Гвагх странно посмотрел на них, лапы его перестали подрагивать, морда вытянулась, а глазки забегали. Словно в тумане, он проплыл дальше. Это был не первый за последние месяцы гвакх, который так необычно вел себя. Более того, рассказывали и об одном свилле, который преследовал кого-то аж до самых Золотистых ворот, и тренькал на всю улицу, словно началась война или какой-нибудь мор.
Поежившись и окутав себя простенькими, примитивными мыслями, они побрели дальше, настроение у всех было пасмурное и невеселое, где-то на окраинах Вселенского города ощущалась таинственная угроза, потаенные планы и мрачные черные мысли. Третий испуганно закутался в пальто, он был самый молоденький и грустный, черные, чуждые мысли с окраин подбирались к нему все ближе.
Где-то около Гавани-пять Трое должны были встретится с Тремя Харда, под контролем тех были торговые кварталы, что развалились по южной стороне Офтора; Трое Харда позвали друзей посидеть под тенистыми деревьями и взглянуть на бескрайнее небо над водопадом, поговорить о делах и прийти к согласию.
Встретившись, шестеро помолчали, признались друг другу в вечной дружбе, осушили фляги, посидели под деревьями гноко. Небо, словно молоко, водопад, похожий на лазурный столб, синяя глядь реки, и неосязаемый дух родной Земли, - это притянуло сюда еще Троих Хота и Троих Жести, те развалились по ступеням Небесной лестницы и о чем-то неторопливо спорили.
Первый, Хард, завел разговор о том, что чужак появился в Городе, сея панику и нарушая традиции. Тело четвертого иномирного существа уже нашли в торговом квартале собблов, четвертого за земной месяц, двенадцатого с начала земного года.
- С того дня, когда Вселенских дух приобщил к себе мир наш, - вещал тихо Хард, Первый, - не было тех, кто нарушил жизненный круг, кто покусился на иномирных и предал наше скромное и тихое общество.
- Да, мы скромное общество, - подтвердил тихо Второй Харда, - мы такое скромное общество, что уже два века после начала Вселенской эры, не было обо мне ни одной повести или мало-мальски страшной истории, - он зевнул.
Третья Харда напомнила Первому, что Второй не отдает деньги уже пятую неделю, и попросила содействия.
Харду, Первому, было свойственно театральным шепотом вещать о страшных и таинственных событиях, на что все неизменно сохраняли вид тихий и молчаливый. Потом же, когда лазурный туман ударил в голову, стихли черные голоса окраин, иномирные разошлись по домам, так как приближались сумерки, они раззадорились, сбросили с себя оболочки, немного посмеялись, и Второй ущипнул даже Третью Харда, Третий рискнул облететь реку и окунуться в водопад, на что Хард поежился и театрально зашипел.
Никто не умеет так шипеть, как Хард, он из старинной школы, средневековые привычки въелись в его натуру, иногда он бывает невыносим, иногда мил и подскажет мудрый совет, среди людей его почитают за бывалого дипломата, ценят в земном учреждении дороже всех, отчего коротает он уже пятый год во Вселенском городе, торгует и отбивает квоты, ведет мирную, одинокую жизнь. Из друзей его не сохранилось никого, с тех лет добрались до наших дней лишь сильнейшие, все они руководят и советуют, иногда театральным шепотом кричат о грядущем конце, повадки их слегка неловки и неуклюжи, мало кто умеет нажать нужную кнопочку и никто не разбирается в роботах, но в целом - они ценны тем, что они есть, и никому не позволено их не любить.
Все уважительно дослушали Харда, а когда тот задремал, молодежь расправила плечи, кто-то дернул Первого Харда за куртку, насыпал ему перцу на нос, пятеро снова надели земные маски, поклонились проползающему крыгу и хорошенько повеселились. Конечно, всех беспокоили темные события этих месяцев, ведь иномирные заволновались, подключился Совет Глаз, и Город готов был забурлить и понестись в безумной погоне за убийцей. Но среди друзей было трое, рожденных в последние века, они не знали презрения, злобы и ночных костров, равно и не знали свободы маленькой Земли, свободы жить и свободы думать, и оттого веселились, пока могли, и в крошечные минуты там, у Реки, весь мир принадлежал им.
