Веро Марк : другие произведения.

Тропа любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

"Тропа любви"

Посвящается Елене Е., столь неожиданным

   образом вошедшей в мою жизнь.

Глава 1. Холодный мир.

  
   Жизнь. Как много значит это слово для нас, для всех тех, кто так или иначе, но живет в этом мире парадоксальных страстей и безудержных эмоций. Пусть все это бывает покрыто целым ворохом ненужных условностей и лицемерных ценностей, пусть многие утверждают, что миром правит логика, но жизнь порой сама разбивает все искусственные нагромождения и домыслы, являя вдруг никем не виданную свою черту. Жизнь ничем не обманешь. А это сомнительное достижение рода человеческого - деньги, в неограниченном количестве несущие с собой власть, почет и уважение среди большинства себе подобных. Пожалуй, никогда ни до, ни после этого изобретения, человечество не создавало себе большего заблуждения, которое стало бы править умами его же творцов. Иллюзия, воплощенная в реальности, стала одним из законов этого реального мира при полном принятии ее большинством жителей. Устои мира, созданные на незыблемых основах властвования сильных над слабыми, получили свое развитие в человеческом обществе, которое как бы продолжало вести животную борьбу. Только животное не кичится своими достижениями. Оно просто живет.
   Жизнь. И что она может значить для тех, кто владеет властью, для тех, кто, невзирая ни на какие моральные ценности, добивается своего? Как же тогда жалко звучит это слово в наступившей тишине! Разве оно может нести на себе отпечаток той величественности, какой обладает природа? Природа, которая мудро руководствуется самым необходимым, в этом однозначно превосходя разумностью все человечество вместе взятое. И как бы это ни было невероятно, которую человек все же пытается подчинить своей власти.
   Но все размышления разбиваются о значимость Жизни, как только удается покинуть человеческое общество, сплошь и рядом пропитанное мнимыми целями и понятиями. Если же посмотреть на это глазами нечеловеческого существа, свободного от этих удерживающих разум пут, то мир должен показаться прекрасным - собственно говоря, и человека порой озаряет это знание, но оно быстро теряется среди серых непроглядных будней той жизни, что он сам избрал. Нам с самого детства втолковывают, насколько жестокий и бессердечный мир окружает каждого, кто выйдет за порог дома, - так что же удивительного в том, что после вырастают такие же люди, которые и создают новый мир в соответствии с впитанными в кровь убеждениями. Мир, который всецело отдан во власть человека и только человека как единственного разумного существа на этой планете, способного изменить жизнь, как в лучшую, так и в худшую стороны.
   Люди своими мыслями формируют реальность. И пока осознание этого не придет на глобальном уровне, жизнь не станет лучше, а только начнет ухудшаться, повинуясь нашим потаенным страхам, ужасам и отчаянию, безысходности, которые проникают в пространство, заражают воздух планеты, привлекая к себе лишь плохое.
   Мир развивался, становясь все сложнее и запутаннее для каждого отдельного живого существа - настолько сложными условностями оплело самое себя общество, заставив не жить, но существовать в невероятных условиях, подчиняться мыслимым и немыслимым правилам и нормам жизни. Наступил барьер, после которого все стало неестественным, искусно насаженным, но настолько умело, что это почти не вызывает никаких сомнений в правильности и жизненности таких устоев. И кажется, что так было всегда и всегда будет. Но, прислушавшись к голосу сердца, иногда может показаться, что лучшая жизнь ожидает на пороге нового дня, стоит его только перешагнуть.
   Холод... Неощутимый на ощупь холод мира стоял в воздухе деловой части большого города. Он проник во все и всех: здесь каждая мельчайшая деталь была серьезна, призванная лишь для одного - служить интересам человека. Все пропиталось этим запахом, словно тряпка, долго хранящая запах дегтя. Но это воспринималось как должное, ведь "такова жизнь".
   Природа существовала своей собственной, независимой от жизни города, жизнью. Стояла середина зимы. Люди, случайно сталкиваясь, проносились бурным потоком деловой жизни. Постоянно раздавались треск и звонки мобильных телефонов, сопровождаемые гулом от множества автомобилей, в очередной раз попавших в пробку. Водители страшно нервничали, что опаздывают по своим неотложным делам и никак не успеют выполнить задачу, предписанную им безликим обществом. А не выполнить долг перед обществом для большинства из них означало тяжелые последствия. Как никак, но весь костяк цивилизации сводится к тому, чтобы пользоваться услугами отдельных, вполне конкретных людей, частичек этой могучей силы под названием "общество" - этого страшного самостоятельного организма, что развивается по неписанным законам и предъявляет суровые требования к каждому своему органу. А ежели тот отказывает, то заменить на новый не составляет никаких проблем: в наличии всегда под рукой оказывается предостаточно свободного материала. И судьбы тех частичек, что отказались функционировать по тем или иным причинам, общество, по большому счету, не волнуют.
   Зима не удалась. Так казалось теперь многим, кто забыл лучшие деньки. Стояла та скверная погодка, которая заставляет сидеть дома, отбивая малейшее желание радоваться чему-либо. В последние дни выпало много снега. Но наступило потепление, и прекрасное белое одеяние, что неделю назад лежало буквально на всем, окончательно превратилось в серо-бурую отталкивающую массу. А еще недавно под ногами приятно хрустел снег, заставляя вслушиваться в эти изумительно мелодичные звуки. В них таилось присущее только им очарование. Теперь же вместо этого ноги то и дело хлюпали в лужицах мутноватой воды. Все это перемешалось в непонятных пропорциях и распласталось по городу, не забыв и о деловой части города. Хотя здесь и старались все тщательно убирать, но быстрая смена погоды мешала исполнять служебный долг людям, которые избрали это своей профессией. В двенадцать часов дня, самое благоприятное время для отдыха, не было покоя людям, которые сновали сейчас здесь, торопясь по своим делам.
   Людской поток не стихал ни на минуту, вокруг быстро сменялись лица, что выражали самые разные эмоции. По ним сразу можно было догадаться о том, что их беспокоило. Все текло и вертелось, как в карусели, лишь время обладало властью это остановить, но оно и не думало что-либо менять. Время взирало на все эти тщетные заботы и проблемы с некоторым высокомерием, за которое не стоит его сильно осуждать. Ведь оно знало, что через какое-то невероятно быстрое мгновение - всего лишь каких-то несколько десятков лет все изменится: дела отойдут в забытье, прошлое проглотит их и не вернет. И никому не будет до них больше интереса, лишь немногие из бушующего потока судеб оставят значимые свидетельства своей жизни, и о них будут вспоминать еще долго, припоминать краткие моменты их жизни, взлеты и падения, трагедии и миги счастья. Но это будут лишь избранные. Избранные человеческим мнением. А потому ошибочным, которое зачастую несправедливо возводит на трон недостойных. Какое же большинство человеческих судеб пройдет незамеченными, хотя по значимости и по судьбоносности они будут стоять на ступеньку выше. Но их будут помнить лишь в ограниченных кругах - будь то память семьи или знакомых, или же людей, на жизнь которых они повлияли. И во всем этом потоке можно было повстречать в равной степени всех этих людей. Все они выглядели по-разному, и судить о них по внешности было бы делом крайне неблагодарным. О том могла сказать разве что жизнь, которую они вели.

Глава 2. Частичка бытия.

  
   И тем более сложно было заметить в этом потоке отдельную личность, увидеть все ее неповторимые грани, ее внутренний мир, понять, чем она живет, ради чего и чего хочет достичь.
   "Приостанови свой бег, лови мгновение, не дай ему проскочить незамеченным, не теряй эту драгоценную частичку вечности" - так и хочется выкрикнуть отчаявшемуся в поисках. Услышать голос, внять ему - для многих это было бы спасением. Но что возьмешь с тех, кто привык внимать только голосу звонкой монеты?!
   И вот этот мир в безграничной любви своей терпел ходящих по нему людей, пусть большинство из них не разделяли этих чувств. Каждый день приходили и уходили миллионы, только затем, чтобы составить круговорот жизни в природе, подчиняясь закону вечности, но лишь немногие замечали, что они принадлежат не только физическому миру, что корни их существования лежат не здесь. Где-то рождались мысли, здесь они облекались в различные формы, для кого - очаровательные, для кого - отталкивающие. Как развитие ребенка проступает с той очевидной закономерностью, повинуясь тем генам, что скрыты в его клетках, так и видимые следствия физического мира проступают, следуя причинам, их породившим.
   Частичка бытия... Она так незаметна и мала, что не каждый разглядит ее, хотя идти далеко не надо - достаточно осмотреться вокруг, как мир заиграет доселе невиданными красками, удивит и восхитит. Она проявляет себя буквально во всем, что нас окружает - в лучах утреннего солнца, которое врывается с простительной бесцеремонностью в каждый дом, радует или огорчает новым днем; в запахе, что стоит по утрам в воздухе, несет прохладу и беспричинную радость, или же днем, когда так чувствуется тепло, от которого никуда не деться. И мы тоже поглощаем в себя маленькую частичку бытия. Но самые значимые частицы заметны еще более - это тот мир, в котором все живут, населенный живыми существами. И рассмотреть в них то божественное, что и дает им жизнь, несмотря на абсурдность, не каждому доступно - так легко закрыть глаза, наивно полагая, что можно абсолютно безвредно и безнаказанно убивать эту нетленную частичку.
   Но, безусловно, самая яркая частичка бытия заключена в самом человеке! Заглянуть внутрь себя, узнать себя! Не зря же древние утверждали, что познать себя - есть одна из первейших задач для человека, способного разглядеть заключенное в себе божество. Однако человечество пошло по другому пути. Не познав свое естество, человек углубился в понимание законов природы, преуспев в этом настолько, что позабыл главные заповеди древних.

Глава 3. Обрывки двух судеб.

