Урманбаев Ержан Бахытович : другие произведения.

19. Неудачливые визитёры. Глава 18

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Версия сибирского аборигена
   "В то самое время, как старательный бухгалтер нёсся в таксомоторе, чтобы нарваться на самопишущий костюм
  
  (действие происходит в пятницу между десятью и одиннадцатью часами),
  
  из плацкартного мягкого вагона Љ 9 киевского поезда, пришедшего в Москву, в числе других вышел приличный пассажир с маленьким фибровым чемоданчиком в руке. Пассажир это был не кто иной, как дядя покойного Берлиоза, Максимилиан Андреевич Поплавский, экономист-плановик
  
  (подчёркнуто автором, что он человек рациональный и рассудительный),
  
  проживающий в Киеве на бывшей Институтской улице. Причиной приезда Максимилиана Андреевича в Москву была полученная им позавчера поздним вечером телеграмма следующего содержания:
  
  "Меня только что зарезало трамваем на Патриарших.
  Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз".
  
  Максимилиан Андреевич считался, и заслуженно, одним из умнейших людей в Киеве. Но и самого умного человека подобная телеграмма может поставить в тупик
  
  (конечно же удивила бы, если бы не знать заранее, что его могут убить каждую секунду).
  
  Раз человек телеграфирует, что его зарезало, то ясно, что его зарезало не насмерть. Но при чём же тогда похороны? Или он очень плох и предвидит, что умрёт?
  
  (это предвидят все здравомыслящие близкие друзья и родственники М.А.Берлиоза, да и вся российская общественность)
  
  Это возможно, но в высшей степени странна эта точность - откуда ж он так-таки и знает, что хоронить его будут в пятницу в три часа дня?
  
  (сроки похорон во все времена строго регламентируются религиозным обрядом, самое простое, что можно вычислить, узнав о смерти человека, это день и время предания его земле).
  
  Удивительная телеграмма!Однако умные люди на то и умны, чтобы разбираться в запутанных вещах. Очень просто
  
  (не скрывала советская власть своих угроз, выслав через Харьков свою супругу, М.А.Берлиоз находился давно под наблюдением НКВД и об этом, конечно, давно известно родственникам).
  
  Произошла ошибка, и депешу передали исковерканной. Слово "меня", без сомнения, попало сюда из другой телеграммы, вместо слова "Берлиоза", которое приняло вид "Берлиоз" и попало в конец телеграммы. С такой поправкой смысл телеграммы становился ясен, но, конечно, трагичен.
  Когда утих взрыв горя, поразивший супругу Максимилиана Андреевича, тот немедленно стал собираться в Москву. Надлежит открыть одну тайну Максимилиан Андреевич. Нет спору, ему было жаль племянника жены, погибшего в расцвете лет. Но, конечно, как человек деловой, он понимал, что никакой особенной надобности в его присутствии на похоронах нету
  
  (никакой другой родни у М.А.Берлиоза, по словам самого Поплавского, в стране больше нет, столь образованные и интеллигентные люди, даже под угрозой привлечь дополнительное внимание чекистов, не могут позволить себе отсутствовать на похоронах).
  
  И тем не менее Максимилиан Андреевич очень спешил в Москву. В чём же было дело? В одном - в квартире. Квартира в Москве! Это серьёзно. Неизвестно почему, но Киев не нравился Максимилиану Андреевичу, и мысль о переезде в Москву настолько точила его в последнее время, что он стал даже худо спать
  
  (нет, не мысль о перемене места жительства мучила Максимилиана Андреевича, а его думы о Берлиозе, о предстоящей вынужденной поездке в Москву).
  
  Его не радовали весенние разливы Днепра, когда, затопляя острова на низком берегу, вода сливалась с горизонтом. Его не радовал тот потрясающий по красоте вид, что открывался от подножия памятника князю Владимиру. Его не веселили солнечные пятна, играющие весною на кирпичных дорожках Владимирской горки
  
  (описание отношения Максимилиана Андреевича Поплавского к Киеву настолько упоительно, что любому человеку должно быть ясно, как он относится к родному городу; так замыслил М.А.Булгаков, демонстрируя заодно и свою любовь к древней российской столице, а также городу, где родился сам писатель).
  
  Ничего этого он не хотел, он хотел одного - переехать в Москву"
  
  (очевидно, что столь красочное восприятие родного города несовместимо с желанием перебраться в Москву).
  
  Необходимое дополнение.
  
  История с непреодолимым желанием Максимилиана Андреевича переехать в Москву - это "легенда", до сегодняшнего дня выглядящая правдоподобной, необходимая Поплавскому и покойному Берлиозу для объяснения властям причин своего перемещения по стране.
  Современным людям скоро станет совсем непонятно, что при советской власти часто приходилось писать, так называемые "объяснительные", по всякому надуманному властью случаю.
  "Был бы повод, а статья найдется" - говорили тогда. Вот для того, чтобы было легальное разрешение приезжать в Москву и нужно было "непреодолимое желание" Максимилиана Андреевича.
  Поплавский под предлогом прописаться в унаследованной им квартире, мог легально получить максимум информации о гибели Михаила Александровича Берлиоза.
  Объяснение типа: "Я очень любил покойного племянника жены", - было бы попросту высмеяно любым чиновником.
  Бытие определяло сознание.
  
  Продолжим.
  
  "Объявления в газетах об обмене квартиры на Институтской улице в Киеве на меньшую площадь в Москве не давали никакого результата
  
  (сколько помню себя жилплощадь в Москве стоила значительно дороже, чем такая же в каком угодно городе СССР, никакой здравомыслящий человек не заинтересуется этим объявлением, кроме мошенников).
  
  Желающих не находилось, а если изредка они и отыскивались, то их предложения были недобросовестными.
  Телеграмма потрясла Максимилиана Андреевича. Это был момент, который упустить было бы грешно. Деловые люди знают, что такие моменты не повторяются.
  Словом, невзирая ни на какие трудности
  
  (о политических проблемах намекает автор, о реальной опасности стать неблагонадёжным гражданином),
  
  нужно было суметь унаследовать квартиру племянника на Садовой. Да, это было сложно, очень сложно, но сложности эти нужно было во что бы то ни стало преодолеть. Опытный Максимилиан Андреевич знал, что для этого первым и непременным шагом должен быть следующий шаг: нужно было, хотя бы временно, прописаться в трёх комнатах покойного племянника
  
  (квартира Љ 50 является собственностью жилтоварищества, нет оснований для того, чтобы мог прописаться в ней Максимилиан Андреевич; только дети и родители по законодательству являются близкими родственниками, дальние родственники, соответственно, приравниваются ко всем посторонним гражданам; только живой М.А.Берлиоз мог прописать у себя дядю, но и то при условии его выписки из Киева; более того, официально могут, при определённых обстоятельствах, признать родственником жену Поплавского, в связи с тем, что именно она и есть родная тётя Берлиоза).
  
  В пятницу днём Максимилиан Андреевич вошёл в дверь комнаты, в которой помещалось домоуправление дома Љ 302-бис по Садовой улице в Москве.
  В узенькой комнате, где на стене висел старый плакат, изображавший в нескольких картинках способы оживления утонувших в реке
  
  (как обычно издевается над советским изобразительным искусством М.А.Булгаков, оживить утонувших невозможно, можно спасти захлебнувшихся в реке),
  
  за деревянным столом в полном одиночестве сидел средних лет небритый человек с встревоженными глазами
  
  (такое описание человека у М.А.Булгакова может соответствовать только заключённому под стражу или подследственному гражданину).
  
  - Могу ли я видеть председателя правления? - вежливо осведомился экономист-плановик, снимая шляпу и ставя свой чемоданчик на порожний стул.
  Этот, казалось бы, простенький вопрос почему-то расстроил сидящего, так что он даже изменился в лице
  
  (конечно, страшно зол на своего председателя правления сотрудник домоуправления, это ведь с показаний Никанора Ивановича, что все воры в правлении, ведётся расследование их деятельности).
  
  Кося в тревоге глазами, он пробормотал невнятно, что председателя нету.
  - Он на квартире у себя? - спросил Поплавский. - У меня срочнейшее дело.
  Сидящий ответил опять-таки очень несвязно. Но всё-таки можно было догадаться, что председателя на квартире нету.
  - А когда он будет?
  Сидящий ничего не ответил на это и с какою-то тоской поглядел в окно
  
  (пытаясь спастись от страшной "расстрельной" статьи о валютных махинациях, Никанор Иванович сделал официальное заявление, что в домоуправлении все воры, чтобы "мягкой" уголовной статьёй кодекса удовлетворить кровожадность сотрудников НКВД).
  
  "Ага!" - сказал сам себе умный Поплавский и осведомился о секретаре.
  Странный человек за столом даже побагровел от напряжения и сказал невнятно опять-таки, что секретаря тоже нету... когда он придёт, неизвестно и... что секретарь болен...
  "Ага!.." - сказал себе Поплавский. - Но кто-нибудь же есть в правлении?
  - Я, - слабым голосом отозвался человек.
  - Видите ли, - внушительно заговорил Поплавский, - я являюсь единственным наследником покойного Берлиоза
  
  (если он единственный наследник, естественно с женой, то это значит, что жены Михаила Александровича уже нет в СССР),
  
  моего племянника, погибшего, как нам известно, на Патриарших, и я обязан, согласно закону, принять наследство, заключающееся в нашей квартире номер пятьдесят...
  
  (о необоснованных претензиях на квартиру Поплавского я писал чуть ранее).
  
  - Не в курсе я, товарищ... - тоскливо перебил человек.
  - Но, позвольте, - звучным голосом сказал Поплавский, - вы член правления и обязаны...
  И тут в комнату вошёл какой-то гражданин. При виде вошедшего сидящий за столом побледнел
  
  (в тревожном ожидании этого человека застал Максимилиан Андреевич мелкого служащего домоуправления).
  