Третья Харда, королевна, с лазурной короной на голове, улыбалась Первому, и на миг проснулась в нем память о людской, всепоглощающей любви, о золотых волосах и легком запахе мира, где люди не бывают одни и живут сообща. Трое, чтобы жить сообща, и Трое, чтобы разделить пищу, и Трое, чтобы ценить, - все они оказались тогда одиноки перед духом Вселенского города. Третий однажды ушел, невыносимая тюрьма сломила его, он улетел на земные отдаленные колонии, где еще не было иномирных, где можно было не следовать традициям и не скрывать воинственный дух. Двое нашли нового, еще юного и безмозглого, он позволял гонять себя за выпивкой и людьми, оставлял тела без малейших признаков тайны, был расторопен и легкомыслен, отчего полюбился всем.
Покинув Гавань-пять, Трое зашли к Хель, она жила одна, не признавая троих, сердце ее было отравлено памятью о людской жизни, она начинала утро с печали, и только друзьям удавалось развеселить старую каргу.
Хель рассказала, что чужак орудует уже на пяти территориях, не признавая установленных границ, и правил жизненного круга, что кто-то из Совета Глаз уже напомнил о странных явлениях в людской коммуне, что будет страшно наказан преступник, и все дальше в таком же духе.
Уважительно выслушав старую каргу, Трое отхлебнули из чашек, и Второй заметил:
- Будь-не-будь, а попадись этот кровосос Глазам, нас ждет горячее лето.
- Кто ловит подлеца, - спросила Хель, - слышала, троица Медведя и Погоняльщик сторожат выходы из торговых кварталов на юге, а шестеро узкоглазых шныряют по северу.
- Мало нас, - заметить глубокомысленно Третий, который до сих пор верил в Дракулу, как иные детишки - в Деда Мороза, и суждения его отличались непосредственностью, - да и подобающим взором глядеть нельзя, а то сдадим наше социальное учреждение.
Все согласились, что дела были так плохи только в последний мор.
Кто-то тут же попросил рассказать про последний мор, и только через полдня Хель пинками удалось вернуть Троих к теме. Второй тут же заметил, что пора Первому на Совет Глаз сходить, на чем окончательно и порешили. Старая ведьма еще долго ворчала, что молодые стали безалаберные и легкомысленные, ходят тремя, а мозги на всех разделили, и много еще чего вредного и пустого говорила.
Первый пешком прогулялся до крепости Совета Глаз, затесался в толпу, помахал репортерским фонариком, на что с балконов свесилась пара инопланетных морд и приветственно осклабилась. Совет Глаз проходил публично, где-то в глубине высокого зала шел спор. Первый увлеченно принюхивался, он давно не обедал, и, ближе к концу заседания, наметил себе жалкого репортеришку на ужин. Тот был тощий и взлохмаченный, словно весь день носился по ступеням Небесной лестницы, он дружелюбно покосился на Первого, поделился последними новостями и отдавил кому-то лапу, на что началась было межпланетная драка, приползла охрана и уволокла всех зачинщиков. Первый голодным и грустным взглядом проводил юношу, облизнулся, вздохнул, и начал пробираться к выходу.
Вдруг спиной он почуял неладное, обернулся человечишкой, запрятался мгновенно в примитивные мысли, но кто-то успел заметить, приглядеться, насторожиться, толкнуть в бок соседа и указать на странное, таинственное создание. Первый покосился в сторону Совета, душа его заметалась, кто-то тянул ее на свет, тащил через все защитные стены, опытным и сильным взглядом выворачивал, словно хотел разглядеть под лупой. Первый сопротивлялся и, словно в тумане, пробирался к выходу, вся защита трещала, пропади хоть на миг она, и вся толпа отхлынет, заверещат сирены и увидят его, узнают и проклянут. Его сущность тянули из-под толщи земной оболочки, мучительно выдавливая, растягивая, рассматривая, пока Первый не воскликнул слова защиты, отбросил чужака, отгородился от него всеми силами, явив ему сущность свою. Первый вылетел из здания, обернувшись на миг, - в глубине, где заседал Совет Глаз, стоял урр, большеглазый и суровый, он смотрел прямо в глаза, минуя все оболочки, он был удивлен и обескуражен полученным отпором, - это, пожалуй, все, что успел увидеть беглец.
