Прошло одиннадцать месяцев. Закончилась теплая в этом году зима, незаметно прошумела дождливая и ветреная весна, пролетело жаркое изнуряющие лето, такая же жаркая с незаметно наступившими холодами осень, в двери природы постучался декабрь, первый месяц зимы. Это период в жизни Mulder'a был насыщен всевозможными знаковыми событиями. Он наконец-то завершил роман, который писал на протяжении семи лет. Роман был опубликован буквально в течение месяца; тираж был раскуплен за неделю. Благодаря этому роману он стал лауреатом Лейтианской литературной премии, благодаря этому роману он приобрел всенародную славу, благодаря этому роману он стал вхож в высшие литературные круги Средиземья, благодаря роману же, а также благодаря своему уму и тому уважению, которым пользовался в обществе, стал членом Королевского Совета.
Не менее драматичные, события произошли и в личной жизни Mulder'a.
Они познакомились в начале августа на званном обеде у одного достопочтенного друга Mulder'a. Ее звали Нерданель, родом она была из провинции, небольшая деревушка в Хоббитании; а в то время она училась в Райвендельском университете, на факультете истории. Он был уверен в том, что любит ее, но спустя четыре месяца любовь улетучилась как табачный дым на ветру. А дело вот в чем.
В ее родной деревне, которая называлась Ступянка, у нее остался возлюбленный. Они жили в гражданском браке, но их жизнь никак нельзя было назвать счастливой. Получив большое наследство, он позволил себе жить, не отягощаясь какой-либо постоянной работой. А что еще делать в деревне, не имея работы, но, имея деньги, как не пить. А пил так, что вся деревня, стоило ему только уйти в запой, тут же уходила в леса, не имея ни малейшего желания попасться ему под горячую руку. О, какие это были запои!
Пьяные гонки по окрестностям Ступянки, и несчастен был тот безумец, который осмеливался выйти в тот момент на дорогу, в лучшем случае он отделывался ушибами и многочисленными переломами. Езда по полям плавно перетекала в попойки на этих же самых полях со стрельбой по любой живности, рискнувшей высунутся из своих нор и гнезд. Когда же кончались деньги, а вместе с ними и бензин, но спиртные пары не давали покоя этому пропойце, то он начинал бить свою гражданскую жену, бедную Нерданель. Бил так, что об этом знала вся Ступянка, а от ее крика дети в кроватках сами начинали плакать.
Вы спросите, что же мешало всей деревне собраться и утихомирить нарушителя спокойствия? Но дело в том, что он собрал вокруг себя компанию таких же молодых весельчаков дружащих с зеленым змием, как и он, сам, которые жили за его счет и вовсе не желали расставаться со своим благодетелем.
Разумеется, что отъезд в Райвендел был для Нерданель сущим благом. Она наконец-то почувствовала, что может спокойно спать ночью, не боясь быть разбуженной ударом в голову, призывающим ее к соитию со своим благоверным. Она стала свободной. И почувствовав свободу, с головой окунулась в омут светской жизни города. Ни один бал, ни одна вечеринка сколько-нибудь крупного масштаба не обошлись без ее присутствия. А чтобы еще больше расположить к себе общество, она всюду рассказывала истории из своей домашней жизни. К тому же она располагала весьма привлекательной и в то же время целомудренной внешностью. Этакое кроткое создание с пухлыми щечками и невинными глазками, а на ее курносом носике сидели изящные очки в тонкой оправе. Ангел во плоти! Ну как тут не клюнуть?! И Mulder клюнул. Причем клюнул так, что уже через неделю после знакомства признался в своих теплых и нежных чувствах к ней. Это произошло в одном из кафе Райвендела, примечательно то, что во время этой беседы Molder пил кофе, а Нерданель - портер. Сей факт уже мог навести умного человека на размышления о том, что эта девица не так уж невинна, как кажется. Однако умный в любви глупеет. И Mulder на личном примере подтвердил это золотое правило.
Все его внимание, все естество были поглощены Нерданелью. Они не пропустили ни одной театральной премьеры, чуть ли не каждый день они обедали в лучших ресторанах города, а каждый вечер они проводили в самых модных заведениях. И все это, разумеется, за его счет. Он помогал ей деньгами, хотя это вовсе не требовалось, у Нерданели в провинции жили весьма состоятельные родственники, которые обеспечивали ей жилье и учебу в городе. Но плаксивая история этой девушки произвела на Mulder'a такое впечатление, что он проявлял просто-таки отеческую заботу о Нерденели. Благо его гонорары покрывали расходы на девицу, но пару раз ему все-таки пришлось открыть кредит в Национальном Банке.
А что же Нерданель? Она как должное принимала его щедрые ухаживания, причем делала это с таким видом, как будто бы оказывала ему великое одолжение. На все его мольбы о воссоединении их судеб она отвечала, что не может себе позволить поторопить события, что ее все еще удерживают воспоминания о своем благоверном, а также те обязательства, которые она ему дала. Интересно то, что свои чувства она выражала в письмах, словно бы не решаясь передать их на словах. Вот одно из них.
Ну зачем ты так мучаешь себя? Зачем все воспринимать так близко к сердцу? Ты не прав, что говоришь о том, что все твои чувства смешны для меня. Нет! В этом нет ничего смешного, поверь мне. Да, меня не связывают с тобой те чувства, которые между мной и ним, но меня связывает с тобой другое. Это желание видеть тебя, когда кажется, что весь мир обрушился на тебя, желание найти ответы на вопросы, которые ставят меня в тупик. Ты думаешь, мне легко сдерживать свои чувства? Вовсе нет, мне часто хочется быть с тобой рядом, чувствовать прикосновение твоей руки, взгляд твоих глаз. Я не могу понять это. Казалось бы, все так просто, просто сделать так, чтобы оно было наяву, а не во сне и в мечтах, но меня что-то останавливает. Ты прав, мои чувства к нему - это привычка, сложившийся стиль жизни, а связывают меня с ним эти близкие отношения, от которых не может отказаться ни он, ни я.
А почему ты считаешь, что он меня не бросит? Почему? Ведь это реально, вот сколько причин для этого не найдется. Ты, наверно, правильно описал мою жизнь. Я знаю, что буду страдать, но это моя боль, и о ней не узнает никто.
Ты заслуживаешь счастья и всего прекрасного. Пусть не со мной, пусть с другой, но это счастье будет, я знаю. Награда за боль обязательно будет в твоей жизни.
Я не могу ответить, что делать тебе. Предложение забыть меня - нелепо, потому что я понимаю, что я уже не смогу отказаться от этого, хотя это эгоистично. Я не даю ничего взамен.
Милый, хороший мой человек, как же мне все это знакомо. Как я писала ему твои же строки, как я молила его о любви и просила прощения за свою же любовь. И вот так же, я сидела и сижу на красивом холме, где-то в своем подсознании и жду этого счастья. Раньше вот я еще боролась, а сейчас какая-то отрешенность, параллельность, а смысл жизни я вижу в учебе и моей семье, а теперь у меня есть ТЫ.
Иногда, вернее не иногда, а часто, хочется все забыть и дать волю эмоциям, чувствам, но я боюсь, что это не принесет удовлетворения ни тебе, ни мне, потому что все это может быстро закончится, тогда будет больно вдвойне. Хотя, будущего не дано знать, мы никогда не сможем узнать, что нас ждет впереди.
Не проси у меня прощения. Мне не в чем тебя обвинить. Это я должна просить прощения за то, что отвергаю свое счастье, за то, что хочу, но не могу ответить взаимностью...
Иногда она говорила, что не в состоянии разобраться в своих чувствах (это следует из ее письма), а иногда, что любит своего мучителя. Уж чего-чего, а этого Mulder никак не мог понять или объяснить. Как можно любить человека, который все свободное от пьянок время только и делает, что истязает тебя. Ответом на его постоянное изумление была фраза: Когда знаешь, за что любишь - это уже не любовь. Тем не менее, Нерданель говорила, что, возможно, года через два-три она подумает о более тесных отношениях с Mulder'ом, а лет через пять она будет умолять его о любви к ней - уж очень сложные отношения были у нее со своим извергом. А благородному и великодушному Mulder'y ничего не оставалось, как обещать ей, что он готов ждать, сколько она того потребует. Более того, когда она вернулась из очередной поездки на родину, вся в слезах, и заявила о вероятной беременности, а ее возлюбленный из Ступянки отказывается от ребенка, Mulder заявил, что если она действительно беременна, он готов на ней жениться, а ребенка усыновить. Однако ж слухи о беременности оказались ложными, и спокойствие было восстановлено.
Тем не менее, разрыв их отношений был неминуем. То ли Mulder'y надоела подобная неопределенность, то ли он почувствовал несовместимость двух совершенно разных и по происхождению, и по воспитанию, и по роду деятельности существ. Так или иначе, спустя два месяца после знакомства с Нерданелью, он стал замечать, что их отношения стали напоминать затхлое гнилое болото, которое еще совсем недавно было прекрасным озером. И нахождение в этом болоте ему определенно претило. Mulder чувствовал, что Нерданель делает его козлом отпущения, виновником во всех жизненных неурядицах. Особенно ярко это проявлялось после ее поездок в Cтупянку. Она становилась все жестче и беспощаднее в своих колкостях, которые отпускала по любому удобному и не удобному поводу. Она подвергала критике и осмеянию все созданное Mulder'ом за годы его жизни, что не могло не задедь его гордости и самолюбия.
Да и он сам стал замечать за собой, что ищет встречи с ней не для того, чтобы выразить свою любовь и восхищение, а для того чтобы побольнее уколоть Нерданель. Однако его насмешки были более тонки, более изящны, чем насмешки Нерданель, и это делало их еще более ощутимыми для ранимой и нежной души Нерданель.
