Аннотация: Иногда сверхъестественные способности становятся наказанием за содеянное.
Чем пахнут деньги?
Они сидели на кухне, отхлёбывая из кружки давно остывший чай. Две женщины в возрасте. Одна - восьмидесятилетняя хозяйка квартиры, одетая, как и все пенсионерки, в старый, потёртый от времени, цветастый халат; с копной собранных в пучок седых волос. Глаза её улыбались, чуть разглаживая обильную сеть морщин. Другая - шестидесятилетняя соседка с первого этажа, забежавшая к ней на пять минут на чай и, как водится, сама не заметившая, как эти пять минут плавно перетекли в час. В отличие от хозяйки, одета она была по-уличному: в синюю кофточку и серую, давно уже вышедшую из моды, длинную юбку. Она ещё не была седой, но на чёрных, как смоль, волосах уже начинали появляться "серебряные нити". Морщин у неё пока тоже было немного - лишь несколько глубоких складок во лбу.
- Бери ещё печенья, Галочка, - хозяйка поближе пододвинула к ней хрустальную вазу с каким-то дешёвым печеньем.
- Спасибо, Марь Петровна!
- Вот так и живём! - вздохнула хозяйка. - Пенсия маленькая, цены растут, как на дрожжах.
- И не говорите, Марь Петровна. Вам хоть Вовка придёт денег притащит. А мой Витька... Звонила вчера Машка, говорит, опять пьёт. Думала, нашёл работу, теперь-то пить бросит, ан нет... Держался две недели да опять запил.
- Да, Галочка! А мне вот жаль своего Вовку - сам зарабатывает гроши, а мне тащит. Говорю ему: не надо - лучше Танюшечке купи что-нибудь. Через месяц в школу пойдёт - надо её во что-то одеть. Вот вчера опять принёс двести рублей...
С этими словами обе женщины обвели взглядом небогатую обстановку кухни. Старая плита, купленная покойным Иваном Михалычем ещё в конце семидесятых, облетевшая побелка потолка, покрашенные синей краской стены, холодильник, окно с облезшими рамами. А в центре - круглый, покрытый белой вязаной скатертью, стол с трёмя стульями, за которым как раз и сидели соседки. Ещё одна приличная вещь - старинный буфет с фарфоровой и хрустальной посудой. Настоящая гордость квартиры провинциальной пенсионерки.
- Давай, Галочка, налью ещё чаю, - Марья Петровна поднесла к чашке гостьи старый времён брежневского застоя, чайник.
Но вдруг... чайник едва не выпал из её дрожащих рук. Благо, Галочка вовремя успела подхватить его и поставить на стол. Хозяйка схватилась за сердце, пытаясь открытым ртом поймать воздух. Но, так и не поймав, упала на стул.
- Марь Петровна! - Галина принялась её теребить, но хозяйка не отвечала. Быстрыми шагами гостья побежала в коридор, намереваясь немедленно вызвать скорую. Но... вдруг заметила на комоде, на вышитой крестиком салфетке, двести рублей. Должно быть, те самые, что Вовка оставил матери на еду. Свёрнутые сторублёвые бумажки так соблазнительно покоились на красном узоре, что Галина невольно залюбовалась ими. "Возьми нас!", - словно говорили они. Повинуясь этому порыву, женщина аккуратно взяла с комода деньги и положила их в большой карман кофты. "Что ж я делаю?" - ужаснулась было Галина, но тут же ей вспомнился сын-пьяница, бедное существование в шкуре пенсионерки, внучёк Колька, которого неплохо было бы побаловать вкусненьким. И совесть, подавшая было голос, замолчала. В конце концов в наше время каждый за себя. Кого волнует, что хозяйка денег лежит на кухне беспомощная? Может быть, она вообще умрёт? Зачем ей тогда будут деньги? А вот ей, Галине, деньги ой как пригодятся. Хоть несчастные двести рублей. Может, не надо и вызывать скорую? Всё равно никто не узнает. Однако скорую Галина всё же вызвала - не хватало ещё, чтобы обвинили в смерти Марьи Петровны. А как же пропажа денег? Ничего, можно свалить на врачей.
