Он соскочил с постели и принёс свой подарок: белоснежный пуховый оренбургский платок.
- "Ты накинь, дорогая, на плечи оренбургский пуховый платок", пропела я, поднимаясь с постели. Накинула платок и пошла в коридор, где у нас висело большое, от пола до потолка, зеркало. Полюбовавшись на себя и на платок, пошла будить девочек.
- "Девочки, пора вставать. Петушок пропел давно".
- "Мамуля, мы тебе подарок наш подарим вечером, когда твои гости разойдутся. А пока мы только тебя поцелуем".
Наконец, всех выпроводила из дома: мужа на работу, девочек в школу. Сегодня у меня свободный день и мой день рождения. Я никого не приглашаю специально. Кто знает и любит меня, придёт сам. В гостиной накрыла белой скатертью стол и поставила на него свой фирменный, приготовленный вчера, торт, пироги и печенье, конфеты, фрукты, вино, рюмки. Всё готово. Если люди будут приходить поздравлять, я буду их угощать.
И люди приходили. Так по очереди целый день и тянулись. Прибегали соседки, затем коллеги из школы, потом ученики и родители и, наконец, под вечер собрались свои близкие и друзья. Мой муж всегда недоумевает, зачем я устраиваю такую долгую канитель: собрать всех разом, и всё. "Ты уставать меньше будешь", - говорит он. Он просто не понимает, что все мои близкие и друзья такие разные, их просто невозможно собрать всех за одним столом. Ни праздника, ни веселья не получится.
Как всегда Серёжа блистал остроумием и был центром компании. Я удивляюсь своему мужу: ну откуда у него появляется столько анекдотов? По любому поводу, к любому слову, к любой ситуации у него готовый анекдот. Много танцевали и пели, конечно. Надюшка, моя старшая дочка аккомпанировала на гитаре.
Наконец, гости разошлись, и мы остались одни своей семьёй. Девочки усадили меня в кресло, сами сели на табуретку, Надя взяла гитару.
- "Хотя, мамуля, Бог тебе не дал ни голоса, ни хорошего слуха, но ты у нас самый поющий член семьи. И мы знаем твою любимую песню". И нежные девичьи голоса запели.
- "Вдоль по улице метелица метёт.
За метелицей мой миленький идёт.
Ты постой, постой, красавица моя.
Дай мне наглядеться, радость, на тебя..." -
Окутанная песнью, как теплою шалью, я окунулась в воспоминания.
Моя семнадцатая весна была такой пронзительно яркой, такой бурной, как шумная горная река. Ура, свобода от школы, от опеки родителей! Передо мной лежал и звал меня новый мир. Это было так замечательно! Подумать только! Моей Надежде уже 17 лет, как и мне тогда! И она, наверное, тоже чувствует, что и я тогда, и её тоже манит новый мир. А я очень хотела начать независимую жизнь. И, хотя мои родители могли и хотели кормить и одевать меня ещё долгие годы, я решила зарабатывать себе на жизнь сама.
Поступила в педагогический институт на вечернее отделение, чтобы учиться и работать. Педагогическая деятельность мне нравилась с детства, я хотела начать свою работу с пионервожатой в школе. У меня был отличный пример - моя близкая подруга Татьяна Владимировна. Мы с ней подружились, когда я училась ещё в 7 классе. Я часто помогала ей не потому, что она просила, мне было интересно. Я представляла себе, что это за работа. Как раз по мне и по моему неуёмному характеру. Мама была категорически против.
Я родилась и выросла в закрытом военном городке недалеко от Москвы. Мы вели сытую и благополучную жизнь, отгороженные от всего мира высоким забором. В городке было всё, что обеспеченному человеку нужно. Были три школы, огромный спортивный комплекс, дом офицеров, который вел большую культурную работу среди жителей Монино. Там был кинотеатр, постоянно приглашались артисты из Московских театров, приглашались ученые, журналисты. Работали всевозможные кружки. Три раза в неделю по средам, субботам и воскресеньям устраивались танцевальные вечера. Были прекрасные магазины, где можно было купить всё. Были больницы, детские сады и ясли. Там была Военно-воздушная академия. Всё население городка составляли офицеры и их семьи. Моя мама привыкла к такой жизни и хотела, чтобы её дети жили так же хорошо и сытно. Её мечтой было выдать меня замуж за летчика.
