Незаписанное до сих пор приключение мистера Шерлока Холмса
От переводчика
Чарльз Винсент Эмерсон Старретт (26 октября 1886 -- 5 января 1974) работал журналистом, писал стихи, критические статьи, хорроры и детективы, составлял библиографии и коллекционировал книги. Он был автором первых книг о писателях Артуре Мейчене (1918) и Амброзе Бирсе (1920). Самая известная его работа -- "Частная жизнь Шерлока Холмса" (1933), по мнению автора "Справочника о Шерлоке Холмсе" (2009) Кристофера Редмонда, "первая и, возможно, до сих пор величайшая книга американской Шерлокианы". В 1958 году Ассоциация детективных писателей Америки наградила Старретта премией "Эдгар". Биография Старретта, написанная Питером Рубером, называется "Последний книжник" (1968).
В 1920 году Старретт написал рассказ "Уникальный "Гамлет", в котором великий сыщик разыскивает самое первое издание знаменитой трагедии Шекспира. Рассказ был издан отдельной книгой, не предназначавшейся для продажи, тиражом то ли 110, то ли 200 экземпляров. Старретт отправил один экземпляр Конан Дойлу, и тот ответил, что получил наслаждение от рассказа. Детективный писатель Эллери Куин включил рассказ Старретта в антологию "Злоключения Шерлока Холмса" (1944), утверждая, что он "единодушно признан одним из лучших подражаний рассказам о Шерлоке Холмсе". С этим мнением согласились и авторы "Энциклопедии тайны и расследования" (1976), и американский историк Дуглас Г. Грин, составитель антологии "Я верю в Шерлока Холмса" (2015).
Оригинал перешёл в общественное достояние в США. Здесь представлен первый перевод на русский язык.
Николай З. Васильев, 2020
Сэру Артуру Конан Дойлу с восхищением и извинениями
I
-- Холмс, -- сказал я, когда однажды утром стоял у нашего эркера, бесцельно оглядывая улицу, -- вот идёт очевидный безумец. Кто-то неосторожно оставил дверь открытой, и бедняга выскользнул наружу. Жалкое зрелище!
Было славное весеннее утро со свежим ветерком и манящим солнечным светом, но поскольку было довольно рано, большинство людей ещё не встало с кроватей. На соседних карнизах чирикали птицы, и с дальнего конца улицы доносился монотонный крик починщика зонтиков. Худой кот прокрался по булыжникам мостовой и исчез в переулке. Но большая часть улицы была пуста, если не считать чудака, который вызвал моё восклицание.
Мой друг лениво поднялся с плетёного кресла-качалки, в котором он бездельничал, и встал рядом со мной, расставив свои длинные ноги и засунув руки в карманы халата. Он улыбнулся, когда увидел этого исключительного персонажа, идущего по улице. Несмотря на своё поведение, он действительно казался исключительным. Он был высокий и дородный, с бакенбардами того типа, который известен как муттончопы [Муттончопы -- бакенбарды, узкие возле ушей и расширяющиеся на щеках.], и казался в высшей степени почтенным. Он бежал вприпрыжку, как усталая гончая, задирая колени, и тяжёлая двойная золотая цепочка часов снова и снова отскакивала от округлой линии его узорчатого жилета. Одной рукой он отчаянно вцепился в свою шёлковую двухгалонную шляпу, а другой дико водил в воздухе с эмоциями, которые граничили с сумасшествием. Мы могли почти видеть судорожные изменения в выражении его лица.
-- Какая хворь его одолела! -- воскликнул я. -- Посмотрите, как он озирается на дома.
-- Он смотрит на номера, -- со сверкающими глазами отозвался Шерлок Холмс, -- и я полагаю, что наш номер принесёт ему величайшее счастье. Его профессия, конечно, очевидна.
-- Наверное, банкир или, во всяком случае, человек с достатком, -- рискнул я, удивляясь, какая мельчайшая деталь выдала моему замечательному компаньону занятие этого человека.
-- Да, с достатком, -- с плутовской ухмылкой сказал Холмс, -- но совсем не банкир, Уотсон. Обратите внимание на отвисшие карманы, несмотря на превосходный вид его одежды, и на безумие в его взгляде. Он собиратель...
-- Мой дорогой друг! -- воскликнул я. -- В его возрасте и в его состоянии собирать долги! И почему он ищет нас? Ведь мы оплатили последний счёт...
-- Собиратель книг, -- строго сказал мой друг. -- Он профессиональный книжный коллекционер. Его дело -- Кэкстоны, Эльзевиры, Гутенберговы Библии, фолио [Кэкстоны, Эльзевиры, Гутенберговы Библии, фолио. -- Имеются в виду старинные книги: издания английского первопечатника Уильяма Кэкстона (1422-1491), династии нидерландских печатников Эльзевиров (16-18 вв.), изданная немецким первопечатником Иоганном Гутенбергом (1400-1468) Библия на латинском языке. Фолио -- самый крупный формат книг, в таком формате издано первое собрание сочинений Шекспира, т. н. Первое фолио (1623).], а не жалкие неоплаченные счета бакалейщика и табачника. Смотрите, он поворачивает сюда, как я и ожидал, и через мгновение окажется на нашем коврике и расскажет нам душераздирающую повесть об уникальной книге и её невероятном исчезновении.
Его глаза сверкали, и он с глубочайшим удовлетворением потирал руки. Я мог только надеяться, что предположение Холмса правильно, поскольку уже несколько недель его ум почти ничем не был занят, и я жил в постоянном страхе, что он станет искать способ возбудить свой деятельный мозг с помощью пузырька с кокаином, давно объявленного табу.
Когда Холмс закончил говорить, этот человек позвонил в дверной звонок, эхо которого отозвалось во всём доме. С лестницы послышался звук торопливых шагов, а миссис Хадсон могла только жалобным голосом возражать против того, что было нарушено её святое право принести нам его визитную карточку. Затем дверь яростно распахнулась внутрь, и предмет нашего анализа дошёл шатаясь до середины комнаты и, ни словом, ни знаком не объявляя о своих намерениях, ничком свалился на наш коврик. Так он лежал, словно великолепная руина, с головой на краю коврика и с ногами возле ведра с углём, запечатав в своих безжизненных устах удивительную историю, которую он собирался рассказать. Глядя на необычайное поведение нашего клиента, мы не сомневались в том, что она была удивительной.
Холмс быстро побежал за бутылкой бренди, а я встал на колени возле сражённой горы плоти, и ослабил его размякший воротник. Он был жив, и когда мы силой просунули горлышко бутылки между его зубами, он кое-как сел, полубессознательно проводя руками по своим глазам. Затем он с трудом поднялся на ноги, смущённо попросил прощения за свою слабость, и упал в кресло, которое к нему предусмотрительно пододвинул Холмс.
-- Всё хорошо, мистер Харрингтон Эдвардс, -- мягко сказал мой компаньон. -- Успокойтесь, мой дорогой сэр, и когда вы обретёте самообладание, вы увидите, что мы готовы выслушать вашу историю.
-- Значит, вы меня знаете? -- воскликнул наш неожиданный посетитель с гордостью в голосе и удивлённо поднятыми бровями.
-- Я никогда не слышал о вас до этого мгновения, но если вы желаете скрыть свою личность, то вам следовало бы оставлять свои экслибрисы дома. -- С этими словами Холмс передал небольшую стопку сложенных бумажных листов, которые он поднял с пола. -- Они выпали из вашей шляпы, когда вы имели несчастье споткнуться, -- добавил он с озорной улыбкой.
-- Да, да, -- воскликнул коллекционер, и по его щекам разлился густой румянец. -- Теперь я вспомнил. Моя шляпа немного великовата, и я сложил эти листы и поместил их под внутреннюю ленту шляпы. Я уже и забыл.
-- Довольно расточительное использование таких прекрасных гравюр, -- улыбнулся мой компаньон, -- но это ваше дело. А сейчас, сэр, если вы пришли в себя, позвольте нам услышать, что привело вас, книжного коллекционера, из поместья Пок Стогис -- название есть на гравюрах -- в кабинет мистера Шерлока Холмса, эксперта-консультанта по расследованию преступлений. Уверен, только похищение того экземпляра Корана, который принадлежал Магомету, могло повлиять на вас таким удивительным образом.
Мистер Харрингтон Эдвардс слабо улыбнулся этой шутке, затем вздохнул.
-- Увы, -- пробормотал он, -- если бы всё было так! Но я начну с начала.
Вы, должно быть, знаете, что я величайший в мире комментатор Шекспира. Моя коллекция ana [Ana -- латинский суффикс. Прибавление этого суффикса к имени собственному даёт название совокупности всего, что связано с каким-либо известным человеком или с какой-либо темой: Шекспириана, Шерлокиана, Викториана, Американа. Первоначально так назывались сборники анекдотов и разнообразных сведений об известных людях: "Скалигерана" (1666) и др.] о Шекспире не имеет себе равных, и многие сведения из мировой коллекции (и следовательно, знания о подлинном Шекспире) сошли с кончика моего пера. Я не владею только одной книгой. Она уникальна в точном значении этого затрёпанного слова. Это величайшая в мире шекспировская редкость. Лишь немногие знают, что она существует, поскольку её существование держится в глубокой тайне немногими избранными. Если бы стало известно, что эта книга находится в Англии -- и вообще в любом месте, -- богатейшие американские коллекционеры преследовали бы её владельца до могилы.
Книгой владел мой друг -- я доверяю вам эту тайну как клиент своему советнику -- мой друг, сэр Натаниэль Брук-Баннерман, чьё поместье Уолтон-он-Уолтон находится рядом с моим. Всего лишь двести ярдов разделяют наши жилища, и мы так близко дружим, что несколько лет назад мы убрали изгородь между нашими владениями, и теперь мы можем свободно гулять по землям друг друга.
Несколько лет я работаю над своей величайшей книгой -- своим magnum opus [Magnum opus (лат.) -- главное, лучшее произведение художника или учёного, букв. великий труд.]. Это также моя последняя книга, заключающая в себе итоги исследований всей моей жизни. Сэр, я знаю елизаветинский Лондон лучше, чем любой из живущих, а иногда я думаю, что лучше, чем любой из когда-либо живших... -- Неожиданно он залился слезами.
-- Хватит, хватит, -- мягко сказал Шерлок Холмс. -- Не расстраивайтесь. Ведь это моё дело -- помогать людям, которые чувствуют себя несчастными по причине великой утраты. Будьте уверены, я помогу вам. Прошу, продолжайте ваше увлекательное повествование. Что это была за книга, которая, насколько я понял, каким-то образом исчезла? Вы взяли её у своего друга?
-- К этому я и веду, -- сказал мистер Харрингтон Эдвардс, вытирая слёзы, -- но что касается помощи, я боюсь, что это вне даже ваших сил. Всё же я пришёл к вам как к верховному судье, минуя все промежуточные этапы.