  - Член правления Пятнажко? - спросил у сидящего вошедший.
  - Я, - чуть слышно ответил тот.
  Вошедший что-то пошептал сидящему, и тот, совершенно расстроенный, поднялся со стула, и через несколько секунд Поплавский остался один в пустой комнате правления.
  " - Эх, какое осложнение! И нужно же было, чтоб их всех сразу..." - с досадой думал Поплавский, пересекая асфальтовый двор и спеша в квартиру Љ 50
  
  (имея на руках лишь странную телеграмму о смерти Берлиоза, Поплавский хочет получить официальную информацию о причинах его гибели; идти к его друзьям литераторам всё равно, что вступить в контрреволюционную организацию; не может себе позволить он бесцельно подвергать себя риску, якшаясь с ними).
  
  Лишь только экономист-плановик позвонил, дверь открыли, и Максимилиан Андреевич вошёл в полутёмную переднюю. Удивило его несколько то обстоятельство, что непонятно было, кто ему открыл: в передней никого не было, кроме громаднейшего чёрного кота
  
  (весь роман, так и проходит, совершенно обесчеловеченный Н.И.Ежов, изредка, скорее случайно по требованию и по желанию посторонних людей, а не из-за внутренней необходимости, приобретая черты человека),
  
  сидящего на стуле.
  Максимилиан Андреевич покашлял, потопал ногами, и тогда дверь кабинета открылась и в переднюю вышел Коровьёв. Максимилиан Андреевич поклонился ему вежливо, но с достоинством, и сказал:
  - Моя фамилия Поплавский. Я являюсь дядей...
  Но не успел он договорить, как Коровьёв выхватил из кармана грязный
  
  (ещё одна уничижительная характеристика председателя ВЧК, да и всей большевистской братии)
  
  платок, уткнулся в него носом и заплакал.
  - ...покойного Берлиоза...
  - Как же, как же, - перебил Коровьёв, отнимая платок от лица. - Я, как только глянул на вас, догадался, что это вы! - Тут он затрясся от слёз и начал вскрикивать: - горе-то, а? Ведь это что же такое делается? А?
  - Трамваем задавило? - шепотом спросил Поплавский".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Трудно представить какие картины убийства М.А.Берлиоза встали перед его глазами. Весьма затруднительно осторожному человеку, по характеристике автора, попасть под такой общественный транспорт, как трамвай. Специально отобран он, как самый безопасный из существовавших на тот момент в Москве видов движения по городу, в качестве инструмента убийства М.А.Булгаковым.
  Заострял, таким образом, автор внимание читателя на предумышленном характере гибели М.А.Берлиоза.
  
  Продолжим.
  
  "- Начисто! - крикнул Коровьёв, и слёзы побежали у него из-под пенсне потоками. - Начисто! Я был свидетелем. Верите - раз! Голова - прочь! Правая нога хрусть, пополам! Левая - хрусть, пополам! Вот до чего эти трамваи доводят! - И, будучи, видимо, не в силах сдержать себя, Коровьёв клюнул носом в стену рядом с зеркалом и стал содрогаться в рыданиях
  
  (всегда умели прекрасно лицедействовать сотрудники НКВД, почитали это свойство, как одно из несомненных достоинств чекиста).
  
  Дядя Берлиоза был искренне поражён поведением неизвестного. "Вот, говорят, не бывает в наш век сердечных людей!" - подумал он, чувствуя, что у него самого начинают чесаться глаза
  
  (от жалости к Берлиозу, но не из-за выламывания перед ним регента).
  
  Однако в то же время неприятное облачко набежало на его душу, и тут же мелькнула змейкой мысль о том, что, не прописался ли этот сердечный человек уже в квартире покойного, ибо и такие примеры в жизни бывали
  
  (очевидно, умному человеку, что преследует свои корыстные цели новоявленный слезоточивый друг литератора, не смог тот его ввести в заблуждение своими страданиями, но пока не ясно, в чём состоят эти цели).
  
  - Простите, вы были другом моего покойного Миши? - спросил он, утирая рукавом левый сухой глаз
  
  (совершенно не тронул своими причитаниями его Коровьёв),
  
  а правым изучая потрясаемого печалью Коровьёва. Но тот до того разрыдался, что ничего нельзя было понять, кроме повторяющихся слов "хрусть - и пополам!". Нарыдавшись вдоволь, Коровьёв отлепился, наконец, от стенки и вымолвил:
  - Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки!..
  
  (не пьют валерьянку в таких дозах, другой напиток пошёл принимать кривляющийся Коровьёв)
  
  - И, повернув к Поплавскому совершенно заплаканное лицо, добавил: - Вот они трамваи-то!
  
  (изощряется в циничном лицедействе).
  
  - Я извиняюсь, вы мне дали телеграмму? - спросил Максимилиан Андреевич, мучительно думая о том, кто бы это мог этот удивительный плакса.
  - Он! - ответил Коровьёв и указал пальцем на кота
  
  (в каждой мелочи Коровьёв считает моральным публично переносить ответственность на своих подчинённых, если это возможно без последствий; в момент, когда Воланд предложил Берлиозу послать телеграмму его родственникам, кота рядом не было, следовательно, это была его инициатива).
  
  Поплавский вытаращил глаза, полагая, что ослышался.
  - Нет, не в силах, нет мочи, - шмыгая носом, продолжал Коровьёв, - как вспомню: колесо по ноге... одно колесо пудов десять весит.... Хрусть!.. Пойду лягу в постель, забудусь сном, - и тут он исчез из передней
  
  (излюбленная манера автора играть словами, никуда не исчезал регент, он просто ушёл в кабинет Берлиоза к накрытому там столу).
  
  Кот же шевельнулся, спрыгнул со стула, стал на задние лапы, подбоченился, раскрыл пасть и сказал:
  - Ну, я дал телеграмму. Дальше что?
  
  (обычная многократно испытанная поколениями следователей игра в доброго и плохого; рассчитывают они лишить Максимилиана Андреевича душевного равновесия не ради чего-нибудь, а просто так; свой собственный промах с вызовом Поплавского они отыгрывают на дяде Берлиоза; вызван он котом из тупого исполнительского желания подобострастно выполнять каждое слово своего хозяина).
  
  У Максимилиана Андреевича сразу закружилась голова, руки и ноги отнялись, он уронил чемодан и сел на стул напротив кота
  
  (Максимилиану Андреевичу приходится ростом по плечо Азазелло, чтобы лучше разглядеть того, с кем он разговаривает приседает он на стул).
  
  - Я кажется, русским языком спрашиваю, - сурово сказал кот, - дальше что?
  Но Поплавский не дал никакого ответа
  
  (похоже, от брезгливости, оттого перед кем ему приходится отчитываться).
  
  Паспорт! - тявкнул кот и протянул пухлую лапу
  
  (можно представить эту картину: огромный Поплавский и лилипут кот на полу перед ним с протянутой лапой, подбоченясь, даёт ему указания).
  
  Ничего не соображая и ничего не видя, кроме двух искр, горящих в кошачьих глазах, Поплавский выхватил из кармана паспорт, как кинжал
  
  (горит в ответ коту ненависть в сердце Максимилиана Андреевича, кинжал выхватывают из ножен, когда хотят зарезать).
  
  Кот снял с подзеркального стола очки в толстой чёрной оправе, надел их на морду, от чего сделался ещё внушительнее, и вынул из прыгающей руки Поплавского паспорт
  
  (как всегда уничижительно характеризует кота Бегемота М.А.Булгаков).
  
  "Вот интересно: упаду я в обморок или нет?" - подумал Поплавский. Издалека доносились всхлипывания Коровьёва, вся передняя наполнилась запахом эфира, валерьянки и ещё какой-то тошной мерзости
  
  (под таким названием автор, видимо, имеет ввиду самогон).
  
  - Каким отделением выдан документ? - спросил кот, всматриваясь в страницу. Ответа не последовало.
  - Четыреста двенадцатым
  
  (совершенно невозможный номер называет кот, в желании поразить Максимилиана Андреевича собственными возможностями помнить каждое отделение милиции в стране),
  
  - сам себе сказал кот, водя лапой по паспорту, который он держал кверху ногами
  
  (ещё одна деталь к портрету кота Бегемота или Николая Ивановича Ежова; в одной из своих анкет он указал как-то, совершенно серьёзно, в графе "образование": незаконченное низшее; был практически безграмотным человеком председатель НКВД Советского Союза),
  
  - ну да, конечно! Мне это отделение известно! Там кому попало выдают паспорта! А я б, например, не выдал такому, как вы! Нипочём не выдал бы!
  
  (паспорта обязаны выдавать всем гражданам страны вне зависимости от симпатий или антипатий каких бы то ни было по рангу чиновников, кроме жителей сельской местности, которым право иметь паспорта, то есть фактически освобождение от вечной привязанности к селу или рабства, будет дано только в 1970 году)
  
  Глянул бы только раз в лицо и моментально отказал бы! - кот до того рассердился, что швырнул паспорт на пол. - Ваше присутствие на похоронах отменяется, - продолжал кот официальным голосом, - потрудитесь уехать к месту жительства
  
  (вот чистосердечное признание в собственной глупости, отправляя назад Максимилиана Андреевича, Бегемот фактически признаёт бессмысленность его вызова, организованного им самим).
  
  - И рявкнул в дверь: - Азазелло!"
  
  Необходимое дополнение.
  
  Еще одна демонстрация воцаряющихся нравов в советском обществе.
  Со всей чуткостью и состраданием к чувствам родственников покойного выгоняют Максимилиана Андреевича Поплавского.
  Наглядный пример одного из реальных пунктов морального кодекса строителя коммунизма. Так понимали милосердие и сострадание коммунисты.
  Впервые в романе тщательно обрисованный Азазелло напоминает по внешнему виду мелких бандитов, еще совсем недавно грабивших повсеместно коммерческие магазины. Под почти поголовное одобрение трудящихся масс населения бывшего СССР.
  