Она была убеждена, что офицеры, куда бы их ни забросила судьба, всегда получали квартиры, и их материальное положение всегда было выше, чем у остальных граждан. Она просто забыла, сколько приходилось переезжать с места на место, каждый раз начинать жизнь сначала, мотаясь по военным городкам и гарнизонам. Мама изводила папу просьбой устроить меня работать в академию, неважно кем: секретарём, помощником в библиотеку или лабораторию, если мне так приспичило работать. Находясь среди молодых офицеров, я могла бы найти хорошего жениха. Мне такие работы совсем не нравились. Разве можно было их сравнивать с работой с детьми. А женихов среди офицеров можно найти, не работая в академии. У меня итак уже было много друзей среди офицеров. Было с кем потанцевать на вечерах танцев, с кем съездить в театр или сходить в ресторан. Друзей было много, многие нравились, но сердце моё молчало. Ещё не пришла моя пора любить. Папа согласился с мамиными доводами, но в душе поддерживал меня и не очень торопился устраивать меня на работу в академию.
В конце августа я поехала в наш районный центр в Ногинск, в горком комсомола за путевкой на работу старшей пионервожатой. Меня приняли прекрасно и предложили школу в городе Обухово. Обухово было недалеко от Монино. На обратной дороге я сошла с автобуса, чтобы познакомиться со школой. В Обухово я не была ни разу в жизни. Вокруг благополучного Монино в нескольких километрах располагались три совсем неблагополучных населенных пункта: Лосино-Петровский, Обухово и Купавна. Они были бывшими мануфактурами купца Морозова. Население - незамужние ткачихи составляли большинство.
В Лосино-Петровский я ездила часто. Семья моей одноклассницы, Ольги Катериновской, переехала из гарнизона жить туда, когда её папу комиссовали по состоянию здоровья. В Монино они жили в коммунальной квартире, а в Лосинке им предложили отдельную квартиру, а папе предложили хорошую работу в исполкоме. Кроме того, Лосино-Петровский стоял на реке Клязьме, и летом мы часто ездили купаться на Клязьму. В Купавне я была только один раз, когда получала паспорт. А в Обухово мне не пришлось бывать. Сошла я на остановке автобуса. Вижу только открытое поле. Поле через дорогу за автобусной остановкой. Асфальтированная пешеходная дорожка, обсаженная тополями и клёнами, поднимается по полю. Там вдали виднеется город. Шла через поле по тропинке метров 700, потом начались избы, огороженные высокими заборами. Собаки, услышав мои шаги, начали лаять одна за другой. Потом увидела двухэтажное типовое здание из белого кирпича. Безусловно, это была школа.
Я подошла к двери, подёргала её. Заперто. Обошла школу. С торца увидела ещё одну дверь и небольшое крыльцо. Постучала. В окне появилось женское лицо, и скоро дверь открыла миловидная худенькая пожилая женщина в старомодных круглых очках в металлической оправе. Я сказал, что буду работать в школе пионервожатой. Женщина представилась. Её звали Анной Петровной, она была женой бывшего директора этой школы. Они всю жизнь проработали в этой школе и жили в этой квартире при школе. К нам вышел и сам бывший директор, очень симпатичный старичок.
- "И как же вас зовут, милая?"
- "Люба"
- "А по батюшке?"
- "Борисовна"
- "Ну, здравствуйте, Любовь Борисовна. Про Любу забудьте. Теперь вы навсегда останетесь Любовью Борисовной. Школа есть школа, у неё свои законы".
Анна Петровна угостила меня чаем. Они с мужем вспоминали свои молодые годы, проведённые в этой школе, рассказывали про учителей, про теперешнего директора, отчество которой тоже было Борисовна, и она тоже начинала свою педагогическую деятельность с пионервожатой.
- "Кстати, она придёт завтра на работу к 9 часам".
Наконец мои гостеприимные хозяева попрощались со мной, и я поехала домой и выяснила некоторые неприятные моменты своей дороги: автобус ходил из Монино один раз в час, если опоздаешь на автобус, придётся ждать целый час, если холод, дождь или снег, то это ожидание могло быть очень неприятным. Правда, проходящий мимо Монино автобус останавливался около забора вокруг гарнизона, но нужно было идти до ворот километра 2 по лесу.
