за спиной большое, страшное, пустое... Оно нехотя отпускало меня из своих рук, разжимало железо-бетонные объятия и возвращалось к тем, кого еще могло удержать в себе. Долго, безнадежно, безропотно.
  
  
  
  
  
   Сны с продолжением. Тут возникают сложности. Во-первых, не все сны мы запоминаем, чтобы с уверенностью сказать, что у некоторых из них было, или не было продолжение. Во-вторых, сновидения умеют очень хитро убедить тебя в том, что ты это уже видел, а вот, смотри, что было дальше.
   А иногда о том, что я уже встречалась с этим героем, я вспоминаю много позже, чем видела сон. Мои герои могут менять имена, или места жительства. С прошлой встречи может пройти год, два, пять. Я уж и забуду о них. Но стоит начать записывать - и воспоминания охватывают, и торопишься открыть старые записи, чтобы убедиться: мы знакомы.
  
  
  
  
   УНИКАЛЬНЫЕ РАДОСТИ
  
  
   Дарл знал, что ненастоящий. Это иногда удручало его, а иногда наоборот облегчало жизнь. Как сейчас, например. Будучи человеком, он наверняка испытывал бы дискомфорт от содержания взаперти (голод, холод и прочие неприятности). А так - пребывание в камере было вполне сносным, если не считать сырости. Не то, чтобы он боялся прогнить, но после жары и страшной суши такой перепад казался избыточным.
   Тот же человек, что приказал посадить его сюда, стоял сейчас у двери и подозрительно оглядывал пленника.
   - Сядь.
   - Я не подчиняюсь приказам, - ответил Дарл
   - Хочешь сказать, что не признаешь меня хозяином?
   - У меня нет хозяев.
   - Надо же, обидели бедненького.
   - Я - самостоятельная личность и обладаю правом выбора.
   - Ну да, ну да. И согласно этому выбору ты шарахался по пустыне в местах боевых действий?
   - Так получилось.
   Министр (Дарл решил так его про себя называть), обошел андроида, еще раз внимательно осмотрел его с ног до головы.
   - Как же нам с тобой быть? - рассуждал он сам с собой. - Может, попытать тебя немножко? А ты нам все и расскажешь.
   - Пытки запрещены в цивилизованном мире.
   - Полностью с тобой согласен. Так что придется отвести тебя в нецивилизованный. Ну так что? Хочешь узнать, что такое боль?
   - Хочу, - честно признался андроид. - Мне всегда это было интересно.
   Министр вздохнул и махнул рукой двум скучающим стражникам:
   - Заприте. Потом разберемся.
   - А принцессу приведут, ее куда?
   - Сюда же. Что им? Он же не человек. Так, машинка... Но на всякий случай, все по высшему разряду. А то мало ли... Если это андроид посредников, пусть знают, что у нас все по правилам.
   Министр вышел, за ним вышли стражники и заперли дверь.
  
   О камерах и темницах у андроида было совсем другое представление. Во-первых, здесь не было темно. Большое квадратное окно занимало почти пол стены, освещая каждый уголок странной комнаты: уютную кровать с балдахином из зеленого бархата, ковер на полу (здесь же валялось несколько подушек для сидения, стульев не было). Справа от окна виднелась дверка в туалетную комнату (для Дарела эта комната не представляла функционального интереса, но он проверил в ней каждый кирпич, чтобы не пропустить случайно дыру, через которую при желании можно будет удрать).
   Второй странностью была решетка. Все окно заплетала изящная металлическая лоза с красивыми листьями и чудными цветами. Решетка была раскрашена, и если не присматриваться, создавалось впечатление, что это настоящая лоза, привезенная откуда-нибудь из заморских стран. Окно выходило на неприглядную пустынную местность, что несколько портило впечатление от комнатки. Совсем становилось непонятно, откуда берется сырость, при таком хорошем освещении, и у андроида закралась мысль, что ее создают искусственно.
   Дарл как раз дошел до изучения герба, вышитого на одной из подушек, когда в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась на мгновение, а когда закрылась - на пороге стояла молоденькая девушка, лет пятнадцати, не больше, в розовом длинном платьице, шляпке на завязках и меховой мантии, накинутой на плечи, хотя было тепло. Девушка застыла на месте, изумленно глядя на Дарела. Это тянулось целую минуту, Дарл смутился первым, подумал, может, локти вывернул не в ту сторону (как-то такое с ним уже случалось), моментально проверил, изъянов не нашел и решил поздороваться.
   - Э-э... Здравствуйте.
   Он встал с пола, положив подушку на место, но девушка вдруг резко отпрыгнула в сторону и замерла в странной позе.
   - Если ты до меня дотронешься, я убью себя! - театрально воскликнула она.
   - Не знаю, с какой это стати я стал бы вас трогать. По-моему, наиглупейшая традиция. Однако не в моем характере судить человеческие поступки.
   Девушка выпрямилась из боевой стойки.
   - А... ты, вы, что... не человек?
   - Я - андроид. Меня зовут Дарл.
   - А я - Милана.
   - Готов с вами согласиться.
   - В чем?
   - Вы действительно премилая девушка.
   - Милана - мое имя. Я принцесса из соседнего королевства.
   - Надо же.
   "Какой глупый разговор", - подумали они каждый про себя.
   - А что вы делаете в моей камере? - спросила девушка.
   - Но я первый сюда попал, значит, камера скорее моя, чем ваша.
   - Вот уж нет! Я тут уже четырнадцатый раз! Это моя личная камера! Меня все время сюда садят!
   - О, тогда прошу прощения. Я не знал.
   Принцесса успокоилась и решила, что драться из-за камеры - это слишком. Андроид продолжал:
   - Полагаю, меня приняли за шпиона или что-то в этом роде. Когда выяснилось, что я - не человек, меня привели сюда. Теперь я думаю, - чтобы составить вам компанию на некоторое время. Они не могли определить мой статус и решили перестраховаться, привели в самую роскошную камеру. Я и не думал, что камеры могут быть роскошными.
   - Конечно! А когда его сын к нам попадает?! Там ему тоже апартаменты выделяют о-го-го какие. Если меня плохо будут содержать, то и ему там не поздоровится. Нет, по началу, конечно, все соблюдалось, как положено. Ну, там крысы, сырость, подземелья. Но потом, как-то постепенно стали о пленниках заботиться, потому что играть - модно, а радикулиты зарабатывать никто из наследников не хочет.
   - Какие радикулиты?
   - От сырости. В настоящих темницах ее очень трудно регулировать.
   Дарл помотал головой.
   - Ваше Высочество, вы меня запутали окончательно. Объясните, зачем вы по очереди сидите в чужих подвалах? Это тоже традиция?
   Девушка огляделась, присела на краешек кровати и развязала ленточки шляпки.
   - Государства у нас маленькие. Воевать не модно. Правильно?
   - Правильно, - с этим он согласился.
   - Вот мы и проводим несколько раз в год такую игру. Что-то вроде охоты. Трофеем служат наследники с той и с другой стороны. Но их всегда приходится возвращать в целости и сохранности, потому что следующий раз выиграть может другая сторона... Сам понимаешь, если казнить их или нервировать, так наследников не наберешься. Потом устраивается пир за счет проигравших, а нас торжественно возвращают. Иногда бывает, что обе стороны захватывают пленников. Тогда судьи...
   - У вас это еще и судят?
   - Конечно. Непредвзятая сторона. Посредники. Как определить, кто выиграл, если вроде как ничья? Баллы подсчитываются... Но этих тонкостей я не знаю. Кстати, в сегодняшнем бою их принца тоже захватили. Так что еще не известно, кто победил.
   - Какое-то шахматное королевство.
   - Зато все целы - здоровы. Еду еще не приносили? Я с утра ничего не ела. У нас тоже есть андроид. Он служит у папы в личной охране. Говорят, где-то есть города, где андроидов много-много. Но я там не была никогда, и не хочу. Жутко, наверно.
   Дарл кивнул. Он когда-то жил в таком городе, и воспоминания об этом времени не были приятными.
   Вскоре принесли роскошный ужин. Милана тут же протянула андроиду тарелку, но тот только улыбнулся и покачал головой.
   - Благодарю. Я не ем такой пищи.
   - А что ты ешь?
   - Блоки.
   - Какой ужас! У них может не быть блоков! Здесь же совсем нет таких, как ты!
   - О, не волнуйтесь, Ваше Высочество, - успокоил ее Дарл. - Следующий голод я испытаю только через пять лет. Да и на тот случай у меня есть при себе запас.
   Принцесса успокоилась и принялась за ужин. Она была очень голодна и сильно устала за день. Дарл не стал докучать ей вопросами. Он определил себе место в углу комнаты, перенеся туда одну из напольных подушек, не столько для удобства, сколько с исследовательской целью: изучать вышивки гербов (здесь их было аж восемь) и цитаты из гимнов.
   Солнце быстро садилось за горизонт, в комнатке темнело. Иного освещения здесь не было, но это оказалось и не важным: Дарл видел в темноте, а Милана, едва сгустились сумерки, легла на постель и моментально уснула.
  