  "Бельмо на левом глазу" - много раз повторенное указание автора на любимое пенсне Л.П.Берия, которым тот сверкал на всех известных мне своих изображениях.
  
  Продолжим.
  
  "На его зов в переднюю выбежал маленький, прихрамывающий, обтянутый черным трико, с ножом, засунутым за кожаный пояс, рыжий с желтым клыком, с бельмом на левом глазу
  
  (не правда ли, это очень похоже на то, как в 1990-ых годах мелкие банды рэкетиров грабили коммерческие ларьки и магазины, тогда в их среде была очень популярна дешевая синтетическая спортивная форма фирмы "Адидас" китайского производства).
  
  Поплавский почувствовал, что ему не хватает воздуху, поднялся со стула и попятился, держась за сердце
  
  (наипростейшим "киношным" узнаваемым маскарадом Азазелло легче всего запугивать людей).
  
  - Азазелло, проводи! - приказал кот и вышел из передней.
  - Поплавский, - тихо прогнусил вошедший, - надеюсь, уже всё понятно?
  Поплавский кивнул головой
  
  (не нужно прожевывать умному человеку: во-первых, что за люди засели в квартире М.А.Берлиоза; во-вторых, почему погиб литератор; в-третьих, кто теперь будет владельцем квартиры Љ 50, в-четвёртых, кому достанется всё оставшееся от редактора имущество).
  
  - Возвращайся немедленно в Киев, - продолжал Азазелло, - сиди там тише воды, ниже травы и ни о каких квартирах в Москве не мечтай, ясно?
  
  (это жесткое указание-требование не исполнить не может Максимилиан Андреевич, даже ради участия в похоронах, последствия для него нарушения приказа очевидны).
  
  Этот маленький, доводящий до смертельного страха Поплавского своим клыком, ножом и кривым глазом, доходил экономисту только до плеча
  
  (вот вам реальные размеры экономиста-плановика Максимилиана Андреевича Поплавского),
  
  но действовал энергично, складно и организованно.
  Прежде всего он поднял паспорт и подал его Максимилиану Андреевичу, и тот принял книжечку мертвой рукой. Затем именуемый Азазелло одной рукой поднял чемодан, другой распахнул дверь и, взяв под руку дядю Берлиоза, вывел его на площадку лестницы. Поплавский прислонился к стене. Без всякого ключа Азазелло открыл чемодан
  
  (и у этого персонажа романа всё те же узнаваемые воровские навыки),
  
  вынул из него громадную жареную курицу без одной ноги, завернутую в промаслившуюся газету, и положил ее на площадке
  
  (производится процедура личного обыска вещей Максимилиана Андреевича безо всяких на то оснований или обвинений хоть в чём-то предосудительном или криминальном).
  
  Затем вытащил две пары белья, бритвенный ремень, какую-то книжицу и футляр и все это спихнул ногой в пролет лестницы, кроме курицы. Туда же полетел и опустевший чемодан. Слышно было, как он грохнулся внизу, и, судя по звуку, от него отлетела крышка.
  Затем рыжий разбойник ухватил за ногу курицу и всей этой курицей плашмя, крепко и страшно так ударил по шее Поплавского, что туловище курицы отскочило, а нога осталась в руках Азазелло
  
  (страшно это когда бьют ногами, курицей бьют, чтобы унизить и вымазать в жире, Азазелло бьёт Поплавского снизу вверх, Максимилиан Андреевич нависает над ним, как Голиаф перед Давидом).
  
  Всё смешалось в доме Облонских, как справедливо выразился знаменитый писатель Лев Толстой. Именно так и сказал бы он в данном случае. Да! Всё смешалось в глазах у Поплавского. Длинная искра пронеслась у него перед глазами, затем сменились какой-то траурной змеёй, погасившей на мгновенье майский день, - и Поплавский полетел вниз по лестнице, держа в руке паспорт
  
  (М.А.Булгаков описывает, как технически сложным борцовским приёмом - "броском через голову", выбрасывает Азазелло Максимилиана Андреевича, никак иначе заставить лететь его маленький разбойник не сможет).
  
  Долетев до поворота, он выбил на следующей площадке ногою стекло в окне и сел на ступеньке. Мимо него пропрыгала безногая курица и свалилась в пролёт. Оставшийся наверху Азазелло вмиг обглодал куриную ногу и кость засунул в боковой карманчик трико
  
  (ещё один штрих к портрету, как малое неразумное дитя или как недоразвитый взрослый, он суёт жирную куриную кость в карман своей верхней одежды),
  
  вернулся в квартиру и с грохотом закрылся.
  В это время снизу начали слышаться осторожные
  
  (с трудом подымается на пятый этаж пожилой человек)
  
  шаги подымающегося человека.
  Пробежав ещё один пролёт, Поплавский сел на деревянный диванчик на площадке и перевёл дух.
  Какой-то малюсенький пожилой человек с необыкновенно печальным лицом
  
  (откуда взяться радости у старого человека, если ему в пенсионном возрасте приходиться ради хлеба насущного работать обычным продавцом),
  
  в чесунчовом старинном костюме и твердой соломенной шляпе с зелёной лентой
  
  (такой знак на головном уборе впервые применил Камилл Демулен во время Французской революции, как символ своей преданности идеям революционных перемен),
  
  подымаясь вверх по лестнице, остановился возле Поплавского.
  - Позвольте вас спросить, гражданин, - с грустью осведомился человечек в чесунче, - где квартира номер пятьдесят?
  - Выше! - отрывисто ответил Поплавский.
  - Покорнейше вас благодарю, гражданин, - так же грустно сказал человечек и пошёл вверх, а Поплавский поднялся и побежал вниз.
  Возникает вопрос, уж не в милицию ли спешил Максимилиан Андреевич жаловаться на разбойников, учинивших над ним дикое насилие среди бела дня?
  
  (конкретно своим именем называет автор произведённое над Поплавским действие)
  
  Нет, ни в коем случае, это можно сказать уверенно. Войти в милицию и сказать, что вот, мол, сейчас кот в очках читал мой паспорт, а потом человек в трико, с ножом... нет, граждане, Максимилиан Андреевич был действительно умным человеком!
  
  (только идиот пойдёт жаловаться на милицию в ...милицию).
  
  Он был уже внизу и увидел у самой выходной двери дверь, ведущую в какую-то каморку. Стекло в этой двери было выбито. Поплавский спрятал паспорт в карман, оглянулся, надеясь увидеть выброшенные вещи
  
  (подобрала вещи, по всей видимости, Аннушка, ведь не зря она дежурила под своей дверью).
  
  Но их не было и следа. Поплавский и сам подивился, насколько мало это его огорчило
  
  (радуется Максимилиан Андреевич своему мирному, по тем временам, освобождению, ведь могли запросто руководители НКВД и "впаять" срок за какое-нибудь соучастие).
  
  Его занимала другая интересная и соблазнительная мысль - проверить на этом человечке ещё раз проклятую квартиру. В самом деле: раз он справлялся о том, где она находится, значит, шёл в неё впервые. Стало быть, он сейчас направлялся непосредственно в лапы той компании, что засела в квартире Љ 50. Что-то подсказывало Поплавскому, что человечек этот очень скоро выйдет из этой квартиры
  
  (заметил он, что новый посетитель ведёт себя, как порядочный человек, в отличие от новых жильцов квартиры Љ 50).
  
  Ни на какие похороны никакого племянника Максимилиан Андреевич, конечно, уже не собирался, а до поезда в Киев времени было достаточно
  
  (безусловно, что о готовящихся торжественных похоронах М.А.Берлиоза он осведомлен, об этом трубят все газеты).
  
  Экономист оглянулся и нырнул в каморку.
  В это время далеко наверху стукнула дверь. "Это он вошёл..." - с замиранием сердца подумал Поплавский. В каморке было прохладно, пахло мышами и сапогами. Максимилиан Андреевич уселся на каком-то деревянном обрубке и решил ждать. Позиция была удобная, из каморки прямо была видна выходная дверь шестого парадного
  
  (в советское время парадные входы были заколочены, как признаки чрезмерного стремления хозяев домов к роскоши, каморка, которую описывает М.А.Булгаков, это подсобное помещение возле чёрного входа для прислуги, как бы тайком прокрадывались люди к себе через эту дверь в дом).
  
  Однако ждать пришлось дольше, чем полагал киевлянин. Лестница всё время была почему-то пустынна. Слышно было хорошо, и наконец в пятом этаже стукнула дверь. Поплавский замер. Да, его шажки. "Идёт вниз". Открылась дверь этажом пониже. Шажки стихли. Женский голос. Голос грустного человечка... да, это его голос.... Произнёс что-то вроде "оставь, Христа ради...". Ухо Поплавского торчало в разбитом стекле. Это ухо уловило женский смех. Быстрые и бойкие шаги вниз; и вот мелькнула спина женщины. Эта женщина с клеёнчатой зелёной сумкой
  
  (даже в этой сумке мне видятся огромные тюки расчерченных в крупную клетку сумок наших торгашей-челночников, совсем ещё недавно сновавших на вещевых рынках по всей территории бывшего СССР)
  
  в руках вышла из подъезда во двор. А шажки того человечка возобновились. "Странно! Он назад возвращается в квартиру! Уж не из этой ли шайки он сам? Да, возвращается. Вон опять наверху открыли дверь. Ну что ж, подождём ещё".
  На этот раз пришлось ждать недолго. Звуки двери. Шажки. Шажки стихли. Отчаянный крик. Мяуканье кошки. Шажки быстрые, дробные, вниз, вниз, вниз!
  Поплавский дождался. Крестясь и что-то бормоча, пролетел печальный человечек, без шляпы, с совершенно безумным лицом, исцарапанной лысиной и в совершенно мокрых штанах
  
  (от одной чаши вина не станут настолько мокрыми брюки, автор избрал такую аллегорию для демонстрации степени жестокости чекистов по отношению к обычным гражданам, ранее так же был охарактеризован Жорж Бенгальский).
  
