Распевал Карлсон, пролетая над ребристыми крышами девятиэтажек. Дальше слов популярной песенки он не знал и поэтому ограничился: "ля-ля-ля, ля-ля-ля, ляля, ля ля-ля...
"Вредная, противная Марта! Лупоглазая Марта... испортила праздник. Наконец-то я тебя бросил! Наконец-то передо мной? ничем и ни кем неограниченная свобода! И то, правда, сколько можно терпеть эти истерики, эти нравоучения... Слишком много ешь варенья, печенье лупишь, как мальчиш-плохиш... Пора начинать следить за фигурой, а то скоро и взлететь не сможешь... Это мне следить, это я не смогу? Красавец-мужчина в самом расцвете сил? Да мне только стоит свистнуть, таких Март набежит, вперемешку с Эльвирами и Гертрудами... тысяча штук! Ну, уж пара-тройка дюжин, по крайней мере..."
Карлсон, наконец, выбился из сил. Да и лететь больше было некуда. Последняя девятиэтажка... дальше неровные ряды гаражей, а там и вовсе лес. Только поднимается вдалеке длинная, дымящая труба котельной. Где-то в той стороне кладбище... Брр... туда нам явно рановато.
Пропеллер сбавил обороты, и Карлсон спикировав на крышу, пробежал по инерции несколько шагов дорожкой между рядами бетонных шпангоутов.
Ранние декабрьские сумерки, серели морозной дымкой. Над вентиляционными трубами воздух дрожал от поднимающегося из них тепла. Там под крышей, в квартирах между стояками этажей было тепло. От одной этой мысли, Карлсон сразу продрог. Все-таки улетал он в такой спешке. Надо же было показать этой самовлюбленной эгоистке, чего она стоит, чего он стоит. Вот и одел, первое что придется, легкую кожаную курточку летчика. "Черт! Холодно, брр! Почему она не звонит?" Улетал ведь специально не торопясь, можно сказать на первой скорости. Он достал из кармана курточки телефон, может, не слышал звонка из-за шума пропеллера и встречного ветра? Нет, упущенных вызовов не было. Быстро темнело. Карлсон спрятался от пронизывающего ветра за стенкой лифтовой шахты, присел и задумался: "Нет, ну какова?! Бросить его тут одного! На верную погибель от холода и голода!"
Сразу захотелось есть.
"Воистину, жестокость людская не имеет пределов! Только их же алчность, может с ней конкурировать. Ну, как так можно обойтись с живым человеком? Ну, съел он вчера годовой бабушкин запас меда... Ну, а кто виноват, что дома из съестного больше ничего не было?
А торт? Этот дурацкий торт, что она купила, якобы на Новый год... Кто в здравом уме скажет, что этот невзрачный, крошечный кусочек бисквита с ядовито красными ягодками, весом чуть больше килограмма, следует хранить до Нового года, аж целые сутки, по той якобы причине, что в канун праздника все расхватают. Ну не смешно ли? Как можно было устраивать скандал по этой нелепой причине? Съел этот торт! Кто съел? Я? Ну, во-первых, я не один в квартире живу... тут, кто только не шляется! А во-вторых, если и попробовал, ну и что? Ведь совершенно же ясно, что я могу ей принести таких тортов... нет, что я говорю, гораздо лучших тортов, настоящих тортов, не чета этому, тысячу штук могу принести! Да она утонет в этих тортах! Пусть скажет спасибо, что не завалил ее крошечную квартирку тортами и пирожными!
Ну, жужжал по ночам пропеллером, когда снились беспокойные сны, пару раз пододеяльник порвал винтом... Ей богу, постельные комплекты, почаще надо менять и покупать, тогда и недоразумений таких не будет! Разбил эту глупую звезду, которую она поручила мне надеть на верхушку елки... Ну, а кто виноват, что на пропеллер намотался этот дурацкий дождь, который она в изобилии навешала всюду. Моторчик потерял обороты, меня закрутило... Притом, что любому здравомыслящему человеку, очевидно, что эту звезду, даже из коробки доставать страшно, не то, что водружать ее на верхушку праздничной елки. Да если бы ей достало капли ума, чтоб попросить меня, я б принес ей тысячу таких звезд, если не хочет других.
