Ветра почти не было. Любой моряк назвал бы такую погоду несносной: практически полный штиль, и только дождь безжалостно хлещет, заливает улицы грязной водой. Сажа и дым городских труб не видны из-за отлогой стены, сотканной из тысяч и тысяч мелких, неразличимых для глаза, капель.
Свинцовые тучи, пришельцы из неведомых земель, громоздко давили на небо. Всей своей тяжестью, как атлеты-тяжеловесы, наваливались они на твердь небесную, но не могли сокрушить ее. И тогда, в порыве ярости, от бессилия и злобы, изливали они все свои страдания на одурманенную сном землю.
Брызги. Хлюпанье чьих-то промокших ног по лужам. Чей-то окрик за углом дома. И снова - это мерное "тук-тук-бульк-тук-тук", как будто что-то совсем живое сперва ударяется о проржавевшее железо крыши, а затем без сознания срывается в ледяную воду. Еще можно спасти его, стоит только набраться смелости и наперекор всему выбежать в пугающую темноту то безмолвной, а то - полной каких-то нечеловеческих голосов, улицы. Но на шаг отчаяния не хватает воли, и вот уже из другой комнаты доносится тонкий голосок мамы, такой родной и любимый, как песня безмятежного детства:
- Катя! Немедленно иди ужинать - остывает, и спать!
Девочка лет десяти, легкая, как перышко, в последний раз бросает взгляд на мутное окно, по которому бегут, струятся мелкие ручьи, оставляя за собой извилистые следы; вздыхает - так не хочется отрываться от той жизни, которую она заприметила и - незаметно для себя - полюбила. Как бабочка, выпорхнула она из темной комнатки, небольшой, но уютной, оставив за плечами у себя узор иного мира...
Неповоротливые тучи медленно тянутся над городом, одна за другой низвергая на него бесчисленные слезы. Отсюда все видится совершенно иным: таким призрачным и игрушечным, ненастоящим - как мираж, как видения заблудшего в пустыне странника. Далекие крыши домов, как панцири неуклюжих черепах, и бледно-зеленые огоньки механической жизни, как обманчивые болотные огни, так неестественно смотрятся среди широты бескрайнего неба, как картина неумелого художника в дешевой и грубой канве.
Где-то далеко громыхнуло. Сиреневатого цвета тучка содрогнулась и, не выдержав, обрушила на далекую землю искрящийся водопад из прозрачных брызг.
Земля все еще виделась, как огромное пятно, будто смешали воедино вязкую глину и пылающие угли костра. Воздух был так чист и приятен - пахло свежестью и силой, молодостью и верой в свою неповторимость. Океан туч, далекие игры незнакомых ребятишек - о, как удивителен их задор и резвость!
- Я обязательно подружусь с ними!
Грозный и заботливый родитель, провожающий в новую, неизведанную жизнь, полную незабываемых приключений, нависал немного сверху, все еще близкий и доступный.
- Ничего! Когда я вырасту - я тоже стану взрослым и большим!
Мир вокруг менялся очень медленно. Время тянулось до бесконечности: кругом было столько нового и незнакомого, и познание его сопровождалось неизменной и чистой, как луч солнца, радостью. Рядом проносились чьи-то лица: одни, влекомые непонятной силой, неслись к цели путешествия быстрей, другие - медленнее. И я, шутя, обгонял их, оставляя позади. Именно тогда ко мне впервые и пришла тревожная мысль: "А какова же цель моего путешествия, куда мы мчимся, пусть и с разной скоростью?" Но она была такой смутной и мимолетной, а чувство самого полета настолько захватывало дух, что ни о чем другом и думать не хотелось. Звенящий смех и яркое ощущение настоящей жизни, ее полноты переполняли меня. До всего остального мне не было дела.
Время летело незаметно. А я стрелой летел вместе с ним. Сколько так продолжалось - не помню, но постепенно стал замечать, что мир меняется: сперва был изумительно волшебным и сказочным, но как-то незаметно это чувство стало покидать меня. Я взрослел, и эта взрослость стала пугать меня. Тогда единственное, чего я страстно желал, было - вернуться назад, остаться маленьким. Я не понимал, чего жизнь от меня требовала, но желание мое только росло. Время текло, и я заметил: сам я как-то уменьшился, съежился, но назад не вернулся ни на йоту - напротив, неодолимая сила все сильней гнала меня вперед, к огромному огненно-глиняному пятну.
Да и воздух сам по себе изменился: дышать в нем становилось все труднее - он пересыхал, как ручеек в пустыне, становился суше и тверже. Так мало того: тысячи каких-то черных, зловещих песчинок стали кружиться в нем - несколько раз я даже больно порезался, пока не стал наблюдательней и не научился уклоняться от них.
Я многого не понимал, а неизвестные огни все приближались. Что-то заструилось в моем сердце, забило ключом и влагой. Во мне родилось горячее желание разобраться: что и почему происходит в моей жизни. Много времени ушло на изучение, наблюдения и размышления. Но оно было потрачено не впустую. Кое-какие тайны полета мне стали приоткрываться. Я заметил, например, как ветер, пусть и слабый, влияет на силу и направление полета - в зависимости от того, какой стороной поворачиваться к нему; если я не мог изменить воздушные потоки, то я мог изменить свое отношение к ним - и я делал это! И поразительным образом жизнь моя менялась: вместе со знанием иная радость стала приходить в мое сердце и стремить душу мою к подвигам. Еще я обратил внимание на то, что сам воздух - неоднороден: в нем есть как бы множество путей - такие своеобразные тоннели, по которым можно устремляться. И я дивным образом увидел: в некоторых из них, если долгое время двигаться по ним, кружили те самые болезненные шарики, о которых пришлось бы больно ударяться, а в других насколько мне хватало, их не было или было меньше, так что оставалась возможность для того, чтоб увернуться - а в этом я каждый раз старался себя все более совершенствовать. Не всякий раз это удавалось, но я не огорчался, а пытался понять: что надо было мне увидеть и понять, чтобы я не столкнулся с этими непонятными силами.