Позвольте мне продолжать. Как вы догадываетесь, мне нужна была эта книга. Зная её цену, которую невозможно установить, поскольку книга бесценна, и зная, как сэр Натаниэль ей поклоняется, я долго не решался попросить у него эту книгу. Но я должен был, поскольку без неё моя работа не могла быть завершена, и наконец я решился. Я предполагал, что я пойду к нему домой, изучу книгу в его присутствии, чтобы он сидел рядом во время моего исследования, а слуги с ружьями в руках стояли возле дверей и окон.
Можете представить моё изумление, когда сэр Натаниэль посмеялся над моими предосторожностями. "Мой дорогой Эдвардс, -- сказал он, -- всё это понадобилось бы, будь вы Артуром Бэмбриджем или сэром Гомером Нантом (он упомянул двух великих знатоков из Британского музея), или будь вы мистером Генри Хаттерсоном, американским железнодорожным магнатом. Но вы -- мой друг Эдвардс, и вы возьмёте книгу к себе домой и будете её держать у себя столько, сколько угодно". Уверяю вас, я горячо возражал, но он настаивал. И поскольку меня тронуло его уважение ко мне, я наконец разрешил ему сделать по-своему. Боже мой! Если бы я оставался непреклонным! Если бы я только...
Он прервался и на мгновение уставился в пространство. Его глаза были направлены на персидскую туфлю на стене, в носке которой Холмс хранил свой табак, но мы видели, что его мысли очень далеко.
-- Ну же, мистер Эдвардс, -- твёрдо сказал Холмс. -- Вы чрезмерно разволновались. И вы необоснованно долго терзаете наше любопытство. Вы так и не рассказали, что это за книга.
Мистер Харрингтон Эдвардс напряжёнными пальцами схватил подлокотник кресла, на котором сидел. Затем он заговорил, и голос его был тихий и дрожащий:
-- Эта книга -- кварто [Кварто -- формат книг, в два раза меньше фолио.] "Гамлета" 1602 года, подаренная Шекспиром его другу Дрейтону [Майкл Дрейтон (1563-1631) -- английский поэт.], с четырьмя строками, написанными и подписанными самим Мастером!
-- Мой дорогой сэр! -- вскричал я. Холмс издал долгий, медленный свист изумления.
-- Это правда, -- воскликнул коллекционер. -- Вот какую книгу я взял на время, и вот какая книга пропала! Долго разыскиваемое кварто 1602 года, подписанное собственной рукой Шекспира! Его величайшая драма в издании, датируемом годом раньше, чем любое другое! Идеальный экземпляр, и с четырьмя строками, сделанными его почерком! Уникальный! Необычайный! Удивительный! Поразительный! Колоссальный! Невероятный! Не...
Казалось, он будет продолжать бесконечно, но Холмс, который сначала сидел тихо, поражённый важностью утраты, прервал этот поток прилагательных.
-- Я понимаю ваши эмоции, мистер Эдвардс, -- сказал он, -- и книга действительно такова, как вы её описали. Она действительно настолько важна, что мы должны немедленно приступить к задаче по её обнаружению. Соберитесь, мой дорогой сэр, и расскажите нам, как вы её утратили. Эту книгу, насколько я понял, очень легко опознать!
-- Мистер Холмс, -- серьёзно сказал наш клиент, -- её невозможно скрыть. Эта такая важная книга, что когда сэр Натаниэль Брук-Баннерман получил её во владение, он созвал совет из самых великих переплётчиков Империи, в котором были представлены мистер Ривьер, месье Сангорски и Сатклифф, мистер Заенсдорф и другие. Они, я и ещё двое, только мы знаем о существовании книги. Когда я скажу вам, что она переплетена в сафьян высшего сорта, с кожаными креплениями, сафьяновыми форзацем и дублюрой [Дублюра -- внутренняя сторона переплёта, напротив форзаца.], искусно украшена золотом, 750 отдельными кусочками разноцветной кожи и вставками из восьмидесяти двух драгоценных камней, то мне не нужно будет добавлять, что такое оформление никто не сумеет повторить, и это я скажу вам не обо всех её красотах. Переплёт был сделан лично месье Ривьером, Сангорски, Сатклиффом и Заенсдорфом, которые работали отдельно, и это произведение столь чарующее, что любой человек будет готов умереть тысячу раз за право владеть им хотя бы пять минут.
-- Вот как, -- промолвил Холмс. -- Это действительно прекрасная книга. Исходя из вашего описания и из понимания её важности по причине того, с кем она связана, я прихожу к выводу, что она лежит за пределами того, что называется дорогая книга.
-- Бесценная! -- воскликнул мистер Харрингтон Эдвардс. -- Для её покупки не хватит объединённых богатств Индии, Мексики и Уолл-стрит!
-- Вы хотите вернуть эту книгу? -- спросил Холмс, проницательно вглядываясь в него.
-- Боже мой! -- взвизгнул коллекционер, закатывая глаза и хватая воздух руками. -- Вы полагаете...
-- Ну, ну, -- перебил его Холмс. -- Я только проверял вас. Эта книга может склонить к воровству даже вас, мистер Харрингтон Эдвардс, но мы можем немедленно отбросить такое подозрение. Ваши эмоции слишком искренни, и, кроме того, вы отлично знаете, как сложно скрыть такую книгу, какую вы описали. В самом деле, только очень дерзкий человек решился бы украсть её и долго владеть ею. Прошу, расскажите нам, как случилось, что вы её утратили.
