Зимой Соловей просыпался и видел пушистые белые ветви и розовое морозное небо. Весной пел Плакучей Берёзе, чтобы она не забыла выпустить листочки и украсится берёзовыми серёжками. Короткими летними ночами Соловей взлетал на самую верхушку и беседовал с крупными разноцветными звёздами. А осенью плакал вместе с Берёзой о листьях, которые срывал и уносил ветер.
Плакучая Берёза очень любила Соловья. Она была самым старым деревом в лесу, но когда Соловей пел, слушала и изо всех сил старалась не скрипеть на ветру. Она знала, что песням Соловья нельзя мешать.
А теперь - слушайте.
Всё началось с Рыжего Лиса. Зимним утром на глазах у Соловья прямо рядом с Плакучей Берёзой этот злодей поймал зайца. Соловей метался по ветке и кричал. Потом он прижался к белому заиндивевшему стволу и плакал. У зайца остался маленький сын - Ушастик, который бегал по лесу и всех спрашивал - где папа? Звери отворачивались, а деревья молчали.
После обеда к Плакучей Берёзе подошёл человек. Он долго ходил вокруг дерева, хлопал ладонью по стволу и задумчиво говорил:
- А места как раз хватит... Слышишь, Берёза? Вон туда тебе падать. Завтра с топором приду - дрова нужны, а ты как раз удачно растёшь. Ничего - ты уже старая... свой век отжила, пора и в печку.
Человек ушёл, а на ветках Берёзы стали сверкать круглые льдинки, похожие на драгоценные камни - это замерзали слёзы дерева. Соловей из речи человека ничего не понял, но увидел, что берёза плачет, и всполошился.
- Ну что? Ну что ты плачешь?
Плакучая Берёза сначала молчала, а потом горестно скрипнула:
- Уходи.
- Как уходи? Ты гонишь меня, Берёза? Мы же так много лет живём вместе!
- Уходи. Завтра меня убьют, и тебе всё равно придётся искать другое пристанище.
Соловей ничего не сказал. Он снова прижался к Берёзе и стал думать. А ночью взлетел на верхушку дерева и спросил у самой большой звезды:
- Что мне делать?
Он не стал объяснять звезде, что если Плакучую Берёзу убьют, то он тоже умрёт от горя. И что Рыжий Лис недавно прошёл, принюхиваясь и выискивая следы Ушастика. Просто Соловей знал, что не может быть всё так несправедливо.
Самая большая звезда поняла Соловья. Она вспыхнула, и яркий луч осветил развалины на опушке. Соловей подумал, вспорхнул и полетел. Зимний ветер нёс редкие снежинки и потаённо гудел в деревьях.
Развалины были старые и нестрашные. Остатки какого-то строения, треснувшие стены, тёмные проёмы то ли окон, то ли дверей, которые звёздный свет не мог осветить.
Соловей сел на белую ветку какого-то дерева, выросшего прямо на полуразрушенной стене. Посмотрел вниз. И вздрогнул.
Из тёмного проёма шагнул на снег парнишка. Русоволосый, одетый вовсе не по зимнему - в какой-то длинной белой рубахе. Обернулся лицом к Соловью. А глаза у парнишки прямо-таки сияли - невероятно тёплое голубое летнее небо светилось в этих глазах.
А потом парнишка запел - и Соловей замер, потому что такую песню можно услышать только один раз. И пока песня звучала, стало всё так просто и ясно - что сегодня Рождественская ночь, что развалины на опушке - это разрушенный храм, что Плакучая Берёза останется жива и Рыжий Лис не тронет зайчонка.
Час, два ли слушал Соловей песню на морозе - а было ему тепло.
Песня смолкла. Парнишка пригладил растрепавшиеся от ветра волосы и ушёл в храм. И на нетронутом лесном снегу не осталось ни одного следа.
Засеребрилось зимнее утро. Плакучая Берёза шевельнулась и разбудила Соловья.
