Я проснулась от легкого ветерка. И открыла глаза. Потолок веселился - по нему бегали солнечные зайчики. Знаю, это от покачиваний ветвей тополя перед окном создается броуновское движение света.
'Этот день должен быть очень счастливый', - сказал мне мой внутренний голос. Он у меня очень самостоятельный и настойчивый. Если я к нему не прислушиваюсь, то он начинает рисовать мне всякие картины...
Ладно, я с ним сейчас согласна. Но пусть ответит, что такое счастье?
Это вот так: проснуться, увидеть мир и чувствовать себя в нем хозяйкой?
Я сбросила с себя простыню. В зеркале на стене, которое всегда наблюдало за мной, как только я оказывалась в кровати, мое движение повторила ставшая обнаженной девушка лет 19.
Я пригляделась к себе как бы со стороны и осталась довольной. И вдруг, допустив, что я смотрю на себя глазами юноши, смутилась.
- Алина, ты поднялась?
Это бабушка. Она встает раньше родителей, провожает их на работу, успевает встретить женщину, приносящую нам молоко, сварить кашу. Если она спросила меня, проснулась ли я, значит, мой завтрак готов.
Я оторвалась от зеркала и две девушки, стройненькие, в меру плотненькие, с распущенными русыми волосами разошлись. Я просто скатилась с кровати и подбежала к своему стулу, где был перекинут через спинку халатик. В шкафу лежали в стопке чистые трусики. На верхней полке дожидался лифчик. Все, пока ничего не надо!
Дачный поселок качнулся вместе с электричкой быстро набиравшей обороты двигателя. Из окна не видно нашего домика, но самую высокую ель в округе можно всегда заметить. Это наша ель! Я долго смотрела на ее верхушку и не заметила, как скамейку напротив заняли. Это двое парней. На платформе я их не видела, наверное, пришли из другого вагона.
- Посмотри, какая она красивая! - сказал один из них, подтолкнув локтем своего товарища.
Тот, светловолосый, скользнул по мне невидящим взглядом и отвернулся.
- Санек, - ну ты даешь! Посмотри!
И ко мне:
- Он не хочет на вас смотреть, девушка.
- Безобразие, - возмутилась я и улыбнулась.
Мне хотелось, чтобы на меня смотрело как можно больше людей.
Светловолосый оторвался от окна и, наконец, увидел меня.
А я - его голубые глаза, прямой, слегка длинноватый нос, в меру выделявшиеся губы, ямочка на подбородке.
- Здравствуйте, - сказал он очень серьезно.
- Здравствуй, - ответила я, увидев, что он немного моложе меня.
Я сделала быстрый полуоборот головой, мои волосы, не поспевая за движением, закрыли лицо. И откинула их рукой.
Почему я так сделала?
'Помнишь, как мы с тобой встретились в электричке? - спросит мой муж через лет семь. - Повтори!'
'Нечем, - скажу я, - у меня короткая стрижка. Наш Семка давно бы выдрал всю мою пышность по одному волоску. У него такая хватка!'
Вот это мой внутренний голос прокрутил 'кино'. Но было еще что-то, какое-то приятное продолжение того разговора в будущем, и я бы все отдала, чтобы узнать, чем закончился этот разговор. Но я уже была в настоящем.
- Здравствуйте, - опомнился сосед светловолосого, и представился, - Василий!
- Алибабаевич! - добавил его друг.
- Вы Алибабаевич? - спросила я, удивляясь такой фамилии.
- Я то Стас, - засмеялся светловолосый, - разве не помните 'Джентльменов удачи?'
- Ах, да! - спохватилась я. И посмотрела на заговорившего со мной первым парня. - Но, неужели вы Алибабаевич?
- Ну, вы меня сейчас оба допекете!
Вот так, 'допекете', не 'допечете'!
Василий схватил Стаса за плечи и сильно сжал их. Но, на мой взгляд, ему было бы очень трудно по-настоящему сдавить своего друга. Плечи у того были еще те!
Словно в подтверждении моих наблюдений, Стас легко распрямился. Лишь слегка встряхнулся, освобождаясь и от неожиданных пут и от возможных обвинений в каком-то неправильном поведении.
- Что подумает девушка? - сказал он.
- Алина, - ввернула я свое имя.
'Держись, Алинка, держись!'
Я успела схватиться за подоконник и свисала из окна девятого этажа. Стас уже держал мои руки. Как он успел так быстро метнуться в мою сторону, можно было только диву даваться! Пластмассовое ведерко с водой, флакон со стеклоочистителем и тряпкой уже упали. Стас прибивал картину, которую купил на нашем городском 'бродвее'. Художников, изображавших наши родные красоты хватало, а он взял странный натюрморт...
В комнате заревел Семен. Затем послышался еще один голос. Господи, Анечка услышала рев братца и тоже подала голос!
Анечка! Вот о чем должен быть идти дальше тот разговор. Ну да, когда Стас попросил меня сделать полуоборот головой, я должна была сказать, что беременна. Еще раз...
