Филипо разглядывал крошечного слона, который отчего-то стоял на задних ногах, вздымая хобот к верху, выше своей вислоухой головы. Хобот показался ему, раздувающей свой мешок коброй. Мраморная фигурка, смотрелась в его глазах гротескно и не естественно. Филипо увел взгляд от статуэтки странного слона с коброй, на месте, где положено быть хоботу, перевел внимание на дальний конец темного, полированного стола. На его краю, в дальней части длинного, добротного письменного стола, располагался большой человек. Он имел почтенный вид и был весьма преклонного возраста. Сильно выдающийся живот не позволял ему свободно дотягиваться до нужных канцелярских предметов, неаккуратно разметанных по обширной крышке стола. Ему приходилось тяжело подниматься с места, каждый раз, когда требовалось воспользоваться какой-то из нужных в тот момент принадлежностей, которые, как назло, располагались дальше остальных. И каждый раз, грузно поднимаясь из своего глубокого кресла, он был вынужден предельно напрягать спину и ноги. Филипо начал сочувствовать старику только после шестого раза, когда тот громко вздохнул, захлебываясь слюной, сильно и долго кашляя после этого. Ему захотелось поучаствовать в следующий раз, когда редактору снова придется встать с места. Редактор встал опять, тяжело дыша и кряхтя. Встал и в другой раз, с усилием переваливаясь через большой шар живота, но Филипо не двигался с места, а только как-то пристыжено, ускользал глазами себе в ноги и ниша под толстой крышкой стола, приглашала его в укрытие. Но Филипо оставался неподвижен. Он был растерян и не знал, что можно ожидать от большого человека, безжалостно резко перелистывающего тетрадку в черной матовой обложке. Филипо подспудно сердился на редактора за то, что тот, по его мнению, небрежно обращался с его рукописями, хотя решил, что могло быть и хуже.
Г-н Красс, с довольно серьезным видом, - чтобы было хорошо видно, что он здесь главный, - прочесывал глазами страницы рукописи, попутно делая на них пометки красным карандашом. При этом он надувал губы.
Филипо удивился тому, что г-н редактор не пользовался очками. "Возможно, он носит контактные линзы", - предположил Филипо. - "Ему ведь не меньше шестидесяти".
"Какая странность", - думал он, глядя на редактора журнала "Вивервуд", - "он мог прогнать меня сразу, но отчего-то не прогнал".
* * *
В тот день шел дождь. Лило как из ведра.
Перед тем, как открыть входную дверь, Филипо замялся на месте, постоял пять или больше минут в нерешительности. Над головой нависала табличка с тисненной на ней надписью: "Редакция "Вивервуд"". Раскачиваемая ветром, она ритмично постанывала в петлях.
Развернув целофановый пакет, Филипо достал из него, в черной обложке тетрадь, смотанную в рулон - он хотел взглянуть на свои рукописи еще разок, перед тем, как отдать их людям в редакции. Стал спешно разворачивать сверток. Разделавшись нетерпеливо с пакетом, порвал его и выронил содержимое. Тетрадь, запутанная в клочьях целофана, плюхнулась на ступени крыльца, угодила прямо в лужу. Филипо это здорово раздражило. Он подхватил быстрым движением тетрадку, - она успела намокнуть. Филипо был зол на себя за это. Он пролистал ее, - большая часть листов внутри осталась сухой.
"Глупо было так старательно обернуть тетрадь, чтобы защитить ее от дождя, пронести через весь Милагрос и наконец, обронить ее в лужу у самого входа в редакцию", - досадовал Филипо. "Очень глупо".
Он решился, наконец, войти. И забыл постучаться.
"Этот важный человек в состоянии разрушить мои надежды. Он способен убить мои мечты", - отчаяно думал Филипо, глядя, как большой и тучный редактор постукивает пальцами по крышке стола. "Может, я и преувеличиваю... Я смогу, пока еще не слишком поздно вернуться на старую работу".
Большой человек принял из рук Филипо тетрадь.
За окном шумел дождь. Большие капли звонко ударялись в стекло.
- Вы намочили вашу тетрадь, - обеспокоился г-н Красс.
- Только края, - поспешил заверить его Филипо, - он услышал, как дрожит его голос. Он был очень взволнован замечанием редактора. Г-н Красс имел грозный вид. Хотя глаза казались очень добрыми. В их глубине виделась большая сила ума. Одет г-н Красс был строго и довольно опрятно.
- Хм... - перелистывая влажную страницу, редактор нахмурился.
Филипо внимательно смотрел на него, - большого человека с умным и грозным видом. Он следил за малейшими изменениями в его лице, за тем, как острые глаза, впиваясь в страницы его рукописи, бегали по ее размызганным строкам.
- "Исполненное особого достоинства"... - громыхнул голос редактора, - ..."быть величайшей редкостью в этих антрацитовых краях".
"Он может убить мои мечты". - повторился в мыслях, явно занервничавший, Филипо. "И ничего. Вернусь на работу. Надо было слушать Рустика, он хоть и простак, но советы дает дельные".
- Хм...
Большой человек закрыл тетрадку, положил ее поверх стопки каких-то папок и кипы пожухлых листов бумаги, которая во все стороны топорщилась примятыми уголками.
- Что ж... я еще вернусь к вашим... антрацитовым... краям. А пока - до понедельника, вы можете быть свободны.
"Ненавижу свою прошлую работу и ни за что туда не вернусь" - думал Филипо.
В понедельник, Филипо явился в редакцию в назначенное время. Даже за минут двадцать загодя. По пути ему повстречались двое его знакомых, одним из которых был его старый приятель - Рустик Марсалез. Филипо бросил им обоим лишь холодное и равнодушное : "hola"; ни на секунду не задержавшись в их компании, проследовал дальше по мощенной улице. Двое парней приостановились, изумленно глядя вслед, проскользнувшему мимо них товарищу, с которым проработали на фабрике четыре с лишком года вместе.
- Какого дьявола, - буркнул парень, имя которого Филипо никогда не мог запомнить, не смотря на тот факт, что они вместе не один раз надрались в забегаловке на Красной.
- Оставим, - сказал Рустик, - поспешим на фабрику, через пол часа запустят конвеер.