Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Всего лишь мутация

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.63*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О том, как один из Богов древности пошутил над чиновницами, возомнившими себя спасительницами детей (написано на Конкурс Социального Произведения)


0x01 graphic

Верещагин Олег

ВСЕГО ЛИШЬ МУТАЦИЯ

(рассказ)

  
   На большом экране мальчик лет двух с плачем пытался вывернуться из рук женщины в серо-голубой форме, тянул руки к тоже - только тихо - плачущей и бормочущей что-то нелепо-утешительное молодой женщине. Плач малыша то и дело переходил уже в сорванный хрип, он покраснел, крутился и лягался, но руки женщины в мундире держали его прочно. Ужасающие звуки - безутешный и истошный крик-плач малыша - наполняли комнату, и все три человека, находившиеся в ней, хоть и были очень разными, облегчённо расслабились, когда изображение и звук исчезли с тихим хрустальным звоном, и экран исчез.
   В небольшой белой комнате - без окон и дверей - было лишь два кресла. Странных, словно бы выросших из пол и единых с ним. На одном сидел стройный сероглазый юноша лет 18-20 с чеканным лицом и коротко подстриженными русыми волосами. На нём был чёрный с серебром мундир - по крайней мере, одежда производила именно такое впечатление. Юноша не сводил бесстрастного пристального взгляда с занимавшей второе кресло толстой женщины в свободном сером балахоне и мягких тапочках - женщина была явно напугана, её лицо отражало смесь злобы, страха и агрессии. С преобладанием страха. Но всё-таки не нужно было особо напрягаться, чтобы узнать в лице этой женщины - лицо той, которая только что на экране отнимала ребёнка у другой.
   Кроме этих двух людей в комнате находился третий человек - человек, стоявший чуть в стороне, ближе к креслу юноши, но лицом к женщине. В такой же форме, как у юноши, но уже немолодой, высокий, могучий атлет с седым ровным пробором. Грубоватое, тяжёлое лицо седого было закаменевшим - он явно боролся с какими-то чувствами.
   - Итак, ещё один сюжет из вашей биографии, - заговорил седой, и комната словно бы неуловимо ожила. - Вы уже почти месяц в нашем времени, Выкидышева. Мы понимаем, что это не ваше желание, мы не понимаем - не очень понимаем, скорее, серьёзные предположения у нас есть - как это произошло, но вы всё-таки не первая, и опыт у нас имеется. И тем не менее подобного... - он пожал плечами и вдруг отрывисто спросил: - Что вы ощущали, видя это?
   - Я... - женщина со странной фамилией Выкидышева сжалась, затравленно посмотрела вокруг. - Я... мне было... мне было очень жалко, но я...
   - Ложь, - спокойно констатировал юноша в чёрном. - Вы не испытывали жалости, вы испытывали удовлетворение и злорадство...
   - Нет! - взвизгнула, оплывая лицом, майор несуществующей организации. - Нет, я...
   - ... и это связано, - невозмутимый голос юноши отсёк крик, хотя был негромким, как обычно, - с тяжёлыми нарушениями вашей психики. В первую очередь - с тем, что ваша внешность заставляет вас тяжело переживать невозможность нормальных сексуальных связей, и как следствие - невозможность стать нормальной матерью. Наибольшее удовольствие вы испытывали в момент, когда непосредственно отнимали ребёнка и видели его слёзы.
   Выкидышева спрятала лицо в ладонях и закачалась на стуле. Стул послушно страховал все её телодвижения. Ему было всё равно. Бесстрастно-неподвижным оставался и юноша в чёрном, лишь в глубине серых глаз золотились искры гнева. Но его старший товарищ, видимо, уже не мог сдерживаться - порывисто встав, он прошёлся по комнате туда-сюда, наклонив голову и сцепив руки за спиной так, что побелели пальцы. Потом он отрывисто бросил:
   - Чудовищно. Мы с вами общаемся двадцать девять дней, и я не нахожу других слов в конце каждой нашей беседы. Только - чудовищно. Хорошо, что сегодня - последний день... - он выдохнул и иным, прежним, спокойным тоном задал вопрос: - Даже при крайнем несовершенстве знаний вашего времени о психологии вашим специалистам уже было известно, что насильственное отнятие ребёнка до 6 лет от матери неизбежно приводит к тяжелейшим психотравмам, последствия которых сказываются потом всю жизнь и зачастую оказываются фатальными. Вы знали это?
   - Нет же, нет! - Выкидышева вскинула красное, мокрое от слёз лицо с сумасшедшими глазами. - Всё неправда, нет, я...
   - Ложь, - заметил юноша. - Об этом вам несколько раз говорилось на лекциях в период вашего обучения, и вы как раз хорошо это запомнили.
   - Мы предложили матери найти работу и новое место жительства в течение месяца... - бормотала Выкидышева. - Потом ей вернули бы детей... Мы...
   - Это не только ложь, это ещё и издевательство, - в голосе юноши впервые проскользнуло чувство - брезгливость. - Вы великолепно знали, что работу матери-одиночке с двумя малышами в вашем мире найти практически нереально. А без работы не будет денег, а значит - и жилья. Ваше "предложение" было утончённой моральной пыткой, и не более того.
   Инспектор гулко хлюпнула горлом и, мотнув головой, хрипло выдавила:
   - Но мне показывали... я же видела, что и у вас дети часто отнимаются от родителей, так что вы...
   - Ложь, - вынес вердикт юноша. - То, что вы видели во время знакомства с нашим миром, вы хорошо поняли и сейчас прячете ложь во лжи, делая вид, что - НЕ поняли.
   - Это происходит крайне редко, - сказал седоволосый. - В тех случаях, когда родители на самом деле могут нанести ребёнку вред. Когда наследие вашего времени - тяжелейшие атавизмы - берёт верх над нашей педагогикой и генетикой. Я знаю лишь два таких случая за всю мою практику, и обе моих приёмных дочки воспитывались вместе с моими родными детьми. Вы считаете, что родители, о которых мы говорим, на самом деле могли нанести ребёнку вред?
   - Конечно! - оживилась Выкидышева, даже голос её обрёл какую-то властность, она села прямее. - Вы же видели сами! Старший мальчик... ну, тот... про которого показали до этого... воспитывался ими в духе тоталитаризма, такие пополняют... пополняли... ряды антиправительственных движений... А во втором случае всего одна комната... оба разнополых ребёнка спали вместе с матерью на одной кровати... согласитесь, что в детском доме у них по крайне мере будет отдельная...
   - Ложь, - сказал юноша. - Мы не станем говорить о тоталитаризме, это отдельная тема. Мы говорим о вас и ваших действиях. Четырнадцатилетнему Александру Покидченко вы раздробили туфлей два пальца на правой руке - большой и указательный - чтобы заставить его отпустить косяк двери... - Выкидышева медленно бледнела и так же медленно подносила руки к голове, словно собиралась, сжав её, не выпустить наружу мысли. - В больнице, куда он был определён после "изъятия", мальчик выбросился с третьего этажа, оставив надпись на столике Я НЕ ФАШИСТ, ФАШИСТЫ! Он упал вниз головой, смерть наступила мгновенно. Двухлетний Анатолий Фомин, переданный вами в детский дом, не переставал плакать и там, и был "купирован" - ему ввели сильнодействующее успокоительное как единственное применявшееся там средство контроля за психикой детей. У мальчика оказалась несовместимость с введённым ему ядом, что вызвало развитие сильной формы аутизма.
   - Я не знала! - завопила Выкидышева, стискивая виски. - Это уже не наше ведомство! Я ничего этого не знала!!! - её голос перешёл в визг.