Скрипел снег. Между кустами отчаянно петлял Ушастик, а за ним грациозно и неумолимо мчался Рыжий Лис. Прыжок... и Ушастик оказался прижат к земле рыжей лапой.
Соловей встряхнулся... и вспомнил радостно необычайную песню, услышанную ночью от русоголового парнишки. Конечно, зимой соловьям петь не положено. Но если очень надо, то можно.
Песня зазвенела и зажурчала в ветвях Плакучей Берёзы, дотянулась до Рыжего Лиса. Разбойник обернулся и прошипел:
- Петь перестань!
Но Соловей не умолкал. И пока звучала песня, Лис не мог тронуть зайчонка... потому что в рыжем сердце проснулась жалость.
- Не могу... - потрясённо сказал Лис. И выпустил Ушастика.
А с другой стороны к дереву шёл человек с топором. Он подошёл к Плакучей Берёзе, потоптался... поплевал на рукавицы, замахнулся...
...И не смог ударить, потому что Соловей пел о том, что зло бессильно, что в каждом сердце есть место добру, и поэтому ничего плохого случиться не может.
Человек подумал, пошёл и свалил себе на дрова давно засохшее деревце.
Все жители зимнего леса собрались к Плакучей Берёзе - песня позвала их. И когда Соловей замолчал, Рыжий Лис поднял на певца грустные рыжие глаза и сказал:
- Это всё хорошо, Соловей... только что я есть-то буду? Зима ведь... и до весны так далеко.
Соловей посмотрел на замёрзшую Берёзу, на лиловое морозное небо, на зверей... и запел снова. Ночная песня зазвучала теперь по новому - Соловей пел о весне. О том, как зима ушла, и на Плакучей Берёзе распустились листочки, и ручейки зажурчали в корнях, и в синем небе пронеслись ласточки...
Звери слушали, затаив дыхание. Слушала Плакучая Берёза, Рыжий Лис и Ушастик, слушал весь Дремучий Лес. Никто не понял, сколько пел Соловей - час или два, потому что эту песню хотелось слушать бесконечно.
А когда Соловей смолк, и звери оглянулись - на земле царила весна.
ЖАБА.
Жила-была на свете Болотная Жаба.
Вся она была скользкая, бородавчатая, в грязно-бурых разводах. Противная. Квакать любила тёплыми летними вечерами скрипучим старушечьим голосом.
Правду ли, нет говорили - не знаю, но в окрестностях ходил слух, что у Болотной Жабы доброе сердце. Только она это скрывает.
Когда весной к Жабе приплыл голодный Лягушонок, она отдала малышу весь свой запас сушёных комаров, ворчливо приговаривая:
- Ходют тут всякие... не дашь пожрать - никакого спокою не дадут.
Когда Мама-Утка нырнула поглубже и запуталась лапками в водорослях - только пузыри пошли по воде, и дрожащие утята притаились в осоке - Жаба прыгнула в воду, перекусила гибкую плеть и вытащила наверх кашляющую перепуганную утку, заявив:
- Ещё не хватало, чтобы дохлые утки портили чистую воду в моём болоте...
В этом же болоте жила длинноногая Цапля. Любимым делом Цапли было стоять в какой-нибудь болотной луже и любоваться своим замечательно изящным отражением в воде. Она даже лягушек забывала ловить в такие моменты.
- Вы только гляньте, - обращалась Цапля к безмолвным болотным кочкам, - до чего мои пёрышки элегантны! Какой рисунок! А этот изящнейший хохолок... он придаёт мне загадочность...
На самом деле ничего загадочного в Цапле не наблюдалось - она была обыкновенная хвастунья. И больше всех на свете не любила Болотную Жабу. Дело в том, что Жаба выросла настолько большая, что проглотить её было невозможно, и к тому же Цаплю раздражало бытующее в болотах мнение о добром сердце Жабы, поскольку о самой Цапле никто ничего подобного не говорил.
Весна прошла по кочкам и протокам, и болото зашевелилось. Самым необычайным был настойчивый слух, что в этом году рядом с болотом будет жить семья Белых Журавлей. Это радость и честь всем окрестностям, это трубные клики и белые крылья в небе.