Но я не навязываюсь! Я никогда не навязываюсь со своими услугами! Я слишком горд! Это говорит во мне моя кровь. Слава богу, моя прапрабабушка была близка самой Королеве! Кем она ей там приходилась, я не знаю, но ведь ясно, что просто абы-кого во дворец не пустят! Нет, эти истерики определенно, совершенно невозможно стало выносить!
Куда ж теперь идти? Черт, все холоднее и холоднее... Включить моторчик что ли, для согрева? Да ведь остыл уже и, наверное, не заведется. Да и что-то барахлить уже стал... хруст подозрительный какой-то, подшипник, похоже, наворачивается..."
Карлсон достал из кармана маленький спидометр, подсветил шкалу и присвистнул: "Бог ты мой! Десять тысяч налету! Давно пора профилактику делать. Опять же масло не сменил на зимнее. Совсем за собой перестал следить, все только о ней думаю... Нет, ну хороша, швабра! Отдал, называется, любовь в хорошие руки! Пригрел на груди..."
Он встал и, согнувшись, сунув вконец озябшие руки под мышки, пошел вдоль крыши погруженный в горестные раздумья. Уже был виден противоположный ее конец. Дальше идти некуда. Что же делать? Почему она не звонит? Холод подогревал его желанье сменить гнев на милость. Может позвонить самому? Нет ни за что! Он не унизится до этого... лучше смерть от холода! Спуститься вниз. В подъезд? Согреться. А смысл? Что дальше? Сразу замерзнуть, да и все. В принципе, умирать также банально, как и жить. Нет - не вариант, не наш метод.
Что это? На самом краю крыши, какой-то домик... вроде как светится окошко. Карлсон подошел ближе. Вагончик строительной бытовки, невесть каким образом попавший сюда. Из трубы на крыше поднимается уютный дымок. Определенно он жилой. "Была ни была! Терять все равно нечего". Поднявшись по сваренной из арматуры ажурной лесенке, Карлсон постучал в дверь. Прислушался. Никакой реакции. Нет что ли хозяев? Подгоняемый холодом, он потянул ручку двери на себя. Сперва слабо, потом сильней. Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась, уронив на снег слабую полоску света.
Спасительное тепло! Быстрей туда!
На Карлсона ощутимо дохнуло холостяцким жильем: непроветренным воздухом, чем-то таким душистым... давно не стираным бельем, едой... простой мужской едой, типа пельменей и рыбного супчика из консервов, табачным дымом и слабым старым перегаром, вперемешку с дымом не совсем здоровой печки-буржуйки.
Выбирать не приходилось, Карлсон вошел и притворил за собой дверь, сохраняя спасительное тепло. Обстановка в бытовке спартанская. Полуторный топчан в заднем левом углу, фанерный столик возле окна, пара колченогих табуретов. Карлсон бросился к печке, протянул озябшие ладони, чуть не касаясь ее раскаленного бока. Хорошо!!!
От тепла сразу потянуло в сон. Силы совершенно кончились. А есть все равно нечего. Карлсон после короткого раздумья улегся на топчан, накрылся сомнительной фуфайкой. Через несколько минут, от всех этих переживаний и проблем мозг спасительно отключился и он уже бодро посвистывал еще не до конца заложенным носом...
****
Во сне ему снилось море. Он радостно парил на его лазурной гладью, поминутно выделывая фигуры высшего пилотажа. А радоваться было от чего - он летел в гости к Малышу. На День Рожденья старого друга. Вот где его встретят по настоящему, как родного! По давно заведенной между ними формуле - семь тортов плюс одна свеча. Естественно, что тортов с каждым годом становилось все больше. Но это обстоятельство можно было только приветствовать.
