Через восемь лет после того, как меня разрубили на части, над тем местом, где зарыли голову, встал лагерем бродячий театр.
Его владелец - месье Фуше - одновременно писал сценарии, ставил спектакли и исполнял роли второго плана - комплекция и возраст не позволяли ему выходить на первый.
Раньше Фуше просто переписывал античных авторов на новый лад - но теперь, понимая, что осталось ему уже недолго, решил вложить всего себя в новую пьесу. В вещь, которую будут ставить многие поколения.
К моей радости, он был тщеславен - маленький, толстый француз. К счастью моему, он был еще и талантлив. Написанная наполовину пьеса оказалась ему неинтересна - и он полностью переписал ее, следуя образам, которые я чередой проводил перед его мысленным взором.
В новом сценарии преподносилась очередная версия жизни и смерти Прометея - боги, оскорбленные любовью титана к жалким людишкам, разорвали героя на части и похоронили их в разных концах Ойкумены.
Для недоверчивых Фуше с моей подсказки дал довольно точные описания мест, где именно захоронены эти останки. А в самом конце намекнул, что тому, кто выкопает и соберет Прометея в единое целое, бессмертный титан даст вечную молодость и возможность безбедной жизни.
Театр уехал. Полтора века я постепенно слабел, все хуже ощущая собственные части, находящиеся так далеко друг от друга.
Но однажды почувствовал, что кто-то выкопал мою левую ногу. Это не было случайностью - копатели не надеялись на клад, не пытались найти воду - они искали ногу Прометея. О, да, ребята... Если что - я за него.
Войдя ночью в очередную деревню, я первым делом обвел кругом церковь - вечно оттуда священники лезут, под ногами путаются. Потом встал на небольшой площади и послал Зов.
Они подходили по одному и целыми семьями, толпились вокруг, пытаясь подобраться ко мне поближе, пока я выбирал, кого из них выпить.
- Женщины и дети! - орал я, пьянея от крови. - Вначале - женщины и дети, потом здоровые мужики! Старики и больные идут к дьяволу, он не так разборчив, как я!
И тогда отверженные мною плакали и ползали вокруг, ожидая, что я смилостивлюсь, и выпью их кровь.
За следующие два века выкопали и все остальное. Руки, ноги, торс, голова - шесть частей, будто бы созданных гениальным скульптором из мягкого мрамора.
Тлен не коснулся меня - те тысячи людей, которых я выпил в годы своего величия, сделали мою плоть почти бессмертной. И даже если бы мои убийцы, богословы, сожгли мое тело - я возродился бы в другом месте.
Если бы они перемололи меня в пыль, разрезали на мелкие куски и скормили свиньям - я все равно бы ожил. Но расчлененный на шесть больших частей, я стал заложником собственного тела, раскиданного по разным государствам.
Мною торговали. Я чувствовал, как правая рука переходила от торговца редкостями к коллекционеру, от разорившегося коллекционера к безумному алхимику, от алхимика к ученому.
Мои члены воровали, продавали, выставляли как диковинки на потеху толпе. Но все куски тянулись друг к другу, и в конечном итоге безумную мозаику из шести частей собрал коллекционер из заморской страны.
- Я уверен, - заявил он собравшимся гостям, - это части тела титана Прометея. Запомните это мгновение - сейчас перед нами восстанет античный герой, настоящий титан, тот, кто принес людям огонь!
Священников и богословов я не любил. Во-первых, этот приторный сладковатый запах, убивающий всякое наслаждение от крови.
Во-вторых, зов на них действовал не всегда, и эти жалкие людишки норовили воткнуть мне в живот какой-нибудь серебряный крест или наточенную осиновую ветку.
В-третьих, их кровь отравляла меня, делала более слабым - вместо того, чтобы вести ко все большему могуществу.
В-четвертых, я не чувствовал их - словно эти люди не были из живой плоти с теплой кровью.
И, в-пятых, они пытались доказать мне, что я - исчадие дьявола и не достоин жизни на этой "прекрасной земле".