Нет большего утешения для обитателей лесов, полей и болот, чем Белые Журавли. Такие это благородные и честные птицы, что рядом с ними всем жить спокойнее и веселее.
Однажды весенним утром, когда болотные деревья оделись новою листвою, высоко в синем небе прозвучали голоса Белых Журавлей. Стая опустилась на берег озера, и весь берег словно расцвёл огромными белыми цветами.
В зарослях на краю болота притаилась Жаба, она смотрела на Журавлей большими печальными глазами. Ну кто бы мог подумать, что в сердечке скользкой и бородавчатой Жабы таится давняя мечта - летать, и ещё - чтобы Белые Журавли приходили к ней в гости тёплыми летними вечерами и рассказывали о дальних странах и о небе, в котором хватает места для всех. Жаба понимала, что это просто мечта, - но ведь никто не мог запретить ей посидеть на краю болота и посмотреть на чудесных птиц.
А в глубине зарослей на одной ноге стояла важная Цапля и тоже ждала гостей. Она считала, что Журавли, как ближайшие родственники, должны первые нанести ей визит вежливости и выразить своё почтение. Цапля гляделась в лужу и прихорашивалась - приглаживала элегантные пёрышки на крыльях. А Журавли всё не шли... Наверное, они просто не знали, что на болоте живёт такая замечательная Цапля.
...Ночью была гроза. Белка из соседнего леса торопилась домой и решила срезать угол - пробраться по краю болота. Молнии сверкали, а когда гром обрушился на землю - Белка упала с дерева в самую опасную болотную трясину. Трясина чавкнула, и наверху осталась одна беличья голова.
На стрёкот несчастной Белки из кустов выглянула Цапля.
- Помоги мне! - попросила Белка, - ведь у тебя такие длинные ноги, Цапля! Тебе ничего не стоит вытащить меня!
Цапля брезгливо посмотрела на жирную грязь и встряхнула перьями.
- Ты же грязная, - недовольно сказала Цапля, - пока тебя вытащу, все мои перья испачкаются.
И шагнула снова в кусты.
А потом из тех же кустов выпрыгнула Болотная Жаба, согнула куст - и Белка зубами уцепилась за ветки и выбралась из трясины.
Вот что интересно - ночь была тёмная, все спали, но наутро болото знало.
И гордая Цапля стояла в гордом одиночестве посреди кочек на одной ноге и напрасно ждала гостей. А когда настал тёплый летний вечер, над болотом раздался трубный клик, и заплескали белые крылья в закатном небе - и рядом с кочкой Болотной Жабы оказались семь Белых Журавлей. И Жаба сидела в траве и совсем не помнила о том, что у неё скользкая и противная шкура в бородавках, и закат отражался в её глазах, а Белые Журавли рассказывали Жабе о дальних странах и о небе, в котором хватает места для всех.
РЫЖАЯ ЗВЕЗДА.
Кузнечик был трус.
Вообще-то среди кузнечиков трусы встречаются чрезвычайно редко, но в случае с нашим Кузнечиком никаких сомнений возникнуть не могло. Все обитатели луга, увидев блеск изумрудных крылышек в траве, вздыхали и говорили:
- Кузнечик наш... наряд изумительный, но, к сожалению, отъявленный трус. Свет таких не видывал.
Боялся Кузнечик всего - тёмных ночей и летних гроз, шагов на тропинке и шороха листьев. Больше всего Кузнечик боялся Дремучего Леса, который темнел сразу за луговой тропинкой. Он даже стрекотать боялся - вздрагивал от падения капли с листа и замирал в испуге, когда мимо пролетал шмель.
Началось всё ночью.
Кузнечик сидел в зарослях клевера, молчал и слушал тишину. А тишина стояла такая, что Кузнечик даже забыл о том, что он трус и всего боится. К тому же ночь была вовсе не тёмная, ночь была серебряная - всё небо усыпали разноцветные усатые звёзды, и отражения их дрожали в каплях росы на траве.