Так я жил, пока понял, что хочу поделиться своим знанием с кем-то еще, быть полезным, и хочу научиться тому, что еще не знаю. В поисках родственной души я стал присматриваться к тем, что летели повсюду. Их я при желании мог достичь. Но что я им скажу? Долгое время я боролся с собой, я поборол свои слабости и страхи, перестал тянуться назад, состязаясь с неодолимой силой. И, как ни странно, мое тело стало приобретать иные очертания - более красивые и более приспособленные для такого полета.
Настал день, когда я понял: я готов впустить в свою жизнь перемены. И они вошли.
- Привет! Тебя как зовут?
- Солия.
- А меня просто - Кап. Куда летишь?
- Не знаю. Мне просто нравится лететь. Я верю в Великую Тучу - только ей одной ведома цель моего путешествия. Так зачем задумываться об этом?
- И тебя удовлетворяет такая жизнь? Вся эта сухость воздуха и зловещие песчинки, что ранят, и непонятное мерцание огней вдали? Разве ты не хочешь во всем этом разобраться? Разве тебе не интересно, почему с тобой случается то или иное?! Разве тебе не интересно, куда и зачем ты летишь?
Солия так задорно засмеялась, что радужные переливы раскрасили ее прозрачное тельце удивительной красотой. Она улыбнулась, и я ответил ей улыбкой. Такого родства я ни с кем не испытывал, и оно было таким глубоким, что не вязалось с легкостью ее полета.
- Я верю в Великую Тучу и верю, что впереди - только хорошее ожидает меня!
Я долго летел с ней рядом. Солия оказалась интересной спутницей, так что я стал подумывать о том, как бы так лететь, чтобы наши пути были рядом. Мне то и дело приходилось выпучивать то одну часть своего тела, то другую, так, чтобы подлететь к ней поближе. О таких мгновениях я не жалел, но грядущее влекло меня все быстрей впереди, и я не мог и не хотел от него отказываться. Те далекие огоньки - они стали частью меня, моей судьбой. Чем больше я о них задумывался, тем все ясней их различал. Мой полет становился все стремительней, но Солия была все еще рядом.
Я многое узнал о ее жизни и вере. Узнал, что она верит в Великую Каплю - посланца Великой Тучи. Солия рассказала мне дивную историю - сама она ее услыхала от своей бабушки - о том, что в незапамятные времена, когда мир был совершенно иным, Великая Капля летела вместе с другими и учила их тому, как овладеть искусством полета. Но многие не поверили и сплоченными усилиями в ярости и слепоте своей обрекли Великую Каплю на гибель. Но случилось невероятное, чудо: Великая Капля ожила и вместо того, чтобы падать, вознеслась к Великой Туче, возвещая всем: кто уверует в нее - тот будет спасен! Солия говорила, что уверовавший очистится от всех своих ошибок. Солия говорила, что таких, как она, очень много.
Говоря это, она летела по той же траектории, что и я, но чуть позади. Мне это показалось интересным, но я не стал вмешиваться в вопросы веры - другое еще больше меня интересовало: мое тело стало сжиматься, хотя сила, что влекла нас к тем огням, по идее должна б была расширять нас все более. Тогда я догадался, что впереди - прямо на нашем пути - расположилось что-то очень крупное - и оно-то наверняка мешает движению влаги, и оттого я уменьшаюсь в размере! Я мигом сообразил, что избрал неверный путь и, еще не видя ничего, стал кричать Солии:
- Сворачивай, скорей! Это - опасный путь! В кого бы ты ни верила, а отвечать за избранный тобою путь придется тебе самой!
- Да нет! Я верую в Великую Каплю - она меня спасет, и я тоже вернусь к Великой Туче!
Все нарастающий свист ветра заглушал мои отчаянные крики и призывы. Все было бесполезно: Солия верила! Верила так, что сила ее веры могла соперничать только с ее слепотой. Ужасный для меня - по своему смыслу - звук становился все громче, все невыносимей. Я понял, что если не свернуть, то впереди нас обоих ждет неминуемое столкновение с чем-то сейчас неведомым, но что будет иметь роковые последствия. Сам я могу спастись, но как я продолжу свое путешествие без Солии - это я слабо себе представлял. Она неслась чуть позади меня. И тогда я отважился: напряженный вздох, тело мое стало плоским, сопротивление стало сильней, но я добился того, чего хотел - скорость моего полета уменьшилась. И вот я лечу одновременно и вперед, в неизвестную даль, и навстречу к Солии. Хочу помочь ей, пытаюсь схватить за руку, свести с опасного пути, но нет - крах всех моих надежд: она ускользает от меня, не поверив - и мчится туда, где не видит тьмы. Она впереди, уже далеко...
- Солия, Солия! - призывно я кричу, но мой клич остается не услышанным. Слова не достигают ее и возвращаются ко мне печальным эхом.
Еще мгновение - и я уже различаю вдали контуры неминуемого. Черная громада зловеще надвигается, сверкая острыми шипами своих игл. Неужели Солия летит с закрытыми глазами, неужели же не видит этой опасности, которую, несмотря на близость, все еще можно миновать?!
Голодная тень закрыла полнеба, собираясь проглотить мою милую спутницу - а я ничем не могу ей помочь. С невыразимым состраданием сворачиваю я на иной путь, ловя нисходящие струи ветра.
Я закрыл глаза, не в силах увидеть то, что, кажется, не пережил бы. И все растворилось, пропало в сумраке ночи...