  
   - Сегодня дождь на улице, - сообщил андроид, едва Милана открыла глаза. Действительно, равномерный шелест за окном, и брызги... точно, дождь.
   - Пусть, - зевая, ответила девушка. - Все равно сегодня не выпустят. Рано еще.
   - И долго здесь сидят?
   - Дней пять-шесть. Однажды я просидела целых одиннадцать, но это из-за того, что ураган шел по пустыне - караванам не пройти...
   Девушка умылась, расчесала длинные волосы гребнем, который достала из маленькой сумочки на поясе. Вскоре принесли завтрак - кашу и фрукты. Принцесса ела с аппетитом, и Дарл пожалел, что не умеет различать вкусы.
   - А чем ты занимался раньше? - спросила она, когда с завтраком было покончено. - До того, как пришел сюда?
   Дарл посмотрел в окно, будто унылый пейзаж мог напомнить ему о чем-то дальнем.
   - Меня создали много лет назад. Создали нелегально, поэтому я не зарегистрирован и никому неинтересно, что со мной и где я. Я сбежал от своего создателя. Мне повезло, я встретил хороших людей. Они меня приютили.
   - Почему же ты ушел от них?
   - Так получилось. Могу только сказать, что никаких преступлений я не совершал.
   - Да... Даже у андроидов есть тайны. Только вот у меня никаких тайн, никакого прошлого... в смысле, примечательного прошлого, похвастаться нечем.
   - Вы - дочь короля.
   - Большая заслуга, - иронично произнесла девушка и с тоской уставилась в окно. - Надо же, слякоть какая. Того и гляди, отложат обмен до четверга.
   Дарл снова задумался над чем-то, потом вдруг предложил:
   - А хотите, я научу вас одной увлекательной игре?
   Принцесса кивнула.
   Дарл знал множество игр. Это были игры в слова, образы, в камешки и вопросы-ответы. Разные игры. Милана решила про себя, что, скорее всего, у андроида была практика общения с детьми.
   Два дня пролетели незаметно. Принцесса вынуждена была признать, что с андроидом заключение выглядело куда интересней, чем раньше.
  
   На четвертый день, в самый разгар очередной игры в коридоре послышались шаги. Точнее - громыхание сапог. Дверь отворилась, и в темницу вошел уже знакомый героям министр в сопровождении стражи. Один из стражников вел за собой щуплого паренька.
   - Что, Ваше Высочество? Скучаете? - поинтересовался министр.
   - Да. Спасибо за заботу.
   - Отныне никакой заботы вы не увидите.
   - Что случилось? - воскликнула Милана. Она прекрасно понимала, что наглый тон министра вызван какими-то чрезвычайными событиями, о которых пока что она ничего не знает.
   - Вот он вам расскажет. А пока оставляю вас. Ненадолго: до принятия надлежащего решения, что с вами делать.
   Паренька швырнули на пол, делегация скрылась.
   - А я тебя помню, - сказала принцесса, разглядывая новичка.
   - Да, Ваше Высочество, - согласился тот. - Я служу послом при дворе. Ах, если бы я знал, что так все получиться, то уж лучше пошел бы в поварята.
   - Не скули, объясни толком, что случилось?
   - Наш заложник погиб. Его Высочество, сынок здешнего правителя. И совсем все нехорошо вышло: крыша, видите ли, обвалилась, когда гроза шла. Вы знаете, такая жуткая гроза два дня назад приключилась, ах, да тут, наверное, тоже слышно было? Так вот, принца-то и пришибло. И сразу - насмерть. Теперь даже не представляю, что дальше будет... если вы понимаете, о чем я?
   - И о чем же ты?
   - Так ведь вернуть-то вас теперь никак нельзя! Наша сторона заложника не уберегла, значит, принцессы нам не видать! То есть - вас. Но мы же не нарочно его погубили, так сказать - несчастный случай!
   Принцесса медленно опустилась на постель.
   - А с тобой что будет? - спросила она.
   - Я-то - человек подневольный, с меня какой спрос? Выпорют, что дурную весть принес, да выгонят. Я на службе.
   - Кто мог этого ожидать? - недоуменно повторяла она. - Как такое случилось...
   Посла действительно вскоре увели. Андроид, понимая, что утешения бессмысленны, присел на корточки в своем углу. Принцесса напряженно размышляла. Обычное беспечно-наивное выражение с ее лица исчезло, будто внезапно девушка повзрослела на несколько лет. Наконец она подняла головку, посмотрела на Дарла, будто только сейчас осознав его присутствие, и спросила:
   - Что нам теперь делать?
   Андроид с готовностью ответил:
   - Логичнее всего - бежать. Если и есть другие варианты - они от нас не зависят. Можно, конечно, подождать, как обернутся события, но тогда будет уже поздно действовать. А разве в ваших правилах нет какого-нибудь указания на этот случай?
   - В правилах ничего не говорится о таком... Все спорные вопросы решают Посредники, это их забота, но кто их знает, что они решат? Бежать?.. Некуда мне бежать, Дарл. Я не могу, как ты запастись едой на пять лет вперед. Дома меня не примут - нельзя. Нарушение правил. Видно, придется ждать.
   Она теребила ленточки своей шляпки, не осознавая этого, и вдруг задала вопрос, от которого андроиду стало не по себе. Она спросила:
   - Дарл, а ты можешь убить человека?
   - Что?! Я? Как ты...
   - Я имею в виду, ты должен обладать особыми качествами: удар током, или кинжал вместо пальца... В крайнем случае, уж свернуть шею для тебя не составит труда, ты же сильнее любого человека.
   - Я не могу причинять вред людям, - угрюмо ответил он, жалея о разговоре.
   - Людям и не понадобится, - вздохнула принцесса. - Это - для меня. Ведь, если я прошу, это уже не вред? Понимаешь, они могут назначить мне медленную смерть, а тогда... словом, не мог бы сделать мне большое одолжение и как-нибудь безболезненно прикончить? Это можно, - быстро добавила она. - Тебя не накажут!
   - Ты понимаешь, о чем говоришь? - спросил Дарл. - Ты отказываешься бежать, но соглашаешься принять мучительный конец, только из-за каких-то дурацких правил...
   - Мы живем по этим правилам уже несколько сот лет, - сказала девушка. - Благодаря им, у нас нет войн, и люди спокойно спят по ночам. Если я или кто-то другой нарушит хоть одно правило - игра рассыплется, это будет равносильно концу света для наших государств, мы уничтожим друг друга. Что же до меня - я не единственная наследница. У меня есть два брата и сестренка, так что игра продолжится - погибну я или нет.
   - Девочка, - тихо сказал андроид, - если бы это было в моих силах - я отдал бы тебе свою долгую-долгую жизнь.
   - Я прошу обратного, - возразила принцесса. - Сделаешь?
   Чуть заметно он кивнул головой.
   - Если не будет другого выхода, я брошу в тебя молнию.
  