Разрыву их отношений не предшествовали ни громкие скандалы, ни выяснения отношений с помощью ножей и битой посуды. Mulder просто стал реже ей звонить, реже назначать свидания. Во время же редких встреч они начинали ссориться. Нерданель обиженно замечала, что он больше не любит ее, причем говорила она это с явным оттенком укора. Он же просил ее не говорить всякую ерунду и вообще не раздражать его. Как правило, после таких заявлений они расставались. Можно было подумать, что он стал избегать встреч с ней, но это не так. Когда, например ему предложили прочесть несколько лекций в Райвендельском университете, посвященных истории эльфийской литературы, Mulder с готовностью согласился, хотя прекрасно знал, что Нерданель не применнет их посетить. Кстати стоит заметить, что лекции прошли как нельзя лучше.
Нельзя сказать, что расставание с Нерданелью не оказало на Mulder'a никакого воздействия, но и от отчаяния он был далек. На его сердце осталась царапина, но никак не шрам. Возможно потому, что любовь Mulder'a к кому бы то ни было, представляла собой некую хрупкую конструкцию, которая с печальным звоном разрушалась под ударами камней в виде нервозности, сквалыжности и ханжества объекта его любви. Эти камни, этакая геометрия лома в хрустальных пространствах его любви приносили существенный вред его душе, что не могло не сказаться на его творчестве. В течение лет его лирическая проза все больше и больше насыщалась пессимизмом и скепсисом. Эти произведения пользовались небывалым успехом у людей, однако эльфы, которые были интеллектуальной и политической элитой государства, не приняли подобную литературу, хотя и относились к ней с пониманием и не препятствовали ее публикации. Этот благородный жест особенно замечателен тем, что большинством солидных изданий владели именно эльфы.
Однако ж вернемся к Mulder'y. Итак, он снова один, как истинный, новый романтик. Он почти не опечалился этому. Скорее он почувствовал радость по поводу полученной независимости своих действий от кого бы то ни было. Но он совершенно ясно и четко осознавал необходимость биения женского сердца рядом с собой. Ему была нужна та женщина, к ногам которой он мог положить все то, что создал за годы своей жизни; та которой он мог посвятить свою судьбу. Ни в одной женщине из тех, что он знал, он не видел такой.
Одни были слишком легкомысленны, другие при первом же удобном случае пытались накинуть узду, третьи, наоборот, предпочитали витать в облаках нежели ходить по грешной земле, к четвертым же он не чувствовал ни малейшего душевного расположения. Иными словами все не то и все не те.
Первого декабря в четверг Fox Mulder был разбужен телефонным звонком. Он услышал, как Эрик поднял в холле трубку, сказал, что сэр Mulder еще спит, и попросил перезвонить несколько позже. Часы показывали двадцать пять минут десятого, спать больше не имело смысла, да и сон почти прошел. Поэтому он крикнул Эрику, чтоб тот попросил подождать - он уже проснулся и сейчас подойдет. Он встал, накинул халат и нетвердой походкой, еще пьяный ото сна подошел к телефону. В трубке он услышал до боли знакомый женский голос, но кому именно принадлежал этот голос, Mulder не понимал.
-Извините, Mulder, я Вас, наверное, разбудила?
-Аделаида?!? Ты?!... Нет, не разбудила, я уже проснулся.
-Да, это я. Дело в том, что я хотела узнать, есть ли у Вас какие-либо планы на завтрашний вечер.
-Нет, по-моему, нет. Точно нет. А что?
-В таком случае мы были бы рады видеть Вас в нашем доме завтра вечером, в половине восьмого. Завтра у Миранель День Рождения, соберется узкий круг друзей, среди которых мы были бы рады видеть и Вас, будут также Брайан Инн и Дэвид Бирн, насколько мне известно, Вы дружны с ними.
-Да-да. Хорошо. Я буду. Спасибо за приглашение.
-Ну что ж, еще раз извините за беспокойство. До свидания.
-Всего доброго.
Честно говоря, Mulder, который к этому времени еще не совсем проснулся, так до конца и не понял, что от него требуется. Он только понял, что завтра его ждут у Форлов.
Однако в этот день он читал лекцию на историческом факультете Райвендельского университета, где и встретил Дэвида Бирна, который был деканом этого факультета, он подтвердил приглашение и сказал, что ему тоже позвонили ранним утром, весело пошутив по этому поводу.
Теперь оставалось купить подарок, но времени было не так много, и сразу после занятий он съездил в банк за деньгами, потом поехал по магазинам. Свой выбор он остановил на прекрасном альбоме художников-импрессионистов (насколько он помнил, Миранель увлекалась живописью). Эрику же он приказал завтрашним утром самостоятельно выбрать и купить самые красивые в городе лилии, а в пятнадцать минут восьмого подъехать к Королевскому научному обществу.
Ровно в половине восьмого вечера Mulder подъехал к дому Форлов, Эрика он отпустил домой, но, не желая долго пребывать здесь, приказал заехать за ним к полуночи. К его приходу все было готово. Гостей было не много - не более двадцати человек. Мужчины и молодые люди здесь присутствующие были хорошо знакомы Mulder'y, среди них Дэвид Бирн и Брайан Инн, молодой историк, достаточно близкие его друзья. Однако некоторых девушек он видел впервые, вероятно это были подруги Миранель. Вопреки традиции, сразу же после приветствий, поздравлений именинницы и новых знакомств, последовало приглашение за стол. Несмотря на то, что все друг друга хорошо знали уже не один год, разговор почему-то не клеился. Но вино лилось рекой, пустеющие бокалы быстро наполнялись заново, и вскоре языки развязались.
К десяти часам вечера ужин закончился, общая беседа угасла, гости разбились на отдельные группки. Мужчины с сосредоточенным видом курили трубки и сигары, женщины, рассевшись по диванам, о чем-то перешептывались. Вечер явно шел насмарку. Было видно, что сестры Форл в отчаянии.
-Друзья мои, мы ведем себя, как бараны в незнакомом лесу. Здесь столько девиц, жаждущих нашего внимания, а мы забились в какой-то угол и сосем свои сигары. Проявим же активность, или вечер безвозвратно погибнет, - грозно шептал господин Бирн, - выше голову, шпаги из ножен, не будем же ослами. За мной!
Словно бы в ответ на его призыв зазвучала музыка, а девы всем своим видом выказывали желание танцевать. Первым, словно из окопа в штыковую атаку, отыскивать себе пару кинулся Бирн, он выбрал Аделаиду. Другие последовали его примеру. Mulder'y осталась только Миранель, одиноко сидящая в углу. Что ж для вальса сойдет и Миранель.
Было уже полночь без двадцати пяти, когда Mulder вспомнил, что за ним должен заехать Эрик. Однако вечер ему, определенно, понравился, да и расходиться никто не собирался, поэтому он позвонил домой, сказав, что остается здесь на ночь, а машину пусть пришлют к часу завтрашнего дня. А танцы все продолжались и продолжались.
Вскоре Mulder устал и решил перевести дух. Взяв бокал вина, он уютно устроился в глубоком кресле и предался размышлениям.
Я никогда не видел ее такой веселой. О Господи, как же она прекрасна, она божественна. И почему я раньше этого не замечал? Я тратил свое время, свои силы свой талант, свою гордость на какую-то истеричку и не замечал этой богини. Какой же я идиот! А? А ведь я мог бы быть с ней. Меня сгубила любовь к легкой наживе. Сейчас и только сейчас! Нет, что бы дождаться своего времени. Это маразматический дегенератизм какой-то! Никчемное существо. А может быть?... Да ну, нет! Она на меня и не посмотрит. После всех глупостей допущенных мною, после всего того, что я натворил, я даже не могу надеяться на искренность ее улыбки. О Господи, каким же я был идиотом!...
Неожиданно его размышления были прерваны вмешательством Аделаиды: Почему Вы здесь один? Пойдемте к нам в круг. Идти, куда бы то ни было, тем более в круг, совершенно не хотелось, но и отвергнуть, протянутую Аделаидой руку, Mulder был не в силах, и он повиновался. В хороводе они оказались рядом. Как Вам сегодняшний вечер?, - поинтересовалась Аделаида. Божественно. Но если ты, еще хотя бы раз, только один раз обратишься ко мне на Вы, я обижусь,- с улыбкой ответил он. Извини Извинения принимаются.
К трем часам начали разносить кофе, а обессилившие от танцев гости устало опустились на диваны и кресла. Началась сонная беседа ни о чем. А минут через сорок гости, один за другим, начали расходиться, однако человек пять, самые близкие друзья, остались. Поболтав, минут пять, они начали расходиться по своим комнатам. В уготовленную ему комнату поднялся и Mulder. Разделся и лег. Однако сон не приходил, как это часто бывает ночью, нахлынул поток тяжелых мыслей, которые никогда не приходят в светлое время суток. Он думал о себе, о своих книгах, думал об Аделаиде и своем будущем.
...Лежать и пялиться в темноту уже не было сил. Mulder решил почитать. Он зажег лампу, но Форлы в своих спальнях книг не держали, и ему не удалось воплотить в жизнь свое желание. Он накинул халат и вышел в коридор. У него не было никакой особой цели, он просто вышел прогуляться, может быть покурить. Спустился на первый этаж. Прошел через тот зал, в котором одиннадцать с половиной месяцев назад читал свои стихи сестрам Форл, ему вспомнилось, как в перерывах между чтением он с Йенсом Фрюденлундом выходил курить, вспомнил скептицизм Йенса. С этими мыслями он попал в зал, где еще два часа назад гремела музыка, и кружились пары. Теперь здесь было темно, накурено и неуютно. На столиках, на подлокотниках кресел и, наконец, просто на полу стояли недопитые или пустые бокалы. В дальнем углу валялась пустая бутылка из-под шампанского, а на каминной полке дымилась кем-то забытая трубка.
