Annotation

     - Держись правее.

     Я постарался дотянуться до соседнего выступа, но нога предательски дрогнула, не найдя серьезной опоры в каменной ложбине.

     - Кит, давай!

     Обидно болтаться на веревке после пройденных двухсот метров. Особенно когда до вершины остается минут десять плотно сжатых зубов.

     - Будь у меня твои длинные руки, - прохрипел я снизу.

     - Будь у меня папа миллионер… Хорош болтать, Кит.

     - Здесь только прыгать.

     - Тогда чего ждешь, прыгай!

     Легко сказать, когда сам находишься на пару метров выше.

     Вроде и не новичок в подобных ситуациях, а ком к горлу каждый раз подкатывал. Делов-то, хорошо оттолкнуться и зацепиться за широкий выступ. Куда труднее было подтянуться на одних кончиках пальцев, или ползти на тех же кончиках, когда тело твое болтается над пропастью.

     Минут двадцать назад я именно такой трюк и провернул, без малейшей запинки. В отличие от Костика, испытывавшего робость перед подобного рода упражнениями. Сейчас же мы поменялись местами, и теперь уже он подтрунивал надо мною.

     - На счет три пошел.

     - Подожди ты.

     - Два.

     - Костян, песок тебе в ботинки.

     - Три!

     И я прыгнул, скрипнув от раздражения зубами. Левую коленку обожгло от удара, но руки лишь крепче вцепились в скальный карниз. Получилось… Сердце бешено заколотилось в груди, готовое в любую секунду вырваться наружу.

     - Давай, давай, верхолаз. Активней двигай пятой точкой.

     Оставшийся путь был простой формальностью. Именно то, что я так любил. Когда можно было забыть о безумных прыжках, зависаниях на кончиках пальцев, обжигающей боли в содранных до крови коленях. Забыть и почувствовать приятную усталость в натруженных мышцах.

     - Иди вперед, Кит.

     Костик сделал пару мелких шажков на узком выступе, пропуская.

     - Давно не глотал каменной пыли из-под моих ботинок?

     - Ага, что-то вроде того, - соврал Костян, потому как не было здесь никакой пыли.

     Этот маршрут мы собственными телами протерли до блеска и знали каждый выступ на пути. Дружище даже не утруждался одевать защитную амуницию, оттачивая и без того безупречный стиль прохождения. В этот раз он зашел еще дальше. Металлический звук расстегиваемого карабина не оставил сомнений: напарник решил добавить адреналина в кровь, оставшись без страховочного троса.

     - Ты спятил?

     - Не дрейфь, Китяра. Следующим шагом будет повязка на глаза.

     - С такими замашками тебе в цирке выступать… вместо клоунов-акробатов.

     - А разве такие бывают?

     - Без понятия, - признался я и щелкнул застежкой, высвобождая веревку. В конце концов одну глупость сегодня совершил, отправившись в путь без наколенников. Одной глупостью больше, одной меньше.

     - Страшно? – долетел до ушей веселый голос друга.

     - Ага… уже обосрался.

     Старый маршрут превратился в сплошные нервы. Ноги дрожали на знакомых широких уступах, а вспотевшие ладони то и дело приходилось вытирать о штаны. Я попытался воспользоваться теоретическими знаниями, полученными на уроках психологии. Нужно было лишь обмануть собственное сознание, представив под собой метровую высоту и мягкие маты. Однако, мозг оказался куда хитрее хозяина, и потому с завидным постоянством прокручивал в сознании сюжеты с падением: слишком реалистичными для воображаемой картинки. Расплющенное о камни тело, переломанные кости, выпущенные наружу кишки - завтра же намекну Илье Анатольевичу, нашему профессору психологии, о бесполезности метода «замещения» на практике. Мне-то уж точно лучше не стало.

     С этими мыслями и добрался до верхушки искусственной скалы, где поджидал неприятный сюрприз в виде сколотого напрочь выступа. Единственного рычага, позволяющего попасть на плоскую вершину. Конечно, можно было изловчиться и ухватиться за край в высоком прыжке, но без страховочного троса…

     Если пальцы соскользнут, не зацепятся за край - второго шанса не будет. Слишком узким был порог скалы под ногами, чтобы рассчитывать на удачное приземление.

     Внизу нетерпеливо завозился Костян, недоумевая, в чем может быть причина задержки. Сказать? А толку-то... местами не поменяешься, вниз не спустишься. Можно было проторчать здесь до понедельника, пока поднятые по тревоги службы спасения не снимут горе-скалолазов. Отличный повод для зубоскальства в школе. Уж Дюша такой шанс точно не упустит.

      Взгляд заскользил по серой поверхности в поисках малейших зацепок, но кроме торчавшего над головой растения ничего обнаружить не удалось. Куст, впившийся узловатым корневищем в голые скальные породы, раньше не привлекал особого внимания. Теперь же он оставался единственным билетом на вершину.

     Схватившись рукой за толстый отросток, попробовал на прочность импровизированную лиану. Дернул пару раз на себя - вроде ничего, сидит крепко. Тогда вперед, к покорению вершины.

     Перекинув вес тела на вытянутую руку, подтянулся и… тут случилось неожиданное. Казавшееся могучим корневище не выдержало. Над головой раздался характерный треск, посыпался грунт, а следом куча камешков. Процесс вышел столь стремительным, что даже толком сообразить не успел. Растение вылетело из скалы, словно пузатая пробка из бутылки шампанского.

     Тело согласно законам инерции, повело назад и я, совершив пару нелепых пассов руками, забалансировал на краю выступа. Где-то в груди возникло щемящее чувство свободного падения. Нет, ты еще не летишь, но каждая клеточка организма уже сигнализируют об этом - доли секунды, когда находишься на грани падения. И в это самое мгновение правая рука, описав дополнительный круг, вернула все на свои места. Тело вновь приобрело равновесие, а пальцы крепко схватились за острый скальный выступ. До ушей долетел дробный звук мелких камешков, достигших основания горы.

     Мозг еще жил ощущениями падения, когда я в отчаянном прыжке вцепился в край верхней площадки. То, чего раньше боялся, стало возможным под гигантским выбросом адреналина.

     Подтягиваюсь, опираюсь на поверхность скалы выставленным вперед предплечьем. Еще чуть-чуть, последнее усилие. Перекидываю ногу через край, и всё - финиш! В тысячный раз покоренная высота оставила без сил. Я рухнул на спину и сквозь прилипшую к телу футболку ощутил тепло нагретого камня. До чего же хорошо! Жмурюсь от яркого летнего солнца. Чувствую, как гуляющий по вершине ветер моментально забирается под одежду, начинает холодить кожу.

     Да-а-а, я сделал это! Без защиты и страховки, с балансировкой на самом краю – я это сделал! Кипящий бульон эмоций, крепко приправленный адреналином, заполнил организм по самую макушку. Все что мне оставалось – это лежать и бесконечно улыбаться, радуясь такой малости, что живой.

     Я бы и дальше продолжал наслаждаться победой, но тут до ушей долетел странный звук: едва различимый шорох, то и дело заглушаемый порывами ветра. Он доносился из-за края площадки, где совсем недавно рос большой куст.

     Точно, Костян! Совсем забыл про приятеля, который теперь стоит и не знает, что делать. Уступ сколот, растения нет, остался лишь рискованный прыжок без права на ошибку. Ровно такой же выбор, как и у меня пару минут назад.

     - Нашел место и время для загара, - выпалил я заранее подготовленную остроту и умолк, столкнувшись с беспомощным взглядом Костяна. Приятель, который за словом в карман не лез и которому всегда найдется чем ответить, теперь стоял внизу и застенчиво улыбался.

     Очередная шутка комом застряла в горле, так и не родившись на свет. Перегнувшись через край, я протянул ладонь другу.

     - Давай, Костян… хватайся.

     

     Мы сидели на вершине искусственной горы и смотрели на раскинувшуюся под ногами рыжую долину, именуемую в народе Красногорским полигоном. Некогда закрытая для свободного посещения зона, превратилась в парк экстремальных развлечений, где любители адреналина могли найти занятие по душе. Здесь были фанаты гонок на «квадриках» и «багах», страйкболов и пейнтболов, наземных и воздушных боев беспилотников, паркура, скейтбординга, «кросс-кантри», «фрирайда» и прочего, прочего, прочего, чему названия не знал и даже не подозревал о его существовании. Лично мы с Костяном облюбовали громадные каменные столбы, созданные военными для одних им ведомым целей. Знай себе, покоряли вершины и называли это скалолазанием, пока в один прекрасный день нас не подняли на смех, назвав молокососами-любителями. Оказывается, в среде профессионалов это слово не в чести, зато есть масса других терминов, обозначающих… Я даже не стал вникать в значение таких слов, как «боулдеринг», «клаймбинг», «он-сайт» и «мультипитч». Мне просто нравилось забираться по громадным двухсотметровым столбам, а потом, сидя на прогретой солнцем поверхности, созерцать далекий горизонт.

     - Слыхал, к нам завтра новенькие приходят? - Костик прервал затянувшееся молчание. Обычно мы не говорили о делах на вершине, больше молчали или шутили по мелочам, но сегодня приятель решил нарушить негласное правило.

     - Да, Олька о чем-то таком упоминала, - вспомнил я. Событие само по себе редкое, чтобы в последний год обучения появлялись новички, да еще сразу двое. По этому поводу девчонки из класса устроили многочасовую переписку и сорвали свидание. Что самое обидное – первое, после двух месяцев вынужденной разлуки. Олька на каникулы укатила с предками в Латинскую Америку, а когда вернулась, даже толком поговорить не успели: то с маман по магазинам, то к тете в гости, то подготовка школьного эссе, за который Галина Николаевна, наша классуха, три шкуры сдерет, если не увидит на столе первого сентября.

     Вчера мы-таки умудрились вырваться на совместную прогулку в парк, но лишь для того, чтобы слушать бесконечно тренькающий телефон. И даже любимая сладкая вата не смогла отвлечь Ольку от увлекательной переписки.

     Честное слово, даже обидно за пацанов стало. У нас тоже был свой чат, только крайне тухлый, если сравнивать с девчоночьим. Раз в неделю Паша запостит пошлый анекдот или картинку, Дюша напишет свое любимое «гы-гы», а проснувшийся ближе к ночи Кузька начнет донимать про домашнее задание. И ведь все равно не сделает, а будет караулить утром в коридоре с извечной просьбой «дай списать».

     - Чего еще Олька рассказывала?

     - Да ничего особенного, - пожал я плечами, - вчера толком не поговорили. Знаю только, что новенькие будут, вот и все.

     - Вот и все, - передразнил приятель, - Кит, нельзя настолько быть похеристом. Я понимаю, что у тебя есть девушка и все такое, но на коллектив забивать нельзя. Ты хоть иногда интересуйся жизнью класса, а то живете с Олькой, словно на другой планете.

     - И?

     - Что и? – не понял Костик.

     - И я интересуюсь, кто приходит.

     - Интересуется он… Хоть бы потрудился изобразить любопытство на лице.

     Костик замолчал, швыряя камешки вниз. Приятеля хватило ровно на десять секунд тишины, после чего он не выдержал и выдал:

     - Приходят парень и девчонка, причем девчонка симпотная.

     - Откуда народ знает или снова Зарубина разболтала?

     - А то, - подтвердил Костян.

     Маргарита Зарубина - дочка завуча и по совместительству главный трепач нашего класса, а может статься, что и школы в целом. Она одной из первых узнавала информацию от родительницы, ну и разбалтывала по секрету всему свету. А то, чего не знала - придумывала, пугая особо доверчивых внезапной контрольной по математике или проверками из министерства образования. Один раз Кузьку едва до сердечного приступа не довела, рассказав про открытый урок, на котором будет проводиться поголовный опрос и только попробуй проколись. А у парня не то что домашка не сделана, он в принципе не в зуб ногой по химии. Все эти валентности и органики были столь же далеки от Кузькиной головы, как и звезды на небе.

     - Насколько симпотная?

     - Тебе-то чего, Кит? У тебя Олька есть.

     Мне и вправду было неинтересно, а вот Костика буквально распирало изнутри. Не дождавшись ответа, он протараторил:

     - Говорят, она прямо модель, хоть сейчас на обложку журнала. И фигурка, и личико, и ноги от ушей.

     - И сиськи большие, - добавил я до полноты картины.

     - Ты рот-то не разевай раньше времени, и без того целая толпа женихов выстроилась.

     - Да я не претендую.

     - Смотри, а то все Ольке расскажу.

     Расскажет он, как же. Костян мог быть еще тем засранцем, особенно в мелочах, но когда речь заходила о главном, не было на свете человека надежнее. Мы дружили с ним с самого детства, с той самой поры, когда худого пацаненка привели в третий «В» класс, представили Константином Лощинским и усадили со мной за одну парту. Мы подрались в тот же день, помирились, да так и продолжили сидеть вместе.

     - Я тебя иногда к нему ревную, - призналась как-то Олька, когда я сорвался со свиданки, чмокнув девушку на прощанье.

     - Чего это?

     - Позвонил и ты сразу бежать.

     - Он мой друг.

     - А я твоя девушка.

     - Оль, ему помощь нужна.

     - Знаю я эти ваши…, опять ехать на деревню к дедушке, перетаскивать рухлядь? А если мне помощь понадобится?

     - Я буду рядом.

     - А если нам одновременно будет нужна помощь, кого выберешь?

     - Оль, не начинай…

     - Ты не ответил.

     Приходилось обнимать, целовать девушку и горячо убеждать:

     - Конечно тебя.

     А потом хватать вещи и нестись на другой край губернии, помогать перетаскивать Костику старую мебель.

     

     Вечером того же дня долго стоял под душем, смывая накопившуюся усталость. Натруженные мышцы привычно ныли, саднила разбитая коленка, напоминая о глупом поступке, едва не стоившим жизни.

     Тело слегка потряхивало. Афтершоки продолжали накатывать волна за волной, настолько сильным был первоначальный выброс адреналина. И даже ощущение мира изменилось.

     Еще утром душила тоска при одной только мысли о том, что закончились каникулы и пришла пора возвращаться в школу. А сейчас сидел на кухне и даже привычное бряцанье посуды слушал с удовольствием. Эх, заскочить бы к Ольке, вытащить её сонную в теплую ночь, прижаться губами к пахнущей ландышем коже и…

     - Никит, ты меня слушаешь?

     Нет, к Ольке не пойду: поздно уже, да и не выйдет она. После поездки в Латинскую Америку совсем странной вернулась, вечно витает в облаках или спит на ходу, потому как разницу в часовых поясах никто не отменял.

     - Никита!

     - Мам, я слушаю.

     - У тебя все к первому сентября готово?

     - Да.

     - Портфель сложил?

     - Да.

     - А форма?

     - Да.

     - Что да?

     - Сложил.

     - Куда сложил?

     Тут мамка меня поймала. Она как опытный следователь, сыпала однотипными вопросами, усыпляя бдительность. А я постоянно прокалывался, вот и сейчас пришлось отдуваться за кратковременную потерю концентрации.

     - Ты ее не сложить должен был, а погладить.

     - Да погладил я.

     - Покажи.

     Нифига я не погладил. Портфель сложить - сложил, делов-то, закинул пару тетрадок с учебниками, планшет с пеналом и готово. А вот со школьной формой возиться не хотелось. Да и чего ей будет, висит себе спокойно в шкафу с самой весны, никто не трогает. Но матери виднее, поэтому пришлось доставать и идти гладить.

     - Никит, и на эти выходные ничего не планируй, - донеслось с кухни, пока водил раскаленным утюгом по брюкам.

     - Мам, у меня планы.

     - Никаких планов, мы едем к тете Ларисе.

     - Мам, у меня не получится.

     - Все у тебя получится, а Ольга твоя подождет, никуда не денется.

     - Это твоя тетя Крыса никуда не денется, - не выдержав, съязвил я.

     - Никита, сколько раз можно делать замечание о неуместности подобного рода шуток.

     Да какие уж тут шутки, она и вправду на крысу похожа: худая, с острым носом и вечно бегающими глазками. Постоянно сплетничает и отца моего вспоминает плохими словами. Я может его сам терпеть не могу и при встрече непременно дам в рожу. Но то я, а она человек посторонний, поэтому пускай в семью нашу не лезет и лучше своей личной жизнью занимается. Опять мать напоит, доведет до слез - морда крысиная.

     - Никит, я гостинцы везу, и кое-что из старых вещей, поэтому одна не управлюсь.

     - Таксиста попросишь.

     В ответ тишина.

     Хуже нет, когда вот так вот. Когда сильная характером мамка, которую ничем не сломить и не смутить, вдруг умолкала. Не спорила, не настаивала на своем, а превращалась в уставшую женщину.

     И ведь правда одна поедет, а еще эти сумки треклятые будет тягать. И никого о помощи не попросит, потому что привыкла всю жизнь одна лямку тянуть.

     Касаюсь раскаленной поверхности, и та шипит под наслюнявленным пальцем. С силой вдавливаю утюг в ненавистные брюки, сколько лет ношу – обрыгли. Интересно, и кто додумался ввести обязаловку в школу? Лет тридцать назад ходили кто во что горазд: хочешь – в штанах, а хочешь – в джинсах, и все были довольны, зато сейчас безликая серая масса.

     Вода шумит на кухне, мамка продолжает молчать.

     - Поеду я, - кричу из своей комнаты, не выдержав затянувшейся паузы. С силой встряхиваю горячие после глажки брюки.

     Конечно, поеду, куда я денусь.

     

     Первое сентября началось с легкого дождя и вступительной речи директрисы:

     - … взять от учебного сезона максимум, ничего не упустить и довести свои возможности до совершенства. Вы – будущее страны и просто обязаны быть умнее образованнее и успешнее нас. Не бойтесь совершать ошибки, ведь кто не ошибается, тот не учиться.

     Первоклашки стояли в первых рядах – нестройная линия белых бантов, букетов и больших глаз: у кого от страха, а у кого от любопытства. За спинами новоиспеченных учеников шевелилось море родителей, накатывало волной, поправляя сбившуюся форму, нашептывая, гладя по макушке. Накатывало и отступало, создавая постоянный шум.

     - Сегодня самые юные ученики впервые переступят порог нашей школы. Пусть она станет для вас вторым домом, а класс – дружной семьей.

     И такой речи на добрые десять минут, а потом Дюша таскал на плече перепуганную первоклашку. На радость публике девчонка заехала блестящим колокольчиком по Дюшиной бестолковке, отчего, кажется, напугалась еще больше.

     Зазвучала торжественная мелодия и входные двери средней образовательной школы номер четыре гостеприимно распахнулись.

     - Ребят, пора, - послышался взволнованный голос классухи.

     И мы двинулись вперед нестройной толпой, следуя непреложным правилам церемонии. Сейчас старшеклассники возьмут малышню за руки, и отведут в класс. Своего рода передача эстафеты от тех, кто скоро отмучается, тем - кому все еще предстоит.

     Первоклашек расхватали быстро. Кузька потащил вперед пацаненка, такого же вертлявого, как и он сам. Алла вышагивала словно по подиуму, а рядом с ней семенила кнопка, совсем мелкая, с трудом удерживающая огромный букет цветов. Мне достался смурной пацан, успевший влезть в лужу и испачкаться. На начищенных до блеска ботинках отчетливо виднелись серые комья грязи.

     - Ребята, не торопимся, держимся парами, - доносится голос директрисы из динамиков. Стоило ему смолкнуть, как тут же понеслось со всех сторон:

     - Леночка, посмотри на меня… Умничка, а теперь улыбнись.

     - Петя… Петя, платочек в верхнем кармашке. Не смей рукавом вытираться, кому говорю.

     Порученный мне пацан покорно плелся рядом, изучая землю под ногами. А зря, вокруг было на что посмотреть.

     Еще тридцать лет назад средние учебные заведения представляли собою типовые объекты, доставшиеся стране по наследству от некогда великой империи. Небольшие трехэтажные здания, выстроенные в виде буквы «П», а иногда «Н», за долгие годы эксплуатации порядком обветшали. Правительство долго сопротивлялось новым проектам, пыталось сэкономить и провести очередную программу реновации, но в конечном итоге было вынуждено согласится с утверждением, что дети наше будущее. А в будущее как известно, необходимо вкладываться, поэтому государство было вынуждено раскошелиться на многие миллиарды. Так и возникли огромные – нет, не храмы науки, а настоящие дворцы с атриумами, фонтанами и многочисленными переходами из корпуса в корпус. Одних первых классов было девятнадцать штук, а общее число учащихся давно перевалило за семь тысяч.

     После долгих расчетов оказалось, что куда дешевле построить одну большую школу, чем с десяток маленьких. А то, что детям по часу придется добираться из пункта А в пункт Б – мелочи, потому как у многих семей есть машина, ходит общественный транспорт, а для отдаленных районов организуем специальные автобусы. На том и порешили.

     И выросли в городах учебные комплексы – огромные, масштабам своим напоминающие скорее столичные университеты, нежели старые уютные школы. От таких пространств у взрослого человека голова пойдет кругом, куда там первоклашке.

     - Страшно? – поинтересовался я у новоиспеченного ученика. Мы как раз походили под прозрачным куполом, сквозь который проглядывало хмурое осеннее небо.

     В ответ раздалось невнятное «м-м-м».

     - Готовься, пацан, эта телега затянется на долгие двенадцать лет.

     Кажется, первоклашка что-то такое подозревал. Может потому и бегал по грязи, радуясь последним часам свободы или искал глубокую лужу, чтобы утопиться.

     Спровадив подопечного в класс с табличкой «1-К», вышел в коридор, где столкнулся с Кузьмой, пребывающим в расстроенных чувствах.

     - Чего случилось?

     - Да блин…, - Кузьма, он же Кузька, он же Александр Кузьмин, махнул в отчаянии рукой. – Ты сколько листов эссе накарябал?

     - Положенные двадцать.

     - А-а-а, - взвыл парень, взъерошив и без того торчащие в разные стороны волосы. – Никитос, ты уверен?! Точно нужно было двадцать?!

     - Точно.

     - Гори оно все, - в отчаянии воскликнул Кузька и побежал прочь по длинному коридору.

     Хотел я было остановить одноклассника, предупредить, что кабинет русского и литературы находится в другой стороне. Но это же Кузьма, его сейчас лучше не трогать. Пробежится по этажам, понервничает - глядишь, к первому уроку и успокоится.

     Под потолком заиграла знакомая до нервного зуда мелодия и диктор приятным женским голосом поздравил с началом учебного года. Заодно напомнил, что до начала первого урока осталось десять минут. А еще надо успеть сдать мобильник дежурному, и получить ключи от шкафчика.

     Прощай лето, прощай сон до обеда и беспечная жизнь. Да здравствует школа - храм знаний, науки и тоскливого существования от звонка до звонка.

     

     Я успел уложиться в отведенное время, и уже видел гостеприимно распахнутые двери кабинета перед собой, когда внезапно возникла спина. Андрей Соломатин, он же Дюша, он же Дюшес – мой заклятый враг с первого класса. Настоящий богатырь с Южного Урала, как любила говаривать математичка. Высокий, под два метра ростом, косая сажень в плечах - до пятого класса я с ним худо-бедно справлялся, а потом он меня начал валять. Проигрывал ему постоянно, но глаз подбить, а то и нос расквасить иногда удавалось, тем и утешался.

     В прошлом году сцепились прямо в школьном коридоре, под оком бдительных камер. Получили вызов к директрисе и строгий нагоняй, что если еще раз подобное повториться, мигом вылетим из школы. И будем ездить в ближайшую поселковую, до которой добираться два часа, с учетом пробок.

     В поселковую не хотелось, тем более что в поселке городских не жаловали и, чего греха таить, частенько бивали. Вот мы и заключили с Дюшей вынужденное перемирие. Кулаки лишний раз не распускали, но обидную шутку отпустить в адрес противника – это всегда пожалуйста.

     - Дюшес, я смотрю, ты раскабанел за время летних каникул… Отъел ряху.

     - Это кто там пищит подмышкой? Синица, ты что ли?

     Уральский богатырь замер на пороге, перегородив проход. Так и подмывало пнуть, оставив свежий след на штанине. А лучше разбежаться и толкнуть внутрь класса. Дюша может и здоровый, но силу импульса еще никто не отменял: масса тела, помноженная на скорость.

     - Соломатин, Синицын, опять за старое взялись? Все никак не угомонитесь, - послышался голос Ритки Зарубиной. Неприятный словно пенопластом прошлись по стене. – А ну освободили проход.

     Мы с Дюшей послушно расступились, потому как связываться с дочкой завуча себе дороже. Худая, с вечно задранным носом, Маргарита, прошествовала мимо, демонстрируя извечное пренебрежение к школьному плебсу. Следом проскочил заполошный Кузька, взъерошенный и раскрасневшийся без меры. Потом продефилировала Алла, демонстрируя свежий, средиземноморский загар. Последним шел Костик, ну как шел – споткнулся о вытянутую ногу и едва не распластался на полу, чудом сохранив равновесие.

     Довольный Дюша заржал, а вот дружище моему было не до смеха. Ткнув пальцем в сторону обидчика, он проорал:

     - Ты чего, совсем оборзел!

     - Успокойся, Лощинский. Никто тебе не виноват, под ноги нужно смотреть.

     - Дюшес, ты реально оборзел, - встал я рядом с другом, – не с того год начал.

     За спиной Соломатина моментально выросли шестерки: Саша с Пашей. Два вечно хмурых типа, ржущих исключительно над шутками друг друга, такими же тупыми, как они сами. И все бы ничего, только один из них был боксером с перебитым носом, а другой вольник с поломанными ушами. Дюша сам в недавнем прошлом спортсмен, со спортсменами и водился.

     Трое против двоих - перевес явно не в нашу пользу. Да и в равных составах вряд ли смогли бы изменить ситуацию. Потому как тот же Пашка в свое время навалял двум десятиклассникам, сам при этом будучи в восьмом.

     - Придурок, из-за тебя чуть не упал! – проорал Костик. Попытался добавить грозные нотки, но вышло неубедительно: голос дал петуха.

     - Хочешь предъявить претензии? - Дюша в недоумении развел руками. Дескать, странный парень – кричит, чего-то требует. – Ну так давай, встретимся после школы, поговорим.

     Саша с Пашей обидно заржали, а сам Дюша слегка улыбнулся, демонстрируя дружелюбие. Миролюбивым был и его тон, только вот в глазах плескалась самая настоящая злость.

     - Мы придем, если хочешь поговорить, - не выдержал я, чувствуя, как внутри закипает ответная ярость. Кулаки сжались, по телу пробежала знакомая волна адреналина, прибавляющая сил и тупой отваги.

     - Синица, ты-то куда вечно лезешь? Или твой дружок язык в жопу засунул?

     - Та-ак, - раздалось протяжное. Электрический разряд, скопившийся в воздухе, мигом ушел в землю.

     В кабинет вошла Галина Николаевна, учительница русского языка и литературы, а по совместительству бог и царь, то бишь наш классный руководитель. Опытным взглядом оценив сложившуюся ситуацию, она выдала серию коротких приказов:

     - Всем по местам. Соломатин, Синицын, остаетесь после уроков на профилактическую беседу.

     - Галина Николавна, - взвыл Дюшес, - мне нельзя, у меня планы.

     - Можно, Соломатин… мне все можно, поэтому планы свои оставь до лучших времен, когда нормально вести себя научишься. Синицын, тебя это тоже касается.

     - Ну, Галина Николавна…

     - Кому сказано, по местам.

     Спорить с нашей учительницей совсем не хотелось, потому как была она классной во всех смыслах данного слова. Мягкая, интеллигентная женщина, обожающая Чехова и русскую поэзию серебряного века. Стоящая горой за наш класс и воюющая в одиночку с грозной учебной комиссией, перед которой дрожала сама директриса. Может потому нас с Дюшей до сих пор не выгнали из школы, а шебутной Кузька не остался на второй год.

     Мягкая, а еще очень добрая…

     - Ну вот, пожалуйста, - пожаловалась она классу и с громким хлопком опустила журнал на поверхность стола. – Учебный год только начался, а у меня уже руки трясутся. Соломатин, Синицын вы что мне обещали в прошлом году? Никаких драк, никаких конфликтов… Ведь так было, чего глаза в пол опустили?

     - Я видела, это все Лощинский начал, - ядовитым голоском заметила Ритка. Вот ведь стукачка, если бы не мама завуч, народ давно бы ей темную устроил.

     - То Лощинский, то Петров, то Сидоров - у них вечно виноват кто-то третий. Только чем все заканчивается? Правильно, очередной дракой и вызовом на ковер к директору. И ладно бы только их одних. Я устала выслушивать лекции на тему служебного несоответствия. А родители, вы о родителях подумали? Вы же лбы здоровые, а ведете себя хуже малышни. Тем хоть что-то объяснить можно, достучаться до сознательности, а вам… Как вам не стыдно.

     Галина Николаевна вздохнула и помассировала виски, совсем как в прошлом году, когда целую неделю просидела на успокоительных. Помнится, тогда уральский балбес пнул меня под зад, а я горшком с геранью запустил. В голову не попал, зато угодил в настенную телевизионную панель, стоившую баснословных денег. Что и говорить, скандал удался на славу – пропесочили Соломатина с Синицыным по полной программе.

     - Садитесь… Не с того я хотела начать урок… У нас сегодня новенькие… Вы проходите, не бойтесь – эти два обалдуя представляют опасность только когда сходятся вместе, а по отдельности вполне нормальные ребята.

     Парень с девушкой вышли к доске и замерли напротив притихшего класса – пара десятков любопытных глаз с интересом уставилась на них. Как там сказала наша классуха: проходите – не бойтесь? Вновь прибывшие не были похожи на испуганных новичков, скорее наоборот: уверенные, знающие себе цену.

     - Представьтесь пожалуйста.

     - Вячеслав Сабуров – первым начал парень. – Восемнадцать лет, родился в Праге. Увлекаюсь искусством и политикой, надеюсь найти в вашем лице хороших друзей и верных товарищей.

     - А Николай Петрович Сабуров вам кем приходится? – лилейным голоском вопросила Алла, известная модница и вертихвостка. Все-то она знала, но решила лишний раз покрасоваться перед мальчиком. Не то чтобы новенький был красавцем… Хотя кого я обманываю, он таким и был. Высоким, смазливым, с манерами и хорошо поставленным голосом – девчонкам такие нравятся. То-то они оживились, начали активно перешептываться и переглядываться. И что самое обидное, моя Олька тоже не сводила глаз с новичка.

     - Николай Петрович Сабуров мой отец.

     Класс зашумел, словно впервые услыхав эту новость. Ага, как же… Зарубина еще неделю назад всем растрезвонила. А вчера даже в вечно тухлом пацанском чате об этом написали, сразу после фоток голых красоток, которых запостил Паша.

     - Тишина в классе! - Галина Николаевна повысила голос.

     Причина возникшего шума была понятна: Николай Сабуров известный дипломат мирового уровня. Ему сам президент награду вручал - орден «за заслуги перед отечеством» энной степени. И по телевизору мелькал периодически, особенно когда заходила речь о ближневосточном конфликте. На внешность - представительный мужчина с аккуратной бородкой и манерами аристократа. Умный, интеллигентный, бесспорно талантливый. Сейчас перед нами была его полная копия, разве что моложе лет на тридцать и без бороды.

     Стоявшая рядом девушка была под стать принцу от дипломатии. Не зря Костик говорил про модельную внешность, ей хоть сейчас на обложку журнала. И даже унылая форма учебного заведения не могла испортить общей картины. Черные волосы цвета вороненой стали сплошной волной спускались на плечи, обрамляя идеальные черты лица. Слишком идеальные, словно перед нами стоял не живой человек, а отредактированное цифровое изображение, ну или чудо пластической хирургии. Впрочем, на счет последнего были большие сомнения, потому как до двадцати одного года ложиться под скальпель было строго запрещено. Если только нет врожденных дефектов внешности вроде заячьей губы или вновь приобретенных уродств в результате болезни или несчастного случая.

     Не знаю, как остальным, а мне такие не нравились. Словно с конвейера модных журналов сошла, где таких лиц сотни, тысячи… даже взгляду зацепиться не за что. Пресные они и скучный, то ли дело моя Олька, с конопушками и вздернутым носиком. При желании можно было придраться к форме мочек и торчащим лопаткам, к фигуре, слегка мальчишеской и небольшому размеру груди. Но мне было хорошо с ней, а остальное не имело значение. С этой рыжей бестией - природной стихией огня, никогда не заскучаешь. Вот и сейчас, поймав мой взгляд, Олька погрозила пальчиком, словно сама не пялилась на сына дипломата.

     - Я же тебе говорил, красотка, - прошептал восхищенный Костян.

     - Обыкновенное восковое яблоко из гастронома, - возразил я.

     - А тебе червивые из городского сада подавай?

     - Они хоть вкус имеют.

     - Тоже мне, садовод любитель выискался. И много яблочек успел надкусить в свои восемнадцать?

     - Зачем много, у меня уже есть одно, - я кивнул в сторону Ольки.

     - Никитос, ты рассуждаешь, как старый дед. Пока молодой и зубы имеются, надо грызть все подряд, а когда челюсть вставят, тогда и будешь прошлое вспоминать.

     - Тишина! – наша классная руководительница вновь была вынуждена повысить голос. Совсем чуть-чуть, на полтона, потому что орать и грозить, как это делала та же математичка, Галина Николаевна не могла, по причине врожденной мягкости характера. – Ребят, пожалуйста.

     И ребята замолчали.

     - Марина Володина, семнадцать лет…, - начала представляться новенькая.

     - А говорили, парня нет. Это какого такого Володьки, с двенадцатого «Д» что-ли? – возмутился вечный шутник и балагур Дамир.

     Класс загудел, засмеялся. Улыбнулась и новенькая: легко и непринужденно.

     - Что за выкрики с места? Юнусов, опять за старое? Давно отца в школу не вызывали?

     - Галина Николавна, не надо отца, он у меня грозный.

     - Ох, Юнусов, смотри у меня. Не прекратишь с шуточками, будешь перед директором выступать с очередным стендапом. Вот тогда родители посмеются.

     - Не посмеются, Галина Николавна, - горестно вздохнул Дамир, - у папы чувство юмора напрочь отсутствует.

     - Теперь понятно, в кого ты такой, - успокоила парня классная руководительница.

     - Че, Юнусов, срезали тебя, - заржал Паша, а следом и остальной класс.

     Прошло еще секунд тридцать, прежде чем все успокоились, и Марина смогла продолжить рассказ. О том, что соскучилась за лето по школе, и о том насколько рада оказаться в нашем классе. О том, что хочет обрести здесь новых друзей и подруг, повысить успеваемость и закончить школу на отлично. Пустые, ничего не значащие слова, обыкновенно произносимые каждым новичком. Имела значение только улыбка и мягкий, обволакивающий голос. Кажется, у нашей Аллочки, некогда первой красавицы класса, появился серьезный конкурент.

     Новички прошли в класс и расселись по указанным местам. Так сын дипломата оказался за одной партой с Пашкой, который помимо успехов в спорте был известен тем, что любил подрисовывать члены. Особенно сильно пострадал учебник истории за шестой класс, где каждый видный деятель обладал гипертрофированными половыми признаками.

     Красавица Марина оказалась соседкой Тони: тихой, незаметной девушки на третьем ряду. Ее так и прозвали Тоня-тихоня.

     - Смотри, как Дамир вертится, - зашептал довольный Костик. – Он Пашку специально отсадил, рассчитывая, что новенькую к нему подселят. Обломался наш комик.

     - А почему именно к нему? Могли бы к тому же Пашке.

     - Кит, ты в своем уме. Кто к этому извращенцу нормальную девчонку подпустит?

     Пашка-Паштет не был извращенцем, просто обладал слегка своеобразным восприятием мира - мира победившего феминизма, где между мужчиной и женщиной стоял знак абсолютного равенства. Если пацанам интересно смотреть непристойные фотки, то почему бы не поделиться ими с девчонками. Бедная Тоня-тихоня аж взвизгнула и пошла красными пятнами, когда увидела… Точно не известно, что там Паша ей показал, на своем учебном планшете, но с тех пор за партой сидел исключительно с парнями.

     Впереди скрипнул стул и перед нами возникло раскрасневшееся лицо Кузьки.

     - Костян, ты сколько страниц написал?

     Вот кому не было никакого дела до новеньких, особенно когда перед глазами маячил «неуд» за летнее эссе.

     - Двадцать.

     Кузьма непременно бы взвыл, если бы не присутствие учителя в классе.

     - А ты? – воззрился он с надеждой на меня.

     - Ты меня уже спрашивал?

     - И?

     - Положенные двадцать.

     Бедолага схватился за волосы, и уже готов был начать трепать без того растрепанную шевелюру, но тут…

     - Кузьмин, почему вертимся? Доска находится с другой стороны.

     - Всё, попал Кузька, - прошептал довольный Костик и как в воду глядел.

     - Надеюсь, все помнят про летнее задание: эссе на тему «антропогенный фактор и глобальные экологические проблемы". В вашем распоряжении было целых три месяца, чтобы написать небольшое сочинение. С кого начнем? А вот, пожалуй, с тебя и начнем, Кузьмин. Ты у нас больше других вертишься.

     Плечи обреченного Кузьки поникли…

     Так наступил мой двенадцатый год обучения.

     

     Неделя пролетела, не успел оглянуться. Сразу же накидали новых заданий, особенно свирепствовал физик, с курсом по квантовой физике, оказавшейся на редкость мозголомной. Куда там неклассической философии 19 века с ее иррационализмом.

     - Есть какие-нибудь вопросы?

     Класс молчал, пытаясь переварить услышанное, а Павел Терентьевич продолжал издеваться:

     - Я понимаю, что изложенный учебный материал может показаться излишне легким. Поверьте, это далеко не так. Квантовая физика заслуженно считается одним из самых сложных разделов теоретической физики и самое трудное вас поджидает впереди.

     Интересно, кому это он рассказывает, Аллочке? Которая была не в состоянии выговорить словосочетание корпускулярно-волновой дуализм, а речи о понимании даже не шло. Приходилось зубрить параграфы наизусть, как зубрил английский Пашка.

     - У меня это… неспособность к обучению иностранными языками, - объяснял он нам на перемене. – Не выйдет из меня переводчика.

     - Зато гинеколог хороший получится, - фыркала Зарубина. – Горазд ты Паша, письки рисовать.

     - Это да…, - парень засветился довольной улыбкой.

     И уже через пять минут тарабанил заученный текст.

     - Рашен Федерашен из зе ладжест кантри ин зе ворлд.

     Англичанка, сухонькая пожилая женщина, морщилась, словно от зубной боли.

     - Нина Михайловна, я ошибся?

     - Да, Бурмистров, ошибся, когда вместо немецкого выбрал английский. С таким произношением тебе прямая дорога в соседнюю аудиторию.

      - Нина Михайловна, я немецкий ни в зуб ногой. Все эти зихт нихты.

     - А английский ты понимаешь.

     - Я его с четвертого класса учу.

     - А толку-то. Вот скажи на милость, что значит Рашен Федерашен?

     Насупленный Паша молчит.

     - Пойми наконец, Бурмистров, школьные темы по английскому - это не стихи, здесь произношение слов изменять не нужно, чтобы рифма получилась. Как будет правильно?

     - Зе Рашен Федерашен? - аккуратно интересуется Паша.

     - Федерэйшн, Бурмистров… Федерэйшн. Есть же транскрипция в квадратных скобочках.

     - Нина Михайловна, я в ней путаюсь. Значки какие-то…

     - Плохо, Бурмистров, очень плохо. Прогнать текст с озвучкой через онлайн-переводчик видимо не судьба.

     Паша снова молчит, склонив повинную голову. Не объяснять же англичанке, что заданный «топик» учил на перемене, забравшись с ногами на широкий подоконник. Заткнув уши и не слушая бубнящего рядом Кузьку, который усиленно списывал домашку по алгебре. Привычное дело для школьных будней. Иногда половина класса «висела» на подоконниках, спешно готовясь к предстоящим занятиям. Распределяли кому какие пункты учить – всё лучше, чем зубрить целый параграф на пять листов.

     - Гражданская война в Южно-Африканской Республике конца пятидесятых двадцать первого века. Политические и экономические предпосылки, расовый вопрос. Отвечает…, - историк задумчивым взглядом окидывает класс. – Удивительное единодушие… Неужели один Юнусов учил?

     Учителям были прекрасно известны маленькие хитрости, которые вели свое начало с незапамятных времен. Порою они соглашались на предложенные условия и играли по правилам, а иногда…

     - Что-то давно Соломатина не было слышно. Что скажешь, Андрей, про непростую обстановку в ЮАР середины двадцать первого века?

     Дюша нехотя встает, а сам косится в раскрытый учебник, пытаясь за отведенные секунды просканировать и запомнить текст … Не получилось.

     - Армен Георгиевич, можно я про переселение буров расскажу.

     Следующий пункт параграфа был про экспроприацию земель и не простую судьбу белых фермеров на черном континенте. И именно его зубрил Дюша.

     - Можно, но не нужно… Лучше поведай классу о предпосылках, приведших республику к серьезному экономическому кризису.

     Начинать учебный год с двойки не хотелось, поэтому Дюша начал усиленно таращиться в абзацы учебника.

     - Крах фондовых индексов начался… начала пятидесятых стал причиной…

     - Андрей, посмотри на меня.

     - Да, Армен Георгиевич.

     - Скажи честно, учил?

     Расстроенный Дюша вздыхает. Вздыхает и учитель по истории.

     - Не с того ты начал учебный год, Соломатин. Ох, не с того… Садись, оценка неудовлетворительно.

     Класс наполнен шуршанием страниц, пара десятков голов склонилась над учебниками – народ усиленно штудируют заданный материал.

     Историк взывает к ответу еще пару учеников, ставит свежие двойки в журнал, пока не доходит очередь до меня.

     - Основной причиной эконмического кризиса конца пятидесятых годов в ЮАР послужило резкое падение экспорта, существенную долю которого составляли драгоценные камни и металлы, руды и шлак. Если в двадцатые годы суммарный экспорт составлял порядка 85 миллиарда долларов, то уже через тридцать лет он сократился более, чем в три раза. Связано это было как с истощением давно разрабатываемых шахт, так и с влиянием внешних игроков. В двадцатые годы в Африке значительно усилилось влияние таких стран, как Китай и Россия. В то же самое время представители старого света утратили ранее занимаемые позиции, в первую очередь Франция. Англия после второго фондового кризиса попыталась вернуться на рынки черного континента, но столкнулась с сильным противодействие со стороны правительства Поднебесной. Именно их конфликт, а также финансирование многочисленных боевых групп привели к гражданской войне и серии терактов, в следствии чего, более чем на два года была парализована добыча золота на крупнейшей шахте ЮАР - Мпоненг.

     Я не учил материал в учебнике, больше ориентируясь на память. Так уж вышло, что историю любил и историей интересовался, поэтому на любой вопрос мог найти пространный ответ.

     - Подожди, Синицын, - перебивает меня историк. – То есть ты хочешь сказать, что главным фактором экономического кризиса в ЮАР стало закулисное противостояние Китая и Великобритании?

     - Одним из, - вынужден был признать я.

     - Тогда назови остальные, а то у меня складывается впечатление, что сама республика вроде, как бы и ни причем.

     - Геноцид белого населения, ставший следствием политики апартеида, проводившегося в республике вплоть до конца двадцатого века. Началась дискриминация по цвету кожи, когда значимые государственные посты занимали люди некомпетентные, главным конкурентным преимуществом которых была принадлежность к определенной расе. Тоже самое касалось и промышленного комплекса, где…

     - Никита, остановись. Ты сейчас говоришь о ситуации начала двадцать первого века. Я согласен, данный фактор сыграл свою роль и через пятьдесят лет, но не он был ключевым. Какой пакет законов под давлением оппозиции был вынужден принял президент Нконо, и к каким экономическим последствиям это привело.

     Блин… Вот этого я не знал, а выкрутиться никак не получалось, потому как был задан конкретный вопрос.

     - У тебя есть, что ответить по данному поводу?

     Опускаю голову и слышу учительское:

     - Читать интересные книжки и смотреть документальные фильмы по каналу «Мир» – это, конечно, хорошо. Для расширения общего кругозора данного материала будет вполне достаточно. Но если вы хотите вникнуть в суть проблемы, придется покорпеть над более серьезными источниками. И в таком случае, начинать нужно с учебников… Садись Синицын, удовлетворительно.

     - А чего это Синицыну тройбан, а мне двойка, - не выдержал Дюша. – Он же тоже нихрена не учил.

     - А того это, Соломатин, что он дал частично правильный ответ, а ты даже с раскрытого учебника прочитать не смог…

     Дюша оглянулся через плечо и зыркнул в мою сторону. В ответ же удостоился не менее злобного взгляда. Знаю о чем сейчас Дюша думает, что я в любимчиках у историка хожу. Ну да, Армен Георгиевич меня жаловал и порою позволял вольности, вроде легкого отклонения от заданной темы, а иногда не позволял и ставил двойки. Сегодня вот пожалел.

     - Кто из вас поможет Синицыну? Может быть новенькие? Вячеслав, прошу.

     Отпрыск известного дипломата встал, выдержал театральную паузу и потекла ручьем сладкоголосая патока, от которой у девчонок ступор случился, а у меня оскомина.

     За неделю Сабуров успел произвести впечатление на окружающих, где умом и юмором, а где обаянием и манерами. Вокруг него уже начал складываться круг приближенных лиц, тех к кому сын высокопоставленного сановника снисходил с горных вершин и с кем допускал общение. Все - люди авторитетные, имеющие высокий социальный статус в классе. К примеру, Паша был самым сильным, получал спортивную стипендию и претендовал на место в юношеской сборной губернии по борьбе. Зарубина была дочкой завуча и владела необходимой информацией, а вот Кузька не владел ничем кроме растрепанной шевелюры, потому и получил от ворот поворот. Не нужны были подобные персонажи в свите нового короля, а то что Сабуров таковым скоро станет, сомневаться не приходилось. Наш нынешний лидер – Дюша, по этому поводу сильно переживал, но вот беда, поделать ничего не мог, потому и крутился ужом на сковородке, пытаясь сохранить уплывающее из рук влияние. Паша уже отвернулся, остальные были на очереди.

     Странное дело, но намечающийся дворцовый переворот меня нисколько не радовал. Да, Дюшес был еще тем придурком, но придурком известным, с которым дрались и воевали еще со времен начальной школы. А вот что ждать от новенького - человека с мозгами и хорошо подвешенным языком, было непонятно. Что еще хуже – Олька, моя Олька начала заглядывать в рот столичному краснобаю: «Слава сказал то, Слава сделал это». И Костик туда же, активно пытался занять место в свите нового короля. На перемене в числе прочих обступал Сабурова, и слушал, раскрыв рот. И что уж совсем вымораживало, громче остальных смеялся над его шутками,

     Мы даже поссорились с Костяном по данному поводу, послав друг друга в места дальние. Ругались не впервые, поэтому я особо не переживал. Обыкновенное дело, сегодня морду друг другу набить готовы, а завтра руки пожмем. Куда больше меня заботила Олька, начавшая вести себя отстраненно. Вроде бы сидела рядом, слушала и кивала, но при этом витала где-то высоко в облаках. У меня даже начали закрадываться подозрения, что подруга нашла ухажера в Латинской Америке.

     - Дурачок, - Олька рассмеялась, услышав прямой вопрос. Больно щелкнула по лбу и потребовала: - лучше поцелуй меня, и перестань забивать голову всяческими глупостями.

     И мы целовались и обнимались и готовы были перейти в горизонтальную плоскость, когда кулачок уперся в грудь.

     - Никит, не здесь же… Кругом люди ходят.

     На счет публики Олька преувеличивала. Мы находились в дальнем углу парка, заросшего колючим диким шиповником, куда не то что человеку, не каждой дворняге удастся продраться. Королькова тоже сначала была против. Пришлось подхватить визжащую девчонку на руки, и ценой многочисленных царапин, проломиться сквозь живую преграду.

     Оно того стоило – маленькая уютная полянка, укрытая от посторонних глаз густыми зарослями. Над головою шумели листья клена, успевшие окраситься в красно-желтые цвета по причине подступающей осени. Под ногами мягко пружинила трава, на которой валяться одно удовольствие. Но только валяться, большего Олька не позволяла, боясь быть застигнутой врасплох.

     - Какие планы на выходные?

     Хорошее настроение моментально улетучилось. Я отстранился от девушки, чтобы не отсвечивать хмурой физиономией, но Олька все равно почуяла неладное. Приподнявший на локте, она начала свой допрос:

     - Чего молчишь? Опять по каменным столбам лазить будешь?

     - С мамой за город поедем.

     - К кому?

     - К ее подруге.

     - Никит, ты же обещал! Это наши первые выходные вместе.

     - Не могу.

     - Почему? Подруга не твоя, а мамина. Или я чего-то не понимаю? – Олькин кулачок угрожающе покачнулся в воздухе. – Синицын, признавайся, у тебя кто-то есть.

     - Ага, - съязвил я, – старая сорокалетняя женщина

     - Между прочим, мальчиков в пубертатном периоде тянет на тетенек постарше. Я тут на одном сайте прочитала… Чего смеешься?!

     - Да просто представил нашу «англичанку» в нижнем белье.

     - А поумнее ничего придумать не мог?

     - Хорошо, тогда к кому, по твоему мнению, мальчиков должно тянуть?

     Олька задумалась на секунду и тут же выдала ответ:

     - На «программистку», Диану Ильязовну. Или хочешь сказать, мальчишки на нее не заглядываются.

     Заглядываются, да еще как. Молодая учительница по основам компьютерного программирования, недавно закончившая институт. Высокая, красивая, с восточными чертами лица, и точеной фигуркой, которую не мог скрыть даже самый унылый костюм. Впрочем, госпожа Сарбаева унылого не носила, умудряясь соблюдать тонкую грань между элегантностью и строгим школьным дресс-кодом.

     - Ай, ты чего дерешься?

     Образ сексуальной учительницы померк из-за болезненного тычка под ребра.

     - А ты чего? - возмущенное лицо Ольки возникло перед глазами, закрыв большую часть неба.

     - Ты же сама попросила представить красивую и сексуальную, ну вот я представил… ай-ай.

     Олька замолотила кулачками, одновременно щекотно и больно, так что из глаз выступили слезы. Пришлось перехватывать мельтешащие руки и опрокидывать разошедшуюся девчонку на спину.

     Горячее дыхание с запахом мяты обожгло кожу лица. Глаза подруги пылали праведным гневом, но я знал как ее успокоить.

     - Дуреха, я же тебя представлял. Мне эта Диана Ильязовна нафиг не сдалась.

     - Не верю… Докажи!

     Я попытался поцеловать Ольку, но наткнулся лишь на плотно сжатые губы. Ладно, а если так: аккуратно сдуваю паутинку рыжих волос, нежно касаясь шеи. Еще и еще… с каждым новым поцелуем ощущая, как напряжение покидает тело девушки. И наконец она уступает: руки обвивают голову и требовательно тянут к себе, к приоткрытым, слегка влажным губам цвета вишни. К белым зубкам, способным как укусить, так и спрятаться, давая волю юркому язычку.

     С трудом отрываюсь, выдыхая. Чувствую легкое головокружение, то ли от нехватки кислорода, то ли от горячего влечения, охватившего тело с головы до пят.

     - А сейчас веришь?

     Олька не была бы Олькой, если бы так просто уступила.

     - Докажи, - шепчет она в ответ, вновь притягивая к себе. И никаких больше слов, никаких возражений.

     

     Выходные начались паршиво: с мелкого моросящего дождя и кучи сумок, которые был вынужден перетащить в машину. Порою казалось, что тетя Лариса живет исключительно за наш счет, потому как таким количеством барахла и съестного можно было обеспечить роту солдат, не то, что одинокую женщину, давно забывшую о мужском внимании, по причине стервозности.

     В такси мы конечно же поругались. Сверток с пирожными остался лежать в холодильнике на верхней полке, а кто у нас виноват – правильно, виноват Никита. Торопил, зудел над ухом, вот и получились скомканные сборы. Тут еще Олька затеяла переписку, присылая одно сообщение за другим.

      «Когда будешь»? – спрашивала она, изображая целую серию грустных смайликов.

     Да я готов был прямо сейчас выпрыгнуть из такси и нестись обратно на всех парах, но тетя Лариса…

     На редкость неприятная женщина, с визгливым голосом и отталкивающей внешностью. Мама говорила, что раньше она была первой красавицей, и все мальчишки в университете только и делали, что ухлестывали за ней. Не знаю, может оно и так… Только нынче от былой красоты ничего не осталось, разве что тонны штукатурки, да яркий макияж, превративший тетю Ларису в безвкусно разукрашенную куклу.

     - Смотрите, кто к нам пожаловал! Никитосик, а у меня для тебя сюрприз, - пропел неприятный голосок, стоило переступить порог.

     Никитосик… словно я болонка какая, которую нужно непременно тискать.

     - Ты же помнишь Полиночку, мою доченьку. Вы с ней встречались позапрошлым летом.

     Такую не забудешь, даже если сильно захочется. Полиночка усиленно жрала… Запихивала в рот блины, что в топку, давясь жирными кусками. Заворачивала в конверт сразу две, а то и три лепешки, макая по очереди в сироп и сгущенку. Поэтому не было ничего удивительного в том, что через пару лет Полиночка расплылась, превратившись в огромную жируху. Не в пример маман - худющей, будто щепка.

     - Моя Полиночка слегка поправилась.

     Ага, слегка… Рука толщиной в две моих будет.

     - У Полиночки нарушение гормонального фона.

     Зато аппетит отменный.

     Когда с церемониалом было покончено, я вышел во двор жарить мясо. Низкое осеннее небо, как нельзя лучше отражало настроение. Кругом хмарь и грязь, а где-то там далеко горели огни большого города и ждала Олька.

     - Никит, чего такой кислый? - подошла ко мне мама.

     В ответ лишь бряцаю решеткой, проверяя степень прожарки – переворачиваю. Угли в мангале зашипели, получив свежую порцию свиного жира.

     - Никит?

     - Мам, скажи честно, ты меня свататься привезла?

     - Почему сразу свататься? Посидите вместе, пообщаетесь.

     - Мам, ты ее видела?

     - Знаешь, Никит, когда с этой своей Дашкой дружил, проблем не возникало.

     - Мам, ты бы еще детский садик вспомнила.

      Была у меня в детстве подруга - толстая Дашка. Хорошая, скромная и очень добрая девчонка несмотря на обстоятельства.

      - Эй, жируха, поди мамкины панталоны под юбкой носишь, - издевались парни на перемене, обступив толпой. А она стояла и растерянно улыбалась, не зная как реагировать на шутки. Да и откуда взяться социальным навыкам, когда дружить с ней считалось за западло.

      Глумились над толстой Дашкой все кому не лень, особенно усердствовал Дюша. Кажется, тогда мы в первый раз подрались по-настоящему, так - чтобы разбитые в кровь носы. Я ему рубашку порвал, а он мне фингал поставил под глазом, который потом целую неделю сходил.

      Дашка… Дашка… хорошая была девчонка. Жаль, что уехала в шестом классе. Адрес не оставила, номер телефона сменила, а в соцсетях её и не было никогда.

     - Мам, не в толщине дело. Дашка была нормальной девчонкой, а эта… на сраное козе не подъедешь. Сидит, всю из себя важную строит и рожа кирпичом. Слова через губу цедит, словно одолжение делает.

     - Это защитная реакция обыкновенного подростка.

     - Мам, это не защитная реакция, это говно человек.

     - Никит, нельзя так говорить. Ты её даже не знаешь.

     - Мам, вот не поверишь… даже желания такого нет. Тем более, что у меня уже есть девушка.

     - Твоя Олька…

     - Не начинай, - со злостью переворачиваю решетку. Металлическая защелка слетает и куски мяса вываливаются на раскаленные угли. Пришлось в экстренном порядке спасать шкварчащую свинину, а после, морщась от боли, сосать обожженные пальцы.

     Родительница у меня была боевая: одновременно и за мать, и за отца, поэтому не кинулась с криками: «ой, божечки, сынуля, дай посмотреть». Лишь заключила сурово:

     - Это все потому, что кто-то сердится.

     - Нет, мам. Это все потому, что кто-то старательно капает мне на нервы.

     - Совсем шальным стал с этой своей…

     Чеплашка жалобно звякнула, когда на неё сверху кинули решетку для гриля.

     - Дожарите без меня, там работы на пять минут осталось.

     - Никита, ты куда?

     - Домой.

     - А как же я обратно?

     - Замечательно ты обратно. Потому что только сюда тащишь в зубах и руках, а обратно пустой поедешь и даже пакет червивых яблочек не предложат.

     - Синицын!

     Ну все, мать перешла на фамилию, а это значит – сильно злится. Только вот в чем беда, я злился не меньше.

     - А что Синицын?! Или думаешь не знаю, зачем меня сюда притащила?! Дашка тебе не нравилась, Олька тебе не нравилась – все, кого выбирал, тебе не нравились. Зато надменная толстая корова нравится, потому что дочка лучшей подруги. Мама, я ваше сватовство в гробу видел.

     - Синицын, угомонись, тебя могут услышать.

     - Да плевать я хотел… ухожу.

     И ушел. Схватил рюкзак и вышел из калитки, не прощаясь. Изображать политкорректность, играя в хорошего гостя, мне совершенно не хотелось. Пускай женихов в другом месте ищут, а мы как-нибудь обойдемся. Ох, мама-мама…

     И такая злость меня разобрала, что пальцы задрожали, когда Олькин номер набирал.

      - Абонент временно недоступен, - сообщил равнодушный женский голос. Не было подруги и в «общалке». Если верить программе, последний раз девушка заходила в чат два часа назад. Странно, совсем не похоже на Ольку, которая обыкновенно с телефоном не расставалась, и даже в постель тащила третьим лишним.

     Прошелся вдоль обочины, заросшей сорняком. Сорвал по пути ветку черной смородины, свесившуюся через забор. Засунул, не глядя в рот и тут же выплюнул горечь, выпустив длинную нить слюны. То ли ягоды перезрели, то ли жучок мелкий попался.

     Сотовый настойчиво завибрировал в кармане. Схватился за трубку в надежде услышать знакомый голос подруги, но это было всего лишь такси. Быстро они…

     Я вышел на обочину и увидел желтую «сойку», ожидающую своего пассажира. Усатый водитель недовольно поморщился при виде грязных кроссовок пассажира, но от замечаний воздержался. Лишь поправил зеркало заднего вида и дал по газам, подняв клубы придорожной пыли.

     

     До дома долетели с ветерком, обгоняя редкий попутный транспорт. По дороге успел отправить Ольке пару коротких сообщений, но ответа так и не получил: подруга по-прежнему отсутствовала в сети.

     Ничего, сейчас забегу домой, смою запах дыма, переоденусь и в гости, благо Олька жила недалеко - десять минут пешим ходом.

     Взлетел по лестнице, и кликнув электронным замком, переступил через порог.

     Запах знакомых духов приятно защекотал ноздри. Не понял… В углу на коврике стояли белые Олькины босоножки, которые она купила еще в десятом классе. Неужели подруга решила устроить сюрприз?

     У Ольки была копия ключей от квартиры. Мамка часто уезжала в командировки, иногда на неделю, иногда на две. И все это время мы жили вместе, как самая настоящая пара: засыпали и просыпались в одной кровати, готовили, смотрели телевизор. Даже ругались и мирились, как это было положено мужу и жене. Но если Олька решила сделать сюрприз, тогда какого хрена здесь делают кроссовки Костяна?!

     - … иди проверь, - доносится едва различимый шепот из спальни.

     - Тебе показалось, - бурчит Костик. Он это, я его голос ни с чьим другим не перепутаю.

     - А я тебе говорю, иди проверь.

     - Ладно-ладно, посмотрю.

     Босые ноги зашлепали по полу и в коридоре показался Лощинский в полном неглиже, то есть в абсолютно полном, даже носков не имелось.

     - Не понял, - пробормотал я.

     Дружище попятился и непременно бы скрылся в комнате, но уперся спиною в косяк.

     - Какого хера здесь происходит?!

     Я сделал шаг вперед, сжимая кулаки, но тут на пути возникла Олька - глаза испуганные, рот открытый. Белые в веснушках руки держат одеяло, зачем-то пытаясь прикрыть грудь, которую видел до этого миллионы раз.

     - Никит, подожди, ты все ни так понял.

     - А как еще это понять?! – начинаю орать. – Почему вы двое голые в моей квартире… в моей постели? Вы что, совсем охренели?!

     - Никит, нам нужно сесть и все спокойно обсудить, - тараторит Олька.

     - Да, дружище, не кипишуй, - подал голос осмелевший Костян.

     - Какой я тебе после этого дружище? Ах ты ж с-сука...

     Я бы непременно добрался до Лощинского, и с удовольствием бы врезал, но теплые ладони уперлись в грудь – Олька не собиралась меня пропускать.

     - Сначала поговорим, а потом бейте друг другу морды.

     Дурманящий запах ландыша, исходящий от волос подруги… тепло обнаженного тела. Странное дело, но драться вдруг расхотелось. Навалилась апатия, словно не со мной это все происходило - дурацкий кошмар, маскирующийся под явь.

     Узкая ладонь сжимает мои пальцы, настойчиво тянет за собой. Я оказываюсь сидящим на кухне, за столом напротив Ольки. Девушка заметно нервничает, снова пытаясь прикрыть торчащие соски. От кого - от меня, который знает каждую родинку, каждую впадинку на её теле?

     - Никита, мы люди взрослые. В жизни случается всякое и…, - голос дрогнул, но надо отдать должно подруге, она быстро справилась, выровняв тон, – … и нам всем свойственно ошибаться. В случившемся нет ничьей вины, просто так получилось.

     - Получилось что, - не понял я, – оказаться голыми в моей кровати?

     - Никит, послушай, между мной и Костиком нет ничего серьезного. Не так, как у нас с тобой… Это просто секс, понимаешь?

     - Не понимаю.

     - Да все ты прекрасно понимаешь, просто дурачка включаешь. Пока молодые, хочется попробовать всякого разного. Ну чего так уставился, или забыл, как танцевал с Алкой в прошлом году?

     Дверь в коридоре хлопнула. Этот козел сбежал, оставив девушку разгребать последствия. Вот ведь сука!

     От резкого звука Олька вздрогнула, но тут же взяла в себя руки, уверенно заявив:

     - Я сама видела, как ты с ней обжимался.

     - С кем?

     - С Алкой на дискотеке.

     - Мы танцевали медляк, и я с ней не трахался, - цежу сквозь зубы.

     - Вы все так говорите.

     - Охренеть… то есть я еще и виноват. Оль, ты что, издеваешься? Или может вспомнишь, с кем я за ручку держался в детском саду?

     - Хорошо, тогда давай уровняем шансы, сделаем счет один-один. Можешь трахнуть Аллу, Тоньку или эту новенькую Маринку.

     Я молча встал, подошел к столу и наполнил стакан соком. Выпил залпом, толком не почувствовав вкуса. Напиток оказался теплым, с кусками мякоти, оставляющими след на прозрачных стенках. До тошноты напоминая слизь… блевотную кашицу, что вышла из желудка.

     - Но только один раз, слышишь? И чтобы я об этом знала. И никаких свиданок после – встретились и разбежались.

     Тяжело опираюсь руками о столешницу. Голова кружится, словно не сока хлебнул, а грамм пятьдесят водки.

     - … из чужого класса, а еще лучше из другой школы, - продолжал звучать голос на заднем плане. Напрочь расстроенной гитарой, не способной взять правильно ни одной ноты.

     - Оль, пошла вон, - говорю тихо… очень тихо.

     - Что?

     - Пошла вон! – проорал я, срывая связки, чтобы услышала наверняка. Схватился за стакан, и не зная, что с ним делать дальше, с грохотом опустил на столешницу. От удара подпрыгнула ваза с фруктами, а ложки жалобно звякнули.

     Ольга ушла, не сказав больше ни слова, а я принялся допивать сок – теплый, и оттого особенно противный.

     Всю ночь за окном тарабанил дождь… Всю ночь крутило культяпки и только под утро удалось уснуть. Провалиться в пахнущий гарью пригород Полокване. Хотя какой там пригород, самого города и не было толком - сплошное захолустье в столь звучной для русского уха провинции Лимпопо.

     В тысячный раз заживо сгорал Боцман, орущий и матерящийся по рации. Он долго отстреливался, зажатый грудой железа, с надписью «Тойота» на борту. В его машину на полном входу врезалась «тачанка», протащила юзом и впечатала в стену местной почты. Лучше бы Боцман не пристегивался, и сдох от удара, чем вот так вот… орать ночи напролет.

     А еще жара, треклятая жара, от которой не спасал даже включенный кондиционер. Гребаное африканское пекло плотно въелось в кости, адским пламенем выжигая изнутри. Особенно трудно приходилось летом, когда солнце не спешило уходить за горизонт, раскаляя асфальт до состояния битума. Поры столь обильно сочились влагой, что на одежде не оставалось сухого места. Пить не мог, потому как становилось только хуже, и не пить не получалось, иначе кусок вяленого языка грозил распухнуть и застрять в глотке, окончательно перекрыв доступ к кислороду.

     В такие моменты я мечтал все бросить и уехать на Крайний Север, прочь от вечной жары, от запаха раскаленного песка, навечно въевшегося в ноздри. А потом наступала долгожданная осень и становилось чутка легче.

     Первое сентября удалось на славу. Столбик древнего термометра опустился ниже восемнадцати. Моросящий дождик отбивал беспорядочную дробь по подоконнику, пенил лужи, и скользил многочисленными ручейками, заливая асфальт. На улице пахло долгожданной свежестью.

     Я пришел на работу под вечер, когда основная масса школоты разошлась по домам. Изучил предстоящий фронт работы и запустил автоматизированную программу очистки - делов-то, нажать пару кнопок. Многочисленные дроны-уборщики разъехались по длинным коридорам, оглашая округу легким жужжанием.

     Заодно включил систему диагностики и обнаружил, что снова барахлит старенький «Вихрь» - огромной робот, внешним видом напоминающий заваленный шкаф. Он числился на попечении школьного хозяйства с незапамятных сороковых, когда про автоматизированную систему клининга и слыхом не слыхивали. Планировали запустить машину в тестовом режиме, но потом долбанул Второй Фондовый кризис, мировую экономику как следует тряхнуло, и всем вдруг стало не до высоких технологий. Про робота-уборщика забыли, а он продолжал трудиться на благо школы, очищая километр за километром грязной плитки.

     Большой металлический ящик прямоугольной формы… На него можно было с легкостью забраться, а еще покататься верхом, чем оборзевшая школота и пользовалась, наплевав на камеры наблюдения и охрану. Сколько раз снимал особо отчаянных, лично стаскивая за шкирку, и «неосторожно» роняя на пол.

     Директриса меня потом отчитывала:

     - Василий Иванович, я же говорила, ловить хулиганов не входит в вашу компетенцию. У нас для этого дежурные имеются и охрана. Вот полюбуйтесь, очередная жалоба.

     Распечатанный текст письма ложится на лакированную поверхность стола.

     - Мне читать?

     - Да уж, будьте любезны.

     Ничего нового в тексте не было, обыкновенная жалоба взволнованной мамаши: мой сынуля… мой любимый сынуля сломал руку, когда на него наехал этот ужасный механизм. А что хуже всего, ваш персонал хамил и угрожал расправой. Да что же это такое, куда смотрят надзорные органы, срочно примите меры… И так далее и тому подобное.

     - Что скажете, Василий Иванович?

     - Двадцать девятое августа, - произнес я вслух, взглянув на дату происшествия, - если не изменяет память, летняя отработка у восьмых классов в восточном крыле.

     - Не изменяет, - подтвердила Ольга Владимировна.

     - А несчастный случай произошел в закрытом западном. Возникает вопрос, что он там делал?

     - Василий Иванович, вы же понимаете - они дети.

     - Понимаю… А еще я понимаю, что прыгать с большого робота-уборщика на мокрую плитку чревато. Молокососу еще повезло, что шею не сломал.

     - А угрожать-то зачем было?

     - Никто не угрожал, просто поговорил с ним, ну это… по-мужски.

     - С восьмиклассником… по-мужски? Василий Иванович, вы себя-то слышите? Мальчишка был напуган, плакал от боли, а тут вы с воспитательной беседой. Ну скажите на милость, зачем это было нужно? Какой у вас функционал? Молчите? И правильно делаете, что молчите. В распоряжении школы целый штат дипломированных преподавателей и социальных работников. Психологи имеются, и даже целого профессора из Москвы прислали. А вы-то куда лезете?

     - Готов написать по собственному желанию.

     Ольга Владимировна вздыхает:

     - Василий Иванович, поймите правильно, у школы нет никакого желания вас штрафовать, про увольнение даже речи не идет. Со своей работой справляетесь на отлично, а учитывая некоторые обстоятельства…

     - Инвалид?

     - Я не это хотела сказать, - излишне поспешно произносит Ольга Владимировна.

     Ну да, директор школы обязан соблюдать политкорректность, и быть крайне аккуратным в выборе формулировок. Человек с ограниченными возможностями, кажется, так это называется на их языке. А по мне так инвалид - самое точное определение, по-другому не скажешь. И нечего здесь политесы разводить, потому как культяпкам от этого легче не станет.

     - Ольга Владимировна, может быть спишем «Вихрь»? Пора старичку на заслуженный покой, - воспользовался я случаем, подняв набивший оскомину вопрос.

     - Сколько можно повторять, бюджет школы не резиновый. Старичок ваш работает?

     - Работает, - хмуро соглашаюсь, - но того и гляди сдохнет. Каждую неделю требует ремонт, и балбесов всяких к себе притягивает, словно магнитом. Дня не проходит, чтобы какой-нибудь…, - директриса нахмурила брови, и я был вынужден смягчить формулировку, - чтобы какой-нибудь школьник верхом не покатался. Ольга Владимировна, нужно списать.

     - Вот когда окончательно сломается, тогда и спишем, а пока работайте с тем, что есть.

     

     Бабки… все всегда упирается в бабки. Со старичком провозился до позднего вечера, раз за разом меняя платы и перезапуская систему диагностики. Закончилось все черным экраном смерти – не выдержал компьютер, выдав сообщение о критической ошибке.

     Согласно должностным инструкциям я обязан был вызвать обслуживающую контору. Но поскольку каждый такой вызов вставал школьному бюджету в копеечку, директриса настоятельно рекомендовала обращаться за помощью к Диане Ильязовне, училке по основам программирования. И только потом, в случае отрицательного результата, в соответствующую контору.

     Экономия бюджета, что б его…

     Поднял трубку стационарного телефона и набрал внутренний номер. Несмотря на позднее время госпожа Сарбаева находилась на рабочем месте. Внимательно выслушав просьбу, устало ответила:

     - Хорошо, сейчас приду.

     Не понимаю, что молодая девушка забыла в школе в столь поздний час? Сильно сомневаюсь, что ей доплачивали за сверхурочные, особенно учитывая прижимистость местного руководства. Ей бы в парке гулять, в ночных клубах танцевать и кружить мужикам головы. С такими-то внешними данными сам бог велел развлекаться, а не корпеть ночами, проверяя бесконечные контрольные.

     Красивая… Высокие скулы, смуглый цвет кожи и глаза миндалевидной формы – напоминала она мне одну сирийку, что встретил транзитом через Тебриз. Мы тогда с мужиками через Иран в Намибию летели, а она с корпусом «врачей без границ» в аэропорту застряла. Сидела пятые сутки на тюках и питалась одной быстрорастворимой лапшой. Я ей наших отечественных конфет целый кулек отсыпал и на свидание сводил, на крышу полуразрушенной диспетчерской. Хорошая была девчонка - жаль, что разбежались быстро. Времена тогда такие были…

     В дверь осторожно постучали.

     - Открыто, - прокричал в ответ, нехотя убирая культяпки со стола. Хотя, со стола – громко сказано, они на нем толком и не лежали, скорее торчали короткими обрубками. Я частенько любил отстегивать протезы, давая возможность подышать коже, чтобы потом меньше зудела.

     Дверь открылась и на пороге появилась Диана, в строгой серой юбке и белой рубашке, расстегнутой на одну пуговичку. Непозволительная роскошь для строгой учительницы.

     - И снова добрый вечер, Василий Иванович. Что у вас приключилось?

     - Компьютер сдох, - признался я. – Час назад работал, а потом черный экран, сообщение о критической ошибке номер… Не помню, какой номер.

     - Ничего страшного, - девушка улыбнулась, - сейчас сама все проверю. И не вставайте, прошу вас, я насиделась за целый день.

     Хотел бы я встать легко и быстро, но пока возьмешь протезы, пока пристегнешь обратно… Ради интереса засекал время, на всё про всё уходило полторы минуты. Еще этот шарнир в районе левого колена, заедал вечно.

     Когда справился с ногами и наконец смог подняться – системный блок пискнул, экран мигнул пару раз и загорелся привычным голубым светом.

     - Все в порядке, можно работать, - сообщила девушка, мило улыбнувшись.

     - Вы прям хакер.

     - Ну что вы, никакой я не хакер. Тут работы - пара пустяков, и школьник бы справился, - Диана осеклась, сообразив, что выразилась грубовато. Школьник может быть и справился, но только не Василий Иванович.

     - Простите.

     - За что? За то что все называете своими именами? Я и вправду полный профан в компьютерах – темный лес, одним словом. Сказали, на какие кнопки жать, вот и нажимаю, - я попытался сгладить возникшую неловкость, но вышло только хуже.

     Девушка еще раз извинилась и заторопилась к выходу, одергивая на ходу и без того идеально сидящую юбку.

     Да, Василий Иванович, от былой хватки не осталось и следа. Раньше у девушек все больше улыбку вызывали или смех, а теперь вот сочувствие и такую неловкость, что сбежать хочется.

     Впрочем, далеко молоденькая учительница не ушла. Остановилась на самом пороге и обернулась.

     - Василий Иванович, а помните, я говорила про капсулы виртуального погружения, подаренные школе центром Синавского? Целых три штуки… они теперь стоят у меня в подсобке, пылятся. Школьникам на уроках программирования подобное оборудование ни к чему, а вы можете воспользоваться ими в любое время. Тем более, что премиум доступ к «Маяку-17» оплачен на три года вперед.

     - Какому маяку?

     - «Маяк-17» - это игра такая, очень популярная среди молодежи, и не только. Вы читали «Пикник на обочине» братьев Стругацких.

     - Не читал, - признаюсь честно, – а вот польский сериал смотрел лет пять назад. Там что-то про аномалии, про взрыв в закрытом научном центре… Подождите, вы мне что, в игрушки играть предлагаете?

     - Василий Иванович, это не просто игра, а целая вселенная. Можете считать «Маяк-17» настоящим интерактивным кино, с красивой графикой и сюжетом.

     - Очередная донатная помойка? Нет уж, увольте, имел несчастье в школьные годы подсесть на подобную дрянь. Меч заработал, даже не меч – иконку на экране телефона. И стоило мне это счастье сотни часов просраной жизни. Уж извините за выражение, по-другому сказать не могу.

     - Василий Иванович, поверьте, с развитием технологий индустрия компьютерных видеоигр шагнула далеко вперед. Вы даже представить себе не можете, что это такое – виртуальное погружение.

     И началось чтение лекции… Девушка необычайно разволновалась: челка сбилась, в миндалевидных глазах появилась живой блеск. Она говорила быстро, но не тараторила, как это обыкновенно случалось с людьми увлекающимися. Наоборот, четко расставляла акценты, умело играя голосом. Помогала жестикуляцией, когда в том возникала необходимость, но ни как рыночная торговка на базаре, скорее - дирижер на сцене, сдержанный и одновременно импульсивный. А сколько пластики в каждом взмахе… Интересно, это врожденное или подобным приемам обучают в педагогическом, в целях управления вниманием публики? Слышал я про курсы психологии и сценического мастерства в столичных ВУЗах.

     - … возникает необычайное ощущение свободы и полноты жизни. Вы можете исследовать загадочные миры, пройтись собственными ногами по кромке…, - тут девушка сбилась. Живой огонек в глазах потух, и без того играющий на щеках румянец стал гуще.

     - Диана, что же вы со мной, как с барышней малолетней обращаетесь, - пришел я на помощь засмущавшейся девушке. - Не бойтесь ранить словами, у вас это все равно не выйдет. Василий Иванович безногий инвалид - это правда, а какой смысл обижаться на правду. Что же касаемо игры… Лет двадцать назад имел сомнительное удовольствие побегать в виртуальных тренажерах. И никаких чудес там не обнаружил, кроме побочных эффектов вроде тошноты и временной дезориентации в пространстве.

     - Вы в армии служили?

     Стареешь, Василий Иванович, и языком болтаешь, что помелом. Не было двадцать лет назад никакой виртуальной реальности… для гражданских не было. Девушка умная, быстро сообразила, что к чему. Оно, конечно, ничего страшного, мало ли что в незапамятные времена творилось. Вот только слухи лишние пойдут, а мне они ни к чему, слухи эти… без них на белом свете спокойнее живется.

     - Шутите, Диана? Какой из меня военный: ни выправки, ни харизмы.

     Не верит… по глазам вижу, что не верит.

     - Сами посудите, какие выплаты положены бывшим военным по инвалидности? То-то же… И стал бы я работать уборщиком в школе, при такой-то пенсии? Давно бы поставил бионические протезы и не парился.

     Для наглядности постучал по левой коленке, что вечно заедала. И та моментально отозвалась глухим звуком.

     - Простите, Василий Иванович, понимаю, что не мое это дело. Но вы… вы все же подумайте. Премиум доступ позволяет зарабатывать в игре настоящие деньги.

     Девушка ушла, а я долго сидел в кабинете, слушая мерное гудение системных блоков. Не выдержал и залез на сайт «Маяк-17» - красивую обертку с анимированными вставками. Огромные полуразрушенный город, силуэты вооруженных мужчин на фоне - романтика, от которой порядком мутило. Потыкался по вкладкам и присвистнул, прочитав информацию о главном призе в размере один миллион. Это не просто большие деньги, это очень большие деньги. Те же бионические протезы известной немецкой фирмы стоили семьсот тысяч, дешевый венгерский аналог – четыреста пятьдесят, а зарплата школьного уборщика составляла сто двадцать рублей в месяц. Хорошая зарплата по меркам страны. К примеру, учителя второй категории получали двести, а руководящее звено вроде нашей директрисы в районе четырех сотен. Были еще всякие надбавки и преференции в виде социальных льгот, которые уборщикам не полагались, но зато полагались социально важным профессиям, тем же учителям и врачам. Переживал ли я по этому поводу – нисколечко. Халявный отдых в Крыму давно не привлекал, как и медицинская страховка, способная покрыть лишь лечение кариеса.

     Премиум доступ… посмотрим, что о нем говорится. Вкладка, еще одна вкладка… Ага вот оно - позволяет получить доступ к оружию экстра-класса, дополнительному снаряжению, а также дает возможность конвертировать заработанные очки в деньги по курсу сто очков – один рубль… интересно. Стоимость премиума – сто целковых в месяц… еще интереснее. Для того, чтобы отбить ВИП пропуск, придется дневать и ночевать в игре, выполняя задания. Потому как если верить форуму, особой щедростью разработчики не отличались, отсыпая весьма скромные наградные за закрытые задания.

     Все логично - все правильно. Премиум доступ был нужен не для заработка. Какой смысл копить копейки, если у тебя есть деньги на ВИП. Скорее речь шла о дополнительных плюшках, в виде того же оружия и «кастомайза» персонажей.

     С полчаса тыкался по вкладкам, бездумно пролистывая целые абзацы многотомного «лора». Тут тебе и комиксы с книгами, и короткие ролики с живыми актерами и 3-D мультики, а вот страницы с описанием потенциальных противников отсутствовали: ни монстров, ни аномалий. Более того, администрация сайта строго цензурировала форум по данной тематике и нещадно банила любого, кто осмелится приоткрыть завесу над поджидающей игрока опасностью. Глупо все это, учитывая многочисленные фанатские сайты. Даже я, далекий от компьютерных игр, это понимал, что уж говорить про молодых.

     Ага, а вот вкладка, выделенная жирным шрифтом благотворительность. С фотографиями, текстом и благодарностями от министерств различного уровня. Имелся здесь целый вице-премьер правительства, тот еще гнида и педераст, если верить Доку, а Док в таких вещах не ошибался.

     Прокрутив колесиком длинный список облагодетельствованных учреждений, обнаружил и нашу школу. Довольные лица на фотографиях, позирующие чиновники от министерств и ведомств, улыбающаяся директриса. Ольга Владимировна неуловимо напоминала стриженного пуделька: с короткими кудряшками волос и щенячьим восторгом в глазах. Еще бы, целый вице-премьер приехал.

     Фото, и снова фото, а под ним пару абзацев скучного текста. Подарили чек на десять тысяч и три капсулы… молодцы. Общеобразовательному учреждению, где любые игрушки под строгим запретом, вручили оборудование для виртуального погружения, еще и с оплаченным ВИП доступом. Потому и стоят с весны, пылятся в подсобке компьютерного класса, никому не нужные.

     Может тряхнуть стариной и попробовать? Помнится, лет двадцать назад неплохие результаты показывал на тренажерах, сам Корсаков хвалил.

     Я опустил взгляд и посмотрел на углепластиковые палки, торчащие из-под серых штанин. Левая культя принялась нещадно зудеть.

     

     На следующий день заглянул в кабинет основ программирования.

     Занятия закончились полчаса назад, и лишь сдвинутые парты напоминали о недавнем набеге юных балбесов. А еще мусор в виде скомканной бумаги и следов грязи. Снова какой-то умник поленился почистить обувь перед входом, и теперь разносил грязь по коридорам и кабинетам. Сколько их не отлавливай, все никак не переведутся, прибавляя работы мне и старенькому «Вихрю».

     - Василий Иванович? – девушка явно не ожидала прихода гостей. Неловко улыбнулась и попыталась закрыть лежащую на столе тетрадь. Со второй попытки у нее это получилось.

     - Чем могу помочь?

     - Я это… по поводу вчерашнего предложения. Хочу испытать капсулу.

     - Да-да, конечно, разумеется, - девушка засуетилась, словно я застал ее за чем-то неприличным.

     - Может я не вовремя?

     - Нет, что вы… Сейчас, только ключи от подсобки найду.

     Магнитная карточка оказалась в верхнем ящичке стола. Достав ее, девушка решительным шагом направилась в сторону неприметной серой двери.

     У каждого класса имелось смежное хозяйственное помещение, где складировался всяческий хлам, вроде учебных материалов. Учителя обустраивали внутри личную зону комфорта, отдыхая на перемене от вечного галдежа. Многие тут же и обедали, предпочитая тишину кельи извечному шуму столовой.

     Не стала исключением и подсобка компьютерного класса. Первое что бросилось в глаза – микроволновка и громоздкая кофемашина старой модели. В углу вешалка с плащом, под ней пара туфелек и белые чешки.

     Дальше шли длинные стеллажи, заваленные деталями и книгами. Среди нагромождения плат обнаружилась статуэтка Голубой Пантеры – популярного персонажа комикса, рассчитанного на женскую целевую аудитории. Хотя чего греха таить, парни его тоже читали, или скорее просматривали картинки, любуясь короткой юбочкой главной героини.

     Я не смог удержаться от искушения, и взял в руки сувенирную продукцию - тяжелая. Покрутил из стороны в сторону, любуясь длинноногой красавицей.

     - Это не мое… по наследству досталось от прошлого хозяина, - смущенно произнесла Диана.

     Ага, так я и поверил. От старого Модестыча, который в жизни ничем не интересовался, окромя рыбалки с коньяком. Он и умер с удилищем в руках, на Волжском разливе по весне. Нормальный был мужик, вот только бухал много.

     - Василий Иванович, нам сюда.

     Иду на голос и попадаю в скрытую от посторонних глаз зону. А здесь хорошо - уютно, даже столик небольшой имеется с диваном и креслами. Присутствует полный спальный набор: подушки, мягкий плед, пуфик под ноги. Что и говорить, умеют женщины обустраиваться с полным комфортом.

     Оглядываюсь в поисках капсул и обнаруживаю у дальней стены три цилиндра, цвета белого серебра. Неуловимо напоминающих внешним видом медицинские спасботы четвертого поколения. Именно в таких доживал последние часы Индус, превратившийся в обугленную головешку. Живого места на коже не осталось - лишь белесые глаза, бездумно пялящиеся в пустоту.

     Отбросив прочь пахнущие гарью воспоминания, проковылял в сторону дорогостоящего оборудования. Вот оно – чудо компьютерной техники и заветная мечта миллиона мальчишек по всему земному шару. Не выдержав, провожу пальцами по прозрачной крышке капсулы.

     - Двадцать лет назад они выглядели иначе?

     - Совсем иначе, - признал я. - Больше на гробы были похожи, с окошком на уровне глаз.

     Не выдержал и улыбнулся собственным мыслям, вспомнив далекий голос сержанта, призывающего занять места в могилах. Пальцы заскользили вниз по металлу, который несмотря на холодные отблески оказался вполне себе комнатной температуры.

     Под ладонью возникла бугристая поверхность ручки, которая так и просилась: «дерни меня, дерни!» Ну я и дернул - заела, зараза.

     - Василий Иванович!

     - Сейчас, разберемся.

     Поднажал что было мочи и… пластиковый держатель с глухим звуком отлетел в сторону. Прозрачная крышка легко распахнулась, демонстрируя нутро капсулы.

     - Василий Иванович, там же специальная заглушка была! - возмутилась девушка.

     - Да? Ну простите, не разобрался. Раньше они постоянно заедали.

     - Раньше это когда, двадцать лет назад? Василий Иванович, давайте договоримся, без разрешения ничего не трогать. Я ответственное лицо и, если не дай бог что-то случится, спрос будет с меня.

     Диана встала напротив и строго посмотрела на меня. Нет, все-таки она училка, это прям чувствуется. Хотя и смущается порою, словно подросток. Но ничего, застенчивость скоро пройдет, еще года два-три и окончательно заматереет. Как сказал бы профессор Гладышев: профессиональная деформация личности.

     - Да не переживайте вы так, приклею заглушку обратно, - сказал и примирительно улыбнулся. Увы, вызвать ответную улыбку раздраженной девушки не удалось.

     - Василий Иванович, поймите правильно, дело не только в заглушке. Я отвечаю за капсулы, за программное обеспечение, а значит должна быть уверенна, что целиком и полностью контролирую процесс. Если… если вас что-то не устраивает, давайте сразу проясним ситуацию, во избежание дальнейших недоразумений.

     - Хорошо, - развожу руками, демонстрируя полную покорность, - командуйте, о прекрасная валькирия, что делать дальше?

     - Для начала прекратите дурачиться и начните вести себя, как взрослый мужчина, - тут глаза девушки подозрительно сощурились. – Валькирия? Откуда это?

     - Скандинавская мифология, - пожал я плечами, уж слишком очевидным был ответ.

     - То что скандинавская, мне прекрасно известно. Откуда взялись подобные аналогии? Проект Вальхалла?

     - Диана, я же вам говорил…

     - Да-да, к военным не имеете никакого отношения. Снимайте обувь и ложитесь.

     - Верхняя одежда?

     - Только обувь… Удобно? Хорошо, теперь пробежимся по перечню противопоказаний: черепно-мозговые травмы были?

     - Нет.

     - Эпилепсия, гипертония, сердечно-сосудистые заболевания?

     - Нет.

     - Операции на глазах?

     - Нет.

     Диана продолжала сыпать вопросами, пока я располагался внутри капсулы. С трудом сняв ботинки, откинулся назад. Мягкий ложемент принял форму тела - до чего же хорошо и удобно. Лет двадцать назад это было больше похоже на камеру пыток. Через час начинала болеть шея, через два – неметь ноги, а через три - отстегиваться поясница, так что не разогнуться. Бывало, что выбирались наружу с посторонней помощью, заблевав себя, капсулу и пол вокруг. Что и говорить, современные технологии далеко шагнули вперед.

     - Жирное на ночь?

     - Что? – не понял я прозвучавшего вопроса. – Какое отношение это имеет к противопоказаниям?

     - Никакого, - призналась Диана, - просто хотела проверить, насколько внимательно вы меня слушаете… А теперь возьмите, шлем… Василий Иванович, аккуратно, не повредите визор! Он один половины капсулы стоит.

     Затягиваю крепежные ремешки и опускаю забрало, представляющее из себя сплошной черный экран.

     - Диана, скажите, вы теперь всегда рядом будете? – и тут же на всякий случай уточняю, - я про погружение.

     А то не дай бог, чего подумает. Только обвинений в «харассменте» Василию Ивановичу и не хватало.

     - Я вас поняла. Согласно технике безопасности первые три раза должны пройти под внешним наблюдением. Неизвестно, как ваш организм отреагирует на синхронизацию с частотой изображения.

     - А разве в капсулу не встроена система диагностики?

     - Встроена и даже более того, предусмотрен аварийный выход в случае критического увеличения давления или сбоя сердечного ритма. Вас выбросит из игры, если компьютер сочтет неудовлетворительным состояние здоровья.

     - Тогда зачем наблюдать?

     - Затем, что помимо основных параметров, есть масса дополнительных, на которые система не способна среагировать должным образом.

     - Дополнительные, это какие? Избыточная потливость рук?

     - Василий Иванович, вы хотите поспорить с техникой безопасности?

     - Не в коей мере.

     - Тогда не мешайте работать.

     До ушей долетел легкий шелест – пальцы девушки забегали по клавиатуре, набирая текст.

     Стыдно признаться, но я нервничал. И если бы не новехонькие протезы одной немецкой фирмы, никогда бы не сунулся в эту чертову машину. Слишком плохие воспоминания были с ней связаны.

     Головные боли, тошнота… Синхронизация частоты изображения визора и сигналов, поступающих по зрительным нервам от сетчатки напрямую в мозг, крайне неприятный процесс, по крайней мере именно таким я его и запомнил. Хуже был только отходняк после погружения, когда сознание отказывалось воспринимать окружающую действительности. Картинка двоилась и троилась, некоторые игроки так и вовсе лишались возможности видеть. Через полчаса зрительные функции восстанавливались, но некоторые особо чувствительные, ходили по стеночке и блевали весь оставшийся вечер.

      «Мозг должен поверить в действительность перед глазами. Должен знать, что это не просто плоское изображение на экране, а настоящее многомерное пространство», - любил говаривать лейтенант Ферапонтов, заведующий научной частью. – «Мозг глупый, его легко обмануть».

     Не так уж и легко, потому как процесс адаптации занимал порою часы. Мучительные часы рези в глазах, головных болей и не проходящей тошноты.

     - Крышку пока не закрываю, - долетел до ушей голос девушки. – Готовы, к первому погружению, Василий Иванович?

     - Готов, - ответил я внезапно севшим голосом.

     Яркая вспышка света, легкое головокружение - возникает ощущение водоворота. Стремительный вихрь кружится, затягивая внутрь – секунда… и вот я уже стою на обочине дороги. Куда не брось взгляд - степь, с гуляющей волнами травой до самого горизонта. Растительность сочная и яркая, такую в природе не встретишь, разве что в рекламе газонов для приусадебных участков.

     Под ногами потрескавшийся асфальт, лентой дороги упирающийся в бетонную стену. Это не просто заграждение, а огромное сооружение, высотой в девятиэтажный дом и длинной столь же бесконечной, как и сама равнина.

     На серой поверхности белой краской выведены символы 742 BQ. Это что - номер пропускного пункта? Ну да, вот и само КПП: одноэтажный деревянный домик и перекинутый через дорогу полосатый шлагбаум. Сплошная архаика, взятая из фильмов про войну столетней давности. Будет забавно, если внутри сидит фашист или красноармеец в застиранной гимнастерке.

     Создатели компьютерных игр давно спятили на фоне второй мировой. Особенно верным данное утверждение было по отношению к разработчикам азиатского региона. Как там было у классика: «все смешалось в доме Облонских»? И вот уже нацисты в шагающих роботах, угрожают миру гиперзвуковыми ракетами, а красный командир парит в небе на воздушном драконе. Дичь несусветная…

     - Прием, как слышно?

     - Валькирия, слышу вас отлично.

     - Как самочувствие, пациент? Голова не кружится, не болит?

     - Самочувствие прекрасное. Ничего не болит и не беспокоит. Только звук пропал… я не слышу окружающего мира.

     - Это потому, что крышка капсулы открыта. Напоминаю, мы работаем в тестовом режиме, - легкий шелест клавиш на заднем фоне. - А теперь поднесите руки к глазам и внимательно посмотрите... что видите?

     - Руки и вижу.

     - Я про качество изображения.

     - Нормальное качество, может быть слегка зернистое и яркое… да, яркое.

     И снова шелест клавиш, до ушей долетаете задумчивое «та-ак».

     - Гамму пока лучше трогать, а вот координацию мы с вами проверим.

     Следующие десять минут я только и делал, что приседал, прыгал и бегал, веселя неизвестного дежурного в КПП. Стометровка по обочине, резкий кувырок, уход влево и падение ниц. Вышло неплохо, потому как по итогам импровизированной физзарядки Валькирия произнесла:

     - А вы в хорошей форме, Василий Иванович. Отменная реакция, пульс и давление в норме - прекрасные адаптивные способности для вашего возраст… Простите, я не то хотела сказать.

     - Диана, вы снова взялись за свое? Может пора перестать извиняться за каждое сказанное слово? Тем более, когда это правда… В сорок лет прыгать не просто, даже в виртуальной реальности. Вот видели бы вы меня двадцать лет назад.

     - Простите, - снова повторила Валькирия.

     Изображение дрогнуло раз и другой, и картинка погасла. Исчезла пыльная обочина и потрескавшееся шоссе. Пропала высокая бетонная стена и древнее КПП с полосатым шлагбаумом. Я снова оказался лежащим в капсуле: старым и безногим инвалидом. Исчезла мелкая зернистость, вернулись прежние цвета.

     - Для первого раза достаточно. Вставайте, Василий Иванович.

     - Но мы только начали, - попытался я возразить.

     - Согласно технике безопасности первое погружение должно длиться не более получаса.

     - И…

     - И не спорьте. Сядьте на край капсулы, я посмотрю ваши глаза.

     Куда только девалась привычная робость и смущение. К Диане вновь вернулся образ строгой учительницы или скорее грозной валькирии, спустившейся с небес. Даже брови нахмурила для порядка.

     Я послушно сел и позволил тонким пальчикам приподнять веки. Посмотрел вправо, влево, встретился с пристальным взглядом миндалевидных глаз. А они красивые, глаза эти… Девушка отвернулась и поспешно произнесла:

     - Местами имеются небольшие покраснения, но все в пределах нормы. Как себя чувствуете: тошнота, головокружение?

     - Чувствую себя отлично, хоть сейчас в космос запускай.

     - Все шутите, Василий Иванович. А ведь с вашими показателями и правда полный порядок.

     - Когда будет следующее погружение?

     - Завтра не смогу, подготовительные курсы, - девушка задумчиво уставилась в окно, – а давайте в четверг.

     - А давайте, - легко согласился я. Мне что четверг, что пятница – все едино. Из планов, разве что футбольный вечер в субботу у телевизора.

     На том и порешили.

     

     Второе погружение прошло в четверг, как и договаривались, а за ним третье, и проверочное четвертое на всякий пожарный. Диана Ильязовна не торопилась предоставлять доступ к капсулам. На вопросы не отвечала, пытаясь неловко сменить тему. Под конец и вовсе начала избегать.

     В конце концов я не выдержал, и заявился в компьютерный класс сразу после уроков. Не став тратить время на пожелания доброго дня, выпалил с порога:

     - Скажите прямо, что-то не так?

     - С чего вы взяли? – Диана рассеяно уставилась на меня. Всего лишь секунду назад девушка активно печатала на ноутбуке, и теперь пыталась привести мысли в порядок.

     - Кто отказывается предоставлять доступ?

     - Василий Иванович, подождите…

     - Директриса, я угадал? Это она выступает против?

     - Вы ошибаетесь, как раз Ольга Владимировна настаивала на вашем…

     Девушка осеклась, но поздно – слова были произнесены.

     - Очень интересно, - задумчиво протянул я и проковылял к учительскому столу. Взял ближайший стул и без спроса разместился напротив девушки. – Так это что получается, идея с виртуальной игрушкой была не ваша?

     - Нет, - честно призналась она. Подняла голову и наконец отважилась посмотреть мне в глаза. Совсем еще девчонка, но смелая. Сколько ей лет: двадцать пять… двадцать шесть?

     - Значит директриса, - я задумчиво постучал пальцами по столу: отбил одну дробь, другую. – Ольга Владимировна попросила вас, а ее попросил профессор Гладышев.

     - С чего вы взяли?

     А еще она совершенно не умела врать.

     - С того, милая девушка, что этот нехороший человек, этот мозгоправ чертов, который месяц меня донимает. Министерство направило его за детьми наблюдать, новую методику разрабатывать, а он чем занимается? Прицепился ко мне, что клещ по весне.

     Едва сдержался, чтобы не начать материться. Как же меня достал этот гребаный профессор, этот умник, присланный из самой столицы. И ведь как-то узнал про меня, раскопал материалы в личном деле. Видите ли, его всегда интересовал синдром посттравматического стрессового расстройства. Бес очкастый… его в дверь гонишь, так он через окно.

     - Это я против, - тихо произнесла девушка. – Профессор Гладышев умеет быть убедительным, поэтому сначала я согласилась, а теперь понимаю, не для вас это. Нельзя сбегать от реальности - плохой это вариант, неправильный. Когда первый раз лежали в капсуле, тогда и поняла. Вам здесь жить надо, здесь и сейчас, а не в игрушки играть.

     Голос девушки окреп, набрался сил. В темной глубине миндалевидных глаз загорелись огоньки, а на щеках появился легкий румянец.

     - Поймите, это ничем не лучше алкоголя и наркотиков. Многие обходятся без рук, без ног и ничего. Вы видели выступления Бойко Младеновича по телевизору? Человек преодолел страхи, и нашел в себе силы жизнь. Построил бизнес с нуля, женился и завел детей. Вам обязательно, слышите меня, обязательно нужно послушать его лекции, они так мотивируют, -она говорила легко и увлеченно, красивым звонким голосом, так что хотелось слушать не перебивая. Но я все же перебил…

     - Деньги.

     - Простите?

     - Все дело в деньгах, Диана. Иначе зачем ваш Младенович усирается, собирая залы? Лекции за бабки читает, каждый год выпуская по новой книге. Думаете, людям помочь хочет? Да он доверчивых дурачков обдирает, готовых заплатить за один лишь призрак надежды. Знаете, когда у Бойко началась полноценная жизнь? Когда заработал первый миллион и купил бионические протезы известной немецкой фирмы.

     - Людям надо верить.

     - Надо, но только не тем, кто на вас зарабатывает.

     А девочка взгляд не опустила, значит отчаянно верит в то, что говорит. Но это ничего, это пройдет с возрастом.

     Я тяжело поднялся со стула и захромал в сторону выхода. Снова заедал треклятый сустав, и снова беспокоила левая культя, которую натерло, и которая начинала болеть.

     - Завтра жду доступ.

     Взялся за ручку и громко хлопнул дверью на прощанье. Верит она…

     

     Не задался день, чего уж там говорить. Сначала очередной шкет угодил под «Вихрь», напугался огромной поломоечной машины и разревелся. Разумеется, тут же прибежала разгневанная мамаша, обнаружила у любимого чада синяк и потребовала наказать виновных. А кто у нас виноват? Правильно - уборщик, а не малолетние дебилы, решившие поиграть в догонялки с огромным железным ящиком. Он хоть и медленный, но если догонит, мало не покажется.

     - Василий Иванович, я же просила приглядывать за ним, - мягко увещевала меня директриса.

     - Ольга Владимировна, напоминаю, согласно графику «Вихрь» работает пять часов. И что прикажете, все это время ходить и следить, чтобы очередной балбес не кинулся под колеса?

     - Василий Иванович, вы же понимаете.

     - Понимаю, поэтому в сотый раз повторяю, спишите старичка на заслуженную пенсию. Пока очередной дебил не свернул себе шею.

     - Ой, ну что вы такое говорите? - директриса испуганно всплеснула руками.

     Это она еще не видела, как в прошлом году пятиклашка сальто сделал, спрыгнув с движущейся машины прямо на плитку пола. Шею, правда, не свернул, но вот череп проломить – был близок.

     После небольшой лекции от Ольги Владимировны началось шоу в восточном крыле. Сломался магнитный замок одного из математических классов, и трудовик решил проявить инициативу, лично взявшись устранить поломку.

     Вызвать специалистов нам не судьба, мы же умные, мы же по интернету смотрели. В итоге великовозрастный балбес замкнул цепь, в следствии чего сработала пожарная сигнализация. Три кабинета и длинный коридор по щиколотку засыпало порошком. А убирать кому, а убирать Василий Ивановичу, у которого все роботы разряжены, потому как конец рабочего дня. Пришлось в срочном порядке изыскивать резервы в виде запасных аккумуляторов.

     Провозился с уборкой до позднего вечера, а когда вернулся в каморку, то обнаружил у двери посетителя.

     Так уж случилось, что свела меня судьба с одним парнишкой. Вечно с ним проблемы возникали, через них и познакомились.

     Было у местной молодежи странное увлечение – пробираться по темноте в школу, да куролесить ночь напролет. Особенно популярной считалась зона бассейна, где периодически возникали импровизированные вечеринки. И камеры были, и охрана имелась, и каждый раз одно и тоже. Может потому, что на средствах визуального контроля экономили, а может все дело в охране, которая хоть и была, но настолько хреновая, что считай и не было: целыми днями сериалы смотрела, да чипсы жрала.

     Помнится, лет пять назад это приключилось. Я тогда на работу только устроился, поэтому впахивал, как проклятый. Задержался до трех ночи, проверяя новую партию аккумуляторов, ну и услышал звон в коридоре. Вышел посмотреть, а там два балбеса стенд со школьными наградами уронили. Один нарушитель удрал, а второго я загнал в угол. Хотел сразу охрану вызвать, но что-то остановило. Не знаю… может отчаянный взгляд пропащего человека, которому светила условка, а может то, что не кинулся первым в спасительный проход, прикрывая менее щепетильного в данных вопросах напарника.

     Всучил я горе-взломщику ведро и велел убрать осколки разбитого стекла голыми руками. Решил проучить малолетку, чтобы на всю жизнь запомнил, каково это – преступать закон. Думал, закончится все на первых каплях крови, но парень оказался на редкость стойким: руки изрезал, залил пол темно-красным, но терпел. Терпел, до последнего, пока не начал бледнеть и пошатываться. Пришлось прерывать процедуру наказания и тащить малого в подсобку - оказывать первую медицинскую помощь, благо аптечка всегда под рукой.

     На следующий день пацан заявился в каморку и сказал «спасибо».

     - За что спасибо-то?

     - За то, что охране не сдали.

     - Родители в курсе? – кивнул я на перевязанные ладони.

     - Мать в командировке.

     - А отец?

     А отца у парня не было, вернее был, но только в другой семье.

     Поговорили с пару минут и разошлись без претензий друг к другу. Думал, что навсегда, но ошибался…

     Уборщику во время работы положено по школе ходить: следить за работой дронов и устранять возникшие неполадки. Я ходил, а пацан рядом ошивался, все выспрашивая про старенький «Вихрь», и какие аккумуляторы используются. Потом зашла речь о принципах работы беспилотников гражданских и военных: полезная нагрузка, типы используемых боеприпасов, дальность полета. Я что, я мог часами об этом рассказывать – пацан же слушал, открыв рот, потому как пацанам про войнушку завсегда интересно.

     Дальше больше, про вечно полыхающую Африку, про местные племена что до сих пор живут в первобытнообщинном строе, и о детях, которые натурально пухли с голода и для которых пожрать один раз в день – за счастье было. О минах, что в обилии своем заполонили юго-восточную часть континента, вгрызаясь в ржавую почву африканской саванны. О тушах мертвых слонов, что гибли целыми семьями, забредая в начиненные взрывчаткой поля. О старых калашах, которые выпускались сто лет назад в Советском Союзе, и которые до сих пор стреляли. О луках, что разили стрелами не хуже пуль, и копьях, от которых не спасал даже броник, потому как приловчились бушмены (прим. автора: общее название для многочисленных племен Африканского континента) колоть в горло, да подмышки. А самое главное - о невыносимой жаре, навечно поселившейся в костях.

     Совершенно другой мир, дикий и невозможный для человека цивилизованного. Хотя какая в задницу цивилизация, мы отличались от них разве что экипировкой, а сними ее - те же дикари. Сразу вспомнился Бармалей, который натуральным образом жрал человеческую печень. Свежевал трупы врагов и готовил потроха, как какое-нибудь барбекю на заднем дворе в субботний вечер. Верил, что именно печень придает сил и выносливости, потому как содержит микроэлементы, критически важные в условиях саванны. Парни рассказывали, что у Бармалея два высших образования и что он даже успел поработать врачом общей практики в Питере. А по мне так спятил мужик, потому как каждый сходил с ума по-своему, в этой треклятой жаре…

     Малой редко заглядывал в мою коморку, обыкновенно подкарауливая в длинных коридорах школы.

     - Василий Иванович, как дела! – начинал кричать, едва завидев. – Как старичок поживает?

     Это он судьбой «Вихря» интересовался, которому давно место на свалке.

     - Не списали пока, старичка твоего, - привычно отвечал я, - пыхтит на первом этаже.

     Ну или на втором, или на третьем, в зависимости от обстоятельств.

     Сегодня пацан постучался и зашел внутрь, не проронив ни слова. Сел на стул, и принялся буравить взглядом стену напротив.

     - Давай рассказывай, чего приключилось, - не выдержал я. Не было у меня времени в загадки играть: через полчаса плановый обход, а еще надо успеть прогнать диагностику, и отыскать «потеряшку» в западном крыле. Вечно в том районе возникали проблемы с сетью, особенно после того, как в кабинете трудовика установили новый пресс. И нахрена ему бандура с начинкой, что любой сигнал в радиусе пяти метров глушит? Я еще понимаю, если бы наша школа считалась объектом стратегического значения, и директор отдал приказ создать средства радиоэлектронной защиты. Но приказа такого не поступало, а трудовик откровенно маялся дурью, транжиря направо и налево и без того скромный бюджет.

     - Ну чего молчишь, говори.

     Пацан набрался духа и выпалил:

     - Василий Иванович, вам когда-нибудь изменяли?

     - В смысле? – не понял я.

     - Любимая девушка предавала? – И совсем уж замявшись, тихо добавил, - я об этом хотел спросить.

     А пацан-то вырос. Пару лет назад интересовался стандартами стрелкового оружия в арабских странах и вдруг бабы.

     - Тебе это зачем?

     Ну он и вывалил на меня историю измены любимой девушки и предательства лучшего друга. В общем ничего нового под луной.

     - От меня чего хочешь? Жалеть и гладить по головке не стану и не рассчитывай.

     Глаза зло зыркнули в мою сторону. Злость – это хорошо, это куда лучше, чем сопли.

     - Мне совет ваш нужен.

     - Ну.

     - Я ему морду набить хочу.

     - А чего сразу не набил?

     - Не знаю… растерялся, наверное. Слишком быстро все произошло, сообразить толком не успел.

     - А оно всегда так, быстро и неожиданно. Учат вас в школе – учат, только не тому. Вы чего думаете, самый большой стресс в жизни – это контрольная по математике? А вот нихрена… Потому и теряетесь, когда в большую жизнь выходите.

     - Василий Иванович, мне лекции не нужны.

     - А чего тогда приперся? Тоже мне умник выискался, лекция ему не нравится… Я тебе не папа, советы направо-налево раздавать, и не бесплатная психологическая помощь.

     Зря я про отца… Парень тут же вскочил на ноги, и нацелился бежать, весь такой обиженный. Пришлось осаживать.

     - Сидеть!

     - Я вам не…

     - Сказал, садись и слушай… коли сам пришел.

     И пацана сел, красный от злости, сцепив пальцы в кулаки. Злость - хорошее лекарство, правильное, тут главное с дозировкой не переборщить, чтобы рассудок холодным оставить.

     Я огляделся в поисках заварки, но обнаружил лишь крошки недавно съеденного печенья. Открыл верхний ящик и нашел полупустую коробку дешевого «Майского» со вкусом лимона.

     - Чай будешь?

     Пацан замотал головой.

     - А я выпью.

     Щелкнул электрическим чайником и закинул пакетик в черную от заварки кружку. Помыть бы ее с содой и солью, да руки никак не доходят. И упаковка печенья закончилось, как назло… вчера же покупал.

     - Кем тебе эта девка была?

     - Она не девка.

     - Да не в том суть, Малой. Она тебе кто – жена?

     - Нет.

     - Мать твоих детей?

     - Нет.

     - Ну и чего тогда паришься: на алименты не подаст, имущество делить не придется.

     - Она моя девушка, мы с ней два года встречались.

     - Моя девушка! – произнес я раздельно, словно пробуя забытые слова на вкус. - Звучит-то как… моя! Твоей может быть голова на плечах и яйца в штанах, а она просто баба, с которой пытался построить отношения. Не получилось, бывает. И друг твой козлом оказался, такое тоже случается. Поверь, пацан, ничего страшного в этом нет. Вот если бы ты женился и парочкой спиногрызов обзавелся, тогда да, тогда сложнее. И гнилая натура твоего «дружка» могла проявиться лет через десять, при куда более сложных обстоятельствах. Поэтому судьбе спасибо скажи, что от говна уберегла раньше времени.

     - Вас послушать, так я радоваться должен.

     - А чего грустить? Тебе сколько годков, Малой - восемнадцать? Сколько еще баб в жизни будет, всех не упомнишь.

     - Василий Иванович, вы не понимаете, мы любили друг друга. У нас по-настоящему было.

     - А в жизни всегда по-настоящему, даже когда кажется, что играешь.

     Чайник забулькал и щелкнул, извещая окрестности о том, что кипяток готов, можно заваривать.

     - Чаю точно не хочешь?

     Получив отрицательный ответ, налил себе кружку. Неприятный горьковатый запах ударил в ноздри. Нет, надо помыть посуду, пока плесень не развелась. Взялся за пакетик и окунул пару раз в исходящую паром жидкость. Проклятье, как же горячо…

     - Что мне делать, Василий Иванович?

     - Ничего.

     - Как ничего, - возмутился пацана. – Вот так вот просто заявиться в класс, словно ничего не случилось. Олька и козел этот - они же со мной учатся, видеть их вместе каждый день… И другие узнают, слухи пойдут.

     - Малой, так ты из-за бабы переживать или из-за сплетен, которые начнут распускать?

     - Из-за всего, - неожиданно заорал он. – Как вы не понимаете… сидите сычом в своей сраной каморке, от жизни закрылись и думаете, хорошо – да? А мне может быть больно прямо сейчас. Возвращаться и видеть, как они обнимаются, мой лучший друг и моя… моя... Как другие шепчутся и смеются за спиной. И Дюша, этот урод, больше других ржать будет.

     - Дюша, это который здоровый с Урала? - уточнил я, сбивая с парня запал. Тот лишь махнул рукой и обессиленный, опустился на стул. – Бугай ржать не будет… ты уж поверь.

     - Вам-то откуда знать? Мы с ним враги с первого класса.

     Хотел я сказать одну ближневосточную мудрость про друзей и про врагов, но не стал. Не в том состоянии пацан, чтобы поговорки выслушивать. За поддержкой пришел, только не к тому человеку, потому как не папа я ему, не брат и не друг. Никто - одним словом.

     Взглянул на часы – обход через пять минут, а диагностика даже не запускалась. Опять провожусь до позднего вечера, придется по темноте домой возвращаться.

     - Значит так, пацан, слушай внимательно и не перебивай, потому как нет времени утешательствами заниматься. Пункт первый, касаемо дать в рожу… Кулаки – ровно такое же оружие, что дубинка, нож или пистолет. Могут покалечить, убить, привести к ненужным результатам, поэтому прежде, чем пускать их в ход, сто раз подумай. Пункт второй вытекает из пункта первого – всегда включать голову. Проанализируй ситуацию и ответь на два элементарных вопроса: мне это зачем и какие будут последствия? Хочешь из школы вылететь за очередную драку – валяй, вперед. У тебя этих косяков накопилось столько, что ни одна классуха не отмажет, даже такая мировая, как Галина Николавна. А теперь пункт третий и самый главный – у Василия Ивановича полшестого обход. Надеюсь, это понятно? Ну раз понятно, тогда чего сидим - руки в ноги и домой.

     

     Вечером того же дня позвонила Диана Ильязовна, сообщив, что доступ к виртуальной капсуле предоставлен. Наконец-то!

     Вручила мне ключи от подсобки и…

     - Вы собираетесь здесь остаться? – задался я вопросом, когда увидел девушку, располагающуюся по соседству.

     - Я проконтролирую.

     - Чего именно проконтролируете?

     - Ну… вас.

     - Мы так не договаривались.

     - Василий Иванович, вам может понадобиться…

     - Стоп, - перебил я грубо, не став вслушиваться в сбивчивые объяснения. - Три тестовых погружения под внешним наблюдением провели? Правила техники безопасности соблюли? Так в чем проблема? Спасибо за чрезмерную заботу, Диана Ильязовна, но дальше мы как-нибудь сами.

     Криво улыбнулся, пытаясь смягчить тон сказанного. Кажется, вышло откровенно плохо, потому как девушка, ни сказав ни слова, стремительно покинула комнату. Вид при этом имела гордый и независимый. А мне что, мне с ней детей не крестить… У меня и детей-то нет.

     Забрался в камеру, разместился по удобнее и включил систему. Синий экран вывел перед глазами табличку с надписью:

      «Тестовый режим закончен, хотите начать новую игру?»

     Да.

      «Спасибо, что приобрели премиум…»

     Дальше.

      «Настоящее пользовательское соглашение регулирует отношения между…»

     Принять.

      «Для покупок в онлайн-магазине необходимо пройти дополнительную верификацию…»

     Да вы издеваетесь.

     Экран мигнул белым светом раз-другой. Легкое головокружение и стремительный вихрь затягивает в бешеную пляску теней.

     

     Знакомая пыльная обочина под ногами. Кругом простирается бесконечная степь, заросшая ковылем. Впереди возвышается непреступная твердыня - высокая бетонная стена. Немного покатая, напоминающая дамбу Саяно-Шушенской ГЭС, которую довелось однажды увидеть. Дух захватывало от зрелища, особенно когда стоишь внизу и понимаешь, что перед тобой тысячи кубометров воды, сдерживаемых единственной преградой. Мощная стихия, которой дай только повод, и она все сметет на своем пути.

     В вирте подобного ощущения не возникало. Может потому, что в глубине души понимал – игра это, а может все дело в отсутствии реки по ту сторону. Все что имелось за стеной – куча дебилов, играющих в войнушку. Увы, как показывала практика, против таких ни один забор не помогает.

     Шагаю к зданию КПП с древним шлагбаумом полосатой раскраски. Небольшой домик из стандартных бетонных блоков. Виднеются зазоры и щели, торчащие металлические «ушки». Рама из дешевого пластика криво вставлена в оконный проем и кажется, держится на одной пене. В углу виднеется парочка сколов, словно успели поработать арматурой, проверяя стеклопакет на прочность. Да нет, вряд ли, окно на соплях держится - пару сильных толчков и вся конструкция провалится внутрь. Тут дело в условиях хранения или криворуких монтажниках, умудрившихся «цепануть» стеклом о те же бетонные блоки. Вот помнится, в Полокване…

     С трудом останавливаю ход разогнавшихся мыслей, понимая, что не реальность передо мною. Всего лишь коллективный труд геймдизайнеров. Они что угодно налепить могут, нисколько не заботясь о законах логики.

     Вот взять, к примеру, охранный периметр. Есть верить сюжету игры, Маяк-17 – это закрытый город, где произошел «странный инцидент». Почему нет армии, где спецтехника, где оборудованные инженерные, общевойсковые и прочие сооружения? КПП – это конечно хорошо, а для проселочной дороги на границе с Зимбабве, так вообще отлично. Только вот здесь не Африка, а Южный Урал, территория Российской Федерации. Да какой-нибудь сраный склад со списанным оборудованием охраняется в разы лучше, чем этот «закрытый» город.

     Поднимаюсь по наспех сколоченным ступенькам и стучу в дверь: самую обыкновенную, деревянную, посаженную на ту же монтажную пену. Лепили явно неаккуратно, потому как виднеются дыры, в которые запросто можно кулак запихнуть или гранату.

     Стучу снова – в ответ тишина. Открываю дверь - внутри небольшая комната с убогой обстановкой: деревянный стол, стул и дремлющий солдат в форме рядового бойца вооруженных сил России. К стене прислонен климовский «Вал». Спрашивается, нахрена дежурному автомат, обыкновенно используемый в войсках специального назначения, еще и со встроенным глушителем. Подхожу ближе и сажусь на корточки. Нет, это не «Вал», хотя очень похож: трубчатый приклад, толстое дуло, а вот рукоять непривычно гладкая, изогнутая, как у аналога АМБ, выпущенного концерном Калашникова.

     Очень хочется взять оружие в руки и внимательно рассмотреть, но внутри словно стопор срабатывает. Мозгами понимаю, что нахожусь в вирте, что за столом спит обыкновенный «бот» - кусок программного кода. И… не могу. Нельзя брать чужие вещи без разрешения, особенно огнестрел. Поэтому кхекаю, стучу по крышке стола, пытаясь разбудить дежурного.

     Рядовой мгновенно просыпается – секунду назад дремал, и вот уже сидит болванчиком, с идеально ровной спиной.

     - Приложите руку к сканеру, - звучит бесцветный голос.

     Оглядываюсь в поисках названного оборудования. А вот и сканер - висит на стене серебристой блямбой. Послушно прикладываю ладонь к выпуклой поверхности, и та охотно мигает синим цветом.

     - Проходите.

     - А куда мне…, - оборачиваюсь и слова застревают в горле. Рядовой дремлет ровно в той же позе, что и минуту назад. Ох уж мне эти скрипты, что двадцать лет назад, что сегодня – реализмом веет за версту.

     Открываю хлипкую дверь и спускаюсь по ступенькам. Миную пресловутый полосатый шлагбаум - впереди возвышается огромное препятствие в виде стены серой дамбы. Входных ворот нет, зато имеется небольшая дверь с мигающей зеленой лампочкой. Кажется, нам туда. Подхожу ближе и точно - сбоку прикреплена табличка с пояснительной надписью – вход. Никаких тебе магнитных запоров и амбарных замков – толкай ручку и проходи внутрь. Ну я и толкнул…

     Изображение резко гаснет, словно выключили в комнате свет. Вокруг царит непроглядная темнота, лишь в углу мигают песочные часы. Зависло, зараза… Опять Василий Иванович не туда нажал, не то сделал… Не успеваю выматериться толком, как в ушах начинает звучать многоголосица, а мир перед глазами наполняется красками.

     И вот я уже стою на булыжной мостовой. Побеги травы, слишком яркой и сочной для проезжей части, пробиваются меж круглых камней. Поднимаю голову и вижу длинную улицу с аккуратными домиками по обеим сторонам. В основной своей массе двухэтажными, с вывесками и названиями на русском языке. Тут тебе и оружейная, и трактир, и гостиный двор с изображением гуся на фасаде. Через каждые пять метров возвышаются массивные фонарные столбы, отлитые из позеленевшего от времени металла. Плафоны выключены и не горят по причине дневного времени суток.

     Делаю пару шагов вперед и наблюдаю дальний конец улицы. Вижу небольшую площадь с высаженными по периметру деревцами и фонтаном. Хотя какая это площадь – пятачок, окруженный стенами домов. Складывается ощущение, что угодил прямиком на улочку старого европейского города. Если бы не местная публика - сплошь хмурые мужики в разношерстной снаряге, с баулами за спиной, обвешанные оружием, что новогодние елки гирляндами. Ходят быстро, по сторонам не смотрят, то в один магазинчик заглянут, то в другой. Сразу видно - живые люди, им окружающая красота побоку, все эти фонтанчики с разбитыми клумбами, каждый занят исключительно своими делами. А вот девушка в синем сарафанчике, ухаживающая за цветами, явно компьютерный бот. До чего же красивая и гибкая барышня. Я невольно залюбовался движениями прелестницы - точеными ножками, выглядывающими из-под короткого подола платья.

     Любовался ровно до той пор пока не отвлек какой-то мудила, нагло присвистнувший за спиной.

     Оборачиваюсь и вижу бугая с косым шрамом через всю физиономию. Здоровяк улыбается мне и подмигивает:

     - Пойдешь сегодня ночью в рейд? На звездное небо посмотрим, – морда наглая, а голос сальный, прямо до отвращения.

     - Кадык вырву, - пообещал я.

     - Чего злишься? Можно было просто сказать «нет».

     У вас ничего просто так не бывает. Расплодилось пид…сов что в реальном, что в виртуальном пространстве, продыха нет. В прошлом месяце какой-то козел фотку члена сбросил, в сомбреро и с приклеенными усиками. Жаль, абонент оказался недоступен, а то я бы этому любителю мексиканского колорита накостылял по самое не балуйся.

     Пульс заметно подскочил - блин, только этого мне и не хватало. Неизвестно, насколько тонкие настройки диагноста установила Диана, как бы из игры не вылететь.

     В спешном порядке закрываю глаза и начинаю медленный отсчет до десяти – вроде отпустило. Нет, нельзя разбрасываться эмоциями по пустякам. Необходимо сосредоточиться на главной задаче. Что у нас там в меню, какие цели на карте?

     А нет никакого меню – чистый экран перед глазами, даже полоска жизни отсутствует в углу. Это что, и есть ваш пресловутый реализм? Ладно, допустим…

     Может какие надписи на стенах или плакаты соответствующей тематики? Ничего подобного обнаружить не удалось, зато нашелся целый стенд в виде информационной тумбы. Обыкновенно такие использовались на туристических объектах или в торговых центрах для облегчения навигации - этакий большой сенсорный экран на изогнутой ножке.

     Потыкавшись по вкладкам, обнаружил искомую надпись: для новичков. Нажимаю на кнопку «далее», в глубине души опасаясь увидеть портянку на десять листов. Хвала разработчикам, обошлось - всего лишь пара абзацев скупого текста. В доме номер восемь некий капитан Кравцов выдаст документы на первое задание – вот и всё.

     Ниже прилагалась карта местности с длинной улицей и расположенными вдоль нее домами. А она не такая большая, как показалось в самом начале: никаких ответвлений и закоулков, лишь синие точки, обозначающие переходы в другие локации. Понятно, значит вокруг не закрытый город, а своего рода предбанник, где игроки закупаются, обмениваются информацией, и собираются в группы.

     Денег у меня не было, да и в стаи сбиваться я не планировал, поэтому направился прямиком к указанному дому, где квартировался некий капитан Кравцов. Благо идти было недалеко, по диагонали через дорогу.

     Остановился перед фасадом из красного кирпича и нажал на черную пипку дверного звонка. В ответ тут же щелкнул механический замок - дверь открылась. Странно, никто не встречает…

     Захожу внутрь и оказываюсь в полутемном коридоре, из которого только один выход - по прямой, в сторону наполненного светом проема. Перешагиваю через порог и оказываюсь в аккуратной комнатке, с занавесками на окнах и геранью на подоконнике. Прямо благодать какая-то, а не закрытый город. На улице фонтаны с цветами, а здесь вон целый капитан сидит за столом, чисто выбритый и выглаженный. Чай прихлебывает из кружечки, натурально оттопырив мизинчик. Не из кружки, а именно из кружечки на пару хороших глотков.

     Холеное лицо капитана мигом просветлело, стоило войти. Я даже слова сказать не успел, как он вдруг вскочил на ноги и затараторил:

     - Позвольте… позвольте, как я рад. Неужели светлый лучик пожаловал и в наше темное царство. Не извольте беспокоиться, вот сейчас, сию минуту… садитесь пожалуйста, - расторопный капитан пододвинул мне стул, словно барышне.

     Я, конечно, понимаю: премиум-доступ и все такое: денежных игроков надо ценить и ублажать, но не до такой же степени. Надеюсь, он обниматься не полезет? Но нет, капитан уселся напротив и расплылся в широкой улыбке:

     - Чем могу быть полезен?

     - Мне бы задание первое получить.

     - Зачем так торопиться, может для начала чайку, милая барышня.

     Барышня!?? – пронеслось в мыслях.

     - Барышня! – проорал я.

     Опустил взгляд на мешковатую форму цвета хаки. Натянул с силой - сквозь материю отчетливо проступили два бугорка. Стянул черные кожаные перчатки и обнаружил тонкие пальчики с маникюром.

     Дожили, Василий Ивановичи, докатились…

     

     С силой оттолкнув крышку капсулы, выбрался наружу.

     - Диана! – проорал, что было мочи и захромал к выходу. Снова заедало треклятое левое колено.

     - Диана! - проорал в очередной раз, и толкнув дверь, вышел в кабинет.

     Девушка за столом дернулась и спешно захлопнула крышку ноутбука. Пальцы принялись торопливо извлекать вкладки наушников.

     - Диана… Ильязовна, - с трудом выдохнув, повторил я. Короткий забег по подсобке дался не просто, напрочь сбив дыхание. - Думаете, это смешно, обрядить Василия Ивановича в соску. Мне эти ваши глупые розыгрыши, уже вот где сидят.

     - Не понимаю, о чем вы?

     - Не притворяйтесь, все вы прекрасно понимаете.

     - Но я правда…

     - Там в игре, выгляжу словно смазливая девчонка, с жопой и сиськами, - для наглядности провел по груди, демонстрируя столь потрясшие меня выпуклости. – Только зашел, а ко мне уже клеятся всякие… Кравцовы. Или хотите сказать, это не ваших рук дело?

     Черты лица девушки заметно заострились.

     - Успокойтесь, - тихо произнесла она.

     И мне вдруг совершенно расхотелось качать права.

     - Успокоились? Теперь давайте разберемся по существу: вы заглядывали в настройки перед началом игры?

     - Нет.

     - Почему?

     Действительно, почему?

     - Я как-то не подумал, - признаюсь честно.

     - А я подумала, Василий Иванович, и не просто подумала, а изменила их под себя, когда впервые тестировала капсулу. Я девушка, если вы не заметили, поэтому выбрала персонажа с соответствующей внешностью.

     - А раньше сказать не могли?

     - О чем? Главной моей целью было проследить за показателями здоровья, а выбрать облик персонажа – это уж, извините, ваша забота. Да и потом, Василий Иванович, неужели никогда не играли в компьютерные игры? Все всегда начинается с настроек.

     - Играл давно, - пробормотал я растерянно.

     И соврал, потому как никакая это была не игра, а виртуальный тренажер, без права на выбор. Всем командовал лейтенант Ферапонтов, он и выставлял нужные настройки. Какой там «кастомайз», какие персы, когда все выглядели одинаково, словно братья близнецы, и от противника отличались разве что цветом.

     - Василий Иванович, не переживайте вы так. Ничего страшного не случилось, и внешность в игре можно поменять. Вы же не прошли через стену?

     - Прошел.

     - Плохо, - девушка задумалась на несколько секунд. После чего открыла крышку ноутбука, и зашуршала клавишами.

     Все что мне оставалось - сесть за ближайшую парту и терпеливо ждать.

     – Плохо, Василий Иванович, - спустя пять минуту повторила девушка и конкретизировала ответ, - для игроков, попавших в общий хаб, смена персонажа не предусмотрена.

     - А я могу начать игру заново.

     - Можете, но только за дополнительную плату.

     - Сколько?

     - Сто пятьдесят рублей.

     - И что, никаких послаблений для премиум-пользователей?

     - Нет.

     - Какие-то странные правила.

     - Ничего странного в этом нет, Василий Иванович. В игре помимо честных геймеров существует большое количество читеров, хулсов и анархистов.

     - Кого?

     - Тех, кто пытается заработать в обход правил или сломать игровой процесс, забавы ради. Разработчики всячески борются с нечистоплотными игроками и ограничение по количеству создаваемых персов - одна из мер.

     - Или способ заработать, - хмуро пробормотал я.

     - В том числе, - не стала спорить Диана. Теперь у вас существует три выхода: заплатить деньги, подождать месяц, когда спадет эмбарго на смену персонаж или играть девушкой.

     - А если подключить другую капсулу?

     - Нет.

     - Почему нет?

     - Потому что нет времени возится с новыми настройками. И, давайте на прямоту, никакого желания исправлять ваши ошибки.

     - Обиделись, - заключил я.

     - На что?

     - Ну… на то, что накричал сейчас.

     - Хорошо, что вы это понимаете, Василий Иванович. И нет, я не обиделась. Тот факт, что вы хам и грубиян, давно известен, поэтому глупо было ожидать иного. Вы даже не соизволили сказать спасибо, за то что потратила кучу времени на разморозку капсулы и тонкую настройку, за которую специалисты берут деньги.

     - Сколько я вам должен?

     - А вот сейчас обижусь.

     Огненный взгляд девушки прожег до кишок. Нет, не девушки - самой настоящей валькирии. Теперь понятно, почему ее шкеты боятся. И где только научилась так глазищами зыркать, неужели в педагогическом?

     - Извините, Диана Ильязовна, не сдержался. И это… спасибо вам.

     Тяжело оперся о парту руками, и та моментально отозвалась жалобным скрипом. С трудом поднявшись, захромал в сторону выхода... Играть на сегодня расхотелось.

     - Никитос… Никитос, - неслось заполошное по коридорам.

     Отыскал-таки меня Кузька, нашел перед самым первым уроком. А я было решил, что хорошо спрятался, потому как нет в школе хуже места, чем коридоры начальных классов. Где стоит вечный ор, гвалт, и бегает пузатая мелочь. Им что шестиклашка, что выпускник, что сама директриса – снесут, не посмотрев на должности и регалии.

     - Никитос!!!

     Невысокого роста Кузьма идеально вписывался в местную обстановку. С лицом, что пошло красными пятнами, с распахнутом в крике ртом и глазами, полными лихорадочного блеска. Один в один первоклашка, вырвавшийся на свободу с пропеллером в известном месте.

     - Никитос, беда! – выпалил Кузька одним махом.

     - Алгебра? – предположил я.

     - Хуже!

     Что может быть хуже алгебры, если только не…

     - Геометрия?

     Кузька быстро закивал, подтверждая догадку.

     - Пятьдесят третья… дашь списать?

     - Да, без проблем. А меня чего искал, неужели других вариантов не было?

     - Если бы…, - Кузька разочарованно махнул рукой. – Задачка эта всего четверым досталась. У меня, сам знаешь, с пространственным воображением беда. Пашка решил, но решил через жопу: у него как обычно, с ответами не бьется, а Агнешка вредная, списать не дает. Выходит, только ты и остался.

     Выходит, что так.

     - Пошли, а? – Кузька с надеждой воззрился на меня. – Ситуация патовая... Сам рассуди, в начале недели по истории отлично получил, потом по «литре» четверка, а в пятницу тройбан схлопотал по физике. Прямая успеваемости по нисходящей идет, понимаешь? Следующей обязательно двойка будет – к доске вызовут, нутром чую. Никитос, выручай!

     Возвращаться в класс категорически не хотелось. Не для того прятался среди малышни, выбрав самую дальнюю скамейку. Она еще кадками с растениями была заставлена: то ли фикусами, то ли пальмами. Не шарил я в ботаники, в отличии от Ольки, способной распознать в лесу самую хитрую травинку.

     Олька… снова эта Олька - достало!

     Во сне история с изменой оказалась глупым розыгрышем. Мы с Корольковой помирились и снова гуляли по парку. Ели мороженое одно на двоих и жарко целовались в тайном месте, укрытым от посторонних глаз высоченными кустами. Я чувствовал вкус мяты на губах, обнимал горячее изгибающееся тело, а потом…. Потом мы с Костяном штурмовали непреступную гору, вдруг оказавшуюся Эверестом. Сидели на самой вершине мира, созерцая проплывающие под ногами облака.

     Насколько хорошо все было во сне, настолько же хреново оказалось в реальности. Стоило лишь зайти в класс, как шепотки пролетели над партами, словно легкий ветер разворошил сухую листву.

     Куда не повернешь голову, кругом одни взгляды. Особенно изнывала от любопытства Ритка Зарубина, бедная аж рот открыла. Ну еще бы, такая драма – лучший друг увел девушку из-под носа товарища, что же теперь будет? А ничего не будет – обломитесь! Бросил портфель и сбежал к младшеклассникам, только бы не видеть эти рожи. И вот теперь возвращаться…

     - Кузьма, возьми сам тетрадку – разрешаю. Она в портфеле лежит, в первом отделении.

     - Ты чего, - возмутился Кузьма, - не буду я брать чужое.

     Все бы были такими щепетильными.

     

     Третья парта в первом ряду непривычно пустовала. Впервые с начальных классов я оказался за ней одни - в гордом одиночестве, без привычного соседа под боком.

     Костян съехал и правильно сделал, потому как в противном случае я бы не удержался и обязательно ему помог. Я и сейчас с трудом сдерживался, чтобы не подойти и не навалять предателю, как следует. Этот козел… эта сука теперь с Олькой сидела за одной партой. С моей Олькой!

      - … между мной и Костиком нет ничего серьезного. Не так, как у нас с тобой, - звучал в ушах голос, такой родной и такой близкий.

     - Уже на эти выходные домик сняли? А на какой турбазе, на Приморской возле стрелки? Алла, ну я не знаю, у нас с Костиком были другие планы на субботу, - это был не мираж и не слуховые галлюцинации. Стоило лишь повернуть голову, чтобы убедиться в этом.

     Олька смеется, болтая с девчонками. А Костик… хотя какой он теперь Костик – гнида позорная. Неловко улыбается, делает вид, что участвует в общем веселье, а сам напряжен. Боится и правильно делает, потому как морду ему набить, ну очень хочется. И плевать на проблемы: на последующую выволочку от директрисы, на исключение из школы, на слезы матери.

     Какая же он гнида…

     

     Цифры и графики мелькали на доске, сменяя друг друга – на уроке геометрии объясняли новый материал, но я не слушал. Пропустил и алгебру с историей.

     Очнулся только на четвертой перемене, когда проход загородил вечно жизнерадостный Пашка:

     - Чего такой смурной, сохатый? Рога ходить мешают?

     Хотел я ему втащить, без лишних слов и предисловий, но тут на линии огня возникла широкоплечая фигура Дюши.

     - Пашок, срулил отсюда.

     - Чего это?

     - Воздухом, говорю, подыши.

     - Не хочу я дышать, - пробурчал Пашка, но Дюшу послушал и в сторону отступил.

     - И ты Синица, иди расслабься, пока не прибил кого ненароком.

     Я все ждал, когда последует продолжение от Дюши. Глупо упускать такой повод поглумиться над извечным врагом. Но Соломатин не сказал больше ни слова, лишь развернулся и молча зашагал в сторону буфета.

     До ушей долетело бормотание раздосадованного Пашки:

     - Воздухом, говорит, подыши… Что я, дурной что ли, на улицу переться, когда дожди.

     

     После уроков я домой не пошел, а занял позицию на подоконнике. Хорошая точка для наблюдения за вездесущими роботами-уборщиками. Черные шайбы шныряли по полу, натирая и без того чистую плитку до блеска. Администрация школы буквально помешалась на гигиене помещений - объявления висели на каждом шагу, а диктор в начале каждого учебного дня напоминал, что и где следует мыть. Даже огромное информационное табло в атриуме гласило:

      «Уважаемые учащиеся и посетители, чистите обувь, прежде чем войти в школу! К вашим услугам у входа расположены специальные смарт-машинки, предназначенные для любого типа изделия: кожа, замша, нубук».

     Одной обувкой дело не ограничивалось. В туалете пахло цитрусовыми, шторы стирали каждый месяц, а подоконники буквально скрипели от блеска, и пылинки не сыскать. Василий Иванович говорил, что все дело в строгих нормативах минздрава, и не менее строгих штрафных санкциях за их несоблюдение. Дескать Ольга Владимировна буквально дрожит от страха, опасаясь допустить ошибку.

     Так говорил Василий Иванович, но лично я сомневался, чтобы наша директриса дрожала или кого-то там боялась. Обыкновенно боялись ее, потому как женщина строгая, со стальным взглядом и поставленным командным голосом. Даже представители вездесущего управления по «научобру» лишний раз не рисковали с ней связываться.

     Единственным человеком, которого в школе боялись больше, чем директрисы, был сам Василий Иванович. Ходили слухи, что он в одиночку разобрался с гопниками в заброшенном гаражном массиве. Кто утверждал, что их трое было, другие – что пятеро, но все сходились в одном – без смертоубийства не обошлось. Почему уборщик после этого не сел, история умалчивала.

     А еще говорили, что ноги свои он потерял в лихие пятидесятые, когда экономика рухнула, рубль обесценился, а кривая преступности резко пошла вверх. Якобы был Василий Иванович в банде знаменитого на всю страну Шункара, и не просто был, а числился среди приближенных. Командовал отрядом серьезных бойцов, и решал вопросы с помощью силы, когда «добазариться» не получалось.

     Только ерунда все это. Нормальный он был мужик – жесткий, но справедливый. И ноги не в бандитских разборках потерял, а в проклятых песках Африки.

     Прямо об этом никогда не говорил, но надо было быть полным кретином, чтобы не понимать. Да и словечки армейские у него нет-нет, да и проскакивали. Правда, в последнее время все реже: обвыкся Василий Иванович в мирной жизни, совсем гражданским стал.

     

     Уборщик показался минут через двадцать, следуя дано заведенному распорядку. Прохромал мимо кабинета истории и нахмурился, завидев меня издалека.

     - Малой, чего здесь ошиваешься? А ну давай, домой вали.

     Это у Василия Ивановича вместо приветствия. Поворчит для порядка, и только потом разговаривать начнет.

     - Что у тебя там, с бабой твоей? Не помирились? – пробурчал он, когда все традиции были соблюдены.

     - И не помиримся. У нас с ней все кончено.

     - Молодой, ты это… раньше времени не зарекайся, может и сладится еще.

     - Не сладится, - отрезал я и чуть тише добавил, - они теперь открыто встречаются, как настоящая пара. Олька с ним за одной партой сидит.

     - Ну и дура-девка.

     - Почему дура?

     - Да потому что личная жизнь любит тишину. Сменила одного мужика на другого, так зачем афишировать? Теперь кранты репутации.

     - Моей? – не понял я.

     - Её, балбес. С мужика какой спрос: сунул-высунул, ушел - чем больше баб, тем больше славы, а вот у женщин все по-другому устроено. Знаешь, как у них это дело называется?

     Я не понимал, к чему Василий Иванович клонит. Какая нафиг слава, и причем здесь сунул-высунул?

     «Может у вас в Африке все так и устроено, а у нас иначе», - хотелось сказать в ответ, но я сдержался.

     - Блядство, - веско произнес Василий Иванович.

     - Да чего вы такое городите, какое блядство? Она же с первыми встречными не гуляет и за деньги не спит. У неё всего-то двое было.

     - Уверен? – взгляд прищуренных глаз уставился на меня.

     - Уверен, - соврал я только потому, что хотелось.

     - Ну и хорошо, что уверен. Ты, главное, верить продолжай. Говорят, оно для души полезно.

     Я все ждал объяснений, но Василий Иванович вместо этого достал планшет, и сверившись с показателями, захромал дальше по коридору. Мимо промелькнули юркие тени, оставив за собой влажные полосы. Роботы старательно трудились, исполняя заложенную в них программу.

     Сегодня обошлось без сбоев и поэтому настроение у Василия Ивановича заметно поднялось. Он даже начал мурлыкать под нос любимую песенку - сплошной набор нечленораздельных звуков.

     Я долго думал, идти следом или ну его к лешему, вместе с его дикими, «африканскими» понятиями. Одному оставаться категорически не хотелось, снова будут одолевать дурацкие мысли про Ольку, а дома мамка доставать будет: «Никита, ты сделал уроки… Никита, у тебя в этом году экзамены». Взвесив все за и против, я решил догнать уборщика.

     - На счет плохой репутации вы не правы, Василий Иванович. Это меня сохатым дразнят, а возле Ольки народа прибавилось. Алка позвала на вечеринку, хотя они никогда подругами не были, и даже новенькая Маринка подошла…

     - Уймись, пацан, - Василий Иванович поморщился. – С какого перепуга ты вдруг решил, что мне будут интересны Маринки-Галинки… тебе что, поговорить не с кем? Ах да, прости, я и забыл: лучший друг… любимая девушка.

     - Не смешно.

     - А я не смеюсь, - Василий Иванович остановился и внимательно посмотрел на меня. – Запомни, Малой: не важно, что происходит сейчас, важно, как совершенные поступки отразятся в будущем. Говоришь, крутятся возле нее? Пока новость свежая и народу интересно - будут крутиться, а вот что будет через месяц... Поверь, баб и за меньшее шлюхами называли.

     Хотел я было возразить, ну тут вспомнил мать Агнешки – толстую неопрятную женщину, что по весне, нисколько не стесняясь зрителей, обсуждала Диану Ильязовну. И одевается она как проститутка, и ведет себя несоответствующим образом, и как только в школе терпят.

     Назвать элегантную Сабурову женщиной легкого поведения – это, конечно, надо постараться. Иметь наглость, ну или богатство фантазии. Вечно строгая, застегнутая на все пуговички учительница, никогда не позволяла себе ничего лишнего. У нее даже фотографии в профиле были скучными, на тему «из жизни школы». Только Ковальски-старшей было плевать, кому и за что косточки перемывать, как и некоторым другим родительницам из комитета.

     И про мать мою болтали всякое, точно знаю. Что не зря она в постоянных разъездах, и что место заместителя по финансам известным местом наработала. Им-то откуда знать?! Они свечку держали или лично видели? Сильно сомневаюсь, потому как только языком трепать и горазды. А я лично наблюдал, как она до четырех утра спать не ложилась, корректируя годовую отчетность.

     Прав Василий Иванович, уже вечером свежую сплетню обсосут и оближут. И Ольку точно не пожалеют, особенно маман Агнешки, у которой особое отношение к молодым девушкам, где каждая вторая «что не блядь, так потаскуха».

     Огонек злорадства вспыхнул в сердце и погас, так и не сумев разгореться в пламя. И осталась внутри одна глухая боль.

     

     Следующим утром все повторилось: перешептывания, косые взгляды в мою сторону и пустой стул по левую руку. А еще Костик, воркующий с Олькой: плечи расправил, взгляд уверенный – не иначе, хозяином положения себя почувствовал. Понял, что бить его никто не собирается, вот и подуспокоился.

     Во время перемены возле их парты привычно собрался народ. Оно и понятно, такое событие приключилось, распалась самая крепкая пара школы: Синицын и Королькова. Три года встречались, а на четвертый - мыльный пузырь лопнул, словно и не было ничего. И как лопнул – оглушительно, лучший друг постарался. Не хватало только жирного восклицательного знака в конце, в виде мордобоя.

     - Синицын, чего нос повесил, - на пустующий рядом стул уселась Ритка Зарубина. Скорчила сочувствующую гримасу, того и гляди по голове гладить начнет. – Ты из-за Ольги своей переживаешь? Ой, как я тебя понимаю, столько лет встречались и так по-глупому расстаться, кому расскажешь не поверят. А знаешь, чего дружок твой бывший болтает? – Ритка склонилась ближе и заговорщицки прошептала: – они еще в прошлом году мутить начали, на зимних каникулах.

     Пальцы до боли вцепились в край парты. Глаза не видели ничего кроме страниц открытого учебника, который пытался читать, но так и не смог продвинуться дальше первого абзаца.

     - Представляешь, с прошлого года, когда на турбазу поехали. Помнишь зимние каникулы?

     Прекрасно помнил… Мы тогда всем классом домик сняли, чтобы новый год отметить. Олька шампанского перепила знатно, все жаловалась на боли в висках. С постели не вставала и в комнате отлеживалась, укрывшись одеялом с головой. Ну я один и ходил на все мероприятия: на лыжах катался, на дискотеке до утра отрывался. С Алкой злополучный медляк станцевал, после которого мы поссорились и почти месяц не разговаривали. А все потому, что какая-то гнида настучала, красиво расписав, как Синицын с Аллочкой трахались на диванчике, едва ли не прилюдно. Неужели тогда все и случилось? В отместку за тот треклятый танец?

     А Ритка Зарубина все молола и молола языком, расширяя и без того кровоточащую рану. Тыкала внутрь пинцетом, проверяя реакцию пациента. Так больно? Нет? А если так?

     - А когда с каникул вернулась, знаешь с кем на пруды пошла, на следующий же день? Кузька их там видел, вечером. Кузь, скажи?

     Сидящий впереди Кузьма промолчал, лишь ушастую голову втянул в плечи, словно ожидая подзатыльника.

     - Пошла отсюда, - ответил я за него.

     - Что? – брови Зарубиной поползли вверх. - Не поняла?!

     - Пошла нахер, чего непонятного.

     - Да ты… да ты, - Ритка принялась открывать рот, словно заморская рыбка в аквариуме. Беззвучно шлепала губами, пытаясь собраться с мыслями. Наконец вскочила с места и зло выпалила: - козел ты, вот ты кто. Мать твоя брошенка и ты такой же, нафиг никому не сдался.

     Про мать мою, это она зря. Не сдержался я, набрал в грудь воздуха и… плюнул. Хотел в лицо попасть, но угодил в район груди.

     В классе воцарилась мертвая тишина. Харчок медленно стекал по серому лацкану пиджака, оставляя темный след. Зарубина вытаращила глаза, словно не верила в реальность происходящего. Смотрела удивленно то на меня, то на Кузьку, словно спрашивая: это правда, это правда случилось?

     - Опаньки? - воскликнул удивленный Сашка-боксер за спиной.

     Сказанного хватило, чтобы класс ожил – окружающее пространство наполнилось звуками, загомонило, а с Ритки наконец спало оцепенение. Гордо задрав голову, девушка зацокала каблучками в сторону выхода. Однако, на середине пути она остановилась и во всеуслышание заявила:

     - Вы все это видели? - и для особо тупых указала пальцем на слюну, что медленно стекала по серой ткани формы. После чего ткнула острым ноготком в мою сторону, вынеся приговор:

     - Тебе конец, Синицын! Слышишь меня, ты доигрался!

     

     Весь третий урок ждал вызова к директору. И четвертый тоже… А на пятый устал, и просто смирился с неизбежностью. Взял ручку и принялся чертить в тетрадке геометрические фигурки с глазами и распахнутыми ртами, из которых торчали острые клыки. Рисунки получались злыми: некогда безобидные треугольники и круги напоминали рассерженных монстров, готовых броситься в атаку в любую секунду. Рассудив, что одних зубов будет недостаточно, пририсовал уродцам тонкие ручки, и всучил каждому по кривой сабле. Вот теперь полный комплект.

     После седьмого урока, так и не дождавшись вызова на ковер, засобирался домой. Открыл портфель и принялся распихивать тетрадки по отделениям. Засунул второпях учебник и уже собрался бежать, когда дверь открылась. В класс походкой усталого человека вошла Галина Николаевна. Серое от усталости лицо, и очки, сползшие на самый кончик, не предвещали ничего хорошего. Отыскав меня взглядом, учительница произнесла:

     - Никита, задержись.

     - Синицын, ту би пи…да, - емко высказался Пашка и тут же прикусил язык, запоздало вспомнив непреложное школьное правило: матерится в присутствии преподавателя строго запрещено.

     - Тo be or not to be? – брови нашей классухи удивленно поползли вверх. – Павел, вы ли это? Нина Михайловна буквально на днях жаловалась, говорила: Бурмистров в английском не в зуб ногой. А ты тут глаголами во всю сыплешь.

     - Галина Николавна, - взмолился Пашка, понимая к чему все идет.

     - Останешься после уроков, я проверю твои познания в иностранных языках.

     - Ну, Галина Николаевна.

     - Чего Галина Николаевна?

      - У меня тренька.

     - Ничего страшного, потренькаешь в другой раз.

     - Меня Саныч убьет.

     - И без возражений. Синицын, за мной.

     Я послушно двинулся за классной руководительницей. Вот как она так умеет? Голос не повышала, двойку за поведение не поставила и родителей вызвать в школу не угрожала. Тихо и спокойно разрулила ситуацию, так что даже у вечно бычившего Бурмистрова отпало всякое желание спорить. Галина Николаевна, она такая – добрая, мягкая, но справедливая.

     Мы зашли в пустой кабинет русского и литературы. Я тут же привычно сел за первую парту – место наказания располагалось прямо напротив учительского стола. Именно здесь провинившиеся выслушивали лекции на тему неподобающего поведения и именно здесь Пашка Бурмистров будет зубрить любимый английский. Целый час вместо тренировки по вольной борьбе.

     Галина Николаевна подошла к столу, но останавливаться не стала. Прошла мимо и неожиданно уселась рядом со мной.

     - Никита, я хотела с тобой поговорить.

     Не понял, это что за личностный подход? Последний раз со мной так общались, когда угодил горшком в телевизионную панель вместо Дюшиной головы. Тогда, речь шла о возможном исключении из школы. Неужели все настолько плохо и я действительно доигрался? Под ложечкой неприятно засосало.

     - Я знаю о ваших с Ольгой проблемах. Знаю, что вы расстались и мне очень жаль. Но это не повод срывать злость на окружающих.

     Минут пять мне читали лекцию о дружбе, о согласии, и о том, как благородным джентльменам следует вести себя с дамами. В общем, ничего нового я не узнал. Только в самом конце Галина Николаевна перешла к сути.

     - Никита, ты должен понимать, что я не могу оставить происшествие без внимания. Плевок в одноклассницу у всех на глазах. Это ужасный поступок… поступок унизительный для девушки, для ее гордости и самооценки.

     - Она первая начала.

     Галина Николаевна тяжело вздохнула.

     - И так каждый раз - детская оговорка взрослого человека. Никита, тебе уже восемнадцать лет. Может пришла пора научиться отвечать за собственные поступки?

     - Я стараюсь.

     - Плохо стараешься.

     - Я правда, очень стараюсь, - вдруг вырвалось у меня.

     - Знаю, иначе Лощинский давно бы с фингалом ходил, - неожиданно легко согласилась Галина Николаевна. И мягко, по теплому улыбнулась, как умела только одна она.

     - Вам уже все разболтали, - констатировал я факт.

     - Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться. Я вижу вас каждый день на протяжении долгих лет. По всем этим перемещениям за партами, кто с кем сидит – можно целую диссертацию написать о психологии подростковых взаимоотношений. Кстати, по поводу психологии, я планирую подписать направление на твое имя к профессору Гладышеву.

     - Не пойду.

     - Никит, это важно. Тебе сейчас поддержка нужна.

     - К мозгоправу ни ногой.

     - Да что ж вы их так боитесь.

     Западло это, ходить на терапию. Девчонки посещают, а пацанам западло. Потом начнут психом дразнить и пальцем у виска крутить по малейшему поводу. А еще в личное дело запишут и тогда точно на нормальную мужскую работу не устроишься, которая с риском для жизни связана – вечное клеймо.

     - К психологу не пойду, - упорно повторил я.

     - Никита, ничего страшного не случится, вы просто пообщаетесь. Профессор Гладышев опытный специалист, имеет множество ученых степеней и наград. Тебя там даже чаем с конфетами угостят и вкусным шоколадным печеньем… Я что-то смешное сказала?

     - Галина Николаевна, вы это серьезно, пытаетесь конфетами меня заманить? Очень по-взрослому.

     Учительница развела ладони в сторону, признавая поражение.

     - Давайте так, - решился я предложить. – Обещаю, больше никаких проблем со мною не будет.

     - Прямо-таки никаких?

     - По поводу Корольковой проблем не будет, - вынужден был я уточнить. – Даю слово, что возьму себя в руки. И в дочку завуча больше плеваться не буду.

     - Ты уже однажды давал обещание - больше никаких драк с Андреем Соломатиным, помнишь?

     - Мы и не дрались.

     - Не дрались, – возмутилась Галина Николаевна, - а что я увидела в первый учебный день?

     - Так это не драка была, мы просто ругались.

     - Знаем проходили… сначала ругаетесь и только потом деретесь. Нет у меня веры твоим словам, Синицын. Закончилась она, еще в седьмом классе, когда дежурным обещал ведро с тряпкой принести, а сам на футбол сбежал.

     Вот же ж память у Галины Николаевны. Я про тот случай и думать забыл, а она все помнит.

     - Ну, чего молчишь?

     - Смысл говорить, вы же все равно мне не поверите.

     Сидящая рядом женщина вздохнула, и устало потерла виски. А морщинок за последние годы у нее прибавилось, особенно в уголках глаз.

     - Хорошо, Никита, я поверю тебе, но только в последний раз. И перед Зарубиной извинишься.

     - Не буду я кланяться.

     - Вопрос обсуждению не подлежит. Или так, или прямая дорога в кабинет к психологу.

     Выбор, хуже не придумаешь: либо в петлю, либо на плаху.

     - Ладно… извинюсь.

     - Извинишься перед всем классе.

     - С какого перепуга?

     - Прилюдно оскорбил, прилюдно и извинишься.

     - А ничего, что она первая мою мать оскорбила?

     - Значит к психологу.

     - Галина Николаевна, это не справедливо!

     - А кто сказал, что речь пойдет о справедливости? Ты чем думал, когда в дочку завуча плевал? Знаешь, скольких усилий стоило уговорить Ольгу Владимировну, чтобы тебя не исключали? Пятый урок сорвался… Вместо того, чтобы рассказывать шестиклашкам про Гоголя, я целый час проторчала в кабинете директора, выслушивая всякое-разное про класс, в котором царит настоящий бардак и про то, что не справляюсь с должностными обязанностями. Отчитали, словно какую-то девчонку.

     - Мама Зарубиной постаралась, - догадался, я.

     - Да пойми ты, дело уже не в маме. Сколько раз тебя на ковер к директору вызывали: пятнадцать, восемнадцать? Лично я на втором десятке со счета сбилась. Репутация, Синицын… В какой-то момент на человека начинает работать репутация, и тогда уже всем плевать на истину, и тем более справедливость. Хочешь, я расскажу тебе про твою?

     Я опустил голову. И без того знал, что давно в минусах хожу, на пару с Дюшей.

     - Вижу, все ты прекрасно понимаешь, поэтому хочу дать одни совет, как взрослый человек взрослому: завтра извинишься перед Зарубиной и до конца учебного года будешь сидеть тише воды, ниже травы. И не дай бог, снова драку затеять или в кого-нибудь плюнуть. В следующий раз спасать не стану. И не потому, что не захочу… просто не смогу.

     

     Процесс покаяния прошел куда легче, чем ожидалось. Вышел на перемене перед классом и произнес пространную речь о том, что был не прав и больше не буду. Ребята молча выслушали, а Ритка со свойственной ей снисходительностью произнесла:

     - Надеюсь, это послужит тебе уроком.

     Видела бы Зарубина в этот момент лица одноклассников: кто подмигивал мне, а кто большой палец вверх показал. Бурмистров подошел перед уроками и с печалью в голосе заявил:

     - Плохо, Синица.

     - Чего тебе плохо?

     - Плохо, что в рожу не попал. В следующий раз целься лучше.

     Не стал я Пашку расстраивать и говорить, что следующего раза не будет. Не друг он мне, чтобы объяснять. Да и не осталось у меня друзей в школе, сплошные знакомые и приятели. Оно может и к лучшему – теперь хоть на учебе сосредоточусь. А то месяц только начался, а я уже успел нахватать троек и даже одну двойку словил, что самое обидно - по географии. Предмету, по которому получить плохую отметку, еще надо постараться, потому как географичка наша, женщина широкой души, пятерками сыпала направо и налево. Придется исправлять.

     Я честно пытался сосредоточиться на учебе, с головой погрузившись в учебнике, только атмосфера не располагала. К концу сентября переворот в классе окончательно оформился. Сабурову-младшему хватило четырех недель, чтобы сместить предыдущего правителя с трона: без драк и скандалов, как принято говорить в народе, тихой сапой.

     Первыми от Дюшеса отвернулись девчонки, клюнувшие на породистую внешность Вячеслава. И пускай объемом бицухи новичок заметно уступал Дюше, зато изысканных манер и утонченного юмора у отпрыска высокопоставленного дипломата было хоть отбавляй. Проиграл Соломатин на этой линии фронта в чистую, да и куда ему тягаться, с вечно тупым, быдловатым юмором, способным развеселить разве что Пашку с Сашкой.

     Сначала отвернулись девчонки, а после пришла очередь парней. Натурально очередь, потому как на перемене было не протолкнуться от желающих присягнуть на верность. Приходили даже с параллельных классов, чтобы засвидетельствовать свое почтение новому королю. Не понимаю, чем он так всех покорил? Ну ладно девчонки, падкие на красивые слова и смазливую внешность, но пацаны-то куда? Те же Пашка с Сашкой, верные оруженосцы, состоящие при Дюше. Они же тупые как пробки, терпеть не могут всяких умников, и вдруг такое уважение к столичному хлыщу. Не понимаю, магия это или гипноз.

     Может удалось бы разгадать загадку, поговори я с новоиспеченным королем. Но только вот беда - говорить не хотелось, а уже тем более свидетельствовать свое почтение. И дело тут не только в Ольке с Костиком, что вечно крутились поблизости, пытаясь занять место в свите. Причина была в самом Сабурове, что принялся делить класс на чужих и своих. Нет, не так – на элиту и отщепенцев.

     Тому же Кузьме сразу дали от ворот поворот, намекнув на нежелательность его присутствия. Парень простой, из небогатой семьи, где батя работяга, а мать вечно нянчится с выводком детей. Сестер и братьев у Кузьки целых семь штук. Был я у него как-то в гостях – гомонящее царство: прыгающее и бегающее, дергающее то за рукав, то за штанину. Шебутной Кузьма из них еще самый спокойный.

     Не пришлась ко двору и Агнешка Ковальски, которая не смотря на польское имя и фамилию, была мордвинкой. По крайней мере она так считала и сильно обижалась, когда пытались утверждать обратное, а то и вовсе начинала ругаться на непонятном языке. Например, Пашку с Сашкой называла «паппапотиця», а Алле угрожала «пасксемс», за то что та без спроса взяла салфетки.

     Длинноногая Ковальски все детство проторчала с мальчишками. Играла не в куколки в песочнице, а на равных резалась в футбик или в хоккей, из-за чего по характеру выросла пацанкой: бойкой и неугомонной. Могла и в глаз засветить, ежели чего… Жила с приемными родителями и не сказать, чтобы богато – вечно экономила на завтраках. Может поэтому и не пришлась ко двору Сабурова-младшего.

     Зато пришлась ко двору красотка Аллочка, папа которой входил в совет директоров одной небольшой, но весьма успешной IT-компании. И Ритка Зарубина, вечно крышуемая мамой-завучем. И Митька Спиридонов, у которого родной дядя – заместитель советника губернского министра по какому-то там вопросу.

     Наш класс трудно было назвать дружным, но мы худо-бедно умудрялись ладить и сосуществовать на протяжении одиннадцати лет, пока на году двенадцатом не появился один столичный хрен. Провел разграничительную черту, четко обозначив отщепенцев, которым не место среди людей уважаемых и достойных. И начался в классе разлад, и пошли шатания.

      Раньше любые школьные мероприятия отмечали вместе: устраивали классные дискотеки, выезды на природу. Бывало, что дни рождения праздновали одной компанией, а теперь…

     Сабуров решил закатить вечеринку в загородном доме отца – громко и с размахом. Обещался кальян с бильярдом, катание на квадриках, и открытый бассейн с сауной. Хотелось ли поучаствовать ребятам в намечающемся мероприятии – конечно. Вот только позвали далеко не всех.

     Вчера Кузька жаловался на несправедливость, а сегодня подошла Агнешка, и заявила, что это самое настоящее свинство: громко обсуждать вечеринку, на которую не пригласили половину класса.

     - Может ты в него плюнешь? – с надеждой в голосе поинтересовалась она. Получив отрицательный ответ, выругалась на непонятном языке. Да так, что стоявшая рядом Тоня-тихоня покраснела. Неужели тоже мордвинка?

     Класс трещал по швам, расползаясь гнилой тканью на отдельные лоскутки. Все делились, все разбивались на группы, а я старательно избегал намечающегося противостояния, выбрав позицию стороннего наблюдателя. Ровно до третьей перемены мне это удавалось, а потом подошла её Светлость. Так за глаза называли новенькую - Маринку Володину, девушку с внешностью пластиковой куклы и фигурой модели. Был король, должна быть и королева.

     Она появилась в тот момент, когда я, забравшись с ногами на широкий подоконник, зубрил очередной параграф по географии. Специально сбежал на перемене из класса, подальше от грозового фронта, нависшего над двенадцатым «В». До рези в глазах вчитывался в плывущие абзацы учебника:

      «В середине двадцать первого века мировое хозяйство вступило в качественно новый…

     - Привет.

     Подняв голову, созерцаю лучезарную улыбку новенькое. Столько тепла было в ее глазах, столько дружелюбия в голосе, что трудно не ответить взаимностью.

     - Привет.

     - Чем занимаешься?

     - В футбол играю, - для наглядности демонстрирую учебник географии.

     Тонкие брови девушки поползли вверх. А чему удивляться: каков вопрос, таков и ответ.

     - Смешно, - наконец признает она.

     - Не очень.

     - Синицын, ты знаешь, что с тобой трудно общаться?

     - Так в чем проблемы, не общайся.

     Перевел взгляд на страницы и начал усиленно вникать:

      «В середине двадцать первого века мировое хозяйство вступило в качественно новый этап развития. Оно характеризуется изменением географической структуры в сторону увеличения доли азиатских государств, деградацией экономического взаимодействия между странами и уменьшением роли…»

     - Мы можем поговорить серьезно, без этой твоей клоунады.

     А она настырная.

     - Хорошо, - откладываю учебник в сторону и подбираю руками подбородок, - я вас внимательно слушаю.

     Красивые глаза, подведенные тонкой черной линией, внимательно изучают меня. Лицо абсолютно мертвое, как у пластиковой куклы в витрине магазина, и только двигающиеся зрачки не дают забыть, что передо мною живой человек, а не бездушная игрушка.

     - Синицын, я не понимаю, чем заслужила негатив в свой адрес?

     Не понимает она, дурочку включила. Заявилась в мой класс на пару с Сабуровым, посеяла смуту в рядах, и теперь невинно хлопает глазками. Разумеется, объяснять это я не стал, лишь повторив заезженной пластинкой:

     - Слушаю.

     - Я сяду?

     Вопрос был задан для проформы, потому как спустя секунду девушка ловко подпрыгнула и разместилась по соседству на широком подоконнике. Форменная юбка задралась, демонстрируя бедра чуть выше положенного. Впрочем, мою гостью это нисколько не заботило, наоборот, она вытянула носочки туфелек, акцентируя внимание на безупречно красивых ножках.

     Что-то здесь не так… похоже на подставу. Оглядываюсь в поисках шутников, но ничего подозрительного не обнаруживаю, кроме одного оболтуса из младших классов. Тот вытаращил глаза и замер напротив, не в силах оторвать взгляд от дивной картины. Должно быть, ему открылись куда более соблазнительные виды - красивая девушка сидит на подоконнике, край юбки задран.

     - Слышал про вечеринку, которую устраивает Славик? – Марина продолжала покачивать ножками, не обращая внимания на зрителей.

     - Вас трудно не услышать.

     - Ну да, ребята немножко увлеклись, обсуждая. Хочешь пойти с нами? Я приглашаю.

     - А Славик твой знает, кого в гости зовешь?

     - Во-первых, он не мой, - в голосе девушки появились ледяные нотки, - а во-вторых, я имею право приглашать того, кого захочу.

     Точно подстава, к гадалке не ходи.

     - Ну так как, пойдешь?

     - Нет.

     - Ты из-за Ольки переживаешь? Её там не будет, и Костика тоже.

     - Не в них дело.

     - А в ком тогда?

     - В тебе.

     - Во мне? – девушка удивилась. – А я здесь причем?

     - Не нравишься ты мне… И твой друг Славик тоже.

     - Даже так, - задумчиво протянула девушка. Излишне нервно одернула форму, словно только сейчас заметила, что юбка задралась выше положенного, обнажив стройные ноги. Застывший напротив шкет очнулся, и заторопился прочь, опасаясь огрести за излишнее любопытство.

     «Вали и ты уже», - очень хотелось сказать.

     Девушка словно услышала меня. Ловко спрыгнув с подоконника, произнесла:

     – Странный ты какой-то, Синицын.

     И уверенной походкой зашагала в сторону класса, собирая взгляды встречных прохожих.

     Иди-иди, королевишна, ищи дураков в другом месте. А то я не знаю, в каком качестве Синицина на вечеринку зазываете.

     Вздохнул и открыл потрепанный учебник по географии – двойка сама себя не исправит.

     

      Все выходные проторчал дома. Подключил старенькую приставку к телевизору и полдня терзал джойстик, гоняя на квадриках и играя в «футбик». Потом отыскал старенький сериал про монстров, который давно хотел посмотреть, да все руки не доходили. Неизвестные существа захватили школу, и группа подростков на протяжении двенадцать серий отчаянно билась за выживание. Бодрое повествование ближе к середине заметно провисло: пошли пустопорожние диалоги и разборки на ровном месте. Если бы блондиночка пару раз не сверкнула голой грудью, было бы совсем тоскливо и скучно.

     Беда с эротикой в интернете, о порнографии даже речи не идет. После антипиратского закона сороковых, анонимный доступ в сеть простому пользователю был заказан. Теперь любой комментарий имел фамилию и имя, а сам интернет, некогда мировой и глобальный, поделился на зоны влияния.

     Василий Иванович рассказывал, что в Африке с этим было попроще. Хочешь последние игры и сериалы – пожалуйста, качай на здоровье. Потянуло на горяченькое - милости просим, любое порно на вкус и цвет. Тут другие проблемы возникали, потому как местному населению было не до клубнички. Кому нужны голые сиськи, когда в животе бурчит, электричество в трех районах из десяти, а на весь город с полсотни компьютеров: парочка в полиции, еще три на почте и в здании муниципалитета, а все остальное у торговцев драгметаллами, оружейных баронов и полуофициальных представительств ЧВК.

     В цивилизованном мире со свободами было куда хуже. Разумеется, активные граждане боролись с диктатурой в интернете: создавали внутренние сети, перепрошивали программное обеспечение, продавали спутниковые тарелки и прочие приблуды, позволяющие получить доступ к халявному контенту на африканских серверах. Боролись и параллельно зарабатывали на этом. Тот же декодер на черном рынке стоил под три тысячи. И еще не факт, что заработает, а если заработает – не факт, что не найдут. Потому как пиратов периодически отлавливали, жестко штрафовали, а за систематическое нарушение сажали за решетку. Злые языки поговаривали, что само ФСБ курировало черный рынок. Доказательств тому не было никаких, но свое дело слухи делали, отбивая всяческое желание преступать закон.

     Обыкновенно граждане довольствовались полулегальными магазинами, где за небольшую плату можно было купить все, что заблагорассудится. Или пользовалось услугами отдельных продавцов, обитающих в местах известных. Бывало, идешь по торговому центру, а за спиной едва слышный шепоток:

     - Порнуха нужна?

     Три рубля и карта памяти с горячим содержимым в твоем кармане. Или со свежими играми и фильмами, недавно вышедшими в прокат.

     У каждого нормального пацана была своя пиратская коллекция, которую берегли, которую ценили, и которой периодически обменивались. Самая важная валюта в школе, разумеется, после рубля.

     Я как раз раздумывал: а не порыться ли в запасниках, когда магнитный замок пискнул. В коридоре зашуршали пакетами и следом раздался голос матери:

     - Никит, ты дома?

     - Дома, - протянул тоскливо.

     - Чего сидишь, помогай давай.

     Пришлось ставить игру на паузу, и тащиться в коридор, таскать сумки. Родительница закупила съестного на неделю: сыры, масло, ветчина и колбасы, фрукты и конечно же любимый мамкин зефир - приторный до жути.

     - А шоколадок не купила? – обреченно спросил я, добравшись до дна сумки.

     - Не до шоколадок твоих, я и так в двух руках тащила, - строго заметила мать. И тут же ввернула свою любимую фразу: - ты же не помогаешь.

     - Терпеть не могу ходить по магазинам.

     - Думаешь, мне нравится?

     Нравится, и еще как, но упоминать об этом я благоразумно не стал. Иначе разговор грозился перейти в бесконечный цикл, повторяемый с периодичностью раз в неделю. Сейчас еще про Дюшу вспомнит.

     - А вот Андрей молодец, всегда родителям помогает.

     - Мам, нифига ты не знаешь.

     - И по магазинам ходит, и сумки таскает.

     - Он не за просто так, он на новые гантели копит.

     - А ты у меня на что копишь? – знакомая улыбка появилась на усталом лице. Мои волосы взъерошили, и нежно потрепали на самой макушке. – Тебя даже за деньги не вытащишь из квартиры. Так и не помирился с Костиком?

     - Мам, не начинай.

     - Хоть бы на улицу вышел, свежим воздухом подышал. Посмотри в окно, какая погода: тепло, солнечно - настоящее бабье лето в гости пожаловало.

     - То-то и оно, что бабье, - пробурчал и вывернулся из-под материнской руки. Иногда на нее находила ласковость: начинала трепать и тискать без причины, словно я маленький мальчик. А мне восемнадцать лет, между прочим.

     - Вот когда «мужиковое» лето наступит, тогда и выйду.

     - «Мужиковое», - мамка отвесила легкий подзатыльник, - иди уже, мужик, играй в свои игрушки.

     Хорошо, что про Ольку ничего не спросила. Что-то такое подозревала, но лишний раз с расспросами не приставала. И правильно делала, потому как снова бы поругались. Только утих конфликт после той треклятой поездки к тети Ларисе. Мать со мной две недели не разговаривала, а я с ней три, потому как нечего было сватать без спроса. И если бы не та поездка… Если бы не та поездка, я бы до сих пор встречался с Олькой, а лучший друг продолжал бы наставлять рога.

     Темные мысли начали одолевать, но я уже знал, как с ними бороться.

     Сел за приставку и взялся за потертый от времени джойстик. Не успел отжать паузу, как тренькнул телефон на столе. Это кто еще пишет? Провел пальцем по экрану и тот загорелся, извещая о шестидесяти трех пропущенных. Групповой чат буквально пестрил фотографиями с вечеринки Сабурова.

     Вот он сам, в модной рубашке и белых штанах, закатанных чуть выше щиколотки, идет по пирсу. Рядом с ним Маринка Володина – улыбается, машет в камеру. Хм, а в коротких шортиках ее ноги выглядят еще более соблазнительными. И вечно пластиковое лицо вдруг оказалось живым, с растрепанной от ветра челкой.

     Листаю дальше и вижу голого по пояс Пашку с пивом в руках. Ну этот персонаж на фотографиях вечно с бутылкой. На заднем плане бугрится пенный след и гидроцикл, подпрыгивающий на волнах. Не пойму, кто им управляет… Максимально увеличиваю фото, до расплывающихся пикселей на экране. Если судить по широкой спине в красном жилете - это Сашка. Мог быть и Дюша, только Дюшу на вечеринку не позвали. Свергнутый король был никому не интересен, даже бывшим оруженосцам.

     А вот и Аллочка в купальнике на фоне бассейна – пытается загорать. Неизвестный весельчак загородил солнце, мешая принимать солнечные ванны. Знаю я одного такого шутника, зовут Дамир. Пока полотенцем по роже не получит, не успокоится. Судя по недовольной гримасе Аллочки, к этому все и шло.

     Снова провожу пальцем по экрану… Групповое фото за длинным столом, усыпанным всевозможнейшими яствами. Чего здесь только нет: и фрукты экзотические, и бутерброды, и салаты, и даже гигантское блюдо имеется с крабовыми клешнями. Вина в причудливых бутылках, о существовании которых не подозревал, и водка «Посольская», премиум класса. Исходя из названия, выбор более чем уместный, потому как за столом сын высокопоставленного дипломата. А вот и он сам - Вячеслав Сабуров, во всей красе и собственном величии, восседает во главе, как и положено новому королю. По правую руку замерла Марина Володина. Девушка успела навести макияж, поправить прическу, вновь превратившись в пластиковую куклу. А по левую…

     Не стал я дальше вникать, кому какое место досталось, увидев в самом углу снимка родное лицо. В сердце неприятное кольнуло: Олька была здесь и Костик рядом. Не просто сидит – он её обнимает, сука.

     А ведь кто-то обещал, говорил, что их не будет. Что ж, теперь понятно, почему столь настойчиво зазывали на вечеринку. Мало вам развлечений в загородном особняке, решили концерт бесплатный устроить? Думали, орать буду или того лучше, в драку кинусь. А вот не вышло по-вашему…

     Мотаю ленту дальше - сплошные сообщения о том, как здесь круто и здорово. От количества улыбающихся смайликов начинает рябить в глазах. Больше всех старается Ритка Зарубина, раз за разом публикуя сердечки c фейерверками.

     Интересно, почему никто видео не шлет? Только успел об этом подумать и тут же в чат прилетел тяжелый кирпич на сорок мегабайт. Палец автоматически нажал кнопку воспроизведения.

     Сумрак помещения и тени, движущиеся среди ярких огней. На заднем фоне хрипит музыка, слышно заливистое уханье напившегося Пашки. Телефон в руках трясется, а картинка прыгает то влево, то вправо, демонстрируя пол под ногами.

     Наконец оператору удается выровнять горизонт и в кадр попадают танцующие парочки. Крупным планом берутся бедра Аллочки, обтянутые узкой юбкой. Попка плавно покачивается в такт музыки. Узнаю руку мастера – это Сашка-боксер. У парня развился бзик на фоне филейной части – только ее и снимает. Эх и огребет по полной от первой красавицы класса. Хотя почему это первой, нынче ее место занимает новенькая Маринка. А вон и она, как и положено королеве, танцует с королем - улыбается в камеру, грозит пальчиком оператору. И удивительное дело, Сашка слушается, картинку вниз не опускает. Одной вселенной известной, каких усилий ему это стоит.

     И вновь в кадре Аллочка, плывущая на волнах медляка. Дамир заботливо придерживает партнершу за талию, нашептывая на ушко нежные слова, а та мечтательно улыбается, полуприкрыв веки. Сомневаюсь, что девушку волнует смысл сказанного. Аллочку в принципе мало кто волнует, кроме нее самой. У нее этих Юнусовых в каждом классе по три штуки. А безответно влюбленный Дамир все надеется: вкусняшки на переменах таскает и цветы дарит.

     «Интересно, а где Олька с Костиком?» - закрадывается в голову предательская мысль. Как последний мазохист вглядываюсь в зернистое изображение, пытаясь разглядеть знакомые лица. Но картинка вдруг резко обрывается – все.

     Мелькают новые сообщения, пестрят причудливыми эмодзи. На фоне прочих серым цветом выделяется системное:

      Кузьмин Александр покинул чат…

     Невиданное дело для группового чата «В» класса. За всю историю существования еще никто добровольно не выписывался из общей комнаты. Бывало, что исключали на пару недель за неподобающее поведение, того же Пашку Бурмистрова за пошлые посты. Но чтобы вот так вот радикально…

     Видимо Аллочка подумала о том же, потому как сообщением ниже написала:

      «Дурак ты, Кузька».

     И тут же следом мигнуло новое извещение от системы:

      «Агнешка Ковальски покинула чат».

     И еще.

      «Андрей Соломатин покинул чат».

     И еще, и еще - отверженные новой властью один за другим отписывались от группы.

     Я не стал долго раздумывать. Зашел в настройки и нажал строчку «выйти из комнаты».

      «Уверены?» - спрашивает программа.

     Уверен, потому как нет больше двенадцатого «В» - прекратил свое существование раньше положенного срока.

     

     Утро понедельника началось с классного собрания. Обыкновенно на нем обсуждалось, что сделали и что еще предстоит – учебные планы на ближайшую неделю. Назначали дежурных, хвалили отличников, журили отстающих, и лишний раз напоминали, что выпускные экзамены не за горой. Поэтому учиться, учиться и еще раз учиться, не покладая рук.

     Каждый понедельник одно и тоже, из месяца в месяц, из года в год. Только в этот раз все пошло не по плану.

     - Та-ак, - протянула Галина Николаевна, замерев перед классом. – Ребята, я не поняла, а что происходит?

     А произошло ровно следующее: класс разделился на две половинки, в связи с чем произошло массовое переселение учащихся. Элита заняла третий ряд у окна, отверженные – первый у стены, а разграничительная линия пролегла ровно по середине второго.

     Я когда пришел с утра, сильно удивился, обнаружив Агнешку на соседнем стуле.

     - Ты не против? - спросила она.

     - А как же Алла?

     На что девушка сморщила лицо, словно надкусила кислый лимон - согласен, глупый вопрос. Достаточно повернуть голову, чтобы убедиться - Аллочка сидит в гордом одиночестве.

     Остался один и Сашка-боксер, а его бывший сосед Соломатин переселился мне за спину. Нельзя сказать, что я бы обрадовался такому обстоятельству.

     - Чего морду скривил, Синица? – проворчал Дюша, стоило обернуться. – Давно линейкой по шее не получал?

     - Только попробуй, - пригрозил я.

     - Сейчас обоим в лоб дам, если не заткнетесь, – пообещала Агнешка, которая хоть и была девчонкой, но замахом обладала отменным. Мячи над сеткой глушила будь здоров, за что и взяли в школьную сборную по волейболу.

     Массовое переселение затронуло практических всех. Одна Тоня-тихоня осталась во вражеском окружении и теперь затравленно озиралась по сторонам. Слишком робкая, чтобы покинуть привычное место.

     - Ребята, почему молчим? Я жду объяснений, - Галина Николаевна выдержала театральную паузу. – Мне что, рассадить всех обратно?

     - Да потому что кто-то слишком завистливый, - не выдержала Аллочка.

     - Да потому что кто-то слишком много о себе возомнил, - не осталась в стороне Агнешка. Первый ряд зашумел, поддерживая Ковальски, а особо активные затопали ногами. Дюша, так и вовсе принялся долбить кулаками по парте.

     - Обиженки! – рявкнул в ответ Пашка, подняв волну на третьем. Над головами противника понеслось протяжное «у-у-у»

     Заволновалось море, вспенилось десятками возмущенных голосов. Ребята кричали размахивали друг на друга руками: доказывая, обвиняя, и требуя. Взбалмошный Кузька вскочил на ноги и в лучших традициях пламенных революционеров начал толкать речь. Только зря старался, потому как из-за стоящего вокруг шума слов было не разобрать.

     В воздухе мелькнула скомканная бумажка и прилетела Кузьме прямо в лоб. Сашка пулял как из пращи - сказывались годы тренировок вкупе с килограммами изодранных тетрадок.

     В ответ кто-то из наших метнул ластик, но не попал. Снаряд просвистел мимо Сашкиной головы, угодив в стену. Противостояние медленно, но верно перерастало в горячую фазу.

     Кажется, Галина Николаевна, просила успокоится, но разве могла интеллигентная женщина, противостоять бушующей стихией. Перестала работать магия мягкого голоса – впервые за столько лет. Отчаявшись, что-либо сделать, женщина бросила папку и выбежала прочь из класса.

     И голоса разом стихли. Растерянный Кузька заозирался, только сейчас сообразив, что все это время почему-то стоял. Плюхнулся на место и принялся ерошить без того буйную шевелюру. Заскрипели стулья, зашмыгали носом… И в наступившей мертвой тишине, скрипом ржавого металла прозвучало:

     - Довольны? Теперь нам всем влетит!

     Обвиняющий перст Зарубиной указал в нашу сторону.

     - Так это мы виноваты? – не выдержав, Кузька вновь вскочил на ноги.

     - А кто же еще? Ой, нас обидели, нас не позвали. Мамочке своей иди пожалуйся.

     - Да кто бы говорил, - не выдержал я.

     - И то правда, - поддержал меня Дюша. – Маман-завуч еще не в курсе, что здесь творится? Нет? Ну так иди - стукани.

     - Ах вы, ах вы…, - эмоции переполняли Зарубину, но разве попрешь против правды, поэтому и слов ответных не нашлось. Зато нашлись они у Митьки Спиридонова.

     - Нищеброды, - прозвучало обидное в нашу сторону, – не позвали, потому что надоело за вас платить.

     Зря он это сказал… это не правда. Или правда? Вспомнилась прошлогодняя поездка в Питер, когда у Кузьки с Тоней денег не нашлось. Мы тогда всем классом сбрасывались, кто сколько мог, чтобы одноклассникам дорогу оплатить. Кто-то смог больше, кто-то меньше. Лично я денег не считал, а другие, выходит, что и считали.

     - Слышь ты, урод, – возмутилась Агнешка, – когда это ты платил за меня?

     И понеслось… Минут десять орали друг друга не переставая, а потом начался массовый исход. Да и какой смысл оставаться в классе, урок все равно сорван. Первой ушла новенькая Маринка, за ней потянулись остальные ребята: спотыкаясь, выбежал Кузька, проплыла, покачивая бедрами, Аллочка. Парочка влюбленных в лице Костика и Ольки, вышла вместе, только что за ручку не держась.

     Сложив учебник с тетрадкой, я взвалил портфель на плечо и вышел в распахнутые двери. В пустующем коридоре звучало эхо далеких голосов - кто-то из наших, не успев толком отойти от горячки спора, продолжал обсуждать последние события.

     И куда теперь? В столовку за булочкой с соком? Сто процентов будут знакомые лица, видеть которые, после всего произошедшего, совершенно не хочется. Пойти в библиотеку – тоже не вариант. Наверняка там Кузьма окопался, еще достанет с домашкой. Зависнуть на подоконнике – тоже не вариант. Пускай молодежь тусуется на окнах, а я вроде как выпускник, мне по статусу не положено. Оставался один Василий Иванович, к нему и направился.

     

     В коморке привычно пахло железом и техническим маслом. Длинные стеллажи вдоль стены были под завязку забиты запчастями, а чему не нашлось места, положили прямо на пол. Тут тебе и «ежи» из спутанных проводов, и брустверы из коробок и мины в виде разбросанных плат, на которые только попробуй наступи – мат будет стоять на всю школу.

     Василий Иванович, как всегда, сидел на рабочем месте: смурной, с дымящейся кружкой по левую руку. Странная привычка, заваривать чай, и ждать, пока тот остынет. Не любил суровый уборщик горячее… совсем не любил.

     - Опять ты, - донеслось недовольное из-за стола, – чего на этот раз приключилось?

     - Просто зашел.

     - Ну да, ну да, - произнес Василий Иванович и задумчиво уставился мне на макушку. – Как голова, не чешется?

     - С чего бы ей чесаться?

     - Пора рогам начать пробиваться.

     - Очень смешно, - не оценил я юмора. Переступил через очередной завал из деталей и сел напротив. Старенький стул протяжно скрипнул под весом тела. – Чаю хоть можно?

     - Наливай. Кружка, сам знаешь где, чайник тоже. Остатки лимона в холодильнике, если не заплесневел еще.

     - Мне бы заварки.

     - А вот заварки я тебе не дам.

     - Это еще почему?

     - Закончилась, а новую купить ноги не доходят, - признался Василий Иванович. - Слушай, может сгоняешь за чайком, все равно уроки прогуливаешь.

      - Я не прогуливаю. Просто… мы классное собрание сорвали.

     Кустистые брови Василия Ивановича поползли вверх. Пришлось рассказать историю конфликта: про самодовольного новичка, перехватившего бразды правления в классе, про вечеринку для избранных. Вот честно – не хотел, оно как-то само вырвалось. Потому как делится с Василием Ивановичем личными переживаниями, это как по малой нужде против ветра ходить: неловко и крайне неприятно. Не стал исключением и этот раз.

     - От меня-то чего хочешь, Малой?

     - Ничего.

     - И то ладно.

     Василий Иванович, глотнув из кружки остывшего чая, посмотрел на меня и вдруг предложил:

     - Будешь?

     Взглянув на радужную пленку, плавающую поверх черного, как смоль напитка, я отказался. У Василия Ивановича не просто так заварка раньше срока заканчивалась. Он на один стакан сыпал пять ложек с горкой. И кто в здравом уме будет пить такую горечь?

     Так и просидели, один прихлебывая и причмокивая, другой изнывая от скуки на стуле. Когда до звонка на перемену оставалось пару минут, Василий Иванович неожиданно поинтересовался:

     - В компьютерные игрушки играешь?

     - Бывает.

     - А поподробнее.

     - Дома старенькая «Вега» лежит. Иногда в футбик рубимся с пацанами, или в гоночки по сети.

     - А в вирте бывать приходилось?

     - Да, зимой зависали в клубе на Восточном бульваре, с Кузькой и…, - тут я осекся, потому как имя Костика произносить не хотелось. Да и какой он теперь Костик – обыкновенная гнида по фамилии Лощинский.

     - Значит с капсулами знаком, - задумчиво пробормотал Василий Иванович.

     Сказал, словно это диковинка какая. В наше время подобными вещами никого не удивишь. Игровые клубы расплодились в городах, как грибы после дождя. В каждом торговом центре было штуки по три, а еще на районе семь-восемь. Фирмы покупали или арендовали огромные площади под популярное нынче развлечение. Тратились на звукоизоляцию, на дополнительную систему пожаротушения, были готовы пройти семь кругов бюрократического ада, лишь бы получить заветную лицензию. И оно того стоило.

     Игровые студии выпускали одну игрушку за другой, торопясь снять жирные сливки с нового рынка. Тот же Центр Синавского зарабатывал миллиарды на раскрученном бренде «Маяк-17». Ничем не примечательная компания разработчиков из Екатеринбурга в одночасье взлетела на вершину горы, заняв лидирующие позиции в сфере информационных технологий. А всего-то нужно было - вовремя выпустить игру.

     Миллионы школьников по всему миру тратили карманные деньги, экономили на завтраках, лишь бы прикоснуться к новому чуду. Нет, игры выпускались и до этого: бесконечные онлайн-доилки, лощеные «трипл-эй» шутеры и задротные ролёвки, многочисленные «рогалики» и «диблоиды» в темных подземельях, скрывающих огрехи графики. Это все было, но не было реализма. Того самого пресловутого реализма, от которого по мнению дипломированных психологов и сбегали в «вирт», лишь бы набрать очки «экспы» и «захомячить» побольше лута. Погрузиться в яркий и сочный фэнтезийный мир с драконами и красавицами, или в не менее мрачную вселенную папокалипсиса с ходячими мертвецами и мутировавшими тварями.

     Центр Синавского пошел на осознанный риск, как в свое время рискнул Миядзаки, выпустив первую игру серии «souls». В «Маяке-17» не было никаких очков опыта, как не было и меню. Оружие не пропадало, стоило повесить его на плечо, а патроны не считались цифрой в углу экрана, занимая положенное им место в пространстве. Хочешь понять, сколько боеприпасов осталось, будь добр пошарить по разгрузке или открыть рюкзак. Выстрел в голову теперь не отнимал проценты жизни и не уменьшал красную полоску в верхней части экрана – он убивал наповал. Раны затягивались невыносимо медленно, а отсеченные конечности не восстанавливались: хочешь – играй калекой, не хочешь – добро пожаловать на точку возрождения, которая одна на весь уровень.

     Новая хардкорная механика по началу отпугивала игроков. Кому понравится считать патроны и бесконечно всматриваться под ноги, в поисках притаившихся аномалий. Или бродить часами по мертвому городу, и слиться на «респ», так и не сделав ни одного выстрела. Погибнуть от дурной паутинки, прицепившейся к спине.

     «Сплошная муть» - писали в первых отзывах, - «скучный, затянутый геймплей, с недружелюбным интерфейсом».

     Журналистов и блогеров можно было понять – денег не занесли, и даже не удосужились сбросить бесплатные ключи к предрелизной версии, что уж совсем скотство.

     Только спустя месяц, когда онлайн игры вырос до рекордного полумиллиона, неподкупный «игрожур» таки разродился хвалебными одами о глотке свежего воздуха и революции в компьютерных играх.

     В чем заключался феномен «Маяка-17», сказать было трудно. Может дело в атмосферном сеттинге, а может в пресловутом реализме. Хотя… инди-разработчиками и небольшими студиями уже предпринимались попытки выпускать экспериментальные продукты, основанные на физике реального мира. А густой атмосферы разрухи и неизвестности в том же «Чернобыле» было предостаточно, хоть половником черпай. Но выстрелил именно «Маяк-17».

     Авторы обзоров указывали на вселенскую удачу разработчиков, сумевших свести воедино с десяток разрозненных факторов, которые по отдельности раньше не срабатывали. Журналистам, конечно, виднее, им за это деньги платят, а простые игроки по данному поводу не парились. Они голосовали рублем, записываясь в длинные очереди компьютерных клубов, которых по-прежнему было мало, и которых на всех не хватало.

     - Василий Иванович, чего это вы вдруг про игры вспомнили?

     - Да есть одна тема, - уборщик задумчивым взглядом уставился на меня. - Может ты и в «Маяк-17» играл?

     - Было дело.

     - И много часов?

     - Много.

     - А конкретнее?

     Не хотелось конкретнее. Вспоминать и рассказывать о том, как спустил на вирткапсулу всю имеющуюся наличность, которую так долго и упорно копил. В итоге поездка в Чехию обломалась, и пришлось все летние каникулы проторчать в родном городе, на пару с Кос… на пару с Лощинским… Зато наигрался до тошноты.

     - Конкретно не скажу, часов не засекал.

     - Далеко хоть продвинулся?

     - Восьмой уровень внешнего кольца.

     - Отлично, Малой… Ты-то мне и нужен, - Василий Иванович довольно потер руки, - а то устал я, понимаешь, в одиночку огребать.

     Целую ночь полыхали сараюшки в пригороде Полокване, наполняя ноздри запахом гари. Целый день донимала чертова жара. Старенький кондиционер не справлялся - пришлось вставать и открывать окна. Свежий ветерок принес прохладу минут на тридцать, а затем вновь наступила жара.

     Кругом все только и говорили, что про осень. Только какая же это осень, когда на дворе самое настоящее лето… бабье, чтоб его.

     - Не торопитесь доставать зимние куртки с антресолей, - вещала симпатичная ведущая с телеэкрана, – по прогнозам синоптиков тепло над европейской частью России сохранится до середины ноября.

     Старожилы утверждали, что не припомнят такой жары, но на то они и старожилы, чтобы нихрена не помнить.

     С моей памятью в последнее время тоже беда. Куда умудрился засунуть новенький аккумулятор от РК-17? Еще вчера лежал на углу стола, в дурно пахнущей полиэтиленом упаковке. Мешался под рукою, все хотел убрать… и вот убрал. Теперь осталось только понять, куда?

     Снаружи послышался осторожный стук.

     - Открыто, - прокричал я, с трудом поднимаясь на культяпки. И под столом тоже нет. Куда же засунул, чтоб его…

     Дверь открылась и на пороге показалась Галина Николаевна, невысокая миниатюрная женщина. Преподавательница русского языка и литературы у старших классов, если не изменяет память, а еще классная руководительница одного известного оболтуса.

     - Василий Иванович, к вам можно?

     - Проходите.

     Ох уж мне эта робкая интеллигенция, будет полчаса на пороге расшаркиваться, а потом любезностями сыпать, а Василию Ивановичу, не до этого. Василию Ивановичу, кровь из носа, аккумулятор найти нужно.

     Женщина сделала пару нерешительных шагов и замерла перед кучей железа, оказавшейся потрохами злополучного РК-17 - вчера сгорел, зараза, возле кабинета трудовика. Были у меня стойкие подозрения, почему третью неделю техника барахлит в районе западного крыла. Я уже тонко намекал Аркадию Борисовичу, чтобы пресс свой новенький себе же в задницу и засунул, да поглубже. Только трудовик наш дубовый, к словам разума не прислушался, и отправил с жалобами к директрисе. Зря он это, потому как Василий Иванович не жаловался, а предупреждал.

     Миниатюрная женщина уселась напротив, и нарочито серьезным голосом произнесла:

     - Я к вам по поводу Никиты Синицына.

     Не шел ей этот тон, совершенно: слишком мягкий и добрый человек. Ей бы с малышней возиться в начальных классах или воспитательницей в детском саду – вот там самое место. А она все ходит, за совершеннолетних оболтусов переживает.

     - Синицын? А я здесь при чем?

     - У вас с ним налажен контакт.

     - Не понял?

     - Вы же в курсе жизненных обстоятельств Никиты: мальчик растет без отца. Женской заботы ему хватает, а вот мужских наставлений…

     - Стоп-стоп, подождите! Вы меня что, в папаши записать пытаетесь? Уж извините, Галина Николаевна, но я в отцы не нанимался, тем более к чужим детям. У пацана есть мать, есть родственники, есть школа в конце концов. Вот пускай они им и занимаются.

     - Василий Иванович, восемнадцать лет - это трудный возраст.

     - Трудный возраст, это когда тебе семьдесят, а ты жопу самостоятельно подтереть не можешь.

     Кажется, переборщил с аргументацией, потому как учительнице сбилась, неловко опустив глаза.

     - Галина Николаевна, у нас в школе работает целый штат психологов, а еще профессор имеется из Москвы, который только и делает, что булочки жрет в столовой. Это их обязанности трудными детьми заниматься, а моя вон лежит, - я указал пальцем в сторону груды железа, некогда бывшей роботом-уборщиком. – Если бы вы знали, сколько руководство пеняло Василию Ивановичу за то, что не в свои дела лезет, берется молокососов жизни учить. Грубого слова им не скажи… А то сопляки мата не знают. Тоже мне, устроили институт благородных девиц. Помяните мое слово, наступят времена, когда они гадить по углам начнут, а вы кружить будете рядом, охать и ахать.

     - Василий Иванович, вы же не такой.

     - Какой не такой, - я с подозрением уставился на собеседницу, и та мягко улыбнулась.

     - Не такой, каким пытаетесь казаться. Под оболочкой сурового мужчины кроется добрый человек, который умеет чувствовать и сопереживать. Признайтесь честно, это ведь вы посоветовали Никите не устраивать драку с Костиком?

     - Ничего я не советовал.

     - Если не вы, то кто? Зная Никиту, уверенна, он бы попытался решить проблему единственным известным ему способом, а именно кулаками, но этого не произошло. Значит кто-то, обладающий непререкаемым авторитетом, вмешался и дал разумный совет. Вы знаете, о ком идет речь?

     - Без понятия, - пробурчал я.

     - А я знаю! Мальчик к вам тянется, Василий Иванович, и вы, сами того не желая, принимаете активное участие в его судьбе.

     До чего же хорошо сказано: «сами того не желая». Надо запомнить…

     - Молодым людям нужны правильные ориентиры, нужен человек, с которого можно и, главное, захочется брать пример. Вы и есть тот самый человек, Василий Иванович. И судя по результату, который я наблюдаю, человек хороший.

     - Нет.

     - Василий Иванович.

     - Даже не просите.

     - Пожалуйста.

     И тут собеседница улыбнулась, по-детски легко и непринужденно. А вот это оружие в ее исполнении било посильнее «Фауста» Гете. Я умел справляться со строгими директрисами, требующими не выходить за рамки должностных инструкций. Знал, как поставить на место навязчивых профессоров, пытающихся проникнуть в мозги. Но вот как совладать с этой маленькой женщиной…

     Поэтому тяжело вздохнул и выдавил из себя:

     - Хорошо, чего вы хотите?

     Следующие пять минут Галина Николаевна рассказывала о роковом плевке на лацкан пиджака.

     - Если бы не Зарубина, то конфликт бы удалось замять, но Алевтина Михайловна…

     - Это еще кто?

     - Это наш завуч, - уточнила женщина, и вопросительно посмотрела на меня.

     Подумаешь, не знаю, как зовут второго человека в школе, тоже мне великая потеря. Раньше исключительно по фамилии обращался, а после конфликта двухлетней давности и вовсе никак: она меня избегает, а сам я встречи не ищу.

     - Так вот, Алевтина Михайловна настаивает на принесении публичных извинений перед ее дочерью, в противном случае грозится написать жалобу в вышестоящую инстанцию. Ольга Владимировна не хочет выносить сор из избы, ей проще избавиться от ученика с плохой репутацией, чем от собственного заместителя. Поэтому Никита либо извинится, либо уйдет из школы, другого не дано.

     - Синицын никогда не извинится, - задумчиво пробормотал я.

     - Ну вот видите, вы не хуже меня знаете Никиту. Он мальчик гордый, и считает, что поступил правильно, защищая мать.

     - Не в гордости дело, - покачал я головой, - вопрос скорее понятийный. Родителей цеплять нельзя ни при каких раскладах - у парней с этим строго, а вот бабы… кхм, простите, девчонки к этому куда проще относятся. Порою несут всякое, что помелом.

     - А как бы вы поступили на его месте, Василий Иванович?

     Действительно, как? Опустив взгляд, посмотрел на собственные ладони, что лежали на столе. Темные разводы от масла струились по коже, складываясь в причудливые узоры.

     - Не верю, чтобы вам приходилось бить женщину.

     Бить не приходилось, только убивать… В воздухе отчетливо запахло раскаленным песком. Где-то неподалеку горел пригород Полокване. Проклятое место полыхало огнем, словно мало ему было жары. Вдоль дороги лежали обугленные тела - уродливые куклы, скрюченные неведомой болезнью. Закопчённые стены, следы сажи на пальцах… Нет, не сажи – это всего лишь остатки технического масла, которым пользовался минут десять назад.

     - Теперь думаете, как заставить Синицына извинится? – решил я сменить неприятную для себя тему.

     - Ни в коем случае нельзя заставлять, он сам должен прийти к этому выводу. Пугать отчислением из школы бесполезно.

     - Бесполезно, - вынужден был согласиться я, - его этим последние лет пять пугают. Так часто, что пацан даже бояться перестал.

     - Поэтому я и пришла к вам за советом. Может поговорите с ним, объясните ситуацию.

     - Психолог.

     - Простите, не поняла?

     - Скажите, что оформите официальное направление к мозгоправу.

     Сидящая напротив учительница забавно сморщила носик.

     - Не понимаю... Нет, разумеется, я слышала, что посещение школьного психолога у молодых людей не в чести, но чтобы настолько.

     - Не в этом дело. Парень мечтает стать военным, а с такой справкой в личном деле о кадровой службе можно забыть. Максимум, в хозблок возьмут при арктическом батальоне, белых мишек подкармливать.

     - Никита военный? В шестом классе мальчик мечтал о сугубо гражданских профессиях и вдруг служба в армии. Это он сам вам сказал?

     Я молча кивнул.

     - Удивительно, Василий Иванович, и как вы только смогли его разговорить.

     В этом как раз не было ничего удивительного. Мне бы знать, как его заткнуть.

     

     Всю следующую неделю играл. Каждый вечер погружался в вирткапсулу и начинал страдать по полной программе. И ладно бы убивали, как в любой нормальной игре: автоматной очередью или ножом в рукопашной. Я даже готов был к когтям неведомых монстров и клыкам ходячих мертвяков. Но какая-то гребаная паутинка, которую не заметив смахнул плечом? Тонкие нити разрастались до состояния паразита, пуская корни в цифровое тело. Пять минут, и ты окуклившийся труп. У продавцов были антидоты, которые помогали избавиться от твари, но ты сначала поди её обнаружь.

     Обыкновенно, я узнавал о наличии паразита, когда начинало темнеть в глазах, а горизонт резко заваливался набок. И коли тогда, ни коли, ни одно чудодейственное лекарство не спасет – добро пожаловать на точку возрождения. А Василий Иванович, между прочим, целый час по пустынным улицам лазил. Целый, мать его, час реального времени и начинать все сначала.

     Паутинка была не единственной проблемой в игре. Много хлопот доставляли «растяжки» - перекрученные прозрачные жгуты, перекрывающие улицы. Такие хрен заметишь, только если специально приглядываться не будешь.

     - Держи, красавица, пригодится, - протянул мне Кравцов целую пригоршню гаек. Я тогда не понял, к чему подобные изделия, да еще с привязанными обрезками ткани в виде длинных хвостов. Думал, издевается капитан, чудит - с ботами такое периодически случалось. Избавился от странного подарка за ближайшим углом, только кто же знал, что самодельные кометы – важнейший элемент снаряжения сталкера.

     Такую кинешь в подозрительные место и смотришь, завис длинный хвост в воздухе или нет. Если завис, значит ждет тебя впереди призрачная мина или другие аномалии, коих здесь туева куча. Порою даже в толк не возьмешь, что за хрень тебя убила. Пробираешься по длинному коридору заброшенного здания – тишина кругом: сам никого не трогаешь и тебя игнорируют. И вдруг резкая темень в глазах – все, крышка. Никаких пояснений, никаких логов – добро пожаловать на точку возрождения. Целый час беготни и все в пустую. Спрашивается, и в чем здесь удовольствие?

     К концу недели я одолел «душный» второй уровень, и капитан Кравцов по такому поводу подарил спиннинг - самый обыкновенный, с черной прорезиненной ручкой. На сей раз я не стал торопиться выбрасывать странную вещицу. Залез на любительский форум и почитал, для чего могут понадобиться рыболовные снасти в виртуальном пространстве.

     На деле оказалось все легко и просто. Самодельные кометы в виде гаек с хвостами часто терялись, исчезая в завалах и темных углах. И с собою много не унесешь, потому как рюкзак не бездонный. Вот и приходилось игрокам выкручиваться, придумывая разные хитрости на ходу. Банальное привязывание веревки к гайке не помогло: игровые условности ограничивали дистанцию заброса. Тогда особо умные догадались другой конец привязать к палке и вуаля, ограничения сняты. Так в «Маяке-17» появилась первая удочка, вот только вместо привычного крючка на конце болталась импровизированная комета.

     Самодельные снасти постоянно рвались, натыкаясь на острые нити аномалий, да и точность порою страдала, но игроки были довольны: во-первых, научились экономить, а во-вторых, в очередной раз утерли нос разработчикам. Правда, последние особо не переживали по данному поводу, добавив в магазин дорогой спиннинг, позволяющий забрасывать груз на сверхдальние дистанции.

     Постоянное соревнование игроков и разработчиков, кто кого обхитрит – считалось одной из причин успеха «Маяка». Механика игры предоставляла огромные возможности для творчества, тут главное голову не забывать включать. Чего только не сыщется на улицах мертвого города: начиная от дырявого башмака и заканчивая гоночным LaFerrari, плоским как блин и красным, как спелое яблоко. В магазинах продавалась всякая всячина вроде альпинистского снаряжения, клея-момента, надувных шариков и серной кислоты. Как все это можно скомбинировать и к чему применить, каждый решал сам. Порою рождались столь причудливые гибриды, что по неволе задавался вопросом: «а не проще ли…». Нет, не проще. Игрокам нравилось, и разработчики старались, подкидывая все более сложные задачки для решения.

     Мне повезло оказаться под прикрытием премиум-доступа, где полагались дополнительные «плюшки» в виде патронов и оружия. А еще мне благоволил капитан Кравцов… Ну как благоволил, откровенно подкатывал. Все глазки строил, да на свидание приглашал, тупой бот. И если бы он один.

     Удружила мне с внешностью Диана Ильязовна, по-другому не скажешь. Девушка воспользовалась расширенным функционалом «кастомайза», положенным ВИП-клиентам, и вылепила из цифрового куска глины самую настоящую красавицу. Этакую диснеевскую принцессу с большими глазами и губками бантиком. Фигуркой настолько тонкой и изящной, что ни под какой мешковатой формой не спрячешь. Глазастые игроки все разглядывали и с настойчивостью озабоченных баранов продолжали зазывать в рейды.

     Может разок согласиться ради интереса и посмотреть, что они смогут сделать с компьютерной болванкой без гениталий?

     

     На третьем уровне случился ступор – появились монстры. Приходилось решать сразу несколько вопросов одновременно: как обойти препятствие в виде растяжки, какой коридор проверить первым и что это за тварь, урчащая этажом ниже. А у Василия Ивановича всего одна голова и пара глаз. Пока крутил катушку, зацепил «кометой» пустую банку, ну и громыхнуло знатно. Уродливая образина моментально показалась из нижнего разлома, оскалив зубы, а у меня в руках вместо положенного оружия спиннинг. Рыбачу я здесь, чтоб его… Ну и сожрали Василия Ивановича в тысячный раз.

     Выбрался из капсулы наружу, с трудом подавляя желание хлопнуть крышкой на прощанье. Оборудование не виновато, да и Диане обещал быть аккуратным, она у нас лицо ответственное.

     Открыл дверь в класс и столкнулся с привычной картиной: девушка сидела за столом, едва слышно шелестя клавишами. Экран ноутбука освещал сосредоточенное лицо: глаза бегали по строчкам, а губы шевелились, беззвучно проговаривая текст.

     - Угощайтесь, - произнесла она, не поднимая головы. На углу стола в пластиковой коробке стояли суши. Снова треклятые суши. Ох уж мне эта мода на азиатскую кухню. Говорят, лет пятьдесят назад в каждом крупном городе был японский ресторан, а в суши и роллах народ разбирался лучше, чем в варениках и пельменях. Не знаю, я те времена не застал, а старожилам верить, себе дороже.

     - Спасибо, я сыт.

     - И где же это вы поужинать успели, позвольте спросить? В виртуальной столовой? Василий Иванович не стесняйтесь, попробуйте. Я свою долю съел - это ваша осталась.

     - Снова заказали на двоих?

     - Да, на двоих, а вы снова бурчите. Признавайтесь, вы когда-нибудь бываете в хорошем расположении духа? – девушка захлопнула крышку ноутбука, и комната погрузилась в сумрак.

     Доковыляв до стула, привычно расположился напротив учительского стола. Яркого света уличных фонарей за окном было вполне достаточно, чтобы разглядеть озорной блеск в глазах Дианы Батьковны. Неужели снова начудила с настройками?

     - Что-то не так? – с подозрением спросил я.

     - С чего вы взяли?

     - Слишком веселой выглядите.

     - Разве у меня не может быть хорошего настроения?

     - Может, но только не когда сидите на рабочем месте, а на часах десять вечера.

     Девушка, не выдержав, рассмеялась. И тут же прикрыла рукой рот, словно стесняясь показавшихся наружу зубов. Ровный красивый ряд и цвет красивый, чего стесняться.

     - Забавный вы, Василий Иванович.

     «Точно чего-то накрутила», - мелькнула в голове заполошная мысль. Это она только на первый взгляд вся из себя строгая и собранная, а у самой внутри бесенята сидят. Оно и понятно, девчонка молодая, целыми днями на работе торчит. Запал нужно куда-то девать, вот и отрывается на Василии Ивановиче: то в бабу обратит, то суши мерзкие на столе разложит. Знает ведь, что я терпеть не могу всю это японщину и словно специально дразнит.

     - Василий Иванович, признавайтесь, вы меня боитесь?

     - С чего это… и вовсе не боюсь.

     - Ну хорошо, не боитесь, а опасаетесь, - девушка снова рассмеялась. – Вы так забавно из подсобки выходили, словно ждали подвоха: швабру у двери или ведро воды на голову.

     - А что, можете?

     - Василий Иванович, ну какое ведро. Посмотрите на меня, разве я способна на глупые розыгрыши?

     - Чего смотреть, я и так знаю.

     Девушка обреченно вздохнула.

     - Сколько раз можно повторять: это не моя прихоть, а ваша ошибка, что не заглянули в настройки перед игрой. Ну, что мне сделать, чтобы поверили. Хотите, на мизинчике поклянусь?

     - Издеваетесь, над старым больным человеком.

     - Прекратите говорить глупости. Вы старше меня всего на пятнадцать лет или тоже прикажете в старухи записаться? Что за манеру взяли.

     Понеслось! Как она раздухарилась: в глазах горит огонь, в голосе звенит сталь - настоящая Валькирия, а не учительница средних классов. А ведь всего месяц назад краснела от неосторожно сказанного слова. И вдруг такие перемены в характере. Особенно она раздражалась, когда приходилось упоминать свой возраст. Злилась, а я настолько привык на него ссылаться, что делал это автоматически, не задумываясь.

     - Дело не в прожитых годах Василий Иванович, а в болезни, которая называется мизантропия, - продолжала отчитывать меня девушка. – Никому не доверяете, смотрите на окружающих, словно они враги. Но поймите, мир вокруг, он не такой, в нем найдется место и для любви, и для дружбы. Ему просто надо пойти на встречу, довериться и открыться.

     - И этому учит человек, который безвылазно торчит в кабинете вместо любви и дружбы?

     - У меня есть свои причины.

     - Так они и у меня есть, просто вы о них не знаете.

     - Расскажите.

     Внутри заскребли кошки. В памяти возник образ профессора Гладышева, неприятного скользкого типа в очках, а в ушах зазвучал монотонный голос:

      «Василий Иванович, доверие необходимо человеку, как воздух. Перестанете дышать, и задохнетесь в собственной желчи. Нельзя жить в постоянном ожидание подвоха. Дорогой мой, здесь вам не Африка, и мы не враги. Поделитесь, что вас тревожит и удивитесь, насколько легче станет дышать».

     - Диана, давайте договоримся на будущее, не заводить разговоры по душам. Я мальчик взрослый, как-нибудь сам разберусь.

     Странное дело, но девушка не обиделась. Лишь дерзкий огонек в глазах потух, превратившись в далекие отсветы тлеющих угольков.

     - Как у вас обстоят дела с игрой? – сменила она тему.

     - Хреново, то на аномалии подорвусь, то образина мерзкая сожрет, не побрезгует. А иногда убивают и в толк взять не могу: кто это или что.

     - Дальше будет сложнее, - девушка сочувственно покачала головой, – появится «PvP competition».

     - Какой еще компетишен?

     - Соревновательный режим с живыми игроками.

     - И что, они тоже будут пытаться меня убить?

     - Не все, но будут. Некоторые только и ходят в рейды, чтобы остальным жизнь испортить.

     - А администрация?

     - А что администрация? Пока игроки действуют в рамках установленных правил, карающих мер применять не станут.

     - Не понимаю, какой в этом смысл, - почесал я заросший подбородок. - Неужели самим не интересно пройти игру? Тратить свободное время на подлянки.

     - Василий Иванович, вы меня спрашиваете? Я всего лишь учительница по программированию, а психологией у нас другие специалисты занимаются.

     Не нужны тут психологи, и без того ясно - говнюков в мире хватает. Уж я этого добра насмотрелся с избытком. А что ими двигает? Так говно и двигает.

     - Дальше один не справитесь, вам группа нужна.

     - Нет, - отрезал я.

     - Это общепринятая практика.

     - Нет, - повторил я упрямо. В памяти возникли маслянистые взгляды, лапающие каждый сантиметр твоего соблазнительного цифрового тела. Одно дело выглядеть, как соска, и совсем другое, когда к тебе относятся, как к соске. Быть в коллективе в качестве симпотной телочки, нет уж – увольте. Василию Ивановичу гордость не позволит.

     - А если я вам предложу другой вариант?

     - Какой?

     В глазах девушки блеснул нехороший огонек.

     - Неужели не догадались? У нас три капсулы с премиум-доступом, и две из них до сих пор пустуют.

     

     Многоэтажки держали в тисках потрескавшуюся полоску асфальта. Дорогу, начинающуюся под нашими ногами и теряющуюся в зеленом массиве городского парка. Если верить карте, выданной капитаном Кравцовым, туда нам и иди. В место, где растут вековые дубы, и где через пруды, заросшие ряской, перекинуты ажурные мосты. По прикидкам путь напрямки должен был занять десять минут реального времени. Но то реального, с виртуальностью же дела обстояли иначе.

     - Нельзя нам по прямой, - заявил пацан.

     - Это еще почему? – удивился я.

     - Неужели не понятно? Самые очевидные маршруты в игре опасны. Разработчики специально расставляют приманки, чтобы игроки клюнули и попали в ловушку

     Аналогии с рыбалкой были актуальны как никогда - за спиной Синицына висел спиннинг, а на боку сумка с блеснами в виде хвостатых гаек.

     - Ты тут из Василия Ивановича дурака не лепи. И без сопливых понятно, что по улице ходить опасно. Ты лучше другое скажи: как мы обходить будет, когда здания сплошняком стоят и даже на карте просветов не видно.

     - Через дома.

     Умник, через дома он идти собрался. А то, что весь третий уровень Василия Ивановича драли в этих самых домах, как сидорову козу, это ничего, про это забыть можно.

     Достаю из кармашка рюкзака карту и разворачиваю, сверяясь с ориентирами. Все верно, мы на проспекте Ильича, зажатые между седьмым и восьмым домом. Длинные коробки некогда жилых строений преграждают путь на соседние улицы. Кто ж так строит, ни арок, ни проездов во внутренние дворы. Ох уж мне эти хитрожопые геймдизайнеры, выстроили длинную кишку коридора, создав видимость открытого мира. И вроде бы в большом городе находишься, а идти толком некуда: сплошные препятствия в виде домов и расползшихся аномалий.

     Поднимаю голову и упираюсь взглядом в стену здания напротив, где зиял чернотой провал. Две панели снесены напрочь: повсюду разбросаны куски бетона, разноцветные тряпки, остатки мебели. Рядом лежит виновник происшествия – старенький «бэтр». Исходя логики, после такого столкновения морду машины должно было смять, а она ничего - целехонькая, только опрокинулась на бок, оставив глубокий след в виде борозды на газоне.

     Странная физика в игре, заставляющая задавать массу вопросов. Почему машина не застряла в проеме, и почему отскочила от преграды, словно резиновый мячик? Почему в самом здании серьезные разрушения, словно прилетело кумулятивным снарядом? Понимал, что все это игровые условности, и никакой мехвод не станет таранить бетонные стены без веской на то причины. Понимал, но не думать не мог.

     - Хочешь сказать, нам туда? – кивнул я на дыру в стене.

     - Ага… Я через нее прошлый раз проходил, когда мы с Кос… с Лощинским играли. У нас тогда в отряде четыре человека было, еще Копытин с параллельного «Б» и Мишаня, его брательник, а Леха из девятого слился на…

     - Малой ты когда научишься отвечать по существу? – перебил я пацана. - Меня мало волнует кто чей брат и кто-когда слился. Был задан конкретный вопрос, нам туда?

     - Да.

     - И что там?

     - Мертвяки.

     Обиделся пацан… По голосу чувствуются, что обиделся, только мне его обидки по барабану.

     - Подробнее.

     - Первые две квартиры – чисто, а потом длинный коридор, где водится с десяток ходячих мертвецов и пару аномалий.

     - Паутинки были?

     - Василий Иванович, вы понимаете, что это все бесполезно: уровни каждый раз по-новому загружаются - одна улица остается без изменений. К примеру, у нас БТРа не было, а дыра в стене оказалась на уровне третьего этажа, пришлось наверх карабкаться. Хорошо, у Копытина с собой…

     - Пошли пацан, - перебил я.

     И мы двинулись в установленном порядке. Юная красотка впереди, с восьмизарядным карабином наперевес и с болтающейся кобурой на поясе. Сурового вида воин чуть сзади, со стареньким «АКМ», точнее его аналоговой версией.

     Не было в игре точной копии боевого оружия. Правообладатели жестко отстаивали свои права, вот и приходилось разработчикам вертеться, придумывая доселе неизвестные миру гибриды. Посмотришь издалека, вроде семьдесят четвертый, а в руке возьмешь: переводчик огня отсутствует, дульного тормоза нет. Хотя какой к черту тормоз в игре, где сплошные условности, а понятие предохранителя отсутствует как таковое. Больше всего местное оружие напоминало игрушечный автомат из далекого детства, с единственным подвижным механизмом в виде спусковой скобы. Знай себе жми и больше ни о чем не думай. Разве что магазин менять не забывай.

     Асфальт под ногами закончился и пошел зеленый газон, ровно подстриженный, словно прогуливались по приусадебному участку, а не мертвому городу. Стоп, а это что за странное искажение у самой стены? Воздух нет-нет, да и подрагивал, шел едва заметной волной. Я помахал рукой пацану и тот послушно вышел из-за спины. Потянулся было к спиннингу, но прикинув расстояние, достал обыкновенную «комету» на веревке.

     Гайка взмыла воздух и не долетев считанных сантиметров до отмостка, упала в траву. Очередная попытка и снова недолет. Заметно, что парню хочется сделать несколько шагов вперед, но ближе подходить опасно. Подобные аномалии больше всего напоминали морских медуз с длинными нитями отростками, вытянутыми в разные стороны. Настолько тонкими, что невооруженным глазом не разглядеть. Именно они вспарывали кожу острыми лезвиями бритвы, легко отсекая конечности и выпуская наружу кишки. Выпуская условно, с учетом возрастных ограничений на жестокость.

     Пацан метнул вновь, и очередная попытка закончилась недолетом.

     - Василий Иванович, вот только не надо.

     - А что Василий Иванович? Василий Иванович молчит, наслаждаясь действиями профессионала. Сколько уровней прошел до меня, восемь?

     - Семь, - неохотно признал пацан. – На восьмом застрял.

     - А я думал все сто, вон как ловко метать приучился. Ну-ка, дай-ка я.

     - Василий Иванович, вы бы лучше своими обязанностями занимались. Кто тылы прикрывать будет?

     Прав пацан, как не крути: пока один кидает – другой дежурит со стволом наперевес. Именно так выглядело первоначальное распределение функционала, но только сил моих не было смотреть на мучения криворукого.

     С девятой попытки пацан попал. Медуза вспыхнула и засветилась тусклым серебристым светом. В воздухе обозначились контуры тонких отростков, а одна нить так и вовсе проявилась перед самым носом. Сделай Василий Иванович шаг вперед и всё - не сносить ему головы, точнее её верхней половины.

     - Душные создания, - пробормотал я, и пригнулся, пролезая под дрожащим отростком. – Возишься с ними, возишься, а они никак не кончаются.

     - Все бы вам ворчать, Василий Иванович. Не нравится, не играйте.

     Да я бы и не играл, но уж больно новые ноги хочется.

     

     На кухне царили чистота и порядок: никаких следов разрушений. Так сразу и не скажешь, что внешнюю стену напрочь снес БТР. Через пролом перегнешься и вон он родимый на боку лежит, в груде мусора из кусков бетона. А через плечо посмотришь - готовая картинка для журнала «Домохозяйка»: хоть сейчас фотографируй и в редакцию направляй. Стеклянный столик с кривыми ножками и голубой скатертью, по центру ваза с цветами, тарелки с орнаментом на полочках ровным рядком стоят. Игровые условности, чтоб их…

     Пока осматривал местность в поисках интересного, пацан вышел в коридор.

     - Василий Иванович, - долетел до ушей шепот.

     Ну что там еще приключилось? Перехватив карабин, осторожно ступаю по начищенному до блеска паркету. Крадусь как последний дурак, хотя умом понимаю – не заскрипит он. Не положено полам скрипеть, программным кодом не предусмотрено. И все равно играю в разведку.

     Открываю дверь, ведущую в коридор. Замираю на самом пороге.

     - Василий Иванович, это мы где?

     Хороший вопрос… Мы уже не в жилом здании, а в длинной кишке помещения, напоминающего заброшенный бункер. По серым бетонным стенам струятся жилы толстых кабелей. Оплетку частично содрали, и теперь она свисала змеиной кожей, обнажая серебристое нутро. Неизвестный силач погнул дверцу распределительного щитка, вырвал замок с корнем, а потом заботливо прикрутил на кусок проволоки. Рядом висит предупредительная табличка, заключенная в красный треугольник: «осторожно, высокое напряжение». И совсем уж для дураков красочное изображение черепа с молнией.

     Под потолком поочередно замерцали лампочки, заключенные в каркас из металлической решетки. Помнится, когда-то давно я спрашивал лейтенанта Ферапонтова: к чему такие сложности, неужели боятся воровства на военном объекте? На что тот отвечал:

      «Представь последствия ядерного взрыва. Пол под ногами ходуном ходит, с потолка куски бетона падают. Народ в панике мечется, с ног сбивает, а тебе на пост бежать срочно. Только как бежать, когда вокруг все лампы покрошило и ни хрена не видно. Это они если без внешней защиты, а если сеткой укрыты, никакой кусок бетона им не повредит».

     Что будет, если кусок бетона упадет на голову, лейтенант Ферапонтов пояснить не удосужился.

     - Василий Иванович, это что? – снова зашептал пацан, отвлекая от давних воспоминаний.

     - На бункер похоже.

     - Бункер внутри жилого здания? Разве такое возможно?

     - А мне почем знать. Что вижу, то и говорю.

     - Ну он же по размерам огромный, как он смог поместиться?

     - Малой, тебя только это смущает? Мы находимся внутри виртуальной реальности: может у них система «глюканула». Всякое бывает.

     - Такого раньше точно не бывало, - пробурчал пацан и полез руками за спину, доставая спиннинг. Вот это он правильно надумал: впереди огромное пространство, едва освещенное светом тусклых ламп - надо бы проверить.

     Снасть со щелчком раскрылась, пацан привычным движением взялся за леску. Отвел руку назад и… тишина. Не понял, а где парящая в воздухе «комета»?

     Поднимаю голову - мать честная, под потолком зависла огромная аномалия, прозванная в простонародье амебой. В отличии от медузы с ее острыми клинками-жгутами, эта тварь предпочитала засасывать. Выкидывала длинные ложноножки в сторону жертвы и затягивала внутрь густой, словно кисель, субстанции. После чего начинался медленный процесс пищеварения. Если тварь была голодной, то и туловище её было прозрачным, словно подрагивающий в жаркий день воздух, а вот когда переваривала биомассу, то становилась похожа на пульсирующий кокон, из которого наружу торчали останки жертвы, вроде конечностей с ошметками плоти.

     Судя по тому, что высунувшаяся из кокона рука еще не успела лишиться кожного покрова, амеба лишь недавно приступила к трапезе - пульсирует работающим сердцем.

     А вон и леска - намоталась на запястье мертвеца и теперь комета, вместо того чтобы лететь, беспомощно болтается в воздухе.

     - Невезуха, - растерянно пробормотал стоящий рядом пацан.

     - По сторонам лучше смотреть надо, а не рот разевать. Бункер он увидел…

     - Василий Иванович!

     - Что Василий Иванович, дергай давай.

     Парень поудобнее перехватил спиннинг и потянул. Рука мертвеца дернулась раз-другой, но гайку не отпустила.

     - Ну чего леску травишь, словно с рыбой играешься. С ней не ласкаться надо, а силу показать. Тяни… тяни, кому говорю. Дай-ка сюда, рыболов-любитель. Всему вас учить надо.

     Я взялся одной рукой за прорезиненную ручку спиннинга, на ладонь второй намотал леску и дернул, что было мочи.

     Красный кокон с хлюпаньем раскрылся и наружу показалась голова жертвы. Это был «бегун» - крайне шустрый мертвец антропоморфного типа, с вытянутой звериной челюстью. То, что они быстро бегали – полбеды: твари еще умели далеко прыгать, выгибая коленные суставы в другую сторону, словно вымахавшие кузнечики. У некоторых представителей сего рода пальцы заканчивались острыми ногтевыми пластинами. Правда, конкретно у этой особи когти отсутствовали, как не было и век – раствор в коконе успел частично переварить плоть.

     Злые глаза с вертикальными зрачками уставились на меня, потом на пацана, потом снова на меня. Оно что, до сих пор живое?

     Последующие секунды уместили в себя целый ряд событий. Во-первых, кокон в очередной раз чавкнул, и недоваренная жертва высунулась по пояс, оказавшись на расстоянии удара от моей головы. Во-вторых, закричал пацан, предупреждая об опасности. Ну а в-третьих… в-третьих, Василий Иванович без лишних подсказок отреагировал на замах твари: подогнул под себя ноги и завалился на спину, исполнив один из сложнейших элементов фигурного катания под названием кантилевер. Успел вовремя - лапа прошла в считанных сантиметрах от носа.

     И тут же загрохотала автоматная очередь. Пацан выпустил с десяток патронов, прежде чем тварь угомонилась и перестала дергаться, обвиснув кулем.

     - Василий Иванович, живой?

     - Да что со мной будет, - пробормотал я, лежа на полу. Над головой по-прежнему пульсировал кокон и болтался бегун. На этот раз точно дохлый.

     Перевести дыхание не успел – за дверью, ведущей на кухню, громыхнуло. Кто-то неосторожный уронил стул и утробно заурчал по данному поводу. Только незваных гостей нам и не хватало, а с другой стороны, все логично: нашумели мы достаточно, вот и пожаловали.

     По полу зацокали когти - остановились. И снова «цок-цок», «цок-цок». Дверь начала медленно открываться…

     Я не стал тратить драгоценного времени на смену позиции, изображая перекаты и пытаясь достать карабин из-за спины. Вместо этого выхватил пистолет из поясной кобуры и открыл огонь, первым же выстрелом угодив в скрюченную фигуру, возникшую в дверном проеме. Два других смазал, потому как силуэт дернулся, уходя в сторону.

     Тут же заработал автомат пацана, длинной очередью прошивая темное пространство. Застучал, забивая уши гулким эхом. Пули разлетались веером, оставляя сколы на поверхности стены.

     «Кучнее ложи», - хотел я проорать парню, но не успел. Тварь в дверном проеме дернулась и завалилась на пол.

     Некоторое время мы напряженно вглядывались в темноту, ожидая визита очередных гостей. Потом парень полез в рюкзак за новым рожком, а я поднялся на ноги и подошел к поверженному врагу. Даже не бегун, мертвяк обыкновенный с не успевшей толком сформироваться челюстью: без клыков и массивной нижней части, позволяющей перекусывать берцовые кости.

     Сколько же патронов извели на этакую мелочь, которую игроки обыкновенно забивали прутами. Теперь еще баллы снимут за шумное прохождение уровня, и капитан Кравцов вместо положенных пяти пачек патронов выдаст три.

     Настроение ни к черту, а ведь только начало четвертого уровня. Что же будет дальше… Я задумчиво уставился вперед – туда, куда тянулись жилы проводов и где бункер заканчивался большой металлической дверью с красным штурвалом гермозатвора.

     Хотел было достать карту, в сотый раз посмотреть на предстоящий маршрут. Толку от куска бумаги никакого, но вот сам процесс успокаивал. Рука потянулась к рюкзаку и в этот момент над головой снова зачавкало. Краем глаза успел уловить темную тень, падающую с потолка. Потянулся за пистолетом, висящим на поясе и…

     Заорал пацан, выпуская патрон за патроном «полного» рожка. Попал в дохлого «бегуна», которого амеба таки не удержала, выпустив из пасти. Попал в бетонную стену и в крышку покорёженного распределительного щитка. Попал в меня, стоящего напротив.

     Экран мигнул красным светом и погас.

     

     - Василий Иванович, это рефлексы.

     - Какие, мать его, рефлексы, - орал я, не переставая. Заодно пытался выбраться из капсулы - снова заедал треклятый шарнир левого протеза. – Малой, ты когда на гашетку жмешь, чем думаешь? Это же прописные истины, известные грудничкам с ясельной группы.

     - Груднички в ясли не ходят, - огрызнулся пацан.

     - Да мне насрать, кто и куда ходит. Почему тебя надо учить основам, которым и учить-то не нужно. Прежде чем стрелять, открой глаза и посмотри, кто стоит на линии огня. Малой, да что б тебя… третий день уровень пройти не можем. Толку от твоей помощи...

     - Сами позвали.

     - Дурак был, вот и позвал.

     - Если не нравится, могу уйти.

     - Да и вали нахрен - слабак… Как-нибудь один управлюсь.

     Мне наконец удалось выбраться из капсулы и встать на протезы. Под рукой оказалась прозрачная крышка. С трудом удержался от искушения, чтобы не схватиться за край и не хлопнуть ей от души. Диана Ильязовна не поймет.

     Вспомнил про молодую учительницу, и она тут как тут, появилась на пороге.

     - Мальчики, что за шум?

     Мальчики… где она здесь мальчиков увидела. Хотя нет, вон один - стоит у стеллажей, обиженный. Теперь будет из себя страдальца строить: детский сад - штаны на лямках.

     - Диана, вот объясните мне, старому человеку, зачем убивать своих? Может я чего не понимаю, и это такая новая мода у молодых? Вчера в затылок выстрелил, сегодня в упор расстрелял.

     - Вчера был рикошет.

     - Хреношет, - с трудом сдержался, чтобы не нахамить при учительнице. – Кому лапшу на уши вешаешь, Малой? Думаешь, Василий Иванович совсем дурной, не понимает. В «Маяке» такое понятие как рикошет отсутствует в принципе. Пули они как липучки – куда выстрелил, там и остались… Как же я заколебался, третий день на одном уровне. Хожу в игру как на работу. Мне эти амебы с медузами скоро в кошмарах снится начнут, вместе с напарничком.

     - Надо же, напарником назвали.

     - Пацан ты мои слова не перевирай. Я сказал «напарничек» - до полноценного напарника пока не дорос. Может лет через десять, когда своих убивать перестанешь

     - А может чайку с печеньями? - вмешалась в наш разговор девушка. – У меня и пирожные с заварным кремом найдутся. Коробка шоколадных конфет с первого сентября осталась.

     Я почесал затылок и посмотрел на насупленного пацана. К гадалке не ходи, обиделся. Вчера сбежал, когда я на него орать начал, а сегодня прогресс – стоит и пол под ногами изучает.

     - Что может быть лучше ароматного черного чая со свежими пирожными, - продолжала уговаривать Диана. – А еще у меня целая баночка малинового варенья, соседка на прошлой неделе угостила. Вкусное, ум отъешь.

     Пришлось тяжко вздохнуть.

     - Ну если только малиновое.

     

     Четвертый уровень таки добили. Проторчали до позднего вечера и проторчали бы еще дольше, но пришла Диана Ильязовна и разогнала нашу недружную команду.

     - Бойцы, война войною, а домашнее задание никто не отменял.

     Справа послышалось недовольное ворчание - Синицын послушно покидал капсулу. Ничего, поворчит и успокоится. Решать задачки по геометрии завсегда полезно - глядишь, может и научиться траекторию пули вычислять, а там и своих убивать перестанет.

     - Василий Иванович, вас это тоже касается.

     - Пускай Малой идет, а я еще побегаю.

     - Василий Иванович, вы мне что обещали?

     - Не материться.

     - И?

     - Беречь подотчетное оборудование.

     - И?

     И тут я попал впросак. Что же такого наобещать успел, что теперь этим попрекают?

     - Забыли, я так и знала… Проводить меня домой вы обещали.

     Действительно, сорвалось с языка, когда чай пил в прикуску с вареньем. Думал, она больше для красного словца сказала, как это порою водится у женщин – пустое кокетство. Оказалось, что всерьез.

     - Может такси вызвать?

     - Спасибо, Василий Иванович, за подсказку, а то бы я сама не догадалась. И за обещание спасибо, которое держите.

     Да что ж все такие обидчивые сегодня. Что Малой этот, что Диана Батьковна, развернувшаяся и направившаяся в сторону выхода.

     - Подождите… Да подождите вы, дайте хоть из капсулы выбраться.

     

     Погода на улице стояла отменная. Полуденная жара спала, вернув октябрю положенную прохладу. Красный диск солнца лениво заваливался за горизонт, густо расплескав алых красок - хватило и на небосвод, и на зеркальные стены близстоящих домов.

     Деревья вдоль дороги не торопились прощаться с листвой, радуя глаз пестротой нарядов. Лишь елки, дежурящие у входа в школу, отличались завидным постоянством.

     Если тенденция в ближайшие годы не изменится, впору будет пальмы высаживать, и урожай бананов по осени собирать. Все течет, все меняется. Лет сто назад на всю страну были известны астраханские арбузы, теперь же на смену им пришли саратовские и самарские. А в самой Астрахани который год плохой урожай из-за невыносимой жары. Юг страны медленно, превращался в африканскую саванну. Но иногда бывало, что и заливало. Как в прошлом году, когда люди на лодках плавали меж домов, а особо предприимчивые товарищи колотили на продажу плоты из досок.

     Погода чудила все чаще и чаще. Кто ж знал, что на юге Архангельской области появится своя «аллея торнадо». И года не проходило, чтобы стадо коров не уволокло в поднебесье. А пару лет назад разметало по бревнышку один из местных поселков. Благо, обошлось без жертв: у жителей хватило ума не воевать со стихией, а попрятаться по подвалам и погребам.

     Телевизионные синоптики нашли объяснение необычайному погодному феномену. Они долго рассказывали про высокую влажность летом, и про глубокую траекторию циклонов, демонстрируя графики и картинки. Пугали очередной «аллеей торнадо» в Приморском крае, и обещали ураганы в Поволжье.

     - На все Воля Божья, - высказался по данному поводу батюшка. Приходской священник прославился на всю страну тем, что до последнего спасал церковную утварь, когда кругом летали козы и овцы, а рукав черной воронки простерся до самого неба. И странное дело, народ верил больше ему чем маститым ученым из столичных вузов. Уж больно колоритно смотрелся отец Епифаний в коротких видеофрагментах, заснятых дрожащей рукой. В одном исподнем, на фоне разбушевавшейся стихии, спешащий в укрытие с иконами подмышкой.

     Острословы утверждали, что именно иконы его и спасли. Дескать веса в позолоченных рамах было больше, чем в самом батюшке, потому и не взлетел, не встретился с создателем раньше положенного срока. На все шутки отец Епифаний лишь хитро щурился и знай себе улыбался в бороду. Деньги на новую церковь собрали всем миром, а хозяйство – дело наживное.

     - Вы сегодня молчаливы, Василий Иванович, - произнесла девушка, прервав затянувшиеся размышления о погоде. – За чаем только и делали, что говорили, а из школы вышли – ни слова не произнесли.

     - Это на эмоциях, - был вынужден признать я, – игра эта, чтоб её… Можете себе представить - заходим в жилое здание, открываем дверь с кухни и попадаем в самый настоящий бункер прошлого века.

     - Бункер? – не поняла девушка.

     - Это инженер сооружение, созданное для защиты живой силы от средств массового поражения.

     - Я знаю, что такое бункер, только что он делает на первых уровнях?

     - Вот и я о том же, но…, - культяпки сами собой остановились и я посмотрел на девушку.

     Она выглядела непривычно высокой, по сравнению со своим школьным вариантом. Каблуки на шпильках добавили лишние сантиметры к росту, а макияж, чуть более яркий, чем обычно, подчеркивал и без того выразительные черты лица. Особенно выделялись на общем фоне глаза, цвета утреннего кофе с молоком. По-восточному соблазнительные и жаркие. В таком омуте не утонешь - нет, в нем душу потеряешь, поэтому впору спасаться как тот самый батюшка, прихватив ценный скарб подмышку.

     Н-да… Диана Ильязовна в школе и Диана Ильязовна в свободное от работы время – это две большие разницы. И даже верхние пуговички у рубашки расстегнуты, демонстрируя доселе скрываемое украшение в виде золотой цепочки.

     - Что вы так на меня смотрите, словно впервые увидели, - смутилась девушка, вновь превращаясь в скромную училку. И неверно истолковав мой повышенный интерес, добавила: – да, я тоже играла.

     - Никогда бы не подумал. Ладно еще с настройками возиться, персонажа создавать. Девчонки любят играть в куклы, это у вас не отнять. Но чтобы в суровый мужской боевик про аномалии?

     - В вас говорит обыкновенный мужской шовинизм. Раз я девушка, значит не могу стрелять? Между прочим, лучшие снайперы получаются из женщин благодаря их врожденной интуиции, вниманию к деталям и развитому инстинкту самосохранения. В истории войн тому есть масса примеров или хотите поспорить?

     Спорить я не хотел. Во-первых, был слаб в истории, а во-вторых, слишком мало знал снайперов, чтобы делать выборку. Самым метким стрелком на моей памяти был Ваня-якут по прозвищу «Сэмпай»: стольких бушменов положил, что и не сосчитать. Но не говорить же об этом девушке.

     - И не забывайте, по второй специальности я программист. И мне, как всякому уважающему себя кодеру, интересны цифровые новинки.

     - Диана, так кто же против? - пришлось идти на попятную, демонстрируя миролюбивые намерения. - Играйте на здоровье.

     Жаркое пламя в очах моментально потухло, и девушка раздосадовано произнесла:

     - Не интересно с вами, Василий Иванович, даже не поспоришь толком.

     - Вы поругаться хотели? – удивился я.

     Девушка некоторое время молча разглядывала меня и наконец вздохнув, произнесла:

     - Пошлите уже.

     Высокие каблучки зацокали по мокрой мостовой, усыпанной разноцветным ковром опавших листьев.

     Не понимаю я этих женщин, странные они какие-то.

     

     Госпожа Сарбаева жила недалеко от школы - десять минут неспешной ходьбы, и мы возле подъезда. Выкрашенная в синий цвет площадка и три ступеньки вели в новенькое девятиэтажное здание, недавно возведенное на улице Тихвинской. Губернское министерство образования выкупило часть квартир для преподавательского состава и распределило согласно квотам по городским школам. Достался кусок пирога и нашей четвертой: новоселье справило сразу несколько учителей, в том числе молодой специалист - Диана Ильязовна.

     Хороший дом, красивый, с зеленым газоном и уютным двориком внутри. Во всю шумят дети, облепив игровую площадку, словно разбуженная солнцем мошкара. На лавочках расположились пенсионеры, а по плиткам тротуара прогуливаются мамаши с колясками. Две из них поздоровались, проводив нас любопытствующими взглядами. Теперь будет новый повод для сплетен: молодая красивая девушка и побитый жизнью безногий инвалид. Хотя какая мы к черту пара, даже мыслей таких возникать не должно.

     - Вы правы, Василий Иванович, странно это все, - задумчиво произнесла девушка, - бункер в обычном здании…

     - Малой сказал, что глюкануло.

     - Нет, так не глючит. Обычно сталкиваются с мелкими проблемами, вроде неизвлекаемых предметов из рюкзака или некорректного отображения экипировки. Два года назад настоящим бичом «Маяка» был движок, точнее его оптимизация: постоянно возникали проблемы при обработке коллизий. Некорректно работали коллайдеры, в следствии чего игроки то и дело проваливались под полигоны или, как это принято говорить, застревали в текстурах.

     - У кого принято?

     Но девушка словно не услышала моего вопроса. Она несколько секунд вдумчиво изучала арку между домами, после чего спросила:

     - Вы больше в бункер не попадали?

     - Нет, после воскрешения это был самый обыкновенный жилой дом с квартирами.

     - Странно… А с артефактами сталкивались, в виде изменения цветовой гаммы или повисших в воздухе предметов?

     - Ничего такого.

     - Очень странно, - задумчиво повторила девушка, – чтобы в локации прогрузился целый кусок из другого уровня… да еще так ровно, стена к стене.

     - И что, такое в принципе невозможно?

     - Возможно, но это как выиграть в лотерею – шансы один на миллион.

     - Выходит, нам повезло, и мы выиграли?

     - Выходит, что так. Только за эту победу призов не полагается, - девушка улыбнулась и в её глазах промелькнул едва заметный озорной огонек. Ну вот, а то все хмурилась и серьезную учительницу из себя строила. – Василий Иванович, спасибо, что проводили.

     - Не за что.

     Я не спешил уходить, и девушка, неловко замявшись, произнесла:

     - Вы что-то хотели спросить?

     - Да, я все думал… Вы же не спроста меня позвали?

     - С чего вы взяли?

     - Диана Ильязовна, я не первый год на белом свете живу. Можете передать вашей Зинаиде Петровне, что рекомендации выполняю и положенный час гуляю пешком.

     - Но…, - на щеках девушки проступил лёгкий румянец.

     - Василий Иванович может в виртуальной реальности и не смыслит, а вот в людях разбирается. Или думали, не замечу как вы со школьным врачом по углам шепчетесь? Витаминки целый вечер подсовывали, от которых я чешусь, как шелудивый. Устроили богадельню, честное слово. Вы Зинаиде Петровне в следующий раз скажите, чтобы занималась положенными делами: малышне прививки делала и разбитые коленки пластырем заклеивала, а не со старым инвалидом возилась. Я как-нибудь сам разберусь со своим здоровьем.

     Ожидал услышать в ответ привычное: «никакой вы не старый» и «не говорите так про себя», но вместо этого Диана прошептала едва слышно:

      - Простите, мне пора.

     И быстро-быстро зацокала каблучками в сторону подъезда, словно опасаясь новых разоблачений.

     Василий Иванович не дурак, Василий Иванович все видит. Я еще на прошлой неделе догадался про сговор со школьной врачихой, когда они по телефону разговаривали. И эти разноцветные таблетки, которые впаривали каждый вечер. Теперь вот выгуливать взялась на поводке, словно старого больного пса.

     Ох, Диана-Диана, по батюшке Ильязовна, не получается на вас злиться. На столичного профессора выходит, потому как этот чертов мозгоправ диссертацию решил написать за мой счет, а вы, словно героиня старых добрых сказок: и котенка уличного пригреете и Василия Ивановича чаем с малиновым вареньем угостите.

     Про чай это я хорошо вспомнил. Надо бы печенюшек прикупить на завтрашний вечер, а то надоело гулять за чужой счет. Где здесь положенный продуктовый?

     

     Не успел выйти за территорию двора, как ко мне подрулил новенький «Даут», модной кирпичной расцветки. Водитель пару раз нажал на клаксон, оглашая округу пронзительным визгом.

     Я продолжил идти по мостовой, как ни в чем не бывало. Тогда из открытого окна высунулся прилизанный молодчик и залихватски просвистел.

     Даже головы не повернул в его сторону. Василий Иванович не конь какой, чтобы на звуки откликаться.

     - Слышь, мужик, ты че, не понял? А ну-ка быстро подошел.

     Та-ак… спокойно, Василий Иванович. Но спокойно не получилось - застоявшаяся в жилах кровь забурлила. Давненько я не сталкивался со столь откровенным хамством в свой адрес.

     Машина взвизгнув тормозами, заехала на тротуар. Дверца распахнулась и наружу выбрался парень в модном прикиде: приталенная рубашка оранжевой расцветки, порванные на бедрах скинни. Помнится, у нас на районе и за меньшее бивали, но нынче времена другие, поэтому ляжки обтягивали все кому не лень

     - Мужик, ты че, совсем страх потерял? Я с кем разговариваю? – модник сделал шаг вперед и благоразумно остановился, решив не сокращать дистанцию до минимума. В ноздри ударил приторный запах парфюма.

     А вот и шофер показался: из автомобиля выбрался, но подходить не спешил, предпочитая наблюдать за происходящим на расстоянии

     - Чё, язык в жопу засунул?

     - А ты кто такой, чтобы перед тобой отчитываться? - не выдержал я.

     - Он не знает, – парень повернулся к водителю, словно спешил поделится радостной новостью. – Слышь, он не знает, с кем связался.

     Мальчик в себе не уверен, ищет поддержку со стороны. Такие редко начинают драку, предпочитая давить словами. Да и не похож он на отморозка, коим старается казаться. Явно осторожничает, понимая, что улица только на первый взгляд выглядит малооживленной - свидетелей хватает, в тех же окнах дома напротив. Сейчас не пятидесятые, чтобы беспредел устраивать.

     - Короче, слушай сюда дядя: еще раз рядом с Дианкой увижу, ноги оторву. Ты меня понял?

     И не дожидаясь ответа забрался обратно в машину. «Даут» дернулся с места, оставляя темный след шин на мостовой. Огни задних фар мигнули на прощанье красным цветом и скрылись за поворотом.

     Я вздохнул и опустил взгляд вниз, на скрытые штаниной конечности из углепластика. Интересно, как он мне ноги собрался отрывать?

     

     Вечером позвонил Михалычу, и попросил пробить номер по базе.

     - Только не говори, Василий, что снова в историю вляпался.

     - Да когда такое было? - возмутился я.

     В трубке сурово промолчали. Умел такое Михалыч, ибо высокая майорская должность обязывала.

     - Как ноги, не беспокоят?

     - Без понятия.

     - Как это без понятия, - удивился голос в трубке, - твои же ноги.

     - Михалыч, свои ноги я в Африке потерял, а те огрызки, что торчат из задницы, преют и чешутся.

     - В гости что ли заехать.

     - Ты в завязке?

     - Да, - грустно произнес голос.

     - Какой месяц пошел?

     - Второй.

     - Тогда не надо.

     - Не надо, - покладисто согласился Михалыч. – Ты хоть звони иногда, поболтать.

     - Обязательно, - соврал я и нажал отбой.

     Смысл звонить товарищу, который постоянно в запаре. Это моя работа располагала к медитативному образу жизни, а Михалыча, по его же словам, трахали все, кого не лень: начиная от главы области и заканчивая законной супругой, той еще мегерой. Оно может и лучшему, потому как с какой другой товарищ майор давно бы запил и ушел на тот свет раньше положенного срока. Он и с этой-то умудрялся периодически срываться, сбегая из дома на дачи, где пьяным скрывался, пока не найдут.

     Михалыч, он такой…

     

     Всю ночь снилась бесконечная жара саванны и острый песок. Колючий, как тысячи впивающихся в тело иголок. Истыкали всего, замучив до того, что расчесал в кровь кожу. Пришлось вставать и включать свет, дабы убедится - простыня чистая. Я даже ладонью провел по ткани, лишний раз проверяя, на наличие песка или, на худой конец, крошек. Не могло же приснится такое, да и не спал я, только и делал, что переворачивался с бока на бок.

     Увы, песка не нашлось…

     Утро следующего дня прошло без происшествий, а днем позвонил Михалыч и грустным голосом произнес:

     - Как знал, что вляпаешься в историю.

     - С чего вдруг?

     - Госномер, который ты мне вчера сбросил, зарегистрирован на имя Ильи Сергеевича Прокопенко. А товарищ этот по базам проходит, как активный член преступной группировки. Про банду Шункара слышал?

     - Подожди, - не поверил я, - его же лет десять назад расстреляли на железнодорожном переезде. Неужели воскрес?

     - Типун тебе на язык, Василий. Еще не хватало, чтобы всякая нечисть из могил восставала. Убили главного сокола, а соколята покинули родное гнездо и разлетелись в разные стороны.

     - Что же вы их не пересажали?

     - Как у тебя все легко и просто получается, - возмутился голос на том конце, – это тебе не полы в школе драить. Тут требуется провести следственные мероприятия, собрать доказательную базу. На все нужно время, вот преступники и гуляют пока на свободе. До бати им далеко, опереньем не вышли, но вот по мелочам проблемы создают... Не связывался бы ты с ними, Василий. Здесь тебе не Африка, здесь законы другие.

     - Не поверишь, Михалыч, но на саванну очень похоже - законы дикой природы.

     - То-то и оно, что не дикой. Застрял ты в своих пятидесятых, и того не знаешь, что жизнь далеко вперед ушла. Теперь многое по закону делается, и даже самые ярые отморозки лишний раз на улице стволом не светят… Ты лучше скажи, чем тебе Прокопенко не угодил.

     - К Прокопенко никаких претензий не имею, а вот товарищ его больно борзый. Как бы через него проблем не вышло.

     Михалыч посопел в трубку, помолчал и наконец произнес:

     -Василий, рассчитываю на твою благоразумие.

     Сказал, словно я воевать собрался. А Василий Иванович из всей команды самым хладнокровным был, пока ноги не оторвало. Спокойнее меня разве что Ваня-сэмпай, но на то он и якут, чтобы на жизнь смотреть с невозмутимостью горного утеса.

     

     По дороге в школу заглянул в сберкассу и наткнулся на большие очереди. Пенсионеры гудели растревоженным ульем, вспоминая былые времена, когда хлеб был вкуснее, а любую услугу можно было оплатить, не выходя из дома.

     - Я под сто тыщщ зарабатывал, на ссылки нажимая, - шумел один старичок.

     - Донажимался! - вторил ему второй - Из-за таких как ты, и накрылась вся экономика медным тазом.

     - … трусливое правительство, боится людям свободу дать. Это же где такое видано, чтобы весь контент позакрывали, - возмущалась древняя старушка у окна. - При Путине такого не было.

     Сколько раз себе говорил, раньше десятого числа в банк не соваться. С волной пенсионеров не справлялась ни одна система электронных очередей. Лет пять назад справлялась, но после того, как руководство банка решило оптимизировать структуру, сократив количество отделений, вдруг резко перестала.

     Народ гудел, возмущался и все ждал, когда воскресят платежную систему, обещанную Правительством. Летели месяцы, шли годы, а тестовый режим так и оставался тестовым. Лично я не верил, что при жизни увижу чудо, называемое в народе онлайн-платежи. Как бы тогда упростилась жизнь…

     Полный размышлений о будущем, заглянул в родную каморку на первом этаже. Внутри было все по-прежнему, разве что на окнах блестели гроздья капель – снова поливали газон.

     Доковылял до тумбочки и заварил чаю. Хотел было подшить накладные, коих скопился целый ворох, но мысли о вчерашнем происшествии не давали покоя.

     Диана Ильязовна, молодая интеллигентная учительница и урод на «Дауте» кирпичного цвета, что их может объединять? И объединяет ли? Может девушка в беду попала, потому и просила проводить.

     - Не суйся не в свое дело, - пробубнил себе под нос. И даже согласился с данным утверждением, но стоило прозвенеть последнему звонку, и я заковылял в сторону знакомого кабинета.

     Пока поднимался по лестнице, обратил внимание на новые украшения, появившиеся в школе. Розовые ленты змейками скользили по стенам, обвивали колонны и уходили под самый небосвод – гигантский прозрачный купол атриума. На окнах появились причудливые цветки с лепестками из бархатной бумаги и стеблями свитыми из специальной гофры. Постаралась малышня начальных классов. Весь последний месяц они только и делали, что корпели над поделками, подготавливаясь ко Дню всех Влюбленных, что б его…

     До двадцатого ноября еще целый месяц, а они все стены испохабили. Нет, против самого праздника лично я ничего не имел, а вот к украшательствам были обоснованные претензии, потому как посрывают цветы со стен, покидают на пол – дети же, а Василию Ивановичу выковыривать куски гофрированной бумаги из забившихся фильтров.

     «Время, когда влюбленные сердца соединяются», - гласил лозунг на гигантском электронном табло. На заднем фоне маячили силуэты парня и девушки в брызгах конфети. Интересно, кому первому пришла в голову идея проводить подобные мероприятия в школе?

     Толком и не вспомнишь, когда это все началось. В бурных пятидесятых было не до любви – на дворе царил экономический кризис, а потом я надолго покинул родные края.

     За это время рождаемость в стране катастрофически упала, а средний возраст вступающих в первый брак перевалил отметку за тридцать. Лишних денег на стимулирование молодых родителей в бюджете, как это водится, не нашлось и тогда государство решило пойти на иные меры. Их было много… этих мер, но наиболее действенной и популярной оказалось празднование Дня всех Влюбленных.

     Старожилы поговаривали, что раньше его отмечали в другой день и с иным размахом, но разве теперь кто вспомнит валентинки.

     В современно мире все было иначе. В первых числах ноября выпускники двенадцатых классов, а также студенты ВУЗов заполняли специальную форму, отвечая на многочисленные вопросы: «кем видите себя в будущем»,«что считаете главным в семейном счастье» и «какое количество детей мечтаете завести». Но самый главный вопрос был в конце анкеты и звучал следующим образом: «кто тебе нравится - фамилия, имя, отчество». Ну или что-то вроде того, сам я опросников не видел и уж тем более не заполнял.

     Анкетирование проводилось в специальных закрытых кабинках, чтобы лишний раз не смущать молодежь. Ответы обрабатывались, и отправлялись для изучения и анализа в федеральную социологическую службу – все, кроме последнего. Вопросами объединения любящих сердец занимались местные службы. В случае совпадения интересов молодых людей вызывали в кабинет школьного психолога и… совет вам, да любовь.

     Разумеется, о браке или других обязательствах, речи не шло. Государство вам помогло, свело вместе, а дальше как-нибудь сами.

     И это «дальше» моментально отразилось на статистике - кривая грождаемости пошла вверх. Чиновники рапортовали об успехах, а Президент выдал пространную речь о спасении нации. Красиво звучало, с пафосом и влажным блеском в глазах. Жалко только, что никто не говорил о росте количества разводов и брошенных детях, распиханных по многочисленным интернатам.

     

      - Вечно один негатив видишь, - втолковывал мне как-то Док. – Все государство тебе виновато, а государству для выживания нужен людской ресурс.

      - Поэтому малолеток сводить надо?

      - Во-первых, не малолеток… К примеру, у меня к девятнадцати годкам уже третья девчонка была. А во-вторых, жениться надо пока молодой и глупый, иначе потом хрен раскачаешься, - Док замолчал, что с ним крайне редко случалось. Вытер со лба пот и уставился в небо - сквозь ветви акации пробивалось палящее солнце. – Была у нас в классе одна симпатичная девчонка – ухажеров тьма тьмущая, а у меня вся рожа в угрях. Сам понимаешь, куда я такой красивый, да в Калашников ряд. Любовался со стороны, а сердце кровью обливалось. Потом наши пути разошлись: у меня армейка, пять лет службы по контракту, а она выскочила за муж за дельца одного и укатила в столицу. Сколько воды утекло с тех пор, а девчонка та все из головы не выходит. Мысль одна поганая засела и грызет: я ведь ей нравился. Она на переменах ко мне подкатывала с разговорами, а я все стремался, с пацанами убегал. Сердце тогда бухало, знаешь, как трехсотки по местности работают.

      - Это у тебя возрастное, - прервал я товарища. – Мне тоже порою кажется, что мог бы стать невъебенным футболистом. Играл бы сейчас в Манчестере, и колотил бы по двадцать мячей за сезон. По юности такая обводка была, за раз мог троих накрутить.

      - Да ну тебя, - обиделся Док и снова умолк, но надолго его не хватило. – Если бы тогда все сладилось, женился не раздумывая, и деток завел, а не торчал бы в этой богом забытой саванне, где даже негры дохнут от жары.

     

     Миновав украшенный бумажными цветами коридор, я остановился перед дверью кабинета программирования и уже собрался войти, когда услышал:

     - … обязательно должны извиниться.

     - Не буду я.

     - Никита, ты взрослый человек и должен взять на себя ответственность.

     - Почему сразу я? Вон пускай Сабуров извиняется, у него язык хорошо подвешен.

     - Вячеслав новенький, поэтому плохо знаком с Галиной Николаевной и ребятами.

     - Ага, как же, - голос Синицына зазвучал резко и зло. – Именно из-за этого козла все переругались, из-за него Галина Николаевна отказывается быть классной.

     - Никит, ты сам себя слышишь? Или действительно веришь, что один человек способен за месяц разрушить дружный коллектив?

     - С какого перепуга он вдруг стал дружным? Диана Ильязовна, не беритесь судить о том, чего не знаете.

     - Сужу не только я, но и многие другие. Галине Николаевне удалось создать хорошую атмосферу в классе. Праздники отмечали вместе…

     - Вот именно, что отмечали, пока не приперся Сабуров и не устроил элитную вечеринку для своих.

     - Никита, ты не прав. Вячеслав имел полное право…

     - Мудак и гнида ваш Вячеслав.

     - Синицын, что ты себе позволяешь?! Попрошу не выражаться в присутствии учителя.

     - Да пожалуйста.

     Послышались шаги, и я благоразумно отошел в сторону.

     - Никита, подожди!

     Дверь резко распахнулась и в проеме показался пацан: злой и взъерошенный, словно дворовый пес, искупавшийся в луже. Засунув руки в карманы, он зашагал прочь, даже не посмотрев по сторонам.

     - Василий Иванович, не стойте на пороге, - следом на пороге появилась Диана Ильязовна. Заметив меня, пригласила войти.

     - Да я вот думаю, может попозже.

     - А вы не думайте, проходите, - девушка вздохнула. – Одни проблемы с выпускниками. Представляете, довели до слез Галину Николаевну, этого замечательного педагога. Устроили чёрт-те что в кабинете и сорвали урок. А ведь она в свое время отказывалась становиться классным руководителем, говорила, куда я с таким характером. Директор лично уговаривала: просила, грозила увольнением… вы же знаете про положенные квоты. Каждый учитель при достижении определенного стажа обязан принять класс. И Галина Николаевна была вынуждена взять шефство над этими обалдуями. Семь лет их вела, да так что окружающие нарадоваться не могли. Даже вечно воюющих Синицына с Соломатиным умудрилась усмирить. И тут такое…, - девушка двумя пальцами помассировала переносицу, словно носила очки. - Простите, Василий Иванович, вывалила на вас свои проблемы. Вы что-то хотели?

     - Да я, собственно, мимо проходил. Дай, думаю, зайду.

     - Совсем не умеете врать.

     - Правда?

     - Правда, - она грустно улыбнулась. – Говорите уже, зачем пришли. И не стесняйтесь, я девушка крепкая: одной заботой больше, одной меньше.

     Я молчал, не зная как начать разговор. Пока шел, в голове все было ровно и складно, а стоило открыть рот и мысли куда-то улетучились.

     - Ну же, Василий Иванович, откуда такая робость? С игрой проблемы или про капсулы хотели спросить?

     - Нет, я о другом… Вам знаком человек по фамилии Прокопенко Илья?

     Брови девушки поползли вниз, а взгляд из чуть насмешливого вдруг стал тревожным. Отвечать не было нужды, и без того понятно.

     - Почему вы спрашиваете?

     - Меня не сам Прокопенко интересует, а его приятель. На вид не старше тридцать, зализанные волосы, крупная родинка на левой щеке и весь такой вертлявый, подвижный, словно на химии сидит.

     - Кирилл?

     Значит Кирилл. Имя надо запомнить, вдруг пригодится.

     - Диана, скажите прямо, у вас с ним проблемы?

     - Нет у меня проблем. С чего вы взяли?

     - Жизненный опыт подсказывает.

     - Это не ваше дело, - излишне резко отреагировала девушка. И некогда красивые глаза миндалевидной формы обратились в амбразуры дзота.

     - Вы правы, не мое. Извините, если нарушил границы личного пространства.

     Развернулся и заковылял в сторону выхода из класса. Но на пороге не выдержал и остановился.

     - На будущее, Диана Ильязовна, давайте обойдемся без совместных прогулок. Если вдруг Зинаида Петровна или кто другой обратиться с похожей просьбой, направляйте сразу ко мне.

     И закрыл дверь.

     На второй перемене меня поймал Серега Копытин. Выцепил возле аппарата с газировкой, и оглядевшись по сторонам, заговорщицки прошептал:

     - Есть разговор.

     Серегу я знал с самого детства - росли в одном дворе. Часто пересекались на игровой площадке: летом в футбик гоняли, зимой с клюшками бегали или в тот же футбол. Великими друзьями не были, но как это модно сейчас говорить - приятельствовали. Школьные психологи обожали этот термин и часто использовали на лекциях, а я вот терпеть не мог. Веяло от него чем-то недоразвитым: нечто среднее между другом и простым знакомым. Вечно мозгоправы придумывали, пытаясь классифицировать человеческие отношения. Пацан со двора он и есть пацан со двора, этим все сказано.

     Копытин учился в параллельном «Б» классе и последние два года был известен тем, что отчаянно пытался замутить с девчонкой.

     - Ты встречаешься, Леха встречается и даже Сева бабу завел, один я как лох - девки стороной обходят… Может мне того, подкачаться малясь?

     Зря он переживал - нормальный пацан: не урод, по спортивному подтянут. Но вот это его отчаяние, написанное крупными буквами на лице, отталкивало противоположный пол хуже запаха пота.

     - С ним точно все в порядке? - спросила меня как-то Олька. – Дерганный весь какой-то и взгляд странный, словно у маньяка.

     Серега маньяком не был, он просто хотел трахаться - любви, одним словом. Не обязательно большой и чистой, главное, чтобы было куда сбросить накопившееся напряжение, разрывающее бедолагу изнутри. Все дело в гормонах… отсюда и несвойственная здоровому человеку нервозность, и лихорадочный блеск в глазах, ошибочно принимаемый женской половиной за психическое отклонение.

     Пока шли к укромного уголку, в виде двух лавочек в глубине холла, я успел открыть баночку газировки. Шипящие пузырьки моментально ударили в ноздри, а рот заполнился терпким вкусом «Байкала». Глоток за глотком прохладного божественного нектара, что может быть лучше, особенно после двух мучительных часов алгебры.

     Увы, но насладится вкусом лимонада не позволил надоедливый Копытин.

     - У Алки есть кто? – зашипел Серега не хуже газировки, выпущенной из-под алюминиевой крышки.

     - Ты про какую Алку, про нашу?

     - Ну не про Колесникову же.

     Зря он так, Колесникова может и страшна, как атомная война, зато дает каждому третьему, а с нашей моделью шансов закрутить нет никаких. О чем я и сказал прямо в лоб.

     - Ты просто ничего не знаешь, - Серега настороженно огляделся по сторонам, и не обнаружив ничего подозрительного, зашептал: - прикинь, мы с ней вчера в парке гуляли.

     - Неужели свидание? – не поверил я. И правильно сделал, потому как оказалось это никакое не свидание, а случайная встреча. Наша Аллочка то ли ждала кого-то, то ли просто скучала и тут подвернулось знакомое лицо. Поболтали минут десять, а Серега нафантазировал себе невесть что: целый любовный роман или скорее сюжет порнофильма.

     - Я её имя в анкете напишу, - подвел он итог своему монологу и кивнул в сторону телевизионной панели, на которой большими буквами красовалась надпись «День всех Влюбленных».

     - Ну и напиши, я-то здесь причем?

     - Понимаешь, Никитос, хочется гарантий, а вдруг она другого выберет? С Нинкой из десятого «Б» больше шансов замутить.

     - Значит напиши Нинку.

     - Так-то Алка посимпатичнее будет.

     - Серега, от меня ты чего хочешь? - начал я злиться. С ума все посходили с Днем Влюбленных: носятся с этим праздником, словно курица с яйцом. И ладно девчонки, у них в мозгах сплошные розовые сопли, а пацаны-то куда? Даже взбалмошный Кузька в кои-веки постригся, и привел вечно торчащие патлы в порядок.

     - Никитос, ты не понимаешь: двадцатое ноября – это день, когда надо рисковать по-крупному. Девчонки сейчас самые уязвимы, им западало одним оставаться, а тут я весь такой надежный, подмигну, дескать с гарантией... Как думаешь, с Аллочкой прокатит?

     - Нет.

     - Совсем нет?

     - Совсем.

     - Прям без вариантов?

     - Есть один.

     - Это какой? – в глазах Копытина промелькнула надежда

     - Ты должен до двадцатого числа успеть перебить всех мужиков в мире, но даже в этом случае успех не гарантирован. Аллочка такая непостоянная, может и на баб переключиться.

     - Никитос, я серьезно.

     - Так и я серьезно - держись от нее подальше. Ничего хорошего из общения с Аллой не выйдет, только нервы зря потратишь и время.

     - Сам-то целовался.

     Сука… Это я не на Серегу злился, а на дурацкие обстоятельства. После того злополучного танца и покатились наши с Олькой отношения по наклонной. Целовались мы… Да нихрена! Был один единственный медляк, который все разрушил. В Аллочку тогда словно бесы вселились: перепила шампанского и вешалась на меня всю ночь. Не из-за любви, а из-за того, что какой-то мальчик посмел выбрать рыжую Королькову, а не ее, первую красавицу класса. Если бы я тогда знал, чем все закончится, ни за что бы не поперся на гребанную дискотеку, а остался сидеть в доме, с больной Олькой.

     Тогда все и случилось. Именно тогда она впервые мне изменила, если верить распускаемым слухам. Надежный Костик оказался рядом, чтобы утешить - подсуетился, сука!

     Пальцы сжали тонкий, податливый алюминий и тут же отпустили. На дне банки плескались остатки теплого «Байкал».

     - Серега, а ты помнишь, кто первым про мой поцелуй с Аллочкой растрепал?

     - Сам же хвастался.

     - Нет.

     - В раздевалке с пацанами.

     - Не было такого, - я отрицательно покачал головой. – Вспоминай, Серый, откуда слухи пошли.

     - Пацаны болтали в школе, да и во дворе…, - Копытин задумчиво почесал щеку. - Ты же знаешь, как это бывает: один сказанул и понеслось.

     Мне бы найти того, кто сказанул первым.

     - Подожди, то есть вы с ней…

     Договорить Копытин не успел. С верхней площадки раздался нестройный хор детских голосов:

     - Наш Сергей, наш Сергей, наш Сергей наверно гей!

     Руководил хором самодеятельности Копытин-младший: наглый белобрысый четвероклашка. Уж лучше совсем никакого родственника не иметь, чем такого - настоящая заноса в заднице старшего брата.

     - Потом договорим, - крикнул Серега, сорвавшись вихрем с места. Спустя пару секунд он уже топал по лестнице, выкрикивая на ходу проклятья, а визжащая от страха и восторга детвора, кинулась врассыпную. Ну все, началась игра в догонялки, повторяющаяся с завидной регулярностью. Настолько часто, что даже смотреть было скучно.

     И все же какая скотина выдумала слух про меня и Аллочку? Знать бы…

     Одним глотком допив теплый лимонад, смял банку. Прицелился и с расстояния трех метров попал в импровизированную корзину в виде мусорного ведра. А после, засунув руки в карманы, зашагал на четвертый этаж. До начала очередного урока оставались считанные минуты.

     

     - Если ненулевые векторы а и б коллинеарны, то любой из них представим через другой, то есть найдется такое число альфа не равное нулю…, - занудный голос математички звучал на заднем плане. Тоскливая мелодия, повторяющаяся из раза в раз.

     На доске мелькали графики: все эти плоскости, прямые и кривые. Я бездумно таращился в стену, наблюдая за игрой света и тени. По-летнему яркие лучи солнца проникали в класс сквозь листву могучих тополей: скользили по партам, по лицам учеников, то и дело заставляя жмуриться.

     - Синицын, ты чего не пишешь, - прошептала сидящая рядом Агнешка.

     - А?

     - Пиши давай, опять двойку получишь.

     Я послушно взялся за ручку и даже вывел в тетрадке слово теорема. Подчеркнул жирным и остановился.

     Может Лощинский выдумал тот дурацкий слух про меня с Алкой. Наболтал Ольке всякого, а та и поверила, дурочка - решила отомстить. Точно, это он во всем виноват! Ему было выгодно…

     В спину ткнули чем-то острым. Оборачиваюсь и вижу довольную физиономию Дюши.

     - Синица, чего вертишься? А ну пиши давай!

     - Ща как дам больно, - пообещал я.

     - Давай, рискни здоровьем.

     - Я сейчас обоим настучу, если не заткнетесь, - в свою очередь пообещала Агнешка. Соседка могла, замах о нее будь здоров, лично видел во время последнего матча по волейболу. Вжих и мяч пушечным ядром летит в угол площадки, а длинноногая Ковальски зависла в воздухе, нарушая все мыслимые законы гравитации. И даже косички торчат вертикально вверх.

     - Соломатин, Синицы, у вас есть что добавить? – раздался грозный голос математички. Я резко развернулся и сложил перед собой руки, всячески демонстрируя прилежность. Только бы обошлось, только бы не двойка, вторая подряд за неделю.

     - Никита, может быть ты хочешь продолжить доказательство теоремы? Тогда прошу к доске, - в раскрытой ладони учительницы показался серебристый цилиндр указки.

     - Никак нет, - сорвалось с языка, и класс засмеялся. А больше всех ржал Дюша, ухая гигантской совой за спиной. Уголки губ математички дрогнули, и я с облегчением выдохнул, осознав, что пронесло - грозовой фронт прошел мимо.

     - Вольно боец, - серебристая указка скрылась в ладони. – Ребята, я прошу вас внимательнее отнестись к новому материалу. Это всех касается, а не только одного Синицына. Понимаю, что шестой урок, что устали, но дисциплина в школе необходима, как и в армии. Я правильно говорю, Никита?

     - Так точно!

     В этот раз строгая математичка не сдержалась и улыбнулась открыто:

     - Верное слово, особенно на занятиях по точным дисциплинам. Ну-с, тогда продолжим, молодые люди. Рассмотрим свойства произведения вектора на число…

     

     Перед последним уроком я решил перекусить в столовой. Ни что так не повышало аппетит, как два часа аналитической геометрии. И вроде бы обедал недавно, но вся эта дистрибутивность относительно суммы чисел высушила мозги - серому веществу срочно требовалась подпитка.

     Не один я оказался нуждающимся – столовая шумела множеством голосов. Возле ближайшего окна раздачи образовалась очередь, а у дальнего так и вовсе толпа: нехорошая, неправильная.

     В другой раз я бы не обратил внимание на сходку. Мало ли кто с кем выясняет отношения: на ногу наступил или посмотрел косо. В школе конфликты случались сплошь и рядом, но этот выделялся на фоне остальных. И все благодаря зрителям… Обыкновенно индифферентные ко всему старшаки, многое повидавшие и познавшие, предпочитающие аромат свежеиспеченной сдобы унылому зрелищу, вдруг собрались в круг, словно перевозбужденные первоклашки. Что там творится?

     Ровно этот вопрос я озвучил Копытину, стоявшему в задних рядах.

     - Сам не пойму, - признался Серега. - Вроде ваш Соломатин с боксерами сцепился.

     Дюша против спортсменов - быть того не может… Он же один из них: плоть от плоти и кровь от крови.

     Растолкав плечом замерших зрителей, я пролез в первые рядах. Точно, Дюша – застыл напротив Сашки с Пашкой, двух своих верных оруженосцев. Вернее, бывших таковыми до появления в классе нового короля.

     - … в последнее время совсем берега попутал, на своих бычить стал. Может есть че сказать? Так говори, мы тебя внимательно выслушаем, - Саня задавал тон разговору. Пашка стоял рядом, расправив широкие плечи.

     - Я с шестерками беседы не веду.

     - Ты кого шестеркой назвал, ты…, - Паша было выдвинулся, но товарищ его вовремя остановил.

     - Тише-тише, не кипишуй… Не здесь.

     Было что-то неправильное в картине происходящего - противоестественное, как и многое другое, случившееся за последнее время. Костик, целующийся с Олькой в коридорах школы, вечеринка для избранных, деление на элиту и плебеев, отказ Галины Николаевны от дальнейшего руководства классом. Теперь вот разошлись вечные соратники.

     Я слишком многое упустил за последний месяц, впав в подобие анабиоза. Предпочитал прятаться по углам и читал учебники на переменах, избегая всяческого общения. Поэтому стоит ли удивляться, что не успевал за развитием событий, узнавая новости одним из последних. Это не они быстрые, это я слишком медленный. Может послать в задницу все эти разборки и пойти за булочкой? Тем более что меня они не касаются… уже второй месяц как. Синицын и двенадцатый «В» класс – величины, равноудаленные друг от друга, существующие в разных плоскостях.

     За ближайшими столами призывно позвякивали ложками, аромат булочек манил к себе, но это странное чувство… чувство неправильности происходящего, продолжало мешать, словно соринка, угодившая в глаз, от которой никак не избавится.

     Тоня-тихоня стояла за широкой спиной Дюши, опустив голову. Она бы непременно забилась в уголок, как любила это делать, но вот беда, слишком много открытого пространства было в столовой. Не спрятаться здесь и не скрыться, даже такой серой мышке, как она.

     В руках девушка нервно сжимала поднос, а под худыми ногами, обтянутыми белыми гольфами, валялась булочка. Городская - самая дешевая из имеющихся в столовой, по три копейки за штуку.

     Неправильно это все… ненормально и даже не у кого спросить, что происходит. Копытин остался далеко за спиной, а рядом стояла незнакомая школота из классов помладше. Была и совсем мелочь из шестых. Хорошо хоть уроки у начальных классов закончились, а то бы понабежало любопытствующих карапузов.

     - Слышь, ты кого шестеркой назвал? – продолжал тем временем бычить Паша. – За слова готов ответить?

     - Готов, - спокойно, и даже с некоторой ленцой ответил Дюша, - называй место и время.

     - Зассал, да? А за базар ответить? – ну все, Пашка встал на проложенные рельсы и теперь катил по прямой, не сворачивая. Предстоящая драка по его разумению диалога не предполагала. Здесь главное - не терять кураж, а смысловая нагрузка не столь уж и важна.

      В отличии от товарища, Саня понимал, чем грозит дальнейшая эскалация конфликта. За драку в столовой учителя точно по головке не погладят, поэтому и процедил сквозь зубы:

     - Сегодня после уроков на старом месте, - и уже обращаясь к зрителям, проорал, – вам здесь чего, цирк бесплатный? А ну бегом отсюда, пока не выхватили.

     Поняв, что все веселье закончилось, народ стал расходиться. Я тоже было, направился следом, но тут на глаза попалась фигура Вячеслава Сабурова. Сын дипломата стоял в окружении немногочисленной свиты и наблюдал. На губах играла легкая улыбка – разборки челяди забавляли Его Величество.

     По левую руку короля возник Спиридонов и что-то горячо зашептал. Его Величество снизошел до прислуги и даже склонил голову, прислушиваясь.

     Довольный, гнида… улыбается.

     - Никитос, ты чего?

     Я вдруг понял, что стою совершенно один, в центре столовой, а рядом Кузька, настойчиво тянет за рукав. Действительно, чего это я? Из-за какой-то ерунды накатило по полной программе. Ну дерутся промеж собой враги, да и хрен бы с ними: пускай хоть в глотки вцепятся, да перегрызут друг друга. Сабуров в школьного императора вздумал играть – его право. Может трон себе воздвигнуть из стульев и парт – возражать не стану. И королевишну свою пускай рядом посадит. Кстати, где Маринка, что-то не видно её рядом с благоверным.

     - Эй, Никитос? – напомнил о себе Кузька.

     - Геометрия?

     - Алгебра, - признался одноклассник и вздохнул, – три примера с ответами не бьются.

     Посмотрел я на потрепанного Кузьку: не помогли парню ни новая стрижка на День Влюбленных, ни расческа - снова лохмы торчат. А причиной всему странная привычка драть волосы. Запускать ладони в густую шевелюру и тянуть в разные стороны, проверяя волосяной покров на прочность. После подобных процедур у кого хочешь на голове беспорядок возникнет.

     - Ну так как, Никитос, поможешь?

     Я вздохнул, втягивая ноздрями аромат свежей выпечки. До начала урока целых двадцать минут, которые хотелось провести с пользой. Во рту уже ощущалась приятная терпкость лимонада, но Кузька…

     Александр Кузьмин не был лентяем и домашку на переменах решал не от хорошей жизни. Был я у него как-то в гостях, в этом вечно гомонящем царстве детворы, где семеро по лавкам. Одна мать не справлялась с хозяйством, вот и приходилось Кузьме помогать на правах старшего брата. Он и кашу мог сварить, и подгузники поменять, и с цепью на велосипеде разобраться. Он многое мог, но увы, был ограничен количеством часов в сутках, может потому и драл несчастные волосы.

     Образ пышущей жаром булочки мелькнул перед глазами и померк. Эх, Кузька-Кузька…

     

     Булочку я таки купил. Не одну, а сразу несколько: для себя и товарища. Перекус в библиотеке строго воспрещался, но если незаметно из-под стола, то можно.

     - Кузьма, с маком будешь?

     - Буду!

     Вот что мне нравилось в Кузьке, так это его простота. Не умел он расшаркиваться на пустом месте: «ой, да что вы», «право, так неловко».

     В большой семье клювом не щелкают – таков был принцип Александра Кузьмина. Парень в один присест проглотил предложенное угощение, заодно расправившись и с моей булочкой, имевшей несчастье оказаться по соседству. Кузька это сделал не от большой наглости, а чисто машинально. Хорошо до баночки с газировкой не дотянулся, которую я благоразумно убрал на другую сторону стола.

     В библиотеке стоял привычный гул: скрипели стулья, щелкали замки портфелей, тихо меж собой переговаривались ученики. Но нам с Кузькой болтать было некогда. Пока я решал алгебру, он во всю строчил реферат по истории, списывая целые абзацы с пятого тома «Современной истории России». Как же хорошо и удобно было лет двадцать назад, когда работы принимались в печатном виде. И даже стучать по клавишам было не обязательно – алгоритмы программ давно научились распознавать устную речь, переводя звуки в слова и цифры. Увы, чиновникам от министерства образования очередное новшество не пришлось по душе.

     «Современная молодежь разучилась писать», - утверждали они.

     «Подросткам необходимо развивать мелкую моторику», - вторили им психологи.

     «Чем больше дети заняты, тем лучше», - радовались родители.

     В конечном итоге печатные работы отменили, поэтому пятистраничные рефераты приходилось писать вручную, затрачивая кучу времени и сил. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. С системой проверки на плагиат было покончено. Корявый почерк школьников не распознавала ни одна из существующих ныне программ. Да чего греха таить, сами учителя не всегда разбирали. Чем Кузьма и пользовался, добивая нужный объем за счет чужих мыслей.

     Я же погрузился в мир точных наук. Ручка выводила стройный ряд цифр - задачки решались по накатанной. Не такой уж и сложный предмет эта алгебра, нужно просто знать, где какие формулы применять. Ну и иметь немного внимательности, а то раскроешь не те скобки…

     - Кузя, а из-за чего конфликт в столовой разгорелся?

     Мысли о недавнем происшествии не отпускали, постоянно маяча на заднем фоне. Чуйка подсказывала мне, что просто так все не закончится и худшее ждет впереди.

     - Из-за Тоньки.

     - Из-за Тоньки? – не поверив, переспросил я. Из-за серой мышки, которая даже на общей фотографии умудрялась сливаться со стеной?

     - Тонька в очереди на раздаче стояла, а за ней Сашка. Ну и начал до девчонки докапываться, почему на подносе такая «дешёвская» еда. Сказал, что некоторые с помойки жрать готовы, лишь бы платить поменьше, или с пола.

     - И поэтому он скинул булку с подноса? – догадался я

     - Прикинь, - и без того широкие ноздри Кузьмы, раздулись от возмущения. – Нашел, над кем издеваться, козлина. Тонька, она же тихая, безобидная. Хорошо, что Дюша рядом оказался, заступился.

     Только Дюша и пришел на помощь, остальные просто стояли и смотрели. Вот такой у нас дружный коллектив. И с чего вдруг некоторые решили, что все было хорошо?

     Да - мы справляли дни рождения, да - мы ходили в походы и на Новый год сняли большой коттедж, только все это не показатель. И не надо ладони к щекам прикладывать и, покачивая головой, приговаривать: «ой, мамочки, как неожиданно».

     Сашка-боксер всегда любил издеваться над людьми, особенно слабыми и безвольными, не способными постоять за себя. И ничего здесь не поделаешь, потому как природа у него гнилая. И Спиридонов чванился деньгами папаши, но делал это по-тихому, опасаясь быть поднятым на смех. И Юнусов любил острое словцо ввернуть про нищебродов и тупое быдло, но схлопотав пару раз по загривку от Дюши, вынужден был цензурировать стендап выступления.

      «Ой, да что же это такое деется… И как вам не стыдно, вы же милые котятки, вы же добрые зайчатки…» Тьфу!

     Рука дернулась, отчего двойка вышла кривой, сильно похожей на тройку. Пришлось лишний раз обводить, рисуя жирным. А то с Кузьки станется, перепишет, не задумываясь и огребет.

     Готово! Остался последний пример. Решу его и со спокойной душой допью остатки выдохшегося лимонада.

     - Привет!

     Рука снова дернулась, в этот раз куда сильнее, выводя на тетрадном листке кривую загогулину. Да чтоб тебя…

     На свободный стул уселась ее величество Володина. Слишком близко она это сделала, нарушив личное пространство, и коснувшись моего бедра коленкой. Ноздри защекотал приятный мятный аромат: то ли жвачки, то ли крема.

     Пальцы до боли сжали ребристый корпус авторучки.

     - Чем занимаетесь?

     - Никитос мне с алгеброй помогает, - выпалил простодушный Кузька.

     - Правда? – девушка сделала вид, что заинтересовалась, разглядывая исписанный тетрадный лист. Придвинулась еще ближе и черные волосы защекотали кожу шеи. – Ой, да это же семьдесят шестая со звездочкой, неужели решил?

     Я чувствовал дыхание и тепло, исходящее от ее тела. Кажется, совсем недавно мы вот так вот сидели с Олькой в библиотеке: я обнимал ее за талию, а она украдкой меня целовала. Пыталась в щечку, но я постоянно хитрил, подставляя губы.

     - Вот здесь закралась ошибка, - острый ноготок указал на нижнюю строчку.

     - Какая? – заинтересовался Кузьма и склонился над столом, чтобы получше разглядеть.

     - Самая обыкновенная, в умножении. Со мной такое постоянно случается, когда устаю. Ребят, может передохнем и по шипучке?

     Ошибка у нее закралась, с-сука. И тут едва плотину терпения прорвало.

     - Тебе чего здесь надо! - проорал я, так что половина библиотеки обернулась. - Тебя кто звал!?

     Тонкий пальчик поспешно покинул поверхность тетрадки - девушка растерянно заморгала. Но тут ей на выручку пришел простодушный Кузьма.

     - Никитос, ты чего? Она же нам помочь пытается.

     - Я чего, это ты чего?! Разуй глаза или не видишь кто рядом сидит.

     - Вижу… Это Маринка, отличная девчонка.

     От такого заявления у меня аж дыхание перехватило. Кузька совсем рехнулся или настолько очарован кукольной внешностью змеюки?

     - Тебе рассказать, с кем дружит эта отличная девчонка?

     Кузька вдруг нахохлился, и стал похож на возмущенного воробья. Торчащие в разные стороны волосы-перья лишь придали достоверности образу.

     - Эта девчонка, дружит со всеми, - холодным тоном заметила Володина. Она уже справилась с растерянностью и теперь походила на ледяную королеву, оскорбленную в лучших чувствах. Воробушек по правую руку и её величество по левую – замечательный контраст.

     - Иди-ка ты…

     Плохое слово едва не сорвалось с губ – помешал Кузька, схвативший вдруг меня за грудки. Безобидный Кузька, с которым за двенадцать лет ни разу толком не поругались.

     - Не смей.

     - Кузь, ты часом не охренел?

     - Слышишь, не смей ее обижать.

     Это мир рехнулся или я один спятил?

     - Руки убрал, - сказал очень тихо, и Кузька послушался. Решимость вдруг покинула парня, и он снова превратился в серую, нахохлившуюся птицу.

     Сидящие рядом ребята активно зашептались, а в дальнем конце зала возникло движение – в нашу сторону направлялась строгая библиотекарша.

     Мне бы заткнуться, но бурлящая внутри лава требовала выхода наружу. И я зашипел, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

     - Герой значит, да? Кинулся защищать эту… Где же ты был, герой, когда Тоньку унижали в столовой. Почему не встал рядом с Дюшей, защитничек? Или Сашку-боксера мы боимся, потому что в лоб дать может, а с Синицыным можно характер показать, перед красивой девчонкой засветиться. Он же свой, он же бить не станет, так думаешь?

     - Молодой человек, покиньте аудиторию, - раздался строгий голос прямо над головой. Ну вот и пожаловал очкастый цербер, охраняющий покой библиотеки. Женщина замерла, ожидая исполнения приказа. Один раз мне вздумалось с ней спорить, когда та на Ольку наехала из-за «дурацкого смеха в неположенном месте». Закончилось все изъятием читательского билета и очередным походом в кабинет директора. Билет мне тогда вернули, но вот очкастая грымза на этом не успокоилась. Хорошо меня запомнила и по малейшему поводу выгоняла за дверь – показательно, и одного. Не важно сколько человек шумело вместе со мной, уходил всегда Синицын.

     Я улыбнулся настолько широко, насколько это было возможно, надеясь, что у грымзы от созерцания моей радостной физиономии в горле встанет ком. Поднялся со стула и жизнерадостно сообщил на прощание:

     - Кузька, с домашкой ко мне больше не суйся. У тебя теперь есть помощница.

     И схватив пиджак со спинки стула, зашагал в сторону выхода.

     

     Последний урок тянулся неимоверно долго. Устали все: и учитель, и ученики, и даже муха, лениво ползающая по краю парты. Правоведенье было на редкость скучным предметом и вел его не менее скучный дедушка, бубнящий монотонным голосом:

     - Производственные основания приобретения права собственности связаны с переходом права собственности от прежнего собственника к новому со всеми ограничениями и обременениями.

     Называется, собственник на собственнике и собственником погоняет… И что самое удивительное, читал по памяти, не подглядывая в учебник. Громоздил сложные конструкции, ни разу не сбиваясь, избегая лишних слов - сухо, выжато, по делу. Ровно такими же выжатыми были наши мозги, все до последней капли. Сидящая рядом Агнешка, подперла лоб ладонью, делая вид что смотрит в учебник, но я-то видел, что глаза девушки закрыты. Спина вечно шебутного Кузьки застыла каменной стеной, а голова подозрительно поникла – тоже поди спит.

     Один Дюша натужно сопел, явно переживая из-за предстоящих разборок за гаражами. Я это сразу понял, потому как Соломатин сидел за партой, тупо уставившись в стену. Сидел молча, не отпуская привычных шуточек. Его же противник наоборот был оживлен и весел. Развил бурную деятельность, а на перемене шептался с кучкой пацанов из секции. И что-то мне подсказывало, именно с ними он и придет на разборки. Поломают уральского богатыря, как пить дать.

     Внутри забултыхался неприятный осадок, густой тиной оседая на стенках желудка. Тошно становилось от всего происходящего в классе. Настолько, что был бы рад, оказаться в сотни километрах отсюда – лишь бы подальше. Вечно забитая Тоня, не способная слова сказать в свою защиту, дурак Кузька, радостно одевший на шею поводок ее величества и Дюшес, который мне не брат и не сват, а так… Бесило и раздражало все, даже Агнешка, мирно дремлющая по соседству.

     За три минуты до конца урока сложил вещи в портфель, а стоило раздаться первой трели звонка – сорвался с места и бегом на волю, в загадочное и фантастическое виртуальное пространство.

     

     Василий Иванович уже ждал, прохаживаясь вдоль капсул. Привычно заворчал вместо пожелания доброго дня, велев забираться в гроб.

     - А где Диана Ильязовна? – удивился я отсутствию учительницы. Обыкновенно она находилась рядом: копошилась в подсобке по хозяйству или проверяла домашнее задание. Ставила воду и заваривала чай, угощая нашу небольшую компанию вкусняшками. Я настолько привык к этому, что почувствовал себя неуютно.

     - Малой, какая тебе хрен разница, где она.

     - Чаю хотел, - соврал я, потому как ни чая, ни кофе сроду не любил. Другое дело, холодная шипучка, бьющая прямо в нос.

     - Дома попьешь, - пробурчал Василий Иванович и первым полез в капсулу.

     Я взялся за ручку и замер, уставившись на солнечных зайчиков: блики света играли, прыгали по прозрачной поверхности крышки… Неправильно это все, совсем неправильно, до стиснутых зубов, до тошноты.

     - Малой, чего завис?

     - Василий Иванович, а у вас когда-нибудь такое бывало, чтобы не знали как поступить?

     - Ну ты и спросил... Конечно, бывало, это же жизнь.

     - И как вы?

     - Поступал правильно.

     - Звучит легко.

     - А чего огороды городить, - Василий Иванович хмуро уставился на меня. – Малой, ты вокруг да около не ходи, а прямо скажи, чего случилось.

     - Допустим, надо помочь врагу.

     Василий Иванович тяжело вздохнул и сел. Широкая ладонь оперлась о прорезиненный край капсулы.

     - Если считаешь нужным, помоги, - произнес он ровным голосом.

     - Даже если он враг?

     - Малой, я смотрю, тебя жизнь ничему не учит. Где твой закадычный друг, как там бишь его звали – Костик? Или вечная любовь до гроба Олька? Испарились, канули в небытие? Чего молчишь? Давай, заводи извечную пластинку: ничего-то вы не понимаете, Василий Иванович, я с ним столько лет дружу… Ну и? Какова цена такой дружбы? Нуль голимый? Вечно вы, молодые, суетитесь не по делу, торопитесь ярлыки развешивать. Не стоит с жизнью мудростью тягаться, она сама все на свои места расставит и покажет, кто враг, а кто так… погулять вышел.

     Не знаю, чего я хотел услышать от Василия Ивановича. Думал, от его слов легче станет, но вышло с точностью наоборот.

     - Вы же сами учили в чужие проблемы не лезть.

     - Я!? Да упаси Всевышний кого-то чему-то учить, особенно балбесов вроде тебя. Тут вона целый штат квалифицированных педагогов имеется, они пускай и преподают науку, а Василий Иванович полы моет и играется по вечерам… Будь неладна гребаная капсула и те, кто ее придумал, - Василий Иванович закряхтел по-стариковски, укладываясь в ложементе. – И это… Малой, ты когда уходить будешь, дверь прикрой. А то Ильязовна ругается.

     Я пулей вылетел из класса и понесся вперед, заполняя пустующие коридоры громким топотом. Перепрыгивая через ступеньки, спустился на первый этаж, едва не сбив возникшую на пути Володину.

     Девушка, судя по выражению кукольного личика собиралась сказать нечто уничижительное, но… некогда мне. Не дожидаясь отповеди в духе ее величества, закинул лямку портфеля на плечо, и побежал к выходу.

     

     Гаражи располагались в паре кварталов от школы, на заросшем чертополохом поле. Кооперативное хозяйство отгрохало целый массив из кирпичных боксов. Успело продать больше половины, а потом закончились лихие пятидесятые и государство принялось наводить порядок. Тогда-то и выяснилось, что гаражи построены незаконно, а главный застройщик - вор и бандит. Собрал крупную сумму денег и скрылся в теплых странах от правоохранительных органов и бывших партнеров по бизнесу.

     Кооперативное хозяйство расформировали, владельцам отключили воду и свет, а незаконные постройки пообещали снести в ближайшее время. И даже сломали две линии, оставив на месте гаражей кучу битого кирпича и бетона. До третьей линии бульдозеры так и не добрались, уехав на более важные стройки, а заброшенные боксы облюбовали наркоманы, алкоголики и просто мутные типы с окрестных районов. Там же периодически забивали стрелки и устраивали разборки в духе лихих пятидесятых. Особенно любила играть в бригады пацанва, насмотревшаяся крутых боевиков про бандитов. Чего греха таить, я тоже пару раз участвовал в стычках, пока не получил прутом по голени. Боль была настолько адской, что уголовная романтика мигом улетучилась из головы. Больше на разборки я не ходил. Думал, что и не придется, но вот теперь бежал, поднимая палую листву и пугая встречных прохожих диким видом.

     В ушах стучала кровь, а в голове крутились мысли. Много разных мыслей…

      «Мое дело сторона», - любил говаривать Василий Иванович, а еще «не суйся, тогда не убьет» и «не делай людям добра, не увидишь зла». Сам того не понимая проповедовал теорию разумного эгоизма, построенного на логике и холодном расчете.

     И вдруг поступай правильно? Что это значит, правильно? Где оно находится, и каким аршином мерить? Этого я не знал, но точно знал другое: что не смогу сегодня спокойно лежать в капсуле. Быть вторым Кузькой, который только и горазд, что своих за грудки хватать. Или как добрая половина одноклассников, блеющая напуганными овцами по углам: «глядите-ка, Саша-боксер совсем распоясался». Именно, что овцы – дрожащие и трусливые. Стояли в столовой и смотрели, как один придурок навязывает свои порядки другим.

     Прав Василий Иванович, не в Дюше дело и даже не в Тоне-тихоне, которую обидеть легче простого, а во мне. Я не хочу быть в классе, где моральные уроды устанавливают законы. А то, что Санек начнет этим заниматься, сомневаться не приходилось. Слишком долго наш боксер находился в тени Дюши, слишком долго ждал своего часа. Сегодня изобьют Соломатина, завтра обуют Кузьму на деньги, послезавтра примутся прессовать меня, а вокруг - податливая, дрожащая масса овец.

     Я вспомнил наглый, слегка прищуренный взгляд Сани, и внутри все затряслось: то ли от злости, то ли от адреналина. А еще появился страх… Как только на горизонте замаячила полоска гаражей, неприятно засосало под ложечкой. Сколько их там будет – трое, пятеро? Я не уверен, что с одним боксером справлюсь, а тут сразу несколько. Мысль о том, что сегодня огребу на пару с Дюшесом, вдруг впервые посетила мою голову. Холодным слизнем спустилась в пищевод и выпустила длинные ложноножки, словно амеба из компьютерной игры.

     Возникло паническое желание все бросить и вернуться назад. В уютную подсобку с мягким диванчиком и вечно ворчащим Василием Ивановичем, где непременно напоят чаем и угостят заварными пирожными с кремом. Один из длинных отростков амебы протянулся к самому сердцу, медленно обволакивая его и… я нагнулся, подобрав камень с обочины. Сразу стало легче, словно серый булыжник обладал чудодейственными свойствами, придавая отваги и сил. Теперь сбавить ход, усмирить дыхание…

     Я свернул с грунтовки в сторону дороги, потрескавшейся и поросшей сорняком. Пожухлая трава все никак не хотела отправляться в зимнюю спячку, пробиваясь сквозь зияющие дыры в асфальте. А под отколовшимся и сползшим на обочину крупным куском дорожного полотна, вымахал целый куст. Еще лет десять запустения, и природа возьмет свое.

     Свернув мимо наваленной кучи мусора, я вышел на пятую линию. Узкое пространство, зажатое с двух сторон гаражами, пустовало, если не брать в расчет стаю бродячих собак, что крутилась в дальнем конце. Здесь никого нет, значит идем дальше.

     На четвертой линии тоже пусто. Может я опоздал и все разошлись? Но нет, стоило завернуть за угол полуразваленного гаража, как до ушей долетели странные звуки, словно возилась разыгравшаяся малышня, пыхтя и отдуваясь. Делаю несколько шагов по направлению и оказываюсь на небольшой площадке, с одной стороны огороженной сплошной стеной гаражей, с другой - насыпью грунта, изрядно поросшего травой. Следы асфальта хранили память о гусеницах бульдозера, который когда-то давно здесь работал. Белые отметины описывали ровный полукруг ровно в том месте, где и происходила драка.

     Обычная уличная, где четверо били одного. Точнее навалились трое - четвертому не хватило места, поэтому он скакал и прыгал рядом. Пашка, а это было именно он, больше всего напоминал борца, отстраненного от соревнований и вынужденного наблюдать за ходом поединка со стороны. Он был весь там, на импровизированном татами. Полуприсевший на одно колено и растопыривший руки в разные стороны – готовый к захвату и броску. Паша был вольником, и кому как ни ему проводить подобные приемы. Только вот добраться до тела избиваемого Дюши было не просто. Парня облепили со всех сторон: один напрыгнул на плечи, другой методично работал по животу, а третий примеривался к удару. Если Саня попадет прямым в челюсть, не устоит даже уральский богатырь.

     От открывшегося зрелища стало не по себе, а потом ноги сделали шаг-другой и страх улетучился, развеялся дымкой тумана по утру. На смену тошнотворной амебе, выпустившей липкие ложноножки, пришел дикий, необузданный азарт.

     Тело вдруг стало необычайно легким и подвижным, словно сама ртуть. Я буквально подлетел к танцующему в нетерпении Паше, и схватил сзади за горло. Резко дернул и повалил на землю. Странно, но Паша не сопротивлялся. Лежа на спине, он лишь растерянно моргал, словно спрашивая: «Синица, а ты чего здесь?»

     Я стиснул кулаки, но замахнуться не успел - слева кто-то грязно выругался. Организм отреагировал даже не на движение, а на брошенное в ярости:

     - Н-на, сука!

     Кулак прошелся по касательной лишь слегка задев скулу. Лысый парень, раздосадованный неудачным ударом, попытался меня пнуть, словно хреновая балерина, выкинув вперед ногу. Я даже уворачиваться не стал, перехватив чужую голень и дернув на себя. Несостоявшийся танцор плашмя рухнул на землю, задрав футболку и показав миру волосатый пупок. Начал орать: то ли досадуя, то ли страдая от боли в отбитом затылке. Хорошо приложился, с глухим звуком, будто чурбачок уронили на вытоптанный грунт.

     - Отпусти, бл.ть! – долетело истеричное до ушей и меня попытались пнуть свободной ногой. Вышло не очень, потому как опрокинутым на землю много не навоюешь, особенно когда вторая конечность скована чужими руками. Не знаю, зачем продолжал его держать. Хотел пнуть в голову, но в последнюю секунду внутри словно стопор сработал. Сбился с ритмики, растерялся и стал творить глупости.

     Навалился на ногу противника и та, словно рычаг, подняла остальное тело, открывая спину. Туда и начал пинать, в глубине души радуясь, что не переобулся после «физрухи». Иначе в хлам бы уделал купленные по осени ботинки.

     Лысый, поднятый на лопатки, крутился и вертелся, оглашая округу отборным матом, а я лупцевал по хребтине как заведенный. Совершенно забыв, что противников четверо, ну и пропустил… Мир в один момент перевернулся, а я оказался лежащим на боку.

     - Вали его! – проорал кто-то шибко умный. Смысл валить человека, который и так на земле. Успеть бы встать, но перед глазами мелькнул цветастый кроссовок, и я едва успел прикрыться. Снова удар и снова, и снова. Целились исключительно в голову, игнорируя остальные участки тела. Но я успел прижать подбородок к груди, выставив вперед руки – по ним и прилетало.

     - Дай я, дай я! – снова заорал лысый, на этот раз зло и яростно, требуя свершиться мести. Он навалился на меня всем телом, крепко прижимая к земле. Сильный удар пришелся в запястье. И очередной удар - на этот раз прилетело в черепушку, чутка задев ухо. Переполненный адреналином лысый бил тупо в кость, не жалея собственных костяшек, а я вертелся угрем, закрываясь от мельтешащих в воздухе кулаков.

     Сквозь шум бьющегося сердца, сквозь крики и мат, пыхтение и шорохи подошв прорезался трубный рев - водитель машины нещадно давил на клаксон.

     - Шухер! - проорали прямо над головой и мне вдруг стало легче дышать. Убрав от лица руки, я увидел пацанов, убегающих вдоль гаражей. Последним бежал лысый, держась руками за левый бок. Некогда белая футболка трепетала на ветру рваным парусом.

     «А все-таки накостылял я тебе, гнида лысая», - с удовлетворением подумалось мне. Жаль только, до боксера добраться не удалось. А может и не жаль… может, наоборот, повезло…

     Слева застонал Дюша, которому довелось сойтись в драке с бывшим оруженосцем. Теперь стоял на карачках и мотал головой, пытаясь прийти в себя. Из разбитого рта тянулась красная нить слюны.

     За спиной хлопнула дверца автомобиля. Я обернулся и сквозь оседающие клубы пыли увидел знакомую фигуру. Василий Иванович захромал в нашу сторону. Встретившись со мной взглядом, саркастически усмехнулся:

     - Живой?

     - А с чего бы мне быть мертвым.

     - Вот и я думаю, с чего, - он перевел взгляд на Дюшу и улыбка погасла. – Этот что ли, богатырь?

     - Он самый.

     - Да-а, сразу видно - малый крепкий, но дурной.

     Дюша в ответ лишь простонал нечто невразумительное.

     - Чего мычишь-то, - удивился Василий Иванович, - или хочешь сказать, я не прав? Заявиться на разборку одному против четверых, много ума не надо… и здоровья тоже. Малой, я когда про правильные поступки говорил, другое имел в виду. Лезть в драку с заведомо проигрышным вариантом – величайшая глупость. Это в десять лет синяками, да ссадинами отделаешься, а в девятнадцать могут так накостылять, что мало не покажется…Эй, уральский богатырь, ну-ка посмотри на меня.

     Дюша простонал, выпустив изо рта очередную нитку красного цвета

     - Малой, помоги товарищу подняться, а то мне с моими ногами… сам знаешь. Надо здоровяка к Зинаиде Петровне свезти, пускай посмотрит.

     - Нельзя к ней, - начал я было протестовать.

     - А я сказал, можно.

     - Она школьный врач, она обязана составить протокол осмотра и позвонить в полицию.

     - Малой, не бзди, ничего она не составит и уж точно никому не позвонит… Переговорю я с Петровной.

     В отличии от Дюши я смог встать самостоятельно и даже успел осмотреть тело. Кровь не шла, ничего не болело, но это пока. Минут через десять отпустит адреналин, и тогда напомнят о себе даже мельчайшие царапины. Да и хрен бы с ними… с царапинами, я школьную форму уделал, которая в единственном экземпляре. Хочется верить, что не порвал. Устроит сегодня мамка вечер лекций или наорет, а после расстроиться и неделю разговаривать не будет. Последнее хуже всего…

     Подхватив Дюшу подмышку, я помог тому подняться. Ох и тяжелым оказался, зараза. Одной рукой схватив за перекинутую руку, другой придерживая за пояс, потащил в сторону «сойки». Таксист, суховатый мужчина лет пятидесяти, увидев нас затараторил:

     - Этих не повезу.

     - Десятку сверху накину, - пообещал Василий Иванович.

     - Да причем здесь деньги, они мне весь салон загадят.

     - Неужели подстелить ничего не найдется?

     Спустя минуту отыскалась старая тряпка, бывшая в прошлом то ли простыней, то ли пододеяльником. Спешно расстелив ткань на заднем сиденье, загрузили поплывшего Дюшу.

     - А ты куда? - удивился Василий Иванович, заметив, что я собрался в другую от «сойки» сторону.

     - Домой.

     - Э-не, Малой, поедешь с нами. Во-первых, Петровна тебя посмотрит – так, на всякий пожарный, а, во-вторых, тащить здоровяка я не нанимался. Ты за него впрягся, тебе и доводить дело до конца.

     Вот ведь… зараза.

     

     Зинаида Петровна Фролова в простонародье Петровна, оказалась мировой женщиной, точнее бабой. Именно так высказался Василий Иванович, когда все закончилось.

     Соломатина осмотрели, смазали синяки и царапины и отправили на кушетку отлеживаться. Я же сидел в одних трусах, созерцая проплывающие за окном облака. Серьезных повреждений не обнаружили, разве что гематому на ребрах. Ну да и фиг с ней, с гематомой этой, поболит пару дней и перестанет, а вот одежда…

     Петровна, услышав подобное заявление, лишь руками всплеснула:

     - За целостность костей надо переживать, а он за тряпки трясется.

     - Так он не из-за шмоток, - заступился за меня Василий Иванович. – Пойми, Петровна, родная мамка – это тебе не уличные хулиганы, эта угроза куда серьезнее будет.

     - И правильно, я бы на месте матери всыпала по первое число. Вишь, взяли за манеру, отношения на кулачках выяснять - пинать друг друга, да по земле валять. Хорошо еще, до кастетов дело не дошло.

     Врачиха поворчала-поворчала, но нашу с Дюшей форму забрала и отправила вместе с Василием Ивановичем в район цокольного этажа, где располагалось целое хозяйство в виде стиральных машин и сушильных шкафов.

     Пока он отсутствовал, нам был устроен допрос с пристрастием: кто бил, где и по какому поводу. Дюшу не трогали по причине легкого сотрясения, а вот до меня докопались по полной программе.

     - Зинаида Петровна, ну что вы ко мне пристали. Говорю же, не знаю.

     - Ох и темнишь, Синицын.

     - Хулиганы незнакомые на улицы прицепились, вот мы и подрались.

     - Незнакомые?

     - Незнакомые, - соврал я, не моргнув и глазом. Двоих из нападавшей четверки не знал, поэтому и ложь вышла ровно на половину.

     - Одно меня в случившемся радует, - Зинаида Петровна устало потерла лоб, - наконец-то вы с Соломатиным перестали мутузить друг друга. Осталось дело за малым - перестать искать приключения на стороне.

     - Мы постараемся.

     - Вы уж постарайтесь, а то в следующий раз легко не отделаетесь. И не улыбайся мне здесь, а то вишь, моду взяли, набедокурят и в кусты. Мамки он испугался… Тебе не мамку надо бояться, а Зинаиду Петровну, у которой рука не дрогнет в случае чего. Директора наберу и положенный протокол составлю, честь по чести.

     

     Грозы миновать не удалось. Нет, я не спалился – подумаешь, несколько синяков на руках, да гематома, расползшаяся чернильным пятном по ребрам. Под одеждой все равно ничего не видно. Спалились другие…

     Дюша вместо того, чтобы отлежаться, приперся на следующий день в школу, отсвечивать ярко-фиолетовым фингалом. Тоже мне, маяк в безлунную ночь.

     Досталось и нашим противникам. Саня-боксер отметился эффектной ссадиной на скуле, а Паштет при ходьбе западал на левую ногу.

     Опытным педагогам хватило одного взгляда, чтобы почуять неладное. Как итог, всю нашу компанию оставили после уроков на серьезный разговор.

     - Я должна знать, что произошло, - Галина Николаевна пыталась казаться строгой, но у нее это плохо получалось… Миниатюрную учительницу выдавал дрожащий голос. Уж лучше бы она орала и грозила карами небесными, чем вот так вот, с нервно стиснутыми пальцами поверх стола. – Пускай, я не ваш классный руководитель, но в мои обязанности…

     - Вы наша классуха, - встрял Пашка, – приказ же не подписан.

     - Директор обязательно подпишет, это вопрос времени. И что за манера, перебивать учителя, Бурмистров? Пытаешься сменить тему, так вот не получится. Пока не расскажете, что случилось, я вас никуда не отпущу.

     - Галина Николаевна, и меня?

     - А почему у тебя должны быть преференции, Синицын?

     - Я не дрался.

     - А это мы сейчас проверим… Рубашку задери.

     - Зачем?

     - А затем, Синицын, что весь урок просидел перекособоченный или думаешь, со стороны не заметно?

     Признаться, я так и думал. Мамка за завтраком ничего не сказала, да и одноклассники расспросами не донимали. Лишь Агнешка на перемене поинтересовалась: не я ли вломил Дюше.

     - Так и будем молчать?

     - У меня спарринг был, - выдал первую пришедшую на ум отмазку Саня.

     - Какой спарринг, Новиков? Не было у тебя вчера тренировки, я специально проверяла. А ты, Бурмистров, с лестницы упал?

     - С велосипеда, - пробурчал недовольный Пашка. Он бы обязательно придумал про лестницу, но учительница его опередила. Беда у Пашки с фантазией, прям совсем беда… если только дело не касалось рисования детородных органов в учебнике. Да и там, мягко говоря, веяло однообразием.

     - Значит упал с велосипеда, - задумчиво произнесла учительница. - И упал, на проходящего мимо Соломатина, так получается?

     - Не было никакого Соломатина, я это… в кусты.

     - Павел, скажи честно, ты когда последний раз на велосипеде катался?

     - Года три назад, когда с пацанами на рыбалку махнули.

     - Значит вчера ты не с велосипеда свалился, – вполне логично заключила Галина Николаевна.

     Пашка понял, что наспех слепленная легенда трещит по швам, поэтому затараторил:

     - Так это… я на нем и не ездил… я со стоячего.

     - Ой, дурак, - Саня схватился за голову.

     - Новиков, это не он дурак, это вы все - дураки, - вступилась за Пашку учительница. – Вам сколько лет, что до сих пор отношения на кулачках выясняете? Парни в вашем возрасте о будущем думают, за ум берутся и девушкам цветы дарят, а вы калечите друг дружку. Ну и чего этим добились, какой вопрос решили: кто в классе самый сильный?

     - Галина Николавна…

     - Что Галина Николавна? Или напомнить, красивые вы мои, что завтра анкетирование ко Дню Всех Влюбленных. И сколько девочек напишут ваши имена? Ответьте, только честно, кого предпочтут девушки: побитых хулиганов или галантных кавалеров, таких как Вячеслав Сабуров.

     Меня аж передернуло от прозвучавшей фамилии и ребра моментально отозвались болью. Кто мы – быдло обыкновенное, а Сабуров у нас элита, белая кость. И дело тут вовсе не в галантности: просто кому-то повезло родиться в семье известного дипломата.

     А Галина Николаевна тем временем продолжала. И про глупость нашу, нам же все и расписала, и про плохое будущее, если вовремя не остановимся и не возьмемся за ум, и про дружбу - про то, что разумные люди объединяются, а не делят класс на части, враждуя промеж собой.

     - О чем будете вспоминать на встрече выпускников лет через двадцать? Как морды друг другу чистили? Стыдно должно быть, ребята…

     Длинный монолог вымотал учительницу и она вынужденно взяла паузу на передышку. В наступившей тишине прозвучал осторожный вопрос Пашки:

     - Вы нас директору не сдадите?

     - Бурмистров, имей совесть… Я когда-нибудь вас сдавала? Неужели так ничему и не научились за восемь лет, - плечи учительницы опустились. И без того миниатюрная женщина, словно сжалась, уменьшилась в размерах. От потерянного взгляда, бездумно уставившегося в пустоту, стало не по себе.

     - Галина Николавна!

     - Идите уже…

     И мы пошли. В пустом коридоре остановились и замерли друг напротив друга: по одну сторону баррикад Дюшес, по другую - бывшие друзья-товарищи. Ну и я где-то посередине, засунувший руки в карманы и принявший самый независимый вид.

     - Еще раз рыпнешься, - зло процедил Саня.

     - Да пошел ты, - Дюша за ответом в карман не полез.

     - А ты, Синица, в следующий раз отбитыми ребрами не отделаешься. Только попробуй сунуться, куда не звали, - палец Сани-боксера указал мне на грудь.

     - Без сопливых разберусь, куда соваться.

     - Ну-ну… посмотрим. Я предупредил.

     Тяжелые шаги двух спортсменов стихли за поворотом, а мы остались стоять – одни в пустом коридоре.

      - Синица, а ведь он прав, ты чего сунулся?

     Еще один выискался. Я посмотрел на стоящего рядом Дюшу, на его разукрашенное лицо и хамить вдруг расхотелось. Вместо этого ответил:

     - Так было нужно.

     - Кому нужно? Я помогать не просил или рассчитывал «спасибо» услышать?

     - В задницу засунь свое спасибо.

     - Тогда чего в драку полез?

     - А ты чего за Тоньку вступился? – ответил я вопросом на вопрос. – Тоже как вроде не твое дело.

     - Ты не сравнивай, это другое. Тонька затурканная девчонка, а мне защитнички не нужны. Я сам за себя постоять смогу.

     Сказать – не сказать? То, до чего вчера додумался, пока бежал к месту драки. В голове все всегда складно звучит, а стоит открыть рот - сплошная ерунда получается. Но я все-таки попытался:

     - Дело не в тебе, и даже не в Тоньке… Я за себя дрался.

     Верхняя губа Дюши чуть заметно дрогнула. Трудно гримасничать с разбитой физиономией.

     - Синица, ты чё такое городишь? Тебя вчера случаем по башке не били?

     Били, но больше по рукам досталось. Они у меня теперь пятнисто-бардовой расцветки.

     - Делай, что должно.

     - Кому должно?

     - Себе, Дюша… В первую очередь себе.

     

     Весь следующий день двенадцатые классы гудели в предвкушении любовного анкетирования.

      «А вдруг свезет, и Людка, Машка, Светка выберет именно меня», – думали пацаны.

      «Неужели мы скоро будем держаться за ручку с Ваней, Петей и Мишей», – мечтали девчонки.

     Кто-то учился целоваться на фруктах, кто-то постигал азы секса, засматривая до дыр порнофильмы из личной коллекции. И только двенадцатому «В» было не до любви - у нас полным ходом шла война. До драк дело больше не доходило, а вот обмена «любезностями» и колкостями было хоть отбавляй.

     На переменах класс делился на два лагеря, рассаживаясь по разным углам. Линия фронта пролегала ровно посередине, обозначая территории и разделяя сердца.

     Всем давно было известно про чувства Спиридонова к Агнешке. Девчонка пускай и не из числа первых красавица, но ноги длинные на загляденье и попка с орешек, особенно когда обтянутая в спортивные шортики. Сам Димка был роста маленького, с короткими кривыми ногами, вот и компенсировал, мечтая о высокой волейболистке. И компенсировать ему еще долго, холодными зимними вечерами, с учетом последних событий. В прошлом месяце Спиридонов сделал прорыв в отношениях: пригласив девушку на обед в столовую, а теперь Ковальски в его сторону даже не смотрела. Зато смотрела на меня, делая вид, что внимательно слушает.

     На второй перемене девушка наклонилась ко мне и с самым заговорщицким видом поинтересовалась:

     - Кит, ты чье имя в анкете напишешь?

     - Твое.

     - Я серьезно.

     - Так и я серьезно.

     - Щас в лоб дам.

     Что за глупые вопросы, кого я мог написать? Ольку? Нет уж, спасибо - нагулялся за последние два года. Многие пацаны без девчонок обходились, некоторые даже не целовались ни разу и ничего, живут как-то. Вот и я проживу, о чем Агнешке прямо и заявил.

     - Дурак ты, Кит. Если одна непутевая девчонка попалась, это не значит, что на остальных крест нужно ставить.

     - К тому же она рыжая, - добавил с задней парты Дюша. И как только услышал – в классе сплошной гомон стоит.

     - А причем здесь рыжая? – не поняла девушка.

     - Ну знаешь, как в народе говорят, если чердак ржавый, то подвал всегда мокрый.

     Дюша едва успел увернуться от кулака, иначе ходить ему со вторым подбитым глазом.

     - Ты чего? – удивился он.

     - Еще раз услышу, убью, - пообещала Ковальски и добавила, – у меня маман рыжая.

     Действительно, толстая и неопрятная женщина, вечно распускающая слухи, была приемной родительницей Агнешки.

     - Я же пошутил, - тут же пошел на попятную Дюша.

     - За такие шутки в зубах бывают промежутки, - Ковальски погрозила кулачком и вновь обратила внимание на меня. – Короче, Кит, так нельзя. Ты обязательно должен написать чье-нибудь имя. Неужели никакой девчонки на примете нет?

     Я пожал плечами. За всю жизнь только две и было: толстая Дашка в шестом классе, с которой впервые поцеловался и та, имя которой вспоминать не хотел. Вон она, сидит с уродом Лощинским, о чем-то счастливо щебечет, а рука под партой на его коленке лежит.

     Агнешка поймала мой злой взгляд и сдвинулась чуть влево, закрывая обзор на любвеобильную парочку. Профиль Лощинского пропал из вида, зато появился анфас Спиридонова, наблюдающего за нашим с Ковальски общением. Парень от ревности места себе не находил, но поделать ничего не мог: разные лагеря - разный круг общения. А Агнешка словно специально дразнила несостоявшегося ухажера. Наклонившись ко мне, горячо зашептала:

     - Столько красивых девчонок вокруг, неужели выбрать не из кого? Та же Лерка, связующая команды.

     - Это которая сивая с кадыком? – снова подал голос Дюша.

     - Во-первых, Соломатин, тебя никто не спрашивает, а во-вторых, у женщин они тоже имеются. Анатомию надо лучше учить.

     - Да чего там учить-то, сиськи да письки.

     - Сиськи-письки, - передразнила Агнешка. – Что за детсадовская лексика? Тебе сколько лет, Соломатин? Пора бы уже запомнить, что у людей пенисы и вагины.

     Дюша счел за лучшее промолчать, и правильно сделал, потому как связываться с Ковальски себе дороже.

     Дюша промолчал, а Агнешка продолжила сосватывать мне белобрысую Лерку. Минуты три сватала, а потом расстроенно заявила:

     - Совсем беда с «В» классом. На День Влюбленных только три пары с гарантией.

     Интересно, кого она насчитала? Допустим, про Лощинского с Олькой давно всем известно, еще его величество Сабуров с Володиной. Сын известного дипломата оказывал недвусмысленные знаки внимания кукольной принцессе, и та их благосклонно принимала. Будут вместе, тут как ни крути. Но кто же третьи?

     - Алла и Дамир, - уверенно заявила Агнешка.

     - Ха! - выдохнул Дюша, не сдержавшись за нашими спинами.

     - Чего тебе «ха», Соломатин?

     - Аллочка лет пять Юнусова мурыжит. Он ей нахрен не сдался.

     - Осада города берет.

     В цитате фельдмаршала Суворова было про смелость, но я не отважился поправлять Агнешку. Она и без того была злой из-за вечных комментариев скучающего Дюши. В глазах огонь, в словах сталь – того и гляди, пробьет мячом над сеткой.

     - Забьемся?

     - Забьемся!

     - На что.

     - На «стогиговую» карту!

     Агнешка решительно протянула ладонь, а Дюша подвис. Его можно было понять: самая дешевая «соточка» шла от десяти рублей.

     - Сдрейфил?

     - Ничего я не сдрейфил. Синица, разбивай!

     Я ударил по сцепленным рукам одноклассников. Вышло не с первой попытки, потому как Ковальски буквально вцепилась в Дюшину ладонь.

     - И только попробуй с порнухой карту подсунуть, - прошипела она, неохотно разжимая пальцы.

     - Ты сначала выиграй, - пробубнил Дюша, который уже начал жалеть о том, что связался с девчонкой. Агнешка, она такая… боевая.

     

     Анкетирование ко Дню Влюбленных прошло быстро. Я отметил галочками нужные ответы, а в последней графе, требующей обозначить объект воздыхания, поставил прочерк. Хватит - наигрался в любовь, теперь пускай другие изопьют сию чашу горестей до дна.

     Последняя фраза принадлежала Галине Николаевне, а точнее классику современности Пилипчуку. Толстый роман мэтра был разобран на уроке литературы по косточкам - все умерли, всё безнадежно, а это значит можно бежать домой.

     Схватив давно собранный портфель, я припустил в сторону выхода, едва не столкнувшись в дверях с Бурмистровым. Паштет, несмотря на хромоту, успел выскочить первым. Еще и оскалился через плечо, словно говоря: «вечно ты проигрываешь, Синицын».

     Пашка такой Пашка. В начальных классах мы с пацанами часто спорили, кто раньше других до столовой добежит и первым займет место в очереди. С тех пор много воды утекло, а Бурмистров все продолжал играть: бегая по коридорам и расталкивая зазевавшихся первоклашек. Девятнадцать лет парню…

     Довольный собственными успехами, Пашка затопал в сторону раздевалки, а я направился в кабинет информатики, где стояли капсулы и ждал Маяк-17 – вечно мертвый город.

     Я помню, как все начиналось, когда во двор с выпученными глазами прибежал Копытин и захлебываясь, начал рассказывать: «пацаны, там такое… там крутяк привезли». В небольшой секции возле фудкорта открылся клуб виртуальной реальности на десять капсул. Постоянно ошивающаяся молодежь в торговом центре, ради интереса решила попробовать раз-другой – понравилось. Через неделю, уже была очередь из желающих, через месяц открылась новая секция на тридцать капсул, а через полгода компьютерные клубы стали множится как грибы после дождя: скупались первые этажи в домах, возводились с нуля целые павильоны. Как любил говорить наш историк, Армен Георгиевич, сработала невидимая рука рынка. Был бы спрос, а предложение всегда найдется.

     Но находились и те, кто не верил в экономическую историю успеха скромной студии из Екатеринбурга. Проводились целые расследования, в ходе которых за многочисленными ИП, содержащими сеть компьютерных клубов обнаружилась фигура некоего крупного бизнесмена, близкого к министерству обороны. Дескать он там с кем-то договорился, взял проект двадцатилетней давности, предназначенный для тренинга бойцов спецназа, завернул в красивую обертку и продал под видом игры.

     Подумаешь, армейские разработки… Всем давно известно, что именно военно-промышленный комплекс двигает науку вперед. Интернет, цифровые камеры, дроны и реактивные двигатели – все это появилось благодаря военным. Порою случайно, в виде побочного продукта, только кого это волнует, если конечный результат востребован.

     С Маяком-17 получилась ровно такая же история. Пресса пыталась раздуть пламя очередного скандала, но ничего не вышло, потому как крутая получилась игруха. Копытину, его брату и сотне других ребят было глубоко плевать на все тонкости и перипетии сюжета. Какая хрен разница, кто за разработкой стоял? Ради игры я готов был опрометью нестись с последнего урока и лежать в капсуле, пока не зарябит в глазах или Диана Ильязовна в приказном порядке не отправит домой. Разве мог еще месяц назад представить, что буду играть на халяву, да еще лежа в капсуле последнего поколения? Мечта, ставшая явью. И все было бы хорошо и замечательно, если бы не Василий Иванович…

     Такого напарника врагу не пожелаешь. Он и в обычной реальности был не подарок, а в виртуальной и вовсе превращался в монстра, точнее в монстриху, вечно крутящую фигуристой попкой. Я понимал, что Василий Иванович это не специально, и что походка персонажа заложена программой, но блин… до чего же сексуально.

     Диана Ильязовна постаралась на славу, поработав с настройками женского персонажа. Премиум-доступ предлагал огромный инструментарий для «кастомайза», нужно было лишь иметь фантазию и прямые руки. У нашей училки с руками был полный порядок, поэтому она и создала ЕЁ - настоящее произведение искусства: изящную девушку, с тонкими, едва уловимыми чертами лица. Любуешься высокой линией лба… аккуратным, аристократическим носом с горбинкой. Скользишь взглядом по ладной фигурке, где нет ничего лишнего, где каждый изгиб, каждая форма подчинена эстетике и природной грации.

     - Она не ходит, она парит над землей, словно лесная нимфа. Порождение лучезарного солнца и воздуха, чистого и прозрачного, как горный ручей. О, богиня! – воскликнул как-то капитан Кравцов. Если даже компьютерный бот не сдержался, то что говорить про людей.

     - Куда спешишь, красавица? – неслось привычное в спину. – Остановись, милая, скрась тоскливый вечер старым воинам. А мы тебе за это патрончиков отсыпем.

     - Я тебе сейчас скрашу, мудила. Так скрашу, что не патронами, а зубами сыпать начнешь.

     - И даже не приласкаешь?

     - По хребтине палкой!

     Что удивительно, по итогу все довольны: и Василий Иванович, выпустивший пар, и игроки, явно имеющие склонность к мазохизму. Почему мазохизму, да потому что ничем другим я объяснить это не могу. Кому в здравом уме может понравиться, когда орут и посылают матом. А здесь не просто нравилось, здесь целую легенду составили, согласно которой неприступная красотка в реальности была избалованной малолеткой, пытающейся самоутвердится в мире суровых мужчин. Это они-то суровые? Сплошь школота с гигабайтами порнухи, заныканными под матрасом.

      Наиболее любопытные подкатывали за разъяснениями, ну я и сказал правду, только мне все равно не поверили.

     - Взрослый дядька в реале? Чё в натуре? Да ты гонишь… Не один нормальный мужик не будет за соску играть. Боишься, что уведем?

     И чем больше я пытался убедить, тем меньше верили. Потому и расплывались суровые воины в улыбках и махали рукой, когда неслось в хабе звонкое девичье:

     - Разошлись, козлы, пока люлей не отвесил!

     

     Влетев в кабинет на всех парах, привычно поздоровался с учителем, и направился было в подсобку, как вдруг…

     - Никита, остановись.

     Диана Ильязовна выглядела недовольной. В последнюю неделю спокойного и рассудительного преподавателя словно злая пчела укусила – придиралась по малейшему поводу.

     - Сколько можно говорить, класс программирования – это не место для бега. Кабинет оборудован дорогой техникой.

     - Диана Ильязовна, я аккуратно.

     - Аккуратно, Синицын, это когда ходят, а не когда носятся сломя голову.

     Нет, с ней точно что-то случилось, и вряд ли это гормоны или низкое атмосферное давление. Раньше чай вмести пили, шутили и смеялись, а теперь она одна сидит в кабинете и даже от любимого песочного печенья отказывается.

     Неужели они… Да нет, быть такого не может. Сарбаева умная красивая женщина, зачем ей сдался безногий мизантроп? К тому же Василий Иванович противоположным полом не интересовался. Порою складывалось ощущение, что ему на войне не только ноги оторвало, но и причиндалы под самый корень. Он даже не смотрел в сторону женщин, а эти нелепые подкаты к Диана Ильязовне с помощью любимого песочного печенья, которое не поленился, отыскал в магазине. Это не было попыткой примирения на любовном фронте. Таким образом Василий Иванович пытался выбить разрешение на доступ к капсулам в ночное время. Но Диана Ильязовна твердо стояла на своем – не больше четырех часов в сутки. На все возмущения у нее был один ответ:

     - Василий Иванович, вам надо чаще бывать на свежем воздухе.

     - Что же вы так о моем здоровье печетесь, разлюбезная Диана Ильязовна. Школьная врачиха науськала?

     - Во-первых, у меня есть собственное мнение, а во-вторых, я вам не собачка какая, чтобы науськивать. Поэтому научитесь выбирать выражения, и думайте, прежде чем говорите.

     Нет, точно между ними черная кошка пробежала. Вчера Василий Иванович задержался в капсуле, так ему без предупреждения питание отключили. Всегда спокойная и рассудительная Диана Ильязовна, вела себя, словно обиженная девчонка.

     А хуже всего было то, что в качестве громоотвода противоборствующие стороны выбрали меня. По классу не бегать, на пол не крошить, в своих не стрелять, словно я не выпускник двенадцатого класса, а груша для битья. Но ничего, как только представится такая возможность, обязательно отыграюсь и снова в затылок выстрелю. Жалко только, второй раз на рикошет спишешь.

     

     Выслушав положенную лекцию, я клятвенно пообещал Диане Ильязовне больше не бегать. Открыл дверь в подсобку и, привычно закинув портфель на диван, осмотрелся – Василий Иванович уже лежал в капсуле. Недолго думая, скинул пиджак и кроссовки, и залез в соседнюю. До чего же удобный ложемент – не то, что в «Санрайзе», компьютерном клубе, который открылся прошлым летом в доме напротив. В дешевых капсулах вечно воняло кислым потом, а еще там было грязно: заляпанные стекла, повсюду пыль и крошки, налепленные жёвки.

     В отличии от клуба, в подсобке компьютерного класса за порядком следили: Диана Ильязовна лично протирала прозрачную поверхность, а Василий Иванович притащил маленький пылесос. Сам убирался и меня заставил… тоже мне, уборщик.

     Я захлопнул крышку, поправил темный экран перед глазами и вперед – в долгожданную виртуальную реальность.

     Мир наполнился яркими красками летней улицы, залитой солнечным светом. Вокруг гомонила толпа – в хабе ближе к вечеру всегда было оживленно. Не тратя времени на пустое, я сразу направился к капитану Кравцову и уже с порога заслышал знакомый девичий голос:

     -… три упаковки стандартных винтовочных и пачку девять-девятнадцать.

     - Свет очей моих, да где же я тебе столько достану, - сокрушался капитан. – У меня каждая товарная позиция на строгом учете, лишнего патрона не сыскать.

     - А ты получше поройся Алексей, может что и сыщется.

     Алексей?! С каких это пор капитан Кравцов стал Алексеем? Не веря собственным ушам, зашел в общую комнату и обомлел от увиденной картины. За столом привычно расположилась «непись» в виде холеного мужика в форме, а напротив него стоял… стояла девчушка. Обтягивающие шортики на лямках демонстрировали ноги идеальной пропорции длины. Белый топик подчеркивал грудь с торчащими под тканью сосками. А поза-то - поза, словно у модели эротических журналов. Если бы я не знал, что по ту сторону цифровой оболочки побитый жизнью мужик, непременно бы соблазнился, как соблазнилась и глупая «непись». Капитан Кравцов таки отыскал лишнюю пачку патронов Парабеллум, и выдал горькое, причитая:

     - Под трибунал пойду, красавица. И все только ради вас, чтобы лишний раз насладиться…

     Получив желаемое, красотка развернулась и зашагала на выход. Заметив меня, командным голоском произнесла:

     - Малой, за мной.

     Я и пошел следом, будучи не в силах оторвать взгляда от покачивающихся ягодиц - спасибо Диане Ильязовне, постаралась. В стандартных настройках было двадцать четыре варианта походки, а в премиум-доступе превиликое множество. Инструментарий позволял творить чудеса, играясь с векторами движений и центром тяжести.

     Мы вышли на мощенную булыжником мостовую и зашагали в сторону ближайшей таверны – небольшой трехэтажной гостиницы. Несмотря на скромные размеры, заведение вмещало всех желающих, благодаря условностям игрового мира. Имелась своя комнатка и у нас, с положенным стендом для оружия и ящиками, где хранилось всякое-разное: начиная от патронов и гранат, и заканчивая болтами с катушками.

     До таверны оставались считанные метры, когда дорогу нам перегородил здоровенный детина. Началось… Бугрящаяся мышцами рука вытянулась и толстый, словно сарделька палец ткнул в район девичьей груди.

     - А ты мне нравишься, - прорычал здоровяк, пытаясь изобразить радость. Бесплатной «физики» хватило лишь на подобие улыбки, остальные мышцы лица остались незадействованными.

     В отличии от здоровяка мимика девушки оказалась куда более подвижной. Она нахмурила брови, стиснула губы в полоску, и звонко произнесла:

     - А ты мне нет.

     Детина от подобного ответа распалился еще больше.

     - Дерзкая… люблю дерзких. Может сходим в рейд?

     - Пошел нахер.

     Подкачал синтезатор речи. Как бы Василий Иванович не пыжился, чего бы не говорил, все равно звучал сказочной принцессой.

     - Слышь, чего ломаешься, я тебе ствол задарю. Знаешь какой у меня калибр? Когда увидишь, закачаешься.

     - Челюсть сломаю, - все столь же звонко и по-детски мило, пообещала принцесса.

     Не-а, не сломает. В хабе игроки были не способны навредить друг другу – таковы правила игры, разве что проход могут загородить, ну и наговорить всякого. Борзые встречались крайне редко, обыкновенно просто глазели или свистели в спину, но сегодня нам «повезло».

     - А хочешь, я тебе деньжат подкину, - здоровяк все не унимался. Василий Иванович, нет чтобы обойти препятствие, и двигаться дальше своей дорогой, встал напротив и принялся таращится голубыми глазищами. Диснеевская принцесса, мать его…

     Посмотришь со стороны, сплошной контраст: огромный бугай с уродливо раздутыми буграми мышц, и хрупкая девчушка, буквально дышащая ему в пупок. Это в игре, а в реальности напротив битого жизнью мужика замер прыщавый юнец, натирающий мозоли на виртуальных красоток. Может прямо сейчас этим и занимался, скинув контроллер с правой ладони. То-то так хрипит.

     - Нам пора идти, - попытался я достучаться до разума Василия Ивановича, но тот даже не шелохнулся. Уверен, сейчас жмет подряд все сенсоры, пытаясь навалять стоящему напротив противнику. И ведь знает, что бесполезно, упертый…

     Пришлось заходить с козырей.

     - У нас времени, два часа.

     - Как два? – моментально отреагировала девчушка. – Должно же четыре!

     - Так сказала Валькирия.

     - Какого хера?!

     - Подробности в номере.

     Здоровяк еще пытался заигрывать, но тщетно – девчушка обогнула преграду, и чуть-ли не вприпрыжку понеслась в сторону таверны, собирая восхищенные взгляды публики.

     Для чего физику груди в игре сделали, непонятно.

     

     Разумеется, по поводу двух часов я соврал. Ничего такого Валькирия, то бишь Диана Ильязовна, не говорила. Приходилось обманывать и идти на жертвы, потому как вразумить иначе Василия Ивановича не получалось.

     Он бы до сих пор стоял и пререкался - честное слово, как баран на новые ворота. И ведь взрослый мужик, в реальности рассуждал здраво, а стоило погрузиться в вирт и начинал вести себя, словно избалованная девчонка: вечно всем дерзил и пререкался. Неужели цифровая оболочка способна повлиять на психику?

     - Соврал значит, - заявила замершая напротив девчушка. - А ты не охренел ли часом, Малой?

     Черт эти сиськи… не могу не смотреть.

     - Василий Иванович, сами посудите, сколько я нам времени сэкономил.

     - Это не тебе решать. Кто старший в команде?

     Ну все, понеслась телега по кочкам, груженая дерьмом и навозом. Пришла пора выкладывать второй козырь.

     - Три часа, сорок две минуты…

     - Что?

     - Уже сорок одна. Чем дольше пререкаемся, тем меньше времени на игру.

     Девчушка постояла пару секунд, «поизучала» меня абсолютно пустым, ничего не выражающим взглядом. И вдруг начала раздеваться. Лямки шортиков соскользнули с плеч, на пол полетел топик, обнажая два шарика без ореола сосков. То, что под одеждой выглядело как грудь, без оной смотрелась безликой выпуклостью, способной вызвать возбуждение лишь у самого отъявленного фантазера.

     - Василий Иванович, вы чего?

     - Чего-чего, не видишь - переодеваюсь. Или прикажешь в рейд в этих тряпках идти? Ими разве что тупоголовых ботов разводить – ни карманов, ни защиты.

     - Теперь понятно, чего вы так вырядились, Василий Иванович. Капитана Кравцова решили соблазнить.

     - Не соблазнить, а развести, - поправила девчушка, – и пачка Парабеллум, как с куста. Учись, Малой, пока живой.

     Было бы чему учиться. Я вздохнул и на всякий пожарный отвернулся. Девичья грудь может и не поражала воображение, а вот попа… Особенно когда выпрыгивала на волю из тугих шорт.

     Лучше бы над физикой оружия поработали, господа разработчики.

     

     Седьмой уровень игры въелся в подкорку сознания. Слишком много часов было потрачено на его прохождение. Долгих часов лежки в капсуле, пропахшей дешевым пластиком и потом.

     Уровень, в самом начале которого оказываешься перед закрытыми воротами. Высокие створки из гладкого серебристого металла и длинный забор, который не перепрыгнуть, и не обойти. Сенсорная панель мигает красным, информируя об отсутствии кода доступа. И где искать?

     Ближайшая парковка будет буквально усыпана трупами, словно зовущими игрока: «поройся, обыщи нас». Увы, ключ-карты у них не нет, зато найдется масса других полезных вещей - настоящее раздолье для «лутомана».

     Если не станешь тратить драгоценное время на поиски, а сразу направишься вдоль стены направо, то рано или поздно наткнешься на мобильную лабораторию с десятком «бегунов» внутри. Трое из них притаились на потолке и валили с первого удара когтистой лапой. Поэтому стоит быть крайне осторожным, переступая порог.

     В самой лаборатории помимо пробирок, микроскопов и образцов тканей находится планшет с полезной информацией. Из документов можно узнать, что ключ доступа хранится у некоего Директора, на последнем этаже высотки. Небоскреб находится легко и просто, стоит лишь открыть дверь лаборатории и выйти на порог. Темный шпиль здания торчит острой иглой на фоне багровеющего неба. Величественная и одновременно пугающая картина, не предвещающая игрокам ничего хорошего. Собственно, так оно и будет.

     Что бы заполучить ключ-карту, придется пройти сквозь толпу монстров и аномалий: грызущих, пережевывающих и растворяющих в секрециях желудочно-кишечного тракта. Благо, скоростные лифты значительно сократят путь до кабинета директора. Прорвавшись с боем до пункта назначения, найдешь карту в одном из шкафчиков массивного стола, а вот дальше начинается самое интересное, потому как все что было до этого, даже не сказка, лишь присказка: небольшое вступление перед основным повествованием.

     Во всем здании внезапно пропадает электричество. Гаснет свет, перестают работать лифты, а ты находишься на пятьдесят шестом этаже высотки, забитой под завязку монстрами. Я сбился со счета, сколько раз мы умирали в этом гребаном небоскребе, в кромешной темноте, полной страхов и ужасов. Вокруг все рычало и хлюпало, мечтая добраться до сочного человеческого мяса, а ты палишь из всех имеющихся стволов и думаешь: «да разве такое возможно»?

     Нет, невозможно. Пробиться к выходу используя тактику лобовой атаки еще никому не удавалось: по крайней мере я об этом не слышал. Разработчиками было предусмотрено несколько вариантов обходных путей: начиная с лифтовой шахты, по которой можно было спуститься, используя альпинистское снаряжение и заканчивая распределительным щитком на крыше, позволяющем включить питание. Правда, для этого понадобится победить сверхсложного босса и найти парочку запчастей в виде модульных реле.

     Мы с пацанами решили пойти по первому пути, благо имелся опыт в использовании альпинистского снаряжения. Но силенок не рассчитали: Копытина зажевала амеба, поглотив вместе с тросом и крюком, а Костик сорвался вниз, напоровшись на одну из щупалец медузы.

     Я, зажатый в угол между четырнадцатым и пятнадцатым этажом, был вынужден выпрыгнуть в окно. Натянутая веревка позволила избежать столкновения с землей, а быстрые ноги вкупе с хорошей реакцией дали возможность добежать до заветных ворот, где я и воспользовался доставшейся кровью товарищей картой.

     Так прошлою зимою был пройден седьмой уровень. С трехсотой попытки, если не с тысячной.

     Выслушав длинную историю моих злоключений, симпатичная девчушка забавно сморщила носик и заявила:

     - Малой, я в окно сигать не стану.

     - Тогда щиток на крыше?

     - Нет… нет времени обыскивать этажи в поисках реле.

     Я ждал продолжения, но спутница и не думала объясняться. Вместо этого сексуально нагнулась, демонстрируя изгибы цифрового тела. Я знал, что Василий Иванович это не специально, просто алгоритмы движения…

     - И? – произнес я, внезапно севшим голосом.

     - Еще бы пачку винтовочных. Видишь ли, нету у него, - проворчала девчушка, крутя ягодицами то вверх, то вниз. – Жопой он их что ли жрет, этот капитан Кравцов.

     - Василий Иванович, я про другое. Как уровень проходить будем?

     - Как-как, каком кверху.

     - Василий Иванович, я серьезно!

     - Малой, так и я не в игрушки играю, - девчушка распрямилась, и я наконец смог спокойно выдохнуть. Уж очень поза была соблазнительной: не сгибая ног в коленях, нагнувшись до самого пола. – Я тут по форумам потыкался, кое-чего поискал. Короче, будем использовать напалм.

     - Чего? – не понял я. – Василий Иванович, какой напалм? У вас что, вьетнамские флешбэки?

     - Нету у меня никаких фрэшбеков, а есть огромное желание пройти уровень с первой попытки. Народ пишет, что на сорок седьмом этаже находятся ранцевые огнеметы. Топлива хватит, чтобы спуститься вниз без проблем.

     - А вы в курсе, что аномалии огня не боятся?

     - Аномалии обойдем, монстров поджарим. Не ссы, как-нибудь прорвемся.

     - Василий Иванович, это ваше как-нибудь вечно боком выходит.

     - Малой, опять ноешь? И ноешь, и ноешь, как сопливая девчонка, - бездонные голубые глаза уставились на меня, а носик смешно сморщился.

     Сопливая девчонка… кто бы говорил.

     

     Начало седьмого уровня прошло как по маслу. Без проблем дошли до ворот, а оттуда до мобильной лаборатории рукой подать. Зачистили внутренние помещения с помощью парочки светошумовых и одной обоймы. Отыскали необходимую информацию на планшете и направились прямиком к высотке.

     И вот здесь начались странности - холл здания оказался абсолютно пустым: ни трупов, ни мертвяков. Не было даже прозрачных жгутов, преграждающих путь к скоростному лифту.

     Я раз за разом забрасывал спиннинг - катушка дребезжала, разматывая леску, а улова все не было. Не клевала даже мельчайшая амеба, что совсем странно.

     Стоящая рядом девчушка корчила недовольные рожицы. В конце концов не выдержав, забрала у меня снасть, и со словами «учись, малой», забросила комету к самой кабинке лифта. Гайка с глухим звуком ударилась о плитку пола и покатилась бы дальше, но помешал длинный хвост.

     - Убедились? – не выдержав, произнес я.

     - Ничего не понимаю, - девчушка задумчиво уставилась в потолок. – На форумах пишут, что перед лифтом «растяжка», а у крайней левой кабинки медуза.

     - Вы бы меньше форумы читали, Василий Иванович, там и не такое напишут. Количество и качество монстров разнятся в зависимости от состава группы, наличия оружия и тупого рандомайза.

     - Кто это тупой? – переспросила девчушка певучим голоском.

     - Я говорю, дело случая. Это как лотерея, никогда не угадаешь, кого встретишь за углом. Да чего объясняю, вы и сами знаете: сколько раз уровни перепроходили и каждый раз все по-новому. Монстры постоянно меняются.

     - Меняются – это да, но чтобы совсем без них обходилось… Странное здесь творится.

     Ну наконец-то, дошло, спустя долгих десять минут ворчания и нравоучений.

     - Разработчики не играют в поддавки, это не в их правилах, - продолжил я рассуждать, закрепляя эффект. - Они не стремятся облегчить жизнь игрокам, скорее наоборот, пытаются всячески усложнить.

     - И что ты хочешь сказать?

     - Впереди ловушка.

     Девчушка издала странный звук, больше похожий на фырканье.

     - Малой, все это здание одна сплошная ловушка. Вот скажи, существуют другие варианты раздобыть ключ-карту, кроме того, как зайти внутрь?

     - Нет.

     - Ну а чего тогда сиськи мнешь – вперед, двигай к лифту.

     Сложно с ней… точнее, с ним. Образ молодой девушки действовал на психику старого мизантропа самым разрушительным образом. Говорят, что у представительниц противоположного пола, обладающих эффектной внешностью, скверный характер. А мужики, они нет… они не такие. И вот, пожалуйста, наглядный пример. Дали одному пару сисек, и что в итоге? Василий Иванович и без оных был не подарок, а с ними так и вовсе берега потерял, уплыв в сторону океана.

     Нам нельзя торопиться - необходимо взвесить все за и против, придумать новую тактику, может даже по лестнице подняться. Но Василий Иванович сказал лифт, значит идем в лифт.

     Когда табло показало цифру пятьдесят шесть, заиграла приятная мелодия. Двери кабинки гостеприимно распахнулись, и мы вышли в длинный коридор, выстеленный ковром. Спутница тут же не преминула пошутить по данному поводу:

     - Малой, мы с тобой как звезды.

     - Какие звезды? - не понял я.

     Маленький пальчик указал вниз, а тонкий девичий голосок произнес нараспев:

     - Свет ламп над головой, под ногами красная ковровая дорожка… Не догоняешь?

     - Василий Иванович, чтобы ваш юмор догнать, нужно быть глубоко за сорок.

     - Много ты понимаешь, - девчушка явно обиделась. Нижняя губа дернулась и слегка оттопырилась, словно у маленького ребенка.

     Нет, надо будет поговорить с Дианой Ильязовной. Попросить, чтобы убавила настройки лицевой анимации, а то порою странные ощущения возникают.

     До кабинета директора добрались без приключений. Я несколько раз забрасывал спиннинг, а Василий Иванович пластался по полу, высматривая малейшие колебания воздуха - ничего. Из странного разве что шелест песка, тонкими струйками сбегающего по стенам. Он не исчезал, не уходил в никуда, а скапливался барханами вдоль плинтуса, да растекался ручейками по ковровой дорожке, образуя настоящие лужи, шуршащие под подошвами ботинок.

     Интересно, какую мысль пытаются донести разработчики? Здание настолько ветхое, что буквально рассыпается на глазах? А может пришло время для очередной аномалии, и на крыше поджидает песочный демон?

     Возле массивных створок наш небольшой отряд замер. Девчушка забавно повела носом, словно принюхиваясь. И наконец прошептала:

     - Давай.

     И так у нее это сексуально вышло, что аж мурашки пошли по телу. Нет, ни цифровому, а самому что ни на есть настоящему, покоящемуся в ложементе.

     Толкаю дверь и первым захожу внутрь. Вожу коротким стволом автомата из стороны в сторону, ожидая подвоха и… снова ничего.

     Я прекрасно помнил, что в прошлый раз над большим дубовым столом висела гигантская амеба, стреляющая ложноножками на добрые десять метров, а в дальнем углу лежало растерзанное тело хозяина кабинета, которое внезапно оживало, стоило повернуться к нему спиной. Но то было тогда, а сейчас разве что песок шуршал по стенам.

     - Малой, хлеборезку прикрой или забыл, зачем пришли? Я за картой, а ты на контроле, - распорядилась девчушка и покачивая бедрами, направилась к противоположной стене. Спустя несколько секунд она во всю громыхала дверцами многочисленных шкафов. Выкидывала на пол стопки бумаг, канцелярские принадлежности, вытряхивала из коробочек мелочь.

     Может сказать, что ключ-карта в нижнем ящичке стола? А смысл, с тех пор многое изменилось: появился песок, исчезли монстры и аномалии. Неужели разработчики прислушались к жалобам игроков и снизили сложность? Ага, как же, два года не прислушивались и вдруг решились… Очень странно.

     Я подошел к окну и посмотрел вниз, на простирающийся под ногами мегаполис. С высоты пятьдесят шестого этажа город выглядел живым: высокие стеклянные здания, играющие бликами света на фоне заходящего солнца, зелень садов и парков, запруженные транспортом улицы. Автомобили никуда не спешили и не двигались, замерев в вечной пробке. Маяк… Кажется именно так назывался химкомбинат в Челябинской области, где произошла первая в истории человечества техногенная катастрофа, связанная с радиацией. Своими масштабами уступающая только Чернобылю и Фукусиме.

     Наш историк, Армен Георгиевич, рассказывал о Кыштымской аварии и о том, что спустя неделю случился инцидент с реактором в одном небольшом городке Англии, названия которого я так и не запомнил.

     Двадцатый век был полон неприятных сюрпризов, связанных с мирным атомом, а век двадцать первый запомнился сплошной чередой экономических кризисов. И кажется, рвани все реакторы разом, человечество не обратило бы ни малейшего внимания. Людей интересовали исключительно цены на топливо, курсы валют и стоимость драгметаллов.

     Маяк-17… интересно, что этим названием хотели сказать разработчики? Пытались напомнить об опасности мирного атома или просто красивое название? Скорее всего последнее, потому что случившийся инцидент никоим образом не касался радиации. Был крупный НИИ, проводивший исследования опасного вируса. В какой-то момент все пошло наперекосяк, произошли первые заражения людей и на улицах появились мутанты, отдаленно напоминающие зомби. Вот только причем здесь аномалии, не понятно.

     Струйка песка, кривой змейкой проскочившая по стеклу, отвлекла от размышлений. Я опустил глаза и увидел, что стою по щиколотку в бархане.

     - Очень смешно, - пробормотал я, - они решили нас сверху пустыней засыпать?

     Копошение в углу прекратилось, и голубые девичьи глаза внимательно уставились на меня.

     - Ты его тоже видишь?

     - Кого его?

     - Песок.

     Голос девушки прозвучал тихо, чутка надтреснуто. В какой-то момент показалось, что я узнаю эти нотки - сухие, скрежещущие, словно крупинки мельчайшего кварца под ногами. Именно так разговаривал Василий Иванович, без тонких настроек и синтезатора речи.

     - Да, вижу, - ответил я, не задумываясь.

     И только тут до сознания дошел смысл произнесенных слов: «ты его тоже…».

     Стоп, что значит тоже?

     Недосып до добра не доведет. Это в двадцать лет можно гулять до рассвета, а потом ехать в институт и отсиживать три пары подряд. После тридцати подобный трюк провернуть куда сложнее: тело не слушается, а в голове сплошной туман, рождающий полубредовые мысли. Тот же Мамон после суточного дежурства бегал и ловил сусликов, погрызших заныканный сухпаек. Меня же мучал песок.

     Галлюцинаций как таковых не было, но вот ощущение легкого покалывания донимало, особенно по ночам, когда лежал в кровати. И этот запах… Да, треклятый песок имел запах, отличный в разное время суток: утром тянуло пылью и прогорклой плесенью, а на закате ноздри улавливали ароматы степных трав и пряных специй.

     Док уверял, что никакие это не приправы, а земля, пропитанная мочой мелких животных. Вечером грунт в саванне активно остывал, отдавая в атмосферу вместе с теплом все, что успело накопиться за день. После сказанного романтики заметно убавилось. Ее и до этого было немного, а Док, скотина циничная, последние крохи забрал, потому как наслаждаться на закате ароматом заморских трав – дело одно, и совсем другое – дышать ссаниной сусликов.

      Прав был Док или нет, кто же теперь разберет… Только с тех пор донимали меня гребаные песчинки, привезенные в складках одежды с черного континента: кололи, шуршали, сбегая по стенам тонкими струйками, образуя целые барханы. Приходилось вставать и включать свет, убеждаясь в отсутствии пустыни в собственной квартире, а после ложиться и переживать все по новой. Алкоголь и снотворное не помогали, придавая наваждению новых сил. Невидимый песок набивался в простыни и наволочку, проникал в поры, оседая в легких густой взвесью, мешая нормально дышать. Чертова африканская жара – горела… горела изнутри.

     В поисках прохлады я сползал на пол. Подсовывал под голову скомканные штаны и сворачивался клубком. Если и эта мера не помогала, тогда наливал ведро воды и начинал драить скрипящий от чистоты линолеум. Влажная уборка в два часа ночи - тот еще дурдом, но по-другому нельзя, по-другому от песчинок не избавишься.

     В последнее время песок начал донимать и в капсуле. Не то чтобы колол - шуршал, зараза, постоянно, забивая ноздри знакомыми ароматами. Я физически ощущал наличие песчинок: на мертвых улицах города, в виртуальных домах и зданиях. Краем глаза видел рыжие лужи саванны, расплывающиеся по поверхности асфальта. Тонкие ручейки, сбегающие по потрескавшимся стенам.

     Кажется, Малой что-то такое подозревал, потому как странно таращился в спину. Может сесть и поговорить с ним? О бзиках… о галлюцинациях.

     Нет… все пройдет, обязательно пройдет. Когда окончательно отпустит жаркое лето и выпадет первый снег.

     

     В очередной раз вышел на работу не выспавшимся. Запустил автоматизированную программу уборки и привычным маршрутом направился в кабинет «программирования». Поздоровался с молодой учительницей и проковылял до подсобки. После нашего последнего разговора многое изменилось и, увы, не в лучшую сторону. Вроде бы не хамил, не грубил, но Диана Ильязовна явно обиделась, и теперь всячески старалась это продемонстрировать: пустым взглядом, сухим пожеланием «доброго утра», а то и вовсе – игнорированием.

     Я честно пытался сгладить углы, но то что прокатывало в молодости, переставало работать в старости. Купленное в подарок печенье больше не вызывало теплой улыбки, а помощь в перемещении ящиков с одного стеллажа на другой удостаивалось лишь легкого кивка.

     Обиделись мы… ну и подумаешь. Некогда Василию Ивановичу утешательствами заниматься, впереди ждал седьмой уровень.

     

     Модульную лабораторию зачистили быстро, и до высотки дошли без проблем, а вот внутри здания меня конкретно накрыло. Запах пыли буквально забивал ноздри. Струйки песка тонкими ручейками сбегали вниз, просачиваясь сквозь пластиковые панели. Его было так много, что вдоль плинтусов образовались целые барханы. Я натурально видел! Мог оставить отпечаток и даже коснуться пальцами… То, что в реальности мерещилось, в виртуальности превратилось в самую настоящую галлюцинацию.

     В первые секунды сознание охватила паника: захотелось сдернуть с головы шлем и выскочить из капсулы наружу - но нет, глубокий вдох и выдох. Это всего лишь игра, а песок… да и хрен бы с ним, с песком. Главное - не акцентировать внимание, и наваждение отступит. Данное правило срабатывало тысячу раз, и должно было сработать в тысячно первый, только трудно не смотреть, когда оно шуршит, скользя по стенам и тебе уже по щиколотку.

     До кабинета Директора добрались без проблем. Малой заметно нервничал, ожидая подвоха со стороны разработчиков. Слишком легко и просто все получалось: не было монстров в холле, исчезли аномалии и полупрозрачные щупальца. Пацан и во мне пытался посеять зерно сомнения, только вот Василию Ивановичу не до этого. Василий Иванович слишком много сил отдавал борьбе с глюками.

     Последний этаж, финишная прямая… Открываем массивную дверь и заходим внутрь. Первое, что бросается в глаза - панорамное стекло, демонстрирующее виды мертвого города. По центру возвышается массивный дубовый стол, частично засыпанный песком, а частично заваленный бумагами. В углу валяется труп хозяина кабинета: то ли убил кто, то ли сам пустил пулю в висок. Ключ-ключ… где-то здесь должен быть ключ.

     Два шкафа оказались забиты канцелярской мелочью. Я торопился, вытряхивая содержимое ящичков наружу. Проводил пальцами по завалам, пытаясь вычленить из груды бесполезных вещей ярко-красную карту доступа. До третьего шкафа с трудом добрался, вытащив ноги из-под набежавшего песка.

     - Очень смешно, - пробормотал Малой, созерцавший пейзаж за окном вместо того, чтобы прикрывать спину. - Они решили нас сверху пустыней засыпать?

     Я замер от неожиданности, решив, что ослышался.

     - Ты… ты его тоже видишь?

     - Кого его?

     - Песок.

     - Да, вижу, - искренне удивился Малой, - а что в этом странного?

     Действительно, что… Если галлюцинацию видят двое, значит никакая это ни галлюцинация, а самая что ни на есть реальность.

     Я опустил глаза и вздохнул, наблюдая ладони, полные песка.

     - Где прошлый раз допуск хранился?

     - Что, Василий Иванович, надоело капаться?

     Вот есть люди разумные, склонные к наукам, а есть абсолютно необучаемые, им что в лоб, что по лбу - бесполезно. Синицын как раз из числа последних. Сколько раз просил говорить по существу, но нет – мы будем язвить и острить, пока по горло не засыплет.

     Уловив мой молчаливый посыл, пацан-таки соизволил ответить:

     - В нижнем ящичке стола.

     - А сразу нельзя было сказать, чтобы Василий Иванович не ползал на карачках?

     - Я пытался, но вы велели заткнуться.

     - Малой, не беси…

     - Но вы сами приказали.

     Да, приказал… спину прикрывать, а не в окно пялится, изображая обиженного. Устроить бы пацану взбучку, но какой в том смысл? Только время зря потрачу.

     Выбросив из головы лишнее подошел к столу и продолжил прерванные поиски. Малой оказался прав: ключ-карта лежала в нижнем ящике стола.

     - Василий Иванович, подождите!

     - Чего еще?

     - Карту не берите!

     Поздно, красный пластик перекочевал со дна ящика в карман разгрузки.

     - Ну все, - обреченно заявил пацан, - сейчас начнется.

     И вскинул автомат, направив ствол в сторону распахнутой двери. Я же на всякий пожарный затаился за дубовым столом, достав пистолет из поясной кобуры.

     Световые панели дрогнули раз-другой, и… продолжили гореть мягким ровным светом.

     - Василий Иванович - труп! Следите за трупом!

     Тело бывшего директора продолжало лежать в углу, не подавая признаков жизни. В здании царила мертвая тишина. Только шелест песка напоминал о себе, тонкими ручейками сбегая по стенам.

     - Малой, может ты чего напутал?

     - Нет, не мог я... Мы этот уровень раз сто перепроходили. Когда карточку берешь, срабатывает триггер: в здании выключается свет и труп директора оживает. И… и монстры отовсюду лезут, сразу через двери начинают ломиться. Здесь еще можно отбиться, а дальше начинается сплошное месиво. С потолка панели выламывают, прямо на голову прыгают и…

     - Уходим, - оборвал я не в меру разговорившегося пацана. Первым выскочил в пустующий коридор - под ботинками захрустели крупинки кварца. Барханов заметно прибавилось, так что местами приходилось не бежать, а брести, с трудом поднимая увязающие в песке ноги.

     - Василий Иванович, лифт! Лифт не работает! – неслось мне в спину.

     Да какой не работает, когда работает - панель вызова горела мягким зеленым светом. Я нажал на кнопку, и створка кабинки неохотно отползла в сторону, вывалив наружу светло-рыжую массу песка.

     - Лезь давай.

     - Василий Иванович, может по лестнице?

     - Кому сказано, лезь!

     Синицын поводил стволом автомата вверх-вниз, но в лифт зашел. Аккуратно переставляя ноги, как обыкновенно делает кот на незнакомой территории. Я же осторожнчать не стал и ввалился следом, нажав на первый этаж.

     Кабинка покачнулась и издав тихое «пыф-ф» на прощанье, закрыла двери. На электронном табло замелькали цифры, отмечая стремительное движение вниз. Из зеркальной стены напротив уставилось изображение нахальной девчонки. Странное дело, но я уже вроде как сроднился с ней и даже начал привыкать к новому образу. Воспринимал ее ни как свое альтер-эго, а как младшую сестренку, веселую и ловкую, способную раскрутить капитана Кравцова на дополнительную пачку патрон. Палец ей в рот не клади, откусит по самый локоть. Уж больно шустра малявка.

     В кабинке тренькнул, и на панели загорелась цифра один – все, приехали. Створки с трудом разъехались, выпуская наружу скопившийся песок. Пацан, а следом и я, выбрались в холл, наполненный бесконечным шуршанием, словно тысячи змей ползали по стенам.

     - Василий Иванович, погоди, проверить надо.

     Малой потянулся было за спиннингом, но я остановил его:

     - Вперед!

     - А вдруг аномалии?

     - Нет здесь ничего.

     - А вы откуда…

     - Оттуда. Двигай вперед, а я прикрывать буду.

     - Почему это вы прикрываете?

     - Потому что не хочу, чтобы снова в затылок рикошетом попало. Еще вопросы будут - нет? Ну и отлично, тогда ветром дуй, пока к херам не засыпало.

     Мы выбрались из песочного небоскреба и нисколько не заботясь о скрытном перемещении, ломанулись к воротам. Бежали напрямки, по пустынной улочке, по заставленной машинами магистрали, и мостику, перекинутому через монорельс. И хоть бы одна завалящаяся амеба…

     Не встретив сопротивления, наша парочка вскоре оказалась у цели. Малой завертел коротким стволом, выискивая потенциального противника. Я же, не тратя времени на пустые сомнения, засунул карту в приемное отделение. Внутри механизма хрустнуло, пискнуло, после чего дисплей загорелся зеленым цветом извещая, что доступ разрешен.

     Мир вокруг посерел, а перед глазами возникло системное сообщение:

      «Уважаемые игроки, вы прошли седьмой уровень с рекордным показателем 01:19:32. Администрация «Маяка-17» благодарит за проявленный интерес к игре. Вы продемонстрировали профессиональные навыки и высокий уровень мастерства, выполнив неимоверно трудные задачи. В награду за успехи ваша команда награждается премиальной суммой в размере 5 000 рублей».

     Свет моргнул перед глазами и окончательно погас – все, наигрались на сегодня. Пальцы потянулись к голове, стягивая шлем с мокрых от пота волос. Схватившись за прорезиненный край, я с трудом поднял собственное тело. Справа хлопнула крышка – это пацан выскочил наружу.

     - Василий Иванович, охренеть, - чуть не заорал он вовсю глотку, – пять тысяч!

     - Тихо, - зашипел я на него.

     - Василий Иванович, но это же пять тысяч. Офигеть, сколько можно всего купить…, - пацан замотал головой, словно не веря в случившееся. – Мы же мировой рекорд побили! Пацанам скажу, не поверят.

     - Ты языком трепать пока погоди.

     - Но…

     Но я уже не слушал, захромав в сторону выхода. Нехорошие подозрения одолевали на сей счет, и только одна особа могла их развеять.

     Девушка сидела на рабочем месте, привычно шелестя клавишами ноутбука. Заслышав шум, она подняла голову и тут же спешно прикрыла крышку.

     - Беспокоитесь, Диана Ильязовна? – выдал я самую радушную улыбку из имеющихся. - Вечно волнуетесь в моем присутствии, экран торопитесь закрыть. Может покажете, что там у вас?

     Едва заметная морщинка пролегла меж тонких бровей. Красивые глаза девушки сузились, выражая крайнюю степень недовольство.

     - Содержимое моего компьютер вас не касается.

     - А мне кажется, что касается, - все со столь же очаровательной улыбкой изрек я. – Позвольте одним глазком заглянуть в системный трей. Уж очень интересно, какие программы висят в нем прямо сейчас.

     - Повторяю, это не ваше дело, - голос девушки едва заметно дрогнул.

     За спиной послышались шаги - Синицын вышел из комнаты и теперь с интересом наблюдал за разворачивающимися событиями.

     - Малой, - обратился я к нему, - напомни, с помощью каких программ записывают потоковое видео?

     - Это глядя какое, - полез в дебри пацан, - если вас интересуют телевизионные трансляции, то лучше всего использовать восьмой «мэйкер». Он оперативки жрет меньше и функционал в обращении простой. А если…

     - Речь идет об игре, - перебил я не в меру разговорившегося пацана.

     - Тогда «Скаут», а лучше «Шань-гин», она меньше систему загружает.

     - «Скаут» или «Шань-гин», - задумчиво протянул я. - Уважаемая Диана Ильязовна, что-то мне подсказывает, одну из этих программ вы и используете, записывая видео с капсул.

     Ни один мускул не дрогнул - скульптуру бы лепить с такого лица. Только глаза Валькирии потемнели грозовым небом.

     - Диана, расслабьтесь, я же вас ни в чем не обвиняю. Ну подбил профессор Гладышев на очередную авантюру, с кем не бывает. Илья Анатольевич он такой, он без мыла в жо… манипулятор, одним словом. Его тень с самого начала маячила за всей этой историей. Профессор подговорил вас, убедив в необходимости терапевтический мер в отношении Василия Ивановича. Я прав?

     Тонкие пальцы девушки, лежащие на гладкой поверхности ноутбука, нервно сжались.

     - Можете не утруждаться с ответом, и без того знаю, что прав. И запись игрового процесса ведете и материалы ему передаете… Вы что ж думаете, Василий Иванович наивный чукотский юноша, не понимает, откуда ветер дует? Столичная профессура который месяц мозги выносит, мечтая добраться до глубин моей черепной коробки. Уж извините за подробности, но у Ильи Анатольевича натуральным образом стоит на меня… на таких как я. Работу он научную пишет по посттравматическому синдрому.

     - Вы уже упоминали об этом, - сухо заметила учительница.

     - Когда?

     - В прошлом месяце.

     - Да? Ну простите, иногда повторяюсь… Всё же интересно понять, вас-то он чем зацепил? Рассказывал плаксивые истории про бывших военных или травил любимую байку про взгляд в две тысячи ярдов? (примечание автора – выражение, обозначающее боевую психологическую травму.Впервыетермин появился в журнале Life после публикации репродукции с картины художника Томаса Ли).

     - Я видела его… этот взгляд, - тихо произнесла девушка, - на фотографиях, на видео и... у вас.

     Ах ты ж, зараза такая, Илья Анатольевич… манипулятор очкастый. Знаешь, как девчонок на свою сторону привлечь. Бабы они что, они по натуре своей существа жалостливые: скулящего кутенка покажи, всю ночь плакать будут. Или фотографию солдата, только что вышедшего из пекла боя. Понятно, что взгляд у бойца будет «охреневающий», как и у любого другого человека опасной профессии. Вон, пожарные охреневают не меньше нашего, только их психическим здоровьем почему-то никто не озаботился. Может причиной всему злосчастные бабки? МЧС контора бедная, с нее много не возьмешь, а вот с министерства обороны - пожалуйста… Главное, болячки не забывай придумывать, и лечение, чтобы непременно дорогостоящее.

     - Если вы все знаете, тогда чего хотите от меня? – задала девушка главный вопрос. – Удалить последнюю запись игровой сессии?

     - Зачем? Продолжайте записывать, передавать материалы профессору. Пока Гладышев соблюдает положенную дистанцию, меня все устраивает.

     - Тогда не понимаю…

     - Видите ли в чем дело, дорогая Диана Ильязовна, - я с трудом разместился напротив: гребаное колено не хотело сгибаться. – Вы смотрели последнюю игровую сессию?

     - Н-нет, - как-то неуверенно, с запинкой произнесла девушка, словно опасалась дальнейших разоблачений.

     - Не против, если мы вместе поглядим?

     - Да… то есть нет, не против, - она взялась за серебристую крышку ноутбука и тут же остановилась, с подозрением уставившись на меня. - А откуда такой интерес?

     - Объясню позже, - пообещал я. Нагнулся над столом, ожидая увидеть экран, но девушка и не подумала разворачивать ноутбук в мою сторону. Вместо этого сказала:

     - Я выведу картинку на телевизионную панель.

     Хорошо… панель, так панель. Я развернулся и поудобнее устроился на стуле. Рядом скрипнула мебель – это Малой уселся по соседству. При этом вид имел сосредоточенный и рот держал на замке, что главное.

     Поверхность школьной доски дрогнула, переключаясь в режим экрана. Появилась таблица, стремительно пробежали столбцы цифр и пошла видеозапись. Знакомая улица, залитая ярким солнечным светом. Булыжная мостовая и ажурный заборчик, ограждающий зеленые побеги. Появился тонкий девичий силуэт – цифровое тело, которым я управлял. В коротких обтягивающих шортиках на лямках и узкой полоской ткани на груди, по недоразумению называемой одеждой. Дальше должна была последовать сцена соблазнения… точнее раскрутки капитана Кравцова на упаковку патронов.

     - Промотайте, будьте добры.

     - А я бы посмотрел, - подал голос Синицын.

     - Малой, ты еще здесь? Тебе разве уроков не задавали?

     - Все, молчу-молчу, - пацан поднял ладони, признавая ошибку. И правильно сделал, потому как выслушивать подколы у Василия Ивановича не было ни желания, ни терпения.

     Замелькали картинки - двухчасовые события проносились по экрану со стремительной скоростью. Вот наша парочка вышла на улицу, а это уже в гостинице, готовимся к прохождению седьмого уровня. Дрожит панорама мертвого города с улицами, застывшими в вечных пробках. Створки высоких ворот и горящая красным цветом панель с надписью «в доступе отказано». Прогулка вдоль забора и короткая схватка с нечистью в модульной лаборатории. И вновь улицы, вновь дома, залитые багрянцем закатного неба. Зеркальная поверхность зданий отражала лучи заходящего солнца, ловила и искажала до неузнаваемости контуры объектов, в которых с трудом угадывались деревья и проплывающие в вышине облака. А вот и острый шпиль небоскреба возник на горизонте.

     - Стоп, - успел скомандовать я, прежде чем парочка вошла внутрь. Парочка… звучит как-то странно. Огромный здоровяк Синицын и невысокая, вертлявая девчушка под моим управлением: они скорее напоминали отца с дочерью, чем двух влюбленных.

     Вот крепыш потянулся к висящему за спиной рюкзаку. Отцепил спиннинг, привычным движением проверив леску с грузом. На заднем плане мелькнула девчушка с карабином наперевес.

     - А можно картинку настроить, - подал голос Малой.

     Я и сам хотел попросить об этом. В последние минуты изображение дергалось, мешая наблюдать за происходящими событиями. На экране с завидной регулярностью появлялись полосы, расползающиеся и рвущиеся на части. Они танцевали, множились, заслоняя собою обзор и уже не разберешь, где Малой со спиннингом, а где я, вынужденный прикрывать его спину. Поплыла контрастность, нарушилась цветопередача, превратив происходящее на экране в сплошной театр теней.

     Диана остановила запись, и зашелестела клавишами ноутбука, копаясь в настройках. Спустя минуту появилось изображение и увы, с прежним результатом: сплошные помехи.

     - Странно, потерь кадров не обнаружено. С картой захвата никаких проблем, может все дело…, - девушка умолкла, прикусив нижнюю губу.

     - Не трудись понапрасну, - остановил я её, – вряд ли получится исправить картинку.

     - Почему вы так в этом уверены? Вы… вы ожидали подобного результата?

     Я лишь пожал плечами. Чего ждал и сам толком не пойму, вот только происходящее ни капельки не удивило.

     - Диана, помните мы говорили с вами о проблемах, возникших во время прохождения третьего уровня?

     - Это когда произошел сбой, и в жилом здании появился бункер?

     - Оно самое, - кивнул я, – у вас запись осталась?

     Девушка отрицательно покачала головой:

     - Я не храню архивы: слишком большие размеры видеофайлов, да и ни к чему…, - она вдруг замолчала и с удивлением уставилась на меня. - Профессор Гладышев был доволен проделанной работой, кроме одного единственного случая. И это тот самый случай, о котором вы упомянули. Искажения картинки, полосы… я несколько раз проверяла соединение и настройки сети – все было в полном порядке.

     - Как и сейчас, - добавил я.

     - Василий Иванович, такое случается сплошь и рядом – это вам любой сисадмин скажет. Излишняя нагрузка на систему, проблемы с сервером, звезды на небе не сошлись. Слишком много факторов, которые невозможно учесть. И чем сложнее структура, тем больше обстоятельств, способных повлиять на работу системы.

     - Диана, складывается ощущение, что вы оправдываетесь, - перебил я девушку и зря. В темной глубине миндалевидных глаз засверкали всполохи далеких молний. Стареешь, Василий Иванович, сдаешь помаленьку. Забыл, что в обиженную девушку лишний раз лучше палкой не тыкать, а Диана Батьковна была именно что обижена. Надо срочно исправляться: дружелюбное выражение лица, мягкий тон голоса. Поехали…

     - Диана, я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваши профессиональные навыки, тем более что за работу школьной сети отвечают системные администраторы.

     Кажется, успел вовремя, потому как раскатов грома не последовало. Девушка внимательно слушала, и я продолжил:

     - Оба этих случая объединяет один важный признак. Точнее не признак, а сбой в игре: в первом случае внутри жилого дома возник бункер, которого и на локации-то быть не должно, а во втором – песок.

     - Песок? – удивилась девушка.

     - Да, представьте себе, песок сыпался отовсюду: из потолочных панелей, из стен, даже из розеток. Больше всего это напоминало аварию водопроводной сети. Знаете, когда несколькими этажами выше прорвало трубу, и вода сплошным потоком хлынула вниз. Песка было так много, что увязали ноги.

     - И монстры исчезли, - осторожно добавил пацан.

     - И монстры, - согласился я. – На подходах к зданию твари еще попадались, а внутри словно вымерли все.

     - А их там должно быть немерено, - снова затараторил пацан. – Весь уровень строится на прохождении небоскреба, когда вырубается электричество и ты должен спуститься вниз в полной темноте. Мы когда с Копытиным в прошлый раз…, - поймав мой строгий взгляд, пацан сбился и закончил, - короче, мы с Василь Иванычем мировой рекорд побили и пять тысяч заработали.

     - Поздравляю, - с плохо скрываемой усмешкой в голосе произнесла учительница.

     - Диана, вы же понимаете, что дело вовсе не в рекордах, а в неких странностях, происходящих в игре. Или спишите все на очередные неполадки в системе?

     - Да, на них и спишу. А на что вы намекаете?

     Хороший вопрос… Хотел бы я и сам понять это.

     - Василий Иванович, как вы правильно заметили, я не системный администратор, но могу предположить, что причина возникших проблем кроется в перегруженных серверах. Миллионный онлайн и как следствие, ожидание на входе, периодические вылеты в часы пик. Трудно ожидать другого от самой популярной игры в мире. Это я еще молчу баги, которые продолжают встречаться несмотря на ежемесячно выходящие патчи. Слишком сложна программная составляющая продукта.

     - Здесь другое.

     - Другое? – брови девушки поползли вверх, изображая притворное удивление.

     - Локации бункер не существует в игре, я лично перелопатил любительские форумы. Никто даже не слышал о ней.

     - А вам не приходило в голову, что это локация из будущего обновления или обрывок программного кода, не вошедший в конечную версию. Вы удивитесь, если узнаете сколько обрубленных «хвостов», можно обнаружить в играх: персонажей, которых никогда не встретите, квесты, которые никогда не получите и локации, которые никогда не посетите. Разработчикам не хватает времени, а порою просто лень вычищать конечный продукт от скопившегося мусора, поэтому и «всплывают» огрехи в виде таких вот бункеров.

     Я понимал, о чем говорит девушка, и даже думал об этом, но…

     - Этот бункер из моего прошлого. Точнее он похож на один объект, который я когда-то давно посещал. Вплоть до дверцы распределительного щитка, примотанной куском проволоки.

     - Я удивлю вас, Василий Иванович, но в старых домах такое встречается сплошь и рядом. Жильцы не имея доступа, но испытывая необходимость, сами гнут дверцы и ломают замки, а потом фиксируют на веревочку или на ту же проволоку, чтобы держалось. Поэтому нет ничего удивительного в том, что столь характерный штрих был добавлен в локацию.

     А ведь и правда… Я вспомнил дом родителей, где на каждом этаже наблюдалась подобная картина, ну или почти на каждом.

     - Допустим бункер еще можно понять, а песок-то здесь причем? – не унималась девушка. – Или тоже видели в прошлом? Так поспешу вас разочаровать, с этим объектом сталкивался каждый из нас, и не единожды.

     И откуда столько ехидства в голосе всегда сдержанной и подчеркнуто вежливой Дианы Ильязовны? Смотрю над слегка поджатые губы, на прямой чуть с горбинкой нос и на пляшущие в глазах огоньки. Вот только не пойму, что означают эти отблески: насмешку, злость, а может быть раздражение? Да, Василий Иванович, совсем одичал без женской ласки. Раньше худо-бедно с бабами справлялся, а теперь даже понимать перестал – сплошные заросли темного леса.

     Может рассказать ей про ночные кошмары, про простыню, усыпанную невидимым песком? А толку-то… в лучшем случае на смех поднимет, а в худшем передаст все Илье Анатольевичу. И вот тогда профессор Гладышев возьмется за меня всерьез: вцепится как клещ, почуявший запах крови.

     - Что же вы молчите, Василий Иванович?

     Помявшись с пару секунд, я выдал расплывчатое:

     - Слишком многое в моей жизни связано с песком.

     - Хорошо, - согласилась учительница. – Предположим, что два этих случая имеют к вам прямое отношение. Тогда объясните, каким образом происходят изменения в игре? Ваше подсознание влияет на программный код?

     Хрен знает, как оно влияет. Пока лежал в капсуле, выстроившаяся в голове цепочка казалась вполне логичной, а стоило открыть рот…

     - Диана Ильязовна, но ведь существует эффект наблюдателя, - неожиданно пришел мне на выручку пацан. – При определенных условиях человек способен влиять на окружающий мир.

     - Синицын, что я слышу, неужели в двенадцатых классах начали читать курс квантовой физики?

     - Да.

     - Двойка тебе, Синицын. Во-первых, меньше увлекайся псевдонаучной литературой, а во-вторых, эффект наблюдателя про другое. Он касается изменения в поведении квантовых частиц при определенных условиях, но никак не корректировки материальной или цифровой природы самого мира. Нельзя с помощью одной лишь силой мысли вызвать огонь или переписать программный код.

     - Но вероятность такая существует? – не унимался пацан.

     - Да, - неожиданно легко согласилась учительница, - вероятность существует всегда. Только я не собираюсь всерьез рассматривать данную теорию, по крайней мере до тех пор, пока не будут представлены удобоваримые доказательства. Они есть у тебя?

     Пацан как-то сразу сник.

     - Василий Иванович, тогда может у вас найдутся теоретические выкладки?

     Разумеется, никаких выкладок у меня не имелось, а та чуйка, что копошилась внутри. Ее к доказательной базе не приложишь и логикой не объяснишь. Стоит лишь заикнуться про интуицию, и Диана Батьковна моментально размажет тапком, словно полудохлого таракана, обожравшегося химикатов, и выползшего из-под плинтуса на белый свет.

     Оставалось лишь тяжело вздохнуть, и опершись рукой о крышку стола, подняться.

     - Пошли, Малой.

     - Куда? – удивился пацан.

     - Я чай пить, а ты уроки делать.

     - Так у нас еще час игры.

     - Пошли, говорю… Наигрались мы за сегодня.

     

     Пока брели коридорами, пацан трещал без умолку, рассказывая про опыты Юнга и волновую интерференцию света. Про то, что фотоны могут быть одновременно волной, и частицами света, и что все зависит от фактора наблюдателя. Признаться, мне вся это беллетристика была побоку, потому как снова заедал треклятый сустав, мешая нормально спускаться по лестнице.

     А еще перед глазами стояло красивое лицо молодой учительницы, и тонкая бровь, приподнятая в насмешке. Н-да, отчитали Василия Ивановича, словно великовозрастного детину, наивно верящего в Деда Мороза. Мне бы обидеться на сочащуюся ехидством девушку, но не получалось. Не было внутри ни злости, ни раздражения, одна лишь невыносимая грусть. Словно сломалось что-то в вечной природе мира, а вместе с ней сломалась всегда спокойная и рассудительная Диана Ильязовна.

     - Василий Иванович, помните, вы мне историю рассказывали, про ощущение взгляда на войне?

     - Какой войне? - очнулся я. Оказывается, Малой все это время что-то рассказывал, активно размахивая руками.

     - Забыли, – пацан разочарованно вздохнул.

     Ничего я не забыл. Точнее забыл, что рассказывал, а вот саму историю помнил прекрасно.

     

      Мы с мужиками тогда на окраине деревни вечерили: в хижине, сделанной из говна и соломы. Говном в ней и пахло, а еще мочевиной и протухшим мясом.

      У Бармалея с Индусом ожесточенный спор зашел. Эти двое часто ругались по всяким мелочам, вот и в тот раз повод нашелся.

      - А я почуял! - утверждал раздраженный Индус, усевшийся у стены в позе йога. - За секунду да выстрела зудеть в спине принялось, да так сильно, словно кто специально пальцем дырку накручивал. Ну я не будь дураком, пригнулся – и вжих, пуля прямо над макушкой прошла. В считанных сантиметрах о стену ударилась. О, как оно бывает.

      - Ерунда, - лениво позевывая, возразил Бармалей. Он всегда начинал дремать, стоило телу занять горизонтальное положение. – Вся эта ваша мистика ерунда. Если бы каждый человек мог выстрел почуять, тогда бы снайпера без работы остались.

      - Так я же не про каждого говорю, - пуще прежнего завелся Индус, - тут строго индивидуально. Чурбан деревянный вроде тебя даже клеща на заднице не почует, а есть в природе люди тонкие, способные энергетические волны кожей улавливать.

      - Это ты что ли тонкий? – не поверил Бармалей.

      - А хоть бы и так.

      - Ну, тогда давай, рассказывай сказки, а я посплю чутка, - он даже повернулся лицом к стене и непременно бы задремал, но тут Индус провел запрещенный прием.

      - Людоед ты, и прозвище у тебя людоедское – Бармалей. Не осталось в тебе ничего человеческого, как первого негра сожрал, так и закончилось.

      Никому в отряде не нравилась привычка Бармалея жрать человеческую печень. И все эти россказни о микроэлементах, способствующих выживаемости организма в экстремальных условиях, мягко говоря, не впечатляли. Особенно когда собственными глазами наблюдаешь, как потрошат тело убитого бушмена. Хорошо хоть не сырое мясо жрал, а предварительно готовил.

      Услышав подобное заявление, Бармолей завозился, и начал вставать. Заворчал, словно медведь, пробудившийся от зимней спячки, а Индус уже ждал. Ловкий и гибкий, словно черная пантера, сцепил смуглые пальцы и наклонился вперед, ощерившись в хищном оскале.

      - Достали! – не выдержал Док.

      Окрик главного на мужиков не подействовал: Индус по-прежнему скалился, а Бармалей привстал на одно колено, намереваясь осуществить захват, и повалить противника наземь.

      И тогда раздался щелчок затвора. Драчуны мигом остыли: трудно сохранять боевой запал, когда в твою сторону направлен ствол пистолета.

      - Док, ты чё, обалдел? - первым возмутился Бармалей. – Своих убивать будешь?

      - Всем успокоиться и сесть на место! В случае неисполнения приказа буду стрелять на месте.

      - Это по какому-такому праву?

      - По праву командира боевой группы. Еще вопросы имеются?

      Бармалей заворчал нечто невразумительное по поводу «совсем с ума посходили с жарой этой» и «сейчас не боевая операция».

      Конфликт утих, а вот напряжение, витавшее в воздухе, никуда не делось. И тогда я решил разрядить обстановку. Кому, как не душе компании, следить за атмосферой? Странный титул, данный в свое время самим Корсаковым.

      - А пускай Сэмпай рассудит, - предложил я. - Это он у нас охотничает с малолетства, и всяко лучше вашего про чуйку знает. Что скажешь, Ваня?

      Названный Ваней парень застыл на ящике возле самого входа. Он редко двигался, предпочитая застывать каменной статуей, еще реже говорил. Перемещался тихо, едва слышно и кажется, даже потом не вонял в этом забытом богами месте, по одному лишь недоразумению, прозванному саванной.

      Ваня-якут был не просто хорошим снайпером, он был лучшим - так говорили все, кто его знал. Так говорил Корсаков, успевший повидать многих стрелков за свою долгую жизнь.

      - Так что скажешь? – повторил я вопрос. – Может человек чужой взгляд почувствовать или нет?

      Ваня услышал, только отвечать не спешил. Не потому, что плохо знал русский, просто основательным был во всем, что делал. И не важно, ел ли рисовую лепешку или организовывал очередную лежку – каждая мелочь, каждое движение имело свой смысл. Как и произнесенное вслух слово.

      - Отец мой говорил, не смотри долго в одну точку. Нельзя, чтобы взгляд был острым, как кончик иглы. Он должен обернуться в сеть, опутывающую жертву… тонкую и невесомую.

      Мы ждали продолжения, но Ваня умолк, вновь превратившись в каменную статую.

      - Сеть, - хмыкнул Бармалей, но спорить с Сэмпаем не стал. И не потому, что опасался вызвать очередное недовольство командира, просто это было бессмысленно. Якут искренне не понимал, для чего нужно махать руками и доказывать свою правоту с пеной у рта, когда можно закрыть глаза и слушать звуки саванны. Или плести фигурки из коры и оставлять под кронами высохших деревьев.

      Куколки, обряженные в цветастые лоскутки, с торчащими ручками-прутьями. Сколько их довелось увидеть на рыжей от глины земле, опаленной безжалостным солнцем. Сэмпай не просто бросал их на грунт, а бережно прислонял к стволу, где нужно вырывая ямки и подкладывая высохшую траву. Заботился о них, словно о собственных детях.

      Странное дело, но количество фигурок всегда равнялось числу устраненных из снайперской винтовки целей.

     

     - Василий Иванович! - отвлек от воспоминаний резкий голос Малого. - Вы же сами говорили, что чужой взгляд можно почувствовать, особенно когда на войне и кругом опасность.

     - И?

     - Если отбросить мистическую мишуру, и отталкиваться от научных предположений… Представьте, человеческий глаз напрямую связан с мощным биологическим компьютером, насчитывающим девяносто миллиардов нейронов. Внутри мозга происходят сложные электрохимические процессы, в результате которых образуется разность потенциалов, приводящая к движению электронов. А если движутся электроны, значит есть ток и как следствие, образуется электромагнитное поле, одновременно являющееся и информационным. Понимаете, о чем я хочу сказать?

     - Нет, - честно признался я.

     - Ну это же элементарно. Информация, как и все в этом мире состоит из частиц, и она способна передаваться различными способами. Допустим сейчас я с вами говорю, в следствии чего происходят колебания звуковых волн - это аудиальная передача информации. А еще можно передавать информацию с помощью вкуса, обоняния или визуала. Я скидываю вам фотку через мобильную радиосвязь, или передаю документ по оптоволокну, шлю видео или текст – не важно, потому как в основе всего этого лежит единственный принцип, основанный на колебаниях. Вы только успели подумать, и тут же выпустили в окружающий мир некое количество заряженных частиц.

     - Подожди, - попытался я остановить парня, но того уже понесло.

     - Мозг – это компьютер, зрительные нервы – кабель, а глаза – экран монитора или дуло пистолета: да все что угодно, в зависимости от обстоятельств. Часть частиц выстреливается в пространство и при определенных условиях, ее можно считать.

     - Как посланный по компьютеру файл? – не поверил я. – То есть кто-то подумал, посмотрел на меня и упс, в голове возникла картинка?

     - Нет, Василий Иванович, не все так просто. Вы можете сколько угодно орать на телевизор, только он вряд ли послушается ваших команд, если в систему не встроено голосовое управление. Качество сигнала зависит не только от передающего устройства, но и от принимающего. Волны, как и частицы обладают множеством характеристик, большинство из которых науке не известно - это тысячи, миллионы настроек. Именно поэтому мы не умеем общаться мыслями, транслировать друг другу образы и картинки. Может никогда и не научимся, а может изобретем специальное устройство, вставим его в мозг и будем подключаться к друг другу напрямую, через li-fi или другие протоколы.

     - К чему ведешь, Малой?

     - А к тому, Василий Иванович, что при определенных условиях человек, будучи биологическим компьютером, излучающим информационные волны в окружающее пространство, способен на это самое пространство влиять.

     - Это ты про колдовство сейчас задвигать будешь?

     - Да причем здесь колдовство?! Речь идет не «файерболлах», выпускаемых из рук, а о неконтролируемых процессах взаимодействия с виртуальной реальностью. Зрительный нерв, это как канал с двусторонним движением, по которому человек не просто получает информацию в виде изображения, но и передает.

     - И… что такое я передаю?

     - Без понятия, Василий Иванович. Это лишь теоретическая выкладка, основанная на догадках. В систему игры «Маяк-17» встроено устройство, воспринимающее сигналы, идущие непосредственно от вашего мозга.

     - Хочешь сказать, это как с телевизором? Кто-то впаял микросхему, распознающую голосовые команды?

     - Вот именно! Игра не только принимает ваши сигналы, но и корректирует программный код. Будет прикольно, если вас, Василий Иванович, заблокируют, как хакера распространяющего вредоносный вирус, - пацан ощерился в довольной улыбке.

     - Подожди, это что же получается: я могу нафантазировать все что угодно и в игре это появится?

     - Не-а, здесь как со взглядом снайпера, объект способен наладить контакт, лишь пребывая в определенном психофизиологическом состоянии. По-другому сигнал не проходит… Виртуальная среда игры «Маяк» каким-то образом распознает вас, и реагирует на крайние проявления, связанные со стрессом или сильным выплеском эмоций.

     - Бред, - подытожил я выводы Малого. – Нужно запретить изучение квантовой физики в школе… Дурная наука до добра не доведет.

     - Может и бред, - не стал спорить пацан. – Только скажите, вы имели отношение к разработке игры?

     - Малой, ерунды не городи: где Василий Иванович, а где Центр Синавского. Я и в Ёбурге-то ни разу не был.

     Малого полученный ответ ни капельки не расстроил. Кажется, он даже не расслышал его, принявшись усердно тереть подбородок, словно сопливый подросток, играющий роль седоусого ученого.

     - Ходят слухи, что игру сделали на основе военных разработок - проект Вальхалла, оцифровка сознания, - пробормотал он, а потом вдруг вспомнив, что не один, внимательно посмотрел на меня. – Василий Иванович, вы двадцать лет назад участвовали в научных экспериментах?

     Тысяча первый раз… И чего им всем сдался тот несчастный проект, который и проектом-то не был. Обыкновенный тренажер, обучающий новобранцев ЧВК перед заброской: кого в Среднюю Азию, кого на Средний Восток, а кого в адское пекло под названием Африка. У него и названия-то не было, точнее было мудрено-научное, состоящее из множества цифр и букв. Про Вальхаллу – это мы уже сами придумали: небесный чертог в Асгарде, куда после смерти попадают павшие в бою воины. Придумали не ради красного словца, а со смыслом, потому как устали подыхать внутри виртуальной реальности.

      «Трудно в ученье, легко в бою», - все твердил нам лейтенант Ферапонтов. Юноша бледного вида с пушком над верхней губой, закончивший кафедру в столичном университете, и потому в руках тяжелее книги ничего не державший.

     Злые ученые, секретный научный проект… Посмотрел я на юного конспиролога, нетерпеливо ожидающего ответа, и произнес:

     - Иди-ка ты уроки делать, Малой.

     - А Вальхалла?

     - А Вальхалла подождет…

     

     На следующий день вызвали к директору. Пришлось отложить в сторону полуразобранного робота, и скрипя шарнирами, подниматься на верхний этаж.

     Вокруг все шумело и гудело - школьники носились по коридорам, пребывая в горячечной лихорадке. Именно сегодня должны были объявить результаты тестов, посвященных Дню Влюбленных. Кто-то обретет долгожданное счастье, а кто-то разбитое сердце и крушение всех надежд. Последних, как водится, будет больше, а следовательно, прибавится работы у мозгоправов. Я терпеть не мог всю эту братию, но надо отдать им должное «колумбайнов» в школах лет двадцать как не повторялось. Последний случай приключился с девятиклассником из Подмосковья, стащившим катану из школьного музея и попытавшимся зарубить учителя. Убийство не удалось, поскольку холодное оружие не было рассчитано на боевое применение: говоря простым языком, оно оказалось тупым. Подоспевший охранник скрутил малолетнего дебила, а психолог предоставил медицинское заключение, исходя из которого следовало, что несостоявшемуся убийце еще год назад был поставлен синдром тревожного расстройства. Знали об этом родители, знали учителя и директор школы – знали, но ничего не сделали. А вот психолог бы непременно сделал, если бы имелись на то полномочия, подкрепленные соответствующей законодательной базой.

     Государство сделало выводы и предоставило мозгоправам не только кабинеты, но и власть. Уж не знаю, благодаря ли им или звездам на небе, но массовые убийства в школах прекратились. Теперь разве что разрисовывали стены в туалетах, да пробирались по ночам в бассейн, чтобы закатить очередную вечеринку с выпивкой и забегами голышом по коридорам.

     В приемной директора меня задержала секретарша: велела сесть и подождать пару минут. Я сразу почуял неладное, а когда из кабинета вышел трудовик, все встало на свои места.

     - Василий Иванович, на вас снова поступила жалоба, - Ольга Владимировна поднялась из-за стола и, совершив пару шагов, оперлась ладонью о столешницу. - Почему вы молчите?

     - Жду обвинений в свой адрес.

     Директриса вздохнула:

     - Василий Иванович, здесь не суд, поэтому никто вас обвинять не собирается. Я лишь хочу разобраться… Факт угроз, поступавших в адрес Аркадия Борисовича с вашей стороны, был зафиксирован неоднократно. Или будете отрицать?

     Я лишь пожал плечами. Глупо пытаться объяснить, что я никому не угрожал, а лишь пытался донести разумную мысль. Увы, попытки наладить диалог с дуболомным трудовиком успехом не увенчались.

     - Скажите, чем вам пресс не угодил? Ну стоит он себе в кабинете, работает потихонечку.

     - Пускай работает, - покладисто согласился я.

     - Так он уже не работает. Сегодня с утра сгорел основной блок управления, ремонт которого обойдется в неподъёмные полторы тысячи рублей.

     - Неужели не выделите? – удивился я.

     - Лишних денег в школьном бюджете нет, поэтому современное оборудование будет простаивать в качестве мебели вместо того, чтобы помогать развивать навыки юных специалистов.

     Я попытался изобразить печаль на лице.

     - Аркадий Борисович утверждает, что это ваших рук дело.

     - Да как возможно?! Да что же такое он говорит… чтобы я и портить школьное имущество - да не в жизнь!

     Брови директрисы поползли вниз, а точеные ноготки агрессивно зацокали по лакированной поверхности стола.

     - Василий Иванович, перестаньте паясничать. Нам обоим прекрасно известно, что вы к этому причастны.

     - Каким образом, позвольте узнать?

     - Не знаю… Я не специалист, а вот Аркадий Борисович утверждает, что электрооборудование вышло из строя из-за направленного высокочастотного сигнала, обычно используемого средствами РЭБ.

     - То есть доказательств нет, поэтому вы поверили на слово? Человеку, с которым у меня давний конфликт?

     Пришла пора вздыхать директрисе. Ольга Владимировна оперлась всем телом об угол стола, а собранные на лбу морщинки разгладились. Передо мною стояла уставшая, измученная работой женщина.

     - Василий Иванович, я читала ваши служебки по поводу проблем с сигналом в районе западного крыла.

     - Все три?

     - Да, все три.

     - Вообще-то их было ровно семь, - легко и незамысловато поймал я директрису на лжи. Сомневаюсь, что она их в глаза видела, не то что читала. Секретарша Людочка отсеивала внутреннюю документацию, оставляя самое полезное и важное. Уверен, мои служебки в число последних не входили.

     - Василий Иванович, - директриса сделала вид, что не расслышала. - Я знала о перебоях с сигналом, из-за чего ваши роботы не могли нормально функционировать.

     Функционировать!? Да у меня три штуки сгорело только на прошлой неделе. Разумеется, денег на ремонт не выделили - бюджет, что б его… поэтому пришлось латать собственными силами. А оно мне надо, лишний раз ковыряться в железках?

     - Мы работали над разрешение данного вопроса.

     Плохо работали, Ольга Владимировна. Больше двух месяцев прошло со времени написания первой служебки и что, хоть пальцем пошевелили? Да нихрена! Кормили обещаниями на завтрак, от которых никакой пользы - одно лишь несварение желудка. Поэтому не ждите от Василия Ивановича покаяния или сочувствия. Нет его, окончательно выветрилось позапрошлой ночью, когда до трех часов ночи торчал на работе, пытаясь оживить павшего в неравном бою дрона.

     - Я к этому не причастен, - заявил твердым и уверенным голосом. – У вас все, Ольга Владимировна?

     Директриса снова вздохнула и произнесла:

     - Идите уже.

     Я доковылял до самого порога, когда усталый женский голос произнес:

     - Василий Иванович, ну не цепляйтесь вы лишний раз к Аркадию Борисовичу, прошу… Взрослые же люди, всегда можно договориться.

     Надо же… созрели для столь простой и очевидной мысли. В жизни, как и в большой политике, разумные доводы следует подкреплять готовностью к действиям, иначе на выходе получается пшик. Я войны не искал и изначально был готов к переговорам, только вот ни директриса, ни трудовик меня не услышали. Пришлось связаться с Мамоном и заказать весомый аргумент в виде металлического цилиндра, размером с мизинец. Этот малыш был способен выжечь любую незащищенную электронику в радиусе километра. Мне даже в школе его устанавливать не пришлось. Для этих целей вполне сгодилось дерево, растущее прямо напротив окна, за которым виднелась туша массивного пресса. Остальное - дело техники и глазомера, потому как стоило ошибиться с направлением луча, и класс труда мог остаться без станков, а «бдительная» охрана без пары камер слежения.

     - Василий Иванович, надеюсь мы услышали друг друга.

     - Услышали, Ольга Владимировна.

     Наконец-то вы меня услышали, когда уже поздно.

     

     День не задался с самого утра. Сначала вызов к директору, а потом мою каморку посетил глава службы безопасности школы: крепкий мужичок предпенсионного возраста, прозванный местной школотой «тараканищем». Что и говорить, усы у отставного полицейского были шикарные.

     - Иваныч, ничего личного, - говорил он, вытаскивая один бланк за другим, – мы по протоколу обязаны провести процедуру разбирательства, а ты у нас один из главных подозреваемых. Неоднократно грозился спалить пресс, да еще и делал это прилюдно.

     - Настучали, - догадался я.

     - Не настучали, а довели до сведенья. Иваныч, ты это… не возмущайся, сам в прошлом человек служивый, понимать должен.

     Да я особо и не возмущался. Заполнил требуемые бумажки, подтверждая собственное алиби, расписался, где положено и на время остался один. На слишком короткое, даже чай толком заварить не успел. Дверь каморки раскрылась и внутрь помещения влетел встревоженный Синицын.

     - Василий Иванович, у нас ЧП! – принялся он шуметь порога. - Диана Ильязовна говорит, что всё - никаких больше игр.

     - Малой, успокойся и чайку попей.

     - Какой чаёк, Василий Иванович, вы хоть слышите, что я говорю? Обломился халявный доступ к виртуальным капсулам.

     - Не обломился, а временно заморожен, - поправил я пацана. – Поверь, через неделю снова в игре окажемся.

     Малой недоверчиво уставился на меня, но спорить не стал. Перешагнул через потроха сдохшего на днях дрона, и уселся напротив. Старенький стул протяжно скрипнул, принимая очередного седока.

     - Василий Иванович, а это вы пресс того… сожгли.

     - Сбрендил?! Я что, похож на человека, способного совершить противоправные действия?

     - Если честно, то да.

     - О как… спасибо. Надеюсь, службе безопасности ты другое сказал.

     - Обижаете, Василий Иванович, своих не закладываем.

     - Малой, ты брось глупости говорить. Что значит закладывать или лично видел, как я пресс выводил из строя? Нет, но тогда нечего языком попусту молоть. Лучше чайку хлебни горячего… заварил только.

     Синицын вместо кружки потянулся к портфелю, лежащему на коленях. Щелкнул замком, извлекая наружу запотевшую баночку шипучки.

     - Пьешь всякую дрянь, - не выдержав, прокомментировал я действия пацан.

     - Лимонад вкусный в отличии от вашего чая, - возразил тот.

     - В чем проблема - возьми ложку и посахари. Или в прикуску с вареньем, тоже дело.

     - Василий Иванович, вы рассуждаете, как человек из прошлого столетия. Ну какой посахари, так только бабушки говорят. Вы еще предложите хлеб сладким посыпать.

     Я бы предложил, только Синицын вряд ли поймет. Когда в пятидесятых рухнул рынок, и обесценилась мировая валюта, все покатилось по наклонной. Деньги на счетах превратились в цифры, не имеющие под собой никакой материальной основы. Банки были не способны выдать вклады всем желающим, уж слишком велико было их количество. Не оказалось у финансовых учреждений и золота. Говорили аналитики, не покупайте виртуальных драгметаллов, на то они и виртуальные, чтобы не существовать в реальности.

     «Храните слитки дома», - твердили умные головы. Только кто ж думал, что все так обернется. Сначала было покупать не на что, а потом и нечего, потому как магазины полок опустели: поставщики и производители банкротились один за другим. Вот тогда я и пристрастился к варенью, размазанному тонким слоем по свежей ржаной корочке. И не было для пацана ничего вкуснее, особенно когда выходишь во двор, а со всех сторон несется: «сорок восемь - половинку просим».

     В Африке и вовсе хлеба не видали, жрали твердокаменные кукурузные лепешки, от которых случался запор.

     Нет, прав Малой: другие времена – другие нравы. Сейчас шоколадкой никого не удивишь. В золотой век живет молодежь, сама того не понимая.

     - Василий Иванович, у меня к вам вопрос.

     - Если снова про квантовую физику…

     Пацан отрицательно замотал головой, хотя по глазам читалось: имеются вопросы и про физику, и про кванты.

     - Василий Иванович, я про другое. Вот скажите, откуда вы про место драки узнали?

     - Ну ты и вспомнил, уже синяки зажить успели.

     - Василий Иванович, так откуда? – не унимался пацан. – Я вам не говорил.

     - Тоже мне секрет Полишинеля. Пацанва вечно за гаражами дерется.

     - А как вы про саму драку узнали?

     - Догадался… Малой, ты меня в чем-то подозреваешь?

     - Нет, просто интересно, кто вам информацию слил и уговорил вмешаться. Вам же по фигу на всех, а тут аж на такси приехали.

     А Малой не такой уж и балбес, как могло показаться на первый взгляд, вот только догадался спустя неделю. Был один человечек, который влетел в подсобку и едва ли не силой вытащил меня из капсулы: очень уж переживал за здоровье Синицына. Тут еще и Диана Ильязовна на шум пожаловала, короче убедили меня. Пришлось в срочном порядке заказывать такси и ехать в сторону заброшенного гаражного кооператива, разнимать драчунов.

     - Так кто слил, Василий Иванович? Кузьмин, Ковальски, или может Зарубина?

     Я молча смотрел на пацана.

     - Может хотя бы намекнете … парень это или девушка?

     В подсобке стояла тишина, лишь тяжелые капли тарабанили по подоконнику. С самого утра шел дождь, собрав тяжелые свинцовые тучи до горизонта.

     - Василий Иванович, хоть из моего класса? Намекните… я только спасибо сказать хочу.

     Было слышно, как в коридоре затопали ноги, а потом раздался заливистый детский смех - вновь «младшеклашки» носились на перемене.

     - С вами разговаривать… проще со стеной договориться, - обиделся Малой. Спрятал в портфель так и не распечатанную банку шипучки. Вскочил со стула и быстрой походкой направился к выходу.

     Вот и верно, вот и правильно. И с чего вдруг решил, что Василий Иванович откровенничать будет? Тоже мне, нашел друга…

     

     Ноябрь медленно подходил к концу. Небесная канцелярия вдруг опомнилась, что на календаре поздняя осень, и выдала неделю с затяжными дождями и заморозками по утрам.

     Подошло к концу и разбирательство по поводу выведенного из строя пресса. Злого умысла обнаружить не удалось, поэтому подозрения с Василия Ивановича были сняты, а директриса лично обещала на следующей недели предоставить доступ к игровым капсулам.

     И все было хорошо, и все было нормально, пока не приключилась новая напасть.

     - Василий Иванович, ну я же вас просила, - произнесла недовольная Ольга Владимировна. Зажатая в кулаке ручка на манер ножа свидетельствовала о крайней степени раздражения начальства.

     В углу директорского кабинета шевелил усами глава службы безопасности. Значит жди беды, раз задействовали тяжелую артиллерию в виде «тараканища».

     - Ольга Владимировна, в чем конкретно меня обвиняют.

     - И вы еще спрашиваете? – возмутилась директриса.

     Вот вроде бы умная женщина – руководительница, а порою ведет себя, как простая баба. Вместо того чтобы толком объяснить, выплескивает на окружающих ненужные эмоции. Хорошо, что в кабинете помимо нас двоих присутствовал основательный господин Семенов.

     - Вчера вечером во дворе собственного дома был избит Аркадий Борисович, - спокойный тон главы службы безопасности контрастировал с эмоциональными пассажами Ольги Владимировны. – Согласно свидетельским показаниям нападавших было двое: подкараулили в темном переулке и избили до потери сознания. На данный момент времени личности нападавших не установлены.

     - И причем здесь я?

     В ответ господин Семенов лишь слегка пожал плечами, дескать все вопросы к начальству.

     - Причем здесь Василий Иванович? – повторил я снова, на этот раз обращаясь конкретно к директору.

     - Вы угрожали Аркадию Борисовичу физической расправой.

     - И?

     - И на данный момент вы единственный подозреваемый в деле.

     - Очень интересно, - пробурчал я. Хотя откровенно сказать, интересного было мало. Скорее тошно и противно от всего происходящего. Это же за кого они меня принимают, чтобы вот так вот тайком подкараулить и избить человека. Если бы захотел дать в рожу, то дал бы не скрываясь, и уж тем более не стал бы прибегать к услугам помощника.

     - Интересно?! Вам интересно, Василий Иванович? Вы хоть понимаете, чем это грозит? – взвилась вдруг директриса. – Конец календарного года на носу, а в школе сплошные скандалы. Неучтенные стройматериалы, поломка новехонького пресса, который один стоит как три компьютерных класса, и в довершении всего избитый учитель. Вы знаете, что ко мне сегодня приходил следователь?

     Вопрос был чисто риторический. Ответа не требовалось, но я на всякий случай пожал плечами. Уж очень грозным был взгляд у начальства.

     - Хорошо, что господину Семенову удалось договориться с правоохранительными органами о внутреннем расследовании. Не хватало еще, чтобы областная комиссия прознала.

     Конец года, комиссия - так вот из-за чего распереживались, Ольга Владимировна… Стоило зайти речи о распределении бюджетных средств, как нашу директрису начинало трясти. Контролирующие органы каждую мелочь, каждую запятую проверяли под лупой, выискивая несоответствия федеральным требованиям. И стоит закрасться ошибке - пиши пропало: порежут финансирование за милую душу. А нам это никак нельзя, у нас бюджет и сплошные обязательства перед учениками, а тем паче их родителями.

     Осознав это, я успокоился. Весь этот цирк с конями был не более чем эмоциональным всплеском уставшего, находящегося на пределе директора. Господин Семенов мужик опытный, он во всем разберется, а все что требовалось от меня - ровно стоять и слушать, пока директор не выговорится.

     Директор выдохлась быстро: сказывалось общее нервное напряжение. Выпив стакан воды, она устала произнесла:

     - Василий Иванович, скажите честно, вы имеете к произошедшему хоть какое-нибудь отношение?

     И столько мольбы было в ее взгляде, что даже будучи виноватым, не смог бы ответить иначе.

     - К случившемуся не причастен.

     Директор перевела слегка растерянный, но полный надежды взгляд на господина Семенова. Безопасник пригладил пушистые усы, и уверенно заявил:

     - Разберемся, Ольга Владимировна.

     

     Мы вышли из кабинета и, миновав приемную, оказались в своеобразном предбаннике. Здесь, на расставленных вдоль стены стульях дожидались своей очереди посетители: ученики и их родители, подрядчики и поставщики, соискатели вакансий и просто мутные личности. По прикидкам собралось человек двадцать, и каждого нужно выслушать, с каждым обсудить… Но ничего, Ольга Владимировна сейчас примет таблетку, запьет стаканом теплой воды и с головой окунется в привычные будни.

     Мы на пару с господином Семеновым миновали площадку перед актовым залом и вышли в атриум. В школе шли уроки, поэтому в коридорах царила благотворная тишина. Никто не носился сломя голову, не верещал и не визжал с полными счастья глазами – детвора упорно грызла гранит науки.

     - Погода ни к черту, - пожаловался господин Семенов. - У меня от сырости кости ломит.

     - А мне нравится, когда прохладно, не люблю жару.

     На что безопасник хмыкнул. Уж он-то наверняка читал мое личное дело и был в курсе некоторых жизненных обстоятельств.

     - Я к вам как-нибудь заглянул на кружечку чая, Василий Иванович, но не сегодня… Дела, знаете ли.

     - Что, даже допрашивать не станете?

     - Зачем время тратить? – искренне удивился службист. – Я знаю, что вы не виновны.

     - И откуда такая уверенность?

     - Не ваши методы.

     - О как?

     - Василий Иванович, вы человек старой закалки: вряд ли будете таится по темным углам, подкарауливать, чтобы напасть со спины.

     - Старой закалки? Да вы прямо сталевар, - не выдержав, съязвил я. – И что, так просто доверитесь интуиции.

     - Почему просто, - господин Семенов остановился, и внимательно посмотрел на меня. – Мои ребята успели изучить видеозаписи с камер наблюдения, в том числе расположенных возле вашего дома. После одиннадцати сходили в магазин через дорогу, и вернулись в подъезд. До утра на улице не появлялись – алиби железное.

     - А Ольге Владимировне об этом сообщили?

     - Василий Иванович, мы же с вами понимаем… Конец года, трудный разговор в министерстве, а тут еще пресс сломался, на который из бюджета выделили кучу средств. Тяжело адекватно воспринимать реальность, когда вторую неделю сидишь на успокоительных.

     А еще нужно высказаться. Наорешь на подчиненных и сразу как-то легче становится, словно вопрос решенный, а ситуация под контролем. Это я тоже понимал, потому на Ольгу Владимировну не злился. Баба мировая, а то что нервная, так должность обязывает. С такой работой периодически слетать с катушек – не исключение, а скорее правило.

     Мы поняли друг друга без лишних слов. Пожав на прощанье руки, разошлись каждый по своим делам: господин Семенов искать настоящих преступников, а я аккумулятор, который вечером был, а с утра куда-то запропастился, зараза…

     

     Аккумулятор я нашел спустя полчаса поисков и одной выпитой кружки черного чая. Заодно пришел к выводу, что для батарей необходимо соорудить специальный шкаф. Не дело это, раскладывать запчасти на полу, да по углам стола. Пропадают они оттуда, проверено опытным путем. Конечно, можно разобрать стеллажи от скопившегося на них мусора, но это же сколько разгребать? Месяца не хватит, чтобы привести все в порядок. Как представил возню в груде железа, так спину и прихватило, а тут еще культяпки заныли.

     Разобравшись с текущими делами, закрыл коморку, и захромал по коридору - время позднее, пора домой.

     Миновав пустой холл, пожелал парням из охраны спокойного дежурства. Вышел наружу и остановился на крыльце, с наслаждением втянув прохладный воздух. До чего же хорошо! От удовольствия аж мурашки забегали по коже.

     Недавно прошедший дождик оставил на асфальте прозрачные пленки луж. Вновь нападало листвы – вся площадка была усыпана желто-красным ковром. Только не понятно, откуда она берется: деревья близ школы голые стоят. Не иначе, ветром намело с соседнего участка - неухоженного, заросшего травой и дикими яблонями. Давно обсуждался вопрос о передаче бесхозной земли в введенье школы, только вот администрация города тянула с решением, а деревья все росли и множились. Еще лет десять проволочки и под боком учебного учреждения вырастут настоящие джунгли.

     Остановившись на крыльце, я на всякий случай вытянул руку. Убедился в отсутствии дождя, и только тогда спустился по ступенькам. Машин на парковке практически не осталось: по центру стояло старенькое «Пежо» директрисы, пара невзрачных колымаг охранников и… стоп, а это что такое? На глаза попался новехонький «Даут» кирпичной расцветки.

     Случаем не машина одного старого знакомца, по фамилии Прокопенко? Наглой рожи за темным стеклом не разглядеть, а вот госномер совпадал. В памяти возник отрывок из недавнего прошлого, когда дорогу перегородил автомобиль, а на встречу выбрался модник в порванных скинни. Предъявил за проводы Дианы Ильязовны и пообещал в следующий раз ноги выдернуть.

     Интересно, в каком статусе он здесь пребывал: заботливого кавалера, решившего подбросить девушку до дома или ревнивца на посту, выслеживающего конкурентов?

     Колесики соображалки, защелкали, заскрипели, и вдруг меня осенило! Аркадий Борисович, ну конечно же… Избитый трудовик упорно ухаживал за одной молодой и крайне симпатичной учительницей. Открыто оказывал знаки внимания: дарил цветы и угощения, приглашал на свидания. Я лично сам не видел, но слухами, как известно, земля полнится. Вот и выходит, что «доухаживался» наш Аркадий Борисович, нарвался на ревнивца, охраняющего объект воздыхания не хуже злобного цербера на цепи.

     С одним воздыхателем разобрался, теперь другому морду приехал бить? Не похоже, потому как сидит в салоне и наружу не высовывается. Значит не меня ждет, а Диану Батьковну. На улице промозглый осенний вечер, вот и решил сделать добро - подбросить девушку до дома.

     Казалось бы, Василию Ивановичу до этого какое дело? Подними воротник повыше и шагай своей дорогой. Я бы так и сделал, но внутри будто кольнуло чем-то нехорошим. Чуйка, мать её…

     Ведомый одной лишь интуицией, свернул налево и зашел за беседку, окруженную деревьями. Отсюда открывался замечательный вид на центральный вход школы, и заодно на пустующую парковку. Несмотря на позднее время света было предостаточно: горели окна первого этажа, играя бликами на мокром асфальте. Монументальный фонарь старой конструкции, расположенный прямо над крыльцом, освещал не только ступеньки, но и лица тех, кто выходил наружу.

     Вот показался школьник – пальто нараспашку. Судя по тяжелой сумки на плече, парень из спортивной секции: бокс или баскетбол. Расправил плечи, и смело шагнул в сгущающиеся сумерки, даже не думая утепляться. Наверняка и шарф в сумке лежал, и шапка имелась, но пока маман не видит, можно и повыпендриваться.

     Следом выскочили две девчушки, и хохоча побежали по лужам, поднимая брызги. За их спинами темной тенью торчали тубусы, навевая нехорошие воспоминания из прошлого.

     Спустя две минуты на крыльце возник Армен Георгиевич, учитель истории и большой любитель поговорить. Он как-то раз заглянул ко мне в каморку, и долго сидел, с жаром рассказывая легенды Древнего Рима.

     «Ave, Caesar! Ave! Ave!», - кричал он в упоении, вскочив со стула. – «Ave, Caesar, morituritesalutant» (перевод с лат. «Славься Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя»).

     Я тогда даже испугался: решил было, что все – двинулся наш историк по фазе, на фоне усложнившихся мировых процессов. Кто же знал, что он натура увлекающаяся, эмоционально переживающая каждый рассказ. На уроках истории – это несомненный плюс, а вот в обыкновенной жизни больше смахивало на патологию.

     Армен Георгиевич замер на верхней ступеньке и подслеповато сощурившись, всмотрелся вдаль. С секунду казалось, что сейчас он заметит меня и поднимет руку в приветственном жесте, но нет - слишком густой была тень, поглотившая каркас летней беседки. Тут и зрячий не разглядит, куда близорукому учителю истории.

     Засунув руки в карманы, Армен Георгиевич зашагал широко и размашисто: то ли воображал себя римским легионером в походе, то ли просто торопился домой.

     После наступила долгая пауза, во время которой ничего не происходило: Отелло сидел в теплой машине, и ничем себя не проявлял, я же порядком подмерз, наблюдая за клубами пара, вырывающимися изо рта. Промозглый осенний ветер пробрался в складки одежды, и принялся покалывать пальцы отсутствующих ног.

     «Что я здесь делаю?» - от холода в голове стали возникать трезвые мысли. В девять вечера мерзну за беседкой, как последний дебил, доверившийся чувству тревоги. Мало ли что где кольнуло – это не повод поддаваться эмоциям. Распереживался, словно кисейная барышня, увидевшая тень на солнце.

     Я уже готов был плюнуть и пойти домой, как вдруг на крыльце показалась женская фигурка. Решил было, что это припозднившаяся старшеклассница, настолько изящным выглядел её силуэт. Только вот одежда была далека от принятой уставом школьной формы. Высокие черные сапожки, облегающие стройные ноги. Пальто кремового цвета с широким пояском, подчеркивающим тонкую линию талии. Темно-синий платок, прикрывающий грудь от стылого ветра. Завершала образ шляпка, кокетливо сдвинутая набок, едва заметно, чтобы не смотреться нелепо на общем фоне.

     Диана Батьковна… Я понимал ревнивца, сидящего в машине и караулящего каждый шаг любимой. Понимал и трудовика, на протяжении нескольких лет пускающего пар из ноздрей и бьющего копытом при появлении молодой девушки. Только куда ему, сиволапому борову, до этакой красоты. И я сейчас не только про внешность. Жизненные интересы трудовика ограничивались весьма скудным мужским набором, включающим в себя пиво, баньку и футбол. В то время как Диана Ильязовна была натурой разносторонней: помимо языков программирования увлекалась скульптурой, живописью и даже сама рисовала.

     Я видел несколько картин, выполненных с помощью специализированных компьютерных программ: женщины в полупрозрачных одеждах, напоминающих то ли богинь, то ли ангелов. Мужчины в блестящих доспехах, попирающих ступнями поверженных монстров. Подтянутые, атлетичные, с горящим взором и белыми кучеряшками волос… далеко до идеала лысеющему Аркадию Борисовичу, обладателю пивного брюха в неполные тридцать лет.

     Диана скрывала свои увлечения: от коллег, от администрации школы, а по мне так зря - такими работами гордиться надо, а не стыдится.

     Девушка несколько секунд постояла на крыльце, а потом быстрым шагом принялась спускаться вниз. Черные сапожки замелькали по залитому светом асфальту.

     Кирпичного цвета «Даут» моргнул фарами, но Диана не заметила поданного сигнала. Голова в шляпке склонилась, всматриваясь в непроглядную темень впереди. И только когда водитель нажал на клаксон, девушка вздрогнула и обернулась. Казалось бы, при виде знакомой машины на лице должно было появится облегчение, но все случилось с точностью наоборот - маска страха… растерянности. Молодая учительница замерла, словно раздумывая, бежать ей назад, под защиту школы или вперед, в сгустившуюся темноту.

     В итоге она выбрала второе. Не дойдя полсотни метров до булыжной мостовой, свернула налево, на асфальтовую тропинку, петляющую вдоль школы. Вполне комфортную для человека и слишком узкую для автомобиля. Ни одна машина не сможет пробраться сквозь заросший яблонями сад. Что ж, выбор вполне очевидный, только девушка не учла тот факт, что любой сад можно объехать и подкараулить на выходе.

     Поэтому водитель не стал торопиться, лишь моргнув фарами вслед беглянки, словно говоря тем самым: «никуда ты от меня не денешься».

     До ушей долетел перестук каблучков, звуки сбившегося дыхания. Так уж совпало, что тропинка в сад начиналась ровно от той самой беседки, за которой я и стоял. Делаю шаг вперед, преграждая дорогу девушке.

     Беглянка вздрагивает всем телом, до ушей долетает тихое «ой». Глаза наполнены страхом, а рука шарит по поясу в поисках сумочки. Как бы газовым баллончиком от испуга не брызнула.

     - Диана Ильязовна, разрешите я вас провожу.

     - Здаров, Никитос! - от Копытина за версту несло парфюмом.

     Я столкнулся с ним ранним утром на школьном крыльце. Налетел, едва не сбив с ног, а Серега даже не дернулся - так и стоял, щурясь в хмурое осеннее небо.

     - Ты чего такой довольный? - не выдержав, поинтересовался я у приятеля. - Неужели с девчонкой замутил?

     - Не-а, - протянул Серега и чуть погодя, добавил, - но скоро.

     Точно - День Всех, что б их за ногу, Влюбленных! Именно сегодня станут известны результаты тестов, в следствии чего количество парочек в школе резко возрастет. Будут обжиматься и целоваться на каждом углу, а неудачникам, вроде меня, только и останется, что наблюдать за творящейся вакханалией со стороны.

     Смотрю на довольную физиономию Копытина, на горящие счастьем глаза, и в голове вспышкой молнии рождается озарение. Неужели… Нет, не может того быть.

     - Серега, ты чего, совсем спятил? Ты Аллочку написал?

     - Мы с ней на прошлой неделе по торговому центру гуляли, - глаза Копытина заволокло сладкой дымкой воспоминаний.

     - Ой дурак.

     - А вчера она ко мне в столовке подсела.

     - Ой дурак!

     - Чего это дурак? – возмутился Копытин. – Если завидуешь, то завидуй молча. Мы с ней сегодня в ресторан пойдем.

     - Ты даже столик заказал?

     - В Октябрьском!

     - До объявления результатов?

     - А чего такого?

     - Ой дурак!!!

     - Да пошел ты, Синица… Если хочешь знать, она мне тоже знаки внимания оказывала, намеки там всякие делала, перед голосованием.

     - Какие намеки? – невольно заинтересовался я.

     - Улыбалась.

     - И?

     - И…и… Да пошел ты! Это чувствовать нужно, а не это твое «ой дурак» - заладил, словно попугай. Я, если хочешь знать, даже спрашивал, есть у нее кто или нет.

     - Погоди-погоди, сейчас догадаюсь, что она сказала в ответ, - я нахмурил лоб и сделал вид что сильно задумался. Приложил палец к виску и потер кожу для большей убедительности. – Она ответила, что у нее никого нет!

     - Не просто ответила, а хитро так подмигнула… Ну че ты ржешь?

     Я закрыл ладонью рот, но приступы безудержного смеха прорывались даже сквозь плотно стиснутые пальцы. И чего, спрашивается, развеселился? Копытин, конечно, тугой в плане отношении, только вот рога ему никто не наставлял. В отличии от некоторых…

     Мысли об Ольке моментально подавили подступающую истерию, а физиономия Копытина, секунду назад казавшаяся забавной, вдруг перестала таковой быть. На горизонте замаячила серая и беспросветная тоска.

     - Серега, ты не прав.

     - Обоснуй.

     Легко сказать… обоснуй. Я почесал затылок, пытаясь привести мысли в порядок. Только ничего не было в черепной коробке, лишь беспросветная осенняя пелена.

     - Знаешь, какому количеству парней в день Аллочка улыбается?

     - Улыбаться можно по-разному, - моментально парировал Копытин.

     - И сумки носят, и любовные стишки в карманы пальто подбрасывают, и даже в кино приглашают.

     - Кто?

     Последний факт зацепил Серегу: брови парня нахмурились, а в глазах появился недовольный блеск.

     - Многие приглашали, и я в том числе, до того, как с Олькой встречаться начал. Понимаешь, некоторым девчонкам жизненно необходимо мужское внимание. Они питаются им, словно бабочки нектаром. Порхают по жизни, всем улыбаются и глазки строят.

     - Глазки по-разному можно строить, - вновь он заладил свое.

     - Прав твой брат, - вырвалось у меня.

     Зря… ох и зря Копытина-младшего помянул, потому как старший моментально выдал:

     - Сам ты педераст! - и развернувшись, зашагал в сторону входа.

     - Серый, да подожди ты… Я другое сказать хотел.

     Что деревянный он, что наивный, но разве теперь объяснишь? Копытин стремительной походкой уходил вглубь коридора. Подошвы начищенных до блеска ботинок скрипели по поверхности плитки.

     - Серый, ну чё ты как маленький!? Обиделся!?

     В ответ лишь звук удаляющихся шагов.

     - Да и вали нахрен!

     Подумаешь, какие все нервные стали, День Влюбленных у них… Мне может тоже праздника охота, только вот отчего-то паскудно на душе.

     

     Отсидев три положенных урока, я спустился на первый этаж, к ровному строю торговых автоматов. Засунул мелочь в приемник и щелкнув клавишей, не без удовольствия услышал звуки упавшей баночки. Иди ко мне, родимая! Присев на корточки, взял в руки - холодненькая…

     Приложил запотевший алюминий ко лбу, и почувствовал, как прохладные капли заскользили по коже. Эх, заморозить бы мысли в этот треклятый день. Превратить в гранитный монолит и не думать о любви, об Ольке, про которую забыл, но стоило только войти в класс и словно черти раздирали.

     - Плохо тебе, Синицын, - раздался за спиной знакомый голос.

     Я отнял от лица банку и нехотя повернул голову. Рядом, во всем своем великолепии сияла Аллочка: подведенные глаза, тонкие линии выщипанных бровей, цвет помады на грани дозволенного. Не девушка - картинка. И не одна она сегодня такая красивая: каждый ученик приложил массу усилий, чтобы выглядеть чуточку лучше. Даже вечно тихая и незаметная Тоня вплела в волосы синюю ленточку.

     На общем фоне выбивался разве что взбалмошный Кузька. Он честно пытался привести себя в порядок, но к концу третьего урока окончательно растрепался, и теперь выглядел нахальным домовенком, выбравшимся из-под печи. Эх, Кузька, Кузька… неужели тоже влюбился. Запускаешь пятерню в лохмы и бросаешь тоскливые взгляды в сторону ледяной королевы. Не по статусу тебе избранница, у нее имеется свой король.

     Сегодня в школе хуже Кузьки выглядел только один человек. И этот человек стоял напротив торговых аппаратов, прикладывая ко лбу дежурную банку шипучки.

     - Бухал вчера, Синицын, - продолжала сочувствовать Аллочка.

     - Отстань.

     - Из-за Корольковой переживаешь? Забудь её – вон, сколько девчонок вокруг, куда красивее, чем эта твоя Олька.

     - Алла, уйди, по-хорошему прошу.

     Но Аллочка не слышала. Закатив глаза, она продолжала тараторить:

     - Не понимаю, и чем вас рыжая ведьма околдовала: что ты, что дружок твой закадычный – Костик. Прыгаете, скачете возле нее, словно заговоренные, а эта конопатая нос задрала – тоже мне, выискалась первая красавица школы, хотя у самой ни рожи, ни кожи, и сиськи с кулачок. Ноги раздвигает, вот и пользуется популярностью, а…

     А дальше я не выдержал - с щелчком открыл крышку, вытянув вперед руку. Содержимое банки с шипением вырвалось наружу, орошая брызгами пространство вокруг. Надо отдать должное Аллочке, она с необычайной для себя ловкостью отпрыгнула в сторону, а красивое личико, до того сияющее счастьем, мигом исказилось гримасой злости.

     - Синицын, ты что, охренел!!! – прошипела она не хуже лимонада. А потом, набрав в грудь воздуха, начала кричать или правильнее будет сказать - визжать. Имелся один изъян у сексуального тембра Аллочки: стоило повысить громкость, и в некогда бархатных нотках проявлялось дребезжание ржавой пилы - мерзкое до одурения.

     Сделав пару глотков сладкой горечи, я не выдержал и поморщился. Холодный лимонад ударил по вискам, а визжащий голос Аллочки по нервной системе. Столько эмоций, столько экспрессии в обыкновенно томной девушке. Количество бранных слов, покидающих милый ротик, превысило все допустимые пределы. Это еще ей повезло, что учителей нет рядом, иначе точно бы прописали штрафные в виде пары часов общественных работ.

     Преподов не было, зато начала подтягиваться прочая публика из числа любопытствующих. Буквально в пяти метрах с раскрытыми ртами замерла малышня. Она мало что понимала, но яркая экспрессия вкупе с отборным матом притягивала первоклашек, словно насекомых пламя свечи.

     - Если хотя бы одна капля попала на форму, тебе конец, Синицын! Слышишь меня?! Тебе конец!!! – продолжала кричать Аллочка, а толпа все росла и ширилась. Надо срочно заканчивать этот балаган, пока преподы на шум не заявились. Оставаться после уроков совершенно не улыбалось, поэтому в очередной раз поймав полный ярости взгляд, я подмигнул и примирительным тоном произнес:

     - Я твое имя в опроснике написал.

     И тишина… Только выпученные глаза гуппи по ту сторону аквариума. Аллочка сейчас больше всего напоминала декоративную рыбку: яркой раскраской и ртом, хлопающем в немом крике.

     - Выходит, зря написал? Теперь без шансов?

     Девушка продолжала молчать, в то время как на ее лице промелькнул целый спектр эмоций: от злости и раздражения, до какой-то странной радости, граничащей с заботливой жалостью. Не знаю, существовало ли подобное определение в литературном языке, но уж очень оно ей подходило.

     - Обломался День Влюбленных, - вздохнул я и понурив плечи, поплелся сквозь толпу.

     До начала четвертого урока оставались считанные минуты.

     

     На большой перемене появились результаты опросов. В кабинеты психологов потянулись первые пары победителей в любовной лотерее, а те, кто не вызывались… Что ж, не каждому дано обрести личное счастье.

     - Вы еще слишком молоды! Стоит ли сокрушаться по поводу ручейка, скрывшегося в лесной чаще, когда впереди целый океан жизни, - Галина Николаевна произносила пространную речь, в духе учителя литературы: с кучей метафор и отсылок к классическим произведениям, порою слишком мудреных для простых школьников. То у нее любовь легкая, подобно сладкому зефиру, то налитая тяжестью свинца, словно грозовая туча в непогоду. Вы уж определитесь, Галина Николаевна, счастье это или проклятье.

     - Чувства слишком воздушны и эфемерны, чтобы о них так просто можно было говорить.

     «Так и не говорите», - хотелось сказать в ответ, или утешать взялись согласно установленным законодательством психологическим стандартам ГОСТа, чтобы особо чувствительные вены не вскрыли? Да когда уже закончится этот гребанный день…

     Наш класс снова отличился, и снова не в лучшую сторону. По итогам опроса в двенадцатом «В» образовалась одна единственная пара, да и про ту было известно заранее. Олька с Костиком в посторонней помощи не нуждались, они без всяких праздников целовались и обнимались. Вон - сидят голубки, светятся от счастья, в отличии от остальных.

     Печальные лица, потухшие взгляды – не могу сказать, чтобы меня расстраивала гнетущая в классе атмосфера. Да, вот такая вот я скотина, злорадствующая втихую. Особенно доставляла раздосадованная физиономия его величества Сабурова. Сын известного дипломата аж кожей посерел от переживаний, настолько тяжело парню дался облом.

     С тем что Славика опрокинули, спорить было глупо, а главное - бессмысленно. Достаточно было проследить за злыми взглядами, бросаемые в сторону теперь уже бывшей королевы – Маринки Володиной. Все, в том числе и я, были уверены, что между ними что-то есть. Слишком часто парочку видели вместе, не только в школе, но и за пределами оной: гуляющими в парке, сидящими в дорогих ресторанах или проводящими время на закрытых вечеринках. Это должна была быть самая красивая пара выпускного бала. Он – само воплощение девичьих грез: высокий, стройный отпрыск известного дипломата, она – сошедшая с картинки принцесса: великолепная, преисполненная чистоты и аристократического достоинства, дочь… Не знаю, кто были ее родители: чиновники, бизнесмены или просто очень богатые люди. Да и не имело это ровным счетом никакого значения. В кои-то веки захотелось расцеловать ледяную принцессу, оставившую с носом чванливого и самовлюбленного козла.

     Просто праздник какой-то… праздник торжества и злорадства. Накося выкуси, его величество господин Сабуров, а мы полюбуемся твоей прокисшей физиономией.

     Событие не тривиальное, из ряда вон выходящее, поэтому после звонка на перемену мы не стали разбегаться, а остались сидеть за партами, обсуждая случившееся.

     - Может она больше по бабам, - высказал предположение Дюша. И тут же удостоился насмешливого фырканья от Агнешки. - А что, у девчонок такое часто бывает, особенно по молодости… Это у парней западло друг с другом, а бабы себя ищут, экспериментируют по-всякому.

     - Соломатин, с каких это пор ты заделался знатоком женских струн?

     - Я книги читал разные и фильмы смотрел.

     - Поверь, Андрюш, порнография и сексуальные фантазии никакого отношения к реальности не имеют.

     Дюша зло зыркнул в сторону Агнешки, но спорить не стал. И правильно сделал, потому как уж больно остра на язык была пани Ковальски. А вот у меня ума промолчать не хватило:

     - Не-а, Володина на лесбиянку не похожа.

     - Пыф-ф… еще один знаток выискался. Тоже женскую психологию по порнофильмам изучал?

     Я подколку Агнешки проигнорировал, утвердив:

     - Фригидная она.

     - Это типа импотентка? – не понял Дюша.

     - Это типа сексом не интересуется.

     - Совсем?

     - Совсем.

     - А разве такое бывает?

     - Да ты сам на нее посмотри… Народ просто так прозвище давать не станет - настоящая ледяная королева.

     Вышеозначенная персона стояла в другом конце класса, замерев напротив окна - гордый девичий профиль на фоне хмурого осеннего неба. Отказав самому королю в любовных притязаниях, бывшая фаворитка была отлучена от свиты, и теперь вынуждена была проводить часы в гордом одиночестве.

     Словно почувствовав чужое внимание, Маринка повернула голову в нашу сторону. Царственно и плавно, как умела делать только она одна, и никакой поспешности в движениях. Смущенный Дюша тут же отвернулся, а я вот не успел, за что был награжден - маска ледяной королевы вдруг треснула, оживая редкими эмоциями: на губах заиграла легкая улыбка, а брови дернулись вверх, как у изготовившейся к полету пигалицы.

     Она что, довольна? Нет, быть того не может… Находиться на вершине мира, наслаждаясь всеобщим вниманием, и вдруг в одночасье превратиться в изгоя. Слишком резкие перемены в социальном статусе, но ей словно плевать. Девушка умудрялась сохранять монаршее спокойствие, игнорируя весь этот балаган с перешептываниями и злыми взглядами. Бриллиантовую диадему у ее величества забрали, но аура величия никуда не делась.

     Кажется, сей факт еще больше бесил недоброжелателей. Особенно усердствовали бывшие подруги, видевшие в холодной красавице прямую конкурентку. Они больше прочих шушукались за спиной, однако на открытое противостояние не решались, предпочитая оставаться в тени. Пока не решались…

      С парнями получилось несколько сложнее. Если в любви отказано одному, значит существуют шансы у других. Тут бы подкатить аккуратненько и выяснить, но как это сделать? Деление коллектива на два лагеря лишь усложняло задачу: числившимся в свите Сабурова негоже было крутить шашни с опальной фавориткой, а для представителей оппозиции она по-прежнему считалась врагом.

     Поэтому вышло как в одной известной песенке, где одновременно и хотелось, и жглось. Вот и чесала пацанва затылки, все кроме одного. Кузька - он взбалмошный, не от мира сего, ему многое можно.

     Он и сейчас подкатил к одиноко стоящей девушки и начал о чем-то с жаром рассказывать, привычно теребя лохмы отросших волос. Маринка, склонив голову, внимательно слушала, а темные, чуть насмешливые глаза продолжали смотреть в мою сторону, как бы говоря: «ну что же ты, Никита, такой робкий? Вот она я - подойди, поговори, не бросай украдкой взгляды».

     Серая дымка тумана поползла, застилая растерянный разум. Хищной амебой выпуская тонкие нити-щупальца в поисках уязвимого сердца. Что-то далекое кольнуло в глупой мышце, отозвалось давно забытой болью.

     «Что за наваждение!» - я с трудом оторвал взгляд и уставился в стену перед собой.

      «А может такое быть, что она…»

     Нет.

      «… написала твое имя».

     Нет!

      «Вспомни, как часто она подкатывала к тебе, когда сидел в коридоре на подоконнике или в библиотеке… Именно она позвала тебя на вечеринку».

     Позвала, чтобы поглумится над несчастным рогоносцем. О-да, я прекрасно это помнил, поэтому хрен вам, не поддамся на столь дешевые уловки. Может статься, что вся эта размолвка между ней и Сабуровым – постановка, спектакль с одним лишь им понятным мотивом. Сомневаюсь, что я выбран в качестве главной мишени, но если есть шанс попутно поглумиться над очередным дурачком, то почему бы им и не воспользоваться. Быть вторым Кузькой с затянутыми любовной поволокой глазами, мнущимся и пускающим слюни? Вы это хотите увидеть, госпожа Володина? Что вы, что Аллочка – одного поля ягоды, любите, чтобы пацаны штабелями лежали у ваших ног, только хрен вам! Не на того напали, не будет этого…

     Подвинув к себе учебник, бездумно открыл первую попавшуюся страницу и прочитал:

      «…заслугой Радуцкого стало создание камерного портрета, максимально раскрывающего сокровенные мысли и чувства человека, его внутренний мир».

     Что за ерунда, и здесь про чувства. Закрыл книгу и прочитал заглавие на цветастой обложке. Точно, сейчас же урок Мировой культуры… все эти «барокки-марокки». Самый бессмысленный предмет в школе, спускающий в унитаз драгоценное время выпускника. Спрашивается, к чему стили классицизма, если собрался поступать в военную академию?

     Вздохнув, засунул руку в портфель и извлек наружу очередной учебник с надписью «квантовая физика». Вот это правильно, вот это совсем другое дело. На чем мы там остановились?

     

     - … в результате чего два фотона оказываются взаимозависимыми. Допустим одна частица находится на земле в Церне, а другая на Марсе. Мы измеряем спин первой – и он оказывается положительный, значит со стопроцентной вероятностью можно утверждать, что спин второй всегда будет отрицательным и наоборот. Понимаешь?

     Дюша с невыносимой тоской во взгляде посмотрел на меня.

     - Процесс выхода из запутанного состояния происходит практически мгновенно. Ты измерил фотон в Церне, и на Марсе тут же видят результат - оп и все! Понимаешь, что это значит? Это значит, что теоретически существует скорость, выше скорости света!

     Дюша тяжело вздохнул.

     - Одна частица всегда знает, что происходит со второй, и не просто знает, а моментально реагирует на это. Вне зависимости от расстояния.

     - У нас есть научные лаборатории на Марсе? - Соломатин наконец открыл рот.

     - Нет.

     - Вот когда появятся, тогда и будешь разглагольствовать, а пока хрень все это околонаучная. Как и этот ваш кот Шредингера.

     - А чем тебе кот не угодил?

     - Не может быть животное одновременно живым и дохлым.

     - Пока мы не открыли коробку.

     - Нет, - едва не прорычал Дюша. – Истина одна, и не важно, заглянул ты коробку или нет. Если кот сдох, значит сдох. Всё – амба!

     В глубине души я был согласен с Соломатиным: пример с котом был явно неудачный. Да и стоит ли удивляться подобному, учитывая сложное отношение Шредингера к теории наблюдателя. Ученый лишь хотел показать абсурдность сложившейся ситуации, а в итоге всех запутал.

      - Аккуратнее нужно быть с аналогиями, - говорил Павел Терентьевич, наш учитель по физике. – Некоторые из них не только сложны для понимания, но и в корне неверны. Именно поэтому я никогда не провожу в пример бедного кота, закрытого в коробке. И животное жалко, и да… знаете ли, вас. Ученые давно пришли к выводу, что частицы обладают одновременно несколькими свойствами. И соответственно, могут проявлять как одни признаки, так и другие, в зависимости от условий. Лучше всего сей принцип понятен на примере обыкновенной монеты. Вот представьте, подкидываете вы пятак в воздух - он крутится, одновременно прибывая в двух состояниях: орел и решка… решка и орел. Но стоит наблюдателю прихлопнуть ладонью, и монетка определилась. Нечто подобное происходит и с частицами… Пока вы не обращаете на них внимания, они находятся в запутанном состоянии, но стоит только провести замер, как тут же проявляется знак

      - А еще есть ребро, - добавил Пашка, вызвав смешки в классе.

      Павел Терентьевич общего веселья не разделил, наморщив лоб.

      - Ребро, - произнес он задумчиво, - может статься, что и ребро. Только это уже совсем другая история.

     Если учителя ломали голову, то что говорить о простых учениках, которые в физике не зуб в ногой. Дюша как раз был из числа последних и поэтому сильно раздражался, когда я заводил разговор о квантах.

     А что поделать - мы уже полчаса сидели в приемной психолога, созерцая большую картину, висящую напротив. По замыслу неведомого декоратора поле спелой ржи, волнами гуляющее под порывами ветра, должно было успокаивать посетителей. При прочих обстоятельствах оно бы может так и было, но никогда ты вынужден протирать штаны, дожидаясь положенного наказания. Вместо того, чтобы идти домой после уроков, сидишь как дурачок и ждешь. А причиной всему - давняя драка в заброшенном гаражном массиве.

     Напела-таки птичка маме-завучу подробности конфликта, и теперь вся четверка вынуждена была ходить к психологу: Паша с Сашей по понедельникам и средам, а мы с Дюшей по вторникам и четвергам.

     - Убью Ритку, - процедил зло Соломатин. – Как же бесит все: кресла эти дурацкие, картины, ты еще тут с физикой лезешь… Достало!

     Достало – не то слово! В последнее время неприятности сыпались на наши головы, словно из рога изобилия. Недавно в классе труда приказал долго жить супер-пупер пресс, на который молился Аркадий Борисович. По словам очевидцев трудовику аж с сердцем плохо стало, когда запахло паленым и искры полетели в разные стороны.

     Эх и наделала шума эта поломка – вся школа на дыбы встала. Целое расследование провели, кучу народа допросили, в том числе и меня: не видел ли чего странного, не вел ли кто подозрительных разговоров.

     Под этим кем-то подразумевался Василий Иванович, по крайней мере по его поводу меня долго пытали. Тараканище лично вызывал в кабинет: чаю с конфетами предлагал, да выспрашивал. Тоже мне, нашли Павлика Морозова. Никогда я своих не закладывал, хотя был уверен, что он это – Василий Иванович, потому как больше некому. Давно грозился сломать пресс, который с десяток дронов-уборщиков сгубил.

     После и того хуже - избили нашего трудовика. Сам живой и вроде кости целы, но пару недель больничного покоя доктор прописал. И снова Василий Иванович первый в очереди на подозрение. Только в этот раз я сильно сомневался в его виновности: не такой он человек, чтобы бить исподтишка.

     - Не ссы малой, наверху разберутся, - сказал Василий Иванович на днях, когда я пришел в каморку, жаловаться на несправедливость судьбы. – Обойдешься пару недель без игры.

     Легко сказать, пару недель. У нас только удача поперла: мировой рекорд установили, деньжищ заработали, а тут еще загадочные происшествия с бункером и песком. Диана Ильязовна не верила в психофизическую причину случившегося, да и Василий Иванович был настроен скептически, а вот я был уверен. Потому как не бывает таких багов, чтобы песок как вода, сбегал по стенам, а монстры с аномалиями в одночасье испарились... И с записью возникли проблемы - все одно к одному. По-хорошему надо бы эксперимент провести, проверить теоретические выкладки, но началась черная полоса в жизни: сначала пресс сломался, потом избитый трудовик, а в итоге - закрытый доступ к игровым капсулам.

     Ах да, еще же Ритка настучала маме-завучу по поводу драки. Теперь сидели на пару с Дюшей в приемной психолога и болтали от скуки. Точнее болтал я один, потому как Соломатин физикой не интересовался, и скалолазанием тоже. К играм был равнодушен, к футболу тоже, разве что…

     - Как думаешь, кого Аллочка написала? – забросил я пробный шар.

     Дюша, все еще раздраженный котом Шредингера, сделал вид что не расслышал. Принялся ковыряться в носу, извлекая наружу большую козюлю. Впрочем, надолго его занятия не хватило.

     - Кого-кого… неужели не понятно, - пробурчал он наконец.

     - Сабурова?

     - А-то. Она же у нас принцесса, вечно на первых парней в школе западала. Вспомни, с кем Алка в шестом классе мутила?

     - С Захаровым, капитаном футбольной команды. Он ее все по чебуречным таскал.

     - Точно, - Дюша остался доволен моей памятью - А в восьмом на Додика переключилась, который областную олимпиаду по математике выиграл.

     - По геометрии, - уточнил я.

     - Да какая хрен разница. Она всегда популярных выбирала, ей так по статусу положено.

     Прав был Дюша, поэтому не было шансов у бедолаги Копытина, как и не было их у несчастного Юнусова, влюбленного в девушку с первого класса, а еще у Мартынова с параллельного «Г», у Семы-полушки с десятого… Не было шансов у десятка парней, которыми Аллочка крутила и вертела, как хотела. Делала это легко и непринужденно, в свойственной ей манере бабочки, порхая с цветка на цветок, а дурни и рады стараться. Ради одной лишь улыбки готовы были расшибиться в лепешку.

     В классе седьмом я едва не влился в дружный коллектив поклонников. Даже успел пригласить девушку на пару свиданий, потратив немалую сумму денег. Аллочка ухаживания принимала благосклонно, разрешая водить себя по кафешкам и угощать клубничным мороженным. Сидела с таинственным видом и слушала, а я болтал без умолку, рассказывая про космические корабли, бороздящие просторы вселенной. И мнилось мне что скрыта в этой девушке великая тайна, постичь которую не дано. Мнилось ровно до тех пор, пока Аллочка не открыла рот и не ляпнула про придурка из параллельного класса, подарившего «дешёвский» набор польских заколок.

     Мы посмеялись над незадачливым ухажером, точнее посмеялась она одна, а я лишь сделал вид. Кто даст гарантию, что завтра не будут обмывать косточки Синицыну, угощавшему спутницу «дешёвским» мороженым?

     Романтические чувства, как кошка языком слизала, точнее, как Аллочка подтаявший пломбир. Она не была плохой или стервозной, она… она была Аллочкой. Находилась в полной гармонии с окружающим миром и сама с собой. Ничего не выдумывала и не сочиняла, пытаясь казаться лучше чем есть на самом деле. Она просто порхала по жизни, а то что завороженные танцем бараны целой отарой выстроились вдоль забора, готовые отдать последний клочок шерсти, так кто ж в этом виноват. Уж точно не Аллочка.

     Тишину приемной нарушил резкий щелчок. Дверь кабинета распахнулась, и вздрогнувший от неожиданности Дюша, едва успел спрятать под стул палец со свежевытащенной козюлей.

     На пороге появился мужчина в бархатном жилете поверх белоснежной сорочки. Уставившись на нас, и округлив глаза от удивления, он выдал протяжное «о-о-о».

     - Мы на терапию, - тут же уточнил Дюша.

     - А-а-а, - протянул догадливый психолог, - Новиков и Бурмистров, драка за гаражами… как же, как же… помню.

     - Соломатин и Синицын, - поправил я.

     - Да точно, - нисколько не смутился мужчина. – На терапию значит? Так это вы зря пришли, у меня сегодня отчетный день.

     

     - Сука, - шипел раздосадованный Дюша, когда спускались по лестнице, - день у него отчетный. Не мог заранее предупредить или объявление повесить? Столько времени зря проторчали. А ты чего молчишь, Синица?

     А смысл говорить? Вся школа была одной сплошной тратой времени: полчаса больше, полчаса меньше – разницы не играет. Главное, чтобы в личное дело Никиты Синицына не вписали категорию «С» с пометкой «психически неуравновешен». С подобным клеймом ни в одну военную академию не возьмут, а мне ну очень хотелось, поэтому с психологами старался не спорить и лишний раз плохого не говорить. А ну как подслушают доброхоты и донесут.

     На выходе нас прощупала взглядами подозрительная охрана, но останавливать не стала. Лишь потребовала положить портфели в приемник сканера. Обычная процедура, которой подвергался каждый учащийся, а то вдруг чего запрещенного притащат в школу или того хуже, вытащат.

     Несколько секунд ожидания и лампочка сканера загорелась зеленым. Я схватил портфель, привычным движением закинув лямку на плечо. Створки дверей гостеприимно расползлись в стороны, выпуская припозднившихся учеников на волю. На улице царила сырая промозглая погода, от одного вида которой пробивало на озноб. А тут еще холодный ветер забрался за шиворот.

     - Дождик, бл…ть, - задумчиво констатировал Дюша. Соломатина можно было понять: ни зонта, ни капюшона - одна бритая макушка.

     А вот у моей куртки капюшон имелся, только накидывать его я не спешил. Вместо этого вытянул ладонь из-под навеса и подождал несколько секунд. Не ощутив капель дождя, произнес:

     - Вроде нет дождя.

     Дюша мне не поверил, протянув руку следом. При этом вид имел сосредоточенный, словно не погоду на улице определял, а решал в уме квадратное уравнение. То же мне, интеллектуал… Лучше бы на уроках корчил умные физиономии. Хотел я подколоть Соломатина по данному поводу, но не успел - с мыслей сбил звук рычащего мотора. Огни фар выхватили из темноты серебристую полоску асфальта и каркас беседки, расположенной у восточного крыла.

     - Красный «Даут», - заявил Дюша. Уж не знаю, как он умудрился разглядеть автомобиль в темноте. Модель еще худо-бедно угадывалась, благодаря отблескам света от окон с первого этажа, но вот цвет…

     А Дюша пошел еще дальше. Через пару секунд был определен пассажир, находящийся в салоне автомобиля.

     - Ухажер Ильязовны приехал.

     Киря, он же Мажор – бандюган местного разлива. Сам по себе ничего не значил, и был обыкновенным пацаном со спальных окраин. Но вот однажды довелось ему сдружиться с Ильей, сыном Прокопыча. Того самого Прокопыча, что в свое время ходил в ближниках у авторитета всеросийского масштаба - Шункара. И поперла в гору криминальная карьера до той поры никому неизвестного Кирилла. Внезапная власть вскружила голову: красивые женщины, дорогие тачки, брендовая одежда – парень ни в чем себе не отказывал, потому и прозвище получил соответствующее - Мажор. Гордился им, как профессор ученым званием, и даже татуировку набил соответствующего содержания.

     Тоже мне, нашел повод для пафоса. Или не понимал смысла обретенной кликухи? Мажор - это не только представитель золотой молодежи, но еще и человек, кичащийся незаслуженно обретенным богатством. Добившийся успеха благодаря родителям или, как в случае с Кирей, друзьям. Без Прокопенко младшего он был никто, пустое место, ноль без палочки.

     И вот этот самый ноль без ума влюбился в нашу училку по программированию. Никто толком не знал, когда и при каких условиях они познакомились, и что могло связывать молодую интеллигентную девушку из ученой семьи и мелкого уголовника, играющего роль крутого бандита. Но факт оставался фактом – они встречались… Ну или почти встречались.

     Разные слухи ходили по школе: кто-то видел, как молодую учительницу подвозили на дорогой тачке, кто-то видел их обедающими в ресторане. Лично я свечку не держал, поэтому относился к подобным сплетням с долей здорового скептицизма.

     Мотор утробно зарычал, прибавив оборотов. Автомобиль резко дернулся, и взвизгнув шинами, описал полукруг по мокрому асфальту. Яркий свет фар выхватил из темноты стену школы, заросли кустов, и двух человек, стоящих возле беседки. Диану Ильязовну я узнал сразу, по кокетливой шляпке из прошлого столетия. В отличии от спутницы Василий Иванович умел сливаться с серой массой, поэтому и был облачен в лётную кожанку, продающуюся на каждом углу, плюс надвинутую на глаза кепку. Если бы не характерный жест, я бы сроду его не признал. Вечно у Василия Ивановича протез заедал, оттого и хлопал себя по колену, словно революционный матрос, собирающийся сплясать «Яблочко».

     Дубоватый уборщик, изрядно потрепанный жизнью, и молодая симпатичная учительница… Интересно, что они делают вместе на улице? Неужели Василий Иванович, не склонный к «глупому романтизму», вдруг взялся проводить девушку до дома? Нет, быть того не может, у них же контры: постоянно цапаются друг с другом. А после того, как Диана Ильязовна была уличена в работе на психолога из Москвы…

     Додумать мысль я не успел. Даут в очередной раз взрыкнув мотором, сорвался с места и полетел в сторону беседки, набирая ход.

     «Все, хана Василь Иванычу», - столь же стремительно пронеслось в голове. Глаза сами собой зажмурились, а когда они открылись то обнаружилось, что ничего с уборщиком не случилось, как и с учительницей, схватившей спутника за плечи и теперь выглядывающей из-за его спины.

     Даут успел затормозить, проделав оставшийся путь юзом. С визгом проскользил по мокрому асфальту, поднимая волну брызг.

     Дверцы машины хлопнули, выпустив наружу двоих. Тот, что сидел на месте водителя, явно никуда не спешил, манекеном замерев возле капота, а вот второй… Второй подлетел к Василию Ивановичу и принялся активно жестикулировать. До ушей долетели обрывки фраз, насыщенные угрозами и матом.

     Нужно быть полным кретином, чтобы не понимать, кто это… Тот самый зарвавшийся Мажор, на днях отметеливший трудовика. Доказательств тому не было никаких, но в школе поговаривали, что зря Аркадий Борисович взялся столь рьяно ухаживать за «програмичкой». Вот и заработал проблем на свою лысую голову. Следующим на очереди был Василий Иванович.

     - Пиз…а уборщику, - прокомментировал Дюша происходящие события.

     Да вот хрен вам!

     Я сам не понял, как сорвался с места, как ноги понесли в сторону горящего ярким светом автомобиля. На встречу пахнуло дождем и отчего-то одеколоном, приторным до одури и сведенных скул. Мыслей в голове не было никаких, только сердце стучало в ушах, а еще голос Мажора, отчетливо прозвучавший в ночи:

     - Дядя, я же тебя предупреждал, чтобы к Дианке не совался…

     Я опустил взгляд, пытаясь разглядеть под ногами завалявшуюся железяку или булыжник, как тогда, перед гаражами. Но вот беда - не было ничего на асфальте, кроме разноцветной листвы, занесенной ветром с дикого сада. Ни камня, ни даже веточки, лишь блики света дрожали на темной поверхности луж.

     - О-па… а ты кто такой, залетный?

     Я поднял голову и понял, что пришел. Порванные на бедрах скинни, толстая цепочка на загоревшей шее и наглый, чутка прищуренный взгляд – все это принадлежало Мажору. Раньше не доводилось встречаться лично, но чуйка отчего-то подсказывала - он это, больше не кому.

     - Вали, сопляк, пока цел.

     Кулаки сжались до боли, тело напряглось, готовое к удару в любую секунду. Кажется, Мажор, что-то такое почувствовал, потому как угрожающе процедил:

     - Жить надоело?

     И даже корпус наклонил в мою сторону, но тут заговорил Василий Иванович:

     - Ты про меня не забыл?

     Щека Мажора нервно дернулась, перекосив ухоженное лицо. Он нарочито медленно принялся разворачиваться в сторону главного оппонента. Слишком медленно… За это время мы успели обменятся взглядами с уборщиком. Кажется, он хотел, чтобы я свалил к чертям собачьим. Только поздно, Василий Иванович, вы же сами учили поступать правильно. Вот я и поступаю.

     - Ты как со мной разговариваешь, ты…, - Мажор снова стал заводиться. Подкидывал в топку слова, распаляя угасшее пламя гнева, только выглядело это как-то… Не знаю, не убедительно, что ли. Вот безногий инвалид с надвинутой на глаза кепкой смотрелся солидно, как и водитель «Даута», с ленцой наблюдавший за разворачивающимися событиями. Он не спешил помогать приятелю, предпочитая роль театрала, пресыщенного зрелищами.

     Помимо вышеозначенных персон был здесь еще один человек. Диана Ильязовна не выглядела жертвой с трясущимися губами и круглыми от страха глазами. Не пряталась за чужой спиной от яркого света автомобильных фар - это Василий Иванович сделал шаг вперед, пытаясь загородить собою молодую учительницу.

     А еще она понимала, что любое неосторожно сказанное слово может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому молчала и смотрела суровым взглядом: то на Мажора, то на меня... И снова на Мажора, и снова на меня… А я-то здесь причем?

     Пока пытался понять, от кого больше исходит угрозы: от бандюгана местного пошиба или строгой учительницы, атмосфера заметно накалилась. Мажор таки умудрился набрать оборотов и теперь разгонял ситуацию, готовый перейти к решительным действиям.

     - Я тебя по базам пробил! - орал он, обнажая ряд идеально ровных зубов. – Ты, поломойка школьная!

     Видать плохо пробил - у Василия Ивановича армейское прошлое на роже высечено.

     - Чё, в героя поиграть вздумал, хрен старый?!

     И тут неожиданно не выдержал водитель красного Даута. Может успел просчитать ситуацию и понять, что ничего хорошего из намечающегося конфликта не выйдет, а может просто устал стоять у пышущего жаром капота.

     - Кир, поехали.

     Сказанное пришлось повторить дважды, потому как орущий Мажор не сразу услышал обращенные к нему слова.

     - Подожди, я с ним еще не закончил.

     - Кир, не здесь.

     - Почему нет? Самое время учить борзых.

     - Не слишком ли молод, чтобы учить? – удивился Василий Иванович.

     - Слышь, дядя, не тебе решать, кто и на что право имеет. Я в жизни своей столько всего перевидал, тебе даже не снилось, - рука Мажорчика взвилась в воздух.

     Я дернулся всем телом, думая, что вот оно – началось, но отполированный до блеска ноготь лишь ткнул в грудь Василию Ивановичу. Точнее, указал направление, так и не рискнув коснутся блестящей от капель дождя кожанки.

     - Каждый чепушила должен знать свое место, - растягивая звуки, протянул бандит.

     «Ох ты ж, бл.ть», - прочиталось на удивленном лице Василия Ивановича. Он может быть и ругнулся в ответ, вот только рядом стояла Диана Ильязовна, не терпящая бранных слов.

     - Ты у меня ходить не сможешь, сука! Кровью харкать…, - Мажор вдруг заткнулся и уставился в темноту. Дернулся и его дружок у капота, спешно засовывая правую руку в карман. Их можно было понять, потому как из темноты ночи выплыла фигура богатырских размеров.

     Это я в свои девятнадцать выглядел пацан-пацаном, а Дюша походил на здоровенного мужика, особенно когда отпускал щетину. Он и днем-то смотрелся солидно, а ночью и вовсе выглядел угрожающе: квадратный шкаф с выпирающей антресолью. И куртку носил соответствующую, которая нифига не грела, зато до анатомических подробностей обтягивала здоровенную бицуху.

     - Ты еще кто такой? – искренне удивился Мажор.

     - Я с ними, - Дюша кивнул в мою сторону.

     - Тебе чего, жить надоело?

     Секунда, вторая – пропитанная промозглой сыростью. Физиономия Мажора – злая и одновременно растерянная. Неразговорчивый водитель Даута, спрятавший руку в кармане пальто. Явно не озябшие пальцы греть засунул, и уж точно не за леденцами полез. Почувствовал неладное и Василий Иванович, одним неуловимым движением сместивший корпус и полностью закрывший собою учительницу: то ли от ножа, то ли от выстрела.

     Секунда, вторая… ничего не случилось. Лишь замершие в напряжении фигуры и мелкие капли вновь принявшегося накрапывать дождя.

     - Уезжаем, - на этот раз Прокопыч-младший не предлагал, он приказывал.

     По лицу Мажорчика тенью промелькнула обида, как у ребенка, которого раздразнили конфетами, так и не дав надкусить.

     - С чепушилой чё делать? – попытался он возразить.

     - После.

     Несостоявшийся ухажер хотел еще что-то добавить, но дверца Даута хлопнула: Прокопыч младший забрался в теплый салон, не собираясь тратить время на бессмысленные споры. Сразу стало понятно, кто в их паре главный, а кто так... собачка на привязи. Пафосному, раздувшемуся от гонора Мажору прилюдно указали на место.

     Поняли это окружающие, понял это и он сам, поэтому внимательно оглядел лица присутствующих, словно пытался запомнить свидетелей собственного позора. Задержался взглядом на Василии Ивановиче, зло выплюнув:

     - А с тобой уборщик, мы еще не закончили.

     После чего открыл дверцу и забрался в автомобиль.

     «Сейчас как даст по газам!» - мелькнула в голове заполошная мысль. Захотелось прыгнуть под защиту беседки, а лучше броситься бежать со всех ног в темноту. Но против ожидания водитель Даута никого давить не стал. Лишь рыкнул на прощанье мотором, и унесся в ночь, разбрызгивая веером скопившиеся лужи.

     - Та-ак, - против ожидания первой заговорила Диана Ильязовна. Она вышла из-за спины Василия Ивановича и теперь принялась разглядывать наши лица, совсем как Мажор секундами ранее. Вот только Мажор куда меньше жути нагонял. - Молодые люди, почему гуляем в столь поздний час?

     - К психологу ходили, - за нас двоих ответил Дюша.

     - Допустим… А здесь-то что забыли? Кабинеты психологической поддержки располагаются на третьем этаже.

     - Так это… нас не приняли. Сказали, отчетный день, мы и пошли домой.

     Дюша порою такую околесицу несет. Неужели не понимает, что это всего лишь подводка к главному вопросу: какого хрена Синицын и Соломатин влезли не в свое дело. Сейчас начнут распекать по полной программе, куда там Мажорчику. Ильязовна в свойственной ей интеллигентной манере умела любого поставить на место, только с влюбленным бандитом справиться не могла.

     Я готов был начать оправдываться, но тут внезапно за нас вступился Василий Иванович.

     - Предлагаю разойтись.

     - Разойтись? И что, вы им даже ничего не скажете? А если бы их избили?!

     - Этих что ли? – Василий Иванович окинул нас оценивающим взглядом. – Этих разок можно, только бы на пользу пошло.

     - Да что вы такое несете?! Думаете, шутки?! Вы даже не представляете, что это за люди. Они очень опасны, особенно тот второй. Им человека убить ничего не стоит. А эти глупые мальчишки влезли, куда не просят, под удар подставились. Но ничего, я завтра сама с Ильей встречусь…

     - Диана.

     - … и переговорю.

     - Диана!

     - Он человек рассудительный, он обязательно поймет.

     - Диана, с кем вы встречаться собрались?

     - Завтра с утра поеду и перего…

     Василий Иванович схватил говорившую за плечи и с силой встряхнул. Учительница словно очнулась от горячечного бреда. Часто-часто заморгала, переводя взгляд то на нас, то на стоящего перед ней мужчину.

     - С кем вы собрались разговаривать? – медленно повторил он вопрос.

     - С Ильей… С Ильей Прокопенко.

     - Вы не будете с ним встречаться.

     - Почему?

     - Потому что это распоясавшиеся от безнаказанности пешки, не понимающие нормального человеческого языка. И Илья, и этот ваш Отелло, чтоб их кости гиены обглодали… Говорить надо с тем, кто стоит рангом выше, и кто способен зарвавшуюся шелупонь поставить на место.

     Василий Иванович сильно заблуждался, если рассчитывал столь легко убедить строптивую учительницу.

     - Это не ваши проблемы, и не мальчиков, а мои. Поэтому я самостоятельно их решу, без чьего-либо участия, - гордо заявила она.

     - Я и смотрю, как вы их решаете.

     - Что?

     - Сколько людей должно оказаться в больничной палате, прежде чем вы разберетесь с личной жизнью.

     Если бы взглядом можно было убивать…

     - Не ваше дело.

     - Мое.

     - А я говорю - не ваше. Здесь вам не Африка, а вы… а вы всего лишь школьный уборщик, задача которого убирать грязь.

     - Это вы хорошо сказали… про грязь, - Василий Иванович задумчиво поскреб щетину. – Кто-то же должен ее убирать.

     

     На следующий день приключилось сразу несколько событий.

     Не успел я переступить порог школы, как оказался в цепких объятиях Сарбаевой. Хотя какие нафиг объятия, скорее хищная хватка. Диана Ильязовна несмотря на внешне хрупкий образ, по характеру своему напоминала скорее тигрицу. Прижала нас с Дюшей к стенке и в ультимативной форме потребовала больше не вмешиваться в чужие дела, а покамест вопрос не разрешится, вести себя крайне осторожно: лишний раз на улице не гулять, и в школу ездить исключительно на такси.

     Потом нас отыскал Василий Иванович и сказал приблизительно тоже самое, только в куда более грубой манере.

     - Денег нет, каждый день на такси кататься, - попытался возмутиться я.

     - Малой, а ты случаем не оборзел? Я кому пару дней назад две с половиной тысячи перечислил? Или уже все просрать успел?

     Во-первых, не пару дней, а гораздо больше, а во-вторых, ничего я не просрал. От силы рублей пятьдесят потратил на разные мелочи вроде флэшек и запчастей к домашнему компьютеру. Основная же сумма, полученная в награду за рекордное прохождение уровня, хранилась в банке до лучших времен.

     - Я тоже не могу из школы сразу домой, - пробубнил Дюша, не выдержав столь наглого посягательства на личные свободы. - У меня планы на вечер.

     - Какие у тебя могут быть планы, красный богатырь? Люлей получать за гаражами и на крыльце яйца чесать? Короче, с неделю потерпите, ничего с вами не случится, а дальше Василий Иванович вопрос решит… Свободны!

     Я все ждал, когда мы огребем за то, что влезли не в свое дело, но уборщик повел себя странно. Вчера защищал перед Дианой Ильязовной, а сегодня и словом не обмолвился по поводу случившегося. В системе градации не склонного к комплиментам Василия Ивановича это кое-что значило… «Молодцы парни», или может даже «спасибо».

     - Почему он назвал меня красным богатырем? – спросил Дюша, когда мы вышли из каморки. – С богатырем все понятно, меня так многие в школе называют, еще от прежнего физрука повелось. А красный почему?

     - Раньше в старину красный означало красивый. Красная площадь, красна девица, ради красного словца.

     - Бред, - заключил Дюша, – в этом нет никакого смысла.

     То, что бред, я был абсолютно согласен: не станет Василий Иванович ни с того ни с сего человека красивым называть, который одного с ним пола. А вот по поводу смысла… Был он, только кто ж теперь разберет, этот странный африканский юмор.

     

     После урока геометрии произошло нежданное событие. Я выложил на стол учебник с тетрадкой, и уже полез в боковой кармашек за пишущими принадлежностями, когда вдруг раздалось:

     - Привет!

     Привет, от которого мурашки бегут по коже и неприятно сжимается сердце. Делаю резкий разворот, и встречаюсь с насмешливым взглядом Володиной.

     - Не понял, а ты чего здесь забыла?

     - Я здесь сижу.

     - С сегодняшнего дня Марина моя соседка, - подтвердил Дюша.

     Ох ты ж бл..ть, уже Марина… Хорошо, не Мариночка. Ну ладно Кузька, душа влюбленного поэта, а красный богатырь куда полез? Ему всегда жопастые и сисястые нравились, чтобы было за что подержаться. Володина, конечно, не гладильная доска, но и до Марты «пятый калибр» из параллельного «А» ей было ой как далеко. Да и не любил Дюша девчонок с заморочками: сам пацан был несложный, и барышень выбирал себе под стать. Чего не скажешь о новой соседке.

     - Изгнали из стаи? – не выдержав, съязвил я. Получилось излишне злобно, потому как витавшая на губах девушки улыбка мигом исчезла. Теперь передо мною сидела не дружелюбная, настроенная поболтать одноклассница, а безэмоцианальная тварь - ледяная королева во всем своем великолепии.

     - Я не животное, поэтому в стае не состою, - холодным тоном заметила она.

     - Синицын, прояви хоть капельку уважения к девушке, - вмешалась в разговор Агнешка.

     И эта дура туда же, защищать взялась. Неужели не видит, какую змею на груди пригрели? Не понимает, что не просто так она пересела, что разводят нас, как последних лохов. Вон он, главный кукловод, стоит у окна в окружении свиты и улыбается. Делает вид, что слушает шестерку в лице Юнусова, а сам смотрит в нашу сторону. Наблюдает, гнида…

     И до того я завелся, что понял – точно гадостей наговорю. Поэтому кинув портфель под парту, вышел в коридор, свежим воздухом подышать.

     Встал у подоконника и принялся считать капли дождя на стекле. Досчитал до пятого десятка, когда рядом возник Дюша.

     - Синица, ты чего на Володину взъелся?

     - А ты не понимаешь?

     - Не понимаю.

     Ну, конечно, куда тебе твердолобому, до скрытых глубин женского коварства.

     - Помнишь вечеринку для избранных в особняке Сабуровых?

     - Ну?

     - Она меня туда зазывала.

     - Гонишь.

     - И какой смысл мне врать?

     Смысла не было, поэтому Дюша воздержался от высказывания очередных сомнений.

     - Пригласила лично Володина. Подошла на переменке и сказала, что Ольки с Костиком не будет, поэтому можно будет не парится по поводу их присутствия. Мы с Корольковой тогда только расстались… в общем сплошные нервы.

     - Подожди, - не понял Дюша, - так они же там были.

     - В том-то и дело, что были, - зло процедил я. – А теперь представь, какой бы вышел кордебалет, прими я приглашение. Трезвым готов был придушить Лощинского, а по пьяни… Драка им была нужна, развлечение на вечер. Кто-то любит смотреть скандальное шоу по телевизору, а кто-то устраивает цирк в живую.

     - Сложно это как-то, - Дюша недоверчиво нахмурился.

     - Сложно? А где ты простоту в их поступках увидел? Это же элита, белая кость...

     - Хочешь сказать, они специально?

     - Нет, Дюша, случайно… Да очнись ты, или мало люлей отхватил от бывших друганов?

     - Это другое! Это наши внутренние терки.

     - Пипец, - я вздохнул и прижал лоб к холодному стеклу. За окном накрапывал мелкий осенний дождик. Беспросветные тучи заволокли небосвод до горизонта, и не было никакой надежды увидеть синее небо. Лишь непроглядная серая хмарь.

     - Никитос, ты загоняешься.

     - А по-моему, это ты не догоняешь.

     - Тогда объясни, какой смысл в их интригах? Зачем им все это?

     - Затем, что могут. Затем, что это власть, ощущение силы. Мы для них кто – быдло обыкновенное, которыми можно и нужно управлять, а они элита - высшее общество.

     - Не понимаю.

     Не понимает он, баран твердолобый.

     - Когда твой бывший друган до Тони-тихони докапывался, понимал? Когда глумился и еду с подноса на пол сбрасывал, понимал? Это ведь тоже чувство превосходства, только выраженное в другой, менее интеллектуальной форме. Обижать безобидную девчонку много ума не надо, а вот стравить целый класс и, поудобнее устроившись в ложе, наблюдать сверху за схваткой… Я не удивлюсь если узнаю, что Володина пересела к нам с единственной целью - поссорить.

     - Погоди, - Дюша затряс головой, пытаясь переварить услышанное. – Ты же сам видел унылую физиономию Сабурова. Они же с Володиной разругались.

     - Я видел только то, что мне показали - фикцию, дешевую постановку для неискушенного зрителя. Мы рты раскрыли, а они трахаются по ночам и смеются над доверчивыми лопухами, которых обвели вокруг пальца.

     Дюша замолчал. Нет, он еще не поверил моим словам, но уже начал задумываться, а это хороший знак.

     - Сам посуди, Володина только появилась, а мы уже ругаемся, - решил я закрепить успех, но, кажется, в этот раз промахнулся с аргументацией.

     - Синица, ты совсем крышей двинулся? Кругом сплошные тайны и заговоры – прямо Византийский двор, а не двенадцатый «В». Знаешь кто во всем виноват - рыжая твоя, которая рога наставила. Из-за нее в каждой бабе подвох видишь.

     Вот и поговорили, оказывается Олька всему причина.

     - Балбес ты, Дюша.

     - Сам ты балбес.

     Пропало всякое желание продолжать беседу. Пропало оно и у Дюши, поэтому засунув пальцы за ремень, он развернулся и зашагал в класс. Вид при этом имел самый независимый… интеллектуал хренов. Я тоже было подумал вернуться за парту, но тут в коридоре показалась длинноногая Ковальски. Оглядевшись, девушка прямым курсом направилась ко мне. Нет-нет, никого здесь нет.

     - Синицын, нам надо поговорить, - разнесся по коридору командный голос Агнешки.

     До чего же хочется оказаться за окном, в школьном дворе, залитым осеннем дождем. Лишь бы подальше отсюда…

     

     Разговор с соседкой по парте вышел непростым и это еще мягко сказано. Оказывается я только и делал, что третировал новенькую девчонку. Да-да, Никита Синицын постоянно обижал ледяную королеву, где словом, а где и делом: выказывая свое полное пренебрежение. И откуда только слово такое взялось – третирую. Не было его раньше в лексиконе Агнешки, в отличии от Кузькиных запасников.

     Это домовенок настучал Ковальски про тот случай в библиотеке, когда я не выдержал и сорвался. Главное, про то, что меня за грудки хватал – не рассказал, а про то, как Синицын орал, живописал во всех подробностях. Балбес влюбленной.

     Понятно, я не выдержал и снова сорвался на крик.

     - Да насрать на Володину!!!

     - Никит, я все понимаю, - Агнешка, до того пилившая меня, вдруг успокоилась, окинув заботливым взглядом. - Расставание с Корольковой повлияло…

     - Не лезь! - предупредил я по-хорошему. Один копался в грязном белье, теперь вторая принялась. Психологов в школе развелось выше крыши, а только очевидных вещей не замечают. Мы из-за этой стервы в первый же день переругались, стоило ей пересесть к Дюше за парту. Не напрягаясь, враг внес раскол в наши ряды, а что будет дальше?

     - Никит, я тебя прошу, не трогай Марину.

     - Да кто ее трогает?!

     - Ты знаешь, о чем я. Стоит ей рядом появиться и тебя словно черти раздирают. Даже из библиотеки выгнали.

     Если бы один взбалмошный дурачок за грудки не хватал, все было бы нормально. Я тяжело выдохнул, приводя расстроенные нервы в порядок. Заодно провел ладонью по макушке, пытаясь пригладил волосы. Совсем как Кузьма стал, еще не хватало начать тянуть их в разные стороны.

     - Кит, я не прошу тебя с ней подружиться. Просто придерживайся формальных правил поведения. Неужели так сложно поздороваться в ответ? Сказать обычное привет, вместо злобного «чё надо».

     Хотите видимость благополучия? Хотите змею подколодную на груди пригреть? Хрен с вами, делайте, что хотите - Синицын умывает руки. Молчать будет в тряпочку, чтобы в конце года сказать коронное: «я же вас предупреждал». Только кому от этого легче станет.

     - Никит, мы договорились?

     - Да.

     - Спасибо, - прошептала девушка и вдруг крепко сжала мою ладонь. Обхватила пальцами, изобразив то ли рукопожатие, то ли элемент борцовского приема. - Спасибо, - вновь прошептала она.

     

     Выполнить взятое на себя обещание оказалось на удивление легко. Беседу по душам провели не только с Синицыным, но и с Володиной, поэтому девушка игнорировала меня – я ее, а большего и не надо.

     Кружок оппозиции с появлением нового члена в своих рядах начал претерпевать изменения. Пускай и незначительные на первый взгляд, но я фиксировал каждую мелочь, пытаясь вывести шпиона на чистую воду. Увы, тщетно - вражеский агент был слишком хитер, ничем себя не выдавая. Пока не выдавая…

     Вместо ожидаемого разброда и шатания, девушка вдруг привнесла единство в нестройные ряды. Стала своеобразным магнитом, а две наши парты – центром сосредоточения отвергнутых элитой сил.

     И вроде бы ничего особого не делала: не произносила пламенных речей, не сплачивала коллектив, устраивая модные нынче тренинги. Говорила меньше других, предпочитая слушать, но народ продолжал к ней тянуться. К девушке, от которой за версту веяло высокомерием и холодом. В чем же причина?

     Сначала я решил, что ответ лежит на поверхности: окружающие банально ведутся на красивую обложку. Тот же Кузьма смотрел на ледяную королеву не отрывая глаз, готовый ловить каждое произнесенное ею слово. Допустим с этим персонажем все понятно, а как быть с Агнешкой?

     «Марина то, Марина это» - неслось от Ковальски в последние дни. Принципиальную и резкую, как утренний понос, девушку было трудно обвинить в слабохарактерности. Обыкновенно она брала на себя роль лидера, и играла первую скрипку, что в дружбе, что в спорте. Не зря Агнешку сделали капитаном волейбольной команды, способной не только завести во время игры, но и напихать в раздевалке. Она и ударить могла, не как представительница слабого пола – ладошкой по лицу, а по-мужски - кулаком в нос. Был тут один придурок, решивший протестировать Агнешку на знание польских ругательств. Опухшей перегородкой и пущенной вьюшкой Ковальски доказала, что является полиглотом, и не только по-мордовски материться умеет. Короче, девчонка с характером, и вдруг такое уважение к врагу. С чего бы?

     Я не выдержал и поинтересовался напрямки. На что Агнешка посмотрела на меня совсем уж грустно:

     - А ты так и не понял, Синицын?

     - Нет.

     - Что с тебя взять… мальчишка, - и чуть тише добавила, - или просто дурак.

     Сами вы дураки и дурочки. Я в отличии от некоторых смотрел на вещи трезво и Володину в роли «мученицы», не признавал. Подумаешь, отказала первому парню в школе, сыну того самого Сабурова. Постановка это и сплошная игра, а даже если и не игра, сколько у нее еще этих Сабуровых будет. С такой-то внешностью выбирать замучается.

     Девчонки были склонны мелодраматизировать. Стоило только услышать про любовь, и они готовы ахать и охать, схватившись ладонями за щеки. И что такого сентиментального они нашли в поступке Володиной? Не понимаю… отказываюсь понимать.

     

     В середине декабря состоялось знаменательное событие – выпал первый снег. С утра лежал тонким покрывалом, а к обеду растаял грязными лужами на асфальте.

     Василий Иванович по такому случаю достал из запасников упаковку редкого чая.

     - Друг с Индии прислал. Говорит, вкус отличный с этим… как его там… миндалем. На новый год обязательно заварим.

     Повертел в руках невзрачную коробочку серого цвета и спрятал обратно. И чего доставал, спрашивается. Заинтриговать хотел? Так мне интриги прошлого года хватило, когда какашками панд напоил. Не то чтобы фекалии в чистом виде: Василий Иванович предположил, что говном чайные кусты обрабатываются.

     По поводу чего у меня возник вполне закономерный вопрос:

     - Почву удобряют или раствором на листья брызгают?

     - Малой, тебе какая хрен разница?

     - Не хотелось бы, чтобы на листья. Василий Иванович, вы сами посудите, дерьмо - оно же высыхает и на поверхности остается.

     - Ну и проглотишь капельку… чего распереживался, Малой? Панды животные травоядные, бамбук жрут.

     - И что, дерьмо от этого слаще становится? – не выдержал я и пошел полоскать рот, в тщетных попытках избавиться от вкуса элитного напитка.

     У Василия Ивановича весь чай на один манер получался, вне зависимости от сортов. Читаешь описание в интернете, где тебе обещают и тонкий аромат цитрусовых растений, и мускатный привкус, и неземное блаженство. Ага, блаженство… словно кусок жженой резины прожевал.

     - Нет у тебя тонкостей вкуса, - любил повторять Василий Иванович.

     У кого-то нет вкуса, а у кого-то чувства меры. Сыпать семь ложек с горкой на маленький заварной чайник – решение, мягко говоря, неразумное. Но Василий Иванович человек опытный, ему виднее, как лучше и что, поэтому бахал от души, к мнению других не прислушиваясь.

     Помимо предстоящей чайной церемонии случилась еще одна новость, на этот раз по-настоящему радостная – доступ к капсулам открыли. Можно было возвращаться в мертвый город, проходить уровни и убивать монстров. Наконец-то!

     

     Я словно на иголках отсидел последний урок и едва прозвучал звонок, как сорвался с места. Непременно успел бы первым выскочить в коридор, но тут на пути возникла живая скала по имени Дюша.

     - Синица, помнишь, что у нас на сегодня запланировано?

     Сегодня… сегодня… Мысли переполошенными курицами заметались внутри черепной коробки. Поход к психологу - так вроде закончились курсы принудительной терапии, еще на прошлой неделе. Дополнительные часы занятий? Откуда им взяться если нигде не косячил и учебу не заваливал.

     - Сегодня встреча в кафешке, - подсказала подошедшая Агнешка. – Никита, надеюсь ты не забыл?

     Конечно, забыл. С какого-то перепуга ядро оппозиции настолько сплотилось, что принялось раз в неделю встречаться в забегаловке под странным названием «Котейня». Кофейня типа «Котейня» - очень остроумно… Хозяин заведения не только стены украсил в соответствующем стиле - усатые морды, полосатые хвосты, но и оборудовал целый уголок для настоящего кота. Огромная рыжая скотина по кличке Васька считалась символом кафе. Нагло щерилась, вылизывая хвост и прочее из имеющихся причиндалов. Некоторым даже дозволяла себя гладить, а меня, сука такая, цапнула за палец – не больно, но все равно обидно.

     - У вас разрешение имеется, на содержание животных в местах общепита? - спросил я у хозяина. Тот вместо ответа указал на стену, где в рамочке с жирной надписью «для умников» висел положенный сертификат.

     Такое себе кафе, на любителя, но Дюше с Агнешкой нравилось, а главное – нравилось Володиной, которая эта все придумала и организовала. У нее даже имелся любимый столик в углу: с широкими диванчиками и видом на улочку, заросшую старыми кленами.

     Я один раз сходил на подобное мероприятие, помучался с пару часов, и больше в забегаловку ни ногой. Мало того, что котяра покусал, так еще и Агнешка притащила с собой сивую Лерку, ту самую, которую пыталась сосватать на День Влюбленных. Так-то девчонка нормальная и на лицо симпатичная, только я терпеть не мог подобного насилия, когда мнением не поинтересовавшись, сводили словно тупых животных. А еще Дюша заладил свое: «глянь на кадык».

     Короче, в кафе мне не понравилось, в отличии от остальных ребят. Заявлять об этом прямо и обижать коллектив не стал, поэтому придумывал разные причины: то маму надо встретить, то живот разболелся. А теперь вот и железная отмазка появилась:

     - Сегодня не могу, у меня игра.

     - Какая игра? – тут же заинтересовался Дюша.

     Ну я и рассказал про запрет, который сняли, и про капсулы, только и ждущие своего часа.

     - Все с тобою ясно, - заключила Агнешка, - променял одноклассников на компьютерную игрушку. И какой ты после этого Синицын? Самый настоящий Свиницын!

     - Свиницын, - заржал проходящий мимо Пашка. Хотел еще что-то добавить, но получив в ответ свирепый взгляд от Ковальски, счел за лучшее удалиться.

     - Это не просто игра, - начал я защищаться.

     - Ага…

     - Это Маяк-17 с премиум доступом.

     - Ну да…

     - Самая крутая в мире виртуальной реальности. И мы там большие деньги зарабатываем… Дюша, скажи ей.

     Дюша слышал историю про рекорд и про сумму, которую мы с Василием Ивановичем получили в награду. В тот раз парень впечатлился размером выплаты и даже присвистнул от удивления, а сейчас…

     - Пускай валит, без него посидим, - произнес он хмуро, и засунув руки в карманы, зашагал к выходу.

     Хотел я сказать обидное, но слова в горле комом встали, а тут еще Агнешка добавила:

     - Извини, что задержали, Никита. Беги давай, играйся.

     Лучше бы Ковальски обматерила в своей привычной манере, чем вот так вот, глумиться. Будто Синицын маленький, игрунькается днями напролет, а они все из себя такие важные и взрослые, по кафе ходят. Ну и пускай валят…

     Я закинул портфель за спину, но далеко не ушел, попавшись на глаза историку. Армен Георгиевич целых пять минут доставал с докладом: вносил правки и цитировал неизвестного мне Центоровича.

     Когда наконец выбрался в коридор, бурлящий поток школьников иссяк. Только у окна напротив образовалась небольшая кучка одноклассников, готовившихся к походу в «Котейню». Громко разговаривали и смеялись, предвкушая вечерние посиделки. И Дюша, и Кузька с Агнешкой, и даже неведомо каким боком затесавшийся в компанию Копытин.

     Настолько хорошо и тепло там было, что я на доли секунды засомневался. Может ну его, этот Маяк - плюнуть на все, и махнуть с ребятами в уютную кафешку. И плевать на кусачего кота и на сивую Лерку, которая несмотря на предпринимаемые попытки подруги, особо свататься не желала, проявляя повышенный интерес к Дюше.

     И тут я столкнулся со взглядом ее величества Володиной. Она была единственной, кто обратил на меня внимание, остальные старательно отворачивались или делали вид что не замечают.

     Темный омут красивых глаз завораживал, обещая… Я не стал разбираться в посланных ею сигналах: то ли соблазняла, то ли просто глазела по сторонам. Желание пойти в кофейню испарилось, как сладкий сон по утру.

     Что, скучно вам стало с господином Сабуровым, решили новую шахматную партию разыграть, где Дюша, Агнешка, Кузька, и даже неведомо каким ветром занесенный Копытин – пешки на чужой доске? Играетесь? Но и играйтесь на здоровье, только без меня.

     Придет время, вспомните слова Синицина, от которого сейчас отворачиваетесь и на которого обижаетесь – обязательно вспомните, только поздно будет.

     

     На улице властвовала стихия - разгулявшийся ветер тугими нитями дождя хлестал по стеклу. Непогода, словно забытый всеми ребенок, напоминала о себе: качая тени деревьев, тарабаня тяжелыми каплями по подоконнику. Требовала внимания и дотребовалась до того, что Василий Иванович не выдержал и закрыл жалюзи, только чтобы не видеть всего этого безобразия.

     В подсобке компьютерного класса было хорошо: пахло свежесваренным кофе, а еще выпечкой – Диана Ильязовна закупилась пирожными с заварным кремом.

     Разложила угощения, сервировав стол блюдцами с синей каемочкой, на обратной стороне которых значился полузатертый советский ГОСТ. Считай целый век миновал, а артефакты некогда могучей империи продолжали встречаться в быту. К каждому блюдцу в обязательном порядке прилагалась чайная ложечка, набор салфеток и деревянная подставка под чашку с горячим напитком.

     По центру стояли две вазочки с малиновым вареньем. Почему именно две? Да потому что любил Василий Иванович это угощение - он бы и три слопал, будь те на столе.

     Мягкая мебель укрытая пледом, и вязаный коврик под ногами - не «Котейня», конечно, но тоже ничего. Полки, заставленные компьютерными деталями, лишь добавляли колорита обстановке. Уж все лучше, чем наглая морда рыжего кота.

     - А вот и Малой, - завидев меня, провозгласил Василий Иванович. – Что бездарь, нахватал двоек?

     Это у него вместо приветствия. Мог бы и грубее выразиться, но в присутствии Дианы Ильязовны отчего-то стеснялся. Молодая учительница самым благотворным образом влияла на характер старого мизантропа и, кажется, была единственным человеком, к которому он прислушивался.

     После той злополучной сцены ревности на парковке, едва не закончившейся дракой, дела наладились. Два дня мы с Дюшей перемещались от школы до дома на такси, а на день третий вызвал к себе Василий Иванович и объявил, что конфликт исчерпан. Дескать все, пацанва, забыли… Живите, как жили раньше. И никаких тебе подробностей произошедшего.

     - Может он их это… того, - предположил Дюша.

     - Сам ты того, - обиделся я за Василия Ивановича. – Если человек выглядит как отморозок и ведет себя как отморозок, это не значит, что он и есть отморозок.

     Дюша чутка подумал, а после задал вполне резонный вопрос:

     - А что это значит?

     Хотел бы я и сам знать, что. Порою ума, точнее хитрожопости у Василия Ивановича хватало на троих: вел себя как настоящий дипломат, проявляя чудеса гибкости и изворотливости, а порою… порою был самым настоящим увальнем из глубинки: тупил жестко и туго соображал.

     Взять хотя бы их отношения с Дианой Ильязовной, точнее их отсутствие. И слепому было понятно, что училка к нему неровно дышит. Приложи Василий Иванович хоть капельку усилий и все были бы счастливы. Но на то он и Василий Иванович, чтобы не замечать очевидных вещей.

     Диана Ильязовна за последний месяц заметно преобразилась. Стала больше шутить и смеяться, и даже на уроках вечно строгая учительница стала позволять себе улыбаться. Я было решил, что причиной всему избавление от не в меру навязчивого и опасного ухажера. Пока однажды вечером не влетел в подсобку без стука и не застал госпожу Сарбаеву в неподобающем виде: две верхние пуговички на рубашке оказались расстегнуты. Бедная Диана Ильязовна аж покраснела от неожиданности, принявшись спешно приводить одежду в порядок.

     Со стороны это могло показаться глупым: подумаешь пуговички, кроме шеи ничего и не видно. Вон, новенькая училка по английскому в пятницу в таком мини вышла на работу, что нашу директрису чуть удар не хватил. И Серафима Георгиевна еле-еле грудь втиснула в узкую кофточку, из-за чего с известным ценителем пышных форм - Дюшей Соломатиным приключился столбняк. Какое там черчение, когда не способен даже элементарную прямую по линейке провести.

     В мире свершившейся сексуальной революции верхними пуговичками давно никого не удивишь, но для девушки, воспитанной в строгих семейных традициях, это был очень серьезный шаг. Как и чуть более яркий макияж, и новый парфюм, отдающий запахом сирени. С учетом внутренних ограничений, Диана Ильязовна прилагала неимоверные усилия, чтобы хоть как-то привлечь внимание понравившегося мужчины. А что Василий Иванович? А Василий Иванович жрал ложкой варенье из вазочки, и чесал заросший подбородок. Порою казалось, что уборщик не только ноги потерял в песках черного континента, но и яйца, а вместе с ними и совесть.

     Совести у Василия Ивановича остались крохи или как бы сказала моя мать, с гулькин нос. Поинтересовавшись на счет успеваемости (хотя ему-то какая хрен разница, тоже мне - папаша), принялся отчитывать за опоздание. А я всего-то и пришел на десять минут позже. Задержался по уважительный причине, выслушав короткий экскурс в историю от Армена Георгиевича. О чем и сказал, только Василия Ивановича это не остановило - нудел и нудел, словно старушка у подъезда.

     - Да вы сами вечно опаздываете, - не выдержал я.

     - И не на пять минут, а гораздо больше, - встала на мою защита Диана Ильязовна.

     - Я опаздываю, потому что у меня работа.

     - А у меня учеба.

     - Язык у тебя без костей, - вздохнул Василий Иванович, понимая, что нас двоих ему не переспорить. - Пошли уже, Малой… восьмой уровень сам себя не пройдет.

     Чая с пирожными я так и не по пил.

     

     Три часа игры… Три часа невыносимых мучений, чтобы услышать в конце:

     - Малой, ты безнадежен.

     Это я безнадежен?! Это он сам безнадежен!!! Мы даже не смогли выбраться из промзоны, погибая то на территории заброшенного завода, то в складах, то на пыльной улице, зажатой с двух сторон бетонными заборами. И первым всегда помирал Василий Иванович. Не знаю, насколько хорошим бойцом он был в реальной жизни, но вот в виртуальной у него явно не складывалось: ни со стрельбой, ни с тактикой, ни с мозгами.

     Постоянно орала… точнее орал: «Малой туда, Малой сюда, куда глядишь, почему не прикрываешь». Тяжело прикрывать объект, которому только и мечтаешь, что пулю в затылок выпустить.

     - Малой, сюда смотри, - девчонка присела на корточки и принялась чертить на песке схему, – пойдем по восточной окраине через третий цех. Внутрь соваться не будем, а обойдем вдоль железки до брошенных контейнеров.

     Обломок палочки нарисовал прямую рядом с квадратом, видимо обозначающим тот самый цех. Линия резко вильнула вправо и остановился.

     - Здесь будет рабочий вагончик, а сразу за ним ворота ведущие на противоположную сторону.

     - Но там бегуны дежурят, с целый десяток, - вспомнил я.

     - Поэтому напрямки не пойдем, а свернем вот сюда, где у нас бетонные… бетонные, - девчонка замолчала, а на кукольном личике промелькнула гримаса недовольства.

     Изображенные линии исчезали одна за другой, словно невидимый хулиган проводил ладонью по песку, стирая детские рисунки.

     - Экономия игровых ресурсов, - прокомментировал я, не без толики удовольствия наблюдая за реакцией напарницы. – Вот поэтому в магазинах и продают бумагу с ручкой.

     - Продают, - передразнила меня девчонка. Раздраженная, встала с корточек, и уперев руки в боки, грозно осмотрелась. А она забавно выглядит, в обтягивающем черном камуфляже, перетянутым множеством ремешков, словно героиня, сбежавшая с экранов аниме. И даже катана имелась за спиной. Вернее, не катана, а сабля, предназначенная для ближнего боя с наиболее тупыми врагами, коих на восьмом уровне бродило в превеликом множестве.

     - За мной, Малой!

     - За мной, это куда?

     - Это туда! Я кому только что на песке рисовал, - и снова на лице проявилась недовольная гримаса. - Дойдем до третьего цеха, а там видно будет.

     Я обреченно вздохнул, с трудом подавляя желание выругаться. Раскомандовался тут… диснеевская принцесска.

     

     До третьего цеха шли проулками, петляя меж брошенных у обочины машин. Возникало ощущение, что к восьмому уровню фантазия у разработчиков закончилась, и они принялись копировать целые участки игрового ландшафта. Серые коробки промышленных зданий, бетонные заборы, покрытые кудряшками колючей проволоки, покореженные рельсовые ворота, и даже пыльная трава, растущая вдоль дороги – все это выглядело одинаково. Настолько, что я начинал путаться на местности.

     В отличии от меня Василий Иванович ориентиров не терял, четко понимая, где мы сейчас находимся и куда двигаться дальше. Фигурка пронырливой девчонки мелькала впереди черной мошкой: то стремительно пересекая дорогу, то подтягиваясь на руках, то ползая на четвереньках, выгибая спину и демонстрируя миру обтянутые тканью ягодицы.

     Я понимал, что Василий Иванович не специально, что это долбаная механика игры, тонкие настройки и ловкие пальцы Дианы Ильязовны. Все понимал, только легче от этого не становилось. Гормоны просто охреневали от столь наглой демонстрации сексуальности. Я твердил себе, что это лишь цифровая оболочка - игровой перс, которым управлял один крайне вредный старпер. Понимал и не мог отвести глаз от стройных ног, мелькающих перед глазами. Разум убедить легко, а вот с телом, лишенным радостей секса, дела обстояли сложнее.

     Через десять минут плутания по однообразной локации мы вышли к покрытому пылью перекрестку. Бетонный забор, трава, потрескавшийся асфальт, снова забор, остатки сгоревшего автомобиля. Напарница кошкой забралась в кусты, высоко задрав зад. Главное – сама спряталась, а жопа наружу торчит. Мастер стелса, чтоб его…

     И хоть бы один завалящийся монстр попался, или на худой конец амеба. Но нет, за три часа игры Василий Иванович досконально изучил маршрут, и теперь вел самым безопасным путем из имеющихся. С одной стороны хорошо, с другой – бесконечно скучно.

     - Сейчас перебежим через дорогу, нырнем в проулок, а там и третий цех, - прошептал голосок из кустов. Листья зашевелились и гибкое тело черной тенью мелькнуло в воздухе – Василий Иванович сменил позицию. Одним ловким движением забрался на забор и игнорируя колючки проволочного ежа, принялся осматриваться.

     Спустя секунд десять последовал знак «чисто» и я, пригибаясь, побежал напрямки к обочине. На глаза попался остов покореженной легковушки – отличное место для укрытия и контроля за местностью.

     До объекта сорок метров - стрекотом цикад пело жаркое виртуальное лето.

     Двадцать метров - глухим полязгиванием в ушах отдавал автомат.

     Десять метров и…

     - Прием, ..ак …шно?

     Внезапно раздавшийся голос, ударил аккордом по натянутым струной нервам. Он возник из ниоткуда, вырвался из пустоты с хрипом и шипением сломанных динамиков. Я рухнул в пыль и заозирался по сторонам, пытаясь выцепить цель. Краем глаза заметил, как расплывчатая тень черной кошкой сиганула с забора в траву – Василий Иванович в очередной раз сменил диспозицию. Снова жопой из кустов будет торчать.

     - Ребят, вы …еня …шите?

     Не смотря на хрипы в эфире я узнал женский голос. Узнал его и Василий Иванович, поэтому проорал за нас двоих:

     - Валькирия, слышим вас хреново.

     Возникла короткая пауза, за время которой я успел добраться до сожженной машины. Прислонившись спиной к железному остову, замер, сжав оружие в руках.

     - А так слышно?

     На сей раз голос Дианы Ильязовны прозвучал на удивление чисто.

     - Валькирия, слышим вас прекрасно, - ответил за нас двоих Василий Иванович. Ответил привычным тембром, а не искаженным до неузнаваемости голоском юной нимфетки. Неужели…

     - В системе возникли неполадки, поэтому я подключилась напрямую, - подтвердила учительница мои догадки.

     Вырубила системное аудио и подсоединилась к шлемам через вновь созданную локальную сеть. Если мне не изменяет память, подобные действия находились под строгим запретом и рассматривались администрацией «Маяк-17», как прямое вмешательство в игровой процесс. Говоря простым языком, нас могли уличить в мошенничестве, однако Диану Ильязовну, вечно строгую и правильную, это не остановило.

     - Валькирия, неполадки какого рода вы наблюдаете?

     - Ситуация аналогична двух предыдущим случаям: рвется картинка, проблемы со звуком. Я вас практически не вижу.

     Все-таки она большая молодец, наша училка по программированию. Есть в ней что-то от большого ученого. Решила лично понаблюдать за игровым процессом, чтобы определить причины неполадок. И правильно сделала, потому как мы с Василием Ивановичем перли напропалую, не догадываясь о возникших проблемах. И может быть уровень прошли, не заметив странностей в игре.

     Кстати, о странностях, где они? Схожим вопросом задалась и учительница, поэтому спросила:

     - Василий Иванович, вы что-нибудь заметили?

     - Нихрена.

     - Может трава необычная растет или песок с неба капает.

     - Издеваетесь?

     - Всего лишь подшучиваю, - примирительным тоном сообщила она. - Оглядитесь получше, а я пока постараюсь исправить картинку.

     - Оглядитесь… Какой смысл оглядываться, когда кругом все одинаковое, сплошные заборы, - принялся ворчать Василий Иванович. - Малой!

     - Чё?

     - Через плечо. Ты видишь что-нибудь странное?

     - Вижу, как ваша задница торчит из кустов.

     - Еще один шутник, - девчушка поднялась из зарослей и принялась вертеть головой. Не обнаружив ничего подозрительного, закинула на плечо винтовку и вертлявой походкой направилась в сторону забора, того самого на котором недавно сидела.

     Обтянутые темной тканью ягодицы плавно покачивались и… вдруг остановились. Девчушка замерла, уставившись на меня. Неужели Василий Иванович спалил, что я за ним подглядывают?

     - Малой?

     - Да.

     - Можешь установить марку машины, за которой сидишь?

     Что за странная просьба… Я поднялся из-за укрытия и обернулся: перед глазами возвышалась покореженная груда железа, в которой не то что марку, саму машину угадать было сложно. И как тут установить?

     - Пикап марки Тойота, - задумчивым голосом произнес Василий Иванович. Цифровой образ в виде нахальной девчонки уже стоял рядом.

     - Как вы это поняли?

     - Вон там видишь две длинные покореженные трубы? Это спаренная зенитная установка, располагавшаяся в кузове. Странно, что при взрыве ее не выкинуло к чертям, хотя…, - девчушка нагнулась и принялась копаться в ржавых останках. - Такие машины принято называть шахидмобилями или тачанками. Их применение началось еще в прошлом веке, во время гражданской войны в Сомали. Крайне удобная штука, особенно когда у тебя гора пушечного мяса, и ощущается нехватка броневиков.

     - Эта тачанка, она тоже из вашего прошлого? – произнес я, начиная догадываться, о чем идет речь. Глаза до боли всматривались в покореженный корпус машины, пытаясь отыскать нечто неуловимо, таинственное - то, что заявит во весь голос: «эй, я не какая-нибудь там придумка геймдизайнера, я кусок всамделишной реальности, скопированной из воспоминаний».

     Но железо молчало, молчала и девчушка, копошащаяся в железе, и явно пытающаяся что-то отыскать. Не обнаружив искомого, по-мужски тяжело вздохнула и поднялась на ноги.

     - Василий Иванович, а…

     - Погоди-ка с расспросами, Малой. Лучше обернись… что видишь? Да не на забор пялься, а чутка левее смотри, где два дерева растут. Ну?

     - Здание вижу.

     - Точнее?

     Слепой он что ли, сам не видит? До объекта рукой подать, расстояние метров тридцать, не больше. Обычное, ничем непримечательное строение, обшитое профильным листом с надписью на фасаде. Таких зданий сотни, если не тысячи, в промзоне любого города.

     - Автомастерская, - прочитал я заглавные буквы, расположенные под козырьком крыши. И чуть ниже, на растянутом плакате: - работаем двадцать четыре часа в сутки, без выходных.

     - А на углу?

     Я хотел было возмутиться, на каком таком углу, но тут и сам заметил синюю табличку с адресом.

     - Тихвинская восемнадцать. Василий Иванович, я не понимаю…

     - Повтори, - перебил женский голос. Диана Ильязовна снова присоединилась к беседе.

     Ну я и повторил, мне не жалко.

     - Профильный лист синего цвета?

     - Да.

     - Три окна на втором этаже?

     - Да.

     - Центральное заклеено бумагой наполовину?

     - Чем-то белым, вроде бумагой.

     - Кирилл, - произнесла Диана Ильязовна упавшим голосом. – Я должна увидеть это собственными глазами.

     В эфире наступила гробовая тишина. Кажется, из нас троих только я не понимал, что происходит. Наглая девчонка замерла, и даже не моргала, созерцая коробку безликой автомастерской.

     - В чем дело, Василий Иванович? – принялся я приставать с расспросами. – Это здание имеет к вам прямое отношение? Оно из реальности?

     - Да, из реальности.

     - Тогда причем здесь Кирилл?

     Фамилии никто не уточнял, но я без труда догадался, что речь идет о том самом ревнивом ухажоре по прозвищу Мажор.

     - Кирилл Мизинцев по бумагам числится работником автомастерской на Тихвинской, там и ошивается большую часть времени.

     - А вы здесь причем? - не понял я. – К вам это какое отношение имеет?

     - Я на днях в гости заходил…

     Сколько лет живу, столько и убеждаюсь, что у судьбы своеобразное чувство юмора. Еще вчера ты вытаскивал избитых пацанов из гаражного массива, грузил в такси и договаривался с Петровной о «тихом» лечении. А сегодня уже они приходят на выручку, один за другим возникая из темноты, как чертики из табакерки. Что это? Взаимозачет по формуле «ты мне – я тебе», «услуга за услугу», или «баш на баш»? Сильно сомневаюсь… Малой он дурной, что с него взять, сунулся бы в драку при любых обстоятельствах. И другана себе нашел под стать, здорового и дурного, а еще простого и надежного, как стоеросовая дубина.

     - Не друг он мне, - однажды высказался Малой, с обидой и даже каким-то негодованием в голосе.

     Малой он и есть малой, жизненный опыт отсутствует, потому и не разбирается в людях. Сколько раз ему говорил: гнилой твой Лощинский, подленький. И подлость его на роже крупными буквами написана. Но Малой от природы упертый, до последнего не верил, пока хреновое не случилось. Сидит в нем юношеский максимализм, деление мира на черное и белое.

      «Этот друг, я с ним с детства дружу, и плевать, что кидает постоянно, а этот враг, я с ним с первого класса дрался, значит останется врагом до конца жизни» – железная логика. А когда пытаешься разобраться, с чего все началось и какой смысл был друг другу рожи чистить – ответить не может. Мычит как неразумное телятя и знай свое твердит: Соломатин враг.

     Но ничего… жизнь, она баба мудрая, она все на свои места расставит, дай только срок.

     

     После ночного происшествия с ухажером Диану здорово потряхивало, поэтому я отказался от мысли идти пешком и вызвал такси.

     - Вы не понимаете, они же мальчишки, – убеждала она меня в каком-то горячечном бреду. До чертиков боялась придурковатого Кирилла, а еще больше боялась молчаливого Илью, которому в наследство от отца досталось грозное прозвище Прокопыч.

     На парковке возле школы храбрилась, даже пацанам головомойку устроила, а как сели в теплое и уютное такси, так девушку и отпустило: губы дрожали, руки тряслись, а взгляд блуждал по залитому светом салону автомобиля.

     - Завтра же поговорю с Ильей, только без Кирилла. Он человек разумный, он выслушает. Или в полицию… Нет-нет, надо срочно позвонить в полицию, все им рассказать. Они работают ночью?

     - Насколько помню, данная контора работает круглосуточно.

     - Все шутите да? Шутите?! Вы не понимаете, они же самые настоящие бандиты, особенно Илья. Им человека убить, раз плюнуть, чтобы никаких следов не осталось. Видели списки без вести пропавших? Там сотни, тысячи фамилий, каждый день обновляются. Я не хочу однажды вас в них увидеть. Слышите меня, ни вас, ни мальчишек… Господи, как же глупо все получилось. Как глупо…

     Девушка принялась неразборчиво бормотать, и тогда я взял ее за ладонь: теплую и узкую, как у ребенка. Думал слегка сжать, придав сил и уверенности, но вместо этого едва не взвыл от боли. Диана буквально вцепилась в мою руку, кошкой выпустив острые коготки. Да так и не отпускала до самого дома, держась за Василия Ивановича, словно за последнюю надежду.

     Стиснутую ладонь жгло огнем боли. Благо, ехать было недалеко – две минуты, и мы выбрались из уютного салона такси обратно в осеннее ненастье. Усилившийся дождь шелестел в листве, хлестал мелкими каплями по лицу. Мокрые дорожки скользили по щекам девушки, из-за чего казалось, что она беспрестанно плачет. Но я знал, что это не так, что она сильная. Может быть чуть позже, когда останется одна.

     Я планировал проводить Диану до подъезда и отправиться домой, но судьба в очередной раз внесла свои коррективы. Меня схватили за рукав и потянули следом, не спрашивая и не интересуясь мнением, и я пошел, не проронив не слова. Понимал, чем это может закончится, но не смог противостоять. Отказать сейчас, это как оттолкнуть дрожащего от волнения кутенка, тыкающегося влажным носом в поисках защиты. Странное сравнение, но другого в голову не пришло.

     Мы не стали вызывать лифт и поднялись по лестнице на нужный этаж. Диана долго громыхала связкой ключей, пытаясь трясущимися руками попасть в замочную скважину. Я уже собирался предложить свою помощь, когда входная дверь открылась.

     Девушка первой вошла внутрь, щелкнув переключателем - небольшую прихожую залило мягким светом. Вот все-таки сразу видно, что в квартире хозяйка, а не хозяин. Целых три коврика на полу, даже имелась специальная подставка для обуви, в то время как моя хранилась на тряпке в углу. Вешалки, крючочки, полочки со всякими финтифлюшками. Возле светильника, выполненного в форме маяка, пенились нарисованные волны. Там же плескалась стайка игрушечных дельфинов и разноцветных рыбок с пестрыми, как у павлинов, хвостами.

     Из большого зеркала напротив уставилась хмурая щетинистая физиономия, никак не вписывающаяся в благостную обстановку. Особенно был заметен контраст со стоящей рядом девушкой, молодой и красивой. Отражение одним ловким движением скинуло шляпку, и сделало шаг по направлению к мужчине.

     Я толком ничего не успел понять, как сухие губы коснулись моего носа, губ. Девушка, отчаянно зажмурив глаза, тыкалась в меня как тот самый беспомощный кутенок, в поисках ответного поцелуя. Для строгой и всегда правильной учительницы решиться на подобный шаг, как броситься с утеса в волны бушующего океана. Безумный стресс сломал внутренние барьеры, и она отчаянно ринулась вперед, то ли ища защиты, то ли пытаясь отблагодарить.

     Я обхватил лицо девушки, и ощутив пальцами, как она вздрогнула, аккуратно отодвинул от себя.

     - Я делаю что-то не так? – растерянно пробормотала она.

     - Все в порядке, просто…

     Нихрена не просто. Я мозги вывихнул, пытаясь подобрать нужные слова. В глубине души понимал, что происходит, а выразить не мог. Неправильно это все... Сегодня она видит принца на белом коне, а завтра, когда наступит горькое похмелье, обнаружит в постели рядом с собой безногого инвалида. Облик благородного защитника не то чтобы померкнет, он разобьется вдребезги: девушка возненавидит меня, себя, и весь окружающий мир.

     Даже не знаю, чего больше опасался: увидеть сломанного человека по утру, или прочесть разочарование и страх в глазах. Если уж повидавшие всякого шлюхи боялись моих культяпок…

     Девушка, так и не услышав от меня внятного ответа, опустила голову и глухо произнесла:

     - Идите уже.

     - А я на чай рассчитывал.

     - Чай? – круглые девичьи глаза недоуменно уставились на меня.

     - У вас есть чайник?

     - Д-да, конечно.

     - Вот и ладушки, вот и договорились. Где здесь руки можно помыть?

     

      Мы до двух часов ночи просидели на кухне, болтая о всяком. Говорила в основном девушка, я же больше кивал и слушал.

     Пока хлебал душистый чай, Диана поведала грустную историю о скромном мальчике Кирилле, живущем в доме напротив. О том, как он красиво ухаживал, дарил цветы и коробки шоколадных конфет. А потом появился друг Илья, и все в одночасье изменилось: хороший и воспитанный юноша превратился в наглого, хамоватого Мажора. Новые знакомые и лихой образ жизни подсказали, что свое надо брать силой. Диана наивно полагала, что все еще можно исправить: вернуть прежнего доброго Кирилла. Ведь женское сердце и сила любви способны творить чудеса… до чего же наивно. Все закончилось одним летним вечером, когда влюбленный кавалер попытался изнасиловать девушку в машине. Угрожал, бил по лицу и порвал платье, пытаясь добраться до трусиков. Жертва чудом вырвалась на волю, полночи проплутав по лесу, в поисках ближайшего населенного пункта.

     - Это не мой Кирилл, это не мог быть он… они изуродовали его… они виноваты, - твердила Диана, как заговоренная. По началу она пыталась скрывать слезы, теперь же они текли ручьями, окончательно размыв тушь. На столе скопилась целая гора скомканных салфеток. Нос девушки заметно опух и покраснел, особенно самый кончике. Впрочем, это нисколько не испортило госпожу Сарбаеву. Она отличалась природной красотой с по-восточному изысканным колоритом: высокие скулы, темные глаза миндалевидной формы, тонкая линия губ. Удивительно как имея столь яркую внешность она до сих пор не выскочила замуж. Может потому и не вышла, что липнет к ней всякое дерьмо вроде Мажора или козла-трудовика.

     - Кирилл с детства мечтал стать архитектором, планировал строить небоскребы по всему миру, - продолжала девушка свой рассказ. - У него на компьютере были наброски огромного жилого комплекса с технологией вертикальных садов. Представляете, насколько это сложно, учесть в архитектурном решении дренаж, распределить специальные системы водоснабжения, рассчитать дополнительные нагрузки на несущие конструкции. Он столько всего читал, столько знал, такие планы имел на будущее. Если бы не Илья…

     - Причем здесь Прокопенко? - не выдержал я.

     - Как при чем? – удивилась девушка, шмыгнув красным носом в салфетку. – Вы меня совсем не слушаете?

     - Почему же, слушаю и очень внимательно. Сначала он вам угрожал, а потом избил и чуть не изнасиловал в машине.

     - Вы не понимаете…

     - Это другое, - продолжил я за нее, - кто же спорит… Нельзя бить закоренелому бандиту и уголовнику, а Кирюше можно, он же у нас запутался. Так-то парень не плохой, только по лицу бьет и трусики силой сдирает. Не кажется ли вам, уважаемая Диана Ильязовна, что система оценки того или иного события должна быть выстроена беспристрастно, вне зависимости от нашей с вами эмоциональной вовлеченности? Судить нужно за поступки.

     Зря я перешел на язык логики. Это в общении с мужиками можно было попытаться достучаться до разума, а бабы они что - они чувствами видят. Даже такие умные и образованные как госпожа Сарбаева, теряют всякую связь с реальностью, стоит зайти речи о любви.

     Кирилл Мезинцев, он же Мажор - слетевший с катушек мелкий уголовник. В студенческом прошлом то ли друг, то ли молодой человек Дианы. Насколько серьезными были их отношения, оставалось только догадываться, потому как девушка особо не распространялась на сей счет - ухаживал и все тут… Чувства точно были, иначе не сидела бы здесь и не комкала салфетку за салфеткой, пытаясь избавиться от выступившей на лице влаги.

     И вдруг такая злость меня разобрала. На придурка Кирилла, потерявшего берега, на «умную» Диану, не желавшую замечать очевидных вещей, а больше всего на себя самого, впутавшегося в непонятную историю. Сколько твердил себе: держись подальше от баб, особенно от красивых, потому как вечно с ними одни проблемы. В такой водоворот событий затянет - хрен выберешься. Говорил, а сам вляпался.

     Раздосадованный собственной глупостью, я оперся о столешницу и попытался подняться. Удалось с третьей попытки: снова заедал гребаный шарнир. Все это время девушка испуганными глазами таращилась на меня, словно я тот самый Кирилл, сейчас наброшусь и изнасилую. Хотя нет… Кирилл, он же у нас особенный, ему многое прощается. Вот и «допрощалась», довела до такой точки кипения, когда крышку паром срывает. Избитый трудовик лежит на больничной койке, а безногий уборщик и пара школьников следующие на очереди.

     - Василий Иванович, с в-вами все в порядке?

     Видимо негативные эмоции отразились на моем лице, потому что сидящая на стуле девушка заметно съежилась. Пальцы стиснули бумажную салфетку, ни в какую не желая отпускать.

     То домой к себе тащила, целоваться лезла, теперь вот боится… Никогда не пойму баб, что у них в голове происходит – не мысли, сплошной винегрет.

     - Значица так, - выдыхаю, стараясь привести мысли в порядок. - Ближайшую неделю в школу и из школы только на такси, на улицу лишний раз не высовываться. Если заметите слежку или подозрительных людей, сразу звоните мне.

     - Может лучше в полицию?

     - Оно вам надо? Пока заявление по инстанциям пройдет, сто раз изнасиловать успеют. Сплошная бюрократия, что б её…

     - А мальчики?

     - А с мальчиками я переговорю. Не волнуйтесь за них, никто пацанов пальцем не тронет, если только сами друг дружке не накостыляют.

     - А…

     - А об этом поговорим завтра. И не переживайте, лучше ложитесь спать. Решу я вопрос с вашим Кириллом.

     

     Решу… легко сказать. Добравшись до дома, достал сотовый и посмотрел на часы – полтретьего ночи. Нормальные люди спят давно, но есть и ненормальные.

     На пятый гудок в динамике зашуршало и грустный голос произнес:

     - Что, Василий, угораздило? А я ведь предупреждал, не лезь не в свое дело.

     - Ты же меня знаешь, Михалыч.

     - Знаю, - в ответ грустно вздохнули, а спустя секунду раздались утробные глотки.

     - Надеюсь, ты там чай пьешь?

     - Пока чай.

     - В кабинете?

     Тяжелый вздох и неразборчивое бормотание в ответ.

     - А чего домой не едешь?

     И снова тяжелый вздох вместо ответа. Понятно – жена пилит, так что лучше на рабочем месте перекантоваться. Тем более что видел я его кабинет: диван шикарный, мини холодильник с ветчиной в углу, и секретарша такая, что взгляд от попы не оторвать. Живи – не хочу.

     - Михалыч, ты это… главное не бухай.

     - Не хочу я… Ничего не хочу… ни бухать, ни жить.

     - Михалыч, ты это брось.

     Но Михалыч меня уже не слушал. В голосе на том конце появились мечтательные нотки:

     - А помнишь, как все начиналось? Когда мы на речку сбежали и голышом с тарзанки прыгали, а бабы местные за нами тайком подглядывали?

     Помню прекрасно, а потом лейтенант Ферапонтов, даром что книжный червь, таких пистонов вставил, что неделю из нарядов не вылезали.

     - Ох, они и визжали, когда мы их обрызгивать принялись. А Боцман, хитрец этакий, в тыл зашел, и оттуда пугать начал, так ему по кумполу съездили… Помнишь? Помнишь… Хорошие были времена: лежишь на песке, смотришь в звездное небо, а впереди целая жизнь. И пацаны все живые: Донец, Индус, Боцман и этот прыщавый, как его там…

     Длинный нескладный парень, с изъеденным оспой лицом. Позывного его я так и не запомнил, в первой же командировке сгинул. И главное глупо так… Поднял руку шлем поправить, и пуля в незащищенное кевларом место угодила, прямо подмышку.

     - Михалыч, не нравится мне твое настроение - завязывай депресняк разводить. Все у тебя хорошо в жизни: жена, дети, внуки подрастают.

     - Да насрать им на меня… и внукам, и детям, а уж жене тем более. Если бы денег не приносил, давно бы на улицу выкинули. Мешаю я всем, понимаешь? Жизнь отравляю...

     Ох ты ж…, а дела-то наши совсем плохи. К Михалычу пожаловала третья стадия «хреноватости», когда весь белый свет не мил и видится только один выход – в доброе прошлое. А поскольку вернуться назад не представляется возможным, то в самый раз петля на шею, ну или пуля в висок из наградного.

     - Михалыч, помнишь, что весной у Дока юбилей? Снова все наши соберутся, и тогда махнем на Лазурное.

     - Побережье?

     - Михалыч, ты совсем ёбу дался с этой своей работой. Какая нахрен Франция? Док до сих пор невыездной, а у меня денег хватит разве что до аэропорта добраться. Мы рванем на озеро, где прошлый раз отдыхали. Вспомни баньку на берегу.

     - Срубовая из кедра?

     - Срубовая.

     - И рыбалка?

     - И рыбалка по утру, когда солнце не успело подняться, а густой туман стелется по воде. Тишина кругом стоит – заслушаешься. И мир замер, даже кузнечики не стрекочут.

     - Только дятел стучит вдалеке, - оживился динамик.

     - Рыбу зажарим на углях, пока картошечка в золе томится: м-м-м, вкуснотища выйдет, без всяких майонезов и кетчупов. Хватаешь из кострища и ешь прямо горячую, обжигая пальцы и рот.

     - Мамон с золой жрал, - припомнил Михалыч, - а потом чумазый ходил, как тот самый папуас.

     - В обед ушица наваристая, чтобы ложка колом стояла, а вечерком, когда стемнеет, ароматный шашлычок под травяную настойку от Сэмпая, - продолжил я травить душу. - Выходишь распаренный из баньки, садишься у самой воды и слушаешь плеск волн. И небо алое от заката, и пацаны кругом сидят: поседевшие, погрузневшие, а у кое-кого и бурдюк вместо пуза. Болтают о ерунде всякой, а ты знай себе комаров по ляжкам хлопаешь и чай с лимоном потягиваешь.

     - Хорошо, - послышалось в трубке, полное надежды.

     Хорошо, что далекий голос ожил, а вот в остальном ничего хорошего. Соврал я на счет Дока: не планировал он юбилей отмечать, потому как не любил подобного рода мероприятия, всячески их избегая. Придется сочинять пьесу по ходу действия, вытягивая мужиков из трясины повседневности. Михалыч, он как большой ребенок, теперь только этим ожиданием и будет жить, а детей, как известно, обманывать нельзя. Надо будет с Лазурным товариществом связаться, домик заранее заказать.

     - Чего звонил-то? – сбил меня с мысли Михалыч.

     И правда, что-то Василий Иванович увлекся, позабыв обо всем. Совсем старый стал… Пришлось поведать историю про молодую учительницу, и одного не в меру ретивого ухажера.

     - Как знал, что влипнешь в историю, - вздохнула трубка, – поэтому после первого разговора пробил Кирилла по базам, поговорил с людьми. Короче, нет ничего на вашего Отелло, одни лишь подозрения. А вот на покровителя его - Илью Прокопенко, целые тома уголовных дел. Настоящая россыпь из краж, вымогательств, тяжелых телесных, даже одно убийство имеется.

     - Почему до сих пор не закрыли? – удивился я.

     - Нельзя.

     - Это что же получается: все доказательства собраны, а убийца на свободе гуляет?

     - Вася, я тебя не учу, как полы мыть? Вот и ты не учи мента бандитов ловить… Целая группировка находится в разработке. Когда будет надо, тогда и возьмем.

     Я с трудом подавил раздражение, готовое выплеснуться наружу. Прав Михалыч, не мое это дело. Совсем раскис под осенним дождем, эмоциям стал поддаваться.

     - Михалыч, твоя помощь нужна. Сможешь организовать встречу с местным авторитетом, из числа тех, кто способен шелупонь мелкую к ногтю прижать.

     На том конце провода повисла мертвая тишина.

     - Пока Мажорчик находится под защитой Прокопенко, разговаривать с ним бесполезно, впрочем, как и с самим Прокопенко, - решил я пояснить другу свою просьбу. – Видел сегодня этого волчонка – хитрый и опасный зверь. Папины гены из всех щелей прут, поэтому пока главный в стае не рыкнет, молодой точно не успокоится.

     - Вася, правильно ли я понял: ты просишь майора полиции организовать встречу с матерыми уголовниками?

     - Почему во множественном числе? Одного будет вполне достаточно.

     - Каков наглец, а? - в трубке хмыкнули. – Узнаю тебя, Василий. Как там в народной мудрости говорится: борзота города берет? Так вот поспешу разочаровать – не в этом случае. Не о чем тебе с ними говорить.

     - Михалыч, меня убьют.

     - Не нагнетай.

     - Убьют, Михалыч, а знаешь почему? Потому что шакалята от училки не отстанут, пока реальной силы не почувствуют. А я ее одну не брошу, я теперь вроде принца на белом коне.

     - Хреновый из тебя принц.

     - Уж какой есть… Ну так как, Михалыч, подсобишь?

     На том конце провода засопели. Я знал о чем сейчас думает майор полиции, сидя в уютном рабочем кабинете, с золотистым гербом на стене и портретом строго бдящего за порядком президента.

     Лет пять назад вся федеральная инфосеть была забита новостями о бойне, учиненной в маленьком поселке Ростовской области. Лихие ребята порезали заезжего гостя, вытащили из придорожной кафешки и оставили помирать в кустах. И все было бы ничего, сошло бы местной шпане преступление с рук: кругом свои люди, все на мази. Вот только нехорошая ситуация по итогу получилась: убитый в прошлом состоял в одной из ЧВК, а ЧВК – это не просто три буквы, считай братство, и порою куда более крепкое, чем армейское. Потому как у служивых, имелись защиты и льготы от государства, а у солдат удачи, кроме этой самой удачи и не было ничего.

     В советские времена господствовала идея, были воины-интернационалисты, выполняющие свой долг. В начале двадцать первого века частные военные формирования использовались государством для черновой работы, где не было великой идеи, но была политическая целесообразность. Через полвека сей инструмент взял на вооружение крупный бизнес и те отдельные личности, кому позволял капитал. В бурном потоке посткризисного существования, чтобы защитить свои интересы, одних законных действий было недостаточно. Юристы в строгих костюмах пугали только в залах суда, а на вольных просторах Африки или Ближнего Востока, всем становилось плевать. Ранее подписанные договоры не стоили и той бумаги, на которой были напечатаны.

      «Да, мы предоставили доступ к алмазным копям, но мы передумали. Засуньте в задницу свои тридцать процентов, теперь будем половину брать. Что? Кто купит по такой цене? Так уже есть два клиента, а вы подотрите задницу своими бумажками. И оборудование мы вам не вернем, и про многомилионный аванс забудьте, как забыли ваши предшественники. Да, вы не первые лохи, кого обули столь жестким способом. Это у вас там цивилизованный мир, а у нас мир суровых возможностей. Поэтому трех представителей компании, что повели себя не учтиво и вздумали угрожать нашему вождю, мы вздернули за шею. Если пожелаете, можете забрать их тела: они до сих пор болтаются на окраине Полокване».

     Столь суровый стиль ведения переговоров отпугивал слабых духом, которых и без того было мало в мире бизнеса, а уж после третьей волны кризиса так и вовсе не осталось. Выжили те, кто ради капитала готов был горы свернуть и пройтись по дорожке из трупов, в прямом смысле данного слова. Спрос на ЧВК зашкаливал, боевые группы стали формироваться по остаточному принципу, а потом и вовсе стали брать всех подряд, кто под руку подвернется. Кого я только не встречал на равнинах саванны: наркоманов, уголовников и просто людей отмороженных. Одни ребятки так и вовсе передумали возвращаться на родину: слились с племенем бушменов и организовали странный аналог махновщины - Гуляйполе под жарким африканским солнцем. Только вот одного они не учли – принципы анархизма были слишком далеки от местных реалий. Вождям племен пришлась не по вкусу народная вольница, им диктатуру подавай. С Гуляйполем покончили за неделю, а отрубленные головы заезжих баламутов посадили на колья и выставили на всеобщее обозрение, дабы другим не повадно было.

     Сложно все это было… тяжело, особенно когда перехватывал по радиочастотам родную речь. Против своих воевать приходилось. Не все из них были бандитами и отморозками. Многие деньги зарабатывали, чтобы семью прокормить, а один раз студенты попались, сопливые пацаны. Решили на летних каникулах подкалымить, заодно и мир посмотреть. Посмотрели, чтоб его… Вдохнули военной романтики разорванной грудью и ошметками легких.

     Мы их даже за ЧВК не считали – обыкновенное пушечное мясо: дешевый товар для непритязательных покупателей. Но раз был дешевый, значит был и дорогой, качественный. Как отличить одно от другого? По расценкам, указанным в прайсе – приходил в голову самый очевидный и неправильный ответ. Заломить цену – много ума не надо, чем некоторые хитрецы и пользовались. Наберут всякую шваль подзаборную и продают по заоблачным ценам: Токийские драконы, Стальные крысы, Пуштунские львы. Ага, Пуштунские, из спальных районов Подмосковья.Кто в ситуации на рынке не разбирался, брал не глядя, а игроки опытные сбивали цену в разы.

     Бандформирования с названиями хищных животных котировались не выше облигаций африканских государств, а для дел серьезных искали творцов великой классической музыки. Пресловутый Вагнер, Штраус, Бородин, Верде, Глинка… их было немного, около полусотни: различающихся меж собой как по составу, так и по функционалу. К примеру, в ЧВК Мусоргский служили исключительно ребята из внутренних войск. Деньги брали приличные, но и спектр услуг предлагали самый широкий, начиная от освобождения заложников и заканчивая устранением охраняемых объектов в горных районах Афганистана. ЧВК Корсаков, где я служил, занимался в основном охранными мероприятиями. Задача не из самых сложных, потому и оплачивалась соответственно. Людей с военным опытом у нас было немного: попадались бывшие водилы, шахтеры, строители, и даже имелся спортивный гимнаст по прозвищу Индус. Сборная солянка получилась на выходе, но все же…

     Все же обучали и курировали нас военспецы, а возглавлял отряд известный в узких кругах контрразведчик с позывным Корсаков. Благодаря его протекции нас включили в «Могучую кучку» (примечание автора: содружество ЧВК, названное в честь Балакиревского кружка русских композиторов 19-го века). Данное объединение славилось не только хорошим музыкальным вкусом, но и тем, что своих в беде не бросало: как на поле боя, так и в мирное время. Особенно важным было последнее.

     Кому был нужен безногий инвалид с темным прошлым? Но поспособствовали, переговорили с кем нужно и помогли устроиться уборщиком. В государственную школу, где одним из основных требований к соискателям был опыт работы не менее пяти лет. Почему директриса закрыла на сей факт глаза, и пошла на заведомо должностное нарушение? Не знаю, да и не хочу знать. Проявлять излишнее любопытство к деятельности «Могучей кучки» было чревато, как для чужих, так и для своих, а уж переходить им дорогу…

     Случай в Ростовской области был тому ярким примером. Через три дня после того, как в придорожной канаве обнаружили труп мужчины, случилась бойня. Взрывались машины, горели дома в частном секторе, до ушей перепуганных обывателей то и дело доносилась стрельба. Банду Гуцкая вырезали под корень, а тела тех, кто успел сбежать, еще долго находили на просторах необъятной родины. Случай получил широкий общественный резонанс, особенно когда выяснилось, что среди погибших были случайные прохожие.

     - У нас дикий запад или цивилизованная страна, - надрывался эксперт в одном из многочисленных ток-шоу. - Почему преступниками занимаются непонятные бандформирования, а не правоохранительные органы? И откуда, спрашиваю я вас, у них столько оружия, и даже гранатометы имеются? Почему власти молчат?

     Власти были вынуждены отреагировать, провели пару показательных арестов, поработали с прессой, снизив градус информационного накала. И на этом все, потому как сильное современное государство без ЧВК никуда.

     Что будет, если завтра найдут труп Василия Ивановича? Приедет Док, приедет Варяг, Дядя Федор, Сэмпай - приедет с добрый десяток парней из Корсакова. В случае необходимости подтянутся ребята из братского ЧВК «Римский» и начнут шерстить город в поисках ответов. Выйдут на Илью Прокопенко, который не просто человек залетный, а член крупной преступной группировки, имеющей большие связи как в самой стране, так и за ее пределами. Чем все это закончится, даже думать не хочется, особенно если впишется в историю гражданин Тугулов он же «Змей» из вышеозначенного ЧВК «Римский». А он обязательно впишется, потому как напрочь безбашенный и братскому Корсакову жизнью обязан.

     Уверен, все эти мысли вихрем пронеслись в голове Михалыча. Он уже представил себе апокалиптическую картину родного города, заваленного трупами, поэтому посопев в трубку с секунд десять, выдал ответ:

     - Хорошо, будет тебе матерый волчара, организуют нужные люди встречу. Но только смотри у меня, Василий, чтобы без всяких выкрутасов, иначе с того света достану, и остатки ног из жопы-то выдерну.

     

     В начале 20-го века известный всему миру Аль-Капоне отмывал незаконно нажитый капитал через сеть дешевых прачечных. В середине 21-го века представители российского криминалитета пошли иным путем, понастроив по всей стране автомастерских. Воспользовались последствиями финансового кризиса, ударившего всея мощью по крупному бизнесу, в первую очередь по автопрому. Упали объемы продаж, сократилась дилерская сеть, исчезло само понятие автосервиса. Вместо красивых салонов появились полуподпольные гаражи, а рабочие места гладковыбритых ребята в фирменных комбинезонах заняли подозрительные типы с хмурыми рожами. Я ни разу не видел, чтобы они работали - вечно дремали на пластиковых стульях, потягивая пивко.

     Как сейчас помню эту картину: из открытых ставень на всю округу тянет ароматным шашлычком. Усыпанная окурками земля, сытый пес, дремлющий в тени здания, громкий ржач, перемежаемый отборным матом. Мы мелкими часто перелазили через забор, чтобы посмотреть на крутых бандитов. Однажды нам повезло, и мы увидели настоящее оружие, лежащее в ящиках прямо у стены: автоматы, гранаты, связка раций и проводов. Потом все это дело накрыли тряпками, но в памяти на всю жизнь отпечаталась вороненая сталь стволов, торчащих из-под куска брезента наружу.

     Возглавлял автомастерскую дядя Коля – крепко сбитый мужичок, с вечно сизым лицом и мясистым носом-картошкой. С нами, то бишь с малышней, он был по-отцовски добр: вечно угощал конфетами и яблоками. А один раз на Пасху даже заморских шоколадок отсыпал с жовками. Гораздо позже я узнал, что добряк дядя Коля ходил в должности «бригадира», приглядывая за нашим районом. Крышевал, собирал дань, а если было нужно: пытал, калечил и забивал людей на смерть.

     Когда я учился в девятом классе, дядя Коля внезапно исчез: пропал в одночасье, словно и не было его никогда. Освободившееся место бригадира занял нервный и дерганный детина по прозвищу Абхаз. Он многое успел изменить, серьезно расширив бизнес: появился пристрой в виде кафе, на торце здания растянули плакат с надписью «мотель», в трех номера которого, за вполне умеренную плату можно было обрести радости секса. Потрепанного вида девиц подвозили ближе к вечеру, тогда же и подтягивались тонированные иномарки с братками из соседних районов – ночью открывалось подпольное казино.

     Лет десять проработал этот гадюшник, пока власть в стране не окрепла и не взялась наводить порядок. Тогда же многие автомастерские и позакрывались, а те, что остались, перешли на легальную основу, и вполне официально зарабатывали на жизнь, занимаясь своей прямой обязанностью – ремонтом автомобилей.

     Касалось это и мастерской, расположенной по адресу Тихвинская восемнадцать. Михалыч, продиктовав адрес, напоследок предупредил:

     - Вася, за тебя серьезные люди поручились, не подведи.

     Волновался и переживал, словно я отморозок какой. Сроду Василий Иванович глупостями не занимался, и вести себя умел: что с бандитами, что с барышнями благовоспитанными.

     

     На следующий день сел на тройку автобус и за полчаса доехал до окраины города. Вышел на чистенькой остановке и неспешным прогулочным шагом, добрался до пункта назначения. Автомойка работала в штатном режиме, а вот кафе оказалось закрыто. Впрочем, Василия Ивановича это не касалось.

     Поднявшись по натертым до блеска ступенькам металлической лестницы на второй этаж, я наткнулся на местную охрану. Дежуривший у входа крепыш не стал спрашивать документов, удостоверяющих личность, лишь поинтересовался - к кому и потребовал вытащить содержимое карманов. Пришлось сдать на временное хранение сотовый и пару рублей мелочью.

     Двери кафе гостеприимно распахнулись, и я очутился внутри обыкновенной столовой. Пластиковые столы, накрытые клетчатой клеенкой. На каждом стандартный набор в виде солонки с перечницей, дешевого держателя с веером бумажных салфеток и стаканчика с зубочистками.

     Чуть дальше располагался небольшой помост, подразумевающий под собою сцену, о чем свидетельствовали колонки и одинокая стойка микрофона. Была еще барная стойка без бармена, и стулья без посетителей.

     Но столовая не пустовала: за одним из столиков сидел мужчина представительского вида. Чисто выбритый и выглаженный, облаченный в костюм-тройку. На жилетке цветом серебра отливала цепочка – вряд ли карманные часы, скорее дань современной моде. Галстук был скрыт салфеткой, которую мужчина прилежно подоткнул под воротник. Столь же прилежно он кушал борщ: не чавкал, не гремел ложкой, не рвал хлебный мякиш зубами, осыпая крошками пол и столешницу. Ел аккуратно и с большим аппетитом, не забывая о манерах.

     Заметив меня, он тщательно прожевал остатки еды и только после этого произнес:

     - Что же вы на пороге застыли, Василий Иванович? Проходите, присаживайтесь.

     Я послушно уселся напротив и уставился на руки собеседника: чистые, без сбитых костяшек и следов наколок. На безымянном пальце правой руки блестело золотое кольцо и больше никаких украшений. Удивило отсутствие массивных печаток, столь модных у бандитов середины пятидесятых.

     - Не желаете отведать борща?

     - Нет, спасибо, э-э…

     - Георгий Валентинович, - официально представился собеседник, верно растолковав причину возникшей заминки. Аж целый Валентинович получается… А Михалыч его исключительно Жорой величал, добавив пару ругательств в придачу.

     - Спасибо, Георгий Валентинович, но я уже отобедал.

     - Совершенно зря отказываетесь. Я такого борща даже в столичных ресторанах не пробовал - местная повариха настоящая мастерица. А уж какие блинчики готовит с начинкой из курочки и соуса тартар… м-м-м, ум отъешь, - и словно в подтверждении своих слов, представительный господин взялся за ложку и принялся с аппетитом есть. – Что же вы молчите, Василий Иванович, вы говорите-говорите, я вас внимательно слушаю.

     - Жду, когда доедите.

     - Вот! – мужчина поднял палец, с заметной долей довольства посмотрев на меня. – А я говорю своим: куда за едой суетитесь? Вечно болтаете и жрете, как свиньи из корыта, глотать торопитесь, словно у вас эту тарелку отнимут. Еда – процесс обстоятельный, я бы даже сказал культурный. Вы согласны со мной?

     Я молча соглашаюсь, хотя сам зачастую перекусывал на ходу, чем придется. Лишь бы заглушить чувство голода.

     - В девятнадцатом веке в дворянских семьях трапеза представлялась настоящим событием, со своими обычаями и традициями: кому и где сидеть, о чем говорить и даже какую музыку во время еды слушать, дабы не испортить аппетит. Увы, нынешние времена диктуют иные правила: кругом вечно торопятся, спешат. Вот и мы с вами встречаемся на ходу, поэтому чего уж там… говорите, спрашивайте за чем пришли.

     - У меня возникло некоторое недопонимание с одним из ваших людей.

     - Знаю-знаю, - мужчина взял ножик и парой ловких движений нанес горчицу на хлеб. Обильно посолил сверху, добавив остроты ощущений. После поднес горбушку к носу и прикрыв глаза вдохнул резкий запах. Откусив же, поморщился от наслаждения, и вновь принялся за суп: не спеша, и размеренно работая ложкой. - Все знаю, и про Илью, и про обстоятельства с барышней вашей.

     - Она не моя.

     - О, поверьте, меня такие тонкости не волнуют… Вы очень правильно сделали, что ко мне обратились, потому как Илья хоть парень и с понятиями, но уж слишком молодой: кровь горячая, кипит.

     И ни одного слова про Кирилла, словно нет его, пустое место. А ведь именно из-за его настойчивых ухаживаний вся каша и заварилась.

     - Я отца Ильи хорошо знал, парень считай у меня на руках вырос, - продолжил тем временем Георгий Валентинович. - На днях встретились с ним, переговорили и пришли к общему знаменателю. Больше вашу барышню не потревожат.

     - Спасибо! – абсолютно искренне вырвалось я.

     - Не за что… Правильный подход к делу всегда вознаграждается. Вы мне лучше другое расскажите, что у вас там за история с прессом приключилась, - ложка замерла в воздухе, а взгляд внимательных серых глаз уставился на меня.

     Неприятный холодок пробежался по спине, хотя окна в помещении были закрыты, а кондиционер не работал.

     - Какой пресс? – решил разыграть дурачка.

     Но Георгий Валентинович на уловку не попался. Промокнув губы салфеткой, он твердо произнес:

     - Мне нужен инструмент, с помощью которого вы вывели школьный пресс из строя.

     Все, приплыли, Василий Иванович… И откуда только узнал? Или не узнал, а предположил с чужих слов? Скорее всего второе, поскольку даже полиция не обнаружила доказательств применения спецсредств РЭБ на территории школы.

     Продолжить играть в дурочка? Сделать морду кирпичом и притвориться, что не понимаю, о чем идет речь? Нет… нельзя так рисковать, только не с этим персонажем. Человек авторитетный, а ну как обидится, после чего у Дианы Ильязовны возникнут проблемы. Не обязательно с бывшим ухажером... В мире существует масса других способов воздействия на неугодных. К примеру, воры в квартиру заберутся или неизвестные хулиганы на улице пристанут. И ладно если только сумочку отберут.

     Получается, на одной чаше весов находится благополучие и спокойная жизнь молодой учительницы, а на другой – тонкий серебристый цилиндр, умещающийся в кармане штанов. Это даже не секретная разработка - Мамон прибор буквально на коленке спаял из турецких и китайских комплектующих. Пресс им спалить можно, как и бытовые приборы в квартире, а вот нарушить охранную систему банков или крупных компаний не получится. Можно сказать, прибор почти безвредный, но вот зачем-то он им понадобился?

     Ураган мыслей за доли секунды пронесся в моей голове – сидящий напротив мужчина даже ложку ко рту поднести не успел.

      - Хорошо, - произнес я тихо, - будет вам инструмент.

     На лице собеседника отразилась легкая улыбка.

     - Рад, что мы друг друга правильно поняли, Василий Иванович. Приятно иметь дело с умным человеком.

     

     Припаршивейшая получилась встреча, оставившая мутный осадок внутри. Я не стал заказывать такси, решив прогуляться по улице и привести мысли в порядок. Благо, холодная погода располагала.

     Прибор РЭБ должен был быть опущен в почтовый ящик по уже известному адресу автомастерской. Сроков Георгий Валентинович не назначил, но и без того было понятно – с посылкой лучше не затягивать. И что теперь делать?

     Первым желанием было схватиться за трубку и позвонить Мамону, собравшему сей треклятый агрегат. Поведать о случившемся, посоветоваться, а лучше всего попросить подпаять внутренности прибора, чтобы сломался при первой же попытке использования. Я даже достал сотовый, но скользнув пальцем по строчкам адресной книги, остановился.

     Нет, лучше не торопиться, не спешить, а вернуть телефон во внутренний карман куртки и лишний раз подумать. И так, что имеем… Инструмент, способный нарушить работу электронных устройств. Официального названия я не знал, а Мамон величал указкой.

     Разумеется, в магазинах элементы РЭБ не продавались, в отличии от черного рынка. Да, придется отвалить за покупку кругленькую сумму, но разве деньги проблема для столь серьезного авторитета, как Жора, то бишь Георгий Валентинович? Сильно сомневаюсь.

     Тогда может быть вопрос в срочности: пока найдут исполнителя в сети, пока обсудят условия, пока изготовят согласно требованиям заказчика и пришлют - времени пройдет, не одна неделя. Проблема в сроках… Такая проблема, что аж прям невтерпеж. Было не нужно, но появился Василий Иванович на горизонте и срочно потребовалось? Не верится мне в подобные совпадения. Если уж сроки поджимают, проще отыскать мастера, который… Стоп! Ни хрена не проще, потому как Мамон редкоземельный специалист, инженер радиоэлектроники от бога - натаскался в рыжих полях саванны до уровня профи. Какой только техники в Африке не находили, в том числе и самой передовой, используемой в качестве испытательных образцов. И Мамон все это разбирал, изучая досконально. Доизучался до того, что когда вернулся на родину, сумел подзаработать и купить частный двухэтажный особняк с причалом и моторной яхтой в придачу. Оборудовал в подвале настоящую мастерскую, где работал исключительно над заказами проверенных лиц, отличающихся высокой благонадежностью и платежеспособностью.

     Таких специалистов, как Мамон, в стране днем с огнем не сыщешь. И все они при деле: кто трудился на секретных объектах государственного значения, а кто в лабораториях крупных корпораций. Мамон мог легко оказаться и там, и там, но пески саванны настолько обрыгли товарищу, что он даже чисто теоретически не мог представить себя работающим на чужого дядю.

     Выйти со стороны на Мамона было невозможно: нигде лишний раз не светился, новых знакомств не заводил. Вел закрытый образ жизни благочестивого бюргера, проживающего на доходы жены - хозяйки модных бутиков. Утром отвозил детей в школу, днем ухаживал за садом, поливая цветы на лужайке и выгуливая пса, а вечерами смотрел телевизор. Зашифровался так, что захочешь найти - не найдешь.

     Будет ли такой человек полезен преступной группировке, которая не шаромыжничеством на рынке промышляла, а крупные дела вела? Безусловно… Вот мастер в отличии от указки и представлял настоящую ценность. Но как?! Как они смогли связать поломку пресса, меня и высококлассного инженера в одну единую цепочку? Вот суки, и ведь как верно просчитали психологию. Я уже готов был кинуться, звонить Мамону по сотовому, который оставил у входа охране, и в который неизвестно что успели запихнуть. Зараза!!!

     Да, за нашими спинами маячила защита «Могучей кучки», вот только это не стопроцентная гарантия от всех бед. Особенно когда твои дети каждый день ходят в школу.

     Хотите прибор, Георгий Валентинович - будет вам прибор на блюдечке с голубой каемочкой.

     

     Осень подошла к концу. Наступил календарный декабрь, а погода на улице не изменилась – все тоже тоскливое межсезонье, с затянутым тучами небом над головой.

     Я выполнил свою часть сделки, бросив указку в почтовый ящик по адресу Тихвинская. И красный Даут на парковке больше не появлялся.

      Все-таки женщины странные существа. После новостей об избавлении от ухажера, я рассчитывал увидеть облегчение на лице Дианы, а вместо этого меня отчитали, словно какого-нибудь сопляка. Оказывается, это я во всем виноват, лезу куда не просят и мальчишкам плохой пример подаю. Ага, мальчишкам, она бы их еще детьми назвала… Один уперт и нагл не по годам, другой – здоровенный, косая сажень в плечах, в темноте со шкафом или секретером перепутать можно. Накричала, обозвала дурнем и убежала в свою подсобку.

     Неделю ходила взвинченная и напряженная, словно ждала подвоха со стороны, а потом ничего, отпустило. Улыбаться стала чаще, шутить, и даже смеяться. Смех у ней хороший выходил: чистый такой, звонкий, словно беззаботная девчонка веселилась, а не строгая училка по программированию.

     - Теперь вы обязаны на ней жениться, Василий Иванович, - решил подколоть меня Малой.

     - С чего это?

     - Вы, как самый настоящий рыцарь, спасли принцессу от злого дракона, и теперь согласно жанру должны предложить руку и сердце.

     - Малой, я в жизни своей никому и ничем не обязан. Запомни это, и глупостей больше не говори.

     Чтобы Малой и без глупостей, не бывает такого. Он не может просто молчать, ему же обязательно высказаться нужно. И не важно – есть повод или просто так, языком почесать.

     Пока игра была поставлена на вынужденную паузу, мы редко виделись: у пацана – учеба, у меня работа. И хорошо-то как было, просто замечательно. Жизнь успокоилась и вошла в привычное русло, но в один прекрасный день в мою коморку заявился начальник службы безопасности.

     - Поздравляю, Василий Иванович, подозрения с вас сняты.

     - Сразу по двум эпизодам? – на всякий случай уточнил я.

     - Откуда так много? - искренне удивился господин Семенов. И даже пошевелил усами, оправдывая свое прозвище. - В избиении Аркадия Борисовича вас никто не обвинял, а вот история, связанная с поломкой пресса… Компания-производитель после проведенного техосмотра официально отказала в гарантийном обслуживании. Согласно предоставленного ими заключения имел место внешний фактор воздействия.

     - И что это значит?

     - Да кто же теперь разберет. Я говорил Ольге Владимировне: давно пора нанять стороннего специалиста, провести ревизию имеющегося на территории школы электрооборудования. У вас ведь горели дроны по осени?

     - Горели и даже служебки имеются по данному поводу.

     - Вот и я о чем говорю: нельзя столь бездумно закупаться «умной» техникой. В крупных фирмах давно имеются стандарты по рабочим частотам, а у нас кто во что горазд.

     Нет, он не Тараканище, он самый настоящий хитрый жук. Не нашел виновника происшествия, и плавно перевел стрелки на саму Ольгу Владимировну. И ведь прав, зараза… За исключением одного отдельно взятого случая, потому как пресс все-таки сжег я.

     В мире беспроводных сетей имелись стандарты и протоколы, введенные во избежание возможных накладок и конфликтов. На узкоспециализированных предприятиях, тех же заводах, стандартам следовать было куда проще, а вот школа – настоящая сборная солянка. В каждом классе имелось свое уникальное оборудование, чего только стоили кабинеты физики или химии. А медицинский отдел? У Зинаиды Петровны, нашей главной по врачебным делам, целый томограф имелся на цокольном этаже. Да что там говорить, когда даже у уборщика, находящегося на самой низкой ступени в школьной иерархии, была армия роботов в подчинении.

     - Вы предложили Ольге Владимировне провести внешний аудит? – догадался я.

     - В сложившейся ситуации это самое очевидное решение, во избежание повторных инцидентов.

     - Но ведь техническая проверка будет стоить больших денег.

     - Все в этом мире стоит денег, - философски заметил господин Семенов, и пошевелив на прощанье усами, покинул каморку.

     Хороший работник – это не тот кто хорошо работает, а тот кто умеет грамотно выйти из-под удара. Сию непреложную истину начальник службы безопасности давно постиг, поэтому одним ловким движением снял с себя проблему, переложив тяжелую ношу на и без того нагруженные плечи директрисы.

     Понятно, что никакого технического аудита не будет, ибо бюджет школы не резиновый. И денег Аркадию Борисовичу на ремонт пресса никто не выделит, по крайней мере в ближайшей перспективе. Но главное во всей этой истории было то, что с меня наконец сняли обвинения, а значит можно продолжать игру.

     

     Восьмой уровень давался с превеликим трудом: то ли навыки подрастерял за время вынужденного простоя, то ли общая атмосфера мешала. Бесконечные бетонные заборы, коробки зданий, и заброшенные цеха давили на психику. Так уж получилось, что вырос я на окраине города: в промышленной зоне, на редкость серой и неуютной, где из всех радостей жизни - лавочки во дворе, да качалка в подвале, которую сами с пацанами и оборудовали. Был еще вариант с пивнушкой через дорогу, только бухать категорически не хотелось. Как и варить кашку из «дички», глотать и курить химию, пускать отраву по венам.

     Беспроглядное серое болото, из которого вырвался при первом же удобном случае и вот снова... Казалось бы, заверни за забор и увидишь знакомую улицу - пошарпанные хрущевки, доживающие свой век. Давно вскрытый и заброшенный гараж, заросшую чертополохом лужайку за домом и дорогу, давно превратившуюся в грунтовку, потому как многочисленные ямы, засыпанные щебнем и землей, никоим образом не походили на асфальт.

     - Василий Иванович, у вас жопа из травы торчит, - доставал Мелкий.

     А я что, виноват, что цифровое тело создавалось озабоченными программистами. Оно ни в кустах прятаться, ни ходить нормально не могло – вечно задом виляло, как распутная девица. Правда, не обошлось и без преимуществ - уж больно ловкая была, зараза. Могла запросто исполнить акробатический этюд с прыжком через голову, слёта забраться на высоченный забор, и холодным оружием орудовала с такой скоростью, что только диву давался. Премиум перс – премиум возможности.

     - Василий Иванович, куда вы полезли… Василий Иванович, там же враги… Кто стрелять будет, Василий Иванович…

     Занудство Малого раздражало столь же сильно, как и унылый пейзаж заброшенной промзоны. И все ему было не так, и все не эдак, а сам местность толком запомнить не мог. Хорошо хоть враги на восьмом уровне «спаунились» не рандомно, а в строго определенных местах. Были на редкость тупыми, и двигались, будто стадо баранов.

     - Василий Иванович, куда мы?

     Может он специально меня на эмоции выводит? Русским же языком было сказано, идем до третьего цеха, а далее действуем по обстановке. Рука сама тянулась к сабле за спиной, чтобы снять с плеч одну чрезмерно надоедливую голову. Я бы может так и сделал, но тут началось твориться необъяснимое…

     Сначала остов тачанки, той самой внутри которой каждую ночь горел Боцман. Нет, я не мог ошибиться, это была именно она, даже согнутые стволы зенитной спарки торчали под знакомым углом. Не хватало только трупа Боцмана и тела еще одного местного аборигена, из числа сопровождающих. Бушмену повезло - убила шальная пуля, еще до момента удара, а вот бедолага Боцман орал ночи напролет, сгорая заживо.

     Я долго копошился в железных потрохах, пытаясь отыскать останки человека, а когда поднялся на ноги, то обомлел. Прямо перед глазами стояла знакомая коробка здания с надписью автомастерская под козырьком крыши, и табличкой на углу - Тихвинская восемнадцать.

     Одно дело видеть привет из далекого прошлого, изрядно поросшего мхом времени и совсем другое - настоящее, которое вот оно, подойди и потрогай руками. Больше меня удивилась разве что Диана Ильязовна.

     Все эти споры и разговоры о мистической составляющей игры: бункер из прошлого, песок, стекающий по стенам подобно воде. Я знал, что девушка не удержится от искушения, будет одним глазком подглядывать за нами. Так оно и вышло: стоило картинке испортиться, как Диана моментально вышла на связь.

     - Ничего не понимаю, - пробормотал растерянный девичий голос в ушах. – Я сделала несколько скриншотов - изображение рвется, но табличку с адресом разобрать можно. Это точно Тихвинская восемнадцать. И окна, заклеенные наполовину… Что это, чей-то глупый розыгрыш?!

     - У вас нет друзей в Центре Синавского?

     - Василий Иванович, мне не до шуток.

     Мне тоже, но спорить с взведенной до предела девушкой я не решился. И без того было слышно, как она колотит по клавишам ноутбука, пытаясь разобраться в случившемся.

     - Немедленно выходите из капсул! - спустя короткую паузу потребовала она.

     - Нет.

     - Что значит нет? В игре черте-что творится, может это вирус, способный вызвать эпилептический припадок, или… или…, - другого объяснения девушка придумать не смогла.

     - Диана, нам необходимо разобраться в том, что происходит, а не бегать от неизвестности. Если это чей-то дурацкий розыгрыш, мы выясним. Но вдруг это нечто иное?

     - Инопланетяне, параллельные миры? – в голосе девушки прозвучал плохо скрываемый сарказм.

     - Не знаю, но у нас есть хороший шанс это выяснить.

     - У нас?

     Я посмотрел на Малого, точнее на цифровую оболочку, изображавшую сурового мужика.

     - Василий Иванович, я с вами, - выпалил пацан. Его реального лица я видеть не мог, но был уверен, что он чувствовал себя, как космонавт, впервые ступивший на неизведанную планету. Тайны и загадки, а еще учебник квантовой физике, прочитанный на ночь глядя – все это будоражило и без того богатую фантазию парня. Я в его возрасте был точно таким же, вечно приключений искал на пятую точку. А сейчас… сейчас с тоской вспоминал о горячем чае и вазочке малинового варенья, ожидающего своего часа в холодильнике. Опять же свежие пирожные с заварным кремом.

     - Малой, ты уверен?

     - Да, - без запинки выпалил пацан.

     - Василий Иванович…, - попытался было возмутится девичий голос.

     - Валькирия, под мою ответственность.

     Небесная воительница умолкла, но я знал, что ей есть что добавить. Девушка была явно недовольна моим решением: тащить мальчишку неизвестно куда… Только вот мальчишке девятнадцать лет – это, во-первых, а во-вторых, мы в игре, и что неожиданного здесь может приключиться? Разве что скример из-за угла выскочит.

     - Будьте на связи, Валькирия. О любых изменениях в обстановке докладывайте незамедлительно. Теперь касаемо тебя, Малой… Все приказы выполнять беспрекословно, никаких вопросов, никаких рассуждений на свободные темы. Делаешь только то, что я тебе говорю. Услышал, боец?

     - Так точно.

     - Вот и отлично. А теперь пошли посмотрим, что это за зверь такой - Тихвинская восемнадцать.

     

     Выложенная тротуарной плиткой дорожка вела прямиком к зданию. По обе стороны квадраты газонов, огороженных металлическим заборчиком. Хотя газоны – громко сказано: бурые комья застывшей почвы вперемешку с сухой травой. Голая земля давно подготовилась к приходу зимы-барыни, подзадержавшейся где-то в районе Восточной Сибири. Если верить синоптикам, циклон с обильными снегопадами пожалует в европейскую часть России в лучшем случае в середине января. Поэтому на новый год только и оставалось, что довольствоваться дождем, да легкими заморозками.

     Пятна высохших луж темнели на асфальте. За бордюром остатки листвы давно смешались с травой и грязью, превратившись в сплошную кашицу: подмерзшую, покрытую белым инеем.

     А вот и само здание: серое и безликое, как все вокруг. Малой, замерев у стены, вопросительно уставился на меня. Нет, в мастерскую заглянем попозже, а пока проверим столовую, где прошлый раз трапезничал Жора и где варят вкусные борщи.

     Вход в кафешку располагался с торца здания. Тугая ручка, чуть заедающая при нажатии. Заляпанное стекло с приклеенным по ту сторону листом бумаги. ООО «Миранда» работала как пчелка, без выходных до самого позднего вечера.

     В прошлый раз у входа дежурил высокий охранник, сейчас же место его пустовало: только пару скрученных бычков валялось на земле.

     Кивнув Малому, я поудобнее перехватил винтовку. Подождал, когда пацан откроет дверь и первым вошел внутрь. Мощности лампочки под потолком едва хватало, чтобы освещать металлическую лестницу. Самую обыкновенную, спаянную из стандартный пролетов, и удерживаемую в вертикальном положении за счет толстого уголка, идущего от пола до верхней площадки.

     Я поводил стволом вверх-вниз и, не обнаружив видимой угрозы, шепнул притихшему пацану за спиной:

     - Чисто.

     Занял позицию напротив лестницы, контролируя вход на второй этаж. Густые тени притаились по углам, и даже не думали шевелится. Замкнутое пространство погрузилось в мертвую тишину, мертвее не бывает и вдруг хлопок! Я дернулся от резкого звука, едва не нажав на спусковую скобу.

     - Малой, да что б тебя.

     Пацан забыл придержать дверь, и та хлопнула от души.

     - Василий Иванович, она…

     - Т-с-с, - зашипел я на явно нервничающего напарника и кивнул в сторону противоположной стены. Сам замер, вслушиваясь в окружающую темноту. Слишком странная тишина для такого места: ни далеких голосов, ни стуков, ни шорохов, словно мы находились не в автомастерской, а в морге. Только в морге еще и воняло, тем же формалином, а здесь даже нахваливаемым борщом не тянуло. Обыкновенное ничто.

     - Прикрой! – шепнул я пацанц и метнулся в сторону лестницы. В считанные секунды преодолел первый пролет и замер на площадке, ткнув стволом винтовки в сторону входа в кафе. По-прежнему ничего...

     - Василий Иванович, - раздался встревоженный голос из темноты.

     - После.

     - Василий Иванович, тут внизу еще одна дверь, прямо под лестницей. И за ней что-то подтекает, уже целая лужа набралась. Василий Иванович, кажись это кровь.

     Да что б тебя, Малой… Тоже мне судмедэксперт выискался. Умудрился в потемках на глаз состав жидкости определить.

     Очень не хотелось тратить драгоценное время, выясняя причину волнений Синицына, но еще меньше хотелось оставлять не зачищенное помещение в тылу.

     Спустившись вниз, шагнул вперед и замер - из сумрака проявились контуры проема, без каких-либо опознавательных знаков. Простая безликая дверь с темной лужицей, расплывшейся чернильным пятном на пороге. Действительно, похоже на кровь, а также техническое масло, сироп и еще тысячу известных миру жидкостей.

     - Василий Иванович, вы видите это?

     Нет, пацан, я слепой. Ты еще пальцем ткни, чтобы совсем для идиотов было. И пацан ткнул, правда не пальцем, а стволом автомата, лишний раз заострив внимание на странной детали окружающей обстановки.

     Малой, да что б тебя…

     Подавив внезапно возникшую вспышку гнева, упираюсь плечом в косяк. Напротив застыл встревоженный пацан, а между нами полотно двери и лужица, больше всего напоминающая коврик для обуви.

     Показываю взглядом на ручку, а сам вслушиваюсь в царящую кругом тишину. Пацан начинает неловко перекладывать автомат, но вовремя соображает, что оружие должно находится в рабочей руке, а дверь можно открыть и левой.

     Малой, ну же… не тяни резину. Замок щелкает и перед глазами возникает легкий зазор. Я толкаю дверь, и та послушно распахивается, не издав ни малейшего звука, словно это был не кусок тяжелого пластика на петлях, а легкая паутинка на ветру.

     Захотелось немедленно снять перчатки, чтобы прочистить ушные проходы. Я даже мотнул головой для порядка, а когда вновь посмотрел на Малого, тот уже высунулся по пояс в проем. И про команды забыл и про оружие, открыв от удивления рот, созерцая представившуюся ему картину. Мамкин воин, чтоб его…

     Уперев приклад в плечо, осторожно выглядываю следом. Рассеянное зрение настроено на движение, поэтому не сразу обращаю внимание на обстановку. Только крупные объекты без деталей, вроде кровати, стоящей у стены. Замечаю четыре источника света в виде фонарей, расположенных по углам комнаты. Перекрестие лучей сходится под потолком, выхватывая из темноты парящую в воздухе фигуру. Тонкое тело, прикрытое короткой ночнушкой, выгнуло дугой, так что голова девушки запрокинулась назад, а руки безвольно повисли, болтаясь за спиной сломанными крыльями. С ладоней, с тонких пальцев не переставая капает жидкость, в большую лужу на бетонном полу. Черная клякса давно расползлась, растеклась по комнате мелкими ручейками. Тонкие линии то закручивались по спирали, то вытягивались и ломались, складываясь в причудливые узоры. Поведение крови нарушало все известные законы физики, подчиняясь воли неизвестного мастера. Полубезумного маэстро, использующего вместо кисти потоки воздуха, а вместо полотна – бетонную поверхность. Какую мысль пытался донести художник, сказать сложно, поскольку часть работы оказалась скрыта тенью, а та что была видима, представляла собою нагромождение сложных фигур.

     - Василий Иванович, у нее из живота какая-то дрянь торчит.

     Я вздрогнул, осознав, что все это время стоял и пялился, завороженный невиданным доселе зрелищем. Забыв про оружие в руках, про потенциальную угрозу. Хотя какая к черту угроза, когда из обстановки четыре голых стены и койка: врагу даже спрятаться негде. Единственное живое или скорее мертвое существо парило прямо под потолком в центре комнаты.

     Дрянь из живота… Малой прав, и как я сразу не заметил: то ли тяжелый запах крови затуманил голову, то ли жуткая, полумистическая картина происходящего. Тело девушки не левитировало, как могло показаться в самом начале, оно держалось в воздухе за счет канатов: натянутых до предела, отливающих на редкость живым, естественным блеском. Словно неизвестное существо выпростало из распоротого живота щупальца и вцепилось присосками в сгустившуюся черноту.

     - Кишки, - растерянно пробормотал стоявший рядом пацан.

     Кишки… Точно, кишки! Никакие это не канаты, смазанные солидолом и потому блестящие под светом фонарей. И уж точно не щупальца инопланетного осьминога, поселившегося в животе. Бедную девушку распяли на собственных кишках. Вот только эластичные и прочные, они вряд ли были способны удержать вес тела.

     Словно в дикую насмешку, по перевитым канатам внутренностей прошла волна сокращений – они дернулись, а следом покачнулась и сама жертва, оросив пол очередной порцией красного дождя. Что за безумие, что за бред?

     - Уходим.

     - Василий Иванович, может ей…

     - Боец, кому сказано, на выход.

     Но Малой словно не слышал, завороженный мрачным зрелищем. По выпростанным кишкам прошла очередная волна сокращений, выгибая худое девичье тело. Труп покачнулся, дернулся - бледные руки попытались подняться вверх, то ли сведенные судорогой, то ли в предсмертной агонии.

     - Бегом! - заорал я на пацана, и не выдержав, дернул того за шкирку.

     Малой не удержался на ногах и, потеряв равновесие, шлепнулся на пятую точку. Лязгнувшее об пол оружие укатилось под лестницу. Но парень то ли не видел этого, то ли плохо соображал. Поднявшись на четвереньки, он принялся шарить руками по полу, в поисках утерянного автомата.

     - Пошел-пошел! – проорал я, и для пущего эффекта пнул молодого под зад. Прописал действенное лекарство, строго рекомендуемое в случаях растерянности и временной дезориентации. Что ж, микстура подействовала сразу – Малой вскочил и бросился бежать в сторону выхода. Я же обернулся и обомлел… Шея девушки вывернулась под неестественным углом, а глаза, подернутые мутной поволокой, смотрели в мою сторону. Они смотрели прямо на меня… Если все предыдущие подергивания можно было списать на сокращения мышц мертвого тела, то это было осознанное действие живого человека… Живого ли?

     Нет времени на вопросы, нет времени на поиски ответов. Никакого любопытства – лишь отработанные до автоматизма движения. Направляю ствол и вгоняю пулю в лоб ожившего трупа. Звук выстрела отдается в ушах множественным эхом, а я уже несусь по коридору.

     Вот он выход, подсвеченный соответствующей надписью зеленого цвета. Хватаюсь за дверную ручку, а в сознании проносятся образы, картинки. Голова девушки дергается от попадания, запрокидывается назад, а брызги… их не было вовсе. Разве такое бывает? Черепушка, что скорлупа грецкого ореха, наполненного жидкостью. Уж капелюшечка должна была выйти.

     Не знаю, зачем обернулся. Может хотел лишний раз убедиться, что никакая это не мистика, а старая добрая реальность, живущая по общеизвестным законам.

     Закрытая в комнату дверь вдруг резко распахнулась. Пластиковое полотно, не выдержав, слетело с петель, с грохотом упав на пол. На пороге не было ничего - расставленные по углам фонари погасли, но я готов был поклясться, что видел копошение в непроглядной черноте.

     Не время для вопросов, не время для поиска ответов - оно обязательно наступит, но позже, а сейчас вперед. Толкнув входную дверь, я вывалился в очередной коридор и увидел спину бегущего впереди Малого. Какой же он медленный.

      Я рванул было следом и едва не завалился на пол – снова заедало гребаное левое колено. На культяпках далеко не убежишь, однако за неимением других вариантов и безногий инвалид становится легкоатлетом. Привычным движением хлопнув себя по ноге, заковылял вперед. Ладонью зашарил по разгрузке, пытаясь обнаружить парочку гранат. Как же так меня угораздило, раньше никогда пустым в рейд не выходил, и вот случилось. Из всего имеющегося боезапаса только три магазина и набор мелких отверток с изолентой. Стареешь, Василий Иванович, сдаешь… Даже моток бечевки прихватил, а про гранатки забыл. Не дело это, чтобы отправится в рейд идти, да без гранат. Но ничего, сейчас до лифта доковыляем, а там…

     Я поднял голову и увидел, что Малой исчез. Был в тридцати метрах и бесследно испарился, в кишке длинного без ответвлений коридора. Главное, деваться ему было некуда: окон нет – по обеим сторонам глухие стены, может сквозь невидимый люк провалился?

     Додумать мысль я не успел, потому как сзади хлопнула входная дверь. Слишком тугая и тяжелая, чтобы ее мог распахнуть сквозняк.

     Перехватываю винтовку, ощущая привычную тяжесть в руках. Загнать хотите Василия Ивановича, а вот и хрен вам. Пускай в карманах веревка вместо гранат, зато в стволе самые настоящие патроны, а не конфетти с мармеладками. Сделать еще пять шагов, обернутся и стрелять на поражение. Мертвая баба или живая, не важно – патронов в магазине хватит, чтобы превратить тело в решето. А будет дергаться – свяжем, благо моток крепкой бечевки под рукой. Надеюсь, пацану хватит ума не возвращаться, где бы он там сейчас не находился.

      Шаг, второй, третий и… сильный шлепок по лицу. Еще один, и еще – я поднимаю веки и слепну от яркого света. Жадными глотками хватаю воздух, наполняя легкие кислородом, словно только что выбрался из-под воды. Перед глазами расплываются пятна света, до ушей доносится испуганный женский голос:

     - Василий Иванович, да очнитесь вы уже…

     Очередная пощечина, так что искры сыпятся из глаз. Вяленый язык с трудом шевелится, а губы складываются в трубочку, пытаясь выдавить звук.

     - Хаву…

     И снова звонкий удар - голова мотнулась в бок. Вижу прорезиненный край капсулы и красную ткань ложемента. Цепкие пальцы хватают за подбородок, и я вижу глаза молодой учительницы, некогда красивой миндалевидной формы, а теперь круглые от плескавшегося в них страха.

     - Хава…

     - Что? Не понимаю вас.

     - Хаватит бить, - бормочу, с трудом выцеживая звуки.

     Девушка отступает и бледное лицо исчезает из зоны видимости. Над головой знакомый потолок – панель, серого цвета в крапинку, создающая иллюзию природного камня. Длинные полоски ламп, торчащие соски пожарной сигнализации и никаких следов трупа, болтающегося на кишках.

     Выдыхаю и все еще слабыми пальцами хватаюсь за края капсулы. Мышцы ватные, но силенок хватает, чтобы сесть и осмотреться. Мы не на Тихвинской восемнадцать, и не в адском кошмаре, а в старой доброй подсобке учебного класса. За темными окнами в свете фонарей гуляют тени деревьев. Стеллаж, заваленный компьютерными деталями, на прежнем месте, как и тарелка с апельсинами на столе. На покрытом пледом диване сидит госпожа Сарбаева. Девушка скрючилась и будто бы уменьшилась в размерах, уткнувшись лицом в ладони. Минуту назад была настоящей Валькирией: отхлестала за милую душу, так что щеки до сих полыхают огнем. И вот похоже, небесную воительницу отпустило, она вновь превратилась в обыкновенную учительницу. Стоп, а где Малой?

     Пацан сидел тут же - в соседней капсуле, свесив ноги вниз. Волосы взъерошены, на раскрасневшемся лице проступили капельки пота. Поймав мой взгляд, он недоуменно пробормотал:

     - Василий Иванович, что за фигня? Кровь, кишки, мертвая девушка?

     Хотел бы я и сам это понять. У организма дурацкие ощущения, словно вырвали из объятий глубокого сна. Мышцы деревянные, картинка мира плывет, а голова только и мечтает о том, чтобы коснуться подушки.

     Не дождавшись ответа, Синицын принялся выдвигать одну версию за другой: вот что значит молодой, растущий организм. Такого среди ночи разбуди, свежим огурчиком будет.

     - … проекция сознания на виртуальную реальность. Помните, я предположил, что в игровой системе Маяка находится приемник, реагирующий на информационный поток квантов, исходящий из вашего мозга. Заброшенный бункер, песок, сожженная тачанка на перекресте – все это звенья одной цепи, картинки из вашего прошлого. И чем больше вы находитесь в игре, тем ярче становятся образы. Сознание сплетается с виртуальной реальностью, меняет и корректирует ее. Вы обратили внимание, что появились запахи? А персы? Ваш персонаж исчез, я видел не девчонку с саблей за спиной, а вас, Василий Иванович, в камуфляже песочного цвета. Морда натурально закопченная, словно только что из пожара выбрались и…

     - Не было трупа.

     Малой сбился и удивленно воззрился на меня.

     - Тела, подвешенного на собственных кишках, не было… Всякого в жизни насмотреться успел, но такого... Это не картинка из моего прошлого.

     - Может просто забыли?

     - Нет, Малой, такого бы я точно не забыл.

     Пацан смешно наморщил лоб и схватился пальцами за подбородок, всей своей позой демонстрируя фразу «надо подумать».

     - Если предположить, что приемник не просто ретранслирует картинку, а преобразует ее, компилируя старые образы в новом формате. Допустим, раньше вы видели труп молодой девушки, жестоко убитой и распотрошенной. И этот образ настолько вас поразил, что игра…

     - Не было никакой игры!

     Мы оба вздрогнули, как по команде, и посмотрели на сорвавшуюся на крик Диану Ильязовну.

     - Не было никакой игры, - повторила она куда тише, отняв ладони от лица: чуть опухшего, с покрасневшими белками глаз. Уставилась в пустоту перед собой и принялась говорить быстро-быстро, словно опасалась, что мы снова заснем, так и не дослушав ее речь до конца. - … перестали выходить на связь, когда вошли в автомастерскую. Я решила, что вы меня разыгрываете, специально игнорируете, поэтому не придумала ничего лучше, чем отключить питание. Дура, какая же я дура, существуют же правила технической безопасности, запрещающие аварийную остановку. Все ждала, когда выйдите, ругаться начнете. Минут пять прошло, может десять… не знаю, но в сердце кольнуло от плохого предчувствия. Дверь открыла, а вы лежите в капсулах словно мертвые. На слова не реагируете, на толчки, на шлепки, и пульс нитевидный, едва прощупывается. Я хотела уже к Зинаиде Петровне бежать, всех школьный врачей на ноги поднимать и…

     - Как не было игры, но мы же играли? – перебил Малой дурацким вопросом. Диана растерянно заморгала, обняла себя за плечи, пытаясь справиться с охватившей тело мелкой дрожью. Одной вселенной известно, что девушка успела пережить за эти минуты: аварийный выход, два трупа, «это я во всем виновата, я их убила».

     - Питание отключили, но есть же аккумуляторы, рассчитанные на сорок минут полноценной игры? - продолжал никому не нужные рассуждения Малой. Задавал вопросы и тут же сам на них отвечал. – Ах да, выход же аварийный, с полной блокировкой всего имеющегося функционала. Но что же тогда получается: мы играли без сервака, без подключенных виртуальных шлемов? Разве такое возможно, чисто теоретически? Нет... Значит мы просто вырубились и заснули. Точно, дурацкое сновидение.

     - И как ты себе это представляешь, Малой? Общий сон на двоих?

     Парень растерянно уставился на меня, пытаясь найти логические нестыковки в выдвинутой теории.

     - Подождите, Василий Иванович, а вы точно уверены, что мы видели одну и ту же картину: дверь под лестницей, лужа крови и девушка, распятая на кишках.

     - А еще кто-то упал на задницу и потерял оружие. Не выполнил приказ и заработал увесистый пендаль. Достаточно фактов или дальше будем продолжать?

     Синицыну хватило. Он задумался ровно на пару секунд, а потом затараторил с прежней скоростью:

     - Допустим, нас отключили от игры, но мы продолжили находиться в некоем пространстве. В странном симбиозе из сна и виртуальной реальности. Тогда понятно, откуда взялись запахи и тактильные ощущения, ведь для сновидения это нормально. Если рассмотреть ситуацию с точки зрения общего информационного поля, то…

     Хотел я по старой доброй традиции заткнуть пацана, но взглянув на красное от пота лицо, неожиданно произнес:

     - Малой, включи-ка чайник, и заварку с мятой достань из шкафчика. Она на верхней полке в углу.

     - А как же…

     - Подождут великие теории, никуда не денутся. А вы, Диана Батьковна, доставайте из запасников малиновое варенье. Будем чаи гонять и не в меру расшалившиеся нервишки, успокаивать.

     В наполненном тишиной классе, звучал голос учителя:

     - … времена, когда информационная повестка дня формировала сознание общества. Наступила эпоха беспощадного постмодерна, с характерным для него отказом от привычных ценностей, от объективной реальности.

     Армен Георгиевич оседлал любимого конька, и теперь заливался соловьем, рассуждая на интересную одному ему тему. А ведь у нас по планам занятия должна быть политическая обстановка в Латинской Америке.

     - И даже сейчас, когда вам кажется, что все знаете или можете узнать, стоит лишь забить в поисковую строку необходимый запрос…, - Армен Георгиевич замер с таинственным видом. - Как думаете, что выдаст интернет?

     Тишина воцарилась в классе. В качестве домашней работы был задан параграф двадцать третий, где было написано про Колумбию, про наркотрафик и ни строчки про эпоху постмодерна, а уж тем более, что там выдаст интернет.

     - Павел, может ты что-нибудь скажешь по данному поводу?

     А что Пашка мог сказать? Подавляющая часть контента, добываемого Бурмистровым из сети, была неприличного содержания. И уж точно не подлежала всеобщей огласки.

     - Хорошо… Может тогда Синицын захочет помочь товарищу?

     Услышав свою фамилию, я дернулся на стуле как от разряда электрического тока. По всем законам жанра не должны были мучать Синицына. Все вопросы к концу второй четверти по истории закрыты: отвечал стабильно, оценок много, но вот поди ж ты – угораздило.

     - Да, Армен Георгиевич? – пришлось изобразить самую умную физиономию из имеющихся.

     - Никита, я смотрю, ты активно конспектируешь материал. Настолько интересует тема разговора? Не хочешь поделиться своими мыслями по данному поводу.

     Одним движением спрятав исчерканный лист под учебник, я поднялся.

     - Контроль в инете, - зашептал за спиной Дюша, пытаясь подсказать. А поскольку объем грудной клетки у богатыря был велик, то и шепоток вышел на весь класс.

     Армен Георгиевич недовольно поморщился:

     - Соломатин, не мешай отвечать другим. Твоя очередь еще наступит.

     Подсказал, блин, Дюша… Какой нахрен контроль в интернете? Я хоть и слушал краем уха, и то смог уловить суть.

     - У тебя есть что сказать по данному поводу?

     Поводив пальцем по парте, я выдал:

     - Доступность информации и ее количество не всегда соответствуют качеству. Может возникнуть иллюзия, что при том обилии информационных агентств и сайтов, которыми располагает современный интернет, мы способны увидеть истинную картину происходящих событий. Однако это далеко не так: новостное пространство 21-го века представляет собой перевернутую пирамиду, где острие – первоисточник, а основная масса – дублирующие каналы. По расчетам аналитиков испанской Pais, так называемым «мусорным» сайтам принадлежит 90% от общего объема инфосети. В лучшем случае порталы, являющиеся вторичным и третичным звеном, копируют новость, меняя порядок слов и абзацев, а в худшем – вырывают отдельные куски из контекста, искажая суть и смысл сказанного. Благодаря простой и одновременно броской подаче материала, а также минимальным затратам, позволяющим компоновать новости буквально на коленках, мусорные сайты захватили большую часть информационного пространства.

     - Здесь трудно поспорить, - усмехнулся учитель, для убедительности разведя руками.

     Еще бы… Многие студенты так и калымили, собирая с миру по нитки, наполняя ленту новостных сайтов. Сидели дома на диване и писали про эскалацию конфликта в Джамму и Кашмир, про картельный сговор в водородном секторе мировой энергетики, про спорт, про моду, про медицину и театр. Не разбираясь ни в чем конкретном, и разбираясь во всем сразу. Зачастую используя кликбейтные заголовки, имеющие мало общего с содержимым - все в угоду рейтингам, все в угоду просмотрам.

     - Современное информационное пространство перенасыщено, поэтому человеку, находящемуся вне темы, трудно разобраться в происходящих событиях. Но даже это не является основной проблемой. При должном желании и усердии можно отыскать драгоценный алмаз в помойке, но тогда возникает вопрос, каким инструментарием воспользоваться?

     - Ты имеешь в виду поисковые системы? - уточнил Армен Георгиевич, и я кивнул головой.

     - В каждую такую систему встроены специальные алгоритмы. Именно благодаря им наверху списка оказываются определенные сайты. Не обязательно те, которые тебе нужны, но те, которые позаботились, чтобы там находиться. Обывателю не хочется лишний раз думать и ломать голову. Пришел уставший с работы, забил пару слов в поиск и в первых двух-трех ссылках получил нужный ответ. Или еще проще, прочитал новостную ленту, предложенную тем же поисковиком. Никаких усилий, один клик в телефоне и готово.

     - Поэтому? - Армен Георгиевич аккуратно подтолкнул к основному выводу.

     - Поэтому в современном мире легко формировать необходимую информационную повестку. Не нужна цензура, достаточно лишь вытолкнуть на поверхность энное количество «полезных» сайтов, а остальные задохнуться сами.

     - Вот, - протянул довольный Армен Георгиевич, – именно поэтому в шестидесятых годах Совбезом ООН была принята резолюция, известная всему миру под названием «tabula rasa». Но об этом поговорим на следующем занятии, а сейчас предлагаю вернуться к Колумбии и эскадронам смерти под предводительством…

     Спокойный и медитативный голос историка успокаивал, настраивая на мирный лад. Класс погрузился в тишину, и даже вечно шебутной Кузька, сидящий впереди, перестал вертеться и затих.

     Я тем временем извлек из-под учебника листок и уставился на исписанную поверхность. Схемы, блоки со стрелочками, неразборчивые подписи к ним – все это результат длительного мозгового штурма. Правда, Василий Иванович мои изыскания не иначе, как полной ерундой, не называл.

     - Малой, пару недель передохни, - говорил он мне. - Дай обмозговать случившееся, да и Диане Ильязовне в себя прийти нужно. В январе встретимся и обсудим.

     Какой январь, когда такое случилось. Виртуальная реальность, корректируемая человеческим подсознанием. Или нет, наоборот… Человеческое сознание под влиянием цифрового кода, погруженное в состояние, более всего напоминающее биологический сон. Точнее его четвертую стадию - глубокий медленный дельта-сон. Я уверен в этом, стоит только сделать запись электроэнцефалографии – изучить ритмы и пики волн на получившемся графике. Одно не понятно, почему сновидения кооперативные? Может ли быть такое, что две реальности переплелись? Биологическая и цифровая вселенные взаимно проникли друг в друга и получился этакий симбиоз?

     Теорий в голове роилось превеликое множество: сотни исписанных, исчерканных до дыр листов, а вот проверки на практике никакой. Диана Ильязовна закрыла доступ к игровым капсулам, под страхом мучительной смерти запретив приближаться к ним. Ее словно перемкнуло после всего случившегося: про Маяк-17 даже слышать ничего не желала. Втемяшила себе в голову, что мы с Василием Ивановичем едва не погибли, и это в то время, когда мир стоит на пороге великого научного открытия!

     

     Я настолько погрузился в разработку теоретических выкладок, что не замечал происходящих вокруг событий. Противостояние двух группировок отошло на задний план и даже образ ледяной королевы померк. Сидит себе Володина за партой, плетет паутину интриг – ну и пускай на здоровье. Пока лично меня козни не касаются, про интриги можно и забыть.

     Очнулся я в двадцатых числах декабря, когда зашла речь о предновогодних вечеринках. Обыкновенно мы собирались классом и шли играть в боулинг или на каток. И даже Тоня-тихоня выбиралась наружу из своей раковины

     Мы заказывали большую пиццу с мороженным, пили соки и коктейли, хрустели чипсами и кукурузными палочками. Веселились и отдыхали одной большой компанией, но то было раньше, до прихода новичков и последовавших за тем событий.

     Оторвав голову от исписанных листов, я с удивлением обнаружил, что элита во главе с Сабуровым забронировала столики в престижном Октябрьском, а оппозиция, ведомая боевой Ковальски – уголок в Котейне. И только Синицын будет дома смотреть телевизор.

     Данную новость сообщила Агнешка, отозвав в сторонку на большой перемене.

     - Кит, в последнее время ты ведешь себя неадекватно: постоянно хамишь и грубишь.

     - Это кому я хамлю?

     - Не притворяйся дурачком, все ты прекрасно понимаешь. Я сама лично слышала, как ты разговаривал с Володиной. А кто обещал Кузьке лохмы повыдергать?

     - Да он достал меня уже, со своей домашкой.

     - И это повод угрожать?

     - Блин, Ковальски, ты меня тысячу лет знаешь. Это просто оборот речи такой.

     В воздухе повисла неловкая пауза. Нехорошая такая, от которой стало не по себе.

     - Подожди, ты что, действительно веришь, что я буду Кузьку за волосы таскать?

     - Никит, я уже не знаю, во что верить. Особенно после той истории с Аллочкой, которую ты лимонадом облил.

     И об этом успели напеть… И не просто напеть а, как это водится, событие приукрасить, добавив несуществующих фактов.

     - Не так все было!

     - Свидетели утверждают другое.

     - Где эти ваши свидетели, покажи их мне! Ритка? Это Ритка, да? Зарубина навыдумывала всякого, а ты и поверила?! Если хочешь знать, на драгоценную Аллочку ни капли не попало.

     Я был возмущен до глубины души - нет, это надо такое сочинить. Пол облил – это да, и собственные руки испачкал, а Аллочка отделалась легким испугом. Всего лишь газировка пшикнула перед носом.

     - Кит, мы с ребятами посовещались, и решили: ты не пойдешь с нами в Котейню.

     - Это коллектив решил или Мариночка?

     - Кит, не начинай.

     - А кто здесь начинает?! Она вами манипулирует, как хочет, а вы всему верите. Ах да, это же Мариночка! Мариночка у нас врать не будет. И насрать всем, что Мариночка в классе без году неделя, а с Синицыным двенадцать лет проучились вместе.

     Последние слова я буквально орал в спину девушки. Агнешка не стала выслушивать контраргументы, да и к чему они, когда уже все решено. Она просто молча уходила в глубь коридора.

     - Подумаешь, и не очень-то хотелось, в эту вашу Котейню! Сами идите и сидите там, с вашим вшивым котом! - продолжал я кричать.

     Хотя кого обманываю, хотелось и очень. Остаться одному под Новый Год - паршивая перспектива, а еще очень обидная. Именно горячая до слез обида переполняла меня: на Агнешку, на Кузьку и даже на Копытина. На тех людей, что знал большую часть жизни, и которые вот так вот просто поверили чужим словам. Поверили этой гребаной…

     - Слышь, Синица, ты чё разорался?

     Я повернул голову и встретился взглядом с Пашкой, не выспавшимся и потому потрепанным. Странно, что Бурмистров бродил по коридорам в одиночестве, без своего закадычного дружка боксера.

     - Паштет, свали по-хорошему, не до тебя сейчас.

     Но Пашка не был бы Пашкой, если бы согласился так просто уйти.

     - А чего орать-то, - пробурчал он недовольно. – Меня вон в Октябрьский не берут, так я же не бегаю, ни кричу об этом.

     - А тебя за что?

     Пашка лишь горестно вздохнул. И чего я спрашиваю, это же Пашка. Поди опять писюны рисовал в неположенных местах или к девчонкам приставал с пошлыми шутками.

     И как меня угораздило с Бурмистровым в одной лодке оказаться…

     

     Сразу после уроков я отправился домой. А что еще оставалось? Сидеть в классе и слушать планирование праздничных мероприятий, на которые не позвали? Нет уж, сроду мазохизмом не страдал и начинать не планировал. Отдушина в виде виртуальной реальности под названием Маяк-17 была прикрыта Дианой Ильязовной, до выяснения обстоятельств. Был еще вариант заглянуть в гости к Василию Ивановичу, но вариант «такой», если честно. Учитывая настроение уборщика «не в духе», и пожелание раньше января в каморку не соваться. Поэтому махнув на все рукой, взял портфель и побрел домой, выбрав самый долгий маршрут.

     До чего же тоскливое время, это межсезонье. Порядком затянувшееся и потому доставшее до самых печенок. Кругом, куда ни кинь взгляд, земля грязно-бурого цвета с редкими клочками рыжей травы. По обочине торчали столбы от старой линии электропередач и голые деревья, застывшие в ожидании снега. Серая пелена неба, нависшая над головой, давила тяжелым прессом, выжимая последние остатки энергии. Сил не оставалось даже заглянуть в магазин на углу и прикупить любимой газировки на вечер.

     Добравшись до квартиры, я завалился на диван и включил телевизор. Картинка за картинкой - пальцы механически давили на пульт, переключая каналы. Везде одно и тоже - старые новогодние фильмы, телепередачи с веселыми до отвращения людьми, пьющими искрящееся в бокалах шампанское. Им хорошо, их от коллектива никто не отлучал, выставляя психованными придурками.

     Спустя полчаса бездумного перелистывания по каналам я наткнулся на ужастик. Фильм, снятый в стародавние времена, когда еще не существовало такого понятия как скримеры, звукорежиссеры не злоупотребляли инфразвуком, а вместо навороченных спецэффектов использовался старый добрый грим.

     Испуганная девчонка металась по коридорам в поисках выход, а по ее следу шел монстр - тот еще урод. Больше похожий на оплавленную свечку, чем на человека. В бесформенное от ожогов лицо впились крючья. Острые загнутые концы растягивали до предела рот, обнажая десны и бесконечно клацающие зубы. Глаза… а глаз и вовсе не было видно. Лишь две заплывшие щелочки вместо них. Тварь схватила испуганную девушку и принялась запихивать ей пальцы в рот. Возможно, в сцене подразумевался скрытый сексуальный подтекст. Вот только не чувствовал я его, ни капли эротизма - лишь липкий ужас и страх.

     После слащавых до приторности Огоньков данное зрелище завораживало. Находило уродливую гармонию с океаном серых туч, плескавшихся внутри. Я настолько отключился от действительности, что даже не заметил, когда пришла мать.

     - Никит, опять ужастики смотришь? Сходил бы лучше на улицу, прогулялся, - завела она привычную шарманку.

     - Не хочу.

     - Никит?

     - Эм-м…

     - Посмотри на меня, - мать садится рядом, и я понимаю, что просто так сегодня не отделаюсь. Предстоит серьезный взрослый разговор.

     - У тебя все хорошо?

     - Да.

     - Тебе нужны деньги?

     - С чего ты это взяла?

     - Ты продал свое альпинистское снаряжение.

     Ха, очнулась, я его еще два месяца назад продал. Скинул за бесценок какому-то мужику из соседнего района, лишь бы не натыкаться постоянно в прихожей. Слишком много всего было связано с этим оранжевым рюкзаком, с мотками веревок, набором скоб и крючьев. Слишком многое хотелось забыть, навсегда выкинув из головы.

     Объяснять всего это матери я не стал. Показательно отвернулся, прибавив громкости на пульте. Как на зло, на экране ничего не происходило.

     - Никит, ты ввязался во что-то опасное?

     - Вены показать?

     - Никита, не заводись.

     Да как тут не заводится, когда одна жопа кругом творится. Была дурацкая игра и той лишили.

     - Мам, тебе скучно, решила в заботливую родительницу поиграть?!

     Зараза, вот не хотел срываться, но оно как-то само вышло. Так заорал, что аж сам удивился.

     Многочисленные морщинки пролегли по лицу матери. А ведь она стареет, и с каждым годом это становится заметнее. И по внешности, и по характеру, который все больше напоминает старушечий. Может часами греметь посудой на кухне и ворчать. Разговаривать сама с собой, а когда находит мнительность, то и подозревать во всяком нехорошем.

     - Скажи честно, я плохая мать?

     Началось.

     - Я тебя плохо воспитала?

     Понеслась телега.

     - Никит, я все делаю, чтобы у тебя была безоблачная жизнь. Работаю целыми днями, кормлю и одеваю. Никит, я правда очень стараюсь. Почему ты молчишь, скажи что-нибудь.

     Глаза матери заблестели от выступивших слез. Легкий аромат вина, свидетельствовал об умеренной степени подпития. Ничего удивительного, конец декабря на дворе: посидели с коллегами по работе и как водится - отметили. Повеселились на славу, а потом наступило время отката или как это называл Василий Иванович - момент «бабской грусти», когда хотелось поплакаться о несчастной женской доли. Только вот мне участвовать в концерте категорически не хотелось: ни в качестве первой скрипки, ни в качестве второй. Поэтому вскочив с дивана, направился в сторону коридора.

     - Никита, я все делаю, стараюсь… живу ради тебя.

     Достало! Пришлось вернуться в гостиную, чтобы стоя на пороге заявить:

     - Мама, ради разнообразия попробуйте пожить для себя.

     В другой раз родительница непременно бы отреагировала. Сказала бы про скотину неблагодарную и про сопляка, который не имеет права судить мать, а уж тем более совать нос в ее личную жизнь. Но видимо слишком много было выпито вина на праздничном банкете. Вместо высказывания череды претензий и обид, в ответ подозрительно захлюпали носом.

     Нет, надо срочно бежать. Накинув куртку на плечи, я принялся искать второй кроссовок. Обувь оказалась под этажеркой, вместе с теннисным мячиком, потерявшимся еще в прошлом году, когда мы с Костяном… а впрочем, не важно.

     - Никит, ты куда? – донесся заполошный голос из гостиной.

     - Прогуляться, мама, как и просили.

     Лишь бы подальше отсюда… Как же все достало!

     

     На следующий день только и разговоров было, что о предстоящей вечеринке.

     Посторонний человек, случайно заглянувший в класс, смог бы умилиться представившейся его взору пасторальной картине. Помещение, залитое лучами зимнего солнца, словно светилось изнутри. Учебники и тетрадки, разбросанные на партах, сдвинутые стулья и румяная, только что с мороза молодежь. Девчонки шушукались по углам с самым загадочным видом. Парни во всю гоготали, предвкушая предновогодние посиделки. Кругом царило оживление и смех - радостные лица.

     Но это только на первый взгляд, а если повнимательнее присмотреться, то можно заметить невидимую границу, разделившую класс на две половины. Окна оккупировала свита Сабурова, а сам он уселся за третьей партой, раскинув руки и выпрямив спину - ровно Его Величество на троне. Придворный шут в лице Дамира веселил девчонок, в первую очередь Аллочку, а та заливалась смехом, прижав ладони к порозовевшим щечкам. Хорошая бы пара из них получилась, только вот Аллочке шуты не нужны, ей самого короля подавай, ну или на худой конец принца. Сашка с Пашкой, как всегда, ржали в углу. Ну с этими все понятно, им кроме них двоих никто и не нужен. Костик с Олькой…

     Я поспешно отвернулся, и тут же натолкнулся на чужой взгляд. Володина наблюдала с положенным ей ледяным равнодушием. Ни один мускул не дрогнул на безупречно красивом лице, лишь несколько огоньков промелькнуло в глубине темного омута глаз.

     - Чё надо?! – не выдержав, зло бросил я, и тут же охнул, получив болезненный удар по голени. Сидящая рядом Агнешка зарядила от души, нисколько не заботясь о сохранности собственных туфелек.

     - Ковальски, с ума сошла! Больно же!

     - А будет еще больнее, если не успокоишься, - пообещала мне соседка. – Мы с тобой, о чем договаривались, Синицын? Чтобы никого не трогал и не цеплял.

     - Я с тобой ни о чем не договаривался.

     Ковальски зло сощурилась, видимо представляя вместо моей головы волейбольный мячик. От плохого предчувствия застучало в висках. С Агнешки станется и по макушке зарядить, она такая.

     - Бешенная! - зло бросил я, и схватив исписанные листы, выскочил в коридор.

     За спиной послышали шепотки, среди которых особо отчетливо прозвучал голос Володиной:

     - Зачем ты так?

     - Ой, Марин, ты плохо знаешь Никиту… Это для его же блага.

     Да, в гробу я видел такие блага, когда острым носком по незащищенной голени. И эта тварь туда же, защищать меня взялась. «Ой, Агнешка, может не стоило…». Еще и голосок тревожным сделала, словно всерьез обеспокоена… Актрисулька погорелого театра, гребаная манипуляторша. Теперь понятно какую она на себя роль примерила - Матери Терезы, желающей всем вокруг мира и добра, а я на ее фоне - злодей, беспричинно тявкающий, да пускающий пену изо рта.

     Нервы давно звенели натянутой струной, требуя громкого аккорда. Вот и вдарил пару раз, сыграл соло несдержанного юноши. Да потому что достало!

     Услышав громкий шорох, я опустил глаза, с удивлением обнаружив смятые листы в руках. Те самые, что успел схватить перед выходом, планируя почитать вдали от всех. Хорошо еще, что не порвал с досады.

     Добравшись до подоконника, я аккуратно разгладил скомканную бумагу и погрузился в текст:

      «… врачом-психиатром Пермской областной больницы Геннадием Крохалевым была выдвинута гипотеза о том, что при зрительных галлюцинациях происходит обратная передача информации: от центра зрительного анализатора мозга к периферическим воспринимающим. Визуализированные человеческим мозгом образы путем электромагнитного излучения через сетчатку глаза попадают в пространство. Для объективной регистрации данного феномена был использован метод фотографирования…»

     1973-й год… события столетней давности. Вчера я долго не мог заснуть, рылся в сети, пытаясь найти ответы на странные события, произошедшие в игре. На одном из пабликов наткнулся на статью об экспериментах, проводимых врачом-психиатром, и любопытных результатах, полученных им.

     Визуализация галлюцинаций… А ведь у Василия Ивановича самые настоящие глюки.

     Раньше я не обращал особого внимания на то, как как он постоянно морщился, засовывая ладонь под воротник. Отряхивал одежду, проводил рукою по подлокотникам, по столешнице, словно избавляясь от крошек. Мало ли у кого какие причуды бывают. Ну любит человек чистоту, ну стряхивает пылинки. В каморке, заросшей грязью... Только теперь начинаю понимать, что никакие это не пылинки или крошки, а невидимый песок, точнее его ощущения.

     И про горящие в ночных кошмарах машины он как-то обмолвился, и про людей, что сгорают в них заживо. Кажется, было это в прошлом году, когда он опоздал на работу. Сидел весь мокрый в поту и говорил то ли со мною, то ли с призраком по прозвищу Боцман. Я тогда было решил, что он заболел и бредит от высокой температуры, даже вызвал Зинаиду Петровну.

     Оказалось, что все нормально с Василием Ивановичем, просто не выспался и устал. Плюс невыносимая летняя жара в середине апреля, выводящая из строя куда более крепкие организмы. Что уж говорить про инвалида с нарушенной системой циркуляции крови.

     У Василия Ивановича были серьезные проблемы с психикой. И эти самые проблемы можно было визуализировать с помощью аппаратуры. В двадцатом веке Геннадий Крохалев использовал модифицированную подводную маску с фотоаппаратом вместо стекла. Галлюцинации снимались на специальные инфрахроматические пластины. В результате чего получались изображения лося, змеи и даже человеческие лица: двухмерные, едва различимые. Спустя сто лет технологии усовершенствовались. На смену подводной маске пришел виртуальный шлем, в следствии чего глюки приобрели объем, цвет и даже звуки.

     Неужели то самое, неужели нашел! Я сидел на подоконнике и раз за разом перечитывал листы, не веря собственным глазам. Открытие, способное перевернуть все представления о работе человеческого мозга, и о самом сознании, способном оказывать влияние на окружающую действительность.

     Я настолько увлекся чтением, что едва не пропустил звонок на урок. А дождавшись большой перемены, сорвался с места и побежал в сторону каморки, забитой дронами-уборщиками.

     Василий Иванович был привычно хмур и неприветлив. Выслушав меня внимательно, он сурово произнес:

     - Малой, я говорил, чтобы раньше января ноги твоей здесь не было.

     - Но…

     - Я говорил, чтобы своими фантазиями не доставал.

     - Но есть научное объяснение.

     - Какое объяснение? Столетней давности из интернета?

     - В качестве доказательства имеются фотографии.

     - Фотографии чего?!

     - Лося…

     - Какого нахрен лося?!

     - Он одного пациента преследовал с белой горячкой, а врач взял и сфотографировал его… то есть глюк, с помощью специального приспособления. Маска для подводного плавания и…

     - Малой, ты издеваешься?!

     - Василий Иванович, да там все написано, вы почитайте.

     Но Василий Иванович и не думал читать. Скомкав многострадальные листы, он зашвырнул их в угол, сам же уставился на меня тяжелым взглядом. Я ждал очередного ора, сдобренного изрядной порцией мата, но вместо этого услышал:

     - Малой, ты думаешь я про эти эксперименты ничего не слышал? Про то что советский психиатр открыл существование параллельных миров? Про странное самоубийство и злое КГБ, забравшее материалы исследования? Ты, наверное, удивишься, если узнаешь, что он был не первым и не последним в своих идеях. Еще в девятнадцатом веке сам Никола Тесла предполагал, что в ответ на мысленный образ, возникает рефлекторное возбуждение сетчатки глаза. Современным научным сообществом допускается, что чувствительные клетки зрительного аппарата – всякие палочки и колбочки, обладают свойствами обратимости. И при определенных обстоятельствах они способны стать генератором излучения.

     - При каких обстоятельствах?

     - Когда через тело двести двадцать пропустят, такую картинку выдашь – залюбуешься. И никаких фотоаппаратов не понадобится, - заржал Василий Иванович.

     - Не смешно.

     - А, по-моему, забавно… Ты пойми простую истину, Малой - сознание первично. Мы глюки видим не глазами, а мозгом. Вот тебе простой пример, если во время галлюцинации нажать на глазное яблоко, что произойдет с изображением?

     Я замялся, не зная, что и ответить.

     - Картинка реального мира задвоится, поскольку она входящая. А что в таком случае произойдет с исходящей?

     - Останется неизменной? – осторожно предположил я.

     - Неправильный ответ.

     - Задвоится?

     - И снова неверно.

     - Тогда какой вариант верный?

     - Оба. А знаешь почему? Потому что сознание ПЕР-ВИЧ-НО, запомни это, а лучше запиши. Оно играет, само обманывается и обманывает нас - создает ловушку, внутри которой и находится. Именно мозг обрабатывает картинку и делает с ней все, что заблагорассудится. Не сетчатка, не рецепторы, и даже не световые колбочки, а содержимое черепной коробки. У тебя никогда не было глюков из-за высокой температуры? Нет? Знаешь, на что это больше всего похоже? На сон с открытыми глазами, когда стираются грани существующей реальности. Мозг будто переключается на работу в другом режиме, путая сон и явь, накладывая одно на другое.

     - Василий Иванович, но это не отменяет того факта, что зрительный канал способен работать в реверсном режиме и передавать информацию через глаза в окружающий мир.

     - Не отменяет, - согласился Василий Иванович. – Возможно, ученые научатся фиксировать полный спектр волн, исходящих из мозга. Превращать галлюцинации и мысли в статические картинки или, чем черт не шутит, в подвижные образы. И произойдет сие чудесное открытие в будущем, когда будет создано более высокотехнологичное оборудование, а твоя любимая квантовая физика достигнет новых высот. Повторюсь, в далеком будущем, но не сейчас.

     - То есть в теории вы со мной согласны? - решил я не отставать от собеседника. Тем более что раздражение первых минут схлынуло, и Василий Иванович прибывал в благостном расположении духа.

     - Малой, забравшись в дебри, ты упускаешь самое главное – то, что лежит на поверхности.

     - Не понимаю, о чем вы.

     Василий Иванович вздохнул, словно пожилой учитель, объясняющий ученику-недотепе прописные истины.

     - Молодой ты еще, увлекающийся. Увидел новое в сети и поскакал с юношеским задором по верхушкам. А картину нужно видеть целиком... Вот объясни, как можно вылететь из игры и продолжить играть? Без швов и шероховатостей, совершив абсолютно плавный переход от внешних серверов к внутренним. Как можно увидеть один сон на двоих? Чего молчишь? Или снова начнешь задвигать теорию про общие информационные поля, про высшую стадию эволюции биосферы?

     Мне нечего было ответить. Признаться, собирался изучить труды Вернадского, но наткнулся в сети на описание опытов Крохалева и малясь увлекся. Прав Василий Иванович, не хватает мне собранности. Выдирал отдельные кусочки из пазла, натягивал сову на глобус, а ведь не это главное… Не механизм возникновения галлюцинаций и их преобразования в цифровом мире. Вопрос не как, а почему. Почему такое в принципе стало возможно? Именно здесь и сейчас, со мною и Василием Ивановичем? Что послужило причиной - посттравматическое стрессовое расстройство у последнего? Полная ерунда, потому как с другими пациентами такого не случалось. ПТСР давно научились лечить с помощью виртуального пространства, демонстрируя бывшим воякам красивые пейзажи. Что-то ни у кого из них не появлялись БТРы посреди песочного пляжа или трупы на фоне Альпийских гор. А у Василия Ивановича появлялись. Глюки настолько устойчивые, что наплевав на обесточенное оборудование, утянули вслед за собой в самое настоящее сновидение.

     

     Вернувшись в класс, я скомкал оставшиеся листы и без сожалений выкинул в мусорное ведро. Не о том все… все не о том… Без экспериментов, без самого Василия Ивановича мне не разобраться в случившемся - именно он является ключом ко всему, точнее его прошлое. И если бы он дал хоть какой-нибудь намек, куда идти и в каком направлении двигаться.

     Вместо намека, он послал меня прямым текстом, как и Диана Ильязовна. Впрочем, последняя сделала это в куда более культурной манере, как и подобает учительнице.

     - После, - произнесла она, и снова погрузилась в экран любимого ноутбука.

     После уроков, после Нового Года, после чего? Может они уже все выяснили и теперь скрывают, не желая впутывать несовершеннолетнего мальчишку в опасные эксперименты. Хотя какой я к черту несовершеннолетний, уже девятнадцать годков стукнуло. Некоторые детей заводят в моем возрасте, а Никиту Синицына оберегают от опасностей, как какую-нибудь принцесску.

     Зубы заскрежетали от злости, а пальцы до боли стиснули ручку. Так захотелось что-нибудь сломать, чтобы непременно с хрустом вышло. Ту же ручку, карандаш или дешевенький калькулятор. Как же все бесит!

     - Кит, с тобой все в порядке? – прошептала сидящая рядом Агнешка.

     Волнуешься за соседа по парте, Ковальски? Сначала в воспитательных целях устроила бойкот, а теперь беспокоишься, как бы не перегнуть палку?

     - Никит, чего молчишь?

     - Отвали.

     Издав надменное «пф-ф», девушка картинно отвернулась.

     Переживает она. Лучше за свою новою подругу волнуйся - за Мариночку, которую злобный Никита обижает и третирует. А уж мы как-нибудь сами разберемся со своими проблемами.

     Странное дело, но вместе с новой волной злобы где-то глубоко внутри зародилась надежда, что ребята передумают и возьмут с собой. Попугали немного Синицина, и хватит с него, будет впредь наука.

     Я настолько поверил в это, что когда прозвенел последний звонок, остался сидеть на месте. Достал портфель и нарочито медленно принялся копошиться в его содержимом: перебирал учебники, перекладывал тетради из одного отделения в другое, попутно прислушиваясь к разговорам.

     - После кафешки можно в Ауру заскочить, - шумел Копытин больше других. Он за полминуты успел добраться из соседнего кабинета до нашего, и теперь во всю искрил идеями.

     - Ой, нет, я в клубешник в школьной форме не пойду, - всполошилась Агнешка. – Мне нужно будет переодеться.

     - Да ладно чего там, юбочку повыше подтяни и вперед на танцпол.

     Длинноногая Ковальски и без того носила форму на грани дозволенного, а если поднять чуть выше…

     - Тебе лишь бы все опошлить, Соломатин. От дружка своего нахватался, от Бурмистрова? Он тебя еще писюны в учебниках рисовать не научил?

     - Не друг он мне, - Дюша мигом нахмурился.

     - А кого вчера в качалке видели, на Садовой?

     - Просто у нас абонементы в один клуб.

     - И одна штанга на двоих.

     - Там это… пару подходов, подстраховать было нужно, - замямлил Дюша под острым взглядом Агнешки.

     - Соломатин, кому ты заливаешь… У вас мальчишек всегда так – сначала деретесь, носы друг другу квасите, а потом дружите – не разлей вода.

     - Пошлите уже, пожалуйста, столик на четыре заказан, - вмешался в разговор Кузька. Он крутился юлой на месте и жалобно причитал, в тщетных попытках обратить на себя внимание. Нет, нельзя Кузьме задачу по сбору коллектива поручать, он и без того взбалмошный, доведенный многочисленным семейством до белого каления. Здесь человек авторитетный нужен, вроде…

     - Ребят, нам пора, - прозвучал уверенный голос Володиной. И ребята послушно двинулись: одной дружной толпой в сторону выхода, а я так и остался с раскрытым портфелем в руках.

     Одноклассники текли сплошной рекой мимо меня, делая вид, что не замечают. Нет такого человека по фамилии Синицын, не существует… Обернулся лишь один Дюша, как-то неловко пожав плечами: «дескать, извиняй, приятель, я бы тебя обязательно взял, но сам понимать должен – коллектив». Да, тут не поспоришь - коллектив решает. Отсалютовав Дюшесу широким размашистым движением, я весело улыбнулся. А стоило тому отвернуться, как улыбка сама сползла с губ - на душе было паршиво.

     И чего ждал, спрашивается? Жалости от Ковальски, или может милости от ледяной королевы, которая решает и всеми верховодит? Да пошла ты нахрен, Марина Володина!

     Запихнув последнюю тетрадку, я застегнул портфель и направился к выходу, где едва не столкнулся с довольным Пашкой.

     - А ты чё лыбишься? – не выдержав, сорвался я.

     - Чего это? – Бурмистров мигом растерялся.

     - А ничего… Тебя в Октябрьский взяли? Нет? Тогда чего по школе радостный бегаешь? Иди домой, мультики смотреть.

     - Хочу и хожу, - Пашка, явно не ожидавший подобного напора, обиделся. И даже отвернулся к стенке, не желая продолжать разговор.

     Я оглянулся в поисках очередной жертвы, но все знакомые разошлись, а хамить людям незнакомым без особой на то причины было совсем уж глупо. И даже сломать нечего, только если голову об стену.

      Совсем потерянный, я остановился и посмотрел в дальний конец коридора, где маячила группа школьников, ведомая ледяной принцессой. Со стороны могло показаться, что верховодила всем Ковальски. Длинноногая девчонка вещала столь громким голосом, что даже отсюда было слышно:

     - … пока закажете, я переодеться успею и вернусь.

     Делала вид что она главная, но мы то знаем кто на самом деле командует в этом маленьком отряде. Володину я отыскал без труда, вычислив по свите, что окружала Её Величество. По правую руку крутился взъерошенный Кузька, по левую шел Копытин, размахивая руками и что-то яростно доказывая. Сопровождение было немногочисленным: все-таки статус опальной фаворитки давал о себе знать. Но уверен, пройдет месяц-другой, и Володина вернет утраченные позиции. Обрастет новыми ухажерами, и станет править в открытую. Уже сейчас многие под ее дудку пляшут: дурачок Кузька, сноровистая Агнешка и Дюша…

     Дюшес возвращался обратно. Широко шагал по длинному коридору, закинув портфель на плечо.

     - Ты чего забыл? – поинтересовался я у приятеля, стоило тому подойти ближе.

     - Знаешь, я тут подумал… Котейня, конечно, заведение приличное: кофеёк там со сливками, коктейли разные и рыжий котяра в тему. Хорошее заведение, уютное, но я соскучился по атмосфере бара.

     - Решил нажраться под Новый год?

     - Синица, мне чтоб нажраться, знаешь сколько надо? Тут пятью-шестью кружками пива не обойдешься. Просто посидеть охота с пацанами, поговорить о всяком разном, выпить.

     - С пацанами? – не понял я его. И тогда Дюша кивнул в сторону подоконника, на котором сидел всеми забытый и оставленный Пашка.

     

     Ближайшие бары оказались забитымипод завязку - народ отмечал канун Нового года. Правда, до кануна было еще дней шесть, но кого волновали такие мелочи.

     В поисках свободных мест пришлось брать такси и тащиться на другой конец города, в старенький бар, расположенный у Дома Офицеров. Заведение с первого взгляда не впечатляло: облезлый фасад, покоцанные ступеньки на входе. Пропахшее солодом и рыбой помещение, судя по внешнему виду, давно забывшее о сути такого явления как ремонт. Обшарпанные стены и стол, потрескавшиеся столешницы, сдохшие мухи на подоконнике.

     Но не все было так плохо – атмосфера внутри бара располагала. Из колонок звучал релаксирующий блюз, а Жигулевский Портер с привкусом жженой карамели, пился легко и приятно. Сушеная чехонь была в меру соленой и жирной. И подумаешь, что чистых салфеток у бармена не нашлось. Пашка притащил из туалета рулон бумаги - им и вытирали грязные руки и губы. А потом Дюша жег плавательный пузырь, убеждая, что это наипервейший в мире деликатес, сразу после стружки кальмара. Последней закуски он взял аж семь упаковок и половину тут же вскрыл, вывалив в общее блюдо.

     - Это потому, что ты сопли любишь, - подначивал я приятеля.

     - Причем здесь это?

     - Приглядись, они один в один козюли, что вечно из носа вытаскиваешь.

     Дюша в ответ возмущался, Пашка ржал, а пиво текло рекой, оставляя после себя приятное послевкусие с горчинкой.

     Сидели душевно и даже былые обиды вспоминались через призму всего хорошего. Вдруг выяснилось, что Паштет, не такой уж и тупой, каким обыкновенно казался, а если не юморит в своей привычной манере, то и поговорить можно нормально.

     Много нового я узнал от него за вечер. Например то, что не все так ладно в датском королевстве, и авторитет его величества Сабурова трещит по швам. Проявляет открытое недовольство Сашка-боксер, Аллочка самовольно удалилась из королевской свиты, а следом подался влюбленный в нее Дамир. После ухода Володиной в некогда дружных рядах элиты начался самый настоящий разброд и шатание, в отличии от оппозиционной группировки, превратившейся вдруг в монолит.

     Так это что же получается, не в Сабурове дело? Всю эту свистопляску с противостоянием в классе устроил не Славик, а Володина? Именно она дергала за ниточки, исполняя роль любимой фаворитки? Неужели… да нет, быть такого не может. Сабуров он же… он же… А если задуматься, кто он такой, Сабуров? Толком с ним не общался и даже не знаю, что это за человек, кроме того, что сын известного дипломата. Ведет себя, как аристократ, и выглядит, словно глянцевая обложка модного журнала. В учебе не дурак, и говорит красиво, но разве одного этого достаточно, чтобы управлять людьми? И каковы шансы того, что в одном классе одновременно объявятся два манипулятора?

     От пришедших в голову мыслей едва фисташкой не подавился, из-за чего получил увесистый шлепок по спине.

     - Спасибо, - прохрипел я, отхаркивая остатки попавшей не в то горло закуски.

     - Всегда пожалуйста, - благодушно заявил Дюшес.

     Схватив кружку пива, я сделал пару глотков, окончательно прочищая гортань. И только после этого задал свой вопрос:

     - Паштет, ты уверен, что все началось после ухода Володиной?

     - Народ так говорит, - Пашка пожал плечами. - Типа, когда у них с Маринкой разлад случился, Славик совсем сдулся.

     Не уважительное Вячеслав, как это бывало раньше, не Слава, а Славик. Если даже Пашка его так величает, то что говорить об остальных. Авторитет его величества поплыл, как оползень по горному склону в сезон проливных дождей.

     Дюша понял к чему я веду разговор, поэтому веско заявил:

     - Синица, у тебя прямо бзик развился на фоне Володиной. Ты из Маринки-то заговорщицу мировых масштабов не делай. Она, конечно, девчонка умная, только вряд ли за всем этим стоит. Так сложились обстоятельства.

     - Обстоятельства? – возмутился я. – Какие нахрен обстоятельства?! Из-за этой ведьмы меня в Котейню не взяли.

     - Научись сначала вести себя.

     - И ты туда же.

     - Да, и я… Что, не нравится правду выслушивать? Ты зачем Алку лимонадом облил?

     - Понеслось.

     - Хочешь сказать, ты нормальный?

     - Нормальный.

     - Ни хрена не нормальный. Как с Олькой своей расстался, так совсем с катушек слетел. Паштет, скажи ему.

     - Ненормальный, - подтвердил Пашка, потерявший всякую нить разговора.

     - Нашел у кого спрашивать. Человек до сих пор писюны в учебниках рисует.

     - Да причем здесь писюны, - возмутился Дюша моей непонятливостью. - Если хочешь знать, Маринка тебя до последнего защищала. Упрашивала, чтобы Агнешка взяла в Котейню.

     - Может прикажешь ей в ноги поклониться? Дюша, ты не догоняешь, Володина играет роль от обратного. Специально меня защищает, чтобы у других отторжение вызвать. Смотрите, какая я великодушная и всепрощающая, на фоне это придурка.

     - Ты сам все сказал, - заявил довольный Дюша.

     - Что именно?

     - Что ты придурок на ее фоне. Может пора перестать срываться по любому поводу, и начать вести себя, как адекватный человек? Насочинял всякого… Пойми, Володина - не монстр во полоти, и это не она разделила класс на две половины, а мы сами. Или что, Спиридонов никогда бабками не кичился, а Новиков не прессовал по углам тихонь и ботаников? Просто раньше мы были моложе, а когда выросли – потекло говно по трубам.

     Я посмотрел на остатки пива, что плескалось на дне кружки, на гору скорлупы от фисташек, скопившейся на столе. Может прав Дюша и не было здесь никакого злого умысла? Помнится, на открытой лекции по психологии профессор Гладышев утверждал, что людям свойственно видеть закономерность. Так уж устроен человеческий мозг, ему необходимо все структурировать и приводить в порядок. Объяснять мир законами физики или волей Всевышнего, но никак не царящим вокруг хаосом, сотканным из генератора случайных событий. Прав Дюша, мы сами во всем виноваты, а ни чванливый сынок дипломата или ледяная королева. Именно мы с охотой приняли новые правила игры, вцепившись друг другу в глотки.

     Однако все вышеперечисленное не исключает внешнего фактора, сумевшего сыграть на противоречиях внутри коллектива. Угли раздора тлели на протяжение долгих лет, будучи не способными разгореться в костер. Лежали себе и ждали, пока не придет заботливый гость, и не подкинет хворосту, раздув жаркое пламя. Точнее не гость, а гостья, некая миссис Х…

     Из одной группы уходит – и все начинает сыпаться, в другую приходит – и все налаживается. Что это как не злой умысел некоего серого кардинала? Кто ты, госпожа Володина, чертов гений-манипулятор или порождение случайных событий, которым мой разум пытается найти объяснение? Будет обидно, если все-таки второе. Так хоть существует объект для ненависти, кознями которого можно все объяснить. Забери его и что останется? Кучка придурков-одноклассников, решивших разругаться под конец школы? Или некогда лучший друг Костик, целующий и обнимающий Ольку? Что у меня вообще есть кроме глухой злобы внутри?

     

     Мы долго сидели и пили, болтая о разном. Дюше хватило ума не развивать болезненную тему, мне хватило ума заткнуться и не продолжать, а Пашка… Пашка в принципе не особо парился по жизни. Сам по себе был парнем не сложным, и тянулся к столь же простым вещам. Оставалось только удивляться, как Новиков умудрился попасть в элитную группу имени Сабурова. Для них он всегда был быдлом, тупым борцом с поломанными ушами, а они для него - пафосными придурками. Две линии, существующие в параллельных плоскостях, и никогда не пересекающиеся в границах Вселенной. Вот и в этот раз они разошлись. Только одного я не понимал, почему за лучшим другом не последовал Сашка-боксер?

     - Да урод он, - резюмировал Пашка, не вдаваясь в подробности. И в кои-то веки я с ним согласился.

     А потом было еще пиво, и еще, и еще… Под конец взяли по стопочке коньяка, вкуса которого я уже не почувствовал. Мир вокруг пах сладковатым солодом и сушеной рыбой. На зубах хрустели фисташки вперемешку с сухариками, а переполненный мочевой пузырь звал в туалет.

     Пашка зачем-то обмотал морду туалетной бумагой и принялся рычать, изображая ожившую египетскую мумию, а может модного нынче японского «нинзю». Дюша, положив тяжелую руку на мои плечи, в сотый раз пытался объяснить:

     - … придем в клубешник, а они там, понимаешь? Сделаем вид, что чистой воды случайность… Они там, а мы придем и как ни в чем не бывало… понимаешь?

     Я понимал, и пытался это объяснить Дюше… кажется, даже словами. Не было ничего хитрого в придуманном им плане. Ребята после Котейни собрались пойти в популярный клуб Аура, и мы хотели отправиться туда же. Танцпол общий, с него не выгонишь, ну а там глядишь и придем к всеобщему согласию.

     Грандиозный план был готов к воплощению, когда в дело вмешался случай. Пашка, переставший играть роль мумии, вдруг вспомнил, что у некой Кристинки сегодня в школе дискотека. И не в нашей центровой, а в какой-то захолустной, расположенной на окраине города.

     - Сиськи у нее во! – привел Пашка убойный аргумент, и Соломатин поплыл. Оказывается, он видел Кристинку в фитнес-центре, и уже тогда девушка с четвертым размером груди произвела неизгладимое впечатление. Теперь же, будучи в значительной подпитии, Соломатин захотел освежить в памяти ранее виденный образ.

     - Синица, ты это… давай без обид. Подкинем тебя до Ауры, а сами…

     И что я в этой Ауре не видел? Семь танцполов на трех этажах и Ковальски, заигравшуюся в лидера? Вздумавшую наказать Синицина и потому устроившую мне бойкот? Да пошли они все: и танцполы, все семь… и Агнешка вместе с ледяной королевой.

     Это была последняя связная мысль, посетившая мою голову. Дальше были лишь образы: ржущее лицо Дюши, и до противного теплый салон такси, в котором укачивало и хотелось блевать. Задранное вверх лицо, и мелкие снежинки, кружащиеся в темном небе. Клубы пара изо рта и край полной луны, выступивший из-за облаков. Серебристая дорожка, скользившая по поверхности большой лужи и Пашка, с хрустом ломающий кромку льда. Он долго топал, и в итоге провалился по щиколотку, оглашая окрестности веселым гоготом.

     Мир вокруг сгустился и потемнел, а потом…

      «Вот танцуют девочки – кольца, серьги, фенечки…»

     Доисторическая песенка из числа тех, что периодически всплывают из небытия и снова оказываются в моде. Замиксованная и переработанная с жестким гитарным рифом на заднем фоне. Басы бьют по ушам, яркие пятна света мелькают перед глазами. Тени движутся в хаотичном танце, то исчезая, то появляясь снова.

     Я не помню этих людей, не узнаю лиц в мелькающей круговерти перед глазами. Толпа веселящейся школоты, в основной своей массе класс девятый, может даже восьмой. И как меня угораздило очутиться в самом эпицентре? Ощущаю себя Гулливером среди малышни.

      «Только бы родители это не увидели, не забрали нас домой…»

     Напротив крутится совсем уж мелкая девчонка, которой по всем прикидкам не больше четырнадцати лет. Раскрашенное лицо еще не успело вытянуться, сохранив детские округлые черты. Ни сисек, ни задницы – малявка, одним словом, а все туда же. Пытается копировать взрослых, задрав худые мосластые руки к потолку, и призывно работая бедрами. Чувствуется нечто неестественное в ее движениях, не подходящее ни месту, ни возрасту. Девчонка еще в прошлом году танцевала на утреннике для мамы с папой, и вдруг такой рывок во взрослую жизнь.

     Делаю несколько шагов в сторону, пытаясь избавиться от навязчивой партнерши по танцам и попадаю в новую круговерть. Радуга щедрым потоком света плещется из-под потолка, напрочь забивая сетчатку глаз. И снова тьма…

     Где это я? Пьяные мозги работают на удивление трезво. Вспоминаю мелочь, виляющую тощей задницей. В Ауру посетителей младше восемнадцати не пропускают, следовательно, мы не в клубе. Остается школа, куда столь упорно заманивал Пашка, и куда Дюша хотел попасть. Одна из немногих старого советского образца, сохранившаяся на окраинах города.

     Выход, нужно срочно найти выход и привести мысли в порядок… Пытаюсь определиться с направлением, но разве в такой вакханалии света и тьмы хоть что-нибудь разберешь? Иду наугад, пробиваясь сквозь преграду из мельтешащих тел. Смотрю поверх голов, пытаясь различить детали обстановки, и замечаю странную фигуру. Не прыгающую вместе с остальными а, как и я, бредущую сквозь толпу. Облаченную в светло-пятнистую форму, больше всего напоминающую…

     Меня хватают за руку и резким рывком возвращают в водоворот событий. Высокая стройная девчонка заметно выделяется на фоне пляшущей мелюзги. Ей нет нужды играть в сексуальность, она и есть чистый секс, зовущий и увлекающий за собой.

     Дистанция между нами сокращается до опасного минимума. Пряди длинных волос щекочут кожу, а голова начинает кружиться от ярких ароматов. Я вижу влажные губы, слегка приоткрытые, и ждущие - нет, жаждущие поцелуя. Тянусь к ним на одном голом рефлексе, готовый попробовать искусительницу на вкус. Секунда – и ничего не происходит: вытянутые трубочкой губы находят лишь пустоту. Девушка заливисто смеется и отдаляется от меня, но взгляда не отводит: кокетливо поводит плечиком, давая себя рассмотреть. А ведь хороша, чертовка! И лицом вышла и ладно скроенной фигуркой, проступающей сквозь тонкую ткань платья. И что она забыла на дискотеке поселкового масштаба? Такой прямая дорога в Ауру, на самый последний этаж, где представительного вида мужчины сорят деньгами, снимая молодых девчонок.

     Острый кончик розового язычка скользит по губам. Ритмичные движения задирают край платья выше положенного, обнажая гладкие бедра. Девушка танцует красиво и элегантно, демонстрируя соблазнительные изгибы молодого тела. Фигуристые ножки на высоком каблучке делают шаг вперед, и я снова оказываюсь в облаке дурманящих голову запахов.

     Ну теперь-то ты от меня не ускользнешь! Решительно тянусь вперед и снова облом. Палец с острым ноготком покачивается перед самым носом, давая понять: «эй, парень, на многое не рассчитывай». По крайней мере пока не закончится этот танец и не начнется другой: более медленный и куда более интимный.

     Я в предвкушении и готов ждать хоть целую вечность, поэтому дарю улыбку в ответ. Делаю отработанное движение ногами, словно залихватский танцор диско из прошлого века.

      «Может и не встретим мы друг друга больше, веселись ребята не жалея ног».

     Колени – вправо, ладони – влево, под подошвой скрипит невесть откуда взявшийся песок. Надеюсь, это не с меня сыпется, не такой уж я и старый.

     Фигура в светлой одежде снова мелькает на заднем фоне: пятнистая униформа, напоминающая… Тонкие пальцы хватают за рубашку и резко притягивают к себе. Острые коготки карябают кожу под тканью до острой - жгучей боли, и нет в этом действии ни капли сексуальности. Скорее похоже на агрессию взбесившейся кошки, разыгравшейся и потому утратившей всякий контроль. Смотрю в безупречно красивое лицо партнерши - на нем все по-прежнему: влажный взгляд, дразнящая улыбка. Пальцы разжимаются и боль отступает, словно не было её никогда – мимолетная иллюзия, рожденная отравленным алкоголем сознанием.

     Мне все это мерещится, песок под ногами… Василий Иванович, разгуливающий по танцполу в светло-розовой униформе сирийского образца. Нечего ему здесь делать, на школьной дискотеке среди детворы, да еще и с огнестрелом за плечом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять простую истину: из настоящего – танцующая напротив девчонка, а не закопчённая физиономия вечно хмурого инвалида-уборщика. Я пытаюсь сосредоточиться на партнерше, на покачивающихся бедрах, на бесстыже торчащих сосках, проступающих под тонкой тканью. И девушка словно чувствует мое желание: одним ловким движением сокращая дистанцию. Прижимается горячим телом, скользя пальцами по спине, опускаясь ладонью все ниже и ниже, к самому поясу. Длинные волосы лезут в глаза, попадают в рот, в ноздри. Я чуть отстраняюсь и вижу девичью шею, бугорки позвонков, покрытые тонкими светлыми волосиками. Бархатная кожа слишком идеальна для человека: ни родинок, ни капелек проступившего пота.

     На самой грани сознания тревожно зазвенели колокольчики. Отдельные звенья с трудом складываются в логическую цепочку, то и дело обрываясь, норовя ускользнуть. Поднимаю глаза и вновь вижу фигуру, выделяющуюся на общем фоне. Василий Иванович стоит неподвижно в центре живущего движением моря. Белки глаз ярким пятном отсвечивают на фоне прокопченной физиономии. Уборщика словно макнули головой в сажу или изрядно повозили рожей по углям. Он ждал, когда я обращу на него внимание, и когда дождался, привычно нахмурился. Подняв руку к кадыку, совершил резкое движение: рубящий удар ладонью от шеи.

     Не понял…

     А Василий Иванович повторял: и снова, и снова. Его брови не просто хмурились – они превратились в две гигантские мохнаты гусеницы, наползшие на глаза.

     Нет, я догадался, что он сигнализирует про «опасную зону», только какая здесь может опасность, в центре школьной дискотеки?

     Тебя нет, нет... Не существует, и не может существовать согласно всем законам логики. Даже самая некомпетентная охрана, не пропустит вооруженного человека внутрь школы. Человека, который и не думает скрываться и на которого никто не обращает внимания, словно он призрак - галлюцинаторный синдром, вызванный изрядной долей спиртного.

     Мы молча смотрим друг на друга: я на него, он на меня - этакая игра в гляделки. И Василий Иванович не выдержал первым. Широко открыл рот, собираясь прокричать нечто привычное вроде «Малой, какого хера», но тут на него налетел пацан. Закружившийся в танце бедолага потерял равновесие и ударился прямо в грудь уборщика. Василий Иванович устоял, лишь слегка покачнувшись, а вот пацан осел на пол, на доли секунды скрывшись из виду. Споткнулся и ударился об глюк… Глюк…

     Чужие губы касаются шеи, щекочут кожу, выпустив острые зубки. Они не кусают, скорее покусывают: нежно и аккуратно. Пальцы с острыми коготками уперлись в ремень - вцепившись в него, замерли. Поигравшись с пряжкой, и пару раз легонечко дернув за неё, решительно направились вниз.

     Что есть галлюцинация? Это вопрос, ответ на который хорошо известен. Некий образ, поселившийся в сознании, и не имеющий никакого отношения к реальности. Он может приятно пахнуть и не потеть. Активно танцевать и при этом сохранять ровное дыхание…

     Длинные пальцы с острыми коготками добрались до ягодицы и крепко сжали. Лицо девушки заслонило собою все: танцпол, дергающиеся тени и уборщика в светлой униформе военного образца.

     Что есть галлюцинация? Мысль тонкой жилкой пульсирует в голове, мешая забыться в сладких объятиях. Не потеет, не задыхается и пристает, что банный лист к жопе.

     Я берусь за плечи девушки, и медленно отстраняюсь. Она не видела моего кивка уборщику. Не видела, как мохнатые брови-гусеницы медленно распрямились, и Василий Иванович жестом приказал следовать за ним. Не видела и не могла видеть, как фигура в светло-розовом камуфляже направилась к выходу, расталкивая попадающиеся навстречу тени. Не видела, ну и ладушки, ни к чему ей это.

     - Подожди меня, - улыбаюсь девушки, а сам совершаю обходной маневр. Наглый и резкий, а потому неожиданный для неё. Чужие пальцы хватают воздух, скользнув по рукаву рубашки. Вперед и шагу, не оглядываясь, не сомневаясь.

      - Вот танцуют мальчики – девочки влю…

     Музыка резко обрывается и в зале повисает тишина. Кровь стучит в ушах, а перед глазами белым призраком маячит спина Василия Ивановича. Вперед, только вперед, не сбавляя оборотов.

     По залу застывших теней волной прокатывает рокот. Поначалу тихий, больше похожий на отдаленные раскаты грома, он набирает силы с каждым новым толчком. Возмущенные голоса звучат все громче и громче. Они просят, они требуют, они угрожают, сквозь заливистый свист и топот ног. Кричат, надрывая глотки, и визжат из последних сил. И вот уже очередная волна с ревом проносится над головой.

     Эпицентр возмущения находится за спиною, именно там, где я и оставил девушку - точку, от которой волнами расходится темная энергия недовольства. Увеличивая амплитуду колебаний, превращая простое раздражение в злость, а злость в ярость и даже ненависть.

     Одна из теней попыталась перегородить мне дорогу: прыщавый дрищ в вязаной жилетке – шагнувший и растопыривший руки на манер шлагбаума. Я не стал миндальничать с парнем, попросту оттолкнув того в сторону. Дрищ скрылся в кипящей темноте, а мое тело продолжало нестись вперед. Локти работали не переставая, расчищая путь. Да когда уже закончится это бесконечное людское море. Море теней, лезущих под ноги, мешающих пройти.

     В темных волнах бушующей стихии показался просвет и тут уши заложило от женского визга – протяжного и невыносимого до боли, пульсирующего на одной высокой ноте. Многое слышалось в нем: и то что девушка брошена и забыта, и то что она идет по следу, чтобы разорвать обидчика на мелкие куски. Тени вокруг задвигались, заволновались. Две гигантские волны поднялись по бокам и начали сходиться, норовя сомкнуться над головой. Они бы непременно это сделали, но в самую последнюю секунду я успел выскочить на свободную площадку, чудом вырвавшись из объятий буйной стихии. Это был небольшой пятачок - пустующий коридор столовой, по одну сторону которого шли умывальники, а по другую дверь - долгожданный выход наружу.

     Василий Иванович уже стоял на пороге, гостеприимно распахнув одну из створок. Заметив, что я замешкался, он проорал во всю глотку:

     - Малой, работаем… в темпе, в темпе!

     Я рванул с места, физически ощущая биомассу, колыхающуюся за спиной. Словно огромный черный слизень, очнувшийся ото сна, выпустил сотни щупалец-ложноножек. Они шарили в пустоте, выстреливали наугад, пытаясь поймать цель, опутать и затащить в раззявленный рот отвергнутой и потому разъяренной девушки.

     Плитки пола мелькали под ногами, а впереди маячила белая фигура Василия Ивановича и распахнутые створки двери. Я увидел, как он взял оружие на изготовку, направив ствол в мою сторону. Черное дуло короткоствольного автомата - я даже толком испугаться не успел, как в воздухе защелкали сухие выстрелы. По полу замолотил золотой дождик: пустые гильзы брызгами разлетались в разные стороны.

     Страшно бежать на человека, палящего в твою сторону. Стоит дрогнуть пальцу на крючке, сбиться дыханию, и в чьей-то башке на пару отверстий станет больше. Сам Василий Иванович говорил об этом неоднократно, и вот сподобился.

     Я втянул голову в плечи, согнулся, пытаясь съежиться до размеров субатомной частицы. И все равно продолжал бежать, потому что творящееся позади пугало куда больше.

     Может поэтому не успел затормозить, заскользив по инерции по гладкой поверхности пола. Я бы непременно впечатался в Василия Ивановича, но тот вовремя среагировал. Слегка довернув корпус, перехватил мое тело и обеими руками вытолкнул в дверной проем.

     Я пушечным ядром вылетел в коридор, и умудрился пробежать пару метров, быстро перебирая ногами. Метре на третьем споткнулся и, потеряв равновесие, грохнулся на пол. Боль от удара ожгла правое плечо, а в глазах замелькали звездочки, крутящиеся по орбитам.

     Я бы повалялся, пытаясь прийти в себя, и быть может даже застонал, проклиная случившееся, но громогласный рык не дал свершиться моим планам.

     - Малой, помогай!

     Оторвав гудящий затылок от пола, я обнаружил Василия Ивановича, навалившегося всем телом на закрытую дверь. Две створки заходили ходуном, грозя вот-вот распахнуться. Старые, деревянные, выкрашенные в сплошной синий цвет с сорванным внизу шпингалетом. Таким место в музее или в поселковой библиотеке, но уж точно не в современной школе, с ее строгими нормами и ГОСТами.

     - Малой, да чтоб тебя! – не выдержав, проорал Василий Иванович. Он с трудом сдерживал напор, рвущийся наружу. Нечто невообразимое не просто билось в дверь - оно скребло, рычало и урчало. Оно хотело добраться до нас и сожрать! Все что им мешало – две несчастные прогнувшиеся створки. Я увидел, как в преграде образовался зазор, слишком узкий для человеческого тела, но вполне достаточный, чтобы просунуть конечность. Чья-то нетерпеливая рука уже пыталась нащупать лицо матерящегося Василия Ивановича.

     - Малой, бл.ть!

     Я вскочил на ноги, забыв про боль, про эллипсы и звездочки перед глазами. Подбежав к двери, схватился за чужую руку и попытался запихнуть ее обратно. Не тут-то было, конечность оказалась крайне подвижной, вертясь в разные стороны. Сначала я попытался поднять ее вверх, потом вниз, потом довернуть в бок. Что-то хрустнуло и сопротивление исчезло – оторванная конечность оказалась в моих руках. Чужие пальцы судорожно дернулись и застыли, так и не сумев схватить противника. Остатки крови густым сиропом сочились из места разлома.

     - … не хотел, оно само получилось, - пробормотал я, шокированный случившимся. Выдал звуки, которые и на слова-то не были похожи, скорее на неразборчивый бред, понятный мне одному. Я еще раз посмотрел на скрюченный в предсмертной агонии пальцы, и перевел растерянный взгляд на уборщика.

     - Малой! – Василий Иванович уже не рычал, он сипел от натуги. Словно очнувшись ото сна, я зашвырнул оторванную конечность в угол и поспешил на помощь. Всем весом приложился к двери, пытаясь сдержать рвущееся наружу нечто. Оно билось, оно стучало, оно скреблось и завывало, мечтая утолить то ли голод, то ли жажду ненависти.

      «Мы их не удержим, мы не сможем. Нам конец, нам конец, нам конец», - кричал внутренний голос. И я готов был поддаться панике, если бы не Василий Иванович. Он продолжал сохранять хладнокровие, и даже подмигнул мне: «мол, держись боец, бывало и хуже».

     Да какой хуже, когда хуже некуда! Что вообще за ад здесь творится! Слетевшая с катушек школа встала на дыбы, словно в третьесортном фильме ужасов. Я хотел выплеснуть весь скопившийся страх и ужас в лицо Василию Ивановичу, но тут заметил металлический цилиндр в его руках: узкий, длиною не больше ладони. Уборщик извлек его из кармашка разгрузки и теперь сжимал в пальцах.

     - Гранатка, - доверчиво сообщил он мне, – а теперь, Малой, пригни голову и держи дверь крепче.

     - А?

     А большего я сказать не успел… Граната взмыла в воздух и с потолка посыпались мелкие осколки.

     В некоторых старых школах над дверью в столовую располагался застекленный проем, согласно замыслам проектировщика должный прибавить естественного света в коридорах. В теории оно может и правильно, а вот на практике безбашенная школота носилась и хлопала дверьми – так, что только стены дрожали. Куда там выдержать обыкновенному стеклу… Оно и не выдерживало: трескалось, лопалось, изымалось из проема, а вместо него вставлялась надежная и прочная фанера. Подобный ремонт случился во многих школах советского образца, но только не в этой.

     Я не успел пережить дождь из остатков стекла, как по ту сторону двери рвануло. Бабахнуло так, что створки распахнулись, и нас с Василием Ивановичем разбросало по разные стороны. Я долетел до самый стены, в нее же и впечатался, упав на пол.

     Мир перед глазами плывет… Мерзкий до зубовного скрежета звон... Сизая дымка стелется по заваленному телами полу, и снег… Хлопья снега кружатся в диком танце, опадая тонким слоем на шероховатую поверхность плитки. Понимаю, что никакой это не снег, а пыль, поднятая взрывом, а еще куски штукатурки, побелки и, может статься, человеческих останков. Их здесь много… Некогда единая темная масса, бушевавшая за запертой дверью и мечтавшая добраться до нас, распалась на отдельные фрагменты. Кто-то еще пытался шевелиться, дергаться и крючиться, но большинство лежало неподвижно. Пацаны в модных прикидах и девчонки в красивых платьях, танцевавшие и кружившие вокруг меня, каких-то пять минут назад.

     - Малой, шевелись! – сквозь звон в ушах долетел до меня голос.

     Я поднял голову и увидел Василия Ивановича, освобождавшего проход. Кого-то запихивал обратно в темноту, других оттаскивал к стене. При этом вид имел деловитый и сосредоточенный, словно мешки с картошкой ворочал, а не человеческие тела, побитые осколками гранаты.

     -… подъем, кому сказано… нужно блокировать, - донеслось до меня.

     И какой смысл блокировать? Мы здесь что – в Брестскую крепость играем, и теперь будем стоять до конца? Нам бежать надо, нестись прочь со всех ног, пока вязкая тьма, скрывающаяся за порогом, не ожила вновь.

     Я с трудом поднимаюсь на ноги, порядком шатаясь. Хорошо, что рядом есть стена, за которую можно держаться. Белый снег кружится, летает, а вместе с ним кружится и остальной мир. Я бы прислонился к вертикальной поверхности, передохнул чутка, но Василий Иванович не дает остановиться, подгоняет своими выкриками, как заведенный. Он почти освободил проем, осталось лишь несколько тел.

     Я схватил первое попавшееся за ноги и потащил прочь. Короткое синее платьице бесстыже задралось, обнажая по костлявому детские ноги. Кто ж в таком наряде ходит на дискотеку? Оно подходит для прогулок с подружками по городу или с мамой по магазинам. Легкое ситцевое платье, а на улице зима, пускай и без снега… И автомат у Василия Ивановича странный, напоминающий самодельный, спаянный из тонких трубок. Я такого раньше никогда не видел… Вон тот пацан у стены зашевелился. Может вызвать скорую?

     Мыслям было слишком тесно в черепной коробке: они наползали друг на друга, а порою наслаивались и смешивались, превращаясь в кашу. В ту самую кашу, что хрустела и противно чавкала под ногами. Я специально не смотрел вниз, чтобы не проблеваться. Нет, не от вида крови и фрагментов покореженных тел – меня просто мутило. Стоило лишь наклонить голову…

     - Малой, подсоби!

     Я обернулся и увидел Василия Ивановича, спешно закрывающего двери. Его правая ладонь сжимала тонкий цилиндр. Я было решил, что в ход пойдет очередная граната, однако на деле это оказалась полая трубка с резьбой сверху. И откуда только взялась.

     - Держи створки, - приказал он мне, а сам принялся сооружать «замок». Я понимал, что Василий Иванович задумал. Сама по себе трубка слишком короткая, и не способна заблокировать дверь, а вот с пропущенной через отверстие бечевкой… Он просунул цилиндр меж дверных ручек, закрепил с помощью шпагата и с некоторым сомнением осмотрел дело рук своих.

     - Вроде должно сработать.

     Не успел закончить фразу, как с той стороны засопело, закряхтело, а потом ударило, да с такой силой, что я чуть вновь не отлетел к стене. Правую створку перекосило – это еще чудо, что после всего произошедшего она не слетела с петель.

     - Держи! – проорал Василий Иванович.

     Кого держать… зачем держать? Я все никак не мог взять в толк, что происходит. Какой-то бред воспаленного сознания, кошмарный сон, в который попал и из которого нельзя выбраться. Ходишь по кругу, раз за разом повторяя одно и тоже дурацкое действие. Ну зачем, скажите на милость, понадобилось усираться - держать дверь до кровавых мозолей, если можно просто сбежать?

     Именно эта мысль крепче прочих засела в голове, и именно ее я проорал во всю глотку:

     - Зачем держать?! Ждать, когда нас сожрут?!

     Василий Иванович грустно улыбнулся, и в непривычной для себя тихой манере произнес:

     - Малой, я в этой школе уже третий час ошиваюсь. Отсюда выхода нет…

     Третий час я торчал в проклятой богами школе… Третий час, если верить командирским часам, которые когда-то давно разбил и потерял в рыжих песках саванны. Многое мне досталось прямиком из прошлого: заношенная и местами штопанная «поросячка», британский «Скелетон», докрученный и доведенный до ума Мамоном, разгрузка с полезными мелочами, вроде гранат, изоленты и веревки.

     То, что происходящее - дурной сон, не было никаких сомнений. Сон очень глубокий с присущей реальной жизни полнотой запахов и ощущений. Сон очень похожий на тот, что я недавно испытал, будучи подключенным к капсулам без электричества. Сон из которого не выбраться и не проснуться, как и не выбраться из этой дурацкой школы, в которой учился больше двадцати лет назад.

     Всего лишь сон…

     Знакомые стены и классы, покрытые трещинами деревянные парты и школьные доски, с кусками мела на специальной полочке внизу. Такие уже не выпускают… Современные доски созданы по технологии светоизлучающих полимеров, и напоминают скорее телевизионную панель, на поверхность которой выводят печатный текст или видео с картинками, а пишут специальными стилусами, похожими на модные нынче швейцарские ручки. Они не скрипят, не оставляют белых разводов, и не требуют обработки подслащенной водой, чтобы мелом лучше писалось. Да и выглядят куда презентабельнее своих старых собратьев. Одна только беда была с ними. Та самая, о которой нынешняя молодежь даже не подозревает.

     У старой школьной доски была своя душа - история, в виде царапин и следов диктанта по русскому, который писали в восьмом классе и который остался едва различимыми линиями в левом верхнем углу. А еще знакомые до боли запахи… Не пластика и нагретого полимера, а мела и мокрой тряпки.

     Я настолько погрузился в прошлое, что первые минуты туго соображал. Ходил с открытым ртом, рассматривая давно забытое из детства: то самое, что снесли экскаваторами и на чьем месте воздвигли высотку. Отыскал свою прежнюю парту, и провел ладонью по крышке, вспоминая каждую выемку и неровность. И даже обнаружил полустертую надпись «Лорка-дура», написанную сбоку черным маркером.

     М-да, а Лорка и вправду оказалась дурой. Связалась с каким-то уродом и спилась, окончательно затерявшись в одном из неблагополучных районов города. Красивая была девчонка, фигуристая…

     В конце кабинета стояли шкафы, полки которых оказались забиты папками и учебными материалами. Рядом притулилась рогатая вешалка с парой деревянных плечиков. Слева глухая стена, справа окна… Должны были быть окна, но вместо них вся та же глухая стена.

     Я зашел в соседний кабинет и обнаружил серый бетон вместо вида на внутренний дворик. И в каждом последующем классе, и даже в коридорах не было окон - лишь подоконники и гладкая поверхность камня.

     Спустившись на первый этаж, я сделал очередное открытие – выход на улицу отсутствовал. Его попросту не существовало… Неизвестные шутники залили дверь все тем же раствором бетона. Пришлось потратить гранату в попытках выбраться наружу – безуспешно, лишь сетка мелких трещин пробежала по поверхности. Выпущенные пули оставляли маленькие углубления, а лезвие ножа скользило по шершавой текстуре бетона, как по граниту.

      В подвал и на крышу не попасть, наружу не выбраться. Сон, начинавшийся, как приятное воспоминание о прошлом, превратился в сплошной кошмар. Я метался по кругу, распахивая двери многочисленных классов, пытался отыскать хоть какую-нибудь лазейку. Любое отверстие или дыру достаточного размера, чтобы протиснуться взрослому человеку. Но ничего этого не было - лишь глухие стены кругом.

     Госпожа Паника, редко посещавшая в обычной жизни, в сновидении захватила с головой. С реальностью все было просто, она существовала и функционировала согласно строгим законам физического мира, а по каким правилам играло мое подсознание? И подсознание ли?

     Я попытался воспроизвести в голове последние часы бодрствования. Помнил, что собирался идти с работы домой. Планировал заглянуть в продуктовый магазинчик на углу, прикупить ветчины на ужин и хлеба. И на этом воспоминания обрывались: на ароматном запахе колбасы и полках, заставленных кисломолочной продукцией.

     Дальше что? Логично предположить, что домой я таки добрался: поужинал, лег спать, а дальше несостыковочка получается. Слишком уж отличалось качество сна от обычного.

     А может быть такое, что я вернулся в школу? Заглянул в кабинет информатики и убедил Диану Ильязовну предоставить мне доступ к капсулам? Нет, бред… Во-первых, она никогда бы на это не согласилась, уж слишком напугана была случившимся, а во-вторых, я сам, прибывая в здравом уме и твердой памяти, не отважился бы совершить подобное. Сунуться в неизвестность, хрен знает куда, ведомый духом первооткрывателя? Нет уж, увольте - за глупым романтизмом это к Малому, мне же хватило одного вида несчастной, распятой на кишках.

     Значит не капсулы, но тогда что? Провидение судьбы или чья-то глупая шутка? Был бы рядом Малой, наверняка бы выдвинул кучу гипотез: что-нибудь про кванты и электрический синапс. Однако парня здесь не было, а Василий Иванович привык действовать, а не рассуждать.

     Закончив проверку спортивного зала с натянутой волейбольной сеткой и матами, сложенными в углу, я направился в противоположное крыло. Если не изменяла память, именно там располагалась столовая, в праздники исполнявшая функции актового зала. Распахнув деревянные створки, переступил порог и… музыка лавиной обрушилась на меня.

      «Наконец-то лето – кончились уроки».

     Неслось и орало со всех сторон, словно переключили невидимый тумблер, и доселе мертвая школа вдруг ожила. Яркие огни дискотеки слепили глаза, повсюду дергалась и танцевала малышня. Я ходил завороженный, сквозь бурлящее живое море, пытаясь понять и сообразить.

     Мое прошлое? Нет, не оно это: молодежь одета по моде, да и песенка из современной попсы. В сороковые-пятидесятые годы такого точно не звучало. В воздухе повеяло чужим и незнакомым, а раз так, должно быть второе подсознание - другой человек, влияющий на картинку сна.

     Малого я обнаружил в самом центре зала, лихо отплясывающего с симпатичной девчонкой. Барышня буквально висла на пацане – терлась, что кошка во время течки, хватая за задницу. Значит пока Василий Иванович напрягается, выход ищет, он здесь во всю развлекается? Пора заканчивать эти брачные игры.

     Стоило сделать первый шаг и сплошная стена выросла перед глазами. Танцующие двигались черным вихрем, сквозь который не пройти. Природная стихия - самый настоящий ураган, в эпицентре которого отплясывал Синицын.

     Я попытался было прорваться силой, но тут же получил болезненный удар в живот, а кто-то маленький и юркий хватанул зубами за рукав.

     Ну же, Малой, очнись – перестань воображаемую бабу лапать. Посмотри на меня, посмотри же…

     Малой очнулся, пускай и не с первой попытки. А дальше… А дальше начала твориться форменная чертовщина – то, чего я так и боялся. Это гребанная дискотека не хотела отпускать парня. Танцующие дети в одночасье превратились в диких зверьков, скаливших зубы. Кто-то из них рычал, присев на корточки, кто-то водил носом и обильно пускал слюну. Хреновое зрелище, не для слабонервных.

     Я выпустил целый магазин в преследующую нас стаю и попытался заблокировать дверь. Держал дрожащие от ударов створки, пытаясь придумать хоть что-нибудь. На Синицына надежды было мало, кажется, он так до конца и не осознал, в какую передрягу мы угодили. Стоило лишь отступить, и прорвавшаяся стая зверят загонит до смерти в глухом лабиринте школы.

     Что значит погибнуть в рядовом сновидении? Обыкновенно ничего страшно, проснешься и все тут. А если сон не похож не на один другой? Если он является странным порождением виртуальной реальности – сбоем в системе, обрывком кооперативного шутера, который мы так и не доиграли до конца. Будет ли точка «респауна» после смерти, или наступит окончательный «game over», как во сне так и наяву? Этого я не знал и опытным путем проверять не собирался.

     Брошенная граната успокоила зверят, но я особо не заблуждался на сей счет. Тех тварей, что стояли у двери и в коридоре разметало, изрядно побив осколками, однако судя по звукам, доносящимся из глубины столовой, темнота порождала все новых и новых существ. Это был лишь вопрос времени, когда на пороге появятся остальные.

     Нужно было что-то решать, срочно… Увы, я не смог придумать ничего лучше, чем продолжать держать ходящую ходуном дверь. Пацан, оглушенный и явно дезориентированный, пытался помочь, всем весом навалившись на створки. В его мозгах, медленно отходящих от шока, стали возникать сумбурные вопросы. Он и проорал их во всю глотку, словно Василий Иванович был глухой…

     - Малой, я в этой школе уже третий час ошиваюсь. Отсюда выхода нет.

     Не знаю, услышал он мой ответ или нет. Трудно читать по блуждающему в пустоте взгляду. Пацан снова было открыл рот и… вдруг все смолкло. Бесконечные удары со стороны столовой прекратись, а вместе с ними заглохло рычание. Никто больше не скулил и не шкрябал когтями, пытаясь добраться до наших драгоценных тушек. Наступила тишина, наполненная звоном и мелким мусором, кружащим в воздухе, что пепел при пожаре.

     - Василий Иванович, это все? – проорал Малой.

     - Т-с-с, - зашипел на него, приложив палец к губам.

     - Кажись, зомби успокоились, - проговорил пацан, уже куда тише.

     - Когда кажется, креститься надо.

     Я на всякий случай проверил самодельный замок, скрученный из остатков прикладаи бечевки. Замок держался что надо, а вот крепость петель вызывала большие сомнения. Чудо, что створки двери не слетели после взрыва гранаты. Чудо или обстоятельства сна, где законы физики вроде бы и работали, но как-то странно, с едва заметными отклонениями. Звуки местами запаздывали, а порою и вовсе отсутствовали. Движения тела были то плавные и тягучие, словно в киселе, то дерганные и резкие. С ощущением времени творился полный бардак, и если бы не командирские часы на запястье, то решил бы, что уже вторые сутки ошиваюсь здесь.

     - Василий Иванович!

     - Чего тебе?

     - Кажись, кто-то идет.

     Все ему кажется. Велев Малому не шуметь, я приложил ухо к двери и прислушался.

     Каблучки цокали по плитке пола, медленно приближаясь к нам, шаг за шагом. Готов был ногу на отсечение отдать, что это женские туфельки. Неторопливый перестук по коридору, заваленному трупами, по школе, сотканной из кусков отжившего свой век прошлого. Звуки шагов отражались от стен, разносились глухим эхом под сводами потолка. Все ближе и ближе… все ближе и ближе. Уверенной походкой неизвестная подошла к двери и остановилась.

     Мы обменялись с Малым взглядами. Что мне в нем нравилось, так это умение быстро переключаться. Пару минут назад ползал растерянный по полу, а сейчас собрался и даже готов был действовать, не смотря на затаившийся в глазах страх. Страх - это нормально, это хорошо… Вот если бы его не было, хрен бы я ему ствол доверил, а так - держи пацан, пользуйся.

     Малой недоверчиво посмотрел на пистолет в моих руках. Но все же взял, бережно и осторожно, словно великую ценность.

     - Василий Иванович, кажись оно ушло.

     Я лишь молча покачал головой – ждем.

     - Василий Иванович, нам…

     Договорить Малой не успел. Сверху послышался сухой треск и тут же на наши головы посыпались остатки стекла. Они падали сплошным дождем, с дребезгом разлетаясь по плитке пола.

     Твою дивизию… Отскочив в сторону, я одновременно задрал короткий ствол Скелетона к потолку. В свете слабого электрического света, сквозь узкий проем над дверью медленно и величаво проплывало человеческое тело, застывшее в позе покойника. Только в отличии от покойника девушку заботливо перевернули лицом вниз, позволяя рассмотреть умиротворенные черты. Длинные волосы расплылись в воздухе чернильным пятном, словно забыв о существовании такого понятия, как гравитация. Да и какая к черту гравитация, когда сама хозяйка парила в воздухе.

     - Назад, - прошептал я одними губами, но Малой услышал. Он попятился, чавкая липкой жижей под ногами. Споткнулся о труп, едва не распластавшись на темной от разводов плитке пола.

     Я медленно отступал следом, не сводя перекрестия прицела с парящей девицы. Края светлого платья задели остатки стекла, острыми зубьями торчащего из рамы. Часть осколков не выдержала и с грохотом посыпалась на пол, другая же мертвой хваткой вцепилась в подол: натягивая ткань, заставляя её трещать от напряжения. Сквозь прорехи в платье показались гладкие стройные бедра.

     Где твой гроб, красавица? Почему не лежишь в нем, как подобает покойнице, а паришь в воздухе? В наряде слишком фривольном для проводов в последний путь.

     Я опустил прицел ниже, вдоль длинных ног и обнаружил туфельки на шпильках: странные и уродливые для столь красивой девушки. Серой однотонной расцветки, больше похожих на…

     От промелькнувшей в голове догадки мороз пробежал по коже. Это было что угодно, но только не обувь. Длинные костлявые наросты, напоминающее больше копыто, чем человеческую ступню. Вытянутые и узкие в районе пятки, создающие иллюзию длинного каблучка. Что за чертовщина…

     И тут девушка открыла глаза - абсолютно черные, лишенные белков, заметно контрастирующие с мертвенно-бледной кожей лица. Мой палец дернулся, судорожно вдавив гашетку. Ствол выплюнул длинную очередь в сторону парящей твари. Слева защелкал пистолет – Малой палил куда придется: в голову, в корпус и даже в потолок.

     Покойница никак не реагировала на попадания. Пустая оболочка, лишенная не только рефлексов, но и свойственных живому организму жидкостей. Ни капли пролитой крови, но глаза-то смотрели или что там было вместо них.

     - Отступаем, - проорал я и первым бросился к лестнице, выкидывая на ходу пустой магазин. Сзади затопал пацан, шумно выдыхая воздух.

      «Не бойся – это сон, это всего лишь сон», - твердил разум, а вот чувства кричали обратное: «опасность, бежать что есть мочи, со всех ног, не оглядываясь».

     Старые изогнутые перила с деревянной ручкой, истертые ступеньки… Очередная дверь с грохотом распахнулась, и мы вылетели в коридор второго этажа. Бежать, бежать, но куда? Нет выхода из этого гребаного лабиринта, по одному лишь недоразумению называемого школой.

     Я вдруг вспомнил про небольшую площадку напротив кабинета географии, отделенную от общего коридора рядом колонн. В свое время мы там часто зависали с одноклассниками: сидели на корточках или на подоконнике, дурачились или просто смотрели в окно. Места было вполне достаточно, чтобы побегать, и даже теннисный мячик попинать. А еще здесь можно было организовать оборону с возможностью маневра, если только тварям не придет в голову взять в клещи, зажав с двух сторон.

     - Малой, за мной!

     Выбежав на площадку, я замер и огляделся. Колонны есть, и растения в кадках имеются, ровно такие, какими их и запомнил, а вот вместо окон глухая стена.

     - Малой, контролируй левую часть, за мной правая.

     Пацан кивнул и рванул в сторону указанной позиции. Затем вернулся и снова дернулся, словно не зная, что ему делать.

     - Малой, кому сказано - контроль. Не мельтеши тряпкой на ветру.

     - Василий Иванович, воевать бесполезно. Нам нужно уходить.

     - Надо же, сколь умная мысль посетила твою голову. Кто-то подсказал или сам додумался?

     - Василий Иванович, я серьезно, если это просто сон, то нам надо проснуться.

     - Давай, попробуй… покажи пример.

     Малой с сомнением посмотрел на пистолет в руках. Я об этом уже думал: пустить пулю в висок с надеждой, что проснусь по утру в собственной постели. А если не получится? Если сердце ночью не выдержит, случится аневризма сосудов мозга или еще чего похуже? Хотя куда уж хуже…

     Пистолет в руках пацана дернулся, но так и не смог подняться.

     - Вот то-то и оно, Малой - не хрен жизнью рисковать. Не бывает в обычном сне столь ярких ощущений. Боль слишком реальна.

     Пацан глубоко задумался, а я не мешал ему. И про положенный контроль заданного участка не напоминал. Может и родит в кои-то веки умную мысль, у меня же их не было абсолютно. Все что мог уже давно перепробовал: и кожу щипал, и вертелся и даже головой бился о стену - не помогло. Оставалось только ждать прихода гостьи, которая куда-то запропастилась: то ли цокает по коридорам первого этажа, то ли запуталась волосами в перилах и теперь парит в районе лестничного пролета.

     Внизу пару раз громко хлопнули двери и на этом все затихло. Малой по-прежнему думал, а я периодически выглядывал в коридор, не рискуя далеко отлучаться. Уж слишком мрачной выглядела кишка некогда оживленной школы. Тридцать лет назад здесь носилась неугомонная детвора, звучали веселые голоса и смех, а сейчас лишь пустая оболочка, сотканная из воспоминаний. Школа, которая никогда не примет учеников… Школа, которой не существует.

     - Василий Иванович, а вы что последнее помните? – голос Малого оторвал от тягостных воспоминаний.

     - Полки магазина.

     - А я бухал, - признался пацан. – Мы на дискотеку собрались с Паштетом и Дюшей, а дальше все как в тумане… Василий Иванович, так может мы не спим?

     - Поясни.

     - Может снова в капсулы забрались. Просто забыли это и…

     - Ага, - не выдержав, перебил я пацана. – Так тебя Диана Ильязовна к капсулам и подпустит.

     - А может уже полгода прошло? Про не помним…

     - А может пять лет, а может мы умерли? Попали в ад и навеки обречены в нем скитаться? Малой, давай конструктив, а фантазии на тему оставь до лучших времен.

     - Не хотелось бы в ад, - испуганно пробормотав, пацан затих.

     Я посмотрел на потрескавшийся циферблат часов. Стрелки показывали половину шестого, вот только не понятно утра или вечера. Да и какая хрен разница, здесь во сне или в аду, или где еще мы находимся.

     От нечего делать проверил Скелетон, переложил изоленту из одного кармашка в другой, поправив ремешки на поясе. Прислушался к тишине – кажется, или где-то далеко капает вода? Медленно и ритмично.

     Присев на корточки, положил автомат на колени и постарался сосредоточиться на обстановке, но то ли слишком устал, то ли условности сна давали о себе знать – сознание плыло и терялось, а звуки падающей воды успокаивали.

     Кап… кап-кап… кап… тарабанит по металлической раковине. Тяжелая капля медленно набухает на кончике крана, увеличивается в размерах и наконец, не выдержав, срывается вниз. Кап… и снова кап-кап… И так до бесконечности.

     Из медитативного состояния меня вывел громкий шепот Малого:

     - Василий Иванович?

     - Чего тебе?

     - Прошлый раз, когда произошел переход в кооперативный сон, мы находились в капсулах, так?

     - Так.

     - А это значит существует прямая связь между погружением в виртуальную реальность и сном.

     Я вздохнул… Называется, родила гора мышь.

     - Малой это ровным счетом ничего не значит.

     - Вы не правы, Василий Иванович. Каким-то образом Маяк-17 послужил толчком к переходу в другое состояние. Что-то, что находится внутри игры, взаимодействует с вами, с вашим сознанием. Называйте это синергией, или эффектом резонанса.

     - Короче, Малой, что ты хочешь сказать? Мы сейчас лежим внутри капсул?

     - В том-то и дело, что они не нужны. Эффект перехода был достигнут - произошла синхронизация частот. И теперь вам не обязательно находится внутри капсулы, чтобы оказаться в осознанном сновидении - достаточно включить оборудование. Это как беспроводное соединение - весь вопрос в силе сигнала и радиусе его действия.

     - Погоди, - я с силой потер виски, пытаясь сообразить. – С твоих слов выходит, что некто неизвестный под покровом ночи проник в служебное помещение компьютерного класса и включил капсулы? А те, каким-то образом связались со мною спящим, и закинули в кошмар?

     - И меня заодно, поскольку мы с вами связаны, и вроде как в одной команде.

     - Бред… И кому такое могло понадобиться?

     - Например, человеку, заинтересованному в получении видеозаписей игровых сессий.

     Жгучая, как кипяток, мысль обожгла мое сознание: профессор из Москвы, сука… Методологию он приехал менять, как же. Разрабатывать новые подходы и процедуры. Длинные уши Ильи Анатольевича с самого начала торчали за всей этой истории.

     А ведь если задуматься, сколько случайностей складывалось в одну логически выстроенную цепочку. Игровое оборудование, подаренное спонсорами школе, что называется ни к селу, ни к городу, поскольку играть в учебном заведении строго воспрещалось. Крупный ученый, специализирующийся на ПТСР, и не имеющий никакого отношения к министерству образования, скорее уж к главному военно-медицинскому управлению Министерства обороны. Диана Ильязовна, записывающая игровые сессии и передающая их профессору. Зачем они вам понадобились, Илья Анатольевич? Что вы хотели на них увидеть?

     Я невольно заворочал языком, проверяя восьмерку. Тот самый зуб, что лечил прошлой весною в стоматологическом кабинете школы. «Синхронизация, сигнал на расстоянии» - может мне не пломбу поставили, а чипировали, и теперь этот чип туманит мозги?

     Пацан, спрятавшийся за колонной, застучал зубами. Поди от нервов… Помнится, Боцман щелкал костяшками пальцев, тем самым успокаиваясь перед боем, а Индус напевал дурацкий мотив без слов. В свое время не спросил, что это была за песенка, а теперь уж и не доведется.

     Клацанье усилилось, начиная порядком раздражать.

     - Малой, заканчивай, - не выдержал я.

     - А?

     - Говорю, хорош зубами стучать.

     - Так это не я.

     Не понял.

     Высунув голову в коридор, я обомлел… В метрах десяти от меня находилось существо, крайне похожее на человека. Почему существо, да потому что вместо головы у него был огарок. Словно взяли восковую фигуру музея Мадам Тюссо и оплавили до обезображенного состояния: ни ушей, ни носа, ни глаз – лишь обнаженные десны и бесконечно клацающие зубы. Острые крючья вцепились в рот, выворачивая губы, растягивая их на пределе возможностей.

     А еще у него была обугленная до черноты кожа. Точнее так показалось, в тусклом свете электрических ламп. Только получше приглядевшись, сообразил, что это облегающая одежда: кожанный комбинезон с прорезями в районе живота и сосков.

     В воздухе отчетливо завоняло гарью. Тварь медленно приближалась, щелкая обнаженными зубами, словно заведенная игрушка. Под толстыми ступнями хрустел песок, тонкими ручейками сбегающий со стен и потолка. Рыжими лужами растекающийся по коридору.

     - Малой, ко мне! – проорал я, беря автомат на изготовку. В горле пересохло, а руки вдруг задрожали, мешая целиться. Прошлое, прошлое… Да какое нахрен прошлое. В жизни всякого успел навидаться, но таких уродцев встречать не доводилось. Страшных до усрачки.

     Слева затопали – пацану хватило ума не выскакивать в коридор, а пробежать за колоннами. Он плюхнулся рядом, вопросительно уставившись на меня.

     - Малой, только не говори, что ты ничего не слышишь.

     И он услышал, а еще увидел, открыв рот и округлив глаза от страха.

     - Василий Иванович, это же…

     - После, - оборвал я намечающийся поток речи и вдавил гашетку. Первые пули ушли в молоко, выбив облачко пыли на стенке. Точку прицела чуть левее, и снова спусковая скоба - есть! От серии попаданий тело уродца задергалось: в левое плечо, в грудь - и снова, и снова. Пятно крови лепестками алого цветка раскрылось над переносицей. Голову существа запрокинуло назад, а сам он бездвижной колонной рухнул на пол.

     Легкий, едва заметный дымок исходил от ствола автомата. Закручивался спиралью, растворяясь в воздухе невидимой белой нитью.

     Я внимательно вслушивался в тишину - никакого клацанья зубов. Лишь тяжелое дыхание Малого и шуршащий повсюду песок. Снова этот треклятый песок, да чтоб его…

     - Василий Иванович, это Щелкунчик из фильма ужасов, - языком, заплетающимся от страха, пробормотал пацан.

     - Щелкунчик уже не тот…

     - Василий Иванович, я не шучу. Это киношный персонаж, я его недавно по телевизору видел.

     - А больше ты никого не видел? Например, бабу, парящую под потолком?

     Малой задумался, а я дернул воротник, расстегивая верхнюю пуговичку. Жарко здесь становится - душно, словно в парной. Наружу не выйти, и окон не открыть за неимением оных. А еще этот песок треклятый, сыпется и сыпется, не переставая.

     Щелкун продолжал лежать на полу, не подавая признаков жизни. При других обстоятельствах я бы непременно проверил его. Добавил контрольный для порядка, несмотря на пулю, уже засевшую в его голове. Увы, во сне это не имело никакого значения. Если твари нужно будет ожить – она оживет, как в худших кошмарах.

     Слева послышался шорох – Малой присел рядом. Рука парня безвольно свесилась с колен, удерживая пистолет стволом вниз. Флажок предохранителя замер в вертикальном «боевом» положении. В другой раз я бы непременно докопался до пацана, но сейчас какой в этом смысл.

     - Василий Иванович, это что же получается, мы в моем сне? Но был же песок, сгоревшая «тачанка», автомойка на Тихвинской.

     Я лишь усмехнулся:

     - В нашем, Малой… мы в нашем сне.

     - Но я не понимаю?

     - А чего здесь не понятного, если сон кооперативный, то и чистилище должно быть одно на двоих. От меня жара и песок, а от тебя вон эти - зубами клацающие. Эх пацан, смотрел бы ты лучше добрые фильмы и были бы у нас сейчас феи с единорогами и Чебурашка из-под коробки с апельсинами.

     - Чебурашка, который ищет друзей, - с сомнением произнес Синицын. – Не хотел бы я с ним подружиться.

      Я понимал, о чем говорит Малой. Уж больно пугающей получилась 3D модель лопоухого существа в фильме, недавно вышедшем на большие экраны. Мордочка страшная, словно у дикой обезьянки, а зубы – ряд островерхих конусов. Спрашивается, нахрена травоядному существу, питающемуся исключительно фруктами, такая челюсть. Пальмовые ветви перегрызать в поисках бананов?

     Додумать мысль я не успел, потому как из равновесия вывел резкий звук. Визгливый до одури, похожий на тот, что издают динамики, стоит к ним поднести включенный микрофон. Малой дернулся, выронив пистолет из рук, я же направил перекрестие прицела в сторону Щелкунчика. Полный порядок – клиент лежит и не дергается.

     - Василий Ива…

     И снова острой плетью хлестнули по перепонкам. Визг до того невыносимый, что завибрировали кости черепа.

     Морщась от боли, я принялся крутить шеей, в поисках источника шума. Даже под потолком не забыл посмотреть, памятуя о летающей бабе.

     - Вы это слышали?

     - Нет, бл.ть, не слышал, - не выдержав, сорвался я на крик. – Просто так ползаю и озираюсь, от нехрен делать. Будут еще дурацкие вопросы, и ли ты наконец заткнешься и помолчишь?

     - Василий Иванович?! – в коридорах школы зазвучал женский голос. Слишком отчетливый, чтобы сомневаться в его существовании и слишком тихий, чтобы узнать его обладательницу... Но я узнал.

     - Валькирия?

     - Диана Ильязовна, - затараторил обрадовавшийся пацан, – а мы здесь, с Василием Ивановичем застряли. В очередной сон провалились. Вытащите нас отсюда.

     - Тихо, - цыкнул я на пацана. Из-за поднятого шума было невозможно разобрать слова небесной воительницы, а еще периодически фонило и трещало.

     - … Никита с вами? – и снова неразборчивое шипение, - это что, какие-то шутки?

     - Да какие уж шутки, Валькирия. Мы прямиком в сказку Гофмана угодили, на роль загнанных в угол крыс.

     - Очень смешно.

     Было бы еще смешнее, если бы она видела, кто исполняет роль Щелкунчика и главной героини, задери леопард эту летающую ведьму. Но то пустое, не о том сейчас думать надо. Нам бы понять, как выбраться отсюда.

     - Валькирия, где вы сейчас находитесь?

     Вместо ответа звуки далекого шелеста.

     - Валькирия, прием… Валькирия, вас не слышно.

     И снова шелест, перемежаемый глухими перестуками. Я уже было начал отчаиваться, когда услышал громкое и отчетливое:

     - Прием… вы слышите меня? Прием!

     Посторонние шумы исчезли - связь наладилась.

     - Валькирия, слышим вас отлично. Повторяю свой вопрос, где вы сейчас находитесь?

     Короткая задержка, после чего следует ответ:

     - На рабочем месте.

     - Назовите текущую дату.

     Слева пацан дернул за рукав, привлекая внимание, но я лишь отмахнулся от него - все успеется, все по порядку. Были нехорошие подозрения на счет количества прошедших дней, а то и месяцев и даже лет, но Диана Ильязовна развеяла наши сомнения.

     Дата была как и полагается текущей, только вот время суток странное – пять утра.

     - Валькирия, что вы делаете на рабочем месте в столь ранний час?

     Пауза и легкий шелест: то ли песок бежит по стенам, то ли задели микрофон.

     - Я решила кое-что проверить.

     Кто бы сомневался… Девушка, не лишенная профессионального любопытства, выперла нас из подсобки, а сама устроила ночные эксперименты. Никому не угрожающие с ее точки зрения и абсолютно безопасные, поскольку капсулы пустуют.

     - … проверить исполнительные файлы и программный код, - Диана Батьковна подтвердила мои подозрения. – Произвела… к основному серверу… соединение установлено.

     - Валькирия, а что с капсулами? Они включены?

     - Да, но я не понимаю… В них же никого нет.

     Не понимает она… Я вот тоже ни хрена не понимаю, поэтому и не суюсь, куда не следует. То же мне, экспериментаторша выискалась.

     - Василий Иванович, я же говорил, - зашумел довольный пацан, – капсулы работают как роутер в беспроводной сети, а вы синхронизированы, и поэтому подключились.

     - Роутер? – поинтересовалась Диана, услыхав обрывок фразы.

     - Валькирия, выводы оставим на потом, а сейчас нас нужно вытащить отсюда.

     - Я не понимаю, как такое могло произойти. Вы снова в осознанном сновидении. Капсулы… я просто включила питание и проверила настройки.

     - Диана Батьковна, сейчас не время играть в растерянную барышню - соберитесь. Вы должны разбудить нас.

     - Но как?!

     - Не знаю, придумайте что-нибудь. Позвоните соседям или приезжайте лично, растолкайте. У вас есть наши адреса и телефоны?

     И вновь звуки легкого шелеста. Может это не песок бежит по стенам, а работают клавиши ноутбука? В той далекой реальности.

     - У меня имеется доступ к школьным базам, я найду.

     - Мы рассчитываем на вас Валькирия.

     Сухой треск наполнил коридоры и все резко оборвалось - конец связи. Я пару раз позвал девушку, но никто не откликнулся. Небесная воительница спешила нам на помощь.

     - А меня может и дома нет, - пробормотал вдруг Синицын.

     - Не понял.

     - Мы с пацанами бухали, а потом на дискотеку поехали… Дальше не помню, - честно признался он. – Я мог заснуть где угодно: в туалете, под столиком или у Дюши на квартире.

     - Что же ты раньше молчал?

     - А как я скажу, если вы мне рот постоянно затыкаете.

     - Да-а, Малой, вечно с тобой одни проблемы.

     - Я еще и виноват получается, - возмутился пацан.

     - А кто же еще?

     - Кто исследования на полпути приказал бросить? Не суетись, Малой, до января подождем… Что, дождались своего января? А кто к капсулам запретил приближаться, а сам втихую опыты проводил? Снова Малой виноват? Вы меня никогда не слушаете: ни вы, ни Диана Ильязовна, а сами…

     - Еще заплачь тут.

     Малой плакать не стал, вместо это поднялся на ноги и направился контролировать ранее заданный участок. Злость - это хорошо, злость - это полезно. Это куда лучше соплей под носом, и мокрых глаз. В критических ситуациях злость здорово мобилизует, придавая дополнительных сил и энергии. Здесь главное не увлечься, строго дозируя порции яда, а то и до потери контроля не далеко. Но пацан вроде молодцом – держится.

     Интересная история с его слов получается: перед тем как заснуть, они бухали в баре с пацанами. Значит в крови должна содержаться изрядная доза алкоголя. Но Малой ведет себя как человек трезвый – говорит вполне обычно, да и функции двигательного аппарата не нарушены. И какие выводы из этого можно сделать? Пьяному человеку снятся трезвые сны или…

     Легкий морозец пробежался по вспотевшей спине. Тот самый редкий случай, когда холод не принес облегчения. Может ли такое быть, что именно этот сон снится мне одному? И Малой, и голос Дианы Ильязовны не больше, чем иллюзии, рожденные мозгом? Хитрая ловушка сознания, в которую я сам и угодил?

     От мысли, что молодая учительница не мчится на выручку, а тихонько сопит в собственной кровати – стало не по себе. И Синицын сейчас не прячется за колонной, а гуляет в ночном клубе, празднуя с одноклассниками канун Нового Года.

     С чего вдруг я решил, что это кооперативный сон, а не обыкновенный кошмар? Да – яркий, да – сочный, и выбраться из него не могу, но это ничего не доказывает. Что я, не мог летающую бабу нафантазировать или того же Щелкунчика? Подсознание еще и не на такие выкрутасы способно.

     От пришедших в голову мыслей стало не по себе – настолько, что пальцы до боли стиснули автомат.

     Стоп машина! Так мы ни к чему не придем, Василий Иванович. Неконструктивные выводы следует гнать поганой метлой, пока они не переросли в панику. Необходимо очистить голову от лишнего мусора, а выполнение дежурных задач, вроде охраны периметра, тому лучшее подспорье.

     Я высунулся в коридор проверить, как там поживает труп нашего Щелкуна и обомлел. На плитках пола, изрядно занесенных песком, никого не было. Только цепочка следов ведущая в сторону колонн.

     Засиделся… задумался, мыслитель хренов.

     - Малой! – проорал я, вскакивая с места.

     В ответ тишина, только шелест песка, бегущего по стенам. Спокойно, Василий Иванович, тут главное не суетится.

     Целые ноги плавно ступают по полу – ощущение из разряда давно забытых. В прицеле маячит угол колонны. До ушей долетают едва слышные звуки возни и пыхтения. Уже знаю, что увижу, поэтому одной рукой закидываю автомат за плечо, с помощью другой извлекаю сталь из ножен. Хороший нож - трофейный, снятый с трупа вождя одной африканской банды или племени, как они сами себя называли. Док уверял, что холодное оружие появилось на свет благодаря известному австрийскому бренду. Лично я большого пиетета перед ножами не испытывал, поэтому и подарил трофей Доку, в качестве прощального подарка. И вот спустя столько лет, он вернулся… Пальцы крепко сжали такую знакомую и одновременно забытую рукоять.

     Шаг - другой и моему взору открылась нелицеприятная картина. Малого натуральным образом душили, оторвав с ногами от пола и приперев спиной к стене. Синицин даже не хрипел, схватившись в отчаянии за вытянутую руку Щелкунчика. Судя по закатившимся глазам, жить парню оставалось недолго.

     Сокращаю расстояние до минимума и загоняю австрийскую сталь в затылок. Не был уверен, что попал под основание черепа: уж слишком много бугров и уродливых наростов на шее. Поэтому вытаскиваю нож и наношу удары один за другим, куда придется. Не до анатомии сейчас, тем более существа, рожденного буйной фантазией.

     Кажется, один из ударов достиг цели, потому как Щелкунчик дернулся и хватку ослабил. Тело Малого мешком рухнуло на пол. До ушей долетел отчаянный хрип – дышит, уже хорошо, а остальное после… После того как покончу с тварью.

     Рукоять в ладони совершает вращательное движение, расширяя края раны. Густая кровь сочится из отверстия – Щелкунчик дергается, пытаясь обернутся, но я буквально прилип к нему. Свободной рукой обхватив грудь, другой наношу удары, раз за разом вгоняя лезвие по самую рукоять. Ощущение, что погружаю сталь в податливый воск: никаких хрящей, никакого сопротивление. При таком количестве ран всяко должен был зацепить артерию, но кровь не хлещет, а лишь сочится, густым сиропом заливая руки и пол.

     Сколько можно резать - сдохни же ты наконец! Тварь, словно услышав мои молитвы, качнулась раз другой и упала. Не осела тряпичной куклой, как это случилось бы с обычным человеком, а рухнула подрубленной сосной, вытянувшись строго по струнке. Обтянутое в темный комбинезон тело застыло восковой фигурой - одни лишь зубы продолжали клацать. Жуткое зрелище, но не до него сейчас.

     Присев на корточки, я заглянул в покрасневшие глаза Малого.

     - Ты как?

     - Он мне кадык сломал, - просипел тот и для наглядности принялся тереть и без того красную шею.

     - Если бы сломал, ты бы сейчас не разговаривал. Подъем, боец!

     - Вы и мертвого из могилы…

     Шутит, уже хорошо.

     Малой с трудом встал. Покачивающейся походкой побрел к колонне и подобрал потерянный в ходе схватки пистолет. Отряхнув оружие от песка, уставился в сторону лежащего бревном Щелкуна. Зло пробормотал:

     - Василий Иванович, может его того, расчленим?

     - Ты мне это брось… Питерские замашки.

     - Василий Иванович, я серьезно. Отрежем конечности, отпилим голову и раскидаем по разным углам. Может хоть тогда не воскреснет.

     - Эфемерное существо, порожденное твоим больным сознанием?

     - На счет эфемерности не согласен. Когда за горло схватил, он мне таким не показался, - пацан поморщился, пройдясь пальцами по покрасневшей коже.

     - Тогда вперед – действуй. Могу нож одолжить.

     Пацан посмотрел на лезвие в моих руках, потом с большим с сомнением на лежащую тварь, потом снова на нож и передумал. Правильно сделал, потому как сталь хоть и высшей пробы, но пилить ею тело задолбаешься. Не то чтобы пробовал - что я Бармалей какой, человеческие трупы разделывать. Просто приходилось иметь дело с говядиной, ну и с диким зверьем вроде той же антилопы. Глупо бросать двести килограммов тупого и крайне нежного мяса, самолично бросившегося под колеса автомобиля.

     Щелкунчик был ни разу ни антилопа, и даже не Гну. К нему и приближаться-то не хотелось, стоило лишь взглянуть на вывернутые губы, на обнаженные десна и зубы, клацающие без остановки, что заведенная детская игрушка. Давай тварь, только попробуй подняться, у меня найдется чем тебя приголубить. Три полных магазина к Скелетону и целая граната в запасе.

      Я присел неподалеку, и положив автомат на колени, принялся ждать. Ничего другого нам и не оставалась.

     Тонкие ручейки песка, сбегающие по стенкам, успокаивали, настраивая на медитативный ряд. Пацан же напротив – нервничал. Ходил из угла в угол, словно загнанный зверь, косясь в сторону лежащего Щелкунчика. Пистолет то засовывал за пояс, то снова доставал, примериваясь для выстрела. Знакомое поведение, свойственное новичкам в критической обстановке. Но это ничего, это пройдет со временем…

     - Василий Иванович, может сменим диспозицию?

     - А смысл?

     - Эта тварь нам покоя не даст, - пацан указал в сторону распростертого Щелкунчика.

     - Она нам нигде его не даст. Так что лучше пускай полежит под присмотром.

     - Она снова встанет.

     - Как встанет, так и ляжет.

     - Василий Иванович, патронов не хватит каждый раз валить. Нам бежать надо.

     - Куда, на первый этаж? К летающей ведьме, повелевающей ордами малолетних зомби? Нет уж, я лучше рядом с Щелкуном посижу. Не красавец, конечно, но уж какой есть.

     Пацан с отчаянием уставился на меня.

     - Что за тоска во взгляде – соберись, боец! Нам не войну выигрывать нужно, а всего лишь время переждать. Ильязовна баба умная, она вытащит нас отсюда.

     Малой лишь махнул рукой, дескать поступайте как знаете, Василий Иванович. И продолжил телепаться из угла в угол. Он настолько увлекся этим занятием, что пропустил подъем нашего подопечного. А вот я не дремал, поэтому парой выстрелов в голову отправил Щелкуна обратно.

     Может попробовать привязать бичевкой к колонне? Я вспомнил, как существо на вытянутой руке держало тело трепыхающегося пацана и был вынужден отказаться от этой идеи. Сил у твари хватит, чтобы веревку порвать, а может статься, что и колонну разрушить. Поэтому засек время до следующего оживления и принялся ждать.

     А Малой все ходил и ходил, точнее бродил - песка набралось изрядно, и местами подошвы ботинок загребали самые настоящие барханы. Он периодически бормотал себе под нос и морщился, потирая многострадальную шею. Несколько раз замирал, словно к чему-то прислушивался. И наконец не выдержав, спросил:

     - Василий Иванович, вы слышите?

     Я отрицательно покачал головой. Кроме шелеста треклятого песка и клацанья зубов - ничего.

     - Музыка где-то играет - та-та-ти, ра-та-ти… Вот, прямо сейчас, слышите?! Ра-та-ти, та-та-ти.

     - Малой, будь добр, избавь от собственных песнопений. Мне вон ентого исполнителя за глаза хватает, - я кивнул головой в сторону Щелкуна, - еще ты тут подвывать взялся.

     - Вы не понимаете! Эта музыка, она очень похожа на…

     И Малой пропал. Не истаял дымкой тумана, а исчез мгновенно, словно по мановению волшебной палочки - только цепочка следов осталась на песке.

     Следом испарился и Щелкун. Я на всякий случай проверил за колонной, прошелся по коридору, но никого не обнаружил. Один лишь глобус, неведомым образом выкатившийся из распахнутых дверей кабинета географии. В класс я заглядывать не стал, а вернулся обратно и привычно расположился у стены.

     Все, Василий Иванович, приехали… может статься, что и навсегда.

     Старые страхи вернулись с прежней силой. Не было никакого Синицына и голоса Дианы Ильязовны, не было кооперативного сна, а были всего лишь образы, порожденные моим же сознанием. Лежит сейчас калечное тело уборщика и умирает.

     В реальном мире сердце останавливается за считанные секунды - перестает циркулировать кровь, умирает мозг. Если после пяти-шести минут простоя моторчик не перезапустить, врачи фиксируют смерть. Сколько я здесь нахожусь? Согласно циферблату командирских, пошел пятый час, а по ощущениям - целая вечность.

     Может так и выглядит переход в загробную жизнь? У праведников ангелы играют на лютнях, а у грешников вроде меня - школа, медленно заполняющаяся раскаленным песком.

     С каждым часом дышать становилось все сложнее. Пыль и мелкий песок буквально витали в воздухе, затрудняя видимость, набиваясь в рот и в ноздри. Пришлось соорудить импровизированный фильтр в виде майки, натянутой на нижнюю часть лица.

     До чего же жарко, невыносимо… Очень хотелось скинуть «поросячку», но я по опыту прошлых лет знал, что нет ничего хуже, чем оказаться в жару с голой кожей. Гребаная Африка, и здесь до меня добралась. В далеком детстве боялся монстров, прячущихся под кроватью, а когда подрос, то понял, что есть вещи пострашнее.

     Когда враг виден, с ним всяко проще бороться, а как быть с природным явлением? С вечной жарой, изматывающей хуже всякого противника? Вот он - мой персональный ад, быть погребенным заживо в раскаленном под полуденном солнцем песке, в стенах некогда родной школы. Бесконечное, изматывающее пекло…

     Если уж станет совсем невыносимо, пущу пулю в висок. Только вот сомневаюсь, что это избавит от мучений: ад вечен и выхода из него нет. Замурованные двери и окна – сплошная бетонная стена. И кого просить о помощи – Бога? Я и молитвы-то толком не знаю.

     Господи, еже си… как же там. Тот же Бармалей, даром что печень людскую жрал, «Отче наш» читал так, что от зубов отлетало. А я кроме двух слов «прости и помилуй», выгравированных на обратной стороне крестика, не знал ничего.

     Как-то раньше вопросами веры не задавался. Не принято это было в отряде, потому как дело глубоко личное, не имеющее никакого отношения к выполнению поставленных задач. Кто-то верил в Христа и Аллаха, кто-то в Будду, а кое-кто с ветром общался, оставляя плетеные фигурки в корнях акаций.

      - Знаешь, чего я боюсь, - разоткровенничался однажды Док, когда сидели под высохшим деревом и наблюдали алый край закатного неба. – Больше всего боюсь, что загробная жизнь существует. Боюсь до коликов в печенке, до ночных кошмаров, что посмертие есть, а Бога и там нет. Страшно…

      - Ну а если Бог все же существует? – решил я подыграть Доку. - Чего ждешь от него, молочной реки с кисельными берегами?

      Док задумчиво покрутил алюминиевой банкой, собирая остатки чаинок со стенок. Залпом допил оставшуюся жидкость и поморщился. Оно и понятно, дежурным по кухне был Мамон, а он завсегда перебарщивал: и не важно, специи это были или заварка, брошенная в общий котел.

      - Чего жду, говоришь? Да толком и сам не знаю, просто устал я… Жить как животное: есть, спать, срать, трахать вонючих аборигенок. Я уже даже не знаю зачем я здесь. Денег побольше заработать? Для чего? Что бы еще больше есть, срать и трахаться?

      - Машину новую купишь, дом на берегу.

      - Зачем?

      - Чтобы жить красиво.

      - Зачем?

      Я прекрасно понимал Дока, на нас всех периодически накатывало. И даже вечно спокойный, и флегматичный Сэмпай нет-нет, да и уходил ломать ветки, сухим треском извещая саванну, как же его все достало.

      - Док, это пройдет... Помнишь, что было выгравировано на кольце мудрого царя Соломона? - я дружески хлопнул товарища по плечу. - Командировка закончится и заживем по-человечески.

      - Не-а, не заживем, - Док покрутил головой.

      - Почему?

      - Потому что мы звери, а звери не могут жить по-людски. Так уж нашей природой устроено.

      - Это тебе кто такое сказал - Бармолей?

      - Нет… Чарльз Дарвин.

     

     Кажется, я отрубился. Заснул внутри сна или что еще это могло быть.

     За это время песок успел наполовину засыпать тело. Пришлось выбираться, кашляя на ходу. В горле порядком першило, но запить было нечем. Не хватало даже слюны, чтобы сглотнуть сухой ком. Мельчайшие частицы кварца давно проникли сквозь одежду, и теперь карябали потную кожу, вызывая жжение и зуд. От скопившейся в воздухе взвеси нечем было дышать. Я во всю сипел, пытаясь протолкнуть раскаленный воздух через высохшую носоглотку в легкие.

     До чего же хреново… Как тогда на границе с Чадом, когда угодили в пылевую бурю. Нет, гораздо хуже, потому что тогда был шанс выбраться и была надежда на спасение, а здесь гребанный ад на веки вечные.

     Песка намело столько, что по барханам спокойно не пройти. Где-то я пригибался, где-то полз на карачках, задевая головой потолок. Добравшись до туалетов на втором этаже, обнаружил, что двери снесены стихией. Волны песка сорвали преграду с петель, обильным потоком хлынув внутрь.

     Я скатился с холма и обнаружил раскаленную от песка раковину - одинокий кран торчал наружу и ждал. Ждал, когда его отыщут. Высунув в нетерпении сухой язык, я крутанул вентиль и услышал знакомое сипение. Сука… И ведь знал, что бесполезно, но все равно поперся в поисках последней надежды.

     Это все, это конец. Веки сами собой закрылись, а лицо уперлось в подставленный рукав. Умирать только по началу трудно, а потом, когда основные чувства притупляются, все становится похожим на сон... спасительный сон. До чего же хорошо, что в аду еще можно отключиться. Стоит просто закрыть глаза и…

     

     Резкий удар заставил голову мотнуться в бок. Очередной шлепок и огненный жар обжигает щеку. Пытаюсь выдавить хоть слово из пересохшей глотки, но наружу вырывается беспомощное:

     - Х-раа.

     Кажется, меня услышали. Заботливые ладони аккуратно обхватывают голову. Чувствую, как невидимая рука гладит короткий ежик волос, как когда-то давно в детстве…

     Кожей ощущаю капли влаги – две дорожки пробежали вниз. Это не долгожданная вода, а чьи-то слезы. Их не слизать языком, не выпить, слишком уж мало и слишком далеко.

     Кто-то поблизости всхлипнул, шмыгая носом.

     - Пить, - то ли думаю, то ли шепчу я.

     Кажется, все же второе, потому что в ответ раздается торопливое:

     - Да-да, конечно.

     Мою голову отпускают, и слышатся удаляющиеся шаги. Раздается лязганье посудой, плеск воды. Далекие волны бьются о берег…. Мы стоим с мужиками на берегу океана. Большие валуны торчат из воды. Они темными пластами разбросанны по песочному пляжу, заваленному мусором и ракушками. Перед глазами бесконечная лазурная гладь, простирающаяся до самого горизонта, и не видно ей ни конца ни края.

     Все те же заботливые пальцы вырывают из плена воспоминаний, обхватив затылок и приподняв голову. Подбородка касается прохладная поверхность кружки, и я не выдерживаю, начинаю дергать кадыком, хотя в глотке по-прежнему сухо. Вытягиваю губы трубочкой и ощущаю драгоценную влагу, медленно наполняющую рот. Жадно проталкиваю жидкость внутрь - в организм, истосковавшийся по воде. И еще, и еще, и еще, но мне не дают вдоволь напиться. Говорят глупости о том, чтобы не спешил, не торопился. Верните кружку, мать вашу!

     О да, снова вода… много воды - поток сплошного удовольствия, разливающегося по кишкам. До чего же хорошо! Я откидываюсь на подушку и наблюдаю знакомый потолок собственной квартиры. Вижу темный силуэт девушки, притихшей на краю кровати и держащей меня за руку.

     - Вы меня очень напугали, Василий Иванович, - произносит она, спотыкаясь. - С вами точно все в порядке?

     - Да.

     - Я вызову скорую.

     - Никаких скорых.

     - Тогда наберу Зинаиду Петровну.

     - И Петровну не надо.

     - Василий Иванович, вы не понимаете… У вас сердце не билось. Я пульс не смогла нащупать и дыхание… его не было.

     - Но сейчас-то со мною все в порядке. Лучше расскажите, как там Малой?

     Молодая учительница грустно улыбнулась.

     - Все в порядке с вашим Синициным, не волнуйтесь. Смогла до него дозвониться, пока к вам на такси неслась. Он дома пьяный спал… Нес какую-то ерунду про Щелкунчика, про летающую ведьму.

     Если бы ерунду…

     - А мне чего не позвонили?

     - Абонент недоступен. Пришлось чуть ли не силой выбивать дубликат ключей у консьержа.

     Твою же дивизию – точно. После посещения уголовного авторитета Жоры, я не только аппарат сменил, но и номер телефона. Так сказать, во избежание. Я с Георгием Валентиновичем минут десять общался, и все это время сотовый находился в руках посторонних. Кто знает, каких жучков они могли мне понаставить, в поисках рукастого инженера Мамона.

     Номер сменил, а Диане Ильязовне сообщить забыл – мой косяк. Хотя, сомневаюсь, что обыкновенный звонок смог бы вернуть меня в реальность. Это у Малого организм молодой: он и прошлый раз пережил куда легче моего, даже по щекам бить не пришлось. Зато меня госпожа Сарбаева отхлестала за милую душу: что тогда, что сегодня. Настолько сильно, что начинаю подозревать личные мотивы.

     Пока я лежал и тихонечко приходил в себя, девушка говорила. Поначалу запинаясь и заметно нервничая, а потом плотину прорвало.

     Из сбивчивого рассказа я узнал, что всю последнюю неделю она проводила эксперименты. Оставалась на ночь в школе и запускала оборудование, тестируя систему. Копалась в файлах, проверяя код – то же мне, исследователь. Хорошо хоть хватило ума самой не сунуться в капсулу. Я на Малого ворчал с его болезненной тягой к научным открытиям, а тут взрослая женщина с мозгами и жизненным опытом.

     Девушка сидела на краю кровати и даже боялась посмотреть в мою сторону. Я было решил, что это исключительно из чувства вины, а потом дошло. Ну да, Василий Иванович инвалид – с этим трудно поспорить. То, что в обычной жизни скрывалось брюками, теперь было выставлено напоказ во всем своем великолепии – культяпками калечных ног.

     Прожженные шлюхи брезговали смотреть на уродство, что уж говорить о барышнях благовоспитанных. Я это понимал и потому не удивился, когда мне протянули пододеяльник – не глядя, даже не повернув головы. Приподнявшись на локте, хотел было схватиться за край ткани и натянуть по самый подбородок, но тут увидел его…

     Любил Василий Иванович поспать без нательного белья, предпочитая тесному объятию трусов самою настоящую свободу. Мало того, что я был абсолютно голый, так еще и физиология сработала, приподняв мачту. Хотя кого я обманываю, задрав в боевое положение «свистать всех наверх».

     Черт, как же неловко вышло.

     - Это не то, что вы подумали, - затараторил я, спешно прикрывая паховую область. - С мужчинами такое периодически случается – никакого возбуждения в эротическом плане, чистой воды физиология.

     - Василий Иванович, не нужно объяснять, я уже не маленькая девочка. Просто прикройтесь или оденьте трусы, будьте любезны.

     Трусы… трусы, и где я их сейчас найду? Они могут валяться где угодно, начиная от видных мест вроде тумбочки и кресла, и заканчивая темным пространством под кроватью. По-хорошему нужно было заняться поисками, только вот существовала одна проблема – встать я не мог. Это здоровый человек мог запросто вскочить на ноги, а Василию Ивановичу требовалось пристегнуть протезы. Процедура настолько долгая и нудная, что ночью предпочитал ходить в прикроватный горшок, словно страдающий немощью пенсионер. Да так оно и было, по сути.

     - Диана, спасибо за все, - начал я говорить осторожно, - вроде как оклемался, чувствую себя гораздо лучше – вон, даже физиология работает, как надо.

     - Нет, - неожиданно резко отреагировала девушка.

     - В смысле нет?

     - Домой я не пойду.

     - Диана Ильязовна, - перешел я на официальный тон. – Будьте добры, покинуть мою квартиру.

     Однако девушка проявила крайнюю степень упертости.

     - Нет, и не просите.

     - Это еще почему? Вы что здесь, поселиться собрались?

     - Надо будет и поселюсь.

     Девушка решительно поднялась, тем самым оборвав намечающийся спор.

     - Я пойду на кухню и приготовлю завтрак, а вы, будьте любезны, приведите себя в порядок.

     Хотел я сказать, что да завтрака еще далеко, но тут увидел предрассветного небо за окном. Покрытые розовым налетом облака извещали о морозной погоде, и долгожданном солнце, что наконец соизволило появиться, после долгих дней серости.

     

     Ветчина аппетитно шкварчала на сковородке. Яичный белок подрагивал и пузырился, а ломтики сыра плавились, превращаясь в тонкие полоски кремового цвета. Диана Ильязовна во всю хозяйничала на кухне, нацепив поверх светлой кофточки передник. Я и не знал, что у меня такой был: с кармашком на груди и с изображением двух котят сиамской породы.

     К моему приходу девушка не только успела приготовить завтрак, но и навести «порядок» по своему усмотрению. Убрала со стола «вечную» тарелку под хлеб и протерла скатерть. Зачистила подоконник, избавившись от груды мусора, вроде упаковки просроченного печенья и бумажных салфеток, за давностью лет поменявших цвет с белого на серый. Зачем-то передвинула подставку под столовые приборы, а полотенце, обыкновенно висевшее на спинке стула, вдруг оказалось на крючке.

     - У вас плита грязная, - заявила она, стоило мне переступить порог.

     - Так за чем дело стало - помойте.

     - Вы нахал, Василий Иванович.

     Тарелка с яичницей оказалась передо мною, а слева возникли ломтики заботливо нарезанного хлеба. И чуть погодя исходящий парами чай.

     - Это гостевая кружка, а я пью из синей.

     - Да? – девушка в притворном удивлении вскинула брови вверх. И тут же сделала аккуратной глоток из той самой синей. – Ничего, бывает.

     Бывает у нее… Отхлебнув чай, я невольно поморщился и отставил кружку в сторону.

     - Кто так заваривает? Не чай, а разведенные помои.

     - В вашем возрасте крепкая заварка противопоказана.

     - Что еще скажете?

     - А еще у вас зеркало в ванной грязное и смывной бочек подтекает.

     Я посмотрел на нахальное выражение лица и не смог сдержать улыбки. Чем, кажется, смутил ее. Впрочем, ненадолго - Диана тут же опомнилась, нахмурив брови.

     - И что такого смешного я сказала?

     - Простите, - мои пальцы снова взялись за кружку. Ну не объяснять же девушке, что сейчас она больше всего напоминала ребенка, пытающегося играть во взрослого. Еще обидеться… Нравилось мне, когда она была вот такой: задиристой и едкой, цепляющейся к каждому слову. Все лучше, чем глаза на мокром месте.

     - Это вы простите меня.

     Нет-нет-нет… Только не снова. Стоило подумать про слезы, как выражение лица девушки неуловимым образом изменилось.

     - Я вас снова чуть не угробила. Капсулы были пустые, кто же мог подумать…

     - Диана!

     - Знала же, что существуют возможные риски, что не следует начинать эксперименты. Все знала и все равно сунулась, дура. Какая же я дура. Прав был Никита, когда говорил о возможной синхронизации нейронных связей головного мозга с неким объектом. Я точно не знаю, что это: может цифровой код программного обеспечения, может железо в капсуле, может…

     - Как он там?

     - Что? – девушка сбилась с мысли.

     - Как Малой?

     - Пять минут назад разговаривала. Все с ним в порядке, только тошнит сильно. Обыкновенные последствия алкогольной интоксикации.

     - Ну вот видите, с нами все хорошо, а вы распереживались. И яичница у вас вкусной получилась, и к чаю привыкнуть можно. А хотите я вам кружку подарю? Да-да ту страшненькую, что сейчас в руках держите. Она с самой Африки приехала - взял на местном рынке заместо сдачи.

     - Если с самой Африке, тогда не надо. Пускай у вас побудет, - девушка грустно улыбнулась и задумалась о чем-то своем.

     Я же принялся уплетать предложенные завтрак за обе щеки. Нисколько не покривил душой, назвав яичницу вкусной. Она и вправду получилась отменной: сливочный сыр тянулся и мягко таял во рту, а поджаренная ветчина придавала дополнительной пряности с небольшим, едва заметным привкусом кислинки. Только жареной картохи не хватало для полноты счастья.

     Настроение медленно, но верно поползло вверх. Как там говорится, путь к сердцу мужчины лежит через желудок? Не выдержав, я подмигнул притихшей девушки, и та улыбнулась в ответ.

     - Я всегда знала, что вы хороший человек, - неожиданно произнесла она. – Просто скрываете это, словно чего-то боитесь. Зачем? Это же глупо…

     Ответить ей я не смог. Ветчина вдруг встала поперек горла, вызвав продолжительный приступ кашля.

     

     С утра выпал первый снег. Зима к концу декабря вдруг вспомнила, что наступила пора и сыпанув «беленьким», припорошила улицы суетливого города. К обеду снег растаял, превратив праздничную предновогоднюю картину в привычную унылою серость. Заморосил мелким дождем, пугая редких прохожих холодными порывами ветра.

     И надо же мне было выпереться наружу… А все Диана Батьковна виновата. Накормив завтраком, девушка не ушла сразу домой, а под предлогом «полезности для здоровья» вытащила на прогулку.

     Мы прошлись по скверу Вернадского, полюбовались памятником Александру Освободителю и новехонькой тротуарной плиткой. Свернули в сторону заросшего дубами парка, но до пункта назначения так и не дошли. Остановились перед зданием кинотеатра, сохранившимся в небольшом двухэтажном здании, втиснутом в узкое городское пространство.

     За стеклом красовались афиши неизвестных мне фильмов: что-то про «Осень в Выручаевке» и «Глубинную мизансцену, длинною в три акта». Любили маститые режиссеры вычурные названия, вроде «Неоконченной пьесы для механического пианино».

     - В этом месяце ретроспектива фильмов периода депрессии, - произнесла девушка, явно увлеченная увиденным.

     - Чьей депрессии?

     - Василий Иванович, не валяйте дурака, все вы прекрасно понимаете. Это фильмы снятые в тридцатые-сроковые года двадцать первого века. Эпоха рассвета российского кинематографа – великий Мазельцев, Цакоев, Олечка Сонина. Картины, пропитанные тоской по несбывшемуся будущему и неразделенной любви. Лучшие фильмы были рождены в самые трудные времена – вы не находите это странным?

     Все, что я не находил - это телефон, забытый и оставленный дома. Кирпич старого сотового рука автоматически засовывала во внутренний карман куртки, а к новому все никак привыкнуть не мог.

     - Хочу, - девушка дернула меня за рукав и потащила в сторону входа.

     Сам виноват – слишком много потакал. Вместо того, чтобы в ультимативной форме отправить барышню домой, зачем-то согласился на совместную прогулку. Теперь вот пожинал плоды собственной слабости.

     - Я далек от артхауса.

     - Какой артхаус, - возмутилась спутница от столь вопиющей безграмотности, - это же самый настоящий мейнстрим. Многомилионные сборы, богатый урожай престижных кинопремий. Раньше эти фильмы постоянно в кинотеатрах крутили. Только не говорите мне, что вы их не видели?

     - Не скажу.

     Диана Батьковна аж задохнулась от возмущения.

     - Василий Иванович, признавайтесь, где вы выросли? В подвале на цепи?

     Практически… Именно в подвале у нас была организована качалка: пропахшая потом и железом, с плакатами сисятых девиц на стенах. Разумеется, рассказывать об этом я не стал, тактично промолчав.

     - Решено, идемте!

     И я пошел - думал вздремнуть чутка, потому как ночка выдалась на редкость горячей. Но, увы, как это часто бывает - планам не суждено было сбыться. Весь киносеанс ощущал живое тепло спутницы: девушка жалась - то и дело шептала на ухо, объясняя перипетии сюжета. По мне так ничего хитрого в сценарии не было – обыкновенные заморочки высокоинтеллектуальной элиты.

      «О-о, какая постановка кадра, а сколь гениальна игра актеров» - кажется, Диане просто нравилось дразнить меня, а что хуже всего под конец понравилось и мне.

     Поэтому проводив госпожу Сарбаев, первым делом залез под холодный душ. Яростно мылил голову, а в голове стоял образ девушки, укрытой зонтиком от дождя. Она продолжала стоять и все чего-то ждать, даже когда я захромал домой, пробурчав на прощанье привычное «до завтра».

     А что прикажете, целовать? Не для нее моя вишенка цвела, то есть… тьфу. Гребаный артхаус до добра не доведет, особенно старого, побитого жизнью пса.

      «Чего вы боитесь, Василий Иванович», - перед глазами возник образ девушки.

     Я-то, милая, уже давно ничего не боюсь, разве что адского посмертия, заполненного жарким песком, а вот в вашей маленькой симпатичной головке коротнуло.

     Боюсь… То же мне, придумала… Нафантазировала невесть чего, как это водится с барышнями влюбленными.

     Увидела бы меня сейчас, с трудом выбирающегося из ванны и ползающего на руках по квартире. И тогда вся эта любовь-морковь свернулась бы калачиком от страха и завизжала, как визжала одна матерая шлюха. Человеческое уродство оно такое, оно к высоким материям не располагает. К жалости – да, но Василия Ивановича жалеть не надо, даже из ощущения вины или благодарности.

     Я дополз до кровати и включил телевизор, в надежде выкинуть лишнее из головы, но увы, не получилось. Сначала Малой принялся названивать, узнав мой новый номер телефона.

     - Компиляция образов в кооперативном сне!!! - кричал он в трубку, протрезвев и теперь пребывая в возбужденном состоянии. – Ваших и моих – понимаете?! Мой Щелкунчик и ваш песок!

      Пришлось в грубой форме объяснить парню о неуместности позднего звонка, и о том, что все разговоры следует отложить до поры до времени, то бишь до завтра, когда состоится общее собрание. Но Малой все никак не мог угомониться, поэтому я был вынужден нажать кнопку отмены.

     Не успел положить телефон на место, как тот тренькнул, известив о новом сообщении. Это госпожа Сарбаева напомнила о себе, прислав встревоженный смайлик с текстом «как добрались»?

     Отписавшись, что бы ерундой не маялась, а шла спать, кинул телефон на край кровати. Спустя мгновенье тот снова тренькнул – очередное сообщение.

     Не было нужды тянуться и читать, и без того знал, кто автор. Прикрыв глаза попытался отключиться от реальности, но заснуть не получалось: в голове упорно маячил образ миндалевидных глаз, чего-то ждущих. А еще запахи… вся квартира пропахла духами Дианы Ильязовны. Была всего ничего, а шлейф до сих пор кружил голову, напоминая о тесном соседстве в зале кинотеатра. Слишком тесном – билеты были куплены в мягкую зону, где вместо кресел стояли кожаные диванчики. Ощущение дыхания на шее, горячий шепот и жмущееся к плечу полукружье груди.

     Сдаешь, Василий Иванович, стареешь. Разволновался, словно зеленый пацан после первого свидания. Всю дорогу державшийся за ручку, и так и не сумевший выплеснуть гормоны. Не зря говорят, седина в бороду - бес в ребро. Вот и у меня крышу снесло на старости лет.

     Поняв, что заснуть не получится, я переключил канал и наткнулся на криминальную драму. События сериала разворачивались в старые добрые пятидесятые, поэтому не было ничего удивительного в том, что главным действующим местом являлась автомастерская. Ровно такой же символ бандитизма, как и малиновые пиджаки с золотыми цепочками в девяностых годах прошлого столетия.

     Кадры мелькали перед глазами: грязная улочка, тяжелые металлические ставни. Следственная группа, ведомая смазливым вьюношей лет двадцати, нагрянула с обыском. Пока полицейские на заднем фоне ходили туда-сюда, изображая кипучую деятельность, отрок усиленно морщил лоб. Потом достал экспертный фонарик и принялся изучать стены в поисках возможных улик. Почему этим занимался именно следак, в сериале не объяснялось, да и кому какое дело до киношных условностей.

     Лично меня другое взволновало до глубины души. Настолько, что не смог сдержаться: схватился за телефон и набрал номер.

     - Что, Василий, снова вляпался? – в трубке послышался знакомый голос. - А я тебя предупреждал, не лезь ты в эту историю.

     - Михалыч, о другом речь. Помнишь адресок мастерской, который скинул прошлый раз?

     - И? – судя по голосу Михалыч напрягся.

     - Проверить бы его надо.

     - Точнее?

     - Есть там одна коморка, прямо под лестницей на второй этаж. Там еще кафешка расположена наверху, поэтому не ошибетесь. Просветите помещение на наличие биоматериалов. Думаю, не пожалеете.

     - Думает он, - проворчал голос на том конце. – А ты подумал на каком таком основании я прикажу провести следственные мероприятия?

     - Можно же неофициально.

     - Можно Машку за ляжку, и козу на возу, а полиция действует на основании законов Российской Федерации. Или забыл, что живешь в правовом государстве?

     - Как знаешь, - не стал я спорить. – Есть анонимная наводка, а работать по ней или нет – это уже ваше дело. Вы банду разрабатываете, вам и карты в руки.

     Михалыч недовольно засопел. Долго сопел, и наконец, все обдумав, спросил:

     - Ты объясни толком, откуда подозрения взялись? Не хочется понапрасну на пустом месте возиться, пускай и неофициально. Один раз нарисуюсь, начальство потом лет пять вспоминать будет.

     - Подтек я видел под дверью, очень похожий на кровь. Целая лужа набежала.

     - Ну ты и даешь, Василий… Мало ли чего это могло быть, да еще и в автомастерской: шлангом пол поливали, а может масло разлили.

     - Может и масло, - согласился я.

     Говорить о том, где именно и в какой реальности видел лужу, не стал. Михалыч не поймет, да я и сам толком не понимал, действуя по одному лишь наитию. Разум твердил, что пустышку подсовываю товарищу, а душа… А что с души взять - она предмет эфемерный, исследованию не подлежит.

     - Здаров, Кит! – на школьном крыльце улыбался Копытин. Он никуда не спешил, хотя до начала уроков оставалось меньше десяти минут. Стоял и дышал воздухом свободы, радостно приветствуя знакомые лица. – Слышал, вы с пацанами бухали в выходные? Ну и как оно?

     Я бросил хмурый взгляд в его сторону, но Серега то ли предпочел этого не заметить, то ли слишком погрузился в собственные мысли. Скорее всего второе, потому как не дождавшись ответа, он принялся рассказывать:

     - А мы в Ауру ходили, прикинь. Агнешка сначала была против, а потом ничего – согласилась… Угадай, сколько в барушнике «Хайвей хард» стоит? Я на летней практике столько за неделю не зарабатывал. Не, ну а так ничего, если на цены внимание не обращать, то жить можно. Знаешь, с кем медляк танцевал? С Маринкой Володиной! Прикинь, она двум залетным пацанам отказала, а со мной согласилась. Эй, Никитос, ты куда?

     - Да пошел ты, - бросил я злое через плечо.

     - Сам ты иди, - не остался в долгу Серега. – Совсем оборзел, на людей кидаешься без причины. Правильно народ говорит, что кукухой поехал, поэтому и не взяли с собой в Котейню. Я, между прочим, за тебя просил, как за старого товарища.

     Ага, просил он… Видел я, как он просил – не отрывая влюбленного взора от Мариночки.

     Зараза такая, сорвался. А ведь сколько твердил себе, быть спокойным и выдержанным, на провокации не поддаваться. И вот пожалуйста, результат: поцапался с первым же встречным. И чего Копытину неймется, чего он каждое утро на крыльце торчит?

     Благо, на этом мои злоключения закончились. С разговорами больше никто не приставал, и про то, как круто отдохнули в Ауре, не рассказывал.

     В классе царило привычное для начала недели оживление: шумели отодвигаемые стулья, хлопали учебники об парты, отовсюду доносился гомон и смех. Народ делился впечатлениями, накопленными за выходные. Окинув взглядом присутствующих, я заметил, что место Пашки за партой пустует. Не было его на первом уроке, не появился он и на втором.

     На третьей перемене я не выдержал, и поинтересовался у Дюши:

     - Где Паштет?

     - Заболел он… Вчера под вечер температура подскочила, теперь дома лежит, таблетки глотает.

     В памяти всплыл образ Пашки, ломающего хрупкий лед на разлившейся вдоль обочины луже. Как говорят в народе: пьяному и море по колено. В случае с Бурмистровым это самое море оказалось по щиколотку. Вполне достаточно, чтобы свалится с ангиной на следующий день.

     - А ты чего трубку не брал, я весь вечер названивал.

     - Тоже болел, - признался Дюша.

     Я не стал уточнять как именно: самого тошнило и полоскало первую половину воскресенья, а вторую отлеживался, пытаясь привести мысли в порядок.

     - Слушай, а как я домой попал?

     - Ты что же, ничего не помнишь? – удивился Дюша.

     - Помню, как из бара вышли и в такси ехали, а дальше будто в тумане.

     - Да там и рассказывать особо нечего. Паштет - балбес, забыл сказать, что дискотека организована для своих. Из других школ никого не пускали, даже по ученическим. Завернули у самого входа, ну мы и разъехались по домам.

     - Как по домам, - не понял я, - у нас же был запасной вариант с Аурой?

     - Хреновый это был вариант… Паштет, пока глубину луж мерил, по уши в грязи извалялся, а ты в дрова. Ну и куда мне с вами такими красивыми ехать?

     Прав Дюша, фейсконтроль у престижного ночного заведения строгий, нечета школьным дискотекам. Могли и без веской причины развернуть, чего уж говорить, когда таковая имелась.

     - Зато посидели душевно, - подбодрил меня Дюша, – надо как-нибудь повторить.

     От одних только воспоминаний рвотные позывы подступили к горлу. Внутри неприятно булькнуло… Продолжать разговор сразу расхотелось, поэтому махнув Соломатину на прощанье, я заспешил в сторону покинутого класса. Что бы еще хоть раз смешал коньяк с пивом, да ни в жизнь.

     

     Оставшиеся уроки пролетели незаметно. Оно и понятно, к концу полугодия итоговые результаты были известны, поэтому нервы трепали исключительно тем, у кого выходили спорные оценки.

     У меня таких предметов оказалось ровно два. Географию вытянул на четверку еще на прошлой неделе, выступив со скучнейшим докладом «о полезных ископаемых заполярного круга». А пятерку по истории Армен Георгиевич вывел с учетом прошлых заслуг.

     - Ох и смотри у меня, Никита. Если подобная ситуация повторится, на снисхождение не рассчитывай.

     Что и говорить, провалил я письменный тест по предмету. С датами напутал, да и фамилии немецких политических деятелей наложились в памяти, одна на другую. Устные ответы худо-бедно умудрялся вытягивать, даже не читая материала, а вот бумага подобных вольностей не прощала.

     По русскому языку еще в ноябре образовалась пара задолженностей, но Галина Николаевна добрая душа, простила. Она по-прежнему числилась нашим классным руководителем, хотя и порывалась пару раз покинуть сей неблагодарный пост. В первый раз уговорила директриса, а во второй раз собрался актив двенадцатого «Д» и пошел на поклон. Не знаю, кто в том походе участвовал и как две противоборствующие стороны смогли договориться, но факт остается фактом – Галина Николаевна передумала.

     На последний седьмой урок явился Пашка Бурмистров. Весь бледный и непривычно тихий, сопровождаемый горьким шлейфом лекарств. Грозила Паштету двойка по нелюбимому английскому, потому и пришел, несмотря на болезненное состояние.

     Нина Михайловна, впечатленная столь героическим поступком, оценку подняла, но Пашку для проформы отчитала:

     - Бурмистров, ну хоть иногда мозги включай, а не переводи механически. Ты же не компьютерная программа, у тебя голова на плечах имеется. В первом предложении сэра Томпсона ждет смертельный конец, и вдруг спустя два абзаца он у тебя оживает: пьет чай и едет к графине на поклон. Какая в том логика, объясни?

     Любила пожилая англичанка Пашку, как любят матери слабого и болезненного ребенка, требующего дополнительной заботы. Сколько раз Паштет был на грани, и каждый раз спасался: лезвие меча замирало в считанных сантиметрах от склоненной шеи.

     - Не понимаю я, - признался он на перемене. – На нормальном языке если два слова вместе складываешь, то смысл не меняется, а в английском какая-то хрень. Причем здесь тупик, если черным по белому написано «dead end» - смерть и конец. Как еще это перевести можно?

     Прав был Пашка, я и сам порою путался в сочетании «англицких» слов, потому и подглядывал у соседей. А еще дошел до мысли такой, что русский язык несоизмеримо богаче, потому как для каждого события имелось свое определение. А ежели его нет, то можно додумать с помощью суффиксов, префиксов и мата. В крайнем случае у тех же англичан позаимствовать.

     Преисполненный гордости за великий и могучий, я поспешил в класс программирования, на заранее условленное собрание.

     После странного сна о Щелкунчике, Василий Иванович наконец созрел. Понял, что проблему надо решать, а не откладывать на неопределенные сроки. Набрал вечером, и предупредил о намечающейся встрече. А я что - я только рад.

     От открывающихся перспектив захватывало дух. Человеческая цивилизация стояла на пороге великих свершений, где имелось место кооперативным снам, и где существовали возможности связи на расстоянии с помощью сознания. Ведь если задуматься… если задуматься… Увы, задумываться не получалось. После пьянки мозги туго соображали, поэтому все, на что меня хватило – собрать имеющиеся черновики и наброски. Засунуть бумаги в портфель и надеяться, что с чужой помощью удастся придать соответствующую огранку целому вороху мыслей.

     Я на всех порах пронесся по длинному коридору и без стука распахнул знакомую дверь. В кабинете программирования никого не оказалось, зато из подсобки звучали громкие голоса. Василий Иванович и Диана Ильязовна яростно спорили:

     - А я вам в тысячный раз говорю, не буду я собачкой Павлова и эксперименты над собой проводить не позволю.

     - Вы не понимаете, это будет на уровне государства.

     - Дорогая моя, я-то как раз понимаю…

     - Я вам не дорогая, - перебила учительница, густо покраснев.

     - А вот и алкаш наш пожаловал, - Василий Иванович переключился на меня, стоило переступить порог. – Держись за поручни, Малой, сейчас такие новости начнутся, закачаешься. Твоя учительница по информатике, разлюбезная Диана Ильязовна, возжелала сдать нас правительству на опыты. Задумала посадить в лабораторию под замок до скончания века, представляешь?

     - Никита, не слушай. Василий Иванович как всегда неправильно понял.

     - А как еще прикажете вас понимать? – уборщик принялся размахивать руками, как завзятый итальянец. Не хватало еще поднести горсть пальцев к подбородку и воскликнуть пресловутое: «Mamma Mia!»

     В отличии от оппонента сидевшая на диване Диана Ильязовна никоим образом не выражала экспрессии: пальцы сцеплены в замок, губы плотно сжаты. В позе учительницы читалась решимость противостоять любым нападкам.

     И как эти двое умудрялись ладить, не понимаю. Они как лед и пламень: культурная и всегда вежливая Сарбаева и резкий, зачастую выходящий за рамки приличия Василий Иванович.

     - Короче, пацан, иди собирай шмотки, завтра поедем в столицу. Там тебе предоставят отдельную палату, вскроют черепушку и будут изучать влияние электрических синапсов на виртуальную реальность. Все, как ты любишь.

     - Не хочу в Москву, - возмутился я.

     - Ты не мне это говори, а вон ей, - Василий Иванович кивнул в сторону напряженно сидящей учительницы. - Она лучше знает, кому и куда надо.

     - Вчера вы могли погибнуть.

     - Погибнуть?! – воскликнул Василий Иванович. – Вам напомнить, по чьей вине это едва не случилось? Кто нарушил договоренности, включив среди ночи капсулы?

     Если он рассчитывал смутить учительницу, то глубоко заблуждался.

     - Я ответственности с себя не снимаю, поэтому предлагаю подключить к решению проблемы научные институты, - произнесла Диана Ильязовна сухим официальным тоном. – Ловушка в виде сновидений - это лишь видимая часть проблемы, та что лежит на поверхности. Неизвестно, каким образом происходящее могло сказаться на вашем физическом здоровье. Необходимо провести полное обследование организма, включая томографию головного мозга. Повторюсь, речь не идет о секретных лабораториях, никто не собирается запирать вас под замок и уж тем более проводить опасные эксперименты.

     - Это вы так считаете.

     - Да, я так считаю. В конце концов существуют законы Российской Федерации, и права человека никто не отменял.

     Я ожидал очередного выброса эмоций от Василия Ивановича, но тот лишь покачал головой, словно сам удивляясь своей недавней экспрессии. Потер лоб и устало произнес:

     - Вы слишком молоды и наивны Диана, чтобы понимать одну простую истину: законы существуют для граждан, а государство действует исходя из целесообразности. Необходимо будет распотрошить человека, оно это сделает не задумываясь. Сотрет фамилию из всех баз данных: любые упоминания о вас, любые ссылки, так что даже родители начнут сомневаться в существовании родного ребенка. Это не плохо и не хорошо – такова природа вещей. Властители Олимпа исходят из принципов иной реальности, где жизни нескольких человек ничто по сравнению с интересами правящей элиты… Вы никогда не задавались вопросами, что здесь делает профессор Гладышев?

     - Он разрабатывает принципы новой методологии психологической поддержки учащихся средней школы.

     - О как?! - мохнатые брови-гусеницы Василия Ивановича поползли вверх. – А вы знаете, что Илья Анатольевич состоит в главном военно-медицинском управлении Министерства обороны и к образованию никакого отношения не имеет?

     - Что в этом удивительного? В крупные проекты часто привлекают специалистов со стороны.

     - Хорошо, а от меня-то ему что нужно, что он аж слюной капает, едва в коридоре завидев.

     - Вам не хуже моего известно о специализации профессора. Он большую часть жизни посвятил изучению посттравматического стрессового расстройства, и когда узнал о вас, разумеется, заинтересовался. Он просто хочет помочь и ничего больше.

     - Это он вам так сказал?

     - Да, и у меня нет оснований не доверять словам уважаемого профессора.

     - А уважаемый профессор объяснил, каким образом капсулы оказались в школе?

     - Причем здесь это?

     - Да при том, что запрещено использовать игровые устройства в учебных заведениях: будь то портативные приставки, или вон - гробы эти, - Василий Иванович кивнул в сторону поблескивающих серебром цилиндров. – Подарить школе капсулы, это как… как всучить козе баян.

     - Василий Иванович, не мне вам рассказывать, сколь странной бывает спонсорская поддержка. Вспомните двести килограммов гречишного меда от фермерского хозяйства Севостьяновых. Продукты пчеловодства являются сильным аллергеном, поэтому запрещены к использованию в учебных заведениях. Но тем не менее подарок есть подарок, отказываться от него нельзя, а вот перенаправить его в другие социальные институты, в те же специализированные клиники, никто не запрещал.

     - А капсулы почему не перенаправили?

     - С этим вопросом вам лучше обратиться к Ольге Владимировне… Никита не стой в дверях, проходи. И будь добр, включи чайник, и достань пирожные из холодильника, они на верхней полке лежат.

     Признаться, от всего увиденного аппетиту заметно поубавилось. Меньше всего хотелось слушать рассуждения о врагах, о тайных заговорах. Мне бы про науку, тем более что кое-какие наметки в голове имелись. Попробуй теперь влезть в разговор, сунься в открытую пасть льва. Василий Иванович пока тему до конца не «иссушит», не успокоится.

     Я оказался прав. Стоило открыть дверцу холодильника, как до ушей донеслось:

     - Диана, а вы в курсе, что профессор Гладышев неоднократно бывал в нашем городе, еще до того, как получил направление в школу?

     - И что в этом странного? Мы не отсталая периферия, а город-миллионик с научными традициями. К примеру, в моей альма-матер лекции читала профессура со всего мира, почему бы и Илье Анатольевичу не поучаствовать в подобном.

     - Это да… читала, только вот про лекции от профессора Гладышева я ничего не нашел. Специально в сети рылся, нет никакой информации - отсутствует. Илья Анатольевич у нас личность закрытая, лишний раз перед публикой старается не светиться. Его максимум – пара открытых уроков за полгода для местной школы. И то, если директор сильно попросит.

     - Ну значит не лекции, а что-нибудь другое: симпозиумы, семинары, встречи с коллегами… Василий Иванович, скажите прямо, вы в чем-то подозреваете профессора? У вас есть доказательства, факты или все ваши обвинения голословны?

     Из холодильника пахнуло ароматной свежестью. Хозяйка кабинета обожала цитрусовые, поэтому парочка апельсинов в обязательном порядке хранилась на полках. Тут еще Новый Год на носу – праздник вечных дождей, слякоти и мандаринов.

     Не обошла сия напасть и госпожу Сарбаеву. Пакетами с мандаринами были забиты все нижние полки. При одном только взгляде на ярко-оранжевые плоды отчаянно принялась зудеть кожа. Схватив коробку с пирожными, я поспешно закрыл дверцу и направился к столу - и тут мандарины: возвышались небольшой горкой по центру. Была еще вазочка с конфетами и три пустые кружки, ожидающие кипятка. Точно, про чайник-то забыл. Пришлось возвращаться и щелкать кнопкой.

     Словесная баталия тем временем не затихала. Уличив Василия Ивановича в субъективном подходе и предвзятости, Сарбаева давила, не жалея сил, как только может давить учитель на нелюбимого ученика. Делала это хладнокровно и расчетливо, не забывая поглощать дольки ранее очищенной мандаринки.

     - Как вы можете судить постороннего человека, да еще и ставить в вину немыслимые эксперименты. Вы же ничего о нем не знаете.

     Оп – очередная долька оказалась во рту.

     - У вас нет ничего кроме косвенных фактов, которые, как вы сами любите выражаться, к делу не пришьешь.

     Оп – еще одна долька мелькнула и скрылась за белыми зубками.

     Признаться, мне даже стало немного жаль Василия Ивановича. С этой стороной Сарбаевой он был не знаком, зато мне как ученику она была прекрасно известна. В школе у Дианы Ильязовны была репутация строгой училки. Эта вам не «англичанка», которая только из одной жалости вытянула Паштета на слабенькую троечку с преогромным таким минусом. «Програмичка», если будет надо, и двойку за год влепит. И нахальное поведение терпеть не станет, а сразу из класса выгонит или сама на место поставит зарвавшегося сопляка.

     Оттого и удивительно было увидеть ту «другую» Диану Ильязовну, у которой дрожали губы и слезы выступали на глазах. Именно такой она была, когда вытаскивала нас из капсул. Или одновременно напуганную и отчаянно смелую, вцепившуюся в плечи Василия Ивановича, во время разборок с бывшим ухажером.

     Признаться, скрытая сторона Дианы Ильязовны мне нравилась куда больше: пускай и уязвимая, но при этом естественная и живая. Более женственная что-ли… Все лучше, чем образ сухой и надменной училки.

     Прямо сейчас она по бревнышку раскатывала защитные редуты Василия Ивановича, а тот вяло отбивался, уже готовый признать поражение. Только вот госпожа Сарбаева пленных не брала.

     - Вы судите человека, о котором ничего не знаете, еще и остальных пытаетесь убедить в собственных заблуждениях. В русском языке есть одно забытое слово - поклеп. Вот именно поклепом вы сейчас и занимаетесь.

     Оп - последняя долька исчезла из вида. Диана Ильязовна взяла бумажную салфетку со стола и, промокнув губы, тщательно вытерла пальцы.

     - Поклеп… придумали тоже, - пробурчал Василий Иванович, больше для вида, чем по существу. – Как я могу знать о профессоре, если его нигде нет: ни в соцсетях, ни на страницах научных форумов. Не человек – призрак. Мы даже не знаем, где он живет.

     - В Березках.

     Две пары глаз с удивлением уставились на меня.

     - В Березках его видели, - повторил я, мысленно ругая себя за длинный язык. Чего стоило, взять пироженку и запихнуть в рот. Ждать, когда взрослые договорятся и перейдут от домыслов к научной части. Но нет, обязательно нужно было ляпнуть.

     - Точнее, - потребовал Василий Иванович.

     - Березки - это дачный массив, в двадцати минутах езды от города.

     - Малой, я знаю, что такое Березки: живу здесь не первый год… Ты давай говори по сути: с кем видели и когда?

     - Дамир видел прошлым летом. У его родителей домик находится рядом с лесными озерами. Местные песка завезли и дикий пляж организовали: лежаки поставили, зонтики со столиками. Вот там профессор и отдыхал.

     - С кем?

     - Без понятия… Его Дамир видел.

     - Точнее, что он сказал.

     - Что трусы у профессора дурацкие полосатые, и что бледный он как смерть, а сам не загорает, вечно в тени прячется. И плавает смешно, по-собачьи.

     - И это все?

     Нет, не все. Юнусов трепался, что Гладышев пытался склеить какую-то мамашу на соседнем лежаке, но особого впечатления не произвел: ни впалой грудью, ни обвисшим животом. Впрочем, об этом я решил не упоминать и так зря про трусы сморозил.

     Госпожа Сарбаева от таких подробностей нахмурилась, а Василий Иванович задумчиво произнес:

     - Значит в Березках… Есть там в лесочке по соседству одно заведение – реабилитационный центр для наркозависимых. Очень странное учреждение, я вам скажу: доступная информация в сети отсутствует, пациентов клиники никто не видел. Зато периодически мелькают крепко подтянутые ребята со спортивными сумками. И тонированные микроавтобусы курсируют туда-сюда. Территория закрыта высоким забором, а на воротах КПП и вооруженная охрана… Ну очень подозрительное место.

     Прав был Василий Иванович, про это объект среди местных давно слухи ходили. Что никакая это не клиника, а самая настоящая база секретных спецслужб. И занимаются там всякими нехорошими вещами. Правда, чем конкретно, никто не знал, но вот то, что нехорошими – к бабке не ходи.

     - Это ничего не доказывает, - сухо заметила Диана Ильязовна. – Березки - место известное и популярное среди горожан. В конце концов он мог там просто домик снять.

     - Ага, рядом с основной работой.

     - Даже если так, - не выдержала учительница. – Даже если рядом с Березками находится секретный объект, профессор Гладышев имеет все основания там работать. Вы же сами недавно упоминали, что он числится при Министерстве обороны.

     - И?! Неужели вы не видите связи?

     - Абсолютно никакой, нагородили черте-что и сбоку бантик. Вы еще скажите, что ради вас одного была затеяна целая спецоперация. Выстроили секретную базу в лесу, а известный профессор устроился работать в школу… Ах-да, еще Центр Синавского подарил капсулы, а я втерлась к вам в доверие и уговорила на игру. В добавок несчастного ребенка втянула в опасные эксперименты.

     - Я не ребенок.

     - Хорошо, Никита, ты не ребенок. Чайник вскипел, принеси пожалуйста.

     Пришлось вставать и идти. По пути выяснилось, что Василий Иванович захотел малинового варения, а Диана Ильязовна забыла про арахисовое печенье, которое все равно никто не ел. Они меня здесь что, за прислугу держат?

     Пока ходил, выражая собственное недовольство хлопаньем ящичков, Василию Ивановичу был поставлен диагноз.

     - Конспиролог!

     Василий Иванович долго пыжился, пытаясь придумать остроумный ответ. Но поскольку словарный запас уборщика был ограничен матерными ругательствами, то и выдать что-нибудь приличное, подходящее случаю, он не смог. Поэтому взял мандаринку со стола и принялся яростно чистить.

     Наконец-то, сейчас перейдем к научной части вопроса. Я поставил вазочку с малиновым вареньем на стол, разлил кипяток по кружкам и, полный нетерпения, уселся напротив учительницы. С чего бы начать? Может рассказать о работе пятилетней давности японца Ацуми Ноэ, развившего учения Вернадского о ноосфере. Он утверждал, что оболочка вокруг Земли представляет собою один сплошной накопитель, с которого можно считать любую информацию. Огромное пространство, пронизанное миллиардами нитей - этакая глобальная экосистема связи, опутавшая нашу планету и… Нет, пока рано. Сначала расскажу про эксперименты, проводимые Международным институтом головного мозга в Ганновере, где пациентов, подверженных воздействию лизергиновой кислоты, подключали к виртуальным капсулам. Результаты поражали: пациенты помимо ярких галлюцинаторных переживаний, умудрялись взаимодействовать друг с другом, даже не имея средств связи. Несмотря на отключенный чат и микрофоны, они каким-то образом понимали, где находятся другие члены команды, и что необходимо предпринять для общей победы.

     Подобные эксперименты проводились по всему миру, в том числе и в нашей стране. Правда результаты оказались менее впечатляющими. Подопытные, не то что «катку» не могли выиграть, они зачастую путали две реальности: впадая в глухое отчаяние или испытывая всеобъемлющую радость. То ли капсулы были не той системы, то ли кислота немецких ученых оказалась позабористее нашей. Повторить успех не удалось, однако факт остается фактом: эксперименты такие проводились, а результаты были опубликованы в научных статьях, в том числе в журнале «Science».

     Пока я думал и решался, меня опередил Василий Иванович:

     - Диана, помните мы говорили с вами о психологии сновидений?

     - Фрейд и Юнг – это не ко мне, это вам лучше к профессору Гладышеву обратиться.

     Интересно, Сарбаева специально его дразнит – вон как хищно улыбается. Раньше не замечал за ней подобных наклонностей. Могла отругать, могла из класса выгнать, но чтобы методично и целенаправленно выводить из себя?

     Услышав ненавистную фамилию, Василий Иванович поморщился, но продолжил:

     - Предлагаю исходить из простой логики. Сон – субъективное отражение реальности, наших мыслей и желаний, переработанных подсознанием. С данным утверждением никто спорить не будет?

     Диана Ильязовна лишь пожала плечами, а я, разочарованный очередным отклонением от темы, взялся за кружку – хоть чай попью с пирожными, тем более что с заварным кремом они особенно вкусные. Василий Иванович тем временем продолжил:

     - Я давно заметил, что некоторые сновидения имеют свойство сбываться. Вот если какую бабу во сне трах… кхм, имею половую связь, то у меня потом болезнь приключается. Ну там зуб заболит или горло прихватит.

     - Поллюции? В вашем-то возрасте, Василий Иванович… Может пора задуматься о спутнице жизни, а не жить бобылем?

     - Неуместное замечание.

     - Ой, простите-простите, - раскаялась Диана Ильязовна. Хотя по внешнему виду этого и не скажешь - все тот же хищный, насмешливый взгляд.

     - Вещие сны бывают не только у меня. У одного знакомого тоже сбывалось... К примеру, если собаки стаей грызут, то обязательно к неприятностям, а если покойник приснится, да еще и еды попросит, то следует даты проверить. Мертвецы ко дню смерти являются. Значит свечку в церкви поставить надо и помянуть.

     - Вы еще и набожный человек, Василий Иванович, никогда бы не подумала. Как вы ловко с темы секса на веру перескочили.

     Брови-гусеницы дернулись, но вниз не поползли, потому как дальше некуда: Василий Иванович и без того давно хмурился. Хекнув и прочистив горло, он продолжил:

     - К чему, собственно, веду… То, что мы с Синицыным видели, имеет смысл. Конечно, мусора тоже хватает, как и в любом другом сне, но есть и важное. Вот допустим, Малой все от бабы бегает. Почему? Да потому что в реальности с рыжей своей разругался. Она теперь с другим целуется, а он от чувств своих убежать пытается.

     Я чуть чаем не поперхнулся от подобного вывода. Хотел было выразить протест по поводу вмешательства в личную жизнь, но меня снова опередили.

     - Я уже заметила, что мужчинам свойственно убегать от чувств.

     И взгляд такой острый, смотрит прямо на Василия Ивановича. Явно смущенный уборщик, взялся за пирожное с кремом, которое терпеть не мог. Проглотил в один присест, даже не прожевав.

     - Не о том речь, - сердито заметил он. – Иногда подсознание дает подсказки и обращает внимание на что-то очень важное, чего не заметили в реальной жизни. Помнится, приключился один случай… Мы тогда лагерь разбили впопыхах, территорию толком не проверив. Выставили охранение, ну и спать завалились, а на следующее утро мой товарищ, как ошпаренный подскочил. И давай метр за метром вокруг палаток ползать. И знаете, что оказалось – мы разместились на минном поле. Повезло еще, что на самой его окраине, ровнехонько между двумя линиями. Чудом никто не подорвался. А знаете как он это понял? Он во сне шипы увидел, торчащие прямиком из земли, в том самом месте, где мины были.

     - Божье провидение? – уточнила учительница.

     - Можно и так сказать, а можно и на опыт сослаться. Док этих минных полей в жизни сотнями перевидал. Он бы и тогда заметил, если бы не дневной переход и гребаная жара, от которой мозги плавились. Глаза увидели подозрительное, а вот голова четко не сработала. Зато во сне подсознание перелопатило имеющуюся информацию, и забило в тревожный колокол. Понимаете, о чем я? С нашими снами тоже не все так просто. Помните автомойку на Тихвинской?

     - Когда девушка кишками наружу висела? - тут же уточнил я, и поежился, представив неприятную картину. Потроха, натянутые под потолком, пульсирующие и блестящие, словно намазанные маслом. Худое тельце, болтающееся под ними - жуть.

     - Оно самое, Малой. А помнишь, как ты тело обнаружил? Что больше всего подозрительным показалось?

     Ну и спросил Василий Иванович… Мне тогда всюду подозрительное мерещилось. Уж больно место нехорошее, с ожившими тенями по углам. Но от одной детали обстановки веяло особенной жутью.

     - Дверь там была, под лестницей, а на пороге лужа крови, - вспомнил я.

     - Не понимаю, к чему вы ведете, - вмешалась в диалог учительница.

     - А к тому, уважаемая Диана Ильязовна, что дверцу эту я и в реальности видел, краешком глаза. Особого внимания не обратил, полностью поглощенный предстоящей встречей, а вот подсознание мое заметило, и после выдало картинку во сне.

     - И что же такое вы там увидели?

     - Диана Ильязовна, вы вообще слушаете? – Василий Иванович вынужден был повысить голос, не справившись с волной раздражения. - Я же объясняю, неосознанно все вышло.

     - Как это удобно, списать все на неосознанность.

     Зачем она его провоцирует? Задалась целью вывести из равновесия, чтобы… Чтобы что? Я осторожно посмотрел в сторону Василия Ивановича, так и не присевшего на диван. Он стоял, опершись одной рукой о столешницу, а в другой держал кружку с кипятком.

     - Вы говорите, что ваше подсознание заметило подозрительное, но тогда причем здесь Никита? – задалась вопросом Диана Ильязовна и тут же сама ответила на него. – Ах да, это же кооперативный сон, один на двоих. Забавно получается, наяву на дверь внимание не обратили и во сне подсказку проморгали. Экий вы невнимательный человек, Василий Иванович.

     Кружка с грохотом опустилась на столешницу. Сидящая напротив учительница вздрогнула, в глазах промелькнул страх. Лишь на мгновенье и снова это самоуверенное, нахальное выражение лица. Уголки губ чуть дрогнули, изображая насмешливую улыбку.

     - Знаете что…, - процедил сквозь зубы Василий Иванович.

     - Что? – молодая учительница с вызовом уставилась на него, а я заерзал, испытывая крайнюю неловкость. В воздухе отчетливое запахло озоном, еще немного и посыпятся искры, а там и до разряда молнии недалеко, но уборщик неожиданно отступил. Опустив глаза, он привычным жестом хлопнул по коленке, поправив протез. После чего оторвался от стола и захромал в сторону выхода.

     На самом пороге Василий Иванович остановился, бросив короткое:

     - Капсулы больше не включайте… будьте так любезны.

     И скрылся из виду. Только шаги отдавались тяжелым эхом в пустующем классе.

     Я посмотрел на стол, где все еще стояла дымящаяся кружка, и перевел взгляд на Диану Ильязовну. Из той словно стержень вынули: плечи опустились, а некогда нахальное выражение лицо сменилось на безразличное… наверное. Не знаю, как правильно трактовать те эмоции, что сейчас она испытывала. Была бы здесь наша классуха, Галина Николаевна, она бы выдала полный расклад. Или тот же самый Василий Иванович, который одним емким, порою матерным словом, мог описать состояние человека. Возможно, это и есть жизненный опыт. Я же таковым не обладал, потому и спросил:

     - А как же собрание? Нам нужно обсудить ряд вопросов.

     - Никита, выйди пожалуйста.

     - Я тут кое-какие мысли набросал в блокноте, посмотрите вот здесь. Пять основных пунктов…

     - Никита, за дверь!

     Что-то в голосе Дианы Ильязовны заставило подскочить, словно ужаленного, схватить портфель и выбежать из подсобки. Последнее, что я запомнил – дрогнувшую нижнюю губу на казавшемся безразличном лице.

     

     Ох уж эти взрослые, играющие в сложные чувства… В очередной раз все пошло наперекосяк. Дурацкий год и заканчивался по-дурацки.

      Сначала этот конфликт между Василием Ивановичем и Дианой Ильязовной. Хотя, какой там конфликт, он даже на ссору толком не тянул: никто не орал, не грозил, не впадал в бешенство. Они все также мило здоровались и общались при встрече, но между ними словно черная кошка пробежала. Что-то невидимое, что-то такое, чему объяснение дать не могу.

     - Василий Иванович, а что с открытием делать? – спросил я уборщика, когда завалился в подсобку в последний учебный день.

     - Закрой.

     - Василий Иванович, я серьезно - мы стоим на грани великого научного открытия. Только представьте, что станется с человеческой цивилизацией, если она научится коммуницировать с помощью силы мысли. Кооперативные сны – всего лишь первый шаг, который позволит связать два сознания.

     - Малой, поверь моему опыту, на грани лучше не стоять.

     - Но…

     - Потом.

     - Издеваетесь?! Когда потом? В январе, а может быть сразу в марте? Василий Иванович, мы и так кучу времени угробили из-за ваших с Сарбаевой споров.

     Я много чего хотел сказать: и про то, что нашли время, и про неуместность выяснения отношений на фоне настоящего научного чуда. Но мохнатые брови-гусеницы уборщика поползли вниз, и я понял - данную тему лучше не развивать.

     И без того плохое настроение было окончательно испорчено выпуском вечерних новостей.

     Придя домой, я закинул портфель в угол и включил телевизор. В колонках моментально завыла сирена. Проблесковые маячки пожарных машин и полиции, столб клубящегося дыма, безэмоциональный голос диктора, вещающего на заднем фоне. Вчера фанатики напали на очередной автовоз, перевозящий серию машин, работающих на новом атомарном двигателе. Избили водителя, а груз облили бензином и подожгли.

     Люди совсем рехнулись, считая, что теперь любая автомобильная авария будет эквивалента взрыву маленькой водородной бомбы. И сколько бы ученые не выступали с разъяснительными лекциями, сколько бы научно-документальных фильмов не выходило – бесполезно. Часть общества отказывалась принимать чудо инженерной мысли.

     Государство суть есть зло, оно хочет нашей смерти и все тут. А если логически задуматься, какой ему в этом смысл? Зачем сокращать и без того невеликую численность страны? Правительство который год бьется за показатели рождаемости, оформляет доплаты, социальные льготы – лишь бы детей производили. И тут – бац водородная бомба в миниатюре. Нахрена, спрашивается?

     Фанатики разумного ответа на сей вопрос не давали - правительство и все тут. Лет двадцать назад прошел слух, что экспериментальное лекарство от рака заставляет клетки организма мутировать, превращая человека в подобие животного, неспособного контролировать низменные инстинкты. Короче, сказки про оборотня на новый лад. И если бы дело ограничилось только слухами.

     Бедолаг, пытающихся излечиться с помощью нового средства, убивали, сжигали на кострах, вешали и отрубали головы. Люди сходили с ума целыми поселками - началась самая настоящая охота на ведьм. Стоило пасть скоту или пропасть ребенку и толпа рассерженных жителей, выходила на улицы с охотничьими ружьями, вилами и топорами, в поисках виноватого. А кто у нас виноват, а вон Тимофеев из восьмого дома на Краснопольской. Целый год химиотерапию проходил. В последнее время заметно посвежел, и волосы выпадать перестали. Не иначе, на новое лекарство перешел, хлебнув свежей кровушки. Ату его…

     Только жесткие меры, предпринятые силовыми органами, позволили остановить волну зарождающейся истерии. Состоялась череда крупных судебных процессов, в ходе которых сотни людей оказались за решеткой. Активистам так и вовсе дали пожизненное без права на условно-досрочное освобождение. Шестнадцать человек из сети, шестнадцать апостолов нового информационного века мракобесия, большей частью врачи. Люди образованные, которым сам бог велел нести просвещение в массы, а не призывать к убийствам и сожжению.

     Нет у человечества шанса, ни малейшего – полная деградация. Лет сто назад мечтали об освоении космоса, грезили пилотируемыми полетами на Марс, а сейчас сотовые в фольгу заворачиваем на ночь, чтобы опасное излучение от 6G не разрушило клетки мозга… Было бы что разрушать. Мир окончательно вступил в эпоху регресса.

     На этом плохие новости не закончились. Пришедшая с работы мать категорически отказалась отпускать меня в ранее запланированную поездку. Я уже и путевки присмотрел на сайте, и острова изучил вдоль и поперек, где предстояло провести целую неделю каникул: ночные клубы, пиво в запотевших бокалах и коктейли на пляже в придачу с грудастыми девчонками. Все что нужно нормальному пацану от жизни. И вдруг…

     - У тебя ЕГЭ на носу, - мотивировала мать свое решение. – Лучше об учебе думай, а острова твои никуда не денутся, подождут.

     Да срать я хотел на ЕГЭ. В кои-то веки имелись деньги: спасибо Маяку и ранее установленному рекорду. И что теперь прикажете, дома сидеть? Все равно без письменного разрешения родительницы заграницу не выпустят. Дурацкие законы, и кто их только придумал? Образ грудастых девчонок на фоне синего океана окончательно померк.

     - Ты… ты все испортила! Из-за тебя, как полный придурок, буду один Новый год встречать! – в порыве гнева прокричал я матери.

     - Почему один? Поехали вместе со мною к тете Ларисе, там и баня будет и фейерверк купили. Заодно поможешь шашлыки пожарить.

     Фейерверк они купили, зае…сь перспектива. Вместо лазурного залива и вида на скалистые горы - унылый деревенский пейзаж, а вместо загорелых подтянутых девчонок - расплывшаяся от жира Полиночка. Та самая Полиночка, к которой сватали второй год, и которая отталкивала даже не весом, а кислым выражением лица. «Вы все говно» – читалось во взгляде потенциальной невесты. И кому только в голову пришло, считать толстяков наидобрейшими людьми?

     Окончательно разругавшись с матерью, я закрылся в собственной комнате. Взяв в руки телефон, принялся листать книгу контактов. Праздник необходимо было спасать. Терпеть не мог навязываться и попрошайничать, но другой возможности, как упасть кому-то на хвост, я не видел.

     Аброся, Амир, Вовчик-футбол – имена в алфавитном порядке мелькали перед глазами. И кому звонить? Раньше подобными вопросами не задавался, потому как был Костик и была Олька. Мы всегда отмечали вместе, а теперь? Нет, для них ничего не изменилось, они по-прежнему будут отмечать сообща, только вот я остался за бортом.

     Кому… кому же звонить? Димону Зонтикову с дома напротив? Так мы с ним который год не общаемся: дежурные «привет-пока» при встрече. Да и компания у него давно своя, в которой никого не знаю.

     Тоха Замятин? Тот самый Тоха, с которым разругался и который заявил, что я пацанов на бабу променял? А ведь так оно, по сути, и было: когда с Олькой начал встречаться, многие контакты оборвал, ну или свел общение к минимуму. Дворовые пацаны ушли в прошлое, стоило появится любимой девушке. И вот теперь пожинаю горькие плоды.

     Скользнув пальцем по экрану, добрался до фамилии Соломатин. Кто бы мог подумать еще полгода назад, что буду встречать праздник в компании заклятого врага. И вот угораздило…

     Нажав кнопку вызова, несколько секунд слушал длинные гудки. А потом эфир наполнился звуками толпы, заиграла рождественская мелодия на заднем фоне.

     - Да, - судя по напряженному голосу Дюша был занят. Так оно в итоге и оказалось: товарищ докупал спиртного к праздничному столу.

     - Мы с Пашком отмечать будем, ну еще пара пацанов из секции, - ответил он на вопрос о ближайших планах.

     - Мужской компанией?

     - Обижаешь, у нас девчонки. Помнишь Кристинку?

     Ту самую неуловимую девушку с большим размером груди? Ради которой отказались от Ауры и двинули на школьную дискотеку? Такую хрен забудешь, точнее обстоятельства, сопутствовавшие той ночи.

     - Никитос, а ты чё? Где и с кем?

     На столь незамысловатый вопрос не нашелся, что ответить. Казалось бы, чего проще, рассказать про сорвавшиеся планы, но вместо этого начал блеять и мекать. Дюша понял меня правильно, поэтому предложил:

     - Синица, а давай к нам. Мы на квартире отмечать будем. У Паштета родители на праздники укатили - хата свободная. Кристинка с подружками обещалась прийти, вроде с симпотными. Посидим, потрещим, коньячку с водочкой выпьем.

     От одних только воспоминаний про коньяк к горлу подкатил тошнотворный ком.

     - Придешь?

     И я отказался… Дело вовсе не в выпивке – в конце концов бухать никто не заставлял, дело добровольное. Просто… просто отказался и все тут.

     В итоге Новый год встретил в полном одиночестве, с полуторалитровой бутылкой Байкала и отключенным телефоном на столе. Обиженный и злой на весь мир, а больше всего на себя самого, за то что дошел до ситуации такой, когда ни друзей, ни подруг, одна лишь серая хмарь за окном. Хоть бы снег что ли выпал…

     

     Три дня не выходил из квартиры. Три дня ел салат оливье, вареную картошку с курицей и жалел себя. Играл в приставку, обпиваясь газировкой до умопомрачения, а на четвертый день в дверь позвонили. Открывать не хотелось, но звонили столь долго и упорно, что пришлось отрывать сонное тело от дивана.

     - Ты чего трубку не берешь? - на пороге стоял Дюша.

     - Я это…

     - Вот и видно, что это, - не став дослушивать, Соломатин переступил через порог, а следом за ним ввалился Паштет.

     - Здаров, - улыбнулся он в неполные тридцать два зуба.

     - Гуд морнинг, - приветствовал я Пашку на его любимом языке. Улыбка парня моментально испарилась.

     - Никитос, какой морнинг, ты в окно смотрел? На дворе пятый час вечера, - Дюша подозрительно звякнул содержимым пакета. – Один?

     Молча кивнул.

     - Внутрь пропустишь, или так и будем на пороге стоять?

     Я подвинулся, давая пацана возможность скинуть обувь и куртки. Пока относил пакеты на кухню, гости осваивались на новом месте. Пашка ушел мыть руки, а Дюша заглянул в гостиную.

     - Да-а, весело у тебя тут, - донеслось из комнаты, - зажигаешь по полной программе. Ты бы хоть гирлянду к празднику повесил.

     - До лампочки, - парировал я высказывание товарища. Открыл принесенные пакеты и убедился, что пацаны приготовились к пивной вечеринке: шесть литров светлого Жигулевского и многочисленная закуска. Не обошлось без сушеной рыбки и столь любимых Дюшей козюлек.

     Стоило достать упаковку последних, как в ванной громко высморкались, а потом со вкусом отхаркнули.

     - Паштет, надеюсь ты не заразный?

     - Обижаешь, - довольный Пашка выбрался из ванны, - я еще перед Новым годом горло водочкой подлечил.

     Вот ведь у человека железный желудок: я после попойки в баре на крепкие напитки смотреть не мог, а этому хоть бы хны. Судя по счастливой улыбке, Бурмистров пил четвертый день кряду и ни капельки об этом не жалел.

     - Пашка, ты же спортсмен, - укорил я одноклассника.

     - А что, спортсмены не люди? У меня восьмого числа первая тренировка, надо успеть оторваться.

     У Бурмистрова были понятия об отдыхе, но не мне его упрекать, потому как сам только и делал, что спал, да в приставку резался.

     Мы разложились на столе в гостиной и усевшись, кому где удобнее, принялись болтать о всяком разном. Хорошие посиделки вышли, душевные. Пацаны принялись рассказывать о том, как встретили Новый год. Пашка хвалился, как до последнего держал китайский фейерверк и даже показал ожог на ладони, а Дюша поделился неудачами на личном фронте. Кристинка оказалась девчонкой с характером, и все намеки восприняла с прохладцей. Шикарную грудь не показала, да и в целом дала понять, что рассчитывает на серьезные отношения, а все эти обжимания по углам не для нее. Мол, ты сначала поухаживай красиво: цветы подари, в приличный ресторан своди, и только тогда подумаю, подпускать тебя к телу или нет. Разумеется, Дюшу столь отдаленные перспективы не устраивали: ему хотелось здесь и сейчас. Да и обзаводится геморроем в виде постоянной подруги приятель не планировал.

     - Еще бы девчонка нормальная была, - высказался он по данному поводу, - а то гонора на пятерых хватит.

     - Мне тоже простые нравятся, - не удержался Пашка от комментариев. - Вона, как твоя рыжая была, без лишних заморочек. Ты Королькову поди месяцами не окучивал, сразу дала.

     Дала… и как позже выяснилось, не мне одному. От одних только воспоминаний о бывшей внутри стало тошно. А еще более муторно было от того, что обсуждали Ольку в таком вот контексте. Ту самую Ольку, за которую еще летом готов был любому морду набить.

     - Она не моя, - сухо выдавил я, а Дюша заехал Бурмистрову локтем в бок.

     - А че сразу начинается? - не понял тот.

     - Ты сначала свою бабу заведи, а потом обсуждай с пацанами.

     - Так они же расстались давно.

     Что на это ответил Дюша, я не услышал. Вновь зазвучала заливистая трель звонка: пришлось вставать и идти открывать. Кого нелегкая принесла? Мамку так рано не ждал: родительница планировала остаться у гостеприимной тети Ларисы вплоть до Рождества. Чужих тоже быть не должно, потому как без предварительного согласования с консьержем, двери в подъезд не открывались. Но то в теории, а на практике сладкую парочку, что сейчас сидела в гостиной, каким-то образом пропустили. Опять поди баба Нина – добрая душа, дежурит.

     Я глянул в глазок и оторопел, увидев вытянутое лицо Агнешки. А она что здесь забыла? Последний раз друг к другу в гости в шестом классе ходили, когда будущая звезда волейбольной сборной пацанкой была. Носила короткую стрижку, вечно драные джинсы и подарочную кепку с надписью: Космо «2065». А еще она ловко плевалась сквозь щербинку в зубах, материлась, как рыночная торговка, и могла заехать промеж глаз любому, выразившему сомнение в ее ориентации. Прошли годы, и нескладная фигурка, больше всего напоминающая плоскую доску, обрела положенные формы. На смену ежику пришли длинные волосы, верхний ряд зубов выправили брекеты, а синяя кепка канула в небытие.

     Что у Ковальски осталось из прошлого, так это неуемный боевой характер. Она и сейчас могла любому промеж глаз засветить, дай только повод.

     Стоило открыть дверь, как девушка, оттеснив меня с порога, буквально влетела в прихожую. Цепким взор изучив весящую на крючках одежду, заключила:

     - Соломатин здесь, и дурачок наш тоже.

     - А че сразу дурачок? – послышалось обиженное Пашкино из гостиной.

     - Потому что только дурачки разгуливают зимою в летней обуви.

     В защиту Пашки можно было сказать, что зима вышла так себе: и не зима вовсе, а слякотная осень. На дворе начало января, а особо устойчивые до сих в легких куртка ходят с непокрытой головой.

     - Давно не болел Бурмистров, или маме твоей позвонить? - продолжала отчитывать парня Агнешка.

     Пашка услышав волшебное слово «мама», спорить не стал.

     Я уже хотел было закрыть дверь за гостьей, но тут выяснилось, что Ковальски пришла не одна – следом в квартиру ввалилась целая делегация. Сначала Копытин в красной шапочке Деда Мороза проорал прямо в лицо:

     - С Новым тебя, Синица!

     Потом Кузька сунул ладонь поздороваться. Впопыхах наступил на ногу, толкнул Копытина в спину, после чего завершил выступление, ударив содержимым пакета о стенку прихожей. Внутри жалобно звякнуло.

     - Ребята, заберите у него сумки, пока не переколотил все, - всполошилась Агнешка и тут же всучила мне пальто: мол давай, Синицын, ухаживай за девушками. Выросла Ковальски, совсем дамой стала.

     Я накинул на плечики верхнюю одежду, пахнущую духами и сыростью, а когда обернулся, то замер от неожиданности. На пороге стояла еще одна гостья… Враг в самом сердце, в святая святых – в моей квартире! Ее Величество ледяная королева пожаловала собственной персоной.

     Пивной хмель мигом улетучился, а от ощущения грядущих неприятностей неприятно засосало под ложечкой. Я сплю, это дурной сон. Диана Ильязовна снова включила капсулы и нас с Василием Ивановичем утянуло в очередной кошмар. Сейчас из всех углов полезут агрессивные твари, а порог переступит Щелкунчик с вечно клацающей челюстью.

     - Синица, чего застыл, - пихнула меня в бок Агнешка, – помоги гостье раздеться.

     Будь моя воля, с удовольствием бы помог… спустить стерву с лестницы. Может пока не поздно, выгнать Мариночку взашей?

     Молча изучаю притихшую девушку. Стоит, словно невинная овечка, агнец на заклании - скромно потупив взор. Вот сейчас злой Синицын откроет рот и начнет орать, тем самым выставив себя окончательным придурком перед одноклассниками. Псих, несдержанная истеричка…

     - Счастливого Нового Года, - мелодичным голоском пропела Володина.

     - И вас с наступившим, - жизнерадостно произнес я, растягивая губы в улыбке. Добро пожаловать в мою берлогу, тварь…

     

     Часы показывали одиннадцать вечера, а гости и не думали расходится. Освоились на новом месте и разместились кто где мог: полулежа на диванчике, с ногами на мягком кресле или облокотившись о стол, с пивной кружкой в руках и остатками сухой рыбы в тарелке. Мы пили, ели и лениво переговаривались под работающий на заднем фоне телевизор. За четыре дня народ порядком устал от праздников, поэтому хотелось вот так вот просто посидеть в кругу своих, и поболтать о всяком разном. Только своих ли?

     Как я и предполагал, Агнешка пришла мириться. Посчитала, что введенных санкций против Синицина было достаточно, пора и пряники доставать. А я что, я не против. За несколько дней вынужденного одиночества успел соскучиться по общению. Да и чего греха таить, по ребятам тоже. По неугомонному Кузьке, по поехавшему на фоне поиска второй половинки Копытину, даже по Дюше с Пашкой. По всем кроме одной единственной… И эта одна сидела и благоразумно помалкивала, посему процесс примирения прошел без эксцессов.

     Агнешка произнесла бодрую речь, в духе капитана команды о том, что мы росли плечом к плечу и поэтому должны – нет, просто обязаны сплотиться и выступить единым целым. О том, что последний год вместе, а дальше разбежимся и может быть никогда больше не увидимся. Поэтому все – харэ, зарываем топор войны, а тому, кто попробует откопать, лично башку оторвет.

     Что и говорить, Ковальски могла. Даром что ли все детство во дворах с мальчишками проторчала. Хоть и появились на лице следы косметики, а в ушах сережки, бурное прошлое не отпускало: то зарвавшемуся восьмикласснику даст пендаля, то Сашку-борца трехэтажным матом покроет, а то и на подоконник с ногами заберется, сделав цвет трусиков достоянием общественности. «Засветы» у капитанши волейбольной сборной случались постоянно.

     Вот и сейчас девушка уселась на кресло в позе лотоса. На ногах были джинсы, поэтому очередной демонстрации нижнего белья не случилось. Но Агнешка, не была бы Агнешкой, если бы не задрала кофту до самого бюстгальтера, демонстрируя всем желающим плоский животик.

     - Нажралась, - сообщила она довольным голосом и погладила район пупка ладонью. Мужская часть коллектива подозрительно притихла - все, кроме Пашки-Паштета, хлопнувшего пустой кружкой по стулу. Кажется, Бурмистров решил влить в себя всё спиртное, находящееся в радиусе полуметра: начиная от пива и заканчивая водкой. При этом до сих пор умудрялся держаться на ногах.

     На все советы притормозить коней, он неизменно отвечал:

     - Восьмого числа первая тренька.

     Словно это была та самая граница, до которого надо успеть, иначе потом поздно будет. Вот Пашка и старался изо всех сил, беспрестанно жуя и что-то глотая. Он и «Байкал» мой выдул, который я по глупости поставил рядом с ним. Еще и козюльками закусил, отрыгнув в придачу. А потом была водка, пиво и снова водка…

     Не зря говорят, хочешь узнать человека, напои его. Сашка-боксер и трезвый был уродом, а по пьяни так и вовсе превращался в дерьмо: вечно лез на рожон, создавая проблемы окружающим. Пашка же любил всех вокруг и смотрел на мир наивным взглядом младенца. Даже внезапный стриптиз от одноклассницы не смог нарушить его внутренней гармонии. Не было женщин, не было мужчин – гендерных различий не существовало вовсе: все люди братья, с которыми можно обниматься, и которых нужно хлопать по плечу. Он и Володиной заехал по спине из-за доброты душевной. Та аж вздрогнула от неожиданности и на всякий случай отсела подальше от впавшего в миролюбие Паштета.

     Ледяная королева вела себя на редкость тихо: в общем разговоре не участвовала, практически ничего не ела, а вино в ее бокале за время посиделок обновлялось лишь раз.

     Я все это время следил за ней, ожидая подвоха, но так и не смог заметить ничего подозрительного: ни малейшего намека на хитрую комбинацию, разыгрываемую ее величеством. Некогда яркая особа превратилась в невидимку.

     Настолько невидимую, что рассосались даже ее ухажеры. Копытин через час устал от роли верного пажа: пересел к Паштету и на пару с ним принялся употреблять водку. Кузька продержался чуть дольше, но и он не смог высидеть на месте, когда увидел, что я таскаю грязную посуду со стола - домовитость у парня в генах. Перемыл тарелки, сгонял в ближайший магазин за закончившимся спиртным и заодно вынес мусор. Не был бы Кузька мужиком, женился не раздумывая.

     Некоторым барышням стоило поучиться подобной хозяйственности, а то только и были способны, что в кресле лежать, да пупок наглаживать. Я собирался заявить об этом прямо, но когда вернулся с мокрым после дождя Кузьмой в гостиную, девушек не обнаружил.

     Заметив мой напряженной взгляд, Дюшес кивнул в сторону балкона. Не понял… Полный нехороших подозрений, двинулся в указанном направлении. Еще неизвестно, какой компромат Володина сможет откапать в закромах. Была там у меня припрятана коллекция глянцевых порножурналов, кое-какие игры с рейтингом 21 плюс, ну и так по мелочи, вроде машинок и солдатиков, в которые уже давно не играл, но которые рука не поднималась выбросить.

     Не дойдя до порога буквально пары шагов, услышал смех: мелодичные трели Володиной заглушал громкий, отрывистый гогот Ковальски. Перед глазами возник образ извлеченного из коробки и выставленного на посмешище плюшевого зайца, с которым когда-то давно спал в обнимку. Словно ножом ударили в сердце, по самому сокровенному.

     В ожидании наихудшего, распахнул дверь и увидел две головы, склонившееся над фотоальбомом. Маринка слушала, а Агнешка водила пальцем по большому снимку, с трудом выговаривая слова из-за попавших в горло смешинок:

     - Смотри, какой щекастый. Угадала, кто это?

     - Спиридонов?

     - Не-а… Посмотри на цвет волос.

     - Дамир? Дамир?! Да ладно, я бы сроду не узнала. Так на пупса похож.

     И снова веселый смех. Агнешка тычет пальцем в соседнее фото:

     - А сюда посмотри, как лохмы торчат…

     - Кузька совсем не изменился, вылитый домовенок, - удивляется Маринка и вдруг замолкает, заметив меня.

     - О, Кит пожаловал, - отреагировала Агнешка на мое появление, - а мы старые фотки смотрим. Здесь все такие смешные.

     - Ковальски, тебя в детстве родители не учили, что брать чужое без спроса нехорошо?

     - Никит, ну чего ты пылишь. Здесь все свои.

     Хотел я рассказать про то, какие они свои, особенно вон та, что слева сидит, но вовремя остановился, вспомнив о твердом решении на провокации не поддаваться. Синицын сегодня выдержанный и спокойный, а еще прочный и надежный, как вольфрамовый сплав. Хрен кто сегодня из равновесия выведет.

     - Давай вместе посмотрим, - Агнешка хлопнула ладонью, приглашая сесть рядом.

     Балкон у нас был капитальный и настолько теплый, что мать круглогодично выращивала растения. Имелось даже карликовое апельсиновое дерево с на редкость кислыми плодами. Над окном в гостиную висел целый ящик с лианой. Длинные вьюнки практически полностью закрывали обзор, подменяя собою шторки.

     Помимо чисто декоративных растений, со странными латинскими названиями, были и те, что носили вполне прикладной характер: та же петрушка или тимьян, шедший приправой к борщу. Правда по зиме многое увядало, но и того, что оставалось, хватало с лихвой, чтобы почувствовать забытое дыхание лета.

     Едва не зацепив макушкой свисающий с потолка горшок, я втиснулся в узкое пространство между Агнешкой и подлокотником дивана. Получилось с трудом, даже пришлось закинуть руку на кожаную спинку, чтобы хоть как-то разместить плечи.

     - А это мы в шестом классе, - заявила Ковальски, перелистнув очередную страницу. С глянцевого снимка на меня уставились знакомые лица. Мальчики в чистых костюмчиках, девочки в жилетках и юбочках, все причесанные и прилизанные (не считая Кузьмы), замученные фотографом и Галиной Николаевной. Кто-то весело улыбался, находя забавным даже столь скучный процесс, как фотографирование, а кто-то хмурился, недовольный официозом. Нас с Костяном, как самых длинных, загнали в последний ряд. Два вечных кореша, два друга детства даже на фотографии стояли вместе. Был там и Дюша – уральский, но еще не богатырь. Он только через два года попрет вширь, пока же был худым и тощим, с забавно торчащими ушами. Классуха заведомо развела нас по разным сторонам, памятуя о вечном противостоянии.

     - Здесь вы уже взрослые, я многих узнаю, - задумчиво произнесла Маринка. И тут же острым ноготком указала в нижний левый угол - А это кто?

     Пухленькая девчушка с большими бантами сидела с краю. Опершись ладошками о колени, она во все глаза смотрела в объектив, в ожидании настоящего чуда: вылетевшей птички или волшебного единорога. Такой я ее и запомнил, немножечко дикой и странной, не от мира сего, но при этом очень доброй и честной, несмотря на все то дерьмо, что творилось вокруг. Ей здорово доставалось, то ли из-за лишнего веса, то ли из-за особенностей характера. Травили Дашку все кому не лень, особенно усердствовал Дюша с дружками. Я даже не был уверен, что они знали ее настоящее имя. Вечно дразнили жирной коровой и свиноматкой.

     - Эта? - Агнешка наморщила лоб, пытаясь вспомнить одноклассницу. – Дашка Топольницкая… В шестом классе перевелась: уехала в другой город и ни духу, ни слуху. Но про нее тебе лучше Синицын расскажет.

      «Синицын расскажет» - что за ехидный голосок… Сроду в арсенале Ковальски таких интонаций не водилось и вдруг вылезло наружу. Я почувствовал на себе внимательный взгляд Агнешки, а после и Мариночка соизволила поднять очи.

     - Не о чем здесь говорить, - пробурчал я и протянул руку перевернуть страницу. Зря поспешил, потому как на следующих снимках снова была Дашка, точнее мы вдвоем. Это Костян нас сфоткал, когда тусовались на квартире. Я бы сроду этот снимок не напечатал, а вот Дашке он отчего-то понравился. Может, потому что один из немногих, где мы были только вдвоем.

     На оборотной стороне фотокарточки имелось любовное послание с сердечком. Выведенное каллиграфическим подчерком с вензелями и завитушками, с положенной подписью и датой в конце. Единственное, что осталось на память от первых отношений. А я ей так ничего и не написал… Только подарил дешевую безделушку, купленную по случаю в торговом центре на распродаже. Колечко из неизвестного металла, болтающееся даже на ее пухлых пальцах. Дешевская бижутерия - ерунда, одним словом, но Дашка выглядела счастливой. Продела кольцо через веревочку и носила на шее, словно великую ценность. Что взять с девчонок, любят они всякие финтифлюшки, порою придавая им куда большее значение, чем стоит.

     - Вы встречались? – догадалась Маринка. Ледяная принцесса была на редкость сообразительной стервой.

     - Вы с ней встречались, – повторила она снова, на этот раз утверждая, а не спрашивая. - Но она же толстая?

     Эмаль скрипнула на зубах. Я почувствовал, как острый локоток Агнешки уперся в бок.

     - Сама ты…

     Чужая кость болезненно вдавилась в межреберное пространство, мешая нормально дышать. Ковальски, да чтоб тебя…

     - Марин, лучше не поднимай эту тему, - произнесла соседка легко и непринужденно, не сбавляя усилий. Локоток острым шипом впился в мое тело.

     - Столько красивых девчонок в классе, почему выбор пал именно на нее? Она же, она…

     Вот только попробуй сказать жирная, и лично с лестницы спущу.

     - … нестандартной внешности, - смягчила оборот Володина. – Да, лицо милое, но фигурка…

     - Мы в классе тоже задавались этим вопросом, но ты же знаешь Синицына, он у нас упертый… Может только из одной вредности с ней и встречался, назло остальным, чтобы был повод подраться.

     - А ты хотела, чтобы я вместе с остальными ее травил? – сорвалось у меня с языка.

     Давление на ребра ослабло. Агнешка перевернула страницу, но легче от этого не стало. С большого снимка на нас смотрела огненно-рыжая Олька, тогда еще моя Олька. В глазах пляшут бесенята, а красный, облупившийся после загара нос, был усыпан веснушками.

     Вот ведь… неприятность: фотки из телефона почистил, а про альбом забыл. Так редко в него заглядывал, что даже мысль в голову не пришла.

     Ковальски быстро перевернула страницу – и там Олька, и на следующей тоже. Только на четвертом развороте пошли общие снимки из столовой, из кабинета труда и спортивного зала.

     Хреновой была идея, посмотреть фотоальбом и вспомнить прошлое. Наконец, до Агнешки это дошло, но листать страницы девушка не перестала: то ли сыграла свою роль упертость, про которую она так любила рассказывать, то ли извечное женское любопытство. Только не было здесь никакого компромата – одна лишь память, бередящая старые раны.

     Я уже думал забрать альбом из цепких девичьих пальцев, как вдруг заиграла музыка: модный танцевальный хит, из числа тех, что вечно крутят по радио. Длинноногая Ковальски соскочила с дивана и протянув руку, схватила сотовый, лежащий на подоконнике. Недовольно поморщилась, прочитав имя абонента, но кнопку отмены не нажала. Напротив, поднесла аппарат к уху и вышла в гостиную. Из комнаты послышался ее раздраженный голос:

     - Да, слушаю… Да, с друзьями и что? Нет, не знаю, когда буду и отчитываться не собираюсь…

     Может мама звонила, а может ухажер появился. А что, Агнешка девчонка видная – целый капитан школьной сборной по волейболу. Красивые ровные ноги от ушей и попа с орешек, пока Спиридонов тормозит, уведут барышню.

     Воспользовавшись случаем, я с громким хлопком закрыл брошенный на диван фотоальбом - хватит на сегодня воспоминаний.

     Рассчитывал, что Володина последует за подругой, но девушка продолжила сидеть. Ровная спинка, идеальный профиль лица – с такой скульптуру лепить или портрет писать. Внешность у мадам яркая, только вот содержимое подкачало.

     - Ты ее любил? - вдруг задала она свой вопрос. Ресничками хлоп-хлоп, и глаза такие невинные, что у кутенка, насравшего под кроватью.

      «А какое твое собачье дело», - хотелось ответить, но я вовремя вспомнил о принятом решении играть в милого мальчика. Поэтому собрав волю в кулак, выдавил улыбку, и как можно более спокойно ответил:

     - Лучше сама у нее спроси.

     - Я бы спросила, если бы могла.

     Стоп, не понял… Она сейчас что, не про Ольку?

     - Меня твоя первая любовь интересует, - подтвердила Володина мою догадку, - кажется, ее Дашей звали. Очень любопытный выбор и, признаться, неожиданный. Внешность девушки выходит за рамки общепринятых стандартов красоты, и это еще мягко сказано. Что тебя в ней привлекло: характер, толстые ляжки или возможность подержаться за грудь.

     Сука, выводит… прямо и без затей, но мы же решили, что сегодня хорошие. Поэтому продолжаем улыбаться.

     - Чего тебе нужно?

     Володина изучала меня, чуть наклонив голову. Так хищник рассматривает добычу, внезапно решившую дать отпор. Что, Мариночка, не ожидала? Думала довести вечер до скандала, и в очередной раз выставить дурачком? А вот не выйдет, Никита Синицын сегодня кремень.

     - Отвечать вопросом на вопрос, - задумчиво произнесла она, - ничего не ново под луной, а впрочем, вполне справедливо… Давай договоримся так: каждый из нас задает по одному вопросу и отвечает «да или нет», но только честно. Как тебе такой вариант?

     - Честно? - не выдержав, я хмыкнул. - А кто проверит эту самую честность? Детектора лжи под рукой нет, поэтому можно сочинить, все что душе угодно.

     - Можно, - подтвердила девушка, – но согласись, это будет не интересно. В любой игре должны быть правила, иначе какой в ней смысл?

     Ваше величество о правилах заговорило, надо же…

     - Ответ ограничен только двумя словами: «да» или «нет». Запомнил?

     - Куда уж проще, - пробурчал я. – А ограничения по теме вопросов?

     - Никаких… Спрашивай, все что захочется, - губы девушки дрогнули, изображая улыбку. - Ну так как, отважишься сразиться с хрупкой девой, о юный рыцарь?

     Сразиться с гребаной «манипуляторшей», у которой просто так ничего не бывает? В чем подвох, Марина?

     Вглядываюсь в лицо девушки, пытаясь найти ключ к разгадке. Взгляд скользит по идеально гладкому лбу, по переносице, по складкам век и линии рта – нет, это бессмысленно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице - застывшая ледяная маска.

     Это все неспроста, тут должен быть подвох, какой-то скрытый смысл… смысл. С другой стороны, а чего я теряю? Что такого сверхважного она сможет узнать из одного вопроса?

     - Боишься меня, о юный рыцарь? Поверь, напрасно, я всего лишь невинная хрупкая девушка.

      «Сука ты, а не невинная девушка».

     - Уступите право первого хода прекрасной даме?

     Поразмыслив пару секунд, я кивнул головой в знак согласия.

     - Валяй.

     - О, сколь великодушно… гранд мерси, отважный рыцарь. Тогда повторю свой вопрос: ты её любил? Ту толстушку из фотоальбома?

     В воздухе повис легкий цитрусовый аромат: то ли от мандаринки, которую Агнешка очистила и съела прямо на балконе, то ли от апельсинового дерева, что давно отцвело, по причине зимы. Запах приятно щекотал ноздри, напоминая о недавно ушедшем лете, а еще об островах и развесистых пальмах на пляже, куда меня так и не пустили.

     - Почему молчим, о юный рыцарь?

     - Не понимаю.

     - Да или нет.

     - Какой тебе в том прок?

     - Так да или нет?

     - Ерунда какая-то, - пробормотал я растерянно. Первоначально решил, что вопрос был задан из пустого любопытства, но уж слишком настойчива Володина в своем интересе. Что это, обыкновенная попытка подразнить или здесь скрыто нечто большее?

     - Ты согласился на правила игры, а теперь включил заднюю?

     - Я не знаю…

     - Только да или нет, третьего не дано.

     - Да подожди ты, не дави… Тоже мне, следователь.

     - Ты сам согласился.

     - Что-то я не припомню пункта касательно временных ограничений.

     - О юный рыцарь, неужели столь сложно ответить на простой вопрос? Любили ли вы девушку, с которой встречались?

     - Во-первых это было давно, а во-вторых… ты это серьезно, задвигаешь про чувства? Какая нахрен любовь в шестом классе?! Мне было одиннадцать и все, о чем мог думать - это футбик с пацанами во дворе или игровая приставка.

     - Ну вы же встречались?

     - Держались за ручку, целовались… Блин, да это ничего не значит. Мы больше играли во взрослых, нам было интересно.

     - Трогать друг друга за разное…

     - Слушай, Володина, угомонись. Оставь грязные комментарии при себе. Сказал же, что не знаю, и другого ответа дать не могу.

     - Ясно, - заключила она с умным видом.

     - Да что тебе ясно?! Что тебе, бл..ть, может быть ясно?! Я в девятнадцать не знаю, что такое любовь, а ты хочешь, от меня одиннадцатилетнего добиться ответа?! Сидишь тут, умную корчишь!

     Кажется, я все-таки не сдержался и заорал. Спустя мгновенье на балконе показалась встревоженная Ковальски, следом влетел растрепанный Кузька, а Дюша замер на пороге, загородив любопытному Копытину проход.

     - Что у вас здесь происходит?

     - Ничего особенного, - поспешил я успокоить Агнешку, – мы тут просто в игры играем… Да, Марин?

     - Вопрос-ответ, - подтвердила девушка.

     Агнешка явно не поверила моим словам, да я и сам, признаться, не поверил бы, с учетом сложившейся ситуации.

     - Марин, с тобой точно все в порядке?

     - В полном, - подтвердила та. – Никита может быть любезным молодым человеком, если сильно постарается.

     С какого перепуга мне быть с тобою любезным, стерва ты конченая?

     С языка готово было сорваться крепкое словцо, но тут из зала раздался звон разбитой посуды. Народ замер от неожиданности, а я посмотрел в окно. Побеги лианы мешали разглядеть подробности случившегося. Яркие полоски света, фигура Пашки, озадаченно чешущего затылок.

     - Опаньки, - выдал задумчивое Дюшес. – Синица, а те влетит за разбитый сервиз?

     

     Незваные гости разошлись в третьем часу ночи. По итогам посиделок мне досталось куча мусора, завалы из грязной посуды, и травмированный Паштет.

     Как Бурмистров умудрился покалечиться? Все случилось в тот самый момент, когда мы с Володиной оказались наедине и я, какого-то хрена не сдержавшись, заорал.

     Гости повскакивали со своих мест, кинулись на балкон. Встревоженный возникшей суетой Пашка ломанулся следом, но не рассчитал сил, изрядно подорванных алкоголем, и упал. Полежал, подумал, а когда стал подниматься, то зацепил затылком столешницу. Вследствие чего чайный сервиз не досчитался двух чашек и одного блюдца.

     Пока мы на пару с Кузькой ползали по полу и собирали осколки, Пашку подвергли процедуре досмотра.

     - Больно, - жаловался Бурмистров окружившим его девушкам.

     - Поделом тебе, меньше пить будешь, - заключила Ковальски, изучив голову страдальца. Кроме набухшей шишки ничего обнаружить не удалось. Пашка еще пострадал для порядка, но сообразив, что ругать его никто не собирается, вернулся к столу.

     Потом гости еще долго собирались, раза три выпили «на посошок» и по очереди принялись бегать в туалет, чтобы в дороге не приспичило. Ага, как будто до дома ехать три часа. До Пашки вообще пешком дойти можно, да и остальные жили в пределах десяти минут на такси.

     На прощанье Агнешка отвела меня в сторону и, строго посмотрев, спросила:

     - Что между вами произошло?

     - Говорю же, играли.

     - Ох, гляди у меня Синицын. Узнаю, что Маринку обижал, лично по голове настучу.

     А то, что она меня обижала, это как бы не считается, да?

     Проводив гостей, я долго не ложился спать: мыл посуду и размышлял о всей той катавасии, что затеяла Володина. То, что она своей игрой планировала вывести из равновесия, и ежу понятно. Результат был достигнут, Никита Синицын в очередной раз сорвался. Но тогда почему спектакль закончился на самом интересном месте? Почему Мариночка не пустила слезу, не стала изображать жертву?

     Губка замерла, а покрытая пеной фарфоровая чашка едва не выскользнула из рук. Еще чуть-чуть и она бы отправилась следом за осколками, что уже лежали в мусорном ведре.

     Почему Володина не включила жертву? Да потому что ей и так все верят. А тебе, балбесу несдержанному, лишний раз показали, в чьих руках находится власть. Продемонстрировали силу, чтобы многое о себе не думал.

     О, как она упивалась могуществом, играла словно кошка с мышкой: захочу - отпущу, а захочу - загоню в угол. Попробуй тут, выберись из расставленной ловушки, когда на шее висит репутация психа, а все одноклассники заранее настроены против тебя. Ну не все, конечно… Дюша что-то такое подозревал, и Пашке плевать на дворцовые интриги. Он и до этого был парнем простым, далеким от хитросплетений, а после того, как затылком ударился…

     Неприятные размышления прервала трель телефонного звонка. Кто-то из гостей успел добраться до дома, и теперь хотел известить, что с ним все в порядке. И зачем названивать, достаточно простого сообщения в чат. Совершив акробатический маневр мокрыми руками, и таки умудрившись прижать сотовый к плечу, я спросил привычное:

     - Алло?

     В ответ тишина.

     - Алло, я вас слушаю.

     Спустя короткую паузу в телефоне послышалось:

     - Никита, это ты?

     Тембр очень знакомый, но я все никак не мог взять в толк, кто это. Слишком тихим и далеким казался голос.

     - Да, это Никита. А с кем я разговариваю?

     - Это Диана… Диана Ильязовна… Василия Ивановича убили.

     Я никогда не любил праздники: что дни рождения, что майские, что длинные новогодние. Батя вечно бухал, а если не бухал, то шпынял по любому поводу. Мать вечно маячила на заднем фоне забитой серой тенью. Она и на тот свет ушла тихо и незаметно: дождливым хмурым днем, ничем не выделявшимся из череды прочих.

     Атмосфера в доме к праздникам не располагала, потому и сбегал во двор, где можно было весело посидеть, покурить, да с девчонками пообжиматься. А когда появился подвал, оборудованный под качалку, то и железо потягать.

     С возрастом многое изменилось. Теперь я редко выходил на улицу, предпочитая проводить свободное время в квартире. В квадратной клетке с раздельным санузлом, кухней и балкончиком в придачу. Много ли нужно безногому инвалиду?

     Праздник к нам приходит, чтоб его… На тридцать первое накупил салатов в магазинчике на углу: положенный оливье, корейский с острой морковью. Их и стрескал под вермишель, запив стаканом перцовой. Помянул мужиков, чтобы земля была пухом. Тех, кому не повезло дожить до очередного года, а может, наоборот… повезло. Закусил скумбрией, обильно истекающей маслом на куске ржаного хлеба, и завалился спать, так и не дождавшись поздравлений от президента.

     

     На следующее утро отправился в школу. По скованной легким морозцем земле, по пустынным улицам, заваленным мусором. Повсюду валялись бутылки, хлопушки, рваные пакеты и остатки разноцветных гирлянд. Город с размахом отпраздновал наступление Нового Года и теперь спал, забывшись в тяжелом похмелье.

     Учреждения и магазины не работали, отдыхала и школота с учителями, а вот уборку помещений никто не отменял.

     Поприветствовав бедолаг из числа охраны, кому выпало несчастье дежурить в праздничные, взял ключи. По пустым коридорам доковылял до родимой каморки и отпер дверь. Внутри все было без изменений, разве что пахло мандаринами. Диана Батьковна тридцать первого числа занесла целый пакет: буквально всучила силой и убежала.

     Странная она какая-то стала, дикая… Разговаривать с ней совершенно невозможно: то и дело норовила выпустить когти, словно уличная кошка. Что ни слово, то злая подначка или острота, пропитанная ехидством. Ну и как с ней быть?

     Я, недолго думая, решил завязать с общением. Рассчитывал, что девушка на этом успокоится. Ага, размечтался… И дня не прошло, как раздался звонок по внутренней связи.

     - Василий Иванович, мне нужно передвинуть диван в подсобке.

     - Возьмите и передвиньте.

     - Я одна не справлюсь.

     - А чем текущее местоположение не устраивает?

     - Не вашего ума дело.

     Не моего ума, тогда какой смысл разговаривать? Повесить трубку и всего делов. Возможно, разумный человек так бы и поступил, но Василий Иванович дурной, у него же пионерская зорька в одном месте играет. Поэтому закрыл каморку, поднялся по лестнице, и корячился с этим гребаным диваном, чтобы в самом конце выслушать новую порцию злых острот.

     Кого другого давно бы послал, но на Сарбаеву даже обижаться толком не получалось. Влюбленность, она что - она хуже болезни, и порою человек сам себе не волен, не понимает толком, что творит. Особенно такая молодая девушка, как Диана Ильязовна. Имелся в ней стальной бабский стержень, который и коня на скаку остановит, и в горящую избу поможет войти. Через тот характер многие беды с ней и случались. Вспомнить хотя бы недавнюю историю с ухажером. Да последнего надеялась перевоспитать придурка. Это всё плохие друзья виноваты, они с пути истинного сбили, а Кирюша у нас мальчик хороший, Кирюша архитектором мечтал стать.

     Тоже мне, Растрелли… Я может в детстве пожарником хотел быть, и что? Лишний повод девок насиловать?

     От одних только мыслей про бабскую «доброту», необъяснимую логикой, становилось тошно. Скинув на пол коробку, забитую старыми тряпками, я принялся разбирать стеллажи. Вот вроде не собирался проводить генеральную уборку, а подишь ты, угораздило. Чтобы хоть как-то разгрузить голову, решил загрузить руки. Спустя час пыльной возни за упаковкой старых аккумуляторов обнаружился старенький дрон. Давно хотел его разобрать, поковыряться во внутренностях. Больше из любопытства, чем по необходимости, да все как-то времени не находилось.

     Распознав едва заметные шляпки винтиков под днищем, я принялся искать крестовую отвертку. Но ни крестовой, ни прямой обнаружить не удалось. Чемоданчик с инструментом буквально испарился: не было его на столе, не было и в шкафчике. И куда, спрашивается, умудрился засунуть?

     Только спустя пять минут поисков я вдруг вспомнил, что последний раз видел набор в подсобке у Дианы. Захватил с собой, когда шел диван двигать и не прогадал. Пришлось подкручивать расшатавшиеся ножки мебели.

     И как теперь быть? Учебный год начинается одиннадцатого января, что же мне теперь, без отверток прикажете обходиться? У мужиков в дежурке наверняка имелся запасной комплект: один единственный и неполный, хранившийся в пыльном ящике с незапамятных времен.

     Позвонить им или… Или существует вероятность, что госпожа Сарбаева на месте. Молодая одинокая девушка вместо того, чтобы женихаться или устроить посиделки с подругами, решила провести первое января на работе. Бред, конечно, но всё же…

      Посмотрев на часы и убедившись, что стрелки давно перевалили за полдень, взялся за телефон. Набрал по внутренней связи трехзначный номер и принялся ждать.

     На очередном гудке в трубке щелкнуло, послышался усталый голос:

     - Василий Иванович?

     - Диана, а вы почему на работе? На дворе Новый Год, все нормальные люди отдыхают.

     - Вы для этого решили позвонить? Рассказать, какая я ненормальная?

     - Не обращайте внимания, это так… к слову. У вас случайно чемоданчик с инструментами не завалялся? Ярко-оранжевый, с белой наклейкой на верхней крышке.

     - Случайно завалялся. Вы у меня его прошлый раз забыли.

     Так и знал...

     - Диана, я к вам сейчас загляну, заберу пропажу. Не против?

     - Жду, - коротко бросили в ответ, повесив трубку.

     Ни тебе здраствуйте, ни до свиданья. И куда только делась лощеная интеллигентность молодой учительницы.

     Привычно хлопнув рукой по застрявшему в колене шарниру, я поднялся. Вздохнул и с чувством обреченного на муки человека отправился в кабинет программирования.

     

     Не зря готовился к плохому сценарию развития событий. Меня ждали и отнюдь не для того, чтобы поблагодарить за ранее передвинутый диван.

     - Там ножка разболталась, прикрутите, - заявила девушка безапелляционным тоном, словно это была моя прямая обязанность, которую хреново выполняю.

     Госпожа Сарбаева стояла, облокотившись на стол, и в мою сторону старательно не смотрела. Гордый профиль выделялся на фоне светлого окна. Лучи зимнего солнца выгодно подчеркивали линии прямого носа и ровный, без изъянов лоб, покрытый сбившейся челкой. Красивая девка, и чего, спрашивается, ерундой мается? Может, потому что слишком умна? Мозги, они в науке нужны, а в личной жизни от них сплошные беды.

     Если в словах Дианы чувствовалось нахальство, граничащее с наглостью, то в красивых миндалевидных глазах не было ничего: абсолютно пустой взгляд уставшего человека. Именно он и остановил меня, готового выматериться на полную катушку.

     Я прекрасно помнил, что проверял ножки дивана, но раз настаивают... С трудом разместившись на полу, взялся за левую крайнюю - действительно разболталась. Странно, именно ее и подкручивал прошлый раз. Она это что, специально?

     Не выдержав, повернул голову в сторону хозяйки кабинета. Девушка по-прежнему делала вид, что не интересуется происходящим. Все тот же гордый профиль на фоне светлого окна.

     - Что вы на меня уставились, работайте!

     Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет. Она каждый день может ножки откручивать, ходить заколебаюсь. Пора прекращать детские игры.

     Едва не вывернув протез в отозвавшейся болью культе, я поднялся. Дохромав до стола, приблизился к девушке вплотную, ощутив на коже неровное дыхание. Она по-прежнему смотрела мимо меня, устремив взгляд в сторону школьной доски. Словно не было здесь Василия Ивановича - одинокий призрак в пустующем классе.

     - Чего этим добиваетесь?

     - Не понимаю, - губы девушки дрогнули в улыбке.

     - Может хватит дурочку включать? Все вы прекрасно понимаете.

     - Из нас двоих дурак здесь только вы.

     Н-да, разговорами здесь не поможешь. Ситуация дошла до той критической отметки, когда оставалось только рубить. С мужиками, оно завсегда проще выходило, а вот с девками… Поднимаю руку и касаюсь воротничка белой рубашки. Девушка вздрагивает и поднимает глаза, чертовски красивые, цвета темных маслин. Когда-то давно в них плясали озорные огоньки, сейчас же не было ничего, лишь пустота.

     Медленно расстегиваю верхнюю пуговку, наблюдая едва заметную синюю жилку на шее. За ней вторую и третью – ноль реакции. Она просто позволяет это делать: медленно раздевать себя, стоя в пустом классе. Хорошо хоть камера направлена в другую сторону, иначе охранников в дежурке хватил бы удар.

     Четвертая пуговица распахивает края рубашки, позволяя увидеть чашечки бюстгальтера. Кожу, светлую и нежную, с едва заметным пушком. И грудь, то вздымающуюся, то опадающую от неровного дыхания.

     - Вы этого хотите? - спрашиваю я и девушка наконец смотрит мне в глаза. Темная бездна, в которой нет ни страха, ни испуга. В них нет ничего.

     Осторожно касаюсь кожи, теплой и бархатистой на ощупь. Пальцы скользят по гладкой поверхности живота, касаются впадинки – девушка вздрагивает всем телом. Почему не срабатывает стоп-кран? Когда-то же она должна очнуться: закричать, залепить пощечину. Девка-то боевая, смогла отбиться от пытавшегося изнасиловать ее Кирилла, а я чем лучше?

     Опускаю руку ниже, проводя ладонью по изгибам бедра. Шершавая ткань строгой юбки заканчивается, и я хватаюсь за край: начинаю тянуть вверх, обнажая красивые стройные ноги. Жду как минимум толчка в грудь, но ничего не происходит: все тот же пустой, бессмысленный взгляд. Чувствую нижнее белье под рукой - тонкую полоску трусиков, цепляющуюся за пальцы. Легко оттопыриваю их одним мизинцем, смотрю прямо в глаза. В зияющую пустоту, где нет и намека на отклик, лишь бездонная пропасть.

     Зараза… Я не выдерживаю первым и отступаю, делая шаг назад. Скомканная юбка застряла в районе пояса, но девушка и не думает поправлять одежду. Она не волнуется, что стоит вот так - полураздетая, перед чужим мужчиной, который секунду назад в наглую лапал ее, готовый воспользоваться. Ей просто наплевать.

     Шестое чувство подсказывало, что завали я девушку на стол прямо здесь и сейчас, и оприходуй по полной, даже не пискнет. Примет все с безропотностью телки, на которую забрался племенной бык.

     Конечно, я не собирался этого делать, хотел лишь напугать, чтобы выбить дурь из одной не в меру умной головки. Памятуя о недавнем рассказе про Кирилла, любителя насиловать в машине, рассчитывал надавить, всколыхнуть неприятные воспоминания. Поднять из глубины души черный осадок, чтобы навсегда возненавидела, чтобы стала презирать, и в конце концов отстала от старого и уставшего от жизни инвалида. Но видимо где-то просчитался.

     - Вы даже этого не можете сделать, - произносит она с горькой усмешкой.

     Схватив чемоданчик с инструментом, я захромал в сторону выхода.

     - Трус, - несется мне в спину. – Жалкий, никчемный трус!

     Дверь с силой хлопнула за моей спиной. Под ногами замелькали плитки пола, но я все еще слышу голос девушки, гулким эхом разносящийся по пустому коридору.

     Жалкий трус… Да катись оно все в бездну!

     

     Впервые за долгое время захотелось выпить. Не так, чтобы чинно и благородно, с рюмочкой за столом, рассуждая о высоких материях мира, а конкретно нажраться: до соплей, до тела, ползающего по коридору. Хотя кого обманываю, я и без алкоголя ползал.

     Добравшись до дома, распахнул холодильник и достал початую бутылку водки. Поставил на стол и долго таращился на запотевшее стекло, пытаясь привести мысли в порядок. Мыслей не было, только ноющая боль в груди, которую не зальешь и от которой не спрячешься. Поэтому посидев пять минут, убрал бутылку до лучших времен, а сам включил чайник. Пришла пора успокоительного чая с мелиссой.

     

     Под вечер, когда слипались глаза, в дверь позвонили, а потом принялись безостановочно тарабанить.

     - Аввывай-й, - пьяный рев гремел из подъезда.

     Не понял, это что за цирковой номер? Консьерж внизу совсем мух не ловит, пускает в дом всякую шваль в дом?

     Прихватив резиновую дубинку, припрятанную для подобных случаев в прихожей, я аккуратно заглянул в глазок. Кто бы мог подумать, Михалыч при полном параде, даже китель майорский не снял.

     Щелкнув замком, я открыл дверь и запустил товарища внутрь. Точнее втащил, потому как войти самостоятельно он был не способен. Сто килограммов живого веса, слишком серьезная нагрузка для инвалида на протезах - культи моментально отозвались болью. Пришлось сбрасывать тяжелого борова прямо на пол. Никаких специальных скамеечек или лавочек предусмотрено не было. Да у меня и прихожей-то толком не было, не считать же за таковую тряпку в углу и крючочки на стенке.

     - Что, Михалыч, развязал?

     - Ноа-ально…

     - Я и смотрю, что нормально. Сиди и не думай вставать. Еще не хватало, чтобы башку разбил, как прошлый раз.

     Вот что мне нравилось в пьяном Михалыче, так это его послушность. Трезвым вечно норовил поспорить, а как выпьет, становился безропотным, словно ягненок, но только если супруги рядом нет… В присутствии благоверной пробуждался в Михалыче неудержимый зверь. Годы, проведенные под каблуком, требовали отмщения и Михалыч мстил: матерился, бил посуду и грозил пристрелить из пустого табельного. Магазин, снаряженный патронами, товарищ заблаговременно прятал в сейф, стоило начать пить. Так сказать, во избежание.

     Пока в прихожей бурчали, я взялся за телефон и набрал домашний номер товарища. Известил супругу, где находится загулявший супруг, и что ночевать сегодня он не придет. Услышав в ответ грозные проклятия, отключил звонок – первая часть миссии «живой труп» выполнена. Оставалось самое сложное – реанимировать приятеля. Для этого понадобилась ванна – одна штука, душ – одна штука, вода холодная с сильным напором и пьяный майор полиции, тоже одна штука.

     После чего был черный чай с лимоном и крепкий сон на полу. Свое место на диване я Михалычу уступать не собирался. Да он особо и не возражал, довольствуясь стареньким матрасом у стены. Эх и храпел, зараза, и даже сладко похрюкивал во сне, ну точно боров - один в один.

     На следующее утро несчастного майора ждало жуткое похмелье и яичница с картошкой. Все, как он любил: желток целый, а масло на сковородке можно хлебным мякишем черпать.

     - Иваныч, имей совесть, налей, - бурчал незваный гость. Хмурился, сопел, но ложкой работал на славу.

     - Таблетку выпей и будет с тебя.

     - Что мне эта химия – сплошной яд. Ты мне лучше беленькой дай. Я видел, стоит у тебя в холодильнике.

     - Я бутылочку, а ты, зараза такая, в запой уйдешь?

     - Жалко для боевого товарища?

     - Да мне-то не жалко. Только не хочется круги наматывать по дачному массиву и задницу морозить в поисках пьяного тело. Весной забухаешь, когда потеплеет.

     - Эгоист, все о себе, да о себе. Только о своей заднице и печешься, а о людях кто думать будет? - пробурчал Михалыч, отхлебнув томатного сока. Уже третий стакан за сегодняшнее утро. После чего крякнул, вытер тыльной стороной ладони подбородок и уставился на меня. Свинцовым взглядом человека, страдающего похмельем.

     Сейчас какую-нибудь гадость сморозит… И точно, не прошло и минуты, как Михалыч выдал:

     - Жениться тебе надо, Василий.

     - Зачем?

     - Для порядка.

     - Для какого-такого порядка? Чтобы пьяным по гостям шляться, лишь бы домой не идти?

     - Ты не понимаешь, у меня другое… Эх-х, да о чем здесь разговаривать, - Михалыч махнул рукой, и снова взялся за ложку.

     Другое у него... Когда лет двадцать назад женился на одной из самых завидных невест города, другим это не считалось. И умница, и красавица, и лапочка, еще и папа крупный бизнесмен. Впрочем, последнее было не главное - скорее приятный бонус к сложившимся обстоятельствам. Супругу Михалыч любил искренне и хотел жить с ней долго и счастливо, до самого скончания века. А потом вон оно как вышло… Милая девушка родила первенца, заматерела и начала медленно обращаться в монстра. Причем не только внутренне, но и внешне. Измененное с помощью пластической хирургии лицо пугало Михалыча до дрожи, а особенный страх вызывал неестественно тонкий нос, напоминающий клюв хищной птиц.

     - Существуют же удачные примеры, - сокрушался товарищ. – Вон у соседа жена операцию сделала, словно помолодела лет на десять. Не отличишь от старой фотографии. Этой же все неймется… Были и губы, и нос нормальными, зачем сочинять? Зачем придумывать то, чего отродясь не было? Отрихтуй, где надо, подтяни, обнови подвеску, но нахрена вот это…

     Михалыч схватился за нос-картошку, и попытался сузить его совсем уж до неприличных размеров. Размахался руками, едва не опрокинув стакан с соком. Пришлось успокаивать не в меру разошедшегося товарища.

     - Она женщина.

     - Мигера она, а не женщина. Другие бабы как бабы, а эта…, - Михалыч снова махнул рукой, досадуя на обстоятельства.

     - Ты лучше скажи, чего сорвался? В ней причина?

     - Да если бы… Ты во всем виноват.

     - Я?!

     - Ну а кто еще названивал на ночь глядя. Заладил свое, словно попугай: проверь автосалон, проверь… лужа крови под дверью. Проверили, теперь доволен?

     Михалыч грязно выругался, прямо и без затей.

     - Подожди, - не понял я, – вы там что-то нашли?

     - Фрагменты шести тел – замытая кровь, волосы, клочки кожи в сливном стоке. Четырех опознали: офисный клерк из страховой конторы, мамаша в разводе и два студента местного экономического.

     - Вот ведь зараза!

     - Подожди расстраиваться, ты еще главного не знаешь. Один из студентов родной сын Травникова.

     - Того самого? - я ткнул пальцем вверх.

     - Того самого, - подтвердил собеседник. - Козла, скакнувшего из кресла мэра сразу в вице-премьеры федерального правительства.

     Я выругался… Выругался и Михалыч, помянув нечистого. Дурная история вышла, неприятная. Случилась она около года назад, когда сынок, тогда еще мэра, внезапно испарился. Всю губернскую полицию подняли на уши, даже коллег из соседних областей подтянули. Михалыч лично по кустам с фонариком ползал, проклиная малолетнего наркомана. Тело подростка так и не нашли, хотя перетряхнули весь город и близлежащие окрестности. Травников бушевал, лишившись единственного наследника: требовал и угрожал, подключая всевозможные связи. Но даже поддержка самых влиятельных лиц государства была не способна изменить ход расследования – сынок, словно в воду канул.

     Душа мэра требовала мести: зашатались кресла, полетели погоны, целый ряд чиновников лишился своих постов. Судный день в масштабах отдельно взятой губернии.

     И вот теперь, когда власти и возможностей у безутешного папаши несоизмеримо больше, а останки сына обнаружились в местной автомастерской…

     - Понимаешь, мы эту группировку два года разрабатывали. Целых два года… и теперь все коту под хвост. Травников рвет и мечет, комиссию из главка подтянул. Мое начальство на ковер вызвали, вопросы нехорошие задают: почему так долго тянем с расследованием, почему бардак под носом развели. А там схем и задействованных лиц немерено, ниточки через океан до Латинской Америки тянутся, - Михалыч с досады хлопнул по крышке стола, отчего забытая в сковороде ложка, жалобно лязгнула.

     Взяв стакан с соком, он с отвращением поморщился.

     - Может все-таки нальешь водочки?

     И такая надежда прозвучала в его голосе, что сердце невольно екнуло. Разок екнуло и забыло, потому как я не жалостливая мамаша, а Михалыч не дите невинное, а хронический алкаш.

     - Дальше что было?

     - Все-то тебе расскажи…, - поняв, что на беленькую можно не рассчитывать, приятель залпом допил густые остатки из стакана. Запрокинув голову, дернул пару раз кадыком, словно не сок томатный употребил, а водку из холодильника. Оттер подбородок от красных потеков и мутным взором уставился на меня. - А дальше понаехали из округов, да из столицы ОРБ, ФСБ, фаэррр…, фаэс…Короче, хрен выговоришь, но тоже на три буквы. Такого шороху навели, что весь крупный зверь за кордон ушел. Георгия Валентиновича помнишь?

     В голове всплыл образ мужчины представительного вида, предпочитавшего тишину во время обеда.

     - Жора, с которым я в столовой автомастерской встречался?

     Михалыч, то ли кивнул, то ли боднул головой воздух.

     - Георгий Валентинович, чтобы земля у него под ногами горела, одним из первых из страны сбежал. Скрылся в горных районах Таджикистана, стоило запахнуть жареным… Два года работы, целых два года! Всех упустили, вся верхушка как вода сквозь сито ушла, только мелкая шушера и осталась.

     - А вы нахрена Травникову о сыне сообщили? Придержали бы информацию до поры до времени.

     - Умный, да? – перебил меня Михалыч. – Ты в школе своей сидишь, ну и сиди дальше, в роботах ковыряйся. И больших дядь жизни учить не берись, без тебя найдется кому. У нас сам Завьялов о результатах экспертизы не знал, а Травникову уже позвонили. Так вот те, кто расстарались и позвонили, через пару месяцев новенькие погоны обмоют и улетят на тепленькое место в Москву. А Завьялов в лучшем случае окажется в Хабаровском крае, будет покой местных лосей охранять. Бардак у нас, Василий, понимаешь? Как в любой крупной госструктуре, бардак. Вместо того чтобы делом заниматься, все переключились на межведомственные разборки: кто, почему и зачем… Сука! За жопы свои боятся, за кресла держатся, чтобы ветром не унесло. До меня докопались, временно от дел отстранили до выяснения обстоятельств.

     - А тебя-то за что?

     - За то, что начальству на глаза нарисовался. Кстати, готовься, не сегодня-завтра тебя на допрос вызовут.

     - Не понял…

     - А чего здесь непонятного. Как каша заварилась, начали выяснять с кого все началось. Ну меня за жопу и взяли, откуда мол про ту комнатку узнал. Кто звонил, кто наводку дал? Сам понимаешь, врать мне не с руки.

     - Да, врать ты не мастак, тут даже полиграф не нужен.

     - Вот и я о чем, - подтвердил Михалыч. – Да ты не боись, ничего плохого с тобой не случится. Может еще и наградят, как сознательного гражданина. Расскажешь все как было: мол дверь в служебное помещение видел, с подтеками крови на пороге, потому и решил сообщить в соответствующие органы.

     - А о цели встречи им тоже рассказать?

     - Они уже все знают.

     - И про преследование молодой учительницы?

     Кивок головой.

     - И про просьбу Жоре посодействовать, приструнить хулиганов?

     Снова кивок.

     - И про прибор РЭБ, который вынужден был ему отдать?

     - А вот про это молчок. Меня никто не спрашивал, и ты помалкивай.

     Ну хоть здесь хорошо. Данное обстоятельство отношения к делу не имело, поэтому за боевого товарища можно было не переживать. Мамон далеко не ангелочек с крыльями, живущий за счет доходов жены. Там если копнуть поглубже, такие подробности всплывут, на несколько пожизненных сроков хватит. Разумеется, в конторе про Мамона кому надо знали, и глаза на незаконную деятельность рукастого инженера закрывали, периодически пользуясь его услугами. Крыша вроде крепкая и надежная, только вот не одна конструкция не устоит, когда на улице такой ураган бушует.

     Н-да… позвонил, называется. Захотел проверить догадку про сон вот и проверил на свою голову. И ладно бы только на свою. Не зря Михалыч забухал, ох не зря.

     - Что теперь с тобой будет?

     - А-а-а, - Михалыч махнул рукой, дескать до гори оно все синим пламенем. Повертел в руках пустой стакан и вопросительно уставился на меня. Пришлось доливать томатного сока из полупустой банки, а то у товарища такой тремор случился, что зубами о край стакана стучит.

     - С работы не погонят, но подполковничьих звезд, как своих ушей не видать. Так и досижу до пенсии в майорах.

     - Все лучше, чем лосей под Хабаровском охранять.

     - И то верно, - согласился Михалыч, и клацая зубами опорожнил стакан.

     Сон-то вещим оказался. Не просто так распотрошенная девка под потолком висела, кишками наружу. Кто же знал, что помимо нее в комнате еще несколько человек окажется, точнее их фрагменты. И что хуже всего, часть из них принадлежала сыну вице-премьера правительства. Если бы знал заранее, сроду бы не позвонил. Только что уж теперь переживать, когда дел наворотил...

     

     Как и предупреждал Михалыч, на следующий день меня вызвали в отделение полиции. Посадили в комнату без окон и стали допрашивать до самого вечера. Подключили к телу датчики полиграфа и задавали одни и те же вопросы, бесконечно по кругу. Я настолько от них устал, что под конец на дурацкое «вас зовут Алексей», ответил честное утвердительное «да». Только после этого надо мною смилостивились и отпустили домой.

     На следующее утро вызвали снова и закрутилась очередная карусель с вопросами, выматывающими до потери пульса. Про прибор РЭБ никто не упомянул, поэтому и фамилия Мамона не всплыла в ходе допроса. Как и не всплыли подробности про сон и прочие странности, связанные с игровыми капсулами.

     Еще не хватало из участка прямиком в психушку угодить, или того хуже - в секретную лабораторию под чутким руководством профессора Гладышева.

      В конце дня довольно милая девушка принесла кофе и бумаги на подпись. С трудом продравшись сквозь витиеватые дебри юридических оборотов, я узнал, что за разглашение конфиденциальной информации положен срок, а также то, что претензий к правоохранительным органам не имею, и в случае чего с радостью посещу сие гостеприимное место еще раз. Ну хоть кофе бесплатным напоили и на том спасибо.

     Миновав длинный коридор, я вышел в фойе, где и наткнулся на знакомое лицо.

     - Диана, а вы что здесь делаете?

     Девушка услышала меня, но прошла мимо, словно Василий Иванович был пустое место.

     Что вы здесь делаете… глупый вопрос. Разумеется, следователям положено допросить всех, кто так или иначе причастен к делу. Причина моей встречи с Жорой была им известна, поэтому и госпожу Сарбаеву вызвали следом, дабы подтвердить показания.

     Интересно, а до несостоявшегося архитектора Кирюши с приятелем Ильей руки дошли? Да уж наверняка, тем более что ребятки имели самое непосредственное отношение к злополучной автомастерской на Тихвинской. Теперь или в камере парятся, или сбежали в сторону горного перевала, вслед за авторитетным Патроном. При условии, что хватило мозгов.

     Проследив взглядом за удаляющейся фигурой Дианы, я вздохнул и направился домой. Больше в участке делать было нечего.

     

     До родного подъезда добрался затемно. Хотел прикупить по пути упаковку пельменей, но денег в карманах не оказалось, если не считать мелочи на проезд. Пришлось хромать за кошельком.

     Послонявшись по темной квартире, и сграбастав с тумбочки пятирублевую банкноту, задумался. Постоял, почесал бритый затылок, прикидывая все за и против, и в итоге решился. Заглянул в туалет и вытащил прикрепленный к обратной стороне смывного бочка пистолет: старенький боевой «Грач» образца пятьдесят третьего года. Проверил затвор, наличие магазина, работу ударно-спускового механизма. Крючок шел туго и плавно, как и было положено.

     Проведя беглый осмотр, поставил на предохранитель и сунул оружие в карман. Если поймают, то мало не покажется: двести двадцать вторая статья уголовного кодекса Российской Федерации с лишением свободы до трех лет. И не один адвокат «условку» не выбьет, потому как наказание за незаконное ношение оружия с каждым годом лишь ужесточалось.

     Стоит ли так рисковать? Ох, не знаю… Неспокойно у меня было на душе, словно что-то давило, сжимая внутренности в тиски. Я, конечно, не Сэмпай, и беду предчувствовать не умел, но принципы действия простой логики никто не отменял.

     Уж больно громким вышло дело, и Василий Иванович засветился в нем в полный рост. Вызвали на официальный допрос, бумаги составили, в базу данных занесли. Имея связи можно было легко вычислить фамилию бдительного гражданина, настучавшего в правоохранительные органы. А уж то, что у ближников ныне покойного Шункара такие связи найдутся, сомневаться не приходилось. Чай, не щипачи на рынке - ребятки серьезные, работают с размахом.

     Натянув шапку на уши, я щелкнул замком, закрывая за собой дверь. Сделал шаг и прислушался – ничего необычного. Подъезд жил своей обычной жизнью, может чуть более спокойной, чем было пару дней назад. Оно и понятно, отмечать праздники четвертый день кряду тяжело.

     Лифт тренькнул, гостеприимно распахнув двери. Я зашел в кабинку и нажав на первый этаж, улыбнулся в камеру под потолком. Кто там у нас сегодня дежурит?

     Как выяснилось, на месте консьержа сидела Зульфия: слегка полноватая женщина с пробивающимися усиками над верхней губой. Тихая, спокойная и крайне внимательная к посетителям. Уж она бы пьяного Михалыча внутрь не пропустила, несмотря на китель с майорскими погонами.

     Зульфия не любила общаться с жильцами, даже на приветствия не всегда отвечала, предпочитая вежливому «здравствуйте» настороженный взгляд. Поэтому я не стал задерживаться у окошка, лишь кивнув головой.

     Прохромав по ступенькам, вышел во двор под свет фонарей. Ладони моментально спрятались в карманах куртки. На дворе хоть и царило унылое серое бесснежье, но январь месяц давал о себе знать: щипал за нос, прихватывал грудь, выбивая пар из легких.

     Окинув взглядом улицу и не заметив ничего подозрительного, я зашагал по направлению к магазинчику. Рассчитывал обернуться минут за десять, но на деле вышло иначе. Обклеенные рекламой витрины непривычно темнели, а объявление на двери гласило, что в честь Нового Года гипермаркет работает по сокращенному графику, то бишь до десяти вечера. Часы на руках показывали начало одиннадцатого.

     Вот незадача, и ведь вчера здесь закупался, а на объявление внимание не обратил, хотя оно было выведено крупным шрифтом. Стареешь, Василий Иванович, сдаешь помаленьку.

     Возвращаться домой без пельменей не хотелось, поэтому я вздохнул и направился в сторону парка.

     Еще один гипермаркет находился на обратной стороне Пушкинского сада. Большое двухэтажное здание, принадлежащее крупной федеральной сети. Этот магазин точно будет работать в любое время дня и ночи.

     Дойдя до дороги, остановился на красный сигнал светофора. Из-за спины живым потоком хлынула веселящаяся молодежь. Рядом бахнула петарда и я вздрогнул, едва не выхватив пистолет из внутреннего кармана.

     - Дядя чего стоим? – проорал один из подростков, раскрасневшийся то ли от холода, то ли от алкоголя. – Дороги же пустые.

     Молодой был прав, по обе стороны автомобилей не наблюдалось. Но я уже давно привык не рисковать там, где может понадобиться скорость. На культяпках далеко не убежишь.

     Дождавшись положенного сигнала, в полном одиночестве захромал по зебре. Впереди темнел сад: небольшой зеленый квадрат, втиснутый в узкое пространство жилых районов.

     Центральная аллея было щедро подсвечена огнями, разноцветными лентами гирлянд. Судя по доносящемуся гомону, именно здесь проходила основная часть веселья. Играла музыка, бахали хлопушки, пару раз в воздух взлетал фейерверк. Крайне скудный на внешние эффекты – раскрылся алым бутоном и тут же погас - только легкий дымок завис в небе. Основная артиллерия отстрелялась в предыдущие дни, остались лишь жалкие крохи былого салюта.

     Дойдя до бронзового постамента в честь великого русского поэта, я остановился. Впереди виднелась огромная ель с искусственным снегом на мохнатых ветках. Толпы народа слонялись вокруг, утопая в веселом гомоне и смехе, а хриплый динамик надрывался голосом Дедушки Мороза. Центральная аллея буквально кипела от жизни. Моя осторожность подсказывала, что нужно идти по ней, что так будет безопаснее, а левая культя… Левая культя болела и требовала покоя. Поэтому поразмыслив, я выбрал короткий путь. Свернул направо и по небольшой дорожке углубился в заросли парка. Пока по аллее дохромаю, натру обрубок до кровавой мозоли, а здесь выходило напрямки, с солидной экономией по времени.

     Спустя две минуты я пожалел о принятом решении. Беговая дорожка впереди была плохо освещена, да к тому же оказалась слишком узкой. Густые заросли вплотную подступали к ней, формируя зеленый забор. Точнее зеленым он был днем, а сейчас выглядел, как сплошная темная стена.

     Фонарей практически не было, а те, что имелись, выдавали тусклый мерцающий свет. Все силенки уходили на освещение центральной аллеи, а периферии доставались лишь жалкие остатки. Густые тени причудливо шевелились в ночи, меняя формы: превращались то в диковинных животных, то в фигуры людей. Я пару раз вздрагивал, принимая высокий куст за притаившегося человека.

     Что, Василий Иванович, ноженьку пожалел? А собственной головы тебе не жалко? Совсем страх потерял на старости лет.

     Немного поразмыслив, я счел за лучшее переложить Грач в боковой карман. Только сжав ладонью холодную рукоять, малясь успокоился. Главное, перед магазином не забыть убрать обратно во внутренний. Еще не хватало боевое оружие перед кассой выронить, на глазах у изумленной охраны.

     В ночное небо со свистом взвилась очередная ракета и под улюлюканье далекой толпы взорвалась. Сотни огоньков яркой вспышкой осветили ночное небо, дождем посыпались на землю, угасая и превращаясь в тонкие дымные полосы. Причудливые тени вытянулись в линии, забегали по узорчатой плитке беговой дорожки. Одна из них уж слишком подозрительно напоминала человека, притаившегося за ближайшим деревом. Снова показалось?

     Интуиция, притупленная годами мирной жизни, молчала, а вот рука с пистолетом действовала на автомате. Взяв оружие наизготовку, я сделал пару шагов вперед. Подозрительная тень шевельнулась, и в этот раз мне точно не показалось. Черная фигура дрогнула, отделяясь от ствола дерева. И тогда я нажал на спусковой крючок: не раздумывая ни секунды, действуя на давно забытых рефлексах.

     Звук выстрела потонул в густых зарослях парка, в гомоне толпы, в хлопках многочисленных шутих и петард. Неизвестный тяжелым мешком завалился на беговую дорожку. Упал и слился с окружающей чернотой.

     И снова свист ракеты, улюлюканье развеселившейся публики – мгновенье, и яркий всполох освещает ночное небо. Под ногами, раскинув руки крестом, лежало тело мужчины. Это вполне мог быть перебравший спиртного гуляка или заблудившийся прохожий. Не было в его одежде ничего примечательного: кожанка, джинсы, высокие ботинки на модных нынче липучках. Оружия в руках неизвестного не нашлось: ни ножа, ни пистолета. Разве что из кармана вылетела прямоугольная коробочка, похожая на телефон. Ага, а в левом ухе торчит серебряная блямба наушника. Или слушал музыку в плеере или…

     Очередной фейерверк потух и тело жертвы окуталось тьмой.

     … или кто-то меня ведет.

     Даже не знаю, что хуже: завалить ни в чем неповинного гражданского или угодить в криминальную переделку. Если последнее, то валить нужно немедленно, лучше всего через кусты. Словно в подтверждении моих мыслей за спиной раздались торопливые шаги. Бежало двое или трое, прямо по дорожке, на которой стоял.

     Твою же дивизию… Больше сомнений не оставалось, и я ломанулся направо. Высокий забор из кустов возник прямо перед глазами. Прикрыв ладонью лицо, сделал шаг вперед и услышал хруст ломаемых веток. Острые как шипы прутья, царапали кожу, рвали куртку, цеплялись за брюки, норовя отшвырнуть назад. Но я упорно шел вперед – пер, как самый настоящий бульдозер, и непременно бы допер, если бы не ноги…

     Протезы подвели в очередной раз. Две гребаные палки, торчащие из огрызков ног: ходишь на них как на ходулях, не чувствуя земли. Я даже не понял причины, по которой упал. Секунду назад занимал вертикальное положение и вот уже лежу на земле, вдыхая запах прелой листвы. Преграду миновал, но вот на культяпках не удержался.

     Топот ног все ближе и ближе, слышны голоса. Сквозь густые заросли замелькали огни фонариков. Были бы здоровыми конечности, давно бы вскочил и дал деру, но увы… мне только и оставалось, что лежать, и вслушиваться в голоса по ту сторону преграды.

     Труп обнаружили быстро. Трудно было рассчитывать на иной исход, учитывая тот факт, что тело убитого лежало прямо посреди дорожки. Кто-то из вновь прибывших принялся отчаянно материться, поминая преисподнюю. Другой громко разговаривал по телефону, с трудом переводя сбитое дыхание.

     - Да… да, Мурада грохнули. Чё? А я, мля, откуда могу знать?! Ты на выходе стоишь, вот и звони Жоре, докладывай. А? Не понял, какое тебе, мля, усиление требуется? Танки с вертолетами?

     Лучи фонарей забегали по ограде. Один из них уперся прямо в мое лицо, так что пришлось зажмуриться от яркого света.

     - Леха, смотри! – загнусавил один из голосов. – Ветки поломаны, он здеся утек.

     Говоривший по сотовому умолк. Несколько секунд ничего не происходило, а после воздух наполнился очередным потоком брани.

     - Чё замерли? Ждете, когда карась сам на поклевку пойдет? Ноги в руки и вперед.

     - Леха, у него ствол, - нерешительно заметил гнусавый.

     - А у тебя чё, зубочистка в кармане? Вперед, я сказал… Оба!

     Ветки кустов затрещали и из пролома вывалилась первая фигура следопыта. Едва не наступив на меня, он слепо повел фонариком, выхватывая из темноты чернильные пятна деревьев. Спустя мгновение рядом с ним показался второй.

     - Утек, да? - с надеждой в голосе вопросил он.

     - Конечно утек, а чего ему здеся делать? - авторитетно заметил гнусавый. – Поди уже попутку поймал и дал деру.

     - Если попутку, это хорошо. Чёта я очкую воевать в таких джунглях.

     - Я не понял, бакланы? Вы там еще долго трещать собираетесь, - проорал оставшийся по ту сторону кустов главный.

     Тени неохотно дернулись и заскользили вглубь парка, ворча и тихо переговариваясь. Они не планировали разделяться, тем самым пытаясь расширить круг поисков. Шли как парочка грибников, высвечивая путь и выхватывая из темноты отдельные предметы.

     Что ж, так даже лучше. Перевернувшись на живот, я замер и вслушался в темноту: шаги главного удалялись вглубь парка. Он продолжал орать в трубку, требуя от неизвестного Димона оторвать задницу и принять меры. Что же касалось парочки грибников, то она отошла на достаточно безопасное расстояние, лишь лучи фонарей мелькали вдалеке.

     Рядом никого не было, если не брать в расчет лежащий на дорожке труп. Вряд ли он поднимет тревогу, поэтому можно начинать скрипеть суставами. Безногому инвалиду чтобы подняться, требовалась целая процедур. Опереться локтем, подтянуть ноги, встать на колени. Подобрать культяпку и только тогда попытаться занять вертикальное положение, в обязательном порядке отыскав точку опоры. В моем случае это был шершавый, слегка влажный ствол дерева.

     Левый обрубок заныл, несогласный с предложенными нагрузками. Потерпи родимый, потерпи малясь. Я тоже по ступне скучаю…

     Задрав штанину, проверил застежки: еще не хватало, чтобы протез отстегнулся во время движения. Только убедившись, что крепление в полном порядке, я двинулся в путь.

     Была мысль сообщить Михалычу о возникших трудностях, телеграфировать сигнал «SOS». Но имелось тому пара препятствий: во-первых, не хотелось лишний раз светить экраном в темноте. В такое время суток даже небольшой огонек был маяком для пытливого взгляда. А во-вторых… а во-вторых, я оставил сотовый дома. Все никак не мог привыкнуть к новому кирпичу. К старому рука тянулась на автомате, даже вспоминать про него не приходилось, а этот словно чужой. Ну не лежит к нему душа и все тут.

     Значит будем обходиться без средства связи, раз уж голова не работает.

     

     Осторожно переставляя ноги, я брел на ощупь. Хотя какое там… толком ничего и не щупал, скорее отталкивался от внезапно возникавших на пути стволов деревьев, да раздвигал голые прутья кустов. Густые тени изредка оживали, стоило очередной ракете фейерверка взмыть в воздух. На доли секунды, а потом окружающий мир вновь погружался в темноту. Когда видимость падает до нуля, все что остается – ориентироваться на звуки. Именно по ним я и шел, выбрав конечным пунктом трассу. Уж шум-то проносящихся на скорости автомобилей ни с чем не перепутаю.

     Днем парк казался небольшим – земельный участок размером с пятачок, всеми забытый и затерянный. Ночью же он разрастался до невообразимых размеров: настоящие лесные джунгли в центре городской застройки.

     Да когда же он закончится… Я все шел и шел, потеряв счет времени. Тупо переставлял протезы, вслушиваясь в темноту. Преследователи никоим образом себя не проявляли. Пару раз вдалеке мелькнули полоски света от фонариков и скрылись за деревьями. Молодцы, ребятки, так и действуйте дальше. Следопыты из вас ни к черту.

      Я и сам порядком шумел, ломая ветки и шурша залежалой листвой. Тут с живыми ногами незаметно не проберешься, что уж говорить, когда углепластик шел от бедра.

     Оружие в руках давно не было, за невостребованностью пистолет перекочевал в боковой карман куртки. Его место заняла самая обычная палка, служившая одновременно посохом и щупом, позволявшим избегать ненужных столкновений. В памяти всплыли кадры старого советского мультика про ежика, блуждающего в тумане. Он там тоже вечно во все тыкался и пугался любого шороха. Не то чтобы я прям боялся, но периодически вздрагивал: натянутые струной нервы давали о себе знать. В воздухе, наполненном сырым запахом леса, появились странно знакомые нотки, как будто горело неподалеку. И тянуло горячим песком… Откуда ему здесь взяться, песку этому, посредине зимы?

     Впрочем, долго думать над сим феноменом не пришлось. Вскоре меж деревьев замаячили огоньки долгожданной трассы - наконец-то… Я невольно прибавил шагу, стремясь как можно быстрее добраться до финиша. И вдруг услышал журчание воды, едва различимое на общем фоне.

     Липкий холод пробежался по вспотевшей спине. Сначала запах раскаленного песка, теперь вот гребаный ручеек. Неужели госпожа Сарбаева включила капсулы, несмотря на все предупреждения и запреты? Нет, быть того не может. Диана не такая, она не станет мелочно мстить из-за женских обид. Высмеять или наговорить гадостей – завсегда пожалуйста, но вот чтобы так, подвергать риску жизни сразу двух человек, один из которых ни в чем неповинный сопляк?

     А может причина в другом? Может зря столь слепо доверился девушке, о которой толком ничего не знаю. Да - молодой педагог, да – работает в школе: неплохо разбирается в программировании и 3D моделировании. А что ей при этом мешает быть ассистентом Гладышева? Профессора с мировым именем, обласканного вниманием сильных мира сего. Ученого, чьи исследования щедро спонсируются государством. Некоторые ради великих перспектив в карьере, не то что жизнями парочки людей пожертвуют, они мать родную продадут.

     Диана Ильязовна… нет, не может того быть. Не было в госпоже Сарбаевой фальши. Неопытности хватало, наивности и даже девичьего романтизма, который она неловко прятала за ширмой цинизма. Но вот чего в ней точно не было – это холодной расчетливости и непомерных амбиций. Не тот она человек, чтобы ради достижения целей идти по головам.

     Я слишком сильно задумался, на миг утратив концентрацию. И по закону подлости именно в этот самый момент из-за ствола дерева появилась фигура. Всплыла густой тенью на фоне горящей многочисленными огнями трассы. Одна рука неизвестного болталась в районе расстегнутой ширинки, а вот вторая выхватила нож. Я ничего толком понять не успел, как холодная сталь мелькнула в воздухе, и острая боль пронзила бок.

     Ах ты ж, зараза… Вместо того, чтобы отпрянуть, я сделал шаг вперед. В темноте сверкнули белки расширившихся от ужаса глаз. В ноздри ударил перченый аромат чужого одеколона, а палка-посох упала на землю. Кому она нужна, когда дело доходит до рукопашной. Это у меня ноги калечные, а руки подобны двум скользким гадюкам. Конечно, хотелось бы более поэтичного эпитета, но Сэмпай что лучше знал, с тем и сравнивал. Сроду кобры в Якутии не водились, в отличии от щитомордников.

     Одна ладонь уперлась в небритый подбородок мужика, другая в выпуклый лоб. Резкое движение, хруст шейных позвонков и обмякшее тело падает на землю.

     Засовываю руку под кожанку и ощущаю под пальцами липкую жидкость. Все-таки успел порезать, зараза. Вроде бы ничего серьезного – спасибо толстой кожанке. Лезвие прошло вскользь, не задев важных органов, только легче от этого не становилось. Обыкновенно люди умирали от кровопотери, особенно если дырка такая, что хрен заткнешь.

     Поднимаю голову и вижу цепочку ярких огней впереди. Трасса рядом, мне бы только добрести, а там глядишь и до ближайшей больнички подбросят.

     Осторожно, шаг за шагом, передвигаю культяпки по вымерзшей траве. К запаху прелой листвы примешивается тяжелый металлический привкус крови. Только бы не споткнуться, только бы не упасть. Не уверен, что после этого смогу подняться.

     Впереди гудят провода, доносятся звуки пролетающих мимо автомобилей. В будние дни трасса буквально кипела от сплошного потока машин. Но то в будние, а сейчас на дворе праздник – страна отмечала четвертый день Нового Года, потому и шоссе было свободным.

      Шаг, и еще один - медленно сокращаю расстояние до полотна дороги. Впереди небольшая насыпь, но даже по ней тяжело подняться, учитывая калечные ноги. Только бы не упасть, только не упасть…

     Чувствую, как правая штанина тяжелеет, пропитываясь кровью. В голове шумит, появилась невообразимая легкость, но мир пока не кружится, а значит можно и нужно идти. Метр за метром, добираясь до серой полоски асфальта.

     Пар валит изо рта, кожанка расстегнута нараспашку, но холодный воздух не ощущается. Тело словно онемело от боли, одна лишь правая сторона горит огнем. Сквозь прижатые к боку пальцы обильно сочится кровь. Может это всего лишь сон? Очередной кошмар, порожденный адской машиной? Что ж, тогда это не самое страшное, что может случится в жизни. Особенно если вспомнить запертую школу, переполненную раскаленным песком. Вот где была настоящая преисподняя. По сравнению с ней перспектива сдохнуть на обочине покажется раем небесным.

     С трудом перелезаю через металлические ограждения и тут же слышу протяжный гудок – серебристый седан со свистом проносится мимо. Недоволен он… Я вот может тоже многим недоволен, чай не от жизни хорошей выбрался на дорогу.

     Была мысль выбраться на середину, но сил хватило дойти лишь до первой полосы. На нее и падаю, выставив вперед руки. Шершавый асфальт болью отдается в ладонях, а культяпки молчат, что странно.

     И вновь протяжный сигнал – очередной рассерженный автомобиль скрывается за спиной. Торчу здесь, мозолю глаза, как единственная кегля на дорожке. Только быть сбитым не боюсь: вдоль парка идет прямой участок шоссе, видимость хорошая. А вот то, что могут не остановиться, об этом как-то не подумал. В век высоких скоростей кому захочется тратить драгоценное время на незнакомого человека, выпершегося на средину трассы. Мало ли наркоманов по городу бродит или просто сумасшедших людей.

     Опираюсь на ладони и яркий свет фар слепит глаза - разукрашенный внедорожник пролетает мимо, обдав лицо порывами ветра. Этот даже на клаксон давить не стал, просто ушел на соседнюю полосу. Следом прогромыхал грузовик, два микроавтобуса, корейский спорткар, и большое… даже не пойму толком что, в глаза все двоится и расплывается, словно туман наползает.

     Рукой бы помахать, позвать на помощь, но на одной я лежу, а другая пытается заткнуть рану. Пальцы… ткань – уже давно все слиплось, перемешалось и превратилось в сплошной комок. Вот оно как бывает… Сходил за пельмешками в супермаркет.

     Резкий визг тормозов бьет по ушам. Слышу, как громко хлопает дверца, поднимаю голову и вижу радиаторную решетку старенького авто. Куцеватая морда, раскосые фары – это ВАЗ 5106, снятый с производства лет десять назад. До сих пор колесит по дорогам страны.

     Вижу морщинистые руки с характерными для стариков пигментными пятнами. Слышу чей-то голос, но ни хрена разобрать не могу: все плывет и кружится.

     - Отец, мне до больнички добраться, - шепчу одними губами и проваливаюсь в темноту.

     

     Забытье бывает разным. Иногда непроницаемо черным, в которое ухаешь с головой, как в бездонный колодец: и нет ни мысли, ни образов. А порою болтаешься на поверхности сознания, словно какашка бесхозная на волнах, и всякая дрянь в голову лезет: путаешь явь со сном, реальность с вымыслом. Со мною такое после химии обыкновенно случалось, когда в кровь пускали какую-нибудь дрянь. Лекарство, от которого и без того слабый разум начинал мутиться.

     Белый потолок, больничная палата и всюду бушмены: лезут через окна, крадутся по коридорам. Много их – десятки, может быть сотни, затаившихся по углам, поджидающих за дверью. Один из них, наиболее прыткий, захотел воспользоваться беспомощным состоянием Василия Ивановича, попытался подушкой придушить. Только не на того напал, урод голожопый.

     Захват, бросок и снова зыбкая темнота…

     

     Пистолет… Мало того, что ствол незарегистрированный, так еще и человека умудрился из него завалить. А это двадцатка как минимум, и ни какие ссылки на самооборону не спасут.

     Я должен был его скинуть… должен был. Чужие руки остановили мое тело, когда практически сполз на плитку пола. Уложили обратно в койку и вкололи «химозную» дрянь, окончательно лишившую сил.

     А потом был бесконечный переход по выгоревшей под жарким солнцем саванне. Впереди мелькала мокрая от пота спина Боцмана, сзади ворчал вечно недовольный Мамон. Этому лишь бы привал сделать, да брюхо набить. Настолько голодный, что готов был местных сусликов жрать. Мясо у них на вкус своеобразное, но если привыкнуть, то очень даже ничего. Главное не забыть железы в районе крестца вырезать, иначе выйдет дрянь.

     Хотел я пыхтящего Мамона подколоть, повернуть голову, но шея отчего-то отказывалась повиноваться. Так и шел вслед за обильно потеющим Боцманом.

     Боцман, он же дядя Миша, был с далекого Севера. Там родился, там и прожил большую часть жизни, поэтому африканскую жару переносил хуже остальных. Вечно ноги отекали, а кожа покрывалась красными пятнами и зудела. Боцман утверждал, что у него аллергия на песок. Так она у всех у нас была, аллергия эта. Я песок даже на пляже видеть не мог, передергивало. А Боцман… Боцман вроде как умер, сгорел в машине прямо на моих глазах. Но нет – вон он, идет впереди, живее всех живых. Как всегда, тяжело дышит и воняет, что туша разложившегося под солнцем слона. И пришло же такое в голову … умер. Это все треклятое солнце виновато, вечно макушку печёт, оттого и мысли странные в голову лезут.

     Хотел я Боцмана по плечу хлопнуть, протянул руку и… очнулся. Знакомый белый потолок перед глазами, запах лекарств, щекочущих ноздри. Я снова в палате, лежу на узкой больничной койке. И никаких бушменов, никакого Боцмана. Все-таки сгорел дядя Миша, земля тебе пухом.

     - А ты шустрый, Василий, - раздался рядом знакомый голос. – Врачи жаловались на тебя: говорили, три раза пытался сбежать. Один раз в коридоре поймали, когда на лестничную площадку выполз. Медсестричку молоденькую до визга напугал… Эх и безобразник.

     Поворачиваю голову и вижу улыбающегося Михалыча. Товарищ сидел на стуле, обряженный в голубой халат поверх майорского кителя. Давно я его таким довольным не видел. Последний раз это было, кажется, прошлой зимою в районе дачного массива, когда запотевшую бутылочку беленькой на двоих распили. Михалыч тогда в жесткий запой ушел и выходить из него не намеревался, планируя окончить земной путь. Пришлось выманивать товарища посулами и водкой. На первое он не поддавался, а вот на второе клюнул, в следствии чего был обездвижен и доставлен в частную клинику, предназначенную для подобных случаев.

     - Ну что ты на меня так смотришь, Василий? Как рабочий Уралвагонзавода на Либертарианство.

     - Я… что со мной?

     - Пара пустяков: порез на боку и несколько ушибов.

     - П-почему голова тяжелая?

     - А кто пытался хирурга скрутить? Кто в партизана играл: ползал по палатам, да персонал пугал, прячась под койками. Вот тебя и обкололи успокоительными, чтобы не чудил.

     - Ничего не п-помню, все как в тумане. И сильно я того самого… чудил?

     - Обошлось без жертв, - Михалыч умолк, почесав пористый нос-картошку. – Ты мне лучше другое скажи, Василий: как тебя угораздило в очередной переплет попасть?

     Ну я и рассказал, как все было. А чего скрывать, чай не на допросе, а Михалыч не следователь, хотя и сидел в служебной форме.

     Он долго хмурился и шевелил губами, а потом произнес задумчивое:

     - Ну дела…

     - При мне ствол был? Грач старенький?

     Михалыч покачал головой.

     - Значит в парке скинул. На нем мои отпечатки, найти бы.

     - Подождет твой пистолет.

     - Михалыч, на нем труп висит.

     - Успокойся, нет никакого трупа.

     - Как нет? – не понял я. И даже было решил, что товарищ шутит, но уж больно серьезной выглядела его физиономия.

     - Обыкновенно. Согласно сводкам за сутки происшествий в парке не зафиксировано. Значит нападавшие двух жмуриков с собой забрали. А раз нет тел, то нет и дел.

     - Подожди, а я?

     - А что ты?

     - На меня же напали, а ты говоришь, происшествий не зафиксировано.

     - Ну, во-первых, официально тебя обнаружили на Московском шоссе, за пределами городского парка, а во-вторых…, - тут Михалыч замялся.

     Как мне не понравилась это пауза, явно не предвещавшая ничего хорошего. Так оно по итогу и вышло.

     - А во-вторых, охоту на тебя объявили, Василий. Среди птенцов Шункара весть разлетелась о некоем гражданском, повинном в их бедах. О том самом, кто стуканул ментам и дал наводку на разделочный цех в автомастерской.

     Вот оно что… Прикрываю глаза и вслушиваюсь в собственное дыхание, на редкость ровное и спокойное. Странное дело, но я не переживаю по данному поводу: то ли нервы стальные, то ли действие успокоительных.

     - Михалыч, ты вроде говорил про понаехавшие ФСБ и ОРБ, что город ими кишит. А бандиты прямо под носом охоту на гражданских объявили, свидетелей в парке режут. Непорядок…

     - Помнишь, как в той поговорке про семь нянек?

     Про дитя без пригляда? Эту присказку я прекрасно знал. Вот только не за мной они приглядывали, а перед Травниковым выслуживались, пытаясь избежать начальственного гнева. Кому какое дело до безногого инвалида.

     - В связи с последними событиями бандюгов здорово поприжали, но не всех и не везде. Георгия Валентиновича помнишь?

     - Это который в Таджикистан свинтил?

     - Никуда он не свинтил, информация ложной оказалась. На рейс зарегистрировался, а на борт самолета так и не сел. По оперативным данным где-то здесь в области обитает. Залег на дно и ждет, пока ил уляжется. Ему авторитетное собрание на вид поставило за то, что такое безобразие в подведомственном хозяйстве творилось. За то, что подопечные беспредельничали, людей резали, и сынка вице-премьера на колбасу пустили. За то, что с тобою встретился, и за то, что после вашей встречи у коллектива крупные проблемы нарисовались. Короче, для Жоры теперь дело чести тебя кончить.

     Как знал... Нельзя было в участок ходить, официальные показания давать. А как их не давать, когда у Михалыча после моего звонка проблемы на работе. Удружил, называется, попросил проверить… на наши с ним головы.

     - Михалыч, может ты мне объяснишь, зачем они людей потрошили? Неужели других мест не нашлось? Нельзя гадить там, где обитаешь – это же непреложный закон жизни.

     - Дело темное, - вздохнул тот. - Кто-то из молодых в обход начальства решил подзаработать, ну и начал людей на органы резать. У них даже свой студент-практикант имелся из медицинского и оборудование холодильное в подвале.

     - Идиотизм, - невольно вырвалось у меня.

     Очень странный бизнес для средней полосы России. Обыкновенно таким промышляли в более бедных странах, где народа полно, а учета за ними никакого. Бывали, конечно, и у нас случаи… Лет десять назад нашли черных трансплантологов на юге Урала. Среди цыган работали, и молодежь в основном резали. Долго резали, пока в таборе не начались волнения. Пришлось местному барону покинуть роскошный дворец и обратиться за помощью в райотдел полиции. Виновных нашли быстро, да те особо и не скрывались, оборудовав небольшой цех рядом с заброшенной деревней. Предприимчивые дельцы с Южноуральска столько людей перепотрошили, что даже затруднились назвать точную цифру. Больше, чем сто, но меньше, чем тысяча… Что называется, поставили производство на поток.

     Но то цыгане, люди настолько вольные, что даже документы не у всех имелись. Наши же мудаки решили заняться грязным бизнесом посреди многомиллионного города. Умудрились похитить и разобрать на органы не проститутку или бомжа, а сынка самого мэра. Это же надо быть такими безмозглыми.

     - Дебилы, - Михалыч словно мои мысли прочитал. – При Шункаре подобной херни не творилось. Он, конечно, еще тот урод был, но чтобы людей, как свиней на ферме разделывать. Совсем распустились.

     - И что теперь? – задал я самый важный вопрос из имеющихся.

     - Что-что, - пробурчал товарищ, - пару неделек полежишь, а потом мы тебя в надежное место вывезем.

     - За Уральский хребет?

     - Бери дальше… В район дальневосточных сопок, крабов жрать и кедровые шишки в тайге собирать. Сэмпай где-то там неподалеку обитает. Будешь с ним на охоту ходить, дикого зверя бить.

     - Неподалеку? – я не выдержал и улыбнулся. – Михалыч, у тебя с географией всегда туго было. За Уральским хребтом Россия только начинается. Одна Якутия по площади больше, чем вся Западная Европа, раза так в два. Проще будет до японцев добраться, чем до Сэмпая.

     - Это уже детали, - Михалыч махнул рукой. - Ты главное, выздоравливай: апельсинчики кушай, лечащего врача слушай, и медсестер больше не пугай. А мы тебе пока новые документы оформим.

     - Подожди с документами.

     - Не понял? - Михалыч заметно напрягся.

     - Чего здесь непонятного? Сам кашу заварил, сам и расхлебывать буду.

     - Это ты из-за бабы своей?

     - Нет у меня никакой бабы.

     - Кому ты сказки рассказываешь, а то я про молоденькую училку не знаю, из-за которой вся кутерьма завертелась. Как ее там, Сарбаева? Ты же ради нее с Жорой встречался?

     - Не важно.

     - Важно, Василий! Очень важно! Нельзя тебе здесь оставаться, убьют. А если убьют, знаешь, что тогда в городе начнется? Док с ребятами подъедет, Змей народ подтянет. Ты же Тугулова знаешь, он на всю башку лихой – пока не отомстит не успокоится. Мне здесь второй Ростов не нужен.

     - За майорские погоны переживаешь?

     - Дурак ты, Василий, - Михалыч тяжело поднялся. – Поговорить с тобой пришел, как со старым товарищем, а ты все настроение испортил. За бабу он переживает… А за людей кто переживать будет? Пять с половиной миллионов жителей в областной столице. Или что думаешь, у Тугулова не хватит мозгов гранатометы в ход пустить? Ты не ноги в саванне оставил, а совесть потерял.

     Сейчас отчитывать начнет. Я закрыл глаза и притворился спящим. Такой себе обман, в него даже пятилетний ребенок не поверит… Не поверил и майор полиции, но против ожидания возмущаться не стал.

     Скрипнули ножки отодвигаемого стула, зашуршал пакет с гостинцами на тумбочке.

     - Не волнуйся, за бабой твоей мы присмотрим, - раздался голос Михалыча прямо над головой. - Не один урод на пушечный выстрел не приблизится. А на счет документов ты все-таки подумай, дело серьезное…

     Раздался звук шагов, удаляющихся в сторону выхода, и тишина… Я все ждал, когда послышится скрип двери, но гость не торопился уходить. Была у Михалыча такая привычка, подолгу думать, прежде чем что-нибудь сказать. Очень правильная привычка для мужика.

     - Приходила она в больницу. И как только узнала, в толк взять не могу. Кто-то из персонала напутал, сказал, что тебя убили… Ну и сам понимаешь. Шум подняла на всю поликлинику, пришлось лично подключаться. Малец еще один был из школы, уж больно шустрый попался. Представляешь, принялся меня по базам пробивать: не поверил, что служу в правоохранительных органах.

     - У тебя тот еще видок, - подтвердил я, не открывая глаз, – один в один алкаш из подворотни.

     - Смешно, - как-то очень грустно заметил товарищ. И чуть подумав, добавил: - посетителей к тебе не пустят, но телефон на днях выдадут. Поэтому ты уж будь любезен, сделай пару звонков, успокой людей. И на счет новых документов…

     - Подумаю, - закончил я фразу за Михалыча. Хотя про себя уже давно все решил.

     

     На следующий день в гости пожаловал Док. Прилетел прямиком из столицы: загорелый, чисто выбритый, с зализанной седой шевелюрой - метросексуал до отвращения.

     - Ты чего молодишься? – не понял я друга. – Опять жену сменил?

     - Не опять, а снова, - поправил Док, словно в его словах была великая разница. – Я тут апельсинчиков принес.

     Издеваются они, с апельсинами своими? У меня только от одного запаха чесотка начинается, а они тащат и тащат.

     - Ты чего прилетел? Михалыч по телефону нажаловался, просил уговорить?

     - Толку тебя осла упрямого уговаривать. Ты же у нас всегда излишним альтруизмом страдал. Мы пока здесь побудем, поживем, и по мере надобности прикроем.

     - А почему во множественном числе? – не понял я. – Только не говори, что Змея вызвонили.

     - Ты нас за дураков не держи. Еще не хватало в средней полосе России второй Шагаму устроить. Вечером Семпай прибывает, а Бармалей со вчерашнего дня здесь, вопросами жилья занимается.

     - Вы лучше не меня прикрывайте, а за девчонкой одной присмотрите.

     - Молодой и красивой?

     - Не щерься, командир, никто жениться не собирается. Просто так вышло.

     - А оно всегда просто так выходит. Поверь опытному человеку, чтобы жениться, особой мудрости не надо. Главное, чтобы «женилка» отросла, а остальное само сложится.

     - Так что насчет присмотреть? – перебил я не в меру развеселившегося товарища.

     - За неё не волнуйся, Михалыч обещал. Выделит человечка из внутренних резервов, а ты лучше апельсинчики кушай.

     Как же они достали, со своими цитрусовыми.

     

     С Доком проболтали до позднего вечера, и вроде бы все прояснили, все расставили на свои места, но чувство тревоги не покидало. Раз за разом прокручивал в голове сложившуюся картину, убеждаясь, что единственным слабым звеном была Диана. До Василия Ивановича так просто не добраться, поэтому девушку могли использовать в качестве ловушки – ловли на живца. Взять в заложники, покалечить, убить, изнасиловать. Дать добро Кирюше, разобраться со строптивым объектом воздыханий. Доделать то, что он не успел завершить в машине, задрав девушке платье и сорвав трусики.

     Надо было подробнее расспросить Михалыча о выставленной защите: сколько человек, откуда, порядок дежурства. Надо было…

     Я вертелся на койке, одолеваемый плохими предчувствиями. В конце концов не выдержал и вызвонил медсестру.

     - Сотовый в больнице не положен, - строго заметила пожилая женщина.

     - Мне обещали выдать через пару дней.

     - Не знаю, кто вам обещал, а я говорю - не положено.

     То ли медсестра не в курсе достигнутых договоренностей с руководством больницы, то ли Михалыч что-то напутал.

     - Мне позвонить нужно, - продолжаю настаивать на своем.

     - Скажите кому и мы свяжемся.

     - Вы не понимаете, мне лично надо.

     - Для личных разговоров существует телефон в холле. Пациент, вы куда?

     - Куда-куда. Вы же сами сказали, в холл.

     - Вам запрещено передвигаться, швы разойдутся.

     - Я аккуратненько.

     - Аккуратненько - это ползком по полу? Пациент, или вы успокаиваетесь или мы вас фиксируем.

     - Не имеете право.

     - Имеем и еще какое. Ремнями привяжем или лошадиную дозу транквилизаторов в задницу вколем, выбирайте.

     Такой себе выбор, если честно. Пришлось в бессильной злобе откинуться на подушку. Оставалось надеяться, что Жоре и его подручным будет не до меня и уж тем более не до молодой учительницы. Учитывая весь тот кипиш, что поднялся в последние дни…

     - Все будет хорошо, - пробормотал сам себе, закрывая глаза. - За неделю ничего не случится, а там оклемаюсь и решу вопрос. Пока не знаю как, но решу обязательно.

     

     Перед глазами мелькали ступеньки знакомого подъезда. Я был здесь единожды, но успел запомнить обстановку. Может благодаря растениям в кадках, что стояли на широких подоконниках, а может благодаря большому рисунку на первом этаже. Зверушки собрались на лесной поляне: кот в сапогах, зайчиха в платье и косматый медвежонок в шортах на лямках.

     Помнится, Диана рассказывала, что на каждом этаже дома были новые эпизоды: звери танцевали, учились в лесной школе, гоняли мячик и купались. В общем занимались всем тем, чем и положено маленьким детям.

     Над кабинкой ярким красным светом горела панель, извещая о не рабочем состоянии лифта. Я пару раз щелкнул кнопкой, убеждаясь, что глаза меня не обманули. Вот и будет повод рисунки рассмотреть. Пока до шестого этажа на культяпках доберусь, вдосталь налюбуюсь на медвежат в шортах.

     Щелкнув затвором, сунул старенький Грач в боковой карман, и начал медленно подниматься наверх. Десять лестничных пролетов – не так уж и много. Особенно если не спешить, и делать короткие перекуры на площадках. Аккуратно, ступеньку за ступенькой, перешагиваю не торопясь.

     Фикусы на подоконниках были ровно такими, какими я их и запомнил. Толстые мясистые листья, блестящие под светом яркой электрической лампы. Сухая земля и пятикопеечная монетка, засунутая неизвестным шутником в горшок: то ли наудачу, то ли в надежде вернуться. Я еще понимаю, когда люди кидают монетку в море или в фонтан, но в подъезде зачем оставлять?

     Пролет за пролетом, ступенька за ступенькой. Странно, но на втором этаже никаких изображений не обнаружилось: ни зайчат, ни медвежат – голые унылые стены. Это что же получается, Диана Ильязовна меня обманула?

     Бью кулаком по заедающему шарниру и продолжаю подъем. Вслушиваюсь в тишину, пытаясь вычленить подозрительные звуки. Подъезд живет своей обычной жизнью: где-то работает телевизор, спорят глухие голоса за стенкой, многими этажами выше хлопнула дверь. Хлопнула, а следом послышались торопливые шаги.

     Засовываю руку в боковой карман и нащупываю ребристую рукоять.

     Шаги набирают ход. Кажется, словно вниз летит ребенок, перепрыгивающий по две, а то и по три ступеньки за раз. Цепляющий на ходу перила и с громким «ба-бах» приземляющийся на бетонную площадку.

     Прислоняюсь плечом к стене и замираю. Как бы не сбил ненароком, уж больно шустро несется. Шаги все ближе и ближе, задрожали перила от прикладываемых к ним усилий. Последний пролет и…

     - Малой?!

     На верхней площадке, едва не врезавшись в стену, замирает Синицын.

     - Василий Иванович? – пацан удивлен не меньше моего. Одет в теплую толстовку с капюшоном на голове, в руках объемный мусорный мешок синего цвета

     - Ты чего здесь забыл?

     - Я? – Малой даже опешил от такого вопроса. – Я вообще-то здесь живу, а вот что вы здесь делаете? Вам в больнице лежать положено.

     - Подожди, - перебиваю я парня, - что значит живешь? В одном доме с Сарбаевой?

     Возникла неловкая заминка, а затем последовало осторожное «нет», словно парень был не уверен в моих умственных способностях.

     - Я точно помню этот подъезд, фикусы и рисунки на первом этаже.

     - Какие рисунки? – все столь же осторожно интересуется Малой.

     - Медвежонок в шортах, зайчиха в платье.

     - Какой медвежонок, Василий Иванович? Вы зачем из больницы сбежали?

     - Я не…

     Я ни хрена не помнил. Вроде бы лежал в палате, жевал апельсины, обдумывая сложившуюся ситуацию и вдруг… Опускаю глаза и шаркаю ногой по ступеньке. Звук вышел такой, словно под подошвой шебуршит множество песчинок. Да так оно и есть, на пол натекла лужа песка. Странная картина для идеально чистого подъезда.

     Поднимаю голову и смотрю в округлившиеся от страха глаза Малого. Сообразительный пацан, моментально все понял.

     - Василий Иванович, это как? Мы… мы снова провалились?

     - Не ссы, Малой, сейчас разберемся.

     Опускаю ладонь в боковой карман и извлекаю на свет пистолет, потерянный на днях в Пушкинском саду. Оружие есть, а дальше как-нибудь разберемся… Чай не впервой.

     Пронзительная трель телефонного звонка ударила по ушам. Она не просто разбудила меня, она буквально вырвала из объятий сна, выкинув в реальность с головной болью и слипающимися глазами. Помнится, Олька все жаловалась на рингтон, просила поставить что-нибудь мягкое и мелодичное, а не звук дребезжащего металла.

     - И где ты его только откопал, Кит? – жаловалась она сонным голосом. Протягивала руку и начинала теребить пальцами короткий ежик волос.

     Где-где, в настройках по умолчанию, спасибо разработчикам.

     Я нащупал в складках одеяла гладкий корпус сотового и перевернул его – по глазам резануло ярким светом: сплошное белое пятно вместо экрана. Единственное, что я успел заметить – зеленая кнопка вызова. В нее и тыкнул пальцем, в слепой надежде, что попал.

     Телефон несколько секунд молчал, а потом из динамиков прогремел знакомый голос:

     - Синицын, ты чего, спишь?

     Нет, в футбол играю… Что за дурацкие вопросы посреди ночи.

     Перевернувшись на спину, поднес сотовый к уху. Блин, в него еще и говорить надо, язык спросонья еле шевелится.

     - Дюша, ты на часы смотрел?

     - Так Новый год же на дворе, - удивился Соломатин.

     - Гудеть днем и ночью, - послышался на заднем фоне довольный голос Пашки. Ну в этом товарище я не сомневался - пока не наступит роковое утро восьмого числа, Бурмистров будет гулять.

     - Короче, Синица, бери такси и приезжай. Мы сейчас в Боярских Палатах, номер сняли с парилкой и бассейном.

     - И бильярдом, - вставил Пашка свои пять копеек.

     - И бильярдом, - подтвердил Дюша. – Короче, мы тебя ждем.

     - Не… я не поеду.

     В трубке возникла пауза, а после осторожное Пашкино:

     - Чего он там? Ломается?

     - Синица, мы тебя не спрашиваем, мы тебя ждем. Руки в ноги и в такси.

     Признаться, я поначалу даже растерялся от такого напора. А потом вспомнил, что обещал пацанам совместный поход в центровой комплекс города, где была не только сауна, но и множество других развлечений, вплоть до гольфа с картингом. Были бы деньги… Деньги у меня как раз были, а вот чего не было, так это желание подрываться среди ночи и ехать бухать.

     - Вы на часы смотрели, тусовщики?

     - Новый год на дворе! – вновь заорал Пашка.

     - Паштету передай, что Новый год закончился пять дней назад. А если он будет продолжит пить в том же темпе, то до первой тренировки рискует не дожить.

     - Короче, ты не приедешь, - заключил Дюша.

     - Короче, нет.

     - У тебя там все нормально? Вчера дозвониться не смог.

     Оно и не удивительно, в больнице запрещено пользоваться сотовой связью, вплоть до административного штрафа. Но об этом я умолчал, впрочем, как и о причине своего визита в медицинское учреждение. Ни к чему пацанам голову забивать лишней информацией, пускай отдыхают и веселятся.

     Я скомкано попрощался и, отложив телефон в сторону, тяжело выдохнул. Денек выдался так себе, теперь и ночью покоя нет.

     Вчера несколько часов проторчал в холле больнице: перечитал все имеющиеся журналы на столике, изучил плакаты по профилактике болезней и обпился дешевого кофе из аппарата. По словам лечащего врача все с Василием Ивановичем будет нормально: ножевой порез брюшной полости без повреждения внутренних органов и большая, но не смертельная кровопотеря. Отлежится пару недель, оклемается, а дальше снова в строй.

     Я и без заверений врача был спокоен за уборщика: Василий Иванович калач тертый, он и не из такой задницы выбирался, а вот Диана Ильязовна… Пугала она меня серым цветом лица и безжизненным взглядом, как у зомби.

     Сначала ошиблась с диагнозом: то ли кто-то из персонала напутал, то ли сама придумала, похоронив Василия Ивановича раньше срока. Потом сидела и молчала, не реагируя на слова и не подавая признаков жизни.

     Я толком не знал, как к ней подступиться. С ровесниками просто, а тут взрослая женщина, учительница, вся из себя такая строгая и вдруг сломалась. И как такое чинить? Спустился вниз, купил кофе с шоколадкой, но она отказалась. Предложил отвезти домой – ноль реакции. Спрашивается, и чего так переживать, когда обошлось и все живы? Мало ли придурков по ночам шляется, к прохожим пристает, особенно в районе парка. Зная характер Василия Ивановича… не удивлен, одним словом.

     Я несколько раз порывался уйти из больницы. Один раз даже вышел на крыльцо – постоял, посмотрел на парковку, заставленную каретами скорой помощи, да и вернулся обратно. Почему остался, сам толком не понял. Может все дело в чувстве ответственности, внезапно зародившемся внутри. Конечно, глупо звучит… кто я и кто она. Это Диана Ильязовна на правах учительницы должна управлять ситуацией, а не выпускник средней школы, у которого других забот нет: только и делать, что торчать в пропахшем лекарствами холле.

     Она мне не мать, не сестра - никто, одним словом. Да и что может случиться со взрослой женщиной в больнице? Разум подсказывал, что ничего плохого, но стоило вспомнить мертвенно-бледное лицо и ноги сами собой несли обратно. Как меня угораздило?

     Я уже собирался попросить помощи у медсестры, но тут к нам подошел крупный мужчина с рыхлым лицом и стойким запахом алкоголя. Представился майором полиции, и по совместительству другом Василия Ивановича. Всучил стакан воды Сарбаевой и та безропотно выпила, меня же взял под локоть и вывел на улицу.

     - Езжай домой, Никита… А за Василия Ивановича и Диану не переживай, мы о них позаботимся.

     Мы… Мы это кто – полиция? А может профессор Гладышев и представители секретных спецслужб? Что за майор такой, где служит?

     - Езжай, не сомневайся.

     После прозвучавших слов я стал сомневаться еще больше. Добравшись до дома, первым делом залез в интернет. Долго рылся в сети, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь информацию по личности майора - бесполезно. Сайт управления МВД по городу данные о сотрудниках не раскрывал: ни фотографий, ни фамилий. Оно и понятно, специфика работы.

     Поисковый запрос по фамилии Бубенцов (именно так представился товарищ майор) выдал сто пятьдесят семь страниц. Пришлось изрядно покопаться, прежде чем выудить из залежей информационного мусора хоть что-нибудь полезное. Некто Бубенцов действительно служил в полиции в чине майора. Года два назад выступал с лекцией в политехническом университете на тему личной безопасности, присутствовал на награждении у мэра города. Травников, тогда еще бывший градоначальником, вручал юбилейные награды за выслугу лет и достойную службу. На снимке, запечатлевшим торжественный момент встречи, стояло два десятка полицейских в высоких чинах, в том числе и искомый Бубенцов. Моложавый, цветом лица здорового человека, а не одутловатой физиономией, коей светил недавно в коридорах больницы.

     Может и вправду приятель Василия Ивановича? Может они даже служили вместе… Увы, никаких биографических данных найти не удалось, кроме пары пустых интервью и нескольких общих снимков. Складывалось впечатление, что чиновники только и делали что награждали друг друга: в честь дня МВД, в честь дня города и открытия чего-то там важного. Сплошные медали, грамоты, ленты и прочая ничего незначащая мишура.

     А если попробовать через Онион: систему прокси-серверов, позволяющую устанавливать анонимное сетевое соединение? Залез в скрытую папку, нашел исполнительный файл с изображением дольки лука и глубоко задумался.

     Чего здесь только не хранилось, начиная от порнографии и заканчивая наркотой и торговлей оружием. А еще были гигабайты игр, фильмов, музыки и софта. В общем вещь сколь полезная, столь же и опасная. Каждый сопливый школьник знал, что существенная доля скачиваемой информации в Онионе заражена вирусами. Я и сам однажды пострадал, пытаясь посмотреть клубничку с горячими гимнастками. Вместо гибких спортсменок показали темный экран и бесконечную перезагрузку операционной системы. И это я еще легко отделался - у Костяна так и вовсе скакануло напряжение, спалив содержимое системного блока.

     Кроме вирусов существовала масса других вопросов к Ониону: например, его хваленая анонимность. Правоохранительные органы не только знали о существовании данной сети, но и плотно работали в ней. Может потому лавочку до сих пор и не прикрыли?

     Поколебавшись с секунду, я нажал два раза на значок. Про себя решил, что поиск буду вести осторожно - гляну несколько ссылок, и все: никаких скачиваний и переходов на сторонние ресурсы.

     Онион работал в край плохо, бесконечно тормозил и зависал. Первые три сайта даже не открылись, а на четвертом оказалась полезная статья. Журналистское расследование пятилетней давности по поводу конфликта, возникшего в ходе работы Ассамблеи Европейской безопасности. Выяснилось, что в составе делегаций из Франции, Канады и России работало несколько человек, связанных с ЧВК. Деятельность компаний, предоставляющих военные услуги на экспорт, находилась под строгим запретом конвенцией ООН. В связи с чем разгорелся крупный международный скандал. Пришлось вмешаться главам правительств и высокопоставленным дипломатам. В итоге конфликт удалось погасить: подозрительные лица были исключены из состава участников, а прессе была дана команда «сидеть и не тявкать». Далее автор статьи пустился в пространные рассуждения о морали и человеческих ценностях, а в самом конце опубликовал список из сотни фамилий, людей не просто причастных к ЧВК, но и принимавших непосредственное участие в боевых действиях. Был там и Бубенцов, на тот момент числившийся капитаном полиции.

     - И эти люди служат в органах правопорядка, защищают наш с вами покой? – задавался вопросом журналист. – Самые настоящие убийцы, на чьих ладонях запеклась кровь миллионов ни в чем неповинных гражданских.

     С миллионами он, конечно, переборщил, да и на счет «нашего с вами покоя» были большие сомнения. Если верить входным данным, сам журналист сидел в Лиссабоне, и работал на Тавистокский институт, расположенный в английском графстве Суссекс. К России имел самое опосредованное отношение: бабушка его родилась в Казахстане, когда-то очень давно. Специалист по постсоветскому пространству… Очень удобно быть специалистом по странам, в которых никогда не жил и никогда не был, но за мнение о которых регулярно получаешь деньги.

     Закрыв программу, отложил планшет в сторону и принялся обдумывать прочитанную информацию. Если верить журналисту, краснолицый Бубенцов был из той же среды, что и Василий Иванович. В спецслужбах не состоял, в научных лабораториях не числился, и к профессору Гладышеву отношения не имел. А это значит? А это значит, что можно спокойно выдохнуть. Все!

     Я потянулся, разминая затекшую спину - хорошее настроение медленно, но верно возвращалось. Чтобы ускорить данный процесс, добрался до кухни, достал бутылку газировки из холодильника и с наслаждением сделал пару глотков. Только ощутив пряный вкус трав на губах, понял, что жизнь налаживается. Да здравствует Новогоднее безделье!

     

     Три дня ничего не происходило. Время словно остановилось или это Никита Синицын выпал из пространства? Я только и делал, что рубился в приставку, да тупо пялился в телек, просматривая многочисленные передачи и фильмы. Пару раз выбирался на улицу, сходить до ближайшего магазина. Запасы провизии, приготовленные матерью, подошли к концу, поэтому появилась необходимость закупиться пельменями. Ну и лимонадом в придачу.

     Родительница обещала приехать на следующей неделе. Написала сухое сообщение, не сочтя за нужное позвонить. Все дулась из-за нашего с ней последнего разговора или делала вид… Взрослые - они же как маленькие дети, им тоже внимание подавай. А какой самый простой способ его привлечь? Правильно, заставить другого человека почувствовать себя виноватым.

     Только, мама, вы не на тот поезд сели. Лет пять назад я может быть и повелся на подобные манипуляции, а сейчас ни-ни - мальчик давно вырос.

     Если днем все было лениво и однообразно, то с заходом солнца наступало веселье. Сознание не могло смириться со спокойным существованием в виде овоща, ему подавай действия, жгучий адреналин. Вот оно и принялось подкидывать в качестве компенсации ночные кошмары. Бесконечные сны, где был Василий Иванович, клацающий челюстью Щелкунчик и парящая под потолком ведьма. Голос Дианы Ильязовны путеводной нитью вел нас на выход по длинным коридорам, по переходам и залам, но выход все не наступал. Со всех сторон продолжали лезть твари: кусать и грызть, пытаясь сожрать.

     Я устал считать, сколько раз просыпался в холодном поту, дергаясь и крича от страха. И что самое обидное, раньше подобного ужаса не испытывал. Ну да, было не по себе от старой и пустой школы, занесенной песком. Но в глубине души понимал, что все это не всерьез, и мы обязательно выберемся, сколько бы песчинок на наши головы не высыпалось и какие бы твари нам не угрожали. В сердце пылало пламя первопроходца, требующее продолжение эксперимента. Я даже в тайне надеялся уговорить Диану Ильязовну на проведение повторного погружения в одиночку, потому как Василий Иванович ни при каких условиях не согласится вновь забраться в капсулу. Он так и сказал: «ноги моей в этом гробу больше не будет». Уборщику было абсолютно плевать на новые горизонты и перспективы, открывающиеся перед научной мыслью. Он до жути боялся… а теперь боялся и я.

     Мозгами понимал, что капсулы отключены и «заморожены», что очередное «погружение» в принципе невозможно, но страх - чувство иррациональное, доводам логики не подвластно.

     В конце концов я не выдержал и поставил дополнительный будильник на три часа ночи. Прибавил громкости, а телефон положил у подушки – так, на всякий пожарный. Прошлый раз именно звонок будильника вытащил меня из школы, занесенной песком. Если сработало один раз, то сработает и повторно.

     Тревожные мысли сразу покинули голову, задеревеневшие мышцы расслабились и всю оставшуюся ночь я проспал без кошмаров.

     

     На следующий день позвонили. На дисплее высветился незнакомый номер с трехзначным местным кодом: очередные разводилы или рекламная акция. Обыкновенно я игнорировал подобные вызовы, а в случае настойчивости вносил контакт в черный список, но не в этот раз. Палец автоматически нажал «прием».

     - Никита Синицын? – послышался в трубке взрослый мужской голос.

     - А кто спрашивает?

     - Майор полиции Бубенцов.

     От нехорошего предчувствия кольнуло в кишках. Я мигом сел на диван, поудобнее перехватив трубку.

     - И что вам нужно, майор полиции?

     - Это лучше ты мне скажи, что нужно? Откуда такой интерес к моей скромной персоне? Столько поисковых запросов оставил в системе… Ты спрашивай-спрашивай, не стесняйся. Чего молчишь?

     - Да я, собственно, все что хотел узнал.

     В трубке повисла пауза. Вот тебе и хваленая анонимность Ониона. Липкие щупальца страха поползли по телу, парализуя и лишая силы воли. В голове возникла картинка в виде серой камеры с зарешеченными окнами. Повязка на глазах, скованные запястья за спиной и резиновая дубинка, оставляющая бордовые полосы на теле. Логикой понимал, что за пользование запрещенной сетью максимум что грозит – административный штраф, но сознание рисовало совсем другую картинку, виденную в фильмах тысячу раз.

     Я помнил о своем обещании никому не рассказывать о странных снах, порожденных виртуальной капсулой. Но что, если меня арестуют? Посадят в камеру и начнут пытать? Что тогда?

     - Ты молодец, Никита… проявил бдительность. В наше время ни в ком нельзя быть уверенным на сто процентов, даже в человеке, носящем форму полиции. Только больше так не делай: не оставляй цифровой след из сотни запросов в поисковых системах. Не с моей фамилией, так уж точно.

     Я молчал, нервно сжимая трубку. Да и нужно ли здесь говорить? Вряд ли Бубенцов позвонил только из одного лишь желания меня похвалить. Ему что-то было нужно, что-то очень важное. И голос майора не заставил себя долго ждать:

     - В ближайшую неделю постарайся не покидать квартиру без необходимости. Избегай безлюдных мест. Если куда-то идешь, то обязательно в компании. Сотовый всегда должен быть под рукой. Сохрани мой номер, а в случае необходимости звони.

     Очень хотелось спросить, в случае какой-такой необходимости? Гребанное дежа вю… Как будто нечто подобное уже происходило со мной, совсем недавно.

     - Вопросы есть? Вопросов нет… Тогда до связи.

     Голос пропал - соединение разорвалось, а я продолжил сидеть с телефоном в руках, тупо таращась в стенку. И чем дольше таращился, тем более к неутешительным выводам приходил. Что значит на улицу без необходимости не выходить?

     Забравшись с ногами на диван, открыл поисковик и зашел на сайт местных новостей. Раздел криминальной хроники…

      «… невиданное по своей жестокости преступление… разделочный цех на Тихвинской 18, человеческие органы вместо автозапчастей», - кричащие заголовки статей замелькали перед глазами. Словно соревнуясь друг с другом в черном юморе и цинизме, журналисты спешили обрушить на читателей поток информации, где суть сведена к минимуму. Зато полета фантазии и допущенных предположений хватало с избытком.

     Не только местные, но и федеральные сети пестрили новостями по поводу. Ну еще бы, найдено тело сына самого Травникова, вице-премьера федерального правительства, при обстоятельствах, что лучше не придумаешь. Разумеется, лучше для журналистов. Вообразить такое, чтобы на окраине многомилионного мегаполиса существовал оборудованных цех по разделке людей на органы. Просто кошмар, бред какой-то…

     Пять фигурантов дела задержаны, в том числе два студента местного медицинского университета, и трое работников автомастерской. Фамилии задержанных, как и их фотографии мне ни о чем не говорили, а вот один из снимков подпольного цеха…

     Дверь под лестницей, ведущая в разделочную, была до боли знакома. Я раньше видел ее: темная безликая сталь, лужица крови, растекшаяся по порогу. Именно за ней скрывалась девушка, подвешенная к потолку, распятая на собственных внутренностях. Кишках, раздутых и пульсирующих, словно щупальца неведомого чудовища.

     Но как?! Как такое могло случиться?!

     Переполненный эмоциями, я отложил телефон и пошел на кухню, варить кофе. Пить не хотелось, но еще меньше хотелось сидеть на диване и пялиться в стенку перед собой. Организм требовал совершить действия прямо сейчас - немедленно. Увы, кроме турки с бурлящей темной жидкостью, на ум ничего не приходило. Заодно посетил в ванную, умылся и зачем-то почистил зубы, которые чистил пару часов назад.

     Пока водил щеткой по резцам, вспомнил наш последний разговор с Василием Ивановичем. Уборщик рассказывал про сон, про его возможную связь с реальностью. Неужели он уже тогда знал о случившемся преступлении?

     В голове всплыл образ худенькой девушки, и кишок-щупалец, торчащих из живота. Она не пугала нас, она… она просила о помощи?

     Не выдержав, снова схватился за планшет и принялся изучать фотографии жертв. Ни одна из них не напоминала виденную во сне девушку. Может быть кроме шести обнаруженных тел были и другие? Но нет, пресса утверждала обратное: якобы злоумышленники только начали свой кровавый бизнес, споткнувшись на последнем убитом, оказавшемся сыном того самого Травникова. Осознав, кого завалили, горе-трансплантологи перепугались и спешно прикрыли лавочку, замыв следы. Только вот сделали это крайне неаккуратно, из поливочного шланга с помощью простой воды. Непростительная глупость для студентов медицинского ВУЗа, знакомых с криминалистикой не понаслышке.

     Впрочем, руководил всем предприятием некто Саид Зурабов, директор автомастерской с неполным средним образованием. Был бы рядом Василий Иванович, непременно бы вспомнил одну из любимых старых присказок: каков поп, таков и приход… ну или что-то вроде того.

     Интересно, а бывший ухажер Дианы Ильязовны знал о происходящем? Он же вроде официально числился в мастерской на Тихвинской, как и сын небезызвестного Прокопыча – Илья.

     В памяти всплыл яркий свет фар у входа в школу. Темные фигуры под мелко накрапывающим дождем, и Сарбаева, спрятавшаяся за спиной уборщика. Последующий за этим визит Василия Ивановича в мастерскую и…

     И тут меня прошиб холодный пот. Стоп, это что же получается: раскрытое преступление, ранение Василия Ивановича и звонок майора – звенья одной цепи? Тогда становится понятным беспокойство Бубенцова о моей безопасности. Конечно, Синицын к делу никоим образом не причастен, но кто знает, что у местных уголовников в голове…

     Тяжелые размышления прервал звук шипения. Кофе убежало, обильно залив плиту, а сам я обжег пальцы, пытаясь убрать турку. Черт… черт!!! Ну почему не может быть все нормально? Почему приходится бояться и прятаться по квартирам, вместо того чтобы заниматься научными исследованиями, способными перевернуть представления человечества о мире?

     Еще эта стерва Володина со своими интригами, прислала сообщение: «игра не закончена». О чем она, какая игра? Вспомнила про наш с ней разговор на балконе? Все никак не угомонитесь, ваше величество? Или мало тех проблем, что уже успели доставить?

     Пальцы забегали по экранной клавиатуре набирая текст:

      «Больше не пиши мне, сука…»

     Подумав с секунду, удалил черновик сообщения и закрыл приложение. Не было никакого желания вступать в переписку с профессиональной интриганкой. Все исказит, все на свой манер вывернет, а Синицын снова в дураках окажется. Большое спасибо, мы это уже проходили, поэтому не соизволите ли пойти в задницу, мадам Володина. У нас и без вас проблем хватает.

     

     Когда очередная упаковка пельменей подошла к концу, а мусорное ведро переполнилось, я решил выбраться на улицу. Закрыв входную дверь, нажал кнопку лифта – не работает.

     В тысячный раз поблагодарив богов, что живу на четвертом, а не на девятом, накинул капюшон толстовки на голову и начал спускаться вниз: перепрыгивая через ступеньки, разминая затекшие от долгого бездействия ноги.

     Я настолько увлекся этим занятием, что едва не сбил темную фигуру у стены.

     - Малой? – знакомым голосом вопросила тень.

     - Василий Иванович?

     

     Подъездная лампа горела тусклым электрическим светом, освещая пространство вокруг. Ровный ряд дверей на площадке, голубая побелка на стенах… Я провел подошвой ботинка по ступеньке, прислушиваясь к скрипу многочисленных песчинок.

     - Василий Иванович, это как? Мы… мы снова провалились?

     - Не ссы, Малой, сейчас разберемся.

     Уборщик засунул руку в карман и извлек наружу пистолет. Наверное, это действие должно было меня успокоить.

     - Оружие во сне… очень смешно.

     - Малой, да что с тобой не так? Ты же вроде мечтал о продолжении эксперимента. Вот оно, случилось - радуйся.

     Радоваться не получалось. Я попытался ущипнуть себя, продрать глаза и убедиться, что это обыкновенный кошмар, просто слишком яркий и реалистичный. Палитра цветов, запахи, жгучая боль в оттянутой до предела кожи на запястье – все это мало походило на сон. В сознании даже зародилась мысль: а вдруг это самое что ни на есть настоящее. Просто мы с Василием Ивановичем малясь того, умом тронулись: он от уколов в больничке, а я от затворнического образа жизни. Одиночество еще никого до добра не доводило.

     Поэтому, когда уборщик проорал во всю глотку «Диана!», мне стало крайне неловко. Сейчас выйдут соседи по лестничной площадке и отчитают или хуже того: вызовут полицию с дуркой.

     - Василий Иванович, тише…, - зашипел я него, но уборщик меня не слушал.

     - Диана Батьковна, алло! Мы знаем, что вы здесь. Прекратите играть в прятки и выходите на связь.

     Наверху громко хлопнула дверь и все затихло… совсем. Перестала играть музыка через стенку, умолки спорящие голоса – подъезд погрузился в мертвую тишину. Только легкий шелест песка, сбегающего по стенкам.

     - Да чтоб тебя, - выругался Василий Иванович и смачно сплюнул под ноги, словно это могло помочь разрешить сложившуюся ситуацию.

     - Нам нужно рассуждать логично.

     - Логично?! – проорал он прямо в лицо.

     От неожиданности я дернулся назад, почувствовав спиной ребристые перила.

     - Рассуждать логично?! Давай, начинай, логичный ты наш… Чего вдруг замолчал, а? Говори, я внимательно слушаю.

     - Вы орать сначала перестаньте.

     Странное дело, но Василий Иванович послушался. Посмотрел на пистолет, которым размахивал, словно дирижерской палочкой и как-то сразу успокоился. Оперся спиной о стену и молча уставился на меня.

     - Сарбаева здесь ни причем, - начал я свои рассуждения. Говорил медленно и осторожно, готовый в любое время остановиться, но Василий Иванович и не думал перебивать. В кои-то веки он воспринимал меня серьезно. – Тридцать первого числа я был в кабинете Дианы Ильязовны и видел капсулы… одна из них была в разобранном состоянии. Диана Ильязовна сняла управляющий блок, и разобрала его на запчасти. Материнскую плату отдала одному знакомому, разбирающемуся в железе, чтобы он проверил схему на наличие «особенностей».

     - Все-таки вы похожи, - Василий Иванович, не выдержав, хмыкнул. – Говорил же, чтобы к капсулам пальцем не прикасалась. Вот ведь упертая… А этот знакомый мог чего-нибудь там замкнуть?

     - Я в электронике не силен. Чисто теоретически всякое возможно, только сомневаюсь, что отдельная плата способна привести к подобному эффекту, даже если подать напряжение и, как вы выразились, замкнуть. Тут скорее дело в профессоре… Почему мы решили, что капсул всего две? Если Гладышев проводит серьезный научный эксперимент, то и опытных образцов должно быть гораздо больше. Может пару десятков, а может несколько сотен по всей стране. Виртуальная реальность активно используется в подведомственных министерству обороны санаториях в качестве лечебной процедуры.

     Василий Иванович недовольно поморщился.

     - То есть ты хочешь сказать, что в нашем городе есть еще такие капсулы?

     - Почему обязательно капсулы? Мы слишком сильно зациклились на одном объекте, провели простую причинно-следственную связь, но ведь все может оказаться гораздо сложнее. К примеру, капсулы – это лишь незначительный элемент более масштабной системы, а первопричиной всему служат электромагнитные волны, источником которых может являться все что угодно: блок, подключенный к антенне или «усилок» в комнате системных администраторов.

     - А капсулы-то зачем?

     - Не знаю… Может они подготавливают сознание, делают его более восприимчивым к внешним сигналам.

     - Антенны, усилки за стенкой - бред какой-то… насочинял с три короба, - Василий Иванович задумчиво поскреб подбородок. – Тебя, Малой послушать, так и фильмы снимать можно: про всемирный заговор, про глобальные эксперименты.

     - Сомневаюсь, что эксперименты носят массовый характер. Ни одно правительство не решится на подобные шаги, тем более в школе. Тут скорее речь идет о единичных случаях, направленных на узкоспециализированную группу. Василий Иванович, вас в ЧВК случаем не чипировали?

     - Без понятия. По крайней мере разрешения на это не давал, а уж что там кололи, одним врачам ведомо, - Василий Иванович остановился, и задумчиво посмотрел на меня. - Подожди, Малой, а как же ты? С каких это пор школьников привлекают к участию в опасных экспериментах.

     - Дело не только в чипах, - был вынужден признать я. – Складывается впечатление, что профессор рассчитывал на несколько иной эффект.

     - Поясни.

     Сложно пояснять то, о чем не имеешь ни малейшего представления, лишь туманные намёки, но я постарался.

     - Могу предположить, что целью эксперимента была корректировка основных параметров организма: снижение давления или сокращение частоты сердечной мышцы. Повышение тонуса, улучшение настроения, лечение депрессии – да все, что угодно, вплоть до незначительных корректировок в психике. Повторюсь – незначительных. Скорее всего речь идет о лечении посттравматического стрессового расстройства. Вы просто подвернулись под руку профессору, вот он и решил параллельно с основной деятельностью заняться вашим лечением.

     - С чего ты взял, что у меня с головой проблемы? – брови Василия Ивановича поползли к переносице.

     - А разве нет? – кивнул я на ручейки песка, сбегающие по стенам.

     - Официального диагноза мне никто не ставил, и у психиатра не наблюдаюсь.

     - Не каждая проблема требует клинического вмешательства, - миролюбиво заметил я. –Течение вашей болезни находится в пределах нормы, однако это не значит, что вы не больны.

     - Малой, ты не борщи…

     Я поднял руки, демонстрируя дружелюбные намерения. Вот уж меньше чего сейчас хотелось, так это издеваться над Василием Ивановичем. Место не то, да и время для шуток неудачное.

     - Поймите, все, что сейчас происходит – побочный эффект или, другими словами, феномен. Этого никто представить не мог, иначе нас бы давно изолировали и поместили в отдельную палату. Василий Иванович, мы с вами находимся на территории «terra incognita».

     - Чего?

     - Неизведанная земля, где до нас никто не ступал и где может случиться все что угодно. Признайтесь, история с нахождением фрагментов тела сына Травникова, ваших рук дело? Это вы навели на след полицию?

     - Дурак, потому что, - пробормотал Василий Иванович, – догадку одну проверить захотел, вот и проверил на свою голову… Вляпался в тэрра инкогниту по самые уши, чтоб ее…

     И тут на меня накатило, да так, что про всякий страх забыл. Забытое чувство первооткрывателя горячим сердцем забилось в груди. Я открыл рот и затараторил, глотая слова:

     - Вы сейчас говорите про ту распотрошенную девушку, подвешенную к потолку? Это же она вас навела, точнее не она, а ее мыслеформа. Возможно, что сознание человека после смерти не исчезает, а трансформируется в нечто иное – в информационное поле или оболочку, то что у людей верующих принято считать душой. Закон сохранения энергии в действии. Ничто не исчезает бесследно, а сознание, наши мысли – не просто синаптические импульсы, это нечто большее: неизвестная человечеству кодировка, записанная на молекулярном… нет, на кварковом уровне. Не нули и единички, а тройки, пятерки, десятки…

     Я ожидал, что Василий Иванович как минимум заинтересуется моей идей, но вместо этого…

     - Знаешь, что меня всегда удивляет в молодых? Вы искренне верите, что способны понять и открыть великие тайны мироздания, просмотрев ролик в интернете или прочитав умную книжку. Вы носитесь со своей идеей, словно с великой ценностью, а потом берете том второй, открываете и понимаете, что все давно придумано до вас. Из тома третьего узнаете, что не просто придумано, а переосмыслено и переработано в новые теории, для изучения которых не хватит целой жизни. А существует еще четвертая, и пятая, и тысячная книги.

     - Можно без лекций? – перебил я, не выдержав менторского тона.

     - Можно и без них, - легко согласился Василий Иванович. – На днях эксперты опознали личности шести жертв, найденных в служебном помещении. Я видел фотографии: ни одна из них не походила на молодую худенькую девушку.

     - Это легко объяснить…

     - Не нужно объяснений: сон, это всего лишь сон – точка. Сейчас не время и не место, чтобы заниматься научными изысканиями.

     Мне многое захотелось сказать в ответ: и про то, что сон у нас не обычный, и про то, что сам Василий Иванович придает ему куда большее значение, чем пытается показать. Да и странных эпизодов хватало: взять хотя бы образ распотрошенной девушки. Она висела на кишках ровно в том самом помещении, что в реальности служило разделочным цехом для черных трансплантологов. Слишком много совпадений для обыкновенной случайности.

     Василий Иванович глубоко задумался, собрав морщины вокруг глаз. А песок продолжал бежать, скапливаясь небольшими барханами вдоль стен. Не привычный речной грязно-серой расцветки, не ярко-желтый, как в рекламных буклетах турфирм, и не белоснежный как на пляжах в Аджмане. Он был пропитан густыми красными оттенками. Я не сомневался, что прямо сейчас видел кусок африканской саванны, буквально сочившейся из памяти Василия Ивановича. Это же до какой степени человека должна достать пустыня, что даже спустя столько лет не дает покоя?

     - Слушай сюда, Малой, - наконец заговорил уборщик. – Сейчас ты спускаешься вниз, и пытаешься всеми возможными способами выбраться наружу.

     - А вы?

     - А мне нужно кое-что проверить… Чего лыбишься? Я что-то смешное сказал?

     - Василий Иванович, вы рассуждаете, как типичный персонаж из дешевого фильма ужасов. Нам нужно разделиться, чтобы легче было убить? Короче, я иду с вами.

     - На шестой этаж?

     - Да хоть на десятый. С чего вы взяли, что внизу будет безопаснее? Это же сон, здесь нет места логики. Кроме того, у меня припрятан туз в рукаве.

     - Очередная фантастическая теория?

     - Будильник в телефоне на три часа ночи, - с гордостью заявил я. – Ну как, тянет на козырь?

     - Это ты каждую ночь в три часа просыпаешься? - удивился Василий Иванович, вместо того чтобы похвалить.

     - А что в этом такого? - в свою очередь удивился я.

     - Для вас молодых может и ничего… Ладно, проехали. Теперь, когда нет связи с Дианой, будильник может стать нашим единственным шансом на быстрый выход. Будем надеяться, что ты не забыл зарядить телефон.

     - Функция автоматической подзарядки через wi-fi... Василий Иванович, а вы что, до сих пор старым дедовским способом пользуетесь, через шнурок?

     - Пошли уже, умник.

     Подошвы ботинок заскрипели по ступенькам, занесенным песком. Василий Иванович поднимался легким пружинистым шагом – пролет за пролетом, словно забыв о собственном недуге. Ноги снова вернулись к уборщику, и теперь я видел, каким шустрым он раньше был. Изменилась не только походка, в самих движения появилась непривычная легкость – своеобразная грация, свойственная хищникам породы кошачьих. Уверенность читалась во всем: в поворотах головы, в движениях корпуса, даже в ладонях, обхвативших рукоять пистолета. Никакой суеты, ничего лишнего – лишь опыт и многолетняя практика, отточенная в красных песках саванны.

     Рука уборщика взлетает вверх, и я послушно замираю. Ждем… Точнее жду только я, а Василий Иванович к чему-то прислушивается. И вроде не двигается, но в тоже самое время представляет собой сплошной сгусток энергии, готовый в любую секунду сорваться с места.

     Песок тихо шелестит, сбегая по ступенькам. Меж лестничных пролетов нижних этажей образовались целые водопады. Может и выхода уже нет – засыпан под самый потолок. Разумеется, при условии, что он был изначально, а не как в школе - бетонная стена вместо дверного проема.

     Спина впереди качнулась и снова вверх - по ступенькам, занесенным тонким слоем песка. Мимо двери, обитой синим дерматином, мимо трещины на стене, похожей на ветвистую молнию, мимо сотни других мелочей, с которыми сталкивался каждый день, и на которые привык не обращать внимание.

     На следующей площадке мы снова остановились.

     - Твой этаж? - уборщик вопросительно уставился на меня.

     - Мой, - согласно кивнул я. – Сто семьдесят шестая квартира, открыть?

     - Нет, нам на шестой.

     - Василий Иванович, вы всерьез рассчитываете, что двумя этажами выше будет квартира Сарбаевой? Это же мой подъезд, я его наизусть знаю.

     Уборщик спорить не стал, продолжив подъем наверх. И снова перед глазами замелькали ступеньки, лужи рыжего песка на бетонной площадке.

     Через пару пролетов я начал подозревать неладное: перила изогнулись, изменив не только привычную форму, но и окрас, на подоконниках появились горшки с цветками. В моем подъезде окна были, точнее не окна, а узкие прямоугольники, больше похожие на амбразуры дзота. Ни о каких подоконниках даже речи не шло, не то что о растениях, а здесь целый палисадник развели.

     Я окончательно уверился в неладном, когда переступив через последнюю ступеньку, оказался на площадке шестого этажа. Примыкающую к лифтовой шахте стену украшал рисунок: дебиловатого вида медведь в шортах сидел на деревянном мостике и рыбачил. Вместо удочки у него была сучковатая палка с привязанной веревкой. Рядом крутилась зайчиха в коротком синем платье, подолом едва достающим до пупка. Интересно, что она пыталась скрыть под ним: комок шерсти на заднице, означающим хвост?

     - Что скажешь, Малой - твой подъезд?

     - Ничего не понимаю…

     - А здесь и понимать нечего. Я в доме Сарбаевой был только на первом и шестом этажах, поэтому все что между ними, для меня не существует - пустота. Вот она и заполнилась твоими воспоминаниями.

     - Подождите… Вы хотите сказать, что в кооперативном сне ваше сознание является первичным?

     - Разве это не очевидно? Сначала автомойка на Тихвинской, потом старая школа, в которой я учился, теперь подъезд Дианы Батьковны. Ты же впервые здесь?

     Не хотелось этого признавать, но Василий Иванович был прав. Структура сновидений базировалась на его сознание, а я выступал на вспомогательных ролях, добавляя к основному блюду острых специй в виде парящей ведьмы или того же Щелкуна.

     В игре Маяк-17 не существовало такого понятия, как главный джойстик, то бишь капсула. В связи с чем возникает вопрос: почему… Почему в кооперативном сне такое распределение существует, и почему под номером один выбран именно Василий Иванович? Связано ли это с секретными преднастройками оборудования или виной всему великий «рандом»? А может все дело в болезни уборщика, в пресловутом ПТСР? Возможно ли такое, что психика больного человека оказывает более активное влияние на окружающее пространство? Не зря же говорят, посади здорового человека в камеру с безумцем и через месяц получишь двух спятивших.

     - Малой, ты о чем задумался? - голос Василия Ивановича прозвучал настороженно.

     - Да так… - смутился я. Еще не хватало, чтобы напарник догадался о моих мыслях.

     - Малой, после твоего «да так» к нам всякие твари начинают являться. Думай о чем-нибудь позитивном: о мороженом, к примеру, или о конфетах.

     - Василий Иванович, я вам что, дите малое? Какое нахрен мороженое, вы еще про сахарную вату вспомните.

     - Хорошо, раз уж такой взрослый, концентрируйся на мясе с пивом, но только не на фильмах ужасов.

     Под подошвой ботинок вновь заскрипел рыжий песок саванны. Василий Иванович первым пересек подъездную площадку и остановился напротив двери с тремя позолоченными цифрами над глазком. Чуть наклонив корпус, замер… Сделал несколько шагов вперед и, прислонившись к стене, прислушался. Потом вдруг резко обернулся и зашипел:

     - Малой, чего столбом замер? Бегом мне за спину.

     Я и побежал, получив в награду новый нагоняй.

     - Чего шумишь?!

     - Вы же сами сказали бегом.

     - Бегом – это значит быстро, а не топать, как слон.

     Вот чего у Василия Ивановича было не отнять, так это умения допекать по малейшему поводу. Вечно ворчит, словно старый дед… Очень хотелось отпустить ответную шпильку, но я лишь плотнее стиснул зубы. Прижался к стене, и принялся наблюдать за стриженным затылком уборщика.

     В голову вдруг пришла одна очень интересная мысль. Если сон компилирует уже ранее виденную реальность, то…

     - Василий Иванович, а что вы делали в квартире у Дианы Ильязовны?

     - Не твоего ума дело.

     - Чай пили на кухне?

     - Тихо ты, не шуми… Видишь, дверь приоткрыта?

     Уборщик оказался прав. Я только сейчас заметил, что между полотном двери и косяком шла черная полоска зазора: совсем небольшая, величиной не толще мизинца. Сквозь неё и видно-то ничего не было, сплошная темень. Однако Василий Иванович продолжал сверлить щель взглядом, словно на что-то рассчитывал.

     А ну как рука в кожаной перчатке вылетит из темноты и схватит за горло. Щелкун только на первый взгляд казался тяжелым и неповоротливым. Когда же дело доходило до рукопашной, он был крайне ловким. Интересно, зачем ему такая челюсть, с раскатанными до крайности губами. Он же все равно ею не пользуются: не грызет и не кусает, а как что, норовит схватить рукою за горло. Может это устрашающий элемент, вроде яркой окраски у животных в природе?

     Я настолько погрузился в размышления, что даже не заметил, как Василий Иванович скрылся из виду. Быстрым движением открыл дверь и нырнул в проем, вдруг вспыхнувший ярким светом. От неожиданности я закрыл глаза и подался назад, вжимаясь спиною в перила. Но ничего страшного не произошло - обыкновенный свет из прихожей. Просто слишком яркий на фоне сумрака, царящего в подъезде.

     - Малой…, - прошипели из квартиры голосом вечно недовольного Василия Ивановича.

     Да иду я - иду. Перешагиваю через порог и оказываюсь внутри небольшой квартирки. Большое зеркало напротив, золотистый ламинат на полу, три коврика расположенных друг за другом. Три-то зачем?

     Поднял голову и увидел светильник, выполненный в форме маяка. Именно он и служил основным источником света: ярко-белым, обжигающим сетчатку глаз. Вокруг каменного основания пенились нарисованные волны, на горизонте играла стая дельфинов: выпрыгнувшая из воды, да так и замершая на фоне закатного неба. Очень красиво нарисовано и главное – натурально. Чувствуется рука мастера: умелое сочетание трехмерного объекта с двумерным задником.

     Обстановка в прихожей учительницы была ровно такой, какую и представлял: уютной и аккуратной. Диана Ильязовна собственным примером рушила стереотипы о женщинах-программистах. Выглядела всегда опрятной и ухоженной, так почему бы и квартире не быть таковой. Единственное что выбивалось из общей картины – столик, стоявший ровно по центру. Он мешался на проходе, и был явно не к месту, словно затеяли перестановку мебели и остановились на середине пути.

     - Этого здесь не было, - Василий Иванович тоже заметил странный объект. Обошел стол стороной, заглянув в соседнюю комнату.

     - Забавно, - долетело до ушей его бормотание.

     И что такого забавного он обнаружил в квартире молодой училки? Не выдержав, я подошел следом и едва не присвистнул от удивления. Странная картина представилась глазам.

     Ободранные обои, кое-где заклеенные выцветшими плакатами. Старая кровать, толком не заправленная, с торчащей из-под покрывала постелью. На столе в углу стоит старенький монитор, весь заляпанный и покрытый пылью. Под ребристой батареей притаилась штанга, явно самодельная - это легко понять по обрезку трубы вместо грифа. Тут же рядом две полуторалитровые пластиковые бутылки, заполненные мутноватой, застоялой жидкостью. На полу валяется старенький ковер, местами лысый, протертый до основания.

     - Забавно, - повторил Василий Иванович.

     Контраст был настолько разительным, что я замер с открытым ртом, не зная что и сказать. Вот тебе и крушение стереотипов о женщинах-программистах.

     - Это не ее комната.

     - Что? - не понял я.

     - Говорю, комната не ее. Я когда здесь был, в гостиную не заглядывал, - Василий Иванович зашел внутрь и с какой-то странной, необычной для него нежностью, погладил обои. Пальцы наткнулись на плакат с изображением бегущего солдата: постер то ли к фильму, то ли к компьютерной игре. Явно древней, потому как название ни о чем не говорило. И тут до меня дошло, словно молнией ударило.

     - Это ваша комната?!

     Василий Иванович ничего не ответил. Подошел к штанге и присел на корточки, рассматривая потертые, местами ржавые блины. Судя по неровным краям, они тоже были самопальными, как и гриф, как и крепление, выполненное в виде толстых гаек.

     - Когда-то давно я здесь жил, - пробормотал он задумчиво.

     С языка едва не сорвалось обидное слово «хлев».

     Василий Иванович усмехнулся, словно прочитав мои мысли.

     - Что, Малой, не нравится? Выглядит непрезентабельно? Некоторые вещи в жизни не выбирают, с ними рождаются. Тут уж кому как повезет, кому какой жребий выпадет.

     Я вдруг почувствовал себя крайне неудобно, стоя на пороге обшарпанной комнаты, словно занимался чем-то неприличным, вроде подглядывания в замочную скважину.

     Стараясь не шуметь, вернулся в прихожую, прикрыв за собой дверь. Пускай побудет наедине со своим прошлым. Второй человек здесь явно лишний.

     Направился к ванне и едва не упал, споткнувшись. Снова этот дурацкий столик с кривыми ножками. Интересно, кому пришла в голову идея поставить его по центру? Н-да, глупый вопрос, учитывая обстоятельства… Стоп, а это что такое?

     Среди стопки глянцевых журналов показались корочки синей расцветки, странно напоминающие… фотоальбом. Да-да, тот самый фотоальбом, что разглядывал с одноклассницами, сидя на балконе. Я наклонился и извлек из бумажных завалов книжицу в кожаном переплете. Родители купили его, когда пошел в первый класс. И с упорностью, достойной лучшего применения выкладывали на страницах хронику моей школьной жизни. Когда семья распалась, мать не бросила дурацкого занятия. Как одержимая, распечатывала и крепила фотографии на страницах, словно это имело хоть какое-то значение. Кому они нужны, кто на них смотреть будет? Разве что подвыпившие одноклассницы от нехрен делать.

     Открыв корочки, я уставился на пустующую страницу. Не понял, а где линейка на первое сентября? Где тощий пацан с букетом пионов в общем строю первоклашек, таких же напуганных, как и он сам? Перелистываю страницу и натыкаюсь на очередной девственно чистый лист. Даже намека нет на фотокарточку.

     Не то чтобы это имело большое значение… Уж не для меня, так точно. Я этот альбом никогда в руки не брал, если только переложить из одного угла в другой. Мать о нем раньше заботилась, и Олька заинтересовалась, когда начали встречаться. Самолично заполняла совместными фотками, все шутила – говорила, что на будущее, детям будем показывать. Вот только не уточняла, чьим… Я-то наивный полагал, что речь шла о наших с ней общих.

     Пока размышлял, рука продолжала переворачивать страницу за страницей. И куда подевались все снимки? Неужели не отложились в сознании? Не хватило памяти в синапсах или оперативки у нейронов? Я еще понимаю, если бы брался за альбом лет пять назад, но ведь смотрел же недавно, буквально на днях.

     Очередной белый лист и снова, и снова… Пальцы привычно берутся за картонный уголок и замирают - стоп, а это что? С покрытого временем глянца на меня смотрели счастливые глаза Дашки. Все-таки нашлось место для одной единственной фотокарточки.

     С трудом вспоминаю обстоятельства, при которых был сделан снимок. Одна из многочисленных посиделок на квартире, с литрами лимонада и джойстиками в руках. Мы часами рубились в приставку, а когда надоедало играть, то смотрели фильмы или мультики. С нами всегда был третий лишний – Костик. Точнее я его таковым не считал – дружбан, как ни крути, а Дашка… А Дашка была слишком тихой и скромной, чтобы возмущаться по данному поводу.

     Никаких поцелуев в присутствии посторонних. Все что девушка могла себе позволить, это положить голову на плечо. Она и на снимке склонилась чуть в сторону, словно пыталась найти опору в моем лице, а я, вытаращив глаза и открыв рот, отчаянно ругался на Костяна, находящегося по ту сторону объектива. Дурацкая вышла фотка, но Дашке отчего-то нравилась. Настолько, что она решилась её распечатать и вложить внутрь. На память…

     - Малой, хорош книжки читать, нам еще другие комнаты проверить надо, - вслед за голосом в коридоре появился недовольный Василий Иванович.

     Нехотя положив альбом обратно на столик, я поворошил стопку журналов – совсем старых. Были здесь и десятилетней давности и даже середины пятидесятых. Альманах географического общества с тропическим лесом на обложке, помятая телепрограмма со следами кружки, модный глянец с тощей разукрашенной девицей на фасаде. Ничего странного, обычный набор для квартиры или приемной поликлиники, где в ожидании томились посетители.

     - Василий Иванович, а что вы пытаетесь здесь найти?

     - Подсказки, Малой… подсказки.

     Уборщик обошел дурацкий столик по кругу и замер напротив ванной комнаты. Осторожно приоткрыл дверь, заглянув внутрь.

     - Какие подсказки? Очередной труп?

     - Типун тебе на язык, Малой. Только трупов нам здесь и не хватало, - Василий Иванович зашел внутрь и голос его зазвучал глухо. – Понимаешь, какая штука получается: сны в основной своей массе – мусор. Обыкновенно не содержат ничего полезного, но если в завалах внимательно покопаться, то можно и кое-что интересное сыскать.

     - И что… вы что-нибудь нашли?

     В ответ послышалось неразборчивое бурчание. На языке Василия Ивановича это означало: «отстань, Малой, не видишь, делом занимаюсь».

     Любопытно, что такого интересного он хочет найти в ванной комнате одинокой женщины? Захотелось подколоть вредного уборщика по поводу грязного нижнего белья, но я сдержался. Подвинул журнальный столик к стенке, а то надоело вечно кружиться вокруг него. Щелкнул пару раз выключателем и убедился, что светильник в форме маяка не реагирует. Прошелся в конец коридора и остановился напротив двери, ведущей на кухню. За перегородкой мерно гудел холодильник и пахло чем-то странным, похожим на сырое мясо со специями. Так пахло ведерко, наполненное кусками свежей свинины, приготовленной к маринаду. У Дианы Ильязовны запланированы шашлыки?

     Я открыл дверь и замер от неожиданности. Ко всему был готов, даже к парящей под потолком ведьме, но представившаяся картина завораживала своей одновременно обычностью и кошмаром.

     Уютная кухонька мраморной расцветки с аккуратно расставленной посудой. В углу мягкий диванчик и полукруглый обеденный стол, над которым нависает абажур – светло-кремовой расцветки с лепестками роз по периметру. Из-под него наружу льется мягкий желтоватый свет, прямо на столешницу, на поверхности которой лежит женщина.

     Я без труда узнал в ней Диану Ильязовну. Голова молодой учительницы повернута в бок: на мертвенно-бледном лице остекленевший взгляд, тонкая струйка крови стекает с уголка губ. Рубашка на груди порвана, обнажая грудь и плоский живот. Форменная строгая юбка задрана до пояса, а голые ноги беспомощно болтаются в воздухе. Одна ступня босая, на другой повисла туфелька и остатки белой тряпки… кажется, это были трусики. Женщина лежит на спине, беспомощно раскинув руки в стороны. В уютно обставленной кухоньке, залитой потоками желтого света. Я не видел на ее коже ран, или других следов насилия, если не считать порванной одежды, и крови, сочившейся изо рта.

     - Диана Ильязовна, с вами все в порядке?

     Не знаю, зачем спросил - дурацкий вопрос, учитывая обстоятельства. Молодая учительница не подавала признаков жизни, поэтому я протянул руку и коснулся щеки. Осторожно, одним указательным пальцем, памятуя о странном месте, где нахожусь. Кожа на ощупь была холодной и твердой, словно принадлежала не человеку, а мраморному изваянию в художественной галереи.

     - Василий Иван…, - пробормотал я и умолк. В горле словно ком встал, а руки затряслись. Увидь я хоть трижды Щелкунчика с клацающими зубами, так бы не испугался. А это… это пугало до дрожи, своей реалистичностью и какой-то… не знаю, обыденностью что ли. Вот так вот, на обеденном столе, на кухонке типовой двухкомнатной квартиры.

     - Василий Иванович! – голос дал петуха.

     - Иду-иду, чего ты там… разорался.

     Последнее слово уборщик договаривал уже на автомате. Отпихнув меня в сторону, он быстрым шагом подошел к столу, загородив спиной неприятную картину. Я лишь увидел, как его пальцы потянулись к изогнутой шеи девушки в попытках нащупать пульс.

     Глупо… пульс во сне. На плечи навалилась темная безнадега и беспомощность. Ровно такая же, что лежала сейчас на столе, в разодранной рубашке и задранной до пупка юбке. Строгая, нахальная, дерзкая, добрая – она была разной живой, а сейчас получается мертвой. Вон и вторая туфля, валяется рядом с диваном. Там же лежит маленькая пластмассовая игрушка, судя по колпачку на голове поваренок из модного нынче набора для домохозяек. Сломан и раздавлен подошвой чужого ботинка.

     - Василий Иванович… её что, убили?

     - Дверь закрой.

     - Василий Иванович, вы же сами говорили, что сны – это мусор: переработка накопленной за день информации. Они не предсказывают будущее, они транслируют пережитое, вы сами…

     - Кому сказано, вышел вон! – рявкнул Василий Иванович и я не стал с ним спорить. Не в том состоянии был уборщик, чтобы выслушивать слова поддержки. Да и не нуждался он в утешениях, не тот был человек.

     Я развернулся и побрел по направлению на выход. Ничего не хотелось: ни ругаться, ни спорить, ни доказывать. Все вдруг стало не важно, и даже этот дурацкий сон с изнасилованной и убитой на столе девушкой.

     А ведь она и вправду девчонка, не многим старше меня или той же Ковальски. И почему раньше в мыслях женщиной величал? Дурацкая школьная привычка считать всех, кому за двадцать, взрослыми людьми. Это для пятиклашек она тетя Диана, а для нас почти что ровесница, недавно закончившая институт. Совсем молодой была…

     Стоп, о чем это я? Почему думаю о ней в прошедшем времени? Порядком надоевший столик снова возник на пути и я, споткнувшись, опрокинул стопку журналов на пол. Следом шлепнулся и фотоальбом, раскрыв в полете пустые страницы.

     Дурацкий стол, дурацкий сон, дурацкий маяк-светильник… Я поднял голову и уставился на полосатую, красно-белую башню с волнами, что плескались у основания. Кажется, или исходящий из неё свет изменился? Некогда мягкие тона приобрели раздражающий красноватый оттенок. Да и сама прихожая перестала казаться уютным местом. Стены давили, спертый воздух разрывал легкие – мне вдруг отчаянно захотелось выйти на улицу, почувствовать ледяной холод на коже.

     Толкнув входную дверь, я переступил порог и… крепкие пальцы вылетели из темноты подъезда, схватив за горло. Непреодолимая сила оторвала мое тело от пола и со всей дури впечатала в стену, так что штукатурка посыпалась сверху. Или это снова треклятый песок…

     Перед глазами возникла оплавленная физиономия, защелкали челюсти, лишенные губ. Нет, сами губы были - вывернутые наизнанку с помощью массивных рыболовных крючьев. Обнаженные десна сочились сукровицей - дурно пахнущей жидкостью, густо настоянной на гное. Некогда белую эмаль зубов покрывала алого цвета пузырящаяся пленка. Челюсть бесконечно клацала и стучала, словно заведенная механическая игрушка.

     - Васи…, - просипел я, пытаясь позвать на помощь. Открыл было рот и два толстых пальца моментально проникли внутрь. Бесцеремонно раздвинули челюсть и, едва не сломав зубы, полезли вглубь глотки. Боль охватила растянутые до предела сухожилия и связки. Глаза мигом наполнились влагой и, кажется, не видели ничего, кроме меркнущего света. А Щелкун все пихал и пихал пальцы внутрь, словно пытался засунуть целый кулак в глотку. Тело дергалось, даже не от рвотных позывов или отсутствия кислорода, а от болезненных судорог.

     Сознание стремительно угасало, одинокой низковольтной лампочкой под потолком, дрожало и моргало из последних сил. И вдруг вспышка - мир вокруг пришел в движение. Все перевернулось, и я понял, что лежу на полу, сипя и пытаясь схватить губами воздух. Последнее было мучительно и невыносимо. Охваченная болью челюсть отказывалась открываться, а расплавленные огнем легкие требовали и требовали кислорода.

     Тело Щелкуна лежало рядом. В оплавленной бесформенной болванке, по недоразумению называемой головой, темнела черная дыра, а зубы все стучали и стучали… гребаная тварь.

     - Живой?

     Перед глазами возникло озадаченное лицо Василия Ивановича. Картинка дергалась и плыла от обилия влаги, скопившейся на слизистой. Слезы капали, текли ручьями и все никак не могли остановиться. А еще меня, кажется, вырвало, потому как ноздри наполнил характерный кисловатый запах.

     - Малой, я сейчас воды принесу.

     «Какая нахрен вода»! - захотелось прокричать в ответ, но я даже стона издать не смог. Лишь лежал и беспомощно пялился на тело своего обидчика, обтянутого черной кожей, с прорезями в районе груди. Только сейчас обратил внимание, что соски его были проколоты – два кольца: по одному с каждой стороны. Гребаный БДСМщик…

     Василий Иванович вернулся быстро. Помог занять сидячее положение, и не спрашивая, влил холодной жидкости в горло. Распухший язык дергался, челюсть отказывалась повиноваться, поэтому добрая половина воды оказалась на мне.

     - Еще?

     Я лишь замотал головой. Запрокинув голову, ощутил затылком ровную поверхность стены. Пить не хотелось, ничего не хотелось… Просто сидеть с закрытыми глазами и судорожно втягивать в себя воздух. Прошлый раз так больно не было. В старой школе, засыпанной песком…

     - Малой, посмотри на меня.

     Чужие пальцы крепко схватили за плечи. Я открыл глаза и уставился на озабоченное лицо уборщика. Мерещится или Василий Иванович помолодел на добрый десяток лет. Исчезли складки на лбу, кожа вокруг глаз разгладилась, а сухое, вытянутое лицо приобрело округлые формы.

     - Слушай меня внимательно, это важно. Как только проснешься, первым делом наберешь майора Бубенцова. Он тебе звонил на днях, номер должен сохраниться в памяти телефона. Скажешь ему, чтобы брал ребят из отдела, кто понадежнее и…, - Василий Иванович на миг задумался. – Нет, не так. Он должен срочно набрать Дока и выехать по адресу Молодежная восемьдесят три, квартира сто девятнадцать, шестой этаж. Повтори слово «срочно» три раза, чтобы в мозгах отпечаталось. Должны сработать по оперативной схеме: возможен заложник, предполагаемый противник вооружен… Нет, не так - Михалычу передай, пускай сам на рожон не лезет, сидит тише воды, ниже травы. И Мамона лишний раз не дергает, у человека давление, сахарный диабет. Ему нервничать противопоказано, - Василий Иванович, поморщился, понимая, что отклонился от основной темы. – Малой, главное, про адрес не забудь: Молодежная восемьдесят три…

     Он говорил и говорил, постоянно путаясь в мыслях, а я вдруг понял, что впервые вижу другого Василия Ивановича: сбитого с толку, неуверенного в себе. А еще он очень боялся, только не за себя, а за ту девушку, чье тело сейчас лежало на кухонном столе, свесив ноги и раскинув руки в разные стороны. Боялся верить в непоправимость случившегося: в то, что это происходит в реальности прямо сейчас или, что хуже всего, уже произошло. Он боялся не успеть, поэтому заезженной пластинкой повторял одни и те же слова по сотому кругу, словно перед ним был не человек, а безмозглый попка-дурак.

     От бесконечного монолога в голове загудело. Далекий металлический скрежет нарастал в ушах с каждой секундой. Я даже попытался избавиться от него, заткнув уши – бесполезно. Звук шел изнутри, одной сплошной дребезжащей нотой. Затихнувшая было боль, охотно откликнулась на зов, срезонировала новым приступом ломоты в поврежденной челюсти. Я видел расплывающееся лицо Василия Ивановича, слышал его голос, но не мог разобрать слова. Еще чуть-чуть и сверхновая яркой вспышкой взорвется внутри черепной коробки, забрызгав мозгами окружающее пространство.

     Мгновенье и… я просыпаюсь в своей постели. С натужным сипением вырываюсь из объятий глубокого сна. Первые минуты только и делаю, что пялюсь в потолок, пытаясь привести дыхание в порядок. Шевелю безмолвно губами, словно рыба, выброшенная на берег. Да что ж такое-то, а… Все тело болит, как будто по нему настучали. Особенно ноет челюсть, а шея продолжает ощущать свинцовую хватку чужих пальцев.

     Под ухом вновь задребезжала мерзкая мелодия. Нащупываю руками телефон и затыкаю надоедливый будильник – три часа ночи.

     Всё… вырвался.

     С трудом сев на кровать, нахожу тапочки на полу. Встаю и, покачиваясь, двигаюсь по коридору к ванне. С третьей попытки щелкаю выключателем на стене и морщусь от ярко вспыхнувшего света. Из зеркала на меня смотрит сонная, слегка помятая физиономия. Ничего необычного: никаких синяков или следов на шее, но болит так, словно меня и взаправду душили, а еще пытались запихнуть целый кулак в глотку.

     Я открыл рот и на всякий случай подвигал челюстью – вроде нормально: скулы ноют, но вполне терпимо. Включаю на полную кран и подставляю ладони под тугую струю воды, так что брызжет в разные стороны. Задерживаю дыхание и наклоняюсь - кожу обжигает ледяным потоком. Снова и снова, до красноты растираю щеки, приводя мысли в порядок. Чувствуя, как наэлектризованные холодом капли стекают по груди, по животу.

     Нет, этого мало. Остатки дурного сна уходят слишком медленно, поэтому вновь набираю горсть воды - ледяной до ломоты. Очередной разряд проходит по телу, и запоздалая мысль вспышкой молнии проносится в голове - точно, Диана Ильязовна… Задранная юбка, голые ноги, свисающие со стола и беспомощно раскинутые руки. Капелька запекшейся крови в уголке рта.

     Из ванны буквально вылетаю, на ходу теряя тапки. Бегом возвращаюсь в комнату, хватаю телефон и в списке принятых нахожу незнакомый номер – набираю. Длинные гудки издевательски неторопливо звучат из динамика.

     Ну же, ну… только бы взял. На дворе три часа ночи, господин Бубенцов, или как его любовно величал уборщик – Михалыч, наверняка спал без задних ног. Может убавил громкость или вовсе на беззвучный режим поставил. На такой случай у Василия Ивановича был запасной план в виде звонка неизвестному мне Доку. Он диктовал цифры сотового, требуя запомнить номер, и я тогда был уверен, что запомнил. А сейчас голова словно в тумане: восемьсот шестнадцать – сорок пять – четыреста тридцать два или двадцать три. И сорок пять в конце было, кажется… Не помню… Какая-то шарада, сплошная головоломка. Называется: составь нужную комбинацию из цифр, в которых не уверен.

     - Слушаю, - сонный голос доносится из телефона.

     - Товарищ майор?

     - С кем говорю?

     - Это Никита Синицын.

     - Синицын, который из главка?

     - Синицын, который знакомый Василия Ивановича. Помните, вы мне звонили на днях?

     В трубке возникает пауза. До ушей долетает тяжелое сопение собеседника. Фантазия сама дорисовывает картинку: тучный мужчина в семейных трусах и белой майке-алкоголичке, сидит на краю кровати. На другом конце укутавшись в теплое одеяло, делает вид что спит, супруга. На прикроватной тумбочке одиноко горит ночник, изливая тоскливый желтый свет, ровно как абажур с розами на той самой кухне…

      - Синицы, это который молодой и шустрый? Как же помню… И чего тебе нужно, Никита Синицын?

     Я заговорил торопливо и быстро, преодолевая тянущую боль в челюсти. Несколько раз сбивался и возвращался к началу. Повторялся, путался и снова повторялся. Надо отдать должное товарищу майору, он меня не перебивал и слушал внимательно. И только когда я окончательно выдохся, спросил:

     - У тебя все?

     - Нет… Василий Иванович просил еще передать кодовое слово, чтобы вы мне поверили… Ку!

     - Что за ку? – удивился голос на том конце. – Может быть кю?

     - Да, точно, - обрадовался я. – А что это значит?

     - А это значит «ничего хорошего» по-французски. В местах, где нам случилось однажды загорать, le-francais был распространен, вот и нахватались помаленьку… Ты мне лучше другое скажи, Никита Синицын, почему Иваныч малолетних гонцов среди ночи засылает, почему сам не наберет?

     - Он спит.

     - Спит?

     И тут меня словно молотом по голове огрели. Ошарашило так, что несколько секунд не мог выдать связную речь. Все обговорили, а про главное забыли – разбудить. И Василий Иванович, тоже хорош, когда давал инструкции, забыл об этом упомянуть. Сидит сейчас в коридоре прихожей напротив Щелкунчика, и караулит, когда тварь проснется.

     - Товарищ майор, его нужно срочно разбудить. Пускай медсестры Василия Ивановича растолкают: если понадобится, водой обольют или током ударят, но разбудят. Знаю, все сказанное звучит глупо, но поверьте – это очень важно. Он сам все объяснит, когда проснется.

     Если проснется…

     Ждал матерного посыла в дальние края, как это было принято у того же Василия Ивановича. В лучшем случае допроса с пристрастием: зачем, да почему. Но товарищ майор из полиции удивил в очередной раз:

     - Информацию принял, Никита Синицын. До связи…

      В трубке послышались короткие гудки – абонент разорвал соединение. Теперь осталось последнее.

     Пролистнув список абонентов, я выбрал фамилию Сарбаева и нажал на вызов. Трубку никто не взял: ни с первого раза, ни с пятого… Может просто спит? Оно и не удивительно если посмотреть на время.

     Я поднес сотовый к глазам, и тяжелая капля упала прямо по центру экрана, расплываясь и искажая циферблат часов. Провел ладонью по волосам и понял, что до сих сижу мокрый. После процедуры умывания так и не удосужился вытереться полотенцем.

     Но теперь-то можно выдохнуть. Сделал все что мог и даже больше, вспомнив про «разбудить» самого Василия Ивановича. Надеюсь, ему хватит патронов на бессмертного Щелкуна.

     Оставив Сарбаевой сообщение, чтобы по возможности вышла на связь, отложил телефон в сторону и откинулся на подушку. Закрыл глаза и попытался успокоить дыхание. О том, чтобы заснуть, речи даже не шло. Тело принялось колотить: то ли от нервов, то ли от ночного холода, прокравшегося сквозь приоткрытое окно в квартире. Стоило опустить веки, как начинал видел образ убитой и изнасилованной девушки. Не знаю, почему меня так пугала эта картина. Висящие на стене поварешки с лопатками, ровный ряд тарелок в кухонном шкафчике, электрический чайник в углу и труп… Бытовая зарисовка - тело на кухонном столе. Куда там твари с вечно клацающими зубами, пытающейся запихнуть кулак тебе в рот. В глубине души понимаешь, что Щелкуна не может существовать в реальности, что это всего лишь образ, украденный из старого фильма ужасов. В отличии от мертвой Сарбаевой…

     Закутавшись в теплое одеяло, я вышел на балкон. Переступив порог, поежился, увидев за стеклом крупинки падающего снега. Неужели пришла зима? Захотелось сварить горького кофе, забраться с ногами на диван и тупо пялиться в черное небо, подсвеченное миллионами электрических огней. Я бы непременно так сделал, но идти на кухню, искать пакет с зернами было лень. Поэтому добрел до диванчика и замер перед столиком с забытым фотоальбомом. Он лежал здесь с той самый поры, когда его смотрела Агнешка.

     Взял кожаный переплет в руки. Пролистнул несколько страниц, убедившись, что все фотографии на месте. А вот и та самая из сна, где мы были вместе с Дашкой. Именно этот снимок она подарила на прощание, оставив на обратной стороне памятное послание.

     Вытащив карточку, я перевернул ее и прочитал надпись, выполненную красивым каллиграфическим подчерком: «моему рыцарю» и «люблю» с тремя восклицательными знаками. Внизу шли сердечки, нарисованные в красном цвете с аккуратными крылышками на выпуклых боках.

     Тогда мне это казалось крайне глупым: не любил щенячьих нежностей вроде красивых слов или подарков, отмеряющих этапы отношений, что придорожные столбы километраж. Но это было тогда… Дашка, где ты сейчас? Все ли у тебя нормально, все хорошо?

     Она частенько называла меня рыцарем, говорила, что я настоящий храбрец, защищающий её от нападок одноклассников. Только причем здесь храбрость? Просто раздражали дебилы, втроем, а то и вчетвером издевающиеся над одной беззащитной девчонкой. Она что виновата, что от природы была даже не толстой, лишь пухлой слегка. Но нет, ты все равно будешь жирухой. И звать тебя будем «толстой Дашкой» и дружить с тобой западло, потому что жирная и руки потеют. Чем не повод для насмешек и издевательств, особенно в школьной столовой. Она и ходила туда одной из последних - все ждала, когда народа поубавится.

     Провожу пальцами по глянцевой поверхности снимка. А ведь у нее красивые черты лица: голубые глаза, большие пушистые ресницы, и аккуратные ямочки на пухлых щеках. Интересно, как Дашка выглядит сейчас, спустя годы? Наверняка превратилась в роковую красотку, за которой пацаны табунами бегают. Тусит и развлекается по полной программе, забыв о всей той херне, что творилась в начальной школе. Мне почему-то отчаянно хотелось в это верить. Дашка заслуживала счастья…

     Я в жизни не встречал людей с таким добрым характером. Не добреньким, когда жалеют брошенного щенка, и ненавидят всех остальных, а по-настоящему светлым, открытым остальному миру. Только вот окружающий мир этого не ценил, и частенько плевал внутрь. Она даже на обыкновенную злость была не способна. Я тщетно пытался научить ее отвечать ударом на удар, хамить и грубить в ответ. Неужели так сложно ненавидеть тех, кто издевается над тобой, причиняет боль? Это же элементарные вещи?! Но Дашка просто не понимала зачем, словно при рождении в нее забыли заложить нужную программу. Не зря про Топольницкую говорили, не от мира сего. Так оно и было.

      «Отважишься сразиться с хрупкой девой, о юный рыцарь?» - всплыла в памяти фраза, произнесенная издевательским тоном. Нет, она не могла принадлежать Дашке, в ее голосе даже ноток таких не было. Это свежее воспоминание, из случившегося недавно.

     В ночных сумерках, заполненных крошкой падающего снега, проступили безупречно красивые черты лица, застывшие в неподвижности, словно окаменевшие на морозе. Ледяная королева даже улыбаться толком не могла, лишь слегка приподняв уголки рта.

      «О, храбрый рыцарь», - дразнила она, сидя ровно на том же диванчике, где и я сейчас.

     Рыцарь… Что за херня творится?!

     Лечащий врач оказался мужиком упертым. Долго не хотел выпускать из больницы, ссылаясь на положенные процедуры.

     - В конце концов это просто опасно, - заявил он, решив надавить на потаенные страхи любого здравомыслящего человека. - У вас может разойтись шов и внутренности вывалятся наружу. От этого умирают!

     Тоже мне, напугал ежа голой жопой. Кишки не ноги, если рукой придерживать, никуда не денутся. Да и рана моя почти затянулась, сверху медицинским клеем залить и бок, как новенький будет.

     В конце концов врач был вынужден отступить. Медсестра нанесла на шов слой силиконового геля, а Михалыч прикупил внизу специальный корсет.

     - И куда тебя черти несут, - бормотал он, помогая с завязками. Толстые трясущиеся пальцы с трудом справлялись с изворотливыми шнурками. Пришлось попросить помощи у медсестры.

     - Василий, ты на себя в зеркало посмотри. Весь больной.

      Кто бы говорил… Михалыч выглядел не лучше моего: изрядно опухший, с проступившей сеточкой сосудов на мясистом носу. Да и сложно быть другим, когда тебя похмельного будят посреди ночи и заставляют лететь по пустынным улицам города на другой конец. Тут не только рожа будет помятой…

     Надо отдать должное Михалычу, он меня таки добудился. Точнее не он сам, а медсестры по его указанию. Песка уже было по колено, когда я с сипением вырвался в реальность из лап глубокого сна, вдыхая горящими легкими капли ценного кислорода.

     Выпив стакан воды и придя в чувства, я попытался самостоятельно выписаться из больницы. Чему, разумеется, воспротивились медсестры во главе с дежурным врачом. Лошадиная доза успокоительного была наготове, но тут вовремя подоспел товарищ майор. Уж не знаю, красные корочки ему помогли или непереносимый запах перегара, но из больнички он меня вытащил в самые короткие сроки.

     По пути на первый этаж мы заглянули в кладовую за коробкой личных вещей: пятирублевая купюра, паспорт, круглая отвертка, которую вечно таскал с собой, чтобы подкручивать разболтавшиеся болты у протезов и самое главное – телефон.

     - Включать только в холле, - произнесла женщина на выдаче, заметив мои манипуляции с сотовым.

     В холле, значит в холле. Тем более что идти до него всего ничего – спуститься по лестнице и пройти десять метров по короткому коридору.

     - Василий, может ты объяснишь в чем дело? Мужиков среди ночи выдернул, заставил жопы на улице морозить. Даже Мамон сорвался, а у него, ты сам знаешь, геморрой.

     - Так у него же диабет? – удивился я.

     - Уже и геморрой вылез. В начале весны на операцию ложится.

     От такой новости оставалось лишь покачать головой. Коллекционирует он их что ли, болячки эти? Еще лет пять назад был здоровый мужик, толком не знавший, что такое ангина. А стоило со службой завязать, осесть дома и началось: избыточный вес, давление, диабет. Теперь вдобавок и с задницей проблемы нарисовались.

     - Что по поводу дела, Василий? Расскажешь подробности?

     - После, Михалыч, все после… Где они сейчас?

     - Парни выехали по указанному тобою адресу. Внутрь пока не заходят, осматриваются на месте. Как ты и предполагал, на парковке возле дома обнаружили Даут кирпичного цвета с номерами, зарегистрированными на имя Кирилла Мезинцева. Судя по всему, гости прибыли недавно.

     Я не стал уточнять, по каким признакам они определили время. Это могло быть все что угодно: температура капота, капли бензина на асфальте, конденсат на стеклах. Если в саванне экспертом по следам животных был Ваня-якут, то в каменных джунглях с явлениями, носящими техногенный характер, разбирался Мамон.

     Гости прибыли недавно… Гости…

     - А почему именно гости? - прицепился я к сказанному слову.

     - Сигнал поступил от Сэмпая, засевшего на крыше высотки напротив. В окнах указанной квартиры горит свет. В зале никого нет, а вот на кухне, судя по теням за шторами - три человека, и среди них одна девушка.

     Ивану в таких вопросах доверять можно, глаз у него наметанный. Значит двое… Если один из них несостоявшийся архитектор Кирилл, то кто же второй? Илья? Я вспомнил выдержанного, крайне скупого на слова парня. Если Мезинцев походил на нагловатую мартышку, то Прокопенко скорее молодой волк: недостаточно опытный, но достаточно хитрый, чтобы не создавать проблем на ровном месте. Может быть удастся договориться. Может быть…

      Порванная рубашка, задранная юбка - перед глазами возникло мертвое тело, беспомощно раскинувшее руки на кухонном столе.

     Только бы успеть, только бы не случилось непоправимого… Сука! Живьем шкуру спущу, особенно с недоделанного архитектора Кирюши.

     - Вася! Василий! Нам направо…

     Я очнулся, и понял, что мы шагаем по холлу. Михалыч упорно тянул за рукав в сторону широких дверей. Да, точно – телефон! Здесь уже можно.

     Набрал номер Дока – безрезультатно. Мамон тоже молчит… не понял?

     - Вася, время-время, по пути перезвонишь, - торопил меня Михалыч.

     И то правда.

     

     Присыпанный свежевыпавшим снегом БМВ стоял прямо у входа, поэтому далеко идти не пришлось. Хотя в моем случае идти – громко сказано, и без того высокой подвижностью не отличался, а с зашнурованным и залитым клеем животом больше висел на плечах товарища.

     - Вечно с тобой проблемы, Василий, - ворчал он, помогая усесться на переднее сиденье. Зачем-то стал пристегивать, словно у меня не ноги отсутствовали, а руки.

     - Бу-бу-бу, бу-бу-бу… разворчался, как старый дед, - передразнил я. – Ты лучше скажи, куда прешься, товарищ майор? В сотый раз предупреждаю: дело может закончиться стрельбой. Тебе на службе проблем мало?

     - Да кто же вас дураков прикроет, если не товарищ майор.

     - Это ты пока майор… Звездочка быстро слетит с погон, не заметишь.

     - Типун тебе на язык, Василий, - не выдержал Михалыч. – О таких вещах не то, что говорить, даже думать запрещено.

     После чего, кряхтя, забрался в просторный салон. Щелкнул ключом зажигания и мотор утробно заурчал. Яркий свет фар прочертил дорожку по гладкому асфальту.

     - И куда тебя черти дернули посреди ночи.

     Формально Михалыч был прав – над головой чернело небо, затянутое беспросветными облаками: ни луны, ни звезд. В воздухе кружила манка снега, пытающаяся укутать белым покровом серые улицы города. Глазами посмотришь – ночь на дворе, а на часах половина шестого - январское утро в самом разгаре.

     

     Серебристый БМВ пулей летел по полупустым улицам, взметая в воздух белое крошево. Редкие машины попадались на встречу, в основной своей массе уборочная техника, да вечно спешащие маршрутки. Народа не было, лишь отдельные граждане мерзли на остановках, переступая с ноги на ногу. Сегодня был последний день в череде затянувшихся праздников, поэтому город продолжал спать.

     Товарищ снова принялся ворчать, но я его уже не слушал. Вытащил сотовый и в который раз набрал номер командира. Док ответил незамедлительно, словно только и ждал моего звонка.

     - Смольный, как обстановка?

     - Чай пьем.

     - Какой чай?

     - Какой чай? – переспросил у неизвестного третьего Док, а после ответил: - с Бергамотом.

     - Какой нахрен Бергамот? Где вы сейчас находитесь?!

     - Квартира сто девятнадцать, улица Молодежная восемьдесят три, все как ты и просил.

     Машина дернулась и я, чертыхнувшись, едва не воронил телефон. Михалыч вдавил педаль газа, выдав крутую дугу вокруг стелы. Пролетел со свистом шин по мокрому асфальту.

     Перехватив поудобнее телефон, я проорал:

     - Какая нахрен квартира?!

     - Василий, спокойно.

     И я выдохнул. Потом снова набрал легкие полные воздуха, и снова выдохнул. Желание орать понемногу отпускало. Глупо это все, с учетом сложившихся обстоятельств. Сам же просил передать, чтобы поторопились, что каждая секунда на счету.

     - Сэмпай дал отмашку. Не понравились ему движение теней за шторкой. Если бы мы ждали…, - тихо произнес Док, но договаривать не стал. Не было в том нужды и без того понятно, что сказать хотел. – За Диану не переживай, все с ней в порядке: живая, здоровая, пацанов горячим чаем с печеньем поит. Двух непрошенных гостей спеленали, сейчас на полу лежат, глазами хлопают. Из пострадавших один консьерж на входе. Он этих придурков пускать не хотел, так они ему по башке кастетом съездили… Барышне трубку передать? – спросил он вдруг, и не дождавшись ответа, зашуршал динамиком. Спустя мгновенье послышался знакомый до боли голос:

     - Василий Иванович?

     Ф-у-ух, грудную клетку словно из тисков вынули. Я даже не подозревал, в каком напряжении все это время находился. С той самой поры, когда увидел тело мертвой учительницы на кухонном столе. И вот теперь значит все… Можно выдохнуть и откинуться на спинку кресла.

     - Как вы?

     - Как я? – переспросила девушка. - Я нормально… я хорошо.

     Она явно потерялась от столь простого вопроса: запуталась в нескольких словах, споткнулась и окончательно умолкла. Нет, это нихрена не нормально, это совсем нехорошо.

     В динамике вновь зашуршало, после чего трубка голосом Дока сообщила:

     - Приезжайте, ждем.

     

     Ждать пришлось недолго. Михалыч гнал по пустому шоссе, выжимая последние соки из-под капота немецкого автопрома. Мчал, наплевав на многочисленные камеры и датчики скорости. Уж кому, как не майору полиции, устраивать скоростные заезды в центре мегаполиса. Узнав, что мужики управились без нас, он лишь устало вздохнул и произнес:

     - Я так и думал.

     А вот я думал иначе. В глубине души не верил, что все закончится хорошо. Жизнь, она еще та зараза, вечно подкидывает обстоятельства, на которые не способен повлиять. Только стоишь на краю и наблюдаешь, как заживо сгорают люди, как мир катится в тартарары, как судьба лишает тебя ног, и чего-то куда более важного, чем просто два куска плоти. А ты просто смотришь, будучи не в силах ничего изменить, словно в том гребаном сне, с мертвым телом на кухонном столе…

     Не помню, как выбрался из машины. Перед глазами играли звёздочки, в висках колотило от подскочившего давления. Кажется, лечащий врач о чем-то подобном предупреждал: резко возросшая подвижность на фоне недельного стационара. А еще доктор рисовал пугающую картину про внутренности, способные выбраться наружу. Пришлось прощупать корсет – вроде нормально, не подтекает.

     Травмированного консьержа на месте не оказалось, его пост заняла сменщица – тетка неопределенного возраста. Ей могло быть как двадцать, так и все сорок: в бесформенной одежде, с расплывшимися чертами лица. Причем расплывшимися в прямом смысле слова – женщина страдала избыточным весом.

     - А вы быстро, - обрадовалась она, увидев красные корочки. – Ваши коллеги предупредили, что вы уже в пути. Представляете, эти бандиты Олегу голову раскроили и камеру на входе разбили. А на нее, между прочим, всем домом сбрасывались. Это вам не какой-нибудь дешевый ширпотреб, а вещь фирменная, дорогая. Я лично заказывала через фирму-производителя.

     Женщина все говорила и говорила, незаметно переключившись на хулиганов, разрисовавших стены подъезда похабными граффити. Михалыч вздохнул и кивнул мне, дескать давай иди, Василий, а я тут как-нибудь сам управлюсь, успокою встревоженную общественность.

     - Вы заявление в управляющую компанию писали?

     - Шесть раз! Шесть раз писала! У меня даже копии имеются с входящими номерами. Вот, пожалуйста…, - неслось в спину, пока поднимался по ступенькам.

     Исшарканная плитка под ногами, рисунок на стене – все те же знакомые зверята из сна: медвежонок с шортами на лямках, кот в сапогах, зайчиха в коротком сарафане. В висках болезненно прострелило - так, что аж в глазах потемнело. Пришлось схватиться за перила, иначе скатился бы вниз по лестнице. Что за напасть…

     Нет, Василий Иванович, это не от долгого лежания на койке, и не побочные эффекты от лекарств, это отходняк после пробуждения. После того гребаного сна, который и сном-то назвать язык не поворачивался. Жуткая смесь реальности и кошмаров.

     Шатаясь, дохожу до площадки. Вдавливаю кнопку лифта и слышу, как поскрипывая, опускается кабинка. Раздается приятная трель колокольчиков, дверца отъезжает в сторону. А вот и граффити, на которое столь яростно жаловалась консьержка. Нарисовано прямо под стендом, обклеенным пестрыми рекламными сообщениями. Черные буквы настолько искажены, что толком не разберешь – надпись это или рисунок. А может и то, и другое – хрен поймешь этих современных художников.

     Очередной перезвон колокольчиков известил о прибытии на шестой этаж. Меня уже ждали: двери квартиры гостеприимно распахнуты, наружу торчит довольная физиономия Бармалея.

     - А вот и Василий-быстрые ноги пожаловал, - провозгласил он. – Где вас нечистая носит? Семпай еще когда передал, что в подъезд вошли.

     - Консьержка дотошная попалась… Михалыч внизу разбираться остался.

     - Боевая баба, - согласился Бармалей и сделал шаг в сторону, освобождая проход.

     Внутри встречает знакомая прихожая: три коврика у стены, светильник в форме полосатого маяка - все как во сне, все как запомнил… Большое зеркало напротив никуда не делось, висит на положенном месте. Эко тебя перекосило из-за корсета, Василий Иванович, выглядишь, как тот самый горбун из Нотр-Дам де Пари.

     Изображение со стаей дельфинов, выпрыгивающих из воды, имелось, а вот дурацкого журнального столика, вечно мешающегося под ногами, не было. Так и думал, что кривоногая мебель - порождение сознания Малого. То-то он от неё не отходил, всё глянцевые обложки разглядывал.

     Услышав шум, из гостиной вышел Дядя Федор, самый молодой из нас и самый здоровый. Он одним из последних вступил в отряд, не успел толком надышаться пустыней, может потому и скучал по пескам больше остальных. Увидев меня, расплылся в широченной улыбке и полез обниматься.

     - Тихо ты… корсет, - лишь успел я прикрикнуть. Но Федор не собирался мять бока, как обыкновенно любил это делать. Лишь похлопал по плечу, выдав:

     - Василий Иваныч… живой.

     Сказал так, словно я каждый день под пулями ходил, а не уборщиком в школе работал.

     Следом в коридоре показался Док.

     - Федя, как твои подопечные?

     - Лежат, командир.

     - Почему они там лежат, а ты здесь стоишь?

     Федор вздохнул и скрылся в гостиной, плотно прикрыв за собой дверь. Следом испарился Бармалей, оставив нас с Доком наедине.

     - Командир, кого взяли? – перешел я сразу к делу.

     - Двоих повязали. Первым оказался Кирилл Мезинцев, как ты и предупреждал, а вот второй - некто Ринат Джабраилов. Эта фамилия тебе о чем-нибудь говорит?

     Я лишь покачал головой, значит не Прокопенко, ну и то ладно.

     - Эти ушлепки дверь забыли закрыть, когда в квартиру вломились. С их слов выходит, что ничего плохого не хотели, лишь поговорить с хозяйкой. Только вот когда мы вошли, Мезинцев на девушке практически лежал, заткнув рот тряпкой. Можно сказать, сняли с тела.

     - Он ничего…

     - Не успел, - Док понял меня без лишних слов. – Считай, барышня твоя отделалась испугом, ну и парочкой синяков на руках.

     - Спасибо, командир…

     - После благодарить будешь, - перебил он. – Вопросов к тебе масса накопилась: и про сына Травникова, и про то, как федеральные службы на уши поднял, и где птенцам Шункара дорогу перешел. Вася, мы тебя для чего в школу устроили? Чтобы ты со своим неизменным талантом находить приключения на пятую точку, наконец угомонился. А ты чего?

     - Командир, так получилось.

     - Получилось у него, - Док вздохнул, и поскреб щетину, точнее попытался это сделать – пальцы скользнули по чисто выбритому подбородку. Столичная жизнь изменила командира – выщипанные брови, ровный загар шоколадного цвета, подкрашенные волосы. Или не в жизни дело, а в очередной молоденькой жене.

     - Начудил ты, Василий. На да ладно, об этом после поговорим… Пока на улице темно, архаровцев нужно скрытно вывезти. Имеются по данному поводу замечания?

     - Никаких.

     - Вот и отлично. Федя и Бармалей пообщались с пленными, заодно успели выяснить кое-какие обстоятельства: за сладкой парочкой никто не стоит, а визит к барышне – сугубо их личная инициатива. Сами по себе рядовые пешки, поэтому если незаметно исчезнут, проблем не возникнет.

     - Тогда я вниз.

     - Остынь, Василий, ты никуда не поедешь.

     - Не понял.

     - А чего здесь непонятного. В деле Травникова нарисовался будь здоров - фамилия по всем инстанциям прошла. В городе только ленивый не знает, из-за чьих показаний вся катавасия началась, поэтому от дальнейших дел я тебя отстраняю.

     - Командир…

     - Мы архаровцев без тебя вывезем, ты же пока здесь побудь, барышню свою приведи в чувства, а то у нее стокгольмский синдром развился. Федору чуть глаза не выцарапала, когда он ушлепка проучить решил.

     - Ногой по ребрам? - вспомнил я методы работы парня.

     - Да хоть крюкой… Может мы вообще зря приехали? Может у них игры такие? - взгляд командира острием ножа уперся в переносицу. - Знаешь как у некоторых пар бывает: в костюмах и с наручниками. Она - несчастная жертва, он неутомимый насильник – нахлестывает по упругим ягодицам и все счастливы?

     - Нет, - я упрямо покачал головой.

     - Ну нет, так нет…, - взгляд командира отпустил. - Через пару часов вернемся, а вы к тому времени должны быть готовы. Барышне вещи помоги собрать, мысли в порядок привести. Отвезем в безопасное место за городом. Есть у одного знакомого небольшой домик, там и отсидитесь с недельку, может с две, а дальше посмотрим, как дела пойдут. С этим Травниковым такой кавардак закрутился, что сразу и не разберешься. Вся губерния на ушах стоит.

     - Вы говорили ей про домик в деревне, про незапланированный отпуск? – я кивнул в сторону кухню.

     - Говорил, только не уверен, что она меня услышала. Сначала заладила «не троньте Кирилла», потом и вовсе отключилась от реальности. Да ты сам зайди, посмотри.

     Я не спешил идти на кухню. После всего сказанного командиром рвения заметно поубавилось. Вместо этого поинтересовался:

     - Что с архаровцами будете делать?

     - Да вот теперь даже и не знаю. Сначала в лесу прикопать хотел, но раз уж такая страсть вспыхнула… А ну как твоя барышня шум поднимет, в полицию обратится или того хуже, в прессу.

     - Не обратится. Я поговорю с ней.

     - Ты уж поговори, Василий.

     И хлопнув меня по плечу, провозгласил зычное командирское: «по коням».

     Со всех сторон захлопали дверьми, затопали ногами, зашаркали стульями. Из гостиной вывели двух непрошенных гостей. Судя по заплывшему лицу Кирюши, били того долго и упорно. Ну да Дядя Федор не из тех людей, кто с пленными церемонится. Вторым задержанным оказался приземистый парень с круглым лицом и смешно оттопыренными ушами. Несмотря на полусогнутую позу он успел вывернуть шею. Зыркнул на меня исподлобья с какой-то звериной, лютой ненавистью. Этот точно запомнил, чтобы потом отыскать, а вот Кирюша от ударов заметно поплыл, потерялся в пространстве и меня не узнал, лишь скользнув по лицу пустым, ничего не выражающим взглядом.

     Из кухни показались Варя и довольный Мамон. Последний, судя по крошкам в бороде успел схомячить припасов. Теперь вытирал грязные пальцы о штаны, да тяжело дышал, явно испытывая проблемы с лишним весом. Говорил же, не брать больного, пускай бы дома сидел.

     Впрочем, стоило взглянуть на довольную физиономию товарища и все становилось на свои места - Мамон банально соскучился. Никто его не просил, наоборот отговаривали. Как и в прошлом году, когда он наравне с остальными забрался в парилку, где от высокой температуры натурально уши в трубочку сворачивались. Тошно ему было сидеть в подвале роскошного особняка, вот и рвался на волю под любым предлогом.

     Из-за спины Мамона вышел Бармолей. Хлопнув меня по плечу, прошептал на ухо:

     - Что Василий, вслед за командиром на молоденьких переключился? Ничего так девка, красивая…

     Да они что, сговорились все - вон и Варя подмигнул… Складывалось впечатление, что парни не на дело приехали, а на смотрины невесты. Очередной повод для зубоскальства в парилке.

     В прихожей возникло броуновское движение эпицентром которого стал Михалыч. Товарищ майор успел успокоить консьержку и поднялся в квартиру. Зачем-то разулся, прошелся по грязному полу туда-сюда, а когда пришла пора обуваться, потерял второй ботинок. Теперь застрял в дверях, кряхтя и оглядываясь. Со всех сторон посыпались шутки-прибаутки… Пришлось вмешиваться Доку.

     - Вы чего, бл..ть, колхоз устроили, - произнес он веское командирское. – Михалыч, на тебе консьержка: сделай так, чтобы у нее никаких вопросов не возникло по поводу пленных архаровцев. Отвлеки, развлеки, но чтобы на выходе пять минут слепая зона была. Мамон, что с камерами?

     - Полный порядок, командир. Шесть глазков в периметре: два в подъезде, один на входе и три панорамных. Все на время выведены из строя.

     - Ты же час назад докладывал, что камер семь?

     - Седьмую вон эти сломали, - Мамон кивнул в сторону пленных. – Рукодельники рукожопые, пока баллончиком с краской брызгали, засветились и в профиль, и в анфас.

     Док кивнул, приняв информацию к сведенью, после чего продолжил:

     - Варя, Федор – на вас архаровцы, чтобы даже пернуть не смели. Бармалей вам в помощь. Василий, ты почему до сих пор здесь трешься? Почему барышня одна сидит скучает?

     - Девка боевая, вот он и боится, - добавил кто-то из парней. Народ заржал, а я понял, что сейчас последует очередной нагоняй от командира, поэтому не стал ждать, а развернувшись, захромал в сторону кухни. В спину дыхнуло сквозняком - Михалыч наконец нашел второй ботинок и раскрыл входную дверь.

     До ушей долетел топот многочисленных ног – отряд в полном составе покидал квартиру. Я же, переступив порог, осторожно зашел на кухню. Просторная, не чета моей – метров пятнадцать будет, может даже побольше. Если во сне она являла собою идеал, само воплощение аккуратности (разумеется, без учета трупа на столе), то в реальности комнатка выглядела несколько иначе: в раковине завалы из грязной посуды, повсюду крошки, пакетики из-под молока, порванные упаковки с высыпавшимся наружу печеньем, капли пролитого сока. Стулья в хаотичном порядке расставлены по всему пространству. Стол сдвинут ближе к центру, а ламинат вокруг истоптан грязными подошвами. Одна из подушек углового диванчика скинута на пол, там же валяются разноцветные тряпки: то ли полотенца, то ли рукавички с передником. И за всем творящимся бардаком была незаметна хозяйка. Обычно элегантная и эффектная, сейчас она представляла собою серую мышку с безразмерно выцветшей футболкой на худых плечах. Лица не видно – девушка опустила голову, погрузив пальцы в копну всклокоченных черных волос. Я и представить себе не мог, что красивые шелковистые пряди могут выглядеть подобным образом, словно пакля или комок спутанных проводов в чемодане Мамона.

     Сделал осторожный шаг вперед и остановился: под подошвой ботинка хрустнуло. Приподняв ногу обнаружил пластмассовые осколки солонки, той самой в виде веселого поваренка. Во сне она тоже была раздавлена, только валялась не по центру, а ближе к ножкам дивана.

     Услышав звук, девушка вздрогнула и подняла голову. Ненакрашенная, помятая, местами опухшая со следами слез на лице, она все равно умудрялась выглядеть красиво. Может все дело в природной генетике Дианы, а может Василий Иванович субъективен, такое тоже порою случалось.

     - Диана, не волнуйтесь… все хорошо.

     - А Кирилл? Что с Кириллом?

     Подошва ботинка против желания опустилась, хрустнув останками пластмассового поваренка.

     

     Разговор не заладился с самого начала, точнее его не было, если не считать за таковой несколько брошенных фраз.

      Я предложил Диане собрать чемоданы, и та безропотно согласилась. Встала с дивана и, шаркая тапочками, вышла в коридор. Некоторое время девушка добросовестно возилась в спальне: до ушей долетало лязганье металлических плечиков, хлопанье дверок, звуки выдвигаемых ящичков. А потом все стихло.

     Я был вынужден постучать и открыть дверь в комнату - настоящая девичья спальня, святая святых. Цветовая гамма выдержана в светло-кремовых тонах, разве что прикроватная тумбочка выделялась ярко-красным пятном. Шкаф, столик с зеркалом, пушистый ковер на полу, большая кровать, на которой скрючившись и подобрав под себя ноги сидела девушка. В окружении раскиданной одежды и парочки раскрытых чемоданов. За шторкой спутанных волос лица не разглядеть, но вряд ли оно выглядело иначе, нежели пять минут назад. Все столь же потерянное и опустошенное.

     - Диана - время. За нами скоро приедут.

     Ответ прозвучал очень тихо. Я даже решил, что померещилось, поэтому поколебавшись с секунду, был вынужден повторить:

     - Диана Ильязовна – время!

     - Я никуда не поеду.

     - Что?

     - Я никуда не поеду!

     Злые решительные глаза уставились на меня. Губы плотно сжаты в линию, на щеках играет румянец. Нет, не румянец, всего лишь след от складок одежды.

     - Диана, мы же с вами договорились.

     - Договорились? – губы девушки искривились в горькой усмешки. – Лично я с вами ни о чем не договаривалась. А этот ваш командир, ввалился без спроса с толпой мужиков, раскомандовался тут, избил Кирилла. Что с Кириллом, где он?

     - Диана, вы бредите.

     - Это я брежу?! Это вы бредите! Ваши дружки вломились, натоптали кругом, сожрали печенье. Куда они его увезли?! Я вас спрашиваю?!

     Я подошел к кровати и, схватив девушку за плечи, резко поднял. Ох, сколько ярости плескалось в глубоком омуте глаз. Да она же меня ненавидит прямо здесь и сейчас. Готова ударить, только вот беда – запястья скованны. Я крепко держал девушку, памятуя о пресловутом боевом характере.

     - Отпустите меня. Мне больно!

     - Вам больно? А когда Кирилл хотел трахнуть прямо на глазах у дружка, вам не было больно?! – заорал я в лицо. – Печеньки пожалели? Надо же, какие плохие мужики: приперлись, наследили, все сожрали – вы за это переживаете? То ли дело душка Кирилл. Обаяшка, бл..ть! Надо было наедине оставить, чтобы сначала он вас трахнул, потом его друг, а в конце они вас бы попросту придушили, чтобы с заявой в полицию не пошли.

     - Нет!

     - Что нет? Что нет?! – смотрю в глаза, полные влаги, отчаянья и боли. Вот только сомневаюсь, что стиснутые запястья могли причинить столько мучений.

     - Замолчите… вы не понимаете.

     - Чего я не понимаю? Или это вранье, что душку Кирилла буквально стащили с вас? Чем он вам рот заткнул: ладонью, порванными трусиками? Надо было за дверью подождать, пока он свое дело закончит?

     Всё… как-то быстро она обмякла. Думал, будет дольше сопротивляться, может даже ударить попытается или укусить, а тут… Видимо сил совсем не осталось. Я отпустил руки, и девушка беспомощно шлепнулась на кровать.

     - Стыдно должно быть, Диана Ильязновна - взрослая женщина, а ведете себя как малолетняя истеричка. Люди из-за вас карьерой рискуют, собственным здоровьем.

     Я захромал на выход, но на самом пороге остановился, добавив:

     - Собирайтесь, у нас мало времени.

     

     На кухне отдернул шторки и посмотрел в сторону светлеющего горизонта. Мелкое крошево, лишь по недоразумению называемое снегом, продолжало сыпать с неба. Белое покрывало рваными кусками лежало на голой земле. К обеду все растает и вновь превратится в серую грязь. Так было в прошлом году, так будет и на этот раз. Зима не заладилась, чтоб её…

     В многоэтажке напротив в хаотичном порядке горели квадраты окон. Где-то там в темноте залег Сэмпай. Наш молчаливый якут по-прежнему на посту, продолжает контролировать подъезды к дому. Может статься, прямо сейчас смотрит на меня, заметив движение в пространстве контролируемой квартиры.

     Я отдал честь в темноту и, не выдержав, про себя хмыкнул. Помнится по молодости любил козырять фразой: «к пустой голове руку не прикладывают». Был весь из себя такой важный и умный, пока однажды Док не сказал:

      - Ты присягу давал?

      - Нет.

      - Устав соблюдать клялся?

      - Нет

      - Может быть ты числишься в регулярных армейских соединениях? Тоже нет? Тогда какого хера умничаешь. Данная фраза никакого отношения к тебе не имеет. Можешь прикладывать что угодно и куда угодно, - командир на миг задумался и добавил, - разумеется, в рамках российского законодательства.

     М-да, были времена…

     Я отошел от окна и взял электрический чайник в руки. Убедившись в наличии содержимого, наполнил водой единственный чистый бокал. В пару глотков осушил его и добавил к горе грязной посуды.

     В боку противно заныло. Нет, только не это… Задрав свитер, проверил корсет на наличие крови – все чисто, лишь кожа покраснела в местах соприкосновения с медицинским клеем. Ну да это естественная реакция организма.

     Две недели отлежаться – это же надо такое придумать. Боцман с дыркой в боку уже на следующий день с койки вставал. Правда, передвигался не активно, но все же… современная медицина творит чудеса. Лет сто назад активно пользовались БФ-6, густой вязкой жидкостью с характерным смолистым запахом. Я пару раз с ней сталкивался: чего только в африканских запасниках не сыщется, еще с советских времен. Вот только применить не довелось, все разумные сроки годности прошли. Разве что открутил крышечку, да понюхал – запоминающийся аромат.

     Современный аналог медицинского клея запахов не имел. Был абсолютно бесцветным, и по консистенции напоминал прозрачный гель, крайне приставучий и липкий. Помнится, по молодости лет умудрился пальцы склеить, а смывающего раствора под рукой не нашлось. Пришлось избавляться от застывшей пленки с помощью крепкого словца и острого лезвия. Избавился, заодно срезав пару лоскутков кожи.

     В кармане беззвучно завибрировал сотовый. Хлопнув по боковому карману, извлек наружу тонкий прямоугольник телефона. Провел пальцем по экрану и едва не выронил – зараза, все никак не привыкну к новому аппарату. Слишком гладкий, слишком тонкий, слишком чужой…

     На экране высветились японские символы – звонил Сэмпай. Ваня-якут никогда не тревожил по пустякам, поэтому каждый входящий от него вызывал волну напряжение.

     - Внимательно.

     - Черный ауди, госномер К 315 НК, подъехал ко входу в подъезд. За рулем молодой парень лет двадцати пяти, выходить не спешит, пытается дозвонится.

     - Принял.

      Я нажал отбой, а про себя грубо выматерился. Михалыч скинул базу данных по нехорошим номерам, общим числом за шесть сотен. Разумеется, все их запомнить было невозможно, но вот один единственный, принадлежащий Илье Прокопенко, в памяти отложился. Именно его черный ауди сейчас стоял у подъезда. Принесла нелегкая черта…

     Не успел толком обдумать сложившуюся ситуацию, как телефон вновь завибрировал. На этот раз звонил командир.

     - Как обстановка?

     - Тревожная.

     - Без тебя знаю, что тревожная, Сэмпай уже доложил… Пленные утверждают, что Прокопенко-младший был в курсе намечающейся ночной забавы, вот только ехать отказался, сославшись на занятость.

     - И все же он приехал. Выходит, не такой уж и занятой был, - предположил я.

     - Или почуял неладное… Ты вот что, Василий, особо не геройствуй: под пули не лезь и постарайся сильно не шуметь. Не забывай, где находишься, здесь тебе не саванна. В одиночку управишься?

     - Обижаешь, командир.

     - Через полчаса будем. До связи.

     Я осторожно выглянул в окно, выходящее на боковую сторону. Пытаться отсюда разглядеть черный ауди бессмысленно. Лишь серая полоска асфальта, залитая электрическим светом. И вдруг… внутри кольнуло, нехорошо так.

     Я обратился в слух - из соседней комнаты не доносилось ни звука. Диана хоть и возилась с тряпками, но шумела при этом изрядно: лязгали металлические плечики, громыхали отодвигаемые ящики шкафов. Сейчас же стояла мертвая тишина.

     Сделав три шага по направлению, я резко распахнул дверь. Притаившаяся фигурка от неожиданности вздрогнула и попятилась назад.

     - Диана Ильязовна, вас в детстве не учили, что подслушивать не хорошо?

     В ответ лишь округлившиеся от страха глаза. Она думает, я её что… ударю?

     - Пройдите пожалуйста в комнату.

     - А?

     - В комнату пройдите.

     Девушка развернулась, и едва ли не бегом отправилась обратно. Хлопнула дверью и затаилась, словно мышка.

     - Диана, собирайтесь. У нас времени – полчаса, - напомнил я, а сам направился в прихожую.

     Куда же тебя нелегкая несет, товарищ Прокопенко? Приперся среди ночи в чужой район. Сидишь в машине, названиваешь… Настолько встревожен, что дружок твой не выходит на связь?

     Под ногами неприятно заскрипел песок. Я с замиранием сердца опустил взгляд - всего лишь грязь, занесенная с улицы множеством ботинок. Всего лишь грязь… Знакомый полосатый маяк выплескивал волны ярко-белого света. Вон возле той стены стоял вечно мешающийся под ногами журнальный столик, а в метре от порога, Щелкунчик едва не придушил пацана. Надо сказать, странный способ выбрал для этого, ломая челюсть и запихивая в рот кулак. Редкая тварь, и страшная, как лысый черт… Предупреждал же Малого, думай о хорошем. Насмотрятся всякой хрени по сети, а потом дрянь отвратная во сне является.

     Щелкнув замком входной двери, переступил через порог. В подъезде стояла тишина, но не та мертвая, которая из кошмара… Вполне себе живая, с мерным гудением электричества в щитках и подергиванием света лампы под потолком. Голосов не слышно, но оно и понятно: кому захочется вставать в столь ранний час. Народ отсыпался перед рабочей неделей.

     Снова завибрировал сотовый в беззвучном режиме. И вновь на экране появились заковыристые иероглифы.

     - Объект вышел из машины. Движется по направлению к подъезду, - сухо доложил Сэмпай

     - Принял.

     Ну здравствуй, Илья Прокопенко, сынок того самого Прокопыча. Не получалось у нас толком пообщаться, все друг твой мешал, не в меру говорливый. Теперь вот пришла пора…

     Хромая, пересек площадку и затаился возле кабинки лифта. Прислушался к далеким звукам на нижних этажах.

     Запиликал домофон, извещая консьержа о посетителях. По идеи посторонних внутрь пускать не должны, без согласования с хозяином квартиры. Но это по идеи, на практике все выглядело иначе. Платили консьержам сущие копейки, вот они и отрабатывали свой хлеб с положенным усердием, точнее - спустя рукава. Оставалось лишь рассчитывать на въедливый характер тетки внизу.

     Увы, надежды не сбылись. Спустя полминуты кабинка лифта поехала на первый этаж. К тому времени я успел закрыть дверь в квартиру и определиться с позицией. На верхней площадке слишком много света, на фоне которого человеческий силуэт - отличная мишень, а вот пролетом ниже царил полусумрак. Туда и направился, спустившись на несколько ступенек. Прислонился к стене и вытащил из грудного кармана пистолет, врученный Доком на прощанье. Чешский «ЧеЗет», если судить по острой спице курка, то и дело норовившей зацепиться за ткань.

     Успокоить дыхание… вдох и выдох.

     Далеко внизу раздался характерный перезвон колокольчиков – кабинка лифта прибыла на первый этаж. Как там говорил командир, без лишнего шума? Я и в лучшие-то годы в специалистах диверсионно-разведывательной службы не ходил, что уж говорить про здесь и сейчас. На чужих двоих, сделанных из углепластика, разве что к глухому тетереву незаметно подкрасться сумею.

     Не того человека ты на посту оставил, командир. Ой, не того…

     В шахтовом стволе вновь зашумело – кабинка медленно поднималась наверх. В голове пронеслась мысль, что я бы на месте Прокопенко вышел этажом ниже или выше… Раз уж друг на звонки не отвечает.

     Как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Дергаться было поздно – раздался мелодичный перезвон, и дверца кабинки со скрежетом раскрылась. Яркая полоска света легла на потертую плитку площадки. Томительные секунды ожидания и… закрылась. Не понял, а где пассажир? Из лифта никто не вышел - кабинка замерла на шестом этаже.

     До рези вглядываюсь в пространство, пытаясь заметить мало-мальски подозрительное движение. Мушка прицела мелькает перед глазами, но ошибка исключена, кроме меня здесь никого нет.

     И словно в подтверждении сделанных выводов, внизу запиликала подъездная дверь. Почуял, черт… Шестым чувством почуял, что подниматься нельзя, что опасность наверху, потому и решил свалить. Звериная интуиция у Илюши, весь в папашу пошел. Того тоже долго подстрелить не могли: с десяток покушений пережил криминальный авторитет, пока чекисты за дело не взялись.

     В кармане беззвучно завибрировал сотовый, на экране вновь высветились иероглифы. Сэмпай подтвердил, что черный ауди покинул зону наблюдения.

     Дрогнувшими пальцами спрятал оружие в карман, все - теперь можно выдохнуть… До очередного разговора с Дианой Батьковной.

     

     Док и компания вернулись через полчаса, потеряв по пути Михалыча, и Кирюшу с дружком. С товарищем майором все было понятно, ему еще на службу идти, а вот что касаемо двух других… Есть вещи, о которых лучше не знать.

     За оставшееся время мы с Дианой и парой слов не перемолвились. Она молча возилась в комнате, пакуя вещи, я же пил чай на кухне, или скорее делал вид, что пью. Увидев с десяток сообщений Малого, решил написать ответ. Долго тыкал пальцем в экран, а потом плюнув на все, решил перезвонить.

     - Василий Иванович, это вы? Выбрались? А с Сарбаевой все нормально? – вместо приветствия затараторил пацан. Настолько громко, что пришлось отстранить телефон от уха.

     - Нормально с Сарбаевой… Малой, ты чего не спишь?

     - Да какой тут… Скажите, были реальные основания для тревоги? Ну вы поняли меня: тело на столе, порванная одежда. Жизни Дианы Ильязовны ничего не угрожает?

     - Теперь нет.

     - Что значит теперь, а раньше?

     - А раньше было раньше, - я глубоко вздохнул. - Малой, спасибо тебе, ты все правильно сделал: позвонил, кому надо и вовремя сообщил.

     В трубке возникла длинная пауза. Чего это он завис? Да, Василий Иванович, затюкал ты пацана, если он от простого «спасибо» в ступор впадает.

     - Малой?

     - А?

     - Спать ложись и об остальном не волнуйся. Диана Ильязовна отпуск взяла на две недели, поэтому в ближайшее время в школе ты её не увидишь, как и меня. Если что, звони на сотовый.

     - Василий Иванович, а как же сны. Вдруг мы снова…

     Я отключил телефон. Думать сейчас совершенно не хотелось. Навалилось все на плечи, повисло тяжелым грузом за спиной. Мертвое тело на столе, залитое мягким желтым светом из-под абажура. Пятна кровоподтека на внутренней стороне бедра, словно девушку ударили чем-то тяжелым по ноге. Многочисленные синяки и царапины, особенно досталось плечам. Много ли нужно нежной женской коже. Запекшаяся кровь на губах, на затылке… клочки выдранных волос – с ней явно не церемонились, пытаясь успокоить. Зная характер Дианы, подозреваю, что насиловали девушку уже в бессознательном состоянии, а то и вовсе мертвой.

     Сон, это всего лишь сон, но сука… какой въедливый.

     Док лишних вопросов не задавал, да и другие парни, надо отдать им должное, в душу не лезли. Один лишь Дядя Федор, не отличавшийся высокой чувствительностью, подошел и поинтересовался:

     - Чё, как оно?

     Я пожал плечами. А что еще мог ответить, стоя под мелким снежком и наблюдая за тем как в одну из машин загружают чемоданы. В небольшой серый фургон, принадлежащий Мамону. Он в нем разное оборудование возил, железяки всякие, которые в обычное авто не помещались, а часом ранее тела двух архаровцев.

     - Я бы тоже за свою бабу порвал, - зачем-то добавил Федя, и бросив окурок, зашагал к машине сопровождения: большому черному внедорожнику, мерно урчащему объемистым двигателем. В него посадили учительницу под приглядом пары внимательных глаз. Основная группа бойцов разместилась в фургоне, мы же с командиром сели в безликую корейскую легковушку, взятую напрокат. Он за рулем, а я справа на пассажирском сиденье.

     Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять причину подобного распределения. Командир хотел обсудить случившееся по дороге. Вопросов у него накопилась масса, а вот ответов кроме меня никто дать не мог.

     Защелкал поворотник, и машина плавно тронулась с места. В салоне запахло дешевым пластиком, а ноздри уловили едва заметный аромат паров бензина. Пройдет еще лет десять и двигатели внутреннего сгорания можно будет встретить только в музее. Уже сейчас налоги на выбросы такие, что проще до пункта назначения на такси добраться. А со следующего года еще на десять процентов поднимут. Правительство медленно, но верно продвигало зеленую повестку в массы. Может оно и правильно, а то который год зима без снега.

     

     Док был человеком конкретным, не любил ходить вокруг да около, особенно в общении со своими. Однако в этот раз он меня удивил. Едва выехали на Московское шоссе, как он заговорил:

     - Домик небольшой, но вам двоим места хватит. Со всеми полагающимися удобствами: электричеством, водой, канализацией. Короче, не жизнь – курорт. Находится в охраняемой зоне, поэтому за личную безопасность можешь не волноваться. Там тебе не какой-нибудь левый ЧОП, а наши бывшие коллеги на страже.

     - Чеха не верну, - перебил я, ощущая приятную тяжесть пистолета во внутреннем кармане.

     - Да я и не прошу, - удивился командир. – Василий, ты чего какой дерганый стал? Нервничаешь по пустякам... В ней дело?

     Последовал кивок в сторону ехавшего впереди внедорожника.

     - Василий, ты с бабой своей давай мирись. Вам целую неделю под одной крышей жить, а то и больше. Еще не хватало, чтобы вы там как кошка с собакой, в приступе ярости чужую мебель переломали. Мне же потом и краснеть перед хозяевами.

     - Она не моя.

     - Ты командиру-то лапшу на уши не вешай. Между вами такое напряжение, что встань рядом - волосы на жопе шевелиться начнут.

     - Говорю же, не моя. Случайно вышло.

     - А вот с этого места давай поподробнее.

     Дважды просить не пришлось. Я рассказал все как было, без утайки: про настойчивого профессора Гладышева и капсулы, подаренные школе центром Синавского, про игру Маяк-17 и кооперативные сны.

     Командир слушал молча, не перебивая. В самом конце произнес задумчивое «дела» и погрузился в размышления. Я не торопил Дока, такой объем информации требовалось переварить. Тем более, что речь шла о вещах, лежащих за гранью привычного понимания мира.

     Мотор ровно гудел, убаюкивая. Перед глазами мелькала извилистая лента дороги. Сквозь белую завесу снега проступали огни фонарей. Кругом, куда не глянь – поля, да линии высоковольтных передач с рогатыми опорами.

     Док продолжал молчать, и я не выдержал первым:

     - Осмотрел во сне тело. Кроме синяков и клочка выдранных волос никаких других повреждений, указывающих на насильственный характер смерти, обнаружить не удалось, но она точно была мертва. Знаю, что прозвучит глупо, но это как осознание… Когда за секунду до выстрела понимаешь, что попадешь. Ты даже на скобу нажать не успел, а внутри уверенность поселилась… Нет, это больше, чем уверенность – знание. Как будто часть клеток мозга существует в другом часовом поясе, живет на несколько мгновений раньше.

     Док все молчал, и я наконец заткнулся. Не потому, что выговорился, просто не смог подобрать слов. Уж очень сложной была гамма тех чувств, что испытал во сне. Если убрать накипь вроде страха, злости и раздражения, то остается… Остается терра инкогнита, чтоб ей пусто было. Не существует слов в русском языке, способных описать случившееся, их попросту нет.

     Под колесами зашуршал гравий – мы свернули с главной дороги на проселочную, ведущую в сторону коттеджного поселка. Небо рассвело, но серые тучи по-прежнему висели над крышей автомобиля, продолжая сыпать мелким крошевом. Слева белело поле, справа появились коробки первых домов: несколько кургузых уродцев, стоящих в стороне. То ли не успели достроить, то ли на окраине дозволялось экспериментировать с архитектурными решениями.

     - А я, признаться, подумал, что по твою душу, - неожиданно заговорил командир. – Решил, что барышню в заложницы взяли, чтобы на тебя выйти. Сам знаешь, как оно бывает, когда родственников нет. Действовать через баб, самый верный способ. Один криминальный авторитет на тебя глубокую обиду затаил в связи с последними событиями. И дело даже не в том, что ты ментам стуканул по поводу беспредела, творящегося в автомастерской, а в том, что перед своими подставил. К Георгию Валентиновичу много вопросов возникло. И первый из них, почему бардак развел в подведомственном хозяйстве. Авторитетный коллектив доверие оказал, за крупным бизнесом приглядывать поставил, а тут такая херня произошла: подпольный цех организовали. Доморощенные дельцы, мать их… До того обнаглели, что сынка самого мэра на органы разобрали. Но что хуже всего, заправлял всем не залетный щегол со стороны, а свой родной Зурабов, за которого Георгий Валентинович поручился. Ты начальник, значит с тебя и спрос… Короче, дали Жоре полгода на то, чтобы основные вопросы закрыл и потери минимизировал, в том числе и репутационные. Ликвидировать тебя для Георгия Валентиновича теперь вопрос чести.

     - Только для него?

     - Да… Наши московские коллеги на днях связывались с представителями авторитетного коллектива, и те подтвердили: к Василию Ивановичу никаких претензий. Ты теперь исключительно проблема Жоры. Если он ее решит – хорошо, не решит – тоже ничего страшного. Как говорится, будет лишний повод, за что предъявить. Уж очень много недоброжелателей у Георгия Валентиновича появилось за последнее время.

     - Значит остается только Жора, - пробормотал я про себя.

     - Что значит только?! – резко отреагировал командир. – Вася, ты хоть знаешь, что это за человек? Ему смертный приговор двадцать лет назад вынесли, вместе с Шункаром, только вот хозяин давно в могиле лежит, а этот до сих пор живой. И не просто живой, а на вершину иерархической лестницы умудрился забраться. Ты пойми, Василий, по ту сторону закона принцип естественного отбора действует во всей красе – выживают сильнейшие. За косяк с черными трансплантологами кого другого давно бы кончили, а Жора до сих пор крутится. Настолько в собственных силах уверен, что даже из страны не сбежал.

     - Его бы и в горах Таджикистана нашли, и на Кипре грохнули.

     - Грохнули, - согласился со мной командир, – только перед этим он успел бы пожить красиво, годик-другой. Много ли нужно в его возрасте?

     

     Перед полосатым шлагбаумом, ограничивающим въезд в центральную часть поселка, машина остановилась. В будке мелькнуло лицо охранника, но против ожидания наружу никто не вышел. Преграда в виде металлической трубы медленно поднялась вверх, освобождая проезд.

     А они здесь серьезно обустроились, даже мешки с песком у стены лежат. Интересно, против кого оборону держать собрались, против дачников? Не зря командир про «наших» упомянул, что за порядком следят. Прошлое не отпускает, прочно въедаясь в подкорку сознания.

     Колеса прогремели по железной неровности черно-желтой расцветки. Машина скатилась вниз и вновь под днищем зашуршал гравий.

     - Когда Михалыч набрал среди ночи, я решил было, что за барышню твою взялись, а тут вон оно как, - командир не выдержав, усмехнулся. – Оказывается и барышня не твоя, и архаровцы залетные, сердечные дела решали. Может мы зря в это дело влезли? – серые глаза внимательно уставились на меня.

     - Её бы убили.

     - Это еще бабка надвое сказала или в твоем случае вещий сон. Мы не супергерои из комиксов и не благотворительная организация, которая за каждую невинную душу вписывается. Ну трахнули бы они ее на пару, шею свернули… Ты какого рожна туда сунулся? Тебе что, других проблем мало?! Себе геморрой обеспечил и всем нам нарисовал.

     Командир не повышал голоса, не было в том нужды. Я по тону понимал, что он сейчас очень злится. Мало кому понравиться закапывать трупы посреди ночи в морозном лесу, или как еще они их там утилизировали…

     - Я не просил приезжать.

     - Вася, перестань играть словами… Ты знал, что мы приедем. Ты сам бы приперся, возникни похожая проблема у любого из нас. Это еще хорошо, что Тугулов ни о чем не догадывается, а то устроил бы здесь второй Шагаму… Что же касаемо снов - я к тебе заеду на днях, тогда и поговорим про всю эту мистику.

     - Не веришь, - догадался я.

     - Не то чтобы не верю… Помнишь Мамедова из отряда Римского?

     - Это который золотые ворота видел?

     - Да… он все священную Шамбалу искал, только почему-то не в Тибете, а на просторах африканской саванны. Лет пять назад жену с детьми расстрелял, и на прощанье пулю в висок пустил. Вот такой вот несчастливый конец у господина Мамедова. А началось все с того, что однажды на закате ворота в небе увидел.

     - У меня свидетели есть.

     - Так и у Мамедова они были. Говорят, облака в тот вечер действительно имели причудливую форму. Пойми, Василий, одно дело - происходящие события, и совсем другое - их трактовка. Прошу тебя - умоляю, не лезь ты в это дело, не усугубляй. Если помощь нужна, мы специалистов из Москвы вызовем.

     Заб…сь, только психиатров здесь и не хватало.

     

     Место, где предстояло прожить последующие недели, выглядело уютным. Небольшой двухэтажный коттедж белого цвета, с верандой и прилегающим земельным участком, явно не предназначенным под посадку картошки. В центре разместилась круглая беседка, обвитая сухим плющом. Одна из дорожек вела в летнюю кухню с высокой печкой, выложенной кирпичом. Повсюду были заметны следы цветочных клумб, пустующих по причине зимы. Вдоль забора торчали голые ветки кустов и карликовые ели. Имелись и фруктовые деревья, подпиленные и явно ухоженные, а вот чего не было, так это бани. Странно… Обыкновенно в наших краях участок забором не успевают огородить, а сруб уже стоит. Бывает, что и один на голом участке. Может в доме есть аналог финской сауны?

     Пока ребята таскали чемоданы и сумки с провизией, командир устроил экскурсию по местному хозяйству. Показал основные узловые точки, связанные с подачей воды и электричеством: где что лежит, где находится. Первым делом включили котел в подвале, но пока дом протопиться, пройдет не один час, и даже день.

     - Ничего страшного, в куртках посидите, - высказался по данному поводу командир. – Тем более, что ты у нас, Василий, жару не любишь.

     - Если мерзнешь, могу шерстяными носками поделиться. У меня запасная пара в рюкзаке лежит, - добавил стоявший рядом Бармалей.

     Очень смешно, обхохочешься… Скрипнув шарниром, переступил через порог.

     Внутри было чисто и уютно - именно так выглядела квартира Дианы Ильязовны, пока в нее не вторглась толпа мужиков. Памятуя об этом, командир строго следил за входом, требую ото всех разуваться и без лишней нужды в дом не соваться. Особенно в гостиную, где на полу возлежал белый пушистый ковер. А еще там был дорогущий электрический камин. Тлевшие угольки выглядели настолько реалистично, что Дядя Федор не выдержал и решил, пошерудить кочергой. Хорошо, что последней в доме не оказалось, иначе нашерудил бы.

     Нет, прав был Док, когда принялся мужиков из дома гонять. Они хоть и взрослые, но вели себя словно любопытные дети. Мамон в подвале едва котел не разобрал, показывая Варе систему управления. Бармолей умудрился большую кастрюлю на пол свалить, пока на кухне с пакетами возился. Заодно отключил новенький финский холодильник, поигравшись с красивыми кнопками на боковой панели. Спасибо Мамону, что вовремя заметил.

     В конце концов командир не выдержал творящегося бардака и всех выгнал. Меня же отозвал в сторонку и тихо произнес:

     - Ты про вещие сны больше никому не рассказывай.

     - Командир я…

     - Не перебивай. Проблемы будем решать по степени важности. Сейчас на первом месте стоит Жора и его попытки сохранить лицо, в том числе за счет твоей жизни. Вот что должно волновать, а не какие-то там призрачные фантазии. Когда с этим вопросом разберемся, тогда и обсудим капсулы, кооперативные сны и есть ли жизнь на Марсе.

     - И долго мне здесь жить?

     - Пока не отыщется Георгий Валентинович.

     - А без этого никак?

     - Вася, ты же взрослый человек, понимать должен: или ты, или он – другого не дано. Всё, давай, повнимательнее здесь. Про запрет пользования соцсетями и про опасность звонков с незнакомых номеров напомнить?

     - Не стоит.

     - Тогда ладушки.

     Жили мы у бабушки…

     Дверь за командиром закрылась, а через минуту послышался шум моторов - кавалькада из трех машин, сноровисто порыкивая, проехала вдоль забора. Это вам не тихие электрокары, те пока не собьют, хрен заметишь.

     Я застыл напротив окна, наблюдая за падающим снегом. Отбросив всякую сентиментальность, просто стоял и смотрел, как смотрят на пляшущие язычки пламени или бегущую воду. Хорошо снег пошел, кучно… может и не растает к обеду.

     Я настолько отключился от реальности, что вздрогнул и едва не схватился за пистолет, услышав посторонний шум. Это была всего лишь Диана Батьковна, проголодавшаяся и потому спустившаяся вниз. На ней были те самые безразмерные спортивные штаны, что носила дома, а вот вместо выцветшей футболки на плечах висело ярко-розовое худи, с болтающимися до пояса шнурками-завязками.

     Настоящий нахаленок из старого советского фильма. Схожести поспособствовала не только одежда, бывшая девушке не по фигуре, но и взбитая вверх прическа. Диана пыталась привести волосы в порядок, но вышло не очень: то ли не было под рукой любимой расчески, то ли просто плохое настроение.

     Даже не посмотрев в мою сторону, мадам прошаркала в сторону холодильника. И тапочки тоже не по ноге. Прямо-таки малое дите, обрядившееся во взрослые шмотки. Открыв дверцу, она долго копалась во внутренностях и наконец извлекла на белый свет пакет с фруктами и бутылку сока. Обняв добычу руками, развернулась и вновь зашаркала по направлению к лестнице.

     В отличии от девушки я не планировал садиться на фруктовую диету, поэтому достал из морозилки мясо, не успевшее превратиться в камень, и принялся за дело. Все необходимое под рукой: три сковороды на крючьях, в ящиках стола - специи, а верхнем шкафчике целый ряд бутылок с подсолнечным маслом.

     Без затей и кулинарных изысков обжарил свинину с луком, покрошил сыру на исходящее паром спагетти. Добавил сухого чесночку для запаха, зелени из пакета и вуаля – ужин готов.

     - Диана Ильязовна, не желаете макарошек?! - прокричал зычно.

     Прислушался - в ответ тишина.

     - Диана Ильязовна, кушать подано!

     В третий раз приглашать не стал.

     Скрипнув шарниром, уселся за стол. Не стал заморачиваться с тарелками, мы люди простые, мясо едим прямо со сковородки. Так оно завсегда вкуснее, а при желании те же макарошки можно обвалять в мясном соку - вкуснотища, пальчики оближешь.

     Едва подвинул сковородку поближе, вдохнув аромат жаренного мяса, как по ступенькам зашаркало. Диана Батьковна соизволил спуститься: молча уселась к столу и уставился на меня осоловевшим взглядом.

     Я не медиум, мысли читать не умею, поэтому взялся за ложку и принялся есть. Играть в девчачьи игры не было никакого желания, особенно когда остывает еда.

     О, да! Куски нежной свинины исходили соком прямо во рту. Надо отдать должное Мамону, мясо тот выбирать умел. Сюда бы еще лепешку ячменную с запечённой корочкой.

     Вновь послышались шаркающие шаги. Дверца едва слышно открылась, осветив внутренности холодильника. Девушка с минуту копошилась и наконец извлекла наружу бутылку вина и кусок твердого сыра. Еще пять минут провозилась со штопором, но пробку таки извлекла. После чего вернулась к столу, позвякивая одним фужером. Не то чтобы я хотел вина…

     Прав был командир, когда говорил: не делай добра, не получишь зла. Зачем лезть туда, куда не просят. Может она только этого и ждала от Кирюши, когда придет добрый молодец, да возьмет силой. А что, некоторые живут с мужьями из числа тех, кто любит руки распускать. Своеобразное садо-мазо семейной жизни, наполненное гармонией. Как там писал Лев Николаевич, каждая счастливая семья счастлива по-своему?

     В голове всплыл полуистлевший образ матери: тихого, забитого существа. Настолько незаметного, что толком вспомнить не получалось. Батя сильно лупцевал её, особенно когда выпет, а та молча сносила побои. Лишь иногда вздрагивала всем телом, как вздрагивают дети, наревевшись вдоволь. Когда сил не остается, и все что у них выходит – лишь беззвучно хватать воздух ртом.

     Вот такое вот садо-мазо… сука. Пальцы до боли стиснули ложку и я, очнувшись, снова принялся есть.

     Через пару минут понял, что одной сковородки мяса будет мало. Не рассчитывал, что на столь худенькую девушку нападет столь большой жор.

     Диана не только ела за двоих, но и пила будь здоров, то и дело подливая вино из бутылки. На бледных щеках заиграл румянец, в движениях появилась непривычная развязность. Пару раз девушка едва не уронила фужер, тыкая вилкой мимо мяса. Пыталась с шумом втянуть длинное спагетти, явно прилипшее к губам, болтающееся соплей и капающее жиром.

     Только пьяных училок здесь не хватало. И мужики молодцы, додумались алкоголь купить. Надеюсь, она здесь пьяный дебош не устроит?

     Доев остатки мяса, девушка захватила бутылку красного и отправилась наверх. Я же остался внизу наводить порядок: протер столешницу, перемыл посуду и только после этого позволил себе расслабиться. Отстегнув протезы, закинул гудящие культяпки на подлокотник дивана.

     За окном окончательно рассвело, день был в самом разгаре, но спать хотелось невыносимо. Глаза слипались, и я перестал бороться с собой. Последняя мысль, промелькнувшая в сознании, была о том, что неплохо было бы поставить будильник. Так, на всякий пожарный… Именно с этой мыслью и заснул.

     

     Под вечер разбудила трель телефонного звонка. Стандартный вызов от командира, с целью проверить обстановку.

     - Вы там дом еще не разнесли? - поинтересовался он, выслушав отчет.

     - Обижаешь, командир.

     - Тебя, Василий, хрен обидишь. Ты сам кого хочешь… Короче, бдительности не терять и ждать гостей, скоро будут.

     Через час подъехал Варя, подвез рыльно-мыльных принадлежностей, и новые сумки с провизией.

     - Куда столько? - не выдержал я. – Скоро в холодильник не влезет.

     - Командир приказ, - пожал плечами Варя. И чутка подумав, добавил: - если хочешь, могу помочь.

     Мужики в нашем отряде отсутствием аппетита не страдали, каждый любил пожрать. Одна из немногих радостей сурового африканского быта. Варя, он же Варяг не был исключением из правил. Он не только помог освободить холодильник, но и сварганил овощное рагу к основному блюду – копченому мясу, с ароматным душком и пряностями, так что скулы сводило.

     Мы проболтали целый час. С удовольствием вспомнили прошлое, чуть менее охотно обсудили настоящее, а будущего даже не коснулись. Странно получается… в рыжей саванне все было с точностью наоборот: планами на гражданку только и жили.

     - Что с барышней? – поинтересовался Варя, когда пришла пора уходить.

     - Напилась под утро и теперь дрыхнет без задних ног.

     - Я про другое. Что между вами?

     - Ничего.

     - В смысле?

     - Странная она какая-то, не понимаю…

     - Ну это как раз нормально, - не выдержав, рассмеялся Варя, – добро пожаловать в наш клуб.

     - Что за клуб?

     - Клуб непонятливых мужиков.

     - Членскую карточку выдаете?

     - Ага, держи карман шире. Слушай, Василий, у тебя же с бабами всегда гладко было - сами липли. Особенно та медичка из Сирии.

      Кожа карамельного оттенка, заостренный нос с горбинкой и глаза изумрудного цвета. Настолько яркого, что в жизни таких не бывает. Поначалу думали – девушка носит специальные линзы, а оказалось, природа-матушка наградила.

     - Красивая была.

     - Красивая, - как-то по-особенному вздохнул Варя. Он больше прочих вспоминал смуглую девушку из корпуса «врачей без границ». И даже пытался отыскать ее через страницы соцсетей. Делал официальные запросы в дипмиссию в Дамаск, писал и в Москву, и в Женеву, где находилось официальное представительство гуманитарной миссии, но девушка как в воду канула. Словно и не было ее никогда, в закрытом аэропорте города Тебриз, где вынуждены были проторчать несколько недель. Парни маялись от безделья: кто в карты резался, кто отсыпался загодя, а мне вот довелось закрутить роман с иностранкой. С условной, поскольку та несколько лет проучилась в Москве, и прекрасно знала не только язык, но и культуру. Хорошая была девчонка, общительная: вписалась в отряд джентльменов удачи, как родная. Док даже предложил вступить ей в наши ряды, в шутку разумеется. Начальство к подбору иностранцев подходил крайне строго, да и женщины в мужском коллективе к беде, тем более, когда такие.

      С той поры много песка утекло, но Варя до сих пор вспоминал восточную красавицу с удивительными глазами изумрудного цвета. Вроде бы женился давно, и детей завел, а вот подишь ты. Мне от этих воспоминаний становилось крайне неловко, словно девушку у друга увел. И ведь знал, что это не так, что она сама меня выбрала, но червячок вины нет-нет, да и закрадывался в душу.

     - Может останешься на ночь? Посидим, выпьем.

     - Вася, ты смерти моей хочешь? Командир с говном съест, если узнает, что я здесь на час задержался, а ты до утра.

     - Узнаю Дока. Любит он перестраховаться.

     - В этот раз все по-другому, - возразил Варя.

     - Насколько по-другому?

     Варя вздохнул, поняв, что сболтнул лишнего. Ну да что уж теперь, раз сказал «а»…

     - Я особо не в теме, только слышал краем уха, что пасут твою квартиру.

     - Кто?

     - Вроде бы люди Жоры… Тебе лучше с Мамоном поговорить, это он постоянное видеонаблюдение установил.

     С Мамоном значит… А Мамон ничего не скажет, потому что командир запретил… гребаная секретность. Док был параноиком до мозга костей. Он часто любил повторять, что самая защищенная информация – это не переданная информация. Чем меньше людей в курсе, тем лучше. И даже своим знать не следует, во избежание…

     Варя ушел, а я прошелся из угла в угол, замерев напротив окна. Посмотрел в темнеющее небо. В конце концов не выдержал, схватился за сотовый и набрал Мамона. Как и ожидалось, товарищ ничего сообщил, сославшись на запрет командира.

     - Вася, не волнуйся, - твердил он сотый раз в трубку, - ситуация под контролем.

     - А с Малым чего?

     - Приглядываем за пацаном. Все нормально, никто в заложники его брать не собирается.

     - Ты в этом уверен?

     - Василий, не забивай херней голову. Сидишь себе, ну и сиди спокойно.

     Легко сказать - спокойно. Самое сложное - когда остальные работают, а ты будто животное, запертое в клетке. Только и остается, что ждать.

     

      Следующие два дня прошли в томительном безделье. Я переделал все, что только мог: начиная от уборки и готовки на кухне, и заканчивая маханием лопатой.

     В наши края пожаловала долгожданная зима с хватающим за щеки морозцем и пушистыми хлопьями снега. Сугробов навалило по коленные шарниры, пришлось вставать и чистить дорожки. Намахался вдоволь, до стонущих от нагрузки мышц и мокрой насквозь футболки. Удивительно, что культяпки молчали. Наверное, охренели от столь резких перепадов температуры: не зудели, не болели, а вели себя как вполне здоровые конечности, только что укороченные в два раза.

     После обеда внизу показалась ясно солнышко - Диана Ильязовна. Девушка редко спускалась вниз, предпочитая свободное время проводить в выделенной комнате на втором этаже. И если бы не потребность в еде, сомневаюсь, что она вообще бы вышла наружу.

     Все такая же сонная и квёлая, в мешковатой не по размеру одежде, прошаркала до холодильника. Взяла дежурную упаковку сока, потом подошла к столу и забрала специально приготовленный для нее завтрак. Я особо не старался, ибо не повар – так, блинчики сварганил от нечего делать, ну и бутерброды с семгой.

     Все уложил на широкий поднос, а то прошлый раз эта сонная тетеря с размаху в угол не вписалась. Пролила соус прямо на белый пушистый ковер. Я потом два часа пятно выводил, памятуя об угрозах командира три шкуры спустить за бардак в доме.

     - Диана, у вас все хорошо? – поинтересовался, заранее зная, что ответа не получу. Девушка бесплотным призраком прошла мимо.

     И что с ней не так, за что переживает? За несчастного Кирюшу, которого поколотили и вывезли в неизвестном направлении? Или за то, что заставили взять внеплановый отпуск, поселив в коттедже за городом?

     Так Док все разжевал, объяснил причину. Разве что про Кирюшу особо не распространялся, заявив, что отпустил парня на все четыре стороны, на прощанье велев не появляться.

     Вот вроде бы умная баба, а ведет себя…

     

     Ближе к обеду позвонил командир с дежурной проверкой обстановки. Рассказал, что местоположение Жоры пока не обнаружено и рекомендовал бдительности не терять. А потом набрал Малой, и вечно спешащим, захлебывающимся голосом выложил очередную теорию о том, человеческий мозг – это биологический компьютер, способный просчитывать возможные варианты развития событий и на их основании выдавать точный прогноз. Одним словом, предсказывать ближайшее будущее.

     Признаться, я его толком не слушал, плечом зажав телефон, и на ходу разделывая курицу. Сотовый постоянно мешался, норовил выскользнуть из-под щеки, поэтому через пять минут отключил Малого. Не уверен, что парень это заметил: настолько был увлечен новой теорией.

     Пока варилось мясо, снял с крючка большую сковороду. Под вечер захотелось сделать блинчики с начинкой из мяса, приправленные соусом терияки. Уж больно зашло сие блюдо в Стамбуле, под чашечку крепкого кофе с видом на покрытый мусором залив. Правда, вместо блинчиков местные повара использовали лепешки, называя свое творение звучным словом - гёзлеме. Бармалей, бывший в нашем отряде за гурмана, объяснил, что это традиционное турецкое блюдо. Истоки свои берет с незапамятных времен, и переводится на русский как «жарить на углях». Единственное, что не смог объяснить Бармалей, это каким образом традиционный японский соус сочетается с не менее традиционным тюркским блюдом. Ну да в эпоху постглобализации чего только не встретишь.

     Когда очередной блин зашипел на раскаленной поверхности, за спиной послышались шаги. Я дернулся, запоздало вспомнив про чешский «ЧеЗет» на столике у дивана. Схватил попавшийся под руку разделочный нож и развернулся, ожидая наихудшего варианта развития событий, но это была всего лишь Диана. Девушка пересекла комнату и уселась на кресло, закинув длинные ноги на спинку. В руках оказалась книжка, которую она тут же раскрыла и принялась читать.

     Не ругается, не ворчит – и то ладно. Я отложил нож в сторону и вернулся к прерванному занятию. Не успел дожарить первый блин, как послышалось:

     - Мне звонил Никита.

     Плохое начало для разговора, нехорошее… Подцепив лопаткой пузырящуюся лепешку, перевернул.

     - Василий Иванович, почему вы не рассказали про сон?

     - Про который?

     - Про самый последний, когда обнаружили мое мертвое тело.

     - А это что-то бы изменило?

     Девушка замолчала. Я было решил, что все – разговор на этом исчерпан, но спустя полминуты послышалось тихое:

     - Кирилл никогда бы со мной так не поступил.

     - Конечно.

     - У него рука бы не поднялась. Он любил меня!

     - Конечно.

     - Вы не понимаете, он никогда бы не причинил мне зла.

     - Конечно.

     - Да заткнитесь уже! Заладили свое - конечно… Вы же ничего не знаете о нем. Мы росли вместе, с самого детства, он был мне как брат.

     - Надо же… брат. А вы ему были как кто? Как сестра?

     Диана не ответила. Я повернул голову и увидел, что девушка, отложив в сторону книгу, уставилась в окно. В черноту неба из которой бесконечно валил снег.

     - Он любил меня, - произнесла она едва слышно.

     - Знаете, Диана, любовь – она разная бывает. Может принимать красивые формы, как у Тристана с Изольдой, а может быть уродливой как у Отелло с Дездемоной. Хорошо вам, наверное, было: жить и каждый день видеть влюбленного в вас мальчика, который ухаживал, дарил цветы, бегал за вами словно верный щенок. Только вот щенок потом вырос и превратился в собаку с острыми зубами. Нравилось дразнить?

     - Вы… вы меня обвиняете в случившемся? – девушка аж начала задыхаться от возмущения.

     - Успокойтесь.

     - Но вы сами сказали…

     - Забудьте, что я сказал. Очередные глупости… Я не рос вместе с вами, поэтому не могу судить. Просто хотел немного расшевелить.

     - И у вас это получилось, спасибо, - в тоне девушки сквозила неприкрытая обида, перемешанная с раздражением, злостью и чем-то отдаленно знакомым. Словно когда-то давно с этим сталкивался, и на старости лет позабыл.

     - Ужинать будете?

     И вновь тишина. Я повернул голову – девушка по-прежнему сидела в кресле, уткнувшись взглядом в окно. И что она там увидела, в сплошной черноте.

     Всё-таки огромная у нас школа. Для того, чтобы пройтись по всем коридорам и закоулкам, заглядывая в каждый кабинет, потребуется четыре с половиной часа. Я сам не замерял, но директриса хвасталась на линейки. Рассказывала наивным первоклашкам и их родителям, что по данному показателю мы третьи в России. И что за показатель такой, как называется? Шагомер, а может быть заплутайметр? И кто замерял – физрук? Человек, который от столовой до спортзала умудрялся дойти за полчаса, прокладывая извилистый путь через кабинет новенькой англичанки?

     Зачем сочинять и выдумывать новые термины, если в мире существуют общепринятые стандарты. Достаточно заглянуть в электронную энциклопедию, чтобы понять: по размерам общей площади мы находимся в конце четвертой десятки.

     Увы, тридцать седьмым местом особо на линейке не похвастаешься. Нам же рекорды подавай: быть лучшими – везде и во всем. Чтобы красиво звучало с трибун. В следующий раз нужно будет подкинуть идею: послать с секундомером трудовика. Медленнее Аркадия Борисовича в школе не перемещался никто. Он и на первое место выведет.

     Полный размышлений о сущем, я столкнулся с Копытиным. Налетел на задумчивого парня в центральном переходе, едва не сбив того с ног.

     - М-мать, - Серега был краток, потирая ушибленный бок.

     - А ты чего здесь забыл? – удивился я. – Обыкновенно на крыльце трешься… Бубенцы на морозе замерзли?

     Копытин посмотрел на меня как-то по-особенному грустно. Шмыгнул простуженным носом и заявил:

     - Знаешь, Синицын, а я ведь по тебе даже соскучиться успел.

     Дурак-человек, мы же виделись на прошлой неделе. Я вообще не понимал всех этих радостных повизгиваний из разряда: «ура, ребята-девчата, мы снова вместе». Кругом глупые обнимашки, восторженные лица, как у первоклашек, увидевших конфеты в столовой. Первый день после новогодних каникул и что? Я за три летних месяца соскучиться не успевал.

     Хорошо, что мне в напарницы по парте досталась Агнешка. Дворовая девчонка, не склонная к излишним проявлениям эмоций.

     - У тебя прыщ под носом выскочил, - заявила она вместо приветствия.

     - И чирей на жопе, - заржал сидящий позади Дюша.

     Ковальски тут же с подозрением уставилась на соседа.

     - Соломатин, а ты откуда знаешь подробности про его задницу. Проверял?

     Агнешка она такая, ей палец в рот не клади.

     Первый день кроме радости встреч принес и другое известие. Свежей её назвать было трудно, потому как случилась она в аккурат под Рождество. Масс-медиа федерального уровня раструбили на всю страну о том, что некогда известный дипломат Сабуров, кавалер и многочисленный орденоносец, почетный гражданин и заслуженный деятель, впал в немилость у государя. Настолько, что президент принял решение о ссылке провинившегося чиновника. Не послом в страну третьего мира, как это было общепринято у дипломатов высокого ранга, а в наш город. Миллионник - не захолустье какое, но все же…

     На Сабурова-младшего было больно смотреть, настолько жалко он выглядел. Звезда Славика, и без того переживающего непростые времена после расставания с Володиной, окончательно померкла. Куда-то пропала харизма, исчез былой лоск, а в некогда плавной и стройной речи появились паузы и запинки. Соратники отворачивались от бывшего лидера один за другим. В итоге от королевской свиты осталась жалкая горстка людей, не знающих куда деваться.

     Противостояние двух групп завершилось полной и бесповоротной победой оппозиции во главе с Ковальски. Радовался ли я по данному поводу? Нисколько… Во-первых, никогда не считал себя за оппозиционера: все эти игры в войнушки были до одного места, а во-вторых, прошлого не вернуть. Глупо было рассчитывать, что с окончанием борьбы за власть, в классе вновь вспыхнет мир и дружба. Кисельные реки выйдут из берегов, а розовые пони побегут по радужному мосту. Ага, как же… За последние месяцы столько говна было вылито на головы друг друга, что не забудется даже после выпускного.

     Одноклассники продолжали собачиться, вспоминая старые обиды. И если бы не экзамены, что дамокловым мечом нависли над головой, давно бы перегрызлись друг с другом. Общеизвестный факт - общая беда объединяет.

     И вот уже Аллочка воспользовавшись перерывом подсела ко мне за парту, и состряпав самое невинное личико, поинтересовалась:

     - Никита, ты же разбираешься в алгебре?

     И ресничками так хлоп-хлоп.

     Пришлось потратить десять минут свободного времени на объяснение давно пройденного материала. А после иметь дело с разъяренной Агнешкой:

     - Что эта сука здесь делала?

     - Успокойся.

     - Кит, что за херня?! Почему ты позволил этой….

     Тут в класс вошла классуха, и Ковальски, сбавив обороты, прошептала:

     - … сидеть на моем месте.

     - Эта общая парта, - опешил я от такого напору.

     - Парта общая, а стул мой! Еще раз эту сучку здесь увижу, башку откручу, - Агнешка замолчала, и чуть подумав, добавила, - вам обоим.

     Н-да… некоторых и общая беда не объединяет.

     

     Первый учебный день подходил к концу, когда я понял, что чего-то не хватает. Нет, не разговоров с одноклассниками: с ними успел наговориться на месяц вперед. Чего-то другого, более важного и необходимого.

     Я и сам не заметил, как ноги принесли к кабинету программирования. Диану Ильязовну на время отпуска замещала другая, незнакомая мне училка: сорокалетняя матрона с поджатыми в пренебрежении губами. Про таких Василий Иванович любил высказываться в духе: «на сраной козе не подъедешь». Что за странная поговорка… И почему животное обязательно должно быть покрыто экскрементами? Уборщик редко объяснял значение старинных пословиц, при этом обожая сыпать ими направо и налево. Может и сам был не в курсе?

     Имени учительницы на подмену я не запомнил: слишком сложное для русского языка, особенно отчество, которое хрен выговоришь с первого раза. Пацаны для простоты придумали незамысловатое прозвище – «Балахон», за привычку носить просторную одежду, скрывающую изъяны бочкообразной фигуры.

     Балахон… а что, ей идет.

     Я уселся на подоконник и уставился в приоткрытую дверь. Сам не понимал, на что рассчитывал. Уж точно не на приглашение заглянуть в подсобку, где угостят пирожными с заварным кремом. Где выслушают очередную теорию о кооперативных снах, укажут на ее слабые стороны и начанут спорить, доказывая свое – другое.

     Интересно, как они там сейчас? Сарбаевой лишний раз позвонить стеснялся, а с Василием Ивановичем разговаривал на днях. Ну как разговаривал… был в очередной раз послан: «Малой – не лезь, куда не просят, Малой - угомонись, Малой – не твоего ума дело». И все в таком духе…

     Не представляю, как с ним можно ужиться под одной крышей. Бедная Диана Ильязовна, наверняка целый день только и делает, что готовит, убирает, а этот лежит на диване и ворчит, словно старый дед. И чего она в нем нашла, не понимаю. Молодая, красивая, со строгим, но офигенным характером. А у этого же… ни ног нет, ни совести.

     Пока размышлял о превратностях судьбы, на пороге кабинета показалась «Балахонша». С подозрением уставившись на меня, спросила:

     - Мальчик, ты чего здесь забыл?

     Ага, мальчик… Мальчики в крыле начальных классов бегают, а у меня усы под носом растут.

     - Просто сижу.

     - Раз просто, значит иди в другое место, а то взяли привычку на подоконниках отираться… Для посиделок существуют специально отведенные места.

     Она продолжала говорить, но я уже не слушал. Закинув рюкзак за спину, развернулся и пошел по направлению на выход. На душе было препогано… Нет, не из-за слов «Балахонши», таких как она, каждый третий учитель в школе: вечно гоняют по пустякам. Просто еще одним родным и уютным местом стало меньше.

     

     После занятий решил сразу домой не идти. Забрал сотовый на посту охраны и разместился за одним из многочисленных столиков в холле. Обыкновенно здесь сидели родители, ожидавшие любимое чадо после уроков или сами ученики тратившие карманные деньги на вкусняшки. Чего внизу только не продавалось, начиная от конфет и пирожных и заканчивая чебуреками. Вкусно, дешево и трижды проверено Роскачеством, ибо учебное заведение.

     Я долго стоял перед торговым аппаратом с шипучкой, но так в итоге ничего и не выбрал. Уселся за угловой столик, обхватив голову руками. Черепушка гудела от насущных проблем: через день контрольная по химии, в конце недели «топик» по английскому, а еще долг по истории завис. Армен Георгиевич с прошлого года реферат ждет.

     Эх, сейчас бы заглянуть в подсобку к Диане Ильязовне, заесть стресс очередным пирожным с кремом, но увы…

     Не выдержав накатывающей тоски, я взялся за сотовый и набрал номер Сарбаевой. К черту стеснительность, просто спрошу, как дела. Тем более, что меня это действительно волнует.

     Спустя три длинных сигнала в трубке послышалось:

     - Никита…

     Я так и не понял - это был вопрос или утверждение: уж слишком бесцветным казался голос.

     - Диана Ильязовна, у вас все хорошо?

     - У меня? У меня хорошо.

     Какая-то она странная: язык заплетается и слова едва подбирает. Неужели выпила? А с другой стороны, чему удивляться, госпожа Сарбаева тоже живой человек, которому необходимо расслабляться. Вот и накатила стаканчик другой.

     - Если я не вовремя…

     - Нет-нет, Никита, все хорошо. Расскажи, как там ребята, как школа.

     Меньше всего хотелось рассказывать про то, что так мечталось забыть и от чего раскалывалась черепушка. Диана Ильязовна выступала в роли этакой старой бабки, требующей от внучка скучного, никому не нужного повествования. Я честно попытался, но сил хватило лишь на пару минут. После чего сдался и окончательно затих.

     - Никита, а ты почему звонишь? Возникли проблемы с моим предметом?

     - Диана Ильязовна, я по поводу сна.

     - Какого сна?

     - Где вы убитая лежите и…

     - Где я что?!

     Вот блин… А Василий Иванович мог бы предупредить, что Сарбаева не в курсе. Пришлось долго и упорно пересказывать сон, с подробностями и нюансами. Кажется, Диана Ильязовна за это время успела протрезветь, по крайней мере речь ее стала носить более внятный характер.

     - Когда это случилось?

     - Буквально на днях, когда…, - не успел закончить фразу, как меня тут же прервали.

     - Подожди, еще раз опиши обстановку квартиры.

     И я как попугай во второй раз начал рассказывать про светильник в форме маяка, про стаю дельфинов на заднем фоне, про дурацкий журнальный столик, вечно мешающийся под ногами. Когда речь зашла о кухне, требовательный голос вновь остановил меня.

     - Опиши сломанную солонку.

     - Эта которая в виде поваренка?

     - Да!

     Я устало вздохнул.

     - Да нечего там описывать, на неё как будто наступили и раздавили.

     - Подробнее! – в женском голосе прорезались нотки строгой училки.

     Позвонил, называется… Поделился мыслями по поводу новой теории о возможностях человеческого мозга просчитывать вероятности наступления грядущих событий.

     - От солонки ничего не осталось: обычный мусор – гора пластмассовых обломков.

     - Опиши их: форма, количество, размеры.

     - Блин, да откуда я знать могу?

     Вот уж не было нужды запоминать всякий хлам под ногами, тем более во сне.

     - Никита, это важно.

     Ну раз важно… Я прикрыл глаза, пытаясь напрячь память: угловой диван, длинная тень от стола на полу, пластмассовые останки.

     - Солонка была пустая, никаких следов соли. Все что ниже головы раздавлено в крошево, ну может пару длинный осколков осталось, а вот лицо с колпаком уцелело: всего лишь несколько трещин… В местах скола острые зубцы.

     - Это как? – тут же уточнила Диана Ильязовна.

     - Отломалось не гладко, а по изломанной линии. Это похоже на… на…

     - Похоже на то, как дети рисуют горы?

     - Да, можно и так сказать. Горы или острые зубы акулы.

     И что она к солонке прикопалась, неужели других тем для обсуждения нет? Как выяснилось есть, но лучше бы она их не поднимала.

     - Теперь опиши мое тело в подробностях.

     - Ваше тело?

     - Да-да, мое тело, что здесь не понятного?

     Действительно, что… Описывать взрослой женщине, на минутку моей учительнице, как выглядит ее обнаженная грудь, живот, разведенные в стороны ноги. К такому жизнь не готовила. Я почувствовал, как краска стыда заливает лицо, обжигая горячим щеки.

     - Никита, ты на связи?

     - Да.

     - Почему молчишь?

     - Я не буду.

     - Чего ты не будешь?

     - Не буду вас описывать. Василий Иванович стоял ближе, его и спросите, а я отказываюсь.

     - Хорошо, тогда объясни, с чего ты решил, что лежащее на столе тело было мертвым. Нож из груди торчал, шея свернута под неестественным углом, лужи крови на столе?

     - Нет… Не знаю… Трудно сказать… никаких особых следов не заметил, если не брать в расчет кровь на губах. Просто… просто почувствовал и все тут. Вы лучше Василия Ивановича спросите, он тело осматривал, а меня из кухни выгнал.

     В трубке раздалось пренебрежительное п-ф-ф, словно старинный паровоз выпустил пар. Понятно, значит с Василием Ивановичем они снова разругались, поэтому давай, Никита, отдувайся за двоих. А вот не буду… не буду и все тут. У меня своя жизнь и вообще, к выпускным экзаменам готовиться нужно.

     - Мне пора идти.

     - Никита!

     - У меня уроки.

     - Никита, подожди…

     Я не стал дослушивать, нажав кнопку отбоя. Спрятал телефон в карман и закинул портфель за спину.

     В этом году обещают строгий отбор в военную академию, шесть человек на место, поэтому к экзаменам и вправду нужно готовиться. Вот только шипучки куплю, и пару шоколадных батончиков для поддержания работы мозга.

     

     Следующие несколько дней пролетели незаметно. Школьные заботы затянули в привычный водоворот. Нового материала учителя практически не давали: шла усиленная подготовка к итоговым тестам, первая часть которых согласно графика была запланирована в марте.

     - У вас два месяца на подготовку, - напоминала Галина Николаевна в начале каждого урока. – Два месяца перед важным событием, определяющим будущее.

     - Поворотная точка в вашей судьбе, - вторил Армен Георгиевич нашей классухе. Урок был другой, а слова все те же.

     Даже трудовик, и тот проникся важностью момента.

     - Готовьтесь лучше, если не хотите всю жизнь вкалывать за копейки, - заявил он, заняв монументальную позу в центре класса. Одна рука засунута в карман передника, другая сжата в кулак и выставлена перед собой. Не иначе, Сократ, выступающий перед учениками.

     - Учитесь, если не хотите стать такими, как я, - прошептал Дюша.

     Пашка, стоявший рядом, не выдержал и заржал.

     - Бурмистров, сегодня после занятий поможешь стружку убрать.

     - Аркадий Борисович, а чего я-то?

     - Больно много ржешь.

     - Мне на треньку надо.

     - Успеешь на свою треньку заодно разомнешься с веником в руках. Так сказать, прогреешь мышцы для пользы.

     Школьные заботы затянули с головой, но это не означало, что я забыл про странные сны, про новые теории. Просто отложил их в дальний ящик, до поры до времени. Убрал все загадки кроме одной единственной по фамилии Володина.

     Я бы и эту тайну был рад спрятать подальше, однако снежная королева своим присутствием отравляла каждый день.

      О юный рыцарь… Что это, нелепое совпадение? Только не в случае с Мариночкой - уж слишком хитра и изворотлива была тварь. Привыкла бить прямо в цель со свойственной ей иезуитской беспощадностью. Правда в случае со мной немного просчиталась, не учла того фактора, что за прошедшие годы Синицын мог позабыть. Я и забыл, но сон напомнил: пустой фотоальбом с одной единственной фотографией внутри.

      Храбрый рыцарь… да мало ли кто мог так называть меня в далеком-предалеком детстве. К примеру, мама… Хотя нет, мама не могла. Никто не мог, учитывая совсем не рыцарский характер Никиты Синицына. Никто не мог, кроме девушки по имени Даша.

     Это было наше с ней - слишком личное, чтобы делиться с окружающими. И откуда только прознала, ледяная стерва? Понять бы…

     Очень хотелось схватить Володину за грудки и хорошенько потрясти, потребовав немедленного ответа. Только я знал, чем это закончится: очередной обструкцией со стороны коллектива: «Никита плохой, Никита хулиган, Никита снова Мариночку обижает». Нет, здесь действовать нужно по-хитрому, выждав удобный момент. Не все прекрасной Мариночке в одни ворота играть, мы тоже кое-чего умеем. Просто нервы порою не выдерживают.

     Стиснув волю в железный кулак, я затаился. Вел себя настолько тихо и спокойно, что даже Агнешка почуяла неладное.

     - Никит, с тобой все хорошо? – спросила она на одной из перемен.

     - Да.

     - Выглядишь как-то странно. Если пукнуть хочешь, выйди в коридор.

     Ковальски очень старалась соответствовать общепринятому статусу девочки. Еще три года назад она бы непременно употребила слово пернуть или того хлеще – срать. И услышала бы в свой адрес:

     - Нельзя так выражаться, ты же девочка.

     Извечное «ты же девочка» преследовало Ковальски постоянно:

     - Нельзя мальчиков бить, ты же девочка.

     - Нельзя в носу ковыряться, ты же девочка.

     - Нельзя колготки поправлять у всех на глазах, ты же девочка.

     Окончательно Агнешка поняла истину данных слов, когда под школьным пиджаком выросла грудь, а дворовая пацанва перестала видеть в ней равную. Появились странные подколы и ужимки, а рыжий Сеня так и вовсе попытался схватить за зад, за что и получил промеж глаз.

     Агнешка сильно преобразилась в последние годы, но кое-что осталось неизменным: это ее дурацкая прямота ни к месту. Пукнуть -это же надо же такое ляпнуть.

     За спиной засмеялся довольный Дюшес.

     - Не бзди раньше времени, Синица, сдадим экзамены. Где наша не пропадала.

     Агнешка тут же обернулась:

     - Соломатин, а ты чего ржешь? Совсем страх потерял перед экзаменами? Синицын в отличии от тебя в математике шарит, а ты до сих пор понять не можешь, почему одна пятая больше одной десятой.

     - Все я понимаю, - насупился Дюша. – Просто нахрена сложности выдумывать –черточки всякие. Нет, чтобы сразу взять и поделить. Для наглядности записать в десятичном виде через запятую, а так путаница получается… десятка же больше пятерки.

     - В знаменателе Соломатин, в ЗНА-МЕ-НА-ТЕ-ЛЕ! И путаница в голове только у тебя одного. Двенадцатый класс, а до сих пор элементарные вещи понять не можешь.

     Агнешка сильно преувеличивала. С треклятыми дробями Дюша разобрался, вот только дались ему эти знания с превеликим трудом. В следствии чего возникла основная претензия к математикам: зачем записывать число дробью? Нахрена?! Ну ладно еще в ледниковый период, когда люди пытались по-честному разделить тушу мамонта. Там доли были нужны, но в современном мире, где есть калькуляторы и компьютеры. Зачем число писать через черточку?

     Подлил масла в огонь наш трудовик. Он как-то раз заглянул в кабинет математики, ну Соломатин не будь дураком и спроси:

     - А вы дробью хоть раз в жизни пользовались?

     На что Аркадий Борисович ответил честное «нет». Добавив, что по жизни пацифист, предпочитающий огнестрелу сталь ножа. Нужный эффект был достигнут: класс разразился хохотом, а математичка с рассказами о важности дробей была посрамлена. Соломатин выиграл свою маленькую войну. Никто так и не смог убедить упертого парня, что обыкновенная дробь – это вещь необходимая, а не математический архаизм.

     С тех пор много воды утекло: и математичка сменилась, и изучение дробей закончилось, а Соломатину до сих пор припоминали противостояние со школьной системой.

     - Ковальски, ты уже достала своими дробями, - Дюша показал массивный кулак. В ответ девушка продемонстрировала острый кончик язычка.

     - Агнешка права, твои знания по алгебре и геометрии оставляют желать лучшего. Нужно усерднее готовиться к экзаменам, Андрей, - добавила Володина.

     Идеальные черты лица, прямая осанка, и взгляд такой, что мороз по коже пробирает.

     Ох и зацепили меня её слова: до нервяка, до зубовного скрежета. Сидит вся из себя такая важная, рассуждает. Без году неделя в классе, а уже все про всех знает: кому математику подтянуть, кому английский - королевишна, чтоб её…

     Пока силился сдержать нарастающую волну гнева, Агнешка сменила тему.

     - Сегодня всё в силе?

     - Ты про Котейню? – уточнил Дюша.

     - Ага. Мы сразу после школы пойдем?

     Дюшес пожал плечами, дескать могу пойти хоть сейчас, мне то чего. Ледяная королева благосклонно кивнула головой. Кузьма, услыхавший волшебное слово «котейня», мигом нарисовался рядом. Не хватало только Копытина, но да у него сейчас физкультура в другом крыле.

     - Никита? – Агнешка вопросительно уставилась на меня.

     - А что за повод?

     Я глупо и наивно врал. Трудно было не знать то, о чем твердили все вокруг. Ребята раз в неделю выбирались в кафешку, только вот Синицына с собою не звали. Сначала сам был виноват, постоянно отказывался, потом угодил под санкции в связи с плохим поведением. Короче, все настолько привыкли к моему отсутствию, что стали считать это за норму, как само собой разумеющееся. Все кроме меня… Трудно оставаться в стороне, когда другие веселятся. Смакуют, обсуждая предстоящее событие, кто какой коктейль будет пить, куда пойдут после, и почему Кузьке больше не наливать.

     Последняя неделя не была исключением, все вокруг предвкушали, а меня словно вычеркнули из круга. Было чертовски обидно, вот и приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Притвориться, что не в курсе и ничего не знаю.

     - Никит, разве для общения с друзьями нужен особый повод?

     - Нет.

     - Тогда перестань строить целку.

     Зря Агнешка повысила голоса. У преподователей с годами вырабатывался острых слух, и Галина Николаевна не была исключением из общих правил.

     - Ковальски, сколько можно говорить - научись подбирать выражения! – прогремело строгое учительское над головами внезапно притихшего класса. – Ты же девушка!

     

     Только зимой бывает по-особенному синее небо. Не блеклое и выцветшее, как летней порой, а по-настоящему яркое, пропитанное густой акварельной краской. За утро порядком навалило снега, укрыв голые ветви кустов и пластиковые оградки газонов. Деревья в парке вырядились в новые меховые шапки. Сугробы искрили, играли огнями под полуденным солнцем, так что глазам становилось больно.

     Под подошвой похрустывал свежий настил, клубы пара валили изо рта. Раскрасневшиеся от мороза девчонки хохотали над выдумщиком и шутником Копытиным. Серега старался за двоих, ни на секунду не замолкая. Почему за двоих? Да потому что рядом крутился Кузька, обделенный талантом острослова. Это не означало, что у нашего домовенка совсем не было чувства юмора. Он мог изредка приколоться, иногда даже смешно, но чтобы вот так: пулять целыми сериями шуток. На это был способен разве что Дамир, молодой и непризнанный стендапер или Копытин. Правда у последнего заметно страдало качество, но Серега по данному поводу не парился - смеются и ладно. Даже обидные замечание Агнешки вроде «Копытин, ну ты и придурок», не смущали парня.

     Мы с Дюшей слегонца подотстали. Шли следом, переговариваясь о всякой ерунде, вроде предстоящих тестов. Соломатин порядком нервничал: то ли Ковальски с Володиной накрутили во время перемены, то ли Галина Николаевна. Наша классуха на общем собрании произнесла очередную речь о важном этапе в жизни каждого, о необходимости подготовки к экзаменам, и так далее и тому подобное. Тут у самого башковитого ученика засосет под ложечкой, что уж говорить про тех, кто умом не блистал. К примеру, Дюша в школе считался за крепкого троечника: как встал на сию стезю в начальных классах, так с нее и не сходил. Разве что физкультура с итоговой «отлично» стояла в табели особняком. В прошлом году был еще труд, но после фехтования на напильниках Соломатин впал в немилость. С тех пор оценку выше четверки не получал.

     Свежевыпавший снежок поскрипывал под подошвами, а Дюша тяжело вздыхал. Может этот случай вспоминал, а может какой другой. У него подобных нелепостей на целую книгу с рассказами наберется.

     - Хорош тоску разводить, – не выдержав, я пихнул товарища в бок.

     - Тебе хорошо говорить, у тебя с интегралами полный порядок. И по геометрии пространное воображение.

     - Пространственное, - автоматически поправил я.

     - Вот-вот, оно самое. А я не могу в голове все эти кубы с паралепи… с парапипи…

     - С параллелепипедами.

     - Короче, туго у меня с объемным воображением. И на бумаге, когда рисую чертеж, нихрена не понимаю, куда линию вести… Помнишь, что наша математичка говорила?

     - Правильно сделанный рисунок – наполовину решенная задачка, - занудным голосом продекламировал я.

     - Вот-вот, только несправедливо это. В людях разные возможности заложены от природы: кто рисует хорошо, кто в математике шарит, а кто за полчаса сочинение накатает без единой ошибки. Неправильно требовать со всех одинаково – уравниловка это.

     Прав был Дюша... Взять, к примеру физкультуру. Как можно ждать высоких результатов от неловкого с рождения Спиридонова. Когда через коня прыгали, Димка чудом хозяйства не лишился, с разбега влетев прямо в снаряд. Тем самым местом, через которое Кощеева смерть в сказках приходит. И так лихо у него это получилось, что поплохело всем представителям мужского пола, включая физрука. А ИЗО? Это же сплошные муки творчества. Стараешься, рисуешь хищного волка в лесу. Клыки острые в пасти изобразишь, серую шерсть, торчащую дыбом, а потом над тобой всем классом потешаются: смотрите, Синицын очередного уродца накалякал - помесь ежика с крокодилом. А я, межу прочим, старался. Очень обидно за честно проделанный труд получить слабенькую тройку, и то больше из жалости. Хорошо, что рисование отменили после пятого класса. Намучался я с ним.

     У каждого в классе были свои проблемы, своя ахиллесова пята. Бедолага Дюша этими пятками был обсыпан по самую макушку, потому и вздыхал.

     На очередном повороте приятель не выдержал и поделился мучающей его проблемой:

     - Батя сказал, если на тестах наберу меньше шестидесяти баллов, пойду в сельскохозяйственный на тракториста.

     - На оператора сельскохозяйственных машин.

     - Да какая хрен разница. Не хочу в Сибирь ехать, целину поднимать. Там гнус, комарье с кулак и девчонок красивых нет. Какой из меня работник полей – я же городской житель, я же пропаду в диких местах.

     Дюша знал, о чем говорил. В связи с изменениями климатических условий изменилась и карта пахотных земель. На юге России размеры сельскохозяйственных угодий сократилась вдвое, зато далекая Сибирь зацвела буйным цветом – десятки тысяч квадратных километров, миллионы гектар. Нагнали туда немерено машин, работающих в полуавтоматическом режиме, а то и вовсе беспилотных. Однако, обслуживать транспорт все равно требовалось, поэтому собирали добровольцев по всей стране: заманивали зарплатой, соцобеспечением и рекламой по телевизору. Люди смотрели, слушали и не спешили покидать уютные города. Инфраструктура в тех местах была ни к черту… не поспевала за культивированием земель. Вагончики стояли в чистом поле или того хуже, на окраине болот или тайги. Интернет не ловил, из развлечений лишь комарье, да дикие звери. А еще легенды нехорошие ходили про те места: то газы непонятные из земли вырвутся и всех потравят, то проклятый могильник откопают, и половина бригады на тот свет отправится.

     Я прекрасно понимал Дюшу, кому захочется в двадцать с небольшим лет ехать в дикую тайгу, когда тянет на дискач. Не один мишка, даже самый лохматый, не сравнится с грудастой девчонкой,

     - Прорвемся, - произнес я единственное, что пришло в голову.

     - Ты-то может и прорвешься, а я до самой пенсии буду с мужиками в вагончике куковать.

     Утешать Дюшу бесполезно, не тот тип. Он не искал жалости, рассказывая про далекую целину, просто накипело у парня внутри, вот и вырвалось наружу. А раз так…

     Я нагнулся и сгреб в ладони искрящийся под солнцем снег. Свежевыпавшая крупа не в какую не желала клеиться, рассыпаясь прямо на глазах. Пальцы заломило от холода, в кожу впились сотни ледяных иголок, но я продолжал лепить комок.

     Полученный результат не поражал размерами, но все же считался снарядом, готовым к боевому применению. А раз так… Я отвел руку и, размахнувшись, со всей силы запустил снежок в сторону идущей впереди четверки. Целился в Володину, но вместо этого угодил в заросли голого кустарника. Мазила! И тут же в воздухе промелькнул второй снаряд. Дюша оказался более метким стрелком, угодив за шиворот оторопевшей Агнешки. Комок разлетелся в разные стороны, брызнув снегом, в том числе в лицо идущей рядом Маринки. От девчачьей трели заложило в ушах.

     - Хорошо визжат, - заметил я.

     Дюша уже не слушал, нагнувшись за очередным снарядом. И правильно сделал, потому как противник после внезапной атаки пришел в себя. Лихой контрудар возглавила Ковальски. С присущим ей командирским задором принялась раздавать команды, требуя окружить и загнать врага. Вот только с подчиненными ей не повезло: Кузька был на редкость криворук и косоглаз, Володина и вовсе спряталась за стволом дерева. Пришлось Агнешки вести войну на пару с Копытиным.

     Как итог, в кофейню ввалились раскрасневшиеся, обсыпанные снегом с ног до головы. Особенно досталось мне: стоило распахнуть куртку, как на пол посыпались комки снега. Это все Серега виноват, зараза такая, решился под конец пойти в рукопашную. Сам угодил в сугроб, и меня обвалял за компанию.

     В помещении было тепло и сухо, а еще одуряюще пахло кофе. Посетители отсутствовали, если не брать в расчет двух старушек, и рыжего котяры в углу. Последний, вытянув усатую морду, дозволил Агнешки почесать себя за ушком. Потом требовательно посмотрел на Маринку. Вот ведь наглое животное - кастрат, а все туда же, исключительно девчонок к себе подпускает.

     - Заласканный он у вас, - не преминул я высказать претензию хозяину заведения.

     Тот вместо ответа взял табличку и выставил передо мною - сертификат, дозволяющий содержать животных в заведениях общепита.

     - Кит, - Агнешка шикнула на меня, - иди займи столик.

     - Я пирог вишневый хотел…

     - Кому говорю, иди.

     Ну да, прошлый раз малясь повздорил с хозяином, потому как нечего сертификатами прикрываться, когда агрессивное животное в зале. Это он с Ковальский кот-мурлыка, а мне скотина этакая, полпальца едва не оттяпал.

     Решив не спорить с капитаншей, засунул руки в карманы и с самым независимым видом зашагал в конец зала. Выбирать место не пришлось, поскольку у ребят, каждую неделю посещавших Котейню, появились свои традиции. Например, они всегда занимали один и тот же угловой столик, и заказывали три пирога: с клубникой, малиной и вишней. Последний ничего так, с приятной кислинкой и мягким сдобным тестом. Не толстым слоем, как у нас в школе – устанешь челюстью работать, пока до начинки доберешься – а тонким, едва заметным на фоне густой ягодной массы.

     Я хотел сесть поближе к окну, но меня тут же выгнали. Оказывается эти места были облюбованы девчонками. Рядом с дамами тоже было все занято. Подумаешь, не больно-то и хотелось. Я не собирался из себя кавалера строить. Сел с самого края и заказал бокал черного, пахнущего ржаным хлебом пива.

     - Вот это другой разговор, а то все чай, да кофе, - Дюша довольно потер ладони. – Давно надо было тебя с собой взять.

     - За экзамены? – предложил я тост.

     - А что за них пить… Давай лучше за будущее, чтобы сложилось, как надо.

     Чтобы не в операторы и не в трактористы, слышался скрытый подтекст в его словах.

     Две кружки с глухим стуком соприкоснулись.

     - Мальчики мы вам не мешаем. Может вам лучше сразу в бар пойти? – возмутилась Агнешка.

     На что Дюша смачно отрыгнул. Черное Жигулевское волной прошло по пищеводу, вытесняя из желудка лишние газы.

     Кажется, появление Синицина в кофейне внесло некоторую сумятицу в ряды. Особенно недовольными выглядели девчонки. Пока четверка одноклассников культурно пила кофе, обсуждая новый миндальный привкус, эти двое плещут пивом в разные стороны, а еще мусорят фисташками, презрев все нормы установленного этикета.

     - Я удивлена, почему таким заведениям как кофейня, выдают лицензию на продажу спиртных напитков, - заметила Володина.

     - Безобразие, - поддакнул Копытин, с тоской посмотрев на бокал пива в моих руках.

     - Во-первых, напитки слабоалкогольные, - возразил я, - а во-вторых, на вашем кофе много не заработаешь.

     Агнешка молча продемонстрировала счет, где значилась кругленькая сумма.

     - Тоже мне, нашла аргумент… Вы одни такие исключительные – кучу пирогов заказали, а нормальные клиенты максимум пироженку возьмут, а то и вовсе без нее обойдутся.

     - Кофе не пиво, его много не выпьешь, - поддержал меня Дюша.

     - Минус аренда, которую каждый месяц отбивать надо. Заведение, считай, в центре города расположено, в престижном месте возле парка, поэтому цена квадратного метра запредельная.

     - Экономисты доморощенные, - фыркнула Агнешка. – Может еще бизнес-план составите?

     - А чего тут составлять, - удивился я, – в сети миллионы проектов лежит. Первым делом я бы сократил затраты на персонал и начал вон с той усатой скотины.

     Змеиные глаза кота с нехорошим блеском уставились на меня. А потом он принялся вылизывать рыжую шубу, особенно пушистую, по причине наступившей зимы.

     

     Мы провели в кофейне пару часов, лениво переругиваясь, и болтая ни о чем. Я так и не понял, чем ребят зацепило здешнее заведение. Да – пироги вкусные, но это не повод, чтобы таскаться сюда каждую неделю. Может в котяре дело, может это он такой особенный?

     Подходить и тискать животину я не стал, хватило царапин с прошлого раза. Только погрозил кулаком с безопасного расстояния. Впрочем, рыжая тварь к моим угрозам осталась абсолютно равнодушна. Лежала в углу, сонно щерясь, и периодически зевала, демонстрируя окружающим острые клыки.

     К концу второго часа нас вынужден был покинуть Кузьма. Позвонила мамка и вечно взбалмошный домовенок умчался забирать сестренку из детского сада. Потом Копытин, устав от бесплотных ухаживаний (как будто у него были другие), переключился с девчонок на пиво. На пару с Дюшей приговорил несколько кружек пенного, и теперь пялился осоловелым взглядом в пустующее напротив место. А Дюшес все рассказывал и рассказывал: про тайгу, про кусачий гнус, про то, что нахрен ему не сдались поля зерновых.

     Мероприятие подходило к своему логичному завершению, когда Агнешки позвонили. Ковальски скрылась с телефоном в руках, а я остался сидеть напротив Володиной - один на один с ледяной королевой. Парней в расчет можно было не брать: Дюша продолжал бубнить, а Копытин кивал, со всем соглашаясь, ну или просто клевал носом.

     Маринка сидела напротив, задумчиво водя пальчиком по столешнице. Потом вдруг подняла голову и посмотрела на меня внимательным взглядом. Тонкие губы исказились в легкой улыбке… нет – скорее в усмешке. Было в её поведении нечто пугающе нездоровое, словно под личиной миловидной девушки скрывался маньяк. Для окружающих просто Мариночка-лапочка, которая со всеми дружна и обходительна. Но я как никто другой знал, что внутри кокона сидит хищная тварь. И стоит нам остаться наедине, как наружу показывается уродливая морда с жвалами и лапами-шипами.

     Да-да, я помнил о решимости разобраться с этой стервой, но то было вчера, на трезвую голову, а сейчас прямо накатило. Появилось стойкое желание свалить в туалет, на улицу, да куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Никита Синицын самым натуральным образом струхнул. Кому скажешь, не поверят или на смех поднимут. Сколько раз дрался, на скалы забирался без страховки, а тут девчонка красивая сидит. Ресничками хлопает, глазки строит, а у меня кишки в центрифуге переворачиваются - до того не по себе… В конечном итоге я спасовал: отвернулся к окну, сделав вид, что интересуюсь зимним пейзажем. Скорее бы Агнешка вернулась.

     Занесенная снегом обочина, редкие фигуры прохожих на улице.

     - Никит?

     Цепочка фонарей, освещающая старый фасад здания.

     - Никита, ты меня игнорируешь?

     - Нет. С чего ты взяла? – я был вынужден повернуть голову. Глупо делать вид, что не слышу, когда человек сидит прямо перед мной, на расстоянии вытянутой руки.

     - Тогда почему молчишь? - и вновь искривленное подобие улыбки.

     - А о чем нам с тобой разговаривать?

     - О предстоящих экзаменах, о планах на будущее, о свежих сплетнях, - принялась перечислять Марина. – Никит, мы же одноклассники, неужели не найдется общих тем для разговора? Или…, - тут она сделала таинственную паузу, и тихонько, почти шепотом произнесла, - игра, которую нам не дали закончить в прошлый раз.

     - Все никак не наиграешься?

     - Ну же, не будь букой. Играть - это так весело.

     Ага, очень… Играть с тобой, это как пальцы в розетку совать в надежде: а вдруг не шибанет. Шибанет и обязательно - такова природа вещей.

     - Никита, улыбнись… Я редко кому предлагаю поиграть со мною.

     - И чем обязан такой чести?

     - Скажем так, ты мне нравишься.

     Ага, как самец самке богомола.

     - Правила игры довольно просты: каждый из нас задает по одному вопросу. Отвечать только честно: да или нет, другого не дано.

     - Помню, - не выдержав, перебил я.

     - Плохо ты помнишь. Кто прошлый раз целым монологом разразился: «ой, я не знаю, какая любовь в шестом классе», - Володина сделала голос нарочито грубым, видимо пытаясь изобразить меня. Хреново у неё получилось, совсем не похоже, только если я не сиплю, как пропитая алкоголичка.

     - Будешь продолжать кривляться или начнем?

     - Хорошо, - легко согласилась девушка. – Тогда мой вопрос будет…

     - Стоп-стоп, так не пойдет, - прервал я ее. – Прошлый раз ты первая спрашивала, теперь моя очередь.

     - А как же уступать дамам? - губки девушки надулись в притворной обиде. – Или джентльменство нынче не в чести.

     «Где ты здесь дам увидела, тварь»? – подмывало сказать, но я сдержался. Сделал глоток остывшего чая, в попытке успокоить расшалившиеся нервы. По нёбу приятной волной прокатилась мятная прохлада. Кажется, это была кружка Агнешки.

     - Неужели наш храбрый рыцарь струсил?

     И снова рыцарь… Вслушиваюсь в интонации, пытаясь уловить знакомые нотки. Вглядываюсь в черты лица, в работу мимических мышц, пытаясь разглядеть давно забытое – то, что видел шесть лет назад.

     Пластическая хирургия за последние полвека достигла небывалых высот. Новой формой носа или мочкой ушей никого не удивишь – это были мелочи, позапрошлый век. Теперь полностью перекраивали внешность: стачивая и наращивая лицевые кости, вставляя импланты, меняя разрез глаз. К примеру, красота всемирно известной Таи Алонто, была целиком и полностью заслугой рук человеческих. Из пучеглазого лягушонка с оттопыренной нижней губой сделали топ модель номер один. Конечно, нашлись и те, кто возмутился, требуя запретить доступ в модельный бизнес девушкам с внешностью, измененной более чем на тридцать процентов. Только кто их будет слушать? Уж слишком мила и обаятельна была мисс Алонсо. Девушка пользовалась невероятным успехом у публики, а главное - приносила бешенные деньги рекламным агентствам. Критикам неизменно отвечали: не нравится, сделайте лучше. Слепите свою идеальную топ-модель, а мы посмотрим. Только вот пока ни у кого не получилось…

     Если страшненькую коренастую филиппинку с острова Панай смогли изменить до неузнаваемости, то может быть такое, что Дашка кардинально перекроила лицо, похудела, изменила голос. В нарушение российского законодательства легла под нож пластического хирурга. Стоп, а рост, а фигура?

     Последний раз мы виделись в шестом классе, за это время девушка могла измениться самым естественным способом, без всяких операций. Взять того же Дюшу - в начальной школе был дрищ дрищом, а к двенадцатому классу вымахал детина. Так может, и Дашка из гадкого утенка превратилась в снежную королеву. Это бы все объяснило: интерес к моему прошлому, стравливание одноклассников - своеобразная месть за нанесенные обиды. Даже самые добрые девушки способны превратиться в дьяволиц, если в них долго тыкать палкой.

     Вглядываюсь в безупречно красивое лицо Маринки, пытаясь обнаружить знакомые черты. Может так тени легли, а может подсознание сыграло дурную шутку, но в какой-то момент показалось, что вижу ту самую девчонку из далекого прошлого. Рот сам собой открылся, и я пробормотал:

     - Даша?

     - Прости, что? – девушка в удивлении замерла.

     - Ничего.

     - Как ты меня назвал?

     - Не важно.

     - Мне послышалось или ты произнес… Даша? Серьезно? Ты думаешь, что я та самая…

     И тут Володина начала смеяться. Она хохотала заливисто и громко, в несвойственной ей эмоциональной манере, широко открыв рот. И даже в этом ледяная королева была прекрасна, как вдруг… половину лица перекосило, словно часть мышц отказалась работать. Некогда первая красавица школы превратилась в уродливую куклу – 3D модель, с серьезными проблемами в лицевой анимации. Это случилось столь неожиданно, что я невольно вздрогнул.

     Марина тут же умолка. С лица девушки слетела ледяная маска королевы, обнажив лик злобного зверька. Всего лишь на миг, но я успел заметить.

     - Что с твоим лицом?

     - А что с ним?

     - О-о, да у вас здесь весело, – пьяного Копытина привлек громкий смех. Он вдруг вспомнил, что кавалер и даже попытался подвинуться ближе к девушке. – Можно к вам?

     - Отвали!

     Ошарашенный столь грубым отпором, Серега был вынужден вернуться на место. Склонился над кружкой пива, приобняв Дюшу за плечи. Соломатин даже не обратил внимание на шум, он был где-то далеко, в сибирских полях. Брел сквозь волны желтого моря, поглаживая колеблющиеся под порывами ветра колоски.

     Мы вновь остались один на один, разделенные лишь узким пространством стола. Только в этот раз мне было что спросить.

     - Что с твоим лицом? Ты поэтому такая «ледяная»? Скрываешь свои эмоции, потому что не хочешь или потому что не можешь? Проблемы с троичным нервом?

     Если бы взглядом можно было испепелять... Перегнувшись через стол, девушка зло прошептала:

     - Кому-нибудь скажешь, убью.

     - Ножом или руками придушишь? – выдавил я, не отводя взгляда. Мы секунд пять играли в гляделки, а потом девушка откинулась назад, быстрым движением ладони убрав невидимую челку со лба.

     - Марин, ты всерьез рассчитываешь меня запугать?

     - Извини, забыла. Ты же у нас рыцарь, смелый и отважный. Увидел изъян прекрасной дамы… И что теперь будешь делать с этим знанием: расскажешь всем или станешь шантажировать?

     - Оно мне надо? Марин, ты меня с кем-то путаешь.

     - Если не шантаж, тогда что?

     - Ничего… живи как живешь.

     - Прям совсем ничего?

     - Главное меня не трогай, и от ребят отстань – они досыта наигрались в войнушку.

     - Синицын, ты всерьез считаешь, что за конфликтом в классе стою я? Что я одна способна…

     - Я просто прошу в знак доброй воли – никаких манипуляций.

     - А что будет, если я откажусь? Начнешь трепать всем направо и налево о моих, - девушка провела пальцами по левой щеке, - особенностях?

     - Нет. Я же говорю, в знак доброй воли.

     Не выдержав, она улыбнулась. Едва заметно, чтобы не приведи боги, не обозначить очередные проблемы с мимикой. То, что я раньше принимал за ледяную холодность, оказалось всего лишь физическим недостатком - недугом, связанным с плохой работой лицевых мышц или нервов.

     - Надо же, какие мы благородные. А ты и вправду рыцарь, глупый и наивный.

     Я в ответ пожал плечами. Пусть называет как угодно, в конце концов этого всего лишь слова.

     - Продолжим игру?

     Володина отрицательно покачала головой.

     - А что так? Пропало настроение или жертва вдруг перестала казаться забавной.

     - Просто не хочу.

     - А я хочу. Ты прошлый раз задала свой вопрос, теперь пришла моя очередь… Откуда тебе известно про нас с Дашкой?

     - Не понимаю.

     - Все ты прекрасно понимаешь. Рыцарь… только она меня так называла. Так откуда?

     - Увидела на оборотной стороне фотографии.

     - Врешь.

     - Достала фотографию из альбома и прочитала.

     - Вот так просто, первую попавшуюся?

     - А что здесь сложного? Выбрала наугад и достала.

     - Снова врешь. Альбом был в руках у Ковальски.

     - Сначала у меня, потом у нее.

     - Допустим. Вы сидели рядом с Агнешкой, когда смотрели фотки. Если ты прочитала надпись, значит она её тоже увидела. Спросим у Ковальски, когда вернется?

     Володина, аккуратно, двумя пальчиками взялась за чашку с чаем.

     - Синицын, ты стал слишком душным… Отвяжись!

     Ну уж нет… не я первым затеял эту игру, и теперь мне были нужны ответы.

     - Откуда ты знаешь про Дашку?

     Гордый профиль демонстративно отворачивается к окну.

     - Вы с ней раньше встречались?

     Темные глаза изучают зимний пейзаж за стеклом.

     - Где она сейчас? С ней все нормально?

     Я бы обязательно достал ледяную королеву, но тут, как назло, вернулась Ковальски. Выгнала меня со своего места и принялась трепаться с Володиной о всяких пустяках.

     Я пару раз ловил на себе довольный взгляд девушки: «Что? Съел, Синицын».

     Плохо ты меня знаешь, Мариночка. Я еще та заноза в заднице, как любил говаривать один школьный уборщик. Пока ответа не получу, ни за что не успокоюсь.

     

     На следующее утро был разработан план действий. Невесть какой хитрый, зато надежный, как швейцарские часы. Мне была нужна информация, за которой можно обратиться куда? Правильно, к самой известной сплетнице школы. Благо, идти далеко не пришлось – Зарубина училась со мной в одном классе, и всегда была готова поболтать.

     Мы расположились на переменке за задней партой и…

     - Знаешь, куда Ольга с Костиком ездили на праздники?

     Сука…

     Это я не про Ритку. Что с нее взять, природа у неё такая. Она первыми из духовки доставала самые горячие пирожки, а то, что те могли обжечь до боли, не понимала. Её задача была в другом: как можно скорее испечь и извлечь наружу, а чужие чувства – дело десятое. У нас за них другие в классе отвечали. Кто готов был выслушать, попереживать, а потом косточки за спиной перемыть, с той же Зарубиной.

     - Ольга такая счастливая. Представляешь, она сказала, что у нее ни с кем так не было.

     - Рад за нее.

     - Правда, Никит?

     Все в моем плане было хорошо, вот только одного не учел – болезненности его исполнения. Ну да ничего, перетерпим.

     - Слушай, а ты не в курсе, у Маринки есть кто? - закинул я пробную удочку. На губах Ритки тут же заиграла понимающая улыбка.

     - Нравится?

     - Я не для себя, для друга интересуюсь.

     - Друг – это святое, - Ритка сделала вид, что поверила, а у самой в глазах промелькнули хитрые огоньки. – Передай своему другу, чтобы губу не раскатывал. Ничего ему с Володиной не светит.

     - Она с Ленькой из «А» класса крутит? – вспомнил я один из самых популярных слухов про ледяную королеву.

     - Ха! Это прошлогодняя новость, бери выше.

     Куда уж выше, Ленька Зубатов с длинной прической и грустным взглядом был голубой мечтой девчонок номер один. Причем голубой в ориентационном смысле данного слова: слабый пол флегматичного интроверта интересовал в последнюю очередь, а вот девчонки от парня визжали. Буквально вешались на шею и не давали в школе прохода. Вот такой вот выверт судьбы – закон подлости. Как высказался по данному поводу Серега Копытин: «поневоле педерастом стать захочешь».

     - Кто, если не Ленька?

     Ритка нагнулась и заговорщицким тоном прошептала:

     - Ты в курсе, что она часто в школе остается после уроков?

     Об этом я знал. Сам неоднократно сталкивался с Володиной в пустых коридорах, когда задерживался, распивая чаи в коморке у Василия Ивановича или играя в Маяк-17. Однако не придавал этому особого значения. Мало ли у кого-какие причины.

     - Может в кружок какой ходит?

     Зарубина презрительно фыркнула.

     - Какой кружок, Синицын! Хоть раз голову включи. Списки участников секций висят в кабинете у завуча, и ни в одном из них нет фамилии Володиной.

     - Может она в библиотеке уроки делает, ну или… не знаю.

     - Вот именно, что ничего не знаешь, а она, между прочим…, - Зарубина вновь нагнулась ко мне и тихонько прошептала, - к профессору Гладышеву ходит.

     - К Илье…, - голос дал внезапного петуха, из-за чего пришлось откашляться и повторить, - к Илье Анатольевичу?

     От нехорошего предчувствия внутри похолодело.

     - Синицын, не тупи. У нас в школе только один профессор.

     - Но он же старый!

     - Ой, а то ты не знаешь, как оно бывает. Илья Анатольевич мужчина видный, с благородной сединой в висках. И связями нужными располагает, - Ритка принялась с таким жаром расписывать профессора, словно и сама была не против зажечь. Никогда не пойму девчонок: то их на заднеприводных тянет, то на стариков. В голове не фантазии - мусор сплошной.

     - Илья Анатольевич профессиональный психолог. Может она к нему на лечебные сеансы ходит?

     - Синицын, не смеши мои чешки, какие сеансы? Гладышева лекцию за деньги не заставишь прочитать. Он здесь исключительно по направлению министерства, новую методику разрабатывать.

     - Может в случае с Володиной он исключение сделал.

     - В каком-таком случае, Синицын? Глаза разуй! Она что, выглядит безумной или больной. Да Володина самая психически здоровая из нас.

     Ага, как же… Вспомнилась рожица злобного зверька, проступившая за лопнувшей маской ледяной королевы.

     Если Зарубина права, и если Володина действительно остается после уроков у профессора Гладышева, то что это значит? Что связывает известного в узких кругах ученого и красивую молоденькую школьницу. Неужели банальный секс?

     

     Наш историк, Армен Георгиевич любил рассуждать о загадках истории. Кто построил пирамиды или откуда в мировом океане берутся корабли-призраки. Он всегда начинал с мистики, нагнетая таинственной атмосферы, а потом сам же в одночасье все и разрушал, приводя убедительные аргументы, объясняющие загадочные события с точки зрения логики.

     - Не надо искать черную кошку в темной комнате, - любил повторять он. – Зачастую самый простой ответ - верный.

     Самый простой ответ… Может зря парюсь по поводу Володиной? Может не существует никакой связи между мною, загадочными снами, и стервозной одноклассницей?

     «Банальный секс» – твердил сам себе, а тревожные мысли не отпускали. Нужна была дополнительная информация, осталось только понять, где её найти. Как узнать о прошлом человека, если у него не существует странички в соцсетях? Я даже не был в курсе, откуда Маринка к нам перевелась: из другого города, из другой страны.

     Информация… срочно нужна информация. Вернувшись домой, я первым делом взялся за планшет и принялся бездумно тыкаться по сайтам. Вдруг что-нибудь умное в голову придет. Так порою бывает, когда отпускаешь мысли в свободное плавание. Я долго листал страницу за страницей, пока не наткнулся на новость о задержании очередных злоумышленников, торговавших оружием через сеть Онион. Луковая маршрутизация… товарищ майор – точно!

     Набрать строгого полицейского я не отважился, для этого был другой человек.

     - Чего надо? - Василий Иванович поздоровался в привычной для него манере. На заднем плане шумела вода, постукивал нож.

     - Василий Иванович, готовите? Неужели решили в повара переквалифицироваться?

     - Нет времени на твои зубоскальства. Говори, зачем звонишь.

     Ну я и рассказал о новенькой однокласснице, и о ее странной связи с профессором Гладышевым.

     - А от меня чего хочешь? – спустя секунду послышался раздраженный голос уборщика.

     - Вам не кажется это подозрительным?

     - Что именно? Что профессор трахает молоденькую ученицу? Малой, я тебя расстрою, но ничего не ново под луной. Ученые тоже люди, у них имеются физиологические потребности.

     - Я носом чую - секс здесь не причём. Вы можете узнать биографию Володиной: откуда она к нам приехала, чем раньше занималась?

     - Малой, ты часом не ошибся? Здесь не справочное бюро.

     - Василий Иванович, у вас связи имеются, сам товарищ майор в друзья ходит.

     В трубке повисла пауза, вдалеке звякнули столовые приборы. Я уже знал, что сейчас услышу, поэтому решил действовать на опережение:

     - Клянусь, что не буду распространять полученную информацию. Василий Иванович, помогите пожалуйста… для меня это очень важно.

     - Я перезвоню.

     Связь прервалась серией коротких гудков. И что это значит: меня в очередной раз послали или обещали помочь?

     

     Все выяснилось в тот же вечер. Я уже засыпал, уткнувшись лицом в подушку, когда раздался звонок. Взяв в трубку, услышал монотонный голос Василия Ивановича, зачитывающего текст:

     - Марина Алексеевна Володина девятнадцати лет. Родилась в городе Калуга, в семье крупного бизнесмена и известной фотомодели. В семь лет пошла в школу, училась прилежно, конфликтов с окружающими не имела. Когда исполнилось одиннадцать лет, родители развелись: отец уехал заграницу, а мать перебралась в столицу. Вот тогда и начались серьезные проблемы: прогулы уроков, драки с одноклассниками. Одного парня проткнула ножницами прямо в коридоре школы. Ничего серьезного, но девочку после случившегося поставили на учет в частную клинику по корректировки психики. Лечебное учреждение использовало экспериментальную методику лечения пациентов с помощью виртуальной реальности. А теперь попробуй угадать, кто из наших общих знакомых имеет непосредственное отношение к данному учреждению?

     - Профессор Гладышев?

     - В точку, Малой. А спонсируется клинка небезызвестным Центром Синавского, которое, как выяснилось, занимается не только компьютерными играми, но и лечением психически нестабильных пациентов.

     - У них что, даже лицензия есть?

     - Лицензия есть у профессора Гладышева и его учеников, а у Центра Синавского имеются деньги и большое - прямо-таки гигантское желание вкладываться в новаторские методики, разработанные Ильей Анатольевичем. В мире взрослых людей подобный симбиоз называется спонсорской поддержкой.

     - Центр Синавского… не понимаю. А как же министерство обороны?

     - А вот тут, Малой, начинается самое интересное. Илья Анатольевич лет пять, как не работает на военных.

     - Но вы же сами говорили? Его фамилия висит на официальном сайте.

     - Мало ли кто где висит. Админы забыли, когда страницу последний раз обновляли… Уволился Илья Анатольевич по собственному желанию. Он теперь вроде советника при госструктуре – должность абсолютно пустяковая, ни к чему не обязывающая. У нас каждый второй ученый числится в «золотом» резерве. Их периодически нанимают, подключают к различным проектам, но по факту в штате они не состоят. Да что я тебе объясняю… В нашей школе профессор тоже по контракту работает, но только с министерством образования.

     - Значит Гладышев находится в свободном плаванье? Занимается разработкой экспериментальных методик лечения?

     - Малой, ты чем слушаешь, какая свобода в мире больших денег? Я четко сказал, кто девушку танцует.

     - Центр Синавского?

     - Да.

     - И… и что это для нас значит?

     - Самому бы понять, - Василий Иванович глубоко задумался. – Одно скажу, Малой: держись от этой девки подальше. Там история темная… Она собственный дом подожгла, сама чудом не сгорела и мать еле спасли. Личное дело худое, словно поработал с ним кто: страниц не хватает, часть абзацев потерта. Пациентка четыре года прожила в клинике и только в семнадцать лет её снова выпустил в общество.

     - Вылечили?

     - Малой, я не врач-психиатр, если выпустили, значит имелись на то основания.

     - Но вы же сами сказали, держаться подальше.

     - Бывших психов не бывает, как и бывших алкоголиков. А еще мне очень не нравится, что она с Гладышевым завязана. Одно дело, когда ученый контролируется со стороны государства, и совсем другое – частный капитал. Когда вопрос заходит о выручке, жди беды. Диалектико-материалистический подход, эксплуатация рабочего класса - учил в школе труды Карла Маркса?

     Я иногда не понимал, где Василий Иванович серьезно, а где прикалывается, поэтому пробормотал:

     - Да.

     - Ну раз да, значит должен понимать, что главное оружие пролетариата не булыжник, а образование. Поэтому не забивай голову ерундой и образовывайся, тем более выпускные экзамены на носу.

     - Но профессор…

     - А с профессором я как-нибудь сам разберусь.

     

     Полночи не спал - голова пухла от напряжения, рождая бесконечную череду теорий. Несколько раз вставал на кухню - напиться воды, а потом в туалет, чтобы от нее же избавиться. Вот такой круговорот жидкости в природе… А в башке все бурлило и бурлило, невыносимо мучая, выводя из себя. Я рассчитывал, что полученная информация принесет облегчение, даст столь нужные ответы, но по итогу вышло только хуже.

     Володина сумасшедшая, едва не прикончившая собственную мать - отлично! Профессор Гладышев под опекой частного бизнеса занимается медицинскими экспериментами над психически неустойчивыми пациентами – замечательно! И что теперь со всем этим делать? Забить и сосредоточиться на учебе, как советовал Василий Иванович?

     Я уже знал ответ… Знал, что не получится. Слишком много всего было намешано в кучу. Хотелось понять природу кооперативных снов: побочный ли они эффект лечения или создаются целенаправленно, под чутким руководством профессора. И если целенаправленно, то каков конечный пункт: вылечить Василия Ивановича, навечно застрявшего в песках или меня свести с ума? Зачем Гладышев рискует, устраивая опасные эксперименты в школе?

     Но самое главное, каким образом со всем этим связана Володина: с пухлой Дашкой из моего прошлого, с профессором? Что это: нелепое совпадение или дьявольский план гениального ученого? Словно в дешевеньком третьесортном триллере. Не хватает только закадрового злобного смеха.

      Держись от девчонки подальше!

     Плохо вы меня знаете, Василий Иванович, если такие советы раздаете. Или, наоборот, слишком хорошо…

     

     Кажется, я все же заснул под утро, точнее забылся тревожным сном. Толком не помню, как встал с кровати: добрел до ванны, побрызгав водичкой в лицо. На кухне вяло прожевал дежурный бутерброд с чаем, а потом долго слонялся по квартире, зевая и одеваясь на ходу.

     Всё также зевая, щелкнул замком входной двери. Поежился от подступающего зимнего холода в подъезде. Нажал кнопку вызова лифта и… вдруг школа. Иду по одному из многочисленных переходов. Череда широких подоконников по правую руку, за большими окнами неподвижным спрайтом повисло свинцовое небо.

     Снова школа, снова уроки – как же все достало … Ноги сами собой останавливаются, и я прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Дышу, наблюдая, как за запотевшей поверхностью проступает школьный двор, огороженный красным забором. Хотя какой это забор – так, оградка: слишком низкая, чтобы защитить от незаконного проникновения. Она скорее обозначала территорию школы, являлась неотъемлемым элементом декора.

     Сразу за забором начинается служебная парковка, размеченная белыми линиями - абсолютно пустая, без машин. Отсутствовал даже желтый школьный автобус и автомобили охранников.

     Стоп, а где ученики? Почему коридоры пустые? Почему из-за дверей, ведущих в классы, не доносится ни звука? Нет эха далеких шагов, не шумит вечно живой атриум, до которого отсюда рукой подать.

     Наша школа никогда не спала. Вечно шебутной муравейник даже под вечер был полон народа. Дополнительные занятия, подготовительные курсы, лекции, секции, кружки – внутри постоянно что-то происходило. А если не происходило, то все равно происходило, иначе откуда взяться столь большому количеству народа в любой день недели без исключения. В любой кроме сегодняшнего.

     Может я слишком рано пришел? Приперся в школу, не посмотрев на время? Ладонь привычно хлопнула по пустому карману. Ну да, сотовый был сдан на входе, а наручных часов я не носил. Ни к чему они на режимном объекте, где существуешь от звонка до звонка. Тут и без них напомнят куда идти и где твое место: окриком учителя, заливистой трелью или до отвращения приятным голосом по общей связи.

     Я задрал голову и уставился на динамики под потолком – те молчал, как молчали стены и двери, как молчало все этом здании. В сгустившейся атмосфере отчетливо повеяло чужим, чем-то отталкивающим. Это была моя школа и одновременно не моя. Её словно вытащили из памяти, слепили по лекалам с дотошностью до мелочей, только жизнь забыли вдохнуть. В итоге получилась мумия, высушенный труп.

     Ноги сами собой понесли вперед – по бесконечной кишке коридора. Но сколько бы я по нему не шел, как бы ни старался скорее покинуть, коридор все не заканчивался. Разве такое возможно?! В ушах зашумело, в груди панически забухало сердце. Я и сам не понял, как перешел на бег.

     Перед глазами замелькали таблички с номерами кабинетов: 308… 315… 115… 707… Что за ерунда? А этот вообще без обозначений, просто приоткрытая дверь, приглашающая войти внутрь.

     Я остановился, с трудом переводя дыхание. Спокойно, Никитос… спокойно. Это не может быть реальностью, это всего лишь сон, просто слишком реалистичный: с натуральными цветами и ощущениями запахов. Уж тебе ли об этом не знать.

     Всего лишь сон… Перед глазами промелькнуло обезображенное лицо, вечно клацающее зубами. Невыносимо заныла челюсть, предчувствуя встречу с кулаком, а горло словно стиснули железные пальцы. Воспоминания были настолько яркими, что я запаниковал. Вдруг показалось, что катастрофически не хватает воздуха. И если прямо сейчас не выберусь наружу - обязательно умру. Прямо здесь и сейчас.

     На улицу, срочно! Подбежав к окну, я попытался открыть ручку, но механизм заклинило намертво. Я дергал раз за разом, но пластиковая рама не поддавалась. Тогда отчаявшись, забрался с ногами на подоконник и принялся пинать, бить в преграду кулаком. Бесполезно… С таким же успехом можно было попытаться проломить бетонную стену. Это даже не стекло, хоть и выглядит очень похоже. Очередная издевательская игра сознания.

     Я в отчаянии скатился на пол, и свернувшись клубком, замер прямо под плоской батареей. Тяжело задышал, хватая губами сухой, перегретый центральным отоплением воздух. Всё, никуда не пойду, так и буду лежать здесь, пока не проснусь или об меня не споткнутся. Притаюсь серой мышью и буду ждать, когда сработает будильник.

     Я долго ждал, потерявшись в безвременье собственного сна. Никто об меня не спотыкался, никто не клацал зубами и не пытался убить, не трезвонил будильник, пытаясь добудиться из складок иной реальности. Не происходило ровным счетом ничего. И меня понемногу начало отпускать – настолько, что отважился открыть глаза и оглядеться. Все тот же длинный коридор с окнами по одну сторону и учебными кабинетами по другую. Стены не сдвигаются, потолок не падает, а затхлый воздух исправно поступает в легкие.

     Я сел, опершись спиной о стену. Напротив, была все та же приоткрытая дверь, ждущая, когда в нее осмелятся войти. Без номера, без таблички, без других опознавательных знаков. Обычная дверь, ведущая в самый обычный школьный кабинет.

     Заныла рука и я поднес ладонь к глазам. Разбитые костяшки, ручейки крови, сбегающие к запястью – обо что это я так успел приложиться? Ах да, железобетонное окно… Струхнул малясь, с кем не бывает. В гиперреалистичных снах чувства обострены в разы, словно сдернули защитную оплетку, обнажив голые жгуты нервов. Обычный страх усиливался в разы, превращаясь в паническую атаку.

     Я закрыл глаза, пытаясь привести дыхание в порядок. В голову лезли всякие глупые мысли, например о сексе. Интересно, что будет, если заняться им прямо в кооперативном сне. Насколько сильным будет оргазм, сколько раз удастся кончить? Осталось дело за малым – найти девушку, а то все больше уродливые монстры попадались, да уборщики мужского пола.

     Стоило вспомнить серьезную физиономию Василия Ивановича, как стало пробирать на смех. И это его вечное «Малой»! Брови еще так нахмурит…

     Губы сами собой расплылись в улыбке, а в боку закололо от едва сдерживаемого смеха. Эко меня расколбасило: то приступы паники, то безудержного веселья – сплошные качели. Нет, так не пойдет. Оставаться сидеть и ждать нельзя. Это место оно… оно словно наказывало за нерешительность. Стоило замереть, и попытаться погрузиться в прострацию, как внутри начинал твориться полный раздрай: то безумный смех, то паника. Это еще хорошо, что с разбегу головой об окно не приложился или о бетонную стену. Во сне разница не велика…

     Я сжал кулак, наблюдая, как ручейки крови сочатся из содранной на костяшках кожи. А ведь если задуматься, сны просто так никогда не снились, они всегда о чем-то предупреждали или давали подсказку.

     Сон – это не враг, это всего лишь картинка, транслируемая подсознанием. Нет, не просто картинка - гораздо больше. Terra Incognita, лежащая за границами привычного понимания мира. Необъятная земля, ждущая своего исследователя, и все что мне оставалось – сделать первый шаг. Открыть дверь и переступить порог неизведанного.

     Всем было страшно: и Гагарину, полетевшему в космос, и Леонову, вышедшему в безвоздушное пространство, и Армстронгу, ступившему на Луну. Кто-то же должен быть первым, кто-то должен проложить путь для остальных.

     Помню, в детстве сильно расстроился, когда узнал, что на планете не осталось неизведанных мест. Какой смысл путешествовать, когда каждый клочок Земли сфотографирован со спутника и выложен в открытый доступ. Оставалось лишь открыть планшет и загрузить программу. Пропал дух авантюризма, не было его на диване с чипсами и сладкой газировкой, бьющей в нос. Единственное, за что стоило переживать: как бы не отлежать ногу, любуясь фотографиями сельвы Амазонки или снежными просторами Крайнего Севера.

     И вдруг такая удача. Может о нас с Василием Ивановичем кино снимут, целый абзац в учебнике посветят, как о первопроходцах в кооперативном сновиденье.

     Я настолько расхрабрился, что даже не заметил, как подошел к приоткрытой двери. Взялся за ручку и резко потянул на себя.

     Внутри была пустая комната, если не считать стула ровно посередине. Три глухих стены, в четвертую вмонтировано зеркало. Точнее стекло, как в фильмах про полицию, когда следователи наблюдают за допросом или когда потерпевший идентифицирует преступника. По одну сторону зеркало, а по другую стекло. И я точно сейчас видел не отражение.

     Двое мужчин о чем-то ожесточенно спорили. Один из них моложавый крепыш: ухоженный, с модной стрижкой и ровным загаром на коже. Весь в брендовых шмотках с серебряной цепью, выбивающейся из-под ворота цветастой рубашки. Другим же оказался Василий Иванович: в привычной летной куртке и щеками, сизыми от щетины. На фоне оппонента уборщик смотрелся не то чтобы бомжом, скорее потертым временем человеком.

     Любопытно, о чем они столь яростно спорят? Василий Иванович так и вовсе набычился, засунув руки в карманы. Весь напрягся, словно перед спаррингом с опасным противником. Не припомню, чтобы видел его таким.

     Сделав шаг вперед, прислушался. Две комнаты разделяло не только стекло, но и хорошая звукоизоляция. Кроме собственного дыхания ничего не разобрать.

     Я подошел вплотную и приложил ухо к прозрачной поверхности: ни малейшего колебания.

     Что за странное сновидение… Может оно создано для Василия Ивановича, а Никита Синицын нужен лишь в качестве зрителя? Не самый плохой вариант, учитывая прошлые события - вон, даже стул подготовили, чтобы удобнее было смотреть. Жаль только, попкорном не запаслись. А еще не хватало стерео – смотреть немое кино в двадцать первом веке, такое себе удовольствие.

     Я собрался отступить назад, как вдруг заметил шевеление в темном углу. Прямо за спиной моложавого модника ожила густая тень. Свет потолочной лампы отразился от зеркальной поверхности чешуи. Длинная, подвижная, закрученная в многочисленные спирали, по полу распласталась змея. Она скользила из угла в угол, словно не могла определиться с целью. Периодически поднимала узкую морду, поигрывая раздвоенным язычком, и снова сворачивалась, распрямлялась, описывая круги вокруг двух мужчин. А те были слишком поглощены собственным спором – открывали рты, хмурили брови, не замечая ничего вокруг.

     На второго мне было плевать, а вот Василий Иванович… неужели не понимает, куда попал? Что вокруг все нереально, что это сон?

     Выходит, не понимает, как и я до недавнего времени. Вот ведь попадалово… А змеюка-то здоровая, толстая, длиною в метра три точно будет. Если вокруг тела обовьется, хрен высвободишься.

     Я сжал кулаки и затарабанил по гладкой поверхности. Бил со всей силы, не жалея рук. Недавно разбитые костяшки вновь засочились кровью, оставляя грязные разводы на стекле. Тонкие струйки побежали вниз, мешая обзору, а Василий Иванович по-прежнему ничего не слышал - спорил, кричал, как заведенный. Ну же, разуй глаза – оглядись! Неужели здоровенная змеюка способна оставаться столь долго незамеченной. Я еще понимаю, если бы вокруг была растительность, но комната абсолютно голая, даже мебели никакой нет: ни стола, ни стульев.

     Точно, у меня же есть стул! Может получится привлечь внимание, если схватиться за ножки, да размахнуться посильнее. Я резко обернулся и замер… Стул стоял на прежнем месте, а вот за его спинкой возникла фигура: незнакомая девушка, одетая в унылую серую униформу. Я бы назвал одежду робой, уж слишком простой и невзрачной она была. С большими черными пуговицами и биркой над правым кармашком. Глаза сузились, пытаясь разобрать текст, но буквы расплывались, ускользали от меня словно в насмешку.

     А потом гостья сделала первый шаг. Она не стала обходить стул, а схватилась обеими руками за спинку, играючи оттолкнув в сторону. Тот с грохотом ударился о стену и упал на пол, сложившись пополам. Теперь между нами не осталось преграды.

     Девушка многообещающе улыбнулась, обнажив передние зубы: желтые и неухоженные с большой щербинкой в верхнем ряду. Эта особа явно не следила за собой. Кожа бугристая, местами воспаленная, покрытая следами угрей. Тушь неаккуратно нанесена на веки, из-за чего глаза казались излишне черными и набухшими. Столь же грубо и неумело были размалеваны губы. Местами помада размазалась, оставляя красные следы на щеках.

     Очередной шаг босой ступни, покрытой подсохшей корочкой. Цепочка грязных следов протянулась от самого порога, словно девушка пришла с улицы, где царила непогода и обильно лил дождь. Но я-то прекрасно знал, что за дверью бесконечный коридор.

     Она снова улыбнулась, и я вспомнил, где её видел. Только тогда она выглядела несколько иначе, вся из себя красивая и ухоженная. Ведьма, устроившая сексуальные танцы на школьной дискотеке, а после парившая под потолком.

     Вот и доисследовался, хренов первооткрыватель… Что доволен?! Готов принести первую жертву терра инкогните?

     Я попятился назад, чувствуя, как лопатки уперлись в стену. Бежать некуда - ловушка.

     Девушка это тоже поняла, поэтому обрадовалась и даже попыталась засмеяться. Только вот не вышло у нее ничего: губы нервно дернулись, искривились, а левая щека поползла вниз. Причем самым натуральным способом, обнажая красную плоть - дергающиеся мышцы, нити сухожилий. Словно невидимое лезвие рубануло по лицу, отсоединив часть кожного покрова.

      «Бежать, срочно бежать», - паническая мысль запульсировала в голове. Я развернулся, застучал кулаками по прозрачной поверхности, в наивной надежде, что меня услышат, что придут и спасут.

     За это время в комнате за стеклом произошли серьезные изменения - Василий Иванович исчез. Остался лишь моложавый оппонент в цветастой рубашке. Мужчина вел себя странно: стоял неподвижно, вытянув правую руку перед собой, не сводя взгляда с ладони. Я не сразу понял, что его могло настолько заинтересовать. Нет, это не был золотой перстень на пальцах или другое украшение – всего лишь гадюка, выползшая из-под рукава рубашки. Некогда большая змея, сузившаяся до размеров шнура и обвившая человеческое запястье. Пасть пресмыкающегося оказалась раззявлена, выпустив наружу тонкий раздвоенный язычок. Все, хана мужику…

     Не успел подумать об этом, как за спиной грубо прокаркали:

     - Поиграем, отважный рыцарь?

     И мне тоже… хана.

     - Василий Ива…

     Уши заложило от протяжного гула, словно валяюсь в транспортнике, обмотанный веревками и тряпками. Палубу самолета трясет от нагрузок – резкий крен вправо. Пытаюсь вскочить, удержаться за трос, натянутый вдоль борта, но пальцы ловят лишь воздух. Мир вокруг кружится, мельтешит и я заодно с ним. Мы падаем… Падаем прямо в океан!

     - Василий Иванович, успокойтесь, - слышу знакомый голос за темной пеленой. Чувствую, как сильный руки настойчиво давят на грудь. Подчиняюсь им и снова опускаюсь в мягкую постель. Нет, мы не летим транзитом через Индию на стареньком Илюше. И под нами не мировой океан, а всего лишь смятая простыня. Как же хреново, а… Пытаюсь дышать, с сипением втягивая густой воздух. Ощущаю треклятый жар песка, напрочь забивший поры. Он колется, жжется, требуя до крови расчёсывать кожу. И я бы непременно расчесал, только вот сил нет. По лицу струятся капельки пота – солоноватая влага, не приносящая никакого облегчения.

     Мысленно прошу пить и о чудо, Вселенная услышала мои мольбы. Голову приподнимают все те же сильные руки. Сухие губы прилипают к краю стакана, наполненного водой… холодной и вкусной. Глоток за глотком - слышу, как жидкость с бульканьем проваливается в пищевод.

     - Ложитесь, вам нужно отдохнуть, - прохладная ладонь Дианы оказывается на лбу. Длинные пальцы шевелятся, заботливо поглаживая кожу.

     - Снова треклятый сон…, - выдаю на одном дыхании, - Малого наберите.

     - Я позвоню Никите. Только лежите, не вставайте.

     Смешно… Куда я на своих культяпках, даже с дивана самостоятельно подняться не смогу, разве что змеей проползу по полу.

     Перед глазами мелькнул образ длинной чешуйчатой твари. Кажется, что-то такое видел во сне, но картинка слишком нечеткая, расплывчатая. Серыестены допросной... В центре комнаты стоит командир, обряженный в нелепую гавайскую рубашку. Почему нелепую? Да потому что не существует в природе «алоха» с длинными рукавами, но у Дока появилась одна такая пару лет назад: то ли бывшая супруга купила, то ли подарил кто. Он в этой рубахе щеголял по большим праздникам, когда собирались отрядом на барбекю. Глухие стены тюрьмы… ожесточенный спор…

     Странный получился сон, абсолютно не запоминающийся. Лишь обрывочные образы витали в голове. А еще я не видел Малого, хотя по законам кооперативного режима он обязан был быть рядом. Может это всего лишь обыкновенный кошмар? Сейчас вернется Диана и скажет, что нет поводов для волнений.

     И Диана действительно вернулась, только совсем с другими новостями.

     - Никита не берет трубку, - растерянным голосом сообщила она.

     - Как не берет?

     - Длинные гудки, а потом вот…, - девушка протянула телефон, словно пыталась переложить вину на бездушный аппарат.

     Твою дивизию… Только сейчас обратил внимание, что на Диане толком ничего не надето. Короткая майка, демонстрирующая плоский живот с темнеющей впадинкой пупка и полоска ткани, по женскому недоразумению называемая трусиками. Девушка, заметив мой пристальный взгляд вдруг смутилась. Сделала неловкий шаг назад, спешно прикрываясь руками. Было же просторное худи, безразмерные штаны… И ты тоже хорош Василий Иванович, нашел время и место для любования девичьим телом. Еле-еле откачали, а все туда же.

     Поморщившись от боли и заодно от нелепости сложившейся ситуации, я процедил сквозь зубы:

     - У вас есть номер матери Синицина?

     - Нет, но я могу найти через школьную базу данных.

     - Не утруждайтесь, у меня записан. Возьмите телефон с кресла… поверх одежды лежит, - выдав длинную тираду, я едва не задохнулся. Пока переводил дыхание, откинувшись на подушку, девушка нашла сотовый. Ввела код разблокировки, согласно продиктованным цифрам и открыла адресную книгу.

     - Синица-манты, Синица-вечерок, Синицына, - начала она перечислять контакты.

     - Стоп! Последнее.

     Хоть бы получилось… Должно получиться.

     

     Диана Батьковна - молодец: собралась и включила строгую училку, когда это действительно было необходимо. Убедила незнакомую женщину встать и разбудить сына посреди ночи. Я бы так не сумел. Да никто бы не сумел, мало ли придурков звонит с незнакомых номеров, с целью пошутить или развести на бабки. И вроде бы не сказала ничего особенного, лишь общие фразы. Может в педагогическом учат зомбировать людей? Потому как было в нотках ее голоса нечто надежно-успокаивающее, звучащее как мантра. Подействовало даже на меня, старого вояку: пульс пришел в норму, дыхание выравнилось. Когда девушка обратилась ко мне, я уже ни о чем не беспокоился. Окружающий мир пришел в гармонию с сознанием и телом. Ровный вдох и выдох… Мысли, плывущие облаками по синему небу – медленно и неторопливо.

     - Василий Иванович!

     Веки дрогнули, пропуская тонкую полоску света.

     - Никита хочет поговорить с вами.

     - Потом.

     - Он говорит, это важно.

     - Подождет.

     И я снова закрыл глаза. Вот что значит молодость организма. Мне каждое слово дается с трудом, а этот только проснулся и уже готов болтать направо-налево. Диана продолжила беседовать с Малым. Долго говорила - я толком не слушал, пытаясь окончательно расслабится и заснуть. Самое действенное средство после жесткой встряски.

     Увы, но сознание то и дело выскакивало на поверхность, покачиваясь ярким поплавком на волнах реальности. Я слышал, как Диана положила телефон на стол, закончив разговор. Потом долго возилась в гостиной, шлепая босыми пятками по голому полу. В углу несколько раз щелкнула батарея отопления. Надо будет завтра спуститься в подвал, проверить давление в котле. Заодно температуру убавить, а то жара в доме стоит невыносимая. Из-за чего некоторые особы совсем распоясались: в нижнем белье разгуливают, видом своим смущают.

     Сознание тут же охотно откликнулось, нарисовав образ полураздетой учительницы возле школьной доски: очки в тонкой оправе, белая ткань расстегнутой на все пуговицы рубашки, и узкая до неприличия юбка, обтягивающая упругие ягодицы. Взгляд строгий и требовательный – ждущий ответа, в руках тонкая указка… А потом забурчало в животе. Здрасти, приехали! А этому чего не хватает?

     - Я разогрею ужин, - послышался женский голос.

     Глаза сами собой открылись. Расплывчатая тень собралась в силуэт девушки, сидящей в кресле напротив. Диана не стала подниматься наверх, а удобно устроилась в гостиной с книжкой в руках. Надо признать, реальный образ девушки по степени сексуальности не уступал вымышленному: вытянутые голые ноги, торчащие соски под тканью майки. Прямо не девушка – картинка на фоне горящего искусственным огнем камина.

     - Ужин не надо.

     Но девушка не послушалась. Легко вскочив, зашлепала босыми пятками в сторону кухни. Громко хлопнула дверцей холодильники. Спустя минуту заработала микроволновка, звякнули извлечённые из шкафчика столовые приборы. В воздухе отчетливо запахало жаренным мясом со специями и спиртным.

     - Серьезно? Вы хотите напоить больного вином?

     - Обойдетесь.

     Повернув голову, я увидел девушку возле кухонной стойки. Две аппетитные булочки, чуть ниже спины, заманчиво покачивались в такт ходьбе. Да что ж такое-то… Они прям преследуют меня сегодня: и в фантазиях, и наяву. Бабы у тебя давно не было, Василий Иванович, вот и таращишься на девку, словно перезрелый школьник постпубертатного периода.

     С трудом отведя взгляд в сторону, я уставился в окно - белые сугробы на фоне черного неба. Если бы не Диана Батьковна, обязательно бы заснул. Поворочался бы с полчасика и задремал. Что я, организм свой не знаю. А теперь вот мучаться… И ведь не выгонишь ее, не заставишь уйти в свою комнату. В ней этот самый - материнский инстинкт проснулся. Теперь будет играть в сиделку, заботиться о занемогшем Василии Ивановиче. А Василий Иванович бодрячком: осталась лишь небольшая сонливость и легкое покалывание в затянувшейся на боку ране.

     - Хозяин этого дома, очень романтичный мужчина, - певучий голосок Дианы долетел до ушей.

     - С чего вы взяли?

     - Только романтичный человек будет держать столик для завтрака в постель.

     - Да? А я думал это ступенька, чтобы дотянуться до верхних полок.

     - Василий Иванович! - девушка обернулась, изобразив строгий взгляд. – Не пытайтесь казаться глупее, чем есть на самом деле. Я уже давно обратила внимание на вашу привычку играть в туповатого простачка. В этакого неотёсанного мужлана из заброшенной деревни. Никита и тот не ведется.

     - Малой - это да, это показатель!

     - Что вы вечно на парня наговариваете. Между прочим, Синицын всегда за вас горой, и постоянно защищает в наших с ним спорах.

     - И часто вы с ним спорите?

     - Бывает иногда… Василий Иванович, подвиньтесь, - девушка замерла напротив дивана со столиком в руках. Пришлось спешно освобождать место. В последнюю секунду я вдруг вспомнил, что сплю голым. Успел схватить край одеяла и натянуть на культяпки, прикрыв причинное место. А девушка как ни в чем ни бывало уселась рядом. Прижалась горячим боком, демонстративно закинув голые ноги на пуфик. Хотя совсем недавно краснела и смущалась, пытаясь прикрыться ладошками. Ее щеки и сейчас пылали алым цветом, только совсем по другой причине. В воздухе витал стойкий запах алкоголя, а на столике стоял ополовиненный бокал вина.

     - Две тарелки не поместились, поэтому будем есть с общей. Вы же не против?

     И оп - вилка в девичьих руках ловко наколола небольшой кусочек мяса. Следующей жертвой была выбрана долька помидора, лежащая на самом краю. Чтобы добраться до неё, неугомонной соседке пришлось наклониться, придвинуться еще ближе, прижавшись мягкой грудью к моему плечу. Ноздри защекотал едва уловимый аромат парфюма. А еще от неё пахло горячим женским телом: сбивчивое дыхание, напряженные мышцы, капельки пота, стекающие по ямочке меж ключиц - чего нет в действительности, фантазия сама дорисует.

     - Диана Ильязовна, не хотите одеться? - я попытался в максимально корректной форме донести свою мысль до девушки.

     - С чего бы это? – удивилась та. – Батареи горячие, в доме жарко, как в бане, а вы вообще без трусов сидите.

      Я аж поперхнулся от такой откровенности.

     - Ну знаете ли…

     - Не знаю и знать не хочу.

     Оп… и очередной кусок мяса оказался наколотым на острые зубчики вилки.

     - Василий Иванович, вы невыносимы! Ведете себя как мальчишка: вечно шумите, телевизор по ночам смотрите, а еще трусы по дому разбрасываете, словно это ваше полковое знамя. Это же они чернеют на спинке кресла? Все - решено, с завтрашнего дня тоже начну хулиганить.

     - В вас говорит алкоголь.

     Я ожидал услышать ответную колкость, но слова девушки оказались на редкость серьезными:

     - Вы не правы… Во мне говорит злость.

     Она даже жевать перестала, отведя взгляд в сторону окна. Предрассветное сереющее небо, усыпанное миллиардами звезд. Сегодня будет морозно.

     - Простите, Диана, я не должен был…

     - Хватит уже! Перестаньте извиняться… Я не на вас злюсь, на себя. Всю свою жизньтолько и делала, что купалась в мужском внимании. Дианочка у нас самая красивая, Дианочка у нас самая умная и кому такое золотце достанется – внушали мне с самого детства: родители, соседи, учителя в школе. Первый ухажер появился в детском садике, представляете? Мальчишки прохода не давали, заваливая подарками по любому поводу. Из любовных записок можно было целые тома библиотеки составлять. На выпускном выбрали королевой бала, за явным преимуществом голосов. Директор лично короновал, вручив пластиковую диадему со стекляшками вместо драгоценных камней. Я тогда не понимала, насколько все это дешево. Купалась в лучах популярности и ждала, когда подъедет рыцарь на белом коне и заберет в свою сказку. Потом был институт, и новые толпы поклонников… Бедный Кирилл, он всегда был зрителем, вынужденным смотреть на все происходящее с первых рядов. Любить и быть рядом… Я держала его, не отпускала, а он до последнего надеялся, что все не просто так. Верил, что наши ночные прогулки, совместные просмотры сериалов и разговоры до утра значат нечто большое. А я всего лишь проводила время, ожидая своего рыцарь. И не заметила, как взрастила под боком хищного зверя. Какая же я дура… эгоистичная и избалованная дура.

     - Если бы каждый мужик кидался на бабу, которая не дает, - попытался я вставить слово, но Диана не слушала, её что называется, понесло. Она принялась рассказывать про многочисленных ухажеров, богатых и не очень, про предложения руки и сердца, про бедного Кирюшеньку, страдающего от безвозвратной любви.

     Наверное, хреновый вышел слушатель из Василия Ивановича. Терпеть не мог разыгрываемых мелодрам, с проступившими на глазах слезами. Мне бы встать и уйти, только вот беда – именно на это я был не способен. Гребаные культи всему виной.

     - … рыцарь обязан был появиться на горизонте. Ведь я такая красивая, такая умная. Не могут же все вокруг ошибаться, правда? На пятом курсе меня пригласили на стажировку в одну известную компьютерную фирму, заниматься разработкой дизайна персонажей для «трипл-эй» продукта. Все как я люблю: волшебный мир, наполненный магией, враждующими королевствами и драконами. Только вот история игровой вселенной оказалась на редкость мрачной. Глава студии обожал черный фэнтези за излишнюю жестокость и реалистичность. Знаете, что он мне сказал, когда я пришла с первыми набросками?

      «Милочка моя, где же вы видели таких рыцарей? С'est impossible! Это воины, вечно пропадающие в походах. Изуродованные болезнями и шрамами, жрущие и пьющие всякую дрянь, вынужденные месяцами обходиться без женщин, и потому готовые трахнуть даже свинью в загоне. Вы же изобразили не солдата, а смазливого мальчика-шлюху, которого я каждую неделю трахаю в клубе… Ma chérie, так не годится – ваша работа, пардонте за мой франсэ, полное лажэ. Срочно всё переделывайте».

     Я три недели мучалась, создавая уродливые модели воинов: перекошенных, беззубых, лишенных конечностей, глаз и ушей. Делала все, лишь бы угодить извращенным пожеланиям директора. В конце концов я не выдержала и уволилась. Пришел конец карьере госпожи Сарбаевой в игровой индустрии. Правда, перед этим я успела кое-что почитать и посмотреть – средневековые рыцари и вправду были не из красавцев.

     - А что вы хотели, времена были такие…

     Мы оба замолчали. Если Диана буквально кипела внутри, переполненная воспоминаниями, то я откровенно запутался, потеряв нить разговора. О чем идет речь? О крахе карьеры или об образе идеального мужчины в её представлении? Ох уж мне эта женская логика с её иносказательностью.

     - Переключились бы на сказочных принцев или на супергероев. Да мало ли в мире красивых обложек.

     - Не хочу, - Диана яростно замотала головой, - не хочу пустую обложку.

     - Вам еще и с содержимым подавай, чтобы был рыцарь без страха и упрека? А еще умный, понимающий, красивый, и при деньгах? Диана, скажу словами вашего бывшего работодателя – это полная лажа. Перестаньте витать в облаках и опуститесь на землю, где вынуждены обитать живые люди.

     - Думаете, я этого не понимаю?

     - Я ничего не думаю. Вы меня в конец замучили. Чего пристали к старому больному чело… – и тут же охнул, получив подлый тычок под ребра.

     - Буду бить каждый раз, когда назовете себя стариком, - грозно пообещала девушка. – Сорок лет, а изображаете из себя невесть что. Вам не стыдно?

     «Стыдно, когда видно», - хотелось сказать, но я промолчал, вовремя вспомнив о том, что уже успел засветиться без трусов.

     - Думаете, я не понимаю, что несу чепуху. У меня в голове сейчас такая каша. Просто… просто я большая трусиха, и боюсь подступиться к главному, - Диана выдохнула. Женская ладонь, лежащая на складках одеяла, решительно сжалась. И тут до меня дошло… Медленно, как до упертого барана, но все же докатилось. Все эта излишняя разговорчивость и откровенность, спутанность мыслей и слов… Не фужер красного тому был виной, как подумалось изначально, а решимость девушки сделать свой первый шаг. И если прямо здесь и сейчас её не остановлю…

     - Вы меня не остановите, - девушка словно прочитала мои мысли. Я вздрогнул, чувствуя, как бешено застучало в висках - пульс подскочил в разы. – Вы боитесь не меньше моего. Это так глупо.

     - Я…

     - Василий Иванович, вы самый настоящий дурак, и я дура, поэтому мы подходим друг другу. Я даже не сразу поняла, почему меня так тянет к вам - странное чувство… Сначала приняла это за простое любопытство. Знаете, когда хорошая девочка влюбляется в плохого парня. Столько слухов ходило про грозного уборщика: и бандит он в прошлом, и отмороженный на всю голову десантник, и маньяк, скрывающийся от правосудия. А вы словно специально подогревали к себе интерес. Единственный из всех мужчин в школе, кто всячески сторонился, не обращая на меня никакого внимание.

     - Я не специально.

     - Я это уже поняла. Вы не то что не любите людей… вы относитесь к ним как к случайным попутчикам, по воле случая оказавшимся в соседнем кресле. Ни с кем не дружите, близко к себе никого не подпускаете.

     Девушка теперь не просто сидела рядом, она буквально прижалась всем телом. Смотрела, не отводя глаз, обжигая дыханием кожу. Тонкие девичьи пальцы буквально впились в плечо. Всё… теперь никуда не денусь. Не потому, что не могу, а потому что не хочу. Желание быть рядом заполнило внутренности, теплом разлилось в груди.

     И девушка, словно почувствовав это, перешла на полушепот:

     - А знаете, что больше всего в вас подкупает?

     - Красивые ноги?

     - Ноги у вас и вправду красивые, особенно та часть, что выше колен…, - рука девушки заползла под одеяло и я вздрогнул, почувствовав чужое прикосновение к бедру. - Вы общаетесь со мною на равных. Не видите во мне принцессу, как родители или особо экзальтированные юноши. Не поддакиваете по малейшему поводу, не угождаете, в надежде забраться под юбку. Не раздеваете сальным взглядом, не отвешиваете комплименты, которым грош цена. Не пытаетесь купить подарками, мечтая как можно быстрее затащить в постель. Вам действительно интересно, что я скажу.

     Я не успел ничего понять, как девушка оказалась сверху. Одним ловким движением перекинув ногу, она уселась на бедра. И конечно же почувствовала приподнятый флагшток, но не подала и виду, лишь слегка улыбнувшись. Одна рука легла на плечо, пальцы другой заскользили по короткому ежику волос.

     - Вы видите равную себе… Вам нет нужды притворяться, вы ни на что не рассчитываете и ничего не ждете взамен. Поэтому вы честны со мной, даже когда думаете, что играете. А еще вы отчаянно боитесь меня …, - девушка нагнулась и горячо зашептала. – Боитесь сблизиться, но почему?

     Очень сложно отвечать на подобные вопросы, особенно когда полуобнаженная девушка сидит на коленях, а длинные пальцы скользят по груди, опускаясь все ниже и ниже. Легкое движение бедер едва не заставляет застонать от удовольствия. Как же давно этого не было, чтобы вот так по-настоящему - глаза в глаза. Когда огонь пылает внутри, не обжигая сухим дыханием саванны, а наполняя внутренности давно потерянным и забытым.

     - Сегодня я буду смелой за нас двоих, - слышу едва различимый шепот. И снова не отвечаю, ощущая касание мягких губ. Первый поцелуй, осторожный и волнительный.

     Да гори оно всё…

     

     Если сначала было хорошо, то потом обязательно будет плохо – так гласил один из непреложных законов жизни. С водкой все было легко и понятно: чем больше пьешь, тем больше болеешь. Однако в мире помимо алкоголя существовала масса других вещей, приносящих радость вкупе с последующим разочарованием. У каждого найдется свой набор, своя коллекция, поэтому какой смысл перечислять. Лично мне никогда не везло с бабами.

     Не так, как прыщавому подростку, боящемуся открыть рот в присутствии красивых женщин. Наоборот, я легко сходился с противоположным полом, раскручивая на свидания и поцелуи под луной. И столь же легко расставался… слишком легко. Если по молодости это считалось за преимущество, то с возрастом переросло в настоящее проклятие. Я пытался исправить ситуацию, прикладывал усилия, но понравившиеся девушки уходили из моей жизни, как песок сквозь пальцы. К примеру, взять ту зеленоглазую сирийку из корпуса врачей без границ. Мы обменялись контактами, договорились созваниваться и даже встретиться в столице по весне. Но в итоге девушка навсегда исчезла с моих радаров, как и десяток других. Словно злой рок навис над головой Василия Ивановича. Вечно случались обстоятельства, приводящие к разлуке.

     Думал ли я об этом, поглаживая бархатистую кожу девушки, доверчиво уткнувшейся в плечо? Да, думал… как и о разнице в возрасте, об отсутствующих ногах и о странностях, порою сводящих людей вместе. Четырнадцать лет – гигантская пропасть, разделяющая нас. И даже если сейчас это не чувствуется, то через год или два обязательно скажется. Любой человек проходит этапы развития и становления согласно биологическому возрасту. И отношения с противоположным полом строит исходя из них же. А что делать, если у пары наблюдается дисбаланс? Каждый раз разводиться и находить модель поновее, как это делает командир?

     Я повернул голову и посмотрел на лицо мирно посапывающей девушки. Нет, боевых подруг не меняют. Диана Батьковна была как раз из числа последних: с сильным характером и вольфрамовым стержнем внутри. Долго ли ее хватит на жизнь с безногим инвалидом? В двадцать пят лет, когда хочется гулять и тусить, а твой спутник уже отплясал, исполнив напоследок залихватский кадриль в провинции Лимпопо.

     Девушка заворочалась во сне, словно почувствовав тяжесть посетивших меня мыслей. Уперлась острой коленкой в бок и затихла.

     «Я избавилась от иллюзий», - утверждала она.

     Избавилась от одних и нашла другие. Сначала в красивой головке засел идеал рыцаря в виде розовощекого, пышущего здоровьем юноши. Потом оказалось, что средневековые рыцари – потертые жизнью мужики. Она долго искала новый образ воина в реальности, пока не наткнулась на меня: инвалида, сплошь покрытого шрамами. Свежий рубец как раз алел полоской на правом боку… Своеобразный фетиш на уродцев. И кому спасибо за это сказать – педерасту-директору из крупной игровой студии? Или смазливым вьюношам, так и не сумевшим найти отклика в сердце своенравной красавицы?

     Коленка еще сильнее вжалась в подреберное пространство. Ну хорошо-хорошо, больше не буду.

     Диана Батьковна даже во сне умудрялась со мною спорить. Что и говорить, боевая попалась девчонка. Очень жаль, что ненадолго - судьба беспощадна…

     

     Наш медовый месяц длился сутки - вечером следующего дня позвонил командир. В привычном режиме уточнив обстановку, сообщил:

     - Цель обнаружена, поэтому готовься, завтра будем доставать пироги из духовки.

     Что в переводе на гражданский означало начало боевой операции.

     Я не хотел ничего рассказывать Диане Батьковне, она и без того весь разговор просидела с широко раскрытыми от страха глазами. Попытался нелепо обмануть, но у девушки словно встроенный полиграф включился.

     - Говори правду, - потребовала она, стиснув кулачки. Ну я и рассказал, не в силах противостоять столь яростному напору.

     - Боевая операция… Это просто какое-то безумие, у тебя же нет ног.

     - Чтобы нажимать на спусковой крючок, лодыжки не нужны, - попытался отшутиться я, но стало только хуже.

     Диана, обхватив голову руками, забормотала:

     - У одного геморрой, у другого спина, у третьего еще что-то… какие из вас вояки? Сколько лет прошло, когда последний раз за оружие брались? Много ли навоюете против молодых и здоровых.

     - Они просто бандиты.

     - Для того, чтобы убивать, не нужно быть опытным солдатом. Достаточно нажать на крючок, - произнесенные ранее слова вернулись бумерангом.

     - Диана, послушай…

     - В конце двадцать первого века решать проблемы с помощью оружия. Господи, мир сошел с ума.

     С миром был полный порядок. Он всегда таким был, даже в свои лучшие времена. Сложные проблемы легко решались с помощью силы. Достаточно купить небольшую армию и захватить ресурсную базу, территорию или власть, как в эпоху великого Макиавелли. Прошли века, а человеческая цивилизация нихрена не изменилась.

     - Мы сбежим! – решительно заявила девушка, оторвав лицо от ладоней.

     - От кого? – удивился я. – От своих? Мужики расхлебывают кашу, которую я же и заварил.

     - Нет, не ты… Это я виновата. Я уговорила принять участие в этой треклятой игре и залезть в капсулу.

     - А еще виноват профессор Гладышев, геймдизайнеры Маяка-17 и планета Земля, кружащаяся вокруг солнца. Послушай, - я взял девушку за руку, и та послушно сжала мою ладонь, словно только этого и ждала.

     - Послушай, - повторил я снова, - мы не отряд самоубийц. У подавляющего большинства парней есть жены, которые ждут дома и дети, которых еще нужно вырастить. Наш командир калач тертый, он умеет просчитывать риски. Вчера прибыло серьезное подкрепление - ребята сплошь опытные и помоложе нас будут. Именно они и возьмут на себя активную часть операции, а мы постоим в сторонке.

     Стиснутая ладонь заныла от боли. И откуда столько силы взялось в тонких пальцах?

     - Диана, не заставляй жалеть, что рассказал правду. Помнишь, что ты мне обещала?

     - Дать по бестолковке, если еще раз назовешься стариком?

     Я не смог сдержать улыбки.

     - Ты обещала быть смелой за нас двоих. Помнишь?

     Она прекрасно это помнила, поэтому больше не произнесла не слова.

     

     Прощание вышло неловким и скомканным. Я давно разучился это делать, а Диана Батьковна тратила последние силы, пытаясь справиться с подступающим к горлу комом.

     - Василий Иванович, будьте осторожны.

     - Какой я тебе Иванович, - возмутился я, – После всего того, что между нами случилось? Называй просто по имени – Алексеем.

     Девушка попыталась изобразить улыбку, но я остался с каменно-серьезным выражением лица.

     - Вы… то есть ты, не шутите?

     - Да какие уж тут шутки. Так меня назвали родители.

     - Но тогда откуда взялось Василий Иванович?

     - У меня позывной в отряде был Чапай, за мужественность и лихой норов в кавалерийских атаках. Когда паспорт на новую фамилию оформляли, мужики решили подшутить. С тех пор и хожу в Василиях.

     - Очень интересно. А что еще я о вас… о тебе не знаю? Семеро по лавкам и жена в каждом городе?

     - В этом я чист.

     - А Синица-вечерок в записной книжке, это кто?

     Женщины… И ведь запомнила, и спросила не вовремя, буквально стоя на пороге.

      - На улице, названной в честь генерала Синицына есть забегаловка под вывеской «Вечерок». Одно время часто туда заглядывал, вот и сохранил номер.

     Лишь бы не спросила про Синицу-манты, известную в узких кругах проститутку под ласковым прозвищем Синичка. Почему манты? Спасибо телефону, заменившему ругательное слово на куда более благозвучное и аппетитное. Что, впрочем, сути не меняло - Синичка была еще той мандой.

     Не вышло у нас красивого прощания, как в романтичных фильмах: с объятиями и поцелуями. Пару раз неловко ткнулись губами и разошлись.

     А это значит хороший знак, значит обязательно свидимся.

     

     Я не обманывал Диану, рассказывая о прибывшем подкреплении. Командир таки решил привлечь к операции Тугулова, и одной Вселенной ведомо, насколько тяжело ему это далось.

     Такие люди как Змей обычно долго не живут. Не то что бы был напрочь отмороженный, просто любил дух войны. Как игроман не может пройти мимо казино, так и Тугулов не мог пройти мимо звуков выстрелов. Слишком часто увлекался, забывая о поставленных задачах, рискуя не только своей шкурой, но и шкурой товарищей. Заказчики терпеть его не могли, а подчиненные обожали, величая командира ласковым прозвищем – «Батя».

     Репутация безбашенного бойца в конце концов оставила Тугулова без работы. Но он и в мирной жизни не потерялся, организовав центр по подготовке бойцов ЧВК - один из лучших в стране. С учениками и приехал – молодыми парнями, пышущими не только здоровьем, но и той же лихостью, что и командир.

     - Вася! Васютка!!! Окропим снежок красненьким! - проорал он, едва завидев меня. Стиснул в крепких объятиях и поинтересовался: - все так же, без ног?

     - Пока не отросли.

     Змей в ответ ощерился, обнажив белые, свежевставленные зубы. Обернулся к подчиненным, сбившемся в кучу у палатки и провозгласил:

     - А это, парни, тот самый легендарный Чапай, о котором я рассказывал. На пару с Боцманом столько бушменов положили в пустыне, что другим и не снилось. На своей знаменитой тачанке половину Африке исколесили, и меня из глубокой задницы вытащили.

     Десятки пар глаз с любопытством уставились на меня. Интересно, чего такого товарищ Тугулов успел рассказать? Да еще и с приставкой легендарный. Травил байки о том, как охраняли имущество успешных дельцов от посягательств других, менее успешных? Или как гоняли голожопых бушменов по саванне? Причем голожопых в прямом смысле данного слова. Дикарям дали вместо палки автомат, предварительно показав, куда нажимать.

     Мы часто работали в связке с братской ЧВК Римский, поэтому приходилось расхлебывать последствия бездумных рейдов лихого командира: тратить патроны, нервы, и жизни людей. Ох и крепко Док невзлюбил Тугулова. Всячески старался избегать Змея, уже не говоря о том, чтобы вести с ним общие дела. Но ситуация и впрямь сложилась критическая, когда без сторонней поддержки не обойтись. Не Мамону же с его геморроем в атаку идти.

     План предстоящей операции был давно разработан, согласован и доведен до всех участников. Я лишь попал на заключительный брифинг. Зашел в большую палатку, пропахшую табаком и едким запахом пота. Разместился на последней скамье, рядом с клевавшим носом Бармалеем и принялся слушать.

     В роли докладчика выступал сухой поджарый мужчина по фамилии Зубов. Как выяснилось позже, именно он взял на себя основные командирские функции. Мудрое решение, учитывая взаимоотношения Дока со Змеем.

     - Откуда он? - я толкнул в бок задремавшего было Бармалея. Тот посмотрел недовольным взглядом, но все же пробурчал:

     - Отставной, из бывших военных. В свое время курировал Балакиревских.

     Мне это ровным счетом ничего не дало. ЧВК Балакирев работал в ближневосточном регионе, под крышей ГРУ – это все что про них было известно. Вряд ли Бармолей знал больше, поэтому я оставил в покое товарища, переключившись на докладчика.

     Господин Зубов был на редкость кратким и информативным – никаких шуточек и разговоров на отвлеченную тему. Чувствовался богатый опыт в проведении подобного рода мероприятий.

     На экране мерцала карта с изображением местности. Луч указки скользил по контурам, дополняя сказанное: направления ударов, вторая волна, зоны огневого контакта. Согласно предварительным данным Георгий Валентинович засел на окраине поселка, в трех домах коттеджного типа с полусотней хорошо вооруженных бойцов. Расставил посты, понатыкал датчиков движения, запустил в воздух охранных дронов, короче подготовился к штурму основательно.

     - Основная трасса проходит в стороне, - луч указки заскользил в север-западный угол. – Местность здесь дикая, в радиусе километра жилые строения отсутствуют, но это не значит, что вы можете палить, сколько заблагорассудится. Тяжелое вооружение использовать только в случае крайней необходимости. Быть готовыми к появлению случайных гражданских: заблудившихся лыжников или излишне любопытствующих местных. Индульгенция сверху выдана, но если вздумаете устроить маленькую войну в средней полосе России…

     - Травников, - буркнул прямо в ухо окончательно проснувшийся Бармалей.

     - Что?

     - Мужики говорят, Травников индульгенцию выписал. Хочет, чтобы виновный в убийстве сына не попал в руки правоохранительных органов.

     - Так виновных вроде бы нашли и задержали?

     - Травникову этого мало. Он хочет наказать всех, кто даже косвенно причастен.

     - Злой у нас вице-премьер.

     - Посмотрел бы я на тебя, когда единственного сына…

     Докладчик строго посмотрел в нашу сторону. Пришлось Бармалею заткнуться, а я сделал вид что изучаю схему на экране.

     - Группа Гамма выдвигается в красный сектор…, - вновь зазвучал голос Зубова.

     Я особо не вслушивался, да и какой в этом смысл? Бывший отряд Корсакова в активной фазе операции участия не принимал. Наш максимум – контроль за определенным квадратом местности. Так оно по итогу и вышло.

     Док устроил отдельный брифинг для своих, где и выяснились подробности нашего вклада в общее дело. Мамон, как всегда, отвечал за техническую часть. Михалычу майорский чин не позволял светиться в сомнительного рода мероприятиях, а все остальные должны были патрулировать границы участка, протяженностью более десяти километров. Чтобы никто лишний не вошел и не вышел, покинув зону боевой операции. Для удобства передвижения выделили восемь снегоходов и три дрона. По мне так ресурсов достаточно, учитывая факт глухой местности и сугробов по колено, но командир все равно остался недоволен. Он всегда любил работать с запасом, а тут народа с гулькин нос, да и тот не в лучшей форме. Болячки, лишний вес, низкий мышечный тонус - мирная жизнь расхолаживала.

     - Будем работать двойками, - решил Док. - Мамон, на тебе дроны и «око». Отвечаешь за работу связи. Бармалей и Варяг будут в первом звене, я и Чапай во втором…

     - А Василий куда? – вмешался Мамон. - Я понимаю, что снегоходы на ручном управлении, но в седле еще удержаться надо.

     - Твою же…, - командир выругался. – Василий, а ты чего молчишь?

     А я что? Я на снегоходах давно не катался, поэтому как оно выйдет с культяпками, понятия не имел.

     Командир думал не долго. Погладив гладко выбритый подбородок, вынес свой вердикт:

     - Поедешь со мной. На Буране сзади имеется пассажирское со спинкой, с него точно не свалишься.

     - А кто в вашем звене вторым номером будет? - снова подал голос Мамон.

     - Никто, мы с Василием сами управимся.

     - Не-е, командир, так не пойдет. Сам же говорил, что снегоход штука ненадежная. В лесу под снегом пеньки всякие, стволы поваленные лежат.

     - Я сказал, управимся! - командир повысил голос, но тут зашумели мужики. Казацкой вольности в отряде не допускалось, но когда Док пер против законов логики, что надо признать, случалось с ним крайне редко, можно было и возмутиться.

     - У нас нечетное число получается, - привел весомый аргумент Мамон. – Поэтому или одного бойца в патруль направлять или к вам в пару.

     Против этого командир не нашелся, что возразить.

     - Хрен с вами, - вздохнул он, – пускай будет Федор. Угомонились? А теперь продолжим…

     

     До начала операции оставалось пять часов, поэтому каждый занялся своим делом. Защелкали патроны, наполняя рожки, в воздухе запахло маслом и железом. Мамон принялся настраивать рацию, периодически выдавая в эфир пронзительный скрежет. Дядя Федор с Варей затеяли карточный поединок, а я решил вздремнуть, благо теплый воздух в палатке располагал.

     Последняя ночь выдалась бессонной. Укатала меня Диана Батьковна, как ту самую сивку из пословицы про крутые горки. Девушка только поначалу была робкой и стеснительной, словно девственница в первую брачную ночь, а потом, когда вошла во вкус… Хорошо с ней было, чего уж теперь скрывать. В девушке нравилось всё: как она ворчит, как спорит, как посапывает, забавно приоткрыв рот. Мог часами сидеть и смотреть, как она просто пьет кофе. Или слушать рассуждения об эпохе итальянского неореализма в кино.

     Может это любовь такая, как описывают в романтичных книжках, а может просто страсть - вспыхнувшая яркой искрой на пару месяцев. Не знаю, не хотел об этом думать. Плохой это знак - забивать голову лишним перед боевой операцией.

     Устроившись поудобнее на тюках с зимней одеждой, я закрыл глаза и сам не заметил, как задремал. Сон вышел поверхностным и липким, словно потная кожа в жару.

      Мы сидели с батей на кухне и молча пили чай. Отец редко разговаривал по трезвянке, все больше, когда выпивал. В своей неизменной майке-алкоголичке, вечно заляпанной соусом и жиром, провонявшей дешевым куревом. Мать, пока была живой, чуть ли не каждой день застирывала, но отец словно назло пачкал и пачкал. А может просто вечно дрожащие с похмелья руки были не способны удержать поднесенную ко рту ложку.

      - Чё, сынок, уставился? Жалко папку?

      Детские ладони сами с собой сжались в кулаки.

      - Убить хочешь? Лучше бы убил чем вот так.

      Он отодвинул стол в сторону, демонстрируя ноги в синем трико. На вытянутых коленках расплывались темные пятна.

      - Помнишь, что со мною сделал, прежде чем сбежать? Выродок ты, тварь неблагодарная. Я же тебя породил, я же отец родный, а ты битой, сука.

      Я прекрасно помнил, что натворил. И жалел только об одном, что не сделал это раньше. Что не взял дубинку и не перебил коленные чашечки, превращая кости в труху. Что не хватило смелости прибить гада, когда жива была мать…

      Он верещал и ползал, а я бил наотмашь, раз за разом опуская дубинку. Бил не жалея сил, как делал этот гаденыш, когда лупил мать. Никакой жалости, никакой пощады, пока не выдохся и не устал.

      - Я же, сынок, все оставшуюся жизнь на костылях. Из-за тебя, паршивца такого… Хочешь посмотреть! Хочешь!!! Во что ноги мои превратил!!!

      Мне было глубоко плевать на этого отброса. Зачавшего по пьяни и больше никакого участия в моей судьбе не принимавшего. Если не брать в расчет бесконечные пинки и подзатыльники.

      Человек, по недоразумению называемый отцом, никогда не останавливался. Он просто не умел этого делать. Если бухал, то до обоссанных портков, если психовал, то до разбитых костяшек. Бил сам или его били...

      Но то в реальности, во сне же он вдруг зашелся булькающим смехом. Раскрыл рот и начал трястись, словно эпилептик во время припадка.

      - Что, Алёшка, наказала тебя судьба… за папку-то, а? Где твои ноги, сынка? Потерял?

      Дрожащий старческий палец ткнулся в мою грудь. Я дернулся от резкой боли и… проснулся.

     В палатке ничего не изменилось: Мамон по-прежнему возился с железками, Федя с Варей резались в карты. Попытавшись встать, я ощутил все последствия сна в неудобной позе. Мышцы ныли и стонали, словно полночи мешки с цементом ворочал. Честное слово, лучше бы и не ложился.

     Культи охотно отозвались болью, стоило занять вертикальное положение. Ну да они завсегда плачут, дай только повод.

     - О, Василий Иванович, а вы чего не спите? – подал голос Федя.

     - Поспишь тут, когда накурено, - проворчал я. Натянул капюшон куртки и захромал в сторону выхода.

     - А я говорил Мамону, нехрен сигаретами баловаться, - послышался за спиной голос Бармолея. - Мало того, что другим атмосферу испортил, так еще и себе на рак заработает.

     - Поговори у меня… Без связи оставлю, - не остался в долгу Мамон, но разве Бармалея этим остановишь.

     - Диабет - есть, геморрой - пожалуйста, ожирением страдаешь, - начал он перечислять, загибая пальцы. - Чего еще для полноты счастья не хватает – рака гортани?

     - Да уж лучше рак, чем паразиты в мозгах.

     - Откуда?

     - Оттуда. Кто сырое мясо жрал?

     - Да уж лучше сырую печень кушать, чем негру тифозную трахать.

     Понеслось… Все-таки Бармолей на редкость скандальный тип. Умудрялся создавать конфликт на ровном месте.

     Я вышел из палатки, попутно ёжась и втягивая голову в плечи. Хорошо было на улице, морозно… Под протезами похрустывал свежевыпавший снег. Облачка пара, вырвавшиеся изо рта, медленно растворялись в звездном небе.

     Возле бортового КАМАЗа замерла фигура командира. Несмотря на холод, Док стоял нараспашку, засунув руки в карманы курки. На свежевыбритых щеках играл румянец. Интересно, кто приучил к лезвию: жизнь столичная или молодая супруга? Помнится, в Африке он постоянно ходил заросшим, словно дикобраз.

     - Опять ругаются? – поинтересовался командир, даже не повернув головы в мою сторону.

     Я молча кивнул.

     - Бармолей?

     - Ага.

     Шум из палатки доносился даже до приспанного снегом грузовика. Особенно ярился Мамон, окончательно переключившийся на неформальную лексику.

     Командир вздохнул, выдав густое облако пара в воздух. Поднял руку и посмотрел на часы. Одна из привычек Дока: он никогда не гасил пламя раньше времени, позволяя конфликту хорошенечко разгореться - сжечь накопившуюся усталость и раздражение. И это реально работало, особенно когда был жив Индус.

     Сначала мы думали, что эти двое ненавидят друг друга. Пару раз дело доходило до рукопашной, а потом ничего, притерлись. Ругались каждый день по любому поводу, словно супруги, прожившие долгие годы в совместном браке. Бранились не зло, больше для порядка, а мы слушали всем отрядом и улыбались. Было в их разборках что-то уютное и домашнее, как чашечка ароматного кофе поутру. А потом Индус погиб… Бармалея хватило ровно на неделю тишины. После чего стал цепляться ко всем окружающим без разбора. Особенно доставалось обидчивому Мамону, остро реагирующему на каждую шутку в свой адрес. Командир непременно бы выгнал скандалиста. Он уже собирался это сделать, но тут случился гребаный Полокване, лишивший отряд Корсакова трети личного состава, а Василия Ивановича ног. Последний бой, он трудный самый…

     - Вася, зачем ты живешь?

     Я аж вздрогнул от неожиданности. Нашего командира порою пробивало на серьезные мировоззренческие вопросы, вроде поиска веры и смысла жизни. Любил он мозги вывернуть наизнанку. Но то было давно, в далекой Африке, когда же вернулись домой, Док перестал забивать лишним голову, полностью сосредоточившись на столичной жизни. Неужели снова накатило.

     - Так зачем, Василий?

     - Женится хочу, - сказал я и сам удивился. Вроде бы не думал об этом, а командир спросил, и ответ сам собою родился. – Дом обустроить хочу, детей завести.

     - Неожиданно, - признался командир. – Только кому ты нахер сдался, Василий. С вредным характером и железяками вместо ног.

     - Нашлась одна.

     - Вася, какой брак? Пять лет на гражданке, а до сих пор к мирной жизни привыкнуть не можешь. У тебя африканские мотивы в башке играют.

     - И все же рискну.

     - С той молоденькой училкой? Да она сбежит от тебя на следующий же день, а еще обдерет, как липку… Сердце вынет и на завтрак сожрет. Или того хуже, в петлю загонит. Не боишься остаться один у разбитого корыта?

     - Не боюсь.

     И чего командир разошелся, аж плюнул под ноги с досады. Сам же сто раз говорил, что мне женится надо и вдруг выдал. Разродился эмоциональной речью, словно я его непутевый сын.

     - Док, у тебя все в порядке?

     Командир не ответил. Посмотрев на часы, развернулся и зашагал в сторону палатки. Успокаивать разошедшихся не в меру мужиков.

     

     Начало операции было назначено на раннее утро. Мы выехали засветло - два белых снегохода, одним из которых управлял Дядя Федор, другим - Док. Я удобно устроился в кресле, прямо за спиной командира. Здесь даже специальная застежка имелась и выдвижные ручки, за которые можно было держаться.

     Ночью у Дока с Мамоном вышел очередной спор. Наш чудо-инженер все никак не мог взять в толк, нахрена инвалида с собой тащить. Прямо так и говорил – «инвалида», не предпринимая попыток завуалировать неполиткорректный термин красивыми формулировками. По делу ругался – какой из Василия Ивановича боец, когда две палки из углепластика вместо ног. Но командир остался непреклонен – идет с нами и точка.

     - Не понимаю Дока… Странный он какой-то стал, - все удивлялся Мамон. Заодно меня попытался отговорить, раз уж с главным не вышло.

     Остаться дремать в теплой палатке, пока остальные жизнью рискуют? Ну уж нет, я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать…

     Полозья снегохода скользили по снегу. Командир лишний раз ручку газа не крутил, поэтому транспорт шел плавно, без резких рывков. Иногда сбавлял обороты до минимума, позволяя в подробностях рассмотреть детали местности. Кругом царил зимний лес: припорошенные снегом ветви деревьев, покрытые инеем стволы. После выжженной солнцем африканской саванны благодать. И дышалось, и моглось…

     Из командира вышел отличный пилот. Транспорт практически не трясло, а спинка пассажирского места была на редкость удобной, позволяя фиксировать корпус. Я даже пару раз примерился для выстрела, выцеливая невидимого противника среди стволов. С видимостью на черном континенте всегда проблемы были: воздух то дрожал от зноя, то пылил в глаза. Здесь же он прозрачный и чистый... Как высказался по данному поводу Тугулов: стреляй – не хочу.

     Петляя меж стволов деревьев, мы выбрались на опушку леса. Впереди бескрайнее заснеженное поле, тянущееся на километры вокруг. Стая воронья кружила вдалеке: то ли озимые обнаружили, то ли пшеницу по осени плохо убрали. Карканье птиц было слышно даже отсюда.

     Командир поддал газу, и мы полетели вперед, по искрящемуся белому насту. Встречный ветер тут же ударил в обмотанное шарфом лицо. Зато задница была в тепле – от сидушки исходил приятный телу жар. Слева замелькали деревья, справа тянулась бескрайняя снежная равнина, а впереди широкая спина. Мотор довольно заурчал, разгоняя снегоход до максимальных пределов. Зарычал диким зверем, извещая всю округу о своем присутствии. И вдруг заглох – мы прокатились пару десятков метров по инерции и остановились на небольшом взгорке.

     Ожила рация, заговорила голосом Мамона.

     - Око Валдаю - прием, как меня слышите?

     - Око, слышим вас отлично, - откликнулся командир. - Находимся в квадрате А7, посторонних лиц не обнаружено. Продолжаем движение согласно установленного маршрута.

     - Валдай, вас понял - отбой.

     Командир обернулся и посмотрел на меня - морда красная, на бровях выступил иней.

     - Как ты там, Василий?

     Шарф снимать не хотелось, поэтому вместо ответа я показал большой палец руки.

     - Это хорошо, что хорошо… Слышишь?

     Трудно было не услышать – в тишине зимнего леса появились новые звуки. Треск далеких выстрелов то нарастал, то затихал. Началась активная фаза боевой операции.

     - И ведь сказали Тугулову – не шуметь, - проворчал недовольный командир.

     Трудно не шуметь, когда берешь штурмом берлогу уголовного авторитета с полусотней бойцов внутри. Док это прекрасно понимал, однако не мог отказать себе в удовольствии лишний раз пнуть Змея. Что и говорить, высокие отношения.

     Следующие двадцать минут мы только и делали, что катались. Периодически в обзоре мелькал снегоход Дяди Федора. Вот уж кто получал настоящее удовольствие от всего происходящего. Он то и дело вставал в седле, и закладывал крутые виража, когда думал, что командир его не видит. Молодой еще, не наигрался, тридцатник только в этом году стукнет.

     Федины чудачества прервал поднятый в воздух кулак Дока. А потом в очередной раз сработала рация:

     - Валдай, в квадрате А3 обнаружено подозрительное движение.

     - Око, точнее.

     - Точнее сказать не могу. Проверьте заброшенный лыжный комплекс.

     - Око, вас понял. Могу рассчитывать на поддержку с неба?

     - Квадрат через две минуты ослепнет, поэтому рассчитывайте только на себя.

     - Око, вас понял.

     

     В секторе А3 находилась заброшенная лыжная база. Мы уже один раз проезжали ее, ничего подозрительного не обнаружив. Несколько старых домов, лишенных дверей и окон. Синяя краска, местами потрескавшаяся и облупившаяся. Огромная схема с обозначением маршрутов на стене. И большая горка у крыльца, скрывающая под снегом кучу строительного мусора. О чем извещала торчащая наружу арматурина.

     С момента нашего последнего визита ничего не изменилось, разве что…

     - Валдай, вижу следы, - раздался по рации встревоженный голос Дяди Федора. – Похоже на полозья от снегохода. Слишком широкий размах для лыжника.

     - Орель – нужны ориентиры.

     - Э-э-э… Ща глянем.

     - Орель, твою мать.

     Справа зашумело, и я увидел транспорт Феди, промелькнувший за одним из домов. А потом застучали выстрелы, выбивая бетонную крошку из стены. Перепуганное воронье с карканьем сорвалось со своих мест. Ну и куда Федя торопится? На тот свет?

     - Контакт! - прохрипела рация голосом парня.

     В глаза сыпануло снежной крошкой - командир заложил крутой вираж, уходя под защиту полуобвалившегося строения. Резко сбросил скорость, а потом и вовсе остановился.

     Вновь послышались выстрелы – две коротких очереди. Судя по звукам, работала короткоствольная сайга Федора. И точно, спустя пару секунд рация вновь ожила:

     - Минус один… Вижу цель – красный кирпичный дом на окраине.

     Командир грязно выругался, но в эфир выдал другое:

      - Здесь каждый второй - красный кирпичный. Орель - точнее, нужна привязка к местности.

     - Дерево растет… большое.

     Не умел Федя живописать, так чтобы кратко вышло и по существу. Вечно бекал и мекал, используя скудный словарный запас и небогатую фантазию.

     - Око Валдаю – ответьте. Что там у вас происходит?

     А вот и Мамон на связь вышел, услыхав тревожные переговоры.

     - Валдай Оку - есть огневой контакт. Степень угрозы и численный состав противника не установлены.

     - Помощь нужна?

     - Справимся сами - отбой…

     И Док снова грязно выругался.

     Не узнаю командира. Вечный перестраховщик вдруг отказался от подмоги? Уверенность в собственных силах или шиза на старости лет?

     Снегоход качнулся, позволив седоку соскочить на землю. Перехватив автомат, Док побежал к углу здания... Ну как побежал – побрел, тяжело загребая сугробы. Пальцы, стиснутые в кулак, подали сигнал – стоп. Я и без того не торопился идти следом. Тут здоровому человеку приходилось тяжело, а Василий Иванович и вовсе последних протезов лишится.

     Командир добрел до ближайшего дома, оставив широкую борозду в снегу. Прислонился к обветшалой стене и осторожно выглянул за угол.

     - Сарай рядом… большой, - Федины страдания по рации продолжались. - И улица большая…

     А потом удивляются, почему в военных академиях сочинения писать заставляют. Вот для таких случаев, чтобы потом косноязычием товарищей не мучать.

     Пока Док с Федей заполняли эфир, я пересел на место пилота. Поставил протезы на приступки, покрутил ручку, вспоминая управление транспортом. Вроде ничего сложного: справа рычаг газа, слева - тормоза. Пару раз видел, как водят, надеюсь - не перепутаю.

     Командир, заметив мои манипуляции вновь показал кулак. Только на сей раз это была не команда, а угроза открутить башку, если вздумаю своевольничать без приказа.

      - Улица большая… рядом горка, навалено.

     Страдания Феди прервал звук рыкнувшего мотора. Послышался грохот падающих досок, словно посыпалась поленница, роняя вниз сухие чурбачки. Шум нарастал, приближаясь в нашу сторону. Я выхватил пистолет и пригнулся, прячась за прозрачным стеклом, способным защитить разве что от встречного ветра.

     Сайга забила короткими очередями. Краем глаза успел заметить движение командира, отделившегося от стены и упавшего на колено. А потом на снежные просторы вылетел черный снегоход с покатыми боками. На огромной скорости пронесся по прямой, не петляя и никуда не сворачивая, разбрызгивая в стороны ледяное крошево. На высоком бархане подлетел высоко вверх, едва не скинув единственного пассажира. Пилот чудом удержался в седле, продемонстрировав чудеса акробатики. Вот только с пулями совладать не смог.

     Док выпустил длинную очередь, и беглец стал заваливаться на бок. Потерявший управление транспорт подпрыгнул на очередном бархане, и крутанувшись в воздухе, упал полозьями вверх. Всё, приехал… Двигатель рыкнув пару раз на прощанье, окончательно заглох.

     - Бустах - контроль, - услышал я сидящего неподалеку Дока. Он даже рацию включать не стал.

     Кивнув командиру, перевел прицел на тело пилота, выделяющееся черной кляксой на белом снегу. Контролить дальним выстрелом с такой позиции – бесполезно, а подъезжать ближе – опасно. Местность открытая, хорошо простреливаемая - с прицелом положат влёт. Поэтому я принял единственное верное решение - остался приглядывать за клиентом, чтобы не вздумал дергаться. Разумеется, если живой.

     Толка от меня безногого в снегу все равно никакого, ребята сами разберутся. Так оно по итогу и вышло. Федя подстрелил еще двух клиентов, а командир обнаружил транспорт, спрятанный за большим административным зданием.

     - Два двухместных снегохода, четыре рюкзака и три архаровца – не сходится задачка, - задумчиво произнес Док.

     - Может четвертый рюкзак про запас, - предположил Федор.

     - Может или ты уверен?

     На что парень лишь пожал плечами.

     - Ну раз не уверен, значит будем искать четвертого. Я возьму центральное здание, Чапай - проверишь те дома, что слева, на Феде - правая сторона. И давайте поаккуратнее, без лишней спешки… Эх-х, сюда бы Сэмпая.

     Да, Сэмпай бы нам не помешал. Но тут вот какая штука приключилась. Наш Ваня-якут и в саванне странностями отличался, предпочитая держаться особняком. Мог пропасть на несколько дней, а потом появиться как ни в чем не бывало. Кого другого давно бы выгнали из отряда, но Сэмпай… Сэмпай видел и чувствовал окружающий мир, как не одному высокотехнологичному прибору не снилось. Мог по одному запаху мочи определить вид животного и как давно оно опорожнилось. А уж прочитать человеческие следы - плевое дело.

     Много воды утекло с тех пор, но Ваня ни капельки не изменился. На днях чай с мужиками пил, а вчера испарился. Исчез, словно в воду канул, отключив сотовый и прихватив любимую снайперскую винтовку. Только одни боги леса ведали, где его теперь носит. Боги или потревоженное воронье, каркающее на соседних ветках. Интересно, а эти падальщики чего здесь забыли? На шум слетелись или почуяли запах трупов?

     Снега меж строений было мало, поэтому особых проблем с передвижением я не испытал. Впереди три дома - три забытые полуразвалины. От первого осталось лишь полторы стены и груда мусора. Мельком заглянув внутрь убедился – сплошные завалы, толком и спрятаться негде.

     У следующего здания уцелели не только стены, но и крыша. Внутри сохранились остатки мебели: шкафы с книгами, кровати с полуистлевшими матрасами. А еще здесь было натоптано: на дощатом полу лежали комья снега, явно занесенные с улицы.

     Перехватив поудобнее пистолет, я прошел в первую комнату. Доски мерно поскрипывали, отмеряя каждый сделанный шаг. Осторожно, неспеша… Знакомый запах тушенки приятно защекотал ноздри. А вот и следы недавней трапезы – потухшая спиртовка на столе, пустые консервные банки. Да у ребят здесь целый праздник был. Даже упаковка овсяного печенья пошла в дело.

     - Говорит Орель, - зашипела рация голосом Феди. – Третий дом – чисто.

     - Принял… Бустах – доложите.

     Я вкратце описал ситуацию. Динамик задумался на пару секунд, а потом прохрипев, выдал:

     - Осмотр продолжить, бдительности не терять.

     Потеряешь тут бдительность, когда пол под ногами скрипит, а кругом щелкает и трескает – не поймешь лес это на морозе, или вероятностный противник. Встревоженное выстрелами воронье все никак не могло угомониться, осев черным роем на ветках.

     Впереди показался очередной коридор, с облупившейся краской на стенах и плакатом, выполненном в лучших советских традициях. Круглолицый мужчина призывал молодежь встать на лыжи. Однако нынешняя молодежь к лозунгам осталась равнодушна, поэтому базу закрыли за невостребованностью… Или бесснежная зима прошлых лет была всему виной.

     Осторожно заглядываю в соседнюю комнату – и здесь ничего, если не брать в расчет разбросанный по полу спортинвентарь. Иду дальше и замираю напротив прикрытой двери. Опускаю взгляд вниз, пытаясь разглядеть в серых разводах отпечатки чужих ног. Нихрена…

      Это в книжках легко читать следы. Казалось бы, чего проще: увидеть знаки человеческого присутствия в давно заброшенном здании, покрытом пылью. Вот только нет её - сплошная грязь от прохудившейся над головой крыши, от распахнутых окон и дверей, позволяющих гулять ветру, от птиц и зверей, вечно шныряющих по округе.

     Был бы Сэмпай, он бы точно увидел, что к чему, острым охотничьим взглядом. Но я не он, поэтому не стал торопиться заходить в комнату. Стволом толкнул дверь, и та поддалась, жалобно скрипнув проржавевшими петлями. Света внутри оказалось предостаточно, чтобы разглядеть стол, пару стульев, кровать с остатками матраса и... Показалось или что-то услышал: едва уловимое, на границе диапазона. Тело отреагировало моментально: плечо вжалось в косяк, а пальцы заметно напряглись, стиснув ребристую рукоять.

     Единственное скрытое от обзора место находилось под кроватью. Пришлось приседать на гребаные культяпки… Я это все-таки сделал, а когда выглянул из-за угла – наткнулся на чужой взгляд. Не знаю, что остановило палец на крючке. Раньше бы нажал не задумываясь, а сейчас… Знакомые черты лица - вот мы и встретились снова волчонок. Судьба словно испытывала нас на прочность, бесконечно сталкивая лбами. Ждет, у кого первого не выдержат нервы?

     Прокопенко-младший был слишком спокоен для человека, находящегося на мушке прицела. Он просто лежал и смотрел, не предпринимая попыток сбежать или заговорить. Гены легендарного папаши давали о себе знать, а может уже давно был готов к смерти. Жизнь у него такая, рисковая.

     На улице послышался шум работающего мотора, а следом прохрипела рация:

     - Орель - начинаю движение вниз по улице. Бустах – доложить обстановку.

     Всего лишь одно движение пальцем, легкое нажатие…

     - Бустах - доложить!

     Да твою же дивизию… Что за херня?! Трясущимися пальцами опускаю ствол.

     - Бустах Валдаю - второй дом чисто.

     - Принял, через полминуты буду у вас.

     Живи, волчонок…

     

     Мы не сразу отправились в путь. Командир дал отмашку на пятиминутный перерыв: оправиться, привести амуницию в порядок. Ну и чайку попить на скорую руку, коли таковое желание возникнет.

     Желание… Желание было одно - добить гаденыша.

     Смалодушничал, Василий Иванович, совсем старый стал. И ладно бы нормальному человеку жизнь сохранил, но Прокопенко – он же зверёныш, с молоком матери впитавший уголовный уклад. Скольких людей кончит, скольких убьет, может и до меня доберется, желая отомстить за гибель дружка.

     Почему отпустил? Почему, старый кретин? Я несколько раз порывался вернуться назад, и доделать то, что не смог сразу, но внутри словно стопор срабатывал.

     Скрипя старыми досками крыльца, я поднялся следом за командиром и зашел внутрь. В качестве временного пункта размещения выступало административное здание лыжной базы, неплохо сохранившееся для заброшенного объекта. Внутри - целёхонькая мебель: шкафы и стулья. Пластиковые окна, покрытые толстым слоем грязи, скупо пропускали солнечный свет. Пахло сыростью и гнилью, а еще резким запахом пота от наших одежд. Что и говорить, за последние полчаса набегались вдоволь.

     - Василий, с тобой все в порядке? – обратился Док, заметив неладное.

     Пришлось кивнуть.

     - Ох, Василий, не нравишься ты мне.

     Я сам себе не нравлюсь, а что поделать… как-то приходится с этим жить.

     За окном сноровисто рыкнул второй снегоход и следом в комнату ввалился Дядя Федор. Румяный от морозца, со следами инея на усах. Выдав густой клуб пара, парень протопал в центр зала. Увидев на покрытой трещинами стойке термос, расплылся в широкой улыбке. – О, горячий чаек! С лимончиком… все, как я люблю.

     - Показывай, что нашел, - потребовал командир. Пришлось Феди отрываться от кружки и демонстрировать собранные с тел убитых трофеи.

     - Ерунда всякая, даже взять нечего - посетовал он на собственную неудачу. – Дешевые китайские пукалки, которым цена на черном рынке – рубь.

     Командир взял один из лежащих пистолетов на стойке, задумчиво покрутил в руках, щелкнув затвором.

     - Ну а ты что хотел, - наконец произнес он. – Ребята явно не профессионалы, что нашли, то и купили.

     Прав был командир: не походили убитые на бойцов, больше на залетных хлопцев, попавших не в то место и не в то время. Интересно, что они здесь забыли, да еще и с Прокопенко в придачу.

     Стоило вспомнить о последнем, как настроение мигом улетучилось. Отпустил гниду… а мог бы допросить. Хотя почему это мог? Вернуться не поздно, куда он с лыжной базы денется, окруженной глубокими сугробами и лесом. До ближайшего поселка семь километров – пешком долго добираться будет, если только не сообразит среди мусора годные лыжи найти.

     Пора исправляться, Василий… Пальцы до боли сжались в кулак, и я понял, что обязательно скажу командиру. Еще минута и переселю из неоткуда взявшуюся слабость, потому что по-другому нельзя. И плевать на орущую внутри чуйку: «оставь парня в покое, оставь». Есть железные правила, написанные кровью тысячи бойцов, а остальное - пустая лирика…

     - Командир, почему Око не выходит на связь? - Федя с шумом отхлебнул горячий чай. Пальцы, обхватив крышку термоса, пытались согреться после мороза.

     - Ты что-то хочешь от Мамона?

     - Ничего не хочу, просто странно это. Каждые пять минут доставал, а тут тишина в эфире.

     - Просто-просто…, - командир вытянул руку, направив ствол трофейного пистолета в голову парня. – Просто ты не должен был ехать с нами, Федя.

     Парень с дурацкой улыбкой уставился на командира, полагая, что это очередная глупая шутка, смысла которой он не понимает. А спустя секунду прогремел выстрел и тело Дяди Федора завалилось назад. С глухим шумом по полу запрыгала крышка термоса, разбрызгивая остатки теплого чая.

     - Что за…, - договорить я не успел. Командир повернулся и одним ударом отправил мое сознание в темный и беспросветный нокдаун.

     - Поиграем, отважный рыцарь?

     Лопатки до боли уперлись в гладкую поверхность. Ладонь слепо зашарила по стене, пытаясь найти ручку несуществующий двери или кнопку, открывающую потайной лаз. Да все что угодно, лишь бы не видеть страшной до чертиков рожи ведьмы. И дело тут вовсе не в потекшей туши или воспаленной от угрей коже. И даже не в сплошной ране вместо левой щеки. Я до замершего в груди сердца боялся взгляда безумного человека, способного на все. Проще столкнуться с лающим псом в узком проулке, чем с ополоумевшим шизоидом. От собаки хотя бы знаешь, чего ждать, а эта…

     Толком не помню, как выкрутился. Кажется, рванул в бок – нагнулся, уворачиваясь от чужой руки, пытающейся то ли обнять, то ли схватить. На ходу споткнулся и упал, до боли ударившись коленками. На глаза попались обломки валяющегося стула. Металлическая ножка лежала прямо под рукой: протяни и схвати ее - чем не оружие? Но я даже думать об этом не стал. Всё, что были способны выдать мои мозги – это бежать… бежать прочь отсюда, не останавливаясь и не оглядываясь.

     Я буквально вылетел в коридор и рванул прочь: надрывая мышцы, выжигая кислород из легких. Сердце бешено колотилось в груди, острой болью напоминал о себе бок, а я несся вперед, чувствуя близость спасения. Впереди маячил долгожданный переход в атриум. Выскочить на второй этаж, а дальше вниз по лестнице, мимо аппаратов с газировкой, мимо поста охраны в сторону выхода. Мой план был прост и незамысловат, как пять копеек, вечно валяющихся в кармане. На что-то большее банально не хватало времени.

      «Бежать… бежать», – билась паническая мысль в голове, вытесняя остатки здравого разума. Бежать что есть сил!

     Для того, чтобы попасть в центральный холл, нужно было преодолеть участок длиною в сотню метров. Казалось бы, чего проще? Но кишка коридора все удлинялась и удлинялась - бесконечной телескопической удочкой. И вроде бы летишь со всех ног, а все равно остаешься на месте. Я повернул голову и увидел знакомый пейзаж в проносящихся мимо окнах: пустующий школьный двор, нелепый забор, а за ним лишённая автомобилей парковка. Всё бессмысленно – этот кошмар никогда не выпустит из своих объятий. Я обречен бежать вечно…

     Ватные ноги заплелись и тело без сил рухнуло на плитку пола. Жадно хватаю ртом воздух, наблюдая, как длинная нитка слюны стекает с подбородка. Всё что остается – беспомощно валяться и слушать звуки приближающихся шагов. Нет нужды поднимать голову, я и без того знаю их хозяйку.

     - Рыца-а-арь?!

     Голос неприятный и резкий, как у стаи ворон, каркающих за окном. Я понимаю, что не смогу подняться, а даже если и встану, то вряд ли смогу бежать. Остается только ползти.

     Ладонь ложится на плитку пола, холодную и шершавую на ощупь. Местами потертую, с простеньким синим орнаментом внутри. Стоп… это не школа. Точнее школа, но пол другой. В качестве профилактики травматизма в учебных заведениях было запрещено использовать кафельную плитку. Если только речь не идет о специализированных помещениях вроде столовой или душевых. И как раньше не заметил?

     - Остановись, о храбрый рыцарь.

     Паническая атака мешает здраво мыслить. Оголенные нервы и безотчетный страх, возведенный в энную степень – единственное, что наполняет внутренности. Хотелось бежать прямо сейчас, немедленно. И я бы это сделал, но лишенное сил тело, было не способно даже подняться.

     Хватило лишь на перевернуться и уставиться на возвышающуюся рядом фигуру. Все тот же нелепый наряд, напоминающий тюремную робу. И бирка с именем над правым кармашком. Если подавить волну страха и попытаться сконцентрироваться, то можно прочитать текст.

     - Разве должно храброму воину бояться?

     Рана на лице девушке затянулась – не осталось и следа от среза, лишь бугристая, местами воспаленная кожа. На веках комками собралась тушь, налипла в уголках, забилась в складки. В глубине глаз мелькали отблески безумного пламени.

     

     - Где твоя смелость, рыцарь?

     Где моя смелость… Действительно где? Только и остается, что валяться на холодной плитке пола и дрожать.

     Ведьма ощущала мой страх, она буквально питалась им, приоткрыв рот для пущего эффекта. Зашипела, изображая то ли змею, то ли рассерженную кошку. Длинные пальцы с обломанными ногтями потянулись в мою сторону.

     Перед глазами в очередной раз мелькнула бирка с фамилией. Темные пятна расплывающихся букв сложились в текст - в знакомое сочетание, виденное неоднократно, а слышанное еще больше. Это странным образом успокоило, словно в темной комнате включили свет и на месте ужасного монстра очутился стул, заваленный одеждой. Неведомому чудищу дали имя.

     - Володина, может хватит пугать.

     Вместо безумного блеска в глазах ведьмы, или кем она там была, появилась озадаченность. И тогда я указал ей на грудь:

     - Бирка!

     Кажется, преследовательница впервые обратила внимание на то, во что была одета. И тут же незамедлительно выругалась:

     - Дерьмо!

     - И не говори, дерьмовый костюмчик. Родом из психушки?

     - С чего ты взял?

     - С этой робой возможны только два варианта: или тюрьма или психлечебница, - тут я осекся, обнаружив новые детали в обстановке. Вместо привычных пластиковых дверей, ведущих в классы, появились массивные железные полотна с цифрами, нанесенными поверх белой краской. Круглые плафоны под потолком заменили на длинные диодные лампы. Свет дрожал и щелкал в дешевых рамах, разливался желтым цветом по истертой кафельной плитке. Коридор изменился и теперь представлял собою этакий уродливый симбиоз учебного заведения и психиатрической лечебницы.

     Впрочем, девушку нисколько не заботили случившиеся метаморфозы. Она продолжала стоять, а пальцы задумчиво теребили лоскуток с фамилией. В какой-то момент я подумал, что она сорвет его, бросит под ноги… но нет. Рука с тонким запястьем безвольно опустилась.

     - Забавно, - произнесла она. – В клинике была нашита другая бирка. После развода мать сменила фамилию на девичью…, - взгляд вновь сфокусировался на мне. – А ты умен, Никита Синицын.

     Был бы умен, не бегал по коридору с выпученными от страха глазами. Отдельные фрагменты пазла долго складывались в общую картину. Темных мест по-прежнему хватало, но к кое-каким выводам я все же сумел прийти. Первый и самый главный из них касался количества участников. Оказывается кооперативный сон был рассчитан на троих. Именно сознание Володиной меняло школу, добавляя элементы психиатрической лечебницы: кафельный пол, дверь с глазком и узким приемником, закрытым металлической щеколдой. Интересно, что будет, если заглянуть внутрь? Увижу ли я комнату, обитую войлоком?

     - Где стоит твоя капсула? В кабинете профессора Гладышева?

     Я ожидал, что Володина начнет запираться или хуже того - угрожать, но…

     - Да, - девушка ответила легко и просто.

     - Все-таки Илья Анатольевич. А я думал, происходящее с нами - нелепая случайность. Побочный эффект виртуальной терапии, разработанной профессором.

     - Так и есть.

     - Подожди, ты же сама сказала...

     - Что я сказала? Что капсула погружения стоит в кабинете Гладышева? Синицын, научись не спешить с выводами. Я всего лишь бывшая пациентка профессора, проходящая плановое обследование. А Маяк…, - тут черные от туши веки дрогнули, и девушка на мгновенье задумалась. - Можешь считать Маяк-17 лечебной гимнастикой, позволяющей поддерживать здоровую форму психики. Никто и представить не мог, что наши с уборщиком сознания окажутся в одной субреальности. Создадут сон на двоих…

     - На троих.

     - Ах да, прости, забыла…. Конечно же на троих. Появление сознания Никиты Синицина в мире грез стало настоящей загадкой для профессора. Электромагнитные волны тестовых капсул, как бы это помягче сказать, рассчитаны на не совсем здоровых людей.

     - Психов?

     - Почему обязательно психов? Людей с повышенной восприимчивостью, обладающих…

     Володина вновь умолкла. Растерянно осмотрелась, словно пыталась понять, куда это её занесло. Взгляд заскользил по истертой кафельной плитке и замер, упершись в массивную железную дверь с номером 071.

     Судороги пробежали по воспаленной коже. В случае с ведьмой это могло означать все что угодно: начиная от отвращения и страха, и заканчивая радостью. Уж не знаю, чем её там профессор лечил, и почему выписал, но факт остается фактом: Володина – на всю башку отбитая. Рассматривать её поведение сквозь призму адекватности было совершенно невозможно.

     Босые ступни зашлепали по плитке пола. Девушка подошла к двери и замерла в нерешительности. Правая рука дрогнула, и опустилась… снова дрогнула. Длинные пальцы заскользили по темной поверхности металла, поглаживая и лаская её. Странное проявление нежности к куску клепанного железа.

     - Она ждала тебя, - едва слышно прошептали губы Володиной.

      «Бабах» - сильный удар сотряс железное полотно. И снова – «бах» с той стороны. С потолка посыпались куски штукатурки, по стенкам побежали трещины. Дверь заходила ходуном от ударов, словно нечто огромное ломилось с той стороны, пытаясь выбраться наружу.

     Тело в серой робе вздрогнуло - ладонь девушки будто током ударило. Она резко отдернула руку, отступив назад. И наступила тишина… лишь мелкий мусор, витающий в воздухе, да куски штукатурки, валяющиеся на полу, напоминали о недавнем буйстве. Что за чудовище заперто в камере? У каждого свои таракана в голове, и меньше всего я сейчас хотел знать о насекомых одной спятившей девчонки. Или медведях гризли, если судить по силе удара.

     - Она ждала тебя… ждала, - продолжали шептать губы множеством голосов. Складывалось впечатление, что вокруг собралась дюжина полубезумных Володиных. И все они бормочут, заговариваясь от страха.

     Да-да, проклятая ведьма боялась, ну или как минимум испытывала неуверенность. Три мелких шажка от двери, тому свидетельство. А вот я от приступов паники избавился. Маятник настроения резко качнулся в другую сторону. И теперь проснувшийся внутри естествоиспытатель требовал ответов.

     - Профессор знал о побочном эффекте?

     Губы девушки замерли и шепотки вокруг прекратились. Как она это делает? Явно же не специально… может эффект множественного отражения эха?

     - Мариночка?! Алло, я здесь.

     Фигура в серой робе наконец обратила на меня внимание. Рука вытянулась в обвиняющем жесте, а губы выплюнули резкое:

     - Ты её убил!

     Маятник настроения вновь качнулся. Электрический импульс паники пробежался по лишенным оплетки нервам. Да сколько можно! За всю свою жизнь столько не боялся, сколько в одном отдельно взятом сне. Затрясло не от произнесенных слов – мало ли, что эта сумасшедшая бормочет. Безумный блеск в глазах, вот что пугало до чертиков.

     - Она ждала от тебя звонка… одного несчастного звоночка или сообщения. Неужели так трудно было написать?

     Отталкиваясь ногами, я заскользил задницей по плитке, пока не уперся спиною в стенку. Бежать… вскочить на ноги и нестись прочь от сумасшедшей стервы. Повернув голову, я едва не застонал от безысходности – в конце коридора появились прутья решетки. Приехали, называется! Заперт в клетке сна или лучше сказать в психушке. Школа продолжала свое медленное преображение: пропали шторы и растения, на окнах появились решетки, а светло-голубые стены превратились в грязно-серые разводы с покоцанным внизу плинтусом.

     - Обещал быть рядом, защищать… Обещал ведь? Обещал! А сам замену нашел - шлюховатую рыжую сучку, наставлявшую рога с каждым третьим. Сладко было её трахать? Сладко?!

     Спокойно, Кит, никакой паники. Просто дыши и помни, что перед тобою девчонка. Всего-навсего спятившая девчонка… но до чего же жуткая, зараза!

     - Она тебя ждала все это время. Верила и ждала… Она тебя дурака любила по-настоящему. Она все и всегда делала по-настоящему.

     - Кто «она», о ком ты постоянно бормочешь? - сорвалось у меня с языка: то ли от страха, то ли от внезапно прорезавшегося любопытства.

     - Ты так и не понял, тупой рыцарь? – кривая улыбка исказила покрытое угрями лицо. – Неужели не сообразил? Тогда пошли, покажу. Она прямо здесь, за этой дверью - соседняя палата.

     Все я понял, просто не хотел верить. Не могла милая, пухлая Дашка угодить в психбольничку. Это просто нонсенс какой-то.

     - Ну же, трусливый рыцарь… Ты хотел узнать, где она? Все последние годы она сидит здесь.

     Здесь это где? Я ждал, что обгрызенный ноготь укажет на одну из дверей. Но вместо этого палец, описав кривую дугу, ткнулся в голову девушки. Импровизированный пистолет, приставленный к собственному виску.

     - Она навечно запечатана здесь. Хочешь посмотреть?

     - Нет.

     - Кто-то слишком труслив для рыцаря.

     - Просто осторожен. Меня не интересуют больные фантазии сумасшедшей. Лучше скажи, где я могу найти Дашку в реальности.

     Володина начала смеяться. Не самое приятное зрелище, учитывая проблемы с лицевым нервом, которые она столь тщательно скрывала. Губы перекосило, обнажив часть желтых зубов. Правый уголок рта задергался, пытаясь дотянуть до левого - задрожал в подобие нервного тика. Уродливые гримасы безумной постоянно менялись и плыли.

     - Ты тупой?! – прокаркала девушка. – Её нет в реальности, не существует вот уже несколько лет. Все что осталось – это кости в могиле и воспоминания в моей голове.

     - Что с Дашкой?

     - Её убили.

     - Кто?!

     Уголки Володиной последний раз дрогнув опустились. На воспаленном от угрей лбу проявились хмурые складки.

     - Ты это сделал.

     - Что за бред, я не мог... Мы не виделись с шестого класса.

     - Убивать можно по-разному. Можно вспороть брюхо лезвием тупого ножа, и наблюдать как корчится в судорогах тело, а можно подарить надежду на любовь. Даже не знаю что хуже… Последние годы она мучалась от боли. Врачи ничего не могли поделать с ее болезнью, говорили это генетическое. Она постоянно набирала в весе, хотя и питалась диетической безвкусной бурдой. Когда масса тела перевалила за сто, ей уже тяжело было вставать с кровати: не справлялись мышцы, болели воспаленные суставы. Все что у нее оставалось – горсть обезболивающих и ваши с ней фотографии в телефоне. Почему ты ей не написал? Одно простое сообщение со словами «как дела»?

     - Я не знал.

     - Что ты не знал? Трудно было ответить, не нашлось сил на одну строчку?

     Дашка… Кажется, она писала пару раз, после того как переехала с родителями в другой город. Пустяковые вещи вроде погоды за окном или чем занимаешься. А еще она любила добавлять в текст смешные рожицы и анимированных зверят с бантиками. Я терпеть не мог подобной ерунды. Дашка об этом прекрасно знала и все равно вставляла девчачьи глупости. Почему ей не ответил - не помню… Может быть взбесила очередная кошечка, а может собирался написать, да закрутился и забыл… Дашка, как так-то?

     - Я звонил на день рождение, но она не ответила.

     - Один дежурный звонок за все время? Ты жалок, Синицын.

     Стоп, а почему это я перед ней оправдываюсь? С чего вдруг решил довериться словам безумной девчонки, привыкшей манипулировать людьми. Где гарантии, что она не придумывает прямо сейчас, пытаясь вывести на эмоции.

     - Ты врешь! – сорвалось с языка злое. - У Дашки было генетическое заболевание от которого толстеют, ты сама это сказала. В психбольницу с подобным диагнозом не кладут.

     - А с клинической депрессией?

     - Снова врешь! Дашка была большой оптимисткой. Она жизнь любила несмотря ни на что.

     - Трудно любить жизнь, когда каждый день вынуждена испытывать боль. А хуже всего то, что болезнь неизлечима, и нет никакой надежды на спасение. Она умоляла родителей позволить ей умереть – вывезти в страну, где разрешена эвтаназия, но вместо этого её заперли в специализированной клинике. Очень гуманный подход - избавиться от родного ребенка, чтобы не видеть его мучений. Закрыть в больнице и забыть… Под конец жизни она осталась одна, если не брать в расчет лечащих врачей.

     - Ты откуда об этом знаешь?

     - Я лежала в соседней палате. Сначала мы переговаривались через стенку, а потом профессор за хорошее поведение разрешил ходить в гости. Мы много времени проводили вместе: смотрели фильмы, слушали музыку, болтали о всяких пустяках. Девчачьи разговоры о мальчиках, о первых поцелуях.

     - Тебя послушать, прямо мать Тереза… Ты же конченная стерва, Мариночка. Откуда вдруг взялась такая забота?

     - А кто сказал, что я о ней заботилась?

     - Хорошо, не заботилась. Но какая-то причина была, верно? Только не говори, что ты её любила и прочую сопливую чепуху. Все равно не поверю.

     - Она любила. Её любви хватило с достатком и на меня, и на врачей, и на весь ублюдочный мир. Знаешь как она вас вспоминала – издевающихся и глумящихся уродов? Ни одного плохого слова не сказала. Вечно выгораживала и защищала, особенно одного тупоголового рыцаря, - поблекшее было безумие в глазах девушки вспыхнуло с новой силой. Вновь задергались губы, пытаясь одновременно улыбнуться и оскалиться. – Она не умела ненавидеть, просто не понимала, что это такое. Зато у меня ненависти хватит на двоих, чтобы стереть глумливые ухмылки. И начну я с тебя.

     Я как-то сразу ей поверил. Она действительно меня ненавидела и даже не думала скрывать свои чувства. Не то, что в реальности…

     - Что, сладко было её пользовать: лапать грудь, хватать за задницу, мять пухлые ляжки? Ты хуже остальных, Синицын. Обыкновенный придурок, вздумавший поиграть в благородного рыцаря. Ты не пинал ее на лестнице, не обливал мочой, не сморкался в тарелку с едой – ты просто взял и раздавил ей сердце. А что хуже всего, даже сам этого не заметил. Ты просто забыл, вычеркнул толстую девчонку из памяти, как незначительный элемент. Не появись такой урод как ты в её жизни и все пошло бы иначе. Она бы закалилась и стала сильнее, она бы научилась давать сдачу. У неё нашлись бы силы продолжать борьбу и мне бы не пришлось…

     Я не понял, как эта безумная оказалась рядом. Лишь почувствовал, как сильные руки оторвали от земли. Затрещала ткань пиджака, ворот рубашки впился в горло. Меня словно кутенка подняли за шиворот и пинком под зад отправили к двери. Я буквально влетел в железное полотно, приложившись лбом о холодный металл.

     - Открывай! - потребовали сзади.

     Тяжелая дверь молчала, но я прекрасно помнил, что за ней было опасное существо – неведомый монстр, едва не выдравший преграду с корнем. Куски штукатурки под ногами и трещины на стенах тому свидетельствовали.

     - Открывай, трус!

     Володина ошибалась – сейчас я не боялся. Если только не придется разворачиваться и вновь смотреть в безумные глаза.

     Камера под номером 071. Клепаная железная дверь, ведущая в одноместную палату. Эх, Дашка-Дашка… Значит в ней ты провела остаток жизни? Такое себе удовольствие - быть заживо погребенным в психиатрическое клинике, не имея шансов выбраться на свободу. Без родителей, без друзей, но зато со спятившей соседкой за стенкой.

     Пальцы нащупали грубую ручку двери… Ты была хорошим человеком, Дашка. Может даже слишком для этого мира.

     Ладонь с силой надавила вниз: замок щелкнул, и ручка неохотно подалась. За спиной послышались торопливые шаркающие шаги. Не понимаю, чего ты так боишься, ведьма? Неужели не в состоянии понять одну простую истину - такие люди, как Дашка, после себя монстров не оставляют.

     Натужно заскрипели выгнутые от ударов петли. Пришлось навалиться плечом, чтобы приоткрыть дверь. Упереться ногой в косяк, медленно увеличивая зазор - сантиметр за сантиметром. Полотно надсадно пело и скрежетало, оставляя следы на кафельной плитке пола. Еще немного усилий и… есть. Выдав напоследок жалобную серию звуков, дверь замерла.

     Аккуратно коснувшись края, я заглянул внутрь. Обстановка в палате оказалась простенькой: не такой пугающей, как можно было предположить, и не такой шикарной, как хотелось бы. Идеально застеленная койка со взбитой подушкой и розовым покрывалом в цветках. На тумбочке прозрачный стакан с водой и вскрытая упаковка таблеток. Капсулы высыпались наружу, еще несколько валялось на полу. Но хоть здесь линолеум, а не обшарпанный кафель. Вместо окна под потолком вентиляционная решетка, а на стене напротив висит телевизор. Обычный дешевенький, пользующийся большой популярностью у вахтовиков и дальнобойщиков. К нижней панели прикреплена фигурка котенка, болтающегося на веревке. Дашка даже здесь умудрилась устроить свои порядки. Всюду чувствовалась девичья рука, в каждой мелочи: бантик, привязанный к дверце тумбочки, календарь с пушистыми котятами в корзинке. Ну, конечно же, куда без кошек. На стене постер то ли к сказке, то ли к романтическому фильму. Девушка в пышной юбке сидит на лавочке и смотрит в синее-синее небо. Над головой ветка дерева, а в руках воздушный шарик в ленточках. Узнаю подчерк Дашки – это в её стиле, клеить подобную чепуху на стену.

     На полу узорчатый коврик, странно что без изображения зверушек. На застеленной койке в углу сидит плюшевая игрушка: чудо текстильной промышленности из Подмосковья. Помнится, я тогда кучу магазинов оббегал в поисках подарка. Как назло, кошек нигде не было, пришлось покупать ежа. Дешевая мелочёвка, продающаяся на рынке за копейки, но Дашке отчего-то понравилось. Настолько, что сохранила и забрала с собой в клинику.

     Как же ты здесь жила? Без окон, в четырех стенах… Переступаю через порог и захожу в палату. Линолеум на полу настолько чистый, что возникает желание разуться. Внутри пахнет хлоркой, лекарствами и чем-то душистым, вроде детского шампуня или мыла. Подхожу к идеально застеленной кровати и обращаю внимание на еще одну деталь. Возле плюшевого ежика лежит белоснежный конверт. Что это, послание или случайный предмет, вытащенный сном из глубин подсознания? Не имею привычки читать чужие письма. Не то чтобы у меня было много возможностей – эпистолярный жанр давно канул в лету, но все же… Рука дрогнула, потянувшись к конверту.

     Да что с тобой не так, Никитос? Это всего лишь сон – компиляция, созданная из ваших с Володиной воспоминаний. Здесь нет права на личную переписку. Или ты всерьез рассчитываешь увидеть письмо от Дашки? Таинственное послание с того света?

     Науке подобные феномены не известны, а раз так. Смело беру конверт в руки и внимательно изучаю. Плотная бумага, на поверхности нет никаких пометок, даже линии для адреса отсутствуют. Безликий белый прямоугольник, слишком тяжелый и пухлый, чтобы быть пустым. Открываю и вижу строчки письма, написанные красивым каллиграфическим подчерком. Ровно таким, какой был у Дашки. Не успеваю прочитать ни слова - свет в камере гаснет. Пол уходит из-под ног, и я падаю в пропасть. Лечу, кувыркаясь всем телом, а встречный ветер хлещет по лицу, мешая дышать. И только откуда-то сверху доносится испуганный голос:

     - Никита, да проснись же ты… Проснись!

     

     Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы привести себя в норму. Еще больше времени потребовалось на то, чтобы успокоить мать. Она явно не понимала, что происходит. Среди ночи позвонила учительница и ничего не объяснив, попросила разбудить сына. А тот спит мертвым сном, не реагируя на голос и тычки. Тут любой запаникует.

     Мать уже собиралась звонить в скорую помощь и зачем-то в полицию. Хорошо, что обошлось… Меньшее всего, что сейчас хотелось – это врать врачам, пытаясь объяснить причину случившегося. Я и мамке-то толком рассказать не смог. Пролепетал нечто невразумительное про тяжелую подготовку к экзаменам и про то, что учителя волнуются, постоянно контролируют нас - звонками среди ночи… Бред, конечно, но кто смог бы придумать лучше? Разве что Володина – мастерица манипуляций.

     Родительницу удалось успокоить только под утро. Я клятвенно пообещал пройти полную проверку здоровья в кабинете Зинаиды Петровны.

     - Никита, я проверю! – пообещала мать. Выпила таблетку седативного и только после этого заснула. А я взял телефон и вышел на кухню, обсудить с Василием Ивановичем сложившуюся обстановку.

     Не сложилось… Василий Иванович общаться на отрез отказался, высказавшись в духе: «отвяжись, Малой». А вот Диана Ильязовна оказалась более расположенной к беседе, но толку-то… Слушала, но не слышала, говорила невпопад, витая высоко в облаках. Что у них там с Василием Ивановичем происходит?

     - Обязательно скажите про змея, - повторял я раз в сотый. – Диана Ильязовна, вы слышите меня? Это очень важный Библейский символ. В Эдемском саду змей выступал в роли искусителя, который…

     - Никит, ты точно решил поступать в военную академию? С твоими способностями нужно идти на физмат.

     Ну вот и как с ней разговаривать?

     

     Наступившее утро не предвещало ничего экстраординарного. Обычный учебный день от звонка до звонка, наполненный осточертевшими уроками и гнетущей атмосферой страха перед выпускными. Снова станут запугивать экзаменами, рассказывая о важности первого шага во взрослую жизнь. А потом удивляются, почему половина девчонок в классе на успокоительных сидит. Потому и сидит, что дня не проходит без нервотрепки. Пацанам тоже доставалось, особенно Дюшесу.

     - Соломатин, не сдашь тесты, куда поступать будешь? В кулинарный? – математичка била запрещенными ударами - со всей силы наотмашь. А Дюша лежал и даже не думал защищаться. Мысли парня витали далеко-далеко, в Сибирских полях, где колышутся налитые золотом колоски пшеницы.

     Учителя отыгрывались по полной - мстили за те двенадцать лет мучений, что мы им подарили.

     А сегодня ждало очередное испытание. Должна была приехать учебная комиссия из областного министерства образования с лекцией на заданную тему. Может будут угрожать и запугивать, а может просто расскажут, как правильно заполнять форму. Где рисовать галочки, а то не приведи вселенная, поставишь вместо оной крестик или того хуже - кружок, и вся жизнь под откос пойдет.

     - Ребята, завтра ни в коем случае не опаздывать: люди приедут серьезные, - предупреждала нас Галина Николаевна.

     И я конечно же опаздывал, поэтому решил срезать через дикий сад. Набрав снега в ботинки, с трудом выбрался из сугробов. Вывалился прямо на школьную парковку – белый по колено, как снеговик. Взгляд невольно скользнул по окнам второго этажа… По тем самым окнам, за которыми находился бесконечный коридор с кафельным полом и металлическими дверьми. На мгновенье показалось, что за поверхностью стекла мелькнуло знакомое лицо. Парень вроде меня, упершийся лбом и наблюдающий реальный мир из зазеркалья. От неприятных воспоминаний всего аж передернуло.

     Ох и не простой разговор предстоит сегодня с Володиной. Было что предъявить полубезумной стерве: аргументы, которые вряд ли ей понравятся. Ну ничего, станет вести себя серой мышкой: молчать и лишний раз не высовываться, если, конечно, не захочет, чтобы темное прошлое в виде психбольницы всплыло наружу. Доигралась, Мариночка! Достали твои выкрутасы, как во сне, так и наяву.

     Полный решимости приструнить ведьму, я миновал парковку, и по выскобленной до асфальта тропинке попал в школьный двор.

     Несмотря на позднее время ученики продолжали стекаться к центральному входу со всех сторон. Не я один любил поспать в утренние часы. Особенно много было малышни. Ну да этих завсегда родители подвозят, спешащие на работу и вечно стоящие в пробках. Потому и успевают в последнюю минуту.

     Вытерев кулаком выступившие от мороза сопли, я уже собрался было подняться на крыльцо, как вдруг замер. Три фургона с синими номерами наплевав на знак «въезд запрещен» припарковались во дворе. Один так и вовсе обнаглел, заехав на газон передним колесами. Рядом терлись подозрительные типы в пальто и пару полицейских в форме. Внутри заныло от нехорошего предчувствия.

     Кого ты там шантажировать собрался: Володину или Гладышева, который за ней стоит? Зайди прямо в кабинет к профессору и скажи, я мол такой-то и такой-то, и я дебил. Расскажу всему миру о ваших запрещенных экспериментах, и о безумной пациентке, которую вы выпустили на свободу. А теперь загадка: с какой скоростью Никита Синицын пополнит ряды пропавших без вести после всего произнесенного? И в каких фургонах его увезут: в тех, что сейчас стоят в школьном дворе или каких других?

     С трудом подавив подступающую волну панику, поднялся по ступенькам. И здесь полиция… На негнущихся ногах прошел мимо служителей закона, кожей ощущая внимательные взгляды. Что-то случилось, что-то произошло. И это «что-то» носит явно нехороший оттенок.

     Створки двери бесшумно растворились, приветствуя очередного ученика. Потоки теплого воздуха моментально коснулись лица, заскользили вниз по дубовой от мороза куртки. Оказывается я успел порядком подмёрзнуть. Большой холод он такой - коварный. Пока идешь по улице – нормально, а стоит зайти в теплое помещение и мочки ушей начинает ломить от боли. Я вытащил руки из карманов и негнущимися пальцами схватился за собачку замка.

     Стоящий у входа охранник с неодобрением уставился на мои белые после сугробов ноги. Сам иди обстукивай об ступеньки, а я опаздываю. Пока до класса доберусь, сто раз обсохнуть успею.

     Обменявшись с охраной молчаливыми взглядами, я миновал входную зону. Скинув вещи в приемник, прошел под рамкой детектора. Обычная процедура, занимающая не больше минуты. Если только какой-нибудь карапуз не станет пищать в рамке, а растерянная мамаша не начнет бегать кругами и уверять, что с её сынкой все нормально, никакой он не террорист, а всего лишь бестолковый первоклашка, притащивший в школу очередную игрушку. И ладно если сразу найдут. Эта мелочь и сама порою не помнит, что взяла и куда засунула. Лишь стоит и хлопает круглыми от страха глазами.

     Сегодня, хвала школьным богам, обошлось без пробок. Скинув верхнюю одежду и сдав сотовый, вышел в просторный холл. Замер у стены пораженный количеством скопившегося внутри народа. Что за ерунда творится? Сначала подозрительные типы на входе, теперь вот это. До начала уроков оставалось три минуты, но люди и не думали расходиться. Школьники всех возрастов и их обеспокоенные родители - атриум жил тысячами голосов: гомонящих, перебивающих друг друга, толкающихся.

     - Кит! – услышал я знакомое. Спустя секунду из толпы возбуждённых старшеклассников вынырнул Копытин. Сунув ладонь поздороваться, парень спешно затараторил: - слыхал, что происходит? Вчера поздно вечером в школе пожар случился. Говорят, кабинет Гладышева сгорел дотла … Пожарные труп нашли.

     - Володиной? – вырвалось у меня.

     - Причем здесь Маринка? – удивился Серега. – Лучше вспомни, что про профессора говорили.

     - Что он большой любитель французского коньяка.

     - И?

     И одна ученица по вечерам приходит к нему в гости. Разумеется, говорить об этом я не стал. Ни к чему расстраивать Копытина, и без того страдающего повышенной чувствительностью из-за клинический проявлений спермотоксикоза.

     - И? – повторил Серега.

     - И? – повторил я за ним.

     - И кубинских сигар. Забыл, какой скандал разразился в прошлом году, когда пожарная сигнализация сработала?

     На счет скандала Серега, конечно, загнул. Ну закурил профессор в рабочем кабинете, с кем не бывает… Точнее ни с кем не бывает, но поскольку Илья Анатольевич обладал особым статусом посланника Министерства, то и администрация в школе поглядывала сквозь пальцы на выходки чудаковатого ученого. И даже позволила отключить пожарную сигнализацию в кабинете профессора. Неофициально разумеется. Злые языки поговаривали, что с тех пор в коридорах пятого этажа стало чаще попахивать воздухом острова свободы.

     - Докурился профессор, - вынес свой вердикт Серега.

     - Ага, - ответил чисто механически, а у самого в голове кружил целый ворох из сумбурных мыслей. Пожар случился вчера поздно вечером или может ночью, после нашего с Володиной столкновения. Пока девушка лежала в капсуле, профессор записывал сессию, снимал показатели и… Одному Всевышнему ведомо, что потом произошло.

     У каждого человека есть своя ахиллесова пята: у Василия Ивановича это шуршащий повсюду песок, а у Володиной - психушка. Или точнее металлическая дверь под номером 071. Вполне себе уютная палата, обставленная в духе Дашки с кучей плюшевых игрушек. Но таковой она представилась мне, а вот что видела ледяная королева - большой вопрос.

     Сразу вспомнились удары, едва не сорвавшие тяжелую дверь с петель. И безотчетный страх в глазах ведьмы. Какого монстра ты заперла в палате, Марина? И не появился ли он снова, после того как меня вышибло из кооперативного сна?

     Психически нестабильная девушка, напуганная до чертиков, могла запросто кончить профессора. Просто потому, что тот не вовремя подвернулся под руку. А потом поджечь кабинет и смыться втихую. Благо, в административном крыле видеонаблюдение не ведется. Как ты в психушку угодила, Мариночка? Дом подожгла вместе с мамашей? Так и здесь все сходится - один в один.

     - … с шестого по девятый класс уроки отменили, прикинь. Из-за того, что у них кабинеты этажом ниже находятся. Говорят, пожарка в кабинете химии сработала, пеной до потолка залило, - Копытин тяжело вздохнул. – Эх, лучше бы математичку нашу накрыло. Короче, сплошная невезуха. Еще и комиссия эта из министерства… Не в курсах, что будет на собрании?

     - Ты Володину видел? – ответил я вопросом на вопрос.

     - Да вроде нет.

     - Так вроде или нет?!

     - Чего ты на меня орешь? – обиделся Копытин. – Я в эти ваши разборки не «суваюсь». Сами там, без меня.

     - Суюсь, - автоматически поправил я приятеля. – Ты как русский сдавать собрался, грамотей?

     - Да пошел ты, - Серега окончательно расстроился. Засунув руки в карманы зашагал прочь, но не пройдя и пяти метров обернулся: - тоже мне, нашелся умник! И без тебя найдется кому пугать!

     Тут с Серегой не поспоришь. Сегодня с утра целую комиссию для запугивания привезли.

     

     Володина не пришла на первый урок, не появилась она и на следующем. Агнешка, беспокоившаяся за школьную подругу, попыталась дозвониться, но увы - абонент оказался вне зоны действия сети.

     На все наши расспросы Галина Николаевна отвечала расплывчатыми фразами в духе «приболела». Ага, приболела, причем давно и на всю голову.

     Шесть уроков пролетело незаметно. Все вокруг только и делали, что говорили о пожаре. Вспоминали покойного профессора, параллельно обсуждая незавидную участь директрисы. Кресло под Ольгой Владимировной зашаталось. Интересно, как она объяснит допущенную халатность, связанную с выборочным отключением сигнализации? Уже сегодня днем на всех новостных сайтах будут громкие заголовки. Это не мусорка в парке задымила, а входящая в топ сто страны школа. Если уж не по качеству образования, то по своим размерам точно.

     Даже учителя на занятиях выглядели какими-то потерянными. Наш физик Павел Терентьевич, забыл спросить про домашку, а Армен Георгиевич, обыкновенно внимательный к ответам учеников, половину урока таращился в окно.

     Потом были представители учебной комиссии в составе двух пузатых мужиков и одной женщины. Все из себя важные, представительского вида. Что-то долго рассказывали и показывали, переключив школьную доску в режим экрана.

     Я толком не слушал, решая, как быть дальше. Позвонить Василию Ивановичу? Бестолку, он или трубку не возьмет или пошлет куда подальше. Диане Ильязовне? Тоже не вариант… С госпожой Сарбаевой в последнее время творилось странное, и уж ей точно было не до моих проблем. Тогда кто остается?

     Острый тычок под ребра едва не заставил вскрикнуть. Вот был бы номер, заори я во всю глотку во время выступления строгой комиссии.

     - Спятила? – зашипел я на Ковальски, потирая бок.

     - Слушай! – палец девушки указал в сторону доски. Там как раз показывали видео, как правильно заполнять форму с тестами. Галочку ставить в квадрат – очень сложный процесс.

     - Я слушаю.

     - Нет, не слушаешь.

     - Мне лучше знать, когда я слушаю.

     Длинный палец Ковальски угрожающе качнулся в воздухе. Ради безопасности пришлось отодвинуться на самый край стула.

     - Агнешка, ты совсем сдурела? Чё за пацанские замашки?

     - Китяра, это она с тобой заигрывает, - заухал за нашими спинами довольный Дюша. Ему было скучно одному на задней парте, вот и развлекался как мог.

     - Ща в глаз дам, - тут же пообещала Агнешка.

     - А чё, хочешь сказать не так? – обиделся на угрозы Дюша. – Сама же пересела к нему за парту, как только рыжая съехала. А кто за Синицей весь шестой класс бегал?

     Соломатин явно нарывался на неприятности. Может искал смерти, окончательно впав в депрессию от маячившей перспективы стать трактористом и уехать в Сибирские еб..ня, а может еще чего… От неминуемой расправы парня спасла наша классная. Услышав шум, Галина Николаевна заспешила к месту разборок.

     - Придурок, - пробурчала покрасневшая до кончиков ушей Агнешка. – И ты тоже, Синица, придурок!

     Интересно, а я здесь с какого бока?

     

     Домой возвращался в расстроенных чувствах. Закинув портфель за спину, шел по занесенной снегом мостовой. Пару раз пнул сугробы, скопившиеся за бордюром. Только легче от этого не стало. Вечно все идет наперекосяк...

     Стоило только получить доказательства участия профессора в экспериментальном проекте по сновидениям, как его не стало. В прямом смысле слова сгорел на работе.

     Я планировал записаться на визит к Гладышеву - предложить свое добровольное участие в экспериментах. А что, интересно же… Это Василий Иванович боится всего нового, а я согласен был стать первым официальным «снонавтом». Разумеется, при соблюдении определенных условий, таких как подписанный контракт с фиксированным окладом и зачислением в штат фирмы. Я даже готов был забить на карьеру военного, поступить в медицинский или в физико-математический – в любой ВУЗ страны, необходимый для дела. Лишь бы стоять в одном ряду с другими первооткрывателями. Не барахтаться в качестве слепой лабораторной мыши, а стать полноценным участником команды. Увы, Наполеоновским планам не суждено было сбыться.

     Что станет с проектом профессора после его смерти? Есть ли соратники, способные продолжить начатое дело или «снонавтика» загнется, так и не получив официального признания?

     Мысли с глобальных планов плавно перетекли на местечковый уровень. Не ко времени всплыли экзамены, которыми только и делали, что запугивали. Потом нарисовался образ ледяной королевы: её странные откровения и внезапное исчезновение. Может не было никакого третьего участника. Может я видел лишь проекцию собственного сознания, притворившуюся Володиной? Не зря же во сне девушка имела совсем другое лицо. И этот бред про мертвую Дашку… Я снова забыл про Дашку.

     «Тебе не впервой, Синица», - прозвучал в сознании издевательский голос ведьмы.

     Вот ведь стерва! Раздражение, засевшее глубоко внутри, потребовала выхода наружу. Я наклонился и обжигая ладони холодом слепил снежок. Огляделся в поисках цели… Рядом крутился бездомный пес, поджавший хвост и мечущийся от одного прохожего к другому. Крупная мохнатая цель находилась совсем рядом, с такого расстояния даже неловкий Кузька не промажет. Я размахнулся и… в последнюю секунду передумал, запустив снежком в стену. Засунул озябшие пальцы в карманы и заспешил по занесенной снегом мостовой к дому. Собака-то здесь причем, не она виновата в моих приступах злости.

     Плевать на профессора, на будущее великого открытия и даже на безумную Володину. Дашка – единственное, что меня по-настоящему мучило. Я отчаянно пытался запихнуть её образ в подвалы сознания, но он все лез и лез наружу. Что, если Володина сказала правду? Что если добрая, открытая Дашка была вынуждена умирать в полном одиночестве, запертая в психушке. Каково это, последние годы жизни провести в четырех стенах без окон, мучаясь от боли? А мне даже перезвонить было влом. Да чего там, я банально забыл… Забыл, как забывают о ненужных вещах, выкинутых на свалку. Рыжую сучку Ольку до конца своих дней запомню, а пухлая Дашка давно вычеркнута из списков важного.

     В сознании возникла обстановка палаты из сна: розовое покрывало и плюшевый ежик, купленный за копейки. Выходит, Дашка думала обо мне, о нас. Последние годы только и жила этими воспоминаниями, если верить ведьме. До чего же хреново…

     - Кит!

     Неизлечимое генетическое заболевание… Геном человека расшифровали еще в начале двадцать первого века, а толку-то. Если до сих пор не сообразили, что с этим набором делать.

     - Синица, тормозни!

     Я вздрогнул от неожиданности. Поначалу решил, что послышалось, будто порывы холодного ветра сложились в знакомые звуки. Но нет – вот она, стоит во всей красе: ледяная королева двенадцатого класса, её величество Марина Володина. На голове знакомая белая шапочка с помпончиками, столь же белоснежный шарф, обмотанный поверх теплого пальто, на ногах высокие сапожки. Девушка хлопнула дверцей такси, и решительно зашагал в мою сторону.

     - Уроки закончились час назад, где тебя носит, Синицын? Я устала ждать в машине.

     - Ждать? – я растерялся от такого напора и даже малясь струхнул. Оказаться застигнутым врасплох во дворе собственного дома… В фантазиях наша встреча выглядела несколько иначе. Напуганная Володина и грозный Никита Синицын, загоняющий ведьму в угол железными аргументами. Ей некуда было отступать, слишком многое всплыло наружу. А раз так, раз так… Что делать дальше, признаться, не придумал. Кроме банального ответа, чтобы завязала со своими манипуляциями и отстала от класса, на ум ничего не приходило.

     Похрустывая снежком, Володина подошла и остановилась напротив. Аккуратный макияж, чистая без следов угрей кожа, идеальные черты лица - в девушке не было ничего от той самой ведьмы, что видел во сне. Вполне нормальные человеческие глаза, лишенные безумного блеска. И рот, демонстрирующий улыбку - совсем легкую, чтобы не приведи боги не показать проблему с лицевым нервом.

     - Чему так удивлен, Синицын? Или думал, я уеду, не попрощавшись?

     - Уедешь? – я был настолько шокирован её внезапным появлением, что все, на что был способен, лишь повторить ранее сказанное.

     - Улечу вечерним рейсом, - девушка подняла руку и посмотрела на часы. – Ну вот, пожалуйста, времени в притык, - пожаловалась она. - Вместо того, чтобы собирать вещи, я здесь с тобою болтаю.

     - А как же школа, как же экзамены?!

     Вместо ответа Володина фыркнула: громко, по лошадиному – так, как никогда бы себе не позволила ледяная королева. А вот психованная девка из сна вполне пожалуйста.

     - Моя блядунья-мамаша оказала великую услугу человечеству, сдохнув. Оставила после себя кучу наследства. Тут еще папаша-миллиардер на подходе, так что о моем будущем можешь не волноваться.

     - Сдохла?

     - Да, сдохла.

     - Ты её убила?

     - Раньше хотела, - неожиданно легко призналась девушка, - но мамаша вовремя подсуетилась, закрыв меня в психушке.

     - Правильно сделала.

     - Заткнись, Синица, - палец, обтянутый черной перчаткой, ткнул меня в груди. – Ты нихера не знаешь!

     - Я знаю, что ты подожгла дом вместе с родной матерью.

     - Да? - брови девушки поднялись вверх. - Откуда? А впрочем, неважно. Благодаря тому происшествию я обзавелась смазливой мордашкой и полезными знакомствами.

     - С профессором Гладышевым?

     - В том числе.

     - Которого ты убила.

     - Я и убила?! Да что ты такое говоришь - искренне возмутилась Марина. – Он был живой, когда я уходила.

     - Убивать можно по-разному, ты же сама говорила. Можно ножом брюхо вспороть, а можно напоить коньяком до бессознательного состояния. Бросить тлеющую сигару на ковер и смыться.

     - До бессознательного состояния..., - розовый язычок издал странный цокающий звук, словно оценивал на вкус каждое произнесенное слово. - А я ведь предупреждала профессора: чрезмерное употребление крепких напитков до добра не доведёт. Нельзя столько пить на ночь глядя, да еще и вместе с таблетками от давления, - девушка притворно вздохнула. - Очень жаль, умер в самом расцвете творческих сил.

     Жаль ей, как же. Это стерва даже не думала скрывать своих истинных чувств.

     - Профессор умер не от спиртного, а от огня.

     - Не знаю, к чему ты клонишь, Синицын. У правоохранительных органов к моей скромной персоне вопросов не возникло. Несчастный случай: упавшая на пол сигарета, вспыхнувшая занавеска. Кроме того, - она сделал небольшой шажок навстречу. Приблизила лицо и горячо зашептала в ухо: - ты должен быть мне благодарен. Ты и твой безногий друг-уборщик. Вместе с профессором сгорели все материалы по проекту Нидра.

     - Что за проект?

     - Синица, не включай тупого. Все ты прекрасно понимаешь. Профессор никому не доверял, и поэтому хранил данные в собственном кабинете: в бумагах и на жестком диске ноутбука, лишенном выхода в сеть. Столько часов работы сгорело в одночасье, какая жалость.

     Я открыл рот и тот же захлопнул, не в силах ничего произнести. Это что же получается, эксперимент закончен? Великое открытие погибло от рук сумасшедшей девчонки?

     Кожаная перчатка коснулась моей щеки, и я вздрогнул от неожиданности.

     - Посмотрите, кто расстроился, кто бровки нахмурил… Синица, какой же ты еще дурачок. Я тебе жизнь спасла.

     - Ты убила профессора, единственного человека, способного сделать величайшее открытие века. Мы… мы могли бы.

     - Мы? Ты сказал мы? - девушка засмеялась, искривив рот в уродливой улыбке. – Никаких «мы», Синицын. Для профессора существовало только «Я». Засиять в лучах собственной славы и не важно какой ценой – вот его мечта. Ради этого он готов был пойти на всё: закрывал здоровых людей в клинике, пичкал их лекарствами, засовывал в капсулы, превращая в безумцев.

     - Не верю… Все что ты говоришь, бред.

     - Тебе нужны доказательства, Синицын? Тогда открой глаза, посмотри внимательно.

     - Куда?

     - На меня! На меня смотри, Синицын! Что ты видишь?

     - Спятившую девчонку.

     В этот раз улыбка у Володиной вышла красивой. Может потому, что не было в ней ничего веселого.

     - Я не безумная.

     - Расскажи об этом парню, которому проткнула живот. В каком это случилось классе? В шестом?

     - Значит раскопал …

     - Зачем ты его ножом ударила?

     - Это были ножницы, Синицын. Обыкновенные ножницы, которые стащила на перемене из стола учителя.

     - Нож, ножницы – да какая хрен разница? Ты едва не убила пацана.

     - Этот ублюдок доставал меня.

     - А лучше аргумента придумать не смогла? Если бы я начал резать всех, кто достает.

     - У тебя кишка тонка, Синицын.

     После подобного заявления я не сразу нашелся, что ответить. Наверное, со стороны мы выглядели влюбленной парочкой: краснеющий парень и милая девушка в белой шапочке с помпончиками. Только краснел я отнюдь не от смущения. В крови кипел адреналиновый коктейль из злости и страха. Улыбающаяся напротив красавица щебетала не о пустяках, как было положено её сверстницам, а о решимости убивать. Имея за спиной как минимум один обгоревший труп.

     - Скажи, а мать тебя тоже раздражала? Поэтому ты решила её сжечь вместе с домом?

     - Блядь заслужила.

     - Мариночка, у меня для тебя новость - ты больна. Не одному здоровому человеку не придёт в голову решать проблемы подобным образом.

     Послышался веселый смех и крики - мимо пронеслась стая малышни, таща на санках разодетого карапуза. Тот все норовил завалиться на бок и, если бы не капюшон в цепких руках девчонки, бегущей попятам, непременно бы это сделал. Среагировав на шум, ледяная королева повернула голову. А ведь у них много общего: у той ведьмы из сна и Володиной из реальности. Угадывалась схожесть черт, разве что нос у последний ну уж слишком идеален: выпрямилась горбинка, исчезли широкие крылья. Она и до пластической операции была красавицей, а уж после...

     - Что на счет твоего дружка, Синица?

     - Какого дружка? – я настолько увлекся игрой «найди отличия», что не сразу уловил смысл вопроса.

     - Уборщика… Он ведь тоже больной? Он тоже убивал.

     - Тоже мне сравнила. Василий Иванович солдат.

     - Ты хотел сказать, наёмник.

     - Какая разница?

     - Большая, Синица… Если тебя послушать, то убивать за деньги – это нормально, а убивать из необходимости сразу клиника.

     - Красиво вывернулась, Мариночка, браво. А теперь скажи, зачем понадобилось поджигать родную мать? Какая в том была необходимость? Она заставляла рано возвращаться домой, мешала встречаться с парнями?

     - Угадал, Синица, только с точностью наоборот. Я была трудным подростком – прицепом из прошлого, мешающим наслаждаться жизнью. Мамаша хотела блядовать, а я вечно крутилась под ногами, создавая проблемы - малолетка-преступница с расшатанной психикой. Именно поэтому она решила сплавить меня в психушку. Главное, побольше забашлять. Профессору ведь так были нужны деньги, а еще ему был нужен биологический материал, - девушка уставилась на меня. - Ну, чего ты молчишь, Синица? Скажи что-нибудь про великого ученого и про его грандиозное открытие. Хочешь узнать, как оно получилось? Пьяный профессор ошибся, выкрутив датчик напряжения на максимум. Мои мозги едва не поджарились от электромагнитного импульса, только кого это заботит? Илья Анатольевич плясал на радостях, когда удалось наладить контакт с сознанием уборщика. Он даже трахнул меня от переизбытка эмоций: в жопу, как и любил. А знаешь, почему именно в задницу? Потому что другая дырка ничего не чувствует – полная атрофия. Я веду себя как бревно в постели, а от анала дергаюсь. Только не от удовольствия, от боли. Профессору было плевать на крики, на кал, вытекающий вперемешку с кровью. Ему были нужны чужие эмоции, и он умел их получать в полной мере. Как тебе такое положение дел, Синицын? Достаточный повод, чтобы убить?

     - Не понимаю… зачем ты все это терпела? Могла бы пожаловаться.

     - Кому? Маме, отправившей в психушку или папе, у которого новая семья и которому насрать?

     - Но есть же социальные службы, есть форумы, есть сайты…

     - Не смеши, Синицын. Слово сумасшедшей девчонки против слова маститого ученого с крышей из министерств и ведомств. Как ты думаешь, кому поверят? То-то же.

     - Все равно не понимаю. Как ты оказалась здесь, в нашей школе?

     - Мы заключили с профессором договор: я отдаю свое тело для опытов и утех, а взамен получаю вас.

     - Нас?

     - Весь ваш класс.

     - Не понимаю.

     - Синицын, не тупи – все элементарно. Министерство образования подкинуло профессору калым в виде разработки новой методики. Предоставило на выбор сотню школ по стране. Мне пришлось сильно постараться, чтобы убедить его выбрать нужную.

     - Ради мести?

     - А чем не основание?

     - Ты подставляла свой зад, позволяя трахать и устраивать эксперименты ради мести? Из-за обид, нанесенных шесть лет назад глупыми подростками? Даже не тебе самой, а другой девчонке?

     - Она была не просто другая. Ты это знаешь.

     - Да, знаю! А еще я знаю, что она никогда бы не одобрила планов мести. Что ты хотела с нами сделать: вывезти на турбазу, закрыть в домике и поджечь?

     От холодного взгляда Володиной стало нехорошо. Я вдруг понял, что все это время левая рука девушки находилась в кармане. Пришла попрощаться… Пресс напрягся, а кишки сжались в предчувствии неминуемого удара. Сейчас нож мелькнет в воздухе и острое лезвие вспорет живот. Или полоснет по горлу, чтобы наверняка. Но вместо этого я услышал:

     - Прощай, Синицын.

     - Подожди… Ты уходишь? А как же грандиозные планы мести?

     - Все в прошлом.

     - Но почему?

     - Не почему, а когда, Синицын... Ты никогда не умел правильно формулировать вопросы. Все изменилось сегодняшней ночью.

     - Не понимаю.

     - А тебе и не нужно понимать.

     Девушка сделала шажок вперед и вдруг прижалась ко мне всем телом. Я почувствовал аромат духов, ощутил теплое дыхание на коже. Мягкие губы коснулись щеки, осторожно поцеловали.

     - Просили передать, - произнесла она, и развернувшись, зашагала в сторону такси.

     Секунд пять я стоял, ошеломленный. А потом прокричал:

     - Кто просил?! Где?!

     Прозвучавшие вопросы так и остались без ответа. Моргнув на прощанье фарами, такси скрылось за поворотом.

     Валяясь на деревянном полу, я медленно приходил в себя. Отбитая скула горела огнем. Спасибо Доку, что ничего не сломал, хотя мог бы. Удар у него поставлен, что надо, как у профессионального боксера.

     Да уж… спасибо.

     Первым включился слух и тут же известил о присутствии постороннего. Доски пола жалобно поскрипывали под весом чужого тела: неизвестный ходил по комнате, шуршал бумагами, возился с оружием.

     Потом заработало обоняние, и я почувствовал запах машинного масла вперемешку с сырой древесиной. А еще тяжелый металлический привкус во рту. Ну оно и не удивительно: Док хорошо приложился, как говориться, от души.

     В самом конце активизировалось зрение. Я уже знал, кого увижу, когда открою глаза. То, как он «набивал» магазин: два щелчка - пауза, снова два щелчка. Своеобразный ритуал или медитация, помогающая привести мысли в порядок. Как он выдавал задумчивое «у-у-м», когда возился с документами или читал книгу.

     Мы слишком много времени провели вместе. Одна большая семья, успевшая за долгие годы службы приесться до оскомины, до нервной чесотки. И сильно скучающая друг по другу, когда наконец удалось разойтись. Особенно не хватало тех, кого нет в живых.

     Я никогда не рассказывал мужикам, что первые полгода на гражданке слышал Боцмана. Тихое бормотание на кухне, отдельные фразы, порою звучавшие столь отчетливо, что приходилось оглядываться через плечо. Это не были «глюки» в привычном понимании слова, скорее слуховая привычка. Я даже специальную книгу прочел по данному поводу, когда думал, что схожу с ума. Оказывается фонемы - вполне распространённое явление в обыденной жизни. К примеру, взять поезд Москва-Владивосток, когда шесть дней добираешься до побережья Тихого океана, а потом сутки в ушах слушаешь ритмичный перестук «ту-дум… ту-дум». Всего лишь шесть дней… Мы с Боцманом одну лямку десять лет тянули.

     - Чай будешь? – голос командира прозвучал буднично, как миллионы раз до этого. Словно лежим вповалку в палатке, а за брезентом холодная африканская ночь. Док всегда вставал раньше остальных: проверял патрули и заваривал первую порцию чая или если повезет - кофе. Крайне дефицитный продукт в суровых полевых условиях.

     - Чего молчишь, Василий? Что смотришь на меня, как Ленин на буржуазию.

     - Прикажешь в десна целовать?

     Слова давались с превеликим трудом. Челюсть болела, а само тело лежало в неудобной позе, уткнувшись мордой в деревянный настил.

     - Приказать? – бывший командир невесело ухмыльнулся. - Я не могу ничего приказывать, Василий. Ты теперь сам по себе… Так как на счет чайку?

     - Горячий?

     - Кипяток.

     - Тогда в жопу себе засунь, вместе с кружкой.

     Док не стал вступать в бессмысленную дискуссию. Лишь отложил в сторону пистолет и уставился на поверхность столешницы. Мне снизу было не разглядеть, что там у него лежит. Только край граненного стакана с поднимающимися вверх клубами пара.

     Куда это меня занесло? Кручу шеей, в попытках осмотреться.

     Простая комнатка из тех, что ожидаешь увидеть на турбазе. Не заброшенная под снос, а явно ухоженная, с недавно обработанными стенами. Пахучие пары лака до сих пор не выветрились до конца. Кругом сплошное дерево, даже редкая мебель вроде стола и стульев и та из древесины. Из пластика лишь оконные рамы и подоконники, настолько куцые, что на них толком ничего не поставишь. Разве что рацию, и дешевый китайский фонарик. Внизу белели пластины алюминиевой батареи с двумя красными вентилями - радиаторы старого образца. В магазинах их еще называли итальянскими, хотя производили под Воронежем. Почему именно так, оставалось загадкой. Как и то, где я нахожусь. То, что турбаза - не вызывало сомнений, но вот какая? Их вокруг города развелось превеликое множество, словно грибов после дождей.

     Подмятое плечо затекло, заболел скрюченный от неудобный позы позвоночник. Я оттолкнулся рукой от пола и перекатился на спину. Переводя дыхание, уставился в потолок. Странно, никаких наручников или веревки. Пришлось поднести ладони к глазам, чтобы лишний раз убедиться - не связан.

     - Куда ты денешься, Василий.

     Мои действия не ускользнули от внимания Дока.

     - И правда, зачем связывать… У кого ствол тот и прав.

     - Причем тут оружие, - бывший командир усмехнулся и кивнул в сторону двери. Прямо возле порога лежали отстегнутые протезы. Ну да, вполне логично - куда я без ног. Даже если решу напасть, до противника сначала нужно будет доползти. А потом укусить за лодыжку или до чего там смогу дотянуться.

     - Зря злишься, Василий. Ничего плохого тебе не грозит.

     - Ты это Дяди Федору скажи.

     Док недовольно поморщился.

     - У Феди прирожденный талант оказываться не в том месте, не в то время. Парню просто не повезло.

     - Мог бы отправить восвояси.

     - А я что по-твоему пытался сделать?! Полчаса бился, но Мамон же у нас такой правильный, заладил свое: «нельзя на одном снегоходе в патруль отправляться, не положено». И вы в один голос поддержали. Тоже мне, бл..ть, принципиальные!

     Завелся с пол-оборота, что было не характерно для всегда выдержанного и спокойного Дока. Повысил голос, до белых костяшек стиснув пальцы. Однако бить кулаком по столу не стал, как это было принято у персон экзальтированных. Лишь поиграл желваками и умолк.

     - Красиво у тебя получается, командир: все вокруг в говне, один ты в белом. Только кто же виноват? Кто на спусковой крючок нажал?

     Кулак распрямился, а пальцы нервно стиснули коленку.

     - Никто не виноват, - глухо произнес он, - жизнь такая.

     - Не-е, командир… Это не жизнь такая, это ты такой.

     - Легко тебе рассуждать, Василий. Ты от реальной жизни давно отказался, сбежал и закрылся в четырех стенах, доживать отведенный век. Что у тебя есть? Чайник на плите и дроны-уборщики в школе? Ах да, ты же еще женится собрался. Надумал себе невесть что, - тут Док не выдержал и повернулся. Оперся локтями о колени и уставился на меня долгим внимательным взглядом, сверху-вниз. – Старого пса новым приемам не обучить. Какой из тебя жених, Васютка? У тебя же на роду написано, бобылем умереть.

     - Не тебе решать.

     - А кому, богу? – Док засмеялся, но как-то уж совсем невесело. Провел ладонью по гладкому подбородку, и не отыскав привычной бороды, опустил руку. – Был я там, по ту сторону, и могу с уверенностью сказать, что нет никакого бога. Может и был когда-то давно, а теперь умер.

     - Когда это ты успел?

     - Помнишь, пару лет назад меня в больницу увезли с коликами в животе. Вернее, это я вам так сказал, что подозрение на аппендицит, а у самого то ли тромб оторвался, то ли бляшка. Короче, еле-еле спасли, чудом вытащили с того света. Месяц провалялся в коме, не приходя в сознание. И знаешь, что я там увидел – ничего, черную пустоту… Послесмертие - величайшая ложь, придуманная человечеством. Обманка, чтобы держать послушное стадо в узде. И нет никакой надежды на вторую жизнь. Единственный шанс, который у нас остался – это здесь и сейчас, хватать что сможешь и наслаждаться тем, что есть. Другого не дано, понимаешь? Мне уже сорок пять, и сколько еще протяну? Сколько смогу трахать баб и бухать, не заботясь о высоком давлении? Нахер эту Москву, нахер этот паршивый, склочный муравейник – уеду на Бора-Бора и буду кайфовать, пока здоровье позволит.

     - Молодую жену возьмешь?

     - Возьму, а надоест, дам пендаль под сраку и переключусь на приезжих дам или местных аборигенок. Чем не жизнь, лежать в тени бунгало и потягивать запотевший коктейль из трубочки.

     - Поэтому тебе деньги нужны? Решил на старости лет махнуть на острова в Тихом океане? Тебе что, в Москве баб мало или потянуло на экзотику, чтобы непременно с видом на лазурный океан? В другом месте коктейльчики не пьются, и писька не встает?

     - Не понимаешь.

     - Не понимаю, - признался я. – Вся эта любовь к тяжелой литературе на привале: Ницше, Фрейд, Кант. Религиозные трактаты и разговоры о вечном: о Боге, о поисках смысла… Как же раньше не догадался, тебя уже тогда накрывало. С мужиками всё шутили – говорили, что командир единственный, кого пустыня не коснулась. Самый нормальный из нас вернулся: обженился с молодой и красивой, бизнес в столице завел. А оно вон как выходит – иссушил тебя черный континент до самого нутра. Долго же ты своего бога искал.

     Командир попытался рассмеяться и снова вышло хреново: не смех, а жалкое подобие.

     - Чем ты слушаешь, Василий? Я же сказал, что бога нет.

     - Не-а, командир – он для каждого существует, только под разными именами. Своему ты служишь неистово: покланяешься и даже жертвы приносишь. Твой бог - это малолетние девчонки, алкоголь и красивые виды на фоне. Ради них ты готов предавать и убивать. А впрочем, ничего нового… Сломался ты командир, давно сломался. Вот и заполнил пустоту самым простым из имеющихся способов. Сколько за меня обещали заплатить? Миллион?

     - На безбедную старость хватит, - уклонился от ответа Док.

     - Кто они? Центр Синавского, профессор Гладышев?

     - Не важно.

     - Спецслужбы, военные, криминал?

     - Говорю же, не важно. Ты все равно о них ничего не знаешь.

     - А противник на базе?

     - Ты про тех залетных уголовников на черных снегоходах? Дело случая, что на них наткнулись, ну или удачи. Не пришлось ничего выдумывать.

     Док был прав. Что мужики увидят, когда прибудут на заброшенную лыжную базу? Тела трех убитых бандитов и остывший труп Дяди Федора, так и не допившего свой чай с лимоном. Конечно же нас с командиром будут искать, и не найдут. Был бы Сэмпай, он бы смог прочитать по следам: увидеть подозрительное в отпечатках на полу, на снеге. Но Ваня-якут куда-то снова запропастился, а из оставшихся парней следопыты, как из меня балерина. Не будут они ничего выдумывать, когда картина произошедшего на лицо: трупы уголовников, и Дядя Федор, застреленный из дешевого китайского пистолета. Василия Ивановича с Доком запишут в пропавшие без вести, с робкой надеждой отыскать по весне с первыми подснежниками. Только долго ждать не придется. Спустя месяц объявится Док, с какой-нибудь удобоваримой легендой про плен. Про то, как смог сбежать, обманув нерасторопных тюремщиков, а безногий Василий Иванович остался гнить в подвале безымянного поселка, затерянного в горах Кавказа. Или не будет ничего выдумывать, а сразу махнет на Бора-Бора, прихватив молоденькую жену.

     Прав командир, упомянув про удачу. Свидетелей нет, но даже если бы были, никому и в голову не придет подозревать Дока. Человека, умудрившегося из людей сугубо гражданских, сколотить военный отряд. На протяжении десяти лет поддерживающего железную дисциплину и решениями своими не единожды спасавшего жизни подчиненных. Если бы не тот нелепый случай в Полокване, общие потери ЧВК Корсаков за все время существования не превысили и десяти процентов. Рекорд среди отрядов «Могучей кучки».

     «Минимизация рисков» - таков был девиз нашего командира, экономиста по образованию. А еще он любил повторять, что мертвецам деньги не нужны, поэтому часто отказывался от выгодных контрактов, суливших баснословные барыши. Был ярым противником опасных операций и рискованных рейдов. Сам в них никогда не ходил и другим запрещал. Твердил постоянно, что жизнь – самое ценное.

     Кто же мог подумать, что спустя годы командир собственноручно пристрелит одного подчиненного, а другого сдаст на опыты, в качестве лабораторной мыши. Все из-за проклятых бумажек Центробанка, из-за нового тихоокеанского божка, имя которому Бора-Бора.

     - Что умолк, Василий?

     - А о чем говорить?

     - Например о будущем.

     Я ухмыльнулся и тут же поморщился. Отбитая скула отозвалась ноющей болью.

     - И какое будущее меня ждет?

     - Хорошее. Особенно если сравнить с твоим нынешним существование. Что у тебя есть, халупа на окраине города и работенка уборщиком в школе с несбыточной надеждой заработать на новые протезы?

     - Все лучше, чем в клетке.

     - Не будет никакой клетки. Я с людьми цивилизованными договорился, заинтересованными в деловом сотрудничестве.

     - Спасибо тебе, благодетель. Дай только в ножки поклонюсь.

     - Не юродствуй, Василий. Не все так плохо, как выглядит на первый взгляд. Если мозги включишь, то даже выгоду сможешь извлечь, не говоря уж о свободе. Мы с тобой еще коктейль под пальмами выпьем, вспоминая старые деньки.

     Сука… Будет тебе коктейль под пальмами за Федю. Собственными руками придушу гниду, дай только добраться.

     Пульс застучал в ушах – пришлось срочно успокаиваться, приводя дыхание в порядок. Ни к чему сейчас эмоции, лишнее. Прав командир, надо включать мозги и думать… Даже из безвыходной ситуации есть шанс выбраться, пускай и небольшой, как у той мышки из сказки, что упала в кувшин с молоком. Только вот у грызуна имелись лапы, чтобы взбить молоко до состояния масла, а я без протезов далеко не уйду.

     Думай, Василий… думай.

     - Слышь, Док, а многое ты успел рассказать этим своим… цивилизованным?

     Командир, погрузившийся в чистку оружия, отвлекся. Посмотрел в мою сторону и нехотя произнес:

     - Достаточно, чтобы заинтересовать.

     - Но недостаточно, чтобы выйти на меня самостоятельно?

     - Ты хочешь спросить о том, знают ли они подробности о твоей личности? Нет, не знают: ни фамилии, ни имени, ни как выглядишь, ни где живешь. И не узнают до тех пор, пока не поступит первый платеж. Сначала деньги, потом товар – таковы законы рынка.

     - Малого тоже сдал?

     - Какого Малого? Пацана твоего? Не переживай, им и тебя за глаза хватит. Передам с рук на руки, а дальше уж сами разбирайтесь - понадобятся дополнительные люди для опытов или нет.

     - Да ты прям вылитый Понтий Пилат. Тот тоже умел ловко руки умывать.

     - Я может и Пилат, Василий, только ты далеко не Христос. Поэтому заканчивай с дурацкими аналогиями, лучше чайку…

     Договорить командиру не дали. На узком подоконнике сработала рация. Захрипела, выдав в эфир знакомое:

     - Валдай, ответьте.

     И здесь Валдай… Неужели у командира не хватило мозгов использовать другой позывной. Я посмотрел на Дока, и понял, что творится неладное. Тот аж лицом посерел.

     - Токко Валдаю, прием.

     Токко или точнее Большое Токко – одно из красивейших озер Якутии, расположенное на Алданском нагорье. Сэмпай в свое время устроил экскурсию по заповедным местам, показав дикие места родного края, куда не каждое животное доберётся, не то что человек. Огромный край, изрезанный лентами рек и насыщенный озерами, настолько многочисленными, что голубой стране Суоми даже и не снилось. Поэтому, когда в качестве позывных решили использовать крупные водоемы страны, я не стал биться за Байкал или Ильмень, а взял безумно красивое, окруженное горами название – Бустах.

     Ваня же всем сердцем любил Лабынкыр - мистическое озеро, расположенное в заброшенном всеми богами крае. Именно там он увидел огромное чудище, прозванное местными жителями «чертом», и именно там поймал свою первую рыбу. Увы, в качестве позывного слово не годилось: уж слишком много труднопроизносимых звуков в нем было, замучаешься «ыгыкать» по рации. А еще его требовалось запомнить, что для того же Феди было сродни мукам. Поэтому недолго думая, сошлись на коротком и звучном Токко.

     - Токко Валдаю, как слышно!

     Это не могло быть ошибкой. Сквозь хрип частоты доносился голос Сэмпая. Но как?! У командира на лице читался точно такой же вопрос. Он уставился на меня, словно я знал ответ, а после посмотрел в окно. На фоне темнеющего неба густо валил снег. Белые хлопья медленно и неторопливо опускались на землю. Им не было никакого дела до «человеков», до их мелких проблем и уж конечно они не собирались разгадывать за нас загадки.

     - Прием! Как слы…, - рация захлебнулась и умолкла. Секунда… вторая, погруженная в тишину деревянного домика. Время словно застыло, завязло в неторопливом танце снежинок. Застыл и граненый стакан в пальцах командира. Недопитый чай с плавающей на поверхности долькой лимона вдруг задрожал, пошел волнами. Рука дернулась и стакан с грохотом опустился на стол, брызнув темными каплями в разные стороны. Лопнула струна напряжения…

     Схватив пистолет со стола, Док вскочил на ноги. Пружинистой походкой подошел к окну и остановился. Ладонь, потянувшаяся было к рации, замерла на полпути… Он понял это в ту же секунду, что и я. И успел бы отпрыгнуть или спрятаться, присев за окном, но отчего-то не стал. Лишь посмотрел в темнеющее за окном небо.

     Затрещало толстое стекло в оконной раме. Тяжелая пуля, пробив на вылет череп Дока, с глухим стуком впилась в стену. Голову запрокинуло от выстрела, и беспомощное тело завалилось назад. Уставилось в потолок пустым, ничего не выражающим взглядом. Я зачем-то посмотрел в окно, словно ожидая увидеть там Сэмпая. Но нет, Ваня далеко - на расстоянии выстрела снайперской винтовки. Лежит, укрытый еловыми ветками и присыпанный сверху снегом. А может сидит или висит, с Вани станется.

     Неожиданно ожила рация:

     - Токко Бустаху – прием!

     Пауза… и вновь динамик захрипел знакомым голосом:

     - Токко Бустаху… турбаза Солнечная. Расположена в пятидесяти километрах юго-восточнее Города. До Лесного шоссе строго на запад девять километров. Выбраться возможно только на снегоходах. Повторяю, на снегоходах. …от дома на север большое административное здание… найти под навесом, пять штук.

     Турбаза Солнечная - знакомое название. Солнечная-Солнечная… Нет, бесполезно - этих Солнечных по всей стране миллионы, начиная от остановок и автозаправок, и заканчивая целыми городами. Может и бывал здесь когда-то давно, как и на сотне других турбаз до этого. Слишком обычное слово, памяти даже зацепиться не за что.

     - … периметре обнаружено шестнадцать целей. Срочно уходить... Повторяю, срочно уходить.

     Разродившись прощальным треском, рация заглохла.

     Да понял я, Ваня… понял. Не Рэмбо мы с тобой, чтобы целую турбазу зачищать. Вот только с «уходить» могут возникнуть проблемы.

     Приподнявшись на локтях, я пополз в сторону валяющихся у порога протезов. По пути наткнулся на труп. Вытащил пахнущий смазкой Грач из окоченевших пальцев и засунул за пояс. Недолго думая, закрыл глаза мертвецу - спи спокойно, командир. Проклятая пустыня всех нас доконала, выжгла изнутри. Кто же знал, что тебя больше остальных.

     

     С застежками провозился минут десять. Обыкновенно времени уходило куда меньше, но пальцы не гнулись, работали плохо и координация была ни к черту. Удары по голове не проходят бесследно.

     Внутри периодически позвякивал тревожный колокольчик и тогда я замирал, прислушиваясь. Мерно тикали настенные часы. Ветер протяжно задувал сквозь круглое отверстие в стекле. Окно оказалось на удивление крепким: не разбилось от выстрела на многочисленные осколки, а лишь пошло ломанными трещинами. Должно быть хороший вид имело с улицы, приметный. И почему до сих пор никто не обратил внимание?

     Последний вопрос отпал сам собою, стоило открыть дверь и переступить через порог. Небольшая турбаза в лесной глуши, куда летом доберется не каждый, что уж говорить про зимнее ненастье. Сугробов намело по пояс, и даже по недавно вычищенным дорожкам тяжело было передвигаться.

     Короткая улица - несколько домов выстроились в ряд, друг напротив друга. Беглый осмотр показал отсутствие людей. Но это не значит, что за периметром не наблюдают. Взять хотя бы те две камеры, что висят на фонарных столбах. Очень возможно, что охрана сидит в теплых домах, а картинка транслируется по мониторам.

     Я прикинул зону покрытия. Одна камера была направленна на выезд из турбазы, нынче отсутствующий по причине плохих погодных условий. Ну и пускай – туда нам не «надь». Вторая смотрела прямиком на административное здание, точнее на широкий вход с крыльцом. А вот это плохо, очень плохо. Хрен поймешь, попадает в обзор только дом или еще «цепляются» снегоходы, расположенные под навесом. Стоят, накрытые брезентом красавцы, ждут своего часа. Мне бы только добраться до вас.

     Я прошелся вдоль стены, оставаясь в густой тени домика. Остановился, прислушиваясь. До ушей долетели отрывочные звуки музыки. На первом этаже центрального здания ярко горели окна: двигались тени, звучали голоса. Гуляют они там что ли? Стоит любому выглянуть наружу и все дорожки будут как на ладони. А Василию Ивановичу по ним еще сто метров бежать, точнее ползти, учитывая скорость калечного тела.

     Точно, ползти! И как сразу не докумекал. Если уткнусь мордой в снег, то окажусь вне зоны видимости не только камер, но и случайных зрителей в доме. Высокие сугробы скрывали все, что находилось ниже пояса, образовав снежную траншею.

     Ну что, Василий Иванович, вперед по пластунский. Стометровка не самая длинная дистанцией, которую приходилось преодолевать лежа на пузе. Правда, и с ногами тогда был полный порядок, но то мелочи, то ерунда…

     Натянув вязаные перчатки, и поправив шапку, я взялся задело. Настолько лихо прополз до поворота, что сам испугался. Проверил протезы - те оказались на месте, ни один не отстегнулся. Заодно вытер сопли, успевшие натечь из носа. Мазнул холодным по лицу. Некогда мягкие шерстяные перчатки превратились в два комка подмерзшего снега, как в далеком детстве, когда до позднего вечера лепили крепость во дворе. Со своими ходами и лазами, с башенками наверху, чтобы потом пришли два старшака и все разломали.

     Из плена воспоминаний вырвал внезапный звук. Натужно скрипнула дверь или сосна под весом выпавшего снега. А может просто померещилось. Я приподнял голову и осмотрелся. Больше половины пути пройдено, отсюда до снегоходов рукой подать, как и до крыльца большого дома. Окон первого этажа не видно, они скрыты высокими сугробами. Лишь ровная полоска электрического света ложится на снег.

     До ушей долетели звуки музыки, перемежаемые выкриками и громким смехом. Я перевернулся на спину, пытаясь поправить сбившуюся под курткой одежду. Дернул край свитера, задравшегося выше пупа… и вдруг заметил тлеющий огонек на балконе второго этажа. Чужая рука держала сигарету, облокотившись о поручни. В темноту неба поднимались белые клубы то ли сигаретного дыма, то ли пара изо рта, а может всего вместе. Смолящий в ночи никуда не спешил, явно наслаждаясь морозной погодой. Чтобы заметить лежащего на снегу человека, ему стоило лишь перегнуться через ограждения и посмотреть вниз.

     Пальцы сами собой потянули за собачку. Та послушно заскользила, сбивая с молнии налипший снег. Осталось извлечь Грач наружу и молиться всем богам, чтобы любитель покурить не превратился в случайного свидетеля бегства. Ну же, мужик, не тормози! На балконе холодно, вернись скорее в тепло, к своим, где хорошо и где слушают веселую музыку.

     Перчатка, превратившаяся в замерзший ком, ни в какую не хотела лезть за пазуху. Стянув её зубами, я наконец смог попасть во внутренний карман и вытащить пистолет. Щелкнул предохранителем и посмотрел наверх.

      Здравствуй, дорогой! Курильщик не внял моим беззвучным просьбам. Он не просто уставился на меня, широко выпучив глаза. Он перегнулся через перила, пытаясь лучше разглядеть валяющееся на снегу тело. И что его так удивило? Пистолет в руках? Я бы на его месте давно дернулся назад, уходя под укрытие бетонной плиты. Заодно заорал бы, извещая округу об опасности. А этот… Курильщик дернулся, но только от пули, угодившей в лицо. И забулькал, беспомощной куклой повиснув на перилах, орошая каплями крови снег внизу.

     Ходу, Василий Иванович… ходу! Перевернувшись на живот, я с прежним усердием заработал локтями, подтягивая тело. Снежная траншея тянулась бесконечно вперед, но я знал, что далеко ползти не придется. Навес - вот он, совсем рядом. В виде листа гофрированного железа над импровизированным гаражом.

     Только бы никому не вздумалось подойти к окну и посмотреть на темное пятно крови, расплывшееся на снегу. Только бы никто не поднялся на второй этаж в поисках пропавшего товарища. Только бы успеть…

     Сэмпай не ошибся, снегоходов оказалось ровно пять. Сэмпай в принципе редко ошибался: и в количестве целей, и в путях отхода. Осталось только понять, как он узнал про планы командира. Может подслушал случайно, а может духи леса нашептали, не знаю… В одном я был уверен точно - сегодня под одной из елей появится плетеный человечек.

     Убедившись, в отсутствии посторонних, выбрался из окопа. Дохромал до крайнего транспортника и скинул брезент. Под ним оказался легкий одноместный снегоход, кричащей оранжевой расцветки. На боку чернела надпись Буран и цифра шестьдесят рядом. Номер модели или мощность в лошадях. Это Мамон мог рассказывать о технике бесконечно: на чем ездят местные егеря и почему не существует снегоходов с модными нынче электродвигателями. Я же знал только, как запускать, и этого было вполне достаточно.

     Ключи зажигания нашлись тут же, в специальном ящичке, подвешенном к столбу. Небольшие цилиндры на пружинном кабеле, размером с мизинец и микрочипом внутри. Это семьдесят лет назад можно было завести транспорт с помощью домофонной таблетки, а теперь в каждом из них запрограммирован индивидуальный код, поэтому на чужом далеко не уедешь. Десяток ключей и какой из них мой? Благо, гадать не пришлось, на каждый была прикреплена бирка с номером.

     Я прошелся вдоль ряда и остановился возле четвертого. Подтаявший снег под полозьями, стальные бока дышат теплом и парами бензина. Да на тебе, парень, катались недавно. Значит и меня вывезешь отсюда. Осталось только решить вопрос с оставшимися снегоходами. Иметь погоню на хвосте не хотелось, поэтому я порезал проводки – те, до которых смог дотянуться, не став разбираться и ломать голову, что к чему ведет. Ремонт займет какое-то время, что по такой погоде большой плюс. Уже через двадцать минут следы будут нечитаемые.

     Садовые ножницы, подвернувшиеся под руку, резали легко и удобно. Я настолько увлекся процессом, что едва не покалечил единственный снегоход, предназначенный к бегству. Соберись, Василий Иванович! Возьми себя в руки!

     Голова соображала на редкость туго. Док фирменным ударом в челюсть сотряс и без того невеликие мозги. Приходилось постоянно останавливаться, и перепроверять себя: ничего не забыл, все сделал? Была одна здравая мысль, промелькнувшая яркой кометой на горизонте сознания. Кажется, очень важная… Но да чего уж теперь, не до рассвета же её искать.

     С трудом перекинув калечную ногу, я уселся в седло. Подергал ручками, вставил ключ зажигания в отверстие, провернул. Железный конь ожил – зашумело бензиновое сердце под капотом, выбрасывая в воздух облачка сизого дыма.

     Ну что, братец - давай, вывози.

     

     Через полчаса езды я понял, что забыл проверить. Уровень бензина в топливном баке - балда!

     Это было настолько очевидно, что хотелось плакать от собственной глупости. Датчики - вот же они, прямо перед глазами. С обозначениями и рисунками для особо тупых. И мигающей красной лампочкой, на которую слишком поздно обратил внимание. Оставалось лишь задрать голову к небу и издать нечленораздельный звук: нечто среднее между воем и стоном уставшего человека.

     Застрял один, посреди темного леса, заваленного снегом. С железяками вместо ног и опилками вместо мозгов. Соберись, Василий Иванович! Отчаиваться рано, слишком рано… Судя по звукам погони не наблюдалось, а это значит еще поживем.

     Хлопнув железного коня по теплому боку, я покинул седло. Оказавшись на земле, моментально провалился в снег по самые шарниры. Сделал первый пробный шаг, второй… Н-да, а вот теперь можно отчаиваться. Километр пройти смогу, может даже полтора, а дальше? А дальше особого выбора не было: или двигаться или верная смерть под открытым небом.

     Достаю из багажника снегохода фонарик, долго копаюсь в инструментах, пытаясь понять, какая из отверток сможет пригодиться. Плоскогубцы, банка с болтами и шурупами, резиновая трубка, два молотка и ни одного топорика. В итоге оставляю все, даже моток веревки с крючком на конце. Ни к чему обременять себя лишним весом и без того с трудом передвигаюсь.

     Луч фонаря выхватывает массив темных кустов и пологий спуск за ними. Туда и бреду, попеременно вытаскивая палки из снега. Одну за одной… одну за одной. И так до бесконечности.

     Когда до кустов остается рукой подать, где-то там внизу, под толстым слоем застревает ботинок. Я дергаю с силой и едва не заваливаюсь в сугроб. Каким-то чудом удается сохранить равновесие. Чудом и выпавшим фонариком из рук. Трачу время и силы на поиски источника света. Тот погас, но после пары плотных ударов по корпусу оживает. Начинает моргать, выхватывая из темноты беспорядочные тени кустов. Отлично, продолжаем путь.

     Шаг, другой… С неимоверным усилием, словно пробиваюсь сквозь густой кисель.

     На глаза попадается ветка, свесившаяся с дерева. Наваливаюсь всем телом, чтобы сломать её. Сухой треск стоит на всю округу. Сверху сыпется снег, острый сучок впивается в ладонь. Еще немного усилий и… лес снова погружается в мертвую тишину. Ствол лишился ветки, а Василий Иванович приобрел самодельный посох. Теперь часть нагрузки можно перенести на сучковатую палку. И плюс триста метров к маршруту, который в состоянии преодолеть.

     Знать бы еще сколько осталось до шоссе с говорящим названием Лесное. Сэмпай говорил про девять километров напрямки. Если учесть те полчаса, что я петлял на снегоходе, объезжая наиболее труднодоступные места, то осталось… Много осталось.

     Еще пару десятков шагов и я останавливаюсь, с трудом переводя дыхание. Оборачиваюсь назад, и вижу траншею взрыхленного снега. А вон и оранжевый бок снегохода виднеется меж кустов. По ощущениям прошел километр, а на деле и сотни метров не наберется.

      «Буду смелой за нас двоих», - звучит в ушах ласковый шепот.

     То-то я страха не чувствую, словно вышел подышать ночным воздухом перед сном. Ничего, Диана Батьковна, мы еще и не из такой задницы выбирались. Осталось только направление не потерять. Задираю голову и вижу вдалеке кусок неба: слегка подрагивающий, трепещущий будто от зарницы. Только какая нафиг гроза посреди зимы. Не закат это, и не рассвет, а огни большого города, подсвечивающие темные облака на расстоянии многих километров. В старину люди ориентировались по звездам, а в нынешний век высоких технологий достаточно знать, в какой стороне находится ближайший мегаполис. Север, все верно… А мне на запад, значит электрическая зарница должна находится по правую руку.

     И р-раз, и два… и р-раз, и два. Первым идет посох, потом правая культя, потом левая. И снова посох… В голове заезженной пластинкой звучит знакомая мелодия:

      «Но я в тысячный раз обрывал провода».

     Откуда еще взялась эта напасть? Вроде никогда не слушал такого.

     В ответ в сознании всплывает образ мертвого тела, повисшего на перилах. За окном, выделяющимся ярким пятном на общем фоне, громко орет музыка:

      «Салют, Вера»!

     Гребаные меломаны. Неудивительно, что звуков выстрела никто из находящихся в доме не услышал. Надеюсь, что и пропажу снегохода обнаружат под утро.

      «Хочешь упасть, я неволить не стану. Хочешь лететь – лети».

     Я бы с радостью полетел, а то ходить никаких сил не осталось. Кто бы крылья дал или на худой конец нормальные ноги.

      «Сам себе кричал – ухожу навсегда».

     Что за странная песня? Кажется, это древней плейлист, еще с советских времен: Кобзон там, или Магомаев.

      «Непонятно как доживал до утра. Салют, Ве…».

     Ух-х… посох резко уходит вниз. Я едва не проваливаюсь следом, снова теряя фонарик. Что здесь, овраг или глубокая яма? Осторожно обхожу опасный участок по периметру, проверяя каждый метр. А если бы налетел с разгона на снегоходе? Даже думать о таком не хочется. Не зря Мамон называл данный вид транспорта одним из самых опасных. Гонять по лесу на снегоходе тоже самое, что прыгать со скалы в незнакомой бухте. Поди знай, что скрывает глубина: острые камни или песчаное дно через полметра.

      «Но я в тысячный раз наступал не туда. Непонятно как доживал до утра… Салют, Вера».

     Какая к черту Вера, меня Диана Батьковна ждет… Она обещала быть смелой за нас двоих, значит я должен быть сильным за троих. А если понадобится, то за четверых и за пятерых. Я обязательно дойду, Диана. Не зря командир говорил, что я упертый как тысяча ослов, а еще везучий, как обезьян. Док, когда меня безногого тащил по саванне, бредящего от жары и коктейля обезболивающих в крови, так и приговаривал:

      - Везучий ты бабуин, Леха. Кого другого от такого взрыва убило бы нахрен, а ты ничего, живой… Только ноги малясь укоротило.

     Командир тогда спас меня, вытащил из горящего огнем Полокване: сначала на закорках, а когда прихватила спину, соорудил самопальный носилки, и уже на них волоком. Три часа до наших добирались. Я из той дороги плохо что запомнил, лишь отрывочные образы и бесконечный бубнеж Дока. Ругался он на меня, на себя, на проклятую пустыню и гребаные обстоятельства. А еще, говорил, что у Бога имеются на меня планы, потому и живой до сих пор. Получается был у командира другой Бог, который не измерялся в количестве «выгулянных» подруг и выпитых коктейлей. Был, а потом умер…

     

     Я старался отмерять расстояние небольшими участками. Так было легче: сначала дойти до того куста, потом до двух сросшихся стволами деревьев. Каждый раз ставить перед собой осязаемую и выполнимую задачу.

     Это подход странным образом работал, ровно до тех пор, пока я не увидел впереди взгорок. И зачем решил на него забраться? Местность захотелось осмотреть, шоссе увидеть, которое в ночи должно светиться, как новогодняя гирлянда на елке?

     По ощущениям поднимался на холм целый час: окончательно потерял фонарик и затратил кучу драгоценных сил лишь для того, чтобы убедиться – кругом темный лес. Это ж сколько еще топать? Вот тебе и салют, Вера…

     Вслед за верой стала покидать надежда выбраться из этого треклятого зимнего леса. Только слабый огонек непонятно чего продолжал тлеть в груди.

      «Но я в тысячный раз…»

     Шаг… и ещё шаг… Неудачно ступаю и заваливаюсь в снег. Без посоха и без одной перчатки, улетевшей следом в темноту. Пытаюсь подняться и только сейчас понимаю, насколько устал. Тело ватное, едва слушается. Колени с трудом гнутся, еще не хватало чтобы шарниры застопорило от мороза. Палку нахожу, она валяется тут же, неподалеку. Поднимаю ее и обнаруживаю перчатку, намертво прилипшую к деревяшке. Хвала небесам - нашлась, а то пальцы скрючило от мороза, пока ползал и вставал.

     Шатаясь, продолжаю бесконечный путь в никуда. Шаг за шагом, в бескрайних просторах белого киселя. Где ты, Лесное шоссе? Покажись…

     В голове зашумело – это организм начал сбоить. Помниться, раньше по молодости мог гулять часами, а когда лишился ног, начались проблемы с давлением. Врачи на жалобы лишь разводили руками, говоря: «а что вы хотите, больной, нарушен большой круг кровообращения. Пейте таблетки и старайтесь меньше уставать».

     Совет замечательный, особенно сейчас, с учетом сложившейся ситуации. Я бы рад прилечь и отдохнуть, да вот только боюсь, подняться уже не смогу.

     Кожа лица ничего не чувствует, как и ноги…. Смешно. Были бы мужики, обязательно посмеялись над шуткой. Особенно Дядя Федор, не упускавший возможности пройтись по моим культяпкам: то носки пришлет на Новый Год, то лазерную терку для пяток, чтобы «значица» не грубели. Простым парнем был Федя и шутки у него были несложные.

     

     Я так и не понял в какой момент оказался лежащим на спине. Вроде бы брел по бесконечной белой пустыне. Впереди мелькала цель в виде пушистой ели и вдруг темные просторы неба раскинулись над головой. Плещутся, бьются о берег, оставляя пену на песке. Нормальном речном песке, грязно-желтой расцветки, а не красно-рыжей, выжженной палящим солнцем саванны. Я закатываю штанины и захожу в прохладную воду. Ощущаю приятное покалывание по коже. Чувствую, как ступни погружаются в мягкий податливый песок. Дно расступается под весом тела, засасывает. Если немного постоять, то и по самую щиколотку можно провалиться. А волны все накатывают, шумят на разные голоса. Есть в этой многоголосице что-то родное, успокаивающее ритм бьющегося сердца.

     Поднимаю голову и любуюсь восходящим над горами солнцем – красота! Покрытые зеленью холмы, простирающиеся с запада на восток. Внизу пробегает серая лента дороги, обозначенная фонарными столбами. Вдоль берега едва различимы силуэты редких домов: днем их не видно, зато ночью горят сотнями светлячков. Давно хотел выбраться на природу, да все заботы и тревоги, закрутила треклятая бытовуха. Спрашивается, и чего раньше не приезжал.

     Вот так бы век стоять и слушать Великую реку. На берегу небольшого острова, поросшего деревьями и травой, затерявшегося среди водных просторов. Смотреть, как солнечный диск поднимается из-за гор, роняя ползущие тени на склоны.

     Возвращаться обратно в город, с его треклятыми волнениями и заботами? Обходиться снова без ног – нет уж, увольте.

     В голове проносится мысль о том, что было бы неплохо написать заявление на увольнение. Директриса, обожающая во всем порядок, будет ругаться. А еще расстроится одна на редкость своенравная и упертая учительница, но она поймет, она обязательно поймет… Закрываю глаза и наслаждаюсь порывами легкого ветра, согретого лучами восходящего солнца. Хорошо…

     - Не думала, что мы встретимся снова, - звучит за спиной чужой голос. Я оборачиваюсь и вижу девушку в легком летнем платье. Совсем молоденькую, может быть даже школьницу, с правильными чертами лица. Не идеальными, а именно что правильными. По отдельности можно придраться к чуть великоватому носу с горбинкой, к губам, складывающимся в кривую линию, к слишком узкому, по-мальчишески заостренному подбородку. Изъянов масса, но все вместе складывается в гармоничную картину, каждый элемент которой на своем месте. Убери какой-нибудь один, сгладь шероховатости и выступающие углы, и произведение разрушится, превратившись в обыкновенную пластмассовую поделку, коих миллионы.

     Гостья была незнакома и одновременно легко узнаваема. Как будто мы виделись мельком, а может даже были знакомы. Другие черты лица плыли, едва угадывались, дрожали миражом в знойной пустыни. Стоило сконцентрироваться на них, обратить внимание и наваждение тут же исчезало.

     - А у тебя здесь красиво, - девушка, сощурившись, посмотрела в сторону лесистых холмов, - большая река, песок. И даже горы имеются, правда небольшие. Что это – Енисей, Амур, а может быть Волга?

     - Разве это имеет значение?

     - Никакого, - легко согласилась она. Опустила глаза и издала удивленный возглас, словно впервые увидев то, во что была одета. – Все чудесатее и чудесатее! – заявила девушка и приподняла подол, демонстрируя худые, выпирающие коленки. – Мечтала купить себе такое платье в пятнадцать лет.

     - Почему мечтала? – удивился я. – Ты сейчас в нем.

     - Дурья твоя башка, Василий Иванович, кругом же все ненастоящее.

     Я не обиделся на её слова. Само место не располагало к подобным мелочам. И даже пытающаяся казаться вредной девчонка напоминала щебечущую птицу за окном.

     Гостья это поняла, поэтому не стала тратить времени на споры. Подошла к берегу и вытянула худую ногу. Осторожно, одними кончиками пальцев коснулась воды и ойкнула.

     - Холодно?

     - Очень, - пожаловалась она и поводила плечами, словно пытаясь согреться.

     - По началу всегда так. Ты сначала в воду войди и постой немного.

     - И какой в этом кайф? Стоять по колено в ледяной воде и пялится на горы?

     Я лишь усмехнулся про себя. Толку с молодыми спорить - время придет, сами поймут. Вдохнул свежий воздух полной грудью и прикрыл глаза, наслаждаясь лучами солнца – первыми в новом дне, и от того наиболее нежными и ласковыми.

     Сзади зашумела вода. Гостья не смогла удержаться, и теперь шла ко мне, смешно загребая ногами. Задранный подол платья успел намокнуть, а несколько капель умудрились попасть даже на лицо девушки.

     - Чего лыбишься? – пробурчала она, встав рядом.

     - Ты забавная.

     - На себя посмотри, - снова пробурчала девушка и пошевелила губами, проверяя их на эластичность. Подняла уголки, изображая всевозможные улыбки и даже дотронулась пальцами до щеки. - Странно, - едва слышно прошептала она, а может просто почудилось за плеском волн.

     Мы простояли некоторое время в тишине. Я слышал дыхание гостьи, ее возню с намокшим платьем. В конце концов девушка бросила бесплодные попытки и опустила подол в воду.

     - Ты же понимаешь, что умираешь, - наконец произнесла она.

     - Не говори глупостей.

     - Значит не понимаешь…

     Я понимал куда больше, чем она могла представить, и поэтому молчал, наслаждаясь внутренним покоем. Покоем, которого не знал за всю свою жизнь. Боже, как же я устал… Я и не представлял, насколько.

     - Нельзя просто так взять и сбежать… Тебя ждут!

     Девушка продолжала говорить, но я не слушал, погруженный в великое спокойствие могучей реки. Мир снаружи и мир внутри – две чаши весов наконец уравновесились, пришли к единому знаменателю. А это значит можно закрыть глаза и отдаться на волю…

     Острый кулачок толкнул в бок. Получилось больно, совсем как от Диана Батьковны. Та тоже вечно любила пихать костяшками под ребра. Красивые по-восточному глаза миндалевидной формы.Грусть, застывшая на любимом лице. Ровная гладь воды заколыхалась внутри, пошла волнами.

     - Слабак! – слова буквально выплюнули мне в лицо. – Все мужики трусы, как что норовите удрать или забыть.

     - Не понимаю…

     - Сейчас поймешь, - пообещала девушка и толкнула в грудь. Удар вышел настолько сильным, что я не удержался и завалился назад. Плюхнулся спиной прямо в холодные воды реки. Забарахтался, чувствуя, как тяжесть тела тянет на дно.

     Нет, быть такого не может. Я стоял по колено… было же мелко?! Воздуха отчаянно не хватало, конечности беспомощно дергались, в попытках даже не всплыть, хотя бы приблизиться к поверхности. Увы, я оказался не в состоянии бороться со стихией. Неотвратимая сила тянула все ниже и ниже. Давила чернотой на виске, била по ушам, разрывала огнем легкие. Вздох, всего лишь один вздох, а большего и не надо. Я открываю рот и…

     … с жадностью хватаю морозный воздух. Крупные хлопья снега кружатся в ночном небе, ложатся на лицо. Судорожный вдох и выдох, и снова вдох… Лежу на спине, не чувствуя собственного тела. Кругом снег, куда не посмотри. Пытаюсь подняться, не понимая, почему конечности отказываются сгибаться: то ли одежда напрочь задубела, то ли я сам.

     Самодельный посох нашелся тут же. Он и помог встать на две торчащие из культей палки. Мир вокруг плывет и множится. Вернулось проклятое давление – бьет по вискам безжалостными молоточками. Тело ничего не чувствует кроме безграничной усталость, но я иду… продолжаю идти, потому что так надо. Потому что если есть кто-то смелый за нас двоих, то обязательно должен быть и сильный. Только бы добраться до той разлапистой ели, перевести чутка дух, а дальше будет видно.

     Что будет видно, я не думал. Вслед за конечностями замерзли мозги. И даже крутившаяся в голове и доставшаяся до чертиков «салют, Вера» сломалась. Только белый снег под ногами и черное небо над головой, а еще сиплое дыхание, клубами пара вырывающееся изо рта.

     Кажется, до ели я все же дошел. Точно не помню… Снег лежал одним ровным пластом, и вдруг резко закончился, а я полетел вниз. Покатился кубарем с высоты полуметра, приложившись плечом о ровную поверхность. Под тонким слоем снега угадывалось полотно шероховатого асфальта. Неужели доковылял?

     Я с трудом поднял голову и сквозь накатывающую пелену увидел занесенную снегом обочину. Конечно же, Лесное… И кому в голову пришло назвать захолустную дорогу громким словом шоссе. Заасфальтированный участок земли на окраине цивилизованного мира – вот что это такое, а не шоссе.

     Попытался подняться и понял, что больше не смогу. Закончились силы на двоих, окончательно иссякли. Все что оставалось - это лежать на дороге, в надежде, что какой-нибудь не выспавшийся водитель не задавит, не пролетит мимо, а остановится, чтобы помочь.

     Забавно… Я бы непременно оценил шутку-юмора, подброшенную судьбой, вот только губы отказывались повиноваться. Тело напрочь задеревенело, а в сознании всплывали кадры из недавнего прошлого: голые ветви кустов, фейерверк и ползущие по земле тени, горящий огнем бок и озаренная светом дорога. Проносящиеся мимо автомобили не жалели сил на возмущенные сигналы. И если бы не дедок на стареньком авто, сдох бы прямо посреди запруженного шоссе.

     Те события случились в центре мегаполиса, а здесь кругом, куда не посмотри, лесная глушь. Проще уборочную технику дождаться, чем сердобольного автомобилиста… Только бы дождаться, хоть что-нибудь. Если будет нужно, заберусь и на беспилотный бульдозер.

     Я собрался откинуться на спину, да так и застыл на выставленном локте, склонив голову. Не нашлось сил даже на столь простое действие. Хлопья крупного снега медленно кружили в воздухе. Ложились на рукав куртки, на отброшенный в сторону посох… а потом послышался шум приближающейся машины. Вспыхнули ярким огнем фары, и невидимый водитель нажал на клаксон.

     Ну чего ты сигналишь, балда? Я бы рад ближе к обочине отползти, да вот беда - не могу.

     Завизжали тормоза, машину развернуло, и та пошла боком, поднимая перед собой волны снега. Заскользила черным шаром, потеряв сцепление с дорогой. Еще три метра и случится страйк. И… не случилось. Красные стоп-сигналы, моргнув, погасли.

     - Какого хера! - дверца черной Шкоды распахнулась, выпуская наружу длинного парня. Лысого и без шапки, несмотря на зимний мороз.

     - Ты че, сука, творишь!

     Дверцы захлопали и наружу показался второй, третий, четвертый – да тут целая баскетбольная команда. Все как на подбор высокие и плечистые.

     Черные на шнуровках ботинки остановились прямо перед носом. Я понял, что сейчас последует удар. Столько всего пережить, столько пройти, чтобы сдохнуть под подошвой неизвестного урода. Жаль, что не могу дотянуться до внутреннего кармана и вытащить Грач.

     - Погоди, Жиж.

     - А че эта падаль разлеглась посреди дороги? Совсем оборзели, пьют всякую дрянь… Я тока в прошлом месяце бампер менял. Новехонький, в полсотни целковых встал. Из-за таких вот алкашей.

     - Угомонись, кому сказано, - лакированные ботинки с зауженными носками остановились рядом. Их обладатель присел на корточки и спустя секунду послышалось удивленное: - да неужели… знакомые все лица. У судьбы своеобразное чувство юмора, ты не находишь, солдат?

     Вот и довелось снова свидеться… Здравствуй, волчонок.

     На улице наступила самая настоящая весна. Воздух был настолько теплый, что я не выдержал и скинул ветровку, подставив лучам заходящего солнца довольную физиономию. До чего же хорошо… Месяц май на дворе, итоговые экзамены за спиной, а вместе с ними успевшая порядком поднадоесть школа. Двенадцать долгих лет… Да чего там, большая часть жизни прошла в этих стенах: длинные коридоры с переходами, огромный холл с гуляющим эхом, дежурная баночка газировки перед уроками. Двенадцать лет, а кажется вечность.

     Я вздохнул и уставился на знакомый фасад салатовой расцветки. Большинство окон темнело – занятия закончились и школота рассыпалась по улицам, благо весенняя погода располагала. А вот в спортивном зале горели огни. Там сейчас проходила тренировка волейбольной сборной: слышались выкрики, скрипел паркет под резиновыми подошвами кроссовок, стучали мячи. Сколько можно? Игра должна была закончиться полчаса назад. Именно столько проторчал в школьном дворе, изнывая от безделья. Сначала резался в «гоночки» на мобильном, пока не посадил аккумулятор. Потом колупал краску на спинке скамейки и пинал мелкие камешки вдоль бордюров. Долго высматривал знакомые лица с целью поболтать и пообщаться, но как назло, вокруг бегала одна малышня.

     Тусоваться в школьном дворе - не самый лучший вариант из имеющихся. Можно было пойти к Дюше в гараж. Он как раз сегодня выкатывал старенький немецкий мотоцикл. Всю зиму на пару с Паштетом шаманил над техникой, чтобы к лету запустить рычащего шестицилиндрового монстра. Пацаны звали покататься, но у меня имелась одна веская причина, чтобы отказаться.

     Именно она выскочила из широко распахнувшихся створок двери. Зорким взглядом окинула двор и, заприметив меня, радостно улыбнулась. Вихрем слетела со ступенек, едва не сбив зазевавшуюся мелюзгу. Перешла на легкий бег, но тут же опомнилась, и важно зашагала: красивыми длинными ногами по серой плитке.

     - Извини, задержалась немного, - начала она с запинки, стоило встретиться. Эта гребаная неловкость периодически проскальзывала между нами, словно не знали друг дружку тысячу лет. А может потому и возникала.

     Я наигранно вздохнул и поднял руку. Посмотрел на циферблат несуществующих часов.

     - Тренировка закончилась полчаса назад. Где ты была все это время?

     - Мы с девчонками собирались…, - девушка вдруг умолкла, нехорошо прищурив глаза. - А чего это я перед тобой отчитываюсь. Ты часом не обнаглел, Синица?

     - Я мужик… я главный!

     И тут же почувствовал болезненный тычок в район живот. Вот с ней всегда так: никогда не умела соизмерять силы, словно расшалившаяся кошка, выпустившая острые когти, а точнее - дикая пантера.

     - Эй, чего дерешься, ты же девочка!

     - Я тебе покажу… девочку.

     Нежданный щелбан прилетает прямо по лбу. Вовремя перехватываю вторую руку, вознамерившуюся щелкнуть по кончику носа. Притягиваю раздухарившуюся девчонку к себе. Чувствую жар тела, еще не успевшего отойти от интенсивных физических нагрузок. Легкий запах пота щекочет ноздри, вместе с кончиками светлых волос, сбившихся в кучу. Пытаюсь поцеловать в щеку, но две ладони, крепко упершиеся в грудь, мешают это сделать.

     - Дурачок, не здесь же, - шепчет Агнешка, смутившись и окончательно забыв про недавний боевой режим.

     - А чего такого? – удивляюсь я.

     - Люди же кругом, смотрят.

     - Ну и пускай смотрят. Я твой парень, ты моя девушка – имеем право.

     - Еще девчонки из команды… засмеют.

     Засмеют её, как же. Хотел бы я посмотреть на того несчастного, кто решиться связаться с Агнешкой Ковальски. Я вот решился, и теперь все тело в царапинах и мелких синяках. Не то чтобы деремся постоянно…

     - От меня воняет, - привела подруга последний, и как ей показалось, самый убедительный аргумент. - Из-за тебя спешила, даже в душ не успела заскочить.

     - Во-первых не воняет, а пахнет, а во-вторых, нашла чего стесняться. Я все твои запахи знаю наизусть.

     - Дурак! - и снова последовал легкий тычок в бок.

     Уверен, я был единственным человеком на планете, способным столь сильно смутить Ковальски. Чем периодически и пользовался, чего греха таить. Уж очень мило она смущалась: краснея и отводя взгляд, как это было принято у нормальных девчонок.

     Нормальных… И кто только определяет, степень этой самой нормальности? Агнешка не вписывалась в общепринятый стандарт поведения и парня отыскала себе под стать, такого же дикого и странного, то есть меня.

     Начало наших отношений отличалось от канонов, проповедуемых романтическими фильмами. Первое свидание в кафе-мороженном, красивое признание в любви, вздохи и ахи под луной – этого всего не было.

     Агнешка была в доску своей, самой настоящей пацанкой с соседнего дома, с которой пять лет назад лазил в городской сад воровать груши, и вдруг отношения. С чего бы? Мне и в голову такого прийти не могло, если бы не Дюша… Соломатин выступил в роли крестной феи: небритой и депрессивной, по причине выпускных экзаменов.

     - Зря теряешься, Никитос, - заявил он мне как-то в столовой. – Ковальски отличная девчонка.

     - Ты же сисястых любишь? – удивился я подобному откровению. - Тебе меньше третьего размера не подавай.

     - Не в сиськах счастье, - Дюша покачал головой, словно сам не поверил тому, что только что сказал. – Короче, я бы с ней замутил.

     - Так мути, чего мешает?

     - У меня не получится, только по зубам огребу.

     - А я значит не огребу?

     - Синица, ты либо слепой, либо дурак. Она за тобой всю школу бегает.

     - Бред, - не поверил я.

     - Паштет, скажи ему.

     Пашка сидящий рядом, угукнул. Набитые ватрушкой щеки мешали нормально общаться, поэтому все, что он мог – лишь издавать нечленораздельные звуки.

     - Дюша, хорош разводить. Все равно не поверю.

     - А ты вспомни, у кого она постоянно дома торчала?

     - Мы в приставку резались, фильмы смотрели. И чего в этом такого?

     - А того… Только к тебе она и приходила.

     - Дюша, ты реальный фантазер. Мы же мелкие тогда были, дружили всем двором, а когда подросли многое изменилось. И Агнешка в гости перестала заглядывать.

     - Когда это случилось?

     Я лишь пожал плечами. Столько всего произошло за последние пять лет, попробуй тут упомнить.

     - Это случилось, когда ты с Дашкой начал встречаться.

     Напоминание о Дашке острым ножом резануло по кишкам. Дюша неправильно истолковав мою изменившуюся физиономию, произнес:

     - Вспомнил? То-то же… А когда с Олькой связался, она тебя вообще в игнор-лист включила.

     - Да ладно? - удивился я.

     - Вот тебе и ладно, - передразнил Дюша. – Настолько увлекся своей рыжей, что не замечал ничего вокруг.

     - Нифига я не увлекся…, - и тут до меня медленно стало доходить. Отдельные фрагменты памяти складывались в целостную картину. Дурацкие конфликты с Ковальски в старших классах. Я не понимал, чего она вдруг ко мне прицепилась. Нормально же дружили и вдруг: не то сказал, не так посмотрел, не о том подумал. Списывал прорезавшуюся вздорность характера на женские гормоны, а тут вон оно что… И за парту она ко мне пересела, как только с Олькой разбежался.

     - Блин.

     - Дошло? – Дюша с сочувствием посмотрел на меня.

     - Не понимаю… а как же шашни со Спиридоновым? Постоянные звонки на сотовый от неизвестного ухажера?

     - Никитос, кто из нас троих дольше всего с девчонками встречался? За это время должен был изучить бабские штучки. Она тебя балбеса ревновать пыталась заставить. Паштет скажи ему?

     - Угу.

     Пашка весь разговор проугукал, набивая живот булочками, а потом больше остальных удивлялся, когда узнал, что Синицин с Ковальски встречаются.

     Началось все нелепо: с пьяных поцелуев на балконе. Потом тискались и обжимались с неделю, а когда маман уехала в очередную командировку, Агнешка пришла в гости, да так и осталась до утра.

     - Синица, ты себе ничего не выдумывай, - заявила она, пока я пялился на обнаженную грудь с торчащими сосками. – Мы не встречаемся, понял?

     Я все понял, поэтому наслаждался сексом без обязательств. Да и вообще с Ковальски было круто, без всяких заморочек. Мы весело проводили время: гуляли по городу, ели большую пиццу на двоих или просто болтали о всяком разном. С ней ощущал себя настолько комфортно, что в один из прекрасных дней ляпнул:

     - Секс по дружбе - это клево!

     Ковальски отшутилась невпопад. Сделала вид, что все нормально, но я-то понял, что сказанул лишнего. Начал приставать с расспросами и в итоге довел до слез. Первый раз в жизни я увидел плачущую Агнешку. Не нахальную пацанку, способную дать отпор любому, а обыкновенную девчонку: тихо шмыгающую носом и вытирающую сопли кулаком.

     Она тогда от меня сбежала, не сказав ни слова. На звонки не отвечала, а потом и вовсе отключила сотовый. Остаток субботы я промаялся в неведенье, а воскресенье купил цветы и пошел в гости.

     - О, Ромео приперся! – заявила мать Ковальски с порога. – Велено тебя не пускать.

     - Мне только поговорить.

     - Вишь какой умный выискался… Вам всем только поговорить, а у девчонок через те разговоры глаза на мокром месте, - женщина сурово посмотрела на меня, но подвинулась. Пришлось протискиваться через дородную мадам Ковальски в квартиру. А потом случилось наше с Агнешкой примирение.

     Вышло без красивых поз и оборотов речи. Я прямо сказал, что нафиг такую дружбу. Что друзей у меня и среди пацанов хватает, а вот классная подруга отсутствует. И что мне… и что мне хорошо с ней. А Агнешка ничего не сказала, она просто позволила себя обнять, уткнувшись хлюпающим носом в грудь.

     Так начались наши с ней отношения: не простые, временами совсем сложные. Это я был привычен к поцелуям и обжиманиям, а Ковальски до меня ни с кем не встречалась, поэтому вела себя, словно дикая кошка. Вечно стеснялась и озиралась по сторонам, а вдруг кто посторонний увидит, как мы обнимаемся или, не приведи боги, целуемся. Меня поэтому на тренировки волейбольной сборной перестали пускать. Дескать, сбиваю с ритма игры капитана команды.

     Это еще разобраться надо, кто кого сбивал. И кому вместо экзаменов по ночам упругая попка в шортиках снилась.

     

     - Чего застыл, пошли, - Агнешка потянула за ладонь, и вдруг пальцы разжались. Чего это она? Я повернул голову и увидел девчонок из команды. Ну да, конечно… стоило появиться зрительницам на крыльце, и подруга тут же засмущалась. А эти стервозы, словно специально уставились, еще и перешептываются меж собой.

     Я погрозил вредным девчонкам кулаком, пока Агнешка не видит, и поспешил следом. Попробуй теперь, угонись за длинноногой пантерой.

     Только когда свернули за угол девушка свободно выдохнула, позволив взять себя под ручку. Когда был мелким, не понимал, зачем парни это делают. Всегда считал за западло и розовые сопли. Сколько раз ржали с дворовой пацанвой, наблюдая за очередной парочкой влюбленных, вцепившихся и не отпускающих друг друга ни на шаг. Даже когда встречался с рыжей Олькой, не позволял себе подобных вольностей - с Агнешкой вышло иначе. Может я повзрослел, а может причиной всему была реакция девушки. Ковальски напрягалась и вздрагивала каждый раз, стоило прикоснуться к её ладони. Была бы у девушки шерсть, непременно вставала дыбом, словно у дикой кошки, дозволяющей себя гладить. Правда, в отличии от пантеры Ковальски не кусала, а сразу била кулаком. Сердце до сих пор замирает в ожидании, хотя четвертый месяц вместе.

     - Пришел ответ на запрос? – поинтересовалась Агнешка, стоило нам покинуть территорию школы. Под ногами замелькал серый асфальт, а впереди показалась грунтовая дорога, ведущая в густые заросли дикого сада.

     - Сегодня утром.

     - И какой результат?

     Это было еще одно отличие Ковальски от Корольковой. Олька никогда не интересовалась моими делами, а Агнешка вникала во многое и знала все… ну или почти все. О кооперативных сновидения я ей так и не рассказал.

     Именно Агнешка откопала адрес центра ветеранов ЧВК в Питере. И именно она заставила отправить запрос на фамилию Василия Ивановича. Может бывшие коллеги помогут в поисках, раз уж полиция не в состоянии.

     Увы, от бывших коллег пришел похожий до боли ответ: числится пропавшим без вести. Обещали в июле месяце организовать поиски, прочесать местность, где последний раз видели неугомонного уборщика. Гектары дикого леса, полей и заброшенных турбаз. Для чего? Чтобы найти его тело?

     Теплая ладонь крепко стиснула мои пальцы. Голос девушки уверенно произнес:

     - Не переживай, мы обязательно что-нибудь придумаем.

     Я и не переживал особо. В отличии от остальных знал, что Василий Иванович живой. Он просто залег на дно, ровно до тех пор, пока не убедится, что история с кооперативными сновидениями канула в небытие. Откуда взялась такая уверенность? Тому много фактов…

     Во-первых, внезапный отъезд Дианы Ильязовны. Госпожа Сарбаева после внепланового отпуска вернулась сама не своя. Настолько, что я не смог набраться смелости подойти и заговорить. Молодая учительница неделю проходила бледной, а потом уволилась в один день и покинула город в неизвестном направлении.

     Злые языки поговаривали, что Сарбаева уехала к родителям в Казань, где удачно вышла замуж, за местного нефтяного короля. Только чушь все это... Диана Ильязовна не из тех барышень, кто ищет выгодной партии, иначе не связала бы свою судьбу с безногим инвалидом. Я это точно знал, потому что с самим случилась похожая история: длинноногая и на редкость упертая. Василий Иванович говорил про таких - боевая подруга.

     Ковальски могла бы запросто начать мутить с богатеньким Спиридоновым. Паштет проболтался, что он ей золотые украшения пытался всучить на день рождение. В Мадрид убалтывал слетать на майские, сука. Дюша предложил набить морду наглецу, чтобы не покушался на чужое. Только зачем? Агнешка и без меня справилась, отправив Спиридонова с побрякушками в такие дали, о которых в культурном обществе говорить не принято.

     И Сарбаева была один в один такой же. Я на всякий случай просмотрел сайты светской хроники по республике Татарстан, на наличие информации о громких свадьбах за последние месяцы. Все миллионеры в России наперечет. Большинство женаты, а кто не успел, тот гулял либо с моделями, либо с актрисами. И ни одного абзаца про скромную учительницу по программированию. А это значит… а это значит к Василию Ивановичу она сорвалась, больше не к кому.

     Пунктом вторым в доказательной базе шел товарищ майор. Я его так допек с расспросами о Василии Ивановиче, что он не выдержал и заявился в гости при полном параде. Хорошо, что матери дома не было, иначе хватил бы удар от вида фуражки с кокардой и звезд на погонах.

     - Парень, угомонись, - сказал он мне строго. – Перестань копаться в этом деле, придет время, сам все узнаешь.

     Тут и дурак сообразит, что есть что скрывать. Это с мертвыми обычно легко и просто: что с них взять - трупы, а раз возникли трудности, значит жив Василий Иванович. Не зря же товарищ майор на прощанье подмигнул… хитро так.

     Третьим фактом в доказательной базе служило смятое в кармане письмо. Полученное по почте вчерашним вечером и остававшееся тайной для всех. Никиту Синицына, скромного выпускника двенадцатого класса взяли на факультет квантовой физики к самому профессору Мартыновичу. Признанному гению, одному из основоположников Новой Физики, окончательно похоронившему Стандартную модель.

     Попасть на курс к Мартыновичу было не реально. Он сам выбирал претендентов из победителей всевозможных олимпиад, стипендиатов и вундеркиндов. А на оставшиеся места был такой конкурс, что проще было выиграть в лотерею миллион. Мне с моими скромными 82-мя баллами даже соваться было неприлично. Я и не пытался, подав заявку в военную академию при министерстве. Несмотря на протесты со стороны матери и обещания Агнешки надрать задницу, если не передумаю.

     И вдруг вечером приходит письмо за живой подписью самого Мартыновича. О том, что он будет рад видеть столь пытливого и подающего надежды юношу на своем курсе. Откуда?! Откуда он вообще узнал о моем существовании?! Я даже вступительных документов не подавал.

     Можно было счесть данное событие за чудо, если бы не слова Василия Ивановича, сказанные им незадолго до исчезновения.

     - Воевать - дело нехитрое, Малой… А твои таланты совсем в другой области лежат. Ум-то пытливый… Тебе большой наукой заниматься надо, физику новую открывать. Человечеству куда больше пользы принесешь, нежели устав зубрить будешь, до по плацу маршировать.

     - Не хочу на физмат, там скучно и одни задроты.

     - А кто про физмат сказал? Есть у меня парочка связей…

     Кто ж тогда знал, что Василий Иванович самого Мартыновича имел ввиду. Я о таком даже мечтать не смел. И вот оно случилось – лежит смятым конвертом во внутреннем кармане ветровки.

     Острые ногти впиваются в ладонь, и я останавливаюсь от неожиданности. Взгляд у Агнешки тревожный. Девушка замерла напротив - вглядывается в мое лицо, словно пытаясь найти ответы на возникшие вопросы. И как только почувствовала, что есть новости.

     - Говори! – требовательно произносит она.

     Я не успел выдавить и слово, как с губ девушки, срывается угрожающее:

     - Только попробуй заикнуться про военную академию.

     - Ты не поверишь - Мартынович!

     На лице девушки появляется озадаченное выражение.

     - Ну ты чего? Профессор же известный. Один из основоположников Новой Физики.

     Легче не стало: Агнешка по прежнему напряжена, смотрит не моргая. И тогда я выдаю главное:

     - Остаюсь в городе. Будем вместе в «госе» учиться. Только я на курсе квантовой физики, а ты на спортивном менеджменте, как и хотела.

     Агнешка делает шаг навстречу и тыкается холодным носом в шею. Я обнимаю подругу, ощущая, как напряжение покидает её тело. Ну да, быть девушкой курсанта гораздо сложнее, чем ученого. По истории браузере видел, что она мониторила институты в Москве, готовая сорваться следом за мной в столицу. Читала статьи на тему, делала запросы, в какие горячие точки посылают служить новоиспеченных офицеров. Настоящая боевая подруга. И глаза сухие, хотя уверен, ей очень хотелось плакать от облегчения, что все сложилось как надо.

     Спасибо, Василий Иванович! Уверен, у меня еще будет возможность отблагодарить вас лично. Пожать ладонь первого сентября, после поздравительной речи декана. Или на выпускном, в качестве молодого специалиста. Выслушать очередное ворчание с неизменным: «я же говорил, Малой».

     Я в этом не сомневался. Как и в сегодняшнем ночном видении, слишком ярком для обыкновенного сна.

     Василий Иванович стоял на берегу реки. В закатанных по колено штанинах, из которых наружу торчали новехонькие протезы. Настолько похожие на человеческие конечности, что сразу не отличишь. Той самой немецкой фирмы, на которую Василий Иванович и копил.

     В его руках был ребенок, совсем маленький: может годик или полтора. Карапуз верещал на своем на детском, растопырив руки и распахнув глаза от восторга, когда совершал бреющие полеты над водной гладью.

     Рядом застыла фигурка девушки в белом платье на фоне далеких гор. Её образ дрожал и расплывался, но я догадывался, кто это мог быть. Диана Ильязовна наблюдала за игрой отца с сыном, сложив руки на груди. Порывы ветра трепали длинные волосы, а на губах играла улыбка. Я не мог видеть ее лица, но отчего-то знал, что она счастлива. Как счастлив и Василий Иванович, и заливисто смеющийся карапуз.

     Разве может быть иначе? Я уже знал ответ, поэтому крепко-накрепко обнял прижавшуюся ко мне девушку.