   К полудню на площади не было ни одного свободного места. Из соседнего королевства тоже постекалось народу - случай был особенный, и все понимали, что решение предстоит судьбоносное для обеих сторон. Посредники прибыли ночью. Сейчас они сидели за длинным столом вместе с королями, воеводами и иными ответственными лицами. Стол возвышался на помосте, вокруг помоста стояла стража, одетая в цвета обоих государств.
   Когда Дарела и Милану вывели из башни, четверо посредников, как один повернули унылые длинные лица. Дарл сразу понял, что это они и есть - посредники. Он не знал, люди ли они, или иные существа, но почему-то заранее не сомневался в справедливости и непредвзятости их решения. Черные одежды посредников резко выделялись на общем пестром фоне.
   Дарела хотели отвести в сторону, но Милана умоляюще взглянула на знакомого "министра", который стоял здесь же, и тот милостиво разрешил андроиду остаться рядом. Может, посчитал это последним желанием.
   Сначала вышел информатор и долго докладывал подробности о ходе прошедшей игры. Это было неинтересно, потому что за игрой следили с самого начала, и ничего нового сообщить он не мог, но такова была традиция, и все терпели. Заслушался только разве что Дарл, да и тот через некоторое время запутался в именах военачальников и упустил нить событий.
   Следующим выступил советник, изложив публике суть проблемы: так мол и так, наследник погиб, хотя и не нарочно. Что-то надо делать. Проблема тоже была известна, и теперь все взгляды обратились в сторону загадочной четверки, которая призвана была эту проблему решить, и решить наиболее удобным для всех способом. Дарл почувствовал, как сжалась принцесса. Он протянул ей руку, не обращая внимания на неодобрительный взгляд охранника.
   Посредники совещались несколько минут. Ветер теребил их черные одежды и черные волосы, но ни шороха не доносилось с их стороны, хотя все невольно пытались прислушаться, и на площади стояла гробовая тишина. Вскоре стало ясно, что они лишь шевелят ртами, ни произнося при этом ни звука вслух: то ли читая по губам, то ли пользуясь для общения другими способами.
   Наконец, один из них медленно поднялся с места. Напряжение достигло предела - казалось, что слышно, как облака на небе задевают друг друга. Посредник неторопливо повернулся к одному из сидящих за столом.
   - Ваш сын погиб?
   Король подскочил на ноги и быстро закивал в ответ. Его глаза были заплаканы, но видно было, что он жаждет не мести, а справедливости. И она свершилась:
   - Пусть пленница заменит вам сына. Отныне она - ваша дочь. Теперь у нее нет секретов от вас, и только вас она станет называть своими родителями. Вы дадите ей имя, и только так ее будут отныне звать. Три сезона она проведет вне игры. Сторона, что не уберегла пленника, похоронит его на своей земле, как своего сына. В знак траура, победивших в этой игре не будет. Занести в летописи!
   Это была последняя фраза. Видимо так оканчивалась каждая речь посредников, потому что сразу после нее толпа взорвалась криками и аплодисментами. Каждый хотел что-то сказать об услышанном соседу, а тот, в свою очередь, так же торопился поделиться впечатлениями.
   Дарл взглянул на принцессу. Девушка уже пришла в себя и теперь неуверенно улыбалась.
   - Они меня не убьют... - сказала она скорее себе, чем андроиду. Тот кивнул. - Я не ожидала такого решения, но оно... иначе и решить было нельзя. Правда?
   Дарл не успел ответить. К принцессе подбежал тот самый заплаканный король, обнял ее, крепко прижав к себе и причитая:
   - Доченька! Доченька моя! А пойдем, познакомлю тебя с мамой. А комнатку тебе сделаем с выходом в сад, я сейчас же прикажу начать...
   Девушку увели в окружении многочисленных слуг и придворных.
   Толпа постепенно разбредалась, посредники исчезли незаметно. В нерешительности уходил второй король - бывший отец бывшей Миланы. Он пытался припомнить, какие из государственных секретов знала его дочь и успеет ли он укрепить главные дыры королевства до следующей игры.
   Через некоторое время Дарл остался один на площади. Про него забыли. Он знал, что скоро принцесса вернется сюда, предложит служить в королевской охране или просто остаться при дворе. Ему не хотелось оставаться. Он был рад, что все обошлось, но не знал, обойдется ли в следующий раз.
   Дарл поднял голову. На небе облака бесшумно неслись друг за другом, и он решил следовать за ветром, что их гонит. Он и раньше выбирал такое направление, и оно было ничуть не хуже иных.
  
  
  
  
   Один из примитивных снов, смесь вялой действительности и навязчивой формы воспоминаний, познакомил меня с молоденькой девушкой о семнадцати годах, которая попросила у меня совета. Проблема заключалась в следующем: ее приятель попросил забрать его почту, а там оказалось некое письмо, за которым теперь охотятся загадочные личности. Девушке хотелось разгадать тайну, но на это катастрофически не хватало времени: школа - выпускной класс, сбегать на ксерокс и на почту, успеть составить план действий, дома прибрать, уроки сделать... Сами понимаете, невыносимая плотность бытия.
   Что же проще, - воскликнула я. - Создай несколько своих копий и раздай им задание. Кстати, так и противника легко сбить с толку.
   Девушка восхитилась простоте решения, быстренько себя "распятерила", каждой "себе" дала задание и вздохнула с облегчением.
   Во сне легко давать странные советы, и всегда найдется тот, кого они выручат.
  
  
  
   СПАСИБО, ЧЕЛОВЕЧЕК. ПРОЩАЙ. (Серия "ЭМПАТКИ")
  
  
   Дама за стеклом была непреклонна:
   - Вам русским языком объясняют - мест нет. И телефон я вам не дам, и за деньги тоже не дам - не положено. Не понимаю, как вас охранник пропустил.
   Сзади кто-то подошел. Не опасный.
   - Но у вас же есть комната для персонала или подсобка? - воскликнула я. - Не выкидывайте меня на улицу, уже темно!
   - О чем вы думали раньше?
   - Я только что приехала в ваш город.
   - Меня это не касается. Отойдите от окна, не мешайте мне работать. Что вы хотели, молодой человек? - обратилась она к тому, что стоял за мной.
   - В моем комплекте нет полотенца, - раздался голос сверху, значит мужчина выше меня. Может, переночевать в парке? Интересно, где тут у них парк? Если бы не рана, я бы и рассуждать не стала, не то, что унижаться и упрашивать это бездушное существо.
   Я пошла к выходу, и почти достигла его, когда меня догнал голос:
   - Подождите.
   Он был одет в синий костюм, под пиджаком виднелась серо-фиолетовая футболка. В руках - полотенце.
   - Я слышал, вам негде ночевать?
   - Верно. Судя по всему, вы хотите уступить мне половину своей кровати? А в замен, разумеется, тепло и ласку?
   - Это уж как пойдет. Но не обязательно.
   - Жаль. Мне не хватает мужчины.
   Он взглянул непонимающе, но потом решил, что это шутка и кивнув головой повел меня к себе в номер.
  
   В ванной я осторожно стянула с себя рубашку. Пуля прошла насквозь и в прежние времена такая рана не вызвала бы у меня тревоги. О чем это я! В прежние времена меня не возможно было бы подстрелить!
   Повязка, сделанная наспех, пропиталась кровью и прилипла к телу. Я попыталась сделать перевязку, но это было не так-то просто и пришлось просить помощи.
   - Эй! Помогите мне, пожалуйста.
   - Всегда рад... - начал было он, но тут увидел кровь и осекся. - Кто это тебя так?
   - Нашлись желающие. В сумке бинт. Хватит глазеть, займись делом!
   - Жалко, шрам останется. Откуда начинать? Вот уж не думал, что стану медсестрой... Так не больно?
   - Не имеет значения, я не закричу.
   - Терпеливая, что ли?
   - Тебе и не снилось, насколько терпеливая. Все, спасибо. Предоставь мне ванну еще минут на десять, и я в полном твоем распоряжении.
   - Насколько в полном? - поинтересовался он.
   Я подумала, везет мне на кобелей. И замечательно.
  
   Когда я вышла из ванны, за окном уже стемнело. Сердобольный незнакомец возлежал на разобранной постели и читал газету.
   - Хороша...
   - Сама себе завидую. С чего начнем?
   - Даже так? Ты не похожа на женщину, которая соглашается лечь в постель с первым встречным. Откуда ты?
   - Из города под куполом.
   - Там же только эмпатки живут.
   - Да. И рабы.
   - Ты... нет, не может быть!
   Он напрягся, но тут же облегченно перевел дыхание.
   - Шуточки, да? Ну, конечно, сейчас ты начнешь уверять, что оживляешь мертвых и угадываешь мысли.
   Я не стала возражать.
   - Ты женат?
   - Нет.
   - Прекрасно. Если ты не монах и не импотент, то не вижу причин, почему бы нам не развлечься.
   - Ты ранена.
   - Ерунда. Доставь даме удовольствие.
   Он не заставил себя долго упрашивать.
  