Когда-то меня это пятое нервировало. Позже я стал относиться к их доводам спокойнее, а в последний раз даже решил поговорить с ними, посмеяться - а, собственно, почему нет?
Тогда четверо богословов, случайно оказавшихся в выбранной мною деревеньке по пути на религиозный диспут, пытались остановить мой пир.
- Хорошо, - сказал я. - Если вы докажете мне, что я достоин жизни меньше, чем любой крестьянин, то я уйду. Оставлю жизнь всем этим достойнейшим людям и не буду больше пить кровь.
Они согласились.
- Прометей... Прометей... - шептал американец, не в силах избавиться от своей дурацкой иллюзии даже под гнетом Зова.
В конце концов я выпил и его - сухонького, больного, глупого, словно какой-нибудь трактирщик или ландскнехт. Ощутить себя единым целым, стать настоящим, большим, полным - это было просто потрясающе! Левая рука плохо гнулась - до третьего выпитого - не знаю, гвозди ею, что ли, забивали?
В остальном я чувствовал себя превосходно. Единственно, постоянно хотелось пить. На Зов прибежали охранники и слуги хозяина дома, потом случайные прохожие. Я чувствовал, что дом стоит на окраине гигантского города, и чтобы выпить его полностью, мне потребуются годы. Поэтому я не жадничал.
Вышел на улицу - мимо проносились механические телеги, "автомобили". Интересно - цивилизация стала такой могущественной, а вкус крови как был, так и остался. Рассмеявшись, я пошел в сторону центра города.
Майка и шорты, снятые с одного из гостей моего воскресителя, оказались очень удобной одеждой. Прохожие изредка оборачивались на меня, видимо, чувствовали иностранца, чужого. Точно так же на меня смотрели четыре века назад в Лондоне, и еще раньше в Мадриде - я давно стал иностранцем под этим солнцем.
По пути я увидел здание с крестом на стене. В нем не чувствовалось веры, и я, хоть и с опаской, но зашел внутрь. Бояться было нечего - священник, чернее мавра, с хитрыми глазами, сам не верил - он просто работал. Я попробовал его кровь - ничего особенного, обычная.
И вот тут я понял, что мне здесь очень нравится.
-... И тогда получается, что я не могу быть здесь без соизволения вашего бога, и в итоге послан им же, для испытания вашей веры!
Богословы проигрывали по всем статьям - и уже не нападали, но только оправдывались. Мне это показалось странным - образованные люди, изучавшие и канонические тексты, и апокрифы, они так легко сдали свои позиции!
Я уже собирался объявить диспут законченным и убить их, когда сзади послышался шорох. Обернувшись, я обнаружил, что богословов было не четверо, а шестеро.
Причем последнего, шестого, я увидел краешком глаза, в тот момент, когда моя голова, отрубленная топором от тела, вообразила себя птицей.
Упала голова довольно удачно - я управлял своим телом, видя все происходящее. Четверо богословов использовали посохи, еще двое, подкравшихся сзади - топоры.
Я наносил им страшнейшие удары, какими мог бы пробить живое дерево в локоть толщиной - но, к моему ужасу, богословы держались.
Они повалили мое тело, и я почувствовал, как отрубают мне ноги, а затем и руки.
"Если сожгут, восстановлюсь в Милане, в гнезде, лет за восемь, - размышлял я меланхолично. - А если похоронят все части вместе, вперемешку, то восстановлюсь за пару лет".
Я прикинулся мертвым - но после диспута, во время которого сам же - дурак! - объяснял им, что бессмертен, они не поверили в мою гибель.
Шесть моих частей разъехались в разные концы Европы, и были закопаны на большую глубину, так, чтобы никто не смог их выкопать случайно.
Он вошел через окно на четвертом этаже. Я в этот момент пил молоденькую девушку и смотрел по телевизору рекламу - "Имидж ничто - жажда все!".
- Ну что? - спросил он, усаживаясь в кресло, стоящее рядом с телевизором. - Проведем еще один диспут?