А потом в этой лучистой звёздной тишине Кузнечик услышал тихий стрёкот - как будто бы тысяча бесстрашных кузнечиков запело о лете. Он прислушался... и понял.
Стрекотали звёзды.
На тихий их голос Кузнечик выглянул из-под листика клевера и стал смотреть в небо. Звёзд он не боялся.
Кузнечик встретился глазами с самой маленькой, рыжей такой звёздочкой... и робко ей улыбнулся. Тут то всё и случилось.
На лист протянулся лучик, и по нему к Кузнечику скользнула Рыжая Звезда. Она уселась на краю листа, как большой светлячок. И никто, конечно, не заметил, что в летнем небе стало на одну звезду меньше.
Что интересно - Кузнечик не испугался. Мы же говорили, что звёзд он не боялся.
- Здравствуй, Рыжая Звезда.
- Здравствуй, Кузнечик, - сказала Звезда в ответ чистым высоким голосом. - Я часто смотрю на ваш луг сверху... и давно тебя знаю. У тебя крылья зелёные.
- А я часто смотрю в небо со своего луга и тоже давно тебя знаю. Ты рыжая, а рыжих звёзд очень мало.
- Значит, мы с тобой старые знакомые, Кузнечик. Хорошо, что мы наконец встретились.
Кузнечик помолчал... и с мужеством отчаянья сказал:
- Только... Звезда, ты не сердись... Звезда, я трус.
Потому что Кузнечик был честный, и хотел, чтобы Звезда знала правду. И больше всего боялся, что она улетит обратно.
Но Звезда никуда не улетела, только стала слабее светить. Она думала. А потом спросила:
- А чего ты больше всего боишься, Кузнечик?
Это был очень трудный вопрос.
- Одиночества, наверное. И ещё смерти. Потому что смерть - это бесконечное одиночество.
- Да нет же, Кузнечик, - прошептала Рыжая Звезда, - это бесконечная радость...
Кузнечик изумлённо повёл усиками. Он хотел спросить о бесконечной радости, но близился рассвет, и Звезда взлетела в светлеющее небо.
Был август, и теперь каждую ночь с неба падали звёзды. И каждую ночь в гости к Кузнечику прилетала Рыжая Звезда.
- Скажи, - спрашивал Кузнечик, - если звезда падает с неба, то она умирает, так ведь? И навсегда остаётся лежать одиноким холодным камнем...
- Да нет же, Кузнечик, - снова повторяла Звезда, - такое происходит только с плохими звёздами, которые не хотят светить людям.
- Разве такие есть?
- Есть, Кузнечик. Но обычно звезда падает, если кто-то позовёт её на помощь. И когда она умирает, зажигается новая звезда в Нездешних Небесах. Там живут все звёзды, которые светили людям и встретили смерть, когда их кто-то позвал на помощь...
- Наверное, это очень хорошо - умереть, помогая кому-то, Звезда. Но для этого нужна смелость...
- А она у тебя есть, Кузнечик.
Возможно, это была правда. Ночные разговоры с Рыжей Звездой не проходили для Кузнечика даром - он потихоньку учился не бояться. А августовские дни и августовские ночи летели, и каждую ночь Рыжая Звезда прилетала в гости к Кузнечику, и никто не замечал, что в небе не хватает одной звезды.
А потом наступил сентябрь, и холодные беззвёздные ночи, и в одну из этих ночей лил долгий ледяной дождь, а потом ударил осенний мороз - и промокшего Кузнечика сковало ледяным панцирем. Ведь кузнечик был ещё совсем молодой и не знал, что пришла пора искать зимнее убежище.
Холодели лапки, крылья... и очень было обидно, что до весны уже не дотянуть, и не стать Смелым Кузнечиком, и не умереть, спеша кому-то на помощь...
И Кузнечик вспомнил летние ночи и позвал - совсем-совсем тихо:
- Звезда! Рыжая Звезда! Помоги...