  
   Выспалась я великолепно. Сил прибавилось настолько, что стоило попробовать восстановиться. Я села на кровати и сняла повязку. Поврежденные ткани частично зарастали сами, частично пришлось применить усилие воли. Давно не испытывала подобного ощущения! Настолько давно, что не обратила внимания на то, что сосед по кровати проснулся. Отметила это с краю сознания, но не придала значения. Раздался сдавленный крик. Я обернулась.
   - Ты эмпатка!
   - Тоже мне новость. Я еще вчера об этом сказала. Кстати, и тебе доброе утро.
   - Я знаю, вы... вы съедаете своих мужчин!
   Он отскочил к окну и панически стал озираться в поисках чего-нибудь вроде оружия.
   - Где ты понахватался такой глупости? - на плече не осталось и следа от раны. Бинты я выкинула в урну.
   - В газете писали... - растерянно произнес он, смутно догадываясь, что есть его, пока не собираются.
   Меня позабавило столь доверчивое отношение уже взрослого человека к печатному слову. Он жался к окну, я спокойно собирала вещи.
   - Мало ли чего в газете напишут. Не верь всему.
   - Чему же верить?
   - А что еще ты слышал?
   - Что вы живете дольше ста лет. Что оживляете мертвых. Что можете убить человека или заставить его делать что угодно, даже не прикасаясь к нему рукой.
   - Все так. В общих чертах.
   - Почему правительство смотрит на вас сквозь пальцы? Лично я бы от вас избавился.
   И вздрогнул. Сам от себя такой смелости не ожидал. Я усмехнулась.
   - Пытались. Невозможно. Мы чувствуем опасность заранее и умеем ее предотвращать. Можем повернуть самолет. Взорвать любую ракету до того, как она попадет в опасную близость от города. Мы стойки к ядам, а любой наемный убийца умрет раньше, чем успеет выстрелить. Уже не говоря о том, что его намерение становится известным сразу же по его прибытии в город.
   - И что же, вас никак нельзя уничтожить?
   - Они предпочитают не столько воевать, сколько пользоваться нашими услугам. У нас взаимовыгодное сотрудничество: нам поставляют рабов, мы - оживляем мертвых. Не всех, конечно. По выбору. Об этом в газетах не пишут?
   - Нет...
   - Если задаться целью уничтожить весь мир, хватило бы одной эмпатки, а нас около тридцати. Мы, конечно, тоже не бессмертны, и убить нас можно, хотя и не легко: для этого пришлось бы извести всех мужчин, а это куда сложнее, чем смириться с нами.
   - Всех мужчин?.. Значит, это правда, что про вас говорят! Что вы сильны, пока... ну, пока у вас есть мужчины, - Он сел на кровать потрясенный. - А что случается, если их нет?
   - Ты слишком любопытен.
   - Вчера ты еле держалась на ногах, и не могла даже перевязать самостоятельно рану. А сегодня... это я дал тебе силы?
   - Не спи с кем попало.
   - Обычно не сплю.
   - От эмпатки трудно отказаться, особенно, если обстоятельства располагают. Ладно, не куксись. Ничего страшного не произошло. Никто тебя не съел, напротив, если хочешь, могу подлечить все, что не в порядке. Ты мне помог, и я готова отплатить. Сядь поближе. Не бойся, сядь!
   Он подвинулся.
   - Я буду абсолютно здоров?
   - Нет, не абсолютно. Иначе отравишься первым же бутербродом в первой же забегаловке. Не бойся, я сделаю все, как надо. Жить будешь долго.
  
  
   Я почувствовала Их приближение, как только Они подъехали к городской стене. Но мне не было страшно - ранить меня теперь у Них просто не получится. Устала быть загнанной дичью. Большая ошибка предоставить в мое распоряжение целую ночь.
   - Я закончила, можешь сполоснуться под душем и на время забыть про врачей. Прощай. Надеюсь, больше не встретимся, потому что это будет вряд ли хорошо для тебя.
   - Спасибо за лечение. И за ночь. И за...
   - За то, что не съела? Забудь этот бред. Тебе спасибо, возможно, ты спас мне жизнь.
   Я вышла из комнаты и пошла по коридору. Они приближались. Мне было все равно.
   Сзади послышались торопливые шаги. Вот неспокойный!
   - Подожди!
   Я обернулась. Он одел брюки. И пиджак на голое тело.
   - Откуда вы взялись?
   Я вздохнула.
   - Это всего лишь защита. От насилия, от унижения. Эволюция.
   Он долго смотрел мне вслед. В его душе бороздили сложные чувства приправленные страхом, брезгливостью и любопытством.
   Я вызвала желание остановиться у проезжающего мимо таксиста. Села в машину и махнула рукой. Дальше поедем с комфортом. Теперь во мне много силы. А это значит, я доберусь до дома.
  
  
  
   Сон, который вы только что прочитали - один из нескольких десятков подобных. Их все объединяет некий Город без названия, в котором живут странные женщины (их тридцать три или тридцать пять). Эти сны я вижу давно, они никогда не повторяются, но всегда следуют определенному сюжету и правилам.
   Здесь - лишь одна из зарисовок об эмпатках, на самом деле я давно собрала таких историй - на полноценный роман. Интересно, что по времени сны не соблюдают очередность. Тем не менее, картина вырисовывается вполне отчетливая и закономерная.
  
   Сколько бы нас не обижали - обижаться или нет - зависит только от нас. Конечно, легче пропагандировать истины, чем следовать им. Иногда мои герои не способны испытывать некоторых эмоций, например, ту же обиду. И это показывает мне, человеку вполне заурядному в своих переживаниях, что любые эмоции - есть всего лишь следствие нашего желания их испытывать. Не хочешь - не обижайся. Не знай такого понятия. Мы полагаем, что знания зависят от нас. Но НЕЗНАНИЯ еще более зависимы. Так почему бы не использовать ИХ в своих интересах? Надо только помнить, что это возможно. И не бояться.
  
  
  