На следующее утро я приехала в школу к 9 часам. Пришла директор, и мы познакомились. Её звали Галиной Борисовной. Это была крупная женщина тридцати-пяти лет, одетая в строгий черный костюм с белой блузкой. Она рассказывала о своей работе пионервожатой, что важно в этой работе, на что мне надо обратить внимание именно в этой школе. Дала несколько книг Макаренко и Крупской и велела написать конспекты этих работ. Это задание на две недели. До начала занятий я должна была познакомиться с городом, с секретарём комитета комсомола комвольного комбината и совершить экскурсию на фабрику. Тут же позвонила Стасику, секретарю комсомольской организации комбината, и мы договорились о встрече. Стасик подошел к школе, мы познакомились. Невысокий худенький молодой человек, которому не дашь его двадцати-пяти лет, но который уже успел послужить в армии и жениться. Он провел меня по городу, показал, где находится здание фабричной администрации, где был и его кабинет. Так за долгими разговорами и хождением по городу прошел первый рабочий день.
Город мне не понравился, убогий какой-то и грязный. Каменные здания - это только здание школы, дом культуры, заводоуправление и, конечно, огромные корпуса комвольного комбината. Одни избы за высокими заборами и длинные деревянные бараки. Правда, строились несколько кирпичных зданий, наверное, долгострой.
Договорились, что на следующий день Стасик поведёт меня на фабрику и познакомит с бригадирами. Фабрика вернее, комвольный комбинат, поразила меня. Я впервые в жизни была на таком производстве. Я видел цех, где грязная шерсть сгружалась в машины, где её мыли, полоскали, высушивали, потом я видела, как уже чистую вату вычесывают, и она превращается в толстую пушистую нитку - ровницу. Потом ровница перематывается в тонкие ниточки, потом эти нитки красятся в разные цвета, и вот мы в ткацком цехе, где ткут ковры. Ткацкие станки - длинные большие, со всех сторон сверху до низу тянуться разноцветные нитки. Воздух наполнен запахами и, несмотря на небольшие фонтанчики-освежители воздуха, расположенные по всему цеху, пыльно, и стоит постоянный шум, шелест, шорох и слышаться звоночки.
Все последующие дни Стасик знакомил меня с людьми. Люди были разными, но в основном очень гостеприимны. Меня часто приглашали в гости, и я с удовольствием принимала эти приглашения. Моя бедная мамочка думала, что я, увидев жизнь простых людей, быстрее разочаруюсь в своём выборе. Но я поняла очень простую истину, что люди в Обухово делятся на три категории: отличники и хорошисты, троечники и откровенные двоечники. Кстати, в моём дорогом и любимом Монино люди тоже подразделялись на такие же категории. У хорошистов и отличников было всё чисто, красиво, уютно и современно. У двоечников была грязь, вонь, нищета и пьянство.
Подошел день первого сентября. Первый две недели я знакомилась с ребятами. Каждый день проводила все уроки и перемены в одном классе, другой день в другом классе. Пока со всеми не перезнакомилась. Провела в классах пионерские сборы, выбрали председателей советов отрядов и звеньев, выбрали членов совета дружины. Потом выбрали председателя совета дружины и стали обсуждать план работы дружины. До моего прихода на работу пионервожатой по совместительству была библиотекарь, Римма Ивановна. Она принесла мне прошлогодний план, который мы взяли за образец.
В коридор вывезли несколько столов и стульев. Принесли шахматы и шашки, и каждую перемену я играла с детьми и в шашки и в шахматы. У меня образовалась своя группа помощников, мой двор, мои пажи, которые повсюду в школе меня сопровождали и во всём мне помогали. Проведение и подготовка линеек, сборов, смотров, оформление газет, летописи школьной пионерской организации. Организация разных экскурсий, встреч, работа и инструктаж рабочих пионервожатых в разных классах. Работы много, и работа интересная.
Так как я ездила на учебу в институт четыре раза в неделю, то по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам я работала с 8 часов до 3, а в среду и в субботу работала с 12 часов до 6. Во вторую смену учились только ученики вторых и третьих классов, так что основная работа приходилась на те дни, когда я работала с утра. Учителя приняли меня по-доброму.
Все учителя были местными жителями, знали друг друга с детства, и, вообще, жили как одна семья. Разрешали мне присутствовать на своих уроках, где показывали мне разные приёмы ведения уроков и даже иногда доверяли проводить уроки вместо себя.