Мистер Харрингтон Эдвардс схватил бутылку бренди, которая стояла возле его локтя, и одним глотком осушил её. Возобновив таким образом свои силы, он продолжал свою историю:
-- Как я уже сказал, сэр Натаниэль заставил меня взять книгу на время, во многом, против моего желания. В тот вечер, когда я зашёл к нему, он сказал, что двое его верных слуг, хорошо вооружённых, проводят меня до дома. "Опасности нет, -- сказал он, -- но вы будете чувствовать себя лучше", -- и я искренне с ним согласился. Как мне рассказать вам, что произошло? Мистер Холмс, те самые слуги напали на меня и украли мою бесценную ношу!
Шерлок Холмс с удовлетворением потёр свои худые руки.
-- Великолепно! -- пробормотал он. -- Это дело мне по сердцу. Уотсон, мы заплыли в глубокие воды. Но вы затянули свой рассказ, мистер Эдвардс. Возможно, если я задам вам несколько вопросов, это ускорит дело. По какой дороге вы шли к своему дому?
-- По главной дороге, хорошему шоссе, которое проходит мимо наших поместий. Я предпочёл шоссе теням леса.
-- И между вашими дверями примерно двести ярдов. В каком месте произошло нападение?
-- Почти посередине между двумя подъездными путями к нашим домам.
-- Света не было?
-- Только свет луны.
-- Вы знаете тех слуг, которые вас провожали?
-- Одного немного знаю, а другого раньше не видел.
-- Опишите их, пожалуйста.
-- Слугу, которого я знаю, зовут Майлз. Гладко выбритый, низкорослый и сильный, хотя уже немолодой. Кажется, он был известен как самый верный слуга сэра Натаниэля, он служил у сэра Натаниэля много лет. Я, конечно, не могу описать его подробно, я никогда не обращал на него особого внимания. Другой был высокий, крепкий и носил густую бороду. Это был безмолвный малый. Кажется, за время пути он не проговорил ни слова.
-- Майлз был более общителен?
-- О, да... Возможно, даже болтлив. Он говорил о погоде, о луне, и я уже не помню о чём еще.
-- И ни разу о книгах?
-- В нашем разговоре книги не упоминались.
-- Как произошло нападение?
-- Оно было очень неожиданным. Как я сказал, мы дошли до середины пути, когда высокий слуга схватил меня за горло -- я полагаю, чтобы помешать мне закричать, -- и в тот же миг Майлз выхватил книгу из моих рук и убежал. Через мгновение за ним последовал его компаньон. Меня чуть не задушили, и я не мог сразу закричать. Когда ко мне вернулась речь, я огласил своими криками всю округу. Я побежал за ними, но не увидел никаких следов. Они исчезли.
-- Вы вышли из дома вместе?
-- Мы с Майлзом вышли вместе, а второй слуга присоединился к нам возле сторожки привратника. Он был занят какими-то своими делами.
-- А где был сэр Натаниэль?
-- Он попрощался со мной на пороге.
-- Что он сказал обо всём этом?
-- Я ещё ничего ему не рассказал.
-- Вы ничего ему не рассказали! -- с изумлением повторил Холмс.
-- Я не осмелился, -- признался наш несчастный клиент. -- Это убьёт его. Эта книга была для него сутью всей жизни.
-- Когда это произошло? -- вставил я, кинув взгляд на Холмса.
-- Великолепно, Уотсон, -- сказал мой друг, отвечая на мой взгляд. -- Я собирался задать тот же вопрос.
-- Вчера вечером, -- был ответ мистера Харрингтона Эдвардса. -- Я всю ночь сходил с ума, я не заснул ни на миг. Первое, что я сделал утром, поехал к вам. Вчера вечером я пытался связаться с вами по телефону, но не смог дозвониться.
-- Да, -- припоминая, сказал Холмс, -- мы были заняты премьерой мадам Тронтини. Помните, Уотсон, потом мы ужинали у Олбени?
-- О, мистер Холмс, вы думаете, что сможете мне помочь? -- воскликнул жалкий коллекционер.
-- Кажется, смогу, -- весело заявил мой друг. -- Я даже уверен, что смогу. В любом случае, я совершу доблестную попытку, с помощью Уотсона. Такую книгу, как вы заметили, нелегко скрыть. Что вы скажете на то, Уотсон, чтобы отправиться в Уолтон-он-Уолтон?
-- Поезд будет через тридцать минут, -- глядя на часы, сказал мистер Харрингтон Эдвардс. -- Вы вернётесь со мной?
-- Нет, нет, -- засмеялся Холмс, -- так не годится. Нас пока не должны видеть вместе, мистер Эдвардс. Если у вас нет других дел в Лондоне, возвращайтесь на этом первом поезде. Мы с другом поедем вместе. Этим утром ещё будет поезд?
-- Через час.
-- Великолепно. Тогда до скорой встречи!
II
Мы сели в поезд на вокзале Паддингтон через час, как и обещали, и начали путешествие в Уолтон-он-Уолтон, приятное аристократическое селение и место действия несчастного случая, который приключился с нашим другом из поместья Пок Стогис. Холмс, откинувшись на спинку сиденья, с серьёзным видом выдувал кольца дыма в потолок купе, которое, к счастью, было пустым, а я посвятил себя утренней газете. Вскоре я устал от этого занятия и обернулся к Холмсу. Я удивился, обнаружив, что он смотрит в окно, сияя улыбкой и тихо цитируя себе под нос Хафиза.
-- У вас есть теория? -- с удивлением спросил я.
-- Теоретизировать без доказательств -- это главнейшая ошибка, -- отозвался он. -- Всё же у меня есть некоторые мысли по поводу задачи, которая так интересует нашего друга, мистера Харрингтона Эдвардса, и есть несколько указаний, которые могут привести только к одному решению.
-- И кто, по-вашему, вор?
-- Мой дорогой друг, -- сказал Шерлок Холмс, -- вы забыли, что мы уже знаем, кто вор. Эдвардс совершенно ясно показал, что это Майлз выхватил у него книгу.
-- Правда, -- смущённо признал я. -- Я уже и забыл. Всё, что мы должны сделать, это найти Майлза.
-- И мотив, -- посмеиваясь, сказал мой друг. -- Что вы скажете, Уотсон, о том, какой в этом деле мотив?
-- Зависть, -- быстро отозвался я.
-- Вы меня удивляете!
-- Коллекционер-соперник, который каким-то образом узнал об этой замечательной книге, подкупил Майлза. Помните, что Эдвардс рассказал нам о втором слуге, который присоединился к ним возле сторожки. Это дало великолепную возможность, чтобы заменить слугу сэра Натаниэля другим человеком. Неплохое объяснение, не так ли?
-- Вы превзошли себя, мой дорогой Уотсон, -- пробормотал Холмс. -- Это превосходное объяснение, и, как вы справедливо заметили, возможность для замены была идеальной.
-- Вы согласны со мной?
-- Едва ли, Уотсон. Чтобы устроить такой замечательный заговор, коллекционер-соперник сначала должен был узнать о книге, как вы предположили, но также он должен был знать, в какой вечер мистер Харрингтон Эдвардс пойдёт к сэру Натаниэлю, что указывает на сотрудничество со стороны нашего клиента. А решение Эдвардса взять книгу на время было, как мне кажется, принято неожиданно, без предварительного обдумывания.
-- Не помню, чтобы он об этом говорил.
-- Он не говорил, но это простая дедукция. Книжный коллекционер достаточно безумен, Уотсон, но соблазните его такой наживкой, как это шекспировское кварто, и он полностью лишится рассудка. Мистер Эдвардс не был способен ждать. Позапрошлым вечером сэр Натаниэль пообещал ему книгу, а уже прошлым вечером он помчался, чтобы принять предложение -- помчался прямиком к катастрофе. Чудо, что он был способен ждать весь день.
-- Удивительно!
-- Элементарно, -- сказал Холмс. -- Я всего лишь применил один из самых первых и самых известных принципов своего ремесла. Если вас интересует процесс, внимательно прочитайте "Трансцендентальные эмоции" Харли Грэма, а я сам виновен в написании небольшой брошюры, в которой я каталогизирую эмоциональное влияние необычных новостей, хороших и дурных, на представителей двенадцати сотен профессий.
Мы были единственными пассажирами, которые сошли в Уолтон-он-Уолтон, но быстрые расспросы показали, что мистер Харрингтон Эдвардс вернулся на предыдущем поезде. Все разговоры вёл Холмс, который замаскировался перед выходом из поезда. Он надел кепку задом наперёд, засунул за ухо карандаш и подвернул свои брюки. Из одного его кармана свисал конец льняной измерительной ленты. Он был вылитый землемер, и я не мог не думать, что если бы случайно встретил его на дороге, то не смог бы его узнать. По его предложению я смял верхушку своего котелка и вывернул пальто наизнанку. Затем он дал мне конец измерительной ленты, а сам с другим концом пошёл впереди. Таким образом, время от времени останавливаясь, вставая на колени в пыли и якобы измеряя участки дороги, мы проследовали к поместью Пок Стогис. Встреченные нами жители селения, которые направлялись в станционный бар, обратили на нас не больше внимания, чем если бы мы были кроликами.
Скоро мы увидели жилище нашего друга, живописную и беспорядочную обитель, стоявшую в глубине своих земель и окружённую дубами. От дороги к входу в дом вела гравийная дорожка, и когда мы подходили, в нас ударил солнечный свет, отразившийся от старинного латунного дверного молотка. Вся эта картина на фоне сверкающей сельской местности была исполнена спокойствия и уюта. Нам было сложно поверить, что это место действия той самой зловещей трагедии, которую мы приехали расследовать.
-- Пока не будем входить, -- сказал Шерлок Холмс, решительно проходя мимо ворот, которые вели во владения нашего клиента, -- но постараемся успеть к обеду.
С этого места дорога полого спускалась, а лес с обеих сторон становился гуще. Холмс не отрывал взгляда от дороги перед нами, и когда мы прошли около ста ярдов, он остановился.
-- Здесь произошло нападение, -- указывая пальцем, сказал он.
Я внимательно посмотрел на землю, но не увидел признаков борьбы.
-- Вы помните, что всё произошло посередине между двумя домами, -- продолжил он. -- Нет, кое-какие признаки имеются. Нет признаков жестокой схватки. К счастью, вчера вечером прошёл дождь, и земля прекрасно сохранила следы. -- Он указал на слабый след ноги, затем ещё и ещё. Встав на колени, я увидел, что по дороге действительно прошло много ног.
Холмс растянулся в грязи и быстро продвигался вперёд, носом к земле, что-то бормоча по-французски. Затем он выхватил лупу, чтобы лучше изучить след, который он заметил, но через мгновение он разочарованно помахал головой и продолжил осмотр. Он напоминал мне благородную гончую, которая потеряла след и теперь обнюхивает всё вокруг, пытаясь отыскать потерянный запах. Через мгновение он, тем не менее, преуспел и с радостным возгласом поднялся на ноги, зигзагами устремился в лес и остановился возле живой изгороди, острым пальцем указывая на преступный пролом в зарослях.
-- Не удивительно, что они исчезли, -- улыбнулся он, когда я подошёл. -- Эдвардс думал, что они пошли по дороге, но они проломились вот здесь. -- Затем он немного отступил, легко пробежал вперёд и одним прыжком перемахнул изгородь, приземлившись на руки на другой стороне.
