Со временем это стало привычным еженедельным ритуалом, - по воскресеньям я выезжал за город и отпускал их на волю. И смотрел, как они улетают, такие лёгкие и ещё живые - может быть, они найдут себе другие места или пригодятся кому-нибудь. Перед тем, как возвращаться, я долго смотрел на город, отсюда он казался совсем другим - город, в котором я прожил всю свою жизнь.
Теперь времена поменялись. А раньше всё было другое. И город и люди. Ветер дышал простором, и небо становилось глубже, когда мы, взявшись за руки, грозили ему огнём, а потом, загадав желания, отпускали их ввысь и смотрели, как они летят, такие живые и лёгкие. Мы были молоды, любили смеяться и верили, что всё ещё впереди. Теперь мы рано ложимся спать и встречаемся только на похоронах, только смерти ещё под силу собрать нас вместе.
Теперь я просыпаюсь оттого, что яблоки бесшумно катятся на меня - огромные тяжёлые чёрные яблоки катятся сквозь меня, а я не могу их удержать и просыпаюсь. Смотрю в потолок и вспоминаю, что сегодня воскресенье. Потом я собираюсь, загружаю фургон - столько, сколько он может вместить, и еду за город - может, они ещё найдут себе приют.
По вечерам, если стоит хорошая погода, я ухожу к заброшенному аэропорту, в котором сейчас расположена автошкола. Если нет занятий, я иду прямо по взлётной полосе, местами уже заросшей травой, мимо ангаров и полуразрушенных строений, прямо на закат, и крылья, черные крылья трепещут надо мной. Иногда ветер расправляет их так сильно, что, кажется, я вот-вот взлечу. Жаль, что полоса такая короткая.