Андре де Морнэ, потомок баронского рода, довольно удачно устроился в жизни. У него имелся особняк неподалеку от площади Сен-Сюльпис, полученный в качестве свадебного подарка от отца, любимое занятие, приносящее вполне приличный доход, и молодая жена Франсуаза, которую он любил, потому что - почему бы нет? Эта невысокая, тоненькая женщина, тихая и послушная, души в нем не чаяла. Едва ли кто назвал бы ее красавицей, из-за почти детской фигурки без женственных округлостей, сильно срезанного подбородка и широкого приплюснутого носа. Зато ее большие, серые, слегка навыкате глаза лучились такой трогательной радостью, когда супруг возвращался домой, что это наполняло его сердце приятным теплом. И она так искренне и благодарно улыбалась, когда он делал ей подарки, что ему хотелось делать их все больше и больше.

И все же, Андре де Морнэ чего-то недоставало. Он чувствовал в себе нереализованный потенциал художника, смутное вдохновение, заставлявшее его тяготеть ко всему яркому, броскому, необычному, и - противоречащему правилам и устоям, которые одобряло общество. От него ожидали, что он станет хорошо учиться - и он учился хорошо. От него ожидали, что он женится на подобающей женщине - и он это сделал. От него ожидали, что он будет устраивать семейные и дружеские обеды, прямо сидеть за столом, вести светские беседы и безукоризненно орудовать множеством сложных столовых приборов - что ж, и здесь он преуспел. Нельзя сказать, чтобы все это он совершал против воли. Андре де Морнэ получал удовольствие от того, как у него все выходило красиво и правильно. Только сердце его при этом не трепетало, не сжималось, не замирало в волнении. Никогда.

Кроме, разве что, тех вечеров, когда он, в компании своего старого друга Рене, ходил ужинать в ресторан "Максим", где собирались благородные господа и великолепные демимонденки. Особенно последние будоражили воображение Андре. Они являлись полной противоположностью его жены, и он никогда не уставал на них смотреть. Наряды с выдумкой, вычурные, пышные, смелые. Высокие прически, длинные перчатки, дерзкие драгоценности, громкий смех. Некоторые из них курили, очень элегантно и медленно выдыхая в полутьму терпкий дым, и абсолютно все пили шампанское. Многие уже оттанцевали пору своей молодости, которая покидала этих женщин раньше времени. Однако даже окруженные сеточкой морщин, их глаза горели полнотой жизни. Жизни, полной ошибок и разочарований, но в которой они ни о чем не сожалели.

В один из таких вечеров Андре и увидел Бланш. Они с Рене как раз выходили из дверей "Максима", насытившись деликатесами и залив печали вином, когда взгляд его упал на молодую женщину. Андре замер на месте. Мир, который до того момента плавно двигался по своей оси, вдруг споткнулся и дал сбой. Андре пока еще сам не понимал, почему.

Молочная белизна ее кожи словно сияла в темноте, подчеркнутая каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами. Она была не худая, но дивно сложена. Шелковое платье цвета старой розы не отличалось крикливой роскошью, часто свойственной дамам этого круга. Вполне вероятно, оно и вовсе стоило смешных денег, но даже в этой дешевке его владелица выделялась в толпе, как нежный цветок среди дорогостоящей мишуры.

-- В чем дело? - Рене заметил, что его друг остановился и уставился в одну точку.

-- Посмотри, - негромко произнес Андре. - Не думал, что кокотки бывают... такими... Если бы встретил ее не здесь, то подумал бы, что она принцесса...

-- Ты разучился пить, старина, - усмехнулся Рене. - Принцесса, скажешь тоже! Ха! Хотя, признаю, Бланш действительно недурна.

-- Как, ты с ней знаком? - Андре тут же ухватился за случай.

-- Весьма поверхностно, - кивнул тот. - И Бланш - не кокотка. Просто веселая провинциалка без особых шансов на удачную партию. Терять ей, считай, нечего, вот она и не переживает за свою репутацию, делает себе все, что ей нравится. Вроде бы, ни в чем слишком предосудительном она не замечена. Хотя, слушай, я за ней по пятам не хожу.