-- Осторожно следуйте за мной, -- предупредил он. -- Наши следы не должны смешаться с их следами.
Мне было тяжелее, чем моему компаньону, но через мгновение я уже стоял рядом с ним, и он помог мне восстановить равновесие.
-- Смотрите, -- воскликнул он, опуская лицо к земле, и я увидел глубокие следы двух пар ног в грязи и на траве.
-- Низкий проломился через изгородь, -- радостно сказал Холмс, -- но более высокий негодяй её перепрыгнул. Смотрите, какие глубокие следы он оставил. Он приземлился сюда, на мягкий ил. Это очень существенно, Уотсон, что они прошли этим путём. У вас нет предположений?
-- Эти люди знали земли Эдвардса так же хорошо, как и владения Брук-Баннермана, -- ответил я и задрожал от удовольствия, когда мой друг кивнул в знак одобрения.
Он без дальнейших разговоров лёг на живот и несколько мгновений извивался на траве. Тогда меня осенила поразительная мысль.
-- Холмс, -- в ужасе прошептал я, -- вы видите, куда ведут эти следы? Они направляются прямо к дому нашего клиента, мистера Харрингтона Эдвардса!
Он медленно кивнул, и его губы напряжённо сжались. Двойной ряд следов резко обрывался возле задней двери поместья Пок Стогис!
Шерлок Холмс поднялся на ноги и посмотрел на часы.
-- Мы как раз успеем к обеду, -- заявил он и торопливо почистил одежду. Затем он решительно постучал в дверь. Через несколько мгновений мы предстали перед нашим клиентом.
-- Мы погуляли по окрестностям, -- попросил прощения Холмс, -- и взяли на себя вольность пройти через заднюю дверь.
-- Вы нашли какой-нибудь ключ? -- жадно спросил мистер Харрингтон Эдвардс.
Странная улыбка торжества озарила лицо Шерлока Холмса.
-- На самом деле, -- тихо сказал он, -- мне кажется, что я решил вашу задачку, мистер Харрингтон Эдвардс!
-- Мой дорогой Холмс, -- воскликнул я.
-- Мой дорогой сэр! -- воскликнул наш клиент.
-- Я пока не установил мотив, -- признался мой друг, -- но что касается основных фактов, то на этот счёт не может быть сомнений.
Мистер Харрингтон Эдвардс, бледный, трясущийся, упал в кресло.
-- Книга, -- прохрипел он. -- Расскажите мне!
-- Терпение, мой дорогой сэр, -- любезно посоветовал Холмс. -- Мы с восхода ничего не ели и проголодались. Всему своё время. Прикажите сначала подать обед, и затем всё прояснится. А пока мне бы хотелось телефонировать сэру Натаниэлю Брук-Баннерману, поскольку он тоже должен услышать то, что я расскажу.
Мольбы нашего клиента были напрасны. Холмс хотел насладиться своей шуткой и своим обедом. В конце концов, мистер Харрингтон Эдвардс шатаясь побрёл на кухню, чтобы приказать подавать еду, а Шерлок Холмс что-то быстро и неразборчиво проговорил в телефон и через мгновение вернулся с улыбкой на лице, которая для кого-то не предвещала ничего хорошего. Но я не задавал вопросов. В своё время этот удивительный человек сам расскажет свою историю. Я слышал всё, что он слышал, и видел всё, что он видел, но я пребывал в полной растерянности. И всё же в моей памяти застряла мертвенная улыбка нашего хозяина, и мне стало его жаль. Немного времени спустя мы сели за стол. Наш клиент, измождённый и нервный, ел медленно и без всякого удовольствия. Он почти не спускал глаз с непроницаемого лица Холмса. Мне было немного лучше, но Холмс ел с наслаждением, одновременно рассказывая о некоторых своих ранних приключениях, о которых я когда-нибудь поведаю миру, если сумею разобрать трудночитаемые записки, которые я сделал.
Когда завершилась наша скорбная трапеза, мы пошли в библиотеку, где Шерлок Холмс с видом собственника, который был бы удивителен при других обстоятельствах, завладел большим лёгким креслом. С умышленной нехваткой торопливости он скрутил свою длинную трубку и зажёг её, а мистер Харрингтон Эдвардс сидел возле камина, весь в испарине от дурных предчувствий.
-- Почему вы заставляете нас ждать, мистер Холмс? -- прошептал он. -- Пожалуйста, расскажите нам поскорее, кто... кто... -- Его голос был заглушён стоном.
-- Преступник, -- спокойно сказал Шерлок Холмс, -- это...
-- Сэр Натаниэль Брук-Баннерман, -- неожиданно сказала горничная, просунув голову в дверь, а следом за её докладом восшествовал статный баронет, чья бесценная книга вызвала весь этот переполох и все эти несчастья.
Сэр Натаниэль был бледен и казался больным. Он немедленно ворвался в разговор.
-- Меня огорчил ваш звонок, -- сказал он, глядя на нашего клиента. -- Вы хотели что-то рассказать мне о кварто. Только не говорите... что с ним случилось... что-то плохое! -- Он нервно схватился за стену, чтобы удержать равновесие, и я почувствовал к нему глубокую жалость.
Мистер Харрингтон Эдвардс посмотрел на Шерлока Холмса.
-- О, мистер Холмс, -- с горечью воскликнул он, -- почему вы позвали его?
-- Потому что, -- твёрдо сказал мой друг, -- я хотел услышать от него правду о кварто Шекспира. Сэр Натаниэль, кажется, вам пока не рассказали, что ваша драгоценная книга была украдена у мистера Эдвардса вчера вечером -- украдена вашими верными слугами, которых вы отправили с ним, чтобы защитить книгу.