Малыш жил на одном из маленьких островов экзотического архипелага, в большом доме, веранда которого выходила прямо к жемчужному пляжу, на который набегали ласково шуршащие волны, выбрасывая на берег крошечных крабов и шустрых маленьких черепашек.
Карлсон сместился вправо, ловя восходящий поток. Все ж таки, он давно уже не подкреплялся, следовало экономить силы. А вон уже и архипелаг на горизонте! Четвертый справа - остров Малыша. Уже кажется видно его домик, с зеленой крышей, крошечный с этого расстояния. Вот только сильно тянет вниз мешок с тысячью подарков. В животе громко бурчит, хоть бы одно пирожное сейчас, да запить бутылкой газировки... тогда он наверняка долетел бы. А что будет, если спланировать на воду? Мешок с подарками не даст утонуть. Но до острова еще о-го-го сколько, а он ведь не торпеда и не скутер на подводных крыльях. Да и формы далеки от аэродинамических и моторчик может запросто закоротить от соленой воды. "Ой, ой, ой! Кажется, не рассчитал силы". Пропеллер, крутнувшись в последний раз, остановился. Дрын, дрын... попытался он вновь запустить мотор... Бесполезно. "Сколько интересно до воды? Метров двести? Кажется, я пикирую, как самый настоящий маленький самолет. Нет ли по близости дельфинов, говорят, они помогают терпящим бедствие. Так, полет приобретает турбулентность! Не пострадать бы от флаттера... Боже, как трясет! Перегрузки близки к критическим!
****
Карлсон проснулся от штормовой тряски и в ужасе захлопал глазами. Над ним склонился здоровенный, заросший щетиной мужик с папироской в углу рта. Заметив, что Карлсон уже не спит, он убрал, наконец, руку с его плеча.
- Ты кто такой, мил человек, будешь? - вопросил он глухим, прокуренным басом.
- Ишь ты! - одобрительно крякнул мужик, усаживая свой зад на жалобно скрипнувший табурет. - Карлсон значит... Еврей что ли?
- Почему еврей? - удивился Карлсон такому странному предположению. Вид у мужика был довольно миролюбивый, и он начал успокаиваться.
- Ну а кто ж ты? Хохол что ли? Не больно ты на хохла похож.
- Ну, вообще-то швед, - после секундной задумчивости сообщил Карлсон.
- Пусть швед, - согласился мужик, морщась от лезущего в глаза, папиросного дыма. - Ты не подумай, я не ксенофоб какой-нибудь, или там антисемит... Просто странное имя, для наших краев. Согласись?!
- Это фамилия! - уточнил Карлсон.
- Тем более! - мужик со значением поднял указательный палец. - Ну а я, Петр! Петя, то есть. Будем знакомы?!
Он протянул Карлсону, широкую как лопата, ладонь и тот после секундной заминки, пожал ее своей маленькой, пухлой ручкой.
- Ну что?.. - подытожил Петя, - за знакомство, как говорится, по сто грамм?
Он распахнул на широкой груди бушлат, продемонстрировав не слишком свежую тельняшку и извлек из внутреннего кармана бутылку водки.
- Смотри... "Отрадная"! - ткнул он пальцем в этикетку. - Не пробовал?
Карлсон в ужасе затряс головой.
- Ты еще скажи, что не пьешь? - удивился Петя. - Наверное, ты все-таки еврей...
Он с хрустом свернул на бутылке красную крышечку, достал из покосившейся тумбочки два граненых стакана, глянул через них на лампочку и, по-видимому, оставшись довольным результатами осмотра, поставил на стол. В упор посмотрел на Карлсона. Тот, испугавшись, что в случае отказа его вытурят из уютной бытовки на мороз, утвердительно кивнул головой.
- Только, чуть-чуть! - он показал узенькой щелочкой между пальцами, сколько именно ему следует налить.
- Как скажешь, - не стал спорить Петя. - А я вот слышал, что шведы водку любят.
Он плеснул из бутылки на дно одного из стаканов и подал его Карлсону. Себе налил значительно щедрее. Чокнулись.