   МОЕ ЛЮБИМОЕ ДЕРЕВО
  
   Домик у обрыва не привлекал к себе внимания. Может потому, что был окружен высокими елями и терялся в их тени; может, оттого, что был так мал, что мог сойти всего лишь за причудливый выступ или небольшую насыпь из каменных плит, поросших мхом; а может, оттого, что никаких прохожих в этих местах давным-давно не было, и некому было увидеть дом и задуматься, что за чудак решил поселиться так далеко от жилых мест, в глуши, где нет ни дорог, ни магазинов, и даже самолеты не прорезают небесную ширь, спеша в чужие страны по своим непонятным торопливым делам.
   Однако в один из дождливых вечеров в двери домика раздался стук. Сначала Агата приняла этот стук за особо назойливые удары дождя, или ветка хлестнула от порыва ветра? Но стук повторился, и теперь стало уж точно ясно, что это стук, а не что-то иное.
   Агата отворила дверь.
   Незнакомец был одет в поношенную кожаную куртку, под которой виднелась джинсовая, из под той в свою очередь, выглядывала бордовая клетчатая рубашка, а под рубашкой, совсем уж в глубине, открывалась взору футболка, некогда, вероятно, белого цвета, но сейчас этого нельзя было утверждать с уверенностью. Джинсы, ремень с пряжкой, ботинки, на плече - рюкзак. Все мокрое. С темных волос стекали ручейки дождя.
   - Заблудился, - произнес гость. - Пустите переночевать?
   - Конечно, - Агата отодвинулась в сторону, пропуская его и закрывая за ним дверь. Замка у двери не было, приходилось подпирать ее поленцем, чтобы не сквозило.
   Мужчина снял с плеча рюкзак, прислонил его к стене и огляделся. Это заняло немного времени, смотреть здесь было не на что: маленький очаг, сложенный посреди комнатки из круглых камней, над очагом пристроена решетка для приготовления пищи, на решетке в котелке кипит картошка. У стены стоит низкая кровать, покрытая теплым одеялом (воспоминание о недавних морозах), над кроватью висит самотканый коврик, справа от кровати - сундук, заменяющий, видимо и рабочий стол, над сундуком, рядом с ковриком - книжная полка до самого потолка. В углу - посуда, несколько мешков с припасами. В другом углу - поленница, рядом - таз, в который капает вода из прохудившейся крыши.
   Агата уловила взгляд и виновато пожала плечами:
   - Не слишком роскошно, понимаю... но мне хватает. Садитесь у огня, вам надо обсохнуть. Снимите одежду, ее можно развесить на колья, я сейчас принесу...
   Она достала из поленницы несколько кольев, воткнула их возле очага прямо в земляной пол.
   - Одна здесь живешь? Не страшно? - спросил он, снимая куртку и вешая ее на кол.
   - А кого бояться? Воров-разбойников нет, а звери дверей не ломают. Как-то волчонок приходил, подранок, жил у меня зиму. Потом ушел.
   - Людей не любишь?
   - Я-то люблю... Хотите, я сделаю хлебные лепешки? Это быстро, как раз картошка приготовится.
   Мужчина развесил на кольях одежду, оставшись только в брюках и футболке. Башмаки пристроил тут же, рядышком, подкатил к костру полено, заменившее скамью и сел, протянув к огню руки. Агата замесила скорое тесто и стала выпекать на раскаленных каменьях маленькие лепешки. По домику разлился запах свежего хлеба.
   - Вы охотились? - предположила она.
   - В такой ливень? Что я, псих?
   Незнакомец не объяснял цели своего похода, и Агата не стала спрашивать, сочтя это не своим делом. Захочет - сам расскажет.
   Девушка заглянула в котелок и, убедившись, что картошка сварилась, решила снять его с решетки.
   - Это тяжелое! Подожди, я помогу.
   - Меня зовут Агата...
   Гость поднялся, одной рукой забрал котелок, а другой - неожиданно схватил девушку за кисть и вывернул ей за спину. Агата вскрикнула от боли.
   - Сомневаюсь, чтобы у тебя было имя. Думала, спрячешься в лесу, и никто тебя не найдет?
   - Я не пряталась. Я просто живу здесь. И никому не делаю зла.
   - С этим мы еще разберемся. Сдается мне, не все так просто, как кажется с первого взгляда.
   - Лепешки сгорят. Снимите.
   - Сниму. Только не думай, что это даст тебе шанс удрать. Догоню все равно.
   - Что я вам сделала?
   - Может, я ошибаюсь? Может, ты человек? Человек, рожденный от человека?
   Агата молчала. Мужчина поставил котелок, так же одной рукой прижимая к себе пленницу, свободной рукой притянул рюкзак, достал веревку и стал связывать девушке руки за спиной.
   - Есть простой способ проверить. Старик сказал, если засомневаюсь...
   Мужчина усадил связанную Агату к стене, а сам подошел к очагу и снял с камней лепешки. Они чуть подгорели, но были еще вполне съедобны. Он, обжигаясь, проглотил несколько, чтобы утолить приступ голода, потом снова залез в рюкзак и достал пеструю пластмассовую бутылочку, какие в большом разнообразии можно увидеть почти в любом косметическом киоске.
   - Шампунь, - удивилась девушка.
   - Это не просто шампунь. Специальный. Смывает с волос краску любой стойкости. Где-то я тут видел тазик... Смотри-ка, почти полный! Представь, что ты в парикмахерской. Хотя, что это я говорю? Вряд ли ты когда-нибудь отважилась зайти в подобное заведение... И не дергайся!
   Он быстро намылил девушке голову, щедро расходуя шампунь, потом окунул в таз, так, что та чуть не захлебнулась, и смыл пену. Грязная вода стекла, и темно-каштановые волосы превратились в бледно-зеленые.
   - Надо же, как неловко, - усмехнулся "гость", - оказывается, ты у нас блондинка? Или нет, как называется твой цвет? Пожалуй, и не припомню... Значит, правда. Сначала, я думал, что ошибся. Думал, напутал старик. Миловидная особа, в доме - все как у людей. Но меня не проведешь.
   - Я не собиралась тебя проводить.
   - Как же!
   Он вернулся к лепешкам.
   - Кстати, вкусно готовишь. Жаль, что теперь этот твой талант в прошлом.
   - Ты убьешь меня?
   - Надо бы, чтоб другим неповадно было. Но, нет, не убью. Чего корчишься?
   - Руку больно. Пожалуйся, перевяжи по-другому.
   - Если это какая-то уловка...
   - Нет-нет!
   - Ладно... так? - он ослабил веревку, переместил руки и опять затянул.
   - Да, спасибо.
   - Уж, пожалуйста!
   Он испытывал сладковатое ощущение восторга, сходное с тем, когда выслеживаешь долго опасного зверя и, наконец, ловишь, не убивая, но доказывая свое превосходство.
   - Если ты не убьешь меня, то, что же? Продашь? Отведешь в деревню? Ведь, это они тебя послали, больше некому.
   - С чего ты взяла?
   - Ты - наемник. Это заметно. Правда, не представляю, какие деньги можно за меня предложить и какой смысл в моей смерти? То есть, не в смерти, а..?
   - Я верну тебя обратно. Станешь тем, кем была. Точнее было, дерево - это оно, - он наткнулся взглядом на котелок и усмехнулся. - Деревце, которое лопает картошку. Просто фильм ужасов! И какое же ты дерево? Ива? Тополь? Береза? А, может, кактус-мухоловка?
   - Кактус, это не дерево.
   - Тебе, конечно, лучше знать.
   - Ясень.
   - Что?
   - Я - ясень. Каким образом ты хочешь... вернуть меня обратно?
   - Первое - малоподвижность, - охотно ответил мужчина. - Второе - строгая диета, так что на картошку не смотри. И, наконец, третье - эликсир преобразования, созданный специально для этого случая. Не волнуйся, у меня есть подробная инструкция, как что делать.
   - Это долго?
   - Неделя, возможно, дней десять. Точно никто не знает, не каждый день людей в деревья возвращают.
   - Значит, до меня попыток было не много?
   - Ни одной. Но надо же с чего-то начинать.
   - А если не получится?
   - Придумаем еще что-нибудь. Не позволять же тебе спокойно разгуливать среди настоящих людей.
   - Почему?
   Он подошел и посмотрел ей в лицо.
   - Ты, наверное, забыла, кто ты есть? Ты -урод. Трава, которая возомнила о себе невесть что, и должна быть за это наказана!
   Столько ненависти было в его голосе, в его душе! Эта ненависть ударила девушку обжигающей волной, разлилась внутри, заполонила собой все тело... Агата вскрикнула и потеряла сознание.
  
  
   Дождь лил всю ночь. Только под утро небо истощило свои запасы воды, тучи разошлись, и в мутное оконце домика стал проникать солнечный свет. Пахло свежестью.
   Агата очнулась и тут же поняла, что все произошедшее вчера - не сон. Она оказалась привязанной к стулу. Не слишком крепко, и при желании можно было бы попытаться расшатать веревки, но что толку!
   - А, очухалась, - раздался знакомый голос. Мужчина сидел в противоположном углу комнаты и не сводил взгляда с пленницы. Похоже, он уже давно ждал ее пробуждения.
   - Доброе утро.
   - Можешь не пытаться меня разжалобить, это бесполезно. И глупо.
   - Я лишь поздоровалась.
   - Ну-ну, пытаешься быть вежливой? Не проймет.
   Он поднялся на ноги и стал доставать из рюкзака баночки и неизвестные порошки. Потом принялся смешивать одно с другим, сверяясь по бумажке, чтобы не ошибиться.
   Наконец он закончил приготовление, развязал девушке руки и протянул снадобье.
   - Пей. Надеюсь, мне не придется тебя заставлять?
   Агата покорно приняла кружку.
   Сделала глоток...
   - Какое... горькое.
   - Поверю на слово. Но разжалобить меня не получиться, я уже говорил. Пей!
   Агата зажмурилась, на одном дыхании заглотила весь яд, или что там было. Потом уронила кружку и без сил упала на стул.
   Мужчина усмехнулся, стал складывать склянки обратно в рюкзак. Достал сигару, закурил.
   - Поделом тебе. Впредь не придет в башку прикидываться человеком.
   Она ничего не ответила, от снадобья по всему телу растекся жар.
   - Что молчишь? Поведай что-нибудь, пока еще говорить можешь. Скрась тоску.
   Агата подняла голову.
   - Вы курите. Это вредно. Особенно сигары.
   - Как раз это мне и хотелось услышать! - он глубоко затянулся, показывая свое отношение к ее словам. - Еще дерево меня не учило, как жить. Кстати, как это ты стала человеком? Мутация? Или просто повезло?
   Девушка мотнула головой, чтобы откинуть со лба зеленую прядь (волосы высохли за ночь, стали пушистыми и непослушными) и заговорила.
   - Много лет назад жил на свете одинокий человек. Он был стар, его жена давно умерла, а дети уехали в далекие города и жили своей жизнью, вспоминая о старике только по праздникам, когда приходило время подписывать открытки.
   - Пока что не вижу, где тут ты, - усмехнулся мужчина.
   - Каждое воскресенье, - продолжала Агата, - старик ходил на кладбище, где была похоронена его жена. Он садился на скамейку и начинал рассказывать вслух обо всем, что случилось за неделю. Он не верил, что покойница слышит его, ему просто хотелось с кем-то поговорить. У самой скамейки росло молодое деревце, и вскоре старику стало казаться, что оно слышит его голос, поддакивает, кивает в такт не ветру, а Его словам. В нем, в этом старике, слишком много было любви и печали, и надежды... Он так ждал... Меня будто с корнем вытаскивали - так больно! И в то же время - спокойно, чисто, по-настоящему... Знаешь, как он меня звал? Ясенька, ясенька...
   - Ну да, ну да! И однажды, приходит он, а вместо дерева - девица? Забавно, один старик тебя оживил, другой - выследил и зелье приготовил.
   - В меня попала молния, кора загорелась. И я неожиданно освободилась. Смогла идти, убежать от своей другой кожи, в которой было больно... Я не знаю, что произошло.
   - А мне плевать, что там с тобой произошло! - заявил мужчина и выдохнул струю дыма девушке в лицо. Агата закашляла. - И я готов совершенно бесплатно, можно сказать бескорыстно, накормить тебя этой дрянью, только чтобы следующему ясеню, или дубу, или березе, мать ее, не пришло бы в башку вылазить из своей шкурки, потому что в старой ей, видите ли, больно! И я сомневаюсь, по правде говоря, что кто-то заметит твое отсутствие, дерево ты или кто там еще. Включая твоего старика. Что с ним стало, кстати?
   - Он умер. Я заботилась о нем до самой смерти. Теперь вот и моя очередь...
   - Никто не говорил о смерти. Ты просто станешь опять тем, кем была.
   - Гусеница превращается в бабочку, но бабочка не может вернуться в гусеницу.
   - Заодно и проверим, может, аль не может.
   - Ты чего-то боишься? - вдруг спросила она.
   Мужчина замер.
   - Что?
   - Мне кажется, так сильно ненавидеть может только тот, кто боится. Почему ты боишься? Чего?
   Мужчина резко поднялся на ноги, выплюнул сигару в тазик.
   - Твоя конура промокла, надо протопить, а дров почти не осталось. Пойду, пройдусь. А ты посиди тут в одиночестве, заодно подумай, кто и чего должен бояться!
   Он опять привязал ее к стулу, взял топор и вышел из домика.
  