Его размышления прервал чей-то голос, прислушавшись, он узнал Дэвида Бирна. Тот вел оживленную беседу с невидимым собеседником. Mulder пошел на звук. Он нашел Бирна в столовой, Дэвид с уставшим видом что-то рассказывал девушке, имя которой Mulder так и не запомнил. Не желая им мешать и полагая, что он не замечен, он попытался уйти, но Бирн окликнул его, предлагая присоединиться.
-Надеюсь, я вам не помешал?
-Нет, что ты, присаживайся, - Бирн подвинул ему стул, - пива не хочешь?
-Пиво в пять утра - не слишком ли?
-Ну, как хочешь, а я выпью.
Бирн начал говорить какую-то чепуху касаемую вверенного ему факультета и университета в целом, обращаясь преимущественно к Mulder'y.Девушка поначалу внимательно вслушивалась, но вскоре, видимо поняв, что она здесь лишняя, пожелала спокойной ночи и ушла.
-Наконец-то, эта дура исчезла, - с облегчением сказал Бирн, нервно выдохнув облако табачного дыма.
-Мне казалось, вы поглощены беседой.
-Тебе казалось... Как же: поглощены! Она несла какую-то чушь, честно говоря, я так и не понял, что она мне хотела сказать, - было видно, что сей факт немало рассердил Дэвида.
-Так значит, не ты назначил это, - Mulder взглянул на часы, - утреннее свидание?
Конечно же, нет. Это она заявила: Мне надо с Вами поговорить. Я думал, она хочет сказать что-то действительно важное.
-Например?
-Например, про Аделаиду.
-Аделаиду?! А при чем здесь она? - упоминание об Аделаиде, словно острие шпаги, кольнуло Mulder'a в самое сердце.
-Ничего особенного, но эта - Фиа, по-моему, лучшая подруга Аделаиды.
-Ну и что с того?!
-Просто я хотел немного пофлиртовать с ней, да видно не судьба, вот я и подумал, что Аделаида подослала ее, чтоб дать мне отпор... А чего это ты так разволновался? - лукаво улыбнувшись, спросил Берн. Уж не хочешь ли ты развить более тесные отношения с ней? Я могу посторониться.
-Нет, что ты, Дэвид, я даже не думал об этом. Конечно же, Аделаида хорошая, милая девушка, но тесные отношения. No thanks.
-Ну смотри. А то...
-Забудь, Дэвид! - Mulder резко прервал дружеское участие декана. - Лучше сменим тему.
Так они и сделали. Вновь пошли разговоры об университете, науке, литературе, политике.
...Дэви посмотрел часы. Семь утра. За окном уже начинало светлеть небо.
-Ладно, Fox, все это очень хорошо. Но уже утро, давай выкурим еще по одной и отправимся спать. Мне завтра с двенадцати читать лекцию на четвертом курсе. Хотя бы три часа поспать, иначе над моими красными глазами будет смеяться весь факультет. Да, кстати, ты не станешь возражать, если я лягу в твоей комнате, а то в моей жуткий сквозняк, можно проснуться с отмороженными почками... Если что, то я не храплю.
-Ложись, конечно. К тому же в комнате есть вторая кровать... Хотя у меня нет никаких особых планов на сегодня, но спать действительно пора.
Они улеглись. Берн вскоре уснул. Однако Mulder'y опять не спалось - судя по всему, три чашки кофе дали о себе знать. К тому же Дэвид все-таки захрапел. К Mulder'y вернулись старые мысли:
Аделаида. Что же делать? Господи, что же делать? Оказывается, она не так одинока, как мне казалось. Вот и Бирн к ней подкапывается. Который, кстати, храпит, как жеребец после скачек! Черт бы его побрал! На бок его перевернуть что ли. Так ведь проснется - гад - крику не оберешься... Господи, Аделаида. Надо действовать побыстрее. Но как?!? Может быть пригласить ее куда-нибудь и в романтической обстановке выложить все начистоту. Но что я ей скажу? Тем более начистоту? Что люблю ее? Так это неправда. Что она нужна мне? Это правдивее, но кто даст гарантию, что она не ответит, мало ли, что тебе нужно. Господи, что же делать?! Да она и слушать меня не станет. Пошлет, как есть. Куда там мне. Она не из тех стрелков за сто шагов в пах, которых интересует лишь наличие машин и толщина бумажников. Что ей с того, что я лауреат этой Лейтианской премии, член Совета, Общества и прочих солидных организаций. Ей нужен валлар, а я лишь мелочный невротик, чиркающий пером по бумаге...
Яркий свет резанул глаза, холод заполз под пижаму. Mulder попытался натянуть на себя одеяло, но не находил его. Попытался закрыться от света, но свет был настолько ярок, а руки его были так слабы, что и это ему не удалось.
-Господи, что это? - еле выдавил из себя Mulder.
-Подъем, Fox, уже утро.
Mulder рассмотрел стоящего над ним Бирна, в руках которого было его одеяло.
-Вижу, что утро, но который сейчас час?
-Уже десять.
-Но зачем так рано будить?! Мне спешить некуда, и я мог бы поспать еще хотя бы час.
-Во-первых, через полчаса завтрак - тебя уже ждут; во-вторых, сегодня ты должен быть на заседании Совета, и, наконец, ты не дома, чтоб спать еще час.
-К-какое заседание Совета?
-Вспомни! Ты мне сам два дня назад говорил об этом. Вспоминаешь?
-...
-Ну, вспомни! Два дня назад ты был у меня, нес какую-то чепуху и попутно заметил, что сегодня у тебя заседание. Ты еще возмущался по этому поводу.
-Самое неприятное то, что ты действительно прав. Да, вспоминаю. А в котором часу, ты случайно не помнишь?
-Случайно, нет. Позвони в Канцелярию ЕКВ.
-О-о-ой, ладно. Уже встаю. Кстати где здесь ванна?
После утреннего туалета Mulder позвонил в Канцелярию, оказалось, что заседание в час пополудни. Потом пришлось звонить Эрику и попросить, чтоб он приехал на полчаса раньше запланированного срока.
Стол накрыли в столовой, где еще оставался запах табачного дыма ночных посиделок. Mulder чувствовал необычайную физическую слабость. Голова, словно свинцом налита, тело - вата. Посмотрев на лица завтракающих, он понял, что их состояние не сильно отличается от его собственного. Одни лишь сестры Форл выглядели бодрыми, хотя они и встали раньше всех.
Есть совсем не хотелось. На завтрак были поданы остатки вчерашнего торта и кофе. Если пить кофе было еще можно, то торт вызывал явное отвращение, а заварной крем зеленого цвета далеко не способствовал аппетиту. Давясь утром, Mulder не обращал никакого внимания на то, что происходит за столом. Кто-то пытался шутить, кто-то пытался смеяться. Раза два обращались и к нему, но он отвечал крайне невнятно, и, в конце концов, его оставили в покое. Однако Mulder заметил некое возбужденное состояние Аделаиды. Практически на все шутки она отвечала нервным деланным смехом. Ее взгляд перебегал с одного лица на другое, особенно часто останавливаясь на лицах Миранель и Дэвида. Mulder даже не пытался разгадать эту комбинацию. Его мозг не был готов к подобной работе.
Наконец-то завтрак закончился. Mulder с помощью кофе протолкнул в желудок последний кусок торта и, вслед за всеми, отправился в гостиную. Гости разъехались. Остались только Mulder, сестры Форл и Фиа. Беседа не клеилась, поэтому включили телевизор, на одном из каналов шла передача новостей, дабы не утруждать себя бесплодными попытками завести разговор, Mulder попросил оставить именно ее. Через двадцать минут новости закончились. К этому времени Аделаида куда-то вышла, Миранель и Фиа о чем-то переговаривались, сидя на диване в другом конце комнаты. До приезда Эрика оставалось еще около часа, не имея ни малейшего желания говорить, двигаться, что-либо делать, Mulder смотрел освобожденными от мыслей глазами в экран телевизора, где в это время светилась реклама.
Наконец-то в дверь постучали - приехал Эрик. Выразив свое восхищение вчерашним вечером и, тепло распрощавшись, Mulder отправился на заседание Совета. Его присутствие там не играло особой роли, но и не появиться там было нельзя. К тому же Mulder и без того был нечастым гостем на заседаниях. А злоупотребление терпением Короля могло привести к лишению членства в Совете. Что было совсем нежелательно, так как членство обеспечивало небольшой, но стабильный доход, а писательские гонорары далеко не всегда покрывали расходы Mulder'a.
На этом заседании обсуждался какой-то малозначительный вопрос, суть которого Mulder даже не пытался понять. Он просто сидел с серьезным видом, глядя на окружающих, словно бы не понимая, что здесь происходит. Ему был безразличен докладчик, безразличен его доклад, безразличны сидящие рядом с ним вельможи. Большей частью это были искушенные в своем деле политики, которые прекрасно понимали, что их хлеб пожинается не на заседаниях Совета, не на парламентских дебатах и не на международных ассамблеях, где ведущие диалог стороны признаются друг другу в любви, а на деле держат камни за пазухой. Их хлеб пожинался в маленьких уютных кафе, в коридорах дворцов, в театрах и в гостиных, где отметались все правила дипломатического такта, где речь шла о конкретных шагах и контр шагах. Заседания Советов и парламентские слушания были призваны лишь документально оформить и утвердить принятые в кулуарах решения. Поэтому политики на этом заседании сидели со скучающими глазами, но, тем не менее, пытались состроить вид внимательный и серьезный.
На этот же вечер у Mulder'a был запланирован визит на закрытие очередной выставки в Национальной художественной галерее. Художник, Юстас Ларей, был хорошо знаком Mulder'y, но друзьями они не являлись.