Набрав "03" и сообщив, что соседке плохо, Галина не стала ждать, пока придет скорая, а спустилась в свою квартиру, оставив дверь приотрытой.
Открыв глаза, Галина никак не могла понять, откуда доносится этот запах. Три часа ночи. Она в это время всегда спала, как убитая. Почему же сейчас проснулась? Ну да, от этого отвратительного запаха. Что за чертовщина? Может, это из туалета? Сонно продрав глаза, Галина встала с постели и, не включая света, пошла туда. Но запах по мере приближения отнюдь не становился ощутимее. Да и включив свет, она обнаружила, что в унитазе нет ничего такого, что могло бы издавать запах. А пахло так, будто она не смывала в туалете неделями.
"Может, трубу прорвало?" - подумала Галина.
Но тут же осознала всю нелепость своего предположения. Если бы прорвало трубу, запах бы был в туалете. А он... Откуда он, кстати?
Открыв настежь дверь туалета, она по свету перебралась в другой конец прихожей и включила там свет. Запах же становился всё нестерпимее. Не иначе как из зала.
Принюхиваясь, как собака (хотя в этом не было необходимости), пенсионерка включила свет в зале. Где же он, окаянный! Вот, кажется здесь... в серванте, на нижней полке. Только как он здесь оказался? Галина ведь прекрасно знала, что в серванте у неё хранится только хрустальная посуда и резная деревянная шкатулка с немногим ценным, что только может быть у пенсионерки: серьги, обручальные кольца, бусы из камней, подделанный под драгоценные и, самое главное, деньги.
Галина открыла сервант и вытащила оттуда шкатулку. Как только она открыла её, в нос ударил настолько тошнотворный запах, что хозяйка невольно зажала нос. Он был в сто раз сильнее того, что разбудил её среди ночи. Скривившись, Галина быстро захлопнула шкатулку и закрыла дверь в зал. Проверив, везде ли выключен свет, она также закрыла дверь в свою комнату и улеглась спать. Однако заснуть не удавалось. Ворочаясь с боку на бок, Галина всё гадала, откуда в шкатулке мог взяться такой запах? У неё в квартире не было домашних животных. Да если бы и были, как бы они могли залезть в сервант, открыть шкатулку и сделать своё чёрное дело? Для маленьких детей это было бы проще, но их в этой квартире уже двадцать лет как не было. Неужели она сама настолько сошла с ума, что... Нет, это невозможно. Чтобы убедиться в этом, она заново включила свет в прихожей и в зале и, преодолевая тошноту, вновь заглянула в шкатулку. Ничего подозрительного не обнаружила.
Цветисто матюкнувшись, чего она никогда в жизни не делала, Галина опять закрыла двери обеих комнат и опять попыталась заснуть. Но не тут-то было. Через минуту она вновь почувствовала этот противный запах. Казалось, он проникал в комнату из всех щелей, смешивался с воздухом. Даже укрыться одеялом с головой не помогало. Он залезал и под одеяло. Так всю ночь Галина и проворочалась в напрасной попытке спастись от неприятного запаха, а утром чуть свет отправилась на рынок.
Рынок уже открылся, но людей на нём было мало. Галина и не хотела больше. Она как представила, как от неё с ужасом будут шарахаться прохожие, ей едва ли не стало плохо. Как Марье Петровне с третьего этажа. Кстати, интересно, осталась ли она жива? Шарахаться от неё у людей были все основания. Из её сумки отчего-то стояла такая вонь, от которой, казалось пенсионерке, во всех окрестных домах передохнут все насекомые. Но самое страшное было не в том. Она ни раз за это утро меняла сумки, но какую бы она ни взяла, "пленительный аромат" разносился за много километров. Пробовала не брать кошелёк, а положить деньги в карман. Не помогло. В конце концов плюнула и, как все нормальные люди, взяла свою любимую сумку.
