Вадимов Вадим Алексеевич : другие произведения.

В поисках Моисея или метаморфозы Владимира Глюка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новая редакция старого текста, написанного в жанре метафизического романтизма, породившего самоё себя.

   В ПОИСКАХ МОИСЕЯ
   ИЛИ МЕТАМОРФОЗЫ ВЛАДИМИРА ГЛЮКА
  
  
  Это был Владимир Глюк. Да, это он проснулся. Я лишь сейчас, во время того, как он, пробуждаясь, возился в постели, вспомнил его имя - Владимир Глюк. И он не был человеком в этом мире, а только галлюцинацией.
  Сослуживцы на новом месте работы не могли придумать для него другого прозвища, кроме как "Глюк", и сильно удивлялись, узнав, что это и есть его фамилия. Он не был похож на наркомана, так как выглядел сносно, лишь глаза его, казалось, были огромны из-за больших тёмных полукружий под ними. Он не был похож на мечтателя, витающего в облаках, так как эти глаза его были внимательны, а всё лицо сосредоточенным. Но иногда люди не замечали его находящегося рядом, а он и сам сознавал свою подде́льность. И сколько он не вглядывался в мир - пытаясь прочнее обосноваться в нём - не получал результатов. Тогда терял свою внимательность и цель в жизни - тосковал. Становился ещё менее заметен. Или напротив, место меланхолии занимала ярость, рождающаяся внутри его, и тогда Глюк обрушивался на окружающее с кулаками, обретая этим немного вожделенной реалистичности, оставляя в мире следы, по которым его могли заметить, или даже запомнить, но с другой стороны, этого могло и не произойти.
  Глюк часто задумывался над тем - кому пригрезился в этом мире? Чья он тень, чей призрак? Возможно, сам он - видение целого мира?
  Был атеистом, но в последнее время стал несколько суеверен, поверив в предопределённость жизни. И иногда представлял себе судьбу в виде живого существа, дёргающего его за нитки - управляя.
  
  
  Он вдруг стал большим и белым, и правильной геометрической формы. И всё его существо могло видеть, толи утыкано было глазами, толи и было одним глазом.
  Внизу была мебель. Стол с телевизором, стол с бумагами, кресло, кровать. Мебель казалась сверху плоской, лишённой объёма - нарисованной.
   - кровать -
  На ней лежал кто-то. Не то человек, не то бьющееся в конвульсиях животное. Это существо хрипело. Суча ногами, заламывало руки, делая не имеющие смысла движения.
   - это человек -
  Постельное бельё было скомкано и смято в изножье у спинки кровати. Человек выталкивал из себя воздух сквозь стиснутые зубы - выходили нечленораздельные, едва слышимые звуки; верно он хотел кричать, но не мог или не позволял себе. И продолжал тихую борьбу с собой.
  Вокруг никого, а человек громко дышит и пахнет отчаянием. Зачем тому, что бело и велико, обоняние и слух, способность чувствовать?
  Человек внизу ударился головой о стену. Ему было больно. Но он терпел и повторил это снова.
   - через какое-то время -
  Человек поднялся оттуда, где лежал, и озираясь по углам комнаты, втянув голову в плечи, вышел в дверь. Тот, что был геометрической формы и белый, перестал видеть Глюка. Но напрягши свой странный разум, смог представить, что стало происходить за этой дверью.
  В бесконечном коридоре было темно, а человек боялся темноты, поэтому старался идти быстрее. Ему до жути хотелось кричать или запеть - как он делал это в детстве - чтобы заполнить это пустое пространство хотя бы звуками.
   - это пустое тёмное пространство -
  У человека было богатое воображение, поэтому он боялся темноты. Он шёл сутулясь, спеша, по бесконечному петляющему коридору с однообразными углами; он вёл по стене кончиками пальцев, ища выключатель. Загорелся свет в месте, где пахло едой и отходами, которые пропадая в прогретом батареей пространстве, источали зловоние.
  Имея тончайший слух, который вообразил себе белый, оставшийся за бесконечными поворотами и дверьми, можно было услышать звуки многотысячной армии коричневых насекомых, что дислоцировалась, скрываясь там. Но человека это всё не интересовало. Он раскрыл дверь в стене напротив той, где был выключатель - там было помещение, маленькое, в котором тоже загорелся свет - вошёл.
   - это был Владимир Глюк -
  В центре помещения было пахучее и белое, сужающееся к низу. Расстегнув брюки и достав то, что там было, человек стал теребить это (корча гримасы на измученном лице), пока оно не сделалось большим, и стал продолжать. Человек закрыл глаза, его губы подрагивали. Вышел ещё сильнее сутулясь, опуская в пол взгляд, гасил свет и почти бегом двигался по коридору.
  Здесь, где он жил, было только две комнаты, но дверей и углов было так много, и он метался между всем этим от одного участка света к другому. Никого рядом не было. А лицо Глюка выражало лишь безрадостные чувства, а белый, что наверху, видя это, недоумевал.
  
  
  Теперь он был вороном. Чёрным. И опять всё видел и чувствовал. Этого человека с огромным лбом и торчащими из макушки грязными волосами, сутулого и неряшливого. Идущего снаружи своего жилища. Его просто гнёт к земле, он засунул руки в карманы куртки, втянул голову в плечи. Ему кажется, что каждый человек - Видит - его, презирая. Видит насквозь. Кассир в магазине, и встречный прохожий, жуткие женщины из конторы управления на работе, и сослуживцы.
   - тот, что ворон за окнами тиранит воздух
   крыльями, заставляя удерживать себя -
  Ворон представляет мир глазами этого человека - молодого мужчины, Владимира Глюка. Тот всё время вздыхает, но на лице в первую очередь выделяются глаза, где печаль. Но Владимир так мал, а вокруг всё огромно.
   - ...и люди... -
  Все люди. Начальник из-за своей высоты способен откусывать головы подчинённым - выплёвывая. Сослуживцы, что, не заметив, а иногда ради шутки, пинают его. Видит мир серый и колючий, со множеством углов. И потому серый так часто переходит в чёрное - в самом этом человеке.
  А тот, кто ворон, недоумевает, но может и начинает догадываться, что же нужно этому человеку?
  
  
  
  Ворон опять летел, наблюдая за человеком по имени Глюк, который мучился от белого света, сознавая свою природу тени.
  Владимир Глюк шёл на работу. Предприятие находилось в районе проживания Глюка, и добраться было не трудно. Но он опять был после своей "ломки", что происходила с ним перед походом на работу. Он был подавлен, сер и незаметен, но наоборот, полагал, что видим для всех, и даже мысли его были, казалось ему, прозрачны для окружающих. Он был так жалок, что ворон пожалел его.
  Глюка ломало перед походом на работу, от того, что он ненавидел свою работу. Ненавидел тупость её, ненавидел тупость и грубость сослуживцев, боялся начальников, что были велики ростом и способны, из-за своего величия, выгнать Глюка с ненавидимой им работы.
  Ворон недоумевал, как человек так люто ненавидящий свою работу, так сильно боится её потерять?
   - продолжение наблюдения -
  Глюк продвигался через проходные, люди, не видя его, толкают и пинают его в плечи и зад. Глюк работает в сборочном цехе холодильников на конвейере - самая тупая из придуманных работ. Здесь он превращается в робота - потому что это работа для роботов; растворяется в механических движениях. Мимо проезжают и проходят агрегаты машины и агрегаты-люди. Ворон видит всё это, сидя на крыше, через окна в потолке цеха.
  Глюк боится потерять работу потому, что поиски новой, его ещё более пугают. Новые места, новые люди - он боится этого, а здесь он худо-бедно привык и справляется с работой; и на другом месте работе, возможно, сослуживцы окажутся более безжалостны.
   - ворон горестно прикрывает глаза -
  "Какой пропащий человек!"
  Конвейер двинулся и Владимир Глюк приступил к работе. Работа его состояла в том - он закручивал один маленький винт, держащий один маленький провод на каждом холодильном аппарате, вот и всё - обезьянья работа. Он уставал от монотонности и бессмысленности её. И так каждый день, кроме выходных, четыре часа до обеда и четыре часа после обеда - он стоял, как страж у конвейера, как придаток его из плоти и крови, как раб и неотъемлемый участник технического процесса. Подъезжает новый холодильник, Глюк прикручивает свой проводок и так далее в течение восьми часов. Никто из сослуживцев не желает подменять Владимира, чтобы он сходил в туалет, считая Глюка тенью конвейера.
  Но вот рабочий день закончен, понурый и усталый Глюк бредёт домой, где его никто не ждёт. Родители его умерли от катастрофы машины, жены у него нет, и даже девушки нет.
   - а дома...-
  
  
  Глюк вышел из комнаты в кухню, чтобы съесть арбуз. Этот арбуз находился в холодильнике уже третий день, и Глюк никак не мог его съесть. В общем то это был даже не целый арбуз, а только его часть, причём меньшая. Глюк не покупал этого арбуза, ему его дали, принесли думая сделать ему приятное. Не то чтобы он не любил арбузы, просто всё время получалось так, что у него или не было времени, он то забывал об арбузе или у него не было настроения съесть более той пищи, что утолила его голод. А сейчас вдруг решил.
  Было начало третьего ночи. Он отложил книжку и встал с дивана. Странно, но когда он вышел из света комнаты в лишённый его коридор, то не испугался темноты, как это происходило с ним обычно. Но как это обычно и происходит - плохое запоминается, а хорошее забывается - он отчётливо помнил, как ему бывает страшно входить в тёмный коридор ночью, но совсем не помнил своих уверенных прохождений в темноте.
  Итак, он ел арбуз. Арбуз пролежал три дня в холодильнике, на широком блюде, и пропитался запахом холодильника и вкусом холодильника. Этот неприятный запах-вкус не был - не имел отношение к хранящимся в холодильнике продуктам - это был какой-то химический запах. Мерзость.
  Он обрезал с обеих сторон арбуза тонкие ломтики, которые были вялыми-алыми - противными с одной стороны, но с другой выглядели лучше. Он выбросил их в ведро, хотя возможно, нужно было выбросить весь остаток этого арбуза. Но в нём взыграла или жадность, или может быть появился аппетит к этой розово-алой мякоти, что обрезанная стала и пахнуть, и выглядеть лучше. Он отрезал большой кусок от части бывшего очень большим арбуза. Отрезал с трудом. Использовал по очереди три ножа. Сначала нож длинный с широким лезвием, но толстое лезвие не могло разрезать мощной кожуры, и так как арбуз не был целым, а являлся лишь частью, его неудобно было держать и резать, он выскальзывал из рук. Потом Глюк использовал длинный нож с пилообразным лезвием, но с тем же результатом. И наконец нож обычный, с тонким очень острым лезвием, и это дало результаты - большой ломоть.
  Он (человек) разрезал этот кусок ещё на два, переложил одну часть на другую тарелку и стал есть, сев за другой стол. Самая сердцевина арбуза была очень сладкой. Человек выковыривал косточки ножом до тех пор, пока ему хватило терпения, а потом вгрызся зубами в алую мякоть.
   Ближе к кожуре арбуз был довольно травянистым. Но человек, в общем то, с удовольствием съел обе части, разрезанной поперёк дольки, и поднялся со стула, перейдя к "первому столу чтобы отрезать ещё. Второй кусок оказался ещё бо́льшим, чем первый. Человек сел на табурет и попытался располовинить этот кусок вдоль, для того чтобы было удобнее есть, не погружаясь в мокрую липкую мякоть и носом и всей нижней частью лица. Но нож сорвался, так как резать опять было неудобно, и инерцией движения, человек сбросил обгрызенную кожуру с блюда на пол, а косточки разлетелись во все стороны. Человек выругался, но без особого чувства. Разрезал дольку опять поперёк и одну половину съел. И всё, ему расхотелось арбуза. Но так как арбуз оказался вкусным, человек стал испытывать к нему некоторую нежность, или даже уважение, потому спрятал оставшиеся кусочки в полиэтиленовый мешок, и так уже поставил блюдо с остатками арбуза в холодильник, надеясь на завтра опять получить удовольствие от его поедания.
  Человек вытер губы полотенцем. Человек вымыл тарелку. Человек протёр тряпкой стол от мокрых брызг арбузного сока. Теперь нужно было подмести разлетевшиеся по полу косточки. Он взял веник и стал подметать. Кости были чёрно-серо-белыми - костями недозревшего арбуза. Кости были влажными и к ним липла пыль и другие более крупные частицы мусора. От костей оставались влажные следы на полу:
  "- Скорее бы это кончилось!.." - человек.
  Но закончив подметать, он не нашёл совка на месте. Человек заглянул под раковину, пошарил за столом рукой, предполагая, что совок мог завалиться туда - но там его не было. Он пошёл по коридору, заглядывая за притолоки дверей, за угол прихожей, за...
  "- За углом прихожей, за вешалкой... Да, за вешалкой я его и оставил!"
   - совок найден -
  Человек смёл мусор на совок и выбросил в ведро. Поставил принадлежности для уборки в угол. Он уже захотел в туалет из-за сочности съеденного арбуза. И пошёл туда.
  Справив малую нужду, он закрыл туалетную дверь. Сходил и проверил, закрыта ли входная дверь. Потом он опять вернулся в кухню, чтобы проверить выключен ли газ, но уже немного торопясь и даже нервничая. Он спешил опять вернуться в комнату, чтобы почитать ещё с полчасика или уже лечь спать. Он ложился спать обычно в половине третьего ночи, вставал в половине шестого и шёл на работу, а возвращаясь, спал два или три часа - стараясь придерживаться этого распорядка дня.
   Итак, он хотел вернуться в жилую комнату. Но внезапно вспомнил кое-что. Он вспомнил, что в ванной комнате протекает труба с горячей водой и нужно бы проверить, не переполнилась ли подставленная под трубу чашка. Он быстро вошёл в ванную комнату. Чашка действительно оказалась переполненной, и вода из неё уже вытекала. Человек вылил воду из чашки. Человек вытер мокрый пол. Но уже очень торопясь. Была поздняя ночь. Скоро нужно было ложиться спать. Вся эта суета была скучной и надоедливой.
   Выходя из ванной, человек испугался, что придётся сделать что-то ещё, про что он забыл, но теперь обязательно вспомнит. Что-нибудь такое же надоедливое.
  "- Это может растянуться на целую вечность!.." - мыслил человек.
  Человек стал вспоминать. Он помнил себя сидящего в кухне на стуле и поедающего арбуз. Но так как произошёл тот редкий случай, когда он не испугался темноты, то человек, не запомнил, как шёл по коридору, а значит не помнил, как оказался в кухне. Он помнил только, что хочет вернуться в комнату. Но уже сомневался, что пришёл из этой комнаты, и вообще существует ли она, ведь он не помнит, как вышел из неё, и как попал в кухню. Он помнил лишь кухню и арбуз. Но сейчас и в кухню вернуться он не мог.
  "- Я хочу вернуться в комнату! Я хочу вернуться в комнату!!" - вопил про себя человек.
  Коридоры удлинились до бесконечности, повороты перепутались. Где теперь кухня он не знал, и направление к комнате позабыл.
   - мне страшно -
  Ему было страшно заблудиться в этих стенах и углах.
   - он в панике -
  Он взмолился: - Я хочу попасть в комнату!
  
  
  
  И новый день, и всё с начала. И ломка, и нежелание-отвращение к работе. Но нужно чем-то зарабатывать на жизнь. Ничего другого, кроме завода холодильников, он не знал, боялся нового узнавания.
   И вот опять, тень среди людей, которую никто не замечает, а сам он думает, что привлекает к себе ненужное ему внимание. Он одевается неброско, чаще в серое. Он не поднимает взгляда от асфальта дороги.
   - ворон опять с ним -
  Птице хочется как-то передать ему, Глюку, часть своей силы. И ворон находит выход - он приносит семя растения и бросает его в ящик с землёй на балконе Глюка.
   А тем временем Глюк уже приближается к своему личному месту работы на конвейере. Девушки, работающие там же, посмеиваются над ним - какой сутулый, неулыбчивый, нелюдимый человек. Глюк втягивает голову в плечи и проходит мимо. Раб. день начинается. И Глюк весь его тратит на прикручивание нелепого проводка.
   Он подавлен. Он устал морально. Но не уйти - всю смену он должен быть живым придатком конвейера. Конец смены. И он опять дома один. Телевизор и книги - вот его досуг.
  А ворон-наблюдатель, таскает в клюве воду и поливает семя, что посадил сам. Потом ворон становится большим и белым наверху квартиры Глюка и опять всё видит и чувствует. Но видит он и чувствует то же, что и раньше. Это начинает надоедать и утомлять.
  
  Снова заломленные руки, оскал муки на лице и снова страшные коридоры. Лучше этого не видеть, но большой и белый всё одно видит, слышит и чувствует отчаянье этого человека. Человек будто в клетке, и он не сам её создал, создали её обстоятельства его жизни. Он не виноват, что родился замкнутым и стеснительным, он не виноват, что как огня боится женщин. Да и мужчин и детей тоже. Он просто замкнувшийся в себе человек - в своих переживаниях.
  Его жизнь - в книгах, там он может представлять себя героем - без страха и упрёка. А кто он в своей подлинной жизни (и какая из его жизней более подлинна?) - несчастный одинокий человек.
  Большой и белый беспристрастен, он только созерцает конвульсии несчастной души. Большой и белый наблюдает за мечущимся по квартире Глюком, от нервозности грызущим ногти.
  "- Завтра опять на эту ненавистную работу!" - а там насмешки сослуживцев и их издевательства. Он чувствовал себя одиноким человеком на всей этой планете. Он задыхался от одиночества, сам этот мир казался ему пустым, а жизнь человека бессмысленной. У него не было друзей, которые могли бы поддержать его - он сложно сходился с людьми, и более того, боялся их. Боялся раскрыться, раскрыть перед кем-то душу, чтобы это не использовали против него. Он сам ограничивал себя в общении и жил по инерции. Было ему около тридцати несчастных лет. Замкнутый, необщительный ребёнок, в продлении такой же подросток. Только книги были его друзьями. И ещё мечты. Глюк мечтал о других местах не этого мира, о добрых просторах, неограниченных заводскими дымящими трубами. О единорогах у водопоя, о благородных рыцарях и прекрасных дамах.
   - вот в чём жил он -
  Он мечтал не натыкаться на углы - которых много, на людей злых, которых ещё больше чем углов.
  
  
  Опять работа, четыре часа до обеда и четыре после. Его нечистые волосы всклокочены и торчат из макушки в разные стороны, от него разит по́том. Он забыл мыться, от своих переживаний. Сослуживцы высмеивают его. Как же это трудно вынести!
   Но вот приближается конец смены, и он практически свободен. Но дома опять никого, лишь бормочущий телевизор да книги.
  Выйдя на балкон, он замечает в ящике для цветов ярко-зелёный росток. Цветы в этот ящик всегда сажала его мать, но с тех пор, как она погибла, погибли и все цветы. Выделялся один только этот росток - такой яркий и крепенький. Глюк решил позаботиться об этом растении, раз других забот у него нет. А ведь это приятно, заботиться о ком-то или о чём-то; пусть даже об этом мелком сорняке.
  А ещё через некоторое время Владимир заметил ещё один росток - тот притулился меж листами шифера, которым был облицован балкон. Глюк обрадовался и стал заботиться и об этом растении, поливал его, пытался пересадить в цветочный горшок, но не мог дотянуться до ростка. Поливал так - брызжа на него воду. На что стали жаловаться соседи с нижнего этажа, мол Глюк забрызгивает грязной водой их застеклённый балкон. Но Глюк проявил редкостное для него упрямство и отказался не поливать растение, и не брызгать водой на чужие стёкла. Ведь он боялся соседей, а тут не струсил.
   Ростки вымахали на удивление мясистыми и очень жизнеспособными. Была весна и растения зацвели странными синими цветками. Глюк так был рад, ему стало казаться, что растения, пусть и молчаливые, но его первые в жизни друзья.
   Ворон был доволен, а большой и белый рассудочно не понимал, что хорошего в паре зелёных сорняков.
   И теперь, на работе, стоя у конвейера четыре часа до обеда и четыре после, он думал о цветах - как они, не залил ли их дождь и не растрепал ли ветер?
   Сослуживцы прекратили свои издевательства, и стали сторониться его, пугаясь улыбки, что появлялась на губах Владимира Глюка с некоторых пор. И этой улыбкой Глюк овеществил себя, его больше не толкали, не замечая; улыбка его стала улыбкой чеширского кота - улыбка без лица и тела. Пугающая или озадачивающая. Он стал меняться. И эти перемены нравились ему самому.
  
  
  Так проходило время. Оба цветка разрослись, и цвели неожиданно долго, все прочие деревья отцвели уже, а растения Глюка, в которых угадывался намёк на то, что это деревья, а не просто сорняки, продолжали цвести до середины лета.
   А вот уже и лето прошло. А у Глюка была радость, на каждом из крошечных деревец завязалось по одному плоду. Плоды эти были странны - ярко-синего цвета и идеальной шарообразной формы. Он поливал деревца и часто сидел на балконе с книгой, и то читал, то поглядывал на растения с плодами. А плоды всё круглели и наполнялись большей синевой.
   Но однажды случился летний ураган с проливным дождём, Глюк был на службе и переживал за свои растения. Ворон видел это и решил помочь. Он улетел от завода, в котором работал Глюк и вернулся к его дому, но чуть не опоздал спасти растения - одно из них, что росло в балконном ящике, было уже сломано и сброшено ветром вниз с двенадцатого этажа, но другое, в щели между листами шифера, держалось за жизнь. Ворон уцепился лапами там же, за шифер и прикрыл деревце собственным телом. Ветер трепал его чуть ли не сбрасывая вниз, дождь хлестал нещадно, но ворон терпел и держался - ради замкнутого человека по имени Глюк.
   Большой, плоский и белый беспристрастно отметил, как Глюк влетел в свою квартиру и бросился на балкон, и не увидя в ящике цветка, впал в отчаяние, потом он перегнулся через ящик и заметил, что другое растение цело - это принесло ему небольшое успокоение. Но он был раздавлен потерей, даже сам не ожидал, что растения эти, так много для него значат. Он спустился в лифте на первый этаж дома, и пошёл искать милое его сердцу растение, нашёл его изломанным, а синий чудесный плод был разбит вдребезги. Глюк чуть не заплакал. Он собрал останки растения и похоронил их в палисаднике у дома. Соседская старушка не понимала, зачем столько внимания какому-то цветку. Но Глюк думал иначе - это был, пусть и молчаливый, но его друг, что требовал так мало себе, лишь полив водой пару раз в неделю, но давал столько радости своему владельцу.
  Дома Глюк не мог ни читать, ни смотреть телевизор. Большой и белый недоумевал - зачем столько страданий по какому-то цветку. А Глюк рано лёг спать, чтобы успокоиться этим сном, и не блуждать ночью по безразмерным коридорам своей квартиры и своего одиночества.
   На утро ему стало полегче на душе, он осмотрел второе растение, залюбовался блеском матовых чистых листочков деревца. Плод, ставший крупнее, тихо раскачивался под несильным ветерком. Глюк не стал поливать его - ведь был большой ливень - и ушёл на работу несколько приободрённым.
  Ворон был рад за Глюка и не стал наблюдать за ним на его рабочем месте, уверенный, что день для этого человека пройдёт тихо - удачно, и улетел по своим вороновским делам.
  