Когда Mulder приехал, церемония закрытия уже началась. Гости собрались в выставочном зале, кто-то читал поздравления. Mulder, стараясь никого не побеспокоить, вдоль стены подошел к жене Юстаса, Алисе Ларей, поцеловал ей руку. Из всех присутствующих здесь только она одна вызывала у него чувство уважения. Прежде всего, потому, что она ни по своему характеру, ни по своему происхождению не принадлежала к этому творческому миру. Она родилась в крестьянской семье, выросла и воспиталась на земле и не была приучена витать в облаках. Благодаря своим добродетелям, таким как упорство, трудолюбие, терпение, а так же некая приземленность, она пробилась в люди, построила крепкую семью и сделала имя своему мужу. Если бы не она, то Юстас так бы и остался безызвестным художником, торгующим своей мазней в парке. Пил и проклинал бы свою жизнь, как все художники. На данный момент Алиса Ларей являлась владелицей реставрационной фирмы и четырех ресторанов в центре города. Стоит заметить, что здание Министерства путей сообщения было отреставрировано именно ее фирмой. В то время, пока Алиса работала непокладая рук, совершая за неделю по три-четыре поездки в далекие города, Юстас спокойно сидел в своей мастерской в ожидании вдохновения. Когда оно приходило, он, с видом ребенка собирающего сложный конструктор, рисовал -писал цветы. Когда же вдохновение подолгу отсутствовало, Ларей уезжал за город, и там бродил по лесам и полям. Он совершенно ни о чем не беспокоился. Все обеспечение семьи Алиса взвалила на свои женские плечи. Она время от времени устраивала ему персональные выставки, арендуя помещения, занимаясь рекламой и прочими организационными вопросами. Выставка в Национальной галерее была самой дорогой, самой сложной, но в то же время самой ответственной в жизни Ларея. Чтобы выставить свои работы необходимо выиграть конкурс галереи, а саму выставку устроить на собственные средства. Поэтому художник должен был быть не только талантливым, но и состоятельным.
...Mulder'y поднесли бокал шампанского. Он отпил немного, но из-за того, что был голоден, шампанское из живительного нектара превратилось в колючего ежа, который заполз в желудок.
...К счастью приветственные речи вскоре закончились. Как всегда, они были ужасно скучны и однообразны, и вслушиваться в них не имело ни малейшего смысла. Поэтому гости были больше заинтересованы банкетом, который начался после всех этих речей.
Все поднялись в зал на втором этаже, где к этому времени уже были накрыты столы. Mulder'y досталось место за столиком вместе с двумя малоприятными ему дамами, один взгляд на которых уже давал повод для смеха. Одна напоминала скорее высохшую мумию, нежели живого человека, другая - полная противоположность первой: маленькое пухлое создание с живыми бегающими глазками и пухлыми щечками. Поначалу они пытались завести светский разговор с Mulder'ом, но он не имел ни малейшего желания беседовать с ними, поэтому отвечал большей частью односложно, уделяя больше внимания тому, что на столе, чем тому, кто за ним. Кончилось тем, что дамы, сочтя его невоспитанным, занялись собой.
В это время звучали длинные хвалебные тосты, затронувшие все сферы творческой деятельности Ларея. Однако большинство присутствующих за тостами не следило, а пило коньяк, шампанское и вино тогда, когда считало нужным. Когда же спиртные пары ослабили у присутствующих чувство такта и приличия, то весь существующий до того порядок рухнул, и начались пошатывающиеся перемещения между столами с бокалами в руках, питье на брудершафт, разлив вина на скатерть. Какая-то женщина скрипучим, малоприятным голосом пела под гитару, роняя щедрые женские слезы на гриф и струны. Алиса Ларей обнималась с какими-то офицерами, а ее муж спокойно сидел за столом с совершенно пустым и бессмысленным взглядом в одну точку.
Господи, как же они ужасны, - думал Mulder, - стоит им немного налить, как любое мало-мальски приличное мероприятие превращается в хлев. Все эти непризнанные поэты, художники - они убоги. Они абсолютно бездарны. Эти вампиры не могут найти вдохновение в Природе, в Боге, в окружающих их людях... Друг без друга они погибнут. Fuck in богема! Как же это убого!
...Долгая память хуже чем сифилис, особенно в узком кругу. Идет вакханалия воспоминаний, не пожелать и врагу! И стареющий юноша в поисках кайфа лелеет в зрачках своих вечный вопрос и поливает вином, и откуда-то сбоку с прицельным вниманьем глядит Электрический Пес.
Они несут свою вахту в прокуренной кухне в шляпах из перьев и трусах из свинца и если кто-то издох от удушья, то отряд не заметит потери бойца. И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы или страха сделать свой собственный шаг, и над кухней-замком возвышенно реет похожий на плавки и пахнущий плесень флаг.
И у каждого здесь есть излюбленный метод приводить в движенье сияющий прах. Гитаристы лелеют свои фотоснимки, а поэты торчат на чужих номерах, но сами давно звонят лишь друг другу, обсуждая насколько прекрасен их круг, а этот пес вгрызается в стены в поиске новых и ласковых рук.
Но женщины те, что могли быть, как сестры красят ядом рабочую плоскость ногтей и во всем, что движется видят соперниц, хотя уверяют, что видят блядей. И от таких проявлений любви к своим ближним мне становиться страшно за рассудок и нрав. А этот Пес? Он не чужд парадоксов, он влюблен в этих женщин и с его точки зренья он прав. Потому что другие здесь не вдохновляют ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк.
И один с изумленьем смотрит на Запад, а другой с восторгом глядит на Восток. И каждый уже десять лет учит роли, о которых лет десять, как стоит забыть. А этот пес смеется над ними, он не занят вопросом: каким и зачем ему быть...
У этой песни нет конца и начала, но есть эпиграф - несколько фраз. Мы выросли в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз. И логически мысля - сей Пес не возможен, но он жив, как не снилось и нам - мудрецам. И когда меня спросят: О ком эта песня?. Я отвечу загадочно: Ах, если б я знал это сам... Удивительно бесполезные существа. Их мазня, их стишки не приняты ни народом, ни аристократией. А эти гнилые плоды их творчества нужны обществу не более чем погремушка сержанту Королевской Гвардии.
С виду они безобидны, но на деле сотня таких вампиров опаснее танкового корпуса. Они всем недовольны! Они недовольны государством, строем, политикой государства как внешней, так и внутренней; недовольны экономикой и курсом валюты. Стоит только государственной машине допустить хотя бы малейший сбой, как вампиры тут же поднимают вопль на все Средиземье. Девиз этих нелюдей: Наше дыханье свято; мы движемся всех любя, но дай нам немного силы, Господи, и мы все подомнем под себя.
Они также недовольны действительно талантливыми людьми, которые, пренебрегая их обществом, создают истинные ценности. Успех этих талантов вампиры приписывают исключительно конформизму, карьеризму и беспринципности. Себя же они считают свободными от конформизма, а потому не признанными аристократией гениями. А народ не принимает их только потому, что жестокая аристократия распустила цензуру...
Размышляя таким образом, Mulder не заметил, как накалил себя до такой степени, что любая мелочь могла вызвать бурю гнева. Осознавая, что дальнейшее пребывание здесь ему в тягость, он незаметно покинул Галерею. Впрочем, веселящаяся, как сатир, богема не обратила на это ни малейшего внимания.
Он вернулся домой совершенно измученным, с жуткой мигренью. Не дождавшись кофе, им заказанного, он лег спать.
Весь следующий день Mulder провел дома. Ничем конкретным он не занимался. Лежал на диване, курил трубку, пил кофе, читал газеты, немного поработал с документами из Совета. Одним словом, он отдыхал от суеты, беготни, уличного шума, бессмысленных разговоров и уже порядком надоевших лиц своих знакомых.
Наступил вечер, часы отбили одиннадцать. Mulder набил трубку, оделся потеплее и вышел на улицу. Ночная прохлада пахнула ему в лицо. Небо было затянуто было затянуто плотной пеленой высоких облаков, из заоблачных сфер сыпалась какая-то сырость. Ветра не было. Mulder вышел в сад, прошелся по усыпанной гравием дорожке до ограды и обратно. Раскурил трубку, немного постоял, глядя, как облако дыма медленно поднимается вверх. Еще раз прошелся по дорожке, заложив руки за спину. Листья ореховых деревьев, росших в этой части сада, давно осыпались, однако несколько еще продолжали бороться за свое место на ветвях, черные, сморщенные, но не покорившиеся беспристрастной Природе. Запах табака смешался с запахом прелой листва и сырой земли, создавая тем самым причудливый аромат. Mulder подошел к своей любимой сосне, росшей в этом саду, и сел на лавку стоявшую под ее кроной. Прислушался к тишине. Его дом стоял в центральной, пешеходной части города, поэтому гудение проезжающих машин сюда не доносилось. Было сыро, Mulder поежился. Ему вспомнился позавчерашний вечер, Аделаида, ночная беседа с Бирном. Постепенно его размышления перешли исключительно на Аделаиду:
...Я должен объясниться с ней. Не знаю к чему это приведет, но другого пути у меня нет. Не должна она ответить отказом. У нее никого нет и никогда не было. Она хотела быть вместе с Инном, но он отказал ей. Не знаю насколько сильны ее чувства к нему, не знаю насколько сильно пострадало ее сердце. Но, опять-таки, на этой чертовой вечеринке она была чрезвычайно мила со мной. А это ей не свойственно. Неужели стеклянный колпак снят? Больше всего по времени она танцевала именно со мной, она позволяла мне обнимать себя - и это ей не свойственно. Однако когда она смотрела мне в глаза, тепла я в них не видел, не было там и глубокой симпатии. Подобное поведение можно списать на действие винных паров, на желание отомстить Брайану, да мало ли на что еще! Хотя есть и другая сторона медали: возможно я действительно не так уж и безразличен ей, а холодность ее взгляда объясняется либо моим неумением читать в чужих глазах сокровенные мысли, либо ее неумением передавать их глазами.