Это был один из богословов. Тот, который отрубил мне голову.
- Как ты смог? - поинтересовался я через минуту, выпуская из рук свою жертву. Труп кулем свалился на пол.
- О, это отдельная история! - одетый в яркий спортивный костюм, мой собеседник совсем не был похож на того серого богослова, который с гортанными криками на выдохе рубил мое тело. И все-таки это был он. - Я расскажу тебе все, честное слово. Но вначале - как тебе удалось собрать себя по частям? Я ожидал увидеть здесь кого угодно, но только не тебя!
- Можешь мне поверить, наше удивление обоюдно, - я обдумывал ситуацию. - Все началось с того, что через восемь лет над местом, где вы закопали мою голову, встала лагерем театральная труппа...
После того, как молодые выпускники факультета богословия миланского университета закопали мои останки, у них начались странности.
Даже в великий пост они не могли сдержаться - их тела требовали мяса. Они остро чувствовали мир, легко - куда как легче, чем раньше! - усваивали знания, их тела стали почти совершенными, и к пятидесяти все шестеро вышли в кардиналы.
Они поддерживали хорошие отношения друг с другом, убийство возможного Антихриста - а они не исключали подобного - сплотило молодых тогда богословов из разных стран и стало залогом крепкой дружбы между влиятельными впоследствии прелатами.
Однажды один из них попробовал кровь. Неважно, кто именно - но о результатах он сообщил всем. Кровь придавала сил, делала умнее и омолаживала.
Прелаты решили, что это проклятие, наложенное мною перед смертью, но впоследствии изменили свое мнение. Этому способствовало то, что на одного из них вышли вампиры из парижского гнезда. Им хотелось выяснить обстоятельства моей смерти - при этом сам я считался преступником, не соблюдавшим правила.
Прелаты вместе поймали одного вампира и выпили его. Потом они выпили все парижское гнездо, миланское, лионское - они охотились на вампиров и пили их, так же, как мы охотились на людей.
Они разыграли комедию, согласно которой все шестеро якобы умерли, а сами посвятили жизнь поиску и умерщвлению вампиров. Каждый выпитый давал им силы. Они поняли, что изменились в тот день, когда разрубили меня на части - моей энергии, которая через обрубки выходила в эфир, хватило на всех шестерых, и еще много осталось.
Пить простых людей - мало и невкусно для того, кто пил вампиров. Это все равно, что съесть воробья, когда можно откушать жирного гуся.
Но людей - мириады. А вампиры однажды просто кончились.
- И что случилось потом? - я заинтересованно посмотрел на бывшего кардинала. - Вы сошлись между собой?
- Да, дружба кончилась вместе с твоими собратьями. Мы колесили по миру, отыскивая малейшие признаки вампиров - но натыкались только на следы друг друга. У нас не было правил, а между тем кто-то был осторожен, выпивая людей по одному и в разных городах, а кто-то неумеренно пил кровь почти открыто. Вначале я объединился с самым близким другом, чтобы уничтожить остальных, и мы выпили их поодиночке. А потом, неудовлетворенный жидкой человеческой кровью и постоянной жаждой, мой друг напал на меня, и я выпил его.
Мы сидели и молча смотрели друг на друга. Мне было ясно, что богослов просто растягивает удовольствие, разговаривая со мной - так горький пьяница двигает наполненный стакан по столу от правой руки к левой, наслаждаясь своей властью над возможностью выпить его содержимое в любой момент.
Я не выдержал первым - бросок был молниеносен, но он увернулся. Телевизор упал на пол - и между тем моментом, когда он покачнулся, и непосредственно падением прошла вечность - за это время я дважды бросался на богослова, и дважды он уклонялся.
В третий раз я прыгнул в окно и со всей возможной прытью побежал прочь. Но уже через несколько мгновений мои ноги ослабели и я почувствовал, что он вонзил свои зубы мне в шею.
И последней моей мыслью было - "как же это приятно, когда тебя выпивают"...