  Он начал рвать за ручку выходную дверь, в страхе не соображая, куда она открывается - наружу или вовнутрь, - наконец совладал с нею и вылетел на солнце во двор.
  Проверка квартиры была произведена. Не думая больше ни о покойном племяннике, ни о квартире, содрогаясь при мысли о той опасности, которой он подвергался
  
  (нет, никакой возможности у него принять участие в похоронах; для него это смерти подобно),
  
  Максимилиан Андреевич, шепча только два слова: "Всё понятно! Всё понятно!" - выбежал во двор. Через несколько минут троллейбус уносил экономиста-плановика по направлению к Киевскому вокзалу
  
  (М.А.Булгаков, наделив Максимилиана Андреевича служебной специальностью, подчеркивает его рассудительность при совершении любого поступка, прежде чем что-либо предпринять, он всё должен взвесить и распланировать; дядя М.А.Берлиоза хладнокровен, ни при каких обстоятельствах он не "теряет голову"; он абсолютно не импульсивен и не эмоционален).
  
  С маленьким же человечком, пока экономист сидел в каморке внизу, приключилась неприятнейшая история. Человечек был буфетчиком в Варьете и назывался Андрей Фокич Соков. Пока шло следствие в Варьете, Андрей Фокич держался в сторонке от всего происходящего, и замечено было только одно, что он стал ещё грустнее
  
  (много ли радости прибавит необходимость идти к самому Воланду, чтобы уличать его сотрудников в мошенничестве, впрочем, и самого мага тоже),
  
  чем был всегда вообще, и, кроме того, что он справлялся у курьера Карпова о том, где остановился приезжий маг".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Описывая квартиру, в очередной раз, заострит внимание читателя на погоде, М.А.Булгаков.
  Само появление буфетчика в жаркий день в шляпе и в костюме из плотного сурового шелкового материала выглядит не по погоде. Мне кажется, подобные пиджаки старинного покроя должны быть очень теплыми.
  В якобы жаркий и душный день затоплен камин внутри помещения и, тем не менее, в "нехорошей" квартире холодно.
  
  Продолжим.
  
  "Итак, расставшись на площадке с экономистом, буфетчик добрался до пятого этажа и позвонил в квартиру Љ 50.
  Ему открыли немедленно, но буфетчик вздрогнул, попятился и вошёл не сразу. Это было понятно. Открыла дверь девица, на которой ничего не было, кроме кокетливого кружевного фартучка и белой наколки на голове. На ногах, впрочем, были золотые туфельки
  
  (образ стандартной недорогой проститутки из порнографических фильмов появляется перед моими глазами).
  
  Сложением, девица отличалась безукоризненным, и единственным дефектом в её внешности можно было считать багровый шрам на шее
  
  (красный галстук повязанный на голой шее, а-ля пионервожатая)".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Так демонстрирует автор романа легкомысленные нравы властьпредержащих. Не отвлекаясь от решения мировых проблем на переодевания и ухаживания, видимо, предаются здесь сексуальным утехам по первому требованию вождя и хозяина. Для ублажения взора руководителей страны ходит обнажённая Гелла в холодной и не протапливаемой, даже разожженным камином, квартире.
  Багровый шрам на шее Геллы аллегорическая фантазия автора о молодых сотрудницах органов с красными пионерскими галстуками на шеях.
  Может быть, так М.А.Булгаков намекает читателям о педофилических пристрастиях новых жителей, популярных в извращённой преступной среде, пресытившейся обыкновенными усладами?
  
  Продолжим.
  
  "- Ну что ж, входите, раз звонили! - сказала девица, уставив на буфетчика зелёные распутные глаза
  
  (описание автором Геллы создаёт образ развращённой в крайней степени девицы).
  
  Андрей Фокич охнул, заморгал глазами и шагнул в переднюю, снимая шляпу. В это время как раз в передней зазвенел телефон. Бесстыжая горничная, поставив одну ногу на стул, сняла трубку с рычажка и сказала в неё:
  - Алло!
  Буфетчик не знал, куда девать глаза, переминался с ноги на ногу и думал: "Ай да горничная у иностранца! Тьфу ты, пакость какая!" И, чтобы спастись от пакости, стал коситься по сторонам
  
  (прячет свои глаза от прелестей Геллы патриархальный и целомудренный пожилой человек, стыдно ему находится здесь).
  
  Вся большая и полутёмная передняя была загромождена необычными предметами и одеянием. Так, на спинку стула наброшен был траурный плащ, подбитый огненной материей, на подзеркальном столике лежала длинная шпага с поблескивающей золотой рукоятью
  
  (кожаный плащ комиссара Красной армии, с подкладкой из красной материи).
  
  Три шпаги с рукоятями серебряными стояли в углу так же просто, как какие-нибудь зонтики или трости
  
  (так автор вольно изобразил обычный военный арсенал в специально оборудованном оружейном углу прихожей, как это обычно бывает в служебных помещениях, где обретаются действующие офицеры, во время несения ими службы).
  
  А на оленьих рогах висели береты с орлиными перьями
  
  (простые армейские фуражки со знаком родов войск в качестве кокарды).
  
  - Да, - говорила горничная в телефон, - как? Барон Майгель? Слушаю. Да! Господин артист сегодня дома. Да, будет рад вас видеть
  
  (очень деликатными и секретными вещами занимается барон, ведь мы и сегодня не знаем с достоверностью, что и куда было продано из сокровищниц даже Эрмитажа, не говоря обо всех других музеях, частных коллекциях и церквях, где хранились бесценные предметы искусства и культуры России и мира, именно их называет "достопримечательностями" М.А.Булгаков; вот такие вопросы согласовывает и назначает встречи особо доверенное лицо Воланда).
  
  Да, гости.... Фрак или чёрный пиджак. Что? К двенадцати ночи. - Закончив разговор, горничная положила трубку и обратилась к буфетчику: - Вам что угодно?
  - Мне необходимо видеть гражданина артиста.
  - Как? Так-таки его самого?
  
  (через курьера Карпова известно Воланду, что ищет с ним встречи буфетчик, никому другому из частных лиц, Никанору Ивановичу или Максимилиану Андреевичу, не дал аудиенции Воланд; М.А.Булгаков так заостряет внимание читателей на сфере обслуживания населения, важнейшему экономическому инструменту облапошивания трудовых масс).
  
  - Его, - ответил буфетчик печально.
  - Спрошу, - сказала, видимо колеблясь
  
  (лицедействует Гелла, специально дополнительно напрягая пожилого человека, если бы его не ждали, кто бы с ним слово сказал),
  
  горничная и, приоткрыв дверь в кабинет покойного Берлиоза, доложила: - Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир.
  - А пусть войдёт, - раздался из кабинета разбитый голос Коровьёва.
  - Пройдите в гостиную, - сказала девица так просто
  
  (запросто запускают в святая святых к Воланду Андрея Фокича, ждёт его маг),
  
  как будто была одета по-человечески, приоткрыла дверь в гостиную, а сама покинула переднюю.
  Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело своё позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стёкла больших окон (фантазия бесследно пропавшей ювелирши)
  
  (небольшое упоминание М.А.Булгакова, возвращающее нас в реальную действительность, это не мистический кабинет отдыхающего дьявола и его друзей, это немного захламлённая комната в квартире Љ 50)
  
  лился необыкновенный, похожий на церковный свет. В старинном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пылали дрова
  
  (трудно не увидеть здесь противоречия, конечно, специально вставленного автором; в "Доме Грибоедова" литераторы изнывали от духоты и жары ночью, здесь посреди дня горят поленья в камине и всё равно холодно).
  
  А жарко между тем нисколько не было в комнате, и даже наоборот, входящего охватывала какая-то погребная сырость
  
  (не жарко могло быть лишь по одной причине, холодно в Москве весной, даже несмотря на растопленный камин, кондиционеров тогда еще не было).
  
  Перед камином на тигровой шкуре сидел, благодушно жмурясь на огонь, чёрный котище. Был стол, при взгляде на который богобоязненный буфетчик вздрогнул: стол был накрыт церковной парчой
  
  (прельстила разбойников-большевиков торжественная богатая сурового цвета материя из похоронного религиозного обряда, человечек признал этот материал, нигде более не применявшийся в быту; мне представляется, что, завернув в эту парчу голову М.А.Берлиоза, уволок её из "грибоедовского зала" кот Бегемот).
  
  На парчовой скатерти стояло множество бутылок - пузатых, заплесневевших и пыльных. Между бутылками поблескивало блюдо, и сразу было видно, что это блюдо из чистого золота
  
  (быть может, и это блюдо прихвачено мародёром Бегемотом с панихиды литератора?).
  
  У камина маленький рыжий, с ножом за поясом, на длинной стальной шпаге жарил куски мяса. и сок капал в огонь, и в дымоход уходил дым. Пахло не только жареным, но ещё какими-то крепчайшими духами и ладаном, отчего у буфетчика, уже знавшего из газет о гибели Берлиоза и о месте его проживания, мелькнула мысль о том, что уж не служили ли, чего доброго, по Берлиозу церковную панихиду, каковую мысль, впрочем, он тут же отогнал от себя, как заведомо нелепую
  
  (конечно, запах разносится от этого куска парчи, спёртого из зала прямо вовремя всех этих религиозных кладбищенских церемоний, посвящённых М.А.Берлиозу, прямо посреди церковной панихиды).
  
  Ошеломлённый буфетчик неожиданно услышал тяжёлый бас:
  - Ну-с, чем могу быть полезен?
  Тут буфетчик и обнаружил в тени того, кто был ему нужен.
  Чёрный маг раскинулся на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нём подушками. Как показалось буфетчику, на артисте было только чёрное бельё и чёрные же востроносые туфли
  
  (после удачно проведённого мероприятия, отдыхая, не беспокоит себя суетой с переодеванием Воланд, как, впрочем, и его горничная, в тапочках и трусах быстрее и проще переходить к сексуальным услугам Геллы).
  