- За знакомство! - повторил Петя и залпом опрокинул в себя стакан. Крякнул одобрительно. - Хорошо пошла! - и занюхал душистым рукавом бушлата.
Карлсон опасливо понюхал свой стакан, не показавшийся ему слишком чистым, но, тем не менее, видя положительную реакцию Пети, сделал смелый глоток. Чересчур смелый. Тут же закашлялся, выпучивая глаза и судорожно хватая ртом воздух. Он пил водку первый раз в жизни.
Петя усмехнувшись, похлопал его по спине:
- Ой, а что это у тебя? - удивился он, обнаружив пропеллер. - Винт, вроде какой-то?
Карлсон только молча покивал, не в силах сказать ни слова.
- Бли-и-ин! - хлопнул Петя себя по лбу. - Маленький, толстый, с пропеллером! Швед! Ты тот самый Карлсон, который живет на крыше? Из мультика про Фрекен Бок?
Карлсона слегка покоробило оттого, что его, красавца-мужчину обозвали "маленьким и толстым", да еще и из мультика. Однако спорить не хотелось. Перспектива провести ночь на холодной крыше или в подъезде возле мусоропровода, сделала его сговорчивым. И он, вместо того, чтобы поставить невежу и грубияна на место, только важно кивнул головой.
- Йоптыть! - продолжал радоваться Петя. - За это надо выпить! Слушай... - вдруг озаботился он, - тебе это... может, есть хочешь? У меня тут капустка квашенная, колбаски кусок... хлебушек найдется... лапша-доширак. Извини... - он развел руками, - тортов не держим.
- Да нет Петя, - сделал Карлсон в ответ честные глаза, - это все миф, что я питаюсь одними тортами да пирожными... Журналисты придумали, мать их... Им бы все сенсации подавай! Ну а Астрид Линдгрен подхватила. Я собственно не спорю, пусть думают, мне-то что?
- Ну и правильно! - сказал Петя, доставая с подоконника обещанные продукты. - Я и вижу, что ты нормальный мужик, без всяких, как сейчас принято, пидорских штучек... конфетки там, ликерчики... Хотя собственно, я не гомофоб, - продолжал он, выкладывая на тарелку капусту и нарезая ровными кружками вареную колбасу, - если кому нравится друг друга в задницу драть, так и пусть, главное чтоб на здоровье. Верно? У вас-то с Малышом все нормально было? Без глупостей?
Карлсон утвердительно промычал в ответ. Он не был готов обсуждать эту тему, так как отличался природной скромностью. Да и к тому же, рот у него уже был набит колбасой и хлебом.
- Ну, давай выпьем за тебя, дорогой друг Карлсон! - проникновенно продолжал Петя, вновь разливая водку по стаканам. - Хорош жрать, держи посуду!
Они чокнулись и выпили.
На этот раз водка пошла гораздо легче. Карлсон почувствовал, что сделался пьяным. Петя закурил очередную беломорину, и сидел, внимательно разглядывая его.
- Как же тебя сюда занесло, друг ситный?
- Куда сюда? - глупо переспросил Карлсон.
- Ну, хотя бы сюда на крышу...?
- А-а... - Карлсон пьяно махнул рукой, - долго рассказывать...
- А мы разве куда-нибудь торопимся? - удивился Петя. - Еще по одной, чтоб не угасить порыва?
- Наливай, - обреченно согласился Карлсон.
Выпили не чокаясь.
- Я это... - продолжил он, безуспешно пытаясь подцепить капусту щербатой алюминиевой вилкой, - в общем, от подруги я ушел. Вот.
- Вона как! - еще больше удивился Петя. - От подруги значит... Ну, мужик, уважаю! смелый шаг! И что ж, пойти тебе некуда было? А как же Малыш?
- Да... - Карлсон неопределенно махнул пухлой ручкой. - Не до меня ему, своих дел по горло. То собаки у него, то женщины... В общем, не хочу об этом...