  
   Бульвар заурядной мостовой в самое обычное время суток сохранил на себе печать хороших зимних деньков. И та дорожка, которая осенью служила лишним поводом для расстройства, в ямах с грязной дождевой водой, сейчас не могла не вселять надежду. Снег заботливо покрывал все, что нуждалось в этом, кутая в теплую белую шубу голые деревца. Погода была не морозная, но холод был ощутим. И в эту минуту казалось, что так могло бы продолжаться до бесконечности, если б только дело не портили проносившиеся мимо автомобили, оставляя по себе целые столбы дыма. Но даже такой грустный факт не мог испортить настроение тем людям, что проходили под одиноким дубом. Он вырос некогда на свободной от всяких построек земле, но благодаря техногенному развитию оказался совсем не к месту: могучий столетний воин среди каменных изваяний, он не вписывался в окружающий ландшафт.
   Но как же разнообразны были судьбы тех, кто проходил здесь! Какие разительные отличия можно найти, если хорошенько разобраться в их жизни! Какие причины привели к тому, что вот сейчас, в этот миг, они проносятся мимо дуба, укрытого снегом и опечаленно смотрящего на жизнь?! Вот сейчас, словно в подтверждение этих слов, несколько молодых людей с шумом и криком пронеслись мимо, нимало не заботясь ни о чьем спокойствии, целиком поглощенных в круг своих интересов, живо жестикулируя и доказывая что-то друг другу. А вот прошел пожилой человек, согнутый нелегкими условиями жизни. Его унылый взгляд красноречиво говорил о том, что он существует уже скорее по привычке, без какой-то определенной цели, продолжая нести ту непосильную ношу, взваленную обществом, которую привыкли именовать "жизнью". Но все тяготы и глубокое внутреннее разуверение, словно шлейф, тянулись за ним, понемногу растворяясь в воздухе, оставляя лишь всплеск чего-то тяжелого и неприятного. Постепенно и это растворялось, как таял зимний снег с наступлением весны. И мимо все проносились и проносились человеческие лица и судьбы. Эту картину можно было наблюдать уже не один десяток лет, и в этом не было ничего непривычного и необыкновенного. Это даже не стоило того, чтобы обращать внимание. Жизнь имела тенденцию повторяться: одни и те же события происходили постоянно, но с разными людьми, и каждый из них думал, что только с ним это случилось впервые. Не видя общей картины бытия, можно было лишь судить о субъективном, ограниченном собой. Можно познавать мир, интересоваться историей, даже понимать, что ничто не ново под луною, но все равно: человеческое сознание так хитро устроено, что ключ к постижению законов мироздания, вот-вот найденный, вдруг теряется в глубинах собственного ума. Который воспринимает себя исключительно как независимую индивидуальность, не отождествляясь с жизненным пространством вокруг, а в этом и состоит главная загвоздка познания - ощутить себя в цикле бытия. Ведь природа любого человека, несмотря на ярые крики альтруистов, сугубо эгоцентрична, и если человек здоров как физически, так и духовно, то мнит себя пусть и не венцом мироздания, но личностью, без существования которой этому миру пришлось бы несладко.
   И вот в такой поток жизни было внесено нечто новое - такое, на что пришлось обратить внимание и дубу, а он повидал на своем жизненном пути немало. Предчувствие новизны витало в воздухе, впитывалось буквально всеми порами кожи - и это было нечто доселе неизведанное, такое, что заставило насторожиться. Казалось, будто жизнь вокруг не замедлялась и не делала остановок во время этого невольного простоя. Ничего не изменилось внешне: все так же бегала детвора через дорогу, а дорогие машины проезжали, поднимая за собой завихрения снежных хлопьев. А последние в свою очередь быстро опускались на дорогу лишь для того, чтобы через несколько мгновений быть вновь поднятыми в воздух, весело кружась и ничуть не смущаясь комичностью такого танца. Но это не могло обмануть чуткость природы - что-то однозначно изменилось. Это было сравнимо с тем, что бывает перед ухудшением погоды: особый аромат предупреждает и манит в одночасье, заставляет дышать полной грудью, волнуя и настораживая. Так и сейчас этот запах не давал покоя.
   То был человек, божье создание, как любят повторять верующие, или же случайное сочетание молекул и атомов, построенное согласно цепочке генов в таком порядке, что шанс на такое повторение микроскопично мал, как утверждают люди науки, но в любом случае непреложным был тот факт, что человек есть, пусть он порой и забывает о своем положении в этом мире. Один из шести миллиардов разумных существ, мужчина лет двадцати пяти-тридцати на вид, хотя внешность и обманчива, шел по дорожке. Он смотрел то по сторонам, то впереди себя. Привлекательный зимний пейзаж раскрывался пред ним во всем очаровании, но он мало что видел - взор его блуждал, ничего не замечая. Все его мысли были заняты другим, и можно смело предположить, что в том сейчас заключался для него весь интерес. Его вид не поражал других людей ни одеждой, ни внешностью, и нельзя было угадать за тем, что лежало на поверхности, то, что было у него внутри. Но оставим на некоторое время этого человека, который сыграет ключевую роль в дальнейшем повествовании, и отвлечемся немного в сторону.
   Этот город, название которого не столь важно, являл собой вполне привычное культурное зрелище, а потому для обычного городского жителя представлялся вполне обыкновенным. Но если рассмотреть его взглядом не обитателя, а заезжего человека, вдобавок не знакомого с рядовой городской жизнью, то многие, вполне очевидные вещи, которые неуловимы для коренного жителя, сразу же бросаются в глаза. Такой большой город с более чем миллионным населением, тем не менее, являл собой пустыню человеческих чувств. Вся эта бескрайняя водная гладь плавно и размеренно колыхалась, манила и завлекала своим видом, своей темной синевой, таящей неожиданные сюрпризы в глубине. Взглянув с высоты птичьего полета на город, трудно было сделать вывод о том, чем же живет вся эта жизнь. Если человеческое общество и походило на водную поверхность, то чувства, которые будоражили его, походили на легкие пузырьки воздуха, идущего откуда-то из глубин. Жизнь была хорошо запрятана под непроницаемой вуалью, так что беглый взгляд не мог дать правильное представление о ней, пока сам не окунешься в эту пугающую глубину, которая обдавала холодом непонимания, стереотипов, правил поведения, буквально забивая личность в узкие рамки принятых норм. Мысль упиралась в ограничения, которыми услужливо пичкался человек с самого детства: книги, телевидение, СМИ, поставленные на службу системе, создавали традиционно правильные традиции и привычки, за которыми редко можно было видеть искренние чувства человека.
   Большой город - большое одиночество. Эта мысль неотступно начинает преследовать каждого, кто попытается выразить чувства, над которыми не властен ум. И, несмотря на все выстроенные препятствия, люди продолжают искать друг друга, но не могут найти за всеми теми условностями, которые не хуже кирпичной стены скрывают наши сердца и мысли, что остаются при нас. Мысли, что стучат, зовут и умоляют, надеясь встретить отзыв в другом человеке.
   Сверху город выглядел жизненным: все в нем кричало и двигалось, жизнь бурлила, выискивала все новые и новые проявления и формы выражения себя. Пусть они и выглядели несколько гротескно: все эти нагромождения бетонных сооружений, мелких металлических предметов, что быстро уносились вдаль по своим делам. Это отнюдь не способствовало развитию чувства прекрасного, которое притуплялось, натыкаясь на тупые углы, но среди сумбурности всего происходившего можно было выискать много замечательных явлений, стоило опуститься с высоты пониже - до понимания ценностей людей.
   Спускаясь к домам, можно было разглядеть отдельные квартиры. Многие помещения, на первый взгляд, казались похожими, но жизнь, бурлившая в них, могла поразить любого исследователя: настолько внешняя скудость не соответствовала внутреннему разнообразию!
   Окно небольшого дома с видом на проезжую часть ничем не выделялось и ничего не могло рассказать стороннему наблюдателю, тем более что ему пришлось бы поднимать голову вверх, чем далеко не каждый утруждает свой организм. И далеко не каждый станет задумываться о том, какие тайны человеческой жизни могло бы скрывать такое незамысловатое, похожее на сотни и тысячи других, окно на восьмом этаже.
   Вернемся немного назад во времени, к тому мгновению, когда золотой диск, именуемый солнцем, свернул на дорожку, что вела к этому уголку жизни. Солнце, одно и неделимое, несло разным людям несхожие чувства: радость, тепло и уют - одним, а другим - отчаяние, безысходность, полуголодное существование и полную потерю надежды.
   Первые теплые лучики жизни игриво легли на поверхность чистого незамутненного стекла, и, отражаясь от него под разными углами, играли бликами, словно затеяв какое-то удивительное соревнование по светопреставлению. Лучи еще не проникли вовнутрь и только нескромно заглядывали, любопытствуя содержимым комнаты. Сама же комната не представляла собой ничего особенного, и при беглом осмотре могла служить образцом скромности и обходительности. Да не интерьер ведь украшает человека, а он сам привносит ту атмосферу, благодаря которой и в гостях чувствуешь себя, как дома. И стоило только побывать в этой чудной комнате несколько минут - этого было достаточно, чтобы чувство уюта больше не покидало: здесь не было вещей, что заостряли внимание, отвлекая от милой непринужденности, которой веяло ото всего. Наоборот, здесь все было гармонично и прекрасно. Неброские, но очень симпатичные предметы быта, казалось, говорили: "здесь живет умиротворение, и нам не нужно людской суеты". Приятная мягкая обстановка не напрягала и не расслабляла, создавая теплую дружескую обстановку.
   Но, конечно, сколь бы не была приятной обстановка, главное все же лежит в руках самого человека, ее творящего. А эта сущность была тем удивительней, так как представляла собой замечательное сочетание грации и скромности. Это была девушка, по возрасту ей от силы можно было дать лет двадцать, может, чуточку больше. Но в любом случае, безмолвными свидетелями ее социального статуса выступали учебные принадлежности, книжки, аккуратно стоявшие корешками вперед, тетради. Чистота и аккуратность могли бы больно ударить в глаза какому-нибудь любителю свободы, не особо привыкшему к строгому порядку и идейной организации. Что же касается мебели, то и здесь все было более чем скромно - один только черный дубовый стол стоял прямо под окном, да пара стульев под стать ему. И достаточно было поднять глаза, чтобы насладиться иным миром: всего в нескольких шагах он раскрывал свои объятья, и как приятно было подумать и помечтать, смотря в высь, на то, как дивно проплывали легкие облака! Не новое, но такое же черное пианино хорошо дополняло обстановку. Кроме того, здесь был еще шкаф для одежды, еще один для книг и кровать. Можно было бы сказать, что обстановка была отнюдь не шикарной, и это было бы не обманом, если смотреть на все привычным взором. Но что-то не позволяло так считать. Может, это была та чуткость и тончайшие грани эмоций, которые возникали именно в такой обстановке.
   А тем временем лучики соскользнули со стекла, прокрались в комнату и, забегав по столу, нарушили гармоничность темноты и ночной прохлады, внося ощущение нового дня, который вступал в свои права. Вестники солнца прокрадывались несмело, перебежками, точно живое существо со своими желаниями. Со смущением, будто впервые обследуя комнату, лучик осторожно сполз с поверхности стола, залив ее своим дружелюбным светом, и устремился к новой, неизведанной территории, пока еще девственно черной: она не знала света, но терпеливо ждала своего часа.
   Уже была освещена большая часть комнаты, и смотрелось это изумительно. День нес с собой ожидание необыкновенного. Внезапно лучи утреннего солнца задорно запрыгали по прекрасному лицу молодой девушки, обволакивая ту теплотой и заботой. Ясный свет пробежался по лицу сей юной особы, задержался на мягком подбородке, красиво очерченных губах, перемигиваясь с другими лучиками - те бегали по удивительно тонким ресницам и закрытым глазам, хотя что-то позволяло уже сейчас судить об их красоте, какое-то шестое чувство, предвкушение.
   Как любопытен тот момент, когда приходит пробуждение ото сна! И вместе с тем как это чарующе и интересно! Особенно, если человек в этот миг осознает себя еще во сне. Тогда сквозь пелену наваждения и игры воображения, создающей несравненные миры, в которых можно было быть кем угодно, проступают контуры чего-то инородного, но настолько притягательного, что нет сил отказаться от этой власти. И в замечательный, пусть и придуманный мир, постепенно приходит мимолетное чудо: можно видеть, как картинки реальности, подобно слайдам, замещают собой старые образы. Но уловить сам миг перемены практически невозможно. Обычно же, звуки и образы нового мира врываются мягко, послушные неслышимому дыханию. Сознание быстро приспосабливается к перемене обстановки, но остается чувство, что покинул дивный край, где возможно невозможное. И легкое сожаление сопровождает первые секунды после того, как сон покидает человека. Так было и с девушкой, которая только что пробудилась.
   Эти два события произошли в далеких районах одного города, и связать между собой пробуждение особы женского пола и задумчивого молодого человека было бы очень и очень проблематично, но, как это порой бывает в жизни, два события, на первый взгляд никак не связанные, в дальнейшем настолько тесно переплетаются и органично становятся частью друг друга, что в будущем отделить их уже не представляется возможным даже при большом желании.

Глава 4. Противоречие миром. Конфликт.