  - Я, - горько заговорил буфетчик, - являюсь заведующим буфетом театра Варьете...
  Артист вытянул вперёд руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:
  - Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в коем случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы
  
  (упреждая предполагаемые жалобы буфетчика на качество поставляемых из специального распределителя продуктов, Воланд сам нападает на него, ни возле никакой стойки вчера его не было, и в буфет он не ходил).
  
  Драгоценный мой! Брынза не бывает зелёного цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а чай? Ведь это же помои. Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать
  
  (это прямое указание пожилому буфетчику, как нужно обманывать клиентов и посетителей буфета, надо незаметно подливать воду).
  
  Нет, милейший, так невозможно!
  
  (в буфет вчера бегали его сотрудники, Воланд его не посещал, да и зачем ему, по первому требованию всё, что ему захочется, ему поднесут его придворные "лизоблюды").
  
  - Я извиняюсь, - заговорил ошеломлённый этим внезапным нападением Андрей Фокич, - я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чём
  
  (где, как только не в спецраспредилителе у Воланда, можно разжиться осетриной; царская рыба всегда была деликатесом за любым столом в СССР, да и во всём мире, сегодня, в итоге бесконтрольного лова осётровых рыб в России полностью запрещена их ловля и продажа).
  
  - То есть как это ни при чём, если она испорчена!
  
  (фактически сам себя охаивает Воланд).
  
  - Осетрину прислали второй свежести, - сообщил буфетчик
  
  (пытаясь быть вежливым выкручивается, играя словами, тем самым оправдывая поставщиков бракованной продукции из ведомства Воланда, пожилой человечек).
  
  - Голубчик, это вздор!
  - Чего вздор?
  - Вторая свежесть - вот что вздор! Свежесть бывает только одна - первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
  
  (совершенно очевидные вещи произносит маг, долгие годы эта фраза будет выдаваться ханжами, как нечто гениальное; так, Воланд, отмеживаясь, делает вид невинного дитяти, словно не в советских государственных магазинах торговали повсеместно продуктами второй, третьей, а частенько и большей, свежести, таков был уровень фантазии советских служащих).
  
  - Я извиняюсь... - начал было опять буфетчик, не зная, как отделаться от придиравшегося к нему артиста
  
  (жалоба на поставщиков осетрины - это жалоба на новые порядки поставки провизии, то есть... поклёп на советскую власть).
  
  - Извинить не могу, - твёрдо сказал тот
  
  (кого извинить не может?.. себя? демагогия "чистой воды").
  
  - Я не по этому делу пришёл, - совсем расстраиваясь, проговорил буфетчик
  
  (зачем слушать нравоучения Воланда, противоречащего самому себе, смелому малюсенькому Андрею Фокичу?).
  
  - Не по этому? - удивился иностранный маг. - А какое же еще дело могло вас привести ко мне?
  
  (поставки некачественной провизии будут во всё время существования СССР бичом всего советского общественного питания, желая упредить очередную кляузу, заговорил о осетрине и брынзе Воланд, подсказывая единственный естественный выход, по убеждениям большевиков: грабить и обманывать свой народ, "впаривая", на современном сленге, ему всё что ни попадя, а с властью дружить).
  
  Если память не изменяет мне, из лиц, близких вам по профессии, я знался только с одною маркитанкой
  
  (кто же тогда Гелла?),
  
  но и то давно, когда вас ещё не было на свете. Впрочем, я рад. Азазелло! Табурет, господину заведующему буфетом!
  Тот, что жарил мясо, повернулся, причём ужаснул буфетчика своими клыками, и ловко подал ему один из тёмных дубовых низеньких табуретов. Других сидений в комнате не было.
  Буфетчик вымолвил:
  - Покорнейше благодарю, - и опустился на скамеечку. Задняя её ножка тотчас с треском подломилась, и буфетчик, охнув, пребольно ударился задом об пол. Падая, он поддел ногой другую скамеечку, стоявшую перед ним, и с неё опрокинул себе на брюки полную чашу красного вина
  
  (заметим, к слову, что замочить описанным способом нижнее бельё невозможно).
  
  Артист воскликнул:
  - Ай! Не ушиблись ли вы?
  Азазелло помог буфетчику подняться, подал другое сидение. Полным горя голосом буфетчик отказался от предложения хозяина снять штаны и просушить их перед огнём
  
  (только ставший одним из них, вступивший в их ряды может позволить себе вести себя так свободно, М.А.Булгаков, таким макаром, выкладывает предложение завербоваться в сотрудники НКВД)
  
  и, чувствуя себя невыносимо неудобно в мокром белье
  
  (на самом деле, подвергнутый устрашению и насилию обмочился несчастный старик)
  
  и платье, сел на другую скамеечку с опаской.
  - Я люблю сидеть низко, - заговорил артист, - с низкого не так опасно падать
  
  (сидя на царском троне Российской Империи лицемерно рассуждает Воланд-Сталин).
  
  Да, итак, мы остановились на осетрине? Голубчик мой! Свежесть, свежесть и свежесть, вот что должно быть девизом всякого буфетчика. Да вот, не угодно ли отведать...
  Тут в багровом свете от камина блеснула перед буфетчиком шпага, и Азазелло выложил на золотую тарелку шипящий кусок мяса, полил его лимонным соком и подал буфетчику золотую двузубую вилку.
  - Покорнейше... я...
  - Нет, нет, попробуйте!
  Буфетчик из вежливости положил кусочек в рот и сразу понял, что жуёт что-то действительно очень свежее и, главное, необыкновенно вкусное
  
  (конечно, если есть награбленные вчера ценности, то на них можно приобрести и приготовить что-то вкусное).
  
  Но, прожёвывая душистое, сочное мясо, буфетчик едва не подавился и не упал вторично. Из соседней комнаты влетела большая тёмная птица и тихонько задела крылом лысину буфетчика
  
  (таким необычно фантастическим путём отмечает автор то, что Воланд решил "вправить мозги" непослушному человечку).
  
  Сев на каминную полку рядом с часами, птица оказалось совой. "Господи боже мой!" - подумал нервный, как все буфетчики, Андрей Фокич. - Вот квартирка!"
  - Чашу вина? Белое, красное? Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?
  
  (как и в Ершалаимской части романа цвет вина определяет суть беседы, речь идёт о политических предпочтениях, полдень не время распития спиртных напитков, только очень праздные люди могут себе позволить в это время потреблять алкоголь)
  
  - Покорнейше... я не пью...
  
  (честный человек аккуратно избегает рассуждений на эту скользкую и опасную тему, как обсуждение политических пристрастий)
  
  - Напрасно! Так не прикажете ли партию в кости? Или вы любите другие какие-нибудь игры? Домино, карты?
  
  (в беседе-допросе Воланд попутно своим рекомендациям ненавязчиво выясняет привычки и пристрастия Андрея Фокича)
  
  - Не играю, - уже утомленный отозвался буфетчик
  
  (греховно пожилому богобоязненному человеку увлекаться азартными играми).
  
  - Совсем худо, - заключил хозяин, - что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы!
  
  (люди, ведущих праведный образ жизни, объявляют Воланд подлецами).
  
  Итак, я слушаю ваше дело".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Методика работы бытового обслуживания населения в системе общественного питания представлена М.А.Булгаковым в рекомендациях чёрного мага.
  Как будто о современных расплодившихся в России игровых автоматах и казино говорит М.А.Булгаков.
  Лёгко управляться с задурманенными алкоголем или наркотиками людьми в корыстных целях, без труда можно изымать излишки денег из семей больных "игроманией" граждан.
  
  Продолжим.
  
  "- Вчера вы изволили фокусы делать...
  - Я? - воскликнул в изумлении маг. - Помилосердствуйте. Мне это даже как-то не к лицу!
  
  (обыкновенное дело для романа и самого автора вставлять в речь собеседника, в данном случае это Воланд, слова оппонента, Андрея Фокича, "не к лицу" пожилому человеку на старости лет менять убеждения и привычки и выполнять установки мага).
  
  - Виноват, - сказал опешивший буфетчик, - да ведь... сеанс чёрной магии...
  - Ах, ну да, ну да!
  
  (сам Воланд согласен с тем, что выделывал вчера фокусы; автор указывает так то, кому "не к лицу" вести себя недостойно).
  
  Дорогой мой! Я открою вам тайну: я вовсе не артист, а просто мне хотелось повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре
  
  (мне представляется, что это реальная произнесённая публично Сталиным фраза).
  
  Ну вот моя свита, - он кивнул в сторону кота, - и устроила этот сеанс, я же лишь сидел и смотрел на москвичей. Но не меняйтесь в лице
  
  (указание на свиту меняет выражение лица буфетчика, желание перенести ответственность на подчинённых ему сотрудников усмотрел в этих словах Андрей Фокич),
  
  а скажите, что же в связи с этим сеансом привело вас ко мне?
  - Изволите ли видеть, в числе прочего бумажки слетели с потолка... - буфетчик понизил голос и конфузливо оглянулся, - ну, их все и похватали. И вот заходит ко мне в буфет молодой человек, даёт червонец, я сдачи ему восемь с полтиной.... Потом другой...
  - Тоже молодой человек?
  - Нет, пожилой. Третий, четвёртый... Я всё даю сдачи. А сегодня стал проверять кассу, глядь, а вместо денег - резаная бумага. На сто девять рублей наказали буфет.
  - Ай-яй-яй! - воскликнул артист. - Да неужели же они думали, что это настоящие бумажки?
  
  (безо всякого стыда прямым текстом Воланд заявляет о том, что в театре Варьете Фагот разбрасывал фальшивые ассигнации, подтверждая всё то, что говорил о них Жорж Бенгальский)
  
  Я не допускаю мысли, чтобы они это сделали сознательно
  
  (как же им ещё воспринимать денежные знаки, если сами чекисты гарантировали их подлинность во время сеанса чёрной магии).
  