   После обеда снова пошел дождь. Сначала еле слышный шелест капель по листьям, затем - более настойчивый стук и, наконец - загромыхало наверху, сразу стало темно, будто уже поздний вечер, и только молнии время от времени озаряли лес и домик, и комнатку, проникая через открытую дверку своими неожиданными вспышками.
   Он появился в дверном проеме, неся в руках охапку срубленных веток и маленьких деревцев.
   - Погодка соответствует, - заметил он почти весело, и свалил дрова около пустой поленницы. Закрыл дверь.
   - В лесу много сухих деревьев, - сказала Агата. - Зачем ты срубил живое?
   - Что, родственник? Ну, поплачь.
   Он снял с себя опять мокрую куртку и стал рубить дрова. Его движения были четкими и точными, этот человек привык к физическому труду и любил его. Может быть, это помогало ему отвлечься от мыслей.
   Вскоре в камине разгорелся огонь, сразу стало тепло. В котелке грелся вчерашний ужин, разбавленный новой консервой.
   - А ты не смотри сюда, - сказал мужчина, заметив взгляд Агаты. - У тебя теперь диета: ничего, кроме водички и удобрений.
   - Хочешь, чтобы я умерла от голода?
   - Только не надо давить на совесть, на кого угодно подействует, но не на меня. Я тебе не герой "Эллады" какой-нибудь...
   - Знаешь, у древних греков не было понятия "совесть". Слова в языке не существовало.
   - Так я бессовестный? Ох, как страшно. Как я страдаю, оттого, что у меня нет совести! - с издевкой произнес он.
   - Ты страдаешь, оттого, что она у тебя есть. Тебе неуютно. Ты нервничаешь, не понимаешь, что с тобой. Что мешает тебе сохранять покой.
   - Интересно, как это ты определила. По странному блеску в глазах?
   - Я не понимаю лиц и не умею читать мимику. Я не знаю даже, красив ты или страшен, деревья ничего в этом не смыслят и им это все равно. Но то, что с тобой происходит, то, что внутри тебя, для меня - как открытая книга.
   - Книга? Что ты знаешь о книгах? Ах, да, их же делают из вас. Достойный конец.
   - Не всегда. Смотря, о чем там пишут.
   Он огляделся. На полках над сундуком стояли книги. Некоторые - совсем старые, другие - поновее.
   - Как они попали сюда?
   - Я принесла.
   - Тащила через весь лес такую тяжесть? Не отвечай, думаю, тащила. Ну-ка, посмотрим, что тут? Небось, женские романы.
   Он открыл маленький томик, стоящий с самого края полки.
   - Стихи? Забавненько.
   - Почему? Ты не любишь?
   - Стихи бывают трех видов: о несчастной любви, о несчастной любви и о несчастной любви. Все это бред и глупости. Так что и не начинай.
   - Стих - это ритм. Любая жизнь - ритм.
   - Откуда тебе это знать? Что ты смыслишь в культуре, к которой не принадлежишь?
   Девушка опустила голову.
   - Это верно... Но я восхищаюсь людьми. Я восхищаюсь вашими творениями и вашими изобретениями. Я мало знаю о вас, но то, что я знаю - удивительно.
   - Ты действительно - мало знаешь, - усмехнулся он.
   - Почему-то вы много разрушаете, этого мне не понять. Но я не пытаюсь понять все, это трудно, и это долго... Жаль, что ты не любишь стихов. Они бы помогли тебе справиться с мыслями. Не со всеми, но с некоторыми.
   - Вот уж этого не надо! Не надо все усложнять. Дерево - философ. Легко философствовать, когда стоишь на одном месте, и делать ничего не делаешь, и захочешь, не сможешь!
   - Зато есть время подумать.
   - И много пользы тебе это принесло? Ну? Не я привязан, как чурка, к стулу.
   - Не обязательно быть деревом, что бы подвергнуться насилию.
   - Черт возьми! Что ты знаешь о насилии! Деревья не умеют сострадать! Хоть весь лес выгори - лишь бы твоих корней беда не коснулась! Что, не так? Вы не знаете боли потерь друзей, и жену ни одному из вас не потерять! И дети ваши - улетели семенами, и где они - вам не интересно!
   Девушка посмотрела на него пристальным взглядом.
   - С тобой случилась беда... Кто-то умер. Кто-то очень близкий тебе, кого ты любил. Я не могу помочь... и никто из нас не может. Только ты сам, если забудешь...
   - Забыть?! Как бы не так!
   Ярость его вдруг получила странное продолжение: грянул гром, и молнией перерубило стоящее поблизости дерево. Оно рухнуло прямо на избушку, весом своим проломив непрочную крышу. Мужчина не успел отскочить, и ствол сбил его с ног, придавив собой к земляному полу. Обломок крыши больно впился острым краем в предплечье.
   - А! - он вскрикнул и застонал от боли.
   Половинка дома, где сидела Агата, не пострадала. Девушка уверенно высвободила руку, потом вторую. Сняла веревку с ног, слегка размяла затекшие запястья и ступни. Подошла к своему "тюремщику".
   - Не шевелись, если можешь. Я сейчас помогу.
   Она осторожно убрала острый обломок, вызвав новые стоны, потом поискала взглядом палку покрепче, достала из развалившейся поленницы подходящую и просунула ее под ствол.
   - Я постараюсь приподнять, а ты вылазь.
   С большим трудом она приподняла дерево, мужчина выполз из под завала, держась здоровой рукой за живот. Вторая рука кровоточила. Прислонился к стене.
   Девушка оставила балку и поднялась на ноги.
   - Зачем ты меня спасла?
   - Потому что могла.
   - Вот так так... Выходит не все в тебе - влияние разума, а?
   - Я этого и не говорила.
   Он поморщился от боли.
   Агата подошла к столу-сундуку и взяла с него нож.
   - Не смей ко мне прикасаться! Хуже будет!
   - Я не причиню вреда.
   - Как же!
   - Успокойся.
   Она подошла ближе, присела, потом провела лезвием по своей руке, чуть выше запястья. Закапал прозрачный сок. Она подставила кружку, которая валялась тут же рядом, и стала ждать, пока та наполнится.
   - У тебя кровь... белая...
   - Это сок. Он лечебный. Не бойся.
   - Ты могла бы меня убить.
   - Нет. Если бы видел дальше, ты бы понял это.
   - У тебя была возможность обрести свободу.
   - У меня не было такой возможности.
   - Как же, я был беззащитен...
   - Я не рассматриваю убийство, как выход из положение.
   - Я все равно тебя привяжу обратно.
   - Знаю.
   Он непонимающе помотал головой.
   - Ты очень глупое дерево.
   - Я просто дерево. Не суди обо мне, как о человеке.
   - Не дождешься.
   - Пей, - она протянула кружку. - Не все. Половину оставь, мы промоем рану, и все быстро заживет.
   Он взял кружку, отхлебнул, и вдруг почувствовал, что теряет сознание...
   - Что за...
   - Сейчас пройдет. Может немного голова кружиться, но это ненадолго.
   Почти сразу стало легче. Он даже смог встать на ноги и отыскать рюкзак. В рюкзаке лежала аптечка. Человек достал бинт и бутылочку с перекисью водорода.
   - Давай руку. Да не связывать... Тебе тоже надо перевязать порез.
   Девушка улыбнулась, но потом согнала улыбку и вздохнула. Покорно протянула кисть.
   - Кстати, - спросил он. - Если ты могла и раньше распутать веревки, почему не сбежала, когда я за дровами ходил?
   - Я уже все равно, что умерла. Нет смысла убегать. Некуда.
   - Что за беда? Напейся вон своего сока, враз оживешь. Я так себя совсем целым чувствую, просто чудеса.
   - Не могу.
   - Что, стариковское зелье хорошее? Противоядие не действует?
   - Твое желание убить меня важнее, чем мое желание жить. Поэтому я и умираю.
   Он усмехнулся неуверенно.
   - Это ты о чем? Хочешь сказать, что это я тебя убил, а не стариковская отрава?
   Девушка опустила голову и ничего не ответила. Ему вдруг стало неуютно.
   - Слушай, а давай так сделаем: я как будто тебя убил, вернусь в деревню, скажу, что все сделал, а ты потихоньку переселишься подальше?
   - Поздно...
   - Ерунда, я тебя должен еще три раза напоить, чтобы оно наверняка подействовало. И потом, мне запретили тебя кормить, а если ты поешь, может, все и пройдет...
   - Не важно. Это все уже не важно.
   - Почему?
   - Я умираю, - просто сказала она.
   - Они, что, мне яд подсунули? Обычный яд?
   - Не знаю. Они могли верить, что все будет, как ты говорил. Может и будет. Ты сам говорил, что пока не пробовали - не на ком было.
   Он закрыл лицо руками.
   - Как-то я уже не уверен, что хочу твоей смерти, или чего там... преображения, превращения.
   - Спасибо.
   - За что?!
   - За эту мысль.
   - Ты - чокнутая. Или, может, ты хотела умереть? Не решалась сама с собой покончить, а тут - я так удачно подвернулся?
   - Как можно не любить жизнь?
   Раскат грома заглушил ее голос и без того слабый. Несколько молний и несколько раскатов подряд ослепляли и оглушали. Когда последняя вспышка молнии погасла, и глаза привыкли к темноте, мужчина увидел, что стул опустел: пленница недвижно лежала на полу.
   - Ты что?!
   Он наклонился над девушкой.
   - Ты жива еще? Эй!
   - Сил... нет.
   - Жива... - выдохнул он неожиданно радостно. Он поднял ее с пола, несмотря на боль в руке, перенес на кровать и осторожно уложил. Потом накрыл одеялом: ему показалось, что девушку знобит.
   - Все будет хорошо, - прошептал он и погладил ее по зеленым волосам. - Все будет хорошо... Может, ты хочешь есть? Пить? Чего-нибудь?
   - Что ты за человек? Я даже имени твоего не знаю... Кто ты, какой ты?.. Был ли ты женат, о чем мечтал в детстве, снятся ли тебе сны...
   - Зачем тебе все это?
   - Если верить той жидкости - скоро я вновь стану деревом. Будет о чем поразмыслить сотню-другую лет.
   - Станешь деревом... - повторил он. - Из-за меня. Зачем мне это? Зачем я это сделал? Что же я натворил?!
   - Ты следовал тому, во что верил. Не грусти и не мучайся. Я хочу спать, уже, наверное, вечер. Трудно понять из-за грозы...
   - Спи! Конечно! Я не буду мешать. Я посижу тут тихонько. Подумаю... о разном.
   Девушка отвернулась к стене и затихла.
  