-- Откуда ты ее знаешь? - спросил Андре.

-- Водил однажды на спектакль. Она смеялась, как ребенок, приятно было слушать. Потом накормил ужином. Ничего особенного, даже без шампанского. Думал потом повести ее в гостиницу, а она вдруг сказала: это, мол, не по ее части, она таким не занимается. Ну я и отправил ее домой. Не действовать же мне силой в таких делах, это ниже моего достоинства.

-- Вот как... - протянул Андре.

Удаляясь, он то и дело оборачивался, чтобы еще разок взглянуть на Бланш. Ночью ему приснилось, как он скользит подушечками пальцев по ее фарфоровой коже, зарывается носом в ее пышные темные волосы, пахнущие цветами, а она при этом смеется, как ребенок. Проснувшись на рассвете, Андре понял, что готов отдать все на свете, лишь бы услышать этот ее ребяческий смех. И он стал искать Бланш по всему Парижу.

Довольно скоро его поиски увенчались успехом. Пока Андре рыскал по ресторанам, театрам и кабаре, всюду высматривая белоснежные плечи и незабудковые глаза, у него и в мыслях не было разрушать свою привычную жизнь. Чего же он хотел? Покуда Бланш оставалась недосягаема для его рук и взгляда, он вовсе не задавался этим вопросом, не считая его важным. А когда она предстала перед ним во плоти, задаваться им стало поздно.

Поначалу все выглядело весьма невинно. Он не притрагивался к Бланш, а только дарил ей пирожные, в которые она с аппетитом впивалась зубками, очаровательно пачкая нос розовым кремом, и приносил огромные охапки цветов.

-- Я никогда не видела ничего подобного! - восклицала Бланш, погружая лицо в ароматное море бутонов, а когда выпрямлялась - на щеках ее играл румянец, словно это цветы окрасили их лепестками.

От этого зрелища у Андре кружилась голова. Ему хотелось любоваться им все чаще, и он не уставал выдумывать новые поводы порадовать Бланш. Он приглашал ее на прогулки в Булонский лес, покупал для нее мелочи вроде кружевных перчаток или духов, присылал без повода милые записки, полные нежных слов. Однажды он повел ее на ужин в "Максим". Бланш пришла в том самом платье цвета старой розы, в котором он впервые увидел ее. Такого счастья он не ощущал даже в тот день, когда смотрел на Франсуазу в ее подвенечном наряде.

-- Боже мой, как вкусно! - Бланш нахваливала угощение, отдавая ему должное. - Я так и думала, что здесь наверняка отменно кормят.

-- Что ты имеешь в виду? - не понял Андре.

-- Ну, все эти гордые господа и дамы в ошеломительных платьях не стали бы ходить туда, где плохо готовят, - улыбнулась она. - Возможно, думать так - наивно, но в то же время, вполне обоснованно, n'est-ce pas?

-- Ты говоришь так, будто сама здесь впервые, - сказал он.

-- Так и есть, - кивнула Бланш. - Я никогда здесь раньше не бывала.

-- Но в тот самый первый раз, когда я увидел тебя, ты стояла возле дверей "Максима".

-- Так ведь стоять у дверей и ужинать здесь - разные вещи, - пожала плечами она. - У меня нет столько денег, чтобы позволить себе ходить в "Максим". Некоторые мужчины пытались пригласить меня, но я с кем попало не пойду. Я ведь не кокотка какая-нибудь, что бы там ни думали. Однако нам с подругой очень нравится смотреть на нарядных людей, которые сюда ходят. Это целый спектакль! Другая жизнь, за стеклом от нас, мы можем только наблюдать. И мы наблюдали, частенько. А теперь вот я сама тут, и даже ем и пью, - она мечтательно обвела глазами богато обставленный зал, протянула руку к бокалу с вином и легонько прикоснулась к нему губами.

Бланш, очевидно, была счастлива. Это делало счастливым и Андре. Но все, что повторяется из раза в раз, перестает быть особенным, и потому истории требовалось продолжение. Нечто новое, нечто большее. Нечто недозволенное.