  Буфетчик как-то криво и тоскливо оглянулся, но ничего не сказал
  
  (что может сказать честный человек на циничную ложь).
  
  - Неужели мошенники? - тревожно спросил у гостя маг. - Неужели среди москвичей есть мошенники?
  В ответ буфетчик так горько улыбнулся, что отпали всякие сомнения: да, среди москвичей есть мошенники
  
  (главные преступные махинаторы сидят сейчас перед ним и спрашивают его о своём наличии).
  
  - Это низко! - возмутился Воланд. - Вы человек бедный.... Ведь вы человек бедный?
  Буфетчик втянул голову в плечи, так что стало видно, что он человек бедный
  
  (вороватый человек в подобной ситуации начинает ёрзать, прятать взгляд, Андрей Фокич съёживается, стыдясь своей нищеты).
  
  - У вас сколько имеется сбережений?
  Вопрос был задан участливым тоном, но всё-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Буфетчик замялся
  
  (тот, кто прячет свои ценности, отвечает мгновенно, что никаких денег у него нет, мнётся человек, которому сказать нечего, потому что сбережений нет).
  
  - Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах, - отозвался из соседней комнаты треснувший голос, - и дома под полом двести золотых десяток
  
  (следует предложение взятки и методика их укрывательства).
  
  Буфетчик как будто прикипел
  
  (разоблачённый человек ведёт себя иначе, так, срастясь с сиденьем, окаменев, реагирует он на поистине огромную для него величину предлагаемой суммы),
  
  к своему табурету.
  - Ну, конечно, это не сумма, - снисходительно сказал Воланд своему гостю
  
  (он считает, что просто торгуется буфетчик и предложенная сумма ему показалась маленькой),
  
  - хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрёте?
  
  (как самый завзятый криминальный авторитет, он указывает человечку на проблемы со здоровьем, что могут у того возникнуть, если он откажется).
  
  Тут уж буфетчик возмутился.
  - Это никому неизвестно и никого не касается, - ответил он
  
  (бесстрашно Андрей Фокич заявляет, что не Воланду решать кому и сколько жить, это дела Господа).
  
  - Ну да, неизвестно, - послышался всё тот же дрянной голос из кабинета, - подумаешь, бином Ньютона! Умрёт он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвёртой палате
  
  (для "красного словца" и большей убедительности, для документального образа называет Коровьёв больницу, болезнь, номер палаты).
  
  Буфетчик стал жёлт лицом.
  - Девять месяцев, - задумчиво считал Воланд, - двести сорок девять тысяч.... Это выходит круглым счётом двадцать семь тысяч в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит.... Да ещё эти десятки...
  
  (тупо и глупо продолжает уговаривать Воланд, не понимая того, отчего артачится буфетчик)
  
  - Десятки реализовать не удастся, - ввязался всё тот же голос, леденя сердце буфетчика, - по смерти Андрея Фокича дом немедленно сломают, и десятки будут отправлены в Госбанк
  
  (подготовлен к встрече Коровьёв, ему известно место жительства Андрея Фокича, выяснил он даже то, что дом скоро пойдёт под слом; заодно он рекомендует буфетчику не связываться с золотом, поскольку использовать их в СССР с корыстью для себя не удастся).
  
  - Да я и не советовал бы вам ложиться в клинику, - продолжал артист, - какой смысл умирать в палате под стоны и хрипы безнадёжных больных. Не лучше ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и, приняв яд, переселиться под звуки струн, окружённым хмельными красавицами и лихими друзьями?
  
  (о новом моральном кодексе жизни говорит Воланд, предлагая предаться разврату пожилому богобоязненному человеку, о криминальной радости получать от жизни всё здесь и сейчас, а потом, хоть трава не расти)
  
  Буфетчик сидел неподвижно и очень постарел (страшны и ужасны предложения всесильного вождя для него, но неприемлемы).
  
  Тёмные кольца окружили его глаза, щёки обвисли, и нижняя челюсть отвалилась".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Во время сеанса в театре Варьете позволить себе ходить в буфет могли только служивые сотрудники органов правопорядка. Нельзя списать эти затраты на остроумную шутку молодых сотрудников, потому что среди них были люди и пожилые.
  Проверяя свою кассу, Андрей Фокич обнаружил недостачу в 109 рублей, по-видимому у подгулявших милиционеров кончились даже те бумажки, что рассыпались в зале Фаготом, купюры были достоинством в 10 рублей, и они отдыхали потом за счет заведения.
  Будучи по природе честным человеком, Андрей Фокич пришёл к организатору
  вчерашнего мероприятия, чтобы обменять полученные вчера в буфете Варьете в качестве оплаты бумажки или денежные знаки, разбросанные Фаготом по театральному залу, на реальные деньги. Понимает Андрей Фокич, что более никто и нигде не признает эти "ассигнации" настоящими.
  Как ни страшно "малюсенькому человечку" идти к Воланду, да выбора нет, нищему, но честному человеку нечем компенсировать недостачу. Никакому опытному вору и мошеннику не придёт в голову искать справедливости у самих махинаторов.
  Но не по карману честность простому нищему советскому человеку.
  Так утверждает М.А.Булгаков образом Андрея Фокича Сокова.
  Несмотря на свой собственный страх, на угрозы жизни и здоровью, на соблазны разгульной и богатой жизни, которой несомненно постоянно предавались чекисты, на предложение сотрудничества от самого Воланда, устоит от вербовки в штатные секретные сотрудники НКВД "печальный и грустный", но очень порядочный и богобоязненный буфетчик в театре Варьете. Оказалась сильнее дореволюционная мораль всей мощи советского государства. Не перенесут такого оскорбления своих корыстных идеалов сотрудники НКВД, они замучают несчастного человека своими пытками и с выдуманным Коровьёвым диагнозом "рак печени" объявят умершим.
  
  Продолжим.
  
  "- Впрочем, мы замечтались, - воскликнул хозяин
  
  (очередной маскированный фокус М.А.Булгакова, хозяином чего или кого является Воланд; о ХОЗЯИНЕ всей страны, И.В.Сталине говорит автор),
  
  - к делу. Покажите вашу резаную бумагу.
  Буфетчик, волнуясь
  
  (как не нервничать, наконец, перешли к тому, ради чего терпел он все предшествующие унижения, угрозы и уговоры),
  
  вытащил из кармана пачку, развернул и остолбенел. В обрывке газеты лежали червонцы.
  - Дорогой мой, вы действительно нездоровы, - сказал Воланд, пожимая плечами.
  Буфетчик, дико
  
  (не просто рад Андрей Фокич, но очевидному языческому волшебному превращению крайне удивлён)
  
  улыбаясь, поднялся с табурета.
  - А, - заикаясь, проговорил он, - а если они опять того...
  - Гм... - задумался артист, - ну, тогда приходите к нам опять. Милости просим! Рад нашему знакомству.
  Тут же выскочил из кабинета Коровьёв, вцепился в руку буфетчику, стал её трясти и упрашивать Андрея Фокича всем, всем передать поклоны
  
  (на всякий случай, чтобы человечек одумался и для облегчения его совести, регент перечисляет уже завербованных знакомых буфетчика).
  
  Плохо что-либо соображая, буфетчик тронулся в переднюю.
  - Гелла, проводи! - кричал Коровьев.
  Опять-таки эта рыжая нагая в передней! Буфетчик протиснулся в дверь, пискнул "до свидания" и пошёл, как пьяный. Пройдя немного вниз, он остановился, сел на ступеньки, вынул пакет, проверил, - червонцы были на месте. Тут из квартиры, выходящей на эту площадку, вышла женщина с зелёной сумкой
  
  (следит за всем происходящим действием в "нехорошей" квартире и за всеми входящими и выходящими из неё людьми острый плебейский взгляд секретного сотрудника Чумы-Аннушки, безнравственной черни).
  
  Увидев человека, сидящего на ступеньке и тупо глядящего на червонцы
  
  (откуда ему знать возможности Фагота, с которым, как нам известно, "в трамвай не садись"),
  
  улыбнулась и сказала задумчиво:
  - Что за дом у нас такой.... И этот с утра пьяный. Стекло выбили опять на лестнице!
  
  (меток и профессионален взгляд женщины, не всякий человек мгновенно определит и заметит только что разбитое стекло)
  
  - Всмотревшись повнимательнее в буфетчика, она добавила: - Э, да у вас, гражданин, червонцев-то куры не клюют! Ты бы со мной поделился, а?
  - Оставь ты меня, Христа ради, - испугался буфетчик и проворно спрятал деньги. Женщина рассмеялась:
  - Да ну тебя к лешему, скаред! Я пошутила... - и пошла вниз.
  Буфетчик медленно поднялся, поднял руку, чтобы поправить шляпу, и убедился, что её на голове нету. Ужасно ему не хотелось возвращаться, но шляпы было жалко
  
  (какому завзятому "торгашу" придет в голову возвращаться за такой мелочью назад, после всего только что виденного и пережитого, разве что только чрезвычайно бедному, нищему человеку).
  
  Немного поколебавшись, он всё-таки вернулся и позвонил.
  - Что вам ещё? - спросила его проклятая Гелла.
  - Я шляпочку забыл, - шепнул буфетчик, тыча себе в лысину. Гелла повернулась, буфетчик мысленно плюнул и закрыл глаза. Когда он их открыл, Гелла подавала ему его шляпу и шпагу с тёмной рукоятью
  
  (невзначай подсовывая оружие, продолжают вербовать из принципа Андрея Фокича, сотрудники НКВД).
  
  - Не моё, - шепнул буфетчик, отпихивая шпагу и быстро надевая шляпу.
  - Разве вы без шпаги пришли? - удивилась Гелла.
  Буфетчик что-то буркнул и быстро пошёл вниз. Голове его было почему-то неудобно и слишком тепло в шляпе; он снял её и, подпрыгнув от страха, тихо вскрикнул. В руках у него был бархатный берет с петушьим потрёпанным пером
  
  (в подъездной темноте, ошарашив оружием Андрея Фокича, Гелла сунула ему чекистскую фуражку).
  
