После опроса свидетелей и выступления обвинителя судья объявила:
- Подсудимая отказалась от защиты и поэтому ей предоставляется последнее слово.
Сидевшая на скамье в защитной стеклянной кабине молодая женщина встала и несколько секунд молча оглядывала зал. А может, наоборот, давала присутствующим оглядеть себя. Её красота, безусловно, не могла не привлечь внимания, однако сейчас первое, что бросалось в глаза, - достоинство, с которым она держалась. Ни тени страха, растерянности, не говоря уже об отчаянии. Лишь спокойное осознание жестокой реальности. Она хорошо запомнила формулу, услышанную от опытной заключённой, просидевшей в колонии много лет: "Не верь, не бойся, не проси". Впрочем, полностью скрыть эмоции женщине не удалось (или она не захотела). Это проявилось в её поведении с тонким намёком на вызов. Она н е у в а ж а л а суд, имея на то основания. Личный опыт общения с правоохранительной системой открыл ей нехитрую правду: следователи, прокуроры, адвокаты, судьи и прочие лица, от которых зависит судьба подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и осуждённых, суть о б ы ч н ы е люди. Должности, звания, погоны, мантии и другие атрибуты профессии не добавляют им ума, честности и порядочности. Намёк подсудимой поняли все, но он как "не полностью высказанная мысль, понятная только по догадке"2 не мог быть причиной для привлечения её к ответственности за неуважение к суду.
Свою речь женщина начала без лицемерного обращения "Ваша честь" или "Уважаемый суд". Было бы смешно т а к обращаться к обычным людям. А "гражданка судья" стало бы явной насмешкой. И она просто начала излагать собственно своё дело:
- Почти пять лет назад я, тогда уже дипломированный врач-хирург с трёхлетним стажем, ассистировала в операции, которую делал заведующий отделением. В ответственный момент он допустил ошибку, повредив крупный кровеносный сосуд, но вместо того, чтобы мобилизоваться и попытаться исправить положение, впал в панику. Время было упущено, пациент умер. Следствие, а затем суд квалифицировали случившееся как причинение смерти по неосторожности. Виновной признали меня, поскольку и настоящий виновник, и участвовавшая в операции медсестра заявили, что ошибку допустила именно я. Им поверили, и в результате я была осуждена на четыре года колонии, которые отбыла от звонка до звонка.3 Кроме того, суд лишил меня лицензии врача и навсегда запретил заниматься медицинской деятельностью.
Возвращаясь домой после освобождения, я в поезде оказалась по соседству с общительной девушкой, которая принялась рассказывать о себе без какого-либо повода для откровенных разговоров с моей стороны. Слушала её просто из вежливости. Сама ничего не рассказывала, да она и не расспрашивала. Выяснилось, что она тоже хирург, причём хороший. Желая профессионально расти, послала резюме известному доктору, и тот пригласил её на работу к себе в клинику. Туда девушка и ехала.
А дальше случился ужас. Её зарезали в тамбуре, когда она возвращалась из вагона-ресторана. Убийства я не видела, но убийцу на месте преступления застала. И оказалась перед выбором: поднять крик или сделать вид, будто ничего не произошло. Когда выяснилось, что об убийстве никто не знает - убийца выбросил тело из поезда и сумел устранить следы преступления - я выбрала второе. Помочь убитой уже было нельзя, а вот мне стать обвиняемой, если заявлю о случившемся, - очень просто. Кто больше всего подходит на эту роль, как не бывшая убийца? Не могло быть никаких иллюзий насчёт тех, кому поручат расследование. Зачем делать лишнюю работу, если к а р т и н а с о в е р ш е н н о я с н а? Так было и пять лет назад, когда следователи не удосужились проверить показания свидетелей, в действительности лжесвидетелей. Они не выяснили, что у медсестры, давшей против меня показания, имелся для этого мотив: влюблённая в завотделением, она хотела спасти его от тюрьмы и женить на себе. Кстати, её план полностью удался. Но спроси сейчас тех следователя, прокурора и судью, они на голубом глазу станут уверять, мол, сделали всё по закону и потому п р а в и л ь н о. Может, даже отважатся сказать, что добросовестно. Но добросовестно - это значит в согласии с совестью, а не в соответствии, хотя бы полном и точном, с формальными установками. И тут одно из двух: либо указанные лица пошли против собственной совести, либо её у них просто нет. Вот почему никаких оснований надеяться на непредвзятость и добросовестность следователей по делу убитой девушки у меня не было.
Сыграл свою роль и фактор времени - у меня были буквально секунды, чтобы принять решение и осуществить его. Я достала из сумочки моей попутчицы её документы, а на их место положила свои, присвоив таким образом чужие фамилию и имя. Теперь это и вменяется мне в вину. Однако я попытаюсь объяснить свои действия.