"Всё, теперь продавцы будут зажимать носы!" - обречённо подумала Галина. Неприятно, конечно, но что делать? Надо что-то кушать!
Она прошла через палатки словно солдат через строй, со страхом ожидающий, когда ему нанесут первый удар шпицрутенами. Однако "удара" не последовало. К несказанному удивлению Галины, знакомая продавщица чая и всяких приправ поприветствовала её:
- Здорово, Галка! Куда спешишь с утра пораньше?
Галина обернулась.
- Ой, здорово, Лен! Да вот, за творогом иду! Как у тебя торговля?
- Ой, не спрашивай. Проходят - ничего не покупают.
На хорошеньком личике Елены не было ни тени отвращения. Видно было, что общество Галины ей даже несколько приятно. Странно! Может, она совсем не чувствует запахов?
Женщины обменялись ещё парой фраз про нелёгкую долю пенсионеров и халатность правительства: от президента до мэра родного Ярцева, и Галина пошла по своим делам.
В молочной лавке тоже никто не стал зажимать себе нос или, того хуже, гнать "вонючку" прочь. Продавщица взвесила несколько грамм творога, молока, кефира, посчитала, сколько Галина ей должна, дала сдачу и принялась обслуживать следующего, который, очевидно, тоже не чувствовал запаха. В овощном она тоже не снискала пристального внимания благодаря своему "неповторимому аромату".
Недоумевая, почему у всех словно нюх отнялся, она не заметила, как чуть не прошла мимо лотка с одеждой. Среди развешенных кофт, свитеров и юбок стояла торговка Людмила (она считалась самой болтливой особой не только на рынке, но едва ли не во всём Ярцеве) и о чём-то оживлённо беседовала с соседкой. Увидев Галину, она принялась с таким же оживлением рассказывать о последних событиях в родном подъезде: как у неё на кухне потекли краны, как её сосед по площадке залил нижних соседей и как Григорий с третьего этажа напился самогона и на пьяную голову поругался с собственным котом. Это и другое Людмила во всех подробностях успела рассказать Галине раз десять. Может, так была увлечена собственной болтовнёй, что попросту не заметила запаха?
Вдруг запах стал усиливаться, и Галина невольно обернулась к палатке с обувью, откуда этот он доносился. И увидела Олега Бубичева, участкового милиционера. Он подошёл к лотку с обувью и примерял мужские туфли. Видимо, они пришлись ему впору, потому что Бубичев сказал продавщице, чтоб упаковывала, расплатился (когда он доставал деньги, "аромат", до этого ужасный, стал ещё невыносимее) и ушёл довольный покупкой.
- Чувствуешь, как от этого мента воняло? - спросила Галина Людмилу.
- Нет, с чего ты взяла?
- Да воняло. Как из общественного сортира.
- Да ничего от него не воняло. Это он на службе воняет.
Действительно, по всему Ярцеву о нём шла нехорошая молва. Даже ребёнок знал, что этот Бубичев берёт взятки без зазрения совести. Не то слово берёт: прямо-таки вымогает.
Попрощавшись с Людмилой, Галина пошла домой. Когда она проходила мимо гастронома, по улице прямо перед ней пронеслась шикарная, по ярцевским меркам, машина, оставив после себя такой запах, что Галина едва не упала в обморок. Тут и своего с лихвой хватает, а ещё и этот, вдвое противнее. Может, оттого, что к своему принюхалась. Машина остановилась на углу, и из неё вышел солидного вида мужичок - бизнесмен, владелец торговой точки. Он подошёл к обменному пункту и просунул в окошечко пачку долларов. Этот запах уже точно нельзя было вынести. Зажав себе нос, Галина стремглав помчалась в гастроном. Купив хлеба, она ещё долго не решалась выходить, ждала, пока бизнесмен, решивший зайти в ларёк через дорогу, купит нужное и укатит подальше.
