- Так почему? - опять спросила Кара. Она смотрела на капельку, неспешно ползущую по его шее.
Истома не ответил. Он смотрел на полячку, на венецианское зеркало за её спиной, на её спину в зеркале, на её волосы... Каштановая грива, опускаясь до лопаток, не укрывала талию, не прятала резкого изгиба бёдер, ягодного соблазна ягодиц, тёмного отсвета ложбинки меж ними.
Он полулежал-полусидел на широком ложе, откинувшись на гору подушек, она устроилась на его коленях.
Каролина не настаивала на ответе: в зрачках мужчины дрожало зеркало, и она знала, что отражалось в нём, кто...
Капелька добралась до впадинки перед верхним ребром и замерла... Наверное, ей там было удобно.
- Что же ты молчишь?
Лукавинка в вопросе, укрывшись в изысканной неправильности иноземного акцента, была почти неслышна. И была почти не различима игра, но в такт вопросу женщина наклонила голову и изогнула талию.
Волосы в зеркале послушно посыпались всторону, освобождая, раскрывая спину.
"Как морская волна скатывается с валуна - мелькнул образ в голове посланника русского царя, и некстати подумалось - больше у Руси не будет моря". Но заботы внешнего мира не успели смутить истинности мига: молодого боярина тихо торкнул контраст меж змеиной гибкостью позвоночника и спокойной непоколебимостью её бёдер.
"Как морская волна - вдруг накатило на панну - так мягко, но так трудно противиться... противиться? зачем?!"
Она потянулась грудью к его потянувшейся руке.
"Как в парное молоко. - подумал он. - И такое уступчивое сопротивление..."
"Как в парном молоке. - подумала она. - Как в море. - подумала она. - Как... дома. В его руках - как дома?!".
Вторая капелька поползла по следу первой.
Кара вгляделась в зрачки Истомы, в них больше не отражалось зеркало, в них жила только она. "И какая же я..."
- И какая же ты - красивая..
"Ах!" - ахнула она. И задохнулась. Губы её непроизвольно раскрылись, она глубоко вздохнула, резко отстранилась. Заколебались огоньки свечей.
Он не отвёл глаз.
- Никак не привыкну. - проговорил он. Улыбнулся. И снова повторил: - Но какая же ты красивая!
Она вслушалась. Она опять не поверила себе, опять восстановила в памяти звучание слов. Нет, ни до, ни после - в них не прозвучало фальши.
А капелька спустилась с шеи, подползла к первой, они соприкоснулись и - стали одним.
- И я, - сказала она. - никак не могу привыкнуть. - она решилась. - Я хочу проверить: тронь моё сердце.
- Проверить? Ещё раз? - улыбнулся он и повёл свою руку туда, где напротив - билось её сердце.
Проявилась и начала набухать третья капелька.
Каролина следила за ней, вчувствываясь в движение руки Истомы: оно было длинным, неспешным, ласкающим. Он чуть вдавливал пальцы в кожу. "В плоть, -подумала она, - в плоть!" И в тот момент, когда сердце с другой стороны ребер толкнулось к его пальцам, капелька сорвалась тоже.
Каролина сглотнула и прикоснулась к жилке на его шее.
- Убедилась?
- Да. - сердце под его рукой, и пульс под её бились в такт.
Он потянулся губами к её груди.
- Нет. - отклонилась Кара. - я хочу видеть.
Истома понял её, он посмотрел в зеркало - на миниатюрное озерцо своей крови.
- Я тоже. - попросил он.
Она тоже поняла его - полураскрыла губы и перестала сдерживаться.
- Ну, почему, почему ты совсем не боишься?!
Она выгнула талию, потянувшись к нему.
"Грудью к рукам, как к губам - губами" - подумал кто-то из них, и Истома не стал медлить.
А из ранки на его горле сорвалась еще одна капелька.
- В Бахчисарае во дворце хана есть фонтан слёз... - вспомнил посланник. - похоже. А почему кровь не свёртывается?
- Ты там был?... Зачем?
- Затем же, что и здесь: хотел остановить войну.
- Посольство... Но вроде же говорили... что всё ваше посольство погибло... Ты выб-брался? И ты не ответил мне...- с запинкой проговорила женщина: руки мужчины, замучивая сладостью, понуждали закрыть веки, а капельки крови не давали отвести глаз... Но и то, и другое действо равно полнило вожделением. - Почему? Говори.
"Она просто хочет слышать мой голос. - понял он. - Ей не нужны подробности того злосчастного посольства... ей нужно - про неё"
- С-сейчас. - попробовал он ответить на последний её вопрос, но запнулся: у неё начали дрожать клыки - они то удлинялись, то опять уменьшались, и в такт с этой дрожью пропадало её отражение из зеркала и вновь проявлялось. И этот ужас наполнял его вожделением не меньше, чем мёд ее грудей. - Потому что я русский.