  
   Наконец-то дождь закончился. Через дыру в потолке был виден край неба и звезды. Ясное небо. Агата смотрела некоторое время на легкое мерцание, не узнавая созвездий и не пытаясь их вспомнить. Впрочем, обрывок был слишком мал, чтобы в него поместилось целое созвездие, а по кусочку его - попробуй, определи! Рядом на полу сидел мужчина, он спал, прислонившись к кровати. Все книги были перенесены в сухой угол, а таз наполнен всего на половину - видимо воду из него не раз выплескивали за дверь. Агата попробовала встать, но тело ее не слушалось. Совсем недолго осталось, подумала она. И вдруг слезы потекли из ее глаз: ей стало страшно. Оказалось, очень страшно оставлять этот мир и это тело. Ей было жаль, что она не сможет больше ходить и никогда уже не увидит тех мест, о которых читала, никогда не прочитает новых книг, никогда не полюбит... Люди часто пишут о любви. Никто не станет писать о том, что не важно. И это вот очень важное чувство ей уже не познать.
   Ее рыдания, хотя и тихие, разбудили мужчину.
   - Что? Что случилось? - спросил он, поднимая голову. - Ты плачешь?
   - Нет, - быстро сказала она. - Просто холодно.
   - Сейчас!
   Он встал, снял куртку с шеста, накинул на девушку.
   - Так лучше?
   - Да, спасибо.
   Он встряхнул головой и сел на прежнее место.
   - Ты ведь не от холода плачешь. Да?
   - Не обращай внимания. Это, что называется, минутная слабость. Сейчас пройдет.
   Он поднял голову и тоже увидел прореху в потолке. Они вместе смотрели на одни и те же звезды, и казалось, будто у них есть что-то общее.
   - Я был так зол на тебя, - сказал мужчина, чуть помедлив. - Заранее ненавидел. Был уверен в своей правоте, не сомневался, что делаю все, как надо. Старик в деревне был тоже уверен, что мы делаем правое дело. Если бы мы только знали... если бы мы поговорили с тобой заранее, узнали бы ответы... Ты пойми, не то что бы я в тебя влюбился... тут совсем другое, а что я понять не могу. Вроде как, хотел змею раздавить, а убил ребенка... Понятно я изъясняюсь? Я не привык много говорить. Я, наверное, за всю жизнь столько не говорил, сколько за последнюю пару дней... Или вот еще: раньше спрашиваю себя, зачем я делаю то или то, и ответы всегда просты: или я хочу это делать, или мне за это платят. А сейчас - хуже некуда. Спрашиваю себя: зачем я тебя в дерево превращаю? И, выходит, что не за чем это мне. Глупо, да? Ты странная. И дом у тебя странный. И обрыв... Но ты - настоящая. Не подделка, вовсе не ходячий муляж человека, как я думал раньше, может, и не совсем человек, но лучше, честнее, чище...
   - Скоро рассвет. Вынеси меня, пожалуйста, я хочу посмотреть на солнце. Последний раз.
   - Последний? Глупости! У нас еще, по крайней мере, не меньше пяти дней!
   Он говорил бодро, но сам мало верил своим словам. Мужчина вынес Агату из избушки, на край обрыва, сел там прямо на мокрую еще землю и усадил на девушку на колени. Они смотрели на розовеющее небо. Где-то просыпались птицы. Где-то легкий ветерок стряхивал капли с веток.
   - Прости меня, - сказал он.
   - Твой старик, тот, что послал тебя, видно, из ЗНАЮЩИХ. Только знать - мало. Я теперь это понимаю. Деревья не похожи одно на другое, у нас разное количество веток, разные листья, и множество иных различий. А люди отличаются тем, что внутри.
   - Что мне сделать? Что я могу сделать для тебя?
   - Когда совсем рассветет, почитай мне, пожалуйста, какую-нибудь книгу. Все равно какую. Мне приятно слышать твой голос.
   - Ты должна его ненавидеть.
   - Есть люди, которые знают ответы на все вопросы. Есть люди, которые не задают себе вопросов. Мне не за что тебя ненавидеть - ты был уверен в том, что делал, а теперь искренне жалеешь об этом, но и то и другое - это ты. Я счастлива, что узнала тебя. Я узнала, как это бывает, когда ничего не боишься и не в чем не сомневаешься. Когда действуешь. Ты не побоялся прийти сюда, хотя понимал, что я - невесть что, мало ли, какой я могу оказаться? Злой. Жестокой. Опасной. Неизвестной. Ты бросал вызов судьбе и самому себе, своей смелости, своей силе. Не твоя вина, что я оказалась другой.
  