Стас одной рукой обхватил меня за плечи и стал меня подтягивать.
'Хочешь жить, - сказал мне почти в ухо Стас, когда я уже благодаря ему почти была втянута в комнату, - умей хвататься!'
Вот еще одно видение будущего. Что-то сегодня мой внутренний голос старается...
В городе мы сошли друзьями. Стас и Василий спешили в техникум. А я - в институт. У меня шли экзамены, успешная сдача которых означала для меня второй курс. Мы договорились вернуться обратно электричкой в 17.40.
И, действительно, на платформе меня ждали. Да, я уже была второкурсницей. Но ждал меня только один Стас.
- У Василия тетка заболела. Он остался сторожить ее квартиру, - пояснил мне он.
Теперь мы сидели рядом на скамейке. Я у окна. В вагоне набилось много народа. Напротив сидел старичок, рядом мужчина помоложе на вид, но он сопел, как два древних паровоза. С краю - полная женщина с двумя корзинами. Весь вагон говорил. Если отстраниться, то можно попытаться различить голоса всех тембров. Но говорили все люди, обладающие желанием высказаться. Но все сливается в сплошной гул пчелиного улья.
- Ты видела 'Дневной дозор'?
Мы уже перешли на 'ты'. Точнее, он, Стас.
- Видела.
- А 'Ночной'?
- Обрывками. У меня был день рождения, и мы смотрели с моими друзьями. В кампании всегда смотришь невнимательно...
- Хочешь посмотреть внимательно?
- Нет, - ответила я. А сама подумала, разве можно со Стасом будет смотреть диск внимательно?
- Ты не думай, что я ищу момент, чтобы остаться вдвоем, - сказал глухо Стас.
- Я люблю гулять. Одна, в поле, или в лесу. - Но затем ответила на его предположение. - Я могу и фильм смотреть вдвоем. И гулять вдвоем не откажусь...
Я замолчала. Стас тоже молчал. И я сказала:
- Я могу дружить с тобой...
Вот так, расставила все по своим местам. Мой отец военный. Он смеялся над фильмом 'Чапаев', когда там в ход шли картофелины. Словно фильм о Чарли Чаплине. 'Ну, не может быть такого! Чапай в шахматы не играл, - говорил отец. - В шахматы и в шашки на поддавки играли другие...' Я не понимала его слов. Но отца всегда уважала...
И снова видение.
'Я никогда не думал, что могут быть такие девчонки, как ты'.
Стас мне казался очень высоким, а я сидела на диване. Он стоял напротив меня с бутылкой минералки в руке, наливая мне в бокал.
'Почему ты об этом заговорил?'
Вода была холодной. В этой квартире мы жили совсем недавно. Я была на третьем курсе. Стас выкупил квартиру на деньги, подаренные его родителями. Они жили в Германии. И вся мебель, включая и диван, на котором я сидела, были новыми. Пахло новым материалом, которым диван был обтянут. Пахло стенами, точнее краской, нанесенной на специальные обои. Пахло деревом новых дверей. Я, глядя в открытую дверь небольшой комнаты через широкий коридор, хотела, что бы там была детская комната. И, казалась, увидела небольшую кровать-качалку.
'Мы с тобой живем три месяца, - сказал Стас, - но каждый раз я поражаюсь, как ты хорошо сохранила себя для меня! У меня были до тебя девчонки. Они сдавались сразу. Они тянулись к бокалам с пивом, они тушили окурки, и все время смеялись, но как-то не искренне, что ли... Ты другая! Я бы не хотел иной! И не хочу!'
Пролетело Увалово. О чем еще мы говорили в этой электричке? Мы шли друг к другу с двух берегов бурной горной речки, по камням. Ногам должно быть холодно от ледяной воды, но, казалось, что мы шли по кипятку. И от слов, и от взглядов кровь вскипала.
Был ли он 'правильным' парнем? Я не знала. О 'правильных' парнях все время говорила бабушка. Она еще говорила, что если 'правильный' парень, то будет и 'правильная' жизнь. И Стас смотрел на меня очень правильно, я чувствовала это, потому что он как бы нырял мне в глаза, и купался в их бесконечном море... Ну, что я могла предположить, как женщина, которой еще не была в физическом смысле, но чувствовала, что мне надо думать о чем-то далеком-далеком? И мне уже сейчас надо было его оберегать. От чего? Непонятное ощущение, но оно было от устоявшейся женщины и знающей, как дальше строить свою жизнь. Я почти осязала, выросшие из моих лопаток крылья, и они уже были простерты над Стасом. Они образовывали какую-то огромную ярангу. Почему такой далекий Север? Не знаю, меня бесполезно было спрашивать об этом. Это не мое, а наше, женское!
После Креплевки народ вышел. Стало свободно. Но мы и не подумали отодвигаться друг от друга.
- Я из поволжских немцев, - вдруг объявил Стас. - Мы жили в Саратовской области, а затем переехали сюда.