  Буфетчик перекрестился
  
  (христианским знаком православный человечек разоблачает большевистскую бесовщину и гонит её от себя прочь).
  
  В то же мгновение берет мяукнул, превратился в чёрного котёнка и, вскочив обратно на голову Андрею Фокичу, всеми когтями впился в его лысину
  
  (в Эпилоге всех этих котят, ставших большими и сытыми котами, разлетевшимися по всей стране, будут вылавливать подручные Азазелло и беспощадно вычищать от них ряды НКВД).
  
  Испустив крик отчаяния, буфетчик кинулся бежать вниз, а котёнок свалился с головы и брызнул вверх по лестнице.
  Вырвавшись на воздух, буфетчик рысью пробежал к воротам и навсегда покинул чёртов Љ 302-бис.
  Превосходно известно, что с ним было дальше. Вырвавшись из подворотни, буфетчик диковато
  
  (несколько раз за короткий промежуток текста в отношении буфетчика напишет автор однокоренные слову "дикость" выражения, тем самым, он подчёркивает, как дикие, языческие предложения пришлось отвергнуть православному христианину)
  
  оглянулся, как будто что-то ища. Через минуту он был на другой стороне улицы в аптеке. Лишь только он произнёс слова: "Скажите, пожалуйста..." - как женщина за прилавком воскликнула:
  - Гражданин! У вас же вся голова изрезана!..
  Минут через пять буфетчик был перевязан марлей, узнал, что лучшими специалистами по болезни печени считаются профессора Бернадский и Кузьмин, спросил, кто ближе, загорелся от радости, когда узнал, что Кузьмин живёт буквально через двор в маленьком беленьком особнячке, и минуты через две был в этом особнячке".
  
  Необходимое дополнение.
  
  М.А.Булгаков разворачивает действие во всём романе как бы случайно.
  Если не вдумываться, то получается, что по воле хозяина, чёрного мага, сатаны, Воланда или по воле провидения, послушного ему, гибнет М.А.Берлиоз, Аннушка в нужном месте разливает масло, кирпичи падают на голову, согласно расписания, отменяются заседания литераторов, поэт Бездомный совершает массу "случайных" нелепостей, короче говоря, происходит множество нелепых, я бы даже сказал, курьёзных событий.
  Но в тексте романе М.А.Булгаков, самодовольным хвастовством самого Воланда, даёт нам подсказку о том, кто же реально правит в стране, когда рассуждает о том, кто управляется жизнью человеческой в главе 1:
  "Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее думать, что управился с ним кто-то совсем другой?"
  Безусловно, что в СССР всем управляет всесильный и всемогущий великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин, по подпольной привычке скрывающийся под множеством кличек, со своим вооружённым отрядом преданных рабов сотрудников НКВД.
  Профессор В.И.Кузьмин, как реальный доктор, лечивший в конце 1930-ых годов автора романа, мог сам рассказать М.А.Булгакову о том, как его вербовали и обрабатывали в ВЧК.
  Конечно, не случайно говорит Коровьёв про рак печени, известно ему, что в соседнем доме живёт известный профессор. По причине того, что заболевания печени довольно распространённое явление среди любителей вести разгульный образ жизни.
  Также очевидно, что профессор подвергается у себя дома насилию, судя по поведению домочадцев, приём больных здесь строго ограничен.
  Мне представляется, что Коровьёв и его сотрудники творят свои мерзости дома у врача из-за своей бессильной злобы перед стойкостью Андрея Фокича Сокова. Не укладывается в их головах то, что они не могут ни прямым физическим насилием, ни страшными угрозами, ни щедрыми соблазнами принудить к вступлению в свои, заманчивые с их точки зрения, ряды "малюсенького" по существу нищего пожилого "человечка".
  Так, М.А.Булгаков утверждает, что истинную христианскую веру, честность и порядочность победить большевистское мракобесие не может, но, что очень печально, может убить носителя её.
  Мир праху буфетчика театра Варьете Андрея Фокича Сокова.
  
  Продолжим.
  
  "Помещеньице было старинное, но очень, очень уютное
  
  (как ещё может выглядеть жильё интеллигентного образованного человека).
  
  Запомнилось буфетчику, что первая попалась ему навстречу старенькая нянька, которая хотела взять у него шляпу, но так как шляпы у него не оказалось, то нянька, жуя пустым ртом, куда-то ушла
  
  (во многих добропорядочных семьях доживали свой век, на правах близкого родственника, служившие им много лет верой и правдой, люди).
  
  Вместо неё оказалась у зеркала и, кажется
  
  (думаю никакой арки для регистрации больных не было, так, как обычно, автор путает читателя, вставляя узнаваемые образы в текст своего повествования, какому доктору придёт в голову держать в собственной квартире отдел по регистрации или регистратуру),
  
  под какой-то аркой женщина средних лет и тут же сказала, что можно записаться только на девятнадцатое, не раньше. Буфетчик сразу смекнул, в чём спасение. Заглянув угасающим глазом за арку, где в какой-то явной передней
  
  (передняя не может располагаться за регистратором, это какая-то ширма)
  
  дожидались три человека, он шепнул:
  - Смертельно больной...
  Женщина недоумённо поглядела на забинтованную голову буфетчика, поколебалась, сказала:
  - Ну что ж... - и пропустила буфетчика за арку.
  В то же мгновенье противоположная дверь открылась, в ней блеснуло золотое пенсне
  
  (Коровьёв, тут как тут),
  
  женщина в халате сказала:
  - Граждане, этот больной пойдёт вне очереди.
  И не успел буфетчик оглянуться, как он оказался в кабинете профессора Кузьмина. Ничего страшного, торжественного и медицинского не было в этой продолговатой комнате
  
  (судя по помещению, не практикует дома профессор Кузьмин).
  
  - Что с вами? - спросил приятным голосом профессор Кузьмин и несколько тревожно поглядел на забинтованную голову.
  - Сейчас из достоверных рук узнал, - ответил буфетчик, одичало
  
  (очередное упоминание состояния в котором пребывает Андрей Фокич)
  
  поглядывая на какую-то фотографическую группу за стеклом
  
  (пока цела фотография),
  
  - что в феврале будущего года умру от рака печени. Умоляю остановить.
  Профессор Кузьмин как сидел, так и откинулся на высокую кожаную готическую спинку кресла.
  - Простите, не понимаю вас... вы что, были у врача? Почему у вас голова забинтована?
  - Какого там врача?.. Видали бы вы этого врача!.. - ответил буфетчик и вдруг застучал зубами
  
  (всё ещё он трясётся от перенесённого им в "нехорошей" квартире кошмара).
  
  - А на голову не обращайте внимания, не имеет отношения. На голову плюньте, она здесь ни при чём. Рак печени, прошу остановить.
  - Да позвольте, кто вам сказал?
  - Верьте ему! - пламенно попросил буфетчик. - Уж он знает!
  - Ничего не понимаю, - пожимая плечами и отъезжая с креслом от стола, говорил профессор. - Как же он может знать, когда вы помрёте? Тем более, что он не врач!
  - В четвёртой палате, - ответил буфетчик.
  Тут профессор посмотрел на своего пациента, на его голову, на сырые брюки и подумал: "Вот ещё не хватало! Сумасшедший!"
  
  (очень дурно и неприглядно выглядит буфетчик)
  
  Спросил:
  - Вы пьёте водку?
  - Никогда не прикасался, - ответил буфетчик
  
  (ко всем положительным чертам Андрея Фокича надо отнести и это несомненное достоинство, мало найдётся людей в России, которые могут заявить подобное).
  
  Через минуту он был раздет, лежал на холодной клеёнчатой кушетке, и профессор мял его живот. Тут, надо сказать, буфетчик значительно повеселел
  
  (авторские развлечения с психологической путаницей в головах читателей, Андрею Фокичу по-простому щекотно, как и любому человеку, когда легонько мнут пузо).
  
  Профессор категорически утверждал, что сейчас, по крайней мере в данный момент, никаких признаков рака у буфетчика нет
  
  (конечно нет и не будет потом никакой болезни, просто не нужен честный служащий в сфере бытового обслуживания населения в СССР).
  
  Но что раз так... раз он боится и какой-то шарлатан его напугал, то нужно сделать все анализы.... Профессор строчил на листках бумаги, объясняя, куда пойти, что отнести. Кроме того, дал записку, к профессору-неврапатологу Буре, объясняя буфетчику, что нервы у него в полном беспорядке.
  - Сколько вам платить, профессор? - нежным и дрожащим голосом
  
  (очень благодарен Андрей Фокич, что несмотря на его бомжовый вид, так приветливо и внимательно обошёлся с ним доктор)
  
  спросил буфетчик, вытаскивая толстый бумажник
  
  (когда-то и у нашего буфетчика водились большие деньги).
  
  - Сколько хотите, - отрывисто и сухо ответил профессор.
  Буфетчик вынул тридцать рублей и выложил их на стол, а затем неожиданно мягко, как будто кошачьей лапкой оперируя, положил сверх червонцев звякнувший столбик в газетной бумажке
  
  (есть у старика и собственные сбережения из царских времён, укрыл он их наличие от глаз чекистов, да и от меня, надо признаться, тоже).
  
  - А это что такое? - спросил Кузьмин и подкрутил ус
  
  (укоризненно).
  