  
   Разгар трудового дня. На это не в состоянии повлиять даже погода. Он везде проходит одинаково мучительно в ожидании поры, когда же, наконец, все завершится, когда уже начинаешь подумывать о приятном звоне домашней посуды, уюте любимого дивана, домашней атмосфере, в отличие от той, что царила в подобных местах. Хотя кто-то, может, думал и о другом, но не менее приятном для него. Кто-то мечтал о вечере с друзьями в любимом баре, кто-то - о простом забытье от всего. Но всему этому только лишь предстояло наступить. А сейчас еще нужно было активно участвовать в трудовом процессе. Не исключение был и роскошный офис на пятом этаже стандартной высотки, привычные очертания которой были правильны с точки зрения современной архитектуры. Но наверняка подобное издевательство над эстетическим вкусом человека жутко поразило бы какого-нибудь особенно ревностного ценителя красоты эпохи Возрождения. О чем, впрочем, довольно сложно судить из-за отсутствия живых свидетелей того времени. Однако вернемся к настоящему. Видимость работы превосходно симулировалась, даже слишком превосходно. Так получалось, что работа непостижимым образом все же выполнялась, пусть и не по тому графику, который был задан, но не следует же требовать слишком многого от человека - и тогда он обязательно преподнесет сюрприз.
   Люди бегали с помещения в помещение, перемещая по пути кипы бумаг, исписанных мелким аккуратным почерком секретарш, которые будто бы специально уделяли такое большое внимание именно почерку, а не работе. Мелькали папки, дела, звонким эхом раздавались строгие занятые голоса из разных кабинетов. Кто-то что-то требовал, кто-то что-то искал.
   Шум, организованное движение и умное, сосредоточенное выражение лиц служащих совсем не предрасполагали к легкомысленному тону в общении - даже, наоборот, оказывается, это была очень солидная и известная организация, где работали серьезные и ответственные люди! Но молодой человек, вошедший в здание неспешной развязной походкой, по пути разглядывая лица всех людей, нарушил все-таки идиллию занятости, хотя оставалось всего каких-то полчаса до наступления заслуженного перерыва на обед. Но нужно было еще дожить до этого времени и при этом быть (или казаться) живым олицетворением почетного служащего. Которого при случае можно было смело и без зазрения совести выдвигать на "служащего месяца". Мужчина прошел в конец холла, нажав кнопку для вызова лифта. Двери неспешно открылись, плавно разъехавшись в противоположные стороны.
   В офисе он стоял уже через пару минут. Новоприбывший дико выделялся среди всех этих занятых деловых лиц, под стать своим деловым же однотипным костюмам. В первую очередь, бросалось в глаза его живое интригующее лицо, что несло на себе отпечаток активной бурной жизни. Молодой человек, казалось, внес свежую струю воздуха в застоявшееся от монотонности помещение. На нем была незамысловатая одежда, которую можно одевать в любой ситуации: это была не очень теплая курточка коричневого цвета с долгими полами, джинсы явно не первой свежести в некоторых местах обладали свидетельствами активного использования. А вкупе с обычными непритязательными ботинками, все одеяние производило впечатление частички хаоса внешнего мира, случайно сюда занесенной.
   Сам парень, на вид которому можно было дать не больше двадцати трех, имел располагающие черты лица. То есть такие, что, пообщавшись пару минут, можно было вести себя с ним, как с давно знакомым. О таких еще говорят, что он - компанейский человек. Прямые черты лица, плавные формы носа и рта, не особо старательная прическа, но и не полное отсутствие заботы о внешнем виде, любопытные глаза, которые искали что-то такое, о чем их хозяин еще даже не успел подумать. Вот таким предстал этот молодой парень перед сотрудниками фирмы. Звали же его Робертом.
   Надо заметить, что в офисе, в зале ожидания, вот уже почти час сидел человек не то, чтобы неприятной наружности, но несколько отталкивающей - по крайней мере, таким было мимолетное впечатление, которое он производил. Иногда оно оказывается и самым верным, хотя все же в большинстве случаев не сходится с действительностью. Гость казался задумчивым и сидел в удобном кресле за столом, тщательно записывая что-то на клочке бумаги. Смешно смотрелся деловой костюм, который ему был явно не по размеру - настолько бросалось это в глаза каждому, кто хоть немного присматривался к нему. Костюм буквально висел на его худой фигуре складками. Но самому ему смешное несоответствие, похоже, не бросалось в глаза так очевидно, может потому, что нравился непомерно дорогой и модный костюм. В любом случае, лицо его не имело ничего общего с лицом дружелюбного человека.
   Чтобы читатель имел хоть какое-то понятие о дальнейших событиях, нужно сказать, что этот человек являлся представителем одной далеко небезызвестной частной фирмы, которая занималась учетом состояния фондовой биржи. Мистер Грэх, а именно так правильно произносилась его фамилия, был человеком довольно ограниченным в восприятии окружающего мира, зато добросовестно исполнявшим свои прямые служебные обязанности, благодаря чему из рядового служащего и стал одним из акционеров не так давно созданной компании. И имел решающий вес при принятии постановлений. Но сложно сказать, что могло бы привлекать его больше, чем деньги. Может, и была еще какая-то вещь, но даже он сам не знал такой. Сейчас же с важной задачей он обратился именно в эту фирму, занимающуюся не один год прогнозированием. Для этого применялись самые современные программы, которые использовали статистические данные, полученные от клиента. Вчера вечером ему позвонили и пригласили для получения результатов, и вот он прибыл. Но тщетным было его ожидание, так как пока никто ничего не знал о той части анализа, которой занимался один из разработчиков. Собственно, это и был тот молодой человек, с которым мы мимолетно встретились утром. Он не появлялся в офисе уже несколько дней, на звонки не отвечал, вот только вчера дал знать о себе, передав через знакомого письмо: сообщал, что на следующий день все необходимые результаты будут готовы.
   Когда Роберт вошел, мистер Грэх лишь на пару секунд поднял глаза, дабы рассмотреть новое лицо и, потеряв интерес, вновь погрузился в свои выкладки. Другое дело, что прибывшим заинтересовалась женщина лет тридцати, а может и больше, со строгим лицом и флегматичным голосом. Причем слова она выговаривала так растянуто, что складывалось впечатление, будто мысль ее работала медленнее языка и не успевала сформулировать следующее предложение, не окончив предыдущего. Хотя, может, это было потому, что миссис Кансберг, как звали ее все на работе, была по происхождению немка. И говорила с заметным акцентом, который скрывала, как могла, хотя и безуспешно. Миссис Кансберг, начальница отдела учета и статистического анализа, уже имела неприятный разговор с мистером Грэхом. Речь шла все о том же: тот был крайне недоволен тем, что уже битый час кряду ожидает кого-то из ее недобросовестных подчиненных. А потому миссис Кансберг сразу заприметила этого молодого человека, явно не случайно сюда попавшего.
   - А вы к кому, собственно говоря? - сдерживая себя, поинтересовалась она.
   Роберт ненадолго задержал взгляд на интерьере помещения, но, так и не сумев найти никакой ценности и интереса в плане различных изысков и дизайнерской мысли, обратил взор на эту женщину.
   - Мне вообще-то поручено передать диск с данными начальнице отдела, миссис Кансберг.
   - Вы обратились точно по адресу, молодой человек, а потому без лишних проволочек можете передать эту информацию, - в ней все клокотало и бушевало.
   Роберт немного вздернул вверх брови от легкого удивления.
   - Не раньше, чем удостоверюсь в вашей личности. Эти данные слишком важны, чтобы могли попасть не в те руки.
   Далее разговор проходил приблизительно в том же ключе. В конце концов, после небольшого прения сторон, диск перешел из рук в руки, на что обратил внимание подоспевший Грэх. Он подошел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова Роберта:
   - Поймите: состояние здоровья у него преужасное. Он берет отпуск за свой счет. Ему сейчас крайне тяжело, и нужно время, чтобы он пришел в себя. Не судите его строго: он сделал все, что мог, и так быстро, как только мог. Вы сами знаете, что на его плечи была возложена самая трудная работа...
   Через пару часов уже было все выяснено и решено. Все данные собраны воедино и переданы важному клиенту, возмущенному этой долгой задержкой. Но конфликт вроде был исчерпан, пусть и оставил неприятный осадок, несколько обронив репутацию всего отдела. Сделка состоялась, и все в конечном итоге мирно разошлись по своим делам.
   День клонился к своему логичному завершению - к вечеру. Предчувствие этого уже кружило в воздухе, заставляя природу готовиться к ночному сну или к ночному бодрствованию. Звуки природы затихали на общем фоне звуков городской жизни. Хотя и раньше для того, чтобы их услышать, надо было забрести подальше от всяких проявлений урбанизированной жизни. И тогда, в тиши, можно было услышать много чудесного, что люди, по своей извечной привычке спешить жить, редко когда замечали в своей неподдельной невнимательности к природе.
   Но было еще такое место и в этом городе, где были слышны чудесные звуки. Правда, его было невероятно сложно обнаружить: может потому, что здесь не проходили колеи транспорта, не было шумного уличного движения, и голоса природы не заглушали крики прохожих, не было ни магазинов, ни всей той мишуры, которая привлекает человека и делает его социально значимым, лишая природной значимости. Это было скромное уединенное местечко. Оно не жаловало красотой, поскольку располагалось в низине, и было неприметно. Над ним возвышались холмы деревьев, рощи кустарников, а выше - текла обычная жизнь, но мир ее не проник сюда. Здесь не было идиллических пейзажей, благодаря которым чувствовалась бы вся красота природы, которую еще не успела осквернить рука человека. И захватывающий дух ландшафт тоже отсутствовал. Ничто не могло вырвать душу человека и бросить ее в омут мечтаний. Но присутствовала здесь одна вещь, которую можно было и не заметить среди всей этой грязи, что скопилась тут, пусть зимой это и не было так заметно, как с наступлением весны: это было чувство обособленной жизни природы и возможность уединения от всего остального мира, это был клочок свободы среди пут удушающего рабства. Сюда не долетали крики и шум. Это был поистине очаровательный уголок для страждущей уединения души, особенно в эту зимнюю пору, когда все было с заботой укрыто под покровом снега, когда деревца бесшумно сжались и затихли, погрузились в приятное забытье.
   Низина представляла собой излучину речки, которая далее расширялась и дарила более интересное зрелище. Берега круто уходили вверх на десятки метров, достигая, в конце концов, оживленного пространства. Но здесь они казались еще более унылыми, чем это было в действительности. Единственной вещью, сотворенной руками человека, был деревянный мост, стоявший уже много десятков лет в этом покинутом крае. Он пребывал в печальном состоянии: даже пройтись по нему было делом рискованным, так как то тут, то там виднелись прогнившие части ступенек, не сулившие ничего хорошего. Кое-где виднелись и целые провалы в досках, через которые открывался вид на мирно текущий, почти замерзший поток воды вперемешку с разным мусором. Река медленно утекала вдаль, скрываясь из виду за склоном холма, оставляя после себя одни воспоминания.
   И вот эту картину нарушил шорох: сверху по тропинке спускался человек, который, ступая по скользкому снегу, боясь упасть, пробирался к низине осторожными шагами. Пока он таким образом спускался, его трудно было узнать, поскольку одет он был в спортивный костюм, а поверх него была накинута черная кожаная курточка с низким воротом, спортивная же шапочка окончательно скрывала черты его лица. Но когда он подошел ближе, то понадобилось всего одно мгновение, чтобы узнать его - то был Роберт. Правда, на этот раз его лицо носило явные признаки печали и сосредоточенности.
   - Артур!
   Этим восклицанием Роберт вывел из глубокой задумчивости человека, который до сей поры был нами не замечен. Он стоял, неплотно прислоняясь к перилам моста, устремив невидящий взгляд куда-то в даль, на поворот реки, что уносила с собой разные предметы, разбитые осколки надежд, на солнце, идущее к закату, красноватый свет которого залил все в округе ярким пламенем, внушил тревогу и неуверенность в завтрашнем дне, на облака, которые, словно повинуясь мрачному настроению, выглядели очень печально, так, словно искали и не находили цель в этой жизни, пытались, но безуспешно найти себе применение. Вся природа, казалось, поддалась меланхолическому настроению, внимая предрасположенности молодого человека. Даже те звуки, которые можно было расслышать, и то звучали так, что их можно было принять за жест отчаяния. Все замерло в ожидании лучших времен, прихода весны, могущей пробудить ото сна всю эту сонную картину. Ничем не выделялся среди этого пейзажа и тот человек, которого назвали Артуром. Сдавалось, что он тоже являлся частичкой этой природы - так его настроение было схоже со всем вокруг.