   - Человек, продающий оружие, должен быть морально готов к тому, что станет соучастником убийства. Продающий его преступникам - не имеет права кричать, что не видел, кого убили его оружием, и потому невиновен, - тихо сказал седоволосый. И обернулся к юноше: - Ильмар, ты устал? У тебя всё лицо мокрое...
   - Я не устал, - отрывисто сказал юноша. - Просто это всё равно что копаться в... как это? Место для хранения помоев?
   - Выгребная яма, - чуть улыбнулся седой. - К счастью, я не психокинетик, и мне этого не понять.
   - К счастью, - подтвердил Ильмар со слабой улыбкой. Он посмотрел на раскачивающуюся в кресле толстуху. - Кстати, снова ложь. Она знала об обоих случаях. То, как старший мальчик выбросился из окна и разбился, кто-то даже успел заснять и выложить съёмку в одно из тогдашних доступных хранилищ информации. Эта... это существо скачало ролик и пересматривало его. Часто.
   - Прекрати!!! - взвыла Выкидышева, корчась в кресле. - Ублюдок! Колдун чёртов!
   - Собственно, мы уже прекратили, - седоволосый поднял на уровень груди левую руку и что-то нажал на массивном браслете. - Сегодня был последний день нашего общения. Если хотите - можете задавать вопросы, пока есть такая возможность.
   Какое-то время Выкидышева хлюпала, стонала и ёрзала. Оба мужчины - молодой и седой - терпеливо ждали. Неожиданно бывший майор спросила:
   - А где Антонина?
   - Ваша соучастница? - уточнил седой. - Этого мы не знаем. Но не у нас - это точно. Возможно - осталась там?
   - Она виновата больше! - визгнула придавленной крысой Выкидышева. И осеклась. - А кто тот старик... который меня сюда отправил? Это ваш агент?
   - Вы что-нибудь слышали о богах, совести и справедливости? - ответил вопросом седой. - Мне кажется - нет.
   Выкидышева непонимающе помолчала, но больше ей никто ничего не объяснял, и она осмелилась наконец задать тот вопрос, который её более всего интересовал на самом деле:
   - А... что будет со мной?
   - Нам вы более не интересны ни с какой точки зрения, - пожал плечами седой. - Отправлять вас обратно - значит вернуть в и без того страдающий мир полную злобы и ненависти тварь, - последнее слово он припечатал, как раскалённый штамп, Выкидышева даже отшатнулась. - Поэтому вы будете утилизованы.
   Рот майора раскрылся. Глаза вылезли из орбит.
   - Ути... - пискнула она. - Казнена?!
   - Мусор утилизуют, - возразил седоволосый.
   - Я... - Выкидышева попыталась подняться, но ноги её не удержали, и она рухнула обратно в заботливо поддержавшее её кресло. - Мне казалось... что у вас в будущем мир гуманизма... я же видела...
   - Вы глубоко ошиблись, - усмехнулся седой. - Наш мир будущего - это мир не гуманизма, а справедливости. Эти понятия зачастую диаметрально противоположны.
   Он снова поднял руку, двинул пальцем по браслету - и не успевшую даже вскрикнуть садистку охватило пронзительное голубое пламя.
   Стул, превратившийся в кокон, бесшумно и мягко унёс в пол горстку серого пепла.
   - Никогда раньше не делал этого, - сказал он, обращаясь к поднявшемуся Ильмару. - Оказывается, это омерзительно. Совсем не то, что убивать в бою... я не ожидал и надеюсь, что впредь мне не придётся этого повторять. Убирать мусор за предками... - он покривился.
   - В конце концов, они и сами неплохо справились, - заметил юноша, - иначе нас бы не было тут... да и вообще вряд ли кто-то был бы... - и внезапно передёрнул плечами. - Я никак не могу забыть лицо маленького мальчика... Хорошо, что угнать капсулу времени невозможно, иначе я...
   Он не договорил. И только покаянно - и в то же время иронично - склонил голову под укоризненным и понимающим взглядом старшего.