  - Не брезгуйте, гражданин профессор, - прошептал буфетчик, - умоляю - остановите рак.
  - Уберите сейчас же ваше золото, - сказал профессор, гордясь собой
  
  (не берёт подношений и другой честный человек),
  
  - вы бы лучше за нервами смотрели. Завтра же дайте мочу на анализ, не пейте много чаю и ешьте без соли совершенно.
  - Даже суп не солить? - спросил буфетчик.
  - Ничего не солить, - приказал Кузьмин.
  - Эхх!.. - тоскливо воскликнул буфетчик, умиленно глядя на профессора, забирая десятки
  
  (заберёт советские деньги, как нечто действительно неценное и неприличное, благодарный Андрей Фокич и оставит золото в качестве оплаты за свой приём)
  
  и задом пятясь к двери.
  Больных в тот вечер у профессора было немного, и с приближением сумерек ушёл последний. Снимая халат, профессор глянул на то место, где буфетчик оставил червонцы
  
  (золото лежит завёрнутое в газетную бумагу),
  
  и увидел, что никаких червонцев там нет, а лежат три этикетки с бутылок Абрау-Дюрсо
  
  (давно уже нет буфетчика, это продолжает развлечение в квартире солидного образованного человека чекистская голытьба, из-за рабского чувства собственной неполноценности).
  
  - Чёрт знает что такое! - пробормотал Кузьмин, волоча полу халата по полу и ощупывая бумажки. - Он, оказывается, не только шизофреник, но и жулик! Но я не могу понять, что ему понадобилось от меня? Неужели записка на анализ мочи?
  
  (напраслину возводит профессор на Андрея Фокича, в недоумении, потому что именно с ним связано появление в его доме этих незваных гостей, да и вид действительно у него был ужасный в обмоченных брюках)
  
  О! Он украл пальто! - И профессор кинулся в переднюю, опять-таки в халате на один рукав. - Ксения Никитишна! - пронзительно закричал он в дверях передней. - Посмотрите, пальто целы?
  Выяснилось, что все пальто целы
  
  (спасибо им за то, хотя бы, что пальто остались целы, так грустно шутит М.А.Булгаков).
  
  Но зато, когда профессор вернулся к столу, содрав, наконец, с себя халат, он как бы врос возле стола в паркет, приковавшись взглядом к своему столу. На том месте, где лежали этикетки, сидел чёрный котёнок-сирота с несчастливой мордочкой и мяукал над блюдечком с молоком
  
  (он обнаруживает установленное кем-то прослушивающее устройство).
  
  - Эт-то что же такое, позвольте?! Это уже... - Кузьмин почувствовал, как у него похолодел затылок
  
  (страшно ему оттого, что он попал под подозрение НКВД и, теперь они не оставят его в покое и в собственной квартире).
  
  На тихий и жалобный крик профессора
  
  (блеяние овцы на заклание напоминает этот звук)
  
  прибежала Ксения Никитишна и совершенно его успокоила, сразу сказав, что это, конечно, кто-нибудь из пациентов подбросил котёнка, что это нередко бывает у профессоров
  
  (она говорит о том, что профессора попадают под подозрение часто случайно, просто вышла какая-то ошибка).
  
  - Живут, наверно, бедно, - объясняла Ксения Никитишна, - ну, а у нас, конечно...
  Стали думать и гадать, кто бы мог подбросить. Подозрение пало на старушку с язвой желудка.
  - Она, конечно, - говорила Ксения Никитишна, - она думает так: мне всё равно помирать, а котёночка жалко.
  - Но позвольте! - закричал Кузьмин. - А что же молоко?! Она тоже принесла? Блюдечко-то, а?
  
  (конечно нет, бабушка не может сама установить оборудование).
  
  - Она в пузырёчке принесла, здесь вылила в блюдечко, - пояснила Ксения Никитишна.
  - Во всяком случае, уберите и котёнка и блюдечко, - сказал Кузьмин и сам сопровождал Ксению Никитишну до двери. Когда он вернулся, обстановка изменилась
  
  (распоясалась и разгулялась веселая кампания, не в состоянии держать себя в рамках приличия пьяные мужики устраивает погром и бордель в квартире профессора).
  
  Вешая халат на гвоздик, профессор услыхал во дворе хохот, выглянул, натурально, оторопел. Через двор пробегала в противоположный флигелек дама в одной рубашке. Профессор даже знал, как ее зовут, - Марья Александровна
  
  (не с супругой ли уважаемого профессора развлекаются чекисты, кто еще может бегать голым во дворе собственного особнячка?).
  
  Хохотал мальчишка
  
  (не сынишка ли доктора смеется, наблюдая развлечения взрослых дяденек с мамой?).
  
  - Что такое? - презрительно сказал Кузьмин.
  Тут за стенкой, в комнате дочери профессора
  
  (втягивают в разврат даже близких родственников Кузьмина),
  
  заиграл патефон фокстрот "Аллилуйя"
  
  (сознательно упоминая церковное восхваление Господу в связи с бесовской гульбой чекистов, М.А.Булгаков обращает к Богу молитву, как бы прося у него прощения за дела человеческие, "спаси и сохрани" - говорит он),
  
  и в то же мгновенье послышалось воробьиное чириканье за спиной у профессора. Он обернулся и увидел на столе у себя крупного прыгающего воробья
  
  (напоили несовершеннолетнего сына доктора разгоряченные оперативники).
  
  "Гм... спокойно... - подумал профессор, - он влетел, когда я отходил от окна. Все в порядке!" - приказал себе профессор, чувствуя, что все в полном беспорядке и, конечно, главным образом из-за этого воробья. Присмотревшись к нему, профессор сразу убедился, что этот воробей - не совсем простой воробей
  
  (в образе воробышка М.А.Булгаков зашифровал пьяного сынишку профессора, ласковым словом подчеркнул, да и в романе дневные птички обозначают только положительные явления).
  
  Паскудный воробышек припадал на левую лапку, явно кривлялся, волоча ее, работал синкопами, одним словом, - приплясывал фокстрот под звуки патефона, как пьяный у стойки. Хамил, как умел, поглядывая на профессора нагло
  
  (думаю никакой другой "воробышек" не может, напившись допьяна так смотреть, только собственный сын).
  
  Рука Кузьмина легла на телефон, и он собрался позвонить своему однокурснику Буре, чтобы спросить, что означают такого рода воробушки в шестьдесят лет, да еще когда вдруг кружится голова?
  Воробышек же тем временем сел на подаренную чернильницу, нагадил
  
  (плюнул в прибор, набравшийся хамству у бравых чекистов, пацан)
  
  в неё (я не шучу), затем взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху будто стальным клювом (пистолет дали сотрудники НКВД ребёнку, чтобы побаловался слегка) клюнул в стекло фотографии
  
  (разбита память о беззаботном прошлом у профессора Кузьмина вместе с этим снимком, как и, по косвенным признакам от автора, разрушена теперь его жизнь),
  
  изображающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно.
  Профессор переменил номер на телефоне и вместо того, чтобы позвонить Буре, позвонил в бюро пиявок, сказал, что говорит профессор Кузьмин и что он просит сейчас же прислать ему пиявок на дом
  
  (пытается вызвать милицию и пожаловаться на незваных гостей профессор).
  
  Положив трубку на рычажок, опять-таки профессор повернулся к столу и тут же испустил вопль. За столом этим сидела в косынке сестры милосердия женщина с сумочкой, с надписью на ней: "Пиявки". Вопил профессор, вглядевшись в ее рот. Он был мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые
  
  (устраивают маскарад с переодеванием, подслушав звонок с жалобой сотрудники НКВД).
  
  - Денежки я приберу, - мужским басом сказала сестра, - нечего им тут валяться. - Сгребла птичьей лапой этикетки
  
  (кусок газетной бумаги с золотом буфетчика загрёб Азазелло)
  
  и стала таять в воздухе
  
  (не откажется, пользуясь случаем, грабануть денег вооруженные "защитнички" родины).
  
  Прошло часа два. Профессор Кузьмин сидел в спальне на кровати, причем пиявки висели у него на висках, за ушами и на шее
  
  (отделали физически несчастного доктора чекисты).
  
  В ногах у Кузьмина, на шелковом стеганом одеяле, сидел профессор Буре, соболезнующее глядел на Кузьмина и утешал его, что все это вздор. В окне уже была ночь.
  Что дальше происходило диковинного в Москве в эту ночь, мы не знаем и доискиваться, конечно, не станем
  
  (как еще умеют отдыхать чекисты рассказывать грешно и противно),
  
  - тем более что настает пора переходить нам ко второй части этого правдивого повествования. За мной читатель!"
  
  Необходимое дополнение.
  
  В главе 24 сотрудник, изображённый автором в виде "совы" будет расстрелян, впавшим в немилость Котом Бегемотом по поводу неспособности вербовать честных людей и из-за близости к подсидевшему его в должности руководителя НКВД Азазелло:
  
  "...Сову, дремавшую на каминной полке. Кот выстрелил из обоих револьверов, ...убитая сова упала с камина..."
  
  Пытаясь выторговать и выслужить себе помилование, кот Бегемот наглядно демонстрирует готовность без жалости вычищать из своих рядов сотрудников.
  Помянет честного пожилого человека автор, когда сам кот Бегемот попадет в разряд второй свежести.
  
  (Воланд) "- Остаётся, пожалуй, одно - обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!
  - Совершенно с вами согласен, мессир, - вмешался в разговор кот, - именно тряпками! - и в раздражении кот стукнул лапой по столу.
  (Воланд) - Я о милосердии говорю,... Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках.
  - И я об этом же говорю! - воскликнул кот.... Неужели, мессир, в праздничную ночь гостей за столом разделяют на два сорта? Одни - первой, а другие, как выражался этот грустный скупердяй-буфетчик, второй свежести?"
  
  И в Эпилоге станет известно, что умер пожилой "малюсенький" богобоязненный честный человек Андрей Фокич Соков с диагнозом - рак печени. На его место в буфете был назначен, видимо уже лояльный и послушный, "какой-то другой".
  "Андрей же Фокич умер от рака печени в клинике Первого МГУ месяцев через девять после появления Воланда в Москве..."
  Никому тогда и дела не будет, под каким номером значится палата, в которой преставился или умерщвлен несчастный, неожиданно для всемогущего Воланда, стойкий и честный православный христианин Андрей Фокич Соков.
  
  Продолжим.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"