Вечера по средам и субботам я проводила со своими друзьями. Мы гуляли в Монино по парку, ходили на танцы, ездили в театры. Гуляя по парку, обратила внимание на одного офицера. Он никогда не бывал один, всегда или с друзьями или в компании одних и тех же девушек. Девушки были намного старше меня, им было уже лет по 25. Моя Люда Смирнова устроилась работать в академию лаборанткой на одну из кафедр, и она узнала для меня имя этого офицера. Его звали Вилом, и он был, как Люда сказала, староват для меня, ему было 27 лет. Мне было все равно, староват он или не староват. Когда я его видела, мое сердце замирало. Как же он мне нравился!
Вероятно, Люда через своего друга, который был однокурсником Вила, рассказала всё обо мне, так как в среду на вечере танцев Вил подошел ко мне. Я стояла вместе с Людой и её Владимиром, когда я увидела, что к нам подходит Вил. Остановился, поздоровался, и наклоном головы пригласил меня на танец. Я подала ему руку, и мы вышли в центр зала. Какое же это блаженство ощущать его правую руку на своей талии, а левой рукой он держал мою руку! Играли танго. Как же мы хорошо танцевали! А потом был фокстрот, потом вальс, потом снова танго. Наконец Вил заговорил: "Я знаю, что вас зовут Любаша". "А я знаю, что вас зовут Вил" - ответила я. "Нас познакомили заочно. Но я вас давно заметил ещё в парке" - продолжал Вил.
Мы разговаривались. Он рассказал, почему выбрал свою опасную профессию, о том, как с детства мечтал о небе и самолётах, что жил он в Казани. Я заметила, что моя сестра получила распределение после окончания педагогического института в Казань, и что она сейчас живёт в Казани, но я ещё сестру не навещала, а когда поеду в Казань, то могу передать привет Казани от него. Во время перерыва мы подошли к Люде и Володе и о чём-то говорили и над чем-то смеялись. А в конце вечера пришли девушки, с которыми я часто видела Вила, он поцеловал мне нежно руку, поблагодарил за прекрасный вечер и ушел к тем девушкам.
Я, конечно, расстроилась, быстро оделась и убежала домой вся в слезах и соплях. На следующий день Люда узнала, что Вил серьёзно ухаживает за одной из тех девушек, за Ниной Кузнецовой, что он уже ходит к Нине домой, и его уже ждут в коридоре домашние тапочки. Я так тех девушек и прозвала "домашними тапочками" с тех пор.
Но ещё не вечер, ещё совсем не вечер. И мы поборемся за Вила! Конечно, ни на работе, ни в институте я про Вила и не вспоминала, только в дороге туда и обратно, и перед сном. Мечтали о субботнем вечере. Как-то всё будет в субботу?
Дни становились короче и короче. Уже в 3 часа было темно. Мои возвращения домой по средам и субботам становились всё труднее и труднее. На дорожке, по которой я шла к остановке автобуса, не было фонарей! Было темно и страшно. Пока шла по темной улице между высоких заборов, меня развлекли собаки. А когда заканчивались дома, дорожка бежала по полю, было абсолютно темно, только впереди сверкала огнями автомагистраль Москва-Горький.
И хотя я себя постоянно стыдила за этот страх, напоминая про наших учеников, которые жили в деревне Новинки и ходили в школу и из школы пешком, так как не было автобусов, три или четыре километра туда и столько же обратно в любую погоду, мне от этого легче не становилось. Вечерняя дорога по средам и субботам превращалась для меня в ад.
В субботу я вышла из школы, было холодно, накрапывал мелкий противный дождик. Зонтик не помогал укрыться от капель дождя из-за сильного ветра. Вот поворот налево и тёмная улица между заборами. Начинается собачий концерт. Заканчиваются дома, дорога идет через поле. И вдруг я слышу немного позади себя, как молодой чистый юношеский голос начинает петь.
"Вдоль по улице метелица метёт.
За метелицей мой миленький идёт.
Ты постой, постой, красавица моя.
Дай мне наглядеться, радость, на тебя".
Мой страх улетучился. Стало весело. Хорошо, молодёжь гуляет! Песня продолжалась. Я оглянулась, чтобы посмотреть, кто поёт - никого не увидела, темно. Под аккомпанемент песни я быстро добежала до остановки.