   Присмотримся же к нему поближе. Одежда его состояла всего лишь из обычного теплого зимнего костюма, который ничем не выделялся среди прочих других. Артур имел невысокий рост, и на вид в нем нельзя было найти ничего интересного. Он не отличался ни красотой фигуры и сложения, ни тем внешним шиком, который заставляет людей обращать внимания и оглядываться, провожая взглядом. Да он и сам не считал свою внешность ни отталкивающей, ни привлекательной. Поведением он также нигде не блистал. Говорят, что скромность красит человека. Если это так, то это было вполне применимо к нему. Хотя во многих случаях такое качество все же служит плохую службу, пронося мимо нас людей и ситуации. События проплывают в своем нескончаемом потоке, со свистом рвутся мимо порывы ветра, но не задевают скромность.
   Об Артуре можно было бы с полной уверенностью сказать, что это тот человек, который и не собирался внешне выделяться среди прочих людей. Он был "невидимкой", и его не затрагивали многие из тех проблем, от которых страдало множество других; зато у него были свои. Он имел мягкие черты лица, может даже, чуть женственные. Словом, такие, что при разговоре самое последнее, что могло бы прийти - это чувство неприязни. Прямой нос, не тонкие губы, скулы говорили о худобе, да он никогда крепким здоровьем и не отличался. Но была одна часть тела, которую редко когда мог заметить кто-то другой. Она была красноречивей всех остальных вместе взятых. Глаза, зеркало души, - заглянув в них, можно было увидеть обуревавшие чувства, ведь все человеческое существо в каждый миг своей жизни находит в них отражение. И по ним можно многое знать.
   Вот и сейчас. Глаза Артура были устремлены в даль, приняв выражение чуть ли не страдальческой печали. С меланхолией он пытался бороться, но был слишком уж сильно ей подвержен. Хотя причина была иного рода. Он испытывал некую жалость, а в некоторых случаях - даже безразличие, к миру, обремененному таким ворохом забот, большинство из которых можно было бы не придумывать. А кроме того, что и составляло главную его беду, он был безумно одинок. В его голове происходили непонятные процессы, которые со временем сложились в устойчивое представление о мире и о месте человека в нем. И выводы, что он делал, были вовсе не радостны.
   Каждый человек имеет в себе внутренний мир, богатый и разнообразный, но такой же темный и бесконечный, как и глубины космоса, но не каждый заглядывает в него, пугаясь страшных призраков и одиночества. И тогда отрадно находиться вне себя - в таком широком на проявления мире человеческих страстей. Артур в это время как раз и бродил в неизведанных тайниках своей души. Сейчас внутри него назрел конфликт между необходимостью жить в мире людей и огромнейшим желанием уединиться от всего, найти спасение от несправедливости бытия внутри себя. Возглас близкого друга Роберта немного отвлек его от этих печальных мыслей, к которым он собирался вернуть вскоре. А сейчас, собрав всю силу воли в кулак и натянув на лицо радостное выражение, он повернулся лицом к приближающемуся другу.
   - А, Роберт! Приветствую! Откуда ты узнал, что я буду здесь?
   Роберт уже приблизился вплотную и немного отдышался после нелегкого спуска. Но вот он уже мог начать диалог:
   - Это было не так сложно, как ты думаешь! - Роберт улыбнулся своей открытой улыбкой, которой всегда привлекал людей и завоевывал их доверие. - Тебя не было дома, да и на работе ты уже давно не появляешься, а это одно из твоих любимых мест с самого детства - я помню!
   - Да, но я думал, ты зайдешь же завтра ко мне домой.
   Друг невесело улыбнулся, словно стесняясь сказать то, что привело его сюда, нарушив одиночество Артура.
   - Дело хуже, чем ты думаешь. Я говорил с миссис Кансберг. Она произвела на меня плохое впечатление, что и не удивительно - стоило только посмотреть на то, как она выглядит. Не знаю, и как ты с ней работаешь?
   - Первое впечатление бывает очень обманчивым, Роберт. Так легко ошибиться в человеке. Я не скажу, что знаю ее хорошо, но за несколько лет все же научился кое-как понимать ее. Хотя ничего особо лестного не могу сказать в ее адрес.
   - И это, собственно, неудивительно, когда ты узнаешь, чем закончился наш разговор, - Роберт замялся, призадумался, как подойти к этому более мягко, но, ничего так и не придумав, сказал прямо. - Тебя расстроит эта новость. Она сказала мне, что хоть и дорожит таким ценным сотрудником, как ты, но зависеть от твоего настроения она не намерена и тем более, если это вредит делам фирмы. А ты заставил ее ждать с результатами непозволительно долго. Тебе звонили каждый день, но тебя не было дома. Где же ты был?
   - Меня не особо тянуло домой. Я ночевал в гостинице и никого не хотел видеть.
   Роберт сделал осуждающую мину.
   - Это ты зря. Тебя хотят уволить, если ты не прекратишь так себя вести. И, похоже, она не шутила.
   - Меня это мало волнует.
   Роберт подумал, что Артур опять сейчас начнет рассказывать о суетности жизни и преходящей ценности вещей, об иллюзиях и условностях развития общества, но, к его большому удивлению, ничего подобного не произошло. Артур просто смотрел куда-то вдаль, думая о чем-то своем. Потом он на немного вновь вернулся в реальность, обратив свое внимание на друга.
   - Ты отдал диски?
   - Да, все прошло успешно, хотя, я ж говорю, клиент ушел страшно недовольным, а миссис Кансберг явно не нравится твое пренебрежительное отношение к работе.
   Дальше разговор зашел о других вещах, не привязанных к персоне Артура, чего он не любил. Роберт рассказал о своем рабочем дне - он работал на крупном и солидном предприятии и занимался компьютерными разработками по автоматизации производства. День прошел по стандартному сценарию и не запомнился ничем выдающимся. Так, очередные будни, относящие нас все ближе к моменту, когда откроется одна из истин, что беспокоит человека от начала его осознания окружающего мира. Момент смерти. Об этом Артур тоже очень много и не раз задумывался. Он искренне считал, что смерть - не конец, а лишь начало новой жизни.
   Роберт решил отвлечь друга и рассказал ему о новых достижениях его фирмы, благодаря которым она занимала лидирующие позиции среди прочих и была известна далеко за пределами страны. То были передовые разработки, над которыми трудилось множество людей, и которые могли принести большую пользу по облегчению труда человека. Это немного заинтересовало Артура.
   - Опять эти ваши безумные идеи! - под словом "ваши" он имел в виду всех представителей научной сферы - об этом Роберт догадался сразу.
   - Но почему же "безумные"?! - вполне обоснованно возмутился Роберт. - Они очень даже не безумные, раз несут пользу людям.
   - Но ты же знаешь, что я не верю в науку и научно-технический прогресс. И я готов всегда возмущаться теми людьми, что искренне считают, будто двигателем бытия является материя!
   - Да, да, да: материя - вторична, мысль - первична, и материя является лишь проявлением мысли, - передразнил его Роберт. Он столько раз слышал эти слова, что ему ничего не стоило их сказать тоном друга с той же выразительностью и интонацией. - Подожди, но мы живем же в материальном мире, а вовсе не в мысленном! Или ты и это будешь отрицать?!
   Лучше бы Роберт не говорил эту фразу. Это противоречило всем убеждениям Артура и вывело его из прострации. Он выдал длинную тираду, которую Роберт слушал молча, не перебивая, радуясь тому, что друг ожил и забыл о своей меланхолии.
   - Хорошо! Большинство считает, что мы живем исключительно в материальном мире, и катастрофически заблуждается при этом, даже не пытаясь осознать: как мог бы человек жить только в нем? Тогда это был бы уже не человек, а робот, который питается только лишь вещественными ресурсами мира, энергией, вырабатываемой из силовых станций. Кто смеет утверждать, что человек подобен роботу?! Разве это не многообразная и одухотворенная личность, которая одновременно пребывает в физическом, чувственном, мысленном мирах и во многих других?! Разве можно сомневаться в том, что человек живет не только благодаря тому, что каждый день удовлетворяет свои телесные потребности, но также и потому, что мыслит, чувствует, познает?! Человек - существо мыслящее!!! Я мыслю - значит, я существую! Разве нет?! И это непреложный факт. И не будь с нами мыслей, чувств, мы бы тогда действительно жили лишь в материальном мире. Собственно, самое основательное доказательство существования других миром скрыто в нас самих, но почему-то мало кто себе доверяет. Многие все так и пытаются исследовать мир с чисто материальной позиции, а что, если просто мыслить и чувствовать еще вдобавок?
   - Ну, хорошо, но то, что наука приносит пользу - это ведь цель, достойная затраченных усилий! - не сдавался Роберт.
   - Хм. Для развития науки необходим, прежде всего, соответствующий уровень сознания и твердость не только своего духовного мира, но и окружающих людей, тех, кто будет иметь возможность пользоваться достижениями науки. - Артур говорил неспешно, словно выражая все то, что уже давно было им осмыслено. - Но человек идет по другому, гиблому, на мой взгляд, пути: человек оказался слишком глубоко погружен в физический мир, особенно это стало заметно в последний век. Не обладая достаточным уровнем сознания для восприятия знаний и их правильного применения, человек открывает все новые и новые законы Природы. Но, не зная, как использовать их себе во благо, использует их себе во зло, хотя, может, я и чересчур категоричен, и не все так плачевно на самом деле. Я буду рад узнать, что ошибаюсь. Знаю, ты скажешь, что очень много человеческих достижений принесли пользу, но стоит ли эта мнимая польза того, чтобы полностью становиться зависимыми от своих же "достижений" и открытий? Все блага цивилизации в конечном итоге делают человека слабее. И однажды Природа возьмет свое, низвергнув все эти "достижения" в небытие: они потеряют свою ценность и значимость, так как ими не будет владеть сознание. И Жизнь снова возродится в своем первоначальном облике, вернув все эти мнимые ценности в лоно природы, чтобы потом, быть может, через несколько тысяч лет, а может, и миллионов, их снова открыло новое сознание, уже не человеческое. И весь твой так называемый "научно-технический прогресс" не в силах будет отвратить вполне справедливый конец, несущий с собой окончание, печальное и однозначное, эксплуатации человеком природы, его мнимой власти над ней, гибель гордыни ума. Человечество, - иронически усмехнулся Артур. - Постигшее лишь ничтожный мизер громаднейшего здания под названием Вселенная. Человек лишь проделал дыры в фундаменте, увидев очевидные закономерности в развитии явлений, причины и следствия которых он постигал на протяжении своего долгого тысячелетнего развития. Человек только усмотрел определенную структуру, понял, что хаос в жизни отсутствует, даже постигнул, благодаря умозаключениям и синтезу тех знаний, которыми обладал, основные пути развития и предвидел в некоторых случаях то, что только предстоит человечеству открыть. И тут хотелось бы обратить твое внимание, Роберт, на то, что ум и сознание могут находиться совсем на разных ступеньках эволюции.
   - Да, тут, к сожалению, не могу не согласиться. Так всегда было. Человек открывал, а только потом думал, что же это он открыл, - рассмеялся друг.
   - Угу! И зачем! Если человеческая изобретательность и постижение нового достигли, прости за каламбур, недостижимых вершин, то осознание того, что человек и природа неразрывны, еще не пришло. Их существование в отдельности возможно, но только, к великой беде человека, в одностороннем направлении. Если природа прекрасно обойдется без назойливого человечества, стряхнув эту тяжкую ношу, то существование нашего исключительного вида без природы исключено, - Артур с какой-то силой напирал на слова, - не то, что на физическом уровне, а на эмоциональном! Либо человек получит новый виток развития, став кем-то иным, правда, тогда мы уже не сможем называться словом "человек", либо... не получит, и тогда уже попросту некому будет называть себя этим словом. И если люди нимало не заботятся о своей среде обитания, выйдя из-под контроля многих природных инстинктов, обретя разум, но так и не поняв его значение, то грош-цена всем этим достижениям научно-технического прогресса, которые используются, в основном, людьми недалекими и во благо не человечеству, а себе. И что же их инстинкты? Они стали низменными, мутировав из справедливых природных чувств. Так что, это скорее ум контролирует человека, чем человек - свой ум, но нельзя же отождествлять проявление интеллекта и способность мышления с человеческой сущностью, его Я, той вечной и неуничтожимой частичкой, которая есть внутри телесной оболочки. Которая, по сути, и является нашим естеством, то есть нами, или с другой стороны...
   Тут он как-то загадочно заулыбался и продолжил.
   - ... мы сами являемся лишь одним из проявлений Я-человека, который воплотился в новое, вполне материальное и осязаемое тело.
   Уже сумерки начали спускаться на землю и подул ледяной зимний ветерок, а беседа все не заканчивалась. Роберту было что сказать, но дома его уже ждали родные, да и холод начинал давать о себе знать. А потому он решил не продолжать до бесконечности полемику, а лишь сказал, что все это, конечно, очень интересно, есть над чем задуматься, но ему пора идти. На этом друзья и решили попрощаться. Роберт горячо пожал руку Артура, сопроводив это словами о том, чтобы он не долго тут задерживался, а то ведь так не долго и заболеть. Артур был полностью согласен, и друг пошел пробираться уже почти в потемках наверх, выискивая спасительную тропку.

