Тьма начала сгущаться. Вечер. Сильный ветер. Проливной дождь не заставили монаха Измаила идти пешком по лесу. Выбежав из мрачного холодного леса на полуразмытую дорогу, промокший до нитки монах чуть ли не полз на коленях, дабы выбраться из болотистой грязи грунтовой дороги.
Приподняв свою черную рясу, он шагал, словно по снегу, ступая своими ногами в вязкую пучину грязи, которая вот-вот могла поглотить его, как амазонская анаконда мощного буйвола. єНет, - думал он, держа свой распятый крест рукой, - Так нельзя. " Поцеловал крест и пошел дальше.
Дождь все лил и лил. У монаха Измаила не оставалось сил. В свои немалые года он видел и войны, и моры, и волнения, но не такую погоду.
Он, потеряв силы, облокотился на старый дуб, на котором сильно трещали могучие ветви. Но, услышав вдалеке какой-то звук, он вместо молитвы, которая, вероятно, не могла ему уже помочь, стал вглядываться вдаль.
Там он увидел большую фигуру, состоящую из нескольких частей: мрачных, пахнущих жестокостью и безнравственностью. Он услышал стук лошадиных копыт, он, было, уже обрадовался надежде, а душа взяла его в тиски.
Но холод и голод взяли вверх. Он начал махать своими морщинистыми руками и кричал: є Стойте! Прошу вас, ради Бога, стойте!" Карета медленно остановилась. Старец взглянул на странно одетого кучера. Тот был в помятом оранжевом цилиндре и в не менее странном сюртуке - зеленым.
- Не изволите ли вы, почтеннейший сударь подвести старого слугу Божьего до ближайшей церквушки или дома?
Кучер медленно повернул свою худощавую голову и посмотрел на него, старец содрогнулся. Кровавый косой левый глаз кучера мысленно убивал собеседника:
- Хозяин! - стукнул по двери кучер, - Барин, тут святоша просит, чтобы его подвезли.
Ответа не было, но стукнувшая по стеклу окольцованная различными перстнями ладонь дал кучеру знак.
- Садись, папаша,- произнес он сухим смертельным голосом.
Измаил перекрестился, поцеловал свой крест, и с закрытыми глазами вошел внутрь, надеясь увидеть нечто худшее, чем до ужаса уродливый кучер. Он открыл глаза и увидел перед собой небольшого тучного человека, лет тридцати, с прической в виде хвоста и в круглых очках-хамелеонах, откуда блестели его зеленые глаза:
- Батюшка, присаживайтесь- с очаровательной улыбкой произнес человек, - давайте я вас согрею.
Он достал одеяло и бережливо укрыл гостя.
- Спасибо вам, барин, за гостеприимство, оказанное вами,- произнес монах, покрепче укутавшись в одеяло.
- Это вам спасибо, батюшка, - произнес мужчина,- может быть, чаю?
- Нет, спасибо, я не особо люблю такие напитки.
Его насторожили слова собеседника: є Почему же мне спасибо? Ведь же я просто собеседник, а если и призадуматься у нас с ним разные положения. Барин может хлестнуть кнутом, кого угодно: пусть это холоп, городской ямщик, дьяк или даже барский сын. Не к добру все это."
Незнакомец рукой пошарился в маленькой изумрудной шкатулочке с изображением дракона, ювелирно обвешанным серебром, и улыбнулся еще более широкой, но неприятной и корыстной улыбкой:
-Напротив, батюшка, этот чай совершенно другой. Его хвалят на востоке: в Китае, Индии. А в Англии этот чай не так уж просто добыть, - улыбнулся барин, наливая чай в фарфоровую чашечку.
- Я, извините за свою распутность и наглость, могу спросить: с кем я имею честь вести разговор?- спросил Измаил.
- Имена редко что-то могут сказать о человеке, а вот его дела, наоборот, -улыбнулся тот, тоже наливая себе чаю,- Но если вам, человеку преклоненному перед Богом-Отцом, важно, то я скажу. Моё имя Елисей Емельянович Ермолов.
- Очень приятно, я отец Измаил- монах церкви, находившийся в городке К...ом. Это в верстах пятнадцати отсюда.
- Да, да... слышал, но подвести мы вас не можем, на данный момент. Будьте моим другом на сегодня. Я еду, скажем так, на неофициальный бал...
- Извините, - перебил старец,- чай, конечно же вкусный, но дурманит он меня, зараза.