-- Что? -- взвизгнул титулованный коллекционер. Он зашатался и схватился рукой за сердце, а затем рухнул в кресло. -- Боже милосердный! -- бормотал он, а затем опять: -- Боже милосердный!
-- Я думаю, что вы подозревали недоброе, когда ваши слуги не вернулись, -- продолжил Холмс.
-- Я их не видел, -- прошептал сэр Натаниэль. -- Я не вожу дружбу со своими слугами. Я не знал, что они не вернулись. Расскажите мне... расскажите мне всё!
-- Мистер Эдвардс, -- сказал Шерлок Холмс, обернувшись к нашему клиенту, -- пожалуйста, повторите свою историю.
В ответ на эту просьбу мистер Харрингтон Эдвардс опять рассказал свою несчастную повесть, закончив её надрывным криком:
-- О, сэр Натаниэль, сможете ли вы простить меня?
-- Я не уверен, что это полностью ваша вина, -- весело заметил Холмс. -- Виноваты слуги сэра Натаниэля, и он сам отправил их с вами.
-- Но вы сказали, что решили эту задачу, мистер Холмс, -- воскликнул наш клиент, от отчаяния впавший в безумие.
-- Да, -- согласился Холмс, -- она решена. С самого происшествия в ваших руках был ключ, но вы не знали, как его использовать. Я имею в виду предшествующие нападению странные поступки высокого слуги.
-- Поступки слу... -- запнулся мистер Харрингтон Эдвардс. -- Но он же ничего не сделал... ничего не говорил!
-- Это и есть самое странное обстоятельство, -- многозначительно сказал Шерлок Холмс.
Сэр Натаниэль с трудом поднялся на ноги.
-- Мистер Холмс, -- сказал он, -- это огорчает меня больше, чем я могу выразить. Не жалейте усилий, чтобы отыскать книгу и предать правосудию мерзавцев, которые её украли. Но я должен идти и подумать... подумать...
-- Стойте, -- сказал мой друг. -- Я уже поймал одного из них.
-- Что? Где? -- воскликнули вместе оба коллекционера.
-- Здесь, -- сказал Шерлок Холмс и, сделав шаг вперёд, положил руку на плечо баронета. -- Вы, сэр Натаниэль, были высоким слугой. Вы были одним из воров, которые придушили мистера Харрингтона Эдвардса и забрали у него вашу книгу. А теперь, сэр, не расскажете ли нам, почему вы это сделали?
Сэр Натаниэль Брук-Баннерман сотрясся и упал бы, если бы я не бросился вперёд и не поддержал его. Я опустил его в кресло. Когда мы посмотрели на него, мы увидели в его глазах признание. Вина была написана на его измождённом лице.
-- Ну, давайте, давайте, -- нетерпеливо сказал Холмс. -- Или вам будет легче, если я расскажу эту историю? Да будет так. Вы простились с мистером Харрингтоном Эдвардсом на пороге, сэр Натаниэль, пожелав вашему лучшему другу доброй ночи с улыбкой на устах и злом в сердце. И как только вы закрыли дверь, вы натянули обтягивающий плащ, подняли воротник и поспешили наперерез к сторожке, где присоединились к мистеру Эдвардсу и Майлзу под видом своего собственного слуги. За всё время вы не проговорили ни слова, потому что боялись говорить. Вы боялись, что мистер Эдвардс узнает ваш голос, пока фальшивая борода защищала ваше лицо, а темнота скрывала вашу фигуру.
Придушив вашего лучшего друга и украв у него вашу собственную книгу, вы и ваш подлый помощник пробежали через поля мистера Эдвардса до его задней двери, думая, что если произойдёт расследование, то призовут меня, и следы выведут меня на мистера Харрингтона Эдвардса, который будет обвинён в преступлении. Это была часть вашего преступного плана, и вы заранее сговорились со своими подлыми слугами, которые должны были притвориться, что за плату от мистера Эдвардса стали участниками разыгранного нападения на его особу. Ваша ошибка, сэр, заключалась в том, что ваш след резко обрывался возле задней двери мистера Эдвардса. Если бы вы оставили другой след, ведущий обратно к вашему жилищу, я должен был без колебаний арестовать мистера Харрингтона Эдвардса за воровство.
Вам бы следовало знать, что в преступлениях, с которыми я имел дело, очевидное решение никогда не было правильным. Того, что перст обвинения направлен на определённого человека, достаточно, чтобы оправдать этого человека. Если бы вы читали небольшие сочинения моего друга и коллеги доктора Уотсона, вы бы не совершили такой ошибки. И вы ещё называете себя книжником!
Единственным ответом несчастного баронета был низкий стон.
-- Продолжим. Вы оборвали след возле задней двери мистера Эдвардса, вошли в дом -- его собственный дом -- и провели ночь под его крышей, пока его рыдания и стенания по утрате наполняли ночь и приносили радость вашей невыразимой душе. А утром, когда он уехал, чтобы посоветоваться со мной, вы тихо вышли -- вы и Майлз -- и по шоссе вернулись к себе домой.
-- Прошу милости! -- воскликнул побитый негодяй, съёживаясь в кресле. -- Если это станет достоянием гласности, я погиб. Я был вынужден так поступить. Я не мог позволить мистеру Эдвардсу исследовать книгу, поскольку это привело бы к разоблачению. И всё же я не мог отказать ему -- моему лучшему другу, -- когда он попросил меня дать ему книгу.
