Жили были дед да баба, но не было у них курочки Рябы. Зато имелся огород, от ворот и до ворот. И чего там только не было, - ничего не было. Одна репка посередине, зато такая большая, что даже огромная. Со всей деревни приходили смотреть и показывать пальцем.
Так и выросла, у всех на виду. Пришло время урожая. Вышел дед, схватил, тянет-потянет, а вытянуть не может, - не вынимается. Осерчал старик от обиды на свои немощные руки, на слабосильные ноги, кричать стал. На шум вышла из избы баба, дед и на неё наорал. Когда охрип, стали вдвоём тянуть.
Дедка за репку, бабка за дедку, за его тощие бока. Тянут-потянут, а ничего не выходит, не отдаёт Земля урожая. Взмокли, а репка не шелохнётся. Зато старик с каждым разом улыбается всё шире, а скоро от смеха и стоять не может.
На этот раз рассердилась бабушка, а дед даже заплакал, так его разобрало. Баба уже и ругаться устала, примолкла (она опасалась сумасшедших), а дед откашлялся и говорит человеческим голосом, вернее его остатками:
- Не бери меня за рёбра, я от этого слабею.
- А за что мне тебя брать, старое ты коромысло, - удивилась бабуля.
- За 'талью' бери. Крепче будет и для меня спокойней.
- Всю жизнь вместе прожили, а не знала, что у тебя 'талия'.
Тут и баба покатилась, смешно ей показалось. А дед, глядя на подругу жизни, снова ослабел. Лежат они рядом и гогочут. На шум явилась внучка - белая ручка. Посмотрела и ушла. Решила не мешать, потому что знала - смеяться полезно в любом возрасте.
Когда во дворе стихло, вышла, чтобы проверить не стало ли кому плохо. Дед сидел на камне, скручивая козью ножку, баба лежала рядом, без движений. Внучка кинулась, но дед остановил.
- Не трогай, пусть спит. Она со сна всегда добрая. А то встанет ни свет, ни заря, потом весь день зевает и на людей кИдается.
Внучка села рядом. Дед козью ножку закурил, внучка в зеркальце макияж проверила. Она была уже взрослая, хоть и внучка.
- Ну что деда, у меня электричка в три пятнадцать. Давай что-нибудь делать.
Стали бабку будить, а она не будится. Лежит как спящая красавица, улыбается во сне, и, как грудной младенец, слюни пускает. Испугались тут все, дед козью ножку бросил, заплакал в рукав, коза перестала бекать, глаза вытаращила, внучка крашеный ноготь сломала, кошка колбасу бросила, собака в будку забилась. С бабушкой никаких изменений, - прежняя улыбка и бесчувствие.
А она в это время видит сон про белого быка. Даже во сне понимает, что её ждут, но сделать ничего не умеет.
- Белый бык, не снись. Ждут меня, пора...
-Бу-у-у-д-у, отвечает белый бык...
А дед умный был, каждую неделю две газеты прочитывал. Лёг на землю рядом со старухой и говорит:
- Сейчас засну, встречусь там с бабушкой и разбужу.
Лежит, а сон не приходит.
- Эх, зря я выспался намедни.
Внучка тоже легла.
- Может у меня получиться, мне всегда спать хочется.
Собака вытянулась, лапой нос прикрыла, кошка развалилась, хвостом укуталась, куры присели. Всё лежат, спящих изображают. Одна коза ходит вокруг, тревожным колокольчиком звенит.
Проснулась бабка, а все вокруг валяются. 'Наверное, случилось что!', - подумала она и побежала за милицией. Выскочила на дорогу, а милиционер вот он, на машине едет, сейчас скроется. Припустила бабуся, едва догнала.
Затормозил милиционер, чтобы дорожного происшествия не случилось, а баба никак остановиться не может, чуть мимо не пролетела. Милиционер из машины вышел, фуражку снял.
- Что случилось, - спрашивает.
- Ничего не случилось, - отвечает заслуженная пенсионерка, - только мои все лежат.
- И мои лежат. Рано ещё, - не удивился милиционер.
- Ты не понял. Мои во дворе лежат.
- Закаляются что ли?
- Нет, прямо на земле. Дышат, но неживые.
Милиционер за ухом почесал, фуражку одел, и как кинется. Они всегда так делают, если тревога. То стоят как вкопанные, то бегут куда попало. Вот и этот, вскочил в кабину и по газам, а газов в машине выше крыши. Бабка за ним, но куда там, такая скорость в двигателе.
