Лютов попал в автомобильную катастрофу. Его Запорожец был седьмым в цепи столкнувшихся сорока машин. Спереди шел МАЗ, сзади японский Нисан в исполнении полугрузовика. Одним словом, Лютова сплющило, и он некоторое время сверху рассматривал себя, точнее, то, что от него осталось в искореженной кабине, сложившейся словно солдатская пилотка.
Через полчаса стали разбирать завалы, и лишь к третьему часу очередь дошла до Запорожца. Лютов посмотрел на свое тело, покрытое простыней, все было однозначно - никакого возврата. Это подтвердило и то, что медики боролись уже за тех, кто еще подавал признаки жизни.
- Насмотрелся, - услышал Лютов голос за своей спиной.
Он повернул виртуальную голову, но никого не увидел. Лишь высоко-высоко, где летчики в самолетах надевают кислородные маски, шевелились губы. Мгновение и Лютов оказался на этой высоте.
Говорившим оказался старец в белом балахоне, подпоясанным витым шнуром, с окладистой бородой.
- Да так, сущая безделица, - добрая улыбка не сходила с лица Петра, - анкетка, фото, заявление.
- Заявление? - удивился Лютов.
- Ну да, о том, что такой-то и такой просит поместить его в...
- В рай? - с надеждой спросил Лютов.
- Здесь дело такое, - Петр поднял палец на уровень груди, при этом ключи от рая мелодично звякнули, - до разбора анкеты. Обычно нам пишут два заявления сразу. Одно в рай, другое - в ад. Негодное из заявлений мы выбрасываем.
Теперь указательный палец привратника указал на неведомо откуда появившуюся вдалеке гору из выброшенных заявлений.
Увидев это, Лютов моментально вышел их ступора в связи с собственной кончиной.
- Я напишу только одно заявление, в рай, - сказал он твердо и уверенно. И тотчас же его лицо исказило гневная мина. - Вон куда все леса перелопатили, на бумагу!
- Но у нас так принято, - всплеснул руками Святой Петр, - вашу судьбу не спеша, в течение сорока дней, решает ангельский собор. Одни в нем проголосуют белыми, другие - черными шариками и только тогда возможен выбор резервации.
- Это меня не волнует, - отрезал Лютов. Так он говорил, когда был при жизни заведующим отделом в одной конторе.
Если так сказал Лютов, то ничто не могло его поколебать. Однажды его возили даже к самому губернатору, чтобы тот повлиял на чиновника. Но и губернатор сдался, увидев непреклонную решительность Лютова. И тогда Лютов получил из рук Самого благодарность за стойкость и принципиальность. Дома тоже не спорили с главой семейства. Он мог отдать под суд своих детей, если считал, что они заслуживают этого. Это испытал на себе шурин Лютова, когда врубил в трубопровод ветку для своей дачи. Ну, лишних пять метров, ну, без заявления в товарищество. Это иногда, а может и чаще, бывает и каким-то образом улаживается. Но в данном случае дело было в том, что шурин не согласовал свою акцию с Лютовым.
- Но это чистая формальность, - шепнул Святой Петр на ухо Лютову, - ваша судьба давно уже предрешена и вы окажитесь там... где окажитесь.
- Я люблю порядок, - важно сказал Лютов. - Кем этот порядок был заведен? Самим?
Чиновник кивнул головой наверх, указывая подбородком на облачко, на котором должен сидеть сам Всевышний.
- Да нет, это все старший архангел, - вспомнил привратник.
- А Он, Сам Бог, утверждал?
Привратник растерянно пожал плечами и оглянулся.
- Не знаю...
- А бумага есть на этот счет? - поинтересовался Лютов.
- Сейчас поищу.
Перед святым Петром появилось бюро из темного дерева со множеством шкафчиков. Это множество сразу же открылось, и появились миллионы бумаг. Привратник стал лихорадочно просматривать их.
Прошло некоторое время и Лютов, переминаясь с ноги на ногу смотрел на райскую жизнь, открывшуюся в полуприкрытых воротах. Души, облаченные в белые хитоны прогуливались по райскому саду. Ангелы порхали на крыльях. Какие-то служащие развозили прохладительные напитки, сладости. Музыканты трубили в трубы и играли на лютнях.
Тогда Лютов обратил взгляд в сторону ада. Его ворота были открыты для взглядов вновьприбывших. И было примерно все то же, что и в раю, но души были одеты во все черное, а прислуга при рогах и копытах суетилась то с граблями, то с лопатами, то просто отпускала мощные пинки зазевавшимся отдыхающим. Те летели в котлы с кипятком, на огромные сквороды, в духовки, но не было никакого стона. По обе стороны от Лютова стоял смех, люди улыбались друг другу.
- Не могу найти это постановление, ворчал привратник.
- А было ли оно? - спросил Лютов.
За ним образовалась очередь. Некоторые умершие прибыли с той же автокатострофы, но кроме того было еще много других, что ждали своей участи. Среди них были и младенцы. Они, спеленатые, висели прямо в воздухе, держали во ртах пустышки. Были и очень старые люди, которых согнуло три погибели.
- И все они должны тоже писать заявления? - спросил Лютов.
- Да, - подтвердил Петр, не отрываясь от поисков бумаги с параграфами.
- Но многие не умеют писать или не смогут держать ручку. Как же вы добиваетесь от них заявлений?
- О, это просто, - сказал Петр, - лишь было желание. Бумага сама появляется с подписями и датами.
- Ну, от меня сразу двух бумаг вы не дождетесь, только одно - в рай! - Лютов рубанул правой рукой воздух...
Воздух над носилками, где лежал искореженный Лютов всколыхнулся, белая простыня сползла с лица погибшего в аварии и миру открылись глаза усопшего. Душа вернулась в его тело, и оно стало приходить в порядок. Конечно, медикам пришлось поудивляться и поработать над его телом, но уже через два месяца Лютов входил в свою контору с гордо поднятой головой.
Сослуживцы подбегали к нему, поздравляли с возвращением, спрашивали, как он выкарабкался из ужасного положения?
- Порядок. Во всем должен быть порядок, - говорил Лютов.