Часть третья
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Варга В.В.
НРАВЫ НОВЫХ РУССКИХ. (12.59)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ( роман в трех частях)
1.
Главарь абхазской криминальной группировки Тимур Амиджба приобрел еще один дом в Париже и вел переговоры о покупке двухэтажного особняка в Риме поскольку дом в Испании, приобретенный им несколько лет тому, не приносил ожидаемой прибыли, а скорее был убыточным. На покупку нового дома в Париже и произведенный там евроремонт он ухлопал около миллиона долларов, а что будет с покупкой еще одного, третьего дома в Италии, он просто не задавался вопросом. А вот зачем эти дома, ради кого и ради чего он их приобретает, этот вопрос встал перед ним, когда появились слухи о возможности выкупить один из корпусов гостиницы Севастополь. Гостиница это вещь, это баснословная прибыль. К тому же это в Москве, а не в далекой Франции или Италии
Тимур серьезно задумался по пути в Южный округ, где его ждало одно известное лицо по фамилии Забродин.
Поскольку вход для рядовых граждан в Округ был не только закрыт, но и заблокирован вооруженным толстомордым работником в камуфляжной форме, Забродину пришлось спуститься на первый этаж, встретить Тимура и провести его в свой кабинет на четвертый этаж.
Не предложив даже раздеться гостю, Забродин усадил его в кресло напротив, а сам уселся за большой двух тумбовый стол, извлек зубочистку и стал ковыряться в зубах.
-- Не будь дураком, не трать деньги на приобретение собственности за границей, - сказал Забродин в ответ на жалобу гостя, что у него кошелек отощал в результате покупки недвижимости за границей. - Какой от этого всего толк? Это деньги, выброшенные в помойную яму. И к тому же большие деньги, должно быть. Сколько ты заплатил за дом во Франции?
-- Семьсот тысяч долларов, -- сказал Тимур.
У Забродина померкло в глазах, а жидкие волоски на лысине зашевелились как от дуновения ветерка стоявшего поодаль вентилятора. Он дважды чихнул, прежде чем открыл рот, а потом еще несколько раз икнул и только потом стал шарить по карманам в поисках носового платка, а когда поиски окончились безрезультатно, прикрыл нос и рот рукавом пиджака, вытер влажный нос и с только потом начал:
-- Да ты что? Да за эти деньги ты мог бы у нас купить весь завод ЗИЛ, когда-то называвшийся ЗИС -- завод имени Сталина. -- И даже за меньшую сумму мог бы его приобрести, а ведь этот завод стоит сотни миллионов долларов. Ты, я вижу, не ориентируешься в обстановке. Так вот послушай. Моя задача просветить тебя темного толстосума. Сейчас государство практически развалено. И в этом вина Горбачева: он развалил страну. И теперь, когда хаос, любую недвижимость можно приобрести за копейки, а потом эта недвижимость будет стоить миллионы. Ты понял? миллионы. Я эти миллионы вижу и у меня слюнки текут. Ничего с собой не могу поделать. Если бы у меня твои капиталы, я в будущем стал бы миллиардером.
-- Так, может, начнем готовиться к такому приобретению, Роман Данилович, -- сказал Тимур, упираясь в спинку кресла, -- но сумму надо бы уменьшить наполовину. Я, право же, не знаю, что с этим заводом делать. Если только пустить его на металлолом. В моей гостинице, где я выкупил всего лишь пять квартир, живет много китайцев. Они скупают металлолом, и оборудование не прочь бы закупить. У них этих долларов полные карманы, а возможно и целые мешки надежно спрятанные под полом в туалетной комнате. Я никак не могу понять, зачем им этот металлолом, ведь его у нас везде полно, в каждом захудалом дворе валяется. Раньше его хоть пионеры собирали, а теперь все мимо проходят и брезгливо посматривают, думая, когда же уберут этот мусор. Он не только ржавеет, но и мешает гражданам прогуливаться во дворах и скверах. Молодцы китайцы, что скупают его и увозят к себе на родину. Только почему они так поступают, я никак не могу понять. Иногда голова пухнет от этих мыслей, но ответа все равно нет. А когда спрашиваешь китайцев, зачем им нужен этот металлолом, они только посмеиваются, либо произносят дежурную фразу: ми не понимайт ваш вопрос.
Роман Данилович почесал за ухом. Он и сам не знал, зачем китайцам металлолом, а что касается продажи ЗИЛа, то этот вопрос решает не он лично, а его непосредственный начальник -- глава административного Южного округа Дураков Афанасий Петрович. К тому же, претенденты на покупку завода уже есть и не один. Их несколько. Друг перед другом, как петухи прыгают. Просто Афанасий Петрович выжидает, кто больше даст на лапу.
-- Я займусь этим в ближайшие же дни; переговорю с Афанасием Петровичем, подготовлю его, так сказать психологически к этому вопросу, а тебе я сейчас дам хороший совет, - произнес Роман Данилович.
-- Какой?
Роман Данилович не торопился с ответом, он философски стал тарабанить пальцами левой руки по зеленому сукну массивного стола, а правую, немного усохшую руку, как у великого человека, держал на коленях. Тимур мгновенно сообразил, что самый раз открывать черный ящик -- дипломат. Он осторожно вытащил коробку из-под конфет, перевязанную розовой лентой, и смело положил на стол.
Роман Данилович наклонил голову в знак благодарности, зная, что в коробке не конфеты, а зеленые бумажки. Ничего другого, кроме зеленых бумажек, там не могло быть. И не должно быть. Ибо если бы действительно были конфеты, Тимуру навсегда были бы закрыты двери в Южный административный округ и к нему, Роману Даниловичу, в особенности.
-- Там ровно десять штук, десять конфет в зеленой обертке, спрессованные и перевязанные, к коим с интересом отнесутся двуногие существа в любой точке земного шара, -- произнес Тимур, давая понять своему благодетелю, что десять штук равны десяти тысячам долларов. Роман Данилович слегка улыбнулся, и его рука невольно потянулась к коробке с десятью конфетами, цепко схватила эту коробку и поднесла к носу, чтоб насладиться ароматом и спрятать в ящик стола. Он не произнес ни одного слова по этому поводу, не позволил себе раскрыть коробку в присутствии посетителя, - мало ли его непосредственный начальник, Афанасий Петрович, распорядился установить подслушивающее устройство, либо где-то имеется скрытая камера, записывающая не только движения рук, но и моргание глаз, одобрительный кивок головы и радостную улыбку его толстых губ.
-- Так вот, -- пальцы левой руки снова выстукивали дробь, что означало напряженную работу мысли, -- если не получится с заводом ЗИЛ, то я советую тебе выкупить у государства один корпус гостиницы "Севастополь". Семнадцать этажей. Произведешь евроремонт и... - Роман Данилович набрал воздуха в легкие и выдул струю воздуха вместе с завистью, которая его нещадно мучила. - Правда, это другой округ, но я отлично знаю господина Подь - Подько, помощника самого Раскорякина, главы ЮЗАО, то есть Юго-Западного административного округа, на территории которого находится гостиница "Севастополь". Я созвонюсь с Том Ивановичем, либо мы в баньке встретимся. Хочешь с нами попариться? Девочки там -- во! Пальчики оближешь. Одна другой лучше. Все не старше двадцати лет. Даже я, у кого шестой десяток за плечами, прихожу в такое возбуждение, что эти малышки, глядя на меня, готового к бою, без конца рукоплещут, и каждая норовит утащить меня, именно меня, а не кого-то другого на ложе нескончаемой умопомрачительной любви. Я дольше всех мусолю милашку, а она визжит подо мной, как юная избалованная хрюшка во время щекотки. Молодой только взберется, проникнет в глубины и готов, а я, я очень вынослив, ты понимаешь, - вынослив: я и тебя перещеголяю. Ох мать моя честная, ты родила на свет настоящего мужчину. - Роман Данилович почесал подбородок, расхохотался и вдруг, как по команде, принял серьезный, сугубо рабочий вид, вид слуги народа. - Там будет и Том Иванович Подь-Подько. Но учти, затрагивать эту тему в сауне не следует, а вот познакомиться стоит. Я тебя отрекомендую. И моя рекомендация, ох как много значит. С тебя еще одна коробка конфет, такая же, с таким же рисунком, но может быть и потяжелее по весу. Договорились? И...чуть не забыл. И я и Том Иванович хотели бы стать совладельцами гостиницы, которую ты выкупишь. Ну, ты не подумай: ты выкупил, а мы ее захватили, нет, ты и останешься хозяином, а мы получим жалкие проценты имущества. Скажем, я правда, не готов сейчас назвать свою долю и долю Том Ивановича, а еще Раскорякин, глава района...