Первый был зол, мысли путались, иномирные шарахались от него во все стороны. Двое встретились с ним у стоянки охраны.
- Сообщить надо бы, что накрыли, - Второй посочувствовал и предложил флягу,
Двое сокрушенно покачали головами и принюхались. Им тоже хотелось есть.
Ночью Первый стоял на страже, пока насыщались его подопечные, думал о таинственном убийце, о том, что мог узнать Совет Глаз, об урре-советнике. Ночное небо было освещено Вселенским городом, на нем почти не было звезд, не было Звездных путей, не было Луны и Венеры, которую хорошо видно дома в это время года.
Первый тосковал. Эпоха звезд, столь радостно встреченная людьми, ничего не дала ему. Он оказался одинок, беззащитен, сообщество распалось, на Земле появились иномирные существа, любопытные и глазастые, нигде не осталось покоя и радости, а тысячелетняя дружба пошатнулась. Где-то мы оступились, думал Первый, где-то просчитались, сломали структуру, стали Тремя, потеряли основу нашего духа. Где теперь всеобщая дружба, покой и уют давних времен?
Второй тихо подошел справа, положил руку на плечо. Вспомни, друг, тихо напомнил он, что было время, когда тяжело принималась дружба тысячи лет назад, были и те, кто остервенело защищал разобщенность, звероподобную, одинокую жизнь, и как проклинали древние тот день, когда появились сообщества людей на Земле, с какой болью принимали они ношу великой общности. Придет время, и Трое, что заменили нам дружбу, сохранят нас от безумия одиночества.
Первый пожал руку и расслабился. Тяжелые мысли уходили, прошлое отступало, почти ушло.
Тут яркий свет озарил стены, сирены ослепили и обездвижили, а чужеродные силы сковали дух всех Троих. Не смея сопротивляться и еще более выдавать себя, они подчинились, охранники положили их в уртолет, оцепили тело и накрыли территорию колпаком.
Первый очнулся в серой комнатушке, под прицелами, скованный духом. Двое сидели рядом, приходили в себя. У другой стены сидели на корточках урр-советник и гварр-советник, пристально наблюдая за ними.
- Вас схватили на месте убийства, - пропел урр.
- Но вы убили низшее существо, - пропел второй, родственный по виду уррам,
- Какое низшее, - проговорил Первый, - ничего не понимаем. Ну, убили, вызвали бы посольских, наше личное дело, у нас с ним счеты.
- Ничего подо-о-обного, - протянул урр, - вы более развитые существа.
- Вы убили и съели сожителя по планете, - добавил гварр, - они есть звено вашей пищевой цепи. Совет потребовал от нас разобраться, что вы есть такое и начать процедуру.
- Что за процедура? - спросили разом Двое.
Первый застонал, его мутило. Урр ослабил мысленное давление.
- Конечно же, процедура перевода вас в класс довлеющего и высшего вида планеты Гу-67892 дробь шесть, - урр встряхнулся и осторожно подошел поближе.
- Какого вида? - Третий жалобно заскулил, - ничего не понимаем. Мы по убийствам своих подведомственны нашей планете, мы же своего замочили.
Советникам пришлось объяснить, что они обязаны сначала провести процедуру, заменить представителя в Небесной лестнице, ознакомить с постановлением всех иномирных, граничащих с Гу-67892 дробь шесть, депортировать низший вид на родину под ответственность высшего вида, навести справки и выдать новые торговые квоты.
