Почтовый ящик: шесть шагов вправо, влево шесть, метр - над головой. Железный почтовый
ящик. Я в нём живу. Всё есть. Скважина впереди, две продольные щели по бокам, петли -
внизу. Правая ржавая и скрипит. Но это не наверняка. Пока я здесь ящик не открывали.
Иначе меня бы тут не было. Хотя, говорят в преданиях: иногда ящики распахиваются сами.
Меленькими буковками, разборчиво, чуть ниже подмышки, на левом боку себе это я записал.
Сорок три строчки. Сорок три раза. И это важно.
По утрам я смотрю в замочную скважину. Если я смотрю в замочную скважину, значит утро.
Наверняка. А когда дождь, слушаю музыку.
Капли падают на висящие рядом ящики, жестяные крышки у многих погнутые, и получаются
ноты. Рояль. А когда попадают в мою крышку - это тромбон. Или же барабан. Но тромбон
нравится больше. Не потому что звук - звук один: это лишь капли, но нравится слово, и
слово меняет суть. Тром- бон! Тром-Бонн! Тром...
И это хорошо.
Но и в дождь можно смотреть в замочную скважину. Через неё видны:
- Угол дома с двумя цифрами на белой эмалевой дощечке под жестяным козырьком. 8 и 1. Я
предполагаю, там есть еще цифра, но мне она не видна.
- Светофор. На нём всегда красный. Синего нет, значит он мне не родня.
- Куст, или начало куста. Каждый год, только растает снег, слышно шёлканье ножниц. Там,
откуда я, кусты подстригают машинкой, здесь - длинными ножницами, и это кустам приятней:
здесь они зеленее. Когда щёлканье ножниц приближается, я вижу, как летят обрубленные
сталью листочки задолго до того, как стригут мой куст. Из этого вывод, куст не один.
Но мне виден только он. И значит - куст мой
У меня всего по одному. Я владею: одним углом дома с эмалевой тарелкой под жестяным
козырьком, светофором со светом нижней части видимого спектра, кустом, ребристым
канализационным люком с надписью ГМЗ по внешнему декоративному кольцу.
Я знаю, что крышка чугунная, и это придаёт ей особое очарование.
Кустом.
Еще у меня есть деревья на той стороне дороги. Они далеко и назвать их по-настоящему
своими не смею, - так только, для себя, но я знаю, что по весне
их покрывают тысячи маленьких желтых шишечек, а осень собирает с ветвей - крупные и
зелёные. Куда их девает серая? Зачем столько ей - зелёных? - Не знаю. Знаю, что хотел бы
себе одну. Крупную. Думаю, что одну крупную бы иметь хорошо. Но - я живу в ящике.
С замочой скважиной, что прорезана в крышке, надо уметь обращаться. Это только кажется,
что замочная скважина - просто. Поначалу я думал так сам, но с годами к живому в ящике
приходит мудрость. Главное - не видение, а время. Время 1. И Время 2. Сам я давно
различаю и третье, четвёртое, и пятое Время, но пятое - это уже только моё.
Время 1 - просто время, которое тебе можно пробыть у замочной скважины полусогнутым -
скважина проделана низко, садиться тут не на что, а боковые щели пригодны лишь, чтобы
определять светлое время суток. А не смотреть совсем - начинаешь медленно умирать, и это
я берегу на потом, как самое главное развлечение.
Время 2 - это время, необходимое для того, чтобы дорисовать в воображении недостающие
части видимого. Прежде мне требовались дни, чтобы домыслить чудовищной величины ноги,
несущие воющие, ревущие железные чудиша по дороге, низ которой скрыл от меня высокий
барьер. Причём, гениальной была догадка, что ног должно быть много.иначе чудища двигались
бы рывками, чуть приподнимаясь при каждом шаге,, как делают это люди.
Так же гениальной была догадка про океаны - ведь откуда-то должна браться вода дождя,
текущая с неба. Так же, размышляя, понял, что существуют множество городов на земле -
ведь ящиков почты много. И - что города разделены горами, иначе бы люди сами ходили друг
к другу в гости, держаться за руки. Делать это они очень любят. Иначе - куда бы они шли
целые дни?
Я живу в ...О, вот промелькнуло полчеловеческого лица! А вот еще, вот даже получеловек...
Удачный день. А этот стоит неудобно: только носки ботинок. Подвинься, ну подойди! ...Нет,
вовсе ушёл. - В замочную скважину виден лишь длинный-длинный, медленно расширяющийся луч.
Близко стоящих, идущих - только фрагменты, только чуть-чуть. Самые ближние - только
деталь. Больше всего я ценю глаз. А дальние меня не интересуют. У них нету ключа, и не
ко мне они идут.
Я живу в старом, ржавом и крепком месте - в почтовом ящике, с выдавленной на крышке
надписью "Почта", среди обрывочков прежних газет, лежавших тут, цеплявшихся за острые
металлические заусенцы, оставляя кусочки, напечатанные выцветшей уже краской. Но
отчётливым шрифтом. Мне нравятся обрывки с надписью "Правда". Я уже потерял надежду
узнать из них способ выбраться, но если этот великий секрет и раскрыт, то напечатан он
был, конечно, в газете с таким названием.
Однако, вот уже полгода, как я не перечитываю сорок три строчки, выписанные на моём
боку, не конспектирую на другом боку и левой руке дожди и тангенс угла движения кошек по
отношению к воображаемой прямой моего из ящика истечения.
Я открыл, что есть Время 3 и Время 4. Первое из них обозначает время, которое я провожу
внутри ящика, а второе - то, когда в нём меня нет. Я здесь, но меня в ящике нет. - Так
научился я делать внезапно. Дорисовывая и размышляя, я обнаружил, что нет никакой
необходимости возвращаться обратно в ящик. Железныей, почтовый, с выдавленными
бессмыленными отныне буквами. Я вижу, вижу миры, залитые светом, плаваю по океанам, а на
земле меня носят железные чудовища
с сотнями плавных ног. Я посещаю кратеры,о которых прочёл в обрывках газет, я был на Луне
бесчисленно раз и она надоела, я был женат, развёлся, опять был женат, имел детей и,
бросая всё, поднимал якоря черного цеппелина, чтобы лететь над этим миром, бросая
бумажные шарики писем в любую, заслуживающую внимания мишень. Никогда-никогда, слышите -
не пошлю письма, чтобы оно потом жило в железном ящике. Никогда. Только - шарики с неба.
Только они - исписанные меленьким, неразборчивым почерком. И там - всё: страны, моря,
облака. Лисии горы, сарганы, ежи. Красные маковые поля с фиолетовыми марсианскими
цветами. От бумаг мягко и душно и - сладко-сладко пахнёт желтыми звёздами дикой маслины -
лоха, гвоздикой и резедой - и холодом, как в балке степной, когда ночью и мимо кладбища
едешь на велосипеде домой.
Там запах моря, морской травы, под знаком морского конька стоят в воде навытяжку, как
солдат.
Уезжайте. Живите себе. Проща... - но помните, что где-то висит маленький железный ящик, а
там - я.
За семью морями, девятью долами, на цеппелине в 4-м времени. И - со свёрнутым в шарик
письмом.
Уморин Алексей.
----------------------------------------------------------------
This message was sent using IMP, the Internet Messaging Program.