Доехал, почти на ходу выпрыгнул, кобуру расстегнул, прицелился. А стрелять не в кого, - все свои. И не лежит никто, все по двору ходят, в укромные места заглядывают. А укромное место во дворе одно - под крыльцом. Вот и стоят, под крыльцо смотрят.
- Что у вас происходит!
- Бабушка у нас пропала, - отвечает дедушка, а сам, можете себе представить, вовсе не грустен. - Не видели случайно.
Милиционер смутился, фуражку снял одел, в поле оглянулся.
- Случайно видел. Вон она скачет.
Посмотрели в ту сторону, действительно их родная бабуся мчится. Платок развевается, земля содрогается, рука кулак показывает. Прям Чапаев, только без боевого коня, и вместо казацкой шашки в руке телефон сотовый, предпоследняя модель. Дедушка увидел ненаглядную, и почернел от радости.
Прибежала, а сказать ничего не может. Дыхание перехватило, одни согласные в алфавите остались. Схватилась за форменную портупею:
- Ч..т..ж..т..п..д..д ...
- Не гони. Я на тебя протокол напишу, за превышение скорости.
Бабушка на это ничего не сказала, только глаза вытаращила. Стоит, успокаивается, наклоны делает, приседает, чтобы постепенно, без вреда здоровью. В конце, конечно, водные процедуры. После душа вышла вся такая бодрая, моложавая. Дед посветлел, с бабкиного платья соринки выщипывает, а она встала перед стражем порядка, рукава закатала:
- Что же ты не подождал. У меня ведь сердце больное и ноги не ходят.
- Куда мне тебя, у меня в машине двенадцать человек и снаряжение рыбацкое.
Посмотрели, и действительно двенадцать, и все милиционеры. Лежат как селёдки в бочке, в окна одни сломанные фуражки заметны и приплюснутые к стёклам носы видны.
- Дай команду, пусть выйдут, - запричитала бабка. - Мне на них смотреть больно.
- Не стоит, им потом обратно не влезть.
Тут внучка всех на место поставила:
- Айда,- кричит,- репку тянуть.
- Даёшь! - заревел дед и бросился.
Упал сначала, но скоренько поднялся и пример другим показывать стал. Бабка за дедку, внучка за бабку, потом собака, кошка. Всё как положено. А в конце милиционера поставили, хотя он и пробовал улизнуть. Говорил, что некогда. Преступления, мол, вокруг совершаются, а раскрываемости не происходит. Едва уговорили. Только за кошкой не захотел, за внучку уцепился.
Тянут-потянут - не вытягивается. Сначала поддаётся, но потом на место становиться, как на резиновой привязи. Мучились-мучились, решили перекур сделать. Кто присел, кто прилёг, милиционер от внучки не отлипает, сердится, что работу остановили. Но дед ему кривой кулак показал и вставными зубами щёлкнул. Обиделся, опять захотел уйти, но его парашютной стропой к репке привязали. Сидит, протоколы задним числом заполняет. Задумчивый такой, - не знает где запятые нужны, а где восклицательные знаки необходимы.
Тут мышонок из любопытства на ногу ему и прыгнул, не разглядел, что перед ним живой милиционер. Если сказать, что живой милиционер не любил мышей, это равно как ничего не сказать. Он их и ненавидел, и боялся, и просто с ума сходил, когда живьём видел. А в паспорте у него, между прочим, было написано: 'Мышкин Николай Трофимович'. Можете себе представить иронию судьбы.
Увидевши этого зверя прямо у себя, прямо на ноге, так рванул, что и парашютные стропы не выдержали. Никто не опомнился, а милиционера и след простыл. Осталась лишь фуражка да недописанный протокол. Дед поднял листок, одел очки и прочёл: 'Сим сообщаю, что...'. Больше ничего не было. 'Наверное, эта бумага не очень важнА' - решил дедушка и оставил документ себе, на случай 'козьей ножки'.
Тут внучка снова всех к жизни вернула:
- Гляньте,- кричит,- на нашу репку!
И все увидели, что лежит она на боку, вся вынутая. Это милиционер, убегая, развил такой момент силы, что и сама Земля не удержалась от смеха, отпустила. Но из песни слОва не выкинешь, даже если оно на стихи и не похожее.
Лежит репка посреди двора, и такая вся огромная, что даже большая. Со всей деревни пришли смотреть. Смотрели и показывали пальцами.
![Репка. [Евгений Савинов.]](/img/w/wasxko_f_f/032repka/repka-430.jpg)