-- Да ты влюблен в нее по уши, - ухмыльнулся Рене, выслушав откровения друга. - Закрути с ней интрижку. Мне она отказала, потому что мы едва знали друг друга. Тебе-то она не откажет. Поначалу могла бы, а теперь уже нет!

-- Я не могу завести с ней интрижку, - покачал головой Андре.

-- Почему нет? - недоумевал Рене.

-- Я женат, - ответил Андре.

-- Да что ты? - Рене расхохотался, запрокинув голову.

-- Ты не понял, дело не в этом, - серьезно продолжил Андре. - Жене-то я придумаю, что сказать. Франсуаза верит мне на слово, даже если я несу полную околесицу.

-- Франсуаза не дура, - заметил Рене.

-- Франсуаза не дура, но она меня любит, - сказал Андре. - И у нее нет выхода. Меня беспокоит, что если я заведу роман с Бланш, раньше или позже она начнет просить меня оставить Франсуазу.

-- Женщина, одержимая идеей во что бы то ни стало заполучить конкретного мужчину, даже если это совершенно невозможно - в самом деле, это довольно нестерпимо, - понимающе кивнул Рене.

-- Вот и я этого боюсь, - поддержал Андре. - Ничего тогда не останется от того неземного блаженства, которое она доставляет мне сейчас своим присутствием, и которое обещает ее восхитительное тело.

-- Ничего не останется однажды и от нас самих, - философски заметил Рене. - Живем один раз! Ты никогда не простишь себе, если упустишь такую возможность.

-- А если она начнет просить, чтобы я все бросил и уехал с ней в какую-нибудь Италию?

-- Вот когда начнет - тогда и будешь думать, что с этим делать. А сейчас лучше свози ее в Онфлер.

И Андре повез свою возлюбленную в Онфлер. Он снял комнату в лучшей гостинице, какую только смог найти, с лучшим видом, какой только мог быть в Онфлере. Бланш кружилась по комнате от восторга, то и дело подбегая к распахнутому окну, чтобы высунуться наружу по пояс и полной грудью вдохнуть прохладный и соленый морской воздух. Потом она упала, широко раскинув руки, на затканное лилиями покрывало, и позволила Андре провести пальцами от мочки уха до ложбинки между грудей. У него от этого прикосновения так свело живот, что стало трудно дышать. А Бланш дышала, глубоко и свободно, дышала и смеялась. Смеялась, как ребенок.

Они поехали на прогулку в Этрета. Взяли с собой шампанское, закуски, фрукты, и устроили пикник в высокой траве на скале. Бланш, в легком кремовом платье, придерживала соломенную шляпку, которую бриз норовил унести в море. Атласные ленты полоскались на ветру у нее за затылком, волнистые каштановые пряди падали на лицо. На гладких белых скулах появились прозрачные веснушки. Андре продал бы душу за то, чтобы обладать этой волшебной женщиной, и ни секунды не жалел о том, что решился броситься в любовный омут с нею. Там, на скале над морем, глядя, как полыхающее солнце растворяется в соленых волнах, он впервые попросил ее о поцелуе. И в ту же ночь, вернувшись в Онфлер, они впервые заснули в объятиях друг друга.

-- Ну что, прелестная Бланш еще не сказала тебе, как мечтает заполучить тебя навсегда? - поинтересовался Рене, когда его друг возвратился в столицу.

-- Покориться своим желаниям и отправиться с ней в Онфлер было лучшим советом, который ты когда-либо мне давал! - заверил его Андре. - Все прошло идеально!

-- Вот видишь. А ты боялся.

-- Я и сейчас побаиваюсь, - признался Андре. - Но, черт возьми, оно того стоит. Ты прав: если начнет уговаривать уйти от жены - придумаю что-нибудь. В конце концов, я всегда что-нибудь придумываю. Не такая уж большая это проблема.