С тёмного беззвёздного неба протянулся луч - и к Кузнечику скользнула знакомая Звезда, и звёздным своим теплом растопила лёд в воду... и тут тонкий луч, который тянулся к небу, со звоном лопнул. И Кузнечик заплакал, потому что Рыжая Звезда улыбнулась ему - и погасла.
Но теперь он знал, что Звезда погасла не зря, и он доживёт до весны, и зелёный луг и Дремучий Лес будут звать его Смелым Кузнечиком, и только очень обидно было, что в небе не хватает маленькой рыжей звезды - и никто этого не замечает, кроме него.
Но это ничего...
Ведь в Нездешних Небесах зажглась теперь новая Звезда... рыжая такая...
И однажды она осветит его путь и с земной дороги он шагнёт на нездешние луга, и конечно, встретит её, рыжую и усатую. Потому что искра Рыжей Звезды горит в сердце Смелого Кузнечика.
СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ.
Северный Олень искал дом.
Он шёл по перелескам и светлым соснякам, осины шелестели медью, а по утрам под копытами трещал тонкий ледок.
Иногда Северный Олень останавливался на какой-нибудь поляне и слушал, что говорят деревья и птицы. И понимал, что слухи летят впереди.
- Это глупый олень, - трещали сороки, - который убежал от своих!
- Что доброго ждать от оленя, который не смог ужиться с оленями? - осуждающе гудел камыш.
- Говорят, - шептали осины, - что он не хранит честь оленьего племени!
Северный Олень тяжело вздыхал и шагал дальше. Жёлтые листья шуршали и падали, и Олень понимал, что осень неумолимо обгоняет его. Он перестал считать дни, проведённые в пути - с тех пор, как он ушёл от своих. Он вспоминал родные места, гордых сородичей - и ни разу не захотел вернуться.
Он помнил, как ещё пятнистым оленёнком он стоял перед Вожаком, понурив голову.
- Ты позоришь нас! - говорил Вожак, - пойми, мы - олени, краса и гордость северных просторов! А ты, представитель нашего племени, дружишь и каждый день разговариваешь с воробьём! Это немыслимо...
Оленёнок поднял недоумённый взгляд.
- Но он добр, Вожак. И у него благородное сердце.
- Ты непроходимо глуп. У воробьёв не бывает благородного сердца.
И так продолжалось изо дня в день, из года в год. Северный Олень умудрялся отыскивать самых невероятных друзей - Полевую Мышь и Полярную Сову, он частенько заходил в гости к семье зайцев и вёл долгие задушевные разговоры с Одинокой Сосной.
Он вырос высоким красавцем-Оленем с золотисто-каштановой шерстью и ветвистой короной на голове. Но не изменился. Северный Олень считал глупостью родовую оленью гордость и говорил сородичам, что раньше олени были самыми дружелюбными обитателями северных просторов. Над ним смеялись. Даже маленькие оленята, подражая взрослым, кричали ему:
- Друг комаров и мошек!
- Товарищ болотной кочки!
Так оно и шло до того печального дня, когда Вожак посмотрел на грустного Оленя, стоящего недалеко от стада, и ядовито заявил:
- Знаете, почему наш олень три дня не ест и грустит? Потому что во время ливня три дня назад потонул старый слепой Крот в своей крысиной норке!
Стадо дружно хохотало. Это ведь очень смешно - огромный Северный Олень переживает из-за утонувшего Крота!
Олень молчал. Ведь ни один из смеющихся не был знаком с мудрым старым Кротом, у которого было очень плохое зрение и очень большая мечта - увидеть звёзды. Ночное небо над головой было для Крота просто тёмным полотном, и он тысячи раз расспрашивал Оленя о том, какие они - звёзды? И просил поднять его повыше - ведь тогда он будет ближе к звёздам, и может быть, разглядит их.
Олень вспоминал усатую мордочку друга и надеялся, что теперь Крот видит звёзды и радуется.
В тот самый день он и ушёл.
Попрощался с оленями, близкими по крови и далёкими по духу. И обошёл друзей - всех, кто не приходился ему роднёй, но был ближе и дороже гордых братьев.