Глава 5. Ночь отчаяния.

  
   Вечерние сумерки преступно быстро сменились полной темнотой, принеся с собой такие таинственные и вместе с тем такие очаровательные ночные звуки, которые на протяжении многих столетий являлись для человека губительными, унося не одну жизнь, подкрадываясь незаметно. Но все то было в далеком прошлом. Сейчас же это была всего ночь, одинокая и опасная лишь в той мере, в какой это зависело от человека. Для одних она была воплощением первобытного страха, заставляла забиться в какой-то уголок и не высовываться из него на всем протяжении темных часов, для других она была просто временем для сна, от которого никуда не деться, и ничего особого не значила. Некоторые же иногда проводят ночь в бодрствовании, размышляя над теми проблемами, над которыми при свете дня не всегда получается подумать то ли из-за постоянного шума кругом, то ли потому, что обычные проблемы сидят во главе стола, не позволяя ни на что более обратить внимание. Для таких людей ночь особенна притягательна, поскольку это - единственное время, когда господствует относительная тишина и спокойствие, не тревожимые ни человеком, ни насущными проблемами.
   Этой ночью небо было на удивление чистым. Его не затронуло ни одно облачко, а такую картину можно было наблюдать совсем не часто. Звезды одиноко светили в вышине, где слабее, где ярче, но давали о себе знать. Такие холодные и непонятные. И свет Луны. Месяц был уже почти полным, может, стоило подождать еще несколько дней до этого события, но даже сейчас трудно было не поддаться впечатлению: холодный желтый шар висел над головой, взирая на все с мертвенным безразличием. Свет медленно скользил по поверхности речки, выдергивая на ней еле смутные очертания плававших предметов, освещая все холмы, что нависали, словно сказочные великаны, над несчастным одиноким существом. По свету на воде угадывались какие-то пророческие образы, смутные и неясные. Тоска одолевала. Душа улетала ввысь от обыденности, ища спасения в небе, пытаясь найти хоть кого-то, кто избавил бы ее этого страдания.
   Артур молча наблюдал за ночной мглой. Он не проронил ни звука, не выдал себя шорохом одежды или печальным вздохом. Он слился с окружавшей его природой, разделяя ее состояние, глубоко чувствовал то, что беспокоило ее в это время - безысходность зимы и ожидание, надежда на лучшее. Но за отсутствием оной в его сердце было очень грустно, и на него накатывались волны отчаяния. Как самый несильный шторм способен затопить утлое суденышко, построенное собственноручно, или залить его водой, так эта пора отчаяния легко впитывалась его впечатлительной натурой.
   Ночь безраздельно властвовала и не хотела отдавать свои права рассвету. Часы тянулись бесконечно долго. Казалось, само время изменило свой привычный бег, да и все ощущения говорили об этом. Кто из нас хотя бы раз за жизнь не испытывал чувство, что окружающее нас время изменило свой размеренный ход? Хотя бы на краткий миг?! Когда время переставало отмерять секунду за секундой, минуту за минутой, час за часом?! И тогда время лишалось своего всемогущества, исчезало, замирало, пусть на краткий миг, но это знакомо каждому. И только небольшой, последний проблеск сознания говорил о том, что мы, наша личность, наше бессмертное Я все еще существует - вне зависимости от времени-пространства, которое есть лишь тогда, когда сознание позволяет ему быть.
   Эта ночь не походила ни на одну из всех предшествующих в жизни Артура. Произошло нечто необычное, что еще не нашло отражения в мыслях, но что глубоко укоренилось в подсознании, что вошло внутрь и уже не хотело выходить. Это была инородная частичка. Но пока он пребывал в мягком недоумении по этому поводу, первые проблески солнечных лучей пробежались сначала робко, а затем со все большей силой, по окрестному пейзажу.

Глава 6. Пробуждение от вечности, или жизнь меняется.

  
   Лучи утреннего солнца залили своим ярким светом весь этот людьми забытый уголок. Веселое утреннее настроение приносило в зимнюю жизнь природы некоторое разнообразие, чаруя все вокруг малейшими оттенками первой жизни. Утро выдалось слегка морозным по сравнению с прошлым, и это было очень даже чувствительно. Подобная свежесть могла бы принести неземное удовольствие и поистине райскую прохладу человеку, изнемогающему от жары где-нибудь в пустыне.
   Но что-то было не так во всем этом. С одной стороны, выдался вполне сносный зимний денек. Снег еще не начал падать сплошными хлопьями, мороз лишь заставлял пробуждаться поскорее от сна и потихоньку начинать новый путь в жизни. Однако, несмотря на эту кажущуюся свежесть, была одна вещь, которую нельзя было заметить сразу же. Для этого нужно было спуститься в ту низину, которую мы наблюдали ночью, и присмотреться. И тогда можно было увидеть необыкновенное зрелище. Природа была неподвижна. Даже речка замерзла и больше не катила свои воды, покрывшись корочкой льда. Но удивительно было не это, а то, что посреди всего этого на мосту сидел человек, свесив ноги. Он казался каким-то не к месту завезенным экспонатом, поскольку не подавал никаких признаков жизни. Впрочем, вскоре стало ясно, что это не так: ровные облачка пара мерно выходили из еле шевелящихся ноздрей. В это трудно, почти невозможно, было поверить, но этот человек не менял свою позу вот уже на протяжении нескольких часов. Его взгляд не выражал живости, присущей человеческому существу. Он был таким же безучастным и странным, устремившимся в одну точку на горизонте, какие бывают у неудачных статуй плохих скульпторов. Брови не шевелились, ресницы не дергались.
   Прошло еще несколько десятков минут, и лучи светила заиграли разными бликами на лице Артура, а это был именно он, как наверняка догадался читатель. В конце концов, они проникли в самую глубину глаз. В этот миг начались метаморфозы, и он стал медленно пробуждаться к жизни. Этот процесс был долог. Хотя мозг его уже осознал реальность всего мира вокруг, нервные импульсы еще копошились на одном месте. Но постепенно организм стал активней. Вот дрогнули ресницы, промывая своей влагой совсем не уставшие глаза, еле заметно зашевелились пальцы на руках. Глаза приняли осмысленное выражение, заинтересовались - явный признак того, что человек мыслит, живет.
   Прошлое еще несколько минут, и Артур почувствовал, насколько затекли его мышцы, и как трудно будет привести их в нормальное упругое состояние. Впрочем, это было еще не самым худшим. То, что он узнал, могло оказаться сущей катастрофой. Но пока он не хотел признаваться в этом даже самому себе.
   Пять минут... десять... пятнадцать... полчаса...
   Снег приятно хрустел. Ощущалось небывалое единение с природой. Артур пробирался через занесенные снегом кусты, идя вдоль берега. Он знал, что, в конце концов, придет к одному из местечек парка отдыха, и потому шел медленно, неспешно передвигая ватные ноги, знал, что сегодня наступил день, который изменит очень многое не только в его жизни, но и в жизни других людей. Почему он так был уверен в этом - он не мог бы выразить словами. Он просто знал. И с этим знанием невозможно было ни бороться, ни противоречить. Точно так же, как мы знаем, что завтра утром солнце вновь начнет свой путь по небосклону, так и Артур знал. В нем это не вызывало ни малейших ни сомнений, ни колебаний - он просто принимал это как должное.
   Мужчина смотрел на все, будто со стороны, даже на самого себя. В голове стоял какой-то призрачный туман, да и в самой ней что-то изменилось: то, что контролировало теперь его ум, который не хотел подчиняться даже желанию голода, что удивительно, поскольку ел последний раз вчерашним утром. Это было очень непривычно и неприятно. Наверное, нечто подобное испытывают люди, не могущие контролировать свои действия. Но с ним такого еще никогда не бывало, и он думал, что уж при его-то ясном уме это ему и грозить-то не могло. А тут приходится ощущать это щемящее и гнетущее чувство в реальности.
   Но реальность ли это? Эта мысль больно вонзилась ему в мозг, словно раскаленный металл касался кожи, мучительно пронося боль по всем клеточкам. Все перестало существовать, кроме этой боли. Острое осознание непостижимости того, что происходило, не могло не отдаться криками о помощи во всем теле. Пропали все запахи мира, звуки потеряли свою насыщенность, и их можно было принять за звуки, издаваемые старым проигрывателем. Ушло на второй план и зрение. Окружающая картинка стала фоном - ненавязчивым и не отвлекающим. Какая-то дымка двусмысленной формы повисла в воздухе, скрывая всю резкость мира и его чувствительность. Все потеряло свое естественные очертания, став размытым до такой степени, что терялся всякий интерес. И лишь тело, ведомое все еще соображавшим что-то мозгом, равномерно шло в неведомом хозяину направлении. Если бы это был пик рабочего дня и вокруг было бы множество людей, то такой человек наверняка был бы принят за умалишенного, неспособного соображать. Но в эти мгновения в голове Артура происходила борьба между его сознанием и внутренним голосом, который присутствует в каждом из нас, но под доводами ума может оставаться неслышимым долгое время. Это был равный бой. Ум почти полностью вышел из-под контроля и требовал забыться, отводя роль наблюдателя самому Артуру.
   "Конечно, это реальность! А иначе и быть не может! - утверждал ум, - Смотри! Ведь все твои ощущения не менее реальны, чем ты сам, а чем же еще тогда познается окружающий мир, как не ощущениями? Не было б реакции - не было б мира!"
   "Но потеря контроля возможна только во сне, когда видишь свои действия, но никак не можешь им противиться, когда пытаешься убежать от чего-либо, но только топчешься на месте. И чем желаннее будет совершить какое-то разумное и осмысленное действие, тем трудней будет сделать это. Это что-то вроде игры".
   "Все твои выводы основаны лишь на том, что ты уже знаешь и что испытал, но человек подобен ребенку: он всегда способен узнать доселе ему неизвестное. Даже глубокий старец с седыми волосами и умудренный жизнью, с многолетним опытом, и тот в конце своего пути способен открыть такое, о чем до тех пор не имел ни малейшего представления".
   "Но я хочу контролировать свои действия, - уже почти истерично закричал внутренний голос, боясь, что это может оказаться правдой".
   И напрасно голос стучал в непроницаемую стену ума, подобно гранитной глыбе, ума, который словно знал нечто такое, что было неведомо самому человеку, о чем тот даже не догадывался. Ничто не помогало сломить эту неподдельную границу: она стала существовать не только в голове, но и в реальности, каким-то непостижимым образом прочертив ту тонкую линию, за которую нельзя было ступить простому смертному. Линия делила все на доступное и недоступное, разрешенное и неразрешенное. Лучше человеческих законов позволяла сделать лишь то, что можно было делать.
   "Берегись! - раздался совсем близкий голос".
   Артур замер, резонанс был внезапен, и продолжал звучать в голове.
   Это не было темнотой, той, что простерлась в космических просторах вдали от света звезд. Это было гораздо ужасней, потому что просто невообразимо представить ТАКОЕ на самом деле...

Глава 7. Дневной мрак.