- Ну не хочешь, не будем, - с пониманием сказал Петя. - А чего с барышней-то своей не поделили?
- А ну ее!.. Торт, я, видишь ли, у нее съел... Прикинь?
- Торт съел... - повторил Петя.
- Звезду разбил...
- Звезду-у?
- Ну да, верхушку от елки...
- Да брат! Грехи твои почти что смертные...
- Она еще пожалеет! - угрожающе забормотал Карлсон. - локти еще будет кусать! Приползет еще на четвереньках! Да у меня этих теток будет... десять тысяч будет... Нет, сто тыщь! Да я... Мне... Я на улицу выйду, бегут уже... Автограф им дай. Сфотографироваться с ними дай... все им дай! Такие, между прочим, девочки подходят! А я верность ей, понимаешь, храню... И где благодарность? Где? Объел я ее... звезду эту вшивую разбил... - голос его прервался, перешел во всхлипывания.
Петя сел рядом на топчан, успокаивающе положил тяжелую руку ему на плечо:
- Ладно, ладно... - говорил он ласковым басом, - не грусти дорогой друг! Сие есть объективная реальность, данная нам в ощущеньях. Бабы они такие... Сперва они нас сами себе выдумывают... Прынц, прынц! Ну, всем хорош, йоптыть! А потом начинают прозревать. Оказывается то им не то, и это им не это... И в оконцовке пинка под жопу и катись бывший принц, легким катером по белой скатерти. Неудачный проект! А ей, типа, еще настоящего принца успеть надо найти...
Слушая Петю, Карлсон перестал всхлипывать и даже взбодрился. "Как он правильно рассуждает! Я ведь тоже так думал, только не мог сформулировать. Вот что значит умный человек!"
- Ну что? - спросил Петя, видимо устав рассуждать на сухую, - оттопыримся еще по одной?
- А давай!
Разлили.
- Ну что... - поднял свой стакан Петя, - предлагаю выпить за тебя, дорогой друг! Чтоб все у тебя в жизни сложилось удачно!.. Не так как у меня...
- Нет... - пьяно возразил Карлсон. - Не согласен! Давай за тебя, однозначно! Ты меня спас от холода и голода! Друг, спас жизнь друга!
- Тогда за нас обоих? - предложил компромисс Петя.
- Все! Заметано! За обоих!
Выпили. Похрустели капустой.
- А ты... - вспомнил Карлсон, задумчиво жуя кружок колбасы, - ты-то сам, как сюда попал?.. - он пьяно хихикнул. - На крышу, как попал... ха-ха. У тебя же пропеллера-то нету... - эта мысль почему-то так рассмешила его, что он больше не мог говорить, с минуту смеялся, колыхая толстыми щеками и держась за живот.
- Ойнемогущасумру... - на глазах выступили слезы.
Его заразительное веселье передалось Пете, и он тоже захохотал, добродушно похлопывая своего нового товарища по плечу.
- Э брат, когда прижмет, и без крыльев на небо взлетишь! - сказал Петя, когда закончили веселиться. - Раньше я был таким как все. У меня был дом, семья, работа. Я трудился в научном институте. Ставил разные опыты. И однажды я изобрел Легкий Воздух...
- Чего? - перебил его Карлсон. - Какой воздух?
- Я не правильно выразился. Понимаешь, воздух, он неоднороден. Демоны Максвелла отделяют быстрые молекулы от медленных, а я изобрел приборчик, который отделял чуть более легкие молекулы от обычных. В результате получился легкий воздух.
- Гениально! - воскликнул Карлсон. - За это надо выпить стоя!