Черт возьми! Кого я обманываю?! Она ко мне равнодушна! Ей нужна опора, ей нужен Мужчина, а не какая-либо конкретная личность. Она далека от сантиментов. Ей нужна карьера, ей нужен портфель заместителя Ген. прокурора. Иначе зачем ей было поступать на юрфак? Семья и Аделаида понятия совершенно не совместимые, как клетка для канарейки и лебедь.
Как бы там ни было, я должен поговорить с ней. Не знаю, насколько это своевременно, не знаю насколько это нужно мне, насколько нужно ей. Но я должен. Тянуть время не имеет смысла. Промедление смерти подобно! Хотя какой, к чертям, смерти. От моих слов никто не погибнет, никто не умрет. Теперь осталось только устроить свидание. Пожалуй это самое сложное во всей этой авантюре...
А может быть, я ошибаюсь? Может быть, она не так деликатна, как я себе это представляю? Да, она немного суха и сдержанна. Но за год нашего знакомства она ни разу не показала своей зловредности. Она не похожа на Нерданель, не похожа на Эарвен, но это еще не означает, что она ужасна как личность. Я всегда испытывал к ней уважение. Вполне вероятно, что именно это уважение и останавливает меня... Господи... Бог мой... Как же я запутался...
Очнувшись от этих мыслей, Mulder почувствовал, что продрог, да и трубка давно погасла. Он встал и скорыми шагами направился к дому.
Пятое декабря, понедельник.
Чтение лекций закончилось. Домой не хотелось. Он шел по улице Арагорна, погруженный в мысли о том, как бы устроить свидание с Аделаидой. И вдруг он увидел Аделаиду, идущую ему навстречу. Рядом с ней шла Фиа. Они заметили друг друга одновременно. Mulder подошел к ним. Несколько слов о том, куда и зачем они идут, несколько слов о прошедшем вечере. Но их путь лежал в другую сторону, и они уже собрались идти дальше, когда Mulder все же решился поговорить о свидании. Он взял Аделаиду под локоть и отвел в сторонку.
-У тебя не найдется на этой неделе пара...
-Для тебя, как для старого друга найдется.
-Только, как для друга?
-Ну...
-Ладно-ладно. А когда тебе удобно?
-В любое время.
-Как насчет среды или пятницы?
-Лучше во вторник.
-Понимаешь, Аделаида, на вторник мой гороскоп не предвещает ничего хорошего... А наш разговор обещает быть важным для меня.
-Я думаю, что не стоит слепо доверять гороскопам, - она дотронулась до его шарфа, выбившегося из-под пальто.
-Как скажешь. Значит завтра. Теперь где и во сколько?
-Думаю, в десять минут шестого на пересечении улицы Мунка и Минас-Итильского проспекта. Тебя устроит?
-Да, конечно... Ну что ж, всего доброго. Передай привет Миранель.
-Разумеется, Fox, спасибо. До завтра.
-До встречи.
Они пошли в свою сторону, он - в свою. На душе у Mulder'a, несмотря на поднимающийся холодный ветер, на сгущающиеся облака, стало тепло и уютно. Он шел по улице Арагорна, совершенно не задумываясь, куда и зачем он идет.
В одиннадцать часов вечера того же дня Mulder, уже по сложившейся традиции, вышел прогуляться по саду. Сад был окутан плотным, практически непроницаемым туманом. В двух шагах ничего не было видно. Тем не менее и сам туман, и силуэты деревьев, и бледный свет кажущихся далекими фонарей были необычайно красивы. Шагая по дорожкам сада, Mulder чувствовал себя попавшим в Безвременье. Есть только он и туман. Всего остального в данный момент не существовало. Mulder'y казалось, что он попал в саму Вечность. Ощущение это было до того прекрасно, что хотелось плакать и смеяться от нахлынувшей радости. В этом тумане было что-то загадочное, что-то таинственное, что-то прилетевшее из детства, из Нерхольма. В воображении Mulder'a возникали картинки того, как он весенними ночами гулял по сосновым лесам, окружающим Нерхольм, был такой же туман, такое же чувство радости смеха и радости слез. Слез чистых и прекрасных, очищающих душу. И это было божественным по своей красоте.
А он все думал, думал, думал. Его мозг был неистовым генератором мыслей.
Завтра. Все решиться завтра. Господи, я молю Тебя о помощи. Сейчас она нужна мне как никогда. Господи, ведь я влюблен в нее. Я влюблен! Да и как же можно ее не любить?! Как можно не любить в такую прекрасную ночь?! Как же можно не любить в ТАКУЮ ночь? А ведь на самом деле она идеальна. Весь этот год я считал ее идеалом, идеалом, к которому должна стремиться каждая женщина. Ее красота, ее ум - они идеальны. Они величественны и легки, словно дыхание богини, как ночной ветер в летней траве. И вот завтра (точнее уже сегодня) я подойду к ней, к богине и скажу, что люблю ее. И не столь суть важно, что она мне ответит. Главное, что Я СКАЖУ ЕЙ О СВОИХ ЧУВСТВАХ. И, держу пари, она будет не в силах отвергнуть их сходу. Она же не из камня. На самом деле у нее есть доброе и теплое сердце. А все эти колпаки из хрусталя?... Да ну их, Бог с ними. Главное, что она на самом деле живая. Через семнадцать часов корабль моей судьбы может изменить курс...
Размышляя таким образом, он не заметил, как довел себя до состояния такого воодушевления, когда кажется, что весь мир лежит под твоими ногами, и стоит только наклониться, и ты станешь его властителем. И кажется, что нет ничего невозможного. Все мелочи уходят на второй, третий, десятый план. Остается только великое - великие чувство, великие мысли, великое счастье.
...Было уже около трех часов ночи, когда Mulder все-таки зашел в дом. Вся прислуга уже давно спала, поэтому он, стараясь не шуметь, тихо поднялся в свою комнату, разделся, лег в кровать и заснул крепким, здоровым сном.
Шестое декабря, без десяти минут пять.
Он шел по Арнорскому проспекту. Шел не спеша. Он был спокоен, словно бы ему предстояло не серьезное объяснение, а очередное заседание в Научном Обществе. Лил дождь. Но что для него дождь сейчас? Ничто. Вокруг сновали сотни пешеходов и десятки машин. Кто-то шел под зонтом с выражением превосходства над теми, у кого зонта не было; кто-то бежал, стараясь найти убежище от буйства стихии; кто-то бежал, неуклюже перепрыгивая через лужи, поскальзываясь, падая и вновь продолжая бежать. Он же шел прямо по лужам, не заботясь о чистоте ботинок. Шел спокойный, полный достоинства и величия. Дождь умывал его лицо, капли падали на глаза. Но он шел. А вот и улица Эдварда Мунка. Он свернул налево. Обычно полная прохожих, сейчас она была практически пуста. Он остановился на пересечении улицы Мунка и Минас-Итильского проспекта. Часы показывали пять минут шестого. Осталось совсем немного. Он закурил сигарету.
Стук каблуков заставил его обернуться. Перед ним стояла улыбающаяся Аделаида. Она тоже была без зонта. Они оба вымокли под дождем, поэтому не было никакого смысла идти в какое-либо кафе, где можно было бы спокойно поговорить. Они пошли по улице Эдварда Мунка. Он расспросил пре ее дела, поинтересовался здоровьем Миранель. Но начать разговор, ради которого и пригласил Аделаиду, он не решался. С минуту они шли молча, но он все-таки решился:
-Я немного волнуюсь, поэтому речь моя может быть несколько несвязной... Милая Аделаида, мы знаем друг друга уже год (если быть точным, то год без восьми дней; я вел счет). И какое-то время назад, в одно прекрасное утро я проснулся с чувством того, что что-то хорошее стало происходить в моем сердце... С этого момента я потерял покой. Вся моя суть, все мое естество, весь мой разум поглощены тобой. И этот Клуб, который мне порядком надоел, я посещал только ради тебя, только потому, что ты его посещаешь. Только ради того, чтобы видеть тебя... Я не знаю, что это... Может быть это любовь... Я... Я люблю тебя... Ты...нужна мне... Ну что еще? Ты нужна мне. Это все, что мне отпущено знать... Господи, я все-таки сказал это.
Mulder замолчал. Речь заняла не более четырех-пяти минут, хотя он надеялся, что его красноречия хватит минут на сорок. За несколько часов до этого он мысленно подготовил эту речь. По его представлениям она должна была быть яркой, чувственной, красивой. А получилось хрипло, сбивчиво и кратко. И это угнетало его.
...Он молчал, молчала и Аделаида. Это длилось около минуты. Наконец она вымолвила следующее.
-Теперь, если можно, по порядку... Дело в том, что это признание для меня, как гром среди ясного неба... Я ожидала явно другого разговора... Ты говоришь в одно прекрасное утро, не мог бы ты сказать, когда это случилось, я имею в виду, как долго это происходит? - голос ее дрожал, лицо, словно каменное.
Mulder никак не ожидал такого скрупулезного разбора его чувств. Он был готов к слезам, к явному отторжению, к горячему воодушевлению Аделаиды, к ее радости по этому поводу, но только не к этому.
-Не знаю, не знаю, милая Аделаида. Я не могу сказать, что минуту назад я был спокоен, а спустя еще минуту я влюбился. Я встал перед свершившимся фактом
-...Я могу быть откровенной с тобой?
-Разумеется, я другого и не жду. Вообще я считаю, что с друзьями нужно быть только искренним. - Mulder сделал ударение на слове друзья.