  
   Эта улица была необычной. Что-то здесь сразу бросалось в глаза. Ум отказывался признать очевидное и начинал выискивать детали, которые были не так заметны, которые были всего-навсего фоном. Но так уж устроен человеческий ум, что, даже увидев нечто настолько невероятное, что не могло не быть правдой, он все выискивал и выискивал опровержения, истолковывая очевидное таким образом, как не смог бы и самый ученый человек. Вот и сейчас можно было бы верить во что угодно, в Бога, Аллаха или Сатану, но не поверить в то, что было на самом деле. Невероятное редко когда бывает очевидным - для этого в человеке слишком много противоречий как внутреннего, так и внешнего характера.
   Но что же могло быть необычным в этой самой обычной улице, и было ли это единичным явлением? Дома все так же стояли, молчаливо созерцая за обычным течением жизни. Вроде они не изменились, и все-таки что-то явно потеряли. Точно то же самое можно было бы сказать и про все окружающее. Приветливые переулочки с висевшей на веревках одеждой, выстиранной и сохнувшей под теплыми лучами солнца, открытые ставни окон - в них было столько очарования для утомленного долгим путешествием путника; железные заборы с уличным граффити - все это было хорошо знакомо и в общем случае называлось "домом". Даже те бумажки и мусор, что валялись на краю тротуара, сейчас не вызывали никаких отрицательных эмоций. Но все это уже не резало глаз своей несуразностью и легкомысленностью. Что-то важное, жизненно необходимое пропало...
   Стоял яркий солнечный день, снег уже успел выпасть и покрыть все приятной белизной. Он шел все утро и покрыл немало. Фонтанчик, что доставлял большущее удовольствие в жаркую летнюю пору, клумба с цветами, проезжая часть - все было занесено снегом. И последнее обстоятельство вызывало беспокойство. Улица, в это время обычно сплошь и рядом покрытая машинами и шумевшая тысячами звуков, была молчаливой, и своей тишиной пугала. Нет, машины были, но это не радовало: они были в хорошем состоянии, и ничего не говорило о том, что здесь случилось что-то кровавое. Однако все они без исключения замерли на месте, и беспорядочность их размещения пугала. В таком большом городе, как этот, было просто невозможно поверить в то, что десятки, сотни машин вдруг могли остаться ожидать своих хозяев, где попало: на тротуарах, на поворотах, прямо на дороге, под мигающими светофорами. И тогда Артур понял, чего не хватало. Обычный ум отказывался принять это, но спорить было бесполезно. Вопреки всему разумному, пропало то, что так незаметно бывает среди похожих будней. Пропала Жизнь. И все вокруг это подтверждало. Теперь стало все ясно и предельно прозрачно, хуже некуда. Машины с пустыми салонами, пустые улицы и переулки, подъезды домов. Никто не ходил, не кричал, не бегал по своим делам. Это было немыслимо. Стоял день, но было темно и мрачно, как ночью, стоило пропасть всего лишь одному попросту незаменимому явлению - жизни. Все вокруг теряло актуальность и предназначение. Теперь это уже не было нужно здесь. Да и зачем? Кому? Лишь жизнь способна извлекать пользу для себя из всего того, что существует, но не осознается, а без всего этого, и сам смысл существования становится бессмысленным. Гротескно и отвратительно. Потеряв предназначение, все потеряло свое значение.
   Природа потеряла краски, когда жизнь покинула это место. Осталась лишь мертвая материя, использование которой вроде как могло бы служить смыслом жизни. Но теперь... Если бы хоть кто-то мог наблюдать это! Неужели бы он признал, что вера в материю являлась истинной, единственной и непогрешимой? Кому нужен был теперь этот смысл? Все было одной из самых больших ошибок человека. Смысл остался в прошлом. Таком далеком и непостижимом, которое невозможно изменить, прожив его один раз. А смысл был прост и понятен, если перестать выискивать его с помощью путающегося ума. Смысл состоял в Жизни. И только в ней. Все остальное было бессмысленно. Но для того, чтобы понять это, надо было увидеть во что превращается мир, когда жизнь уходит. Именно жизнь придает всему смысл, и только в ней одной заключена бессмертность бытия.
   Мрак наступил посреди светлого дня.

Глава 8. Одиночество.

  
   "Что же это такое?" - раздалась первая осознанная мысль.
   "Чей-то крик? Предостережение. Это я помню. Но что было потом? И от чего меня предостерегали? Стоп. Самое важное! А что было со мной до этого?" - все эти вопросы без ответов проносились со скоростью мысли. Их было слишком много, чтобы во все сразу разобрать. Поэтому Артур попытался прийти в себя и огляделся по сторонам. Присел. Бульвар был холодный, хоть и без снега. По-видимому, уборщицы все же успели сделать свою работу. Тело ломило от нестерпимой боли, стоило только попытаться потянуться. Мышцы болели, будто после ужасно долгого пробега. Когда-то он так бегал. Стоило остановиться и дыхание перехватывало, мышцы и вовсе кричали о том, что такое отношение к ним непозволительно. Сейчас он испытывал нечто подобное, если не считать того, что вдобавок к этому в голове была полная неразбериха и суматоха. Картина становилась все хуже.
   Воздух был наполнен тишиной - то, о чем всегда мечтал Артур. Но это же было противоестественно! Стояла вторая половина дня, ближе к концу. Куда делось все время - он не мог бы объяснить, но солнце явно перевалило зенит. Обычно в это время все нормальные фирмы начинали закрываться и отпускали своих рабочих домой на отдых. Обычно весь транспорт был переполнен толкающимися людьми, которые спешили домой, на свои диваны или к любимым людям, или чтобы забыться. Но сейчас ничего этого не было. Пропало само слово "обычно" - его даже было страшно произносить, как неприглядное ругательство.
   "Но почему не было ни транспорта, ни людей, ни даже случайного прохожего, который бы посмотрел на меня, как на сумасшедшего, что решил прилечь чуть ли не на дороге рядом с бампером автомобиля? Как странно! Я уже ничего не понимаю!"
   Шум морской волны, гул поезда, пронесшегося в каких-то считанных сантиметрах от уха, громкое бряцанье чего-то металлического - все звуки вдруг слились воедино и в какой-то миг разорвались непереносимой какофонией в голове. Артур содрогнулся от такой резкости и закрыл глаза, на миг потеряв весь мир. Но все закончилось еще более внезапно, чем началось. Этому трудно было найти объяснение, но не осталось и следа от того, что только секунду назад довелось испытать. Пришло жуткое воспоминание о том, что было до потери сознания. Эта мысль о той борьбе была страшной, и теперь он выискивал в себе хотя бы отзвуки пережитого волнения. Но не было ничего чудовищней этого: он понимал, что желанный кошмар стал явью. Накатилась волна отчаяния и одиночества.
   Переживания последней недели давали о себе знать. Артур не мог больше спокойно держать в себе это напряжение. Он одним махом подскочил на ноги и рванул вперед, устремив взгляд на дальний темный переулок, который врезался в главную улицу большим чернильным пятном. Страх гнал его все дальше и дальше. Артур несколько раз спотыкался по пути, проворно вскакивал и снова бежал. Но этого было мало. Мимо проносились пустые машины, брошенные вещи, сумки, дипломаты. Он что-то мял под своими ногами, что-то переламывал, что-то ломал. Но ему было все равно. Он бежал долго. Вот уже миновал и темный переулок, не принесший облегчения, и Артур выбежал с другой его стороны, попав на широкую площадь - обычно (о, это невыносимое слово!) она служила местом для общего празднования и собирала многотысячные толпы людей.
   Ноги его здорово устали от такого непривычного бега, но он, словно не замечал этого, и смог бы пробежать и вдесятеро большее расстояние без перерыва. Если бы его не поразил вид пустой площади, покинутой, нелюдимой, заброшенной и отчужденной. Площадь находилась в полном беспорядке. Она избавилась от присутствия человека, если только желала этого, как он. Артур терял рассудок. Этого лишь не хватало. Все поменяло свои очертания. Теперь уже даже яркая и крикливая вывеска ресторана напротив, что зазывала посетителей, казалась какой-то глупой и совсем не смешной пародией на неизвестно что.
   "Где же все-таки все?" - мучительно вопрошал его утомленный ум, но не получал ответа. Мужчина впал в полное безразличие ко всему и просто стоял на тротуаре, наблюдая эту картину, как будто под гипнозом.
   Прошло часа три, если не больше, когда Артур подходил к своему дому с чувством какого-то конца всему тому, что было прежде. Путь домой был нелегок. Ему пришлось идти пешком чуть ли не через половину города. И везде его ждала все та же печальная картина, что резала неприятными мыслями, как ножом. Он передумал много чего, перебрал массу всевозможных вариантов, но ни один из них не мог объяснить того, что случилось. У него рождались предположения от какой-то радиационной катастрофы или начала атомной войны до глупейших предположений о массовом розыгрыше всем городом одного человека. Но скрытых камер не было видно нигде.
   Ничего не прояснялось, а наоборот - все более запутывалось. Под конец он уже стал приходить к выводу, что таки сошел с ума в одиночку, а город на самом деле продолжал жить своей жизнью, нимало не смущаясь тем, какая картина всего существовала в его голове. И где-то в одной из больниц для сумасшедших сейчас наверняка лежало его тело, а его больной ум придумывал все новые и новые фантазии. Но что-то это было не похоже на правду. Мысль его снова была трезва и холодна. Она всецело принадлежала ему. Его пессимистическое восприятие мира - тоже с ним. Не было ни малейшего повода поверить в собственное безумие. Вот угол его дома, такой знакомый и родной, стоит лишь пройти еще немного, и взору откроется его предпоследний подъезд. Через несколько минут он уже будет дома. Обычно он возвращался сюда с желанием уединиться от мира, но сейчас это с тем же успехом можно было сделать и в любом другом месте - все равно никто и ничто не могло помешать. Но он шел, чтобы его мысль вернулась, наконец, в привычное русло, неподвластная ничему внешнему.
   Входная дверь в подъезд. Легкое касание. Еще одна дверь. Ступеньки. Их немного. Стоило лишь пройтись чуть и вот... повернуть направо. Дверь. Знакомая по каждому рельефному рисунку. Замок. Ключ. "Где же он?" Прошло несколько минут, пока Артур догадался обыскать карманы своей курточки, обнаружив их там с трудом, который раньше не представлял. Знакомый звук щелчка, замок открывается. И вот дверь распахнулась, а оттуда на него дыхнуло атмосфера, индивидуальная, как отпечатки пальцев. Она создается только человеком, и при его долгом отсутствии улетучивается, как дым, сквозь все трещины и щели. Небольшой порог. Автоматически, ничего не понимая, он сбросил с себя курточку, переоделся и направился на кухню. Надо было что-то перекусить, иначе он действительно потеряет сознание опять. Он ел что-то, не смотря, что попадало в рот, с трудом проглатывая пищу. Это были какие-то холодные блюда; они не приносили удовольствия, но нужно было дать организму еду для восстановления сил. Артуру казалось, что не имеет ни малейшего значения, что сейчас есть. Хотя, собственно, так оно и было. Его голова начинала проясняться. То ли от притока какой-никакой, но все же пищи, то ли от домашней атмосферы и привычной обстановки. Быт мало-помалу успокоил его, заставив взглянуть как можно более трезво на сложившуюся ситуацию.
   "Надо постараться прийти в себя, - говорил себе Артур, проглатывая позавчерашний кусок хлеба. - Я точно знаю, что со мной все в порядке. Так?"
   Тут он остановился в мыслях, а его рука с ложкой замерла на половине дороги ко рту. Он пришел к выводу, что в нем что-то поменялось со вчерашней ночи, но в целом он остался прежним.
   "Людям вообще свойственно меняться. Разве не правда?" - убеждался он, приходя к мнению, что изменился все ж не столько он сам, сколько мир. Доев, он приступил к своему излюбленному когда-то занятию - чаепитию. Впрочем, это было будто в прошлой жизни. Это могло занять у него много времени, но он никуда и не торопился. А потому под мерное сипение закипавшего чайника Артур пытался найти ответ на единственный вопрос: где жизнь?
   "Надо вернуться во вчерашний день. Или нет. Лучше, на неделю назад. Что за неделя у меня была? Я забросил фактически все, что имел. Я потерял веру в человечество и перестал надеяться встретить ее... Перестал верить".
   Это было самой главной его жизненной бедой. Он тщетно искал спутника жизни, перезнакомился с огромным количеством женщин, но неизменно находил в них то, что отталкивало их от него, или, наоборот, сам казался им таким странным, что многие даже не связывались с ним. В конце концов, он разуверился. Потерял веру, которую, как считал, не потеряет никогда. Которая пронесет его дух чрез многие десятилетия бурной жизни. Но что-то убило ее. Он не стал пока выискивать причину этого. Он просто признал то, что случилось.
   "Итак, всю неделю меня донимала меланхолия, вера потеряна. Можно ли ее вернуть? Возможно, но для чего? Этот город, похоже, опустел полностью. Стало быть, это все же бактериологическое оружие. Но почему я остался жив? А, какая собственно разница теперь?! Объяснение? Искать его?"
   А чуть позже к нему, словно пришло озарение. Он вытаращил глаза и едва не подавился обжигающим чаем.
   "А ведь вчерашним днем, когда шел в Низину Тиши, мне опять пришла мысль, что преследует меня с самого детства: как бы здорово было, если бы во всем мире не осталось ни одного человека, кроме меня, и ЕЕ. Чтобы мы нашли друг друга в этом бурном людском потоке, который захлестнул меня. Тогда бы весь мир принадлежал нам".
   Эта мысль, как ядовитая змея, проползала через все годы его жизни. Он всегда ощущал, как почти невозможно найти вторую частичку чего-то одного целого. Он верил, что сквозь тысячелетия разбросаны половины сердец, и души людей живут бесчисленные жизни в поисках своей судьбы. Артур верил, что люди находят просто близкого человека, с которым можно прожить пусть и целую жизнь, но и только. А еще чаще приходит разочарование от напрасно прожитой жизни и суетных надежд, от недостигнутых целей, что ставил перед собой, от мечтаний, которые оказались всего лишь пустым звуком, шумом дождя, впустую барабанящим по крыше.
   Да! Эта мысль, как вбитый гвоздь, накрепко засела в его мозгу и безраздельно властвовала всю прошлую ночь: остаться в полном одиночестве, кроме НЕЕ. Эта мысль была настолько сильной и мучительной, что он просидел целую ночь, пребывая где-то далеко, как в трансе, а призрачные звуки ночи заполнили все его существо без остатка.
   Его начали тревожить эти мысли. Готов ли он соприкоснуться с мечтой?! Артур допил чай с лимоном, горячий и приятно пахнувший, хотя на этот раз вовсе не ощутил никакого аромата. Он встал и решил, не теряя времени даром, проверить свои предположения и убедиться во всем, как можно скорее.
   Телефонная трубка все еще лежала на прежнем месте, с полной покорностью ожидая возвращения хозяина. Сейчас она показалась ему чуть ли не богом, от которого зависит вся его дальнейшая жизнь. Или сейчас же все станет на свои законные месте, или же... ничего не произойдет. А точнее, все еще больше запутается.
   В ответ на нажимания клавиш, раздались привычные звуки набора номера. Он звонил Роберту в надежде услышать его голос, говорящий, как обычно: "Слушаю". Последнюю цифру он нажал с некоторой дрожью в пальцах, все еще не поверив до конца в этот кошмар. Наконец, это было сделано. Оставалось только ожидать. Ожидание тянулось долго. Шел сигнал, означавший "не берут трубку". Он смотрел на часы с секундной стрелкой, висевшие на стене напротив, чуть повыше изумительной картины, изображавшей зимний пейзаж и человека, который из последних сил возвращался домой, к теплу домашнего очага. Стрелка сделала один оборот и пошла на повторный круг.
   - Как и все три года... с тех пор, когда я купил... - сказал он самому себе.
   Секундная стрелка завораживала своим бегом, гипнотизируя. На секунду показалось, что сейчас все прервется голос Роберта, которому он не знает, что и сказать. Наверное, просто скажет, что Земля вернулась на свою орбиту, и наука может и дальше продолжать выискивать в материи смысл жизни. Но ничего подобного не происходило ни на втором, ни на третьем круге. Артур хотел прождать еще минуту, но в нем что-то оборвалось. Надежда на то, что все это - иллюзия. И он бросил трубку на рычаг. С минуту простояв над телефоном, он понял, что надо делать.
   За окном тучи покрыли все небо. Вчерашняя ночь казалась просто невероятно далекой. Непостижимо, как один день может изменить всю жизнь. Но еще непостижимей казалась эта полная луна, залившая своим одиноким светом одинокий город. Она, словно подмигивала Артуру, глядя в его окно. А может, это ему только казалось, и луна была такая же, как и от своего сотворения.
   Спать. Мысль, достойная своего воплощения. Вот что надо сделать. Казалось, он не спал уже двое суток - разве в эту ночь он отдыхал? Да и до тех пор не слишком уделял время для этого. Его ноги уже почти подкашивались, и он с трудом добрел до своей холодной постели. Бросившись на нее в одежде, как был, он забылся беспробудным сном - из тех, в которых ничего не снится. Которые приходят, когда человек бывает слишком изможден событиями дня или работой, которые мало чем помогают, но просто жизненно необходимы.