- Подожди... - остановил его Петя. - С этого-то, как раз и начались мои злоключения. Дело в том, что мой Легкий Воздух был легче обычного всего на чуть-чуть. Если им надуть воздушный шар, то он не смог бы поднять даже самой легкой корзины. Коллеги начали смеяться надо мной. Мне даже хотели присудить Шнобелевскую премию, за самое бесполезное открытие, но меня обошел какой-то американский профессор, установивший, что муха тоже дышит, по запотеванию маленького зеркала, которое он подносил к ее рту. Жизнь моя стала невыносима, а моя семья, вместо того чтобы поддержать меня, присоединилась к моим хулителям. Все из чего состояла моя жизнь, разрушилось на глазах. И в этот печальный момент, я встретил свою Любовь! Это чувство взошло надо мной как солнце в горах, только что ничего не было и вот оно уже... огромное в пол неба! Это было Счастье, тем более что объект моей любви тоже стал испытывать ко мне определенные чувства. И тут я испугался... Испугался, что все разрушится, стоит только нам соединиться, погрузиться в эту житейскую рутину с ее бытовой неустроенностью... с борьбой за выживание, стиркой грязного белья, варкой борща с пампушками и мытьем посуды. Испугался, что эта хрустальная сияющая сфера лопнет, едва мы прикоснемся к ней своими, не всегда мытыми руками. Это ощущение стало невыносимым, и я сбежал. Я ушел из дома, уволился с работы, некоторое время скитался и бродяжничал, пока судьба не занесла меня на крышу, где я нашел заброшенную строительную бытовку. С тех пор я тут и обитаю. В астрономии есть такое понятие - точка Лагранжа. Это такое место между двумя массивными телами, будучи помещенным в которое, тело с малой массой, остается неподвижным относительно их обоих, так как притягивается к ним с равной силой. Я сознательно оказался в этой точке - ушел из прежней жизни, но к новой так и не пришел.
Выжить мне, как ни странно, помог мой прибор. Я стал надувать с его помощью воздушные шарики. Шарики, мой Легкий Воздух поднять в состоянии.
- Ну, уж не знаю, как нужно надувать шарики, чтоб обогатиться? - удивился Карлсон.
- За каждый надутый шарик я беру пятьдесят копеек...
- Все же берут рубль! - возмутился Карлсон.
- Алчность, - остановил его Петя, - я считаю одним из главных человеческих пороков! Два других - зависть и глупость. Последний очевидно, присущ и моей скромной персоне.
- А можно взглянул на твой прибор?
- Конечно, дорогой друг! - Петя нагнулся и достал из-под стола небольшой зеленый чемоданчик. С виду чемоданчик имел совершенно обычный вид, если бы не штуцер, торчавший у него сбоку. - Смотри, - Петя достал из кармана бушлата шарик, одел его на штуцер и нажал красную кнопку на ручке чемоданчика. В чемоданчике что-то тихонько застучало, замигала оранжевым огоньком неоновая лампочка, и шарик стал неторопливо надуваться, расправляя свои сморщенные бока и одновременно загибаясь вверх. Когда шарик приобрел свои нормальные размеры, Петя ловко завязал его ниткой и снял со штуцера. Отпустил. Шарик неторопливо, словно сомневаясь, следует ли ему делать это, поплыл вверх и прилип к потолку, покачиваясь возле лампочки. У Карлсона загорелись глаза:
- А можно мне?
- Пожалуйста, - Петя достал из кармана и протянул Карлсону еще один сморщенный шарик. Тот с трудом напялил его на штуцер и нажал кнопку. Когда шарик надулся, он попытался завязать его ниткой, но шарик сорвался, и умчался в сторону, свистя выходящим воздухом. Карлсон заворожено следил, за его лихими, беспорядочными маневрами.
- Супер! А еще есть? - повернулся он к Пете. Тот, улыбаясь, достал из кармана новую порцию слипшихся шариков, протянул их Карлсону. После нескольких попыток, оказавшихся удачными, потолок бытовки украсила целая гирлянда разноцветных шариков. Последний шарик, Карлсон надул, уже валясь с ног.
- А можно я останусь с тобой, дорогой друг? - вопрошал он заплетающимся языком.
- Конечно, переночуй! Места хватит. А потом дорогой друг, возвращайся к своей девушке! Хотя бы попробуй...