-Спасибо. Честно говоря, я была обеспокоена тем, что мы так мало с тобой общаемся. Как-то задумавшись, я пришла к выводу, что вокруг меня очень мало людей, которым я могла бы доверять, с которыми мне было бы интересно. А ты относишься именно к тому малому числу. Но все наше общение ограничивалось двумя-тремя фразами, и все... А это обидно. Пойми меня правильно, но я думала о тебе только как о друге... Мне было печально, когда связь между нами оборвалась. Мы так хорошо общались, и вдруг все неожиданно закончилось.
Я не знаю, почему это произошло, - волнение давно прошло и Mulder говорил спокойным, присущим ему голосом, - однако я не считаю себя виновником этого, возможно, наслоение массы обстоятельств привело к этому... Хотя, не скрою, я совершил множество глупостей на ваших глазах, много из того, что никогда бы не прошло мне в голову при других обстоятельствах. Да, я знаю, у меня были все шансы зарекомендовать себя далеко не с лучшей стороны. И поэтому сейчас я не имею права претендовать на что-то большее, чем друг...
-К тому же, извини за откровенность, мне казалось, что ты был увлечен Миранелью. Когда мы встречались, твое внимание было исключительно на ее стороне. Порой я чувствовала себя лишней.
-А что мне еще оставалось делать!?! Аделаида?! Конечно, Миранель! Ты была для меня чем-то божественным. Была такой неприступной, словно бы за стеклянной стеной. Чуть ближе и я чувствовал, что натыкаюсь на невидимую стену. А что до Миранель... То она безусловно милая, красивая, очень интересная девушка. Но ты, ты и только ты была в моем сердце.
-Позволь мне быть откровенной...
-Ну разумеется, разумеется, милая Аделаида! - Mulder издал звук напоминающий горькую усмешку.
-Мне кажется, что сейчас я выступаю в роли...некого товара-субститута. Насколько ты в себе уверен?! Я понимаю, что нельзя быть уверенным в себе на сто процентов. Всегда остаются сомнения. Если быть уверенным в себе, то не более, чем на семдесят-восемдесят процентов.
-Ну какой же из тебя товар-субститут?! Ты богиня. Ты совершенна. А что касается уверенности в себе, то можно быть уверенным в себе и на сто процентов, и на сто двадцать, и на сто пятьдесят. Я уверен в себе на все двести.
-Я прошу тебя не обижаться...
-Но тебе нужно время на размышление. И это правильно. Я готов ждать час, день, неделю, год - сколько ты скажешь... Если же ты отвергнешь меня, если ты скажешь: Останемся друзьями... - я пойму.
-То есть ты меня понимаешь? Мне действительно нужно время... Я хочу верить тебе, но извини,...мне нужно время. Я должна поверить в твою любовь.
-Ты хочешь, что б я доказал тебе свою любовь?!? Но как?!?
-Time, only time can help me to believe in your love.
-Я готов ждать сколько угодно
...За этим разговором они не заметили, все улицу до конца, уперлись в небесно-голубое здание Военно-морского юнкерского училища, развернулись и пошли обратно по улице Мунка. Не заметили, как на город опустилась ночь, как повсюду зажглись фонари и маленькие огоньки развешенные на деревьях. Не заметили, как прошел дождь и очистилось небо, а на небосводе зажглись мириады волшебных звезд. Они не замечали прохожих, не замечали луж. Они ничего не замечали. Они были поглощены разговором о самих себе. Тема уже давно сменилась, но они были поглощены им.
Наконец они подошли к дому в котором жила Аделаида. Жила одна, в небольшой квартире, оставив Миранель и прислугу в старом родительском особняке на окраине города. Этот дом стоял на той же улице Мунка, рядом с огромным гранитным зданием Королевской библиотеки.
-Здесь мы должны расстаться, - тихо сказала Аделаида.
-Ты не позволишь мне проводить тебя до самого дома?
-Нет... Ты не обиделся?
-Нет, конечно. Как я могу на тебя обижаться.
-Я рада, что ты мне все рассказал... Я рада вдвойне если это правда.
-Конечно же, это правда!
-Time, time, only time...
...На прощание он дотронулся до ее руки чуть выше локтя. Он почувствовал сквозь ткань пальто, как тонка ее рука. В этот миг ему была нужна только она одна. А мир, а весь мир? Да не что ему мир, если есть она?!
Он проводил ее взглядом до дома. Постоял немного, словно чего-то ожидая, повернулся и пошел. Свернул в Короллайрельский переулок, вышел на улицу Арагорна -главную улицу Райвендела, сел в первый попавшийся автобус, и автобус повез его по направлению к дому. Mulder был спокоен и счастлив.
...Часы пробили полночь. Mulder набил трубку, набросил пальто на плечи и вышел из дому. Шел снег. Крупные белые хлопья медленно почти бесшумно парили в воздухе, укрывая собой землю, дома, голые деревья, любимую сосну и скамейку под оной. Тишина и безмятежное спокойствие. Прекрасная и величественная вечность окутывала Mulder'a. Он попытался осмыслить все то, что произошло с ним за последние несколько дней: вечеринка у сестер Форл, его влюбленность, признание, ее ответ. События развивались с такой непривычной для Mulder'a быстротой, что у него просто не было времени их осмыслить. И вот теперь, когда бег несколько замедлился, и к нему вернулась способность относительно объективно оценивать происходящее, он вдруг ужаснулся. Он усомнился как в своевременности, так и в необходимости своего признания. Mulder самому себе не мог объяснить, зачем он это сделал, словно бы в тот момент вместо него говорил кто-то другой.
Он осознавал, что если Аделаида скажет да (а он не видел повода для нет), то ему придется добровольно накинуть на себя узду. Он вовсе не собирался становиться подкаблучником, но так или иначе ему придется надолго связать с ней свою судьбу. И сейчас он уже не мог с полной уверенностью сказать, хочет ли он продолжения или на этом стоит остановиться. Он был самого лучшего мнения об Аделаиде, и быть с ней рядом было бы своеобразной честью для него, но он не мог точно сказать, насколько он влюблен в нее. Он боялся, что по прошествию некоторого периода времени появиться та, которую он действительно полюбит. И что тогда? Но с другой стороны Аделаида была надежна, как Национальный Банк, и в тени ее ветвей Mulder мог бы работать не опасаясь внешних бурь и штормов.
Шли дни, Mulder был всецело занят своей весьма обширной деятельностью. Он читал лекции в Райвендельском университете на факультетах истории, филологии и журналистики, посещал заседания Королевского Совета или Научного Общества. Но когда наступала ночь, он, следуя своей старой привычке, выходил на прогулку. Гулял по аллеям сада, курил трубку и размышлял, размышлял. В этот короткий период жизни мысли его были обращены большей частью к Аделаиде Форл. Он достаточно часто встречался с ней в эти дни - иногда в клубе, иногда в университете, поэтому говорить о недостатке общения не приходилось. Во время этих встреч иногда она была любезна, а иногда холодна. И в зависимости от ее настроения изменялось настроение Mulder'a. Если она была холодна и неразговорчива, то он считал, что все его попытки завоевать ее сердце бесполезны и бесплодны. Если же она была любезна, то и он был уверен в победе.
Однако стоит заметить, что его попытки завоевать ее сердце таковыми не являлись. Он просто ждал, ждал ее ответа, не оказывая на нее никакого давления, он лишь стал больше с ней общаться, но не более. Возможно, его поведение объяснялось тем, что он в равной степени боялся как победы, так и поражения. Нельзя сказать, что ему был безразличен итог этой затеи, но и торопить события он не хотел.
Порой он чувствовал себя гонщиком ввязавшимся в совершенно ненужную и бесполезную гонку, а порой ему казалось, что от ее решения зависит его судьба, его будущее.
Как-то размышляя о том о сем, Mulder занялся мысленным сравнением Аделаиды и Нерданель. Его поразила их несхожесть, несхожесть как формы, так и содержания. Нерданель была невысокой, в меру полненькой блондинкой с достаточно пышными формами; Аделаида - высокой, сухощавой брюнеткой с тонкими губами. У Нерданели глаза, как и у Mulder'a, зеленые, а у Аделаиды - голубые. Нерданель являлась образцом чувственности, эмоциональности и импульсивности. Все ее поступки шли от сердца и были продиктованы исключительно эмоциями, первый порыв сердца был навигатором. Аделаида была так умна и расчетлива, что ее ум скорее напоминал мужской, нежели женский. Ей было чуждо чувственное восприятие окружающей действительности, в своих действиях и поступках она руководствовалась только логическими размышлениями. Разум ее стоял выше сердца, и веселые чувственные безумства не были ее ипостасей. Аделаида скорее дала бы на отсечение мизинец своей правой руки, чем совершила заведомую глупость, даже если эта глупость была бы прекрасной по своей сути, в отличие от Нерданели, которая буквально-таки жила этими прекрасными безумствами. Но в то же время Нерданель была гораздо сильнее Аделаиды. Ей удалось пережить столько горя, предательств и разочарований и при этом не утратить своей доброты, веселости и обаяния, что Mulder просто не мог не восхищаться ею. Он знал много женщин красивей ее, умнее ее, лучше ее, но никто из них не шел по битым стеклам так же грациозно, как она. И это вызывало у него уважение и восхищение Нерданелью.
Аделаида была гораздо слабее ее. И вместо того, чтобы обратить свою слабость в силу, она прятала ее за фасадом строгости и некого высокомерия. Она была женщиной по телу, но не по духу. И это сжигало ее изнутри. Именно эта расчетливость и логичность суждений так мучили и тяготили ее. Там, где следовало бы обратиться к сердцу, она обращалась к разуму и терпела неудачу, а иногда и поражение, которое очень тяжело переносила.