Глава 9. Поиски, или сбывшаяся половинка мечты.

  
   Проснулся он тогда, когда часы показывали уже два часа дня, солнце изо всех сил светило в шторы, которые он предусмотрительно успел опустить, хотя вряд ли оно способно было прервать сон по своей воле - до такого состояния он дошел вчера. Не каждый день понимаешь, что ты остался один в большом городе, в котором все люди таинственно исчезли.
   Артур поднял глаза на потолок, с удовольствием замечая, что его настроение почему-то улучшилось. Потолок изобиловал различными узорами. Ему нравилось на них смотреть, пробуждаясь по утрам, но еще больше ему нравилось просто лежать и потягиваться всем телом, когда не нужно было никуда спешить и бежать. Хотя таких дней было, к сожалению, раз-два и обчелся. А если быть совсем точным, то за такой день можно было с небольшой натяжкой взять выходной. Остальные же дни пролетали, словно стая перелетных птиц, спасающихся от холодов в теплых краях.
   Так парень пролежал больше десяти минут. За это время он уже успел прокрутить в голове все то, что произошло вчера и понять, что сегодня это видится ему совсем иным.
   "Разве не я, еще вчера, так рьяно доказывал, что мысль материальна? А почему бы не допустить, что?.." - но в голове сразу встали тысячи возражений.
   С этими мыслями он решил покончить и просто позавтракать, а уж затем думать, что предпринять дальше. Читатель, может быть, удивится такому поведению Артура, но он ведь не знает, что этот мужчина за столько лет уже так свыкся со своим одиночеством, что и пропажа целого города со всеми его жителями не надолго выбила его из колеи.
   Ничто не могло расстроить Артура. Перед ним начинали рисоваться заманчивые перспективы; они звали его с собой, манили. Один. Совсем один. Во всем городе. Задумывался ли ты, читатель, что бы ты предпринял, оставшись в полном одиночестве в большом городе? Артур не раз задумывался об этом в детстве. Тогда он был уверен, что не сойдет с ума. Да, попросту он этого и представить не мог: ведь открывалось столько возможностей!
   Размышляя обо всем этом, он закончил свою утреннюю трапезу. Пора бы выйти на улицу и, быть может, увидеть вполне обыденное зрелище, и вчерашнее наваждение пройдет само собой, будто бы его и не бывало. И только тут он догадался выглянуть в окно. Но улица была все такой же безжизненной и пустой. Как и вчера. Шел снег.
   Артур выбежал на улицу, что было очень непривычно. Он, как и предполагал, никого не встретил. Это была снежная пустыня, лишенная жизни. Он прогулялся по району несколько часов, посетил несколько магазинов и бесплатно запасся продовольствием - было бы просто глупо оставлять в кассе деньги за свои "покупки". Поэтому на этот раз он поест более изысканные блюда, которые он не мог позволить себе при "той" жизни. Надо бы и одеться получше - эту курточку он носил уже четвертую зиму. В общем, планов у него была уйма. Но вместе с тем он ни на секунду не забывал о том, что произошло. И когда он вернулся "домой" (ведь теперь целый город стал для него одним большим домом), то начал обзванивать всех своих иногородних друзей, знакомых или просто людей, которые оставляли ему номера своих телефонов. Везде была тишина, будто бы это событие случилось не с одним только его городом, а настигло гораздо большую площадь.
   "Да если бы это произошло лишь с одним городом, - рассуждал Артур, - то здесь бы уже кого только не было. А если они заметили меня бы, то я б сейчас находился совсем в ином месте, а не наслаждался бы городским одиночеством".
   За окном спускалась ночная мгла, покрывая своей равнодушной завесой всю теневую часть Земли, равнодушно взирая на то, какие события происходят на ней - мироздание, похоже, не пошатнулось, а исчезли только люди.
   Наконец, Артур пришел в себя. Подсознательно он всегда помнил о том, что должно было произойти, если все это - сущая правда. Тогда должна бы осуществиться и вторая половина его мечты - та, что должна была прекратить его одиночество.
   Что движет желаниями человека в повседневной жизни? А точнее, что двигало? Путь его мыслей был нелегок и тернист. Словно приходилось пробираться сквозь рощу колючего кустарника, отмахиваясь от всех внешних помех, которые с детства сковывали мышление. Эти идеи, прививаемые нам другими людьми, очень часто содержат и их ошибки, довлеющие над ними настолько, что всякие другие варианты моментально отвергаются. Сейчас Артур пытался отбросить все лишние идеи, наблюдая за ночной тишиной, что расположилась там, где тонкое стекло окна заканчивалось. Его уже не беспокоили страхи. Он знал, что жизнь для него только начинается, и ему не суждено будет умереть в одиночестве. В это он снова начал верить.
   Завтрашний день должен будет принести нечто, что он ждал долгими однообразными годами. Об этом ему говорило шестое чувство. Сейчас ему приснится что-то, что поможет во всем разобраться.

Глава 10. Цветок жизни.