- Я только немного подремлю... - сонно пробормотал Карлсон, устраиваясь на топчане, - и мы продолжим нашу увлекательную беседу...
Он свернулся толстым калачиком, подложил под голову пухленькие ручки и мгновенно уснул.
Спал Карлсон беспокойно, незапоминающиеся сны то пролетали мимо, как птицы, то долго топтались рядом словно слоны. Один раз он проснулся от каких-то неверных звуков. Приоткрыл глаза и увидел Петю с аккордеоном в руках. Петя сидел на табурете, прикрыв глаза, и вдохновенно раздвигая меха аккордеона переливающегося разноцветными целлулоидными планками, напевал сиплым басом:
"Я не атлет и не брюнет,
Предупреждаю об этом зара-а-ания.
Но буду ждать и тосковать,
Если ты не придешь на свида-а-ания..."
Карлсон несколько раз удивленно хлопнул глазами и, повернувшись к стенке, тут же уснул обратно.
Когда он проснулся, за одиноким окном бытовки было еще темно. Снаружи доносилось тоскливые завывания ветра. Все так же горела под потолком тусклая лампочка. Вокруг никого не было.
"Я же от Марты ушел! - внезапно вспомнил Карлсон, усаживаясь на топчане. - А что со мной было? Петя, точка Лагранжа, Легкий Воздух, шарики... Это что, все сон? Мне приснилось?" Нет, шарики остались. Только сместились в дальний правый угол и толпились под потолком над самой дверью. А может они там, и были, и он просто не обратил на них внимания? Карлсон пошарил в карманах, телефон был на месте, только уже начал разряжаться. На дисплее высветилось время: шесть часов, десять минут утра и новое сообщение... от Марты. В тексте эсмээски был только один вопросительный знак и больше ничего. С минуту Карлсон тупо смотрел на него, затем сложил телефон и убрал в карман. Отбросив фуфайку, он свесил ноги на пол и обул ботинки. Некоторое время сидел, согнувшись, задумчиво подперев толстую щеку кулачком, время от времени, бросая взгляд на гирлянду шаров. Затее встал и решительно направился к ним. Собрал все спускающиеся с потолка нитки, намотал их на руку и вышел из бытовки, притворив за собой дверь. Снаружи падал пушистый снежок, а ветер хоть и налетал иногда, но не жалил как давеча, разъяренным роем ос, а легонько подталкивал в спину, зовя в полет. Карлсон подошел к краю, скомандовал себе: "От винта!" и шагнул с крыши. Пропеллер раскрутился на уровне седьмого этажа и Карлсон свечкой пошел вверх, набирая потерянную высоту. Обернулся, охваченный внезапным сомнением. Точно! Крыша была пуста. Там где стояла бытовка, лежал ровный нетронутый слой свежего снега. Он поднял глаза. Гирлянда была на месте. Шурша, и легонько стукаясь друг об друга под порывами ветра, шарики подпрыгивали на своих нитках, над его головой. Заложив над крышей крутой вираж, гудя, как большой майский жук, Карлсон промчался над крышей, набирая крейсерскую скорость и уклоняясь к северо-востоку. Заспанные дворники, привлеченные гудением с неба, поднимали головы, и раскрыв рты провожали взглядом медленно плывущего в небе маленького толстого человечка, подобно буксиру, тянущего за собой большущую гирлянду разноцветных воздушных шаров. Когда странное видение скрывалось за крышами домов, дворники мелко крестились, плевали через плечо и отправлялись по своим разнообразным делам.
Когда Карлсон, наконец, добрался до дому, небо на востоке уже стало потихоньку сереть. Он аккуратно спикировал на лоджию и заглянул в окошко. "Спит моя мормазеточка!" Их двуспальный диван был собран. Марта спала в халате, прикрытая пледом. Видно прикорнула на секундочку, да так и уснула. Рядом желтел забытый торшер. На пуфике лежала раскрытая книга, а на ней телефон.
- Марта! - Карлсон тихонько постучал в стекло. - Марта, любимая, я вернулся...