Когда она влюбилась в Брайана Инна, а Инн не ответил ей взаимностью, то на нее было жалко смотреть. Аделаида попыталось было укрыться за оградой своей строгости и внешнего спокойствия, то страдания ее усилились, а глаза наполнились слезами. Тогда она попыталась сбросить с себя свой колпак, но это выглядело так неестественно и глупо, что она поспешила вернуться к своей маске. Вот тут-то и появился Mulder со своим признанием. Возможно именно это признание спасло ее, заставило поверить в себя, заставило почувствовать, что она не одиноко, что у нее есть друзья, которым она может доверять на которых может положиться в трудную минуту.
Шли дни и, наконец-то, пришло двадцать второе декабря - День зимнего солнцестояния - официальный праздник Эригиона. В этот день Mulder был приглашен на вечеринку к Дэвиду Бирну. В иной раз он сослался бы на дела, здоровье, обстоятельства, но там должна была быть Аделаида, и Mulder не мог отказаться от приглашения. На эту встречу с Аделаидой он возлагал большие надежды. Должно все решиться; либо-либо, или-или, - думал Mulder.
Утром он проснулся в хорошем настроении. К двум часам он отправился на заседание Научного Общества. Заседание затянулось на три с половиной часа, вместо предположительных тридцати минут. Однако даже это заседание не испортило Mulder'y настроения. И уже в половине шестого Эрик вез его по проспекту Дэнетора по направлению к дому Бирна. На Дагнирском проспекте они попали в пробку, но тем не менее к Бирну они приехали как раз вовремя.
К приезду Mulder'a гости еще не собрались. Были только сестры Форл, Фиа, сам Дэвид с супругой и еще пара человек, остальные запаздывали. Mulder прошел в гостиную, сел на один из диванов. На диване у противоположной стены сидели сестры Форл и Фиа. Они вели неспешную беседу но появление Mulder'a заставило их отвлечься. Они расспросили его о делах, посетовали на погоду, обсудили последние сплетни райвендельского бомонда. Во время этого разговора Mulder не обращался кому-либо конкретно из них, но все его внимание было занято Аделаидой, краем зрачка он следил за ее реакцией на свои слова. Она не проявляла ни активности, ни интереса ко всему сказанному, и ему было интересно узнать, что бы это значило.
Наконец-то все собрались.
Гостей усадили за стол. Mulder'a обеспокоило то, что Аделаида села не рядом с ним, не напротив него, а усадила между ним и собой Миранель. Хотя та поначалу сопротивлялась - ей хотелось сесть поближе к молодому поэту Келеборну Бродде, но Аделаида настояла на том, чтобы Миранель села именно между ней и Mulder'ом. Сей факт немало удивил и обеспокоил его. Дело явно принимала нежелательный для него оборот.
За столом он чувствовал себя очень неуютно и был раздражен. Он пил вино бокал за бокалом, однако то ли вино было слишком легким, то ли мозг Mulder'a был слишком возбужден происходящим, но дойти до желаемого сейчас состояния хотя бы легкого опьянения ему не удалось.
Застолье закончилось. Бирн пригласил гостей в главный зал и объявил, что Келеборн взял с собой гитару и хочет спеть несколько своих песен. Это желание было радостно встречено гостями, они спешно покинули столовую и разместились в зале. Одни сели на диваны и кресла, другие просто стояли, держа в руках бокалы с вином. В центр комнаты поставили резной стул, на который сел Келеборн. И он запел. Голос его был не очень силен и не очень красив. Но пел он так душевно и так искренне, что присутствующие слушали затаив дыхание, не смея проронить ни слова. В песнях Келеборна пелось о любви, о дружбе, о странствиях, также он спел несколько старых рыцарских баллад времен Событий Кольца.
Mulder слушал его, как и все, затаив дыхание. Звуки гитары Келеборна, звуки его голоса брали Mulder'a за душу, проникали в самое сердце, вызывая слезы радости и печали. Иногда он бросал взгляд на Аделаиду, то сидела чуть поодаль. Это было великолепное зрелище. Прекрасное бледное лицо Аделаиды выражало невозмутимый покой и чувство собственного достоинства, время от времени по ее губам скользила улыбка и пряталась в голубых глазах. Благородная, изысканная, безупречная. Но тем не менее, глядя на нее Mulder страдал. Он чувствовал, что сейчас их разделяет глубокая пропасть, и не он эту пропасть создал.
Mulder пододвинулся к Аделаиде, та не выказала никаких эмоций. Он хотел взять ее руку, но не решался. Отвергнет или не отвергнет? - вопрошал он себя. Он коснулся до своей щеки, рука была холодна, как лед, и тверда, словно мрамор. Но все-таки он решился. Mulder попытался взять ее руку. Через мгновение Аделаида освободилась, яко бы для того, чтобы поправить юбку, но назад ее не вернула, а оставила на своем бедре. Этого было достаточно. Mulder окончательно утвердился в той мысли, что что-то не так. Что-то произошло. Но что? Этого он не знал.
Келеборн спел еще две-три песни и, объявив, что горло его пересохло, приказал подать шампанского. Присутствующие с бурным воодушевлением встретили это предложение. Дэвид хлопнул в ладоши, и по залу засновали официанты в черных ливреях с подносами на руках. На подносах пенилось шампанское и сверкало рубиновое вино. Из разных концов зала зазвучали шутки, смех и звон бокалов. Mulder же абсолютно не разделял всеобщего веселья. Он взял себе бокал с вином и остался сидеть на своем месте, хмуро поглядывая по сторонам. Аделаида куда-то ушла.
Неожиданно среди гостей, в другом конце зала Mulder увидел Брайана Инна, тот держал за руку стоящую рядом с ним Аделаиду. Это был удар! Они стояли о чем-то непринужденно болтали. Вот это да-а! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ. Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Oh, its fuck in evening! -единственное, что пришло ему в голову, - что же это такое?! Минуту назад она, значит, откинула мою руку, а теперь вцепилась в Брайана, как голодная тигрица. Вот это да-а!. Слепая злоба и ярость захлестнули его сознание. Словно бы кто-то плетью хлестал его душу. Ему стали ненавистны все присутствующие здесь и прежде всего он сам был ненавистен себе. Сейчас он ненавидел этих людей, ему хотелось уничтожить их. Сейчас! Сию минуту! Немедленно! Несмотря на пламя бушевавшее в его душе, внешне Mulder выглядел совершенно спокойным, даже немного скучающим, немного уставшим. А внутри, словно горящая нефть с этажа на этаж хлестала ярость. Ему захотелось одиночества. Он встал и тихонько, чтобы никого не побеспокоить вышел из зала. Пройдя немного по коридору, он вошел в первую попавшуюся комнату. В комнате царил полумрак. Mulder нащупал на стене выключатель - зажегся свет. Судя по интерьеру - это была гостиная. Вдоль стен стояли диваны и кресла, в центре стоял журнальный столик и маленький бар. На стенах висели дорогие ковры и полотна авангардистов. Mulder сел на диван, достал портсигар и нервно закурил сигарету. Пепельницы он не нашел, поэтому пепел стряхивал прямо на пол.
Он выкурил одну сигарету, выкурил другую, третью, четвертую. Язык уже распух от табака, а он все курил и курил. Постепенно он успокоился, гнетущие мысли оставили его.
В комнату вошла Фиа и присела рядом.
-Почему Вы один? Что-то случилось?
-Все в порядке... Все под контролем... Вот только под чьим?
-Вы уверенны, что все в порядке. Глядя на Вас, я бы не сделала такой вывод. Отчего Вы так грустны?
-Нет, милая Фиа, все в порядке. Просто песни Келеборна навеяли на меня легкую грусть.
-...
-Я скоро приду, вот только докурю сигарету. А сейчас оставьте меня.
-Судя по окуркам разбросанным вокруг Вас, это уже седьмая. Мне кажется, Вы слишком много курите...
-Оставьте меня!!! - фальцетом взвизгнул Mulder. - Немедленно! Я же, кажется, сказал Вам, что сей час приду! Имейте терпение наконец!
Фиа пулей вылетела из комнаты. Ярость опять было вернулась, но Mulder заставил себя успокоиться. Fuck! Надо возвращаться, пока эта дура не взбаламутила всю публику.
Mulder нацепил дежурную улыбку и вышел из комнаты. К этому времени в зале погасили свет, и теперь там в медленном танце кружились сплетенные тела. Mulder вернулся на свое место. Привыкнув к темноте, он различил силуэт Аделаиды танцующей с Брайаном Инном. Она прильнула к нему, как жаждущий к горному ручью, ее голова покоилась на его груди.
Что ж ты делаешь, сволочь? - думал Mulder, - Ты же не любишь ее, Брайан. Отплясать с ней - отпляшешь, а потом бросишь, уродливое ты создание, а у нее сердце вдребезги.
Теперь Mulder злился не только и не столько на Аделаиду, сколько на Брайана. Брайан Инн до последнего момента был одним из немногих, кому доверял Mulder. Инн прекрасно знал о планах Mulder'a, знал о его признании и он пообещал не мешать. Теперь Брайан, начисто забыв про свои обещания, танцевал с Аделаидой. Хотя прекрасно знал, что Аделаида неровно на него дышит, и его жест может быть истолкован слишком уж откровенно. А это было чревато нежелательными последствиями как для Mulder'a, так и для самой Аделаиды.
В этот момент Mulder был абсолютно спокоен. Он откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это исчезнуть отсюда, и чем скорее, тем лучше. Уйти, убежать, улететь прочь от этого дома, прочь от этих людей. Лишь бы не слышать этой музыки, этих голосов, звона этих бокалов, не видеть эти пары, эти свечи, эти лица...
Неожиданно в холле послышались тяжелые шаги, и чей-то громкий с хрипотцой голос говорил: Пропустите! Срочно! Именем Короля!. Дверь распахнулась и в зал ввалился высокий офицер в засыпанных снегом фуражке и шинели. Вспыхнул свет, все глаза уставились на него, видимо это его смутило, и он осекся на полуслове, но быстро взял себя в руки.
-Именем Короля!... Мне поручено найти господина Mulder'a.
Mulder очнулся от раздумий, прищурился от неожиданно вспыхнувшего света. Он был весьма удивлен, но к офицеру все-таки подошел.
-Я к Вашим услугам, господин офицер. Чем могу быть полезен?
-Господин Mulder? Мне поручено немедленно доставить Вас во дворец Его Величества.
-Вы ничего не путаете, господин офицер? Вам нужен именно я? - такой поворот событий явно удивил и даже немного обескуражил Mulder'a.
-Именно Вы, причем немедленно.
-Ну ладно... Я только оденусь.
Офицер козырнул и вышел в прихожую. Mulder выглядел смущенным. Он никак не мог взять в толк, зачем он вдруг понадобился Его Величеству среди ночи, да еще праздничной. Тем не менее он был втайне благодарен этому офицеру, он был готов расцеловать его, в благодарность за избавления от этого плена. Он наскоро попрощался с присутствующими, пожелав им приятно закончить вечер, при этом кинув драконий взгляд на Аделаиду и Брайана, накинул поданное лакеем пальто и вышел за офицером.
На улице была страшная метель. Снег забивал глаза, нос, налипал на губах, забивался в рукава и за ворот. Пока они шли от крыльца до машины, Mulder весь продрог. Офицер открыл ему заднюю дверь, а сам сел с другой стороны. В машине было тепло и почти уютно, особенно если забыть, что пришлось покинуть теплое место рядом с камином. Однако заснеженная свобода для него была лучше, чем теплая неволя.
-Господин офицер, Вы не могли бы раскрыть цель моего вызова?
-Никак нет, господин Mulder, - офицер всем своим сосредоточенно-суровым видом выказывал свое явное нежелание вести какую бы то ни было беседу.
Mulder'y ничего не оставалось делать, как запастись терпением и ожидать своей участи. К счастью машина, несмотря на непогоду, двигалась достаточно быстро, возможно благодаря тому, что синие мигалки на крыше заставляли остальных водителей прижиматься к обочине.
Всю дорогу от дома Бирна до Дворца Mulder мучился вопросом, зачем он мог понадобиться Элронду в первом часу ночи. Явно не ради взыскания или благодарности -все это могло подождать и до утра. Не секрет, что Король работал, как правило, до пяти часов утра, но он был не из тех, кто беспокоит подданных по мелочам, поэтому все доклады он принимал до полуночи. Значит дело срочное. Но какие дела государственной важности могли быть между Его Величеством Королем Эригиона и простым писателем?
Про Аделаиду и Брайана Mulder уже забыл.
Через пятнадцать минут машина въехала в дворцовый сад, но не через парадный въезд, а через какие-то маленькие ворота, видимо запасные. Проехав по дорожке, машина остановилась перед дворцовым черным входом. Они вышли.
-Следуйте за мной, сэр, - сказал офицер и вошел в маленькую дубовую дверь.
Они шли через какие-то помещения, по каким-то коридорам, поднимались по каким-то лестницам. Mulder никогда не был в этой части дворца и поэтому не мог точно сказать, где они были. Возможно здесь находились помещения Роты дворцовой стражи или помещения для обслуживающего персонала. За одной из стен послышались звуки гомона и веселья, видимо это был Бальный зал Дворца, где сейчас проводилось празднование Зимнего солнцестояния. Они поднялись этажом выше, прошли по длинному слабо освещенному коридору и вошли в небольшую комнату. К ним подошли два лакея и приняли пальто Mulder'a, шинель и фуражку офицера. Видимо это была приемная. Офицер расправил мундир, пригладил волосы, коротко попросил: Подождите здесь, сэр постучал в дверь и вошел в следующую комнату. Mulder присел на стоявший рядом диванчик и осмотрелся. Небольшая комната. На стенах висят гондорские ковры и старые картины. В дальнем углу стоял круглый журнальный столик из черного дерева, на нем стилизованный под старину телефон. В комнате было три двери: через одну они вошли, дверь напротив видимо вела в кабинет короля, за дверью напротив Mulder'a располагалась комната для охраны или слуг.
Спустя несколько секунд офицер вернулся, заявив, что господина Mulder'a желает видеть Его Величество. Mulder шагнул в дверь, как оказалось дверь была тайной, поскольку со стороны кабинета была задрапирована тяжелыми шторами. Выпутавшись из этих штор он вошел и поклонился. Кроме Короля в комнате находился еще какой-то генерал, который, пытаясь придать своему лицу умное выражение, что-то показывал на карте пограничной местности между Эрегионом и Гондором в районе Староюжного тракта и реки Хмурой. Тыкая в карту стеком с серебреными накладками, генерал быстро и сбивчиво что-то объяснял Королю. Его Величество молча кивал, изредка отпивая кофе из маленькой фарфоровой чашечки. Однако, заметив вошедшего Mulder'a, он оборвал генерала: Не задерживаю Вас более, генерал и, когда тот вышел, подошел к Mulder'y.
Король обладал достаточно живописной внешностью.
Высокий рост, очень крепкое телосложение, выправка военного, как и все представители династии в молодости он служил в Гвардии, и эта выправка осталась в нем до сих пор. Короткие пепельного цвета волосы и такого же цвета с сединой аккуратно подстриженные усы и борода. Узкие серо-голубые глаза, прямой ос и тонкие губы выдавали в нем человека властного, умного и волевого. Голос - низкий и несколько грубый, но не лишен приятности и обаяния. Говорил он не много, и от этого каждое его слово было значимым и весомым, заставляющим прислушаться. Если голос заставлял прислушаться, то глаза могли пригвоздить к месту не только человека, но и эльфа. Глубокий взгляд этих серо-голубых глаз мог уколоть, как штык, а мог обласкать, как весенний ветер. В его глазах светились та воля, та сила, та твердость и разум, которые присущи только аристократам от Бога, а не от должности.
И теперь этот человек стоял на расстоянии шага от Mulder'a и молча смотрел ему прямо в глаза.
-Господин Mulder... Вы догадываетесь, зачем я Вас вызвал?
Разумеется Mulder ни о чем подобном догадываться не мог, и узнать цель своего вызова было на данный момент его самым горячим желанием. Однако Элронд, не дав вымолвить ни слова, продолжал:
-Надеюсь, Вам уже известно о международном скандале между Эрегионом и Гондором.
-Разумеется, Ваше Величество.
-Отлично. Так вот,... как Вам уже известно, во время военных учений на границе с Гондором наши доблестные военные допустили маленькую ошибку в своих расчетах... В результате две тактические ракеты со снаряженными боеголовками улетели за границу и уничтожили казармы гондорских пограничников... Погибло около восьмидесяти человек... Наш посол в Минас-Тирите объявлен персоной non grata, а вместе с ним и большинство работников посольства, и в первую очередь военный атташе. - Mulder никак не мог взять в толк, зачем ему все это говорят, неужели Король поставил перед собой цель лично проинформировать каждого подданного о состоянии международных дел государства? - Этот скандал можно было бы спокойно замять, если бы не либералы в Кабинете Министров и Парламенте Гондора... Они подняли вопль на все Средиземье, даже в Гардарике слышны их неистовые крики. Этот сброд, эта чернь с портфелями министров требует слишком уж большой компенсации за причиненный ущерб, а также суда над ответственными за этот инцидент военными. Естественно, честь и престиж государства не позволяет нам пойти у них на поводу... Поэтому я решил назначить Вас на пост Временного Чрезвычайного и Полномочного Посла Эригиона в Гондоре.
-Меня, Ваше Величество? - такой поворот событий просто-таки ошарашил Mulder'a.
-У Вас есть какие-либо возражения по этому поводу, господин Mulder?... Нет?... Ну что ж, отлично. В таком случае у Вас есть сорок пять дней, чтобы вникнуть во все дела посольства и уладить возникшие недоразумения. Сегодня уже двадцать третье декабря, пятого февраля на моем столе должен лежать Ваш доклад.
-Когда я должен буду отправиться в Минас-Тирит?
-Немедленно. На ближайшем военном аэродроме Вас уже ждет самолет. Минас-Тирит уже предупрежден о Вашем прилете. О домашних делах можете не беспокоиться, все будет улажено. С Вами полетит майор Службы Безопасности Сигурд Хольмсен. Он назначается Вашим военным советником, а также Временным военным атташе... Есть ли у Вас какие-либо вопросы?
-Да, Ваше Величество. В принятии решений могу ли я руководствоваться собственными выводами и измышлениями?
-Разумеется, господин Mulder. Иначе мы бы Вас не побеспокоили. Насколько мне известно, Вы пользуетесь вполне заслуженным авторитетом в высших кругах Минас-Тирита. Вот и пользуйтесь им, однако помните, что свои выводы и измышления Вы должны строить учитывая прежде всего интересы государства, а не какие-либо личностные мотивы... Что касается материалов этого дела, а также основных указаний, то они будут изложены в документах, которые Вы получите уже на борту самолета.
В случае успеха Ваши заслуги будут оценены по достоинству; в обратном случае мы с Вас взыщем... Есть ли у Вас еще вопросы?... Если нет, то желаю удачи.
-Благодарю за честь, Ваше Величество.
-Благодарить потом будете, друг мой. А сейчас - удачи Вам. Всего доброго.
Mulder поклонился и вышел из кабинета через официальную дверь - лицо дежурного офицера исказилось от удивления. В приемной уже ждал сопровождавший Mulder'a офицер: