- Уж какой есть. На трезвую голову строгать надо было. Коли допился до чёртиков, неча на бревно пенять.
Тут вдруг буротина эта встала на куцые ножки, помотала рогатой головой и как пошла вприсядку вокруг печи! Да еще песню зычно затянула:
Сидит тятя на крылечке,
Плетёт лапти косяком,
Чтобы сыночка родимый
Не плясал бы босиком
И-йех!
Размахнись, рука!
Раззудись, плечо!
Не живой я пока,
И не помер исчо!
И-йех!
Плотник медленно встал и, покачиваясь и осеняя чело святым крестным знамением, пошёл вон из избы. Шел не останавливаясь, пока не уперся лбом в ворота ближайшей церкви. Там и осел.
***
- Гляди-ко на юродивого, никак плотник наш, Епифаний!
- Само собой. Чай, слыхала, что с ним приключилось? Дело на святки было. Выпил он, конечно, крепко. Взялся за бревно, а оно вдруг возьми и завой страшным голосом!
- Спаси и сохрани, Пресвятая Благородица!
- Епифаний, знамо дело, тронулся головой маленько. Теперь вот сидит, глаза пучит.
- Батюшки святы!
- Это еще что. У моей золовки муж давеча птицу на рынке купил. Заморскую. Хвостатая, цветастая, что твой сарафан. Орёт по-человечьи, да не абы что, а одни лишь непотребства...
- Ох, лихие времена настали... Не иначе, к холере...