Андре засыпал и просыпался с мыслью о Бланш. Он думал о ней каждую минуту каждого дня. Его оболочка продолжала устраивать семейные и дружеские обеды, прямо сидеть за столом, вести светские беседы и безукоризненно орудовать множеством сложных столовых приборов, при этом душа оставалась с Бланш. Во главе стола сидела его жена, которая вдруг стала совершенно прозрачной - он ее почти не видел. Он брал ее за руку, помогал сесть в экипаж, выводил в свет, ложился рядом с ней спать, и при этом едва ли вообще замечал. Бланш, Бланш доводила его до безумия. Ему нужно было решить, куда повести ее на ужин следующим вечером, где она еще не была. Помнится, неделю назад она вскользь упомянула, что любит утку с черносливом, и Андре перебирал в уме места, где это блюдо готовили лучше всего. Он сочинял, куда бы мог сводить Бланш, чтобы она развлеклась. Вроде бы она говорила, что обожает "Травиату", и он постоянно проверял афиши всех театров города, не дают ли где эту оперу Верди.

-- В последнее время ты такой отсутствующий, - с грустью протянула Франсуаза однажды вечером, расчесывая волосы перед сном. - Во всех смыслах, дорогой. Ты постоянно куда-то уходишь, но даже когда ты со мной - то как будто в то же время где-то далеко. Неужто я сделала что-то не так?

-- Не говори глупостей, дорогая, - он коснулся губами ее холодной щеки. - Ты самая замечательная жена на свете. Не представляю, что бы я без тебя делал! В последнее время у меня столько проблем! Я не могу тебе о них рассказывать, женщинам этого не понять. Однако, только благодаря тебе я и справляюсь.

Итак, Франсуаза начала задавать вопросы. Франсуаза стала сомневаться и смотреть на него с подозрением. Андре врал ей в глаза, причем сердце его продолжало биться ровно, никакое чувство вины не нарушало его ритма. Но почему-то это настроение жены заставило Андре увериться, что вот-вот вопросы начнет задавать и Бланш. "Ведь ты меня любишь, правда? Но почему же мы тогда не вместе? Я хотела бы, чтобы ты был моим, только моим. Ведь ты можешь это сделать?" Он, конечно, тоже хотел, чтобы Бланш принадлежала ему, только ему. И он мог это сделать. Но вот чтобы сам он принадлежал только ей... Не то чтобы это было совсем невозможно, теоретически, если очень захотеть, то да, но обещания, приличия, родственники, финансы... Почему он должен был с головой окунаться в проблемы? Андре считал это вовсе не обязательным: Бланш и так была его, только его. Он так много для нее делал, у нее не оставалось права даже смотреть на других мужчин. Андре не оставлял ей этого права.

Он устраивал скандалы, если Бланш случалось по неосторожности слишком любезно улыбнуться метрдотелю или посыльному. Он сходил с ума от ревности, если вдруг заставал ее за разговором с другим мужчиной. Любой обворожительный взгляд - а других взглядов у Бланш не бывало - в сторону он расценивал как флирт, и долго, исступленно, настойчиво ссорился из-за него со своей любовницей. Если бы он мог запереть Бланш в ее квартире, когда уходил к жене - он бы запер. На три замка, для пущей надежности.

А она так и не спрашивала его, когда же он оставит Франсуазу и заберет ее с собой куда-нибудь в Италию.

В конце мая на площади Вогезов устраивали Diner en Blanc. Вдоль аллей и вокруг фонтанов расставляли столы, накрытые белыми скатертями, и все без исключения гости должны были явиться в белых одеждах. Андре с супругой были приглашены на это мероприятие, и он с удовольствием отвез Франсуазу к модистке, чтобы та заказала новое платье из белоснежной тафты. После визита к модистке Андре и Франсуаза выпили кофе в кондитерской на берегу Сены, а затем он отвез ее домой и солгал о том, что вечером обещал зайти в гости к старому приятелю, лишь на неделю заехавшему в Париж. Куда он отправился на самом деле, нетрудно догадаться.

Бланш встретила его, сияя от радости. В последнее время она, как будто, стала еще красивее. Она совсем не беспокоилась о манерах, когда, откусив большой кусок пирожного, принялась с набитым ртом рассказывать свою потрясающую новость. Дрожа от нетерпения, она сообщила Андре, что ее подруге удалось раздобыть приглашения для них двоих на тот самый "Ужин в белом" на площади Вогезов. Бланш не в силах была поверить, что она туда попадет. Андре тоже с трудом воспринял это известие.