- Послушайте, - у Первого что-то сразу пересохло в горле, - сделай вы это, нас тут же порешат, мы ж на планете в меньшинстве. Может, мы более развитый вид, зато людей больше. Они нам довлеют. Они нас порешат, и станут снова довлеющим и высшим видом.
- Вам же только мороки с переоформлением, - добавил Второй, - будете по десять раз документацию туда-сюда гонять. Знаете сколько пе-шесть по времени занимает?
Третий ревел и молился. Он всегда почему-то молился в ответственные минуты.
Советники задумались. В стену прошел третий советник, узколобый высоченный шрехт, раздраженный донельзя.
- Слышал ваш разговор, - набросился он на советников, - вы ж не подумали, мелкие, что это может оказаться паразитирующий вид. Семь раз уже проходили такие случаи, только зря планеты зачистили.
- Вот вы, - он повернулся к Троим, - вы что делаете. Что для планетарного могущества делаете?
- Прячемся, - промолвил Второй, - умным людям под ногами не мешаемся и не жрем их. Тоже помощь, какая-никакая.
Для планетарного могущества оказалось маловато. Советники на два часа завязли в споре, перешли на личности, обдали друг друга презрением и припомнили застарелые обиды, но так ничего и не решили. Дело решили перебросили в Совет.
Троих оставили в одиночестве. Странно, подал голос Второй, что нас не спросили о трупах иномирных. Что-то не так в этой истории.
Сообщили они остальным или нет, вот в чем вопрос, заметил Первый. Надо бы сообщить Первому Харду, что дело плохо.
Сообщить не удалось никакими способами, всех Троих контролировали из-за стен, прошел день, они почуяли ночь. Советники вернулись.
- Правда ли, что вас ликвидируют, как только объявят? - пропел гварр.
Трое подтвердили и даже рассказали пару душераздирающих историй с привлечением костров, колов, головок чеснока и радиоактивных отходов. Урр с гварром содрогнулись, а шрехт от любопытства вывалил даже язык, так ему понравилась идея с костросожжением.
- Надо ли их объявлять? - задался вопросом урр.
- Скажем, если объявим, то их ликвидируют, если не объявим, то нарушим правила представительства. Как тогда быть с квотами? - почесался шрехт
- Надо тогда поставить вопрос о заповеднике, ведь высшие создания... - начал урр.
-... паразитирующие элементы...- вставил шрехт, почесавшись задней лапой.
- Довлеющий вид должен выжить.
- Зачем тогда нужен довлеющий вид, - прозвучал голос из-за стены, - если он никому не довлеет?
- Зато по развитию они высшие, посмотрите, как советника урра пнули, - раздраженно подал кто-то голос за стеной.
Завязался спор, с визгами, отдавливанием лап, хвостов и плавным переходом на личностные критерии, кто-то предложил отдать дело на откуп эволюции, кто-то опять затянул про заповедник, группировка швагов, которых всегда можно отличить по голосам, затянула священные песнопения, в целом, спор шел легко и плодотворно.
- Почему они не вспоминают про трупы? - шепнул Второй.
Первый огрызнулся.
- Даже если не сообщат людишкам, все равно выползет наружу, - застонал Третий, уставший и жалкий, - Эй, вы, - заорал он советникам, - вы решайте быстрее, хвостатые!
Советники замолкли, за стенами тоже наступила тишина.
- Я вот шо думаш, - прошелестели, - ну как уберем высшее звено пищевой цепи, так ведь неизвестно, как системаш себя поведет. А кто людей ешть будет?
Судя по откликам, желающих оказалось много, в итоге кто-то большой и важный прикрикнул на советников, у Троих даже от того крика зазвенело в ушах. Первый согласно закивал.
- Ну ладно, а коли оставим, как есть, как не нарушить правила?
Вся согласились, что правила нельзя нарушать.
- Слушайте, а если перевести нас в высший, а довлеющим видом людей оставить? - предложил Второй, разминая затекшую ногу.
- Все равно в справочники никто не смотрит, вы еще допуск посложнее сделаете, и людишки о том, что высший вид на Земле сменился, даже и не узнают, будут себе довлеющим, нам не жалко, - добавил живо Третий.