Наконец, дождавшись, она вышла на улицу. Тут внезапная догадка осенила пенсионерку - это же пахнут деньги! Деньги, нажитые нечестным путём, украденные, отобранные у беззащитного. Значит, те двести рублей, что она взяла у Марьи Петровны, надо поскорее потратить. Тогда этих денег у неё на руках не будет, и от запаха она избавится раз и навсегда. Вот это мысль! Как хорошо, что она, делая покупки, в первую очередь стала расходовать именно эти! Осталось только потратить оставшиеся. С этими радостными мыслями она и дошла до самого подъезда.
На облупившейся лавочке, зелёной, как посаженный у подъезда куст сирени, уже сидели старушки. В это время они всегда, как штык, на "работе". Они уже сто первый раз обсуждали, кто из соседей опять напился до поросячьего визга, кто пришёл домой в четыре утра, кто пятый раз за неделю поскандалил с мужем или с женой, у кого сколько любовниц на стороне и много-много интересных вещей.
- Здорово, Александровна! - обратилась к Галине Сергеевна - самая большая сплетница. - Представляешь, Марью Петровну-то вчера с инфарктом увезли. Да ещё и с таким... Боюсь, умрёт, бедняжка.
- Ой, Сергеевна, - добавила Михайловна из квартиры напротив Галининой. - Это её, наверное, Володька довёл. Как женился на этой стерве Катьке, так о матери и забыл - не звонит, не пишет. Приносит раз в месяц какие-то деньги.
- Известное дело - откупается от матери.
Поболтав немного с соседками и обсудив последние сплетни, Галина пошла домой. Был уже час - самое время пообедать.
Только она достала хлеб, как вдруг... резкий запах, несколько позабытый, ударил ей в нос. Может, хлеб? Но нет - хлеб был свежий, а когда она его покупала, даже горячий.
"Наверное, уже чудится".
Стараясь не обращать внимания на запах, она положила в тарелку жареной картошки и, нарезав огурчика (батюшки! Как он противно пахнет!) взяла вилку. Но от огурца и хлеба несло так, что весь аппетит пропал, как не бывало. Кусок не полез в горло. Рассердившись, она схватила огурцы в охапку и кинула в мусорное ведро. Та же участь постигла и ещё тёпленький, хрустящий батон хлеба.
"А что другие продукты? Тоже бракованные?"
Одним махом Галина вытрясла из сумки всё, что успела накупить на эти двести рублей. Не было никаких сомнений - и кефир, и молоко, и творог, и помидоры, и всё остальное - всё пахло общественным туалетом. Плача от досады, Галина выбросила покупки вслед за огурцами и принялась есть голую картошку. Ничего не получилось: всё, что куплено на нечестные деньги, тоже плохо пахнет. Пообедав, хозяйка взяла мусорное ведро и, тихонько чертыхаясь и проклиная "эту бестию Марью Петровну" понесла его не помойку. Но не знала она, что всё это - только цветочки.
Ночь была холодной, дул северный ветер, но все окна в квартире Галины были раскрыты настежь. На кровати лежала сама хозяйка квартиры, накрывшись с головой одеялом. На носу у неё была смоченная водой ватно-марлевая повязка. Но судя по тому, как морщилось её лицо, было видно, что и она не спасает от запаха. Да, хорошо сегодня прошёл день, нечего сказать! С самого утра пошла в магазин купить хлеба (теперь уже на свою пенсию). Продавщица протянула ей сдачу, и вдруг эта десятирублёвая бумажка как завоняет. Видимо, она на эти десять рублей кого-то обсчитала. Тут нервы Галины не выдержали, и она закричала на весь магазин:
- Что ты мне суёшь? Эти деньги воняют! Давай другие!
Продавщица в ответ покрутила пальцем у виска, протянула другую бумажку, ещё более вонючую. Услышав, что и эти десять рублей воняют, она потеряла терпение и кинула следующую, нормальную, посоветовав на прощание обратиться к психиатру.
Потом она встретила Ирку из соседнего подъезда. Ирка славилась на всю улицу своим распутством. Всё время она проводила в пьянках-гулянках. Круг интересов ограничивался дискотеками и мальчиками. Родители отказывались давать ей деньги на развлечения, и она тайком их попросту воровала. Она покупала пиво в ларьке, когда мимо прошла Галина.
- Ой, драсте, тёть Галь! - поздоровалась с ней Ирка, протягивая продавщице деньги.
Но Галина брезгливо отвернулась от молодой соседки:
- Иди отсюда, не воняй!
Но самым страшным было даже не это. Все деньги Марьи Петровны Галина уже потратила. Осталось лишь пятьдесят копеек, с которыми она ничего не могла сделать. Они закатились под щель в дощатом полу, и она не могла их достать. И теперь из-за несчастных пятидесяти копеек она вынуждена страдать! Да будь они прокляты эти деньги! И Марья Петровна вместе с ними!
День был в самом разгаре, а "совещание" на зелёной лавочке всё больше набирало обороты. Сегодня удача повернулась к старушкам лицом - им было что обсудить. Во-первых, Марья Петровна не только осталась жива, но сейчас уже вовсю летала: и на рынок, и к сыну Вовочке с внучкой Танечкой. И даже утром несколько минут посидела с ними. Но что было самым шокирующим, это кража двухсот рублей. Именно за неё старушки взялись с таким рвением, что журналисты бы позавидовали.
- Что за врачи пошли! Ничего святого! Стащить у пенсионерки последние пятьсот рублей...
- Чтоб у них руки отсохли!
- Никакого порядка! Распустили! Вот раньше было...
Следующие два часа ушли на обсуждение незавидной доли Марьи Петровны, у которой, помимо "пятисот" рублей врачи скорой помощи украли сбережения на чёрный день (откуда они вообще взялись у бедной пенсионерки, Сергеевна не уточнила), фотографии её покойного Михалыча, которые неизвестно зачем им понадобились, да ещё по пути в больницу успели пригрозить ей, что если заявит в милицию - залечат до смерти (интересная способность у старушки - воспринимать информацию в бессознательном состоянии), и наверное, в больнице кололи ей какие-то психотропы, дабы заставить её переписать квартиру на имя главврача, да только не рассчитали дозу. Вот и не получилось ничего с квартирой.
Следующей темой на повестке дня была Галина. Позапрошлой ночью она перебудила весь дом в попытке разрубить топором доски пола. Но больше всего соседей насторожили громкие крики: "Воняешь, сволочь! Сейчас я тебя!" Перепуганная до смерти, соседка по площадке позвонила в милицию и сообщила, что в квартире напротив кого-то убивают. Через полчаса, когда милиционеры приехали, пенсионерка уже успокоилась. Но, открыв дверь стражам порядка, она вдруг как заорёт: "Идите отсюда! От вас говном воняет!"
Потом залезла к одному из них в карман и, вытащив оттуда пятидесятирублёвую бумажку, порвала её в клочья, продолжая орать про нечистоплотность его лично и милиции вообще. Тут-то нарушительницу спокойствия и забрали.
- Да, вот замечаю, у неё в последнее время с головой нелады, - сказала Сергеевна. - Вот Надька Григорьева, которая в хлебном работает, рассказывала. Приходит, говорит, к ней эта Галка, хлеб покупает, ну та ей сдачу. А эта как набросится на неё, мол, деньги воняют, давай другие. Даёт другие, а у этой опять воняют.
- Ну точно шиза скосила!
- Да вы бы видели, что она сделала у себя в квартире? Пол весь расколупала - рубль у неё туда закатился. Говорит, будто вонял здорово.
- Кто вонял? Рубль?
- Ну!..
- Да, уже всё. Маразм! Слушай, Сергеевна, а что она сейчас? Куда её дели?
- Ясное дело - в психушку увезли.
Впрочем, Сергеевна сама не знала. Только завтра, встретив на рынке знакомую, которая работает санитаркой в психиатрической клинике, она узнает, что сказала правду.