* * *

   - Ну, Тонька, - майор полиции Выкидышева поставила на стол опустошённый бокал и улыбнулась своей старой приятельнице, чиновнику из социальной комиссии по делам опеки Антонине Паскудниковой, - вот и новый год настал, за него мы уже выпили, давай, придумывай второй тост.
   Паскудникова - тощая, высокая, плоская, совсем не похожая на сдобную толстуху Выкидышеву - благосклонно оглядела зал ресторана, где ещё догорали бенгальские огни, а клиенты чавкали и галдели так, что гимн педофилов про "белые розы" в исполнении какого-то существа среднего пола был почти не слышен даже через мощные динамики.
   - Чего тут гадать? - хмыкнула она. - Выпьем второй тост, подруга, за нашу работу.
   - За нашу победу, - хмыкнула Выкидышева. - Хороший тост... Ты, кстати, когда мою долю за последних двух отдашь?
   - Паааадругаааа... - пропела Паскудникова. - Аааабижаееешь...
   - Смотри у меня... Жаль, что этот, мелкий щень, мозгом долбанулся.
   - Из окна, что ли? - свела брови Паскудникова.
   - Ты что, с одного бокала ужралась? Я не про того, кому он нужен в такие годы, если только на мясо... Про мелкого, ну, этот, двухлетка... ну с мозгами у него, не в смысле, что на асфальте, хы-хы, а это...
   - А, аутизм?! Да ну, херня, подруга, мы и аутиста пристроим... - Паскудникова подмигнула Выкидышевой. - И за них тоже получишь, ты не дёргайся, всё путём!
   Озвучить второй тост, впрочем, никто из них не успел. Обе чиновницы разом повернулись, ощутив чьё-то присутствие даже сквозь лёгкий хмель. И недоумённо окинули синхронными взглядами стоящего возле их столика старика.
   Старик был высок и худ, но не тощ, а жилист и плечист. Левый глаз закрывала старомодная, нелепая чёрная повязка. Длинные седые волосы падали на плечи. Если бы не дорогой костюм, сумасшедше дорогие туфли и шестидесятитысячнобаксовый "ролекс" на запястье, можно было бы подумать, что это просочившийся в новогодний ресторан для хомячков средней крупности бомж, жаждущий новогодней халявы.
   Старик заговорил первым:
   - Мне всегда было интересно посмотреть вблизи на людей, которые крадут детей и называют это "благом" для них, - с ходу ошарашил он Выкидышеву и Паскудникову. - До сих пор как-то не получалось, а вот сейчас выпал момент... Зрелище неприглядное даже внешне, а внутрь заглядывать и вовсе не хочется.
   Выкидышева пробормотала что-то про "ё...х журналистов", которые "всё уже растрезвонили, суки!" А Паскудникова тут же выдвинула на позицию своё обычное оружие - базарную претензию к обвиняющему её:
   - А почему вы мешаете отдыхать людям?!
   - А вы не люди, вы всего лишь мутация, - любезно пояснил старик. - Историческое и психологическое кожное заболевание на теле человечества. Вам нет места ни в будущем, ни в прошлом - и я, пожалуй, предоставлю вам возможность в этом убедиться воочию...
   - Я тебя, дед, вот засажу за оскорбление формы, - пьяновато-укоризненно, даже не угрожающе, пообещала майор полиции и махнула рукой. - Вали отсюда, не мешай двум дамам расслабляться после работы.
   - Ну ты, Ирка, скажешь - как припечатаешь! - захихикала Антонина, снова приходя в хорошее настроение и наливая вино в бокалы и на скатерть. - Двум дамам расслабляться - точно! Пусть не мешает, хрен старый! Э, ты! Ты небось из этих, из ветеранов-засиранов?
   Старик посмотрел на пьяных баб с глубоким интересом. Медленно сказал:
   - Ну, я участвовал в нескольких заварушках... И они меня кое-чему научили...
   - Не передохнут никак, - буркнула полицайша и потянулась за бокалом...
   ...Позади спокойно стоящего старика рухнула стена, и холодный вьюжный ветер ворвался в уютное помещение ресторана, расшвыривая и опрокидывая всё и вся. Из снежной мглы вылетели и закружились среди стремительно гаснущих и лопающихся стеклянным дождём "хрустальных" люстр два огромных огненноглазых ворона. А потом из тех же ледяных вихрей с воем метнулись на застывших в ужасе и протрезвевших "служительниц закона" два чудовищных волка.
   И привычный мир исчез окончательно.