- Не по-ни-маю. - почти по слогам выдавила она из себя осмысленную речь.
- Вот у вас, в Европе нет безотчётного страха перед татарами.
- А у вас - страх? Не понимаю. Вы же уже столетие сра- сражаетесь с ними. Вы побеждаете их.
- В Европе тоже умеют бороться с вампирами. Умеют побеждать их. Но у нас - столетиями напролёт! - вампиры не уничтожали целые волости. Потому что нас таких, как ты, почти нет.
- Почему-у... - она уже почти не слышала себя. И в зеркале уже почти не мутились отсветы её образа.
- Потому что... - он поколебался, но продолжил, - потому что на Руси никогда не уничтожали... - он снова заколебался
-... не у-нич-то-жа-ли... - почти пропев, потребовала продолжения она.
- ...не уничтожали оборотней.
И алое вскипело в её глазах.
- Говори. Почему? - больше её речь не была невнятной. Но и певучей - тоже.
- В наших сказках нет страшных влекодлаков. В них, если волк говорит человечьим голосом, то он - помощник, друг.
- Почему?!
- Наверное, потому, что наши оборотни умеют контролировать свою звериную ипостась, управлять ею. Это для них - просто оружие. А простому человеку не внушает ужас тяжело вооруженный воин, то ли дело голый безумец... - он замолчал, но вампиресса молчала тоже, и он закончил. - Ну и оборотни легко справляются с вампирами.
- Они нападают кводами! Стая всегда сильнее одиночки.
- Как одиночка вампир всегда сильнее одиночки человека. И русские оборотни контролируют своего зверя, а вампиры - нет.
Каролина закрыла глаза, застыла. Истома притянул её к себе, обнял... Он молчал, он смотрел на зеркало: как там из небольшой ранки у него на шеи одна за другой скатывались кровавые капельки. Наконец, зеркало замутилось, и в нём как из дыма, как из мути, сначала прорисовалось, а потом налилось красками, жизнью женское тело. Он отстранился, провёл пальцем по её бровям. Она раскрыла глаза. В них гасли последние красные искорки.
- И снова - здравствуй. - сказал он.
- Кажется, мы едва не доигрались. - пробормотала она.
- Как ты удержалась?
- Я не голодна. - виновато призналась она. - Просто я совсем недавно... Но...
- Но?
- Но... "контроль"... - женщина чуть помолчала, а потом в ее речи появились мстительные нотки. - я вдруг поняла... когда была зверем, поняла, что, если уж русские младшие умеют, то и для нас, старших тоже что-то должно быть.... и если я смогу контролировать... то мы сможем, почти безопасно... и я придумала, кто мне может помочь... даже не надо будет стаптывать три пары железных сапог... - она предвкушающее улыбнулась.
- Задолжавшая тебе ведьма. - улыбнулся русский. - кажется, мы оба вспомнили о ней одновременно.
- Русская ведьма. - уточнила полячка. - А теперь одевайся и уходи.
- Почему?! - возмутился мужчина.
- Я слишком хочу тебя, а ты весь перемазан кровью - боюсь, второй раз мне не удержаться.
- И совсем никак?!
В его голосе было столько беспомощности, столько желания, что она почувствовала, как капельки... Но тут же дрогнули клыки.
- Если я увижу кровь... Нет, я не смогу. Никак не смогу.
- Если увидишь? Не проблема. - засмеялся молодой боярин. - Поворачивайся!
- Как?...
- Поворачивайся ко мне... м-м-м... спиной. - он обнял её за талию, потом опустил руки ниже, ещё ниже...
- Э! Ты что задумал?!
- Мы это сделаем это, как оборотни!
- Извращенец... - улыбнулась вампирка... и повернулась.
Когда он покинул покои Каролины, была еще ночь. Она долго объясняла ему, как и чем и сколько раз надо промывать ранку на горле, чтобы вымыть из неё её слюну. "Иначе не остановить. По капельке, по капельке... - она облизнулась, она ведь всё-таки слизала с него всю кровь! - ты умрёшь от кровопотери".
Русский посланник, сын боярский Леонтий Шевригин, по прозвищу Истома внимательно выслушал все инструкции. Он даже повторил вслух за ней рецепт того адского зелья, но следовать им не собирался. Луна еще горела полнолунием, до рассвета оставалось пару часов, он успеет. Успеет выбраться из города и где-нибудь в лесу выхлещет бегом, охотой, кровью какого-нибудь зайца остатки вожделения и заодно... Когда он вернется... Ранки уже не останется, не останется даже шрамика. Ничего, он сошлётся на русскую ведьму, а та, надо будет, прикроет его.
Открываться перед Каролиной он не собирался... По крайней мере, первые годы - слишком застарела ненависть у "первых"... Как у русских к татарам...
Это только у него в Бахчисарае была возлюбленная... Татарочка.... если бы не она...