"Ты постой, постой, красавица моя. Дай мне наглядеться, радость, на тебя..."
Подошел автобус, и я быстро села в него. Настроение стало празднично приподнятым.
А вечером были танцы, и Вил снова танцевал со мной почти весь вечер. А потом пришли "домашние тапочки", и всё повторилось. Покидая зал и оставляя Вила с "домашними тапочками", я придумывала план, как в следующий раз заставить Вила проводить меня домой.
В середине вечера я притворюсь, что у меня разболелась голова и попрошу его проводить меня до дому. Он в такой ситуации не сможет отказаться, к тому же у него будет достаточно времени, чтобы успеть вернуться к приходу "домашних тапочек". С такими приятными мыслями я дожила до среды. Было пора идти на автобусную остановку. Настроение сразу же упало. Хорошо хоть дождя не было. Небо было ясным. Было холодно. Вот я прошла улицу между домами, вот я выхожу на тропинку к остановке.
И вдруг, о чудо! Я снова слышу тот же голос и ту же песню. Я останавливаюсь. Так, это не случайно. Я оглядываюсь. Песня замолкает. Я снова иду, и через несколько минут песня продолжается. Я снова оборачиваюсь. Песня замолкает, темно, никого не видно. Снова иду вперёд, и снова начинается песня.
- "Ау, Метелица?" - кричу я в темноту. В ответ ни звука.
- "Может, показалось, что это для меня поётся? Может, и нет никакой Метелицы?"
Тишина, подхожу к остановке. Интересно, здесь люди когда-нибудь бывают? Как ни прихожу, ни одного человека.
"Красота твоя меня с ума свела,
Иссушила добра-молодца меня..."
Подошел автобус, открылись дверцы.
"Ты постой, постой, красавица моя.
Дай мне наглядеться, радость, на тебя"
Я села в автобус, двери закрылись. Я улыбнулась. Так и пошло, каждую среду и субботу меня провожал до автобуса Метелица. Он упорно не вступал со мной в разговоры и не показывался. Только пел. Я просила его спеть и другие песни, и он пел. Он пел и про Ермака, и про Степана Разина, и про бродягу в диких степях Прибайкалья, и про черного ворона, который добычи не дождётся. Но начинал наш вечер и заканчивал его Метелицей. Это стало своеобразным ритуалом наших встреч. Никогда не показывался, чем ещё больше разжигал моё любопытство. Я каждый раз просила: "Метелица, покажись!" В ответ наступала тишина. Иногда тишина была долгой, и я боялась, что он ушел и бросил меня в темноте. И тогда я обещала, что не буду его просить показаться. И тогда снова по улице метелица мела, и красота моя сводила его с ума.
Конечно, я гадала, кто же это может быть. Может кто из старшеклассников? Неужели это кто-то из моей свиты? Моими пажами были семиклассники. Некоторые считали себя совсем взрослыми. А вдруг кто-то ещё? Но кто? Когда я приезжала домой и шла на танцы, я забывала про Метелицу, я придумывала всё новые и новые ловушки для Вила. И, сдаётся мне, ему эти детские игры чрезвычайно нравились.
Приближался Новый Год, новогодние каникулы и первая сессия в институте. Надо признаться, что я стала очень уставать. Из института я приезжала в первом часу ночи. Утром, что бы успеть во время на работу приходилось вставать в 6 часов утра. В школе столовой не было, пообедать дома перед поездкой в институт я не успевала, сразу с автобуса я садилась в поезд до Москвы, а в институте столовая уже не работала. Работал один буфет. Я, конечно, перекусывала в буфете, но практически всегда была голодной.
А тут как то заходит к нам соседка по балкону Людмила Ивановна и говорит: "У нас в школе открылась вакансия старшей пионервожатой". Людмила Ивановна работала преподавателем русского языка в школе в Лосино-Петровском. Школа огромная, 5 этажей. Классов много. Работают два пионервожатых. Так вот одна вожатая ушла, остался другой вожатый, Эдик. Нужна вторая вожатая. Зарплата выше, чем у меня в Обухово. Я получала 45 рублей, а здесь зарплата 75 рублей. Ехать намного ближе. Автобусы ходят каждые 15 минут. Значит, если я соглашусь, мне можно будет вставать утром на час позже. В школе прекрасная столовая. Значит, я не буду больше голодной. И, конечно, хотя мне было жалко до слёз мою школу и моих ребят, я сразу же согласилась и на следующий день поехала в новую школу познакомиться с директором. Мы договорились, что я подаю заявление, об уходе в своей школе, и через две недели меня ждут на новом месте работы.