Первый покачал головой. Ему уже чудился запах костра.
Трое шли с собрания, вся община жутко перепугалась и растерялась от печальных новостей. Хард и другие старики накричались и нашипелись вволю, Первому вынесли даже суровый выговор за расхлябанность и приговорили к послушанию на три года. Совет Глаз порешил оставить статус вида без изменений, только перевел в высшее звено пищевой цепи в ряде документов, присвоил новые номера для квот, да попросил деликатно обедничать на дому и не гулять по чужим кварталам. Случай перевернул многое в жизни маленькой общины Вселенского города, и даже месяц или два никто не ходил к Гавани-пять, где деревья гноко пахнут чудесным апельсиновым цветом и молочное небо отражается в Водопаде, а Первый обходил стороной Совет Глаз.
Заметили, конечно, что подозрительно много членов общины приблизились к вершинам Вселенского города, получили новые квоты и лучшие места, но и эта волна событий потихоньку затихла, ведь у Совета Глаз были дела поважнее, а молодые имели свойство быстро забывать все волненья и беспокойства.
Первый и Хард частенько говорили об этом диковинном случае, который так легко сошел им с рук, соглашались, что скоро обязательно начнется новый мор и что вечером ветер мрачно пахнет костром, они подозрительно следили за Советом Глаз, а Совет Глаз мирно следил за ними. Жизнь текла, тихая и простая.
Все в мире, говорил Второй, начинается неспроста, а заканчивается ерундой. Возьмите мор, -- он начинается с рождения Ребенка, возьмите страшнейшую угрозу нашей тайне, -- и все закончилось отметкой в паре документов, переносом данных и головной болью у шрехта. Было бы о чем говорить и писать историю.
Что удивительнее всего, через три месяца урр-советник сам постучался в дом Троих, и попросил помочь с поимкой таинственного убийцы.
И вот ночью, когда небо переливалось огнями, когда стояла томная жара, и Город спал, Первый и Хард, наконец, настигли его. Скрытые за стеной, они молча наблюдали, как шевелится над жертвой создание, изящное и быстрое. Первый Хард вздохнул, радостный, что пролетела гроза над их племенем, и убийца оказался чужаком. Он тихо возился с оружием, настраивая волны и свет, а Первый сторожил, острым взглядом пронзая существо.
Вдруг Хард замер в ярости, силы отхлынули от него, он словно превратился в вихрь злобы. Существо пожирало Хель, последнюю из одиноких, беззащитную, без охраны бродившую под небом Вселенского города. Хард завизжал от ярости, сбросил защитные оболочки и дал оружие Первому. Они на миг притихли, и вот уже вырвались из-за стены, обрушились на убийцу, сотрясая криками стены.
С тех пор прошло много лет, они схватили существо и доставили его Совету Глаз, были с тех пор и мор, и смерть, и много еще было всяких событий, и из Троих остался только Первый, но если вы спросите его, почему он теперь один ходит по свету, он отмахнется от вас и посоветует выпить кружечку с уррами, которые на редкость благоволят ему. Он больше не чувствует себя одиноким. Ему принадлежит весь Вселенский город, он больше не тоскует по Земле, по друзьям и родным местам. У него есть урры, и гойлы, и старый советник-шрехт, зануда и пропойца, и рядом с ними позволено быть самим собой.
Но тихо он может рассказать и о том, что однажды увидел он существо, оно взглянуло на него и взвыло от тоски и мятежности духа, и на миг в этом взгляде он увидел все одиночество мира. Ведь, в конце-концов, где-то родятся странные, пожирающие нас существа, они бродят по Вселенскому городу, неся страх всем разумным, будь то община землян, или урров, или сообщество гойлов, и никто не подскажет им, где найти избавление от страшного, вечного голода. Они, пожалуй, еще не собираются вместе и жаждут лишь поглощать низших тварей, они коварны, умны и не знают пощады, но стоят жалости, ибо пока во всем изведанном мире не знают равных себе.