И теперь Олень шёл и бежал, прыгал через ручьи и мелкие речушки, переходил вброд широкие; дышал прозрачным холодным воздухом и старался обогнать осень... и слухи. Ведь в таком огромном мире должен был найтись для него дом - место, где никто не считает, что Северному Оленю зазорно дружить с мышами и совами, и никто не осудит его за забытую оленью гордость.
А жухнущие травы на лугах назойливо шептали:
- Глупый олень, который не захотел жить с оленями!
Ночные птицы кричали:
- Вот позор оленьего рода!
Олень устал скитаться и слышать осуждающие голоса. Он хотел придти домой.
А потом настал удивительный час - осенним утром Олень пересёк широкий луг, и травы, покрытые инеем, звенели что-то дружеское и простое.
И впереди встал Дремучий Лес.
Северный Олень сразу понял, что Лес - Дремучий, такой неприступной стеной дружные сосны и берёзы тянулись в синее осеннее небо.
По веткам проскакала Белка и крикнула:
- Здравствуй, Северный Олень! Мы давно ждали тебя!
Ворон каркнул с верхушки сосны:
- Что-то ты долго шёл!
Олень не мог поверить ушам - он вскинул усталые глаза на ворона, и услышал, как мудрые сосны шепчут:
- Это пришёл Северный Олень, который умеет дружить. Он совсем не похож на остальных глупых и гордых оленей.
Берёзы шелестели:
- Это Олень, который понял, что родство по духу важнее кровных уз.
Ветер гудел в деревьях:
- Дремучий Лес ждёт тебя!
Тогда глаза Северного Оленя ликующе заблестели, он шагнул под кроны деревьев, и стволы их были стенами, и опавшая жухлая листва - ступенями, и высокое небо - крышей, потому что наконец Северный Олень обрёл дом.
ПОЛЁТ НАД ЛЕСОМ.
Звёзды мигнули и погасли - распахнутые крылья заслонили их, верхушки сосен уплыли вниз, и Полевая Мышь с ужасом и восторгом первый раз в жизни поняла, что летит. И даже мысль о том, что первый полёт будет и последним - отступила далеко перед потоком ветра, бьющим навстречу. Когти Сова сжимала бережно, чтобы не повредить живую игрушку для совят - а внизу проплывали макушки деревьев, а звёздный хоровод летел рядом, а ветер пел что-то широкое и печальное.
- Как здорово, - сказала Полевая Мышь, и её слова улетели в небо. Но Сова услышала. Совам полагается слышать любой шорох в свисте ветра. От неожиданности она замерла, потоки тёплого ветра удерживали её в воздухе. Развернула голову - и Мышь бесстрашно встретила жёлтый холодный взгляд.
- Что здорово? - прохрипела Сова.
- Лететь. И чтобы ветер - навстречу.
- Ты что, совсем дура, Мышь? Ты же через час станешь ужином!
Мышь вздохнула.
- Пускай совята порадуются... Зато я видела Небо совсем рядом.
- И ты совсем не боишься?
- Боюсь, Сова. Но, честное слово, умирать, увидев Небо, гораздо легче.
Сова перекувыркнулась в воздухе и снова поплыла неслышным комочком пуха.
- Ничего не понимаю... Ты, Мышь, больная, что ли? Если больная - ты скажи, я тебя сама съем, детям отдавать не буду. Отравятся...
- Да вроде здорова. Нет, Сова, ты посмотри, какое оно высокое и бесконечное! Как оно смотрит на нас. В Небе живут звёзды и ангелы, только звёзды мы видим, а ангелов - нет.
Сова сложила крылья и спикировала к земле - воздух струился, как вода, и с непривычки Мышь не могла толком вдохнуть.
Прижав когтистой лапой к земле маленькую серую Мышь, Сова заглянула в бусинки глаз и спросила:
- Так-так... Слушай, Мышь, а это не ты сочинила сказку о дружбе Ангела и Звезды? А песня о тайнах Дремучего Леса - не твоя? А Сказание о Северном Олене?