Подмосковье проносилось, раскрывая все свои тайны бытия. Так, косо, походя, если замечать детали. И уже не совсем деревенская жизнь, но и до комфорта москвичей еще далеко. Видно, что когда-нибудь столица поглотит и эти места, прибавив к сети подземки новые линии с чисто сельскими, а может быть, если вдуматься, очень историческими именами станций метро. Креплевка, Курдяевка, Томановка... Последняя только что пролетела...
Мат обрушился на нас так, словно мы проходили по узким улочкам какого-нибудь восточного городка, а сверху вылили ведро помоев. Этот мат занял наше купе электрички - пространство между двумя скамейками. Его заполнили пять парней, который тотчас же обрыскали взглядами и меня, и Стаса. Особой наглостью 'раздевания' выделялся парень с сумрачным взглядом вампира, которому помешал утренний свет полакомится свежей кровью.
Он смотрел на меня полноправным хозяином.
'Посмотри на себя, тварь, - сказал Вампир моим внутренним голосом, - ты стала половой тряпкой!'
И засмеялся хлипко, словно в горле у него развелась осенняя слякоть, по которой спешили десятки прохожих.
Но смотрел так, словно выискивал что-то еще свежее, оставшееся во мне. И не найдя такового, сплюнул.
Я посмотрела на себя. Вот так и посмотрела, отделившись сознанием, откуда-то сверху. В кресле сидела женщина с короткой стрижкой тысячу раз перекрашенных дешевой краской, хной, обесцвеченных перекисью водорода волос. Я не узнала своих роскошных русых локонов. Я не узнала своего лица, опухшего то ли от побоев, то ли от ночных вливаний дешевого вина. Я вздрогнула от запаха, исходившего от меня. Это запах... помойной женщины.
'Это ты меня такой сделал!' - хотела крикнуть, но из горла вырвалось карканье.
'Ворона потрепанная!'
'Это я ворона? - Все-таки во мне прорезался голос. - Тогда ты набросился на меня в той электричке, лишив 'правильного' парня. Ты лишил меня жизни, гад!'
И все такое, но сказанное усталым бесчувственным голосом.
Огромный кулак был поднят и обрушен на мое лицо...
Но это не кулак заслонил свет. Я увидела, как Стас уже был между нами, он легко поднял сумрачного и просто вышвырнул его в проход. Я заметила, как дернулись четверо дружков, но двое ближних к нам получили по удару левой ноги Стаса. Она мелькнула почти незаметно. Двое дальних поднялись. У одного появился блестящий охотничий нож.
- Убивают!
Это закричала какая-то женщина у двери в салон.
- Эй, вы! - тотчас же отозвался мужчина у противоположной стены вагона.
Затем загалдели другие, крича, что милиция в первом вагоне. И этого было достаточно, чтобы пятерка изменила свои планы. Теперь четверо подняли своего главаря. Я видела его глаза, в них были бешенство и унижение. Но все-таки, больше было страха и удивления. А Стас, как бы задвинув меня за свою спину, став непреодолимой преградой.
- Слушай, Кук, - неожиданно я услышала голос одного из пятерки, - это же тот, Олимпийский чемпион по боксу... Как его там?
- Сухарев...
Подсказал другой.
- Ну, ты даешь, спортсмен, - сказал третий, и вся группа как-то пристыжено, но резво поспешила к тамбуру. Закрылась за ними раздвижная дверь. Стас сел.
'Вот и все, - подумала я. - Я не стала ни тварью, ни мерзко пахнущей, ни увядшей'.
- Ты, правда, чемпион, - спросила я тихо.
Стас смотрел за пробегающей мимо лесополосой. Я опустила глаза на руки, лежащие у него на коленях. Огромные руки подрагивали.
Он посмотрел на меня.
- Нет, у меня первый разряд по плаванью. До чемпиона мне далеко...
- Ну, парень, как ты их!
По голосу я узнала того пассажира, что крикнул: 'Эй, вы!'
Перед нами стоял мужчина явно в дачном наряде. Он протянул руку Стасу:
- Комлев я! Приходи ко мне в фирму. Я только раскручиваюсь, но мне такие ребята нужны...
Они стали о чем-то говорить, а я закрыла глаза. В такие моменты мой внутренний голос не заставляет себя ждать.
'Президент компании 'КомСта'! Встречайте!'
Я увидела, как собрался в одно целое весь зал, поворачиваясь и встречая Стаса. Он, уже слегка поседевший, вышел на небольшую сцену, разыскивая взглядом меня. И словно понимая это, люди, обступившие меня, отошли, образовав пространство, в котором я могла дышать свободнее. На мне было темно-вишневое платье, плотно облегавшее мою фигуру. Фигуру сорокалетней женщины. Но о своем возрасте знала только я одна. А все остальные, кроме двух-трех женщин, ревниво вглядывавшихся в меня, явно ошибались, сбросив мне около десяти лет. По взгляду Стаса я поняла, что и он был в числе ошибавшихся. Таких его плотоядных глаз я еще не видела. Голубых, разделенных слегка длинноватым носом.