Я спускаюсь в лифте в высотном здании с многочисленными офисами. Несколько попутчиков, на которых не обращаю внимания. На одном из этажей входит мужчина средних лет в чёрных очках, в кожаной жилетке, с сотовым телефоном, на пальцах печатки - всё по списку. Он собирается жать на кнопку "ход", но тут в лифт вбегает невысокая девушка с каштановыми волосами и большими карими глазами - это то, что я увидел сразу. Она встала рядом со мной. От неё приятно пахло. Лифт тронулся. Затем я заметил, что, несмотря на спешку, она отстранилась от этого маленького замкнутого лифтового мирка и вернулась в какую-то свою просветлённую сферу, колебля лёгкой улыбкой губы. Я что-то вспомнил и неожиданно выпустил газообразное вещество с резким и весьма неприятным запахом. Этот летучий газ быстро заполнил весь объём лифта и поверг пассажиров в шок. Дальше была паника. Мужчина в кожаной жилетке с воплем, как будто он ужален, одной рукой зажал нос, другой - конвульсивно пытался открыть двери движущегося лифта. Разумеется, ничего не вышло. Он разжал нос и постарался открыть дверь двумя руками. Чёрные очки слетели, как и вся его стать. Он напоминал мне крупного самца какого-нибудь животного, недавно пойманного и только что запертого в клетку. Он резво прыгал, пытаясь открыть маленький люк в потолке лифта, который, вероятно, был наглухо забит. Его сотовый упал и был раздавлен вместе с очками. Все забились по углам, испытав глубокое потрясение. Они догадались, кто это сделал. Ведь я не метался по лифту с зажатым носом, а стоял спокойно с полузакрытыми глазами, слегка запрокинув голову, и вдыхал, вдыхал, вдыхал... Я один мог это делать. Они возненавидели меня, но ничего не могли предпринять, боясь даже применить ко мне физическое воздействие, опасаясь более сильного выброса газа, так изменившего это маленькое замкнутое пространство. Сквозь приоткрытые веки я посмотрел на кареглазую девушку, зажавшую, как и все, свой нос, но как-то легко и изящно. Конечно, она тоже постаралась быть как можно дальше от меня, если подобное вообще возможно в лифте. Она уловила мой затуманенный взгляд и немного смутилась. Смущение и неприятие окружающей среды вылилось в единое чувство неловкости, но даже здесь царило изящество. Я вдыхал и вдыхал, пока не почувствовал, что начинаю покидать происходящее, или что-то во мне пытается вырваться из всего этого и вознестись. Я протянул к ней руку, я не хотел исчезать один. "Не уходи, мне так мучительно, так страшно без тебя", - напел мне Вертинский. Но куда она могла уйти из обречённого нон-стопом падающего лифта. Моя рука тянулась, и вдруг (я снова не ожидал такого) всё повторилось. Этот уже знакомый всем резкий, удушливый газ вновь не пожелал оставаться взаперти. Накатилась вторая волна паники. Обезумевший самец в жилетке бросил какую-то реплику, неразборчивую из-за зажатого носа и стал колотить свободной рукой по кнопкам лифта, пытаясь остановить его, и лифт встал - веерное отключение электричества. В таких ситуациях хорошо понимаешь, что в темноте у человека действительно обостряются обоняние и слух. Выпусти я ещё порцию газа, и они подавили бы друг друга. Но я нащупал её руку и устремился куда-то вверх по шахте лифта, вознося с собой всю кабину. Захватывающе гулко мы неслись в темноте сквозь темень, пробивая крышу, обрывая тросы, куски которых развивались во мгле над обесточенным городом, пока лифт прошивал атмосферу. Уже в невесомости они плавно плавали, окаймляя океаны. Я и она облачились в кружевные скафандры восторга и радовались близким звёздам, в то время как остальные в своём тяжком смятении отливали металлом, превращаясь в отработанные ступени нашей звёздной поступи. Мы устремились к большой и красивой звезде, вспыхнувшей над её каштановой кроной, и звезда светила всё ярче и ярче. Наконец она сверкнула особенно сильно, и лифт продолжил движение. Мы быстро добрались до нижнего этажа. Я выходил последним. Она шла передо мной. Сам Эрот, принявший облик турникета-вертушки распростёр ей свои объятия: тронул спереди, коснулся сзади и завертелся в водовороте хлынувших чувств. Я проводил её взглядом и посмотрел на вахтёра. Я догадался, что он скажет, я и сам это знал: во всём виноват Чубайс.