Самое трудное - это разговор с Галиной Борисовной. Она меня так долго уговаривала, обещала на третьем курсе дать мне часы по специальности. Она мне много хорошего обо мне сказала, довела меня до слёз, но не уговаривала. Так и решили, что за две недели я закончу все свои дела и снова передам их библиотекарю Римме Ивановне. Но как быть с Метелицей? Как ему сказать? Решила пока ничего не говорить. Придет он через две недели провожать меня, а меня нет. Подождет, подождёт, и уйдёт домой. А потом узнает от других, что я ушла. Ну, погрустит, погрустит, и забудет.
Две недели пролетели быстро. За четыре дня до моего последнего дня работы пришла разнарядка из Ногинска прислать четыре номера на праздничный концерт. Этим концертом занялась Римма Ивановна. Она не стала долго раздумывать и отбирать: "Пошлём, как и в прошлом году, Катю Иващенко из 6 Б. Она прекрасно танцует Барыню. Вам, Любовь Борисовна не пришлось увидеть, как она танцует?" - спросила она меня.
- "Нет".
- "Мы от школы сшили ей такое красивое платье: сарафан с очень широкой юбкой и подъюбкой из нежно голубого атласа и белая шёлковая блузка. Я сама вышивала по горловине блузки и рукава . И даже туфельки красные покупали. Надо проверить, не малы ли туфельки. Ну а петь, как всегда, будет Серёжа Якунин из 7 А, вы его слышали когда-нибудь? Он сын попа из Новинок. У них вся семья так замечательно поёт! Люди в Церковь валом валят, чтобы послушать их пение. Из других мест даже приезжают. Так что наш номер будет превосходный. Вася из 7 Б будет читать стихи. Он хорошо читает".
Пятница был последним моим днём на работе. Я получила расчет и трудовую книжку, и сейчас я разбираюсь в своём столе, что взять с собой, а что оставить или выбросить. В учительской собрались участники концерта, ждали автобуса, которые был специально выделен комбинатом для этого. Римма Ивановна делала последний досмотр своему маленькому войску. Все ли чистые?
- "Ну ка, Катя, примерь туфли, чтобы я убедилась, что они не жмут. Вася, покажи, чистая ли у тебя рубашка?"
- "Чистая"
- "А галстук погладил?"
- "Погладил"
- "Читай!"
Вася читал отрывок из Василия Теркина. Римма, пока Вася читал, проверила, как отглажен сарафан у Кати, в каком состоянии рубашка и галстук у Серёжки-поповича. До конца стихотворения Римма Ивановна слушать не стала.
- "Ну, Сергея мы слушать не будем и так знаем, как поёт"
- "Это почему не будем слушать? Я как раз хочу спеть"
- "Прекрасно, спой. Любовь Борисовна послушает. Она тебя ещё ни разу не слышала. Будешь Орлёнка петь?"
- "Нет, свою любимою".
И мальчик запел. Мои карандаши, линейки, листы бумаги вывались из рук и попадали на пол: "Боже мой! Так это Серёжка - попович - Метелица!?" Волна разочарования накрыла меня с головой. Я наклонилась под стол, чтобы якобы, собрать упавшие карандаши, чтобы Сережа не видел моего лица. Но нельзя же всё время под столом прятаться. Надо вылезать. Главное, чтобы он не увидел моего разочарования. Нужно обязательно улыбнуться.
"На твою ли на приятну красоту,
На твоё ли да на белое лицо..."
Серёжа пел и, не отрываясь, смотрел на меня, смотрел с вызовом. Хотела, мол, увидеть, так смотри. Вот он я.
"Ты постой, постой, красавица моя,
Дозволь наглядеться, радость на тебя".
Итак, Серёжа - попович - Метелица! А ты что ждала? Вернее, кого ждала? Принца на белом коне? Это в Обухово то? Даже, если бы это был кто-нибудь из старшеклассников или, на худой конец, кто-то из моей свиты!! Но не маленький, худенький мальчик с заправленными в валенки штанами и пионерским галстуком на груди.
