Я вроде бы еще не при смерти, но если меня спросить, какое у меня в жизни самое яркое воспоминание, то ответ будет таким.
Когда меня везли этапом из Петрозаводска в мордовские лагеря, на перегоне Ярославль-Горький в купе-клетку для политзаключенных подсел один полосатик. Поясняю для тех, кто не понял: "полосатик" - это заключенный с зоны осoбого режима, где сидят "особо опасные рецидивисты", одетые в специальную полосатую форму, а подсел он в наше купе, потому что политзаключенных, как таковых, в СССР не было, а все мы считались "особо опасными государственными преступниками". Так вот этот полосатик и говорит мне:
--
- Мне скоро на волю, вот я и хочу пошустрить на общаке в смысле вольных шмоток. Давай поменяемся одеждой, тогда меня на общак засунут. -
Я согласился, и вот представьте себе такую сцену: выгружают нас на горьковском вокзале, где мне, 19-летнему пацану в полосатой форме рецидивиста, сразу дают отдельный конвой из четырех солдат с двумя собаками и ведут таким манером через весь перрон. Вольная публика шарахалась в стороны.
Кончилось все вполне благополучно: в горьковской пересыльной тюрьме мы снова попали в одну камеру и опять поменялись одеждой. Забавный, кстати, был тип - у него в специальной тетрадке были переписаны "Каин" и "Манфред" Байрона в переводе Бунина, совсем по Ерофееву.