- Не волнуйтесь, этот напиток стоит того, чтобы его пили. К нему привыкаешь, как вы привыкаете читать молитву и почитать Бога.
- Нет... мне плохо... почему я вижу вас ... троих? Почему все кружится предо мною? Выпустите меня! Нет! Сгинь нечистая! Проклятый напиток! Бесы!
Он свалился на пол и подрыгивал ногами.
Очнувшись, старец увидел пред собою мерцающие огни. Он встал и заметил, что он находится в приличной богатой комнате. Креста не было, его борода была небрежно сбрита. Его качало из стороны в сторону, но радовало одно, что отсутствуют бесы и черти. Он так же не обнаружил своего молитвенника, но нагнувшись, обнаружил его под кроватью. Он поспешил выйти на улицу. Медленно потянув за ручку, он вновь учуял тот дурманящий и другие, не похожие друг на друга, запахи.
Выбежав из комнаты, батюшка понял, что находится в чьем - то огромном доме. Вокруг было много народу: мужчины, женщины разных лет, одетые по-разному: кто во фрак, кто широкое платье, а кто-то находился в одном нижнем белье; но всех их объединяло одно - этот бесовский запах, убивающий направо и налево.
К нему подошла младая девушка лет двадцати и сказала, посмеиваясь:
-О! Я вас видела! Знаю, знаю вас!- воскликнула она, подпрыгивая на месте.
- Вы могли видеть меня в церкви,- неуверенно сказал Измаил.
- О, нет, нет, я вас видела, когда приплыл корабль с красавцем - греком и с его чернокожим рабом, кстати, не менее красивым, чем грек.
Она посмеялась и убежала. Монах с яростью спускался по витой лестнице, одной рукой придерживая молитвенник у сердца, а другой - крепкий мужественный кулак. Вместо людей появлялись черти, упыри, вурдалаки, свиньи. И среди толпы увидел Елисея в белой расстегнутой рубашке, который глупо улыбался, пил этот чай, наполненный смертью, и еле произнес:
-Дамы и господа... - пошатнулся он, - ... леди... и ... джентльмены, леди и рыцари, язычники и евреи, негры и индусы... имею честь представить вам своего друга...
Измаил резко схватил его за горло и произнес:
- Что ты натворил? Что ты с ними сделал? Что сделал со мной? Отвечай, живо!
- А ты не боишься своего Хозяина, а? - с усмешкой сказал Ермолов.
- Тут нет Бога, здесь ад! Как мне отсюда выбраться?
- Через круги ада! - смеясь, кричали сзади него.
- Замолчите, убогие твари!
Еремолов щелкнул пальцами, и сзади монаха кто-то ударил. Кучер поднял старика и швырнул его в сторону.
- Вижу я слона в неволе,
Слон смеётся надо мною.
Я -то взял копье златое
И взлетел над его- то головою
И пронзил его...
Емельян читал свои сходу придуманные стихи, в которых не было ни души, ни музыки, ни любви, ни смысла. Просто набор слов, которые восхищали таких как он, и убивали таких, как Измаил.
- ... копье он взял,
Раскинув плечи.
Всю волю растерял,
И остался жить он вечно...
Тот достал нож, и было пошел на монаха. А тот, достав свой молитвенник, начал читать молитвы об изгнании и о здравии. Людей начало тошнить, они визжали, умоляли прекратить. Кучер лежал на полу, держав голову руками, Емельян и прочие даже отхаркивали кровью. Кто мог кричать, кричали: є Бес! Бес! Уберите его! Врача! От нас все отвернулись, умоляем помогите! Господи, Помоги! " Черти сами бежали от Слова Божьего. Слово оказалось оружием над самым страшным - смертью. Смерть бежала с поля боя, бросив свое оружие и освободив пленников от своего рабства. Плененные были слабы и беспомощны, несмотря на свое более благополучного происхождение, чем у остального народа. Но они стали - агентами смерти, продавая смертоносное оружие таким же слабым и беспомощным. Слово обычного, на первый взгляд человека, разгромило внечеловеческое зло, несмотря на то, что Слово могло и не произнестись. А что было бы, если было не Слово, а Слова?
Монах продолжал читать. Он читал, читал и читал, пока не вышел из здания, прихватив с собою все травы, дабы уничтожить их. Он сел на лошадь и поскакал прочь от этого места.
- Я забрал у вас оружие беса, а Бог от вас сам ушел.