Несмотря на обвинительный приговор и полностью отбытый срок наказания, я-то знала, что не только не виновата во врачебной ошибке, но сама стала жертвой с у д е б н о й ошибки. Ошибки нужно стремиться исправлять. В случае судебной ошибки это важно вдвойне - для незаслуженно осуждённого и для государства, ведь приговор в суде выносится от его имени. Тогда, в вагоне, мне представился шанс, нет, не оправдаться, но хотя бы частично исправить допущенную ошибку. Вернуть себя в медицину. У меня было на это м о р а л ь н о е право. Однажды попав под каток закона по вине по сути непрофессиональных и безответственных людей, я имела все резоны не лечь под него добровольно. С другой стороны, было бы неправильно лишать общество пользы, которую я могла принести как врач. Моя практика до колонии, во время пребывания в ней и после освобождения подтвердила наличие у меня призвания к хирургии, включая интуицию. Говорю об этом не с целью похвастать. Хвалиться природным, или Божьим, даром глупо, поскольку он не является результатом собственных усилий или заслуг человека. Просто констатирую факт, признаваемый пациентами и коллегами: я действительно хороший врач. Такими не разбрасываются.
Те, кто служит в правоохранительной системе, не в меньшей степени, чем врачи, должны иметь призвание к профессии. И как важнейший его атрибут - интуицию. Кроме того, принимая решения, они обязаны руководствоваться не только требованиями закона и собственными разумом и знаниями, но также своими ощущениями. Неправильно, когда голова является единственным советчиком, нужно ещё с л ы ш а т ь и с л у ш а т ь сердце, душу и совесть. Глухие к их голосам не могут быть следователями, прокурорами и судьями. И ещё. Подобно врачам, служащие правоохранительных органов должны руководствоваться принципом "Не навреди".
Именно для устранения угрозы указанной глухоты придуман институт присяжных, мнение которых играет роль противовеса формальностям закона. Однако этот противовес очень условен, поскольку присяжные составляют своё представление о деле, с л у ш а я в ы с т у п а ю щ и х в с у д е. Потому важно, чтобы и профессиональные участники процесса тоже не были глухарями, и их речи не вводили присяжных в заблуждение.
Такие профессионалы есть, хотя, к сожалению, больше других - не имеющих нужных качеств. Но ведь и простых дел, расследование которых не требует таланта, больше, чем сложных. Вот пусть ими и занимаются о б ы ч н ы е полицейские, следователи, прокуроры и судьи. Неоднозначные случаи должны поручаться тем, кто д е й с т в и т е л ь н о способен с ними справиться. Если их не найдётся, то лучше вообще отказаться от расследования. Да, при этом преступник или преступники не будут наказаны, но зато и не попадут под подозрение, не станут обвиняемыми, подсудимыми и осуждёнными невиновные, что, безусловно, важнее.
Заканчивая своё последнее слово, заявляю: да, я в ы н у ж д е н н о и, р у к о в о д с т в у я с ь б л а г и м н а м е р е н и я м и, в полной мере оправдавшимися, нарушила закон, который обошёлся со мной несправедливо. Но я не виновата перед людьми и жизнью.
Ничего подобного из того, что говорила эта женщина, никогда не звучало в стенах здешнего суда. Они слышали лишь нарочито покаянное нытьё одних подсудимых, рассчитывавших разжалобить суд, или, наоборот, показную дерзость других, не надеявшихся на снисхождение. Редко когда подсудимые говорили с достоинством, хотя и тогда в последнем слове они не выходили за рамки рассматриваемого дела.4
На этот раз конкретные обстоятельства дела были использованы подсудимой не столько в интересах собственной защиты, сколько для того, чтобы указать истинную причину судебных ошибок, калечащих жизни людей, - фактическую профессиональную непригодность служащих правоохранительной системы.
Находясь в шаге от тюрьмы, она проявила высокую гражданственность и мужество, сказав в лицо неприглядную правду людям, от которых зависела её судьба.
Судья, вместе со всеми присутствовавшими в зале заслушавшаяся удивительной речью и не сразу понявшая, что выступление окончено, наконец, очнулась:
- Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора. Приговор будет оглашён завтра в десять часов. - Она ударила молотком, но как-то неуверенно.
________________
1 По мотивам телесериала "Врачебная ошибка" (Россия, 2020 год)
2 См. значение слова "намёк" в "Словаре русского языка" С.И. Ожегова
3 Так показано в сериале. Почему женщина, явно не уголовница, не получила права на условно-досрочное освобождение - вопрос к создателям сериала - А.У.
4 Собственно, так и предписывает Уголовно-процессуальный кодекс, предоставляя судье право останавливать подсудимого в случаях, когда обстоятельства, излагаемые подсудимым, не имеют отношения к рассматриваемому уголовному делу - см. "УПК РФ Статья 293. Последнее слово подсудимого"