-- Ваши слова объясняют то, чего я не знал, -- сурово сказал Шерлок Холмс. -- Сейчас понятен мотив. Это произведение, сэр, было подделкой. Зная, что ваш друг-эрудит это раскроет, вы решили очернить его имя, чтобы спасти своё. Книга застрахована?
-- Он сказал, что застрахована на 350 000 фунтов, -- взволнованно вмешался мистер Харрингтон Эдвардс.
-- Так, значит, он планировал избавиться от опасного, сомнительного предмета и одновременно собрать золотой урожай, -- заметил Холмс. -- Давайте, сэр, расскажите нам всё. Сколько в книге поддельного? Только надпись?
-- Я расскажу вам, -- неожиданно сказал баронет, -- и отдаю себя на милость своего друга мистера Эдвардса. Вся книга, по существу, подделка [Вся книга, по существу, подделка. -- Речь в рассказе идёт о полностью вымышленном издании -- кварто 1602 года. На самом деле, первыми изданиями "Гамлета" были кварто 1603 года ("пиратское") и кварто 1604 года. См. подробнее: Аникст А. Первые издания Шекспира. М., 1974.]. Она была создана из двух неполных экземпляров кварто 1604 года. Из этой пары я сделал целую книгу, а умелый работник, ныне покойный, изменил для меня дату так ловко, что только эксперт первой величины сможет это распознать. Таким экспертом и является мистер Харрингтон Эдвардс -- единственный в мире человек, который мог бы меня разоблачить.
-- Спасибо вам, Натаниэль, -- с благодарностью сказал мистер Харрингтон Эдвардс.
-- Надпись, конечно, тоже подделана, -- продолжил баронет. -- Теперь вы всё знаете.
-- А книга? -- спросил Холмс. -- Где вы её уничтожили?
На лице сэра Натаниэля появилась мрачная улыбка.
-- Она прямо сейчас горит в очаге мистера Эдвардса, -- сказал он.
-- Может быть, она ещё не полностью сгорела, -- воскликнул Холмс и ринулся в подвал. Некоторое время он отсутствовал, и мы слышали звяканье бутылок и, наконец, лязг большой металлической двери. Через несколько мгновений он явился перед нами в приподнятом настроении, с обгоревшим листом в руке.
-- Жаль, -- воскликнул он, -- жаль! Несмотря на спорную подлинность, это был благородный образец. Он наполовину сгорел, но пусть сгорит полностью. Я сохранил один лист на память об этом случае. -- Он сложил лист и поместил его в бумажник. -- Мистер Харрингтон Эдвардс, я думаю, что решение по этому делу должны вынести вы. Сэр Натаниэль, конечно, не должен делать попыток получить страховку.
-- Я обещаю, -- тихо сказал баронет.
-- Тогда забудем обо всём, -- со вздохом сказал мистер Эдвардс. -- Пусть это станет запечатанной главой в истории библиомании. -- Он долго смотрел на сэра Натаниэля Брук-Баннермана, затем протянул ему руку. -- Я прощаю вас, Натаниэль, -- просто сказал он.
Их руки встретились, в глазах баронета стояли слёзы. Мы с Холмсом отвернулись от этой сильной, трогательной сцены и незаметно выскользнули в дверь. Через мгновение свежий ветер обдувал наши виски, и мы выкашляли из наших лёгких библиотечную пыль.
III
-- Они странные люди, эти книжные коллекционеры, -- размышлял Холмс, когда поезд, грохоча, вёз нас в город.
-- Я сожалею только о том, что не смогу опубликовать свои записки об этом интересном деле, -- отозвался я.
-- Подождите немного, мой дорогой Уотсон, -- посоветовал Холмс, -- и это станет возможным. Со временем они оба начнут рассматривать этот случай как чрезвычайно занимательный, и сами о нём расскажут. Тогда выйдут ваши записки, и мир получит историю об ещё одной задаче, которую решил мистер Шерлок Холмс.
-- Это отразится на сэре Натаниэле, -- возразил я.
-- Он прославится, -- предсказал Шерлок Холмс. -- Он войдёт в книжную хронику вместе с Чаттертоном, и Айрлендом, и Пейном Кольером [...С Чаттертоном, и Айрлендом, и Пейном Кольером. -- Имеются в виду английские мистификаторы: Томас Чаттертон (1752-1770), который выдал свои поэмы за средневековые, а после разоблачения покончил с собой; Уильям Генри Айрленд (1775-1835) и Джон Пейн Кольер (1789-1883), которые подделывали рукописи Шекспира.]. Запомните мои слова, он даже сейчас не закрывает глаза на возможность обрести нечестивое бессмертие. Он всё расскажет первым. (Так оно и случилось.)
-- Но почему вы сохранили этот лист "Гамлета"? -- осведомился я. -- Почему не драгоценный камень из переплёта?
Шерлок Холмс искренне рассмеялся. Затем он медленно развернул лист, о котором я спрашивал, и ткнул пальцем в одно место на странице.
-- Прихоть, -- ответил он. -- Захотелось сохранить столь точное описание обоих наших друзей. Эти строки -- настоящая драгоценность. Послушайте, что говорит добрый Полоний: "Что он безумен, правда; правда -- жаль; и жаль, что правда" ["Что он безумен, правда; правда -- жаль; и жаль, что правда". -- "Гамлет", акт II, сцена 2.]. Мастер Уилл обладал таким же здравым смыслом, как Хафиз и Конфуций, и величайшей меткостью выражений... Вот и Лондон, а сейчас, мой дорогой Уотсон, если мы поторопимся, мы ещё успеем на дневное выступление Забриски!