Это же невозможно. Мои руки что-то перекладывали на столе с одного места на другое. На лице какая-то глупая кривая улыбка. Ну почему он не уходит? Уже все ребята и Римма Ивановна оделись и вышли, а Сергей стоит и смотрит в упор на меня. А какой хитрец! Конечно, на фоне своих рослых и спортивных сверстников он выглядел очень жалким, он бы никогда бы не заинтересовал меня. Так он придумал такой хитрый план, как тихим сапом пролезть в моё сердце. И, ведь, пролез!
- "Серый, ты чего тут стоишь? Все уже в автобусе. Римма ругается" - один из ребят заглянул в учительскую.
Серёжа схватил свою телогрейку, ушанку и выбежал из учительской, громко хлопнул дверью. Я с облегчением вздохнула. Теперь можно сесть и успокоиться. Ай да Серый, ай да хитрец. Постой, милая, о чём ты говоришь? О какой хитрости? Мальчик полюбил, и не побоялся об этом рассказать, да так красиво рассказать. Он не только признался в любви, он во имя любви совершил подвиг.
Только подумай, ведь он приходил к тебе на свидание из Новинок, это километра три или даже четыре по полю и в дождь, и в мороз. Ты разнылась, что тебе страшно 700 метров в темень идти, а ребёнок? Туда и обратно в темень, чтобы тебе, дуре старой было не страшно возвращаться одной. А как родители должны были волноваться! И куда это парень зачастил по ночам?
Если бы они узнали про его ночные походы, их бы кондрашка хватила. И я называла его хитрецом! Неблагодарная! Совсем недостойна его любви. И всё же, хорошо, что я больше не буду здесь работать. Нет, конечно, можно ещё всё переиграть.
Приду завтра к Галине Борисовне и скажу, что остаюсь. Она, конечно, обрадуется. И как же я с Метелицей? Конечно, я запрещу провожать меня по вечерам. А он согласится? А я хочу, чтобы он согласился не приходить? Не хитри перед собой, милая. Так что лучше от беды подальше. Вот будь он Вилом, то и сомнений никаких бы не возникло. Я бы точно бы побежала к директору школы с просьбой оставить меня. Я решительно взяла лист бумаги и начала писать письмо Сергею.
"Дорогой Метелица, здравствуй и прощай.
Прощай, потому что я больше не работаю у вас в школе. Долго и неинтересно объяснять почему. Не работаю и всё. На прощанье я хочу поблагодарить тебя за всё: за твоё внимание, за твои песни. Моя дорога от школы до остановки автобуса из ада превратилась в праздник, спасибо тебе за это!
Как жаль, что ты открылся слишком поздно. Кто знает, может всё бы сложилось по-другому, если бы ты открылся раньше...
В любом случае, ты останешься навсегда в моём сердце.
С огромным уважением и симпатией
Любовь Борисова".
На следующее утро я пошла в библиотеку к Римме Ивановне.
- "Привет. Забыла что? Мы вчера самыми лучшими были"
- "Римма Ивановна, пожалуйста, передайте это письмо Серёже Якунину. Я ему обещала кое-что узнать, а вчера не успела передать"
- "Нет проблем. Ну, прощай, Любовь Борисовна, и удачи тебе в твоей жизни".
И Римма Ивановна уткнулась в книгу, которую читала, когда я вошла в библиотеку. Я тихонько закрыла за собой дверь и постаралась поскорее выйти из школы, пока не началась перемена...
***
- "Ну, как тебе наш подарок?" - спросила Надюшка.
- "И почему, мамочка, когда ты слушаешь эту песню, лицо у тебя становится такое мечтательное?" - спросила Вера.
- "Да, да, мечтательное. И почему же? Ну-тка, поведай свои секреты нам" - смеётся мой муж Сережа Якунин, Серега- попович. Потом становится строгим и говорит: "А вообще-то праздник закончился, и всем пора спать. Всё, цирк уехал. Завтра начнутся суровые будни. Быстро-быстро в ванну и в постель. Это и тебя касается, Любовь ты моя Борисовна. Посуду помою и уберу сам".
Я пошла в нашу спальню, переоделась в домашний халатик, сходила в ванную, заглянула к девочкам в комнату, чтобы поцеловать на ночь. Проходя мимо кухни, полюбовалась, как ловко мой Метелица управляется с посудой, и счастливая пошла спать...