  
  
  А жизнь Глюка изменилась, но не радикально, он по-прежнему боялся людей, и по-прежнему для него в жизни было много углов и тёмных коридоров, да, отрада сердца у него была, но защитной - от шероховатостей жизни - толстой кожи, у него не было.
  Дома, как только становилось темно и растения, в щели балкона, становилось не видно, Глюк терял покой на душе и у него появлялась бессонница, и нервозное состояние, и он опять пробирался по бесконечному и тёмному коридору, то в кухню, то в туалет, его спина мокла от пота, вызванного ужасом, что он не найдёт дороги к выключателю света. В темноте ему мнилось, что дверей в его квартире прибавилось, и все они были разнообразны - маленькие, большие, кособокие и просто дверные проёмы в никуда, в Бездну.
   - это был страх -
  (Большой и белый видел это всё и бесстрастно фиксировал, а потом, на утро становясь вороном, пытался выпрямить углы жизни для Владимира.)
   Владимир Глюк никогда не выходил из дома по доброй воле, а так - или на работу, или в магазин за покупками. И дышал, относительно свежим городским воздухом лишь находясь на балконе рядом со своим цветком-деревом, с книгой в руках. И как ему хорошо здесь мечталось, от чего-то особенно хорошо. И здесь же - на балконе, пришла ему в голову провокационная, неожиданная мысль - а что если съесть этот синий плод, пусть даже дерево это с плодом и неизвестного происхождения, плод экзотичен и незнаком; верно семя из которого появился росток, принесли далёкие тайные южные ветры? Плод казался таким аппетитным.
   Но на этот раз он не решился отведать странного плода, боясь невзначай отравиться. И продолжал сидеть и читать. Большой и белый подсматривал за ним, и не только за действиями, но и за мыслями Глюка. И недоумевал:
  "- Тоже мне - синий плод, было бы из-за чего переживать! Некоторые люди питаются с помойки, и ничего, живы-здоровы! Экий бестолковый человек!"
  Осторожность Глюка вывела его из себя, и на некоторое время оставил свою равнодушную созерцательность, а может это ворон, в нём, встрепенулся, взмахнув крыльями.
  "- Я из кожи вон лезу, чтобы облегчить жизнь этого Глюка, а тот не принимает моего благородного дара!.. Буду лучше большим белым и слепым, чтобы не наблюдать трусости Глюка."
   Но всё одно, подслушивал за Глюком. Глюк читал научно-фантастический роман, но время от времени замирал, задумавшись, замечтавшись. Так как на улице стало темно, свет ему давала настольная лампа, что вынес специально из комнаты и пристроил на подоконнике. И ему мило мечталось под её желтоватым светом. Большой и белый подслушивал его мысли, его мечты. Тот мечтал стать то могучим рыцарем, то путешественником, то магом; мечтал о даме сердца - и совершать подвиги в её честь. В общем, мысли человека, живущего мечтами. И испуги пугливого человека также слышал он. Глюку была страшна окружающая его темнота улицы, огонёк лампы, как мотылька, держал его при себе, а в темноте чудилось ему страшное дыхание тварей, живущих там, и даже вроде бы огоньки недобрых глаз виделись ему.
   С лампой в руке - благо позволял длинный шнур её - Глюк пробрался в спальню и зажёг верхний свет, почувствовав огромное облегчение. Сбегал к балкону и выдернул штепсель настольной лампы из розетки и бегом назад. Но на балконе, из-за испуга он забыл книгу, и теперь, освещённую комнату и тёмный балкон разделяла чёрная безсветная комната. Глюку было жутко от этого, ото всей этой темноты, что, казалось, охватила весь мир и свет. Но он хотел дочитать главу в книге, и лишь потом лечь спать, и потому бегом, шлёпая босыми ногами по полу и пугаясь даже этого звука - производимого им самим, он устремился к балкону, но на пути случилось происшествие, ему показалось, что он провалился в тёмную яму без выхода, и стал задыхаться и хватался за голову - он в ловушке! он пойман темнотой - он стал скрести ногтями пол, пытаясь отыскать направление, и уже хотел ретироваться - вернуться в комнату со светом, забыть про чтение, лишь бы унести ноги, вспомнил, что балконную дверь оставил открытой и, возможно, твари из темноты уже пробрались в его квартиру, и мнилось ему, что слышит жадное постукивание их зубов. Но вот он свет, Глюк увидел его и решил, что у него есть шанс, что сбежит от тварей темноты в свет. И пополз по-пластунски по полу, но резво и к свету - к свету; туда за ним эти твари последовать не в силах. И вот он в свете, в своей спальне, и нырь под одеяло, не выключая света, и пытается унять быстрое дыхание и дрожь, но вспомнил, что не закрыл дверь спальни, и очень нехотя вылезает из-под одеяла и идёт закрыть дверь.
  "- Всё, спать, - думает он."
  Но долго ворочается и не может уснуть из-за пережитого страха.
  "- Но когда же это всё кончится, когда я изменюсь настолько, что перестану быть как ребёнок?!"
  Большой и белый произносит про себя:
  "- Тогда, когда съешь синий плод."
  Глюк спит, ему снится умильный нежный сон, что он танцует с дамой своего сердца красивый танец, и он совершенно уверен в себе и твёрдо счастлив. Но звонит будильник, и Глюку пора просыпаться на работу.
   Владимир Глюк любит лето из-за того, что в нём много света, зимой большую часть суток темно и страшно. А сейчас летом, он вскакивает с постели, а милое летнее солнце втекает, мягким светом, в его окно, и солнечные лучи греют и развлекают его своим танцем. Вот сейчас Глюк счастлив, рад своей жизни, он изгоняет мысли о том, что проснулся чтобы идти на ненавидимый заработок денег, а наслаждается сиюминутным светлым счастьем. Но время требует своё, и Глюк по светлым, и не таким длинным как ночью коридорам, бежит в ванную умываться, а потом так же бегом в кухню - завтракать. И через сорок минут он готов и мысленно собирается с силами для нового рабочего дня.
   И теперь время ворона, тот, летя, наблюдает за Глюком и по возможности исправляет шероховатые помехи на Глюковом пути, помогает. Обычный глюковский день. И после работы в магазин за покупками идёт он, а оттуда домой, за книги и своё одиночество. Но пока большего ему не дано. Ворон размышляет, что без усилия со стороны Глюка, жизнь того так и не изменится, но Глюку дан большой шанс на это, и если он не воспользуется им, то это будет его собственная вина.
  
  
  Однажды, поздним вечером, Глюку Владимиру не захотелось жить от своего несовершенства, страха и мечтательной жизни. Он грыз ногти, сидя на балконе, у своего деревца-цветка, и взмолился ему, своему единственному другу:
  "- Что делать мне, как измениться, как изменить жизнь свою, сердце пугливое моё?! Я так устал! Устал от страха и одиночества, я хочу быть цельным взрослым человеком, каким являюсь я снаружи, но не изнутри! Как утереть слёзы горечи и стыда навсегда? Как встать на ноги основательно уперев их в твердь. Ты, друг мой единственный, друг молчаливый, как же мне добиться от тебя ответа, как встать на правильную дорогу?"
   Ему было настолько мучительно, что он хотел смерти, хотел уйти из мира угловатого этого; хотел освободиться - от страха и своей слабости. И ему стало всё равно уже, живёт он или умрёт. И тогда он перегнулся через бортик балкона, через цветочный ящик, в котором погиб второй его друг-растение, дотянулся до синего плода и осторожненько, чтобы не выдернуть всё растение из щели, в которой росло, сорвал синий плод. Сорвал, сел на стул, и под светом старой своей лампы, стал рассматривать его - совершенный синий шар с зелёной точкой стебелька, которым врастал в деревце-цветок; понюхал его - пах плод дивно, даже не поднося его близко к носу, ощущался его аромат. Глюк откусил крошечный кусочек, брызнул синий сок и аромат плода стал сильнее. Необычный вкус плода был у него на языке. Глюк блаженствовал, на душе стало покойно, он неожиданно разулыбался, и ему захотелось затанцевать даже. Заснул он с очень тёплым сердцем, и снились ему только замечательные сны.
   На утро что-то изменилось. Глюк не понимал что, но всем своим телом ощущал эту перемену. По пути на работу он вдруг понял, что не боится больше своей работы, и рабочего места своего, меж других рабочих. Он покойно в душе отработал день и покойно отправился в обратный путь домой. По пути им овладела яростная созерцательность, он впитывал в себя бедноватые городские виды природы: каждую былинку, цветок, до мельчайшей детали, конечно же большие деревья и даже лужи с бензиновой радужной плёнкой. Всё нравилось ему и приводило в восторг.
  Ворон был очень доволен, наконец-то Глюк начал пробуждаться к тому, что должен был совершить.
   Глюк, от чего-то, в первый раз своей псевдо-взрослой жизни, не захотел идти домой и спрятаться там, а захотел гулять и созерцать окружающее. Был не жаркий летний вечер, ещё не сумерки, но уже близко; свет стал желтоватым, окружающее приобрело необычайный объём, предметы окружающего стали зыбки. Глюк пожирал глазами зелень трав и деревьев, стремительные полёты стрижей, короба́ пятиэтажных зданий. Глюк по-новому видел окружающее и никак не мог насмотреться. И вернулся домой очень взволнованным и никак не нашёл себе места, не читалось, телевизор был скучен, и Глюк сидел на балконе просто созерцая, ночь с её звёздами и Луной, созерцая чёрные от ночи силуэты деревьев, слушая ветер и голос ночи. И лишь сейчас понял, что не страшится темноты более, а наоборот находит в ней свою прелесть, и сидел так всю ночь, и утром чувствовал себя, наоборот, не усталым, а отдохнувшим и очень довольным.
  
  Часть 2.
  
  Глюк стал собираться на работу, умылся, но завтракать ему не хотелось, так и ушёл туда, где в этот день всё ему казалось некрасивым, даже уродливым - рабочие, прильнувшие к конвейеру, и отдающие этому всё своё внимание; сами выпускаемые холодильники - скучны, всё не интересно - и механические железные подробности цеха, собственная работа - бессмысленная и беспощадная. Он время от времени уходил в свои мысли, и забывал работу, и холодильники без крошечного проводка уезжали от него по конвейерной ленте, и ему приходилось догонять их, чтобы не получить выговор за несделанную работу. Но и это уже не пугало его, страшный прежде начальник со сверхвозможностью против рабочих, более не волновал его - Глюк был весь в себе самом, и мечтал о скором завершении рабочего времени, и скором уходе в окружающее пространство и в созерцание, пусть и бедных городских красот природы.
   И вот он час настал, Владимир выскочил из проходной завода и разулыбался Солнцу как другу. Вернулся домой в приподнятом настроении, заставил себя принять пищу, так как есть не хотелось вовсе и устремился на балкон ценить наступавшую ночь.
  "- Ах, какие звёзды, а Луна как ночное Солнце, прелестно бела́ и светоточи́ва."
  Владимир заставил себя оторваться от зрелища ночи и лечь спать, так как не спал уже вторые сутки, и сразу же уснул и видел цветистые сны. Проснулся рано утром, раньше, чем прозвонил будильник, и решил, что сегодня на работу не пойдёт, было занятие важнее. Выждав время, он позвонил своему начальнику - без какого-либо страха (а раньше боялся даже здороваться с ним) и сказался больным. И бегом на улицу - в свет её и жару, во впечатления её. На этот раз он не стал блуждать меж домов, а направился через лес к реке. И сколько же впечатлений милых сердцу он насобирал по дороге - уйму! Вот танец бабочек, а вот жизнь ветром в движении деревьев и травы; вот бежит и дышит, и волни́тся, ветром же, река.
   Так проходили дни - в восторженном созерцании и позитивных впечатлениях. Глюк совсем перестал принимать пищу, поскольку не испытывал голода, вовсе перестал спать - потому что не уставал. Решил не ходить более на работу, так как деньги на питание стали не нужны ему - он не ел. Он по частям разобрал и вынес на свалку свою кровать, потому что не спал больше; и ему не нравилась загромождённость его квартиры. И стал выносить на свалку другие вещи из квартиры, чтобы не мешали его зрению своей не-красотой. А в пустых комнатах стал тренировать своё тело; будто готовясь к чему-то. Ещё в пустых комнатах, где поселилось эхо, он пел песни без слов, отчего-то пожелав этого.
   Ему так мало стало нужно в жизни - только созерцание, только физические нагрузки для тела. Он не пил воды, не ел и не спал уже несколько недель, а чувствовал себя превосходно. У него всегда было хорошее настроение, он не боялся более ничего, и даже смерти. Созерцание его равнялось всегда его размышлению, он стал понимать, что не боится никаких высших сил - всё в его руках, и задумываться стал, что этот мир не очень подходит ему - и теперешнему, и прошлому. Что мир этот отчим ему, и таким как он. Так как Глюк стал подозревать, что существует в этом мире не единственный, что видимо таких, как он, есть некое число, сомневался, что их много, но уверен был что есть они. Стал скучать немного, бедная городская природа, придавленная камнем и асфальтом, стянутая проводами линий электропередач, уже стала тесна ему. Он стал готовиться к пешему путешествию в дальние дали. Стал ночевать в лесу и иногда не разводя костра, и всё равно не мёрз, было комфортно ему в лоне живой природы.
   Стали происходить чудесные изменения с его телом. У него расформировался и сгладился, и исчез половой член, анальное отверстие срослось; черты лица изменились к сглаживанию прежней угловатости, смягчились и стали ни мужскими, ни женскими; глаза стали по-настоящему огромны, тело стало очень стройным и тонким, походка - наполненной грацией и энергией.
  Однажды он понял, как питается его тело. Глюк шёл по улице, как обычно, теперь стало, созерцая, и перед ним юная пара - ступают, держась за руки - они так милы́ и юны́, так красивы! Этой своей свежестью - прекрасны. И Глюк почувствовал в районе груди наполненность, тёплую и приятную, понял, что это и есть удовлетворение его теперешнего голода - питание - поглощение красоты и красотою!
  
  
  Из-за физических тренировок Владимир стал очень крепок и многокилометровые прогулки ничуть не утомляли его. Он уставал от ощущений и впечатлений. Тогда присаживался, где угодно - на скамью в городе, на поваленное дерево в лесу, да просто на землю и без неудобства; тогда просто прикрывал глаза и, размышляя, отдыхал.
  
   - он готовился к путешествию -
  Всё реже возвращался домой, в свои походы брал только отцовский нож в ножнах, что обладал для Владимира красотой памяти о родителе. На ещё оставшиеся какие-то деньги хотел купить компас, но передумал так как чуял, что внутри у него есть указатель на правильное направление в поисках красоты.
   И в один прекрасный день он собрался в путь: надел удобную одежду, обулся в удобную прочную обувь, засунул отцовский нож сзади за пояс, и прикрыв его курткой, в последний раз вышел из своего дома, не печалясь, а наоборот, радуясь расстаться с прошлым; и устремился из этой, неродной его душе действительности, в поиски другой, что была бы мила его сердцу.
   Он шёл лесами и полями, сторонясь дорог и населённых пунктов, и путь его отмечали не километровые столбы, а облака да деревья. А встречая по пути людей, он одинаково здоровался и проходил мимо, не давая встречным времени чтобы задать какие-нибудь вопросы, так как ему нечего было ответить. Он пока ничего не знал, а только чувствовал - а ощущения не передать словами!
  Шёл Владимир Глюк и шли дни, лето подходило к концу, но жара не уходила, потому что видимо, он двигался в направлении юга. Растительность, ставшая богатой и буйной, потихоньку сменялась степной пустотою, жёстким кустарником и разнотравьем, небеса изменились и облака даже стали иные. Владимир по-прежнему ночевал прямо на земле, а костёр разводил лишь для того, чтобы интересней мечталось. Когда в пути или во время ночёвки его заставал дождь, то он просто стоял под дождём и молнии сильнее раскрашивали его буйные мысли. Он стал понимать, что находится в преддверии Тайны.
   Вот он сидит на крупных ветвях дерева, а внизу на земле бушует поток воды, дождь хлещет промокшее тело Глюка, бурные потоки вод уносятся к вышедшей из берегов реке, а Владимир Глюк яростно размышляет:
  "- О, сколько же нас таких, и где Родина наша, где подлинное пристанище, где почувствуем себя дома и желанными? И мы как кукушкины дети разбросаны по миру, по чужим гнёздам, и что же за родители поступили с нами так? Кем и зачем мы брошены в эту пучину обыденности и дерева? Неужели я и в правду чувствую знаки пути, способного увести нас на Родину?! К дому?! О нет, я лишь только искатель, питающийся впечатлениями, но не поводырь. О, где же тот пастырь, что выведет мой народ в землю обетованную? Я знаю, я призван найти его, найти нашего пастыря!"
   И опять бездорожье, ветры и ливни, и он один против всего этого, один против целого мира, но ощущает поддержку сотен, так же, как и у него бьющихся сердец, поддержку их желанием жить в своём собственном Доме!
  И вот он на берегу пустыни. Тянущиеся необъятные степи становились всё беднее природой, а живность, живущая в травах, всё сильнее изменялась - и вот степи перешли в пустыню. Песчаное море медленно шумело бесконечным ветром и звуком передвигающегося с места на место песка. Из животных только змеи да пауки, источающие яд. Но у Глюка не было конфликта с природой, и ранее в лесах и степях животные принимали его за своего; у Глюка был конфликт с миром людей, а не с его природой.
  Итак, коричневый песок, неяркое выцветшее небо и человек в дорожной одежде, уходящий вглубь пустынных земель, преследующий жару и самых стойких обитателей этих мест. Владимир обвязал курткой голову, чтобы скрыть от нещадного, даже для его выносливого тела, Солнца свои чувствительные глаза, и впитывает ими окружающий пейзаж. Никогда в жизни ему не доводилось видеть пустыни и дышать её воздухом. В лесах он бывал с детства, довольно точно представлял себе, что такое степь, но пустыня оказалась неожиданностью для него, и вроде бы она в прямом смысле пуста, но и наполнена неким духом, духом красоты за гранью, за пределом. Организм Глюка, питающийся красотой, наполнен невиданным зрелищем, глаза зорко всматриваются в даль. Пески и пески, а на них лёгкие следы крупных насекомых и змей, наверху - огромное Солнце пустыни; ветры, что веют бесконечно; особенный звук - движения песчаных дюн. Глюк очарован ею - пустыней. Он в восторге, такого пустого, но такого наполненного зрелища он ещё не испытал. И самый воздух пустыни наполнен звуками и запахами небывалыми. Глюк ощущает запах редких растений, и редких же обитателей этих мест; ветер приносит из дальних далей эти запахи, и пустыня бережно сохраняет их, сохраняет звуки в своём пропеченном воздухе.
  А в один из дней, точнее в переходе от ночи к дню, Владимир Глюк стал свидетелем чуда. В ночь прошёл в пустыне сильный ливень, начался он внезапно, Владимир как раз любовался видами ночной пустыни, неспешно двигаясь в её песчаные глуби, и вдруг Луну и звёзды заслонили разлохмаченные ветром тучи, и хлынул дождь. Вода быстро уходила в песок, так что не успевало образоваться луж, а дождь всё лил и лил, но внезапно стены дождя исчезли и небеса стихли, и пустыня притихла, а при первых утренних всполохах света, пустыня стала изменяться. Гладкие поверхности барханов исказились - это стали появляться первые растения. От внимательных глаз Владимира это не могло укрыться, крошечные ростки, ещё покрытые влагой, пробивались из казавшейся бесплодной глубины песков пустыни. И в ближайшие несколько дней пески пустыни покрылись ковром растений в цвету, и растения будто соревновались друг с другом в яркости и необычности цветов - таких тонких, хрупких и прекрасных. Владимир просто не мог уже воспринять окружающую его красоту и улёгся посередине особенно прекрасной полянки, закрыл глаза и впервые за много дней, уснул.
  
  Владимир Глюк проснулся и узрел, что вокруг всё изменилось, что вокруг совсем Другое место. Это была пустыня, но уже не та пустыня. Лёжа, приподнявшись на локте, он осматривался. В розоватых небесах плыли два малиновых солнца, и сколько хватало зрения, окрест расстилался чёрный песок. Владимир Глюк поднялся на ноги, рассмотрел, что из песка там и сям торчат такие же чёрные каменные глыбы, как обломанные зубы.
  "- Какое огромное мрачное пространство!" - изумился он.
  На его переносице появились круглые солнцезащитные очки, а охотничий нож превратился в короткий меч с простой крестообразной гардой. Владимир Глюк был изумлён:
  "- Какое чудо!"
  Осмотрев себя, и более не найдя никаких изменений, он всё пристальней стал всматриваться в окружающий пейзаж. Он рассмотрел, что каменные чёрные обломки были частями бо́льших фигур и даже кое-где были видны почти законченные они. Это были большие каменные круги и кресты с расширяющимися к концам перекрестьями - стоявшими на каменных же постаментах. Вся пустыня была наполнена этими постройками неизвестных зодчих.
   Владимир двинулся в путь, ему всё равно было в каком направлении идти, и так как теперь его глаза защищали от света очки, он двинулся навстречу алым Солнцам. Эта пустыня была очень жаркой, воздух был раскалённым как в печи; лишённая какой бы то ни было растительности и вообще жизни.
  "- Царство смерти." - подумал Владимир Глюк.
  Если бы ни его чудесная выносливость и независимость от приёма воды и пищи - ему было бы не выжить здесь.
   Он обвязал свою дорожную куртку за рукава, вокруг пояса, было очень жарко, но рубашку он снимать не стал, чтобы не подставлять обнажённую кожу под свет двух солнц. Ступая по чёрным пескам, Владимир Глюк ощущал через обувь их жар. Оказалось, даже для него, это трудновыполнимая задача, пересечь эту пустыню. Он шёл весь день, который показался ему слишком длинным и выматывающим; однообразие пустыни не подпитывало его организм, довольствующийся красотой, впечатлениями. Да, два малиновых солнца были прекрасны и их контраст с чёрным песком был запределен, но и всё на этом; это была абсолютно пустая пустыня. Потому, когда стали заходить солнца, Владимиру захотелось спать. И он лёг под одним из чёрных обломков. Песок был так горяч, что на нём было невозможно лежать, и Владимир отгрёб ладонями верхние слои песка, добравшись до более прохладных. Он уснул, но спать ему пришлось недолго, его разбудил громкий свист, и он спросонья вскочил на ноги. Как оказалось, пустыня была не так уж мертва природой, и ночью появлялись неведомые её жители. Они, видимо, общались этим свистом, а свист был пронзителен и действовал на нервы и даже пугал. Видимость была хорошая. Луны в этом новом мире не имелось, но звёзды так ярко светили в безоблачном небе пустыни. Владимир различил неясные тени, что приближались к его ночлегу. Он стоял и всматривался в них, страх прошёл, во Владимире проявилась жажда зрителя. Очки он давно снял и положил в карман, а глаза распахнул пошире. Это и спасло ему жизнь. Боковым зрением он заметил стремительное движение - кто-то или что-то пыталось напасть на него. Владимир пригнулся и вообще распластался на песке. Но успел рассмотреть ту тварь, что чуть не снесла ему голову. Это была человекоподобная когтистая фигура, закутанная в драный балахон - умеющая летать.
   Владимир вскочил на ноги, и выдернул из-за пояса меч, и стоял так, ожидая нового нападения. Он различал во тьме с полдюжины этих созданий, и это были призраки. Их мутные глаза светились, а камни пустыни просвечивали сквозь их тела.
   Сразу две твари атаковали его, Владимир взмахнул мечом и рассёк одну из них, дотянуться до другой ему помешала длина его клинка. Рассечённая тварь билась на песке, её свист перешёл в оглушительный визг. Услышав визг, тени вроде бы отпрянули во тьму - прячась. Хорошо, что Владимир не поддался на эту уловку, не опустил меча, потому что призраки атаковали его внезапно - всем скопом. Глюк двигался как в танце, его изящное подвижное тело изгибалось под немыслимыми углами, а сам он рубил и рубил мечом. Справа, слева, над головой и опять слева, а вот и впереди - он вонзил меч прямо в грудь призрачного создания, но меч его не встречал сопротивления и проходил сквозь тела призраков как сквозь воздух, но поражённые призраки валились на песок. Владимир Глюк победил. Стоять на ногах посреди побоища, он остался один.
   Не убирая меча в ножны, он обошёл место битвы, рассматривая поверженных противников. Он толкнул одного из них мыском ботинка, но нога прошла сквозь поверженное тело.
   Свист и визг стихли - все противники были мертвы. Владимир задумался над тем, а были ли они хоть когда-то живы? Но он не знал ответа на этот вопрос. И ему пришла в голову мысль, оставить своё бесцельное брожение по пустыне, и найти тех, кто знает ответы на его вопросы - людей или тех, кто обитает в этом негостеприимном месте.
   Остаток ночи он шёл, пытаясь удалиться от опасного места и держа меч наготове. А когда стало светать, он увидел направо от восхода жарких алых светил цепочку гор на горизонте, и так как это был единственный ориентир в этой пустыне, то он пошёл к горам. Расстояния в пустыне обманывали зрение, Владимир думал, что уже к вечеру этого дня доберётся до гор, но горы даже ничуть не приблизились. Солнца пекли нещадно, вокруг то же самое опустошение - ни насекомых, ни животных, ни птиц. Владимир задался мыслью - где скрываются днём привидения, но ответа на свой вопрос не нашёл. Он всматривался в дальнюю даль - там были горы, что отказывались приближаться, будто обман зрения, будто мираж, маячили у самого горизонта. Знойный ветер трепал волосы Владимира, песок через ботинки жёг ноги, но он с лёгкостью, почти с удовольствием сносил эти невзгоды, его радовала возможность ощущать что-либо - пусть и бедный отклик пустыни на его пребывание в ней, и радовало собственное тело своею выносливостью. Он разулыбался, вспомнив, как преодолел напасть с ночными хищниками. Он выхватил меч и очертил им вокруг себя сверкающий круг. Он был доволен собой и новым миром, что окружил его, пусть являлся столь негостеприимным, но всё же таил в себе некую суровую красоту. Владимир поправил на носу очки - очень полезное в этой пустыне приобретение. Как они очутились у него на носу, и почему нож превратился в меч? Он хотел узнать ответы на эти вопросы. Но пока было не у кого спрашивать, и он отложил это до более подходящего времени, и стал, по своему обыкновению, осматриваться во все свои огромные глаза.
   Облаков в этом розовом небе он не видел ещё ни разу, а жар солнц усиливался к полудню - когда солнца взбирались на самый верх небосвода - это было знакомо, происходило как и с Солнцем на Земле; был ветер, были тени - и у Владимира, и от камней-зубов; вот только горы, которые по земной логике должны были приближаться, отказывались это делать.
   Место для ночлега Владимир стал выбирать заранее, он ожидал нового появления когтистых призраков, и потому искал место, защищённое с двух-трёх сторон. Он обходил руины однотипных кругов и крестов в поисках подходящего места, и нашёл его. Теперь его спину и левый и правый бока защищали большие камни. Да, привидения могли преодолеть их, перелетев, но это дало бы время Владимиру, предпринять попытку защитить себя. Он остался доволен. Песок под укрытием камней был не так горяч, Владимир уселся на него и стал ждать. Когда совершенно стемнело, а звёзды как светящиеся глаза уставились в пустыню, раздались знакомые звуки - это был свист. Видимо привидения созывали так своих собратьев для нападения известно на кого, на Владимира Глюка. А тот был уже готов, ждал. По пути он нашёл очень длинную кость, жёлтую, отполированную песком; разорвав свою куртку на лоскуты, Владимир сделал факел - пересохшая в жарком воздухе материя быстро занялась после нескольких снопов искр, высеченных Владимиром с помощью огнива, что он купил уже так давно в дорогу, что осталось самим собой в другом мире. Теперь он хорошо мог рассмотреть своих противников. Это были уже не просто тени, Владимир увидел их лики - серые застывшие маски мертвецов, даже свистели они едва разжимая губы - глаза их ярко светились; одежда - или часть их тел, было не ясно - развевалась серыми лоскутами, когти были очень длинны - длиной в человеческий палец.
   Владимир сразился с призраками, и на этот раз он уже не боялся неведомого, им овладел азарт битвы, он изящно протыкал визжащих противников, пугал их огнём факела, ведь те боялись огня - визжа и загораясь синим пламенем, а Владимир заканчивал их мучения ударами меча.
   На этот раз призраков было вдвое больше, они атаковали беспорядочно, но неуклонно, и одна бестия изловчилась - полоснула Владимира по левому плечу своими когтями, он не почувствовал боли, только обжигающий, как огонь, но наоборот холод, но продолжал сражаться в том же темпе. Большую часть привидений он убил, рассёк их своим мечом, а остатки своры разогнал огнём факела. Потом сел на песок, положив меч на колени, а факел воткнув в песок, на всякий случай, ожидая нового нападения. В неверном свете факела он не мог рассмотреть, что у него с плечом; материя рубашки была вспорота, но кровь из раны не шла, он решил, что рана поверхностная, и довольный собой повалился на остывший, просто теперь теплый песок. И уставился в ночное небо, рассматривая незнакомые звёзды.
   Он не уснул до утра, отправился в путь до восхода солнца - призраки так и не появились. Он размышлял, что, возможно, призраки, это останки тех людей или созданий, что пытались преодолеть пустыню; но опять не найдя достоверного ответа, во второй уже раз, отложил и этот вопрос на потом. Взошли солнца - сразу же стало очень жарко, Владимир остановился на короткий привал, обозревая безбрежное море чёрного песка. Он снял рубашку и принялся осматривать своё левое плечо. Но ран не было, вернее были, но не те, что ожидал увидеть Владимир. По белой коже шли четыре серые полосы - без углублений - и всё. В который раз пустыня удивила его. Полосы были холодны на ощупь и не причиняли особого неудобства, но его левая рука, несколько онемела. Что ж, удовлетворившись осмотром, он надел рубашку, и опираясь на длинную кость, как на посох, продолжил путь. Кость оказалась ещё вот в чём полезна, ею Владимир прощупывал пространство перед собой, чтобы не попасть в зыбучий песок, до этого он неоднократно попадал в такие места, и только благодаря чудесной выносливости и силе своего тела, он спасался. Теперь это даже развлекало его в этой мёртвой недвижной пустыне, чья жаркая бесконечная мощь довлела надо всем и неисчислимые тонны чёрного песка казались бесконечными - он тыкал костью в зыбучий песок и наблюдал, как его массы страгиваются с места и проваливаются - пересыпаются сами в себя. Ещё ему нравился звук рассекаемого костью воздуха, и он размахивал костью взад и вперёд, пока его губы не начинали растягиваться в улыбке.
   К вечеру левая рука его сильнее онемела, и холод стал переползать по плечу на левый бок - это было большим и опасным неудобством, так как он не сможет энергично отмахиваться, теперь, от привидений факелом; в чьём ночном появлении он был уверен. Но опять выбрал себе выгодное для обороны место, зажёг факел и стал ждать, уже слыша приближающийся издали свист...
   Ещё много ночей приходилось Владимиру Глюку отбивать атаки привидений. Рука его левая совсем онемела и не слушала его, левый бок пронизывало ледяное пламя, но он более не допускал нанесения себе ран - чем хуже работала его левая рука, тем быстрее он двигал правой, сноровка в обращении с мечом прибавлялась. А однажды утром Владимир Глюк заметил как его тело стало изменяться вновь - кожа его стала твердеть и через день-другой острое лезвие меча уже не оставляло на его коже даже царапин. И теперь совершенно не уставая, он двигался по пустыне и днём и ночью, попутно просто отмахиваясь посохом-костью от привидений - их когти более не могли причинить ему вреда; лишь походка его стала скособоченной из-за онемения левой половины туловища, и он шёл теперь, приваливаясь на посох.
   Чёрно-алое величие пустыни поражало его, в этом была тайная мощь злой природы, эту пустыню мог преодолеть только сильный; а Глюк ещё и любовался ею. Горы наконец-то приблизились внезапно. Они были белого цвета, и казалось Владимиру, что до них подать рукой. Но ещё два дневных и два ночных перехода отделили его от гор. А в одно из утр он увидел, как в свете восходящих солнц, горы делаются нежно-розовыми и прекрасными, он восхитился и забыл на время о своей незнающей покоя ране. Горы будто разгорались в свете солнц, становясь всё более раскалённо-алыми и потом, в какой-то миг, они были опять белые. Но всё приближаясь к ним, Владимир заметил, что горы не совсем белые, а скорее жёлто-белые, состоящие из известняка. Рана сильно повлияла на скорость передвижения, и уже подходя к горам, Владимир не шёл, а ковылял, опираясь на посох-кость. Но он не переживал и не боялся смерти, в сердце его жила надежда, что на своём пути он сможет преодолеть всё; и тем укрепилась эта надежда, что он увидел - это не просто горы, а город - большой город, расположившийся в выдолбленных в мягком камне пещерах. Глюк уже различал снующих людей - они передвигались по канатам, натянутым над пропастью и провалами. Издали, с виду, обитатели города казались обычными людьми, и Владимир надеялся, что сумеет объясниться с ними, пусть, даже, и не зная их языка.
  
  
  
  Часть 3.
  
  В пригорье климат изменился, воздух стал более прохладным и влажным - власть пустыни отступала, а свет солнц стал более приятным; появились растения - кустарники с неизвестными ягодами и крохотные корявенькие горные деревца. Владимир входил в город не наблюдая никаких укреплений против пустынных призраков - никаких заборов или других препятствий. Белая крупная собака залаяла на него, но более никак не выразила своей агрессии, видимо считая своей задачей предупредить местных о приближении чужака и всё. Местные были предупреждены и навстречу Владимиру вышли четверо мужчин, вооружённых мечами и пищалями; один из них заговорил на непонятном Владимиру языке, не сопровождая свою речь никакими жестами - по которым Владимир мог бы догадаться о намерениях четвёрки. Но вдруг все четверо поклонились ему. Владимир был озадачен. Он положил меч и посох к ногам стражей, выражая тем самым мирные намерения.
   Владимир, ковыляя плёлся за четвёркой стражей - меч и посох были при нём - его знаками пригласили войти в город.
   Город был очень большим, дома выдолбленные в горной тверди, поднимались на головокружительную высоту, к входам в пещеры вели выдолбленные в камне крутые ступени и просто долблённые отверстия в виде опоры для ног и рук. Отдельные кварталы соединяли канаты, натянутые между скал, и люди с длинными шестами споро передвигались по этим магистралям. В скале были выдолблены желоба, по которым бежала вода из горных источников, и так же из выдолбленных в камне прудов-углублений для сбора дождевой воды - так вода доставлялась по всему городу. Стоял гвалт - казавшийся оглушительным Владимиру после тишины пустыни - разговоров, грохот из кузен и новых, прорубаемых в скале ходов.
   Владимиру Глюку сразу же предложили воды, на что он отказался, не нуждаясь в ней, чем сильно озадачил своих провожатых. Владимир догадался, что те почести, которые были ему выказаны при входе в город, явились следствием того, что стражи догадались, что пришёл он из мёртвой пустыни.
  Они все впятером стояли у жёлоба, по которому текла вода, один из четвёрки стражей, усатый, очень смуглый мужчина - как и его сотоварищи, знаками предложил Глюку присесть и осторожно закатав рукав его рубашки, осмотрел рану на плече. Все четверо, с неясным пониманием, закачали головами. Потом, этот первый, стал сигнализировать своими руками о чём-то Владимиру, но о чём тот не понимал; и вся четвёрка удалилась, Владимир остался один у жёлоба с водой, к которому время от времени подходила девица или женщина с коромыслом, с двумя вёдрами, и набирали воду. Со временем водоносов стало больше, приходили мальчишки с кастрюлями, наполняя их водой, да и вообще стали появляться люди всех возрастов, видимо весть о чужаке, пересёкшем пустыню, всё распространялась по округе, и на Владимира просто приходили посмотреть.
   Все эти люди были смуглы и черноволосы, женщины красивы, большеглазы, мужчины худы, жилисты и стройны - племя суровых горцев; хотя они достаточно много говорили на своём языке, но практически не улыбались, и даже их дети были серьёзны на свой лад.
   Владимир пока не знал, как ему относиться к окружавшим его людям - пленник он здесь или почётный гость? Но всё разрешилось в ближайшие минуты - к нему направили врача, это был седобородый старец с кожаным баулом; он приблизился и положил свою сухую шершавую ладонь на лоб Владимира - Глюк успокоился от этого прикосновения и понял, что он всё же гость здесь. Врач осмотрел серые полосы, оставленные когтями призрака на плече Владимира, и развязал свой баул. Старик достал стеклянный шприц и наполнил его на треть неким снадобьем, и отыскав вену на сгибе локтя Владимира, хотел сделать внутривенную инъекцию, но не тут то было, игла не могла проткнуть кожу Владимира, старик старался, но тщетно, всё закончилось тем, что он согнул иглу.
   На лице врача было полное недоумение, он рассматривал согнутую иглу. Но размышлял врач недолго, он опять застегнул свой баул, и стал знаками приглашать Владимира следовать за собой. Глюку так не хотелось вставать, он удобно сидел, и вода из жёлоба так умиротворяющее журчала, но волевым усилием заставил себя подняться. Дальнейший путь он помнил смутно, левая нога не слушалась, он плёлся за врачом, опираясь на кость, по каменным лестницам с крутыми ступенями, по пандусам, а апофеозом этого, ставшего для него очень трудным, пути, стало то, что он каким-то чудом преодолел пропасть по натянутому канату, держа верный посох-кость как балансир. Врач уложил Владимира на ложе из шкур животных, и тот провалился в беспамятство.
  
  
  
  
   Сколько пробыл в беспамятстве, Владимир не знал - когда он пришёл в себя, был такой же ало- цветный день, и тот же запах сухого камня и очага - всё то же, да не совсем - он более не чувствовал холода и скованности в левой половине тела. А врач, потихоньку вливал, в его приоткрытый рот, некое зелье, что было приятно на вкус. Когда Владимир открыл глаза, врач обрадовано улыбнулся и передал чашу с зельем в руки пациента. Допив лекарство, Владимир приподнялся и сел, рассматривая помещение, в котором находился; стены были обиты войлоком, на полу плетённые из трав циновки, ближе к выходу, что был завешен шкурой животного, находился очаг в котором тлели угли. За время своего паралича, Владимир и не догадывался, как его глаза соскучились по зрительным ощущениям, и он стал пытаться знаками испросить разрешение у врача подняться и выйти наружу. Врач понял желание пациента и закивал - показав на пальцах, что Владимир был без сознания три дня и три ночи.
   Владимир поднялся и ощутил, что полон сил. Его меч и посох лежали в углу дома, но он не притронулся к ним, поспешив скорее к выходу. Он отодвинул в сторону занавесь на входе, и в лицо ему и в уши его ударила музыка дня города - свет и цвет, звук и стремительные движения горожан; он ощутил ритм жизни большого города - стук его сердца. Владимир выбрался на небольшую площадку из камня перед домом врача. С другими площадками и каменными пандусами её соединяли прочные канаты. Появился врач и знаками объяснил, что хочет показать Владимиру город; старик выбрал длинную жердь из кучи как попало валяющихся таких же жердей, и встал на канат и легко пошёл по нему, своим видом приглашая Владимира следовать за собой. К тому времени, когда Владимир сходил за своим верным посохом-костью, врач был уже на другой стороне и призывно махал рукой. Владимир ступил на канат - старец видимо не понимал, что для человека, не выросшего в этом городе, не так-то просто даётся этот способ передвижения. Высота была головокружительной, но Владимир Глюк не боялся высоты, сложность для него состояла в том, что нужно удерживать равновесие на такой узкой опоре. Канат продавился под его весом и держать равновесие стало ещё труднее. Но Владимир в полубеспамятстве преодолел эту преграду - преодолел и сейчас. На той стороне врач хлопнул его по плечу и сказал что-то на горском непонятном Владимиру языке. Потом, видя, что Владимир не понимает его, он ударил себя в грудь и произнёс - Ачин. Владимир догадался, что это имя эскулапа и в свою очередь ударил себя в грудь и по слогам произнёс - Владимир Глюк. Ачин кивнул и произнёс его имя на свой манер - Ди-ми́р Люк. Владимир рассмеялся и кивнул. Тогда Ачин обвёл окружающий город рукой и произнёс - Шеб! Владимир кивнул, показывая, что понимает, что это название города.
   И город Шеб распахнул свои гостеприимные объятия Владимиру. Он видел множество жилищ - выдолбленных в скале, канатных дорог и горных крутых троп; увидел горожан, занятых повседневными, но от этого не становящимися менее важными, делами. Кузни дышали огнём и дымом, гремели молотобойным громом; а пастухи уходили к ближним зелёным пастбищам, на смену тем, что пасли скот до них. Были в городе и лавки, торгующие жареным мясом, ягодой; были и лавки, что предлагали одежду. Седобородый Ачин зазвал Владимира в одну из них и был так щедр, что приобрёл для Владимира новую одежду. Дорожные его рубаха и штаны были исполосованы когтями призраков. И вот он получил новые штаны из кожи и холщовую рубаху и пояс - выглядел он теперь как заправский горожанин Шеба; но люди, отчего-то, всё равно распознавали в нём чужака и смотрели на него во все глаза, Владимир же в ответ таращился на них, истосковавшись по зрительным ощущениям. Прошли они мимо храма, с высокими воротами и расписными стенами, как стало ясно Владимиру из росписей - местные жители поклонялись двум солнцам своего мира; прошли они так же мимо долблённого здания, что единственное из всех увиденных, имело окна, было их двенадцать. Владимир пытался выспросить, что это за место, но из объяснений старого Ачина ничего не понял и впервые задумался над тем, что ему нужно бы выучить местный язык. Бродили они часа три, а Владимиру всё было мало впечатлений, но врач стал звать его в обратный путь. Владимир всё равно не смог объяснить бы, что совсем не устал, но не стал спорить, согласившись с врачом. Вернулись они неожиданно быстро, преодолев несколько провалов по канатам. Ачин уложил Владимира в постель, а сам куда-то вышел, захватив с собой свой докторский баул. Владимир выждал недолго, и прихватив с собой одну из циновок, выбрался на площадку перед домом врача, расстелил её и удобно усевшись, стал издали наблюдать за жизнью города, а позже он увидел прекрасный закат двух солнц, увидел как разгорается, будто плавясь от погружающихся в горизонт солнц, небо - оно стало будто горящая печь, рассыпать искры - блёстки алого по горизонту; небо светило так! интенсивно и ярко делая алыми горы и всё вокруг; казалось будто местные жители в честь праздника заката солнц, все оделись в алое, но нет, это закатные солнца раскрасили их одежды. Шум в городе по чуть-чуть утихал, стали слышны голоса женщин, что звали своих детей к ужину домой; Владимир видел как далёкие, дымящиеся внизу, мастерские закрываются, а рабочий люд расходится по домам.
  Вернулся Ачин и говорил что-то, и по интонации сетовал - Владимир догадался - видимо на то, что пациент его не находится в постели, но он был добрый человек, и пожурив Владимира немного на своём непонятном языке, вынес ещё одну циновку ко входу, сел рядом и стал также наблюдать закат. Тут Владимир сумел с трудом, объяснить знаками, что хочет выучится местному языку. Когда Ачин понял, чего от него хотят, то улыбнулся, и стал на простых примерах называть слова местного языка: рука, нога, палка, сумка и прочее; а Владимир пытался точно произносить названные слова, повторял их и указывал на упоминавшиеся предметы.
  
  
  
   Так шли дни. Владимир уже в одиночку гулял по городу, более не отвлекая старого врача от выполнения его обязанностей. Уже умея кратко объясниться с горожанами, что ещё не потеряли интереса к чужаку, тем более интенсивного, что по городу ползли слухи о его необычности. И Владимир понимал, что врач не отпускает его от себя изучая его особенности - то, что ему не требовались ни вода, ни пища. Со временем Владимир прибился к пастухам - ему хотелось приносить пользу - и стал пасти овец с ними. С ним был его верный посох-кость и собаки, что помогали направлять отару в нужном направлении, и предупреждали о появлении волков. Ещё пастуху полагалась пищаль, для защиты отары от волков, и Владимира научили пользоваться этим оружием.
   Владимир был счастлив приносить пользу и любоваться видами суровой горной природы - совмещая это. Но он так ещё и не обошёл всего города - Шеб был действительно очень большим, расползаясь по скалам вдоль пустыни и вглубь гор. Тем приятнее было Владимиру открывать новые милые сердцу места: фонтан за двенадцатиоконной городской ратушей; городской сад - где были собраны все местные растения; выдолбленный в скале пруд, где водилась рыба - и многое- многое другое. Ему нравилось бывать в храмах города, и ощущать их торжественность и строгую красоту. Так как в городе был большой недостаток древесины, то ворота из дерева были только на входах в храмы, дверные проёмы жилищ просто завешивали бараньими шкурами. Вглубь гор отправлялись целые экспедиции дровосеков, чтобы добыть древесину для отопления и для работы мастерских. Владимир иногда, когда был свободен от выпаса овец, ходил в эти экспедиции и набирался новых впечатлений. Так же в обязанности дровосеков входил сбор кореньев определённой травы - что перетирались в муку, из которой пекли лепёшки. Шеб не знал земледелия - пастбища были бедны плодородием, и культивировать определённые полезные растения не выходило из-за суровости климата. Владимир был счастлив в Шебе, работа доставляла ему удовольствие - ведь он приносил пользу приютившим и спасшим его жизнь горожанам. Он по-прежнему поддерживал дружеские отношения со старым врачом Ачином, часто навещая его. А ночевал Владимир где попало, в пещерах ещё недостроенных жилищ, или в домах, пригласивших его переночевать горожан - тогда Владимир всеми силами старался чем-то облагодетельствовать приютивший его дом - натаскать воды, нарубить дров, помочь уложить детей спать. Дети любили добродушного чужака и частенько просили рассказывать о его приключениях до прихода в Шеб, о его мире, что освещает единственное солнце; и Владимир рассказывал на ночь детям свои истории, что-то приукрашивая, а что-то выдумывая.
   После того как он очнулся в доме врача Ачина, то не спал с тех пор ни одной ночи - в приютивших его домах он садился у очага и наблюдал за алыми тлеющими углями, в пещерах он обычно сидел и размышлял или сидел у входа и наблюдал звёзды. В его теле было столько нерастраченной энергии, но применить её было некуда, ночной Шеб был опасным для прогулок местом, крутые тропы и ступени, канатные дороги - не располагали к ночным прогулкам. И хотя его кожа стала непроницаема для отточенного металла, для колючих кустов, для зубов волков - Владимир сомневался, что его тело выдержит падение с большой высоты. И если он приходил с заготовки хвороста, то оставлял вязанку для себя и сидел, размышляя и любуясь огнём всю ночь. Он уже догадался, что в городе Шебе нет проводника-пастыря для его народа, оставшегося на Земле, он стал сознавать, что вскорости ему придётся покинуть гостеприимный город. На заработанные деньги он купил новую прочную обувь - взамен износившейся старой, купил пищаль и запас пороха и пуль к ней.
   Владимир понимал, что Шеб не примет его народа, пусть горцы и обладали суровым добродушием, но жизнь их была отнюдь не легка - это была борьба с природой за горячий очаг, и за пропитание для семьи. Ведь сам Владимир хотя и являлся частью своего народа, оставшегося на Земле, но стал очень приспособленным к жизни в дороге - его сородичи этого пока не могли, и потому он должен продолжать поиски пастыря пусть и в других мирах.
  
  
  
   День настал неожиданно, Владимир пас овец и две или три из них отбились от отары; предупредив других пастухов, что отправляется искать пропавших овец, Владимир стал подниматься выше в горы. Вечерело, алые солнца клонились к закату, Владимир отчётливо видел следы сбежавших овец, и побаивался того, как бы они не попали в зубы волкам. С ним был верный посох, и пищаль, и меч - вещи, что стал носить последнее время с собой постоянно, решив покинуть Шеб, но не решаясь этого сделать, ведь жизнь здесь так нравилась ему.
   И вот, он поднимается всё выше в горы, и никак не находит сбежавших овец, но не находит и места, где их задрали бы волки - это обнадёживает его. Он спускается в узкую расщелину, в которой уже совершенно темно, свет солнц не проникает сюда, овец не находит, и выбирается с другого конца расщелины. Видит свет, но это уже не тот свет - не свет заходящих алых светил, а свет полуденного огромного оранжевого солнца. Владимир, вне себя, удивлён, он обводит новое пространство пристальным взглядом. Вокруг уже не горы, а он стоит на вершине рукотворной пирамиды.
   Ах, сколько он ещё не успел узнать о мире двух солнц, сколько не успел задать вопросов, но пора, Дорога позвала его.
  
  Часть 4.
  
  Он стал обозревать этот новый мир. Наверху в белёсом небе плыли серебряные облака, внизу у подножия башни росли лиственные деревья, кустарники, трава - всё в полном подчинённом рассудку порядке. Кусты были подстрижены в форме неизвестных Владимиру животных. Две лестницы, с двух сторон пирамиды, серпантинами спускались вниз. Вокруг пирамиды была площадь, а далее располагался деревянный город - дома в два, три и четыре этажа, а также постройки нежилого типа, на улицах было людно, и скопища народа подтягивались к пирамиде. Владимир почёл за благо скорее спуститься вниз и затеряться в толпе, он был чужаком здесь, и не знал местных обычаев, и боялся, что нарушит какие-то местные правила. Он быстро сбежал по ступеням вниз. Пирамида была высока, и несколько сот ступеней отделяли вершину от подножия. Владимир спустился по лестнице, что была в тени, а с другой - солнечной - стороны собиралась толпа. Владимир затесался в самое скопление народа и видел, что всё равно выделяется в общей массе одеждой и цветом кожи. Люди были смуглы и кареглазы, мужчины носили бороды и были одеты в яркие халаты, женщины напротив, были одеты во всё чёрное, вуали скрывали их лица. Но взоры всех, от мала до велика, были устремлены к вершине пирамиды, и на Владимира не обращали внимания. По лестнице, освещённой солнцем, взбирался человек в роскошно украшенном халате и замысловатом головном уборе. Все взоры были обращены к нему. Человек взобрался на башню, толпа притихла. Человек - видимо священнослужитель - воздел руки к солнцу и запел на чужом Владимиру языке. Голос его был силён и в виде эхо отзывался по всей площади. Владимиру было непонятно и неинтересно слушать поющего священника, ему интереснее были перемены, произошедшие с его поклажей; пищаль превратилась в длинный мушкет, а меч стал ятаганом в ножнах, очки исчезли из его кармана. Владимир подивился волшебным переменам, но не забывая о том, что выглядит чужаком, стал медленно пробираться сквозь толпу заполнившую площадь к зданиям города, надеясь затеряться среди построек, или найти лавку и купить там местную одежду - в кармане у него позвякивали несколько серебряных монет чеканки города Шеб. И через пятнадцать минут тычков и работы локтями, он оказался в свободном от человечьего скопления месте, а потом и вовсе вошёл под прикрытие построек. Он забрался в самую тень от деревянной лестницы одного из домов и уселся на землю:
  - "Отчего же одежда не изменилась на мне - как бы это было полезно! И что теперь делать? Неизвестно как ко мне отнесутся горожане - жители Шеба были доброжелательными горцами, а эти жители лесистых земель - каковы они? Вопросы, вопросы, вопросы - и ни одного ответа, ну да ничего, я поищу ответов. А пока стоит замаскироваться под местного жителя."
   Со стороны площади раздался шум толпы - видимо люди повторяли слова молитвы за своим священником. Владимир решил дождаться вечера в своём укрытии, а потом выйти на разведку, и поискать лавку, торгующую местными одеяниями.
   Владимир и не заметил, как наступил вечер, занятый раздумьями о новом мире, где ему вновь предстояло искать проводника-пастыря для своего народа. По улицам ходили люди и все они только и делали, что разговаривали на чужом Владимиру языке - общались; Владимир испытал некую тоску от разобщённости с местными жителями. Он - стараясь не привлекать внимания - выбрался из своего укрытия и двинулся наобум по улицам города, не смотрел в глаза горожанам, и неспешно, как они, шёл.
   Над городом довлела, возвышаясь, деревянная пирамида, состоящая из цилиндров, поставленных друг на друга - сужающаяся к верху; её было видно из любой точки города. Побродив по улицам около получаса, он нашёл лавку торгующую одеждой. Продавцом был колоритный бородатый толстяк, он не обращал на Владимира никакого внимания до тех пор, пока в ладони Глюка не звякнули серебряные монеты. Толстяк схватил их, взвесил на руке и только потом присмотрелся к их чужой чеканке. Тогда толстый бородач воззрился на Владимира и в удивлении произнёс несколько чужих слов... Потом он закричал, и не просто закричал, а оглушительно заверещал. Владимир не понимал в чём дело, пока со всех сторон ни раздались похожие крики, а в спину Владимира не ударил камень. Прохожие столпились вокруг Владимира и тыкая в него пальцами кричали. Потом камней стало больше, и камни летели с яростной силой, пущенные руками горожан. Владимир не чувствовал боли - камни отскакивали от его тела, но оставаться здесь было нельзя, и потому он побежал, камни и крики летели ему вслед - горожане преследовали его. Владимир бежал, он и не подумал применить против этих людей оружие, считая всё это недоразумением. Он бежал, а пирамида нависала над ним указующим перстом. Владимир не успевал связно соображать набегу, но подумал, что поведение горожан как-то связано с ней.
   - он бежал -
  А вот и городские ворота, а за ними густой лес - укрытие. Камень с силой ударил Владимира в голову, он чуть не потерял равновесие, чуть ни упал. Но преодолел оставшийся пустырь между городом и лесом. В спину теперь полетели не камни, а пули из мушкетов городской стражи, но Владимир был уже далеко и спрятался за вековыми деревьями, и стал оттуда наблюдать за городом. Пирамида была видна и из леса - мрачная бескомпромиссно-прямая как поведение горожан, обнаруживших на улицах своего города чужака.
   Владимир, выглядывая из-за дерева, наблюдал за городом. Город был окружён частоколом массивных брёвен, у ворот стояла стража с мушкетами и ятаганами, по стенам прохаживались караульные. Город был неприступен, да и не в этом было дело - сами горожане не приняли его, а Владимиру нужно было вернуться в город для поисков Проводника.
   - вот незадача -
   Владимир углубился в лес, убедившись в том, что его не преследуют; нашёл понравившуюся полянку и присел задумавшись:
  - "Опять вопросы и всё без ответов - ну да ничего, утро вечера мудренее."
   Свечерело, солнце закатывалось за деревья леса, стало темнее и прохладней, но мозг Владимира лишь фиксировал падение температуры - сам Владимир чувствовал себя комфортно. Он лёг на траву, поправив ятаган на поясном ремне - чтобы было удобнее лежать, и стал любоваться звёздным небом, что на глазах всё чернело, и звёзд становилось всё больше:
  - "Опять неизвестные созвездия. Как там мой народ на Земле-мачехе? Я должен торопиться в поисках Проводника!" - и далее мысли в том же ключе. Владимир не спал всю ночь, впав в состояние близкое к трансу.
  
  
  
   Прошло несколько дней, Владимир бродил по окружающим город лесам - звери этих лесов не трогали его, как и в ту первую ночь в лесу, видимо принимая за своего - зверя без стаи. Но от ходивших в лес дровосеков и охотников Владимир скрывался. Почти каждый день в город прибывали караваны на впряжённых в повозки полосатых мулах, перевозили товар для рынков и лавок города. Возвращались повозки пустыми и возницы с удовольствием взвешивали на руках кошели со звонкой монетой. Но ему одному - Владимиру Глюку входа в город не было. Он даже подумывал притвориться нищим бродягой, ватаги их каждый день появлялись у городских ворот, но побоялся, что его опять раскроют - ведь он не знал местного языка.
  
  
  
   На его подбородке стала расти борода, с какой-то устрашающей скоростью, ведь раньше тело его было безволосым и лишь на голове росли пышные волосы. Владимир Глюк был удивлён происходящими с его телом переменами.
   Однажды он решил выкупаться в лесном озерце - уж больно мило оно смотрелось посреди скрытой лесной полянки. Он разделся и ступил в воду, под ногами на дне росла мягкая трава, что радовала прикосновением к коже ступней, вода была прозрачна и отражала всё окружающее как зеркало... Вот именно зеркало - Владимир взглянул на себя и стоял поражённый несколько минут. Кожа его стала смугла, отросшая чёрная борода спускалась на грудь, глаза его были темны, вместо голубых, бывших такими всю его жизнь. Владимир так и не опомнясь, сел в воду:
  - "Чудеса" - только и подумал он.
  
  
  
   А подобравшись на следующий день к торной дороге на город, он легко смог разобрать разговоры возниц и торговцев. Говорили они о разбойниках, о том, что лихие люди собрались ватагой на северном направлении от города, и взимают дань с проезжающих той дорогой, и лишь здесь на южном направлении пока всё спокойно.
   В голове у Владимира созрел план. Он собрался направиться на север, и там, прилично отойдя от города, и обойдя бандитские схроны, выйти на дорогу и наняться в охрану первого попавшегося обоза.
   Так он и сделал. Пробираясь через лес ночью, как зверь тихо и грациозно, он зашёл в лагерь разбойников, те мирно спали в своей беспечности не думая выставить часовых - если бы город выслал карательный отряд, то их легко бы перебили, но Владимиру не было до этого дела; он пробрался в шалаш с награбленным и покопавшись там, нашёл подходящий по размеру не слишком роскошный халат - с тем и ушёл. Потом двигаясь всю ночь через лес, вблизи торного тракта, забрался далеко от стоянки банды. Вышел на дорогу и сел у дерева, опёршись о него спиной, так прождал два дня - не двигаясь - до появления каравана. Пока сидел без дела, проверил своё оружие. Мушкет исправно работал - Владимир зарядил его. Его удивило, что ножны и рукоять ятагана сделаны из кости, но потом он догадался куда исчез его верный посох. Он вспомнил как сражался с призраками в пустыне с чёрным песком, и о том, как выспрашивал у горожан кто эти существа, что они из себя представляют, но горцы лишь разводили руками - не ведаем - знали лишь что призраки не приближаются к горам, что любят зной пустыни. Не нашёл он ответа и на главный свой вопрос - почему с переходом из одного мира в другой, вещи что находятся с ним изменяются, а последнее его превращение просто поражало своим волшебством.
  Два дня ожидания прошло и появился караван.
  - Я странствующий воин и ищу работу соответствующую своему ремеслу, - обратился Владимир к хозяину каравана - купцу, что ехал впереди на верблюде. Караван был велик, когда купец остановил своего верблюда рядом с Владимиром, хвост каравана всё ещё подтягивался за ним, ещё движась к голове каравана.
  - А насколько искусный ты воин - вопросил тощий как жердь купец, - слышал я что на этой дороге шалит ватага разбойников и уже заранее озаботился охраной своего добра - нанял замечательных воинов.
  - Можешь испытать меня, - ответил Владимир Глюк.
  В это время на полосатых мулах подъезжали четверо вооружённых людей, привлечённые заминкой на пути.
  - Вот они - мои ястребы и нет им равных! - похвалился купец.
  Он кликнул одного из них по имени и тот спешился и обнажил оружие - сверкающий ятаган, и без предупреждения напал на Владимира. Первый выпад Глюк отбил дулом мушкета, который держал в руках, потом отбросил его не желая портить хорошее оружие и потянул из ножен свой ятаган, но не успел обнажить его, последовал новый выпад, противник без конца атаковал, Владимир отбивался ятаганом в ножнах, вырвав его из-за пояса. Противник его был силён, но он слишком спешил победить, в этом была его ошибка. Владимир с мелодичным лязгом обнажил своё оружие, и оружие противника оказалось выбитым из рук. Владимир приставил остриё своего ятагана к голу караванного охранника.
  - Ну достаточно, - протянул купец, - как зовут-то тебя?
  - Ди-мир, - назвался Владимир именем которым величал его старый врач Ачин; к тому же имя это было созвучно местным именам.
  - Меня зовут Во́лтон, - продолжил купец, - и ты получишь щедрую плату, если поможешь доставить, без потерь, мой караван в город Полизес.
   Владимир кивнул, для него люди купца Волтона уже седлали полосатого мула. Но Владимир отказался ехать верхом, сославшись на то, что пеший он лучший воин, чем конный. На самом деле он не умел ездить верхом. И купец разрешил ему идти пешком рядом с собою. Караван двигался неспешно и Владимир легко успевал идти пешком.
   По его подсчётам, находясь в пути с караваном уже несколько часов, выходило что лагерь бандитов где-то близко, и зная о их беспечности, Владимир смело предполагал, что станут те атаковать вблизи собственного лагеря. Так и случилось.
   Оглушительные крики, свист, выстрелы - и с двух сторон дороги выскочило около дюжины человек - бородатых, грязных, грозных. Почти все выстрелы были направлены в воздух - для устрашения, но всё же несколько возниц каравана пали мёртвыми. Купец рванул на своём верблюде вперёд и прорвался сквозь скопление воров и ускакал. Караван, лишённый головы, остановился. Но Владимир, а с ним и другие охранники каравана не теряли времени даром. Огнестрельное оружие разбойников после дружного залпа было разряжено - и в этом был шанс на победу у охранников каравана. Четверо разрядили свои мушкеты практически в упор, четверо разбойников пали.
   Владимир с обнажённым ятаганом бросился в толчею, что создали разбойники своими неслаженными действиями. Ему были неприятны убийства людей, и он, вывернув ятаган тупой стороной клинка, отбивался и нападал так - в свалке никто не заметил его поступка. Владимир поражал противников или тупой стороной, односторонне заточенного ятагана, либо голоменью его.
   Он поразил четверых, те или без чувств или покалеченными распластались на земле. Другие охранники ранили или убили оставшихся четверых. Владимир распорядился чтобы связали пленных, и когда сделали это, то привязал верёвку к одной из повозок, двинул караван вперёд. Ему был неприятен вид человеческой крови и смерти.
   Караван скоро тронулся, возницы на радостях затянули бравую песню, довольные, что обошлись малой кровью, погибло всего два их товарища, а они-то сами живы и воздадут покойным, чьи тела были положены на повозки, почести, когда прибудут в город Полизес.
   Караван нагнал купца Волтона через час-полтора, тот загнал верблюда, силясь далее ускакать от опасности, но увидев свой караван в целости, очень развеселился, стал возносить хвалебные молитвы богам и подпевать песням караванщиков. Он благодарил стражей и обещал баснословные деньги за спасение своего каравана. Владимир молча кивал и грустил. Не по нраву ему пришлось наблюдать убийства людей, в этом было всё противоположное тому, что он любил. Он любил природу, смотреть на красивых людей и красивые чувства, на прекрасные события. Смерть же была неприятна и чужда ему. Но ему нужно было попасть в город Полизес и он был на пути туда.
   У северных ворот деревянного города купец Волтон с гордостью передал связанных преступников в руки городской стражи, похваляясь своей воображаемой доблестью. Начальник стражи - пожилой, весь в шрамах, воин выразил ему незаслуженную благодарность от лица жителей Полизеса. Купец расцвёл в улыбке и лихо подбоченился. Со своими стражами он рассчитался за воротами Полизеса, сославшись на то, что воры пойманы и стражи ему не нужны более; на самом деле кажется ему было стыдно за то, как он надувался от гордости перед чиновником Полизеса.
   Владимиру было наплевать на количество монет, которыми отблагодарил их Волтон, деньги более не нужны ему, его волновали только поиски Проводника для его народа, и ему нужно было на законных основаниях встречаться с как можно большим числом горожан, и он не придумал ничего лучшего, как наняться в городскую стражу. Он покинул других охранников каравана, тут же, как получил плату, и вернулся к северным воротам, дождался пока его примет в своей караулке главный страж и предложил свои услуги.
  - Я совсем не глупец, - отвечал главный страж, - и догадался чьих рук дело - поимка разбойников. Тот напыщенный дурак верно палец о палец не ударил защитить свой караван. Конечно же я возьму тебя, но не в стражу врат, а в городскую стражу; народ у нас горячий и чуть что хватаются за ножи, так что на улицах неспокойно и новые стражи нам нужны, - он выписал какую-то бумагу и отправил Владимира Глюка в казармы городских стражей, попутно объяснив, как добраться.
   Владимир поклонился и ушёл искать казарму. По дороге он присматривался к лицам, прислушивался к голосам в надежде обнаружить Проводника. Но тщетно, не везло ему.
  "- Ничего, - думал он, - у меня впереди ещё много времени на поиски. На новой службе я буду патрулировать город и буду искать."
   Начальник городской стражи Полизеса был словно брат близнец главного стража северных ворот, такой же поджарый и покрытый шрамами, но уже очень пожилой воин. Начал он вот как:
  - Меня не волнует откуда ты взялся, - проговорил он, прочитав сопроводительный документ Владимира, - мне важно чтобы ты не посрамил чести Городской стражи, и достойно нёс службу на улицах нашего любимого Полизеса...
  - Так и будет, уважаемый! - произнёс Владимир пытаясь изобразить заинтересованность.
  - Не перебивать! - рявкнул страж, - Чтобы ты своевременно выполнял приказы, - как ни в чем ни бывало продолжил начальник городской стражи, - и служил образцом для жителей нашего города. А это значит никаких драк и дебошей на нетрезвую голову. Одежда твоя форменная должна быть опрятной и чистой. Ну иди в склад, - с полуулыбкой приветливой проводил начальник Владимира, - получишь форменную одежду. Когда тебе заступать на службу узнаешь у дежурного, я распоряжусь.
  - Моё почтение, - произнёс Владимир.
  - Ну иди-иди, - повторил Начальник.
   В складе Владимиру выдали форменный полосатый халат и заряды, и порох к мушкету. Дежурный же предупредил Владимира, что пользоваться мушкетом можно только в самом крайнем случае, что это оружие страж носит, в основном, для солидности. Дежурный сказал, что заступать на дежурство Владимиру в следующий день, в дневную смену вместе ещё с двумя стражами, а если Ди-мир ещё плохо знает город, то два его спутника не дадут ему заблудиться. Ещё дежурный много говорил о поведении городского стража, о чести охранять город. Владимир кивал с серьёзным видом. И наконец эта морока - вступления в должность Городского стража была закончена, и Владимир был предоставлен самому себе. И конечно же он тут же отправился в город на поиски Проводника. На улицах было людно, был базарный день и люди суетливо передвигались по торговой площади, на которой оказался Владимир. Раздавались зазывные крики торговцев, ругань из-за неверно заключённых сделок и ещё многие и многие голоса и шумы.
   Владимир не представлял себе, как должен выглядеть Пастырь, и потому тыкался из стороны в сторону, как слепой котёнок. То внимание его привлекал уличный сказитель, с не лишёнными смысла забавными сказками, то престарелый странник с окладистой седой бородой, то уличный художник, что сам торговал своими картинами; и картины были на загляденье красивы - это были окна в другие яркие миры, и Владимиру захотелось посетить их. Он завёл разговор с художником.
  - А вы сами видели все эти места, что изображены на Ваших картинах?
  - Что Вы, что Вы! Я изображаю фантазии, что приходят мне в голову. И тут есть работы, автором которых я не являюсь, а просто продаю их. Вот эта на загляденье хороша, - и он указал на замок из огня, стоящий посреди бушующих вод. А вы художник?
  - К сожалению нет.
  - Какие тут сожаления! Судьба художника жестока. Кто-то оказывается признанным и занимается росписью молельной пирамиды за большие деньги, а кто-то, он развёл руками, вынужден продавать свои полотна на базаре, и ведь за мизерную цену, пусть я и сам невысокого мнения о своём искусстве, но стены молельной пирамиды расписывают уж полные профаны.
   Владимир, чтобы не расстраивать художника, кивнул. На том они и расстались.
   Вдруг лавки одна за другой стали закрываться, а над базарной площадью, разносясь к самым окраинам города, зазвучал голос протяжный и не лишённый мелодичности. На этот раз Владимир понимал слова молитвы. Все горожане, бросая свои дела незаконченными, устремились к молельной пирамиде. Как одержимые. Их дети плакали и упирались, но родители не глядя тащили их за собой, торговцы бросали свой товар - глаза всех были прикованы к торчащей над городом деревянной башне, откуда раздавался голос. Протяжный, он гипнотизировал народ, и те, как тени башни притягивались к ней - её огромной тенью.
   Владимир решил ещё раз посмотреть на моление, но остался он один из последних на площади, и уже пробегающие в одном направлении люди, косо смотрели на него и осуждали словами его нерасторопность. Владимир был вынужден прибавить шагу - неужели моление настолько важно, что можно осудить отставшего?
   Всё было, как и в прошлый раз, когда Владимир отсиживался под лестницей здания близстоящего к площади у пирамиды; и на этот раз он подумывал, а не скрыться ли ему потихоньку (но в этот раз он находился в толпе верующих). Ведь всё происходило механически однообразно, и, хотя Владимир в этот раз понимал слова молитвы - а они были о восхвалении местного божества - ему не стало интереснее находиться в этом скопище народа. Ему приходилось повторять - чтобы не выделяться - движения и слова молящихся и всё это истовое действо вызвало у него лишь головную боль.
   Он опять выскользнул из толпы будто загипнотизированных людей, и зайдя за дома у площади, спрятался под лестницей. Когда моление закончилось и народ разбрёлся по улицам, Владимир незаметно выскользнул из своего убежища и стал свидетелем отвратительного происшествия - он стал свидетелем побивания камнями, что видимо не являлось редкостью в Полизесе. Толпа с остервенением в своей ярости забрасывала камнями старика. Тот был явно бродягой и был одет не по-местному. Как выяснилось из криков горожан - старик посмел не участвовать в молении. Старик пытался докричаться до забрасывающих его камнями людей, что верит в другого бога, но это лишь разжигало ярость горожан.
   Владимир хотел вмешаться, но толпа сплелась и стиснулась в такой тугой ком, что он не смог прийти на помощь старцу, и того забили до смерти.
   Владимир шёл по улицам города и плакал. Полизес показал свой оскал зверя.
  "- Неужели в этом жестоком городе может найтись Пастырь?!" - без конца вопрошал себя Владимир и не находил ответа.
   Он явился в казарму поздно, всё не забывалось пережитое горе лицезрения неправой смерти, и он бродил и бродил по улицам, пока вечерний ветер ни высушил слёз в его глазах. Ему объявили, что совместный ужин он пропустил и дежурный провёл его к месту для его сна. Это была деревянная лежанка с тюфяком, наполненным сеном. Владимир задумался над тем, как ему бы и дальше пропускать совместные ужины, благо кормили городских стражей только раз в день - вечером.
  Владимир всю ночь делал вид что спит. А ранним утром был подъём, возвращались с дежурства ночные стражи и заступали дневные. Пустующие ночью лежаки занимали усталые люди и тут же засыпали. Владимир чувствовал, что несколько оправился от вчерашнего потрясения, но вот найти в себе сил взять и отправиться защищать покой забивших камнями старика горожан, он не мог; и уже через силу заставил себя предстать перед распределяющим посты в городе дежурным.
   Стражи споро расходились по своим постам, и на плацу перед казармой оставалось всё меньше их, и Владимир отыскал ждущих его Смира и Влара.
  - Ну, где ты ходишь? - отчитал Владимира старший в тройке Смир.
  Владимир пожал плечами.
  - Идём, - распорядился Смир. - Наш район юго-западный, зайдём с Сапожной улицы, выйдем на Мощёную, а оттуда к Улице Таверн - так и будем курсировать.
   Владимир и Влар кивнули. Влар оказался очень разговорчив и расспрашивал Владимира о том, кто он и откуда. А Смир молчал, только хмурил брови. Владимиру пришлось выдумывать себе легенду о жизни в этом мире. Конечно же он сказал, что пришёл из далека, он выдумал деревню Полесье, где живут свободные охотники, он выдумал свои детство и юность там, проведённые в мечтах о дальних краях; он рассказал как выучился держать в руках ятаган у единственного странника из их деревни старого Щеда; и как на заработанные охотой деньги он купил мушкет и халат - так как в деревне охотники носили лишь кожаную и меховую одежду - отправился в странствие.
  - У тебя была замечательно интересная жизнь! А я все прожитые годы провёл в Полизесе! - восклицал Влар, - А расскажи ещё что-нибудь о дальних краях...
  - Ну хватит уже, - перебил его Смир, - мы на службе и ведите себя соответственно. На нас - городских стражей, равняется народ Полизеса!
   Влар притих и Владимиру было это на руку, ему не хотелось более фантазировать о своей воображаемой жизни в этом мире, он так и не забыл ещё вчерашнего и изображать радушие и дружелюбие было ему в тягость.
   Они шли уже по Мощёной улице, когда к ним подбежал маленький человек всклокоченный и взволнованный.
  - Там!.. Там! У меня в таверне драка!.. Они уже и за ножи схватились!
  - Слаженно! Вперёд! - приказал Смир.
  И они, придерживая на бегу оружие, устремились к Улице Таверн. Хозяин семенил рядом и указывал путь, но вскоре отстал, крича в спину стражам - это таверна "Зубы"! Стражи, не останавливаясь, вбежали в таверну.
  - К оружию! - приказал Смир.
   Владимир заметил, что Смир иВлар достали из-за поясов ятаганы в ножнах и сделал то же самое; он обрадовался, что никто не будет убит. Внутри помещения, разметав столы и стулья, сцепились пять человек, и уже была пролита первая кровь. Смир бросился в гущу схватки, нанося удары ятаганом в ножнах, как дубинкой. Владимир и Влар поддержали его атаку. Всё закончилось быстро, дерущиеся не посмели сопротивляться стражам и побросали свои ножи к их ногам. Мосластый детина остался лежать на полу - он был ранен.
  - Перевязать, - распорядился, обращаясь к подоспевшему хозяину таверны, Смир.
  - А ты, - обратился к Владимиру Смир, - отведёшь вот этого, - он указал на среднего роста лупоглазого человека с окровавленными руками, - в темницу у казарм... Нет, подожди, ты не знаешь города. Влар, займись. Когда Влар с подконвойным ушли, Смир стал распространяться перед оставшимися преступниками о чести горожанина, и о том, что перед лицом Бога грех затевать драки, и ещё в том же ключе религиозные словеса. Владимир слушал его, делая серьёзным лицо своё, поддерживая имидж стража и размышлял.
  "- Горожане очень религиозны, даже фанатичны - может в этом стоит искать ключи ко вчерашнему чудовищному происшествию? В истовости их веры? Или в излишней фанатичности? - он вспомнил, как и его самого чуть не забили камнями за то, что он был из чужих краёв.- Эти их остервенелые моления дважды в день - в полдень и вечером, когда собираются все от мала до велика. Странный и страшный этот город, - подвёл итог своим размышлениям Владимир."
  Смир закончил свои нравоучения и направился к выходу из таверны, хозяин коей заикнулся о награде для доблестных стражей. Смир посмотрел на него долгим взглядом и произнёс только:
  - Мы Городская стража.
   И вышел. За ним двигался Владимир. И было видно, что Смир не всё высказал, что хотел, что душу его тянут - тяжелея какие-то слова, он терпел, но не выдержал:
  - Почему они гневят Бога подобным поведением? Я не могу взять в толк! Ведь священник обещает лучшее царство в наших кротких душах. Когда этот лучший мир придёт?! Я выхожу на дежурство и жду, что уж сегодня будет без происшествий, что жители Полизеса всё поймут - как понял я... Нужно помолиться. Скоро сбор у молельной пирамиды, пошли займём места поближе к башне.
  - А как же потом мы отыщем Влара? - спросил Владимир.
  - Не переживай, мы до вечера будем курсировать на юго-западе города, он отыщет нас.
   А вокруг происходил один из обычных дней в городе Полизесе. Светило огромное светило, серебряные облака распушились на головокружительной высоте. Высоте и красоте небес не соответствовали окружающие подробности города Полизес. Сквозняк приносил зловоние, улицы были замусорены, горожане прямо из окон домов опорожняли на улицы свои ночные горшки. Бегали грязные и босые разносчики воды и продавали её не очень-то опрятным горожанам. Проститутка обслуживала своего клиента, стоя на коленях в грязном закоулке, на что Смир обратил не больше внимания, чем на надоедавшую муху. Торговцы - и все какие-то страшноватые. Грозные строи регулярной армии Полизеса маршировали в грязи города. Город поднимался из грязи могучий и устрашающий.
   Но раздался сладко-зазывный голос от молельной пирамиды и всё изменилось. Солдаты сменили маршрут и слаженно, бегом направились в сторону её площади. Водоносы; торговцы; люди, забывшие расстаться со своими ночными горшками, сгребшие детей в охапку; убогие калеки, больные - выглядящие как мертвецы - все стремились к Пирамиде.
  - А ну, прибавим и мы, - скомандовал Смир.
  Владимир волей-неволей торопился за ним. В числе первых они выбрались на площадь и заняли места у садов пирамиды - священного места города Полизес.
   Владимир наблюдал за Смиром, а тот буквально трепетал в предчувствии молитвы, он повалился на колени и прижал руки к груди - хотя этого и не требовалось, Владимир зорко наблюдал за многими другими пришедшими на молебен, на чьих лицах застыло сосредоточенное выражение, они стояли будто примагниченные тенью молельной пирамиды, придавленные к земле, и время от времени кто-то, не выдержав религиозного экстаза, валился на колени. Взрослые заставляли и детей елозить коленями в пыли, дети плакали в ответ, ничего не понимая, но им не было послабления - все Должны были впасть в экстаз.
   На этот раз Владимиру, которому пришлось выстоять всё моление, зрелище показалось омерзительным. И хотя священник пропевал добрые и верные слова о красоте души человека и окружающего мира - но никакой красоты вокруг Владимира не было; люди были грязны и оголтелы, их глаза - зеркала души, горели фанатизмом, но не пониманием.
  "- О этот страшный город! - про себя воскликнул Владимир. - И эти люди, безумно преданные своей вере и есть безумцы во имя своего бога."
  
  После моления Смир куда-то потянул Ди-мира.
  - Идём-идём, - приговаривал он.
   За поворотами извилистой улицы оказалась небольшая площадь, на ней стояли, торча к небесам, виселицы. Разлагающиеся трупы висели на них. Но была одна свободная, возле которой собирался народ, видимо так же направившись сюда после молебна. И Владимир узнал человека, стоящего связанным под виселицей - это был тот лупоглазый субъект, что порезал человека ранним утром в таверне "Зубы". Здесь был и хозяин таверны - видимо, как свидетель, и человек обличённый властью с большим серебряным медальоном на груди - видимо судья, и конечно же человек в маске - видимо палач.
   Всё было ясно, лупоглазый был приговорён - за исполнение своего дела взялся палач. Приговорённый причитал, умолял и молил бога, но толпа не внимала его мольбам, толпе был интересен процесс, и во многих людских глазах Владимир рассмотрел всё тот же фанатичный огонь.
  Они кричали: - Он виновен!
  И даже не вникая в суть дела. Они кричали: - Он гневит Бога!
   И это был смертный приговор. Человека повесили на петле. Владимир нигде не видел таких неправых ненужных смертей.
   Когда они вдвоём покидали площадь с виселицами, Смир выглядел довольным.
  - Вот это я понимаю - правосудие в действии! В такие моменты, я чувствую, что не зря несу свою службу! - воскликнул он.
   Они вернулись к трём улицам - Сапожной, Мощёной и Улице Таверн, и продолжили патрулирование. На Мощёной к ним присоединился Влар, ожидавший их там.
  - Хорошо несёшь службу, - похвалил его Смир.
  Влар расплылся в улыбке и ответил:
  - Рад стараться!
   Владимир не нашёл в себе сил улыбнуться Влару. Хорошо, что Влар не донимал его больше расспросами, тихо радуясь похвале из уст командира; Владимир бы просто не выдержал этого. Ему было так не по себе, на сердце была тяжесть, в голове пустота, он даже забыл о том, о чём не забывал никогда - о поисках Пастыря.
   Его напарники наоборот были веселы́ и довольны, видимо от осознания не напраслины своего труда. Так тянулось время до вечера. Обошлось более без происшествий. И тройка направилась к казарме чтобы сдать пост.
   И вот Владимир предоставлен самому себе, он не идёт на общий для стражей ужин, а идёт обратно в город и бродит, не имея сил остановиться, он чувствует себя усталым - в этом городе так ничтожно мало красивого; и бродит и бродит по улицам Полизеса. Ноги приносят его на площадь перед молельной пирамидой, пирамида возвышается над Владимиром, подавляя своим весом, это ещё и психологический вес - мрачная центральная ось города. Но у подножия её красивый сад, и Владимир входит в него, и успокаивается там, ложится на траву под цветущим кустом и засыпает.
   Просыпается он от шума. Вечерний молебен. Сумерки. Толпа людей на площади, гул голосов, в унисон, повторяющих молитву. Владимир скрывается между деревьями и затыкает уши.
   Много дней проходит с тех пор, как Владимир находится на службе в Городской страже. Смир доволен Владимиром, его службой, так как он незаменим в подавлении драк и разбойных нападений, действует чётко и слаженно в тройке стражей. Владимир ищет Проводника и присматривается к лицам на улицах Полизеса. Ему на пользу, что маршруты для стражей постоянно меняются; он увидел уже весь город до последнего тупика и закоулка. Но горожане по-прежнему пугают его, они видятся ему сумасшедшими, и он уже не надеется найти среди них того, кого ищет, а надеется лишь на приезжих и на пеших странников, ведь Полизес велик и многие прибывают сюда.
   А ещё в Полизесе по ночам стали пропадать люди. Ночные стражники сбиваются с ног, но не могут поймать похитителей; а пропавшие исчезают безвозвратно - ни тел и никаких следов не находят. Группы ночных стражей удвоены за счёт городской гвардии, и шестёрки вооружённых людей рыщут по городу, освещая себе путь масляными факелами. Но это не приносит никаких результатов. Город в страхе отсиживается по ночам за закрытыми ставнями и дверями; ночная жизнь прекратилась вовсе. Проститутки, игорные дома, таверны - всё это лишь с наступлением утра, которого весь город ждёт в страхе - вдруг опять исчезли люди?
   А так и бывает, люди исчезают и в запертых наглухо домах - двери оказываются выломанными, а дома пустыми от людей. Соседи слышат шум, но боятся покидать своих домов. Истерия нарастает.
   К нарушителям закона ужесточаются приговоры. Практически каждый проступок карается смертью. Люди пытаются оправдаться перед своим Богом жестокостью приговоров. И почти на каждом перекрёстке торчат виселицы. Начинается эпидемия холеры. Город в панике. Площадь Молельной Пирамиды не пуста практически весь день.
   Владимир, когда свободен от дежурств, скрывается в садах у подножия пирамиды, и только там по-настоящему живёт, в единственном месте красоты в городе.
   Побивания камнями стали в порядке вещей, горожане считают, что чужаки принесли с собой напасти на их город. И чужаков пусть это старик или женщина, забивают камнями, а потом тела их вывешивают на воротах домов. Власти не обращают на это внимания.
   Город буквально сошёл с ума, когда выяснилось Кто похищает людей ночью. Видимо от своей безнаказанности похитители перестали скрываться и ночные патрули увидели ИХ. Это были не люди, не звери. Крылатые двухголовые создания, чёрные как ночь. Они шумно спускались с неба и вламывались в дома, уносили с собой людей.
   Стражи открыли по ним огонь, но ужас сковал их тела, они не могли толком прицелиться, и ночные похитители ушли восвояси с добычей.
   В ночь другого дня, после прилюдного явления ночных тварей, тех стало больше, они камнем бросались с небес даже на стражей, не ощущая отпора от впавших в ужас людей.
  Власти принимают решение о постройке башен и вышек, дабы на них дежурили солдаты с огнестрельным оружием и обороняли город с ночи до утра - когда монстры убираются восвояси.
   Лесорубы отправились в лес под конвоем солдат для охраны, и рубили брёвна почти весь день. К вечеру в различных частях города стали появляться связанные верёвками и сбитые гвоздями и деревянными клиньями - из брёвен, что приволокли из леса - башни с лестницами. Они указующими перстами торчали по всему городу. У молельной пирамиды появились конкуренты.
   В сумерках все Городские Стражи и Городская Гвардия были распределены по башням, и крышам высоких домов; особенно много башен было на Молельной Площади - народ не покидал её даже ночью, зная что и за закрытыми дверями домов спасения нет.
   Владимир находился на башне в северной части города, с ним был другой стражник, что должен был перезаряжать мушкеты - которых было у них три, а также огромный запас пороха и пуль в придачу. Владимир огляделся с высоты башни. Город был мрачен - тёмные здания с укрывшимися в них горожанами, свет огня факелов, раздуваемый ветром на башнях, костры на площади перед молельной пирамидой и люди, павшие ниц перед нею. Ветер раздувал пламя факелов так же и на башне Владимира, факелов было много, и они давали неровный алый свет. Над городом плыли чад факелов и дым костров. Город будто покрылся туманом, из которого торчали светящиеся верхушки дозорных башен.
   И вот они явились - твари тьмы. Чёрные с перепончатыми крыльями, длинными хвостами, двухголовые. Они кричали, нагоняя больше ужаса на стражей города. Они спустились в дымный чад над городом - вереща и клацая зубами обеих голов. Стражники открыли огонь, город озарился ружейными вспышками, чёрное пространство цвело огненными цветами, но это не было красиво, это было страшно.
   Нескольких стражников, не успевших даже выстрелить, унесли ночные чудовища. Прямо перед Владимиром клацнули две звериные пасти, обдавая зловонием, он выстрелил, не целясь, и заорал:
  - Заряжай!
  Схватил второй мушкет и снова выстрелил - чудовище рухнуло вниз.
  - Заряжай!
  И так до бесконечности. Чудовищ был целый сонм, они планировали над дымным городом. От слишком пламенно разведённых костров загорелись некоторые дома.
   Но чудовища умирали. Могли умереть. Они не были бессмертны. Они не любили огонь - и Владимир, когда заканчивались заряженные мушкеты, отгонял монстров двумя факелами, зажатыми в обеих руках. А потом опять принимался стрелять. Но если бы ночь была бесконечна, люди бы не выдержали натиска и погибли бы. Но занимался рассвет и появились первые яркие лучи огромного оранжевого солнца. Твари стали улетать. Стражники вытирали мокрые лбы рукавами халатов и возносили хвалу своему Богу. Они спускались с башен и крыш, и шли на площадь молельной пирамиды. Горящие здания были потушены; люди выбирались из своих домов, с заколоченными для верности ставнями, и также двигались к пирамиде. Площадь перед нею гудела, раздавался плач и истерические выкрики - о том, что наступил конец света, но истериков сразу же осаживали стоящие рядом горожане. И все молились, молились и молились...
  
   Владимир был в это утро в саду у пирамиды, отдыхал душой, вдыхая не смрад смерти и гари, а ароматы цветов.
   В этот день повесили четырёх стражников, тех кто струсили и не могли защищать город огнём из мушкетов, и закрыв головы руками ничком лежали на настилах своих башен. Толпа хотела разорвать их, обвиняя в неверности Богу и своей присяге, в неверности Полизесу.
   Владимир, конечно, не видел этого, он ненавидел наблюдать казни, ему поведал об этом знакомый страж. После молебна стражи отправились спать. А в городе возводилось всё больше сторожевых башен - шла подготовка к следующей страшной ночи. Никто не сомневался, что она будет страшна.
   Владимир весь день провёл в саду, а вечером явился на службу. Ему привели нового заряжающего, ведь тот, что занимался этим в прошлую ночь, покончил с собой, сам сунул шею в петлю. Владимира одолевали ужасные предчувствия.
   Вот он, ещё засветло на своей северной башне; проверяет насколько хорошо промаслены факелы - ведь от этого может зависеть их жизнь. Проверяет мушкеты - теперь их только два, один из его мушкетов отдали на новопостроенную башню. Оружия не хватает, из старых арсеналов достают арбалеты, но вот беда, пользоваться ими почти никто не умеет уже. Владимир заканчивает проверку - зарядов у них много - хватит на всю ночь. Садится на настил башни и ждёт прихода сумерек. Его напарник только нагнетает обстановку своими рассказами, о том, как было страшно на Молельной Площади, где он дежурил прошлую ночь - чудовища выхватывали людей прямо из скопления молящихся, а они - стражи - ничего не могли поделать, уж больно много было чудовищ. Ещё он видел, как твари прямо на лету отхватывают людям головы. Владимир остановил его, ему было невыносимо это слушать. И они сидели молча плечом к плечу на узком настиле башни.
   Но вот стала тьма и раздались оглушительные крики созданий её. Владимир встал, взял мушкет, прижал приклад к плечу и изготовился к стрельбе. Вот и двухголовая гадина. Выстрел в лоб - получай! Но чудовище не умерло, лишь одна её голова поникла, но другая зло щерясь управляла телом, дабы напасть на Владимира.
  - Заряжай!
  Город опять горел, в чёрном дыму сновали чёрные же чудовища, огонь факелов освещал площадки сторожевых башен, звуки и вспышки выстрелов, пороховой дым - и по всему городу крики:
  - Заряжай!
  Или стоны и вопли схваченных монстрами.
   Чёрные мёртвые дома, с помертвевшими внутри от страха людьми. И резвящиеся в дыму и чаду бестии. Владимир израсходовал половину боезапаса, и три твари валялись у подножия его сторожевой башни. Но их было так много, они облепляли башни и те с треском рушились, погребая под собой защитников города. Чудовища вламывались в дома и не щадили никого, ни женщин, ни детей. Страх и чувство поражения овладели городом.
  Но гордые защитники города крепились и давали отпор чудовищам...
  
   Но вдруг, посреди всего этого дыма и огня, посреди убийств, Владимир точно осознал поражение Полизеса. И он, даже не пытаясь воспользоваться лестницей, неловко спрыгнул со своей башни, оставив заряжающего одного, и побежал. Он бежал, держась за голову, по залитым огнём и смертью улицам, бежал к воротам города. Он бежал по улицам и голосил:
  - Этот город проклят! - кричал он не своим голосом, - Полизес проклят! - кричал он в дым и огонь. - Опомнитесь, вы виноваты в этом!! Полизес проклят! Город проклят!
   Вдруг перед ним шумно опуская и поднимая крылья спустился с неба демон, обе его пасти были открыты, Владимир выстрелил в одну пасть, а в другую загнал остриё ятагана.
  - Опомнитесь! Бегите! Полизес проклят! - кричал он во весь голос в момент боя.
  Он добежал до ворот и сам крутя подъёмное колесо, открыл их.
  - Прочь отсюда! Опомнитесь! Полизес проклят! - кричал он, выбегая из ворот.
   И кинулся в лес. Он бежал всю ночь через лес, через чащу и овраги, бежал и часть дня, а в мыслях лишь одно: "Вы прокляты!"
   Он остановился уперевшись в озеро, на берег которого выбежал. В мыслях: "- Там нет Пастыря. Там не может быть Проводника. В этом проклятом городе!.." Он вошёл в воду в одежде, не избавившись от оружия, и стал умываться, пытаясь смыть с себя смрад этого города. И вот чудо, в отражении в воде он увидел, что с кожи его лица смылась смуглость, что стала вылезать борода.
  - Я не один из них, - обрадовался Глюк, - я не гражданин Полизеса.
   Много дней он пробирался через леса и болота, через чащи и буреломы, избегая городов и деревень. Ему нечего было делать там - лишь наблюдать жестокость аборигенов?! - Пастыря здесь не было.
   Его борода совсем вылезла, показался нежный подбородок, кожа его стала светла как и прежде, вернулась и прежняя субтильность фигуры. Он стал таким, какой был, с фигурой и лицом - бесполыми, он стал опять не мужчина-не женщина. По ночам он разводил огонь, чтобы было не скучно в темноте, и ещё огонь отгонял диких животных, стычки с которыми у него были; он трижды разряжал свой мушкет в напавших на него волков.
   Это был некрасивый лес, деревья суховато-корявые, повсюду болота со стоячей протухшей водой. Он брёл по болотам, прощупывая местность перед собой ятаганом в ножнах; ему везло, он ни разу не провалился в трясину, но весь вымок до нитки. Костры становилось разводить всё труднее - древесина на болотах сырая и трухлявая; но он шёл - потому что не мог не идти, он по-прежнему должен был искать Проводника.
   Его выносливый организм выдерживал этот путь. Глюк брёл и брёл, не отвлекаясь на голод и жажду, и огромное солнце успокаивало его; иногда он ложился в полосатую траву и глядел в небеса, что были так высоки и белы, и в них плыли серебряные облака - чистый прекрасный контраст того, что находилось внизу.
  
  
   Шёл он долго, надеясь найти новые добрые страны. Но выходя к жилью, он видел тот же фанатизм, как и у жителей Полизеса. Несколько раз в него кидали камни, не причиняя физической боли, но причиняя душевную, и он опять убегал в леса.
  "- Да и леса тут поганые - кривые деревья, да болота!" По наитию он двигался в определённом направлении, отдавшись на милость провидения. Этот мир для него перестал существовать, надо всем стояла Цель его путешествия.
   И вот однажды, после долгих недель пути он увидел нечто странное и волшебное, чего не должно быть в обычном мире. Он увидел обрыв...
  "- Так это плоский мир и у него есть край!" - воскликнул Владимир.
  
  Часть 5.
  
  
   Владимир заглянул вниз с обрыва и там далеко внизу был свет. Другого выхода не было, он уже был сыт по горло этим миром, и приторочив прочнее к поясу ятаган и мушкет, стал спускаться с обрыва. Но полез он вниз головой, сила тяготения была не властна над ним. В обрыв низвергалась полноводная река и уносила свои воды в пустоту. Владимир спускался, и камни под его руками и ногами были мягкими и даже немного теплыми, это удивило его, но он уже попривык к чудесам, которые происходят с ним. Лез он долго много часов, а может много дней, он не ощущал усталости, лишь дуло мушкета неприятно, при движениях, било его по затылку. Вокруг была сплошная чернота и пустота - не было ни звёзд, ни Луны, лишь эти псевдокамни. Он не боялся сорваться, не боялся черноты пустого пространства, просто выполнял свой долг.
  "- Возможно где-то там есть лучшие и светлые миры. И возможно где-то там живёт Пастырь."
   Он добрался до конца спуска и увидел небывалое. Он перевалил через край обрыва с обратной стороны и поднялся на ноги. Перед ним была равнина с красным песком как в пустыне, а на больших каменных постаментах сидели люди. Да и люди ли?! Все они были около пяти метров в высоту даже в сидячем положении, наготу скрывала лишь набедренная повязка, смуглокожие, со странной причёской на голове - волосы были собраны в пирамиды на темени. От них шёл свет, они сидели в позе лотоса, руки свободно лежат на коленях - они медитировали. И вся пустыня была заполнена постаментами, на которых восседали медитирующие.
   Владимир решил, что эти-то мудрые люди помогут ему, направят на правильный путь. Он пытался заговорить с ними, пытался кричать, но безрезультатно - Боги были глу́хи к нему. Тогда Владимир присел под одним из постаментов, и стал думать куда же ему направиться дальше.
   Его вещи опять изменились, вернулись кожаная куртка - которую он купил в городе Шеб, джинсы и ботинки на мощной подошве - вещи из его родного мира. Ножны ятагана превратились в его излюбленный костяной посох, а сам ятаган стал снова ножом, мушкет превратился в несколько кусков дерева, металла и в горсть химических элементов в его карманах.
   Владимир смотрел в небо этого странного мира. Солнца не было, стояли постоянные сумерки. Ни Луны, ни звёзд. Но светились сами исполинские обитатели этого места. Небо поменяло свой цвет на жёлтый, стало немного светлее. Владимир пытался влезть на несколько постаментов - то на один, то на другой, но у него ничего не получилось. Он хотел разбудить Бога. Все его попытки оказались тщетны - Боги не шевелились.
  "- Ах, как их тут много!" - большое пространство было заполнено постаментами, на которых восседали Боги. И он опечаленный сел, не зная, что делать.
   - нужно идти дальше -
   И он поднялся и пошёл. Мимо медитирующих Богов, что сидели, не касаясь своих постаментов. Он шёл мимо них и восхищался - как величественны эти существа! Их лица были полны спокойствия. Казалось, что они пришли сюда умереть...
   Но так и было. У постаментов некоторых лежали мёртвые Боги. А Владимир шёл мимо них, переживая, что эти мудрецы могли бы дать ему полезный совет. Владимир шёл, не ведая о дороге, для него окружающее было неизвестностью, а посох помогал при ходьбе, и только. Остановившись на привал - он не устал, просто это пространство было очень скучным - стал вырезать ножом на кости-посохе узоры. И видимо он просидел за этим долго - весь посох оказался покрыт узорами. Но ничего не изменялось в пространстве вокруг. Гробовая тишина в пустоте. И редчайшие звуки падающих с постаментов тел.
  "- Они наверное древние люди, видимо находятся здесь всегда? Или приходят сюда чтобы закончить свою вечность?!"
   Владимир заметил, что после того, как он нанёс узоры на посох, тот стал немного светиться - это поразило его.
  "- Что же это означает?"
   Так и шёл он по бесконечной равнине, обдумывая это. Время здесь не шло и почти ничего не менялось, кроме редких смертей обитателей этой божественной долины. Лишь Владимир оставлял свои следы на песке. Не было никаких животных, ни птиц, ни насекомых, ни растений, а воздух был будто дистиллированный, будто горный - свежий и холодный.
   Сияние посоха занимало его мысли - что же это означает? Возможно, кто-то из Богов смилостивился над ним, и придал его посоху некую силу? Но какую? И как её можно применить? Какая задача главной стояла перед Владимиром в этой необъятной, неизменной долине? Выбраться из неё. Быть может посох послужит ему для этого?
   Владимир подумал и нарисовал на песке прямоугольник двери. Но ничего не произошло - линии на песке остались просто линиями. Тогда, расстроившись, Владимир рубанул костью-посохом воздух... И произошло чудо - на воздухе осталась прореха, края её истекали голубой жидкостью! Владимир - не долго думая - полез в прореху, весь перемазавшись голубым соком реальности. Впереди был свет, и Владимир рвался к нему, протискиваясь через прореху. Он вывалился - Где-то, и лежал, приходя в себя. В ноздри ударил запах солёной воды. Море! Он находится у моря! Потом он обратил внимание на отдалённый гул человеческих голосов и подумал:
  "- Ну хотя бы я не в пустыне, и мне удалось покинуть долину Богов!"
   И открыл глаза. Он оказался на задворках некоего места, вокруг были постройки из хлама - из листов ржавого железа и заплесневелых досок. Владимир поднялся, опираясь на стену одной из построек - стена шаталась и продавливалась под его не слишком большим весом; путешествие из одной реальности в другую сказалось на самочувствии Глюка - он был дезориентирован и ощущал слабость во всём теле. И если бы ему пришлось сейчас сражаться за свою жизнь - внезапно - то он не смог бы постоять за себя. Ему нужно было время чтобы прийти в норму. Он стряхивал с себя сок реальности, потому что был мокрым от него. Он осмотрел себя и своё снаряжение, одет был он так же, в кожаную куртку и джинсы, на ногах были грубые ботинки; его посох-кость превратился в костяное ожерелье у него на шее, при нём был нож, а останки мушкета - куски дерева и металла - превратились в мощный крупнокалиберный пистолет с деревянными накладками на рукояти, в деревянной же кобуре, у него на поясном ремне. Владимир передвинул кобуру вперёд из-за спины и попробовал легко ли достать оружие и удовлетворился результатом.
   - итак, он в Новом мире -
   Он двинулся на звук человеческих голосов - готовый к любым неожиданностям. Пошарив по карманам, он нашёл множество запасных обойм для пистолета - это добавило ему уверенности в себе; хотя он не любил человеческой смерти, но знал уже, что люди бывают разными - бывают очень опасны.
   Странное наблюдение сделал Владимир Глюк, твердь под ногами плавно раскачивалась, как будто он находился на корабле. Да и сама твердь не была землёй или песком, под ногами были решётчатые панели или всё те же листы ржавого железа или полусгнившие доски.
  "- Что за странное необычное место!? - озадачился Владимир Глюк. И что ждёт меня здесь, какой приём окажут мне местные жители? Забросают ли камнями? Или будут радушны? И найду ли здесь я Проводника для своего народа? Фанатики ли они или бесшабашные разбойники, или строгие и мудрые жизнью люди - как жители города Шеб? Вопросы - вопросы и всё без ответов. Но я здесь для того, чтобы искать ответы!"
   Он двигался по печальным в своей убогости закоулкам и вышел на пристань. Морской воздух здесь и плеск небольших волн. Множество лодок и водных скутеров причаливало и уходило в море. К запаху воды примешивался резкий запах пойманной рыбы. Её разделывали прямо тут же, на металлических столах, люди в брезентовых фартуках и с острыми сверкающими ножами в руках. Разделанную рыбу они складывали в металлические ведра и её уносили куда-то другие люди.
   На появление на пристани Владимира Глюка никто не обратил внимания, так как множество людей отплывало и приплывало на лодках и скутерах сюда, да и просто двигалось повсюду. Гомон голосов, рёв двигателей скутеров и запах моря и рыбы - были подробностями этого места, но Владимир Глюк пока ещё не догадывался куда же он попал.
   Некоторые из слов, которые использовали эти люди, были ему понятны, так как это были слова русского языка, но он узнавал и английские слова, но бо́льшие части произносимых предложений были ему непонятны. Он побродил между столов для разделки рыбы, подошёл к краю причала - вода прибоя была грязной от топлива двигателей скутеров и потрохов разделываемой рыбы. А сама пристань опиралась на большие металлические понтоны, и поэтому пристань ощутимо подбрасывало на волнах. Владимиру было это непривычно, и он старался устойчивее утверждать ступни своих ног на металлических полах; а вот окружающие люди совсем не обращали внимание на качку и проворно бегали взад и вперёд.
   Вглядевшись в морские просторы, Владимир увидел парусники, что прибывали в порт или отбывали в неведомые дали, солнце над морем в небесах было жёлтым и родным, вот только было несколько больше земного, облака были белы в голубом небе. Он будто бы оказался дома, на Земле, не будь подробности окружающего его места столь необычны. Многие люди на пристани были вооружены - винтовками, автоматами и пистолетами, и почти у каждого на поясе висело по ножу или мачете. Владимир заключил, что это опасное место.
  "- Но город ли это или огромный корабль?" - он не знал.
   Он пошёл за носильщиками рыбы, что несли её в вёдрах по улицам этого странного города. Дома были сляпаны из каких-то отходов и хлама, и постоянно Владимир ощущал качку, а дорога из металла под ногами пружинила при ходьбе.
   Рынок, на который несли разделанную свежую рыбу, оказался странен, он был почти полностью продовольственным, но торговали здесь не только рыбой. Были здесь прилавки, на которых лежали тушки разделанных крыс - зажаренных и сырых; прилавки с мясом собак, а рядом в клетках сидели откормленные собаки - откормленные на убой; так же было и с крысами, их видимо так же разводили в пищу. На рынке продавалась небогатая на выбор одежда из кожи крупных рыб, а так-же шапки и жилеты из собачьего меха. Обувь также из кожи рыб. Оружие и снасти (крючки и остроги) из рыбьей кости и металла; самодельные грубо выполненные железные ножи. Украшения в основном из кораллов и ракушек.
   Рынок был люден, и встречались на нём разнообразные персонажи - но все они выглядели нищими, их одежда была грязна и заношена, лица в грязных разводах. И женщины выглядели так же, лиц они не красили и были так же чумазы, как и мужчины. И были все эти люди, пропахшие морем загорелые от открытого жаркого солнца.
   Владимир прошёл через рыночную площадь насквозь - та была невелика, и он оставил затиснутых между прилавков людей в их толчее, и пошёл дальше. Твердь под ногами как прежде была металлической и пружинила, и раскачивалась.
  "- Так, где же я оказался? - озадачился Владимир Глюк."
   И вдруг вышел с другой стороны площади снова к морю.
  "- Как же так? Это что остров? - размышлял Владимир Глюк."
   На этой стороне не было пристани, а полы из металла были настелены на огромных железных же понтонах. Город был окружён высокой металлической стеной, через прореху в которой Владимир видел бесконечную морскую воду. К вершине стены вели металлические лестницы, выводя на площадки у верхнего края стены; Глюк взобрался на стену и пошёл по площадкам, что тянулись у верхнего края на протяжении всей стены. Он шёл, вглядываясь в море - море было прекрасно, на воде играли солнечные блики, да выпрыгивала время от времени рыба из глубины, вода была замечательного лазурного цвета и казалось, что море впадает прямо в небеса. Владимир шёл по стене глядя не только на море, но и на город также. И что он видел - весь город состоял из убогих построек из одних и тех же материалов, дома отличались лишь только размерами. Во многих местах в городе располагались металлические бассейны - слегка наполненные водой - Глюк догадался, что местные жители собирают дождевую воду. Были тут и мастерские - по починке двигателей скутеров и моторных лодок; по починке рыбацких снастей и сетей; по пошиву одежды; фермы по разведению крыс и собак. Всё это хорошо было видно со стены города. Глюк шёл-шёл по стене и вдруг снова оказался в порту, что закрывался исполинскими железными воротами - соединяющими стену с двух сторон - которые Глюк не заметил раньше. Ворота были сейчас распахнуты.
  "- Так что же это - остров?.. Нет, это большой город, построенный на основании из понтонов - город на воде. Что-то небывалое! Отчего же люди не живут на земле? А выстроили город посреди моря?.."
   Мысли Глюка прервал вооружённый человек, что выскочил ниоткуда навстречу. Владимир разобрал лишь одно слово - человек коря́вя слоги кричал:
  -...Не положено!..
  ...И ещё что-то. Ударял Владимира руками в грудь. Владимир, поняв, что от него хотят, не стал возражать и начал спускаться по скрипучей металлической лестнице. Ему было жаль покидать свой наблюдательный пункт - отсюда было хорошо видно прекрасное море, но делать было нечего, он в чужом месте, с чужими законами и порядками, и лучше ему не выделяться из общей массы жителей города.
   Близился вечер, а Глюк опять гулял по порту, он наблюдал как к пристани причаливали рыбацкие катамараны и тримараны - это было красиво.
   Люди что разделывали рыбу перестали сбрасывать её в вёдра, а стали нанизывать её на натянутую меж столбов проволоку, для того чтобы рыба вялилась. К Владимиру обратились сразу несколько рыбных "мясников", заговорив с ним. Но он не понимал их слов.
  - Я не понимаю, что вы говорите, - произнёс он.
  - А-а, русский, - коверкая слово произнёс один из людей, сами мясники говорили на жуткой смеси нескольких языков; и с трудом подбирая, лишь, слова на русском - картавя и запинаясь, тот продолжил:
  - Нам нужен охранник здесь в порту, мы заметили, что ты ходишь без дела, ты, наверное, приезжий?
  - Я издалека, - ответил Владимир Глюк.
  - Мы хотим нанять тебя охранником в порту - платим звонкой монетой.
  - Согласен, - ответил Владимир Глюк.
  - Ты будешь охранять наш товар и товар прибывших купцов - что не успели его продать. Держи ухо востро, это опасная работа. И вот ещё что, не пали из своей пушки почём зря, за убийство здесь наказывают - можешь попугать или ранить, но и только!
  - Я всё понял, - отозвался Владимир Глюк, - а как называется этот город?
  Мясники удивлённо переглянулись.
  - Это - город Эрт, - ответил один из них.
  - Мы уходим спать, а ты давай - бди.
   Владимир кивнул. И приготовился к несению службы. Достал пистолет, клацнул затвором, досылая патрон в патронник, и поставил пистолет на предохранитель от случайного выстрела. Мясники к тому времени ушли, но в порту ещё остались люди, как понял Глюк, тоже охранники, но те охраняли лодки, катамараны и скутеры - были ночной стражей города. Владимир заметил, что другие охранники пристально смотрят на воду у пристани, а иногда и целятся из своего оружия в прибой. Это показалось ему очень странным.
  "- Может они ждут какой-то опасности из моря?" - заключил Владимир Глюк, и тоже стал внимательнее смотреть на море.
   Большие портовые ворота закрыли при помощи двух скутеров, что тащили за собой цепи, прикреплённые к каждой вороти́не. Порт стал неприступен. Но другие охранники, не переставая, следили больше за водой в гавани, чем за лодками и катамаранами. Владимир Глюк понял, что люди эти охраняют не лодки, а охраняют город от некой опасности, что может прийти из моря.
   А, некоторое время спустя, Владимир увидел главную странность этого мира. Он рассматривал небо с закатившимся солнцем, закат догорал, небо стало бледно-алым там, где упало солнце, казалось, оно утонуло в океане; стали видны звёзды и ... о чудо - сразу две луны. Но луны эти были неправильной формы - какие-то обломки целого - два корявых ярких полумесяца.
   Владимир стал делать обход-осмотр своего поднадзорного товара. Кроме вялящейся рыбы, на пристани лежали тюки с рыбьей кожей, вязанки крупных рыбьих костей, мотки верёвок - свитых из шерсти или прочных водорослей, и другой товар - скрытый в обтянутых кожей сундуках и кожаных же свёртках. Эта работа была не в тягость Глюку, он не спал, не ел и не пил - так что его ничто не отвлекало от несения вахты. Он удобно сидел на тюке с чем-то мягким и размышлял.
   Когда светило совсем угасло, то вдруг осветилась пристань, Владимир увидел, что по торчащим железным столбам и по крышам выходящих к порту домов тянутся провода, а на них редкие, но яркие электрические лампочки, освещающие пристань и весь город. Где-то рычали генераторы, что вырабатывали электричество. Со светом стало веселее осматривать порт и город. Владимир взобрался на груду тюков и ящиков и осматривался по сторонам. В тёмной воде отражался свет электричества, звёзд и двух полумесяцев, а сам город Эрт обрёл некое мрачное загадочное очарование этим электрическим светом.
   Другие охранники сгрудились в одном месте и уселись на пристань, свесив ноги - о чём-то разговаривали. Владимир подсел к ним пытаясь понять о чём они говорят. Но не понимал, он слышал знакомые слова по-русски и тут же некий местный жаргон. Так он и провёл всю ночь, то делая обход подведомственного ему добра, то подсаживаясь к группе людей и подслушивая их разговоры. С ним пытались заговорить - по интонациям - спрашивая о чём-то, но он не понимал их слов и просто покачивал головой. В конце концов его оставили в покое и перестали пытаться втянуть его в общую беседу. Ночь прошла.
   Огромное небо и море стали светлеть, два полумесяца поблекли, звёзды исчезли, яркое солнце заняло ощутимую часть горизонта - так что его стало видно даже с закатной стороны - из порта. Город из маленьких низких зданий не мог помешать светилу светить. Ночное освещение выключили, и в порту стали появляться люди - рыбаки, чтобы выйти в море; купцы - чтобы проверить свой товар; и попрошайки, коих в городе Эрте было превеликое множество. Ночной караул сменился дневным - дневные стражи взобрались на стену, окружавшую город, и ходили там с серьёзным видом. Портовые ворота открыли тем же способом, которым закрыли их на ночь. День в городе Эрте - начался.
   Пришли на пристань и вчерашние мясники и купцы - владельцы товара и остались довольны службой Глюка - товар и вялящаяся рыба были на месте. Владимиру дали три серебряные монеты - круги неправильной формы с отчеканенным названием города, а кто-то из мясников всучил Владимиру большую недовяленную ещё рыбину.
  - А теперь иди спать, - на ломанном русском сказали Владимиру, - возможно мы наймём тебя и следующей ночью. Владимир кивнул и направился вглубь города, по пути отдав рыбину одному из попрошаек - не нуждаясь в еде. Монеты же он спрятал в карман. Он направился на рассветную часть города и осмотревшись - не увидев вокруг людей, осторожно взобрался на крышу высокого железного дома, Владимир осторожничал от того, что дом был так хрупок, и он боялся его сломать - продавить стену или крышу. На крыше металлические листы кровли уже успели слегка нагреться солнцем и Владимир с удовольствием улёгся на них и стал любоваться восходом большого солнца. Море было золотым, облака золотились в ответ, лёгкий тёплый ветер гнал некрупные пушистые облака, в воздухе зависло тепло и приятность света. Владимир лежал на животе, подперев подбородок руками и был в восторге, хотя сам город был не красив, но как красива была природа, окружавшая его. Владимир перевернулся на спину и всматривался в огромное небо и прислушивался к звукам просыпающегося города Эрт. Гул, движимого утром, города успокаивал. Владимир был очень доволен, что всё так хорошо, что он тоже не стоит на месте, а движется в своих поисках - Пастыря для его Народа. И рад был, что нашёл работу в порту, что будет встречать всех новоприбывших людей, ведь вокруг работы порта, вращался весь город - это был портовый город.
  "- Я осмотрю весь город, увижу всех его обитателей - я буду искать Проводника! Я много прошёл по этому пути, и пойду дальше, неостановимо и упорно, путешествия закалили меня, я даже не знаю, что или кто может остановить меня! И, новые земли! - ждите моих отпечатков ног в пыли ваших дорог. Я иду в поисках Пастыря для своего Народа!"
   Пролежав на крыше три или четыре часа - любуясь небом и морем - Владимир решил, что пора бы наведаться в порт и так и сделал. Спустившись вниз по стене хрупкого здания, пошёл по переулку, он приближался к шумному месту, понимая, что выйдет к рынку. Так и случилось. Здесь было людно - видимо как обычно; Владимир шёл, вглядываясь в лица - красивые, уродливые, озабоченные и спокойные - лица, лица, лица - но всё не те, Владимир был уверен, что из сотен лиц узнает лицо Пастыря. Но здесь его не было. Он двинулся в порт уверенный, что там прибывают новые корабли и лодки. И оказавшись в Порту стал вертеться вокруг новоприбывших лодок. И услышал крик:
  - Эй, давай к нам! Разгрузка оплачивается! - смесь русского, английского и местного наречия.
   Владимир понял не дословно, но смысл уловил. Ему было наплевать на заработок, что он купил бы на эти деньги? - еду, питьевую воду, или бражку из водорослей? Ему всё это было не нужно. Но это было поводом для продолжения пребывания в порту, и он согласился. Его тренированное тело легко справлялось с силовыми действиями. Он таскал тюки с кожей рыб, большие кости, предназначенные в ремесленные мастерские. Он уже знал, что вблизи города Эрт ловилась рыба лишь в пищу, а скатов и акул добывали где-то в отдалённых местах; и рыбу с этими большими костями били в этом неведомом где-то.
   Разгрузка прибывших лодок, на моторном ходу и весельных, была закончена. И началась обратная загрузка. Грузили листы ржавого - но всё одно очень ценного - металла, изделия из железа - гарпуны, тросы, скребки для разделки рыбы и ножи - тоже для этого. Эрт оказался крупным поставщиком металла и изделий из него. Но вот откуда брался этот металл, Владимир пока не знал. Последними грузили пластиковые фляги с брагой из особых водорослей, которую делали также только в Эрте. За разгрузку и погрузку Владимир заработал четыре серебряные монеты чеканки других городов. Последним в порт вошёл огромный, по местным меркам, понтонный корабль на весельном ходу. Над кораблём на шесте развевался чёрный флаг с черепом.
   Загруженные уже лодки стали спешно отплывать из порта, лодочники косились на этот диковинный корабль и отводили взгляды. Корабль причалил и Владимир заметил, что люди на вёслах прикованы цепями к кораблю.
   В порту разразилась небывалая суета, что не шла ни в какое сравнение с суетой разгрузки-погрузки лодок. На металлической пристани собралось небывалое число вооружённых огнестрельным оружием людей. С оружием на изготовку.
   Борт небывалого корабля раздался, открывая виду людей на пристани несколько дюжин закованных в цепи людей, их кнутами гнали на пристань, покрытые шрамами и наряженные в бронежилеты головорезы. Они были хорошо вооружены и вид имели безжалостный.
  - Пираты! - прошелестело чуть слышно среди людей на пристани.
   Пираты вели себя очень уверенно, будто и не замечая всех этих вооружённых людей на пристани. Появился главарь пиратской шайки в серебряном шлеме. Навстречу ему вышел человек из Эрта, в очень опрятной одежде из дорогой кожи. Он был безоружен, но держался уверенно. За ним следовали двое, что несли металлический сундук за кольца, приваренные по бокам. Человек произнёс сдержанно:
  - Приветствую, Захер капитан "Осьминога", мы принесли нашу дань, - человек махнул рукой, и носильщики вышли вперёд с сундуком, его поставили на металлический настил и открыли - внутри оказались монеты из серебра и слиток золота. - Цепи, что, я знаю, требуются вам, сейчас доставят, их только выковали в наших кузнях.
   Капитан Захер не скрывал своего довольства, запустил руку в скопище монет и стал их пересыпать с одной руки на другую.
  - А, это, - Захер указал на закованных в цепи людей, - наш небольшой дар вашему городу Арбитр Аркай.
   Пираты забрали сундук, дождались пока горожане загрузят бухты стальных цепей и фляги с брагой, и затворили борт своего понтонного корабля. Раздались щелчки кнутов - это надсмотрщики стегали прикованных к вёслам людей - понтонный корабль уходил из Порта, а люди на пристани плевали им в след. Кто-то из пиратов в воодушевлении выпустил длинную очередь из автомата в воздух. Люди на пристани напряглись, многие сняли своё оружие с предохранителей. Но пираты полным ходом уходили из порта города Эрт. Невольников, как и весь остальной товар, отправили на рынок.
   Владимир ошивался в порту до вечера и опять нанялся охранять нераспроданный товар. И всю ночь курсировал между сложенными в груды под охранными вещами и компанией охранников порта. Он так и не мог понять от какой напасти, что может прийти из моря, те охраняют город, но вслушивался в разговоры охранников, пытаясь запомнить новый язык. Ещё он вспоминал пиратский корабль и осуждал, про себя, рабство - но кто он? - чужак в чужом краю, кто он такой чтобы судить местный жизненный уклад?
   Два корявых месяца про курсировали по ночному небу, как две полузатопленные лодки. Ночь закончилась. Порт снова оживал. Погасли редкие лампочки городского освещения. В Порту стали собираться люди, ночная охрана разошлась, Владимира отпустили со службы с двумя серебряными монетами в ладони. И он направился на свой наблюдательный пункт - высокое хрупкое здание. Не привлекая к себе внимания, он взобрался на крышу и улёгся там, подперев подбородок руками. Он не мог полностью насладиться красотой здешней ночи из-за ворот, закрывающих Порт и скрывающих перспективу пространства; он не увидел ночных тёмных волн моря или океана (он не знал), не увидел как из воды появляются местные странные луны, не увидел дорожек серебра, оставляемых их светом, и морского ветра не ощутил и не узнал его, играющего ночью с водою и облаками - он не увидел красоты ночи, и поэтому упивался красотой дня. В самом городе Эрте не было красоты - он был коряв и колченог, но всё же он был приятен Владимиру Глюку, тот испытывал симпатию к городу и его сильным жителям, выживающим в таких трудных условиях.
   Солнце выходило из моря, и оно было огромно, а человеческий город был малой щепкой на поверхности природы. Мощь стихий завораживала, Владимиру Глюку, от вдохновенного порыва своего сердца, захотелось запеть, но он сдержался с трудом и всё вглядывался в стороны света и видел море, море, море.
   Через несколько часов он спустился на городскую твердь, заражённый красотою стихий, и полный сил. Ему захотелось исследовать город полностью, и он стал бродить в переулках меж домами, заходя в места, что ещё не видел. Рыночную площадь и Порт он запомнил до мелочей и не пошёл в эти места, а бродил по новым маршрутам. Город был велик по размеру, но ничтожен и на фоне природы и сам по себе. Бедные захудалые хижины выстроились на его улицах, не имеющих названия. Бассейны для сбора дождевой воды, в которых на дне стоит ржавая вода, куда приходят люди за нею, в заношенной, грязной одежде - воды хватает только в питьё и в приготовление пищи. Но Владимир ощущает, что ему нравится здесь в этом странном месте! Это его, пусть и временный, но дом.
   Бродя по городу, он наткнулся на нечто интересное. В тверди металлического настила оказалась дыра, доходящая до уровня моря, а над дырой нависали лебёдки с тросами, и вокруг дыры суетились люди. Некоторые из них следили за работой электролебёдок и за генераторами, вырабатывающими электроэнергию. Другие же...
   А другие помогали облачаться в подводное снаряжение водолазам! Их подводные костюмы были массивны - предназначены для глубоководных погружений, и были затёрты и помяты, из чего становилось ясно, что они были изготовлены когда-то давно и в другом месте - местные ремесленники - Владимир был уверен - не в состоянии были изготовить нечто подобное.
   Пока водолазы готовились к погружению, другие из них видимо уже работали в глубине. На лебёдках поднимали листы ржавого железа, металлические балки и деревянные подгнившие доски.
   Водолазы приготовились к погружению и пристёгнутые к тросам лебёдок, ждали команды к началу погружения. Здесь также располагалось несколько солнечных часов, и специально приставленный человек следил за временем продолжительности погружений.
  - Ты не местный? - обратился к Владимиру учётчик времени.
  - Да, - односложно ответил Владимир, с трудом разбирая слова вопроса.
  - Не хочешь ли наняться в ныряльщики - работа опасная, но за неё хорошо платят.
  - Я работаю в порту, - напрягаясь словами, ответил Глюк.
  - А, ну как знаешь.
  Учётчику видимо было скучно, и он решил продолжить разговор.
  - Тебе известно, что под Эртом, на дне, располагается старый город - Мегаполис, - выговорил он. - Вот оттуда ребята и таскают всё ценное для жизни на верху. И водоросли для бражки тоже доставляют они, с ещё бо́льших глубин, - учётчик заговорщицки подмигнул Владимиру полагая что и Владимир без ума от браги из водорослей. Понизив голос, учётчик добавил:
  - И там в глубине находится запас драгоценных металлов нашего города - ребята водолазы нашли Банк, - выделил слово учётчик. Нигде более на свете нет водолазных костюмов таких как в Эрте! Этим наш город отличается от других. Это же, наш город! - с любовью в голосе произнёс учётчик. Меня, зовут Пэк. А тебя как?
  - Владимир Глюк.
  - Ты заходи ещё когда будет свободное время - поболтаем.
  Владимир обещал:
  - Хорошо.
  - А мне пора, у первой смены заканчивается кислород - пора их поднимать на поверхность.
   Пэк стал распоряжаться у лебёдок. А Владимир посчитал, что Пэк здесь главный, и то, что у него слишком длинный язык. Лебёдка загудела и через минуту другую стали показываться на поверхности люди в водолазных костюмах. Им помогали выбраться на металлический настил и свинчивали шлемы с голов, для того чтобы водолазы вдохнули свежего воздуха. В то же время их места заняла вторая смена. Люди отправлялись на дно неизвестных глубин включив нагрудные фонари. А через некоторое время лебёдки снова заработали, водолазы несли с собою на дно концы металлических тросов с крючьями, а там в глубинах, найдя что-нибудь ценное для города, водолазы прицепляли это к концам тросов. Лебёдки запускали также по времени, и не всегда крюк поднимался с поживой - всё это было похоже на странную рыбалку.
   Владимир несколько часов провёл в этом месте, наблюдая и удивляясь. На прощание Пэк сказал:
  - Мы сильны этим промыслом, никто - даже пираты не посмеют напасть на наш город - мы нужны всему оставшемуся миру, всей нашей Планете Океанов! И, мы готовы умереть за наш Эрт!
   Владимир направился дальше и до вечера исходил весь город, время от времени натыкаясь на городскую стену, или попадая в места, где уже побывал. Город Эрт нравился Владимиру - он был так необычен! В нём была своеобразная красота и сила.
   И вот он снова в Порту, а время уже вечернее, Владимир желает посмотреть на слияние неба и моря, пока портовые ворота ещё не закрыты. В Порт возвращаются рыбацкие моторные лодки и не все они с уловом - рыбу вокруг Эрта выловили за долгие годы существования города. Рыбы мало, жалуются рыбаки друг-другу и перекупщикам с рынка, а Морские Демоны всё ближе. Владимир впервые обратил внимание, что среди рыбаков в лодках находится по автоматчику. И о неких морских демонах услышал впервые - он решил, что это некая местная религия, или просто поверье.
   Его больше удивили вооружённые люди - ездить на рыбалку с автоматом?! Не смешно ли?! Но потом, уже в глубоких сумерках, он, опять курсируя между охраняемым им складом и группой вооружённых людей на причале закрытого наглухо Порта, и уже разумея немного в местном наречии, он второй раз услышал словосочетание Морские Демоны. Но остальные охранники зашикали, замахали руками на заговорившего о них - мол накличешь беду. Владимиру было неудобно спросить об этом у людей на причале, так сильно они, судя по их виду, не хотят распространяться на эту тему.
   И снова ущербные луны про курсировав по небу, как полузатопленные лодки по океану, в который впадало небо, растворились в наступающем утре. Владимир получил свои две серебряные монеты, но не пошёл на свой наблюдательный пункт, а остался в Порту. Ему стало интересно посмотреть на то, как отчаливают от пристани рыбачьи лодки. Охранники Порта уже ушли отсыпаться, но на пристани появились другие люди, и Владимир видел, как им выдавали принесённые на пристань в тюке автоматы.
   Владимир стал в их редкую очередь. Пришёл и его черёд вооружаться. Его напутствовали вот такими словами:
  - Ты идёшь в лодке в северном направлении. Боеприпасы экономить, не стреляй зря. И да прибудут в мире с тобой океан и небеса!
   Знакомый торговец, чей товар охранял на пристани Владимир, сказал:
  - Что, так нужны деньги? Ты ведь совсем не спал!.. Хотя автоматчикам в рыбацких лодках очень хорошо платят, но это крайне опасная работа.
  - Нужны деньги, - выговорил, с трудом, Владимир на местном наречии.
  - Понятно, - и хлопнув Владимира по плечу, добавил, - будь осторожен.
   Владимир кивнул. Всё внутри у него подобралось, его неубывающая сила впечатлённая красотой владела телом - заставила расправиться плечи, зрение его обрело особую яркость, он был полон уверенности в себе, и как сжатая пружина был готов выстрелить действием.
  - На север - сюда, - указывал рыбак, стоящий в лодке.
   Лодка была большой, в ней легко разместились четверо рыбаков и автоматчик Владимир. Посреди лодки лежала груда сети с пенопластовыми буями. Рыбаки расселись, кто на лавку, кто на кучу рыбацких снастей.
  - В добрый путь, - произнесли они хором; взревел мотор, и лодка отчалила.
   И морской ветер в лицо и солнце золотит кожу. Рыбаки в отличии от Владимира были загорелы до черноты, а кожа Владимира была светлой.
   Как он упивался красотою огромной стихии - ветер, вода и огромное небо. Плеск воды, ненавязчивое гудение мотора лодки, ветер будто напевает, а птицы над водою восклицают в такт всего этого действия - в небе. Рыбаки тихо переговаривались друг с другом - всё про ожидание хорошего улова, да про погоду. Погода была ясной - ни одного облака, и солнце пекло́ с какой-то особенной яростью. Вот и Эрт растаял на просторе глади воды, остались лишь огромное море и небеса. Они плыли ещё около часа и наконец рыбак, который был за главного и сидел у двигателя лодки, остановил её. Бросили якорь, и рыбаки стали разматывать и забрасывать сеть; и почти все обращались к Владимиру, прося быть наготове - места то здесь опасные!
  Рыбаки поставили на воде длинную сеть полностью, держалась она на пенопластовых буях, выкрашенных в яркие цвета, и не тонула оттого. Это жаркое тихое утро не предвещало никаких затруднений. Рыбаки разлеглись на дне лодки, беседуя. Ветер совсем утих и стал вокруг совершенно прекрасный покой природного храма. Но Владимир, со взведённой пружиной автомата, ждал неладного. Изолентой он смотал три "рожка" с патронами для автомата - чтобы быстрее можно было его перезарядить. Перед собой он положил оставшиеся, выданные к казённому автомату обоймы.
   Ещё немного тихого солнца прошло, а потом старший рыбак вдруг напрягся, и стал вслушиваться в пространство.
  - Слышите? - спросил он у остальных, - свист - это они, Морские Демоны!
  - Не поминай о них, - сказал другой, - накличешь беду!
  - А тут уже нечего кликать - они здесь! Приготовься, сказал он Владимиру.
   Сначала лодка стала раскачиваться, будто в штормовом море - но был полный штиль.
  - Я же говорю они, - взревел старший рыбак, - к бою! - он схватил лежащее на дне весло и встал так.
   Владимир вертел головой ещё не видя опасности. Потом через лодку перемахнула серебристая тень.
  - Они здесь! Они здесь! - орал главный.
   И тогда из глубин, показались на поверхности, подобные человечьим, головы в серебристой чешуе. Лица были плоские - без носа, глаза были большие и мутно-белёсые, на темени были гребни-плавники. Эти существа выскакивали из воды грациозно изгибаясь и становились видны их недоразвитые передние лапы, заканчивающиеся перепончатыми кистями, а гребень с головы продолжался по всему позвоночнику, задние лапы их заканчивались ластами - но создания были крайне похожи на человека.
  - Чёртовы мутанты, получите! - кричали рыбаки и размахивали вёслами.
   Владимир понял, что когда-то эти создания были людьми, но приспособились к жизни в океане - мутировав.
   Один из мутантов, вынырнув у самого борта лодки, ухватил зубами одного из рыбаков за ногу и пытался стащить его в воду.
  - Слирк держись! - и к нему с веслом наперевес кинулся другой рыбак.
   Но Владимир успел срезать очередью мутанта. И продолжал стрельбу короткими очередями - все пули находили свои цели. Потом Владимир, экономя боезапас, переключил автомат на одиночные выстрелы. Морских Демонов было много - больше дюжины, но Владимир справлялся, хотя и помощь рыбаков была ему к месту. Грациозные чудовища уворачивались от пуль, их обтекаемые тела появлялись из воды на мгновение, но потом опять уходили в пучину. Владимир, уперев автомат прикладом в плечо, вёл прицельную стрельбу, но мишени были слишком подвижны, и он не успевал поворачиваться к новой цели; тогда помогали рыбаки своими вёслами и гарпунами - приготовленными на крупную рыбу. Вода вокруг лодки окрасилась в алое, трупы человеческих мутантов плавали вокруг лодки, но те не переставали нападать на лодку. Мутант оказался вплотную к Владимиру, разинув клыкастую пасть целился вцепиться ему в горло, Глюк опередил его, успев сделать несколько выстрелов в рот этой твари. Он, уже не целясь, с одной руки палил из автомата по тварям, что пробирались в лодку; стреляя на вскидку он уложил нескольких из них.
   Рыбаки утирали холодный пот со лбов, что выступил под влиянием жути, что нагоняли на них мутанты; слава небесам и океану, мы ещё живы - бормотали они. Нужно было вытаскивать сеть, потому что Морские Демоны разогнали всю рыбу. Когда рыбаки подтягивали к лодке сеть, одно из созданий вынырнув, и стремительно паря над водой, вцепилось в руку одного из рыбаков и утащило его за борт.
  - Ган, мы вытащим тебя, во что бы то ни стало - держись, друг!
   Но тот пропал в пучине, лишь красный след отмечал его путь в глубины океана. А рыбаки уже затаскивали в лодку сети с небогатой поживой, что была в ней. Они, видно привыкли к опасности своей работы, и видимо смерть товарищей была им не в новинку. А мутанты продолжали свои нападения. И ещё двое рыбаков были ранены, и их кровь смешивалась в воде океана с кровью мутантов - бывших когда-то людьми.
   Владимир стрелял прицельно, и каждая пуля не пропадала даром, фонтанчики красного появлялись на серебристых телах. Боезапас его подошёл к концу, и он выхватил свой пистолет и стал стрелять так. Кормчий завёл мотор и двинул лодку в отступление. Над лодкой, перелетая её, и нападая одновременно, чиркнул когтями по спине рыбацкого старшины, полилась струёй кровь. Владимир прикончил серебряное создание. С разверстыми пастями мутанты всё ещё преследовали лодку. Владимир вложил в их тела по крупнокалиберной пуле. Преследователи отстали.
   Рыбаки занялись перевязкой ран, казалось, успокоившись. Но вдруг, прямо из-под кормы вынырнул огромный человеческий мутант и ухватил своей пастью сидящего у борта Владимира за локоть, зубы человеко-зверя не смогли прокусить кожу Владимира, а тот выстрелом в упор отбросил чудовище за борт.
   Это была жаркая битва и рыбаки возбуждённо обсуждали её. Хвалили меткость Владимира, тот тоже улыбался вместе со всеми, радуясь выходу из переделки. Рыбаки были тоже довольны (конечно же потому, что остались живы), но и улову - двум дюжинам килограммов морской рыбы. Всё ж съездили не напрасно - будет чем накормить свои семьи.
   Совсем старый рыбак, что часто хватался за раненую руку и стискивал зубы, рассказывал Владимиру:
  - Когда-то они были людьми, но мутировали и превратились в чудовищ, но раньше было проще, они не нападали на лодки, не портили сети - рыбы хватало на всех. Теперь же, с голоду они озверели, растеряв всё человеческое, и не брезгуют теперь и человечьим мясом. И большинство лодок возвращаются с малым уловом, а то и вообще без него; с потерями среди людей. Потому наше, казалось, мирное ремесло превратилось в подвиг. Не все мы можем позволить себе купить мясо для наших семей, да и приходится продавать часть рыбы для базара города. В общем судьба рыбака - это трудная судьба.
   Владимир слушал, не всё понимая из его слов, но суть он уловил, и кивал во время монолога рыбака, делая вид что понимает всё дословно.
   И вот Порт Эрта. Рыбаки улыбаются, ведь это их родной дом. Время только близится к вечернему, и в Порту полно народа. Рыбаков встречают их семьи. Мужчины ступают на причал и обнимают родных, печальная радость на лицах и тех и других, почти все рыбаки ранены и улов их вышел небогатым. А нужно сдать часть рыбы городским скупщикам, и на вырученные деньги оплатить присутствие на лодке автоматчика, и заплатить за казённый автомат и патроны.
   Владимир отказывается от оплаты своей работы, видя, как нуждаются рыбацкие семьи, говоря, что это в долг, что когда они вернутся с хорошим уловом - вот тогда и расплатятся с ним.
   Владимир торопится до закрытия рынка, его куртка разорвана напрочь (хорошо, что рыбаки не заметили, как ухватил его за руку мутант, не нанеся никаких ран), он хочет пополнить свой гардероб. Бродит меж лавок, торгующих одеждой. Здесь: куртки и штаны из рыбьей кожи, обувь из того же материала, связанные из шерсти собак свитера и шапки. Владимир выбирает себе серую куртку, из грубой акульей кожи; которая пришлась ему в пору, и оплачивает из скопившихся денег за охрану грузов в порту. И довольный бродит по базару до закрытия, рассматривая диковинки, привезённые из далёких краёв. Потом бредёт по темнеющим улицам к своему наблюдательному пункту на крыше высокого здания. Стараясь осторожно лезть вверх, так чтобы хрупкая конструкция не слишком скрипела. И вот он на крыше, наблюдает. А на улицах Эрта убывает народ, и шум и гомон города тихонько сходят на нет. Сумерки довлеют к ночи, и загорается нечастое ночное освещение.
   Глюк решил не ходить вечером в Порт для охраны грузов, слишком заметно будет, что он не спит ни ночью, ни днём. И охранять ночью грузы придётся кому-то другому. Глюк планирует на завтра вновь наняться автоматчиком на рыбацкую лодку. Ему понравилась опасная и вольная работа стрелка, понравился вид огромного пустого океана, солнце в воде и в небесах; суровые обветренные лица рыбаков; понравилось наблюдать за работой натёртых сетевыми верёвками умелых рыбацких рук. Огромные пространства радуют его, ему ве́сел ветер и запах солёной воды; в Эрте городская стена и ворота Порта стесняют ему обзор, а в океане ему сильно дышится простором воздуха.
   Он лежит на крыше под раскинувшимся ночным в звёздах небом и мечтает. Мечтает о стране без горя, о направлении на Маяк Счастья для своего Народа. Где-то наш дом? Думает он. И в каких же далях я побывал в поиске Проводника для своего Народа. Где же он. Владимир встречал и провожал взглядами множество лодок и кораблей в Порту, но так и не нашёл его. Где же он? Куда бредёт в своём путешествии по Свету? Найду ли его? По силам ли это мне?
   Он сомневается в своих силах. Корит себя, что всё ещё не нашёл Пастыря. Так движется его ночь вся в вопросах и сомнениях. И он даже не любуется ночным океаном, полностью уйдя в свои мысли.
   Настаёт утро. Владимир идёт в Порт и опять становится в очередь для получения автомата и патронов. Ему говорят, что на севере слишком опасно, оттого его лодка направляется на северо-запад. Знакомые уже рыбаки уважительно здороваются с ним; а место в четвёрке, заместо убитого вчера рыбака, занимает другой, совсем ещё мальчишка с редкой щёточкой усиков на верхней губе - он застенчиво улыбаясь, кивает Глюку.
   Вдруг пошёл дождь. Рыбаки обрадовались, как дети, повторяя что дождь это к удаче, что он наполнит искусственные водоёмы свежей водой. Удача! - кричат они.
   И в правду поездка случилась безопасной, ввечеру лодка вернулась без потерь, а с прибытком - полна рыбы. Рыбаки обнимались на радостях и хлопали с удовольствием друг друга по плечам. Владимир радовался со всеми.
  
  
  
   Владимир Глюк продолжает ходить в море с рыбаками, чтобы любоваться открытым океаном. А вечерами встречает и провожает корабли и лодки, что прибывают и убывают в Порту. Идут дни, но он так и не находит Пастыря. По-прежнему ночует на крыше дома и даже в дождь и в шторм. Его завораживает сила Эрта, то, как он стойко выносит шторма; тогда город выгибается и встаёт на дыбы, но держится, держится, держится! А Глюк в восхищении застыв на крыше дома, балансирует, удерживая равновесие, и смотрит, смотрит, смотрит. Буйство стихий восхищает его. И будучи в самом океане, он самоотверженно помогает рыбакам управиться с вышедшей из подчинения лодкой; он кричит с рыбаками на их же жаргоне, хватается за весла и руль - он живёт жизнью морского волка.
   Ещё он любит бродить по городу Эрту, по его узким улочкам и переулкам, особенно интересно ему на базарной площади: редкие товары, привезённые из-за семи морей, украшения, оружие, одежда. Он регулярно подкармливает рабов, что были привезены пиратами, только некоторых из них купили - для помощи в работе лавок, и официантами в кабаки. Они, рабы, чуждые этому свободному месту, всё же в цепях просиживают на рынке дни и спят в металлических клетках по ночам. Но жители Эрта не жестоки с ними, и не один Владимир подкармливает их. Просто судьба распорядилась так, сделав из свободных прежде людей - рабов; таковы законы этого сурового мира - Планеты Океанов.
  
  
  Наступил день Вече - совета жителей Эрта - по поводу дальней поездки за топливом, к единственной оставшейся действующей нефтевышке. Серьёзный вопрос. Дорога очень дальняя и много более опасная чем рыбацкие рейды. Арбитр следит за порядком на собрании, и даёт слово тем, кто хочет высказаться. Звучат доводы за и против. Мол, топлива осталось ещё достаточно на месяцы времени, а берут нефтяники очень высоко за свой товар. И тут же звучит полярное мнение - что скоро начнётся сезон штормов, и тогда, из Эрта будет не выйти в дальний путь. И ещё мнение - нефтяники берут плату серебром, рабами и железом, и как раз рабы то, есть в наличии в Эрте. Опять мнение - что будет большой тратой средств эта поездка, а топливо всё ещё есть и возможно его хватит пережить сезон штормов и заработать больше денег на водолазном промысле - тогда уж и отправиться к нефтевышке; и далее в том же духе.
   Владимир молчит, считая, что чужак не имеет право голоса в городском собрании, что проходит на очищенной от торговых рядов рыночной площади; но предвкушает этот дальний путь - и у него никаких сомнений, что запишется добровольцем в этот рейс - чуда, морского, дальнего пути.
   Собрание длится не один час, и вроде бы все стороны вопроса обсуждены, и с той и с другой позиции высказано много мнений - изложенных и ораторской речью, и косноязычием простых рыбаков. Арбитр подводит итог - путешествию быть! И начинает выкликать добровольцев, обещая солидную плату. Владимир выходит на центр собрания в первых рядах, и подбадривает других жителей Эрта на выход в это далёкое плавание, мол семи смертям не бывать, а одной не миновать. По толпе проходит шёпот, мол это известный берсерк, побывавший во многих рыбацких рейдах, и возвратившийся живым - он приносит удачу в пути. И стали чаще подниматься руки согласных отправиться в путешествие, и люди выходят на центр собрания, жмут друг другу руки и обнимаются как братья; и действительно нужно стать братьями в этом пути, чтобы каждый мог опереться, при случае, о плечо брата по выбору пути. Арбитр благословляет их и объявляет, что с этого дня начинается подготовка в дорогу.
   Владимир Глюк счастлив и не скрывает этого - он увидит дальние прекрасные дали, мужественную борьбу со стихией, в которой также есть красота человеческой силы и возможностей их тел.
   В этот же день из сухого, скрытого в Порту дока, спускают на воду гигантский парусный тримаран, снабжённый, также, и моторной тягой - и корабль этот готовят к отплытию лучшие корабелы города. Проверка работы всех механических узлов тримарана, парусов, двигателя и навигационных устройств. Потом пришло время загрузки тримарана провизией и водой. А, так же, пустыми ёмкостями для закачки в них нефти (перегонный завод есть в Эрте, так что подойдёт для покупки и сырая не переработанная нефть).
   Глюк принимает участие в загрузке, работает в поте лица, предвкушая увидеть дорогу с большой буквы в этом мире, и возможно встретить при этом Проводника, которого много времени ищет.
   А завершается работа, длившаяся два дня - необходимо было тщательно всё укрепить, чтобы грузы не сдвинуло с места процессом шторма - загрузкой тримарана листами железа и железными балками; клетки для рабов так же укрепили на большом корабле. Потом пробный выход тримарана за пределы города в море. Судно ведёт себя хорошо на воде, и прекрасно поддаётся управлению - моряки довольны им.
   День отплытия ярок, полон солнца и солёного ветра, все жители Эрта, не занятые какими-нибудь насущными делами, пришли проводить моряков. Арбитр распорядился выкатить на пристань бочки с водорослевой брагой, и народ Эрта выпивает за удачный путь. Так же несколько бочек закатили на судно - в подарок нефтяникам.
   Вот и всё, судно уходит из Порта, а люди на пристани кричат благие напутствия и машут руками.
  
  
   Владимир приписан к кораблю как стрелок и ему нет нужды суетиться у канатов и блоков, парусов корабля, он присел на одном из трёх носов судна и вглядывается, радуясь, в океанический простор, но и не забывает своего дела - следить за безопасностью продвижения корабля, и потому не снимает пальца со спускового крючка автомата. Ведь Морским Демонам невдомёк, что это не рыбацкое судно их конкурентов по богатству океана живностью, а торговое; потому и половину команды судна составляют стрелки.
   И будто не судно движется по воде, а океан течёт под ним - такая! скорость. Демонов пока не видно, хотя город скрылся уже за горизонтом. Автоматчики наготове, матросы занимаются своим ветряным делом. От вторых стоит громкий шум - морской жаргон, на котором общаются матросы и обычная ругань. Но первые молчат, и молча всматриваются в даль, и рядом - под нос судна; ищут опасность. И видно на скорости, судно называющееся "Трёхглавая жердь", проскочило районы обитания Морских Демонов, океан спокоен от них, и лишь только попутный ветер тянет паруса.
   Какие огромные пространства воды! Владимир поражён; он всматривается в дикую мощь природы - вот где свобода! Глюк воодушевлён наблюдаемым, и пытается представить каким должен быть дом его народа - таким же свободным точно! А ещё каким? Он грезил и продолжает грезить, о спокойной, милой земле, где сухопутный маяк призывает сынов обетованной их земли, их мира - где нет боли от продления существования; и не существование там вовсе, а добрая жизнь, где свет людских лиц не ранит сердца, это там где родятся наши дети! - думает Глюк. Там в чистоте духовной, без притворства, без обмана - Земля, огромный луг трав и цветов, благодатный край!
   Он замечтался и упустил момент, когда большущий Морской Демон, вылетев из воды, как ядро из пушки, перемахнул нос судна, и самого Владимира, чуть не отхватив ему голову. Тут же застрекотали автоматы - нападение продолжилось со всех сторон. Демоны выпрыгивали из воды и калечили людей, пытаясь утащить их в бездонные глубины океана. Автоматчики стреляли прицельно, короткими очередями - экономя боезапас.
   Владимир целился - впереди, внизу, право, лево, опять впереди - и всаживал автоматные пули в серо-серебряные тела мутантов. Лилась красная - и у тех, и у других - кровь; но когти Демонов были слабы́ против свинцовых пуль, мутанты гибли десятками; но продолжали нападать. Стоял жуткий гвалт - крики людей что были ранены, воинственные кличи сражающихся и рёв Демонов. Моряки расхватали багры, копья и сражались ими. Каждый человек надеялся только на себя - помощь могла и опоздать; тактика была одна - наполнить пространство вокруг себя ударами багра, или пулями из автомата.
   Началась уже свалка, тела мёртвых мутантов громоздились вповалку на частях корабля, а в воде они оставались позади, за кормой - это моряки завели мотор судна для скорости бегства из этого района океана; и это получилось - мутанты не могли успеть за кораблём, что тянули и паруса и двигатель.
  
  ...море сделалось гладким
   ветер стих.
  урчание мотора "Трёхглавой жерди"
  мертвецы отправляются в последнее плавание
   - на корм рыбам -
  океан стал как полотно бархата
  (кажется, ляг и воды удержат тебя)
  вода вокруг алая
   от крови
  есть раненые
   но нет мёртвых людей
   - звучит песня победы -
  а Солнце спускается чтобы посмотреть на всё это
  дельфины пропускали их
  киты с разверстыми пастями пропускали их.
   - океан и корабль -
  рассекающий штильную гладь
  небо сливается с водой
   (и будто бы путь на небо)
  Солнце насмотревшись
   тонет
  и все дельфины и киты
   завидев это громко воют
  матросы и стрелки в повязках
  пропитанных кровью
   но бодры духом
   - мы пройдём! -
  льётся песня
   (кто-то запел)
  человечьи рыбы
   в воздухе
   блестят
  их рты а́лы от человечьей крови
  но их силы слабы
   догнать
  силы техники и природы на стороне
   человека
   ______________
  
  один из дней
  Левиафан -
   страж морских тонн воды приветствует их
  исторгая из утробы своей крик, в котором мудрость глубин
  матросы в оцепенении слушают тот гимн
  они - люди - морские волки
  но эта песня для них недоступна
  два корявых корабля луны бороздят океан ночного тёмного неба
   - ориентир полярная звезда -
  Я люблю подводное Царство
   Пел Левиафан
  ибо оно моё
  в глубине его - дикий - мой мир
  там чудеса,
  где подводные замки и реки
  где цвета́ неизвестные наверху
  и пою я свою песнь во славу
   этих чудес
  
  люди отвечали
   песней -
  мы волки моря
  мы видим шторма́
  мы видим штиль
  мы видим океан безбрежной воды
  но глубин не видим мы
  научи нас знанию глубины воды
   - итак -
  начинает Левиафан
  в воде есть сила -
  то́чет камень и душу
  в воде есть красота и свобода
  здесь никто не взаперти
  прекрасна правда её
  
  (моряки)
  научи нас этой правде
  и тогда мы истинно совершим
  своё долгое путешествие
  и снаружи и внутри самих себя
  
  
  и отвечал Левиафан
  не нужно сопротивляться ей
   ибо вода непреодолимая сила
  учитесь у неё созерцательному покою
  вода - отражение неба
  (можно черпать силы для преодоления её - из неба)
  Так учил Левиафан
   _________________
  моряки
   эти сильные мужчины
  прикладывали свою силу к силе воды
  "Трёхглавая жердь" летела, едва касаясь воды
   __________________
  скрип канатов
  шорох напруженных ветром парусов
  
  мы видим дальше дали,
  мы видим то, что не видел никто -
  истину океана и звёзд указующих путь нам
  и наша сила при нас
  и мощь океана помогает нам
  мы летим как птицы
   в небесах
   ______________
  скрип канатов
  хрустящих от напряжения ветром
  напружиненные мускулы моряков
   - действие -
  взаимодействие стихии и человека
   - естественная красота -
  
  ...Но тут на пути, гигантские морские птицы, что свили гнёзда прямо посреди вод, и "Трёхглавая жердь" вот-вот столкнётся...
  неизбежна толкотня на судне
  капитан бьёт в колокол -
  всем переместиться на один борт!
  делаем разворот!
  канаты не выдерживают ветра
   лопаются
  парус без опор хлопает
   печально
   одиноко
   - на ветру -
  гигантские птицы всполошились
  они клюют судно и находящихся на нём людей.
  автоматчики задействовали всё своё оружие
   - гвалт и гром-
  голоса автоматов
  и голоса птиц
  те поднялись в воздух
  и воздух от взмахов их крыльев
  готов разломать человечье судно...
  
  
  ...а птицы прекрасны
   перламутр перьев
  блеск агатовых глаз
  кожа, на мускулистых ногах
   цвета золота
   - бежать! -
  бежать от них и от их гнезда
  вода бурлит -
  это птица плюхнулась на воду
  это двигатель судна ревёт из последних сил
  и моряки взмолились:
  вы огромные гордые птицы
  вы вельможи этих тайных вод
  мы просто люди
  мы движем своё судно не во вред вам
  мы просто идём мимо
  мы просто пройдём мимо
   - мы не враги вам -
  и птицы вняли мольбе людей
  успокоили воздух от своих крыл
  успокоили звук от своего голоса
  а моряки, выключив мотор судна, на вёслах преодолевали это место
  стараясь не шуметь для спокойствия птиц
  одна из птиц
   помогая
  взмахами своих крыльев
   раздула паруса корабля
   _____________________
   - на пути -
  вдруг море зацвело Цветами
  они а́лы
  алые маки
   - это сама красота -
  и дивный запах
  и дух свершения сказочного чуда
  команда корабля немеет от увиденного
  никогда ещё морские волки не наблюдали подобного
  им захотелось трогать
   дотронуться до этого чуда!
  прижать к груди красоту
   - но случилось что-то -
  члены команды по одному валились на палубы корабля
  шепча признания любви совершенству красоты
  весь корабль наполнился бормотанием зачарованных людей
  лиц в улыбках и знаках блаженства
   - океан -
  гладь укрытая цветочным, алым покрывалом
   - сплошь прекрасные цветы -
  цветы медленно покачиваются
  на малых волнах, источая дивный аромат
  (мы не пойдём далее, здесь сам Рай и пространство мечты - мы не пойдём отсюда; так пели хором члены команды "Трёхглавой жерди")
  один человек
  Владимир Глюк
  оставался на ногах
  стойко борясь с мороком
  он твёрдо упёрся широко расставленными ногами в палубу, ухватился за борт корабля - так что побелели пальцы
   - человек стоял -
  пробуя дышать реже, пробуя не дышать вовсе
   - он боролся -
  прикладывая все свои усилия, всю мощь и тягу своего странствия, заплетал с яростью и силой своею
   - боролся -
  он пробовал предпринимать шаги
  он медленно шагал по палубе
  спотыкаясь о тела зачарованных людей
   - силился -
  это сбивало его шаг, мешало движению, но он выпрямлялся
  и предпринимал действие ходьбы далее
  он пробирался к двигателю корабля
  который остановил матрос, уви́дя Эту Красоту
  Глюк двигался
  от неимоверного усилия из ушей и рта его потекла кровь
  на крови и ярости и силе - замешал он свой путь, свои шаги
  и дошёл он
  двигатель взревел
   - полная механическая сила -
  и корабль сошёл с места
  а Глюк уперевшись всею силой
  из ослабевшего тела
  давил на рулевой стержень
  он удерживался на ногах
  за счёт этого столба, но и правил кораблём
   - опасность преодолена -
  "Трёхглавая жердь" взрезая своими тремя носами цветастую воду, неслась во спасение
  Цветы, килями и мотором, разрезало на части, на куски красоты
  и уже не аромат источали они
  а трупную вонь
  вот что стало бы с командой "Трёхглавой жерди" -
   ужас смертельного конца
  но преодолев укрытый цветами океан, моряки проснулись и стали думать, что они мертвы
  что они прошли по ту сторону смерти
  но Глюк переубедил их
  говорил он так:
  не мертвы вы
  во спасение наше я остался на ногах и вывел корабль из сектора смерти
   - не мертвы вы -
  смотрите
  вы всё так же вдыхаете воздух
  вы всё так же движете членами своего тела
  вы живы!
  возрадовались все члены команды
  и стали обниматься на радостях и благодарить Бога
   Планеты океанов
   ____________________
  (А вот другой случай.)
  некогда на пути люди услышали голос
  и голос этот был не просто голос, а голоса прекраснейшей музыки, образцом чуда
   - чудо -
  и так будоражила нервы и кровь эта звуковая красота
  что люди думали будто проплывают мимо Страны Чудес
  и конечно же люди захотели посмотреть на Страну Чудес
  увидеть воочию
  Но Глюк так предупреждал их:
  вы не знаете куда стремите корабль
  источник чарующих звуков неизвестен нам
  что нас там ждёт?
  опасность или счастье?
  не ходите туда нашим кораблём!
  но команда не слушала его
  все хотели увидеть источник райских звуков
  тогда Глюк попросил привязать его к рулевому столбу
  люди так и сделали
  плывя навстречу звукам
   ______________________
  там был остров - не остров
  но некая твердь
  там дул ласковый ветер,
  что приносил эти звуки
  а подойдя ближе своим кораблём
  люди увидели прекрасных сладкоголосых дев
  те пели и манили к себе мужчин
  те сразу поддались Зову
  некоторые попрыгали с бортов "Трёхглавой жерди" и вплавь стремились добраться до Чудесной тверди
  не слыша предостережений Глюка
  тот видел кровожадных чудовищ в облике женщин, лишь он кричал и тянул руль на сторону, но моряки мешали ему
  тогда он убил двоих из пистолета и стреляя в фурий вывернул руль на сторону
  он боролся до последнего
  моряки, члены команды, пытались мешать Глюку,
  тот убил ещё одного, добившись движения судна в сторону
  на лицах моряков появилась тоска
   - что неизбывна -
  они молили Глюка развернуть корабль обратно
  молили стоя на коленях
  но Глюк, обернувшись через плечо, стрелял в сладкоголосых чудовищ
  и те забыли петь в страхе
   __________________
  команда "Трёхглавой жерди" долго не могла оправиться от страшного чуда
  люди зачарованными бродили по судну
  они с неизбывной тоскою оглядывались в оставленную даль
  они не страдали молча
  кто-то из них выл
   как больной пёс
  кто-то в песне пытался избыть тоску
  пел он так:
  и вот был я в преддверии Рая
  и вот слышал волшебную райскую музыку
  и вот утратил я время счастливой жизни
  и вот лишь время забот и терзаний жизни осталось мне
   - время для боли -
  лишь Глюк молча довольствовался победой над дьявольскими созданиями океана
  он ничего не говорил
  лишь правил рулём корабль в нужное направление
   ___________________
  и день-другой пути по воде, оставался "Трёхглавой жерди" до цели
  капитан оправившись иллюзий своих
  выверил курс
  по океанскому зелёному полотну
  он прочертил на карте линию
  соединив волны и ветер вместе
  спаяв звёзды и влияние Бога Планеты океанов
   ___________________
  вода шумит
   под килями
  воет ветер
  (искажая сказанные слова)
  и слова уносятся в бесконечную жизнь океана
   - пространства огромны -
  нет птиц
  и рыба не выпрыгивает из воды чтобы искриться на солнце...
   ____________________
  и в один из последних дней путешествия побежал с неба дождь
  но это не был дождь
  это не вода, а камень выпал с неба
   - метеоритный дождь -
  камень - большой или малый
  летел в воду
  погружаясь с шипением раскалённого вещества
  с шипением и паром
   - а в небе -
  тот камень был подобен цветам огня
  небо расцвело!
  посреди дня небо озарилось огнём,
  что более ярок чем солнце
   _____________________
  капитан кричит команду:
  автоматчики - занять позиции
  по всему кораблю - отстреливать
  огненный камень!
   - и заговорили автоматы -
   метеоры дробились пулями
  осыпали палубы горячим крошевом
  ...и только стрельба и шипение метеоров падающих в океан
  пар, поднявшись от воды воцарился везде
  и в белом мареве трудились, торопясь люди
  моряки выбрасывали за пределы палубы дымящиеся камни
  стрелки расстреливали небеса
  выкрикивая проклятия
   - автоматные гильзы усыпали палубы -
  мы не сдюжим -
  потерял уверенность Глюк, так мысля внутри себя
   - не сдюжим -
  мы пойдём ко дну!
  и кричал капитану:
  нужно выпустить рабов из клеток, скоро мы пойдём ко дну!
  кричал он не переставая надавливать, в нужные моменты, на спусковой крючок автомата
   - не сдюжим -
  они (рабы) утонут в клетках,
  а так у них будет шанс выжить
   _____________________
  двоих моряков поразили огненные стрелы небесных камней
  капитан кричал в ответ, отрываясь от командования судном:
  нельзя выпустить их
  они саботируют корабль
  нам придётся воевать на два фронта!
  (он не слушался Глюка, так как капитан)
  моряки ставили новые паруса
  взамен сгоревших прежних
  (смельчаки - под ударами злой стихии)
  двигатель судна ревел, как взбесившийся зверь
   - судно неслось вперёд -
   вперёд из этого туманно-огненного ада
  
  
  паруса поставлены
  "Трёхглавая жердь" выдаёт скорости пути, всё что может
  у автоматчиков, по-прежнему, занимающихся дроблением метеоритов пулями
  кончается уже боезапас
  пар
  как белая стена
  стоит надо всем
  и будто не пускает судно на волю
  из своих пышных объятий
  людей обуял страх
  корабль получает урон
  и все они, все люди, зависят от этого корабля
  белое и алое
  камень и кровь
  люди команды убитыми валятся на палубы
  паруса горят
  и огненный ветер несёт судно в белёсое никуда
   - белая ловушка -
  белая тьма
   крадущая свет
  люди кричат
  рабы из трюма завывают от ужаса
  но капитан держит управление судном
  не давая панике завладеть умами людей
  он заставляет команду выполнять бессмысленные приказы -
  лишь бы умы людей были заняты чем-то кроме ужаса
  (небо стало огнём
  вода - па́ром
  корабль - стрела
   на краю небесного света
  и только бы проткнуть ею белый
   занавес
   к естественному свету океана).
  