Мышь промолчала. Вместо неё заговорил Дремучий Лес. Первый раз в жизни Сова слышала, как говорит Лес - высокими голосами берёз, шелестом осин и гулкими древними словами сосен.
- Эти сказки...
- И песни, и необычайные истории...
- Они жили в памяти Леса...
- Дремучего Леса...
- Просто никто не мог их услышать...
- А Полевая Мышь смогла...
Сова снова заглянула в бусинки ярких бесстрашных глаз.
- И я пою совятам песни о Дремучем Лесе... А сказку про Ангела и Звезду они заставляют меня рассказывать каждой звёздной ночью... А в общем-то, знаешь, Мышь, такие дураки рождаются на свет редко... беречь их надо.
И Сова разжала когти и бесшумным комком пуха взлетела - мигнули и зажглись звёзды.
...А через неделю Дремучий Лес пел песню о звёздном небе, и ветре, который летит навстречу, о макушках сосен и берёз, проплывающих внизу, и бесшумных крыльях ночного хищника, который тоже любит сказки...
НЕБЫЛИЦЫ ПЕВЧЕГО ДРОЗДА.
Дрозд ёжился под порывами ветра, приносящего ледяные капли. С каждой минутой капель долетало всё больше - ветер обрывал с веток порыжевшие листья и уносил во тьму дождливой осенней ночи.
Дрозд хмуро выглядывал из развилки дерева. Происходящее ему не нравилось.
Каждый умерший лист он провожал взглядом и думал, что люди и листья умирают одинаково. Только что жил, трепетал на ветке, миг - и грань действительности, и полёт над бездной...
Плюх!
Дрозд вздрогнул от неожиданности и обернулся. Рядом на ветке отряхивался мокрый встрёпанный комок перьев. Комок фыркнул, брезгливо потряс промокшими лапами и посмотрел на мёрзнущего Дрозда неожиданно ясным взглядом.
- Кр-расота. Прогулочная погода. Полёт под таким ливнем действует очень... освежающе.
- Вы всё шутите, ворона, - печально откликнулся Дрозд, - большей мерзости я в жизни не видел.
Ворона щёлкнула клювом и проводила взглядом очередной улетевший лист.
- Все листья унесёт ветер, - глухо пробормотала она, - а потом выпадет холодный белый снег и закроет Дремучий Лес холодным белым покрывалом. И Лес будет мёртв.
Дрозд вздрогнул.
- Простите... Вы это совершенно точно знаете?
- Совершенно точно. Знаю.
- И никогда больше Дремучий Лес не будет зелёным и поющим, и у птиц не вылупятся дети? И не будет тёплых ночей под звёздным небом, и шороха листьев, и цветущих яблонь?
Ворона мрачно усмехнулась.
- Придумать такое мог только ты, Дрозд. Хорошее не возвращается. Ты увидишь сам - каждый следующий день будет короче и холоднее предыдущего. А через неделю на ветках не останется ни одного листа. Смотри, как стремительно они умирают!..
...Настало холодное осеннее утро, но рассвет не принёс облегчения. Дрозд дрожал - мокрые перья не сохраняли тепла, а широкой птичьей душе невыносимо было сознавать беспросветность грядущего.
А ведь Ворона была права. Через неделю на ветвях действительно не осталось ни одного листа, и каждый следующий день был короче и холоднее предыдущего.
Снова с Вороной Дрозд встретился только через месяц, когда на чёрные обнажённые ветви начали падать белые хлопья замёрзшего неба.
Ворона разглаживала глянцевые перья и довольно щёлкала клювом.
- Н-ну? Убедился, любитель звёздного неба и цветущих яблонь? Всё умерло. Хорошее уходит безвозвратно.
Дрозд посмотрел в серое низкое небо с глухой тоской.
- Знаешь, Ворона, умом я понимаю, что ты права...
И замолчал. Ворона ехидно подмигнула и подбодрила:
- Ну-ну...