* * *

   - Пришла, - женщина - рослая, с красивым ещё, решительным лицом - вздохнула, глядя в открытую на двор, в солнечное лето, дверь - и начала собирать доброхотное.
   - В дом её не пускай, - буркнул здоровенный бородатый мужик, умывавшийся над новеньким медным тазом. - Настоелозело слушать - дети не так спят, не в то играют, не тем занятые... кыш! - он замахнулся полотенцем на двух близняшек года по два, мальчика и девочку, которые уже настропалились выглянуть в дверь и посмотреть на героиню страшных баек Настьку-Дурку. - Ещё утащит со двора, да учудит что, безголовая... Хужей цыган! Те хоть поют да пляшут изрядно...
   - На улице дам, - успокоительно сказала мужу женщина, про себя подумав, что мужикам страсть как приятно ощущать себя Хозяевами... да и пусть их, всё равно в важных делах как жена нашепчет, так и мужик потянет. - Вовсе-то гнать грешно, блаженные - они от Бога.
   - Дура она, а не блаженная, - мужик тяжело пошёл к столу, на ходу ухватив под мышки радостно завизжавших близнят. - А вот поезд по чугунке подошёл, в вагонки всех посажал, поехали-поехали-поехали... тутуууу!!!
   - Одурел, - усмехнулась женщина, собирая в узел кое-какое харч.
   Во дворе между тем стоял хохот. Настька - растрёпанная, оборванная, с горящими глазами - то пыталась вырвать из рук тринадцатилетней Маруськи малыша, которого она нянькала, то цеплялась за косы в руках её погодков Мишки и Гришки - не то тоже хотела вырвать, не то не давала повесить под стреху, поди разбери у ней? Мальчишки не давали косы (дуре-то, ещё посечёт кого), отпихивали Настьку от смеющейся сестрёнки с малышом, сами хохотали, но при появлении матери, с грозным видом вставшей на крыльце, стушевались и забормотали:
   - А мы ничо...
   - Мы не трогаем...
   - И не дразним...
   - Так, чтоб малого не замаяла...
   - Не вяжитесь с неполноумной, сколь вам говорено?! Мойтесь, да и домой, я накрывать буду... - пристрожила женщина, а сама с улыбкой пошла к тяжело дышащей, похожей то ли на растрёпанную ворону, то ли на мокрую крысу, сумасшедшей, известной с зимы по всей округе - и, мягко вложив ей в руку узелок, стала тихо подталкивать к воротам, приговаривая:
   - Вот бери, бери и иди с богом, иди себе, иди...
   Видимо, мягкое обращение и еда смирили буйный нрав. Зачавкав мгновенно выхваченным куском хлеба, Настька каркнула лишь:
   - Постановление правительства Москвы! - но уже куда более смирно, и за ворота ушла спокойно. Правда, уже за ними всё-таки пугнула ещё: - Обследование и изъятие! - но женщина перекрестила безумную и покачала головой ей вслед.
   Потом вздохнула и пошла в избу - кормить семью...
   ...Но ещё долго слышались по деревне истошно и пронзительно выкрикиваемые удаляющейся в соседнюю деревню полоумной непонятные слова "омбудсман", "проект "форсайт"" "декларация", "сублимация" и "юнисеф", от которых крестьяне, садившиеся за столы после работы, крестились, качали головами и сплёвывали через плечо...
   ...Померла дура к зиме через свою глупость. Барин Лев Феоктистович Прозоров, которого больше знали по кличке "Ворон", но за справедливость и щедрость любили, проезжал по осенней пороше со своим младшеньким, семилетним Колей - мальчишке нужно было испытать первое настоящее ружьё и нового коня, рослого орловца. Тут на них и вынес чёрт Настьку. Завывая что-то как обычно непонятное про "стокгольмский синдром", "оружие в руках ребёнка" и "рискованный для жизни вид спорта", она сперва перепугала Колю, пытаясь то ружьё у него вырвать, то его самого с седла сдёрнуть (и то и другое было совершенно бессмысленно: отдавать оружие мальчик был приучен только отцу, а в седле его Ворон с трёх лет учил сидеть), а потом и, чего греха таить, барина. Младшенького своего Лев Феоктистович любил без памяти, хоть и виду не подавал, чтобы не вырастить "мамзельку", и оттого, когда безумная завыла вовсе уж чернокнижное "гендерное различие!", барин её нагайкой стукнул, чтоб на сына порчу не навела. Легонько стукнул, французского кирасира таким ударом и не покачнёшь, да и чеченского абрека не свалишь, Ворон-то это хорошо помнил. А вот что баба перед ним - не рассчитал.
   Стукнул, да и убил...
   ...Крестьяне её жалели - бог ума не дал, а барин и жизнь отнял, эх-хе-хееее...
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 4.63*11  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"