  
  
  на горящих парусах
  с пробоиной в крайнем борту
  "Трёхглавая жердь" вырывается из бело-алого плена
  окрашивая пену под килями
   кровью
  
  
  
  много раненых, есть убитые
  но судьба человека преодолевать трудности
   - и это выполнено -
  с честью
  со славой о мужестве
  здесь складывалась легенда о героях
  ради родных и близких
  ради Своего города
  (последней пристани)
  для жизни их рода
   людского
   _____________________
  
  когда раны перевязаны
  а мёртвые отправлены
   в вечный покой под волнами
   - время праздновать -
  выкачена на палубу бочка браги
  разложена снедь
   - время праздника пришло! -
  под двуглавой луною
  (под двумя щербатыми месяцами)
  песни из края
  где оплакивают человечью долю;
  и песни радости
   и счастья
  (паруса, горящие метеоритным
  огнём
  погашены водою из океана
  и на них всё ещё можно идти
  по воде)
  корабль сопровождает дымный прощальный свет
  люди поют песни
  и льют алкоголь
   Глюк затаился на корме, спрятавшись от расшумевшихся путешественников; он сыт боем в туманно-огненном аду.
   - это было красиво -
   Сыт красотою человечьих геройских поступков, сыт тайной смелости - моряков, ему покойно и тепло, он всматривается в проносящуюся мимо воду, да в свет двух ущербных лун. Он чувствует себя "на месте" и ему хорошо. Наутро потрёпанный корабль прибудет к металлической конструкции нефтевышки. Он сидит так до утра, присматривая за пьяным кормчим, но тот справно несёт вахту, через усилие направляя корабль по верному курсу.
   А позже, очнувшийся, здесь же, на корме капитан сигналит подъём - на горизонте тёмная, пока ещё, цель пути. Она ды́мна - становится видно чуть позже - и светится электричеством.
   Моряки на ногах, проверяют натяжение парусов, стрелки же - от нечего делать пересчитывают оставшийся боезапас - Владимир занят тем же.
   Издали, капитан начинает - что есть мочи - орать в медный рупор - мы пришли с миром.
   При приближении к нефтевышке, становятся видны детали её, а именно ощерившиеся грозно - прямо в лица прибывших - стволы крупнокалиберных пулемётов. Видны и детали устройства нефтевышки - это гибрид, латанной прямоугольной платформы, на высоких опорах и нефтетанкера, намертво скреплённого с платформой. Так же видно, что вся эта конструкция покрыта металлическими заплатами, приклёпанными или приваренными электросваркой. Становится чувствителен специфический запах нагретого топлива. На платформе, в войну или в мир, продолжается очередная смена добычи нефти.
   "Трёхглавая жердь" причалила, и капитан в сопровождении свиты из трёх автоматчиков, важно взбирается по удобной лестнице на платформу. Его встречает роскошно одетый чиновник нефтедобывающей вышки. В числе людей из свиты капитана "Трёхглавой жерди" находится и Владимир Глюк - он рад оказанной чести и предвкушает интересное зрелище - наблюдать воочию редкий осколок прошлого этого мира.
   Он, передвинув автомат на ремне за спину, ведь встречают их с радушным спокойствием, и взбирается по лестнице... Но взобравшись, видит не металл полов и переборок нефтевышки, а пепельную землю, и запах изменяется - вместо нагретого технического масла, пахнет цветами!
   - он уже в другом мире -
  
  
  Часть 6.
   От неожиданности Глюк с открытым ртом пялится по сторонам. Везде пепел земли и толстые чёрные стволы деревьев. Но деревья оказываются громадными чёрными цветами - розами; и именно они распространяют этот дивный цветочный аромат. Чёрные лепестки роз время от времени опадают с шумом - ведь они размером с рыбацкую лодку. Глюк зачарован этой красотой и бродит вокруг того места, где впервые оказался здесь. Бутоны роз малодоступны зрению - ибо так высоко взметнулись к небесам эти цветы.
   - розы огромны -
  Облака обтекают их или висят на них будто бы зацепившись.
   - в каком чудесном мире я оказался! -
   Но становится слышно громкое жужжание, Глюк видит на самом верху у облаков чёрные силуэты - это огромные чёрные осы - они собирают нектар с цветов исполинов.
   - эти бестии видно опасны -
   Владимир осматривает своё снаряжение. Автомат и пистолет преобразились в ручной пулемёт, нож опять превратился в короткий меч, костяное ожерелье - что было у него на шее - опять стало верным посохом. Он неплохо экипирован. Куртка из акульей кожи - по-прежнему на нём, штаны из кожи и грубые ботинки - подходящая для пути одежда.
   Он любуется розами, хотя видит бутоны чёрных цветов лишь снизу. А как! пахнут эти розы. Чудеснейший аромат.
   Глюк не боится ос - он вооружён и слишком мал для этого гигантского места, не боится, что его заметят; и во все глаза пялится по сторонам. Такой дивной картины ему видеть ещё не доводилось. Он влезает в один из упавших лепестков и укладывается в нём как в колыбели - лепесток нежен, как шёлк, как объятия матери; лежит так, пытаясь запечатлеть в своей памяти эту картину.
   Пепельная твердь, из неё произрастают столбы стеблей роз, с чёрными же листьями и с шипами размером с длинное копьё. Владимир Глюк зачарован, и ему совсем не хочется уходить из этого прекрасного места, места чуда и места сказочной тайны. Он впитывает этот странный луг в себя. Замечает, что пятиметровые осы таскают - полётом - розовый нектар в норы, что проделаны в серой скале, которую до того не заметил ещё Глюк. Скала высока и вся изрыта норами. А Глюку всё интересно, он желает взобраться на скалы и рассмотреть сверху розовый луг.
   - идёт -
   Цветы шелестят листьями под ветром - будто шепчутся - и музыка природы этого мира близка Глюку. Он заворожён этими необычными цветами и белым небом с сияющим белым же солнцем. От этого свежего цветочного воздуха, Глюк сделался пьян, его плечи и голову осыпает чёрная пыльца цветов роз, лепестки кружась, падают вокруг.
   - волшебно! -
   Природа здесь поёт гимн гармонии и красоты, и розы шелестят в такт.
  "- О, эти чудные цветы, - думал Глюк, - это само волшебство! А воздух с запахами роз! - разве не чудесен! И видно, это мир великанов - раз цветы так ви́дны. О, эти розы! Никогда бы не покинул этого места и жил бы, и впитывал красоту! Хочется петь, и он, не имея голоса, запел. Запел об этом чудесном мире...
   - о чуде из чудес -
  ... О, розы мои вы светоч и маяк красоты, маяк с направлением места, что ищу. Ну что вы скажете на это исполины - цветы? На верной дороге ли я? Верю, верю, я там, где должен быть."
   Вдруг одна из пятиметровых чёрных ос спланировала на тень Глюка, тот как раз заметил, что тень его прибавила в размерах, быстро взглянул вверх и бросился под прикрытие мощного стебля розы. Оглушительное жужжание и махи крыльев чудовища взметнули напором воздуха пыль и пыльцу роз. Но монстр интересовался человеком недолго - оса улетела, оставив за собой участок очищенной от пыльцы пепельной земли.
   Владимир откинул со лба отросшие в путешествии - длинные волосы. Он улыбался своим неженским - немужским лицом, он был доволен, что повстречался лицом к лицу с местной обитательницей. Страха в нём не было, лишь огромный интерес к красоте. Этот мир был величаво красив, пусть и не ярок, не фееричен цветом, но это была красота строгая, красота стиля - будто кто подбирал цвета специально. Он направился к серым скалам, чтобы взглянуть на всю панораму целиком, поднявшись на достаточную высоту.
   - он у скалы -
   Гигантские осы жужжат где-то в вышине, Глюк старается таиться от них. Но если влезть на скалу он будет открыт для взгляда чудовищ.
  "- Что же делать? А, была не была - рискну!"
   И предвкушая насладиться красотой мира чёрных роз, Глюк начинает подъём...
  - Стой! - кричат ему.
   И некой крючковатой палкой пытаются стащить его вниз. Владимир оборачивается - это седовласый старец пытается стащить его со скалы.
  - Туда нельзя, - говорит он, - слишком опасно.
  - А в чём дело? - спрашивает Глюк.
  - Осы, отвечает старик - они выкармливают нектаром лишь своё потомство, а сами употребляют в пищу всех животных и людей тоже!
  - Я просто хотел подняться и увидеть с вершины этот прекрасный луг.
  - Пойдём, - говорит старик, - я покажу тебе кое-что. А потом можешь поступать как знаешь.
   Глюк, недовольный, спускается по камню, недовольный тем, что ему не дают насладиться красотой роз полностью, увидев их с высоты. Но старец резво ведёт его куда-то, и Глюк плетётся за ним. Старик опирается на палку навершием которой является маленький человечий череп - череп ребёнка. Старик ведёт его к потаённой пещере, скрытой у подножия скалы. В ней темновато, но сухо.
  - Меня зовут Аркай, - представился старик.
  - Меня, Владимир Глюк.
  - А теперь взгляни, - и старик зажигает лучину.
   Становятся видны полки и ниши, что выдолблены прямо в скале и на них всё черепа и черепа. Человечьи черепа - их очень много.
  - Вот черепа тех, кто был неосторожен, - говорит Аркай, - все эти бывшие люди (а теперь просто останки), пытались влезть на скалу и достать целебного нектара - нектар этот продлевает жизнь, расширяет сознание. И все эти охотники были убиты и съедены на подступах к норам ос, от них остались только кости. Я одинок и эти черепа составляют мне компанию, я говорю с ними, пою им песни.
   Я почти бессмертен, по молодости мне удалось выпить несколько капель нектара, и я коротаю здесь уже не первое столетие. Мне повезло - можно подумать. Но моё бессмертие измучило меня, я не могу уйти отсюда, ибо розы источник жизни для меня, их аромат... Их дивный аромат!.. Остерегись лезть в норы этих чудовищ!
  - Да я и не собирался, - ответил Глюк, - просто хотел полюбоваться розами.
   Старик был удивлён, но поразмыслив догадался, что, живя здесь столетия, попривык к красоте этого места.
  -.. Да, мне это понятно. Но твоё любопытство может обернуться гигантской опасностью. Особенно во время длинного, очень длинного дня этого мира. Ты мог бы прокрасться ночью, но ночью ничего не видно и скалы проходимы лишь для очень сноровистых верхолазов. Когда-то я был чемпионом среди скалолазов - но это было так давно...
  - Что ж, - ответил Глюк, - придётся наблюдать снизу лишь части этого волшебства. Ему пришло в голову, что старик слегка тронулся умом - для чего карабкаться на скалы ночью, ведь луга будет не увидать?!
  - Но раз ты пришёл сюда не за нектаром - тогда зачем?
  - Я ищу проводника, который выведет мой Народ из чуждого нам мира.
  - Это трогательная мечта. Но разве она осуществима?
  - Да, я твёрдо верю, что родился для этой участи.
  - Ну, если так, - улыбнувшись произнёс старик, - я помогу тебе.
  - Чем ты можешь мне помочь?
  - А вот чем, - и старик Аркай снял с полки старый человеческий череп, - я же упоминал что разговариваю с ними, и вот в чём волшебство - они отвечают мне.
   Глюк был удивлён, и утвердился в своём наблюдении насчёт того, что старик выжил из ума.
  - Этот череп особенный, - старик провёл по гладкой кости рукой, - он принадлежал волшебнику, что хотел продлить свою жизнь для того чтобы уберечь знания, что накопил. Но волшебник был слишком стар чтобы обыграть в ловкости чёрных монстров, он проиграл, и теперь я храню этот череп, что напоминает мне о тщете человеческих сил и знаний.
   Возьми его, он будет указывать направление на твоём пути.
   И после этих слов глазницы черепа вспыхнули красным огнём, и пещера осветилась ярче. Владимир надел череп на костяной свой посох, вышел из пещеры и поднявшись в воздух полетел, успев крикнуть - "спасибо"!
   Он поднимался всё выше по воздуху и ему чудилось, что летит он без усилий легко, расправив плечи, держа посох-кость перед собой, а череп своими горящими глазами указывает ему путь. И он взметнул свой путь в воздухе над розами и восхищался видом красоты добившись своего. Аромат роз здесь был особенно прекрасен.
   Череп с горящими глазами направлял его путь, и было ещё вечернее солнце, по-прежнему яркое, потому осы заметили Глюка. И четыре бестии бросились на поимку его.
   Затвор пулемёта Глюком был взведён, и всё что ему оставалось это передвинуть пулемёт, на ремне, из-за спины для боевого прока. Что он и сделал. Осы явно хотели напасть, и у Владимира не было другого выбора кроме как открыть огонь. Одной рукой держа посох с черепом, с другой руки стреляя летел Глюк. Пулемётные очереди разрывали своим звуком мощное гудение ос, а также разрывали их существование - срезали крылья и тогда чудовища падали к низу этого места. Шум стрельбы привлёк других ос, их чёрные тела, словно тени, кружили посредством крыл, повсюду от Владимира Глюка. Но он не сдавался, всё жал и жал на гашетку пулемёта. Осы взрывались в воздухе, а их крылья, срезанные очередями пуль, плавно вращаясь опадали к пепельной земле этого места.
   Глюк решил, что этому не будет конца, что чудовища так и будут атаковать его; ему крайне претило осквернять это место красоты убийством и он, отстреливаясь, сделал усилие, и полетел быстрее. Всё быстрее и быстрее. И монстры отстали, просто не имея силы преследовать и дальше его. Глюк обрадовался, что всё закончилось, и рад был тому, как легко и прекрасно было лететь. Он опять передвинул пулемёт, на ремне, за спину и обеими руками взялся за посох-кость, и наблюдал в какую сторону "смотрят" горящие глазницы черепа.
   А на темноте горящие глаза черепа исходят! светом. Глюк уже не видит, что проносится под ним, видит лишь путь в свете двух горящих глаз впереди в тёмном воздухе. Ветер треплет его отросшие волосы, забирается под одежду, холодит.
  И Глюк взмолился тогда:
  - Ветер оставь меня - моё дело пра́во!
   И ветер уступил, и Владимир ударился в скорость ещё сильнее.
   Долго ли, коротко ли был в пути, в полёте Владимир Глюк, сколько красок перевидел, сколько необычных новых звуков услышал, но всей силою воли своей стремился к завершению своего пути. Он останавливал своё движение иногда и среди сборищ людей, так говорил к ним:
  - Я странник. Я не знаю вашей жизни, но я ищу счастья - обретения Дома и для многих из вас. Я твёрдо верю, что где-то за дальними далями горят в домах очаги наполняя их теплом, что в окнах горит призывный как маяк свет, что ждут там многих из нас - и это благополучный Дом Наш.
   И многие отворачивались и уходили, считая Глюка ярмарочным шутом. Но другие оставались и смотрели на Глюка с надеждой.
   Много раз так останавливался Владимир Глюк и говорил так народу: - Гуляйте и пойте, я возможно на правильном пути уже, и Пастырь-Проводник наш где-то впереди моего пути!
  - Ты Рай взыскуешь на земле? - так кто-то из народа вопросил.
  - Как будто так.
  - Достойны ль вы, и ты и твой народ такого рая?
  - И всё ж не Рай это, а Дом.
  - Какой твой дом?
  Так отвечал Владимир Глюк:
  - На всех мирах и землях, где бывал, я ощущал тоску в душе, не чувствовал себя я Дома.
  Так вопрошал народ ему:
  - А там, не знаешь даже ты - где это - "там", твой дом и успокоишь душу в нём?
  - Как будто так.
  - Но истинно не знаешь?
  - Как будто так.
  - Самообманом ты себя питаешь!..
  - Не может быть так! Я знаю, верю и живу вот этим! Со мною мой народ мечтает этим!
   ________________________
  
  
  В другой раз говорил Владимир Глюк народу, но чужому и себе:
  - Я верю где-то есть Мой и Моего Народа Дом! Там ждут нас - мы туда уйдём. Быть может это рай для нас. Но он при жизни. Мы дойдём! И это счастья будет час!
  Так отвечал народ ему:
  - Но Рай на небе, а не на земле. И шанс есть всем туда попасть. А ты открыл пространству пасть, и лезешь, дёргаешь за зубы - в своём ли ты уме?
   Так отвечал народу и себе Владимир Глюк:
  - Быть может на пути рассудок потерял, но то, во что я верю - навсегда со мной. И пусть ищу мечты материал. Народ мой держится лишь этою мечтой. Народ мой... Это чудаки. Неприспособленные к жизни в том мире, где мы оказались - во Всех мирах мы чужаки! Но Тот Наш, Тот один Всех примет нас, ведь это Дом, и в слово это Верить мы поклялись!
   _____________________
  Владимир Глюк говорил так:
  - На всех мирах - один есть, тайный;
  он скрыт и жребий неслучайный,
  его мы заслужить должны -
  Народ мой - человек любой страны!
  Мы любим дом свой, но заочно!
  В него Мы Попадём и в Это верим точно;
  в заветный.
  От тех людей, что были
  во всех мирах до нас
  (но Чужаками!)
  и учили
  тогда, и учат нас сейчас,
  что есть места - не знают сами -
  но верят есть; для душ ранимых, тонких,
  где музыка звучит им в такт на струнах тонких;
  где сердце не болит,
  и где приятен глазу вид,
  и чувству вид -
  Вот Там Найдём Мы Все Покой!
  Так отвечал ему народ собравшийся на площади:
  - Всё это взгляд твой!
  И откуда знаешь, что и другие -
  вроде бы как ты - такие -
  хотят того же, желают жребий твой?
  Им - чужакам - так отвечал Владимир Глюк:
  - Душа одна
  у нас поделена́
  на части и дана
  по части каждому из нас -
  мы чувствуем друг друга
  будто близнецы. Сейчас
  ищу я Друга,
  Пастыря,
  Проводника...
  Не знаю я пока
  каков он, выглядит он как? И у какого пустыря,
  иль города он обитает?
  Не знаю я найду его когда.
  Но это не беда.
  Вот череп у меня,
  он высветит мне путь!
  А Вы родные - так боюсь спугнуть
  я Вас (а ведь у вас душа цветка),
  коль не решились Вы пока
  забросить дом ваш временный,
  забросить быт,
  и семьи тех, кто может быть убит
  в душе - и деревянный человек посланник времени
  в котором и живёт,
  и Вас там жить зовёт -
  но не Родной Вам по Душе,
  чужой, как мир его родивший!
  Уже
  и Вам чужой - и мир и человек! Тогда Вы Уходивший!
  Вы Наш!
  И мир большой -
  что Дом, навеки Ваш!
  Решайтесь и вперёд! -
  на поиски - ведь Вы и мой Народ!
   ______________________
  
  
  С базара люди вопрошали так:
  - Возможно твой Иуды
  подобен поцелуй - целуешь так-
  и приведёшь к погибели,
  словоплетения твои опасны.
  Мы Знаем, видели
  в священных книгах сказано про Рай,
  и кущи Райские прекрасны,
  но Рай не на земле
  на небе Рай,
  его мы заслужить не в теле
  можем, а через - умирай,
  и жизнью бла́гой.
  А вы ватагой
  желаете ворваться в Рай!
  Так отвечал Владимир Глюк:
  - С собою я не всех зову,
  а только тех, кто как тюрьму
  воспринимает мир и быт свой, тех кому
  каюк так жить, там жить;
  и дю́жить
  в жизни той
  им непосильно. И всем я говорю - постой,
  реши - на месте ты?
  Иль временно́й
  твой путь на этом мире - и изжиты́
  надежды все, мечты?! -
  одна ты
  Вера в Дом для Нас -
  так собирайся сей же час!
  Надейся на меня,
  ведь груз на плечи я приня́л.
  Но часть его несу я,
  другую, Пастырь наш и Проводник.
  Он внял
  мольбам от Нас, проник
  он в Тайну Тайн,
  секрет ключей от Дома
  в его руках. У нас солома -
  труха и спички Тайн -
  ТАК полыхнёт
  увидят Дома!
  Для нас маяк запа́лят.
  Потянемся мы друг за другом к Очагу,
  что будет ждать. Там каждый отдохнёт.
  Уж Дома дети наши скажут первое - агу.
   ____________________
  
  
  Так говорил Владимир Глюк:
  - Есть Дом за ле́сами, оврагами, пустынями,
  под небесами тёмно-синими.
  Горит очаг там,
  светится окно,
  и всё зовёт нас в место лишь одно.
  И сердце нам
  звучит Другого Мира,
  но в такт с сердцами, что в груди у нас,
  у нас ведь сердце - многостру́нчатая лира,
  и Красота глядит на нас в анфас.
  Лишь там
  мы отдохнём душой.
  Сердца нам Новые расплавит Мир большой,
  и отольёт - вольёт он в гру́ди нам!
  И по Сердца́м,
  и по заслугам -
  Сверхно́во Сердце!
  Сверхно́во Солнце! -
  Нам и Наше.
  Увидим в зеркале воды,
  что Этот Мир Для Нас - любого краше!
  И мы нашли в Него входы́.
   ___________________
  
  
  
  
  Так говорил Владимир Глюк:
  - Вот там
  сердца горят, где все Сверхно́вы,
  вот там
  где в такт Звучат сердца,
  вот там
  я верю, без конца
  любовь и счастье, Красота,
  не та,
  что за монету,
  а та, что за душевный жар.
  Пожар
  сердец
  другого нету!
  И здесь конец
  Пути.
  Вот там
  Сверхно́во Сердце, Сверхно́во Солнце -
  и нам дадут туда Дойти!
  
  
   Огненные глаза черепа вперились в точку где-то впереди. Владимир Глюк летел над лугами, где ветер расчёсывал траву то так, то эдак. Было сильно ветрено, но Глюк упросил и этот ветер не мешать ему, не холодить его тело, а дуть в спину для большей скорости полёта. Точка в небе увеличивалась, глаза черепа разгорались всё ярче и Глюк понял, что это впереди конец его дороги. Глюку пришлось всё выше и выше подниматься в небо, точка выросла, но по-прежнему оставалась неясным пятном наверху, на которое указывал череп своим светом. Здесь ветер разбушевался сильней, размётывал, разрывал в клочья облака - это была гроза, и за струями лившего дождя и треском вспышек молний, Владимир увидел исполинскую птицу, что несла на своих крыльях город. Громы и молнии освещали и указывали на Летающий Город. Туда же указывал и череп своими горящими глазами; что висел на конце костяного посоха, который сжимал обеими руками Владимир Глюк.
   Птица была огромной и чёрной, город на её крыльях, был сер в озарявших его молниях, Глюк видел крыши островерхих готических зданий. И вдруг всё стихло, гроза как будто замерла, стал серый свет, а грохот грома и треск молний утихли. Глюк мягко приземлился, спружинив ногами, на окраинной улице Летающего Города. Но гроза не стихла вовсе, она по-прежнему бушевала - но за окраинами города, а здесь был желтоватый сумеречный свет и покой. Глюк сразу понял, что город заброшен. И хотя здания на улице были великолепны, Глюк чувствовал их опустошённость. И далее на других улицах Летающего Города его встречали опустошение и строгая красота. Здания были украшены замысловатой лепниной, резьбой по камню, а на коньках островерхих крыш, охраняя память бывших обитателей, сидели каменные жутковатые гаргульи. Владимир входил в островерхие арки домов и кричал, зовя человека, но ответом ему было лишь эхо его голоса. Он делал так снова и снова, входил в величественные красивые дома и кричал. Но ответом ему была пустота. Глаза черепа погасли и Владимир стал мучиться беспокойством, что опоздал, что Проводник уже ушёл отсюда - и вся строгая красота этого места бессмысленна без него. Владимир стал злиться, звереть, распахивал изящные двери пинками и орал в пустоту ругательства - ему захотелось спалить этот город и свою НЕУДАЧУ в нём.
   Но вдруг, в панике бегая по улицам города, Глюк, на центре прямоугольной площади, увидел одного человека. Владимир проглотил комок в горле, ибо понял, что нашёл Его. Человек был одет в дорожную одежду и сидел на земле скрестив ноги, а рядом лежал его дорожный посох. Глюк тихонько приближался и рассматривал человека. Вблизи он оказался молод, моложе Глюка, длинные чёрные волосы ниспадали до пояса, черты лица его были весёлыми и взгляд больших его глаз был весел. Так они и смотрели друг на друга - два путника - один с весёлой хитрецой, другой в удивленьи. Взгляды их встретились и завязался будто бессловесный диалог.
  - Долго же ты добирался!
  - Я не знал дороги.
  - Но теперь ты её знаешь?
  - Главное, чтобы Вы её знали.
  - Город покинули все его жители, а я оставался, я знал о тебе.
  - Я Верил, что Вы есть.
  - Теперь, когда мы уйдём, птица сбросит город со своих крыл.
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"