-- Вот оно! - белый от досады, говорил он на следующий день своему другу Рене. - Вот! Она сделала это специально! Она намеренно хочет поставить меня в неудобное положение!

-- Жена и любовница в одном месте, в одно время, - Рене, как всегда, во всем находил повод посмеяться. - Не завидую тебе, старина!

-- Ты не понимаешь? Она оказалась куда коварнее, чем я думал! Она не задала свой вопрос напрямую, но сделала это таким изощренным способом.

-- По-моему, ты помешался, - хмыкнул Рене. - Не вижу тут никакого коварства и ухищрений с ее стороны. Она просто живет, как умеет. Ей же тоже хочется получать удовольствие от жизни, и, пожалуй, не только тогда, когда ты соизволишь его преподнести, улучив минутку, чтобы отойти от жены.

На этот раз Андре не внял доводам друга. В его воображении Бланш настолько хотела увести его от жены, что решилась на тонкий, но подлый план. Чего она добивалась? Чтобы Франсуаза по их взглядам все поняла, по полутонам обо всем догадалась?

Андре оказался прав в одном: на ужине на площади Вогезов он чувствовал себя крайне неуютно. Вовсе не потому, что Бланш всеми силами старалась поставить его в неудобное положение, как он того ожидал. Нет, Бланш как будто наоборот всеми силами избегала даже смотреть на него, не говоря уж о том, чтобы заводить с ним беседу. Она сидела так далеко, как только могла, и уделяла ему не больше внимания, чем воробьям на бортиках фонтана. Зато у него самого не нашлось сил не смотреть в ту сторону, где, окутанная теплым светом свечей в сумерках, сидела его тайная возлюбленная. Она пила холодное вино, она лакомилась миндальным печеньем, она беседовала с окружавшими ее людьми, явно получая от этого удовольствие, и смеялась. Она смеялась не так уж громко, но с другого конца площади Андре слышал этот смех, и сердце его разрывалось.

Первым делом, при следующей встрече, Андре набросился на Бланш с обвинениями.

-- Ты утверждаешь, что "не какая-то там кокотка", но ведешь себя именно так! - выкрикивал он. - Или, по-твоему, приличные женщины флиртуют со всеми подряд?

-- Я не флиртовала, - тихо ответила Бланш. - Я разговаривала.

-- Ты считаешь меня глупцом? Или слепым? Я видел тебя вчера, и все прекрасно понял!

-- Ты понял, Андре? - она хлопала ресницами, чуть расширив невинные голубые глаза.

-- Понял, сколько я для тебя значу! Нисколько, ноль, полный ноль! Пустое место!

-- Что ты, Андре... - ахнула она.

-- За весь вечер ты даже не взглянула в мою сторону, словно меня там не было!

-- Я могла бы смотреть на тебя, не отрываясь, но не делала этого для твоего же блага...

-- Тебе от меня нужны только деньги, подарки и развлечения, - продолжал он наступать. - У тебя ненасытное тщеславие, тебе всегда нужно быть в центре внимания! Слащавые и вульгарные комплименты от толпы незнакомцев для тебя куда важнее, чем мои чувства!

-- Это вовсе не так, - произнесла Бланш.

-- Ты говоришь, что это не так, но твои действия говорят об обратном! - бесновался он, не обращая внимания на слезы, катившиеся у нее по щекам.

-- Что же я должна, по-твоему, делать? - спросила она. - Уйти в монастырь?

-- Неужели я недостаточно тебе даю? Тебе всего этого мало?

-- Вовсе нет. Разве я когда-либо жаловалась? Но, Андре, чего ты хочешь - чтобы я не выходила из дома без тебя? Я бы с радостью, но тогда мне придется выходить из дома крайне редко, а это вредно для здоровья, а ты все время со своей женой...

-- Ах вот оно что! - резко прервал ее он, наконец услышав подобие того, чего так боялся столько времени. - Раз так, что ж, хорошо. Я расстанусь с женой, если ты так этого хочешь, и мы с тобой уедем.