  
   Сон. Чудесная вещь. Особенно, если человек перестает заботиться о преходящих вещах и обо всех тех мелочах и заботах, которые окружают нас ежедневно и не дают покоя даже во сне, заставляя наше подсознание решать именно их, а не наслаждаться полетом воображения, мысли, восхитительными картинами, которые дарят чувство эстетического преклонения перед прекрасным, которые завораживают и заставляют забыть обо всем на свете.
   Артуру снилось, что он оторвался от земли и парит где-то высоко, нет, не в облаках, для этого он думал слишком много о вещах приземленных, и ему казалось, что он не может быть счастливым, если бы только не чудо. Невероятное событие, в реальность которого так трудно поверить. Оно перевернуло его жизнь.
   Внизу, в густом тумане, трудно было разобрать что-то конкретное. Отсюда все еле проступало, и можно было различить всего лишь основные контуры. Вот слева нарисовались тяжелые массивы гор. Они выступали пиками сквозь облака, суровые, непоколебимые, на деле, а не на словах постигшие значение слова "вечность". И пусть их жизнь исчислялась всего лишь миллионами лет, но для человека и такой срок может показаться вечностью. Их шапки, увенчанные многолетними снегами, внушали невольное уважение и почтение хотя бы своей кажущейся крепостью. Но, тем не менее, вера могла бы сдвинуть и эти горы. Все зависело лишь от силы этой веры: действительно ли она - в сердце, или всего лишь на устах?! Преграда каменных гигантов вскоре миновала, осталась где-то далеко позади, во тьме. Мысль все ускорялась, закружив в каком-то неимоверном хороводе все вокруг. Масса воздуха начала приобретать форму спирали, обретать видимые очертания, воды далекого моря начали перемещаться по какой-то непонятной траектории, то куда-то устремляясь, то вновь возвращаясь на свои места. А если очень сильно напрячь зрение, то можно было разглядеть далеко внизу очертания городских сооружений, высокие корпуса многоэтажных домов, которые, следуя полету человеческого воображения, поднимались все выше и выше, но до неба им было еще так же далеко, как и человеку до единства с природой. И уж надо было обладать глазом даже не орлиным, а еще более зрячим, чтобы разглядеть маленькие фигурки людей, снующие туда-сюда, поглощенные своими заботами - они даже не пытались разглядеть друг друга, не говоря уже о том, чтобы обратить свой взор на небо. Артур подсознательно по-прежнему жил в мире людей. Он, как ни думал о том, но не мог представить свою жизнь без них. Внизу люди и в самом деле ничего не замечали, не смея мечтать, когда есть шанс оторваться от земли и вырваться из притяжения, еще раз доказав несостоятельность науки как единственного средства для познания мира и себя.
   Артур считал себя далеко не идеалом, а скорее даже - наоборот. Он понемногу менялся, но думал, что, может, в мире есть тот человек, который ценит именно эти качества, встретит его, а он начнет ломать себя и станет совсем другим, неузнаваемым, потеряв свою изюминку, но, так и не обретя взамен другую. Хотя он считал, что в человеке изначально заложены ростки, конечно, в зачаточном состоянии всех человеческих качеств, другое дело, что в разном объеме.
   Вскоре он увидел то, что зачаровало его и отвлекло от всяких размышлений. Это было нечто воздушное. Оно пролегало сквозь перистые облачка, уходя куда-то вдаль, а затем резко обрывалось у самого горизонта вниз, к темным грядам зданий. Артур направил свой полет туда, к началу этого нечто. Когда он подлетел поближе, то заметил, что это - тропа. Тропа из бело-голубой массы, приятной на запах и ощущение, так как он уже успел и потрогать, и понюхать. А то, что во сне можно "слышать" запахи и чувствовать прикосновения - то известно, думается, каждому, кто видел схожие сны.
   Это оказалось вблизи еще прекраснее, чем он мог себе представить. Ощущение невероятной теплоты охватило всего его, и, что самое великолепное, это была не та теплота, которую человек испытывает физически, но та, которую трудно передать словами. Можно лишь почувствовать. И счастливы те люди, которые ощущали ее в себе. Артур еще никогда прежде не испытывал ничего подобного. Его привлекала это воздушное желе, что так выделялось среди прочих событий сна, как выделяется мазок акварели среди рисунка, нарисованного карандашом. Он успел разглядеть и то, как причудливо тропа извивалась сквозь облака. Не прошло и мига, как он был увлечен ей и летел с неимоверной скоростью и свободой. Снисхождение было долгим, хотя во сне понятие времени и отсутствует, но что-то подсказывало ему, что пронеслось много минут, когда он, наконец, разглядел город, охваченный, как и всегда, своими ежедневными проблемами. Тропа плавно спускалась, петляя через незнакомые ему здания, улицы, по которым он никогда не ходил. Здесь все было для него внове, но глубоко запало в память. Молодой человек уже увидел конечный путь этой чудесной небесной тропинки: она вела его к чему-то необычному, когда яркий поток света ворвался в его сознание, слепя и сбивая. Такое чувство испытываешь, когда после темной комнаты выходишь наружу, а там лежит свежевыпавший блестящий снег, и солнце радостно светит, а твои глаза никак не могут ничего разглядеть из-за резкой смены обстановки. Вся картина сна залилась светом, заискрилась, снопы искр рассыпались вокруг, заставляя зажмуриваться. Никуда нельзя было деться, так как свет был везде, свет проникал в каждую щелочку мозгу. И в самый последний момент Артур успел запомнить небольшой, внешне неприметный дом с восьмым этажом, куда вела эта тропа, меняясь так, что дух захватывало, но...
   На этом все оборвалось, и Артур проснулся от осознания того, что свет почему-то светит ему прямо в лицо. Полежав недолго, он с трудом поднялся. У него было смутное желание идти куда-то, перед его глазами все еще стоял образ дома, к которому его тянуло какой-то неведомой силой, что его несколько пугало. Впрочем, непохоже было, чтобы эта сила была недоброй.
   Наспех позавтракав, он быстро натянул на себя новую курточку и сбежал с лестницы. Было уже где-то одиннадцать утра. Хорошее время для того, чтобы прогуляться под утренним солнцем.
   Складки его одежды шелестели и развевались на ветру, стремясь настичь своего хозяина, но для них это было безнадежно. Артур же такого оптимизма не испытывал уже, наверное, никак не меньше лет пяти, хотя и этот срок казался ему маловатым. Он бежал, временами переходил на быстрый шаг. Это уже не был тот безумный неудержимый бег, которым он пытался спастись от непонятного и необъяснимого. Это был бег человека, который испытывает позитивные чувства и ждет от будущего только хорошее, несмотря на то, что весь его рассудок привык мыслить в другом ключе. Словом, впервые за последние много лет, Артур поддался внутреннему голосу, предоставив тому полную свободу действий на время, поставив разум в очередь ожидания, когда придет время решать проблемы.
   Так прошло несколько часов. Он уже потерял счет минутам. Мимо него проносилось столько разных мест, что он смело мог сказать: за эти последние два дня увидел в городе больше, чем за последнее десятилетие. По пути он захватил из раскрытого настежь магазина еду и перекусил на ходу. В общем, он видел себя хозяином города, хотя это было ему безразлично. Власть всегда ему претила.
   Мужчина ждал, что с минуты на минуту должно случиться чудо, что положит начало новой жизни. Дверь его сердца была раскрыта настежь, но некому было войти туда. Так может, люди не несут с собой такое уж большое зло, как он себе представлял? Ведь, без них жизнь теряет всякий смысл.
   Дома попадались все скромнее и скромнее, хотя тут было гораздо чище и опрятней, чем в центре. Здесь протекала и та река, которая проходила и через его район - это было неоспоримым фактом, поскольку в городе была всего одна река, да и та уже давно превратилась в какой-то городской мусорник. Эта тема была самой оживленной среди защитников природы, вот только мало что менялось. Большинство жителей по этому поводу не сильно огорчались.
   Как странно. Он здесь ни разу не был, но ощущает себя так, будто бы каждый день бродил по вот этим аллеям, сидел на этих скамейках и вдыхал приятный запах природы, незатравленной дымами сотен машин. Волнение осталась где-то позади.
   Эта дорога, эти сооружения Артур уже точно где-то видел. Уж не в сегодняшнем ли сне? Но этого однозначно он не мог сказать. Что он запомнил, так это необычную тропу, принадлежавшую волшебному миру его сна. Что она символизировала - он не мог решить. И, конечно, дом. Этого никак не забыть, не выкинуть из памяти даже при желании.
   Свернув за очередным поворотом, он вышел на тенистую аллею, сокрытую под заснеженными шапками деревьев, а весной - густой кроной деревьев. Он не пошел прямо по аллее, а свернул на узкую тропинку, скользившую среди сугробов снега, подобно змейке. Тропка огибала небольшую рощицу. Прошло не меньше получаса, и он достиг каменной мостовой, с выходом на набережную. Артур пошел вдоль нее, любуясь видом, что открывался перед ним.

Глава 11. Встреча с мечтой, или послесловие.

  
   Берег все никак не оканчивался, да это и не нужно было. Хотелось, чтобы подольше длилось это приятное чувство: душа согревалась, оттаивала от холода зимы, и требовалась для счастья еще самая малость.
   Он шел, смотря то на застывшую воду, накрытую отчетливым пластом снега, то на облака - они неслись в том же направлении, куда и он шел. Как интересно улетали пущенные вдаль камешки! Чем-то они напоминали ему птиц: тоже не терпели неволю, стремясь к свободе, невзирая ни на холод и голод, ни на одиночество. Впрочем, Артур фантазировал, и от воспоминания о птицах в нем проснулась жалость, что этого уже никогда не будет. А может они есть, но просто пока не попадались ему на глаза? Да! Наверное, так и есть. Ведь можно было не встретить ни одного живого существа и в "прошлой" жизни (конечно, если не считать людей). Ведь деревья же не исчезли вместе со всем остальным. Пропала только разумная жизнь - homo sapiens. Неужели, он так и закончит свою жизнь? Но ему все равно стоило в один день прекратить свое существование на этой земле, так стоит ли горевать?
   Размышления оборвались внезапно. Как будто мысль взяли и разрубили на две части: вторая улетела в сторону, и достать ее без лишних усилий никак нельзя было. А потому его внимание вновь вернулось к видимому миру.
   Глаза медленно поднимались вдаль. Через реку пролегал мост, хороший, крепкий. В былые времена по нему проезжали достаточно машин, да и по теперешнему его состоянию об этом можно было понять: он был усеян десятком машин и велосипедов.
   Дальше случился какой-то обрыв, помутнение в сознании. Будто одновременно выстрелили несколько пушек, взрыв раздался где-то рядом. Шум оглушил его, и Артур потерял почву под ногами, отчаянно хватаясь за воздух. Но обнаружив там только пустоту, с воплем рухнул на землю. Ему показалось, что в голове зияет дыра, и именно она искажает мир, заставляя видеть удивительные явления. Он видел то, чего не могло быть. Артур, сколько себя помнил, никогда не галлюцинировал; жажда не охватывала его настолько, чтобы он мог видеть миражи. Но это было из разряда того, что показывают по телевизору, чтобы привлечь любопытную публику, которая жаждет только одного: сенсаций и громких происшествий, падкую до таких вещей. Сбитый с толку мужчина в эту минуту чувствовал в себе весь дух этой публики. Он видел то, от чего сердце ушло в пятки, но не от страха, а от неожиданности.
   Неподвижная. Спокойная. Обрубленное дерево? Возможно, если бы это было не на краю проезжей части моста, где уложен асфальт вместо земли. До моста по прямой было довольно приличное расстояние, по крайней мере, машины лишь угадывались по своему характерному контуру. Но разве можно не заметить этот черный силуэт, застывший возле перил?! Хоть и недвижимый, он так контрастировал с окружающей обстановкой, что Артур почувствовал себя первым фотографом, сделавшим цветной снимок после сотен черно-белых.
   Мысль вновь начала лихорадочно работать. Сердце колотилось, а он очень ускоренным шагом срезал путь, пойдя прямиком через кустарник, хлеставший по куртке. Дыхание сбилось, и Артуру понадобилось время, чтобы отдышаться. После он побежал вдоль берега к мосту. Расстояние все сокращалось и сокращалось. Уже видно было, что это - никакое не дерево. Да Артур и так уже давно это понял. Просто не мог поверить в чудо.
   Камни отлетали прочь, снег забивался в ботинки, таял в них, и вскоре раздались хлюпающие звуки. Но это было так незначимо, что мужчина не обратил на это даже внимания. Солнце приятно катилось к востоку, небо на этот раз было совсем не красным. Если присмотреться, то было заметно, как оно спокойно, с поистине царственной грацией передвигалось по небосклону, мягко озирая всю землю и даря тепло и любовь.
   На середине моста определенно стоял человек. Это была девушка, поскольку ее длинные черные волосы изящно развевались на ветру. Ветер играл с ними какую-то свою игру, и они вроде принимали эти правила.
   Сердце упало куда-то вниз, в голове раздался шум морских волн, которые разбивались об острые камни. ОНА стояла спиной к нему, торжественно следя за закатом. Еще один день подходил к концу.
   Так значит, он - не единственный, кто выжил. Его мечта... Неужели она сбылась?! Он уже не мог ни о чем думать; все мысли покинули его. И он шагнул на встречу Неизвестности.
   Артур шел, спотыкаясь на каждом шагу, буквально рискуя упасть носом на мостовую. Весь мир настолько расплылся, то он удивился, когда увидел над самой головой девушки ТОТ дом и ТО окно, которое ему снилось. Но скоро все пропало, кроме этой хрупкой фигуры. Во всем мире теперь осталась одна она. Он замер, и если бы не его волосы, его тоже можно было бы издали принять за обрубленное дерево. Но вот голова медленно поднялась вверх, следя за облачком, которое чуть не закрыло солнце. В этот миг Артур потерял равновесие, силы начали покидать его, организм стал припоминать ему долгие часы ночного бодрствования и невнимание к своим просьбам.
   Минуло еще пару минут, а Артур все так же стоял на месте, не в силах даже пошевелиться. Одной рукой он мертвой хваткой вцепился в металлический поручень на краю моста. Это было его спасение. Мир вертелся, словно в калейдоскопе, и он потерял всякое представление о том, где был верх, а где низ.
   Ему не хватало сейчас никаких слов, чтобы описать того, кто был в центре всей картины - ЕЕ. Он просто многое понял. То, что было сокрыто от него долгие годы. То, в чем он не пытался найти счастье, но что звало его всегда, требовало обратить внимание. А когда он не внимал тому голосу, то на него обрушивалась меланхолия и одиночество.
   ... Голова девушки повернулась направо, в сторону своего дома. В этом у Артура не возникало почему-то никаких вопросов. Он знал это, как и то, что найдет ее...
   И вот в этот миг, что страшил и манил его, настал. Время потекло миллисекундами. Или это был трюк восприятия?! Но все стало таким инертным и плавным, как в замедленной видеосъемке. Плавный поворот головы возвращал ей прежнее положение. Но она не остановилась, а продолжила движение. Волосы по инерции улетали, но так медленно и величаво, в противоположную сторону. Ее лицо открывалось.
   Глаза. Эти глаза...
   Мир, казалось, взорвался в его голове с силой сверхновой звезды. Неужели он ощутил все миллионы оттенков цветов и услышал тончайшие звуки? Или это все иллюзия его больного воображения? Это был второй раз, когда он засомневался в том, что мир реален.
   ... Нет. Это реальность. Реальней некуда. Он это знал. Их глаза смотрели друг на друга уже несколько сотых долей секунды, но за это время прошла вечность ожидания.
   История.
   Все стало только историей, которая никогда не повторится, но будет пересказываться из уст в уста до бесконечности. Мир стал другим. Он уже не был холоден.
   Где-то так далеко, что нельзя было этого увидеть, стали рождаться новые звуки. Новые звуки нового мира. Голоса людей вспыхивали, как искра. Но сейчас два человека, обретших Жизнь, не нуждались в них - разве они нужны тем, кто живет вечно, кто является частью бессмертной и беспредельной Вселенной?
   Частицы бытия...
   Все это уже было где-то когда-то раньше...
   Разлука и Любовь.
   Смерть и Жизнь.
  

КОНЕЦ

Марк Веро

  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"