   Она умерла под вечер. Он не знал, билось ли ее сердце раньше, но сейчас в груди у нее было тихо. Совсем тихо. Он выкопал могилу на краю обрыва, там, где еще утром они встречали рассвет. Земля была каменистая, каждое движение давалось с трудом, и раненная рука давала о себе знать, но мужчина будто радовался этой боли, будто специально звал ее.
   Он долго не решался похоронить девушку, и только мысль о том, что это может быть необходимо для превращения, заставила его с ней расстаться.
   Последний ком земли упал на могильный холмик. Следовало произнести речь.
   - Я укрепил наш дом, - сказал он, почему-то. - Крышу подлатал, теперь она не протекает. Возвращайся. Ты же смогла один раз, попробуй еще! Я никогда тебя больше не обижу, и никому не позволю... честное слово. Что нам остальные? Меня никто не ждет, да и тебя, я так понимаю, тоже. Будем жить - поживать... или нет! Мы отправимся путешествовать! Весь мир объездим!
   Он говорил еще какое-то время о разном. И неожиданно понял, что стоит один на скале, посреди огромного необитаемого леса, и что единственный его слушатель - ветер, которому все равно. Мужчина бросил лопату и ушел в домик.
   Он приходил каждый вечер на могилку и читал книги, рассказывал о каких-то своих старых бедах, уже не казавшихся ему действительно бедами, или молча сидел на добротной резной скамейке и смотрел на бушующий внизу лес.
  
   Когда идет дождь, ему кажется, что кто-то стучит в дверь... Но за дверью никого нет, и он снова прислушивается. Он знает, что дождется. Потому что не может быть иначе. Потому что слишком много в его душе любви, надежды, и печали. Так много, что хватит на двоих.
  
  
  
   Не все фотографии ложатся в альбом. Не все сновидения вошли в мою коллекцию. Какие-то из них - недостойны внимания, какие-то оставлены "про запас", как частенько поступают хозяйки с лучшими банками из своих осенних консерваций. А некоторые сны - это целые повести и неуместно помещать их здесь.
   Этот сон я оставила напоследок. Он дорог мне, хотя в нем нет всплеска фантазии, удивительных миров или интригующего сюжета. Однако именно его мой редактор назвал "самой фантастичной из придуманных мной историй". Он пессимист, мой редактор.
  
  
   ДЕНЬ ДОВЕРИЯ
  
   Я автоматически достал из кармана ключи, но тут же усмехнулся про себя и положил их обратно. Сколько еще людей в городе повторили этот жест?
   Город просыпался, готовый к необычному празднику, блестел надраенными окнами и накрахмаленными занавесками. В воздухе витали запахи свежеиспеченных вишневых пирогов: в каждом доме, на каждом столе - угощение. Чудесный праздник.
   Я шел по улице, выбирая дом. Прохожие улыбались мне, а я - им. Некоторые говорили: "С праздником!" и я отвечал им: "И вас". Цветочница старалась поскорее распродать свой душистый товар, чтобы тоже пойти в гости. В гости к тем, кого не будет дома. И, может быть, кто-то найдет сегодня свою судьбу, или встретит нового верного друга, а кто-то просто повеселиться в компании незнакомых сочаевников. Сегодня можно быть собой, или притвориться кем-то лучше, чем ты сам, все равно никто тебя не знает...
  
   Мне не повезло. Никто не зашел в этот дом, в эту квартиру и я ходил по комнатам, рассматривал фотографии в старинных рамках, пытаясь отгадать, что за люди здесь живут, чем занимаются, о чем думают...
   Записка: "Извините, телевизор сломан". В кладовой, на удивление, обнаружились нужные инструменты. Я расположился поудобнее и занялся любимым делом - починкой. Все оказалось проще, чем думалось, и вскоре я уже смеялся над забавным шоу-ведущим и его нерасторопным помощником.
   Потом посмотрел парочку фильмов, так же в одиночестве, сидя на полу и доедая третий кусок пирога.
  
   Я вышел из дома, купил в автомате благодарственную открытку, о которой не позаботился вчера и вернулся обратно. Открытка - это всего лишь открытка. Здесь не хватает искренности.
   Я дописал несколько слов и оставил ее на столе. Осмотрелся. Посуда убрана. Пирог до конца я не осилил и оставшееся прикрыл чистой бумажной салфеткой. Невостребованные стаканы стоят на том же подносе, что и стояли.
  
   Еще часок можно погулять по улицам, по набережной, а потом громко ухнет городская пушка, и все пойдут по домам.
   Я дождался пушки, но домой почему-то не пошел. Сидел на камне, смотрел на заходящее солнце и ни о чем не думал.
  
   Я вернулся домой поздно. У меня тоже побывали гости: в вазе стояли цветы, на столе чья-то добрая рука оставила новую скатерть в замен старой резанной клеенке. Клеенка лежала тут же рядом, на всякий случай, вдруг я ею дорожу? Я не дорожил, просто забывал купить новую. Еще на столе находилась благодарственная открытка, похожая на ту, что я оставил в том доме и чей-то красивый подчерк вывел на ней: "Большое спасибо за вишневый пирог. Надеюсь, мы встретимся в следующем году. С прошедшим праздником".
  
   Перелистывая чужой альбом с фотографиями, вы вдруг натыкаетесь взглядом на знакомое лицо: "О! да я же его знаю!". И сразу находятся общие темы для разговора, и неизменно кто-нибудь восклицает: "Как тесен мир!"...
   Все так. И мой "Альбом сновидений" - не исключение. Я все жду, может быть, кто-то узнает среди моих героев - обитателей собственных снов. Возможно, вы встречались с Сильфой, или бродили по пустыне с романтичным "пиратом" и слушательницей музыки ветра? А вдруг вам довелось путешествовать в поезде-призраке?
  
   Для кого-то я "открыла Америку", для кого-то - не сказала ничего нового. Но, надеюсь, есть и те, кто подумал: "Я знаю, о чем она говорит. Со мной случалось нечто подобное."
   Где-то есть учения о снах. Мудрые люди проанализировали и разложили по полочкам все наши химические процессы, всплески энергетических потоков и т.д. и т.п.. Но я из тех, кому легче изобрести велосипед, чем разбираться в устройстве уже существующей модели. Я не отвечаю на вопросы. Есть те, кто сделает это лучше меня. Я не задаю вопросов - это глупо, если ответы автору неизвестны. Мне всего лишь хотелось еще раз пережить увиденное, а потом поделиться этим с остальными.
  
   Кто знает, может быть где-то очень-очень далеко, другой любитель сновидений пытается рассказать своему недоверчивому миру про меня. Или про вас.
   Почему бы и нет?
  
  
  
  
   КОНЕЦ первой книги.
  
  
   1995 г. - 2005 г.
  
  
  
  
  
  
  
   Произведение: роман, книга первая
  
   Название: Альбом сновидений.
  
   Автор: Натали Тумко
  
   Содержание: Часть первая - стр. 1
   Часть вторая - стр. 49
   Часть третья - стр. 88
   Часть четвертая - стр. 127
  
  
  
   Редакторы: Силева Л.А.; Скрипилева Е. А.
  
   Иллюстратор: Лия Здоровец
  
   Эту и другие книги вы можете заказать по адресу: [email protected]
   Книги Натали Тумко:
   "Альбом сновидений" книга 1
   "Альбом сновидений" книга 2
   "Герои не всегда побеждают"
   "Друзья и недруги как снадобье от скуки"
   "Пленники доброй воли"
   "Сборник стихотворений"
   "Пьесы для студенческого театра"
   "Самоселы"
  
  
  
  
   183
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"