Он сказал это в пылу, он вовсе не собирался ничего делать. Даже клокоча от неистовой ревности, досады, собственных двояких чувств и противоречивых желаний, Андре полностью отдавал себе отчет в том, что лгал. Что он давал Бланш обещание, которое не намеревался сдержать. Он ожидал, что она расплачется еще сильнее и кинется ему на шею. Станет спрашивать: "Когда? Когда?" Не поверит своим ушам, не поверит в свое счастье.

Бланш сидела неестественно прямо и молчала, мокрыми глазами глядя на любовника. Он ждал ее реакции, которой все никак не следовало.

-- Ты же этого хочешь? - наконец, сказал он. - Чтобы мы всегда были вместе?

-- Я люблю тебя и хочу быть с тобой, - отозвалась она.

-- Так я оставлю Франсуазу, и увезу тебя куда-нибудь в Италию. Обещаю.

-- Боже, прошу тебя, не нужно!

Повисла тишина, в которой Андре почувствовал себя оглушенным. Ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что он не ослышался.

-- Ты не любишь меня? - спросил он после долгой паузы.

-- Люблю, я же только что сказала, - подтвердила она.

-- Ты не хочешь быть со мной?

-- Я не хочу, чтобы ты ради меня ломал свою идеально сложенную жизнь, рушил все надежды Франсуазы, обманывал ожидания своей семьи. Это слишком тяжелая ноша для меня. Я люблю тебя, милый, но, умоляю, не надо таких жертв!

"Она притворяется, - говорил себе Андре, возвращаясь домой по темным улицам. - Набивает себе цену. Делает вид, что ей это не нужно, тогда как на самом деле умирает от желания быть со мной. Она оказалась умна, черт возьми." Он не ожидал такого поворота.

Две недели спустя Андре и Рене завтракали в кафе на бульваре Распай. Погода стояла прекрасная, и только выражение лица Андре омрачало начало солнечного дня.

-- Как дела с твоей прелестницей? - полюбопытствовал Рене.

-- Даже не знаю, - ответил Андре, ковыряя вилкой яйцо бенедикт. - Пару недель назад я сдуру пообещал ей бросить Франсуазу и уехать с ней.

-- Святые угодники, сколько ж ты выпил?

-- Нисколько, дело не в этом. Я смотрел на нее во время "Ужина в белом" на площади Вогезов, и от этого стал хуже, чем пьяный.

-- И ты правда собираешься это сделать?

-- Спятил? Конечно, нет.

-- И как ты тогда будешь все это расхлебывать?

-- Расхлебывать пока что нечего, - пожал плечами Андре. - Бланш уговаривала меня ничего не делать.

-- Она - что? - засмеялся Рене, оценив ее реакцию.

-- Ей даже удалось выглядеть при этом вполне искренней, - сказал Андре. - Полагаю, это такая стратегия с ее стороны.

-- Полагаю, ты остолоп, - Рене продолжал смеяться.

-- Я бы попросил! - осадил его Андре.

-- Верь ей, друг мой, - Рене чуть подался вперед, нависнув над столом. - Тебе верить нельзя, а ей - можно. Нет у нее никакой стратегии, все начистоту. Не хочет она тебя заполучить.

-- Одинокая женщина ее возраста и положения, без особо радужных перспектив - не хочет? Как это возможно?

-- Ответь мне, - с видом учителя спросил Рене. - Чем обычно занимается твоя жена?

-- Франсуаза? - переспросил Андре. - А чем обычно занимаются жены? Следит за хозяйством... ходит в церковь... Не знаю...

-- Слушается тебя?

-- Конечно, я же ее муж.

-- Ходит без тебя на званые обеды и ужины, в ресторан, в театр?

-- Разумеется нет! - Андре и мысли такой допустить не мог.

-- Общается с другими мужчинами?

-- Что за дикие вопросы, Рене?

-- Это не столько вопросы, сколько ответы, старина. Думаешь, Бланш - та женщина, которая захочет заниматься - и не заниматься - всем этим? Полностью от тебя зависеть, покорно сидеть дома и ждать, когда ты вернешься из ресторана, гадая, не нашел ли ты там себе новую красотку, и не имя права упрекнуть тебя ни словом, ни взглядом?

Андре ничего не ответил. То, что сказал друг, показалось ему каким-то глупым, нелепым.

-- А что ты сделал после того, как понаблюдал за Бланш на площади Вогезов? Что ты ей сказал тогда?

-- Все, что думал.

-- И, по-твоему, она сгорает от желания выслушивать подобные отповеди постоянно?

-- Неужели будущее одинокой женщины, неприкаянной старой девы, которую все считают кокоткой - привлекательней? - недоумевал Андре.

-- Вспомни глаза дам в "Максиме". Ты мне когда-то сказал о них кое-что красочное, я даже запомнил невольно. "Окруженные морщинами, эти глаза горят полнотой жизни, полной ошибок и разочарований, но без единого сожаления". Как-то так, да? И потом, с чего ты взял, что ты - единственный во всем Париже, кто способен в нее влюбиться и предложить быть вместе, пусть даже соврав? Почему ты так уверен, что она навсегда останется старой девой?

После встречи с другом Андре брел по улицам в самом подавленном и растерянном настроении. Проходя мимо театра, он заметил свежую афишу: давали "Травиату". Бланш беззаветно любила эту оперу, но у нее никогда не хватало денег на театр. Она только вздыхала, как ей хотелось бы туда пойти, как это прекрасно - опера, как она окрыляет, какие смелые вселяет мечты! Выругавшись, Андре зашел в фойе театра и купил в кассе два билета на вечернее представление.

Нет, на этот раз он не собирался вести Бланш в театр. То, что сказал Рене, наполнило его злостью, от которой его едва не тошнило собственным сердцем. Он даже не желал видеть любовницу в тот вечер. Билеты в оперу он преподнес своей супруге, точно зная, что уж там-то не наткнется на Бланш. Андре повел Франсуазу на "Травиату", которой грезила другая женщина. Это было его маленькой местью за боль и муки, от которых он перестал спать и есть. Местью, о которой она даже не должна была узнать.

-- О, как красиво! - восхищалась Франсуаза, поднимаясь по мраморным ступеням лестницы, устланной пурпурным ковром. - Это место можно сравнить с дворцом или храмом, правда, дорогой? - она устремила на мужа взгляд, полный любви и благодарности.

-- Конечно, дорогая, - сухо ответил он.

-- Я так давно не была в театре! Давай ходить почаще? - не унималась она. - Сколько красивых людей! Какие изысканные дамы! Ты только погляди! Вот то голубое платье - просто мечта! А вон та молодая женщина, в алом, выглядит, как принцесса!

Андре лениво скользил взглядом по разнаряженной толпе, пока вдруг не увидел ту самую женщину в алом, о которой говорила его жена. Да, однажды он и сам сравнивал ее с принцессой. Платье на ней сделало бы честь любой особе голубой крови, не хватало только короны на каштановых кудрях. Белая кожа матово мерцала в свете свечей. Ее рука, затянутая в длинную перчатку, обвивала руку стоявшего рядом мужчины. Высокий, статный красавец в элегантном фраке. Андре знал его понаслышке. Барон, не просто потомок баронского рода. Куда более видный мужчина, чем сам Андре де Морнэ. И, что немаловажно, холостой.

Той ночью Андре видел Бланш во сне. Она стояла на сцене оперного театра, залитая золотым светом, в своем ослепительном алом платье. Каштановые кудри блестели, обрамляя ее голову вместо короны. Светлые глаза были полны жизни. Бароны, графы, богачи, модники - все сидели в зрительском зале и глядели на нее с вожделением. И среди них, затерянный в черном море фраков, он сам, Андре. Она стояла и смеялась, смеялась, повторяя: "Ах нет, господа, я не какая-то там кокотка!"

Андре проснулся посреди ночи. Рядом тихо спала Франсуаза. Лунный свет падал прямо на подушку его жены, освещая выпуклые веки, приплюснутый широкий нос, почти отсутствующий подбородок, бесцветные прямые волосы. Андре ничего не оставалось, кроме как снова закрыть глаза, но заснуть он больше так и не смог.