- А сердцем - нет, Ворона! - крикнул Дрозд. Слова посыпались из него, долго скрытые где-то под перьями, где трепетало горячее сердце, не позволяющее Дрозду замёрзнуть от холода и чёрных мыслей. - Слышишь, Ворона, пусть я неправ, но я хочу верить - и верю! - что Дремучий Лес снова запоёт птичьими голосами, и ночное небо будет смотреть тысячами звёзд, у птиц вылупятся птенцы, а у деревьев - новые листья! Потому что если это не так - то зачем жить?
Ворона съёжилась, мигнула и проскрипела:
- Реалистом надо быть, Дрозд. Жить настоящим. А настоящее - вот оно, - и Ворона кивнула на замерший Лес.
- А я всё равно верю! - голос Дрозда звенел отчаянной безнадёжностью. - Я ждать буду, слышишь, Ворона? И однажды утром взойдёт огромное радостное солнце, и птицы запоют новую песню, и вылупятся новые листочки! - и тихо добавил, - я знаю, что я это выдумал, Ворона. Но лучше жить с невероятной мечтой, чем в беспросветной реальности.
И сорвался с ветки маленькой пернатой молнией, и летел над холодным и тихим Дремучим Лесом, чтобы не думать о словах Вороны, которые вселяли отчаянье.
- Глупая птица - Дрозд. Надо же было сочинить этакую чушь, - хмуро каркнула Ворона, а в голосе её мелькнула зависть. Может, ей тоже хотелось научиться верить в мечту?
...Знаете, что было дальше?
Зима шла на убыль, и дни становились всё длиннее, а солнце всё ярче, и начал таять снег, и уже не было того беспросветного отчаянья - но Дрозд всё боялся, что мечта останется мечтой. Слова Вороны сидели в горячем сердце ледяной занозой.
Но однажды на рассвете Дрозд проснулся от удивительного ощущения, что беды ушли, а мечты исполнились.
Дрозд высунул голову из-под крыла, оглянулся и увидел, что взошло огромное радостное солнце, а птицы заливались и пели новую песню, а почки ночью лопнули, как яичная скорлупа, и на свет явились новорождённые листочки.
И весь Дремучий Лес удивлённо слушал, как Певчий Дрозд не пел, а радостно кричал, кувыркаясь между веток:
- Они вылупились! И они совершенно зелёные!
ОДИНОЧЕСТВО.
Одинокий Камень смотрел на низкое серое небо и пел.
Главная беда всех камней - что их песни никто не слышит. Ликующие каскады звуков и великие древние слова, гармонии и диссонансы, неизвестные людям и зверям - всё это мы называем "тишина".
Ещё беда камней - что никто не видит те художественные полотна, ту радугу цвета, что скрыты в каждом камне. Неведомые птицы и заросли сказочных деревьев - всё прячется под обветренной серой шкурой и выгоревшим на солнце мхом.
А камни петь любят.
Одинокий Камень пел о жарком лете, о солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву, о ящерице, которая грелась на его боку... и об одиночестве, к которому Камень привык давным-давно.
Но вообще-то вокруг была зима - серенький февральский день без единого лучика солнца, так что Одинокий Камень начинало тяготить его одиночество.
Но Камень знал, что следует просто ждать - он видел не меньше тысячи зим с такими вот серенькими низкими облаками, готовыми обсыпаться снегом. И тысячу раз меняло серую ночь года лучезарное утро с пением птиц, мокрыми ветками деревьев и разливом реки.
И утро пришло.
Заливались птицы, пронзительно синее небо смотрело на землю, а у Одинокого Камня невыносимо чесался правый бок - как будто кто-то безостановочно водил по нему невесомым пёрышком.
Камень довольно длительное время посвятил размышлениям о своём каменном здоровье - и с немалым удивлением однажды утром обнаружил зелёный росток, который проклюнулся из трещины в правом боку. И уже выпустил первый листок. Камень смотрел-смотрел и не мог понять, чей это малыш. Рядом с ним никогда не росло деревьев с такими листьями...
А росток коснулся Одинокого Камня листиком-ладошкой и робко спросил: