Аннотация: Сначала была поэзия... Рассказ написан для конкурса "Высокие каблуки-10", однако был отклонён по политическим мотивам.
В саду 'Эрмитаж' было многолюдно. Перед сценой в десяток рядов стояли крытые рогожей соломенные скамейки - видимо, чтобы оправдать название фестиваля - 'Солома'. Лена и Маша не без труда нашли парочку свободных мест.
- Ну, я пошла, - Лена посмотрела на часы. - А то сейчас начнётся.
- Удачи! - помахала ей Маша.
Когда подруга направилась к сцене, она ещё раз проверила камеру. Тьфу-тьфу-тьфу, вроде работает нормально. А то не хотелось бы, чтобы она заглохла в такой момент. Собственно, ради этого Маша и пришла на поэтический фестиваль - поболеть за талантливую подругу, поснимать, когда та будет читать стихи. А стихи у Лены, надо сказать, великолепные. И как они только у неё получаются? Для Маши писать в школе сочинения было сущим наказанием. Если бы учительница ещё задавала писать их в стихах, Маша бы точно застрелилась. Лена же рифмовала слова и фразы играючи, сплетая из рифм сказочные сюжеты про любовь, про добро, про чудеса, словно рождена была не на грешной земле, а в мире сказок.
Вот ведущий уже объявил имя первого выступающего. Елена Скворцова. Маша тут же включила камеру...
Стихи понравились не только Маше. Это девушка поняла по гулу аплодисментов, которыми публика встретила поэзию Скворцовой. Особенно произвёл впечатление на зрителей последний - третий стих, который Лена оставила на закуску.
- Ну, как тебе? - спросила поэтесса, садясь на скамейку рядом с Машей.
- Круто! - отозвалась та. - Ты просто талантище!
А ведущий тем временем объявил другого поэта, упомянув при этом, что сей талантливый человек пользуется широкой известностью - Ричард Лев.
Про этого поэта Маша слышала не раз - от Лены.
- Это просто мечта! - воскликнула последняя с нескрываемым восхищением.
И вот эта мечта стоит на сцене, читает стихи. Действительно, прекрасные - про большую любовь, про грусть разлуки и про вселенское счастье от встречи с дамой сердца, про тайные взгляды, говорящие красноречивее всяких слов.
Сам поэт был довольно молод и удивительно хорош собой. Когда он закончил читать стихи под бурные аплодисменты слушателей, обе девушки были в него просто влюблены.
После этого выступали ещё несколько поэтов. Некоторые их стихи девушкам нравились, некоторые не увлекли, однако никому из них так и не удалось затмить Лену и Ричарда.
После поэтических читок из стоящих на сцене динамиков заиграла музыка. Лена и Маша встали со своих мест и собрались было идти в кафе пообедать. Но тут к ним подошёл сам Ричард.
- Добрый день, милые девушки!
- Добрый день! - ответили обе.
- У Вас, Елена, стихи в высшей степени чудесные! А как Вы их читали - было любо-дорого смотреть! Вы настоящий ангел!
- Спасибо! - Лена покраснела, смущённая потоком комплиментов. - У Вас тоже очень классные стихи!
- Да, да! - подхватила Маша. - И читали Вы великолепно!
- Благодарю Вас! А Вы сами-то стихи пишете?
- Нет, но с удовольствием слушаю.
- Ну что, девушки, может, посидим, выпьем по чашечке кофе?
Составить компанию талантливому поэту Лена и Маша согласились с радостью. Через несколько минут все трое сидели в кафешке и, потягивая через трубочку ароматный латте, девушки, затаив дыхание, слушали Ричарда, чьё настоящее имя было Кирилл Чадов. Как много, оказывается, стихов написал сей прекрасный поэт, и как много людей их услышало, а познакомившись с его творчеством, делались его горячими поклонниками. Даже сам президент, перед которым Кирилл выступал в День Народного Единства, не остался к его стихам равнодушным.
- А что ты там читал? - поинтересовалась Лена.
За те пятнадцать минут, что они общались, поэт и поэтесса как-то незаметно перешли на 'ты'.
Кирилл с удовольствием рассказал свой стих. О величии Родины, управляемой мудрейшим лидером, о незыблемости вековых традиций, о силе русского духа и готовности великого русского народа противостоять до конца всем врагам: как внешним в лице Госдепа и погрязшей в гомосексуализме Европе, так и внутренним - 'белоленточным червям', стремящимся подточить фундамент, на котором издавна держится Россия.
- Вы реально во всё это верите? - спросила Маша, когда он закончил читать и гордо вскинул голову, ожидая, по-видимому, восхищённых возгласов.
- Да нет, конечно! - ответил Кирилл. - Что я, дурак, что ли? Но ведь перед президентом выступал, надо было сочинить что-нибудь эдакое, патриотическое.
- Но при этом Вы повторили грязную клевету на узников Болотной. Которых посадили за то, что посмели высказать своё честное мнение. Хотя если Вы такой известный, могли бы, наоборот, сказать что-нибудь в их защиту. Если знаете, что эти люди невиновны.
- Да Вы что? - голос Кирилла вдруг сделался испуганным, и он стал тревожно оглядываться, словно желая убедиться, что окружающие не слышали этих речей. - Если бы я так сделал, меня бы самого загребли. А я в тюрьму не хочу!
- Туда мало кто хочет, - философски заметила Маша. - Однако есть люди, которые не боятся сказать то, что думают. Или хотя бы не говорят то, чего не думают.
- Ну как же, я же известный поэт. Тем более перед президентом выступаю. По-любому приходится что-то говорить. Иначе на меня будут косо смотреть.
- Ладно, хорош о политике, Долорес! - беззлобно осадила подругу Лена, при этом не сводя с Кирилла влюблённых глаз.
- Да я, собственно, уже всё сказала, - ответила Маша, вставая. - Я пошла. Дела, знаете ли. Всем счастливо!
- Пока! - попрощалась с ней Лена.
Девушка уже не слышала, о чём говорили её подруга и Кирилл. Однако заметила удивлённый взгляд, которым последний её проводил. Похоже, он искренне не понимал, отчего она уходит от такого мужчины. И почему Долорес, когда только что была Машей?
Это прозвище привязалось к ней ещё в институте на факультативе по испанскому языку, который она посещала вместе с Леной. Уже тогда Маша любила политические дискуссии. Цивилизованные, конечно - без обмена оскорблениями или сока в лицо. Однажды, когда она сказала, что лучше сесть в тюрьму за вольнодумство, чем ползать на коленях перед тираном, Эльвира Петровна заметила: 'Прямо как у Долорес Ибаррури: лучше умереть стоя, чем жить на коленях!'. С тех пор сокурсники стали звать Машу Долорес. Кроме высказываний, этому также способствовала её фамилия - Иваныгина, и вьющиеся волосы до плеч.
Волосы... Вот были бы у неё такие же густые и пышные, как у Лены! Тогда бы она отрастила их до пояса и точно так же заплетала бы себе толстые косы или носила бы рассыпанными по плечам. Но вот не дала природа!
Эх, Лена, Лена! Куда она только смотрит? Лицезреет прекрасный облик Кирилла, слушает его бархатный голос и не видит, что перед ней за человек. Да и она, Маша, хороша гусыня - влюбилась в Ричарда с первого взгляда, думала: Поэт с большой буквы! А оказалось - обыкновенный карьерист.
'Но как же я, - думала Маша. - Ушла, оставила подругу с этим ненадёжным человеком. Небось, он уже ей вовсю по ушам ездит... Ну, а что мне надо было силой её утаскивать? Лена уже большая девочка, сама должна понимать, с кем дело имеет'.
К тому же, она смотрела на Кирилла так, что, похоже, её и эвакуатором было оттуда не выгнать. Любовь зла!
'И всё же я должна поговорить с Леной. Если человек так нагло врёт в своих стихах, чего ему стоит соврать и в жизни, в любви?'.
- Маш, это просто чудо! Погляди!
Лена ткнула пальцем в планшет. На экране появился отгороженный толстым стеклом аквариум, стены и пол которого были покрыты плиткой с гравюрами индейцев майя. И как будто по улице древнего города индейцев плавали разноцветные рыбки. У самой стеклянной ограды, обнявшись, глядела с фотографии сладкая парочка - Лена и Кирилл. Глаза подруги светились таким счастьем, что Маша уже начала думать: может, Лена права, и она судит о молодом человеке сгоряча? Может, в ней действительно говорит обида за узников Болотной, многие из которых в прошлом её товарищи по тюремной переписке, а в настоящем - фейсбучные френды?
Объятия, по словам Лены, очень быстро перетекли в поцелуи. Девушка в красках рассказывала, как нежно и страстно губы Кирилла коснулись её губ, как она ловила его отражение в зеркале его очей, какими жаркими были его объятия, сопровождаемые клятвами в вечной любви. Если бы рыбы умели думать, как люди, то непременно бы завидовали их счастью!
Уже месяц Лена встречалась с Кириллом. После того, как Маша тогда ушла из кафе, они ещё немного посидели, потом Кирилл провожал девушку до дома (а какую красивую розу он ей купил, проходя мимо цветочного ларька - алую, как сама страсть!). Когда парочка дошла до подъезда, он подхватил её на руки и так и нёс до самой квартиры. И отпустил её только после того, как она разрешила себя поцеловать. А какой сладкий был его поцелуй - словно мёд, и такой дурманящий - словно крепкое вино!
Слушая радостные рассказы подруги, Маша не могла не отметить, что в умении красиво ухаживать Кирилла вряд ли можно упрекнуть. Цветы, серенады под окном, брошенные на балкон цветы (благо, Лена жила на втором этаже, и балкон не был застеклён), прогулки при луне, музеи, театры, выставки картин, творческие вечера - всё это превращало жизнь Лены в волшебную сказку. Но самыми прекрасными были его стихи, посвящённые Прекрасной Елене, и ночи, полные страсти и огня, когда больше всего на свете хотелось остановить время, чтобы наслаждаться этим чудом вечно.
Поначалу Маша пыталась мягко намекнуть подруге, чтобы та не теряла голову, советовала присмотреться к своему бойфренду повнимательнее, но куда там? Та и слушать ничего не желала. Казалось, похвастался бы Кирилл, что убил десять человек - Лена бы всё равно с придыханием говорила: ах, какой мужчина!
Чтобы поменьше слушать восхваления подруги в адрес Кирилла, Маша стала расспрашивать её о самом океанариуме Крокус-сити. Запуская одну руку в пакетик с солёным арахисом, а другой касаясь экрана, Лена показывала одну фотографию за другой. Пресноводные рыбы, морские рыбы... С познаниями подводной фауны у Маши дела обстояли плоховато. А их было много самых разных. Особенно запомнились девушке золотые рыбки с солнечной чешуёй и длинными хвостиками и 'русские патриотические' - так она их окрестила маленьких рыбок за характерные красные и голубые полоски. Кроме, собственно, рыб, водное пространство рассекали электрические скаты, нежились на песке морские звёзды. В бассейне плавали хищницы-акулы, в другом купались толстокожие крокодилы. Удалось также заснять (через стекло, разумеется) живых пингвинов на льдине, северных птиц с синими крыльями. Кроме рыб и птиц в океанариуме можно было увидеть пучеглазых лягушек, длинных змей, енотов с пушистыми полосатыми хвостами и много других животных.
- Ой, я, кажется, все орехи съела! - немного смущённо спохватилась Лена, вытаскивая из пакетика пустую ладонь. - Что-то сегодня со мной - и голова кружится, и тошнит. Наверное, вчера чем-то траванулась. А теперь вот солёных орехов хочется - прям до жути!
- Слушай, а ты того, не беременна?
- Да ладно! У Кирилла всё под контролем.
- Так вы ещё и не предохранялись?
- Хотела сначала, но Кирилл чуть не обиделся. Клялся, что он здоров и что не допустит нежелательных последствий. Он меня очень любит и никогда не обманет.
- И всё-таки я бы на твоём месте проверилась. А то мало ли что.
- Ладно, уговорила. Сгоняю в аптеку, возьму тест. Но думаю, всё-таки я что-то не то съела.
Всю последующую неделю на работе у Маши был полный завал. Половина сотрудников умудрились заболеть, и вся их работа - важная и срочная - легла на плечи сохранивших трудоспособность. День-деньской приходилось пахать, как негр на плантации, едва успевая ухватить в обеденный перерыв пиццу или шаурму из ближайшего ларька, а вечером, вернувшись с работы, приготовить что-нибудь на скорую руку, поужинать и завалиться спать. И поболтать с подругой толком не получалось. Всё общение с Леной свелось к обмену короткими СМСками, из которых стало ясно, что та всё-таки последовала совету подруги, и тест показал положительный результат, после чего Маша посоветовала сходить всё-таки к врачу, чтобы знать наверняка.
К концу недели стало чуть полегче. Возвращаясь с работы на автобусе, Маша только подумала позвонить Лене, спросить, что сказал врач, как вдруг знакомый голос окликнул:
- Долорес!
- Эльвира Петровна? ¡Buenos dias! - поприветствовала Маша испанку, пробираясь через плотную гущу пассажиров. Хотя та была не намного старше, однако студенческая привычка обращаться к преподавателю по отчеству никуда не делась.
- ¡Buenos dias, Долорес! Как дела?
- Да вот, работа... А Вы-то как?
Оказалось, у Эльвиры Петровны всё по-прежнему - Миша, сын, закончил пятый класс - по математике еле-еле тройка, а всё потому, что лоботрясничает, заниматься не хочет. Впрочем, по литературе у него отлично - её он любит.
- Говорит: хочу стать писателем или поэтом. Не дай Боже!
- Почему? - удивилась Маша. - По-моему, очень даже достойное занятие.
- Нет уж, спасибо! Хватит с меня и одного поэта - бывшего муженька... Я тогда была совсем девчонкой - влюбилась без памяти. Кирилл цветы дарил, на руках носил, и звезду с неба обещал достать. Только все эти поэты - ветреные пустословы! Как узнал, что я беременна, тут же и на развод. Видите ли, ему, творческой личности, нужна свобода, эстетика, не готов он к пелёнкам-распашонкам!
- Кирилл?!
- Ну да, так зовут моего бывшего. Хотя как поэт он известен как Ричард Лев. Как охмурять - все они такие львы! А как детей воспитывать - притом не каких-нибудь чужих, а своих собственных - козлы самые настоящие! Ну да чёрт с ним!
Они ещё поговорили о делах текущих, пока Маше не пришла пора выходить на своей остановке. Тогда, тепло распрощавшись с бывшей преподавательницей, девушка сошла с автобуса. Услышанное едва укладывалось в неё в голове. Кирилл... Ричард Лев... бывший муж испанки... Кого только Ленка подцепила? Надо сейчас же позвонить ей и сказать. Если, конечно, ещё не поздно. Но результаты теста внушали мало оптимизма.
Однако же набрала номер подруги.
- Привет, Маш! - Лена на другом конце провода шмыгала носом, и голос звучал так трагически, что Маша поняла: предупреждать о чём-то уже не имеет смысла.
- Он меня бросил! - рыдала Лена в голос. - Я была у врача, он сказал, что я беременна. Я сказала Кириллу, а он...
Вскоре Маша во всех подробностях знала, как ещё недавно такой галантный Кирилл орал на Лену, обвиняя, будто она залетела специально, чтобы женить его на себе, притом ребёнок, скорей всего, не от него.
- 'А то, - говорит, - много вас таких, шлюшек хитрожопых!'. И как теперь жить?
- Э, Ленка, ты это - не выдумывай. Давай, я сейчас к тебе приеду. Ты только не делай глупостей, ладно?
Через полтора часа Маша уже была в квартире у Лены. Сидя напротив неё за кухонным столом, последняя сначала оплакивала своё жестоко разбитое сердце. После чего девушки перешли к животрепещущему вопросу: что делать дальше?
- У меня резус отрицательный, аборт делать нельзя, - жаловалась Лена. - Но как рожать?
- В смысле, как? - пожала плечами Маша. - Как все женщины.
- Ребёнка потом вообще-то ещё и растить надо, кормить, одевать, развлекать. А что я смогу одна, без мужа?
- Но ведь растят же женщины. Я тут в автобусе испанку встретила. Прикинь, кто её бывший!..
По мере того, как Маша рассказывала, у Лены глаза делались всё больше и круглее.
- Офигеть! - только и могла она произнести. - Значит, не меня одну Кирилл бросил?
- Судя по всему, что он сам сказал - у твоего Кирилла брошенных женщин пруд пруди. И половина из них - залетевшие. Испанка, видишь, родила, растит ребёнка. Ты тоже справишься.
- Нет, Маш, я не смогу! Сделаю, наверное, аборт. Другого выхода у меня нет.
- Выход есть всегда.
- Тебе легко говорить - ты же не беременная.
- Однако если бы я залетела, родила бы однозначно.
- Верю. Ты никогда не искала лёгких путей. А я не могу, мне будет трудно...
Шаг. Ещё шаг. Дверь врачебного кабинета становится всё ближе к Лене. И к её ребёнку, которому, по всей видимости, не суждено родиться. Да и неизвестно, сумеет ли Лена родить после того, что с ней сделают? Маше так и не удалось отговорить подругу от этого рокового шага. Сейчас больше всего на свете хотелось схватить её за руку, удержать, оттащить прочь. Но поможет ли это? Оставалось только надеяться, что аборт пройдёт без осложнений, и Лена ещё сумеет стать матерью в будущем.
Вот дверь закрылась за подругой. Маша поспешила побыстрее уйти прочь. И не заметила, как налетела на женщину.
- Да вот, племянница у меня рожает. Двойня, и оба мальчики.
- Круто!
- А ты здесь как? Тоже пополнение намечается?
Маша мучительно соображала, что же ей ответить. С одной стороны, не хотелось обсуждать личную жизнь своей лучшей подруги, однако врать тоже было стыдно.
Впрочем, долго думать не пришлось. Внезапно дверь врачебного кабинета открылась, и оттуда пулей вылетела Лена. Крикнув врачу, что передумала, она побежала прочь с такой скоростью, будто за ней гналась стая волков. Затормозила лишь тогда, когда увидела подругу с бывшей преподавательницей.
- Короче, передумала я делать аборт. Понимаешь, Маш, я как подумала: внутри меня маленький человечек, а его сейчас убьют!.. Ой, здравствуйте, Эльвира Петровна!.. Я подумала: может, я смогу? Вы же, Эльвира Петровна, воспитываете ребёнка, справляетесь ведь. Так может, и я справлюсь?