-- Спасибо, Роман Данилович, кавказское спасибо. Правда, я не знаю, во сколько обойдется этот корпус в семнадцать этажей. Но все равно надо что-то делать. Откажусь от покупки дома в Риме, объявлю о продаже дома в Париже, донага раздену своих многочисленных родственников на Кавказе и, в конце-то концов, соберу требуемую сумму.
-- Ладно: я вижу ты серьезно хочешь взяться за дело, придется выложить карты, так сказать...Он этот корпус стоит порядка двести миллионов долларов, а мы его выкупим за двести тысяч, понял? Но, я должен иметь долю, ну, скажем, одну пятую часть, поскольку Том Иванович тоже что-то себе оттяпает, да и сам господин Раскорякин не менее одной третьи отберет, оформив это на какую-нибудь дальнюю родственницу.
-- Я вижу: ртов будь здоров, а что мне останется? -- не стесняясь великого человека, спросил Тимур.
-- Половина точно останется, -- сказал Роман Данилович. -- Ты знаешь, а я хотел бы быть на твоем месте. Ить если подсчитать, прикинуть умом, а не тем местом, на котором мы с тобой сидим, то затраты окупятся за два дня, а дальше зеленые бумажки потекут рекой. Так-то. Только ты, когда станешь сказочно богат, как наш Гусинский или Березовский, не задирай нос кверху. Русские этого не любят. А я русский и мой босс Афанасий Петрович тоже русский мужик: мы в Москворецком районе возглавляли районную партийную организацию при Горбачеве. Он был первым, а я третьим секретарем райкома по идеологии. Как видишь, мы из мягких кресел пересели в еще более мягкие кресла. Мы с господином Раскорякиным тоже будем иметь собственность где-нибудь на Кипре.
Роман Данилович поднес усохшую правую руку к виску и после короткого, едва заметного массажа, встал с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Тимур, понимая, что сидеть больше не имеет смысла, тоже поставил свое туловище на короткие ножки.
-- Ага, чуть не забыл совсем, е...его мать, банька-то когда? пойду, попарюсь, а почему бы нет? - произнес Тимур, весело улыбаясь.
-- В пятницу, в пятницу, а когда же еще. Позвони мне по прямому проводу, короче по мобильному телефону для уточнения; и смотри, чтоб копченый угорь был. Страх, как я люблю эту рыбу.
В пятницу Тимуру нагрузили полную машину всякого добра, в том числе и десять килограммов копченого угря, целую сумку черной икры и всевозможных других деликатесов, а также ящики с водкой, коньяком, пивом и шампанским. Машина "Ауди" заметно просела, но Тимур посадил к себе еще двух помощников, в задачу которых входило выгрузить все это добро у гостиницы "Россия" и спустить в подвальное помещение, где располагалась самая шикарная сауна.
Эта сауна работала каждую ночь и тут поправляли свое здоровье самые выдающиеся сыны столицы России в зависимости от занимаемой должности: по понедельникам тут дышали сухим паром вместе с девочками чиновники низшего звена, по вторникам оздоровлялись чиновники следующий ступени и так вплоть до субботы. Пятница, как считал Роман Данилович, отводилась людям наиболее высокого ранга. И представительницы прекрасного пола были наиболее изыскано одеты...то бишь без одежды, и внешне красивы. В пятницу оздоровлялась московская чиновничья элита, исключая работников столичной мэрии и глав административных округов.
Заведующая сауной Елена Акимовна вытаращила глаза на Тимура и его двух помощников, притащивших тяжелые сумки, и стала крутить носом. Ей не понравилось то, что какие-то кавказцы привезли с собой провиант и спиртные напитки. Зачем все это, если на втором этаже шикарный ресторан, и там можно заказать все, кроме дедушки и бабушки, заплатив несколько дороже, а поскольку она сама принимала этот заказ, а потом доставляла его в подвал на лифте конечно, она не была и не могла быть обижена. А что? у этих чинуш денег -- куры не клюют.
Но тут незнакомый мужчина невысокого поста с черными волосами, черными глазами вытащил пачку долларов, пристально посмотрел на Елену Акимовну и, наградив ее многообещающей кавказской улыбкой, спросил:
-- Сколько?
-- Одну тысячу баксов, -- четко произнесла Елена Акимовна.
-- Возьмите полторы.
-- Благодарю. Пожалуйста, туда вниз, там налево, потом направо, прямо и снова налево.
-- Это что, катакомбы что ли? Кто это все разберет?
-- Подождите минутку. Томочка, проводи этих господ, грузинских князей, покажи им наши хоромы, а потом возвращайся, надо встречать и провожать остальных наших гостей.
Молодая девушка тут же взяла Тимура за руку и повела вниз, как мать маленького ребенка.
-- Вы, должно быть, впервые здесь, -- сказала она, приятно улыбаясь и сдавливая его руку. Ее живые и выразительные глаза все время заглядывали в глаза Тимура, черные, жгучие, кавказские глаза, которые так нравятся русским девушкам, что они часто, не задумываясь над тем, что будет потом, мимо воли идут на самый близкий контакт с обладателем этих волшебных кавказских глаз.
-- Я помощник короля Марокко, -- соврал Тимур. -- Я хочу, чтоб вы были при мне и выполняли все, что я потребую. Передайте это своей начальнице.
-- Го-го-го, это так мило с вашей стороны, король Марокко, но боюсь, что это невозможно, -- защебетала Томочка, -- вот если бы вы выслали мне приглашение, я с удовольствием провела бы отпуск в Марокко. Сколько у вас там жен и откуда вы так хорошо знаете русский язык?
-- Я учился в университете имени Патриса Лумумбы. Приглашение я вам вышлю потом, но мы должны убедиться в том, что мы подходим друг другу.
-- Если только в конце рабочей смены. Я вас найду. Побудьте вот здесь, а я должна вернуться наверх, -- сказала Томочка, отпуская руку Тимура. - А пока вам предстоят несказанные наслаждения здесь, вон в тех комнатах, только не всю энергию расходуйте, оставьте и на меня хоть что-то, король Марокко. Я не хуже тех амазонок, что обитают в этих катакомбах, уверяю вас.
Тимур низко наклонил голову, а потом присел на кончик большого дивана, обтянутого черной кожей в освещении зеленых фонарей, издающих мягкий успокаивающий свет, но не разрушающий полумрак, где так хорошо чувствуешь себя вдвоем с какой-нибудь амазонкой.
Вскоре показалась целая толпа высоких, стройных хохотушек, довольно изысканно одетых, которые прошли дальше мимо Тимура, даже не взглянув на него. Тимур аж вспыхнул от такого высокомерия тех, кто прибыл сюда, чтоб весь вечер услаждать мужскую половину.
Но вот, буквально через минуту показался и Роман Данилович с каким-то незнакомым мужчиной невысокого роста, но крепкого телосложения, с довольно моложавым лицом и родинкой на правой щеке. Тимур встал, наклонил голову и протянул руку, однако подслеповатый Роман Данилович вместе с незнакомцем прошагали мимо, даже не взглянув на него.
Вслед за Романом Даниловичем в коридоре показались еще несколько мужчин, один из которых к удивлению Тимура кивнул ему головой, а затем и протянул руку.
-- Вадим Петухов, депутат, -- представился он. -- Экая скверная сегодня погода, только в бане и сидеть. Пойдем, что ли?
Тимур с радостью присоединился и вместе с депутатом вошел в раздевалку. У женщин была другая, своя раздевалка, поэтому мужчины освободились от пут одежды, не торопясь, и как бы стали похожи друг на друга, отличаясь только ростом и размером живота. По животам можно было судить об обладателях этих мешков, расположенных ниже подбородка. У Тимура не было никакой торбы впереди, он выглядел не только плоскогрудым, но и плоскобрюхим. И потому он думал, что среди этих тузов с огромными курдюками он самый маленький человек и на него мало кто обратит внимание.
Все освободились от одежды полностью и направились в столовую, где уже спешно накрывались столы. Две официантки совершенно не обращали внимания на голых мужчин, они молча делали свое дело, а когда все было доведено до конца, в один голос произнесли:
-- Приятного вам вечера, господа.
2.
Тимур с трудом узнал Романа Даниловича в обществе бородатых, подслеповатых, толстобрюхих, с двумя тремя подбородками совершенно обнаженных мужчин, одинаково важных, одинаково темпераментных, но разно амбициозных обитателей подземного притона, называемого сауной. Он долго присматривался к двум старичкам, сидевшим в самом углу на небольшой скамейке, почти что в обнимку. "Неужели это он? Гм, развалина. Да кто на тебя позарится? кто из этих красавиц, что щебечут, как сороки в другой комнате, даст тебе погладить морщинистой дрожащий рукой свою тугую грудь? или кто из них примет тебя в свое лоно, пусть давно лишенное невинности? Подойду, однако, поближе, и ты поднимешь свою харю, и наши глаза встретятся, а то ишь прошел мимо, не сказал ни слова".
Тимур уверенной походкой направился к Роману Даниловичу, что-то кому-то живо доказывающему, грозящему кулаком и размахивающему руками. И когда он подошел к Роману Даниловичу так близко, что коснулся его колена, Роман Данилович, перевел свой взор, полный презрения и возмущения, - кто это осмелился нарушить его покой, как вдруг вспомнил, что перед ним тот самый кавказец. Тот, который собирается выкупить один из корпусов гостиницы "Севастополь". А то и завод ЗИЛ целиком.
-- А, так это ты, голубчик? А я все рыскаю глазами и не могу тебя нигде увидеть. Уж очки собирался напялить на переносицу, да Том Иванович не разрешил. Присаживайся, голубчик Тимоша: мы как раз с Том Ивановичем обсуждаем этот вопрос. И находим взаимопонимание. Особенно в части соучредителей. Мне бы тоже не мешало отхватить хоть два процента, ну хоть один про?цент, да Том Иванович опасается за мой имидж: ведь районы-то у нас разные, а вдруг этот Ейцин уйдет на покой, а ему на смену придет новенький с гаечным ключом и начнет заворачивать гайки, да так, что резьба не выдержит?
-- Нет, нет, -- запротестовал Том Иванович, -- мы ограничимся в масштабах одного района. Как бы я ни любил вас, дорогой Роман Данилович, но позволить такое просто непозволительно. Это слишком щекотливый вопрос, он, можно сказать, государственный вопрос. Государству нужны капиталы и оно решило некоторые объекты передать отдельным гражданам на взаимовыгодных условиях. Я могу только согласиться на предварительный звонок, скажем завтра вечером, я буду на даче, и мы можем встретиться на Минском шоссе, 26--й километр и там начать переговоры. Позвольте вашу визитку.
-- У меня, к сожалению, нет с собой визитки, -- произнес Тимур, хитро поглядывая на солидного человека с массивным животом, опирающимся нижней своей частью на колени.
-- Тогда, как быть, Роман Данилович? я тебе и только тебе доверяю полностью и окончательно, как скажешь, пусть так оно и будет.
-- Отдай ему свою визитку с номер своего мобильного телефона, и дело с концом, -- сказал Роман Данилович.
Тимур получил карточку и побежал в раздевалку, чтоб спрятать ее в карман пиджака. Когда он открыл дверь, амазонки чуть не свалили его с ног. Одна из них с нарочитой улыбкой преградила ему путь, чмокнула его в губы, и ручкой, такой мягкой и такой нежной пощекотала ниже пупка, затем расхохоталась и только потом вошла в столовую, где не смолкали мужские аплодисменты.
Тимур сплюнул и, войдя в раздевалку, прилип к визитной карточке, на которой золотым теснением было написано: "Правительство Москвы. Юго--Западный административный округ. Подь-Подько Том Иванович, помощник главы администрации ЮЗАО. т. 128--88--77".
Тимур бережно спрятал визитку во внутренний карман, затянул его молнией и вернулся в столовую, где застал весьма пикантную романтическую картину, от которой однако не испытал никакого восторга. Молодые девицы, уже розовые от вина, как спелые помидоры, сидели на коленях своих кавалеров и гладили бархатными ручками по огромным животам, а чиновники от тридцати до шестидесяти, лихорадочно массировали девушкам интимные места, пытаясь жирными губами ухватить сосок груди, как это делают маленькие дети. Кажется, все девушки были при деле, и Тимур понял, что ему здесь делать больше нечего.
Но уйти, не поставив в известность Романа Даниловича, он не мог и потому стал напрягать зрение, чтобы отыскать его в объятиях красотки, в полулежащем виде совершенно немощного, безвольного, способного только мычать. Так оно, в сущности, и случилось: Роман Данилович, как никогда хотел принять готовность номер один, и когда партнерша гладила его по животу, закрывал глаза и мурлыкал от необычного ощущения.
Тимур подкрался к нему и ухватился за плечо, но Роман Данилович, думая, что это рука партнерши, которая тормошит его, чтобы он проснулся и увел ее в другую комнату, комнату любви, не открывая глаз, пробормотал:
-- Позже?, позже?...
-- Это ваш товарищ, -- сказал ему девушка на ухо.
-- Тимур, -- подсказал Тимур, что стоял рядом и улыбался.
-- Кто бы ты ни был -- изыдь, долой с моих глаз, -- проворчал Роман Данилович и принялся лизать коленку своей партнерши. Тимур постоял еще некоторое время, пытаясь найти Том Ивановича, но ему снова не повезло: Том Иванович, находясь в полной боевой готовности, схватил на руки свою партнершу, ту самую с голубыми глазами, и направился в комнату любви. Девушка с блаженной улыбкой на лице дважды успела моргнуть Тимуру и стала болтать ножками, как бы пытаясь высвободиться из цепких рук великого человека принявшего готовность номер один.
"Дела не будет, -- подумал Тимур, -- все пребывают в другом мире и это очень даже хорошо. Если бы можно в этих условиях заключить сделку на покупку второго корпуса гостиницы, он бы мне достался за копейки. И Роман Данилович и Том Иванович сейчас мягче разогретого воска: они не только гостиницу продадут, они Родину продадут и возьмут недорого. Что ж! придется заняться этим в другой раз".
Тимур, медленно ступая, вышел из столовой и направился в раздевалку. По пути в раздевалку он успел выкурить сигарету, прогуляться по коридору, потратив на все это минут десять, а может и все пятнадцать, и только потом открыл дверь раздевалки.
Едва он успел надеть нижнее белье, как в раздевалку ворвалась та самая вертлявая, голубоглазая девчонка, которую уносил Том Иванович, и тут же повисла у него на шее.
-- Ты куда? -- спросила она. -- Останься, мы поладим. Этот осел ни на что не годен. Он может только раздразнить женщину. А я...вся горю. Я твоего дружка так обработаю и верхними и нижними губами, что ты верещать будешь от удовольствия, отдай мне его, отдай добровольно, не то ухвачусь и оторву.
-- Я не приемлю коллективный секс: я южанин, -- объяснил Тимур.
-- Я пойду, приму душ, вымоюсь с мылом и вытрусь чистым полотенцем и явлюсь чистой как стеклышко, только ты не уходи.
-- Хорошо, иди, я подожду.
Девушка направилась принимать душ, а Тимур в это время оделся и вышел на улицу. Его машина стояла рядом, а шофер, откинув сиденье, дремал, прислонив голову к боковому стеклу.
В субботу и воскресение Тимур в кругу своих близких родственников, прикидывал, сколько же прибыли он получит в месяц, если выкупит гостиничный корпус с первого по семнадцатый этаж в течение месяца. Если в течение суток всего один этаж, который он снимал за наличный расчет, стоил пять тысяч долларов, то выходило что за месяц он выручит два миллиона пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Москворецкий рынок приносил прибыли в двадцать раз меньше.
Когда Артур, старший брат Тимура, а именно он занимался подсчетом прибыли в месяц, огласил эту фантастическую сумму, все схватились за голову.
-- Надо бросать эту бандитскую группировку. Ты, дядя Тэймур, откажись от руководства ею, -- зачем она тебе теперь нужна, пусть они грызутся там, режут друг друга, стреляют друг другу в спину, нам до них дэла нэ будэт. Ми будэм заниматься крупным бизнесом и начнем всех посылать на х.
-- Ти молчи, сопля, -- произнес Артур покровительственно. -- Ми с Тэймур сначала усо закупим, узаконим, а потом будэм смотреть: пойдет прибыль, как ми рассчитываем -- бросим этот рынок, как бросили Пицунда ради Москвы, нэ пойдет прибыль -- будэм расширять влияний на рынок. Как думает мой мудрый брат Тэймур?
-- Приблизительно я думаю так же, как думаешь ты, Артур. Завтра я звоню Подь - Подько, он мне назначает встречу где-нибудь в лесу, а возможно и у себя в кабинете, тогда и начнутся переговоры один на один. Если он запросит два-три миллиона долларов, я не найду таких денег.
-- Ми продать дома на Пицунда, -- предложил Гиви, отец Тимура, который до сих пор молчал.
-- Не дома, а квартиры, -- поправил сын.
-- А, какой разница? -- сказал отец, несколько недовольным голосом: на Кавказе не принято, чтобы сын возражал отцу, даже если отец неправ на все сто.
-- Разница в том, -- не уступал Тимур отцу, -- что за одну трехкомнатную квартиру в Пицунде можно получить не больше четырех тысяч долларов, а это все равно, что ничего. Я эти четыре тысячи соберу на рынке за пять минут.
-- Продай дом на Испания, -- предложил отец.
-- И на Франция, -- подсказал старший брат Артур.
-- Возможно, придется так и сделать, -- согласился Тимур. -- Хотя можно поступить и по-другому. Есть хороший парень Борис Громов: у Бориса можно взять миллион долларов взаймы.
-- А потом его чик-чик, -- добавил племянник Заур.
-- Я на это не пойду, -- возразил Тимур, -- не все измеряется деньгами. А ты, племянничек не воспитывай в себе кровожадную крысу, потому что сам можешь попасть акуле в зубы.
-- Все! Хватит. Моя запрещает вам начинать раздоры. Лучше, скажи Теймур, есть ли тут хоть один ресторан, где готовят кавказские блюда? -- спросил Гиви, отец Тимура. -- Моя предлагает поужинать всей нашей семье и как следует выпить за будущую покупку гостиница. Толко пригласи всех наших. Ми не только выпьем, но и помолимся за счастливый исход дэла.
-- Заур, иди всех собери. Сколько там нашего брата?
-- Сорок пять человек, -- ответил Заур.
Тимур позвонил директору ресторана на седьмом этаже и заказал обед с ужином на сорок пять человек.
-- Мы -- кавказцы, -- сказал Тимур, -- смотри, чтоб были одни грузинские и абхазские блюда.
Кавказцы веселый народ, они пьют умеренно, едят много, веселятся долго. От их танцев и песен несет горами, буйством и удалью, а что касается культуры, то далеко не все блещут в этом вопросе. В не столь отдаленные времена, когда их земляк Джугашвили был великим сыном русского народа, горцы впитали в себя некое превосходство над русскими, и это превосходство передалось не только детям, но и внукам.
Если Тимур был русским абхазцем, то его племянник Заур был грузинским абхазцем и к русским относился несколько пренебрежительно, свысока.
Когда в ресторане начались дикие пляски родственников Тимура, Заур подходил к столам, за которыми сидели русские парни и девушки, и беспардонно предлагал:
-- Идите, смотрите, ви такое у себя не увидите, у вас у русских ноги кривые, ви можете только водку пить.
Тимур пил мало. Он наблюдал, как ведут себя его близкие люди, среди которых он вырос, но долгое время жил среди русских и немного отвык от своих.
-- Пусть попляшут, лучше работать будут, -- сказал себе Тимур.
Мужчин было много, а вот женщины ни одной: на Кавказе женщина отличается тем, что она создана только для того, чтобы рожать и воспитывать детей, а остальное не ее дело.
3.
Встреча Тимура с Том Ивановичем состоялась в среду на следующей неделе не на 26-м километре Минского шоссе, а в бывшем райкоме партии на Севастопольском проспекте, где ныне разместился Юго-западный административный округ. Если быть справедливым, то надо отметить, что раньше в это здание мог пройти практически любой житель столицы, не предъявляя никакого удостоверения личности. Редко в какие дни перед зданием в четыре этажа, в котором размещался и райком партии и исполком, дежурил работник милиции.
Теперь же, после победы бархатной революции, демократическое правительство отгородилось от народа узкой проходной в правом крыле, закрыв парадный вход на вечные времена. Теперь простому гражданину, желающему попасть в какой-нибудь отдел, бесполезно было предъявлять не только паспорт, но и все свои бывшие правительственные награды дежурному милиционеру, сидящему в специальной будке и заблокировавшему вертушку, чтоб не подняться на второй этаж.
Почему оградились так называемые демократы от собственного народа, как коммунисты от всего цивилизованного мира колючей проволокой, на этот вопрос никто ответить не может. Но это еще не все. Так называемым демократам, вчерашним коммунистам, перекрасившимся в истинных слуг народа, можно задать еще один вопрос: почему вы, господа демократы, продаете общенародную собственность, не принадлежащую вам? Карманы у вас трещат по всем швам. А чтобы зеленые бумажки не падали мимо уже набитых карманов, вы переводите миллионные суммы за границу, покупаете там шикарные коттеджи и даже маленькие острова? Почему вы выкачиваете миллионы тонн нефти и газа из недр земли русской, продаете это добро за границу и держите, вырученные деньги там же за границей, объясняя это неким запасом на черный день, а народ при этом, остается в нищете? И этим грешат все. Даже вождь Российской компартии Зюгаганов.
Болезнь незаконной наживы поразила буквально всех, начиная от заведующего баней и кончая руководителем государства. Вы погубите страну, господа, очнитесь! Обратитесь к словарю и прочитайте, что такое совесть, ибо вами это слово давно забыто.
Тимур подъехал к окружной управе и выскочил, одетый в новый костюм с иголочки, открыл входную дверь и, глядя на указатель, принял вправо. Там будка и вертушка, а в будке милиционер, смотрел через стекло стеклянными глазами и ничего не сказал посетителю. Тимур попытался отодвинуть крыло вертушки, но вертушка стояла прочно, как бетонный столб.
-- Ну, ты, харя, что не видишь, что человек идет? Пропусти, я к Подь - Подько.
-- Не велено, -- буркнул дежурный и сомкнул веки глаз.
Тимур вытащил свой мобильный телефон и набрал 128--88--77.
-- Я у телефона, чо надо? -- раздался бас Тома Ивановича.
-- Это Тимур. Меня не пускают к вам в кабинет.
-- Я сейчас спущусь, -- сказал Том Иванович.
Тимур вернулся в фойе и начал маршировать из угла в угол. Том Иванович не появлялся. Через пятнадцать минут Тимур позвонил снова.
-- Еще пять минут. Ждите, никуда не уходите, -- сказал Том Иванович.
Наконец, он спустился, взял Тимура под руку и увел его в противоположную сторону, набрал код, дверь открылась, и они поднялись на второй этаж, и зашли в столовую закрытого типа.
-- Нам только по бокалу пива, -- сказал он девушке, которая тут же подошла к ним. -- А мы сядем сюда подальше: здесь нет подслушивающих устройств и в спокойной обстановке можно обсудить наболевшие вопросы.
Том Иванович извлек пачку сигарет, прикурил от зажигалки и глотнул из бокала свежего пива. У него был самодовольный вид, как у полководца, выигравшего трудную битву. Это самодовольство не сходило с его лица в течение рабочего дня, разве что его непосредственный начальник Раскорякин стучал кулаком по столу в его присутствии и этот стук застревал в руках от плеч до кистей, вытянутых вдоль швов брюк. Тогда Том Иванович застывал в виде вопросительного знака и произносил одни и те же фразы: слушаюсь, господин..., или: так точно, господин...Раскорякин.
-- Сейчас в это историческое время для России, когда государственная, а точнее выражаясь, ничейная собственность переходит из состояния ничейной в хорошие частные руки, -- начал Том Иванович витиевато, -- только дураки могут остаться ни с чем. Я иногда искренне сожалею, что нахожусь на службе, служу так сказать народу, а не занимаюсь бизнесом, иначе я сам выкупил бы эту гостиницу и не один корпус, а целиком весь гостиничный комплекс, и жил бы как король. Ведь гостиница будет приносить миллионные доходы. Сиди себе, подсчитывай прибыть и отсылай в швейцарские банки. Да, да, именно в швейцарские банки, потому что товарищ Зюгаганов спит и видит себя в должности нового секретаря ЦК КПСС. А кто знает, куда ветер подует. Я тоже вчерашний коммунист и не рядовой, кстати, но твердо уверен в том, что Зюгаганов не простит мне то, что я работаю в структурах новой демократической власти. А посему...только швейцарский банк. -- Том Иванович потушил сигарету о крышку стола, а окурок бросил к ногам и снова глотнул пива уже со второго бокала и продолжил: -- Значит так, ну, я малость, отвлекся. Итак, вас рекомендовал мой коллега Роман Данилович, мой кореш, с которым мы -- не разлей вода. Иногда мы даже пользуем одну бабу на двоих, и я совершенно не брезгую, представляете? Итак, как вас зовут?
-- Тимур.
-- Итак, Тимур, гы--гы--гы, Тимур и его команда. Знаешь, давай на "ты". Итак, Тимур, какой суммой ты располагаешь в данное время? Начнем с этого. Претендентов на гостиницу много, но у них у всех карманы тощие, вот в чем беда. Ты-то как? Сколько ты мог бы выложить? Учти, что от толщи твоего кармана, так сказать его наполняемости, его веса зависит, будешь ли ты хозяином гостиницы "Севастополь"? Ты все корпуса хочешь выкупить, или только один? Один корпус это проще, это легче. Видишь ли, мой верховный главнокомандующий, тоже, так сказать ищет способ приобрести один из корпусов, да и я, грешный, прицеливаюсь.
У Тимура не было два высших образования, как у Тома Ивановича, но Тимур оказался чертовски сообразителен, он сразу уловил ситуацию. Сюда он шел с мыслью, что надо будет выложить как минимум четыре миллиона долларов за этот корпус, но последнее, краткое, с оттенком витиеватости, предложение Тома Ивановича о том, что у всех предыдущих покупателей в карманах ветер гуляет, мгновенно шепнуло ему на ухо: достаточно будет и сорока тысяч.
-- Я могу, если выгребу все свои карманы и карманы моих родственников выложить тридцать пять, в крайнем случае, сорок тысяч долларов за этот корпус. Кстати: один этаж я уже выкупил. Но я имел дело с другим человеком. Геннадий, Геннадий Петрович, кажется.
-- Да, знаю. Этот Геннадий Петрович уже в Америке. Он продал швейную фабрику и одно грандиозное здание прямо здесь, на Севастопольском проспекте, что по соседству с нами. Оно еще не достроено, сейчас там работают люди, завершают так сказать недоделки бывшего государственного строительства. Ну, нельзя же быть такой свиней: нахапал, ни с кем не поделился и драпанул. Я, так человек более скромный, всегда делюсь. Всем надо жить, верно? все мы люди, все мы человеки.
Том Иванович приблизился к собеседнику так, что его нос почти касался носа Тимура и шепотом произнес:
-- Сорок тысяч долларов...наличными, четыре упаковки по десятке каждая и еще четыре тысячи отдельно, это то, что пойдет в казну государства, плюс соучастие, доля так сказать каждого собственника гостиницы, и процедура купли-продажи будет оформлена в течение двух недель.
-- Если моя доля составит две трети, то я согласен, -- сказал Тимур.
-- Две третьих не получится, а вот шестьдесят процентов может выйти, ведь ты пойми: двадцать процентов пойдет Раскорякину, главе округа, ну, может, не ему, а его племяннице; десять процентов Попикову из городского управления гостиниц, а десять процентов человеку, который берется все это оформить в кратчайшие сроки. Этот человек ночами спать не будет, думая, как сделать так, чтоб и овцы целы и волки сыты; он вот, перед тобой сидит, время тратит, а там возле его кабинета целая очередь бизнесменов, таких же, как ты, жаждущих поднять то, что прямо скажем, плохо лежит, благодаря бархатной революции.
Тимур откинул голову назад, почесал затылок, а затем прилип к бокалу с пивом и сделал вид, что у него дрожат руки. Том Иванович внимательно наблюдал за поведением своего клиента и уже стал переживать, что тот откажется от сделки, чем нарушит его грандиозные планы, и он не дотянет до своего предшественника Попикова, как Тимур почти выдавил из себя:
-- Согласен.
Он не мог сказать иначе, ведь Роман Данилович ориентировал его на двести тысяч долларов и ни цента меньше, а тут сорок тысяч, да это же просто даром.
-- Ну вот, ну вот, хорошо иметь дело с состоятельным человеком, скромным, вежливым, таким, как ты. Ты кто, араб? кожа смуглая, волос черный до блеска, и хорошо говоришь по-русски, видать в Москве родился, а отец, небось, король Марокко.
-- Да нет, -- сказал Тимур, широко улыбаясь и демонстрируя при этом свои белые, как у негра зубы. -- Я из Грузии, вернее из Абхазии и по национальности я -- абхаз.
-- А какую должность ты занимаешь здесь? вернее, где служишь, у тебя, небось, свой банк.
-- Я -- руковожу ОПГ, -- сказал Тимур и засмеялся.
-- ОПГ?! Это организованная преступная группировка, так кажется?
-- Так.
-- Ну, там тоже есть хорошие ребята. Вот, например, Михась, руководитель Солнцевской преступной группировки. Это же личность. С нами он, правда, не общается, берет повыше: Лужков там, Ельцин, члены правительства -- вот его круг общения.
Том Иванович изменился в лице, не стал проявлять торопливость, перестал посматривать на часы, намекая, что у него как у государственного человека дефицит времени и заказал еще...шесть бокалов пива.
-- А мне говорил Роман Данилович о тебе так: солидный, весомый человек, человек слова и деловой, с ним можно иметь любое дело не подведет, не продаст.
-- Так оно и есть, -- подтвердил Тимур.
Вскоре раздался звонок по мобильному. Том Иванович нехотя нажал кнопку и произнес "алло".
-- Нет, не могу, занят. У меня важная встреча. Может быть завтра. Это вы по поводу гостиницы? Уже занято, все! Было, да сплыло. Не звоните больше по этому вопросу. -- Том Иванович чуть не швырнул трубку со злости. -- Я ему, дураку, предлагал в рассрочку за пятьдесят тысяч долларов, а он мог наскрести всего двадцать. А что такое двадцать тысяч? С гулькин нос. Если раскинуть на всю братву -- получится пшик. А ты, дорогой, готовь документы: заявление, копию паспорта, выписку из места жительства.
-- Я прописан в Пицунде, -- сказал Тимур.
-- Как?!
-- А вот так.
-- Зайди к начальнику паспортного стола, договорись с ним, он тебе не только паспорт выдаст, но и сделает тебя гражданином России, -- посоветовал Том Иванович.
-- Позвони ему, Том Иванович, ты же великий человек, все можешь, -- сказал Тимур.
-- Хорошо. Знаешь, будь завтра у него в 18 ноль-ноль. Адрес: Большая Черемушкинская, 62. Я позвоню ему сегодня же. Когда все будет готово, -- дай знать.
-- Благодарю за встречу, -- сказал Тимур, поднимаясь.
-- И я благодарю, -- сказал Том Иванович, пожимая руку Тимуру.
4.
Натали Роскишенцева родилась и выросла в Крыму, подаренного когда-то Хрущевым Украине, и таким образом, стала гражданкой этой страны, не придав этому решительно никакого значения: она свободно ездила в Москву и возвращалась обратно в Крым, к матери, имея на руках украинский паспорт. В свои семнадцать лет, она уже стояла на Тверской, центральной улице Москвы, демонстрируя свою великолепную фигуру и такую же восхитительно обворожительную улыбку. Не каждому клиенту она давала добро, зная себе цену. Возраст клиента, его внешность и тугой кошелек -- вот визитная карточка для Натали, в отличие от остальных, стоявших рядом и готовых на все за двадцать долларов.
Натали брала не меньше сотни за вечер. Клиенты были ею чрезвычайно довольны и часто просили адрес. Но адрес она не давала никому: у нее не было этого адреса.
Когда в кармане оказалось около двух тысяч долларов, она вернулась в Крым, накупив всякого добра, среди коего была не только одежда, но и продукты. Это была вторая половина августа: не так жарко, но еще довольно хорошо поваляться на пляже в Алупке, недалеко от великолепного дворца русского князя Воронцова.
Как-то, в одно из воскресений, уже на закате солнца, она лежала на спине без лифчика и углубилась в чтение стихов Байрона, всемирно почитаемого поэта-романтика, непревзойденного лирика, великолепно разбиравшегося в сложных хитросплетениях любви.
Отдыхающие, мужчины и женщины, проходили мимо, некоторые из представителей сильного пола, явно громко вздыхали, но никто не решался присесть и спросить: девушка, что вы читаете?
И вдруг двое мужчин уселись по обе стороны, и только потом один из них извинился и тут же представился: Ефим Андреевич.
Натали свернула томик Байрона, поправила полотенце, чтоб полностью закрыть грудь без лифчика и уставилась на Ефима Андреевича.
-- Вы, должно быть, москвичи, -- сказала она, глядя на Ефима с укором.
-- Почему вы так решили? На лбу-то у нас не написано, откуда и кто мы.
-- Потому что только москвичи такие нахалы, как вы. Просто сесть рядом к незнакомой девушке могут только москвичи. Эта наглость от самоуверенности: вам кажется, что вам все можно. Никто вам ни в чем не откажет. А я..., мне просто неохота знакомиться с вами, -- произнесла приговор Натали.
-- Девушка, вы не знаете, кто с вами рядом уселся, ибо если бы вы знали, вы вели бы себя совсем иначе, -- сказал мужчина, что уселся справа от Натали?.
-- Что ж, может быть, но все же...
-- Давайте разрешим эту проблему следующим образом. Я приношу извинения, что мы помешали вам, мы сейчас уходим, но если вы не возражаете, завтра от трех до четырех дня, мы могли бы здесь встретиться и пообщаться. Вы согласны? Том Иванович, пойдем, пусть девушка отдыхает.
-- Я тоже иду, -- вдруг сказала Натали, -- вы только отвернитесь, я экипируюсь.
Натали поднялась во весь свой рост и еще больше поразила воображение Ефима Андреевича, который краешком глаза проглотил ее стройную обнаженную фигуру, отчего в груди дико начало колотиться сердце.
Вечер они провели в ресторане, а ночь в номере гостиницы Ефима Андреевича. Натали была так хороша в постели, что Ефим Андреевич потерял ориентацию: он забыл, кто он, где находится и что у него в Москве жена и двое детей, один из которых уже на втором курсе института.
Натали перебралась в Москву, получила новый паспорт и российское гражданство, а также шикарную однокомнатную квартиру в доме улучшенной планировки, отстроенном еще летом одной турецкой фирмой.
Шикарная квартира была с шикарной мебелью, а дорогостоящую посуду ей подарил Том Иванович ко дню ее рождения, 25 ноября, когда Натали исполнилось девятнадцать лет. Как верная и любящая дочь, она хотела вызвать к себе мать из Крыма, но Ефим Андреевич не одобрил ее намерение, и просил отложить это решение, по крайней мере, на один год. И Натали? согласилась. Ибо не согласиться было бы глупо. Могущественный Ефим Андреевич приходил к ней каждый вечер и вел себя как молодой мужчина, словно ему было не пятьдесят четыре, а только тридцать четыре года.
-- Я ожил, я стал совсем другим, -- твердил он ей, уронив седую голову на роскошную грудь, -- и все это благодаря тебе. Твоя сила, твоя молодость переходит ко мне, стоит только прикоснуться к твоему прекрасному молодому телу, как я сам становлюсь молодым и не знаю, откуда берется эта мужская энергия, в результате которой мы можем произвести до шести сеансов любви за непродолжительное время нашего свидания. Мне кажется, я тебя замучил своей ненасытностью. И если так будет всегда, я брошу семью, женюсь на тебе и сделаю все, чтоб ты была счастлива даже тогда, когда меня не станет. Я тебя сделаю богатой, осыплю золотом и навешаю на тебя бриллианты. Мой помощник Том Иванович продает кому-то гостиницу, кажется "Севастополь", что у метро "Каховская". Он выручит гроши, конечно, но не в этом дело. Дело в другом. Двадцать процентов активов -- твои. Даже это тебе даст возможность жить безбедно, если меня убьют.
-- Ах, ты, мой милый старичок! Да я тебя на самого Филиппа Киркорова не променяю. Он певец так себе, но мужик то, что надо: бабы от него с ума сходят, -- лепетала Натали?, обнимая и целуя его от пят до макушки. -- Я тоже с тобой счастлива. И..., и если ты уйдешь из дому, бросишь свою старуху, -- буду только рада. И детей от тебя хочу. От мужчины такого, как ты, в годах, и молодой свистушки, такой как я, родятся талантливые дети. Мне мать об этом твердила, начиная с шестнадцати лет. А что касается твоей ненасытности, то лучшим свидетельством того, что ты классный не истрепанный мужчина и быть не может. Сейчас молодые мужики через одного - импотенты. Это оттого, что они ведут дурной, распущенный образ жизни: много пьют, беспрерывно курят, употребляют наркотики и ведут беспорядочную половую жизнь с девицами сомнительного поведения. У меня был такой симпатичный мальчик, он мне очень нравился, я не стану этого скрывать, но в постели он оказался совершенно никуда не годным. Я и сама за него переживала, долго терпела, а потом бросила и окончательно забыла о нем, когда ты у меня появился, ненасытный мой, ненаглядный мой.
Натали? действительно испытывала к своему благодетелю нежные чувства, но, будучи чрезвычайно хитрой и чуточку коварной, как всякая женщина, которой невозможно верить до конца, она скрыла от Ефима то обстоятельство, что ей вовнутрь врачи поставили спираль, и она не может иметь детей, пока не посетит того же врача.
Она ценила то, что ей больше не надо было стоять в ожидании богатого клиента на "Тверской", и то, что у нее все вдруг появилось, как по мановению волшебной палочки, и благодарила Бога за то, что наградил ее красотой и хорошим характером. Многим красота приносит неудобство и даже страдания, а ей все шло на пользу. Прошел всего лишь месяц ее купания в роскоши, роскоши и любви, и Натали, смотревшаяся по сто раз на день в зеркало, поняла, что прибавила в весе и решила, что пришла пора ограничивать себя в пище и как можно больше двигаться. Она отвергла предложение возлюбленного подарить ей новенькую машину "Вольво" и заявила, что будет отправляться в Битцевский лесопарк пешком и там гулять по три-четыре часа в день.
-- Если хочешь, мой ангел, я пришлю тебе домработницу, она будет все для тебя делать, и гулять вы будете ходить на пару. Не могу же я позволить тебе расхаживать одной в лесу, мало ли, кто там еще разгуливает.
Натали??? промолчала, и это значило, что она не возражает, а потому уже на следующий день в ее квартире появилась девушка чуть старше ее по имени Оксана по фамилии Костенко. Оксана все время хохотала и чудесно расшифровала фамилию Натали.
-- Роскишенцева от украинского слова "роскишница", что в переводе на русский значит женский орган, откуда выходят дети, -- сказала Оксана и залилась хохотом.
-- А Костенко? -- спросила Натали.
-- Костенко от слова кость, тазобедренная кость, -- опять расхохоталась Оксана. Одним словом, девушки поладили и даже подружились. Натали? и в голову не могло прийти, что Оксана шпионит за ней и докладывает о каждом ее шаге Ефиму Андреевичу. Теперь, когда Ефим приходил в "гости", Оксана испарялась и приходила вновь на следующий день к десяти утра.
Вскоре Натали позвонил Подь - Подько.
-- Созвонитесь с Тимуром, запишите его телефон 318--19--90, договоритесь с ним о встрече и с паспортами приезжайте сегодня к шестнадцати часам на оформление собственности. У вас двадцать процентов одного из корпусов гостиницы "Севастополь". Ефим Андреевич машину уже выслал.
Натали вместе с Оксаной сели в бронированный Мерседес и подъехали к гостинице "Севастополь" за шесть минут. Девушки вышли полюбоваться высоким зданием в виде полу развернутой книги, одна половина которой отрезана, а Натали поднялась по ступенькам и вошла в фойе первого этажа. Здесь, окруженный своими соратниками, стоял Тимур, увешанный мобильными телефонами и, казалось, давал каждому срочное задание.
Натали, шурша широкой юбкой без рукавов, с цепочкой, украшенной бриллиантами на шее, внесла с собой так много света, помесь луны и солнца, что у Тимура, когда он ее увидел, отвисла челюсть. Он тут же отдал свои телефоны Баху и бросился к своей компаньонке навстречу.
-- Тимур, владелец гостиницы..., -- сказал он и растерялся.
-- И я владелица, -- смеясь, ответила Натали.
-- Поедем на моей машине: у меня BMW с бронированными стеклами, -- похвастался Тимур.
-- Нет, я на своей, у меня бронированный Мерседес.
-- Жаль, а то поехали бы рядом, -- сказал Тимур.
-- Раз мы компаньоны, то нам сам Бог велел быть рядом, я вам еще во как надоем. У меня очень скверный характер и я въедлива, не пытайтесь меня надуть. Дележ должен быть честный, иначе -- развод.
-- Хотел бы я быть на месте того, кому вы могли бы угрожать разводом, -- сказал Тимур.
-- Тот еще не скоро появится, -- смеясь, заявила Натали.
Каждый сел в свою машину, и каждый думал про свое. Тимур впервые стал думать, что самое прекрасное в мире это женщина, которая может обладать неземной красотой и каким-то священным, таинственным магнитом внутри, рядом с которым ты невольно становишься куском металла и липнешь к ней, как к магниту, независимо ни от чего.
"Если она действительно племянница этого Раскорякина, чтоб ему тротиловую шашку подложили под сиденье, Натали -- моя. Тамилу я отправлю в Донецк, пусть там сидит. Но если Натали просто подружка этого жлоба, тогда дело швах, как говорят немцы. Интересно, насколько он ее старше? Я, должно быть, увижу его сегодня". И действительно случилось это: бумаги подписывались и вручались в кабинете самого Раскорякина. Ефим Андреевич, поздравляя Натали, дольше обычного задержал ее ручку в своей лапищи, а она, должно быть, потеряв контроль над собой, чмокнула его в жирный подбородок под всеобщие аплодисменты.
Том Ивановичу он просто пожал руку и следующему компаньону Лобанову улыбнулся, а когда очередь дошла до Тимура, уставился на него не мигающими глазами, которые как бы говорили: смотри, а то раздавлю, как муху.
Тимур выдержал этот взгляд и взял один из экземпляров свидетельства о собственности гостиничного корпуса, свернул его в трубочку и уложил в дипломат. Он устремил взгляд на дверь, но ему приказали присесть для того, чтобы выслушать напутствие хозяина округа Раскорякина Ефима Андреевича.
5.цыц
Ася пролежала в больнице долгих два месяца, и когда ее выписали, чувствовала себя удовлетворительно. Физическая немощь постепенно уходила, а духовная травма не покидала ее ни на минуту, наоборот, усиливалась с каждым днем. Она так и не поняла, кто жил у нее внутри, почему врачи избегали разговора с ней по поводу ее родов.
В ее сознание закралась мысль о неком заговоре, особенно после того, как попыталась однажды заговорить об этом с Борисом. Борис был хмурый и какой-то злой, все отнекивался, возможно, щадил ее, или в глубине души винил и себя, но ответа на вопрос: почему врачи не могли сохранить жизнь ребенку, она так и не получила ни от врачей, ни от мужа.
"Да, я должна сделать все возможное и невозможное, чтоб у нас были дети. И они будут у меня, я еще рожу, возможно двоих, а то и троих, это нормально, ибо, что это за семья, если нет детей? Борис так богат, он может иметь хоть десять детей", успокаивала себя Ася.
В день выписки из больницы он приехал за ней на новой машине, ту, разбитую, сдал в ремонт, а себе купил новенький БМВ. Ася была легкая как перышко, куда только девалась ее упитанность, ее вес, который она с трудом носила на своих двоих.
Борис смотрел на нее и скупо улыбался: перед ним была не Ася, а худая девочка с проседью и гусиными лапками у нижних век и двумя глубокими морщинами на бледных щеках.
Впалый живот, с которого только вчера сняли швы, побаливал, как бы возражая против резких движений, а мышцы на ногах превратились в труху, так что ей пришлось опираться обеими руками на руку Бориса, когда они спускались со второго этажа.
Как только они вышли на улицу, во всех ее членах появилась дрожь, хотя на дворе стоял август и Борис был в костюме. Она не знала, куда деваться от холода, а признаться Борису так не хотелось, но все же она сказала, когда села в машину:
-- Холодно здесь что-то. Нельзя ли включить печку?
Борис нажал какую-то кнопку на передней панели, и тут же струя горячего воздуха обдала ее парным молоком, а затем стала, как бы жечь, пока не выступил пот на лбу.
Ася не желала возвращаться в свою квартиру на Таганку: она была одна и не могла бы за собой ухаживать. Но Борис даже не спрашивал ее об этом. Он подвез ее к своему дому и остановил машину у знакомого ей подъезда.
Домработница Маша приготовила диетический обед: легкий овсяный суп на курином бульоне и печень трески с яйцом сваренным вкрутую.
-- Ну, вы тут без меня обойдетесь, -- сказал Борис, едва коснувшись плеча Аси, -- а то у меня в пять часов важная деловая встреча. Я буду довольно поздно.
Ася не успела раскрыть рта, как он уже взялся за ручку входной двери и тут же вышел на лестничную площадку.
-- Кушайте, -- сказала Маша, садясь напротив. -- Вам врачи предписали диету, недели на две, а затем, когда пройдете повторные анализы, вам разрешат употреблять обычную пищу.
Ася помешала суп серебряной ложкой в тарелке, хлебнула два раза и отодвинула в сторону: он показался ей совершенно безвкусным. Яйцо, сваренное вкрутую и где-то с чайную ложку печени трески, она проглотила только ради того, чтоб Маша не приставала к ней с вопросами, вкусно это или не вкусно и почему она совсем ничего не хочет кушать.
-- Мне рекомендовано дробное питание, -- сказала она Маше, когда та устремила на нее вопросительный взгляд, и губы у нее стали шевелиться, чтобы задать традиционный вопрос: почему вы так мало кушаете. -- Маша, все очень вкусно, приготовлено добросовестно, никаких у меня претензий к тебе нет. Я просто не могу много есть. Но это временное явление.
-- Врачи рекомендовали вам диету, но не сказали конкретно какую. Если вы помните, скажите, будем ее придерживаться, нет ничего проще.
Маша стала убирать со стола, выливать суп в ведро, а печень трески и одно яйцо, которые Ася не съела - в холодильник.
-- Я потом, примерно через час доем, -- сказала Ася. -- А есть, кроме жирного и жареного, мне можно все, но не переедать. Ты можешь быть свободна до трех часов дня, а я побуду одна. Хочу почувствовать себя хозяйкой этой большой квартиры.
-- Да, да, конечно. Я съезжу на рынок, наберу продуктов, будут ли у вас заказы? что бы вам хотелось на обед?
-- Мандарины, апельсины, грейпфруты и все что имеет зеленый цвет, -- сказала Ася и улыбнулась.
Оставшись одна в квартире, она подошла к входной двери, подергала за ручку слабыми белыми пальчиками, в которых было так мало молодой крови, как и в ее теле и убедилась, что дверь заперта и запор этот надежный. "Ну вот, теперь буду делать то, что мне хочется, я одна, полная хозяйка...чужого добра. Сколько мне еще здесь быть, когда мне станут намекать на то, что не мешало бы пожить в своей квартире на Таганке, дабы там все не отсырело и не покрылось плесенью и пылью. Он не будет со мной жить, если я не смогу родить ему ребенка. Не везет моему Борису: с первой женой у него ничего не вышло, и я его вторая хоть и не законная половина тоже оказалась никудышной. В таком случае, он будет искать подругу до тех пор, пока она не родит от него наследника. И было бы глупо поступать иначе. Господи, как я хочу быть здоровой, стать матерью, ибо если этого не будет, то...".
Она подошла к зеркалу, расстегнула халат и ахнула: во весь живот, подобно жгуту зиял красноватый рубец, с которого не так давно сняли швы. И рубец этот все еще ныл, если до него дотрагиваться, если делать резкие движения и даже если спускаться вниз по каменным ступенькам.
Ася тут же застегнула халат на все пуговицы и стала разглядывать морщины на лице, под глазами и ниже подбородка. Их, этих морщин, было много, тоненьких, едва заметных у глаз и две предательские дугообразные бороздки, опоясывающие рот. Гусиные лапки у глаз можно убрать, если постараться, а вот две бороздки..., с ними придется смириться.
Она достала пинцет и стала выдергивать посеревшие, еще не белые волосы у правого виска, тут их был целый пучок, но в конце концов махнула рукой на это и перешла к бровям: они нехорошо разрослись и их путем выдергивания тоже надо было привести в порядок.
"Нет, это все бесполезно. Даже в самом дорогом салоне из меня не сделают ту, которой я была года два тому назад. Мне нужно другое, я должна выздороветь: в здоровом теле здоровый дух, как говорили древние римляне. А потом буду наводить марафет. Я так хотела, чтоб все было хорошо, и радовалась, когда почувствовала, что у меня будет малыш. Но, должно быть, я совершила что-то такое, незаконное, пыталась увести мужика от больной супруги, и вот Бог наказал меня за это. Иначе и быть не может".
Ася вошла в спальню, не закрыв за собой дверь. Фотография Бориса и Люды все еще висела над кроватью, на прикроватных тумбочках те же ночники и кровать точно так же аккуратно убрана. Здесь она когда-то предавалась страсти с Борисом, когда его жена лечилась в Италии, совсем не думая о том, хорошо это или дурно. Она долго стояла у спинки кровати, устремив свой взор в лица чужих людей, в чью жизнь она так необдуманно вмешалась. Люда красивая как королева, но недуг отнял у нее эту красоту, недуг способствовал тому, что Борис привязался к Асе еще больше, а она была только рада этому. И вот что из этого вышло: Ася вслед за Людой стала очередной жертвой.
" Если я уйду из жизни, как ушла Люда, кто следующий будет стоять здесь на моем месте? Надо будет предложить Борису, чтоб он сменил этот портрет. Я должна быть на месте Люды. А когда меня не станет, пусть на моем месте будет третья. Таков закон природы, если уж мы, слабые существа, попали под эту губительную струю. Но прочь пессимистические настроения, а то так рехнуться можно. У меня и так уже сдвиг по фазе".
Она медленно подошла к изголовью, открыла верхний ящик, на дне которого лежал имитированный под золото ключик, и открыла им нижнюю дверку. Там, на полках лежали пачки стодолларовых купюр. Она не стала извлекать и считать, сколько там пачек, быстро закрыла дверку и поставила ключ на место.
" У Бориса много денег, но зачем проявлять такую беспечность, ведь деньги -- зло, он должен знать это. Сегодня же я напомню ему. Когда он придет, интересно? и с кем он проводит время? Не может быть, чтобы молодой мужик так долго обходился без женщины, особенно когда у него практически неограниченные возможности".
Она ушла из спальни и в одной из комнат стала рассматривать библиотеку и из многочисленных книг выбрала Стендаля "Красное и черное". Она уже когда-то читала этот роман, но смутно помнила его содержание. Страстная романтическая любовь привлекала ее теперь больше, чем раньше. Ей так хотелось быть главной героиней, хоть на какое-то непродолжительное время, что она, не отрываясь от страниц, в течение нескольких часов просмотрела четвертую часть книги.
Уже Маша вернулась с Черемушкинского рынка, принесла всяких фруктов и овощей, вкусной рыбы и отменного свежего мяса, молодой телятины.
-- Анастасия Ивановна, заказывайте обед, я все принесла, -- сказала Маша, заглядывая в комнату Аси.
-- Я ничего не буду заказывать, что приготовишь то и будет, -- сказала Ася и снова уткнулась в книгу.
-- Надо кушать, поправляться. Вашему мужу не семьдесят, не надо забывать об этом. Это я так по бабьи, с советом, а вы...сами решайте, как поступать.
Ася промолчала, но когда Маша закрыла за собой дверь, подумала, что она права. Надо что-то делать. Она закрыла книгу и пошла на кухню к Маше.
-- Ты принесла семгу в готовом виде. Вот я ее и буду...с вареным яйцом.
-- И коньячку немного...для аппетита, -- добавила Маша.
-- Нельзя: врачи запретили.
-- Можно, но только немного, не более пятьдесят грамм. Это даже полезно. И попросите Бориса Петровича, чтоб вам достал путевку в Турцию, Болгарию, там вы быстро поправитесь. А то тут одной в четырех стенах, да еще переживаете, небось.
-- Да, случается. А ты, ты замужем?
-- Да, замужем, -- соврала Маша. -- Муж -- водитель троллейбуса, зарабатывает не то чтобы..., но жить можно.
-- А дети у вас есть?
-- Нет. И я не знаю, кто из нас виноват. Надо обращаться к врачам, -- сказала Маша, накрывая на стол.
-- Ну и как без наследников?
-- У нас, кроме квартиры, ничего нет, поэтому никто из нас не думает, кому останется нажитое после нашей смерти.